Бесплатный фрагмент - Откройте ключом Хирона

Всё записано.

Но когда Бог разрешает человеку что-то изменить

в его судьбе, он приводит его к астрологу.

Пауло Коэльо «Алхимик».

Педсовет

Петр Сергеевич Рыбкин негодовал. Его интеллигентное лицо напоминало гримасу истопника в конце рабочего дня. Он уже не кричал. Горло его издавало звуки затухающего вулкана. Умница, педагог от Бога, милейший человек бился о стену непонимания своего педагогического коллектива, которым он виртуозно руководил уже четверть века.

— Уважаемые коллеги, я призываю вас понять особенности нынешнего времени, исторические, если хотите, особенности.

В кабинете было как в джунглях. Воздух прогрелся и накалился необычайно, распаляя и без того разгоряченных людей, которые в силу разных причин не хотели, а некоторые так и просто отказывались понимать эти особенности.

— Мы сами должны позаботиться о себе, — клокотал Петр Сергеевич. — Идти, так сказать, в ногу со временем. Каждый педагог, в такой ситуации, должен стать менеджером. Да, менеджером! Я не оговорился. Иначе мы пропадем, как вы не можете это уразуметь?

Голос Петра Сергеевича предательски дрожал. Пот застил ему глаза. Он судорожно моргал длинными ресницами, которым могла от души позавидовать любая девушка. И от этого создавалось обманчивое впечатление, что вот-вот по щекам его струйками покатятся, такие не свойственные сильным мужчинам, жаркие слезы.

— Да нас просто напросто закроют. Вам напомнить, сколько детских домов постигла такая участь в области только за последний год? И хочу вам заметить вполне достойных учреждений. Некоторые из них благодаря выстроенной и апробированной десятилетиями своей педагогической системе, обеспечивали общество достойными гражданами. Хотя, сами понимаете, какой у нас контингент. И что? Заслуги прошлого ни есть гарант будущего. Надо чувствовать, так сказать ветер перемен.

— Ну, знаете что? — Не унималась Берта Моисеевна Белова. — Где я, а где менеджмент? Я заслуженный педагог.

— Товарищи, давайте не будем ссориться. Да залатают нам эту крышу. Мы же государственное учреждение, а не частная лавочка — подала голос педагог-психолог, несравненная Майя Леонидовна Пуршит.

Спокойствию психологов можно было позавидовать, но никто из окружающих педагогов детского дома, ставшего с недавних пор учреждением социального обслуживания, которое по прежнему относилось к министерству общего и профессионального образования, внося тем самым диссонанс в понимание своего предназначения, их оптимизма уже не разделял.

— Подумаешь, сарай сгорел. Построим новый. Какое счастье, что на детском доме всего лишь сайдинг потек и то только над окнами Петра Сергеевича. Ведь всё могло бы быть, намного хуже… Менеджер — это просто слово не привычное. Что ж мы спонсоров не найдем?

Её грациозная фигура, возвышалась над собравшимися растерянными людьми, осуществляя противовес этому гнетущему и неизбежному ветру перемен.

— Господи! — тихо прошептала уже не молодая воспитательница Вероника Владимировна Пчела. — Почему это происходит с нами?

Столько лет кирпичик к кирпичику Петр Сергеевич Рыбкин выстраивал свою новаторскую систему взаимодействия всех друг с другом. Защитил диссертацию на тему «Консолидация работы педагогического коллектива детского дома». И эта научная работа была не профанацией или притянутым за уши к практике теоретическим постулатом. Это был труд, подкрепленный собственным экспериментом, в котором каждый человек, входящий в детский дом, априори являлся элементом воспитательной системы. Повар, дворник, прачка, водитель, любой участник взаимодействия, был изначально ориентирован на ребенка, на его развитие и становление внутри себя и в социуме. А воспитатель, замыкая на себе участие всех, точно барометр, улавливал погоду этого развития.

— Как вообще такое могло случиться с образованием? И что может сделать простой воспитатель?

— Очень даже может! — ожил Петр Сергеевич с завидным энтузиазмом. — Ещё как может. Всё в наших руках. Надо искать спонсоров, уважаемые коллеги. Каждый, каждый должен подумать, поискать…. хотя бы одного!

Нервный залихватский смех педагогического сообщества оборвал слишком спокойный для данного собрания возглас Берты Моисеевны:

— Вы это серьезно?!

Хохолок копны её медных волос кульминационно вздрогнул и таинственно замер, призывая пролить свет истины и, причем немедленно. Молодые педагоги жались как малые птахи друг к другу в морозную ночь. Алла Ивановна, комфортно расположившаяся за шкафом, виртуозно всхрапнула. Она могла себе позволить не паниковать. К своей несказанной радости Алла Ивановна Донская — почетный работник образования, была уже на пенсии, а муж её работал в Газпроме.

Петр Сергеевич кивнул, дрогнув ресницами, и обмяк обессилено в директорском кресле. Майя Леонидовна, растратив всё своё красноречие, жадными глотками пила воду. Берта Моисеевна саркастически, нервно улыбалась. Молодой перспективный психолог Наталья Францевна Куричек, открыв окно в зимнюю свежесть, пыталась надышаться.

Люди перестали галдеть, и наступила какая-то гнетущая тишина. Алла Ивановна, проснувшись, смотрела на всех непонимающими глазами. Возникло странное ощущение единения всех присутствующих. Чувство схожее с тем, которое испытали бы участники парусной регаты, внезапно обнаружившие, что вместо водной глади они бороздят зыбучие пески.

Петр Сергеевич, поморщившись, ослабил галстук и махнул коллективу бесперспективно рукой. И в этом жесте было столько отеческой заботы и теплоты, что люди покидавшие кабинет директора, не смотря на эти, будь они неладные, исторические метаморфозы образования, сохраняли надежду, веря в то, что их Петр «вседержавный», именно так между собой величали Петра Сергеевича коллеги, обязательно что-нибудь придумает.

«Господи! Как же его жалко» — думала Вероника Владимировна чуть не плача. «Светлейшая голова, сколько лет его детский дом был лучшим в области. Его воспитанники учились в престижных вузах страны, в том числе в МГУ, их персональные выставки картин проходили в Москве и в Санкт-Петербурге. По эскизам его выпускников выпускалась посуда на императорском фарфоровом заводе в Санкт-Петербурге. На протяжении десяти лет дети привозили призовые места и трижды Гран-при международного детского фестиваля искусств и спорта «Кинотаврик», традиционно проходившего в городе Сочи. Да сколько их было больших и маленьких побед, удач, радостей и взлетов, надежд, веры и подаренных крыльев. А что теперь?

По новым стандартам педагог переставал учить и воспитывать. Он оказывал услуги. Вы только вдумайтесь, как страшно, ни больше, ни меньше, социальные услуги, которые администрация учреждения должна была ежеминутно измерять, контролировать и оценивать. А какой мерой мерить? Каким прейскурантом воспользоваться в этих капитализированных отношениях человеческих душ? И себя жалко. Ну, никак, никак не хотелось вписываться в этот формат".

Она так задумалась, что не заметила, как встревоженная Наталья Францевна теребит её за рукав:

— Никочка Владимировна, Никочка Владимировна, ой, ну, посмотрите, пожалуйста, вы в свои звезды. Нас что, правда, могут закрыть? А как же дети? А мы куда?

Звезды

Хотел бы я знать, зачем звезды светятся.

Наверное, затем, чтобы рано или поздно каждый

мог вновь отыскать свою.

Антуан де Сент- Экзюпери «Маленький принц»

Дорога домой, показалась Нике целой вечностью. Мир вокруг удивлял покоем и равновесием. Необыкновенные белые хлопья снега, кружась в сумеречном пространстве, зависая на мгновение, ложились к ногам, образуя светлую дорогу. И шагая по белому пути, ещё ощутимее становилась внутренняя тревога.

Да у неё кроме этой работы, звезд, да ещё флегматичного Васьки, ничего по большому счету и не было. И то, справедливо заметить, Василий раньше был молодой, резвый и ласковый. Ника вечерами спешила с работы домой, соскучившись по нему за день. Но с годами Васька растолстел. Характер его изрядно испортился. Целыми днями он грел бока, нежась на диване. Иногда даже не встречал её у порога с работы, не заглядывал в глаза, как раньше, в былые годы, не радовался. И если Ника не успевала его покормить, он садился неподвижно, как сфинкс, и орал нечеловеческим голосом у своей кошачьей миски.

Вот так они и жили. Каждый последующий день был похож на предыдущий. И в этом существовала какая-то стабильность, которая уже давно устраивала и Нику и стареющего Василия.

Астрология вошла в её жизнь как что-то само собой разумеющееся. Вернее сказать о таком понятии изначально никто и не рассуждал. Скорее её привлекала астрономическая составляющая, предвосхищающая, ставшую в дальнейшем бессменной спутницей её жизни, таинственную науку о звездах. Поднимая глаза, маленькая Ника ощущала голубизну неба и манящую легкость облаков, частью своего мира, парящего, воздушного, светлого и вдохновенного. Где-то там, по рассказам бабушки, жил Бог. В понимании девочки это должно было быть царство. Но не из золота, роскоши и богатства, а из облаков, покоя и воздуха. Ничего, кроме этого покоя и вселенского порядка не существовало над нами.

Небо с причудливыми фигурками проплывающих мимо белых пушистых грёз, казалось ей бескрайним, бесконечным, всепоглощающим, когда ещё совсем не осознанно, читая самую простую молитву в детстве «Отче наш», она обращалась к Богу. И вселенная, безусловно, слышала этот призыв маленькой души, потому, что внутри, где-то в сердце становилось тихо и светло. И не хотелось ни с кем разговаривать, чтобы это состояние гармонии подольше сохранилось неприкосновенным.

Родителей молчаливость и замкнутость девочки сначала не на шутку беспокоила. Но потом Ника начала писать свои детские стихи. А когда ей купили пианино, сочинять музыкальные пьесы. И родители понемногу успокоились, смирившись с тем, что их девочка не похожа на сверстников, что она просто другая.

Самым любимым секретным занятием Ники, было любоваться ночным звездным небом. Когда все засыпали, она тихонько забиралась на большой подоконник в своей комнате, устраивалась поудобнее, и начиналось виртуальное, увлекательнейшее путешествие по вселенной. Еще, будучи маленькой девочкой, она понимала, что вселенная не ограничивается галактикой «Млечный путь», в которой находится наша Солнечная система и наша планета Земля.

Вселенная — это бесконечная симфония галактик, газовых туманностей, звездной пыли, энергетических вихрей, квазаров, пульсирующих и взрывающихся звезд. И сопричастность этой музыке переполняло сознание девочки возвышенной мечтательностью.

С годами, повзрослев в такие путешествия, Вероника отправлялась, вооружившись телескопом. Первое, что привлекло её внимание, это была, конечно, Луна. Иногда при смене лунных фаз, можно рассмотреть изменения лунных ландшафтов, вершины гор, освещенные солнечными лучами, кратеры, образовавшиеся в основном от ударов космических тел о поверхность Луны, лунные моря — темные участки. В момент полнолуний именно они подсказывают нашему воображению «лицо» нашего спутника, борозды, загадочные возвышения — купола, природа которых до сих пор не очевидна.

Вестник Богов Меркурий попадал в поле зрение не часто и проплывал, как обычная звезда. Плотная и непрозрачная атмосфера Венеры, скрывая красавицу, оставляла для земного наблюдателя лишь белый серп диска планеты. Воинственный Марс часто виден на небе, как обычный кружок. Но в периоды его противостояния (один раз в два года) иногда удавалось разглядеть темные пятна, а воображение мысленно дорисовывало полярные шапки планеты. Великан, планета большого счастья, Юпитер переливался полосками облачных поясов своего планетарного диска. И если присмотреться, то можно заметить проплывающие вдоль него тени. Их отбрасывают спутники планеты, когда проходят перед Юпитером.

Кольца Сатурна — самое удивительное зрелище. Планета времени, строгости, аскезы и порядка. А если взять прибор помощнее, то можно увидеть щель Кассини (черный раздел, пространство между кольцами, окружающими Сатурн), облачные пояса и его спутники. Такие дальние газовые планеты, как Уран и Нептун в силу своей удаленности предстанут перед наблюдателем, только как обычные звезды.

Можно увидеть другие галактики. Но рассмотреть их поподробнее не удастся. Их небольшие, нечеткие пятна останутся для землян бесконечной загадкой. Самая ближайшая, крупнейшая к нам галактика «Туманность Андромеды» находится в созвездии Андромеды и содержит примерно один триллион звезд. Свет от неё летит до Земли два с половиной миллиона световых лет. «Туманность Андромеды» непрерывно движется к нашему Солнцу, к нам с примерной скоростью триста километров в секунду. Когда-нибудь, галактики «Туманность Андромеды» и наш «Млечный путь» встретятся и сольются воедино, в одну супергалактику. Но мы с вами вряд ли станем свидетелями этого грандиозного события, так как по прогнозам астрономов, это случится не ранее, чем через пять-семь миллиардов лет.

Необыкновенное впечатление оставляет наблюдение за так называемыми двойными звездами, астрономы их ещё называют кратными. Это когда звезды вращаются не вокруг планет, а вокруг таких же, себе подобных, звезд. Близко расположенные друг к другу, красные, желтые, оранжевые, белые, голубые, они, сверкая, исполняют свой магический танец цвета в темном небе. Даже взрослого человека эти вселенские чудеса не могут оставить равнодушным, а маленькую девочку они завораживали и притягивали гораздо сильнее ребят во дворе с их бесконечными играми и забавами.

Ника, превращалась в космического путешественника, любуясь голубым свечением королевской звезды из созвездия Льва Регул, той самой, что в наши дни вознесла на президентскую высоту Дональда Трампа, находясь в его натальной карте в момент его рождения на Востоке. Эта звезда была известна людям, согласно древним арабским текстам, ещё за несколько веков до нашей эры. В ней так много удивительного и непостижимого: и необыкновенная яркость свечения, и сплющенная форма.

Если бы Регул имел неосторожность и однажды стал вращаться чуть быстрее, нежели сейчас, случилось бы непоправимое. Ускорься он всего от 315 километров в секунду до 359,1, нарушая центростремительную силу притяжения, звезда просто рассыпалась, распалась бы в глубинах космоса. Как хорошо, что этого не происходит и по-прежнему можно наблюдать королевское великолепие голубых всполохов звезды. А чтобы было нагляднее ощутить темп движения Регула, стоит заметить, что и сейчас он вращается в сто пятьдесят раз быстрее нашего Солнца, хотя по массе он в три с половиной раза превышает его. С этими показателями относительно было все понятно. Но каково, же было удивление Ники по поводу неоднозначных суждений астрономов и современных физиков о возрасте звезды. Сначала все предполагали, что Регул, это молодая звезда и её возраст всего сто миллионов лет. Но в 2008 году рядом с ней обнаружили карликовую звезду, и тогда возникла новая гипотеза. Регул, не молод. Его возраст насчитывает девятьсот миллионов лет. Это фантастика!

Постоянно интенсивно сжигая свой водород, что позволяет ей такое быстрое вращение, эта звезда совершенно бессовестно ворует топливо у своей соседки, превращая её в умирающего белого карлика, тем самым продлевая своё сияющее существование. Как не справедливо, но таковы правила существования этой далекой во времени и пространстве космической пары. Может быть это аксиома, и для того чтобы кто-то сверкал и был по-королевски прекрасен, кому-то самому близкому предстоит отдать все свои силы, а возможно и жизнь.

А вон там, в созвездии Ориона, притягательно красная звезда — супергигант Бетельгейзе, внутри которой могла бы спокойно поместиться орбита самой крупной планеты солнечной системы, Юпитера. Она находится на расстоянии более четырехсот световых лет, а её светимость превышает солнечную в четырнадцать тысяч раз. Звезда, которая отметила своим присутствием моменты рождения многих выдающихся людей. Увы, очень даже может случиться, что она прекратила своё существование.

С Земли мы видим её такой, какой она была четыреста пятьдесят — шестьсот лет назад. Все это мы видим с Земли в данный момент, но всё это уже прошлое. Она может ещё просветить (в нашей реальности) миллионы лет и не взорваться яркой вспышкой сверхновой звезды, а может просто выгореть, превратившись в белого карлика. Непостижимая реальность космоса. Есть долго летящий вселенский свет и память прошлого, а в настоящем, может статься, некоторые звезды, которые мы наблюдаем на небосводе, уже давно прекратили своё существование и это лишь призрак звезды, преломленный во времени, которого на самом деле уже нет.

Так и выросли из этой детской космической мечтательности любовь к вселенной и увлечение астрологией, которые плавно, вместе с возрастом перетекли во взрослую жизнь. Кто-то находил в этом долю чудаковатости и с удивлением первого знакомства с симпатичной женщиной по фамилии Пчела, воздерживался от комментариев. Но читая звездные карты людей, как самые познавательно-увлекательные повести, Вероника Владимировна гипнотизировала обладателей этих карт до такой степени, что её неповторимая вселенная, со своими небожителями, становилась родной и очевидной для всех.

Изабелла

В кафе легкой, уверенной походной вошла элегантная женщина. Движения её грациозной фигуры, притягательный магнетизм, заставили практически всех присутствующих обратить на неё внимание. Бывает такая красота, которая не нуждается ни в чем, кроме восхищения. Но даже в этом, вошедшая женщина не испытывала необходимости. Она была до не приличия хороша и прекрасно знала об этом.

Пока женщина уверенно шла вдоль столиков с немногочисленными посетителями, Ника любовалась незнакомкой. Назвать её пенсионеркой, было невозможно, хотя по данным её рождения, которые понадобились для построения гороскопа, так это и было.

По мере приближения становилось очевидным, что женщина нервничает. Составляя гороскоп Изабеллы Юрьевны Вербицкой, так знали незнакомку, Ника вчера представляла себе её совсем по-другому, неосознанно называя даму бабулькой. В таком возрасте, к сожалению, мало кто уже может вызывать восхищение. Вероника привстав, помахала приветственно рукой, и вместе с незнакомкой навстречу поплыл еле уловимый аромат чарующего, французского парфюма.

— Изабелла, — представилась она, давая знак официанту.

— Вероника, можно просто, Ника.

— Минеральную воду без газа и эспрессо, пожалуйста. Я, конечно, далека от всех этих звездных премудростей, но Берта сказал, что вы можете посмотреть… построить…

Женщина на минуту замолчала, закрыла глаза… и как-то грустно состарилась. Неожиданно паутина морщинок окутала прекрасные глаза, в которых промелькнула беда, дрогнули уголки губ и выдали не только тревогу, но и возраст. Ещё минуту назад Ника предполагала, что все проблемы Изабеллы Юрьевны Вербицкой надуманные. Ну, какие могут быть у такой красавицы печали?

Когда вчера, Берта Моисеевна попросила проконсультировать её давнюю приятельницу, Нике было неловко отказать. Одно дело, когда ты прибегаешь к такому небесному подспорью, когда это касается ребенка, который попав в детский дом, закрывается в свою раковинку. Кто-то от тоски, кто-то от страха, а многие просто «зато». И стучатся в этот панцирь вместе и по очереди озадаченные педагоги. А в ответ тишина. День тишина, два и все дальше прячется человечек, всё глубже погружается в свою добровольную изоляцию. Психологи предлагают тесты, пытаясь разговорить и прояснить обстановку. У Вероники была своя диагностика. Называлась она натальная карта, а вернее космограма, так как в большинстве случаев время рождения ребенка оставалось неизвестным.

Она составила карту госпожи Вербицкой, договорилась о встрече и не собиралась долго задерживаться. А сейчас перед ней сидела прекрасная женщина со своим гороскопом и перипетиями судьбы. Было совершенно очевидно, что Изабелла весьма скептически настроена на предмет консультации астролога. И это, как правило, говорило о том, что не так уж всё безоблачно у этой прекрасной Изабеллы.

Гороскоп человека в момент его рождения, называется натальной картой. И это даже не свидетельство о рождение — листок бумаги с сухой констатацией появления человека на свет. Натальная карта — это совсем другое дело, божественный план воплощения человека в этой жизни. Можно сказать инструкция по применению.

Вот, например, рояль в быту можно использовать как стол или тумбу для хранения плоских предметов, не зная для чего внутри струны, молоточки, клавиши и педали снаружи. Так иногда и бывает, когда предмет творчества, вдохновения и возникновения музыки, собирает пыль и паутину, тоскуя в одиночестве и рассыхаясь от тоски и ненужности во времени.

Изабелла, будучи женщиной рациональной и практически полностью отрицающей эзотерику, боролась с желанием встать и уйти. Ну, что ей, владелице сети магазинов модной одежды, женщине, которая состоялась не только как успешная бизнес леди, но и как счастливая мать, уже недавно ставшая чудесной бабушкой, может объяснить про её жизнь эта, какая-то не совсем от мира сего девушка без возраста в смешных очках. Изабелла подумала, что зря потратила столько времени на эту встречу. Оставляя купюру на столике, деловая женщина, резко поднялась и так и застыла, слушая астролога.

Ника рассказывала о Солнце в момент её рождения, о Луне, о её отце, маме, которая умерла, когда Изабелле было 10 лет. О трудных родах, о предательстве подруги и партнера. О том, как ей, Изабелле пришлось начинать всё с нуля. И это только закалило её волю и выдержку. О молодом любовнике.

— Вы переживаете сейчас такой возраст, — продолжала увлеченная Вероника, — возраст кармических узлов. Восходящий узёл Раху находится у вас во втором поле гороскопа. Вы легко и с удовольствием зарабатываете деньги, но вам не следует получать наследство от кого бы, то, ни было.

— Прекратите немедленно! — разгневанная Изабелла наклонилась над столом и пренебрежительно прошептала:

— Как вам не стыдно? Вы на что рассчитываете? Даже про наследство всё выведали! Я не собираюсь больше ни минуты вас слушать.

От резкого движения, на качнувшемся столе, как при замедленном кинопросмотре, минеральная вода, ещё сохранившая свою бурлящую структуру, будто разделяя гнев хозяйки, покатилась по листу бумаги, где был изображен круг натальной карты гороскопа.

— Успокойтесь, пожалуйста, я ничего о вас не знаю.

Ника, от неожиданности случившегося, смахивала воду прямо на стол.

— Подумайте сами, зачем мне это? Я совершенно не собиралась с вами общаться. И если бы не просьба Берты Моисеевны, мы бы никогда не встретились. Я не беру за консультации денег. Какой мне смысл собирать про вас информацию? Поверьте, я ничего о вас не знаю, даже фамилии. Всё, что я говорю, я вижу вот здесь, в вашей натальной карте.

Ника смущенно улыбнулась, глядя на совершенно промокший листок бумаги.

— Я никакой не разведчик. У меня нет на это ни средств, ни времени, ни желания.

Ника обошла стол и как доброго друга, усадила Изабеллу, приобняв её за плечи.

— Многие люди считают занятие астрологией пустой тратой времени, но это совершенно не так. Сколько интересного можно узнать о человеке зная дату, время и место его рождения. Как хорошо, когда обладая этими знаниями, можно предостеречь человека. И как бывает обидно, когда этим пренебрегают. А истории кармических узлов — это просто яркие примеры небесных подсказок и наказаний. Вот смотрите, видите эти два крючочка?

Изабелла недоверчиво взглянула на круг, поделенный на сектора. В двух из которых, напротив друг друга, находились два значка, действительно напоминающие петельки.

— Вот этот, который напоминает подкову, перевернутую краями вверх — южный узел. Конечно, сложно воспринимать систему символов и знаков не принимая её. Но поверьте, это ой, как работает. Да, вот пример, не так давно случившаяся трагедия с талантливым танцором Борисом Моисеевым. Как замечательно складывалась судьба: здоровье, творчество, карьера. Зачем, ну, зачем он решил жениться? Тоже кстати в возрасте кармических узлов. А что у него в натальной карте? Южный узел в седьмом поле гороскопа — не надо регистрировать отношения. Никто не подсказал. Так жалко. Теперь инсульт, проблемы со здоровьем. О том, чтобы заниматься любимым делом и речи быть не может. Не смотрите на меня так, пожалуйста. Это не мистика, это знания, которыми люди пользуются уже несколько тысяч лет.

Увлеченная Ника, не заметила, как к их разговору стали прислушиваться люди за соседними столиками. Она залпом осушила кофейную чашечку и продолжила тихо, но уверенно.

— Вам надо отказаться от этого наследства.

— Вы не представляете, о чём говорите.

Изабелла, пригубила уже совсем остывший кофе и тепло улыбнулась этой ну очень странной женщине в ярких очках.

— Это вилла в окрестностях Парижа. Когда мы с мужем отдыхали там, мне казалось, что я в раю, понимаете, в земном раю…

— Да, услышьте меня, если вы этого не сделаете, начнут происходить необратимые неприятности. Возможно со здоровьем, с вашим здоровьем. Ника обхватила голову руками, и речь её стала еле слышна.

— Плутон в оппозиции к северному узлу и ещё звезда, неподвижная звезда Алголь в точном соединении с Плутоном. Да что же это такое?! Ещё одна звезда, аспект, конечно, расходящийся. Но какая звезда, Менкар, альфа Кита. Она располагается прямо на носу, этого мифического существа, как бы перекрывая воздух, не давая возможности дышать. В переводе с арабского — «ноздря». Асфиксия.

— Что?

— Граф Сергей Алексеевич Вронский, удивительный астролог, доктор медицины и философии, составлявший гороскопы для многих сильных мира сего, в том числе и для Сталина, говорил: «Звезды управляют дураками, а умные управляют своими звездами». Как — то так. Но, нет ничего в гороскопах людей, ни плохого, ни хорошего, нам предлагают индивидуальный опыт и урок. Однако, соединение Менкара с натальной планетой, это неблагоприятные обстоятельства возможного удушения.

Чтение натальной карты снова превращалось в Астромагию. И Изабелла не перебивая, зачарованно слушала.

— Менкар, относительно горячий красный гигант. Период горения в его недрах гелия уже завершился и вероятный сценарий существования звезды — это горение углеродного ядра, который, несомненно, превратит звезду в белого карлика, погруженного в планетарную туманность. Нет, нет медлить нельзя. Могут начать происходить процессы, в которые уже трудно будет вмешаться.

— Они уже происходят.

— Да, нет, вы меня не поняли. Я сейчас говорю, о возможных событиях, хочу вас предостеречь, соломки подстелить.

— Поздно.

— О чём вы говорите.

Вернувшаяся в реальность Ника, отвлеклась от гороскопа и внимательно посмотрела на Изабеллу.

— Неприятности, процессы, по поводу которых вы хотите меня предостеречь, если это можно так назвать.

Вот опять, как гром среди ясного неба. Как часто в жизни Ника встречала четкое подтверждение выполнения предписаний гороскопов людей. И каждый раз, это, как правило, была уже человеческая трагедия или нелепая ошибка.

Про себя она называла узлы гороскопа — блюстителями человеческой кармы. Первое точное возвращение Лунных узлов на свое место в гороскопе человека происходит между восемнадцатью и девятнадцатью годами жизни. Но в это время кармические судьи ещё вполне лояльно могут намекнуть, куда необходимо двигаться.

Второй визит ревизоров приходится через почти девятнадцать лет. И тут уже пощады не жди. Достаточно вспомнить стихотворение гениального нашего поэта, интуитивно рассказавшего именно об этом, «О поэтах и кликушах». Помните, как у Высоцкого:

«С меня на цифре 37 в момент слетает хмель.

Вот и сейчас как холодом подуло:

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль

И Маяковский лег виском на дуло.

Задержимся на цифре 37. Коварен бог —

Ребром вопрос поставил или-или.

На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо»

— Да. «А нынешние как-то проскочили». Никогда не задумывалось об этом. Ну, как это работает? Пушкин, что он мало сделал с точки зрения этих узлов?

— Дело не в том, мало или много. История совсем о другом. Определяющей является ось расположения кармических узлов в гороскопе человека, в конкретном случае, Александра Сергеевича. Южный узел (подковка вниз) находится у него в десятом поле. Нельзя было вращаться в высшем обществе, но это полбеды. При таком положении южного узла нельзя категорически становиться знаменитым человеком.

— Как же так?

— Вот такая задачка со звездочкой. А кто обещал, что будет просто?

— А второй, как его, северный узел? Там что, тоже всё плохо?

— Вы не поверите, там ещё хуже. Нарочно не придумаешь, называется.

— С ним — то, что не так?

— Да всё не так. У поэта он расположен в четвертом поле гороскопа.

— И что это значит?

— Четвертое поле — это родители. У него к вашему сведению были весьма натянутые отношения с ними, особенно с матерью. Но и это еще не самое печальное. Пушкины принадлежали к дворянскому роду, к сожалению, обнищавшему. А Александр Сергеевич не на шутку пылко влюбился и безоговорочно решил жениться на Натали Гончаровой.

— И причем же здесь родители?

— Очень даже причем. Без их участие этой свадьбы и вовсе бы не произошло. Мать Натали, будущая тёща поэта запросила такую баснословную сумму денег с жениха за своё согласие на замужество дочери, что солнце русской поэзии погрузилось в тучу великой печали. И родители продали всё, до последней деревеньки, предметы быта, мебель, картины, чтобы Сашенька, наконец, обрел семью и покой. Ему требовалось боготворить и содержать своих родителей, а не обирать их до нитки. Ладно, если бы они, я имею ввиду семейство Александра Сергеевича, поселились в каком-нибудь удалении от высшего света, возможно, мы бы зачитывались ещё многими гениальными произведениями поэта, которым, увы, было уже не суждено появиться на свет. Роковая Натали становится музой не только Пушкина, ей благоволит император. Она блистает. И они практически всегда при дворе. Вот, пожалуйста, получите кармическое предписание.

— И что, индульгенция была невозможна? Это то же не простой, рядовой человек.

— А это неважно. Не выполняешь предписание — предупреждение тебе. А игнорируешь, тогда приговор. Мамы ведь у него уже год как не было, до того, как случилась дуэль. Оставался старенький отец. Он жил с другим сыном, братом поэта. И опять, как злой рок, Александр Сергеевич намеревается продать родительское имение, а вырученные деньги поделить на три части между собой, братом и сестрой.

— А как же отец?

— Возможно, это и был последний вопрос Неба перед приговором.

— Подождите, а Дантес, как он возникает в этой истории?

— Да Дантес тут вообще не причем.

— Как это не причем?

— На его месте мог оказаться любой. Откажись он, нашли бы другого. Если можно так выразиться, он всего, лишь средство или орудие, как будет угодно.

— То есть он в этой истории мимо проходящий человек?

— Тут, как посмотреть. Третья дочь Дантеса, которая проживала в Австрии, очень любила Россию. Она самостоятельно изучила русский язык, с упоением читала произведения русских писателей и поэтов, и особенно ей нравился, как вы думаете, кто?

— Не может быть.

— Очень даже может, Александр Сергеевич Пушкин.

— У меня мурашки по коже.

— Это что, слушайте продолжение истории. Однажды, она узнала, что именно её отец застрелил солнце русской поэзии, её любимого поэта, её кумира на дуэли.

— И что?

— И всё. Она сошла с ума и закончила свои дни в психиатрической клинике.

— Но, а если бы, например, только допустим, Пушкин забрал к себе своего отца, заботился бы о нем, не продавал бы имение? Что тогда? Была бы дуэль?

— История, как водится, не любит сослагательное наклонение. Ну, если допустить такой вариант событий, возможно, бы что-то изменилось в нём самом, он больше бы уделял времени отцу, оставался чаще дома. Его мысли, могли отдалиться от светской суеты. Дуэль? Может рана не была бы смертельной? Но это всего лишь наши с вами истории, в которых, к сожалению уже нет Александра Сергеевича Пушкина.

— А что же со мной?

— Да, мы явно увлеклись. Давайте наш случай, пятьдесят шесть — третье возвращение узлов, тут либо награда за сделанное дело, либо серьезное наказание. Порицанием в этом случае не обойдешься.

— Так и есть.

— Что?

— Порицанием не обойдется. У меня рак. И я не знаю, как с этим смириться. Так хочется жить. Вы знаете, именно сейчас так хочется жить.

Каждый раз Ника, наполняясь человеческим страданием, задавала себе этот страшный вопрос: как, за что эта болезнь безжалостно отнимает жизнь, выдавливая её по капли из уставшего от нетерпимой боли тела.

Женщина закрыла лицо руками, скрывая и сдерживая слезы. Ника почувствовала, что сейчас сама расплачется.

— Пожалуйста, не надо отчаиваться.

— У меня взрослый сын, талантливая внучка, она художница. Я очень люблю своего мужа. Да, он на девятнадцать лет меня моложе и я отчасти его содержу. Но, мне кажется, я счастлива. Нет, правильнее сказать, была счастлива. Я не знаю, сколько мне осталось. Не хочу знать. Не хочу ничего менять. Как страус.

Изабелла грустно улыбнулась.

— Опущу голову в песок и буду ждать…

— Не надо ждать. Ни в коем случае, не надо ждать.

Ника снова водила пальцем по натальной карте. Щеки её раскраснелись. Решительными движениями она искала какие-то линии, соединяющие знаки зодиака кардинального креста и не находила их. И это было очень хорошо.

— Пожалуйста, я вас очень прошу, послушайте меня. У вас есть шанс вырваться из этой западни. Есть шанс!

Она взяла Изабеллу за руку, импульсивно ее, сжимая. Как — будто её просьба при помощи нервных импульсов могла, по клеточкам кровяных русел добраться до цели, до понимания женщиной выхода из тупика судьбы.

— Вам надо отказаться от наследства!

— Что?

— Передарите его! Нет, лучше отказаться от наследства в чью-то пользу!

Прекрасные серые глаза Изабеллы широко раскрылись.

— Подарите его сыну… или внучке. Она художница. Это же здорово. На её холстах теперь появится Франция, написанная с натуры. А вы будете любоваться этими картинами, гулять по саду, который показался вам раем. Как когда то творил в своем французском саду удивительные картины — впечатления Клод Моне. Вы же любите свою внучку?

— Очень. Я её очень люблю.

Расставаясь, женщины тепло попрощались друг с другом. Наверное, именно так происходят судьбоносные встречи с людьми. Когда вместе с человеком в твою жизнь приходит понимание того, что вы сопричастны друг другу, что когда-то, возможно очень давно, вы были одним целым в мыслях и в пространстве, в этой непостижимой для понимания точке сингулярности, в моменте сотворения материи, если эта точка когда-нибудь в принципе существовала.

— Спасибо вам.

Изабелла, слегка опираясь на запястье красивой руки, поднялась из-за стола.

— Возможно, именно так я и поступлю.

Кирилл

Совершенно неоднозначная ситуация на работе не давала возможности Нике сосредотачиваться на чём-нибудь другом. Она хотела написать заявление за свой счет, чтобы как-то собраться с силами, переосмыслить, что делать дальше. Но Петр Сергеевич отправил вместо этого её в очередной оплачиваемый отпуск. Времени свободного прибавилось, а продуктивных мыслей как не было, так и не появилось.

Зачем то она продолжала приходить на работу, заходя в кабинет к Петру Сергеевичу с совершенно опустошенным видом. А он, точно чувствующий, какого ей сейчас приходится, не задавая вопросов, заваривал натуральный, ароматный кофе, как ни в чем не бывало.. Он не размяк от наплывших обстоятельств, не сломался под тяжестью будней. Уже обсуждался макет беседки, которую по весне собирались строить новоиспеченные спонсоры. Петр Сергеевич, как ураганный ветер, перемещаясь по двору, своим размашистым шагом, планировал, где лучше на спонсорские деньги заасфальтировать двор, установить спортивную площадку с тренажерами. А ещё, чему он был несказанно рад. Теперь в детско доме возник отдельный, просторный кабинет, в котором уже устанавливали новенькую, призывно пахнущую свежестью дерева мебель и компьютеры. Их подарили выпускники, его птенцы, разлетевшиеся оперившись по стране.

С годами Ника поняла и приняла одну незамысловатую истину, что каждый из живущих достоин того, что имеет: своей судьбы, своей второй половинки, своих родителей и своих детей. А учитель достоин своих учеников и воспитанников, соизмеримо своим усилиям каждого дня, без устали возделывая поле юной души, не требуя благодарности и мгновенного результата.

Сидя в уютном гостевом кресле директорского кабинета, Вероника осознала ещё одно неожиданное совершенно для себя открытие. Она не может уволиться, не может уйти из-за него. Предельно понятно, что по-прежнему ничего уже не будет. Возможно, так может случиться, что их учреждение вообще перестанет существовать в том виде, в котором привычно функционировало долгие годы, превратившись в социальный приют или социальный центр, определяющим глаголом деятельности которого будет «передержать». Но она, Вероника Владимировна Пчела, просто не хочет другого директора. И это не страх перед неизвестным, не дань комфорту и собственному возрасту.

Просто это её человек, её флагман и только под его знаменами ей поистине понятно и душевно комфортно.

В директорском коридоре Ника встретила Берту Моисеевну, и в памяти возник образ красавицы Изабеллы.

— Как она?

— А вы что, Никочка, ничего не знаете? — Удивилась Берта Моисеева. — Господи, мы такое пережили. Из Москвы прилетела Настенька, это внучка Беллочки. Она же решила подарить, или что там передарить этот дворец во Франции. Всё как вы ей тогда и посоветовали. А тут такое… Такое нелепое стечение обстоятельств. Такая беда. Бедная Беллочка…

— Да что случилось? Берта Моисеевна, что произошло?

Берта Моисеевна всплакнула. Рукой, унизанной сверкающими перстнями достала кипенно белый ажурный носовой платок и продолжила.

— А произошло вот что, Беллочку сбил какой-то лихач на мотоцикле. Бедная девочка, не успела даже испугаться. Хорошо среди прохожих оказался врач, правда, детский, но это не важно. Он остановил кровотечение, наложил шину и вызвал скорую помощь. А если бы его не оказалось? Вот скажите, Никочка, тогда что? Время было уже позднее. Беллочка могла истечь кровью. Ужас какой-то! Как подумаю об этом, давление подскакивает. Совершенно неадекватные эти мотоциклисты. Разве можно так гонять, да ещё и поздно вечером. Полиция, конечно же, никого не нашла. Только бесконечно спрашивают у бедной девочки, кто это был? Вы бы такое хотели? Несколько раз по кругу, одно и тоже. Разве не сами должны рассказать, кто это. Да Бог с ними. Никто уже ничего не ждет. Беллочку выписали, она сейчас дома. Хотела её навестить, но знаете, этот мальчик Кирилл… Нет, вы ничего не подумайте плохого. Он такой милый и заботливый. Ну, уж слишком молод и хорош собой для моего понимания супружества.

Вот это новость. Почему она была без машины и как так случилось? Возможно, Берта Моисеевна могла и не знать таких подробностей. Ника, узнав адрес, по которому проживает Изабелла Юрьевна Вербицкая, решила обязательно её навестить. Присутствие Кирилла в доме и жизни женщины для Ники ровным счетом ничего не означало. У каждого земного счастья по обыкновению своя улыбка.

Что происходит с женской душой, когда тихо уходит молодость и начинает, как цветок, увядать красота. Когда смотришь в зеркало и не понимаешь, как и зачем с тобой такое перевоплощение. Оптимисты покупает абонемент в тренажерный зал, люди принимающие изменения времени философически, читают мантры и посещают йогу, неугомонные колят ботекс, истязают себя диетами, а к Изабелле пришла любовь.

Раньше, скорее всего, она не решалась её потревожить. Женщина не видела в своей жизни ничего, кроме работы. Удивительно, как сын, при такой занятой матери, отлично окончил школу и самостоятельно поступил в институт международных отношений. Она работала, создавая бренд, открывая сеть магазинов.

Сын женился на прекрасной девушке, с которой вместе учился, полной противоположности своей матери. Милая и домашняя Маша целиком и безоговорочно посвятила себя дочери, которая родилась через год после свадьбы. И теперь Изабелла возвращалась вечерами с работы в пустую огромную квартиру и сидела подолгу в коридоре, не включая свет.

Когда ты самодостаточен и успешен, одиночество ощущается ещё острее, накрывая пространство вокруг вакуумным колпаком, превращая его в добровольную изоляцию. Нет, оно не пугает и не раздражает. Иногда просто хочется заполнить эту пустоту, этот вакуум. «Завести что ли собаку? — подумала Изабелла, в очередной раз, придя домой поздно вечером с показа модной одежды, «чтобы радостно встречала у двери и приносила тапочки».

Этого сделать она не успела. В пятницу вечером, после работы Изабелла вспомнила, что дома пустой холодильник, а завтра собирался приехать сын с внучкой. Она заехала в супермаркет, накупила всяких вкусностей и с кучей бумажных пакетов направлялась к машине.

Апельсины, которые лежали сверху и придерживались подбородком, благополучно приземлились на землю, подпрыгивая в разные стороны. «Потом подниму — подумала Изабелла, продолжая идти». Когда, уложив пакеты в машину, она повернулась, перед ней возник молодой человек, высокий, стройный, подтянутый, всем свои видом излучающий молодость и силу. «Спортсмен» — подумала Изабелла. В руках он держал апельсины и добродушно улыбался. И тут что-то произошло, что-то случилось.

Время преломилось в пространстве, став тягучим и приятным. Он жонглировал апельсинами, стоя перед ней и улыбался. «Цирк Шапито» — подумала Изабелла. Вторая мысль, пришедшая на смену первой, приятно удивила женщину, можно сказать, поразила. Ей, почему то захотелось, чтобы этот цирк не прекращался. Чтобы эти незатейливые оранжевые шарики продолжали двигаться по своим орбитам бесконечно. Она поняла. Ей не хотелось, чтобы этот молодой, красивый, улыбчивый мужчина уходил из её жизни. И он остался, став её мужем.

Что-то в этой истории с мотоциклистом настораживало. Изабелла, предаваясь раздумьям в вынужденном горизонтальном положении, почти поверила в силу этих лунных кармических узлов, про которые ей рассказала странная женщина — астролог. Мысли неоднократно возвращали её в тот злополучный день. Откуда он взялся этот мотоциклист? Откуда он там возник, на такой скорости?

Вся жизнь пронеслась за одно мгновение, как несколько хронологических вспышек- событий, смешавшись с запахом крови, страха и боли. Ощущение того, что жив только разум, а тело превратилось в одну большую страшную муку. И у этого тела уже нет частей, нет прошлого и нет будущего. Ещё немного и её душа, наверное, полетит к звездам, легко и спокойно. И больше не будет боли, не будет ничего, к чему ты так был привязан в этой земной жизни. Как всё просто. Нам ничего не принадлежит, кроме света собственной души.

— Я хочу написать завещание. — Изабелла, обложившись подушками, пыталась устроиться поудобнее.

— Что за мрачные мысли в такой ясный день?

Кирилл открыл тяжелые шторы и комнату наполнил золотистый солнечный свет.

— Всё обошлось. Ты чудесно выглядишь.

— Да уж, не льсти мне.

— Хорошо, не буду. Жива и это главное. Отдохнешь, окрепнешь, поедем куда-нибудь развеемся. Куда ты хочешь? Махнем во Францию?

— Я хочу написать завещание и оформить дарственную на виллу.

— Не говори мне такие страшные слова. Зачем тебе завещание?

— Я так хочу.

— Конечно, делай, как знаешь. Просто куда спешить? Выздоровеешь и занимайся делами. А сейчас мы будем, укреплять здоровье.

— Это как это?

— Будем, есть суп и поправляться. Никаких возражений не принимается.

— Ну, суп, так суп.

Никто и никогда не заботился о ней так, как Кирилл. Сын был убеждён, что этот смазливый хитрец преследует свои корыстные цели. Но радуясь нежданному счастью матери, глядя в её светящиеся глаза, он перестал об этом думать. Практически из всех правил бывают исключения.

Кирилл Дегоев при живых родителях был сиротой и воспитывался в детском доме. Всё своё детство он мечтал о том, что однажды мама узнает, от какого прекрасного сына она отказалась, спохватится и придет за ним. Он был лучшим в классе, пренебрегая неприязнью окружающих одноклассников к безродному сироте. Стиснув зубы, занимался спортом, постепенно из тщедушного мальчика, превращаясь в крепкого подростка. Окончив школу на «хорошо» и «отлично», он вдруг неожиданно понял, что устал стремиться быть лучшим для неё. Что никто никогда не будет его искать, даже если он станет чемпионом мира.

Помнит ли вообще о нём его мать? Какая она? Иногда в далеком детстве он представлял, как её молодую, прекрасную, девушку какие-то злые люди заставили отказаться от него. Что его перепутали в родильном доме, сказав его маме, что он умер. Потом он думал, что просто потерялся. И он плакал тихо, беззвучно, уткнувшись лицом в подушку. Человек неоткуда. У многих детей были родители, лишенные прав, находящиеся в местах заключения, ведущие асоциальный образ жизни. Неблагополучные, безразличные к своим детям и к собственному будущему, но они все-таки были.

Окончив школу, Кирилл решил обязательно найти её, женщину, подарившую ему жизнь. Неистовая любовь из детства, переросшая в такую же неистовую ненависть, постепенно опустошившую душу. Он уже не хотел ни о чем её спрашивать. Почему? За что? Какая теперь разница. Просто посмотреть в глаза. Один раз, одну минуту посмотреть в глаза той женщине, которую он так мечтал назвать мамой.

Мать

Он искал её долго, несколько лет. Ездил в село, где родился, надеясь, что кто-нибудь вспомнит, хоть кто-нибудь узнает. Расспрашивая местных бабушек, он узнал, что Екатерина Санникова, действительно проживала тут, но умерла уже довольно давно. Женщина была суровая, нраву крутого. И, по мнению сельских жителей, никогда не имела ни то что, детей и мужа, ухажера даже какого-нибудь плохонького не было.

Загадкой оставалась и то, как в его свидетельстве о рождении она могла носить другую фамилию, Дегоева, почему он, Кирилл. Дегоев, а не как его отец Санников? Каким образом она могла взять фамилию мужа Петра Санникова, если замужем не была? Кирилл тщетно пытался представить себе эту женщину, и не мог.

Сельское кладбище было небольшим. Солнечные лучи, пробивающиеся через верхушки корабельных сосен, скользили по могильным плитам с неестественным умиротворением. Кирилл уже второй раз приходил на это кладбище.

В первый раз он не смог пройти и четверти пути. Всматриваясь в каждое женское лицо или разбирая стертые временем фамилии на крестах, Кирилл почувствовал внезапное головокружение. Лица с могильных плит стали сливаться воедино. К горлу подступила тошнота. Даже после смерти она была безжалостной и продолжала мучить его. Не выдержав, он опустился на колени, как подкошенный, около какой-то безымянной могилы и заплакал. Так, как когда-то плакал о ней давно, в детдоме, в детстве. Сначала тихо, беззвучно, завалившись на бок, потом навзрыд, завыл, сжимая в кулак землю погоста, крича и причитая попеременно: «Мама! Мамочка!».

Какая-то старенькая женщина помогла ему подняться, потихоньку довела до церкви, которая находилась прямо тут, у входа на кладбище. В отблесках свечей и лампад лик Спасителя вдруг показался ему таким по — отечески родным, что впервые в жизни ему почувствовалось, что одиночество отступило, ослабив свою хватку, и ему стало непривычно спокойно.

Во второй раз Кирилл сначала зашел в храм. Постоял под куполом, набираясь сил для продолжения поиска. Он был не крещенный и в высшие силы не верил, но теперь он точно знал, что Бог есть и он рядом.

Около входа стояли несколько человек и о чем-то негромко беседовали. Кирилл поздоровавшись, спросил, случайно, не знают ли они, где могила Екатерины Санниковой.

— Катьки Санниковой? — щупленький дедок, повернувшись к Кириллу, рассматривал его подслеповатыми глазами. — Чё ж не знаем — то, знаем, конечно.

— Вы не могли бы мне её показать? — непослушными губами тихо попросил Кирилл.

— Даче ж не показать. Можноть и показать. А ты кто ей, Катьке — то значитьца будешь?

— Сын — выдохнул Кирилл.

— Сын?! — вытаращил глаза дед. Стоявшие рядом люди, прекратили разговаривать, и стали рассматривать Кирилла с неподдельны интересом.

— Сын — утвердительно и более громко, произнес молодой человек.

— Ё моё, скоко ж тебе лет должно быть? Катьку подишь ты годков пятьдесят как схоронили. Дедок стал припоминать даты, считать на пальцах, повернувшись к стоящим неподалеку женщинам, сверять то, что припомнил сам.

Кирилл, не прощаясь, вернулся в церковь. Купив восковую свечу, дрожащей рукой, неумело перекрестился и поставил её «О здравии, рабы Божьей Екатерины».

Встреча

Увидел он её только спустя семь лет. Маленькая, седовласая женщина. С каким — то безжизненным лицом не произвела на Кирилла абсолютно никакого впечатления. Чего нельзя было сказать о ней. Всматриваясь в него в полной тишине, она, прикрывая рот рукой, пятилась от двери вглубь темного коридора. У неё был такой перепуганный вид, если бы она увидела приведение, явившееся с того света.

Кирилл, в первый момент, было, подумал, что опять ошибся. Но с фотографии, стоящей за стеклом в стареньком серванте, на него смотрела его точная копия. Это был симпатичный молодой человек с дерзко вздернутым вверх подбородком. Внутренняя составляющая его личности совершенно не уживалась с его миловидной внешностью. Откуда — то из глубины души, колючим недобрым взглядом, этот молодой человек бросал окружающим вызов, перечеркивая тем самым малейшее расположение к себе. Он был как две капли воды похож на Кирилла и совершенно другой и чужой.

Странно, в родильном доме, он узнал, что Екатерина Дегоева в замужестве Санникова, действительно родила одного ребенка — мальчика, отказавшись от него, даже не взглянув. После чего уехала по месту жительства мужа Петра Санникова. А этого самого Петра никто и не видел в селе ни разу.

Знакомый полицейский помог Кириллу разыскать её адрес. И вот он в очередной раз искал встречи со своим прошлым. Она продолжала пятиться и креститься, пока, минуя коридор, не оказалась в комнате с тускло падающим светом из небольшого, давно немытого окна.

— Где мой отец? Он жив?

Кирилл повернулся к трясущейся женщине, и сходство братьев стало совершенно очевидно. На неё смотрели два её сына. Один, которого она бросила, сразу после рождения, ни разу так и не прижав к материнской груди. Второй, тоже брошенный пьющей матерью при жизни, умерший от туберкулеза в тюрьме. Кирилл, следуя взгляду матери, ещё раз посмотрел на фотографию брата и только сейчас заметил черную ленточку на краю рамки.

— Как Игорёк умер, я больше ни капли, ни капли. Женщина заплакала и затряслась ещё сильнее, протягивая руки к Кириллу.

— Где мой отец? Монотонно повторял он, не замечая тянувшейся к нему матери.

— Не знаю, не знаю я, честное слово не знаю. Она упала на колени, хватая его за ноги.

— Ты ж не от Петьки… Это Игорек, царствие ему небесное. Он от Петьки. А ты… Они приехали тогда из Пскова, нет не из Пскова, из Курска, кажется, на практику. Она села на пол, отпустив, наконец, ошарашенного такими новостями Кирилла.

— Я не помню. Да они через день уехали. Ну, кто мог знать — то… (женщина перешла на крик). Да меня бы Петька убил. Ты понимаешь, убил бы!

Перестав кричать, она стала всматриваться в лицо Кирилла.

— Ой, а может, ты и от Петьки? Как похож на моего сыночка, на Игорька. Царствие ему небесное. Одно лицо.

Подойдя к старому ветхому сооружению, отдаленно напоминающему шкаф, в одно движение опрокинула в себя чекушку, занюхивая рукавом выцветшей кофты.

— Вспомнил? С того света явился полюбоваться, как мать тут бедствует. Что волком смотришь? Ты меня всегда ненавидел. Не такая тебе мать? Да? Чего молчишь? Отвечай, когда с тобой разговаривают!

Подлетев к остолбеневшему Кириллу, рванула его за шарф. Он, пытаясь ослабить, крепко обхватившую шею ткань, стал задыхаться. Оттолкнув мать, пятясь назад, он наткнулся на стену.

— Сынок! Сыночек! Не уходи. Не оставляй меня!

Обхватив его за голени, пригвоздив тем самым к стене, она продолжала причитать.

— Игоречек! Игорек!

— Я не Игорь. Я Кирилл.

— Кирилл, какой ещё Кирилл?

— Ваш другой… сын.

Слова давались ему с трудом. Освободившись из цепких рук матери, он направился к выходу. Смрад комнаты туманил мысли. Пространство приобретало адскую вязкую плотность. Ему показалось, что реальность качнулась и поплыла. Женщина вскочив, снова вцепилась в его брюки, уже не обнимая, а дергая их тощими руками.

Он ничего уже не понимал. Не хотел понимать. Ну, посмотрел в глаза своей матери, которая выплюнула тебя в роддоме, и ни разу о тебе даже не вспомнила. А ты просыпался с её именем столько лет, засыпал, давая ей клятвы и обещания. Ради чего? Ради кого всё это? И может, лучше было не знать, ничего этого не знать?! Дальше то как? Неужели эта женщина и есть его мать? Как жить с этим теперь?

Кирилл достал пластиковую банковскую карту, на которую пять лет откладывал деньги, чтобы построить собственный дом. Огрызком, валяющегося на столе карандаша большими цифрами размашисто написал пин код. Повернувшись к двери, собирался уйти, но потом передумал, вернулся, наклонившись, поднял мать, погладил её по седым волосам, и тихо прикрыв дверь, вышел из её жизни.

Лялька

Изабелла никогда так долго не находилась без движения. Для энергичного человека — это сущая мука. Бизнес был отлажен. Но все равно не контролировать то, что так скрупулезно и бережно создавалось годами, для неё было невозможно. Кирилл делал всё, что было в его силах, чтобы она не погружалась в свои беспокойные мысли. Дни не летели, как это было обычно, а ползли, тянулись, перебираясь из ночи в день и обратно. И с ужасом Изабелла поняла, что она катастрофически набирает вес. Её тренированное тело решило отдохнуть, расслабиться и пожить в своё удовольствие. Кириллу очень нравились эти перемены. Пирожки, булочки и испеченные им чизкейки сделали своё сдобное дело. Лицо приобрело недостающий, с возрастом, коллаген, разгладились складочки между бровями, и в зеркале Изабелла стала встречать какую-то незнакомую ей женщину.

Посетители были не частыми. Кого-то из друзей смущала разница в возрасте между супругами, кто-то просто банально ей завидовал. Одна только Лялька, её ещё школьная подруга обожала Изабеллу с детства. Работая уже столько лет воспитателем в детском саду, она заботилась о ней, как о маленькой девочке, получая от этого приятое удовольствие.

Не многие женщины могут искренне восхищаться копной густых волос подруги, когда у самой тоненький мышкин хвостик на голове. Лялька относилась ко всему с большой долей детского оптимизма. Была легкая на подъём, энергичная и веселая.

— Лялечка, у меня будет к тебе одна просьба.

Изабелла уже потихоньку ходила по комнате, опираясь на спинку кровати.

— Я хочу привести себя в порядок и вызвать Якова Семеновича, нотариуса. Позвони ему, пожалуйста. Надо закончить это дело.

— Ой, веришь ты в эту звездную фантастику? Придумают такое, планеты, кометы… По мне так это просто способ заработка. Вполне себе приличный способ зарабатывать, так сказать, на звездах.

— Не угадала. Эта Вероника Владимировна денег не берет.

— Как это не берет?

— Не может, вот и не берет. По каким-то космическим там показателям. В связи с особенностями положения планеты Уран, что ли, которая и отвечает за увлечение астрологией, в момент её рождения. Увлекаться гороскопами она может, а профессионально зарабатывать, вот никак не рекомендуется.

— С ума сойти. Она вообще нормальная?

— Чудная немножко, такая знаешь, сама в себе, или правильнее сказать, в небесных просторах, но так вполне нормальная. Работает воспитателем в детском доме, или как там это сейчас называется.

— Центр помощи детям.

— Ну, да центр помощи. Там она и применяет свои астрологические знания. Со слов Берты вполне успешно и уже давно.

— Рассматривает детей через призму звездного неба?

— Не только детей. Кандидатов на вакантные должности воспитателей при устройстве на работу.

— Боюсь даже представить, что там за руководство такое продвинутое.

— Да нет, очень разумный дядечка, кандидат педагогических наук, между прочим.

— Одно другому не помеха.

— Ну, что ты удивляешься, в этом, мне кажется, есть какое-то рациональное зерно.

— Не знаю. Может в этом и есть. Но в твоём случае, где логика? Почему надо отказываться от наследства? Нарочно не придумаешь.

— В моем случае уже нет никакой логики. Абсолютно никакой, даже самой призрачной и обманчивой логики. Какой-то затянувшийся фильм ужаса с грустным финалом. Нет, теперь это просто какой–то экшен.

— Даже не начинай эту тему. Я не позволю тебе впадать в уныние. Сейчас мы сделаем огуречную масочку, лицо засияет свежестью и молодостью. Зачем нам этот дедушка Яков Семенович. Мне иногда кажется, что он сохранился в веках и уже давно ничего не помнит.

Изабелла остановилась и недвусмысленно взглянула на подругу.

— Ладно, ладно, уже звоню.

Встреча была назначена на вечер. После омолаживающих процедур женщины приступили к просмотру платьев. Гардероб явно надо было обновлять. Изабелла доставала вещи, которые она носила в лучшем случае несколько раз.

— Ну, скажи, зачем они мне теперь. Вот это коктельное платье, а вот со шлейфом. Один раз всего его и одела. Ляль, померяй, тебе они должны подойти.

На худенькой Ляле платье сидело идеально. Женщина преобразилась, постройнела, превратившись в даму.

— Как тебе идет. Бери и носи.

— Да ты что, дорогущие какие — сказала Лялька, любуясь собой в большое зеркало. А Изабелла продолжала доставать вещи. На смену платьям и костюмам пошла верхняя одежда. Так Ляля с любовью младшей сестры приняла и шубку с капюшоном из серебристо — голубой норки, сшитую по фигуре итальянскими мастерами. Женщины обнявшись, лежали на кровати в куче вещей в приподнятом состоянии.

— Ляль, спасибо тебе.

— Мне ещё и спасибо. Собрала мне целое приданное, можно замуж выходить. Например, за Якова Семеновича. Вот приедет он вечером, а я такая выйду во всей красе. И всё.

— Что всё? Придумщица ты моя!

— А вот всё. Он не устоит! Стану я не Лялька, а Алена Ивановна Гольдман.

Изабелла даже в страшном сне представить не могла с Лялькой такие метаморфозы. Фамилия у неё было замечательная, и полностью соответствовала её характеру, Алена Ивановна Праздникова. В школе её называли — девочка Праздник.

— Пусть это всё пока повисит тут.

Ляля встала и стала наводить порядок, вешая вещи обратно в шкаф.

— Сейчас пойду и тоже испеку что-нибудь вкусненькое, как твой муженек. Скоро кстати он уже должен прийти из своего фитнес клуба. Ага?

— Опять, вкусненькое? Изабелла, закрыв лицо подушкой, застонала. Нет, с меня достаточно. И ты туда же. Ни за что. Я не ужинаю.

Весь день пролетел в какой-то суматохе. Заходила соседка, потом девочки с работы приехали с большим вычурно — украшенным фруктами тортом. Прибежал Кирилл и опять унесся на свою спортивную работу, совершенствовать фигуры прекрасных и не очень людей.

Вечером, с букетом ярких гербер приехал её врач. Изабелла, хотела было спросить, откуда он узнал адрес и для чего приватный визит, но потом поняла, что рада видеть этого человека. Он оказывал на неё какое-то магнетическое действие. Возможно, встреча при иных обстоятельствах, соединила бы этих людей другими отношениями. Но сейчас между ними стояла её болезнь, как стена, нерушимая и прочная.

Но даже через эту стену, она чувствовала, что её любят. Совсем не так как Кирилл, тихо и безмятежно. Чувство Павла граничило с верой первопроходца в суровом ледяном океане. Когда любят, молча, сцепив зубы, горячо и отчаянно, искренне и благословенно, любят вопреки. Он просил её, в который раз подумать об операции. Убеждал, что рак — это не приговор. Он стоял так близко в слабо освещенной прихожей, что Изабелла физически ощущала, каких усилий стоят ему эти слова. После аварии она стала острее чувствовать всё происходящее. Калейдоскоп из множества оттенков серого перестал вращаться и быть различимым. Пространство её жизни разделилось на свет и тень. И даже тень как таковая не существовала в реальности, а была лишь возможным отсутствием света.

Этот человек, Павел, был оттуда, из сотканного лучами облака, теплого и золотистого. Но он находился по ту сторону болезни, по ту сторону стены, на территории живых и имеющих будущее, подобных ей людей. Ей казалось, что если она пошевелится, или скажет, хотя бы слово, эта стена сразу сделается невидимой, не переставая при этом существовать. И от этой мысли, помимо бессилия, мозг накрывало, как волной, приступом страха, который был сильнее её, но именно он разделял жизнь и бездну, давая крошечный шанс на спасение.

Но и на этот раз он ушел, ни с чем.

Изабелла стояла в прихожей, прислонившись к стене, слушая звуки его удаляющихся шагов и продолжая ощущать его присутствие. На мгновение она почувствовала себя маленькой девочкой, несущей тяжелую, неподъёмную ношу. Силы кончаются её нести, а она, эта страшная ноша, давит, душит, гнёт с таким напором, что ты срастаешься с нею от собственной безысходности.

Кто-то кричал на лестничной площадке подъезда, какая — то женщина. Всё стихло, а потом повторилось снова. Только теперь женский крик сопровождался ещё и неистовым стуком в дверь. Изабелла, блуждая в своих мыслях, продолжала стоять, неосознанно сжимая в руке букет гербер. К женским причитаниям на лестнице добавились мужские возгласы. Кто-то звал её, Изабеллу по имени, звонил в дверь.

— Что там происходит?

Добравшись аккуратно до входной двери, она посмотрела в глазок. Люди двигались то вверх, то вниз. Какой-то мужчина ругаясь, требовал, чтобы ему дали возможность работать. Изабелла открыла дверь и не сразу поняла, что случилось. На лестничном пролете, лежала женщина в странной позе. Ноги упирались в перила, а голова, покрытая меховым капюшоном, была неестественно запрокинута назад. Постепенно норковая шуба женщины из серебристо–голубой становилась бурой, напитываясь чем-то алым, тяжелея и набухая при этом. Всё поплыло перед глазами.

— Нет!… Ляля! Лялечка!

Кошкин

Она так плохо себя чувствовала, что не смогла присутствовать на похоронах. Казалось, что вот-вот откроется дверь и в комнату вольётся поток свежего воздуха, приподнятой приятной суеты, жизнелюбия и позитива под названием «Лялька». Эта энергия давно уже была частью её жизни, неотъемлемой частью её самой. Только сейчас, после страшной трагедии, пришло запоздалое осознание того, сколько значила для неё эта составляющая. Оголилась часть души и стало парадоксально больно впитывать окружающий воздух, воспринимать солнечный свет. Человек, возможно, с опытом научается готовности к трансформации, но смерть, как обычно, застаёт врасплох, бьет под дых безжалостно и точно. И ты, теряя равновесие, начинаешь задыхаться.

Пришедший уже во второй раз следователь Кошкин, невозмутимо задавал одни и те же вопросы, что — то помечая в блокнотике. Он был настолько несовременен, что совсем не соответствовал имиджу полицейского нынешней страны. Степан Кузьмич Кошкин напоминал милиционера из СССР — страны её юности, сильной и могучей, в которой к милиции было совсем другое, уважительное отношение.

В очередной раз, товарищ Кошкин внимательно слушая о перипетиях жизни Изабеллы Юрьевны Вербицкой, с интеллигентным участием, силился понять всю последовательность замысловатой цепочки событий.

— Итак, давайте уточним. Я правильно вас понял? Значит так. Посетив астролога вы, Изабелла Юрьевна, приняли решения отказаться от французского наследства, подарив его вашей внучке, Анастасии Александровне?

— Да, всё верно.

— И в этот вечер, когда была убита Алена Ивановна Праздникова, вы ожидали нотариуса Якова Семеновича Гольдмана, для этой же цели?

— Да, всё именно так.

— С Яковом Семеновичем вы так и не встретились?

— Нет, я перезвонила ему и оттенила встречу, объяснив, что случилось.

— Кто был в курсе ваших намерений?

— Все.

— Кто все, поточнее, пожалуйста.

— Муж, близкие, были… Но я не понимаю, причем здесь всё это?

— Возможно и не причем. А возможно и наоборот. Слишком много вокруг вас собралось трагического. Вы не находите? Авария, теперь ещё убийство.

— Не знаю, как это взаимосвязано.

— Вот и я не знаю. Пока. Но обязательно узнаю. Вы уж мне поверьте на слово. А вас я хочу попросить быть поаккуратнее и повнимательнее.

— Повнимательнее?

— Да, прежде чем что-то сделать остановитесь, не спешите, подумайте, осмотритесь. Так сказать стопроцентное внимание. Не входите одна в лифт, не гуляйте темными аллеями.

— Я совсем не гуляю.

— Вот и хорошо. Отдыхайте, набирайтесь сил. Да, если что-то вспомните, или вдруг что-то вас насторожит, покажется странным, звоните мне.

Степан Кузьмич закрыв блокнотик, достал из папочки такую не свойственную для образа советского милиционера визитку и протянул её Изабелле.

— В любое время, Изабелла Юрьевна, в любое. Не провожайте и подумайте о собственной безопасности.

Уходя, Степан Кузьмич пропустил в квартиру молодого человека. Убедившись в том, что Изабелла действительно его знает, простился повторно.

Младший брат Алены Ивановны Праздниковой был на неё совсем не похож. Тихий, робкий, раздавленный горем мужчина, протянул Изабелле бархатную коробочку с блестящим новогодним бантом.

— Это вам. Ляля всем заранее приготовила подарки к новому году.

Голос его дрогнул. Помолчав он, собравшись с духом, продолжил.

— Она как — будто бы знала всё заранее. Там под бантом стикер.

Он отодвинул яркий золотисто-оранжевый бант и на коробочке обнаружился маленький приклеенный кусочек бумаги с надписью «Прекрасной Изабелле! С Новым годом!».

В изумительной бордовой коробочке, как в музыкальной шкатулке звучали часы. Корпус их имел форму сердца. Циферблат был закрыт серебряной крышечкой, придавая конструкции ещё большее сходство с человеческим мотором, отсчитывающим в руке Изабеллы мгновения жизни.

Открыв крышку, внутри Изабелла обнаружила сложенный в несколько раз белый листочек. Это было в духе её замечательной подруги детства по прозвищу «Девочка-праздник». Там было написано: «Пообещай!». Развернув ещё раз, она прочла: «Так не честно! Скажи, Да!» Творилось что-то невероятное. Нелепость происходящего, какой-то сакральный магнетизм и светлая память о человеке, которого уже не существовало на земле, растворяли мозг в аморфную субстанцию.

— Да, моя дорогая… да.

Ком подступил к горлу и слезы стали наворачиваться на глаза, но она их не замечала. Реальность преломилась во времени. Она отчетливо представляла голос, и даже выражение лица своей придумщицы подруги: «Ты будешь бороться за свою жизнь потому, что она принадлежит не только тебе, но и тем, кто тебя очень любит!». Уже не хватало силы духа развернуть последний раз листочек, голова гудела, слезы текли по щекам. Изабелла, уткнувшись в подушку, горько плакала обо всем, что выпало на её долю, так и не дочитав новогоднее послание. Оно осталось лежать рядом с подаренными часами, тикающими жизнь в праздничной коробочке. И только спустя некоторое время, она успокоилась, взяла себя в руки и прочла:

«Эти часы отсчитывают время, которое обязательно превратится в счастливые минуты без боли. Наше новое время без твоей болезни. Я в это верю, всей душой, всем сердцем, которое тебе дарю. Пусть оно стучит секундами в наше прекрасное завтра».

Изабелла пообещала бороться. Прервав раздумья, позвонила Павлу Ивановичу, чем несказанно его обрадовала. Рубикон был перейден. Она решилась на операцию. И как только возникал беспокойный страх, и хотелось, превратившись в маленькую беззащитную девочку, спрятаться лицом в подушку, она читала послание своей Аленушки, и снова становилось сильной.

Андрей

Возникшие обстоятельства дела Изабеллы Юрьевны Вербицкой разворачивали следствие в совершенно другую плоскость. А в том, что эти два события: наезд на Вербицкую и убийство Алены Праздниковой — звенья одной цепи, следователь Степан Кузьмич Кошкин не сомневался.

Кому понадобилось убивать дружелюбную воспитательницу детского садика? Ничем притягательным для преступника она, по мнению Кошкина, не обладала. Может эта Праздникова случайно стала свидетелем чего — либо тайного? Чего, например? Да и что в таком доме может быть тайным?

Степан Кузьмич размышлял, странствуя по кабинету от окна к двери. Так лучше думалось. Остановился, достал румяный, испеченный утром пораньше заботливой женой, пирожок с капустой. Съел его бездумно. Евдокия готовила так, что мозг в момент поглощения любовно сотворенной ею пищей замирал и внимал всем вкусовым рецепторам заворожено. Допустим, вечер случившегося, что мог видеть в полумраке лестничного пролета убийца? Правильно: женщину в дорогой эксклюзивной шубе Изабеллы Вербицкой. Вопрос: кто ещё мог её одеть? Вернее не так, кто мог выйти из квартиры Вербицкой в её чудесной шубе, кроме её самой? Правильно, в принципе никто. Надо понять главное: кому выгодна её смерть. И тут вариант самый на первый взгляд притягательный — молодой муж. А что, завещания ещё нет. Как только оно появится, прекрасный юноша, возможно, многого лишится. Не возможно, а точно лишится, это касается французского наследства. Это вам не домик в деревне Петушки. Хотя для некоторых и Петушки — предел достижимого. На очереди в подкреплении организма дожидался не менее великолепный пирожок с картошечкой. Степан Кузьмич перекусил, раскачиваясь в кресле.

Муж — это хорошо. Но тогда возникает вопрос, он, что не знал, что жена не носит эту шубу уже несколько лет? Или мадам Вербицкая столь не предсказуемая особа, что в отношении её гардероба возможно всё? Не похожа она на такую даму, наблюдательный Кошкин заметил, что Изабелла прибавила в весе во время болезни. Не факт, что она вообще в эту шубу влезет. Вот стопроцентно не влезет. Что её муж не в курсе новых форм супруги? Заключительный пирожок с яйцом и зеленым луком размышлениям сыщика абсолютно не перечил. Да, собственно говоря, стратегия действий, как таковая имела весьма шаткую конструкцию.

А как тогда быть с тем, что чужих людей в доме в этот день не наблюдалось?

В кабинет следователя, робко постучав, вошел брат убитой Алены Праздниковой, вплыл своими большими габаритами. Степан Кузьмич вспомнил свои ощущения в момент первой встречи в прихожей квартиры Вербицкой. Судя по тому, что он узнал о его сестре, Андрей Праздников был полной её противоположностью. Кошкин ничего нового не ждал от предстоящего общения. Что он может рассказать помимо того, что сыщик уже накопал. Однако тут, премудрый Степан Кузьмич ошибался.

Поначалу беседа как-то не клеилась. Андрей совершенно раскис и отвечал на наводящие вопросы следователя, который был вынужден инициировать общение, иногда даже невпопад. Каково же было его удивление, когда на вопрос, кто мог причинить его сестре такое зло, Андрей, сверкнув глазами, выпалил:

— Это она во всем виновата.

— Кого вы имеете ввиду?

— Подругу эту её заклятую.

— Фамилия.

— Чья?

— Подруги заклятой.

Андрей поправил очки, вытер о брюки вспотевшие ладони и, не мигая, уставился на Кошкина.

— У неё одна была подруга.

— Так вы Вербицкую заклятой считаете?

— А вы так не считаете? Она обращалась с ней, как с преданной собачонкой. То месяцами о ней не вспоминала. А то поманит среди ночи, нет, не поманит, повелит. И Аленка срывалась, неслась по первому зову. Зачем она ей отдала эту шубу проклятую, зачем? Не догадываетесь? А я вам скажу. Она прекрасно знала, что у неё проблемы, что ей грозит смертельная опасность. Специально!

— Что специально?

— Она знала, что её хотят убить. Кто на неё наехал и скрылся? И чтобы выиграть время, она все это спланировала.

— Послушайте, как такое вообще, возможно, вы преувеличиваете.

— Ничуть. Ни капли не преувеличиваю. Она хитрая, расчетливая, лживая насквозь. Если бы не она, Аленушка была бы жива. Сколько раз я ей говорил: «Ну не нашего она круга человек. Эти люди не живут, не чувствуют, у них другие приоритеты». А она была одинокой и любила эту Изабеллу как сестру. Я иногда даже ревновал.

— Я допускаю, что Изабелла Вербицкая была состоятельной женщиной и отсюда все вытекающие последствия. Но, простите, кто виноват, что ваша сестра в таком возрасте не обрела семью, не родила ребенка, не Вербицкая же?

— Кто вам это сказал?

— Что?

— Что не Вербицкая.

— Она что ей запрещала влюбляться, выходить замуж, рожать детей?

Андрей Праздников, обливаясь потом, откинулся на спинку стула и криво усмехнувшись, прокричал:

— Да вот представьте себе, запрещала!

Степан Кузьмич, совершенно не ожидая, такого напора и поворота дела, уселся поудобней и спокойным голосом продолжил:

— Давайте мы с вами сейчас успокоимся и разберемся, значит, Изабелла Юрьевна запрещала вашей сестре выходить замуж и рожать детей? Я правильно понимаю?

— И, да и нет.

— Поподробней.

— Она не запрещала выходить замуж, но её мнение о женихах было уничижительным. А зачем нам принцы заморские, мы простые люди. А потом она познакомила Аленку с этим вертихвостом.

— С каким вертихвостом?

— Это уже не важно. Всем же было сразу понятно, что он не женится на ней никогда. А Аленка в него влюбилась. Какая она тогда была счастливая. Я знал, что всё это плохо кончится. Сказал тогда Изабелле, а она отмахнулась. А потом…

— Что потом?

Андрей заплакал. Достал носовой платок, закрыл лицо и заплакал, как ребенок.

Степан Кузьмич налил стакан воды, но мужчина к нему не притронулся.

— Потом Изабелла договорилась в какой-то клинике, и они поехали…

— В какой клинике, Андрей Иванович? Ваша сестра была больна?

— Нет, она была беременна и хотела рожать. Вы даже не представляете, как она мечтала о том, что станет матерью.

— Вертихвост не хотел детей?