Открытие, которого не было

Автор подтверждает, что все события, описанные в данной книге, имели место в действительности.

Фамилии и имена участвующих в них лиц изменены незначительно, как правило, на одну, две буквы. Это сделано с целью избежать возможных судебных исков со стороны тех, кто могли бы, прочитав эту историю, счесть себя оскорбленными. А также, чтобы дать возможность официальным органам отвечать, что все упомянутые факты являются ни чем иным, как исключительно художественным вымыслом автора книги.

Автор

О, провинция! Именно здесь следует жить человеку, который не желает посвящать свою жизнь погоне за богатством или чинами. Жизнь в провинции не дает ни первого, ни второго. Жизнь в провинции — это просто Жизнь. Поэтому, так сладок ее воздух и весело солнце!

П. Д. Боборыкин

(1836—1921), русский беллетрист. «Письма к столичному другу.»

Все, хоть сколько-нибудь стоящее, приходит в голову вдали от шумных площадей и самолюбивых собраний..

Бертран Рассел

(1872—1970), английский математик и литератор. «Основания математики.»

Пролог

Командор Ван ден Роот очень не хотел ехать в Сибирь, хотя понимал, что это необходимо. Над его цивилизацией нависла самая большая опасность за всю ее Историю. Она началась с Великой революции в благословенных Нидерландах и трудов Великого Галлилея. Революция положила начало его Цивилизации, а Галилей создал для нее Науку.

Командор очень любил жизнь. Свой любимый одномоторный спортивный «Хейнкель», терпкий французский коньяк двадцатилетней выдержки и темпераментных румынских девушек. Все это давала ему его цивилизация. Чтобы спасти ее Ван ден Роот и отправился в далекие азиатские степи.

Никто на свете не знает дня своей смерти. Не знал этого и Командор.

1. Смерть на улице Хлебной

Труп гражданина Нидерландов Ван ден Роота был обнаружен по адресу: улица Хлебная, двор дома номер пятнадцать.

Согласно сводке областного УВД, тело было найдено в восемь десять утра военным пенсионером, майором внутренних войск в запасе Папасом Павлом Сергеевичем, русским, несудимым, 47-ми лет, проживающим в этом же доме. Следов насильственных действий на трупе при внешнем осмотре обнаружено не было.

— Берись за дело, Аркадий. Пока точно не установишь причину и все обстоятельства смерти, об отпуске забудь. — с командирской строгостью в голосе произнес полковник Кондрашов.

Полковник занимал должность начальника контрразведывательного отдела областного управления Федеральной службы безопасности.

Человек, к которому он обращался, находился в его прямом подчинении. Звали его Аркадием Михайловичем Стекловым. Званием он был ниже — подполковник.

На нем была рубашка в мелкую синюю полоску. Ее короткие рукава обнажали загорелые мускулистые руки, покрытые рыжеватой, словно бы собачьей, шерстью. И весь он со своим коротким носом и светло коричневыми, почти желтыми глазами походил на собаку, скажем, английского бульдога. К своему непосредственному начальнику он обращался без особого пиетета.

— Олег Петрович, там же милиция занимается, что нам в это дело влазить? Обычный труп… Мы-то тут причем? — недовольно произнес он.

Начальник отдела встал, прошелся по кабинету, остановился у окна. Полковник держал себя в хорошей форме, живота почти не было, но вот щеки начали слегка отвисать. Впрочем, вместе с залысинами под зачесанными назад русыми волосами, это даже добавляло его образу необходимую для руководителя солидность.

— Аркадий, прекращай базар. — стараясь придать голосу непререкаемость, произнес Кондрашов.

На полковнике был по погоде легкий двубортный костюм сливочного цвета и шелковый бежевый галстук.

«Похоже, Олег куда-то сегодня собрался. — отметил про себя Аркадий. — А, да! — вспомнил он. — Вчера же говорил, что сегодня вечером его жена на концерт органной музыки ведет… Светский лев, прямо…»

Супруга Олега Петровича считала, что Аркадий работал за рубежом каким-нибудь офицером безопасности при никому не интересном восточно-европейском посольстве. Эту работу она в основном представляла как совместное распитие спиртных напитков с послом в рабочее время, и прогулки по чистеньким европейским улочкам с молоденькими информаторшами — в нерабочее.

Она была убеждена, что Стеклова прислали из Москвы в отдел Олегу Петровичу, чтобы его подсидеть и отправить на пенсию. А ей так хотелось стать генеральшей, женой начальника областного управления. Чтобы пройтись по его коридорам настоящей хозяйкой — прапорщик при входе отдает честь, молодые лейтенанты вытягиваются в струнку, а секретарша первой приемной Лариса трепещет. Впрочем, Лариску, конечно, придется выгнать.

Когда супруга Олега Петровича смотрела на Аркадия, ее глаза излучали бесконечную доброту, а язык был в густом сахарном сиропе. Она почему-то была уверена, что подполковник, как ребенок, принимает все это за чистую монету.

— Олег, на хрена нам на свою задницу приключений искать? — совсем отбросил принятую субординацию Стеклов. — Ну, какие там на Хлебной государственные секреты этот голландец украсть хотел? Выяснить, где тот пароход, что Америка сто лет назад России подарила?…

— Какой еще пароход? — не понял начальник.

— В том-то и дело, что нету никакого парохода! — пошел в наступление подполковник. — Голландец прибыл к нам на законных основаниях, для переговоров о поставке сельхозпродукции в третьи страны… Официальный представитель торговой палаты Роттердама… По нашей линии ни в чем плохом не замечен… Ну, не повезло парню. Судя по всему, — ограбление. Бумажника на трупе не обнаружено… С каждым может случиться. Мы-то тут причем? Олег, что ты икру мечешь?

Олег Петрович открыл сначала внутреннюю, затем внешнюю створку окна и в кабинет ворвался теплый июньский ветерок.

Залетев в замкнутое пространство, он понял, что попал в ловушку и заметался. Пугая, ворохнул, официальные бумаги на столе, но сбросить их на пол у него не хватило смелости. Тогда он сделал вид, что пытается приподнять тяжелый глянцевый лист настенного календаря, выпущенного каким-то «Банком коммерческих инвестиций». Здесь он вполне осмелел, но у него не хватило сил.

Потерпев неудачу, оказавшийся в западне вольный гуляка затих, и, как котенок, спрятался под столом, успев напоследок лизнуть Аркадия за ногу над краем носка.

Олег Петрович покинул окно, встал напротив стула, где сидел подчиненный, и поднял вверх палец:

— Аркадий, дело на особом контроле там. Москва потребовала от нас установить истинную причину смерти. Ты понял? Или тебе дальше объяснять?

— Ничего я не понял. — упрямо произнес Аркадий. — А что милиция не истинную причину смерти собирается устанавливать? Или вообще не собирается ее устанавливать?

Кондрашов досадливо вздохнул, переступил с ноги на ногу и вернулся за свой стол. Уткнувшись носом в его поверхность, он начал перекладывать из одной стопки в другую лежащие там бумаги.

— Аркадий, как я устал от тебя! В конце концов, это — приказ. Теперь ты понял? — не поднимая глаз, наконец, проговорил он.

— Теперь понял. — покорно произнес подполковник Стеклов. — Так, я чувствую, последний отпуск перед пенсией и не отгуляю…

Он печально устремил свой взгляд на большой настенный календарь.

«Бакин-банк» — ваш надежный лоцман в волнах коммерции!» — было крупно набрано алыми буквами на фотографии широкой речной глади с висящими над ней синедонными облаками. По реке куда-то шло маленькое суденышко под одиночным парусом. То ли — рыбачья лодка позапрошлого века, то ли — современная яхта. Не поймешь. Далеко.

— Аркадий, не ной! Может быть, еще на этом деле орден заслужишь. — обрадованный капитуляцией своего строптивого сотрудника, оживился Олег Петрович. — Да, и вообще, мне кажется, это явно твое дело… — склонив голову к плечу, добавил он.

— Почему это, как труп, так обязательно — мое дело? — поинтересовался Аркадий.

— Ну, уж, не преувеличивай!.. Когда это ты последний раз с трупом имел дело?

— Весной, например… Когда гражданина Казахстана на грузовой станции нефтезавода мертвым нашли.

— Ну и что? Много ты с эти трупом возился? Обычная разборка при хищении нефтепродуктов оказалась… Вся твоя проверка на причастность его к иностранным спецслужбам пятнадцать минут заняла… Послал в центр запрос и уже утомился… А вот этот голландец именно твое дело! — пытался вдохновить подчиненного на работу начальник. — Ты же, до того как к нам придти, вроде бы где-то на родине этого коммерсанта и трудился, а?

— Нет, там я не трудился. Я трудился совсем в другом месте. — сказал Аркадий Михайлович, хотя из пятнадцати лет проведенных на нелегальной работе за рубежом, десять он проработал как раз в королевстве Нидерландов.

— Да? Но это не важно… Главное, чтоб ты понял, — это не обычное дело! Это дело, по которому будут судить о нашей с тобой работе. Усвоил? — приподнял подбородок и с начальственной строгостью взглянул на Аркадия Олег Петрович.

— Так точно, гражданин начальник! — сказал, поднимаясь, подполковник Стеклов.

— Здесь вся имеющаяся на сегодняшний момент информация по делу. — не вставая, протянул Кондрашов Аркадию тоненькую папочку.

Подполковник встал со стула, взялся рукой за картонную обложку, но Олег Петрович не собирался так быстро выпускать ее из своих рук.

— О результатах докладывать мне лично. По итогам каждого дня! — многозначительно смотря в глаза Аркадию, медленно произнес Кондрашов. Папку он продолжал крепко держать в сжатой ладони.

— Слушаюсь, товарищ полковник! — вытянул Аркадий руки по швам. Для этого ему пришлось оторвать пальцы от не желающий переходить в его распоряжение папочки. Он щелкнул каблуками гражданских туфель и, словно забыв про папку, начал поворачиваться, чтобы выйти из кабинета.

— Документы возьми! — напомнил Кондрашов, оставшись сидеть с папочкой в руке

— А я подумал, что вы эту секретную информацию решили оставить у себя, товарищ полковник! — бравым тоном туповатого службиста произнес Аркадий.

— Товарищ подполковник! Не надо демонстрировать свои актерские способности, у вас их нет! А театральный институт не здесь, а через две улицы… Если хотите поучиться, это туда! — мягко произнес Кондрашов тоном воспитателя интерната для детей с замедленным развитием.

— Как раз туда я и поступал после школы! Но не прошел по конкурсу… С моими способностями мне ничего не оставалось, как идти в органы!… — грустно произнес Аркадий.

— Если вы, Аркадий Михайлович, случайно, без всякого желания попали в органы, постарайтесь хотя бы напоследок, уходя из них, оставить после себя хорошую память! — сладким голосом произнес Олег Петрович.

— Я постараюсь. — заверил Аркадий и протянул руку к торчащей из руки полковника папочке.

На этот раз Кондрашов выпустил картонку из своих пальцев, как только пальцы подчиненного к ней прикоснулись.

Аркадий сунул папку под мышку, и, придерживая ее локтем, оставил начальственный кабинет.

По темному коридору управления подполковник двигался с выражением плохо скрытого недовольства на лице.

Накануне происшедшего Аркадий Михайлович рассчитывал уйти в отпуск, затем выйти на пару месяцев на службу, проболтаться их в комиссии по рассекречиванию архивов и получить долгожданный приказ об увольнении в запас по выслуге лет. Труп несчастного иностранца был очень некстати. Он грозил обрушить так славно спланированные летние месяцы, а никакого оперативного азарта у него, разумеется, не было и в помине.

А вот предчувствие неприятностей, связанных с делом погибшего при неизвестных обстоятельствах голландца, у него было. И оно оправдалось.

Он вошел в свой кабинет и опустился за стол. Немного поразмышлял и позвонил в бюро судебно-медицинской экспертизы.

Услышанное его не обрадовало. Знавший его начальник бюро сообщил, что им удалось установить причину смерти гражданина Нидерландов. Зарубежный коммерсант умер в результате профессионально нанесенного удара в известную только узкому кругу специалистов точку «вита», расположенную в передней части горла. Удар привел к мгновенному параличу дыхания и летальному исходу. Другими словами, к смерти.

Что все произойдет именно так, Аркадий начал подозревать еще утром, во время бритья.

Смотрясь в зеркало на свое лицо, сильно смахивающее на круглую бульдожью морду, он испытал странное ощущение. Будто, в зеркале был не он сам, а какой-то другой, не очень-то и знакомый ему человек.

Водя хорошим станком с двойным лезвием по плотным, словно резиновым щекам, умудрился каким-то образом порезаться, пусть и едва заметно.

В гараже не завелась его вазовская «шестерка». Оказался полностью разряженным еще вчера нормально работающий аккумулятор. Причем, как раз в этот день Кондрашов предупредил о необходимости быть на службе в девять-ноль-ноль. Тут уж сомнений не осталось — как пить дать, жди неприятностей.

Подполковник бегло просмотрел полученную от Кондрашова папочку, благо, что и смотреть там было особенно нечего и, открыл служебный сейф.

Окинув взглядом его сумрачные недра, он отодвинул вглубь полки тяжелую черную тушку табельного «Макарова», и достал лежащие там полуметровые кожаные ножны. Взявшись за торчащую из них костяную ручку, он плавно вытянул из них тускло блестящий клинок. Это был булатный кинжал, сделанный на Востоке много лет назад. Его узкое серпообразное лезвие крепилось к прямой рукояти, украшенной арабской вязью.

Соскучившееся в темноте железного ящика оружие сразу, без примерки, так удобно легло в ладонь, что не хотелось его и выпускать. Солнечный луч упал на клинок, отразился от полированной поверхности, и, ударив в стоящий на тумбочке графин с водой, превратил его в слепящий глаза слиток расплавленного металла.

Аркадий медленно повращал клинком перед глазами, и сбросил на пол солнечный луч. Он полюбовался на геометрически идеальные обводы лезвия и морозные вьющиеся узоры на нем. Достал из верхнего ящика стола замшевую тряпочку, дыхнул на сизоватую плоскость и аккуратно протер поверхность клинка.

Восточный клинок был практически единственной ценной вещью, которая осталась у него после пятнадцати лет пребывания в Европе.

Он был сделан из настоящей булатной стали. Этот материал производил впечатление волшебного: он мог затачиваться до такой невероятной остроты, что разрубал надвое подброшенный вверх шелковый женский платок. Но, к тому же, он не был хрупким. Клинок из булата легко сгибался в дугу и оставался в таком положении сколь угодно долго, не теряя своей формы. Булатная сталь была изобретена где-то на Востоке около полутора тысяч лет назад.

Кинжал подарил Аркадию один непростой человек. Как раз накануне его досрочной эвакуации из Европы.

Подполковник очень берег этот подарок. Настоящий булатный клинок, сделанный шесть веков назад в Дамаске, стоил огромных денег. В случае его продажи, подполковник мог, например, безбедно существовать после увольнения в запас в течение многих лет. Возможно, до конца своей жизни. Но дело было не в деньгах. Он не продал бы его ни за какие деньги.

Аркадию очень нравился этот сверкающий серп. Он даже не любил расставаться с ним надолго. Хотя бы раз в день он должен был почувствовать в своей ладони его теплую костяную рукоять.

Более того, кинжал был для него почти другом. Если вообще обладающие душой люди и не имеющие души вещи могут дружить.

Подполковник вложил стройное тело кинжала в ножны и осторожно положил на скучную стопку бумаг в нижнее отделение сейфа.

С сожалением простившись с булатным клинком, подполковник потянулся было рукой к пистолету, но, не завершив движение, вытянул руку из сейфа, взял со стола папку с информацией по делу Ван ден Роота и бросил ее поверх «Макарова».

Он еще немного посидел, неопределенно хмыкнул, закрыл сейф и вышел из кабинета.

2. Отставной майор

Майор внутренних войск в запасе Павел Сергеевич Папас стоял на балконе своей квартиры.

Его могучий торс обтягивала десантная тельняшка с обрезанными рукавами, а нижняя часть тела была укрыта огромными, как обвисший без ветра парус, спортивными штанами.

С высоты второго этажа он наблюдал, как его соседка Ольга Петровна Дорошенко возилась на цветочной клумбе.

На ней был короткий домашний халатик, в котором удобно работать на кухне, но совсем не на клумбе. Его полы разъезжались в стороны, как крылья театрального занавеса, а перламутровые пуговки на груди сами выскакивали из петель. То, что открывалось между раздвигающимися частями легкого дамского платья, должно быть, и привлекало внимание бывшего майора конвойной службы.

В свежий утренний воздух вплетался дразнящий аромат груш сорта «Дюшес». Но шел он не от окружающих двор старых деревьев, а рождался в глубине майорской квартиры. Из перебродивших плодов этого сорта Павел Сергеевич выгонял качественный самогон.

Отставной майор Папас находился в хорошем настроении. Его широкое лицо, шире которого невозможно было представить, излучало довольство жизнью. Короткая челочка над твердым лбом весело топорщилась воробьиным хохолком. Маленькие серые глазки, запрятанные в складках кожи, радостно блестели а солидные губы так и норовили растянуться в улыбку.

Отставной майор с удовольствием наблюдал за гнездившейся на клумбе соседкой. А на него самого с таким же удовольствием взирал пока еще находящийся на действительной службе подполковник Стеклов.

— Оля, хватит тебе по земле ползать. Поднимайся ко мне. Я тебя кое-чем угощу. — свесился с балкона Павел Сергеевич, улыбаясь всем своим безразмерным лицом.

Женщина подняла голову, поправила тыльной стороной ладони прядь выкрашенных в соломенный цвет волос и произнесла улыбаясь:

— Сейчас, лопух повыдергаю и поднимусь.

— Да ты и так уже все вырвала. Как комбайн. Оставь хоть чуток на завтра. Поднимайся! — настаивал Павел Сергеевич.

Аркадий сделал несколько шагов и оказался прямо под Папасовым балконом.

— Привет Оля! — кивнул он работающей женщине. — Паша, иди открывай дверь. Сейчас я к тебе поднимусь. — обратился он висящему над перилами объемному животу.

— Это ты, Аркадий? — Павел Сергеевич перегнулся через ограждение балкончика так, что от кувырка вниз его удержала только солидная нижняя часть. — О-о-о! Поднимайся скорей! У меня как раз кое-что есть! — радостно закричал он.

Обнаружив, что внимание к ней неожиданно исчезло, Ольга Петровна оставила ботанические занятия, решительно распрямилась, запахнула девичий халатик и вслед за Аркадием вошла в темный сумрак подъезда.

В кухне у Папаса благоухал фруктовый сад.

На газовой плите тихо грелся сделанный из нержавеющей стали сверкающий бачок самогонного аппарата. Из его витой трубки неторопливо капал в стеклянную банку прозрачный семидесятиградусный грушевый спирт.

— Я вчера два литра такого же выгнал. — с гордостью сказал Павел Сергеевич. — До сорока градусов разбавил, по бутылкам разлил и в морозилку засунул. Отпробуем?

— Отпробуем. Но позже. Я к тебе по делу.

— По трупешнику, что ли? Так я ментам уже пять раз все изложил. А он что, шпионом оказался? Что вы-то им заинтересовались?

— Заинтересовались, значит нужно. — заметил Аркадий и опустился на тяжелую табуретку, собственноручно сколоченную отставным конвойником из толстых чурбачков. Фабричные тонконожки веса хозяина квартиры не выдерживали.

— Паша, ты когда труп обнаружил, ничего случайно рядом с ним не находил, а?

— Нет. Ничего не находил. Если б я что-то нашел, разве я бы не сказал? Что я, не понимаю!

Павел Сергеевич, стоя к подполковнику спиной, что-то с усердием настраивал в самогонной установке.

Аркадий посверлил широкую Папасову спину глазами, ничего этим не добился, вздохнул и продолжил:

— И бумажника не было?

— Какого бумажника? — повернулся к Аркадию хозяин.

— С деньгами.

— С деньгами? — с таким удивлением переспросил Папас, как будто обычно в бумажниках хранили не деньги, а, допустим, бутылки с пивом.

— Так, не было бумажника?

— Так, я обыскивал его, что ли? Я сразу понял, что мужик свое отбегал… Пульс на сонной артерии пощупал и все… Что я, не понимаю?…

Аркадий упрекающе посмотрел на синее небо за окном и вздохнул.

— Слушай, Паша, а ты ничего другого рядом с трупом не находил?

— Ничего. — слегка удивившись, сказал Папас.

— Ну, может быть, неподалеку, что-нибудь такое необычное, валялось и ты подобрал, а? Карманный калькулятор, например?

— Да, ничего такого необычного я не подбирал… Да и вообще, ничего не подбирал. И никакого калькулятора не видел… — несколько озадаченно поскреб ногтями широкий лоб Павел Сергеевич.

В дверь позвонили.

Папас поспешно вылез из кухни и вернулся вместе с Ольгой Петровной. Ее мягкое лицо носило следы легкого макияжа: веки стали слегка сиреневыми, губы — бледно-вишневыми. На полной высокой шее появились бусы из крупных шариков полированного янтаря. Аркадию показалось, что и без того не длинный халатик Пашиной соседки стал еще на ладонь короче.

В руках у гостьи была большая сковорода под чугунной крышкой.

— Мальчики, я вам карасиков на закуску принесла… Утречком пожарила.

— Вот молодец! — потер похожие на диванные подушки ладони Павел Сергеевич. — Сейчас грушевки моей попробуем… Карасиками закусим… А, Аркадий? Может быть, Ивана Алексеевича пригласим?

— Пригласим. Только сначала снимем показания у гражданки Дорошенко. — скучным голосом заметил Аркадий.

Ольга Петровна не только не выразила никакого неудовольствия, но, напротив, явно обрадовалось проявившемуся к ней вниманию.

— Ольга Петровна, судя по вашим показаниям, данным работникам милиции, вы появились у тела неизвестного вам гражданина в восемь часов пятнадцать минут, так?

— Совершенно верно. — с достоинством кивнула гостья.

— В это время у тела находился ваш сосед Павел Сергеевич Папас. Так?

— Да. Паша был рядом. Мы вместе с ним по лестнице спускались. Только он сразу вышел, а я еще почтовый ящик проверила. Я от дочери письмо жду!

— А больше никого вблизи места происшествия вы не заметили?

— Нет. Никого.

— А у лестницы, которая ведет вниз к реке, никого случайно не было?

— Кажется, нет. — пожала полными плечами Ольга Петровна.

— Точно нет? Или, кажется, нет?

— Ну, не помню я… По-моему, никого там не было. Рано же…

— Ну, хорошо… А вот скажите, гражданка Дорошенко, вы ничего рядом с телом не находили?

— Нет, не находила.

— Может быть, на самом теле?

— Да, что Вы такое говорите, Аркадий Михайлович? Чтоб я по покойнику руками лазила? Ну, уж нет. — Ольга Петровна обиженно вздернула напудренный нос к потолку.

— Ну, а, может быть где-нибудь рядом… Неподалеку, а?

— Ничего я не находила.

— Карманный калькулятор, например?

— Нет. У меня свой есть. И на работе два.

Аркадий было состроил пронизывающий следовательский взгляд, но быстро вернул ему обычное рассеянное выражение, здраво рассудив, что для человека двадцать лет проработавшего администратором гостиницы все эти игры в гляделки ничего не значат.

— Ну, ладно. Нет, так нет. Поверим Вам, гражданка Дорошенко. — сказал он и посмотрел в сторону хозяина кухни.

Павел Сергеевич, отвернувшись от гостей, резал на кухонном столе хлеб.

— Ну что, закончили детскими играми заниматься? — прогудел он из-за собственной горообразной спины.

Ольга Петровна сняла со сковородки тяжелую, как щит средневекового воина, чугунную крышку и кухню заполнила веселая армия запахов жареной рыбы, лаврового листа и горячего подсолнечного масла.

Аркадий уже предвкушал, как он опрокинет стопочку ледяной грушевой самогонки, отделит вилкой часть зажаристой карасиной спинки и положит в рот парящий теплом нежный кусочек, как вдруг услышал в своем внутреннем кармане неприятное пиликанье мобильного телефона.

— Слушаю. — покосившись на сотрапезников, сказал он в телефонную трубку.

— Аркадий? Это я. — отозвался голос его начальника, полковника Кондрашова. — Ты где сейчас?

— На Каланчевке. Свидетелей опрашиваю.

— Вот и хорошо. Обязательно поинтересуйся у них, не находили ли они на трупе или где-нибудь рядом такую вещицу, похожую на карманный калькулятор… Описание было в папке, что я тебе дал…

— Да, я уже поинтересовался…

— И что?

— Не находил никто никакого калькулятора… И даже не видел. А что это за калькулятор такой важный? Не из золота, случаем?

— Закончишь со свидетелями, приедешь в управление, расскажу. Не по телефону же о таких вещах говорить!

— Но мне еще здесь надо поработать! Много неясностей оказалось. Надо прояснить. Так что, я еще в Каланчевке побуду.

— Хорошо. — недовольно согласился полковник. — Только быстро. Тут такое творится! Генерал предварительные результаты требует…

— Ну, какие результаты, Олег? Я ж только начал работать… Пожарная команда по другому телефону.

— Аркадий, прекращай базар! Оперативно опросишь свидетелей и в управление. Все! Ты меня понял?

— Ну, к генералу же все равно тебе идти. — не сдавался Стеклов. — Мне-то что там делать?

— Мало ли что! Будешь на месте сидеть. Вдруг у генерала к тебе вопросы появятся.

— Так тебе же лучше, что меня на месте не будет. Скажешь генералу, что весь отдел в моем лице в поле землю роет, а не в кабинете штаны протирает. Работа по делу кипит…

— Аркадий, не учи меня! Я и без тебя знаю, что кому сказать! — зазвенела металлом пластмассовая трубка. — Закончишь опрос свидетелей, и чтоб сразу был в управлении!

— Есть. — суровым тоном дисциплинированного сотрудника сказал Аркадий в трубку и с радостью в голосе Папасу:

— Паша, что ж ты окоченел, как морковка во льдах? Доставай свою грушиловку!

Майор открыл дверцу холодильника.

— Слушай, Аркадий, а, может быть, этот калькулятор Иван Алексеевич взял? Он ведь тоже там был… — сказал он.

— Как был? — удивился Аркадий. — А почему милиция о нем не знает?

— Так он к трупу-то не подходил. Мы вместе с ним из подъезда вышли… Он первый тело и увидел… Но к нему не подходил. Я чуть впереди него шел, когда понял, что это не живой лежит, я сразу послал его в милицию звонить…

«Странно, — подумал Аркадий, — а в протоколе сказано, что в милицию позвонил Папас. Ну, работнички…»

— Оля, а ты тоже Ивана Алексеевича видела? — обратился Стеклов к раскладывающей вилки женщине.

— Конечно. Я же с ним столкнулась, когда из подъезда выходила. Он как раз и шел звонить в милицию.

— Он что, сам тебе об этом сказал?

— Ну, да…

— Тогда праздник откладывается. Мне надо встретиться с новым фигурантом по делу. — поднялся с табуретки Аркадий.

— Аркадий Михайлович, вы к Ивану Алексеевичу хотите зайти? — спросила Ольга Петровна.

— Естественно. — кивнул подполковник, рассматривая аппетитные, цвета жженого сахара карасиные спинки.

— А его дома нету…

— Откуда ты знаешь? —

— Так я видела, как он с час назад вместе с Соней по лестнице на берег спускался…

— А что он там делает?

— Ну, как что… рыбу ловит… Или это…

— Что — «это»? — не понял подполковник.

— Как что?… Понятно что! Раз Коля-водопроводчик сразу вслед за ним мангал вниз потащил, а у Соньки, я заметила, кастрюлька в руках была… Отдыхают они там…

— Ну, тогда я пошел пока они не наотдыхались! — повернулся к двери подполковник.

— Ой, да кому там наотдыхиваться!.. — махнула рукой соседка. — Иван Алексеевич почти не пьет… Так, рюмочку для аппетита… Сонька тоже… Разве что, Колька? И то, он в последнее время в руках себя держит. Да, и он все равно тебе не нужен!…

— Ну, все равно… Лучше сразу работу сделать, чтобы освободиться и больше о ней не думать! — рассудительно произнес Аркадий.

— Ты быстро поговори и сразу возвращайся! — Мы тебя ждем! Без тебя начинать не будем! — крикнул ему вдогонку майор.

— Да, Аркаша, возвращайся! — присоединился к низкому майорскому мягкий голос Ольги Петровны.

— Непременно. — ответил им уже из прихожей Аркадий.

3. Теория профессора Вольпина

Улица Хлебная упиралась в крутой берег реки.

Его склон порос могучими деревьями с густыми, смыкающимися между собой кронами.

Сквозь этот лес едва просвечивала внизу желтая полоска прибрежного песка и стеклянная поверхность реки.

Аркадий шагнул на деревянную лестницу, ведущую на берег. Наверху, на Хлебной улице ярко светило солнце и выгоревший светло-серый асфальт дышал теплом, как радиатор квартирного отопления. Здесь же, на покрытом деревьями склоне, было свежо и сумрачно.

Держась за деревянные перила, отполированные поколениями жителей Хлебной улицы, он начал спускаться вниз.

На середине лестницы располагалась небольшая площадка. Аркадий остановился и глубоко вдохнул влажный, насыщенный запахами растений воздух. Постоял в приятном холодке и начал спускаться дальше. Через десяток ступеней повеяло мокрым песком и горящими углями.

Выйдя из прохладного сумрака на залитый солнцем песок, Аркадий, как и предупреждала Ольга Петровна, застал приготовления к пикнику.

В железном дырчатом мангале бодро потрескивал огонь. Над ним на длинных витых шампурах шипели куски мяса вперемежку с глянцебокими помидорами.

Вокруг огня располагалась маленькая компания.

Иван Алексеевич Кальварский, похожий своими ярко-синими, слегка выкаченными из орбит глазами, вздернутыми седыми бровями и торчащими вокруг лысины белыми прядками на старого, но не утратившего жизнерадостности лесного жильца — лешего. До выхода на пенсию Иван Алексеевич был главным конструктором закрытого конструкторского бюро «Спецрадиосвязь».

Рядом, обхватив колени, и мечтательно уставившись в небесную синь, сидел Коля Саяпин, дважды сиделец в местах перевоспитания, а в настоящий момент — слесарь-водопроводчик местного домоуправления.

Трудно было в свое время оперативным работникам органов милиции внести в ориентировку описание его внешности. Роста не большого, но и не маленького. Волосы — то ли русые, то ли светлые, но, возможно, и темные… Нос — то ли вздернутый, то ли вытянутый. Глаза — то ли голубые, то ли темные, а, может быть, зеленые… Но, скорее, серые… Возможно…

К своему удивлению, хорошо знавшие Колю сотрудники уголовного розыска, посидев над листом бумаги, неожиданно для себя обнаруживали, что не могут указать в описании его внешности ничего конкретного. Из странного положения хоть как-то помогала выйти не бог весть какая, но все же особая примета, — маленький синий якорек, выколотый между большим и указательным пальцем левой руки.

Над расстеленной на песке скатертью хлопотала племянница Кальварского школьная медсестра Соня.

У Сони были, как и у дяди, ярко-синие фамильные глаза, окаймленные черными, как графит, короткими и прямыми щеточками ресниц, и упрямый вздернутый нос. Темные волосы были стянуты в гладкую прическу и заканчивались на затылке задорным подрагивающим хвостом. Все вместе делало ее похожей на любопытную белку. Племянница Кальварского была ровесницей Аркадию Михайловичу. Более того, его одноклассницей.

Их юность осталась далеко позади.

Жизнь сложилась так, что Аркадий не видел Соню восемнадцать лет, а когда два года назад увидел, она показалась ему даже более красивой, чем в прошлом. Юношеская свежесть и безупречная гладкость кожи, конечно, исчезли, но взамен, вместе с маленькими морщинками у глаз, появилась притягательная женская уютность и соблазнительная рельефность форм.

В роли скатерти, на которой готовился праздник, выступала напечатанная на клеенке карта мира с двумя полушариями. На Азиатском континенте лежал лаваш, на Латинской Америке стояла солонка и маленькая чашечка до краев наполненная красным соусом. А на Тихом океане, образуя пологие впадины, обосновались фаянсовые Сонины колени.

— Пожарная инспекция. Все убрать. Костер потушить. — сказал, подходя, Аркадий Михайлович.

Сидевшая к нему спиной Соня от неожиданности уронила луковицу в соус. Из чашки вырвался длинный красный протурберанец и смачно плюхнулся на медсестринское колено.

— Ну, Аркадий, напугал… Нельзя же так!.. — всплеснула руками Соня. Ярко-синие фамильные глаза выразили возмущение.

С обиженным видом она стала собирать соус пальцами с такими же ярко красными ноготками, как и распластавшаяся на глянцевой коже красная клякса.

— Здравствуйте, Иван Алексеевич! Салют, Николай! Соня, не сердись! — поприветствовал общество Аркадий.

— Всю меня испачкал! — метнула на Аркадия сердитый взгляд медсестра.

— Привет Аркадий. Садись. Как раз шашлык доходит. — довольно произнес Иван Алексеевич.

— Здравствуйте, Аркадий Михайлович! — солидно произнес водопроводчик Коля Саяпин

— По какому случаю банкет? — спросил, садясь на краешек карты, рядом с Соней подполковник. — Вроде, дня рождения, насколько я помню, ни у кого из присутствующих нет…

— Дня рождения нет, зато день отличный есть… Вот мы и решили выбраться на природу… Благо она у нас всегда рядом. — ответил пребывающий на пенсии конструктор Кальварский. — Сонькины детки на каникулах, ей в своей школе делать особенно нечего… А Николай, как обычно, в самоволке… А, ты Аркадий, что у нас в Каланчевке посередь рабочего дня? Тоже в самоволке?

— Уйдешь тут в самоволку!… Не успеешь из управления выйти пива попить, как уже с собаками по всему городу ищут… — проворчал Аркадий. — По делу мы к вам, однако.

— А что такое? Вражеский шпионаж на хлебозаводе обнаружился? Правильно, пусть поучатся у нас хлеб делать, а то у них не хлеб, а вата какая-то. — вращая шампуры над огнем, произнес Кальварский.

— Вы-то откуда знаете, Иван Алексеевич? Вас ж, с вашими допусками по секретности, разве что в ненецкий национальный округ могли пустить.

Аркадий обмакнул кусочек хлеба в соус и положил его в рот:

— Хороший соус. Острый. — похвалил он.

— А вот и нет. — вскинулся Кальварский. — Уже перед пенсией, я в составе делегации по Договору о сокращении вооружений в Брюссель ездил… Мы вместе с покойным профессором Вольпиным в одной группе экспертов были… Так что мы в европейских делах тоже понимаем!… А соус я сам варил. Томатная паста с красным перцем и грибным бульоном, а?

— Соус отличный. — качнул головой Аркадий. — А вы что, Иван Алексеевич с Вольпиным знакомы были?

— Конечно, знаком! — кивнул Иван Алексеевич. — Вольпин — это был голова-а-а! Рано умер только… Пятьдесят с небольшим… А, если б не умер, то… Он такое бы открыл… Он, понимаешь, к одной вещи подошел… О-о-о!

— Какой такой вещи? — спросил Аркадий.

— Ты и не поймешь какой!… — важно сказал Кальварский.

— А все-таки. — не стал обижаться Аркадий. — Вы скажите! Вдруг пойму!

— Ну, видишь ли… — зажевал губами Иван Алексеевич. — Он новую теорию извлечения энергии из материи создал!…

— Так уж, и новую теорию? — усомнился Аркадий.

— Жаль, он последнюю свою работу опубликовать не успел… — сокрушенно покачал головой Кальварский. — Но мне кое-что из нее давал читать… Работа капитальная, с математическим аппаратом… Знаешь, как он теорией топологических рядов владел? Так вот, в этой работе он писал, что окружающий нас видимый мир — это лишь покрывало, под которым скрывается необъятный океан энергии.

— Это как? — спросил Аркадий.

— А вот так! В любой точке материи содержится практически бесконечное количество энергии… Энергию не нужно вырабатывать с помощью электрогенераторов и потом перебрасывать по проводам!… Нужно лишь дать соответствующий сигнал материи и она откроет источник энергии в любой своей точке… Только вот надо знать эту команду… Ну, как бы код, что ли… Пароль, чтоб тебе понятнее было… Нечто похожее на «Сим-сим, откройся!»…

Кальварский подбросил в костер сухую ветку. От неожиданного подарка огонь сначала испугался, а затем, разобравшись с тем, что ему дали, радостно подпрыгнул и заиграл, как щенок.

— А что же это за пароль такой волшебный? — с некоторой долей иронии, хотя и умеренной, чтобы не обидеть старого инженера, спросил Аркадий.

— А пароль этот… — Иван Алексеевич задумался, помолчал, но продолжил. — Боря собирался изложить этот вопрос в монографии, но не успел… Конечно, одну проблему мы обсуждали… И кое-что я предполагаю… Но это так, некоторые догадки… Ничего конкретного. Да и дело в общем не в этом!

Иван Алексеевич замолчал.

— А в чем дело? — спросил подполковник.

— В том, какая это голова была! Теперь уж таких нет! Теперь только такие, как Вася Зоткин или Мотька Елперов… Лишь бы деньги, да звания хватать! Разве это ученые? Тьфу! — с брезгливостью плюнул на уровень современной науки находящийся на пенсии конструктор.

Вверх по реке, рождая две ровные, расходящиеся в стороны складки, шел черно-белый упрямый буксир. За его низкой кормой, округлой, как бублик, пересекающимися траекториями летели крупные речные чайки. Время от времени они бросались в тянущийся за буксиром пенистый бурун, и, выхватив из воды невидимую добычу, крутыми виражами взмывали в слепящую глаза синеву.

— Я вообще-то по трупу пришел, который вы с Папасом обнаружили. — не отрывая глаз от чаек, произнес Аркадий.

— А что труп? Я к нему и не подходил… Паша меня сразу послал в милицию звонить. Ему с трупами привычней возиться. Он в своей конвойной службе ко всему привык.

— Иван Алексеевич, понимаете, у этого трупа одна вещь должна была быть… Вроде карманного калькулятора… Вы не видели ее случайно?

— Не видел. Не хочешь ли ты сказать… — с оскорбленным видом вскинул голову бывший главный конструктор и сверкнул синими лешачьими глазами.

— Нет, не хочу. — не дав разгореться гневу, быстро перебил собеседника подполковник. — Я просто спрашиваю.

— Не видел. И не брал. Ни случайно. Ни намеренно! — обиженно поджал губы Кальварский.

— Ну, не видели и не видели… — снова потянулся кусочком лаваша к соусу Аркадий. — Что обижаться-то? У меня работа такая: вопросы задавать и всякую ерунду искать. Мне вообще на этот калькулятор плевать. Но лично я, если бы его увидел, то, даже заплати мне, не взял бы.

— Это почему так? — отвлекся от своих мыслей водопроводчик Коля Саяпин.

— Радиоактивность. — понизив голос, сказал Аркадий. — Умереть, может быть и не умрешь, а вот уж импотенцию точно получишь.

— Да ты что! — воскликнул Коля.

Кальварский хотел что-то сказать, но Аркадий его быстро перебил:

— Ну, когда твой шашлык поспеет, а, Иван Алексеевич?

— Так все. — после маленькой паузы произнес он. — Готов уже. Коля, ты что сидишь? Волоки бутыленцию из воды, пока раки не утащили.

Слесать-водопроводчик поднялся, сделал было шаг к реке, но остановился.

— Слушай, Аркадий Михайлович, вроде Толя Эдисон что-то находил такое… — нерешительно произнес он. — Я его вчера утром за Домом специалистов у сараев встретил. У него какая-то штука в руках была. Он еще делал с ней что-то, отвертку у меня взял. Я его спросил, что это за хреновина, он мне сказал, что точно сказать не может, только что на улице нашел… А это как раз в то время и было… Где-то в половине девятого… Я в свою бытовку шел. Надо его предупредить, пока не поздно, а то что ж, он-то и не знает!… Захочет с бабенкой перепихнуться, а уже того… Нет подъема.

— А где он сейчас? — спросил Стеклов.

— Да у себя на каланче, где ж ему еще быть? — пожал плечами Саяпин.

В это время в кармане у подполковника неприятно запиликал мобильный телефон.

— Шейх Усама бен Ладен слухает. — степенно произнес он в трубку.

— Аркадий, ты что ли? — услышал он голос начальника.

— Ну, а кто еще? Я, конечно.

— Ты так не шути. У нас тебя могут не правильно понять.

— Тогда не буду. — покорно согласился Аркадий.

— Ты где сейчас?

— На Каланчевке, свидетелей опрашиваю.

— Так ты еще не закончил? — тоном невероятно удивленного человека произнес Кондрашов.

— Нет, не закончил.