Полис

Любимой жене, В.С.

Пролог. Охотник и жертва

Наступила ночь, и пустыня превратилась в ледяной ад. Она простиралась от края до края — и до бесконечности, и путник уже отчаялся преодолеть ее. Ветер поднимал в воздух тучи песка. Путник сидел на подстилке из меха, обхватив руками колени, накрыв голову толстым капюшоном. Его глаза слезились.

Когда ветер стих, путник достал из-за пазухи потрепанную записную книжечку. Посветив фонарем, он написал в ней несколько слов.

Вдалеке мелькнул неяркий огонек — мелькнул и тут же пропал. Вздрогнув, путник достал из кармана куртки пистолет и направил ствол в темноту. Дыхание его участилось.

Огонек появился ближе. Человек в капюшоне молниеносно среагировал, и в затихшей пустыне прогремел выстрел.

Огонек померк. Путник бросился вперед и, пробежав несколько метров, остановился. Свет фонаря выхватил темнеющие на песке пятна крови. Неглубокие следы вели на восток. Путник выругался — ночью преследовать было слишком опасно. Он развернулся и побрел обратно к своему лагерю.

I

Артем очнулся от ночного кошмара и с силой потер глаза, чтобы туман сна растворился.

По улицам полиса разлилось удушающее утро. Артем подошел к окну. Вчерашний ураган оставил на подоконнике гору мелкого, раздражающего, лезущего во все щели песка.

Окружавшую город пустыню залил яркий солнечный свет. Застигнутые солнцем люди отдувались и старались поскорее забежать куда-нибудь, где можно было найти хоть какую-то тень. Артем представил, как сам минут через двадцать поспешит на работу, утопая каблуками в асфальте. К счастью, остановка находилась не так далеко от дома. Он вздохнул — наступало лето, а это значит, что скоро станет еще жарче.

Артем надел легкие белые штаны, рубашку с коротким рукавом и вышел из квартиры. Когда он поворачивал в замочной скважине ключ, в его мозгу родилось смутное чувство, и он не мог понять, откуда оно появилось и что значило. Будто он забыл нечто очень важное, но не мог вспомнить — что именно.

Из двери напротив высунулось бледное лицо Лизы. Она накинула на плечи потертый халат, который едва доходил ей до коленей. Худоба превращала ее в призрака. Она улыбнулась, и Артем, знавший Лизу столько лет, сразу почувствовал в ее улыбке взволнованность.

— Доброе утро, — сказала она.

— Доброе, — сказал Артем. — Что-то не так?

— Не то, чтобы, — сказала Лиза. — Зайдешь? На пару минут…

Артем прикинул, сколько времени оставалось до начала рабочего дня.

— Если только на пару минут, — сказал он, проходя вслед за Лизой в ее квартиру.

Он остановился на пороге, в двух шагах от нее. Лиза прикусила нижнюю губу.

— Скоро твои две минуты пройдут, — сказал Артем. — Либо говори сейчас, либо оставим до вечера.

— Мне нужно поговорить с тобой прямо сейчас, — сказала Лиза.

— Тогда говори, — сказал Артем, — не тяни время.

Руки Лизы теребили подол халата.

— Не знаю, с чего начать, — сказала она, убрав руки за спину. — Мне нужна твоя помощь.

— В чем?

— Обещай, что выполнишь мою просьбу, — сказала Лиза.

Она заглянула ему в глаза.

— Что-то случилось с твоим братом? — спросил Артем.

— Не то, чтобы случилось, но, — сказала она, — сегодня Антон должен был вместе с проводником передать брату еду и лекарства, но Антон заболел, и теперь его вовсю лихорадит. Пойти он не сможет.

— Ты хочешь, чтобы я сходил? — спросил Артем.

Лиза кивнула.

— Скажи, чтобы я точно знала.

Она положила руку ему на плечо и снова заглянула в глаза.

— Когда надо будет идти? — спросил Артем.

— Сегодня к полуночи.

— Получается, сегодня совсем не высплюсь, — сказал он. — А завтра у меня дежурство.

Лиза виновато улыбнулась.

— Извини, — сказала она.

— Где нужно будет встретиться с проводником? — спросил Артем.

— Возле городских ворот.

— Впрочем, там, где и всегда, — сказал Артем. — Хорошо… Предупреди его насчет меня.

Лиза кивнула.

— Спасибо, — сказала она.

— Придется снова нарушать комендантский час, — сказал Артем. — Ну, ничего…

После, попрощавшись с Лизой, он вышел на раскаленную улицу и пошел к стадиону. Улицы были пусты. По небу медленно проплывали облака — погода установилась безветренная.

Артем приблизился к стадиону, который находился в центре города. Здание неподалеку, бывшее в давние времена торговым центром, превратилось в казарму, где квартировалась городская гвардия. За казармой пролегало заросшее сорняком футбольное поле.

Артем подошел к старому ядовито-зеленому автобусу, стоящему перед входом на стадион. Возле закрытых дверей автобуса собралась толпа. Люди, отдуваясь, переминались с ноги на ногу. Очередь замыкали двое военных, одетых в блеклую зеленую форму.

Один солдат обернулся, заметив Артема:

— Наконец-то, — сказал он с раздражением, — каждый день одно и то же. Хоть один, но опоздает.

— Извините, — сказал Артем, опустив глаза.

— В строй! — крикнул солдат и быстро потерял к нему интерес.

Обогнув автобус, солдат подошел к водительской двери и несколько раз ударил по мягкому металлу, после чего вернулся к хвосту очереди. Двери открылись, и внутрь салона втекла толпа.

Артем зашел в автобус последним, и двери за ним с грохотом захлопнулись. Он прошел вглубь салона и присел на кресло возле ветеринара Елены — женщины средних лет, которая появлялась каждый день с новой замысловатой прической. Она улыбнулась и поприветствовала Артема.

— Сегодня особенно душно, — сказала она.

Она всегда начинала разговор с этой фразы. Ее родители, как она утверждала, были родом из Сибири, странного края, где всегда шел снег. Видимо, нелюбовь к теплу она переняла именно от них.

— Ничего, хорошо еще, что солнце спряталось, — сказал Артем.

— Надолго ли?

— Метеорологи обещают пасмурный день, — сказал Артем. — А там будет видно.

Автобус тронулся, закашляв некачественным топливом, и стал пробираться по грязным городским улицам. Вскоре, заскрипев тормозами, он остановился на контрольно-пропускном пункте. Артем взглянул на громадину стены, окружающую полис. После недолгой проверки городские ворота открылись, и автобус вкатился в трущобы.

Машина проплывала, подпрыгивая на кочках, мимо многоэтажек, стоящих в ряд, как строй застывших навсегда и превратившихся в камни солдат. Артем увидел, как на одном из балконов промелькнула хрупкая женская фигура и скрылась во тьме внутренностей дома.

— Как твое самочувствие? — спросила Елена. — Слышала, ты пережил тяжелейший грипп. Думала, у нас такие заболевания не водятся.

— Еще как водятся, оказывается, — сказал Артем. — Несколько дней била лихорадка, думал, как бы не отдать концы, но потом температура спала.

— Надо быть осторожнее, — сказала Елена. — Особенно, с нашей профессией. Никогда не знаешь, где ждать подвох. Сейчас-то все хорошо?

— Да, — ответил Артем. — Спасибо.

— Как там Лиза?

— По-прежнему, — сказал Артем. — Кажется, она никак не может отойти от смерти отца.

— Очень грустная история, — сказала Елена, сморщив маленький вздернутый нос. — Мне кажется, мы должны ей помочь…

— Я знаю, только не понимаю — как.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала Елена. — В последнее время… — она запнулась. — В последнее время нелюди все чаше нападают на нас. Ферму они чуть ли не каждую неделю атакуют… Ее отец доблестно сражался с ними в тот день.

— Вы правы, — сказал Артем.

— Хватит ли у нас сил и дальше отражать их набеги? — сказала она. — Их больше нас, и они становятся все более жестокими.

— Их тоже можно понять.

Автобус подскочил на кочке, и стоящий впереди солдат чуть было не упал и громко выругался.

— Они тоже не хотят умирать, — сказал Артем.

— Что? — лицо Елены выразило испуг. — Они — нелюди. О чем ты говоришь? — она мельком взглянула на солдата. — Нельзя говорить о таких вещах. Особенно здесь.

— Возможно, вы правы, — сказал Артем. — Лиза с трудом переживает кончину отца. А я не знаю, чем ей помочь.

— Будь рядом, — сказала Елена.

— Боюсь, этого мало.

— Этого никогда не бывает мало, поверь мне, мой дорогой.

Автобус проехал мимо широкого поля, и остановился возле ворот фермы. Как и любое другое сооружение, принадлежащее городу, ферма была огорожена высоким забором и охранялась гвардейцами.

— Моя остановка, — сказала Елена.

Артем увидел, как она под охраной гвардейца проходит ворота и оказывается на ферме. У гвардейца были впалые щеки и едкий взгляд.

Не хотелось бы к такому попасть на допрос, — подумал Артем. Откуда он взял, что гвардеец проводит допросы, неизвестно. Однако Артем легко смог представить его в антураже подвала городской службы безопасности — с засученными рукавами и кровожадным оскалом.

Когда-то давно он тоже хотел стать гвардейцем, но боялся оставаться наедине с оружием. Каждую ночь в казарме он засыпал со страхом того, что проснется от холода прижатого к виску ствола, что его указательный палец, не слушая никаких уговоров, нажмет на спусковой крючок. Кровь, разбрызганный по кафелю мозг. Что может быть отвратительнее?

Автобус развернулся. Артем уставился в окно, в котором проплывали скрюченные деревья. Потом опустил голову и положил ее на раскрытую ладонь. Голова задребезжала как заводная игрушка.

Через пять минут автобус, заскрипев тормозными колодками, медленно остановился. Перед Артемом в небо поднимался исполин нефтяной вышки. Артем вышел из автобуса и направился к себе в кабинет, располагавшийся в одноэтажке полувековой давности, где постоянно пахло протухшей капустой.

К нему бегом подскочил Ванька — все его называли здесь только так. Он был простой как валенок, забытый под кроватью и слежавшийся с комками пыли. Ванька был штатным поваром и постоянно находился при вышке — его дом в городе сгорел, и на его месте вскоре была построена церквушка. Поэтому жить Ваньке было особо негде, и он предпочел никогда больше не возвращаться в город.

— Здорово, Артемка, дорогой мой друг! — сказал Ванька.

Артем кивнул в ответ.

— Как твои дела? Что-то сегодня ты грустный какой-то. Все из-за той драки? Эх, — он употребил грязное словечко, — да ты не расстраивайся так, эх, да разве это того стоит?

— Нет, не из-за этого, — ответил Артем. — Почему это я грустный?

— Так разве не видно?

Ванька поправил засаленную форменную фуражку, которую чуть не сдуло ветром.

— Это все сразу видно. Откуда же у них берется столько ненависти к нам? — сказал он. — Эх, ты так и не спас того солдата.

— Он потерял слишком много крови, у него был болевой шок, и я ничего не мог сделать.

— Это ясное дело, как ни крути! Но ты не расстраивайся…

— Да я и не расстраиваюсь, — сказал Артем, — обычное дело. Человек умирает, и на его место приходит новый.

— Это ты умно загнул, — сказал Ванька и ухмыльнулся, показав рот с кривыми зубами. — Они приходят и уходят. А мое дело маленькое… но жалко мне всех этих парней.

— Кого? Нелюдей?

— Типун тебе на язык, тьфу ты! Каких нелюдей? Солдатов наших жалко.

Из домика потянуло кислой капустой. Артем поморщился.

— Что на обед? — спросил он.

— Будто ты не знаешь. Что у нас есть? Одна только кукуруза и капуста. Токмо, капуста, кажется, скоро закончится.

— И хорошо, — сказал Артем. — Не могу больше терпеть эту вонь.

— Это ты сейчас говоришь: хорошо, — сказал Ванька. — А когда ничего не останется, скажешь: как же я соскучился по капусте. Эх, ладно, надо следить за супом. Пойду я, пожалуй.

Артем остался перед входом, наблюдая как маятник нефтяной вышки ходит вверх-вниз, следуя взглядом за его мерным движением. Действительно, что остается в жизни, кроме протухшей капусты и харкающих кровью солдат?

К вышке подъехала ржавая цистерна, которая ежедневно возила топливо в город. Водитель, свесив из окна левую руку, обливался потом, осматривая копошащихся возле него людей.

— Черт, долго еще? — гаркнул он, высунувшись в окно.

Ему никто не ответил, и он развалился в кресле, закрыв глаза.

***

Под вечер в дверь постучался молодой гвардеец. Постучался и, не дождавшись разрешения, вошел. На вид ему было не больше двадцати пяти лет, был он высокого роста, с таким недовольным лицом, будто ему только что перед всей дивизией влепили пощечину.

— Нога болит, док, — сказал он.

Артем нахмурился. Гвардеец захромал к кушетке.

— Присаживайся, — сказал Артем.

Солдат, превозмогая боль, опираясь на руки, сел на кушетку.

— Показывай свою ногу.

Гвардеец потянулся к правой ноге и развязал шнурки берец. Артем стоял в метре от него, не двигаясь, наблюдая за ладонями со сбитыми костяшками, за движениями пальцев. За спиной Артема располагалось широкое двустворчатое окно, мимо которого прохаживался Ванька, затягивающийся махоркой. Артем обернулся и увидел его счастливое лицо.

Кому же быть во всей вселенной счастливым, если не идиотам? Ванька заулыбался еще шире, заметив Артема, и помахал рукой. Артем отвернулся от него.

Гвардеец снял с ноги носок, заполнивший кабинет сильным запахом прелости, и выставил больную ногу вперед.

— Вас гигиене совсем не учат? — сказал Артем, доставая из кармана халата белые перчатки.

— Мы сутками ходим в этих ботинках, какой с нас спрос, — сказал гвардеец. — Будто нам не в радость лишний раз помыться…

Артем нагнулся и, взявшись за щиколотку, приподнял ногу. Ноготь большого пальца врос в кожу. Палец посинел.

— Болит ужасно, — сказал гвардеец. — Я смогу служить?

Артем около минуты осматривал ногу.

— Травма не страшная, но нужно хирургическое вмешательство. Не срочно, но необходимо. Иначе так и будет болеть.

— Служить я смогу? — спросил солдат.

— Сможешь, — сказал Артем. — Приходи завтра в госпиталь, сделаем тебе операцию. Но после этого придется несколько дней полежать дома.

— Несколько дней?

— Несколько дней, ничего страшного.

— Да, да, ничего, — сказал гвардеец, взгляд его скользнул вверх по стене, пробежался по потолку с отваливающейся побелкой и потом вернулся к лицу доктора. — Надеюсь, командир меня не убьет.

— Завтра, — Артем взглянул на настенные часы, висящие над входной дверью, — в девять утра. Я тебя жду у себя. Дорогу знаешь?

— Да, док, знаю.

— Вот и хорошо, — сказал Артем. — Ничем больше помочь не смогу. Даже не обезболю — не разрешают на такую ерунду препараты переводить.

— Да ничего, — сказал солдат. — И на том спасибо.

Он начал надевать грязный носок.

— Подожди, — сказал Артем. — Давай хотя бы бинты наложим, чтобы дрянь не занести. Гангрена ведь нам не нужна?

II

Отопления снова не дали, и Лиза надела под вечер белый пушистый свитер. Артем, посмотрев на нее, улыбнулся. Она стояла неподвижно, как античная статуя, прислонившись к косяку двери. Из темноты выступали ее нерезкие черты.

— Мне пора, — сказал Артем.

Он не чувствовал ничего, кроме усталости. Ему хотелось поскорее со всем покончить и лечь спать.

Время подходило к полуночи, и нужно было спешить — проводник долго ждать не будет. Артем посмотрел в окно и увидел, как растущая луна прорывалась сквозь поволоку облаков. На улицах города, ставшими продолжением пустыни, не было ни души. Обжигающе-холодная ночь подминала под себя абсолютно все.

Артем вышел из квартиры, осторожно ступая спустился по лестнице и открыл дверь подъезда. За спиной висел тяжелый рюкзак, в котором находилась еда и лекарства для брата Лизы. Без каких-либо трудностей Артем добрался до места встречи и стал ждать.

Через несколько минут едва заметная черная тень отслоилась от расположенной рядом стены, и к Артему крадучись подошел проводник.

На нем был мешковатый костюм пепельного цвета, на поясе сверкала короткая катана. Он прятал лицо, и Артем увидел лишь его глаза хищника. Тень дотронулась до плеча Артема и кивнула ему, чтобы тот двигался за ней, а сама скользнула к стене. В руках у проводника появилась длинная веревка, смотанная в кольцо, к концу которой крепился крюк. Он кинул Артему пару кошек, которые тот с трудом надел на ноги.

Проводник с невиданной ловкостью вскарабкался на стену. Артем сделал то же самое с куда большим трудом, и каждый раз, когда стальные зубья кошки скрежетали о кладку стены, он с опаской вглядывался в темноту под собой. Когда он перебрался на другую сторону, проводник смотал веревку и убрал ее за пазуху.

За все время проводник не проронил ни слова. Поговаривали, что они — мутанты, у которых нет языка. Артем не знал, правда ли это. Но насчет того, что бегущее перед ним существо было мутантом, никакого сомнения не было — слишком отточенные рефлексы, как у хищника. Артем еле за ним поспевал.

Минут пятнадцать пробирались они между молчаливых заброшенных домов. Где-то поблизости собака залилась раскатистым лаем. Проводник не обратил на нее внимание, но вскоре остановился и поднял вверх руку. Артем застыл.

Через секунду проводник прыгнул в сторону и распластался по земле, перекатившись в придорожные заросли. Артем прыгнул вслед за ним и свалился в высокую траву. Ветер �