Последний памятник на Планете №101

Последний памятник

Повесть. Сказка

1

В Большом Справочнике Вселенной эта планета значится как «Планета №101». Обычно её называют просто: «Сто первая» или… «Столица». Почему Столица? Да потому что именно эта планета, планета со столь простым и скромным названием, и является столицей нашей Вселенной.

Вас, наверное, удивляет и настораживает сказанное мною «столицей нашей Вселенной»? Не удивляйтесь. Здесь нет ничего удивительного, а тем более тревожного. Сто первая планета является наиболее развитой во Вселенной и вполне естественно, что именно ей и предоставлено право (ни в коем случае не честь, потому что быть столицей — это никакая не честь, а всего-навсего право) быть столицей всего человечества. Сразу надо сказать, что Сто первая планета не самая старая, во Вселенной есть и куда более древние планеты. Однако, несмотря на свой небольшой, по сравнению с другими, возраст, (ей всего-навсего пять миллиардов лет, тогда как во Вселенной есть планеты, чей возраст в сотни и тысячи раз больше), Сто первая планета на сегодняшний момент опережает (и значительно) все другие планеты, как в духовном развитии, так и в техническом.

Здесь сразу необходимо кое-что уточнить. Это касается возраста планеты и того, каким образом этот возраст определяется. Во Вселенной уже очень давно было принято решение отсчитывать возраст планеты не с момента возникновения самой планеты, а с момента, когда на этой планете человек впервые скажет слово «люблю». И даже не важно, в каком именно значении человек употребит это слово, главное, чтобы он его сказал, и именно с этого момента и начинается отсчёт времени планеты, и этот день считается днём её рождения.

Теперь необходимо сказать и несколько слов о том, как именно определяются во Вселенной года. На каждой планете год длится своё, и только своё, количество времени. Поэтому, для удобства подсчётов и чтобы не было путаницы, было придумано специальное универсально-считывающее устройство, которое легко переводит года одной планеты в года другой. Именно это устройство я сейчас и использую. Пять миллиардов лет — это возраст Сто первой планеты в пересчёте на Земные года.

Статусом столицы Вселенной та или иная планета наделяется не навсегда. Раз в тысячу лет (по земному времяисчислению) Высший Верховный Совет Вселенной по Развитию (ВВСВР) сравнивает развитие всех планет во Вселенной, которые уже отпраздновали свой первый день рождения и по результатам этих сравнений и определяется столица на следующее тысячелетие. Вот уже без малого десять тысяч лет как столицей Вселенной по праву является Сто первая планета.

Идея посетить столицу Вселенной возникла у меня давно, но всё что-то мешало, что-то отвлекало, находились какие-то более важные дела и поездка откладывалась. И только тогда, когда я понял, что всегда будет что-то, что мешает и отвлекает, что считается более важным, я нашёл в себе силы ни на что не отвлекаться и бросить все так называемые «важные дела» и наконец-то воплотить свою эту идею в реальность.

2

Обратившись в Центральное Бюро Путешествий и Экскурсий по Вселенной (ЦБПЭВ), я узнал, что именно сейчас имеются так называемые «горящие путёвки» на Сто первую планету.

— Сколько стоит путёвка на одного человека? — строго спросил я у агента по продаже путёвок.

Прежде чем ответить, агенту необходимо было выяснить, кто я и чем занимаюсь, и можно ли вообще меня пускать, так сказать, в приличное общество. Для этого он внёс мои данные в компьютер и какое-то время мы оба ждали, что ответит программа. Волновался ли я во время ожидания результата? Переживал ли, что могу оказаться недостойным? Ничуть.

— Ну вот, — радостно произнёс агент, — всё и выяснилось. Вам дано разрешение на посещение столицы Вселенной. Поздравляю!

— Честно говоря, — усмехнувшись, ответил я, — в том, что я получу такое разрешение, у меня не было никаких сомнений. — На это агент обозначил на своём лице дежурную улыбку. — Меня больше интересует цена. Сколько стоит это путешествие? Могу ли я себе это позволить?

— Цена, цена, цена, — задумчиво говорил агент, глядя в экран компьютера и щёлкая пальцами по клавишам так, как будто играл на рояле. — Цены наши… — не спеша говорил агент, — Вас приятно… — агент посмотрел на меня, улыбнулся, снова посмотрел на экран, — удивят.

— Так уж и удивят, — я старался говорить как можно более серьёзнее.

— Удивят, не то слово, — тихо промолвил агент. — Вот! — радостно воскликнул он. — Вот и Ваша цена. Смотрите! — с этими словами, агент повернул экран компьютера ко мне. — Читайте. Цена для Вас равняется всего-навсего одной сказке, которую Вы напишете о Сто первой планете после того, как вернётесь домой. Вас такая цена устраивает?

— Всего-навсего? — недовольно произнёс я.

— Для Вас это дорого? — испуганно спросил агент.

— Нет, но… — отвечал я. — Почему Вы думаете, что написать одну сказку — это… «всего-навсего»?

— Но здесь так сказано, — агент показал на экран компьютера. — Это не я придумал, это здесь так написано, что для Вас написать одну сказку — это «всего-навсего». Впрочем, если Вас не устраивает цена, то… Может, Вам не обязательно посещать столицу? Мы могли бы найти для Вас что-нибудь подешевле.

— Устраивает, — перебил я агента, стараясь казаться как можно более недовольным и боясь, что путешествие может сорваться. Но мне хотелось показать ему, что писать сказки — это далеко не «всего-навсего» и…, что цена на путёвку оказалась всё же не такой уж и низкой, как я ожидал.

Заполнив все необходимые бумаги, прочитав все необходимые инструкции, подписав множество разных обязательств, я простился с агентом и уже на следующий день оказался на Сто первой планете.

3

Каждого, кто впервые оказывается в столице Вселенной, обязательно отвезут на Центральную Площадь или, как её ещё называют, «Площадь Последнего Памятника». Это памятник человеку, который когда-то, очень давно, жил на Сто первой планете. Когда я узнал, что на самой развитой планете Вселенной до сих пор стоят памятники людям, то был этим обстоятельством крайне удивлён.

— Наверное, — сказал экскурсовод, — многие из вас задались вопросом, почему на самой развитой планете Вселенной до сих пор стоит памятник человеку? Сразу скажу, что это единственный памятник вообще, а не только человеку, на нашей планете. И кроме этого памятника, на нашей планете нет более ни одного памятника и ни одна улица на нашей планете, кроме той, что ведёт к Центральной Площади, не названа в честь человека. На Центральную Площадь ведёт всего одна улица и эта улица названа в честь того человека, кому поставлен памятник.

— Почему памятник именно этому человеку вы не стёрли с лица своей планеты? — спросила художница с планеты, носящей название Добрая. — Это, наверное, очень хороший человек? Наверное, это лучший человек из всех, которые жили на вашей планете? Да?

— Хороший? — испуганно переспросил экскурсовод. — Ну что Вы! Кто же ставит памятник хорошему человеку? Хорошие люди в памятниках не нуждаются.

— Почему не нуждаются? — поинтересовался композитор с планеты, носящей название Славная. — По-моему, так очень даже нуждаются. Особенно те люди нуждаются в памятниках, кто совершает хорошие поступки. Кому же и ставить памятники, как не хорошим людям или выдающимся в творческом смысле людям? Вот я! Мне на моей планете при жизни поставлен памятник за симфонию, которую я сочинил и которая победила на Вселенском конкурсе симфоний. И я этому очень рад. Я, можно сказать, стремился к этому всю свою жизнь. Это было смыслом моей жизни, а Вы говорите, что хорошие люди в памятниках не нуждаются. Ещё как нуждаются!

Здесь сразу надо указать, что вся наша экскурсионная группа состояла из творческих людей с разных планет: писателей, художников, артистов, композиторов и так далее.

— Нет-нет, что Вы, — объяснял экскурсовод, — уже два миллиарда лет назад мы осознали, как пагубно влияют на психическое здоровье людей памятники, которые ставятся людям за их так называемые хорошие поступки. Когда-то, очень и очень давно, и мы тоже, как и многие во Вселенной, увековечивали имена людей, вносивших значительный вклад в развитие нашей планеты. Мы называли их героями и выдающимися людьми, вручали им правительственные награды и огромные денежные премии, а их имена присваивали городам и улицам городов, ставили им памятники, присваивали их имена заводам, станциям метро и фабрикам. Но с момента, когда мы поняли, что любое возвеличивание человека пагубно влияет на его дальнейшее развитие; и что не выдающиеся открытия и не геройские поступки отдельных личностей определяют развитие человека и направление его развития, а наоборот, так называемые героические поступки и выдающиеся свершения и творения, если на них слишком концентрироваться, мешают его развитию, мешают развитию человека, мы отказались от всей этой ерунды.

— Так, а… кто же это, чей памятник Вы оставили? — спросил я.

— Это памятник одному… самому подлому, самому дрянному, самому низкому человеку из всех, когда-либо родившихся на нашей планете, — ответил экскурсовод. — Этот памятник поставлен в напоминание живущим и тем, кто будет жить, что только глупость человеческая достойна того, чтобы ей ставить памятники. И то! Не всякая глупость достойна памятника, а только самая страшная.

— И глупость, совершённую этим человеком, вы признали самой страшной? — спросил я.

— Да! — уверенно ответил экскурсовод. — И не только совершённая этим человеком глупость признана самой страшной, но и путь, который вёл к этой глупости признан самым страшным. Вот почему улица, которая ведёт на Центральную Площадь, названа в честь того, кто и совершил величайшую глупость. Эта улица символизирует собой тот путь, который приводит человека к глупости. Среди огромного количества разнообразной глупости, только эта была признана исключительной и достойной того, чтобы её увековечили в памятнике. Давайте подойдём к памятнику поближе.

— Как звали героя? — спросил я.

— Что? — не понял моего вопроса экскурсовод.

— Имя, — уточнил я. — Как имя того, кто совершил самую великую глупость?

— Так ли уж это важно? — ответил экскурсовод.

— Я должен буду написать сказку о своём путешествии, — ответил я. — Впрочем… Не хотите, можете не говорить. Имя я придумаю сам.

— Нет! — испуганно воскликнул экскурсовод. — Нельзя ни в коем случае ничего придумывать.

— Так это же сказка, — оправдывался я.

— Тем более, — горячо ответил экскурсовод. — Тем более, если дело касается сказки. В сказках должна быть только правда. Вы свои сказки для кого пишете?

— Для взрослых, — ответил я.

— Вот, видите, — многозначительно сказал экскурсовод, — Вы пишете свои сказки для взрослых. Взрослых ни в коем случае нельзя обманывать, даже тогда, когда рассказываешь им сказки. Ведь взрослые, в отличие от детей, слишком серьёзно относятся к сказкам. Вы понимаете? Слишком серьёзно!

— Можно подумать, что детей обманывать можно, — сказал я.

— Детей тоже нельзя обманывать, — согласился экскурсовод, — но дети, в отличие от взрослых, не спешат делать выводы. Дети несерьёзны. Тогда как взрослые делают выводы моментально, не задумываясь над тем, насколько информация, полученная ими, соответствует истине.

— Хорошо, я буду в своих сказках говорить только правду, — ответил я. — Но, в таком случае, Вы должны сами назвать имя негодяя и подлеца.

— Его имя… — экскурсовод запнулся. — Нет. Не могу. Язык не поворачивается произнести имя этого человека. Вы вот что, писатель, Вы сами придумайте ему какое-нибудь имя.

— А как же правда, которую только и можно говорить взрослым? — спросил я.

— О чём Вы, писатель? — усмехнулся экскурсовод. — Какая правда? Тем более, когда имеешь дело со сказкой. Сказка — всегда ложь.

— В таком случае мне не понятна Ваша недавняя нервозность, — удивился я. — К чему было всё это возмущение? К чему были Ваши восклицания насчёт того, что взрослые всё воспринимают серьёзно и спешат, в отличие от детей, делать выводы, основанные на непроверенной информации?

— К чему было моё возмущение? — переспросил экскурсовод. — Это всё часть того ужаса, который принёс на нашу планету этот человек. Видите, мы только подошли к памятнику, а я уже впал в некоторое безумие и понёс какую-то ахинею. А всё почему? А всё потому, что глупость заразна. Глупость, особенно если она выдающаяся, в каком бы виде она не являлась человеку, способна поражать человеческий мозг. Глупость, даже если она предстаёт человеку в виде памятника, так же негативно влияет на человеческую способность здраво мыслить, как если бы она явилась в каком-нибудь живом образе. Понимаете? Вот почему опасны памятники. Ведь любой памятник, кому бы он не был поставлен, является безусловной глупостью и люди, которые слишком обращают на памятники внимание, волей-неволей приобщаются к этой глупости. Понимаете?

— Понимаю, глупость заразна, — ответил я, — даже если она всего-навсего памятник. Так как же насчёт имени-то? Самому придумать? Или Вы скажете?

— Его имя — Всучинни, — ответил экскурсовод. — Сейчас я расскажу Вам его историю.

— Улица Всучинни? — уточнил я.

— Да. Человек, чей памятник сейчас перед Вами, носил имя Всучинни, — пояснил экскурсовод. — Такое вот простое, незамысловатое было его имя. Всучинни — это человек, который совершил на нашей планете самую великую глупость.

— А что такого плохого совершил Всучинни, что ему поставили памятник? — спросил скульптор с планеты Весёлая.

— Скоро вы всё узнаете, господа, — сказал экскурсовод. — Ни один гость нашей планеты не может покинуть Центральную Площадь до тех пор, пока не познакомится с жизнью и деятельностью Всучинни. Закрывайте глаза и вы всё увидите.

Мы закрыли глаза и оказались в далёком прошлом. Мы все оказались в том самом времени, когда Сто первая планета ещё не была столицей Вселенной и когда на Сто первой планете совершалась величайшая глупость. Более того, мы оказались в эпицентре событий.

4

Вот уже более двух часов Всучинни бродил по супермаркету и настроение его с каждой минутой становилось всё хуже и хуже.

— Мир полон зла, — злорадно произнёс Всучинни, оглядываясь по сторонам.

— Что? — переспросила женщина, которая рядом с Всучинни мерила резиновые сапоги.

— Мир, — громко повторил Всучинни, — полон зла.

— Я Вас не понимаю, — испуганно сказала женщина.

— А Вам меня и не понять, — сказал Всучинни. Не понять по той причине, что… Всё просто. Всё слишком, слишком просто. Просто, как те резиновые сапоги, что Вы сейчас выбираете для себя.

— Просто? — переспросила женщина.

— И дёшево, — многозначительно добавил Всучинни. — Всё просто и дёшево.

— Просто и дёшево? — переспросила женщина, не понимая о чём идёт речь.

Всучинни бросил на женщину взгляд, полный ненависти и, ничего более не объясняя, быстрым шагом покинул супермаркет.

Дома, обедая, он жаловался жене.

— Пойми, дорогая, — говорил Всучинни, — я чувствую, что людям на нашей планете плохо. Понимаешь?

— С чего ты это взял дорогой? — поинтересовалась жена.

— Да что же я слепой что ли? — ответил Всучинни. — Я смотрю на людей, я вижу их лица и понимаю, что жизнь их им не доставляет радость. Люди на нашей планете несчастны. А всё почему? А всё потому, что слишком у нас на планете всё просто, — ответил Всучинни.

— Всё просто? — переспросила жена.

— Просто и дёшево, — ответил Всучинни.

— Просто и дёшево? — переспросила жена.

— Ты! — заорал Всучинни, вскакивая из-за стола. — Ты — как та дура, что мерила резиновые сапоги в супермаркете. И она, вот так же, как и ты, переспросила меня: «Просто и дёшево?» — Всучинни кривлялся, показывая ту женщину из супермаркета.

— Какая дура? — испуганно спросила жена. — Какие резиновые сапоги?

— Резиновые сапоги за двести монет, — ответил Всучинни. — Она мерила резиновые сапоги за двести монет. Ты пойми, что резиновые сапоги за двести монет — это даже не покупка. Понимаешь?

— А что это? — спросила жена.

— Я не знаю, что это, — ответил Всучинни. — Это дрянь какая-то, мура, ерунда. Это что угодно, но только не покупка. Это как куртка за пятьсот монет, которую в соседнем отделе мерил один мужик.

— Ты опять шлялся по супермаркету? — сурово спросила жена.

— Да! Опять! — нервно жестикулируя, отвечал Всучинни.

— Ты же обещал мне больше не смотреть за тем, как люди покупают, — сказала жена.

— Обещал, но… — Всучинни несколько успокоился и старательно подбирал слова с тем, чтобы донести до жены суть происходящего с ним. — Я не могу смотреть на то, как люди сами, понимаешь ты, сами, своими собственными руками, лишают себя счастья. Они покупают не для того, чтобы получить удовольствие.

— Конечно не для того, — сказала жена. — Какое может быть удовольствие от покупки? Покупка — это удовлетворение потребностей, а не способ испытать удовольствие.

— Вот именно! — радостно воскликнул Всучинни. — Вот именно, что событие, которое носит постоянный и частый характер, не вызывает в человеке никаких положительных эмоций. И ситуация на нашей планете сложилась катастрофическая. Понимаешь? — жена отрицательно повертела головой, показывая, что она не понимает его. — Я объясню. Я уже год… Нет… Больше года прошло с тех пор, как я впервые об этом задумался. Это случилось вдруг. В один прекрасный момент я обратил внимание на то, как именно люди удовлетворяют свои естественные потребности; как они едят, спят, ходят на работу. В том числе и совершают покупки. Всё это они делают без особых эмоций. В их поведении, в лучшем случае, сквозит скука и равнодушие ко всему. До этого я никогда ни о чём подобном не думал. До этого момента я и сам, как сотни миллиардов на нашей планете, ходил по магазинам и совершал покупки и… всё это без радости, без удовольствия. И тогда я решил, что обязан в этом разобраться. Сейчас я уже понял, в чём причина, но тогда я ещё этого не знал. Я решил, что не успокоюсь до тех пор, пока не выясню, в чём причина. Мне необходимо было понаблюдать за людьми. Домой к ним я ходить не могу, сама понимаешь, почему.

— Понимаю, — ответила жена.

— И тогда я стал ходить по магазинам, — продолжал объяснять суть дела Всучинни, — и наблюдать за покупателями, за тем, что и как они покупают, и думать, думать, думать. Я ходил и думал. Я смотрел, как покупают квартиры и дома, как покупают автомобили, стиральные машины и холодильники, как покупают одежду, я смотрел, как покупают вообще всё. И я понял. Я понял, что наш мир опутан сетью зла. Зло опутало наш мир. И это самое зло не даёт сотням миллиардов людей быть счастливыми большую часть времени. И знаешь, дорогая, что является этим злом? — жена снова отрицательно повертела головой. — Цены!

— Цены? — испуганно спросила жена.

— Низкие цены! — зловеще прошептал Всучинни.

— Низкие цены? — переспросила жена. — А что значит «низкие цены»?

— Это значит, что цена, которую мы платим за товар, в котором нуждаемся, очень низкая, — ответил Всучинни. — Сапоги резиновые за двести монет — это, можно сказать, даром. А куртка зимняя за пятьсот монет? А однокомнатная квартира за сто тысяч монет? Ведь это издевательство над человеком!

— Но почему? — не понимала жена.

— Да потому, — отвечал Всучинни, — что минимальная зарплата человека на нашей планете сто тысяч монет в месяц. И выходит, что каждый человек может спокойно покупать себе однокомнатную квартиру хоть каждые два месяца. Автомобиль стоит тридцать тысяч. Да ведь это… уму непостижимо. Какое же может быть здесь удовольствие от покупки автомобиля? Килограмм картошки стоит десять монет. Морковка — пять монет за кило. Гречневая крупа, стыдно сказать, — двадцать пять монет за кило.

— И что ты предлагаешь? — спросила жена.

— Я предлагаю спасти общество, — ответил Всучинни. — Я предлагаю насытить человеческую жизнь эмоциями.

— Каким образом? — спросила жена.

— А вот смотри, — с этими словами Всучинни достал из сумки резиновые сапоги. — Это я купил сегодня за двести монет. Хорошие сапоги?

— Обычные, — ответила жена. — Обычные резиновые сапоги, какие надевают, когда на улице идёт дождь.

— Вот именно, это самые обычные резиновые сапоги, — согласился Всучинни. — Купила бы ты такие сапоги, скажем, за три тысячи монет?

— Нет, конечно, — ответила жена. — Что я… с ума сошла? Да и какому идиоту придёт в голову идея продавать эти сапоги за три тысячи монет?

— А пройдёт какое-то время и женщины будут покупать эти сапоги и за три тысячи, и за тридцать тысяч, и даже за сто тысяч, — сказал Всучинни.

— Ты хочешь создать дефицит товара? — испуганно спросила жена. — Но ведь… дефицит в жилье, в еде, образовании, питании, здравоохранении, в одежде и прочих вещах, необходимых для нормальной жизни человека, запрещён законом и на все эти вещи установлена фиксированная цена.

— Вот ещё, — усмехнулся Всучинни в ответ, — очень мне нужно вступать в конфликт с законом. Никакого дефицита не будет. Мы сыграем на естественной потребности человека испытывать эмоции от низменных потребностей, которая в данный момент в нём уснула.

— Каким образом? — спросила жена.

— Есть у меня идея, но… — Всучинни задумался, — для этого мне необходимо поговорить с президентом нашей планеты.

5

Третий час Всучинни сидел в гостиной у президента планеты и пытался убедить его в своей правоте.

— Да пойми ты, чудак-человек, — говорил Всучинни, — ведь всё должно начаться с тебя! Понимаешь ты или нет? С тебя!

— Не знаю, — мрачно отвечал президент, — не знаю, чем я могу тебе помочь?

— Но в целом-то мысль моя тебе ясна? — спрашивал Всучинни.

— В целом мысль твоя мне понятна, — ответил президент. — Ты хочешь заставить людей испытывать восторженные эмоции от покупок.

— Не только это, — воскликнул Всучинни, — не только необходимо заставить человека испытывать позитивные эмоции от покупок, но и негативные от невозможности совершить эту покупку. Здесь одно без другого немыслимо, понимаешь? Да и не в одних покупках дело. Суть в том, что огромное число удовлетворённых потребностей проходят у человека без особых эмоций. Понимаешь? И что будет плохого, если мы с тобой насытим положительными эмоциями простые вещи? Мы научим человека радоваться пустякам! Понимаешь?

— Понимаю, — ответил президент. — Но чем я-то могу тебе в этом помочь, друг? Гречневую кашу с маслом будешь?

— Ты? — Всучинни серьёзно посмотрел в глаза президенту Сто первой планеты. — Погоди ты с гречневой кашей. Вот, кстати, та же гречневая каша. Почему ты так просто питаешься? Впрочем… об этом после. Сейчас надо думать о более серьёзных вещах.

— О каких? — спросил президент.

— Ты должен узаконить выборы президента, друг, — ответил Всучинни.

— Выборы президента? — удивился президент. — Это ещё что за глупость? Зачем устраивать выборы, если и без выборов всё ясно? Да и… дорого это, выборы.

— Нет, это не глупость, — отвечал Всучинни. — Не глупость. А то, что дорого, так это даже очень хорошо. В том, что это дорого и заключается вся суть, весь, так сказать, секрет. Я сейчас тебе объясню. Вот, смотри. Да погоди ты со своей кашей, — Всучинни взял тарелку президента с гречневой кашей, которую тот собирался есть и убрал её в холодильник. — После поешь. Вот я уйду и ешь свою гречневую кашу, сколько хочешь. Но на твоём месте я бы пересмотрел своё меню. Твоя пища слишком проста.

— Она проста, но мне достаточно её, — оправдывался президент.

Всучинни с ненавистью посмотрел на президента.

— Сейчас, — строго сказал Всучинни, — подумай лучше над тем, кто сегодня хочет быть президентом?

— Да в том-то и дело, что никто, — отвечал президент, — или, если быть совершенно точным, то вообще никто. Вот почему президентом на нашей планете становятся, как правило, по принуждению. Лично я тянул жребий.

— Вот именно, что… по принуждению, — сказал Всучинни. — И даже те, кто хочет быть президентом, особо на своей кандидатуре не настаивают. Ведь так? Вы, вон, даже жребий тянете, кому быть президентом.

— Так, — согласился президент. — Мне не повезло и я вытянул короткую спичку.

— А почему? — спросил Всучинни.

— Что почему? — спросил президент.

— Почему тебе не повезло? — спросил Всучинни.

— Не знаю, — ответил президент, — должность незавидная?

— Незавидная, — согласился Всучинни. — А почему?

— Почему? — спросил президент.

— Потому что нет вокруг этой должности необходимой суеты, — ответил Всучинни, — слишком легко и просто ты получаешь эту должность, вот почему нет ни восторга, ни радости. Сегодня на нашей планете одинаково просто получить должность дворника и президента. А теперь представь, что на должность президента так просто не попасть. Что необходимо выиграть выборы, чтобы стать президентом.

— Выборы? — переспросил президент.

— Выборы, — ответил Всучинни.

— Выборы президента? — уточнил президент.

— Президента, — ответил Всучинни.

— А дворников тоже будут выбирать? — спросил президент.

— Дворников выбирать не будут, — ответил Всучинни, раздражаясь непониманием президента, — с дворниками всё останется по-прежнему.

— А президента кто выбирать-то будет? — спросил президент.

— Так это… как кто? — удивился Всучинни. — Народ, конечно. Да хотя бы те же самые дворники и будут. Одним словом, это будут жители нашей планеты. Они и будут выбирать себе президента.

— Народ? — удивился президент. — А почему народ? Да и с какой вообще стати здесь народ? При чём здесь народ? Есть Центральный отдел кадров, который подбирает необходимую кандидатуру и… При чём здесь народ?

— Да в том-то и дело, что народ здесь вообще не при чём, — захлёбываясь от восторга, пояснял Всучинни. — В этом-то и заключается залог будущего успеха. Народ не при чём, а ему поручают выбирать. Ты только вдумайся, друг, что происходит. Народу, который в принципе к этому никакого отношения не имеет и иметь-то не может, ведь он и в самом деле не Центральный отдел кадров, даётся право выбрать президента. Ну разве не гениально? Ему даётся право выбора не своего жизненного пути, не своей цели в жизни, а… выборы президента. Казалось бы, мелочь, пустяк, не значащий ничего, но эффект от этого пустяка, вот увидишь, будет грандиозный, друг. А главное, что всё это эмоционально окрасит жизнь нашего общества.

— Ты думаешь? — сомневался президент.

— Думаю?! — восклицал в ответ Всучинни. — Да я не думаю! Я уверен в этом. Я уверен, что всё начнётся именно с этого. Поверь мне, друг. Да что зря болтать. Пойдём на улицу и ты сам всё увидишь.

6

Всучинни и президент Сто первой планеты вышли на улицу. Оглядевшись по сторонам, Всучинни показал на первого мимо проходящего человека.

— Вот, смотри, — сказал он президенту и окликнул прохожего. — Гражданин! Гражданин, я к тебе обращаюсь. Можно тебя на минутку.

— Я слушаю тебя, — серьёзно ответил прохожий.

— Ты знаешь, кто я такой? — спросил Всучинни.

— Понятия не имею, — честно ответил прохожий. — Я впервые тебя вижу, друг. Я тебя не знаю и, если честно, то и знать не хочу. Я могу идти дальше?

— Ещё один вопрос, — сказал Всучинни. — А этого человека, — Всучинни показал на президента, — его ты знаешь?

— Разумеется, знаю, — ответил прохожий. — Это Дурачелли, президент нашей планеты. Здравствуй, Дурачелли.

— Здравствуй, друг, — ответил президент.

— Скажите, гражданин, вот сейчас, когда перед тобой президент нашей планеты, ты испытываешь какие-нибудь особые эмоции? — спросил Всучинни.

— Нет, — честно ответил гражданин. — А должен?

— Ну как же! — возмущённо воскликнул Всучинни, — Как же можно не испытывать особых эмоций, когда рядом с тобой президент планеты! Ну-же! Подумай хорошенько! Может, всё же какие-то эмоции испытываешь?

— Нет, — сказал прохожий, ещё раз внимательно оглядев президента с ног до головы, — ничего такого я не испытываю. Так я пойду? Очень, знаешь ли, много дел впереди. Я сейчас слишком озабочен своим собственным развитием. Видишь ли, друг, в чём дело. Последнее время я слишком мало уделял внимания своему собственному развитию. Чувствую, что топчусь на месте в своих творческих способностях. Это меня действительно волнует. А Дурачелли меня совершенно не волнует.

Прохожий слегка поклонился президенту и Всучинни и пошёл своей дорогой. Всучинни некоторое время смотрел ему вслед, затем тяжело вздохнул и посмотрел на президента.

— Теперь ты видишь, — сказал Всучинни, — абсолютное равнодушие. Его волнуешь не ты, а его собственное развитие! Что может быть ужаснее? Тебе не страшно за планету? Мимо тебя проходят сотни людей, они видят тебя, они узнают тебя, и ни у кого из них при этом не повышается давление, ничьё сердце не начинает сильнее биться. Эдакое абсолютное эмоциональное равнодушие! Их, видите ли, волнует их собственное развитие! Эгоисты! Тебе не страшно? Мне страшно. Мне страшно, потому что мы имеем дело с… явно выраженной эмоциональной тупостью людей. Я это ещё в магазине заметил, когда смотрел за тем, как женщина покупала себе резиновые сапоги. Женщина! И вдруг — резиновые сапоги. За двести монет. Я… год! Понимаешь? Я целый год за ними всеми наблюдал. Дебилы! Одни дебилы вокруг. Для них нет разницы, купить морковку или квартиру, путёвку на южный курорт или буханку хлеба, резиновые сапоги или стать президентом. Вот ты радовался, когда стал президентом?

— Нет, конечно, — ответил президент. — Чему здесь радоваться? Я тогда, как и все, думал о развитии своих творческих способностей и волновался, что новая должность будет мешать мне их развивать.

— Живут… — Всучинни скорчил кислую мину, как будто ел лимон, — Живут какими-то своими личными проблемами, своими личными мечтами и целями, и только это и заставляет их испытывать эмоции; ни еда, ни покупки, ни должности, ни нахождение рядом с великим человеком, а свои какие-то личные проблемы. Едят без эмоций, спать ложатся без эмоций, проходят мимо президента… и ноль эмоций. Президентами становятся и то ноль эмоций.

— Эмоциональная тупость? — спросил президент.

— Поверь мне, Дурачелли, я знаю, о чём говорю, — сказал Всучинни. — Но мы можем всё исправить.

— Исправить? — недоверчиво переспросил президент.

— Ты хочешь видеть свой народ счастливым и радостным? — спросил Всучинни. — Ты хочешь видеть свой народ не озабоченным развитием своих творческих способностей и испытывающими редкую радость только в момент созерцания результатов своего творчества, а счастливыми и радостными постоянно?

— Мой народ? — испуганно переспросил президент.

— Твой, Дурачелли, твой, — ответил Всучинни. — Привыкай именно так относиться к тем людям, которые живут на планете, которой ты правишь. И ведь, наверное, ты не слепой, Дурачелли. Наверное, ты видишь, что на планете, которой, между прочим, ты правишь, твой народ несчастен.

— Мой народ несчастен? — спросил президент. — С чего ты взял?

— С того, — зло прошипел в ответ Всучинни, — что вижу это собственными глазами. И странно, Дурачелли, что ты этого не видишь. Только что ты разговаривал с человеком и не увидел, что он несчастен.

— Он не испытывал положительных эмоций относительно меня, но разве это говорит о том, что он несчастен? — спросил президент.

— Здесь не в тебе одном дело, Дурачелли, — задумчиво ответил Всучинни, — ты, конечно, яркое тому подтверждение, но… Дело не только в тебе. Есть жизненные потребности, понимаешь, которые человек каждый день вынужден удовлетворять.

— И что? — спросил президент.

— А то, — ответил Всучинни, — что удовлетворяя эти потребности, человек не испытывает никаких эмоций.

— А должен? — спросил президент.

— Ты что, издеваешься надо мной, Дурачелли? — спросил Всучинни.

— Нет-нет, что ты, — испугался президент. — Я даже имени твоего не знаю.

— И не надо тебе знать моего имени, — сказал Всучинни. — Во всяком случае, пока не надо. Ты президент. Ты главный. Не испытывать эмоции, находясь рядом с тобой, — это ненормально. Восторг, страх, ненависть! Что угодно, но человек обязан, находясь рядом с тобой, испытывать сильнейшие эмоции. И страх! Страх, в любом случае, и… Страх — это обязательно.

— Страх? — удивился президент.

— Не будет страха — не будет и счастья, — ответил Всучинни. — Хочешь, чтобы твой народ был счастлив?

— Испытывал восторженные положительные эмоции? — уточнил президент.

— Да, — твёрдо произнёс Всучинни.

— Конечно хочу, — сказал президент.

— Тогда погрузи его в страх, — сказал Всучинни. — Погрузи его в сильнейшие отрицательные эмоции. Не будет отрицательных эмоций — не будет и положительных. Всё взаимосвязано. Не будет трудностей — не будет и радости от их преодоления. Понимаешь?

— Но… — попытался было возразить президент.

— Ты хочешь спросить, Дурачелли, при чём здесь насущные потребности? — перебил президента Всучинни. — Отвечу. Нет ничего лучше, чем эмоционально возбуждаться от удовлетворения или неудовлетворения именно насущных и каждодневных потребностей. Проще говоря, человек даже в туалет должен ходить и испытывать по этому поводу восторг. Ты пойми, Дурачелли, что в этой голове, — Всучинни показал на свою голову, — столько разных светлых мыслей… Столько! Мыслей! Светлых! Чистых! Я сейчас не могу тебе всего объяснить. Твои выборы — это начало всего. С этого всё начнётся. Обещаю, что не пройдёт и полгода, как люди от страха перед тобой начнут класть в штаны.

— Какой ужас, — прошептал президент. — И это ты называешь благом для моего народа.

— Вот! Твоего народа! — радостно сказал Всучинни. — Молодец. Главное ты уже усвоил, что народ — он твой. И планета, Дурачелли, тоже твоя.

— И планета моя? — удивился президент.

— Твоя! — уверенно ответил Всучинни. — А насчёт того, что народ твой начнёт в штаны класть от страха перед тобой, то это нормально.

— Нормально? — переспросил президент.

— С философской точки зрения, — серьёзно ответил Всучинни. — С психологической, так сказать, точки зрения. Страх и горе — эмоции, которые лежат в основе счастья. Нет страха — нет счастья, которое обретается путём преодоления страха. Нет горя — нет и радости, которая приобретается путём преодоления горя.

— Ты считаешь, что у моего народа мало горя? — спросил президент.

— И горя тоже мало, — ответил Всучинни, — а главное, что у твоего народа полностью страх отсутствует. О каких эмоциях можно говорить, когда нет страха. Ты вспомни, когда наша планета с кем-нибудь последний раз воевала?

— Да уж и не вспомню, наверное, — ответил президент.

— Не наверное, а точно, — сказал Всучинни и тяжело вздохнул. — Нет, пришла пора за вас браться. Сразу, как только ты выиграешь выборы, начни с кем-нибудь войну. Ничто так не пугает людей, как война. Кстати, насчёт выборов. Выборы должны быть на всех уровнях власти.

— Власти? — переспросил президент.

— А как же, — весело ответил Всучинни, — конечно, власти. Твоя должность — это, в первую очередь, власть, а никакая не высокая ответственность перед народом, как это вы сейчас называете. Знаешь, что такое власть? Власть — это возможность и способность навязывать другим свою волю! Понимаешь? Ответственность — это когда ты не прячешься за спины других и честно выполняешь свои обязанности, не боясь признания собственной вины, когда в чём-то действительно виноват, а власть — это способность и возможность заставить людей действовать вопреки их собственной воле.

— Здорово! — восторженно произнёс президент.

— Нравится? То-то же, — усмехнулся Всучинни. — А дальше будет ещё лучше. Нет, что не говори, а мало, мало вас всех в детстве били.

— Нас вообще в детстве не били, — сказал президент. — Запрещено законом. Статья первая уголовного кодекса.

— И плохо, что не били, — сказал Всучинни. — Откуда же взяться отрицательным эмоциям, на основе которых только и могут появиться положительные, как не в детском возрасте, когда ребёнка бьют? Глупый закон. Ты его отменишь.

— Народ будет против, — неуверенно сказал президент.

— Да плевать на народ, — сказал Всучинни, — кто его вообще спрашивать-то будет? Народ! Тем более, что законы менять ты будешь не сам, а с помощью законодательного органа. Куда, кстати, мы тоже устроим выборы. И во все исполнительные органы власти мы также устроим выборы и выбираться у нас будет не только президент, а любой, кто будет нести в себе хоть крупицу власти.

— Что-то я сомневаюсь, что выборы в законодательные и исполнительные органы возможны, — сказал президент. — По закону человек имеет право отказаться от любой работы, которую ему предложит бюро по трудоустройству. Ты же знаешь, что нигде так сложно не обстоят дела с наймом персонала, как в Законодательной Палате. Люди не хотят принимать законы. Им скучно этим заниматься. На эту работу соглашаются только инвалиды, и те, у кого нет никакого интереса к своему собственному развитию.

— А мы дадим людям, находящихся у власти, дополнительные привилегии, — сказал Всучинни.

— Какие, например? — поинтересовался президент.

— Например, безнаказанность, — ответил Всучинни. — Чем выше должность, тем больше безнаказанность. Вот что случится, если сейчас ты, к примеру, — Всучинни огляделся по сторонам, — ну, скажем, убьёшь вот эту старуху?

— Меня посадят на двести лет в тюрьму, — ответил президент.

— А теперь представь, — сказал Всучинни, — что уже через год ты будешь убивать людей сотнями миллионов, ты станешь убивать миллиардами, и тебе за это ничего не будет.

— Убивать сотнями миллионов? — удивился президент. — Убивать миллиардами? Это каким же образом?

— Ты будешь посылать людей на войну с другими планетами, — ответил Всучинни. — Граждане нашей планеты там будут гибнуть миллиардами. Всё очень просто. Но тебе за это ничего не будет. А все, кто стоит у власти, и их родные и близкие, друзья и хорошие знакомые будут освобождены от опасной военной службы.

— Да с какой стати они пойдут воевать с другими планетами? — спросил президент.

— С такой стати, что ты их об этом очень хорошо попросишь, — ответил Всучинни.

— Я? — переспросил президент.

— Ты и те, кто будет вскоре править нашей планетой, — ответил Всучинни. — Они будут защищать твою планету и тебя.

— Разве обязательно гибнуть, чтобы защитить планету? — спросил президент.

— А надо так сделать, чтобы это стало обязательно, — ответил Всучинни, — а ты как думал? Это называется «патриотизм». Тебе знакомы такие понятия, как «Родина» и «Любовь к Родине»?

— Если честно, то я вообще об этом никогда не думал, — признался президент.

— И плохо, что не думал, — сказал Всучинни. — Вот, ступай сейчас домой и думай. А завтра с утра собирай всех министров, собирай всю Законодательную Палату и готовьтесь к выборам.

***

В этот момент мы все очнулись.

— Ну как? — весело спросил экскурсовод. — Понравилось? Дальше будет ещё интересней. Вот сейчас вы чуточку отдохнёте и я вновь отправлю вас в наше прошлое. Уже через год на нашей планете состоялись первые выборы президента. Сразу за этим с успехом прошли выборы в Законодательную Палату. Чуть позже выбирали власть на всех уровнях и во всех уголках нашей планеты.

— Каким образом Дурачелли удалось убедить людей в необходимости выборов? — спросил я.

— Это сделал не Дурачелли, — ответил экскурсовод, — это сделал Всучинни.

— Каким образом? — спросил я.

— Очень просто, — ответил экскурсовод, — закрывайте глаза, мы возвращаемся.

Мы дружно закрыли глаза и снова оказались в далёком-далёком прошлом Сто первой планеты.

7

— Тут такое дело, — неуверенно сказал Дурачелли, — вчера я говорил с одним гражданином нашей планеты и вот он посоветовал мне собрать вас, то есть правительство нашей планеты и сообщить вам о том, что теперь должность президента становится выборной.

— Глупость какая! — возмутилось правительство. — Какой дурак это придумал? Кто это?

— Его зовут Всучинни, — испуганно ответил Дурачелли. — Мне он не показался дураком.

— С чего вдруг, — недоумевало правительство планеты, — Всучинни пришло это в голову?

— Честно говоря, я не совсем понял, — отвечал Дурачелли. — Он что-то говорил о патриотизме, любви к Родине, восторженных эмоциях. Но он был столь убедителен, что… я ему поверил. Он говорил что-то о том, что люди нашей планеты несчастны.

Раздался смех. Сказанное очень сильно рассмешило правительство.

— Эмоционально, друзья мои, эмоционально несчастны, — уточнял Дурачелли. — Впрочем, друзья, если хотите, то я могу сейчас вызвать сюда самого Всучинни и он вам всё объяснит, — предложил президент.

— Зови, — радостно ответило правительство. — Зови своего Всучинни. Послушаем, что он нам скажет. Интересно, удастся ли ему убедить нас в том, что люди на нашей планете несчастны. И что это ещё за патриотизм такой? Что это за любовь такая к Родине?

***

На этом моменте далёкого прошлого мы снова очнулись.