Бесплатный фрагмент - Передаю слово

Катарина Кюне

—

А однажды наши стихи найдут потомки

Среди многовековых развалин Фейсбука.

И спросит любопытный мальчик, вредно и громко,

Какого-нибудь нашего поседевшего внука.

Кто эти люди странные, кто не как все,

                                              не работают на полях,

А слагают в пространные предложения

                                              рифмующиеся слова?

Не принимают роды, и соборы поднебесные

                                                                 не творят,

Согреваются вдохновением и берегут дрова?

Запускают челленджи, вместо того, чтоб

                                              запускать ракеты,

Бросаются громкими фразами, глупые они

                                                                 создания!

И ответит правнук строго: не трогай их,

                                          эти люди были — поэты.

Пилоты и пахари всего нашего мироздания.

—

Я сегодня в белый мех

Нарядила душу.

Я сегодня краше всех.

Посиди, послушай,

Как тоскуют голубки

Под окном чужим!

Легкий разворот руки

Не коснется дым.

Половицы красной скрип

В горнице утих.

Мой хороший, посмотри:

Не ко мне ль жених?

Под дождем прогнулась высь

На плетень ветвей.

Ты не бойся, прикоснись,

Мне подушку взбей!

Занавесок два крыла

Тенью на стене —

Я сегодня умерла —

Плачьте обо мне.

Подражание Пастернаку

Куплю чернил и буду плакать,

Хоть на дворе еще январь

И неба плесневая мякоть

Закрыла солнечный янтарь.

Прости меня, мой друг надёжный,

Что стих как клякса вдоль листа,

Изменчивый и невозможный

О, ты, святая простота!

И на лице моем чернила,

Как ночь, скрывают пустоту.

Я тем, которых не любила,

Стихи свои назло прочту.

Как выплюну, как ненароком

Сорву январскую отраву.

И солнца талой поволокой

Обволоку. Маэстро! Браво!

—

Жила-была на свете маленькая черепашка

И любила всем говорить неприятные вещи.

И ходила она всегда в пальто нараспашку,

Пока не увидела сон по-настоящему вещий.

Купалась она в море ласковом, сливаясь

                                                           с прибоем,

И волны жаркие перемешивались с бризом,

И небо было высокое и совсем голубое,

И мир был далеко и невероятно близок.

И было на сердце ее легко и горячо немножко,

Душисто и радостно было черепашке глупой,

Но повар бородатый помешал ложкой

И спросил: «Кому еще черепашьего супа?»

—

Плющ прощания вяжет душу —

Запах горький вина и горя.

Не смотри на дорожки туши,

Что в пурпурное плачут море.

Прочитай и сожги. Так надо.

Обо мне не храни виденье.

Легкий ветер ночного сада

Разметает стихотворенье.

Дверь запри. На замок. Покрепче.

Нас таких не отпетых — много!

Плющ сорви. И, расправив плечи,

Уходи полевой дорогой.

—

Ты встанешь задумчивой Корой

В вуали табачного дыма.

Наверное, необходимы

Напрасные разговоры.

Морщины улыбку скрутили,

Но время волос не коснулось.

Я буду твой преданный Курос.

С тобой хоть в пиру — хоть в могиле!

Ева Шипова

Быть первым

Когда Роджер был еще совсем маленьким, но уже научился говорить, однажды вечером, когда вся семья ужинала под монотонную болтовню включенного телевизора, он сказал:

— Када я выасту, я буду как дядя в тийивизоре!

Родители Роджера замерли с вилками в руках, переглянулись и синхронно рассмеялись. Еще бы, такой юный, а уже точно знает — даже не кем хочет стать, а кем точно станет! По стечению обстоятельств, когда родители успокоились и, наконец, взглянули на экран, сюжет о речи президента перед федеральным собранием сменилась сюжетом о завершившемся ранее в этот день турнире Большого Шлема. Семнадцатилетний Борис Беккер улыбался с экрана и позировал перед камерами с огромным кубком в руках. Мама Роджера приоткрыла рот, не то удивленно, не то сочувственно.

— Мой мальчик… Чтобы стать как дядя в телевизоре, нужно очень много тренироваться!

— Все авно хотю как дядя, — засопел маленький Роджер, глядя в свою тарелку. — Я буду триниаватца!

— Ну, если ты действительно этого хочешь… — протянула мама и снова переглянулась с мужем.

Теннис — спорт состоятельных людей, но Роджеру повезло. Родители отвели его в ближайшую к дому теннисную секцию и не поскупились на экипировку. Сосредоточенный и упрямый мальчик, без устали носившийся по корту, сразу снискал любовь немолодого тренера.

— Попомните мои слова, — говорил тот родителям Роджера, когда они приходили забирать его из секции, — этот мальчик будет первым в мире.

«Первый в мире». Эти слова грели душу Роджера и заставляли его пахать, не покладая ракетки, в семь лет, и в десять, и в шестнадцать, когда он выиграл Уимблдон в юниорском разряде. Пять лет спустя он впервые взял в руки тот же взрослый кубок, что и Борис Беккер когда-то, и с тех пор долгое время не уступал его никому. Еще год спустя он прочно обосновался на первой строчке мирового рейтинга.

— Это невероятно! — восклицала мать, вне себя от счастья и гордости. — Мой сын стал поистине великим теннисистом! Вот что значит захотеть и добиться!

Слава и успех были приятны. Лишь одна вещь все еще смущала юного Роджера: да, он был первым, но лишь в теннисном мире. И хотя поклонники звали его «король Роджер», а бесконечные пресс-конференции после матчей отчасти напоминали заседания федерального собрания, этого было недостаточно. Он должен был стать первым за пределами корта. Он хотел носить деловой костюм и подписывать законы, а не только рекламные контракты с фирмой Ролекс.

И тогда он решил начать предвыборную кампанию. Он объявил о ней с подиума, где ему вручали кубок за очередную победу в Большом шлеме. Это был идеальный момент — несколько тысяч зрителей на трибунах, множество камер, прямой эфир спортивных телеканалов. Роджер дождался, пока его соперник поблагодарит зрителей, семью и свою команду, затем тоже поблагодарил своих, и, в завершение, выдал заготовленную накануне речь.

— Друзья, — сказал Роджер, — я многому научился и многого достиг. Но это не предел. Я хочу сделать мир лучше. Я хочу сделать его таким, как в теннисе, — честным, справедливым, построенным на здоровой конкуренции и силе духа. Я привык играть и побеждать честно. С вашей же помощью я надеюсь одержать и эту победу. Голосуйте за меня, и да здравствует fair play!

Трибуны взревели, и Роджер едва заметно улыбнулся. Он знал, что его поклонники пойдут за ним хоть на край света. Конечно, голосовать на выборах могли только граждане страны, но медийный ажиотаж за ее пределами тоже бы не помешал. Ну, а в родной Швейцарии он уже давно был знаменитостью номер один. Дело было за малым — оформить заявку, записать несколько видеороликов и дать несколько десятков интервью. Успех был предрешен.

Роджер не стал терять времени зря. Сразу после инаугурации он стал активно развивать теннисные секции по всей стране. В рамках государственной программы «Корт в каждый дом» людям, желающим построить корт на придомовом участке, оказывалась финансовая поддержка. В городах на крупных перекрестках были установлены автоматы по продаже теннисных мячей и ракеток. Очень скоро теннис стал главным и единственным видом спорта в стране, а также был введен в школьную и университетскую программу как обязательный предмет. Многие бытовые споры между людьми теперь решались на теннисных кортах.

Во время очередной новогодней речи Роджер объявил, что отныне президентские выборы в стране будут проходить в форме теннисного турнира. «Это будет справедливо и соответствует спортивному духу нашей нации», — говорил Роджер. Он сам каждый раз принимал участие в предвыборном турнире и неизменно выигрывал, еще раз доказывая себе, своей маме и всему миру, что он — лучший. Народ его любил и готов был носить на руках. Хорошим тоном считалось приходить на официальные мероприятия в футболках с изображением вензеля из инициалов любимого президента.

Годы правления Роджера навсегда вошли в историю страны. Потомки запомнят их как годы наивысшего расцвета ракеточной, мячиковой и синтетической промышленности. Главы предприятий, занимавшихся поставками грунта и сеток, молниеносно вошли в сотню Форбс. Сам Роджер всегда оставался верен своему первому и главному спонсору — компании Ролекс. Под его негласным руководством она стала производить не только часы, но также и автоматы по продаже ракеток, телеэкраны для трансляций и судейские вышки.

На одиннадцатом году правления Роджер трагически и при загадочных обстоятельствах погиб на международных переговорах, где, в числе прочих, принимали участие президент США (бывший чемпион мира по боксу), президент Норвегии (бывший чемпион мира по биатлону), а также президент Польши (действующий чемпион мира по распитию крепкого алкоголя). Тело Роджера было с почестями похоронено на главном корте страны, а мемориальная плита была выполнена в виде его самого первого уимблдонского кубка. В память о Роджере все жители Швейцарии надели черные футболки, черные напульсники и черные кроссовки, а все теннисные сетки были приспущены на протяжении сорока дней.

P.S. Будьте осторожны при выборе профессии. И не давайте детям смотреть телевизор. А то мало ли что.

7 апреля 2020 года

Эксперимент

Марина открывает глаза и неуверенно оглядывается. Знакомая комната, потертые обои на стенах, люстра, купленная в прошлом году на барахолке в Барселоне. Сейчас Марина абсолютно точно лежит в своей постели, у себя дома. Но еще несколько минут назад…

«Стоп, — думает она, — так, может быть, это был сон? Нет, непохоже». Последнее, что она помнит до того, как все случилось, — она идет к метро, пары в универе закончились только в шесть, уже темнеет. На улице еще несколько прохожих, наверное, такие же студенты, как она, или работяги, тоже спешащие домой после долгого дня в офисе. Внезапно перед ней оказывается (возникает из ниоткуда?) странное бесполое существо, чуть пониже нее ростом, и направляет ей в глаза какое-то устройство…

Следующая картинка — Марина сидит в жестком полукруглом кресле посреди кабинета с белоснежными стенами. Взгляду зацепиться не за что. В помещении только стол и два кресла, на одном из которых сидит она. На втором — по ту сторону стола — сидит существо. То ли человек, то ли нет. Оно похоже на гуманоидного инопланетянина из фантастического фильма. По иронии судьбы, оно им и является. Только не из фильма, а из суровой реальности. Странное существо предлагает Марине изменить любые (по его выражению) «характеристики» ее личности: умения, навыки, склонности, черты характера. По-настоящему.

Существо рассказывает, что они наблюдают за Землей уже несколько десятков лет. Они в деталях изучили людей, их физиологию и психологию, и научились их корректировать. Не все сразу можно выкрутить на максимум, признается существо, но представьте, вы могли бы чуть уменьшить свои вокальные таланты, которыми все равно не пользуетесь, зато поправить здоровье. Отказаться от идеальной координации, но подтянуть интеллект. Стать чуть сильнее, чуть удачливее, чуть красноречивее — лишь парой нажатий кнопок на хитроумном устройстве, которое они построили. И теперь, в качестве прощального подарка за исследовательский материал, они хотели бы помочь людям стать лучше, и каждый человек сам сможет для себя выбрать — в чем именно.

Самым сложным оказалось не поверить в то, что все это сейчас происходит на самом деле, или в то, что желанные изменения действительно сбудутся. Тяжелее всего было выбрать. Марине не дали много времени на размышления. «Первый порыв — самый искренний», — сказало инопланетное существо, похожее на человека. Занесло со слов Марины в свой чудо-прибор следующие пункты, которые требуется подтянуть: красота, уверенность в себе, хорошая память. И предупредило, что людей на Земле много, а значит, вступление изменений в силу может занять некоторое время, но, по плану, в ближайшие недели все заявки должны быть исполнены, ведь потом этих существ ждут дела на другом краю галактики.

И вот, после этих невероятных событий Марина открывает глаза в собственной спальне. Потирает лицо, откидывает одеяло, садится на кровати. Недоуменно смотрит на свои руки. Вроде бы руки как руки, те же, что и были… Или уже нет? Должны ли изменения произойти сразу или в течение нескольких недель, постепенно? Кажется, пальцы уже стали более изящными. Самую малость, почти незаметно, если не знать… Марина встряхивает головой и идет умываться. Ей еще целый день готовиться к семинару.

Три месяца спустя Марина с отличием закрывает сессию. Не обманули гуманоиды, с потаенной радостью думает она время от времени, все сбылось, как и заказывала. Теперь она может смотреть на свое отражение без отвращения, а порой даже любоваться им. Она читает доклады и знакомится с симпатичными парнями из параллельного потока, и все это — не так уж и страшно. Ответы на вопросы к экзамену не вылетают из головы в самый неподходящий момент. Может, это не так уж много, но для счастья семнадцатилетней студентки на сегодня этого достаточно.

PS.

(из документа)

…В данной статье мы излагаем результаты двойного слепого рандомизированного плацебо-контролируемого исследования влияния аппарата по личностной коррекции (кодовое название «Прогрессор») на психику людей планеты Земля, которое проводилось с 2020 по 2050 год по земному времени (с 3122 по 3140 по общегалактическому). В исследовании принимали участие две группы людей по 100000 человек в каждой. Людям из обеих групп сообщалось, что их личностные качества будут изменены согласно их пожеланиям. Впоследствии корректировка на аппарате «Прогрессор» проводилась в отношении людей из экспериментальной группы. Корректировка в отношении людей из контрольной группы не проводилась. Результаты исследования свидетельствуют о том, что в большинстве случаев личностные качества людей из обеих групп изменились в строгом соответствии с их пожеланиями. Разницу между показателями экспериментальной и контрольной групп можно считать несущественной.

9 апреля 2020 года

Олег Зиньковский

Весть

Я в тонком сне увидел существо.

Оно стояло в воздухе дрожащем

И, вечное спрягая с настоящим,

Велело не бояться мне его,

Но быть готовым, скоро налегке

Уйти путём нехоженым, далёким.

Уже пора, уже торопят сроки.

На ангелов дремотном языке

Посланец эту новость мне открыл

Высокою незавершенной речью.

Он говорил, и руки человечьи

Переходили в оперенье крыл,

Глаза сияли пламенем и льдом,

Смотря из невообразимой дали,

Его одежды волнами спадали.

Его слова я понимал с трудом,

Ошеломлённый тем, что он сказал.

Тут ветер налетел в саду укромном,

Берёзы закачались в небе темном,

И полыхнула майская гроза.

11 мая 2020 г.

Кассандра

Молчи, Кассандра! В поле и под крышей

Сомкни свой девичий, надменный рот.

Избави Боже, если вдруг сойдет

В мир истина, и мир ее услышит.

Нарушится течение времен,

Затмения и засухи нагрянут,

И женщины выбрасываться станут

С младенцами из стрельчатых окон.

Отчаятся мужья их и утопят

В вине и крови отчие дома.

Благоразумные сойдут с ума.

Беспечные безумье поторопят.

Но, может, это не произойдет.

Невысказанное не воплотится.

Возьми себе, что хочешь. Будь царица,

Юродивая, шлюха у ворот,

Только молчи, иначе сгинут люди

С лица земли, как мимолетный дождь

Уходит, если ты произнесешь

Пророчество о том, что с нами будет.

2008 г.

Бирюзовое платье

Ты стояла в платье бирюзовом

На балу, спокойна и мила,

И меня тысячелетним зовом

Через все пределы позвала,

И теперь тревожно не засну я,

Слыша этот зов, без слов и фраз.

Долгую историю земную

Он звучал всего десяток раз.

В час, когда похитили Елену,

В день, когда нарушил долг Тристан,

В миг, когда аттическую пену

Покидала, прелестью чиста,

Золотая дева Боттичелли.

Ты меня тем зовом позвала.

Впереди нелепые недели,

И обыкновенные дела,

И ночей холодные обьятья.

Ты вдали, красавица из грёз.

Бледная, и в бирюзовом платье,

И в короне пепельных волос.

8 декабря 2017 г.

Любовь

В прелести ночи,

В пропасти дня

Будь, если хочешь,

Возле меня.

Будь, если можешь,

Рядом со мной.

Мы так похожи

В давке земной,

Что расставанье

Было бы смерть.

Наше дыханье,

Мякоть и твердь,

Ярость и радость,

Жалость и страсть,

Все, что осталось

От прежних нас,

Все, что начнется

Через года,

Вместе сольется,

Если всегда

Быть ты захочешь

Возле меня

В пропасти ночи,

В прелести дня.

1999 г.

Каждая малость

Все зыбко и неуловимо

Не так, как слова говорят

Не так, как является зримо

Не так, как минуту назад

Сегодня закатное солнце

Горя у далеких ворот

На тихую землю прольется

А завтра оно не взойдет

Осколками ссыпется небо

Высокие башни падут

Поля пожалеют нам хлеба

Озера воды не дадут

Поэтому каждую малость

И каждую каплю тепла

Цени, пока время осталось

Пока темнота не пришла

19 декабря 2017 г.

Кирилл Зангалис

Карантинное. Глава тридцать четвертая. Александр Голубев. «Бабушка с бездонными глазами»

«Прогулял я в кабаках немало денег,

назаказывал в них песен —

будь здоров,

И друзей наковырял, куда всех денешь, от министров самых разных

до воров…»

(Александр Розенбаум)

Сашка — удивительный человек. Сыграв во многих культовых фильмах — «Бумер-2», «Ликвидация», «Охота на пиранью», «Кандагар», «Ненастье», «Братья Карамазовы», «Утомленные солнцем-2», «Ялта-45», «Курсанты», — он не только не задрал нос, но с годами стал еще скромнее…

Москва 2005 год

После того, как вышел сериал «Бригада», почти вся мужская половина страны была влюблена в жену Саши Белого — актрису Екатерину Гусеву. Что и скрывать, она мне тоже безумно нравилась — все при ней: внешность, талант, голос…

И как-то мы обсуждали Катю с моим товарищем и коллегой Димкой Абареновым.

— Эх, а ведь есть на планете Земля человек, который ее целует, — мечтательно вздохнул я.

— А я даже такого человека знаю, — рассмеялся Димон. — Это мой одноклассник, Сашка Голубев. Посмотри фильм «Курсанты», там просто звездный состав, половина актеров из «Бригады». Ну и Санек очень раскрылся — один из главных героев. Вот там по сценарию он любовник Гусевой. Очень советую обратить внимание, кино действительно хорошее.

Десять серий пролетели на одном дыхании. Короткий по нынешним временам сериал оказался очень качественным. Состав подобрался звездный: Майков, Вдовиченков, Гусева, Петренко, Мерзликин, Чадов и многие другие. Голубев свою роль отработал просто классно. И с тех пор я стал следить за карьерой артиста.

— Кирюх, а хочешь мы к тебе с Сашкой в гости приедем? — как-то спросил меня Дима. — Ты же мечтал с ним познакомиться? Может быть, интервью сделаешь, да он такой простой парень, что вы сразу подружитесь!

Я был на седьмом небе от счастья. Мы с Юркой Волоховым и Лешкой Сухаревым — друзьями, с которыми делили трехкомнатную квартиру — весь день готовили всякие вкусности, закупили алкоголя, настроили гитары и приготовились встречать интересного собеседника.

Но нас постигло жестокое разочарование. Саня приехал к нам не очень трезвым, а, махнув пару рюмок, уже вряд ли мог рассказывать. К тому же у него зазвонил телефон, и артист невнятно произнес: «Парни, мне нужно отъехать по срочному делу, через час к вам вернусь»…

Понятно, что Голубева мы больше не увидели.

Шли годы, я следил за его карьерой. Он удачно снимался в большом кино. Его партнерами по площадке были самые известные актеры страны: Машков, Миронов, Маковецкий, Меньшов, Андрей Панин и многие другие. А с 2014 года Сашка пропал, и я о нем постепенно забыл…

Москва ноябрь 2018

Мой товарищ Миша из «Покровских бань» посоветовал срочно посмотреть крутое кино, которое снял известный режиссер Сергей Урсуляк — «Ненастье». Картина о воинах-афганцах. И так совпало, что по телевидению совсем скоро началась премьера.

С первых же кадров я заметил знакомое лицо — ё-мое, да это же Сашка Голубев! Вернулся! Мне очень захотелось узнать, как он и что. Если честно, после той встречи на квартире я думал, что с ним произошло что-то нехорошее. Поразительно, но у меня в телефонной книжке был его номер, хотя за столько лет он мог смениться. Но…

— Привет, Саша!

— Здорово, Кирюха! Сколько лет, сколько зим!

— Сань, у тебя что, мой телефон сохранился? — удивился я. — Ты же не мог меня узнать?

— Почему же, — я прямо почувствовал улыбку Голубева. — Очень плохо думаешь обо мне. Я никогда ничего не забываю и за тобой следил. Знаю про твоего гроссмейстера Карякина. Кстати, я сейчас живу прямо напротив Центрального шахматного клуба на Гоголевском…

Пришло время встречаться, но перед этим я досмотрел сериал. Кстати, что меня поразило — физическая форма Саши. В кино он выглядел настоящим атлетом — сухим, жилистым, прокачанным. Вот тебе и пьяница… или это он так на экране смотрится? — подумалось мне…

Гоголевский бульвар — сердце Москвы. Мы садимся в болгарском ресторане «Баба Марта» и я слышу просто завораживающий рассказ этого необыкновенного человека.

— Санек, ты выглядишь просто шикарно, камера не обманула! — восхитился я внешнему виду товарища…

— Я уже почти шесть лет не притрагиваюсь к спиртному, ни глотка, — улыбнулся Голубев. — Ты еще и четыре не закрыл, я слышал, — смеется Голубев. — А на самом деле к этому нужно было прийти. Так вышло, что в юности мы делаем много ошибок. И слава Богу, что внезапно приходит понимание. Значит, нужно было мне пройти все эти испытания. Вот случай, который заставил меня понять, что кому-то было нужно, чтобы я перенес весь этот алкоголический кошмар.

— В те сутки я выпил около четырех (!) литров водки, — продолжил Голубев. — Мне стало так плохо, что друзья решили отвезти в реанимацию. Там меня спросили: «А сколько ты уже бухаешь»? Причем спросили очень зло. Но я их понимаю: молодой, здоровый парень, а губит себя этим дерьмом. Я что-то вякнул в ответ им про четыре месяца запоя, а ребята из-за спины подправили месяцы на годы…

— Да-да, Кирилл, грустно это было, очень грустно, — так же печально улыбается артист. — И знаешь, мне вдруг так не понравились эти врачи, что сразу стало лучше и я отказался от помощи. Спускаюсь вниз, чтобы заказать такси и умчаться из этого места прочь, а там сидит бабушка. Такая бабушка — больше похожая на святую икону. Вся хрустальная, казалось, что костей в ней нет, дотронься и сломается. А глаза какие добрые, прозрачные, я в них буквально утонул. Смотрит она на меня и улыбается. Пришли санитары и кладут ее на реанимационное кресло, а у кресла этого сломана подставка одна для ноги, но им-то что! Они закидывают бабушке ногу на ногу, а та стонет. Когда меня везли, я помню, как трясло, как ноги бились о бордюры. И я подумал, что старушку целой точно не доставят. Пришлось санитаров остановить и сбегать за своей коляской, которая была цела. Метнулся туда-сюда, переложил бабулю и довез до докторов. Она же все на меня смотрела, а я как будто тонул в этом взгляде. Потом, по логике, я должен был сразу завязать пить. Но это было бы в кино. В жизни мы зашли в кабак и опохмелялись до восьми утра. Но у меня в голове мысль засела, что попал я в реанимацию только из-за этой женщины. А через какое-то время твердо решил, что больше никогда и ни капли…

— Говорят, что ты еще погряз в азарте?

— Одно зло всегда притягивает другое, — грустно улыбается Голубев. — Сижу в «казе» пару суток. Просто уже ничего не понимаю. Катаю, катаю, катаю. Наконец-то улыбается удача. Выиграл около двадцати пяти тысяч баксов. Но радости от них нет никакой. Настолько плохо морально от всего этого дерьма. Выхожу из казино, вижу — лимузин стоит, падаю на переднее сиденье: «Ну, что стоишь — вези домой барина!»

— Не могу, старик, — говорит водитель. — Жду клиентов, велели никуда не отъезжать. Работа очень нужна. Они вот развлекаются, бабки палят, которые, видимо, легко достаются…

— И по ходу его монолога я понял, что ему очень нужны деньги, — продолжил Сашка. — Зачем, я точно не мог разобрать, так был разбит и пьян. Что-то слышал про папу, маму, учебу ребенка. Не думая, вытащил из кармана все, что было (тысяч восемьсот рублей), высыпал ему на панель и вышел. В кармане было просто ноль, но я улыбался и чувствовал себя очень счастливым. Вытянул руку и тут же остановилась какая-то отечественная телега.

— Давыдково, денег нет…

— Садись, поехали, — раздалось в ответ.

— А бросил я играть вот после какого случая, — разошелся Голубев. — Просрал все, что мог. Нужно идти на день рождения. Подарка нет. Выпросил у мамы духи, которые ей кто-то презентовал, обещал вернуть. Мама понимала, что ничего и никогда я ей назад не отдам. Но она же мама — дала. Через какое-то время я сорвал куш. Вышел из казино, пошел в баню, выбросил всю старую одежду в бак, поехал прямо в халате в магазин, накупил все новое. И тут мне захотелось сменить запах. Пошел в отдел парфюма и купил самый дорогой аромат. На кассе мне говорят, мол, вы наш тысячный покупатель — выбирайте подарок, и предлагают на выбор три вида духов. И меня как молнией пронзило — там были духи, которые я обещал вернуть маме. Боже, какой же я эгоист, подумалось мне. Больше я никогда к рулетке не подходил.

Моя жизнь тоже была полна приключений, но истории Голубева на меня произвели неизгладимое впечатление. Меня так точно не колбасило. А еще поразило, что сейчас передо мной сидел не алкаш, а красавец-блондин, который теперь не пил ничего, кроме кофе и уже опаздывал на тренировку по тайскому боксу.

С этого дня с Сашей началась самая настоящая дружба. Мне не хватит целой книги, чтобы рассказать о его похождениях. Он нетипичный актер, у него нет социальных сетей, он не ходит на светские тусовки. Голубев не дает интервью и, когда мы идем в баню, в шахматный клуб или просто на встречу с людьми, старается скрыть свое причастие к большому кино, а если узнают, то всячески избегает тем про свое актерство.

— Я за живое общение, я за жизнь, я за дружбу, но не в сети, — как отрезает Саня. — Мне не нужны подписчики в инстаграме, мне необходимы реальные люди. Слава, пресса, тщеславие — все это мимолетно. Лучше я потрачу время на общение с дочками, чем на то, чтобы собирать «лайки». Поэтому мы с тобой и встречаемся стабильно раз в неделю, а не переписываемся по смартфону. Это жизнь, это природа, это настоящее.

Из актерского мира он по-настоящему дружит только с Игорем Петренко, и это тоже его характеризует. Хотя мог бы быть конъюнктурщиком и искать расположения Машкова или других звезд.

В годы загулов у него была квартира, где собиралась богема. Называлось место «Коммуна». Жаль, что подробностей тех лет писать нельзя — табу от авторов проекта. Но то, что там творилось несколько лет — отдельный роман, достойный остросюжетного фильма.

— Мне кажется, я прошел все эти испытания, чтобы совершить потом много хорошего, — признается Голубев. — Не жалею, что это все в жизни было, но назад я уже не хочу. Пусть молодые учатся на нашем примере. Рад, что рано все это осознал и сейчас смотрю на многие вещи совсем другими глазами. Скоро я сниму фильм о нашем поколении. Сценарий — тайна. Но это будет очень хорошее кино. А ты, Кирюха, поможешь мне этот сценарий написать…

Сергей Гапонов

Диптих

1. Ложусь на ржавую кровать

Ложусь на ржавую кровать,

и подо мной скрипит пружина.

Не в силах больше воевать

моя отважная дружина.

Хоругвь давно в утиль сдана,

изъела моль походный ранец,

на барахолку ордена

отнес украдкой ординарец.

И медный горн помят и нем,

и отсырел под ливнем порох.

Не будет больше ратных тем

в больничных тихих разговорах.

И боль придет, как нож остра,

и правду с ложью подытожит.

И милосердия сестра

наощупь пульс найти не сможет.

Ложусь на ржавую кровать,

и хлеб несут — пора обедать.

И только мать, и только мать

сойдет с небес меня проведать.

2. Январи

Дотянуть бы до рассвета, до зари…

Ах, какие в этом веке январи!

То без снега,

то без слога,

то без сна,

то без бега,

то без Бога,

то без дна…

Ах, какие в этом веке январи!

Говори со мной, родная, говори!

Пусть скрипит пружиной ржавая кровать,

попроси меня глаза не закрывать!

Попроси меня дышать, пока могу!

Докторам скажи, что я не убегу.

Говори со мной о синих о морях!

Обещай мне не замерзнуть в январях!

Поклянись мне не бояться январей!

Говори со мной о вечности скорей!

Что за вечность-скоротечность на дворе?

Что за дождь колотит в окна в январе?

Что за гостья в дверь стучится — посмотри!

Ах, какие в этом веке январи…

Памяти капитана Александра Киселева

Ты останешься в море

навсегда, навсегда.

Море — это не горе,

это просто вода.

Это просто пучина:

бесконечны моря.

Это просто причина

не состарится зря.

Это просто стихия,

но чисты небеса.

Над пучиной — стихи и

голоса, голоса

всех родных и неблизких.

Море — это не боль.

Это длинные списки

тех, кто верил в любовь.

Память

Я сдеру с себя кожу и кровью судьбы истеку,

потому что служу хлеборезом в забытом полку.

Я порежу буханку на тысячу тысяч частей.

Я в помятые кружки накапаю слезы детей.

Я зажгу от дрожащего в окнах рассвета свечу.

На вопрос моей дочери: «Папа, зачем?» —

                                                                промолчу.

Промолчу,

прошепчу,

прокричу,

проору,

простону

Постелю на весенние травы росы простыню.

Как еще мне молиться на этом безбожном веку?

Я сдеру с себя кожу и кровью судьбы истеку.

Иди

Если ноет в груди —

подожди,

это пройдет.

Неважно, что впереди —

гололедица и гололед.

Поднимись, подыши, погляди —

и вперед!

Даже если разут —

пока ноги идут,

надо шагать

через черную гать,

через вязкие топи.

Пусть Родина-мать

бинтует травами стопы.

Сколько разменяно верст!

Сколько разбрызгано сил!

Сколько поднято в полный рост!

А Земля еще крутится на оси…

И стрелки тикают. И часы,

отбивая секунды-века,

отражаются в стеклах комода.

Завтра будет плохая погода.

И настанет наверняка

лишний день високосного года…

Всего лишь

Пока еще воздух льется,

и вьется дымок любви,

пока еще сердце бьется,

всего лишь — дыши, живи!

Пока еще петь охота

и рано спешить за край,

пока еще рядом кто-то,

всего лишь — не умирай!

Пока еще не прокисли

назло сырым октябрям

поступки, слова и мысли,

всего лишь — останься прям!

Пока еще небо пьется

из фляги рассветных зорь,

пока еще греет солнце,

всего лишь — до хрипа спорь.

Пока еще воздух льется,

и вьется дымок любви,

пока еще сердце бьется,

всего лишь звени, зови!

Двенадцать метров

Двенадцать метров на двоих,

когда вы влюблены,

совсем не мало. Дождь притих

в предчувствии весны.

Двенадцать метров на двоих,

когда вы влюблены…

Но темень ночи бьет под дых,

и черен диск луны.

И что-то входит под ребро

холодное, как нож.

И меркнет пряди серебро,

и больше не вдохнешь.

Двенадцать метров, как шагов

двенадцать в тишину.

И ни друзей, и ни врагов,

и нужно рвать струну.

Она от боли запоет,

сорвавшись вверх с колка.

И с ней отправится в полет

последняя строка…

И будут губы нервно стих

шептать в проем окна.

Двенадцать метров на двоих,

и вечная весна!

Давайте

В сетях неуемной наживы,

продавшись соблазнам в наём,

давайте останемся живы,

давайте не станем гнильем!

Испачкав обманом и фальшью

чистейшего мая цветы,

давайте хоть малую чашу

до дна изопьём чистоты!

Когда изотрется невольно

любви и прощения шёлк,

давайте не сделаем больно

всем тем, кто ещё не ушёл…

Сергей Пронин

Неприятности в одной республике

— Беда! Беда! — торговец рыбой вбежал, крича и запыхавшись, прямо в кабинет бургомистра. Бургомистр был человек широкой души, просителей в коридоре подолгу ждать не заставлял и дверь кабинета старался всегда открытой держать.

— Беда, ваше превосходительство! — продолжил торговец, тяжёло опираясь на резную крышку стола.

— Не превосходительство, Томас. И потише, рыбу распугаешь, — меланхолично заметил бургомистр, не отрываясь от бумаг.

— Извините, ваше сиятельство…

— И не сиятельство.

— Да, Господи, простите, ваше благородие!

— И не благородие.

— Бес попутал, ваше сия..бла.. вел.. выс… Как же тогда?

— Просто, господин Бургомистр. При демократии живём, Томас, надо привыкать уже. Сядь, отдышись. Что там у тебя за беда? Опять налоги?

— Ваше.. Господин бургомистр! Я это.. Я к рыбакам вчера в гавань… А корабль… И говорят…. И усищи у него!

— У корабля?

— Какого корабля, господин бургомистр! Я ж говорю: самозванец объявился! Из самой Бразилии говорят на корабле приплыл! Надо срочно в столицу телеграфировать!

— Самозванец? Опять?

— Да! Прям настоящий, с усами, и пятно родимое фамильное, говорит, имеется! Корону, говорит, мне вынь, да положь?

— Корону, значит? И этому тоже? Что ж за напасть такая, уже двадцатый за неделю! И всем корону подавай.

— Так ведь это… его величество покойный, — ёрзал Томас на стуле для гостей под строгим взглядом бургомистра, — дорогой наш… В смысле, диктатор-узурпатор.., мир его праху.., да сгинет он в геене… Не привык я, Ваше высокосия… В общем, говорят, большой баловник был.

— Ладно, это ты мне после расскажешь, на досуге, как за окунями приду. А пока и правда в столицу сообщить стоит.

Бургомистр встал, вежливо выпроводил Томаса за дверь и сел сочинять телеграмму. Хотя сочинять, по большому счёту было нечего — таких телеграмм он уже отправил, как можно было бы догадаться, около двух десятков только за последнюю неделю. Аккуратным благородным, но демократическим почерком он вывел: «Министру сохранения республики» — и передал бланк в окошко секретарю.

Попытки восстановить монархию вместо молодой, набирающей силу республики — ситуация довольно обычная, и, по статистике, успеха достигают всего несколько процентов подобных контр-революций, — успокаивал себя министр сохранения республики, перед которым лежала внушительная стопка телеграмм. В каждой сообщали об одном или нескольких самозванцах, претендующих на пустующий по понятным историческим причинам трон.

— Корона у нас одна! Она находится в музее истории республики! — бушевал премьер-министр на следующем заседании кабинета министров. — Не могут же они все её поделить!

— Я уверен, что сейчас они об этом не думают. Это зачаточная стадия реставрации: по статистике всего полпроцента настоящих потомков монархов бывают восстановлены в правах, — довольно беспечно заявил министр государственных средств.

— А сколько по статистике в одной стране бывает одновременно таких претендентов?! — не успокаиваясь, продолжал премьер-министр.

— Ну, грубо прикидывая в уме… — замялся министр.

— Ноль целых, две-три десятых, — робко произнёс министр исторической правды.

— Десятых? Десятых чего? — несколько ошарашено переспросил премьер-министр.

— П… претендента, — практически сливаясь с креслом уточнил министр исторической правды.

— Как это, ноль целых? Это нога, что ль, сама на трон восходит? — хмыкнул министр мирного неба.

— Так! — рявкнул премьер-министр. — Сколько сейчас их всего?

— Всего самозванцев и претендентов неизвестного происхождения — 560, — отрапортовал министр благополучия граждан.

— А вчера сколько было?

— Зарегистрированных — 370. Но мы предполагаем… Мы предполагаем, что их намного больше. Некоторые, полагаю, скрывают свои амбиции, а ещё не во всех деревнях есть телеграф, и мы, скорее всего, знаем не обо всех.

— Вы что? Вы хотите сказать, что сейчас в стране почти тысяча претендентов на трон?

— На корону. Про трон никто из них не заикался, все требуют корону.

— И их не смущает, что в соседнем доме кто-то ещё корону требует?

— Пока… пока сведений о смущении не поступало. Есть даже парочка в столице.

— И что? Вы, я надеюсь…

— Адекватные меры были приняты, самозванцы под арестом, — отчитался министр сохранения республики. — Но…

— Что «но», министр? — нетерпеливо переспросил премьер.

— Я навестил одного из них в заключении, премьер-министр. Мне показалось, что его требования имеют некоторые незначительные, но, всё же, основания.

— И что же это за основания?

— Он заявляет, что в нашей республике при нашей демократии наследственная власть должна быть у каждого, так сказать, гражданина, а не только у бургомистров и министров. Как- то говорит, вы взяли и из графов главами департаментов сделались, а мы? Ну и вот… На этом основании требует корону… Вообще, я должен сказать… Жарковато сегодня, да? Или у нас в зале душно? Так вот в таком случае я полагаю, что корона и мне полагается!

Министра сохранения республики срочно доставили в изолятор временного содержания. На следующий день половина кабинета министров в ужасе закрылась дома, а двое министров даже развелись, потому что жёны их стали позволять себе довольно свободно высказываться на политические и социальные темы, а одна даже оказалось тайной коммунисткой.

Количество граждан, требующих корону, тем временем только росло. Правительство вводило комендантский час и идеологическую минутку на радио, запрет на устное и письменное общение, запрет на коллективные и парные обсуждения, запрет на выезд и запрет на въезд, запрет на выглядывание из окон и запрет на язык жестов, но количество самозванцев только росло. Дошло до того, что некоторые из них, видимо, доведенные до отчаяния государственной диетой и замкнутым пространством, стали объявлять независимость.

— И…? Какова ситуация на текущий… — безнадёжно спросил премьер министр у сильно поредевшего кабинета; по правде говоря, в зале заседаний их было всего двое.

— День? — услужливо переспросил министр исторической правды.

— Час, министр… Или минуту…

— Секунду… Хых, смешно получилось…

— К делу, министр.

— Да. Так вот, на сегодняшний день, половина населения республики требует корону, из них около 10% объявили независимость квартиры, комнаты или койки, ну в зависимости…

— Почему целых 10%? Вы же мне обещали 3% независимости, не больше?

— Дело в том, что… Понимаете, премьер-министр, на выработку неопровержимой аргументации о преимуществах республики требуется время, а профессиональных агитаторов, способных в течение нескольких недель вести спор с особенно тяжёлыми случаями и сдерживать их хотя бы от объявления независимости, не так много. Мы начали экстренно готовить дополнительных агитаторов, но в условиях запрета на… хмхм… речь, это довольно сложно, да и качество их, прямо скажем, снижается. Некоторые новые агитаторы после пары дней работы сами начинают корону требовать. Так что надежда только на проверенных, а их не хватает.

— Пробовали связаться с американцами?

— Американцы делают вид, что не понимают по-английски. Они ввели запрет даже на экспорт из страны книжек по НЛП и пособий по гипнозу.

— Как всегда… Ладно. Какие наши дальнейшие действия?

— Главная наша задача — тянуть время, премьер-министр. Как только разработаем железную аргументацию, необходимо начать работу со всем населением, так сказать, превентивное опровержение.

— Что?

— Ну, когда люди ещё не знают сам аргумент, но мы уже внедряем в их сознание контраргумент. И при контакте с враждебными идеями они уже автоматически их отторгают.

— Действуйте, министр. Хотя… Хотя знаете, министр…. Возможно, всё наоборот… Возможно, это мы проблема?

— Что, премьер-министр? — потихоньку отступая, переспросил министр исторической правды.

— Ну, мне кажется, я наконец, понял, что корона — это такое метафорическое требование. Они ведь все понимают, что корона физически одна, но это символ возможности влиять на свою жизнь и жизни других, понимаете, министр?

— Конечно. А как же. Ещё как понимаю, — ободряюще кивнул министр, и, наконец, нащупав, нажал тревожную кнопку.

Дверь распахнулась и в зал заседаний правительства ворвалась охрана.

— Самых опытных агитаторов к нему, — велел министр. — Это всё-таки глава правительства. И будьте осторожны, у него какая-то новая мутация обоснования.

Премьер-министра скрутили и вывели. Министр исторической правды медленно подошёл к премьерскому креслу, уселся в него и прислушался к ощущениям. За окном медленно темнело, и на площади перед дворцом правительства одиноко сонно покачивался на ветру почётный караул в предписанных специальным распоряжением берушах, не пропускающих ни единого звука, и парадных повязках на глазах. Министр погладил ручки кресла. Неожиданное, но приятное повышение, подумал он. Откуда-то из дальнего коридора доносились приглушённые звуки ожесточённого спора, видимо, премьера решили успокоить перед тем, как выводить на улицу. Министр уселся поудобнее и стал с удовольствием выводить красивым казённым почерком срочное обращение к нации.

«В это тяжёлое время, — писал он, — как никогда требуется проявить солидарную ответственность. Внимательно прислушивайтесь к своим мыслям, после любого, даже самого пустяшного разговора с посторонним или даже близким человеком, перечитывайте основной закон республики, и старайтесь сократить любые контакты. Все мы знаем, как сложно даётся это нам, общительной и критически мыслящей нации, у которой всегда в споре рождается истина. Возможно, требования короны не так уж необоснованны, но давайте спросим себя…»

Министр запнулся и с ужасом перечитал последнюю строчку… «Как же так?» — подумал он.

На дорогой бумаге медленно растекалась огромная клякса.

Ира Метелица

—

Когда я вдруг стану старой, как дерево в ботсаду,

Какой я к тебе пристану? Какой к тебе припаду?

Когда я вдруг стану чистой, как облако в сентябре,

Какой ты меня захочешь? Какой мне прийти

                                                                      к тебе?

Когда все фаланги пальцев сожмут себя в кулаке,

Ты будешь чертить таблицу на левой моей руке,

Вымеривать черным грифом размашистые шаги,

В которых мы тормознулись, как точка в конце

                                                                    строки,

В которых мы не скользили лопатками по носам,

Но вот тебе две ключицы — как взлетная полоса.

И можно в захлеб вдышаться в развернутое плечо,

Как будто здесь воздух хлещет, и будет

                                                              хлестать еще.

Тут свет проникает в горло, и в шейные позвонки,

И всё принимает форму запястья твоей руки.

Когда все границы мира раскрошатся в пустоту,

Какой я к тебе прибуду? Какой к тебе подойду?

Когда я вдруг встану рядом, не всматриваясь

                                                                       в глаза,

Какой ты меня увидишь? И что мне тебе сказать?

Что, если грудные клетки раздроблены по краям —

А нам с тобой просто нужно их ровненько

                                                                   припаять?

Родимся одним сюжетом, слепившись

                                                        в цветастый ком,

Который не будет сломлен ни словом, ни кулаком.

Когда мы вдруг станем сплавом из золота и свинца,

Я буду всегда влюбляться в наклон твоего лица.

—

Я — морячок, красивенький и смешной,

В каждом порту меня ожидают песни,

В каждой таверне меня принимают здешним,

В каждом мотеле — тети святой толпой.

Я — морячок, правильный и тугой,