Бесплатный фрагмент - Новая Родина

Предисловие

На территории Струго-Красненского района никто не удивляется таким названиям деревень, как Вейтлус, Тулевик, Эдази, многие до сих пор деревню Дубницы называют Уселла. Среди жителей района достаточно распространены фамилии Петмансон, Коор, Стальмейстер, Ханзинг… Все эти названия и фамилии, не характерные для России и русских, появились на территории района достаточно давно — более 100 лет назад благодаря эстонскому населению.

Ещё с середины XIX в. на территорию Гдовского и Лужского уездов Санкт-Петербургской губернии прибыли первые переселенцы из Эстляндской и Лифляндской губерний Прибалтийского края Российской империи. В связи с тем, что на родине ощущалась нехватка земли, а численность населения постоянно увеличивалась, то многие безземельные крестьяне охотно переселялись в западные области России, где получали земельный надел, отстраивали хутора, обрабатывали землю, содержали скот.

Эстонские переселенцы успешно вливались в существовавшее русское общество, хотя зачастую проживали достаточно компактными хуторскими общинами, но постепенно практически ежедневное общение между русскими и эстонцами объединило их в самых различных направлениях жизни. Активное взаимопроникновение культур на территории Лужского и Гдовского уездов привело к тому, что некоторые этнографы выделяют проживавших здесь эстонцев в отдельную этнографическую группу. Эстонские переселенцы обрели здесь новую Родину.

На территории современного Струго-Красненского района в 1920-е гг. количество эстонцев составляло до 15% от численности населения. В дальнейшем их количество только сокращалось. В 1920-е гг. согласно советско-эстонскому мирному договору эстонцы из Советской России могли выехать на родину. Для этого оптанты подавали необходимые документы. Многие в те годы переехали в Эстонию, хотя массового переселения не состоялось, многим было отказано. В 1940-м г. Эстония вошла в состав СССР, уже через год началась Великая Отечественная война. В период с 1940 по 1943 г. проходила вторая волна миграции эстонского населения обратно в Эстонскую ССР.

Многие эстонцы остались жить на территории Струго-Красненского района, но постепенно обрусели. Самоидентификация человека происходит в первую очередь по языковому признаку, а использование эстонского языка даже на бытовом уровне к 1970-м гг. практически полностью сошло на нет в среде стругокрасненских эстонцев.

Но всё же до сих пор культура эстонского населения на территории района имеет свои проявления. Естественно, жизнь меняется, в том числе и в сфере культуры, и в традициях, но всё-таки важно не растерять историческую память поколений — основу самосознания личности. Каждый человек должен ощущать себя причастным к предыдущим поколениям, к их делам, их жизни и культуре. Тогда складывается целостная личность, основой которой является мудрость и опыт его предков и предшественников.

***

В первой части книги представляются историко-краеведческие исследования А. Н. Ефимова и С. А. Тамби, в которых отражены многие события, происходившие на территории района, прослежены определённые тенденции, отражена жизнь и судьба эстонских переселенцев и их поселений более чем за 100 лет.

Во вторую часть книги помещены воспоминания Освальда Валге и Августа Сакса.

Обширные воспоминания Освальда Валге — уникальный источник по изучению жизни эстонских переселенцев. Вместе со своими родителями О. Валге ребёнком переехал из Эстонии на территорию современного Струго-Красненского района и до самой своей смерти проживал здесь. В его жизни было множество испытаний: он участвовал в Первой мировой войне, в революционных событиях 1917 г., пострадал от репрессий, пережил коллективизацию, оккупацию в период Великой Отечественной войны, активно участвовал в восстановлении разрушенного войной сельского хозяйства. Всё это нашло отражение в его воспоминаниях.

В преклонном возрасте О. Валге писал небольшие рассказы-воспоминания и даже стихи на эстонском языке. Часть его рукописей была передана в руки известного эстонского режиссёра и сценариста Тыниса Каська (Tõnis Kask, 1929–2016), который попросил О. Валге подробно описать свою жизнь. Рукопись была передана Т. Каську в Таллине, когда Освальд Валге навещал свою сестру Эмилию, и осталась у него. Впоследствии потомки О. Валге уже после его смерти получили машинописный вариант мемуаров. Дочь Освальда Валге — Миральда Освальдовна пыталась перевести труд отца на русский язык, но до конца этого сделать не смогла. Внучка О. Валге — Ирина Ивановна Петмансон передала текст журналисту и переводчику Алексею Борисовичу Намзину, и в 2018 г. воспоминания Освальда Валге были полностью переведены на русский язык и публикуются впервые.

Также впервые публикуются воспоминания Августа Ивановича Сакса, который родился в пустоши Затобенье (ныне на территории Гдовского района Псковской обл.) и до 1928 г. проживал там. Затем был призван в армию, после которой учился в Ленинградском энерготехникуме, работал в Ленинграде и области. С началом Великой Отечественной войны жил и работал в блокадном Ленинграде, и во время самой тяжёлой блокадной зимы 1941–1942 гг. в феврале 1942 г. был призван в Красную армию. В звании младшего лейтенанта Август Сакс участвовал в боевых действиях по освобождению от немецко-фашистских захватчиков территории Эстонии и Латвии. Приказом по 249-й Эстонской стрелковой дивизии за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество командир взвода связи младший лейтенант Сакс был награждён орденом Красной Звезды.

Выдержка из наградного листа: «22 марта 1945 года, действуя в составе 1-го батальона 921-го стрелкового полка в должности командира взвода связи тов. Сакс А. И. проявил себя мужественным и храбрым командиром. Батальон вёл бои левее мызы Каулаци (Курляндия, Латв. ССР), за железной дорогой. Пехота противника совместно с танками пыталась обойти батальон с флангов и взять в кольцо. Для этого противник в ночь на 23 марта 1945 г. предпринял 7 контратак. Мужественно отражая контратаки тов. Сакс в ходе боя уничтожил из автомата до 10 солдат противника. Несмотря на создавшуюся тяжёлую обстановку для батальона тов. Сакс на протяжении всего боя обеспечил непрерывную связь».

После окончания войны Август Сакс жил и работал в Таллине.

В 1967–1968 гг. Август Сакс написал воспоминания о своей жизни. Рукопись была перепечатана и размножена среди членов баптистской общины Таллина. Родственник Августа Сакса, Бенно Сильд получил экземпляр от племянника Августа, Оскара Сакса и передал воспоминания для перевода и публикации. Они не настолько объёмны, как мемуары О. Валге и на них серьёзно повлияло то обстоятельство, что А. Сакс в детстве и после 50-летия являлся активным последователем церкви евангельских христиан-баптистов, что наложило свой отпечаток на содержание мемуаров. Бенно Сильд вспоминает, что члены общины христиан-баптистов приходили к Саксу и перечитывали его воспоминания, Август больше писал о своей семье и условиях жизни, но члены общины желали, чтобы он более отражал Божью помощь.

***

Отрадно то, что взаимоотношения между соседними государствами Россией и Эстонией развиваются, а не переходят в стадию застоя и деградации. Примером тому может служить визит в Москву и встреча с Владимиром Путиным президента Эстонии Керсти Кальюлайд (Kersti Kaljulaid), прошедшая 18 апреля 2019 г., на которой обсуждались экономические и политические вопросы. Общение в сфере культуры никогда не прекращалось, но важно развивать и это направление, выходить на новый уровень и в данной сфере взаимоотношений. «Культурное сотрудничество и диалог, которые будут способствовать контактам между творческими людьми, а также деятельности, направленной на сохранение культурного наследия обеих стран, по-прежнему важны для развития», — отмечал канцлер Министерства культуры Эстонии Тарви Ситс (Tarvi Sits) 1 марта 2019 г. при подписании Программы сотрудничества России и Эстонии в культурной сфере.

В результате данной работы культурные связи между Россией и Эстонией продолжают крепнуть. Надеюсь, что и данная книга послужит дальнейшему укреплению межгосударственных и личных связей. А главное, необходимо помнить, что на западном и восточном берегу Чудского озера живут не только соседи и друзья, но и родственники.

Алексей Фёдоров,

член Союза краеведов России

Ефимов А. Н. 

Эстонские поселенцы на Стругокрасненской земле

Возникновение и развитие эстонских поселений

В первой половине прошлого века среди национальных меньшинств, проживавших на территории современного Струго-Красненского района Псковской области, выделялись эстонцы. Массовая миграция эстонского населения вглубь России началась в середине XIX в. из Эстляндской и северной части Лифляндской губерний, которые в то время составляли территорию нынешней Эстонии. Значительная масса эстонских переселенцев осела на территории к востоку от Чудского и Псковского озёр — в Санкт-Петербургской и Псковской губерниях. Нехватка земли, а то и вовсе безземелье на родине заставило эстонских крестьян искать лучшую долю на чужбине. Они селились в малоосвоенных и лесистых местах, где была низкая цена аренды земли или её выкупа в частную собственность. Первоначально переселенцы были вынуждены ютиться в землянках или шалашах, терпеть нужду и голод. Они пилили лес, жгли подсеку и корчевали пни на месте будущей пашни, затем обрабатывали землю с помощью сохи и бороны-суковатки. Конечно же, не у всех получалось с первого раза осесть на месте, те, у кого земля давала плохой урожай, продавали свои участки земли другим переселенцам и селились на новом месте, либо шли служить на помещичьи мызы. Только спустя годы, благодаря трудолюбию и упорству эстонских поселенцев, появились хутора с добротными домами, хозяйственными постройками и яблоневыми садами.

Несколько очагов расселения эстонцев (их называли тогда эстами) сформировались на территории современного Струго-Красненского района Псковской области. Первые эстонские переселенцы, согласно последних обнаруженных данных, обосновались в 1863 г. в пустоши Домкино и в 1860 г. в пустоши Масникова Гора. Впоследствии эстонские хутора возникли в пустошах Задорье, Сёлкино, Корсаково, Зрекино, Березняк, Драничник, Тетёрка, Погорелка, Троерожник, Нишева, Щир-Горка, Холохино, Воробьёво, Головково, Дубницкая, Луг-Лог (Серётка), Пустопержа, Шталя, Маяково, Сверётово, Павлюковская Дача, Нестерицы и др. В то время эти земли относились к Полновской и Узьминской волостям Гдовского уезда, Яблонецкой и Соседненской волостям Лужского уезда Санкт-Петербургской губернии, а также к Горской волости Порховского уезда Псковской губернии. Подавляющее большинство эстонцев, селившихся в пределах современной территории Струго-Красненского района, были родом из Лифляндской губернии, в частности из Верроского, Юрьевского (Дерптского), Перновского и Феллинского уездов (ныне уезды Вырумаа, Тартумаа, Пярнумаа и Вильяндимаа Эстонии).

Находясь вдалеке от своей исторической родины, эстонцы сохраняли в России национальное самосознание, язык, религию, культуру и обычаи. Так как большая часть эстонских переселенцев были из юго-восточных районов современной Эстонии, то и говорили они, в основном, на выруском диалекте, который заметно отличается от литературного эстонского языка. Но среди поселенцев также были носители мульгиского, тартуского и северо-эстонского диалектов, поэтому в обиход эстонцев, говоривших на выруском диалекте, вошли слова из вышеназванных говоров. Особенности этнической культуры эстов, поселившихся на сопредельных территориях Санкт-Петербургской и Псковской губерний, их язык, религия, традиции, а также влияние на всё это иноязычной культуры способствовали тому, что здесь начала формироваться особая этническая группа. Некоторые исследователи-этнографы выделяют эстонцев, проживавших на обширной территории от восточного побережья Псковско-Чудского озера до бассейна реки Луги, в отдельную этнографическую группу и называют их лужскими эстонцами.

Уже в самом начале XX в. началось взаимодействие культуры лужских эстонцев и местной русской культуры, уже тогда совершались браки между эстонцами и русскими, об этом свидетельствуют метрические книги. Этнограф М. Л. Засецкая в своей статье указывала, что уже в начале прошлого века лужские эстонцы начали воспринимать многие элементы праздничной русской и православной культуры. Подобно русским крестьянам они на Пасху красили яйца, в Троицу приносили в дом берёзу, а на масляной неделе пекли блины. Уже тогда в быту эстонские поселенцы стали произносить свои имена на русский манер. Даже при составлении метрических книг пасторы частенько записывали их русскими именами. Например, Иоганн (Йохан), Ян и Юган становились Иванами, Йозеп (Йосеп) и Освальд — Осипами, Видрик, Фридрих (Фриц) и Эдуард — Фёдорами, Якоб и Яак — Яковами, Гендрик (Хиндрик) — Андреем или Григорием, Густав — Кузьмой, Вольдемар — Владимиром, Мадис — Матвеем, Мярди — Мартыном, Тынис — Денисом, Ганс — Антоном, Мидри — Дмитрием, Вальтер — Валентином, Рихард — Виктором, Михкель — Михаилом, Петер и Пеедо — Петрами, Юлиус и Юрий — Егорами, Рейн — Романом, Пауль — Павлом, Вильгельм — Василием или Филиппом и т. д. У женщин чаще всего встречались такие имена, как Альвина, Анна, Мария, Эмилия, Кадри, Минна, Линда, Эмма, Кристина, Ида, Альма, Эльза, Юганна, Лизетта, Розалия, Армильда, Леена, Анетта, Эрна, Каролина, Занна, Эльфрида, Сальма, Юлия, Миральда, Вильгельмина, Майя, Лотта, Лиза, Тиина, Амалия, Паулина, Эльфрида, Хендрика, Алида, Марта и др.

Эстонские поселенцы не забывали свою родину, держали связь с родственниками и даже ездили к ним в гости, об этом свидетельствуют и устные свидетельства, и почтовая переписка. Например, в семейном архиве жительницы посёлка Струги Красные Эльны Петровны Афанасьевой, урождённой Орро, сохранилась почтовая карточка, отправленная из города Юрьева Лифляндской губернии по адресу: Санкт-Петербургская губерния, станция Новоселье, Соседненская волость, Мясникова-Гора, господину А. Раудсеп. Послание в открытом письме гласит: «Дорогая двоюродная сестра! Открытку получил. Благодарю! На Яанов день приехать в Россию никак не получится. У нас здесь большой праздник, на котором я обязательно должен быть. Пусть лучше кто-то из вас приедет сюда. Сам я здоров и остальные в семье тоже. С приветом, Август. 29.05.1909 г.»

По оценке этнографа Августа Ниголя в 1918 г. эстонские общины в Домкино, Задорье, Стругах-Белой, Пустоперже, Горе, Симанском Логу и Серёдке (Луг-Лог) насчитывали 6500 эстов, кроме того, в Масниковой Горе, Маяково, Узьмино и Погорелке проживало ещё около 160 эстонских семей, т. е. общее количество эстов в этих населённых местах было не менее 7000 человек. По данным Всероссийской переписи 1920 г. в Струго-Красненской, Яблонецкой, Соседненской, Заклинской, Узьминской и Горской волостях эстов насчитывалось 7481 или 18,3% от общего числа жителей этих волостей. Самый большой процент числа эстов относительно общего населения — 35,2% — был в Узьминской волости Гдовского уезда. По данным переписи 1926 г. в укрупнённых Струго-Красненской, Узьминской, Соседненской и Горской волостях проживало 8685 эстов или 16,6% от общего числа жителей этих волостей. Больше всего эстов по-прежнему было в Узьминской волости — 3522 из 9757 жителей волости. Всего же на территории созданных в 1927 г. Струго-Красненского и Новосельского районов по переписи 1926 г. насчитывалось 9202 эста. На 1 января 1934 г. в Струго-Красненском районе (вкл. упразднённый тогда Новосельский район) проживало 7520 эстонцев. На тот момент эстонцев больше всего проживало в Домкинском (986 чел.), Подольском (590 чел.), Могутовском (467 чел.), Лейнерском (452 чел.), Озерёвском (436 чел.) и Дубницком (422 чел.) сельсоветах укрупнённого Струго-Красненского района. На территории Струго-Красненского поселкового Совета эстов насчитывалось 660 человек. Если сравнить данные за 1926 г. и за 1934 г., то видно, что за 7 лет общая убыль численности эстонцев составила около 1700 человек, в основном, из-за раскулачивания.

Благоприятным временем для эстонских поселенцев стали годы НЭПа, когда крестьяне смогли улучшить своё экономическое положение. Многие эстонские хозяйства имели наделы от 20 до 40 десятин земли, а некоторые и до 50 десятин. Как правило, такие хозяева держали по 2 лошади, по несколько голов коров, овец и свиней, имели каменные надворные постройки и сложные сельскохозяйственные машины, открывали мелкие промышленные заведения, нанимали батраков из числа эстонцев-бедняков. В 1920-е гг. в Струго-Красненском районе из 49 водяных мельниц эстонским поселенцам принадлежали 30, также они владели 4-мя ветряными мельницами (в пустошах Домкино, Петриха, Березняк и Дубницкая). В Новосельском районе в то время из 30 водяных мельниц эстонцы содержали 12 мельниц, а также одну ветряную мельницу в пустоши Аксово. На эстонской карте 1938 г., для составления которой были использованы данные конца 1920-х гг., значатся ещё несколько ветряных мельниц: в пустоши Кочебуж, в пустоши Овчино и по две в пустошах Сёлкино, Корсаково и Пустопержа, однако фамилий владельцев этих ветряных мельниц выяснить не удалось. На сегодняшний день на территории Струго-Красненского района выявлено и локализовано 29 каменных хозяйственных и промышленных зданий и 10 каменных погребов, построенных эстонцами. Практически все памятники материальной культуры эстонцев были уничтожены в годы Великой Отечественной войны: их жилые дома, надворные хозяйственные постройки, культовые сооружения, водяные и ветряные мельницы, орудия труда, домашняя утварь. За исключением здания Домкинской церкви, не сохранило время и постройки, возведённые эстонцами из булыжного камня и кирпича. Не осталось следа и от хлебородных нив, которые с таким трудом эстонские поселенцы отвоёвывали у леса и которые потом стали колхозными полями, ныне они снова или зарастают мелколесьем и кустарником или уже стали полноценными лесными угодьями.

С начала 1920-х гг. советские власти стали проводить политику коренизации. В рамках этой политической и культурной кампании создавались национальные административно-территориальные единицы, расширялась сеть национальных школ, для нацменов открывались культурные учреждения. В 1927 г. после образования Струго-Красненского района в члены райисполкома (РИКа) были включены и представители от эстонских поселенцев: Густав Наруск, крестьянин из пустоши Живоглуты и Ян Кару, крестьянин из пустоши Погорелка. К октябрю 1927 г. в Струго-Красненском районе работали 8 эстонских школ I-й ступени, Масниковская 6-летняя школа и 6 эстонских красных уголков. В феврале 1931 г. в Струго-Красненском районе были образованы Домкинский и Дубницкий национальные эстонские сельсоветы, в 1936 г. такой же статус получил Подольский сельсовет. В Новосельском районе по сведениям за октябрь 1927 г. работали 4 эстонских школы I-й ступени, 2 эстонских избы-читальни и 2 красных уголка. В 1928 г. были созданы два национальных эстонских сельсовета — Могутовский и Пустопержский (Лейнерский). В 1934 г. в укрупнённом Струго-Красненском районе имелось 17 эстонских школ, в т. ч. Домкинская и Маяковская неполные средние школы. С начала марта 1932 г. при районной газете «Колхозная стройка» начала выходить страничка на эстонском языке. В 1935/36 учебном году в Струго-Красненском районе работали 10 эстонских начальных школ, Струго-Красненская и Домкинская эстонские неполные средние школы, в Новосельском районе — 3 начальные школы, Луг-Логская и Маяковская неполные средние школы.

Коллективизация сельского хозяйства привела к коренному изменению уклада жизни эстонских крестьян. В первые годы колхозного строительства хуторяне могли вступать в колхозы, не переезжая с хуторов в деревни. К маю 1934 г. в укрупнённом Струго-Красненском районе функционировало 30 эстонских колхозов. Постепенно колхозный строй стал неотъемлемой частью жизни эстонских поселенцев, среди них было немало и таких колхозников, которые в 1930-е гг. показывали примеры стахановского труда. Например, Август Варуск из колхоза «Искра» Дубницкого сельсовета вспахивал ежедневно по 0,64 га вместо 0,5 га по норме, а Эрнест Мярда из колхоза «Уус-Эллу» того же сельсовета вспахивал каждый день по 0,6 га вместо 0,4 га по норме. Альвина Пярн из колхоза «Первомайский» на бороньбе при норме 2 га ежедневно обрабатывала по 3 га пашни. Альфред Уйбо из колхоза «3-й Интернационал» во время машинной жатвы каждый день сжинал по 3,5–4 га хлебов вместо 2,5 га по норме. Тракторист Новосельской МТС Рудольф Юпец на тракторе ХТЗ при норме на вспашке 2,9 га ежедневно выполнял по 4–4,5 га, а на сеялке — по 34 га в день. Но коллективизация изменила не только экономический уклад жизни эстонских поселенцев, она уничтожила целый социальный слой крестьян-единоличников с его культурой, нравственными устоями и ценностями.

В 1937–38 гг. в эстонских хозяйствах была репрессирована подавляющая часть взрослого мужского населения. По устным свидетельствам в декабре 1937 г. местные власти предложили почти ста главам эстонских, латышских и русских семейств из Лейнерского сельсовета явиться вместе с лошадьми на станцию Новоселье, обратно домой они уже не вернулись. В пустоши Домкино из 74 глав эстонских хозяйств, живших в начале коллективизации, к концу репрессий осталось только несколько человек. Репрессии унесли жизни и простых колхозников, и многих руководителей колхозов, бригадиров, передовиков сельского хозяйства, школьных учителей, работников потребительской кооперации. В конце 1930-х гг. политика коренизации была свёрнута. В 1939 г. Домкинский, Могутовский и Лейнерский национальные эстонские сельсоветы были ликвидированы полностью, а Дубницкий и Подольский преобразовали в обычные сельсоветы. В школах прекратилось обучение на эстонском языке. В декабре 1937 г. по решению заседания бюро Ленинградского обкома ВКП (б) перестали выходить газетные полосы на эстонском языке в районной газете «Колхозная стройка». В 1939 г. произошла массовая ликвидация хуторов, которая очень больно ударила по образу жизни эстонских поселенцев. Этнограф М. Л. Засецкая писала, что уничтожение хуторского типа хозяйства у лужских эстонцев привело к распаду традиционного крестьянского комплекса домашних ремёсел и выходу из употребления многих традиционных навыков и орудий труда. Также распались прочные и постоянные торгово-культурные связи между эстонскими поселенцами. Всё это самым отрицательным образом сказалось на уровне самосознания, привело к отмиранию многих обрядов, традиций и привычек.

В годы Великой Отечественной войны многие уроженцы Струго-Красненского района из числа эстонских поселенцев ушли на фронт или в партизаны. Были, конечно же, и такие, кто подался в услужение к немцам, одни принимали такое решение самостоятельно, другие под страхом расстрела семьи. На фронте за освобождение нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков погибли: Эдуард Осипович Везо (1907–1941), Эльмар Кузьмич Люйс (1908–1942), Артур Оскарович Валк (1916–1943), Герман Эдуардович Лейф (1916–1942), Александр Робертович Рузу (1908–1942), Юлиус Данилович Тегов (1910–1944), Георгий Августович Тенно (1908–1944), Карл Крестьянович Эдас (1911–1944), Ян Генрихович Варуск (1910–1944), Арнольд Августович Каллас (1915–1944), Эрнест Янович Петмансон (1909–1944), Арнольд Эдуардович Лухт (1917–1944), Оскар Петрович Соррок (1907–1944), Карл Яковлевич Наруск (1913–1944), Леонард Михайлович Хансон (1911–1942), Рихард Михайлович Эдас (1922–1944), Альфред Августович Виск (1924–1944), Леонид Юлисович Пирак (1911–1944), Владимир Иванович Лаксберг (1920–1945), Юлиус Осипович Миллер (1906–1945), Виктор Антонович Рекк (1921–1945), Иван Карлович Топпер (1913–1943), Карл Иванович Сталмейстер (1912–1944), Павел Осипович Серг (1910–1945) и многие др. В годы войны погибли партизаны: Альфред Иванович Пикк (1922–1941), Фёдор Осипович Пяйд (1926–1944), Юган Петрович Нарусбек (1914–1944), Карл Янович Хютт (1921–1944), Фёдор Кузьмич Кург (1923–?), Эрнест Эдуардович Саар (1921–?) и др. Многих эстонцев фашисты в 1942–43 гг. угнали на работы в Германию или Эстонию, от их рук погибли мирные граждане: Рудольф Тоцман (? –1943), Август Зисс (1873–1943), Иван Кепс (? –1943), Розан Керман (1918–1943), Елена Зисс (1871–1943), Альвина Миккель (1872–1944), Елена Пиир (? –1944) и др.

После освобождения района жители эстонских селений включились в восстановление разрушенного войной хозяйства. Начиная с 1946 г. эстонским семьям было разрешено переселяться в Эстонскую ССР, часть эстонцев воспользовались этим, остальные остались жить на территории Струго-Красненского района. В дальнейшем число эстонцев на Стругокрасненской земле из-за обратного переселения в Эстонию, естественной ассимиляции и переселения молодёжи в города сократилось в разы. Так по переписи 1959 г. насчитывалось 639 эстонцев или 2,44% от общего числа жителей района, а по переписи 1989 г. это число уменьшилось до 0,92%, тогда в районе проживал 151 эстонец. В послевоенное время произошло сближение и частичное слияние оставшихся эстонцев с иноязычной средой, приобщение к образу жизни, обычаям и традициям окружающего русского населения. К 14 октября 2010 г. в Струго-Красненском районе оставалось 52 эстонца. На сегодняшний день можно говорить о том, что самобытная эстонская культура на Стругокрасненской земле угасает, её носителями остаются, в основном, люди старшего поколения. Однако нет сомнения, что выходцы из Эстонии за полтора прошедших столетия оставили глубокий след в истории нашего края и внесли весомый вклад в его культурную жизнь.

Религиозная жизнь эстонских поселенцев

В большинстве своём эстонцы были лютеранами. Расселяясь в новых местах, они создавали евангелическо-лютеранские общины, строили церкви и молитвенные дома. К началу 1920-х гг. эстонцы располагали на территории нынешнего Струго-Красненского района тремя лютеранскими церквями (кирхами) в пустошах Домкино, Задорье и Пустопержа и пятью молитвенными домами в пустошах Масникова Гора, Сёлкино, Луг-Лог (Серётка), в селе Гора и на станции Струги-Белая. Эстонские общины в пустошах Домкино, Задорье, Масникова Гора и Сёлкино относились к евангелическо-лютеранскому приходу Святой Троицы в г. Гдов. С 1882 по 1915 г. в Гдовском приходе служил пастор Иван Егорович (Иоханнес-Юлиус) Гаумбольдт (04.02.1855–?), он духовно опекал филиальные общины. В состав евангелическо-лютеранского прихода Святого Иакова в г. Псков входили филиальные эстонские общины в селе Гора и в пустошах Луг-Лог (Серётка) и Пустопержа. С 1876 по 1909 г. в Псковском приходе Святого Иакова служил пастор Герман Карлович Брезинский (14.05.1839–05.09.1910). В 1910–13 гг. пастором Псковского прихода был Гаральд Константинович Горнберг, в 1913–15 гг. — Фридрих Карлович Дрекслер, с 1915 г. — Густав Матисон. В 1922–28 гг. пастором Псковского прихода являлся Михаил Лаппинг (26.03.1869–12.04.1932), в 1929–37 гг. — Александр Карлович Мигле (13.09.1896–15.12.1937).

К евангелическо-лютеранскому приходу Христа Спасителя в г. Луга относилась эстонская община на станции Струги-Белая. Лужский приход в свою очередь являлся филиальным по отношению к приходу Святого Николая в Гатчине. С 1888 по 1926 г. пастором Гатчинской церкви Святого Николая был Оскар Густавович Пальза (21.04.1863–29.10.1926), он же с 1890 г. служил и в Лужской эстонской церкви. С самого начала XX в. пастор О. Г. Пальза также духовно окормлял лютеран, проживавших на станции Белая (с 1905 г. — Струги-Белая), в Яблонецкой волости и на части территорий Соседненской и Узьминской волостей. Он проводил службы, обряды крещения, конфирмации и венчания в Струго-Бельском молитвенном доме, бывал в пустошах Масникова Гора, Щир-Горка, Холохино, в Луговской пустоши, где на дому тоже крестил детей. Гдовский, Псковский и Лужский приходы относились к Санкт-Петербургскому евангелическо-лютеранскому консисторальному округу, поэтому прихожане могли крестить своих детей, совершать причастие и проходить конфирмацию в любом из приходов этого округа, что они и делали. Пасторы физически не могли охватить своим служением всю находящуюся в их ведении территорию, поэтому им помогали кистеры и простые миряне, которые по нужде совершали на местах обряды крещения, утверждавшиеся потом по приезду пастором, а также обряды погребения. Исполнять некоторые церковные обряды простым мирянам разрешалось согласно лютеранскому вероучению о всеобщем священстве всех верующих.

Для прихожан лютеранской церкви период НЭПа тоже явился временем спокойного существования. Однако с 1929 г. священнослужители и верующие стали подвергаться репрессиям. Начавшемуся этапу сплошной коллективизации повсеместно сопутствовало «раскулачивание» не только зажиточных крестьян, но и служителей культа, а также закрытие церквей и молитвенных домов. В результате репрессий к концу 1930-х гг. лютеранские общины в Струго-Красненском и Новосельском районах распались, а все эстонские лютеранские церкви и молитвенные дома по решению советских властей были закрыты. По устным свидетельствам действующими оставались только лютеранские часовни на кладбищах в Домкино и Вейтлусе, в которых верующие не только поминали усопших, но и читали молитвы и произносили проповеди. Многие пасторы, кистеры и члены церковных двадцаток были арестованы и либо расстреляны, либо высланы в Сибирь, на Урал, в Мурманский край или на территорию современной Новгородской области. Та же участь постигла и мужчин — глав семейств, имевших зажиточные хозяйства. Оставшиеся глубоко верующие лютеране собирались на кладбищах, нелегально проводили богослужения в частных домах. Проповедовали тогда простые миряне или, например, бывшие кистеры, которым удалось избежать расстрела или ссылки.

Ликвидация лютеранских общин, и, как следствие этого, прекращение проведения конфирмации самым отрицательным способом сказались на системе народного воспитания и традиционной практике общения эстонской молодёжи. М. Л. Засецкая указывала, что в результате этого у лужских эстонцев снизился процент этнически однородных браков, стал исчезать институт домашнего обучения родному языку, сократилось число активно владеющих родным языком. Только, в основном, в религиозных семьях продолжали торжественно отмечать религиозные праздники, в таких семьях сохраняли не только лютеранскую веру, но и эстонский язык, и национальную эстонскую идентичность. В послевоенный период богослужения и обряды нередко проводились женщинами. На Задорьевском и Мосниковском эстонских кладбищах были построены часовни, в 1975 г. была построена новая часовня на Домкинском эстонском кладбище. Эти кладбищенские часовни местные жители называли «певальнями» (от слова «петь»). Ежегодно до 1991 г. из Эстонии в Домкино на Святую Троицу и в Задорье в День Святого Духа приезжали потомки местных лютеран вместе с пастором, они произносили проповеди и враспев читали в часовнях молитвы по усопшим и общие молитвы. В Рождество Иоанна Крестителя (Яанов день), 24 июля, лютеране из Эстонии посещали Мосниковское эстонское кладбище. По устным свидетельствам потомки эстонцев-лютеран также приезжали на эстонское кладбище в деревне Вейтлус, на Луговское кладбище в урочище Луг-Лог и на бывшее Екатерининское кладбище в урочище Пунане-Кюльвая (ранее пустошь Пустопержа).

В чём же сходство и отличие лютеранской веры и православной веры? Богослужение у лютеран совершается по воскресениям и великим праздникам, оно состоит из чтения определённых молитв, проповеди, пения гимнов под органную музыку. На литургии — главном воскресном богослужении — присутствует общая исповедь, чтение Святого Писания, проповедь, чтение Символа веры, причастие. Лютеране признают два таинства: крещение и причастие. Из церковных обрядов проводятся конфирмация, венчание, отпевание и ординация. Для лютеранской церкви важным является обряд конфирмации, на котором девушки и юноши публично свидетельствуют о своей вере и получают благословение от пастора. Конфирмация состоит из исповедания веры конфирмантом, нравоучительной речи к нему пастора и молитвы о нём, прочитываемой пастором. Конфирмация является одной из форм благословения молодых людей в их дальнейшей жизни как христиан и прихожан церкви.

В лютеранской церкви существуют различные богослужебные традиции. Отличительной чертой богослужения является пение хоралов и активное участие общины в литургии. Священники отличаются от мирян только тем, что являются пасторами (проповедниками), которые не обладают никакими особыми отличительными признаками или властью. Пасторы управляют общиной, преподают и проповедуют Слово Божье, приобщают святых таинств. В богослужении пасторам помогают кистеры (нем. кüster — пономарь), которые к духовенству не причисляются. Кистер открывает и закрывает церковь, зажигает свечи, осуществляет подготовку к литургическим песнопениям, следит за колоколами, ухаживает за алтарём. Кистеры и простые миряне могут по нужде проводить службы, крестить детей и отпевать усопших без участия пастора.

В каждой лютеранской церкви имеется алтарь и кафедра для проповеди. Алтарь в лютеранской церкви не закрыт от верующих иконостасом, символизируя тем самым, что между Богом и людьми, благодаря жертве Иисуса Христа, нет никакой преграды. На алтаре, как правило, стоит освящённое свечами распятие, лежит Библия, стоят чаша с вином и сосуд с хлебом для совершения Таинства Причастия. Рядом с алтарём располагается крестильная чаша. В церквях вместо икон присутствуют картинные изображения, фрески и витражи на библейские темы. Центральным украшением лютеранской церкви является крест, который лютеране называют «Древом жизни». Во время богослужения верующие обычно сидят на скамьях, чтобы ничто не мешало сосредоточенному восприятию проповеди. Вставать со скамей или опускаться на колени принято только во время молитвы или в особо важные и торжественные моменты литургии. На богослужении используется орган.

Важнейшие церковные праздники у православных и лютеран в основном совпадают, но различаются датами. Рождество Христово лютеране отмечают вместе с католиками в ночь на 25 декабря. Лютеранская Пасха отмечается в воскресенье вслед за первым полнолунием, наступившим после дня весеннего равноденствия (20 марта). День Святого Духа у лютеран празднуется на 50-й день после Пасхи, одновременно с Пядидесятницей (всегда в воскресенье), а День Святой Троицы празднуется через неделю после Пятидесятницы, на 57-й день после Пасхи. Рождество Иоанна Крестителя или Яанов день всегда празднуется 24 июня. Лютеране почитают Деву Марию, но не поклоняются ей, как первой среди святых. В День святого Мартина или Мартынов день, который празднуется 10 ноября, они чтят память своего вероучителя Мартина Лютера. Среди других церковных праздников лютеране отмечают, например, Богоявление или Эпифанию (6 января), День святого Антония или Тынисов день (17 января), День святого Георгия или Юрьев день (23 апреля), День Аугсбургского вероисповедания (25 июня), День святых апостолов Петра и Павла (29 июня), День святого Михаила или Михкелев день (29 сентября), День Евангелиста Луки (18 октября), День Реформации (31 октября), День святой Катарины или Кадрин день (25 ноября), День святого Фомы или Тоомасов день (21 декабря) и др.

Хозяйственная деятельность
эстонцев-хуторян

Все хуторские постройки эстонцы строили по периметру открытого двора. У себя на родине эстонцы, в основном, возводили традиционные жилища — жилые риги, в которых под одной крышей располагались курная изба (она же рига), гумно и камора. В риге стояла печь, здесь крестьяне сушили снопы, и здесь же они жили в зимнее время. На гумне обмолачивали зерно, веяли его, здесь же хранились сани, дровни, телеги и другой сельскохозяйственный инвентарь. Зерно провеивали обычно на ветру через решета, подвешенные в открытых воротах гумна; сначала через редкое, затем через частое решето. Каморы служили кладовыми, а в летнее время их использовали под жильё. В России эстонцы, в основном, ставили жилой дом отдельно от гумна. После переселения эстонцы старались в первую очередь построить гумно с ригой, затем хлебный амбар, и только потом жилой дом. Рига (рей) до постройки жилого дома служила в качестве жилья, а в гумне можно было расположить скотину, хранить сельскохозяйственные орудия и домашние пожитки.

Размеры жилых домов у эстонцев были разными и зависели от состоятельности хуторян. В национальном архиве Эстонии за 1920 г. сохранились описи имущества эстонцев, проживавших в пределах современной территории Струго-Красненского района. Самыми большими были жилые дома у А. Я. Терри из пустоши Погорелка (9,5 саженей в длину и 3,5 сажени в ширину, что соответствовало размеру 20,2х7,5 метров), Я. А. Миллера из пустоши Троерожник (размером 7х4 сажени или 15х8,5 метров), у Г. В. Кепса из пустоши Сёлкино и Ю. Я. Нопасона из пустоши Новая Желча (размером 7х3 сажени), у П. М. Лиива из пустоши Корсаково (размером 6,5х4,5 сажени), у Д. Я. Наруска из пустоши Масникова Гора и А. К. Килька из пустоши Створцы (размером 6х4 сажени), у Г. Я. Восмана из пустоши Погорелка (размером 6,5х3 сажени) и т. д. Г.Ю. Нагельман из пустоши Живоглуты имел двухэтажный дом, его размеры были 5х3,5 сажени, в высоту дом возвышался на 7,5 аршинов (5,4 метра). Но были и такие хуторяне, которые строили жилой дом, ригу и гумно под одной крышей. Например, М. П. Тидерман из пустоши Быстрейково имел такую постройку размером 15х4 сажени, Т. Д. Колга из пустоши Домкино — размером 13х3 сажени, а у Я. О. Пароварде из пустоши Задорье дом, гумно и рига располагались в строении размером 12х4 сажени. Ю. М. Парц из пустоши Кананково построил гумно, ригу и жилое помещение под одной крышей размером 10х4 сажени, а Р. К. Верш из пустоши Сёлкино — размером 10х3,5 сажени. У бедных крестьян были небольшие жилые дома. Например, Ю. Я. Раттас из пустоши Тетёрка и А. Г. Лаар из пустоши Нишева имели дома 3х3 сажени (6,4х6,4 метра). Зажиточные хуторяне крыли жилые дома щепой, а те, что были победнее — соломой. Некоторые эстонцы на своём хуторе для семьи одного из сыновей строили второй дом.

Практически каждый хуторянин имел на своём дворе хлев, конюшню, гумно с ригой, кладовую, амбар, поветь, баню. Такие постройки крыли и соломой, и щепой. Для кровли использовалась только срезанная серпом и обмолоченная вручную солома ржи. Отдельный хлев, в основном, имел размеры от 3х3 сажени до 5х3 сажени, конюшня — размеры от 3х2 сажени до 4х2 сажени. Конюшни строились также под одной крышей с хлевом, клетью или хлебным амбаром. У Ю. Д. Рооза из пустоши Луг-Лог под одной крышей располагались хлев, конюшня и свинарник, размеры этой постройки были 11х5 саженей (23,5х10,5 метров). Строились и отдельные свинарники. Например, у Я. Ю. Лятти из пустоши Живоглуты имелся свинарник на 5 свиней размером 3х2 сажени. Хлебные амбары, в основном, строились размером 3 сажени в длину и столько же в ширину. Размеры бань, топившихся как по-чёрному, так и по-белому, обычно были 2,5х2 сажени, но были и бани размером 3,5х2 сажени. А вот, например, у Ю. Я. Варуска из Спасской пустоши бани вообще не было; вся его семья мылась в деревянной купальной ванне. Чаще всего бани крыли щепой.

Гумно и ригу возводили как под одной крышей, так и раздельно. Ригу часто называли реем. На хуторах Ю. Г. Тууля из пустоши Пустопержа и Я. А. Миллера из пустоши Троерожник гумно и рига размещались в строении размером 12х4 сажени, у А. Я. Терри из пустоши Погорелка размеры гумна с ригой были 13х3,5 сажени, а вот у Ю. М. Пульмана — всего 6х2,5 сажени. Обычно высота гумна с ригой была 5 аршинов, но у О. Г. Линда из пустоши Сверётово гумно с реем при длине в 7 саженей и ширине в 3 сажени имело высоту 12 аршинов (8,6 метра). У О. П. Кооскора из пустоши Орловская Дача были построены отдельное гумно размером 8х4,4 сажени и отдельная рига размером 4х3 сажени. А вот отдельное гумно у В. П. Уста из пустоши Задорье имело размеры 3,5х3,5 сажени, отдельная рига — размеры 3,5х1,5 сажени, и они были покрыты соломой. Эстонцы, в отличие от русских, сено не стоговали, они обязательно убирали сено и солому под крышу. Для хранения сена они строили сенные сараи (сенные пуни) и устраивали повети, а для хранения соломы — пелушни. Например, Юган Мадисович Николаи из пустоши Луг-Лог имел две повети: над хлевом и над амбаром. У некоторых эстонцев, как, например, у Д. Х. Наруска из пустоши Масникова Гора и О. П. Кооскора из пустоши Орловская Дача, для хранения мякины, которая шла на подстилку для скота, имелись пелушни. Я. Г. Ярв из пустоши Аксова гумно, рей и пелушню разместил в одной постройке, её размеры были 13х4 сажени (27,7х8,5 метров).

Отдельно хотелось бы остановиться на хозяйственных постройках, которые эстонцы возводили из булыжного камня. Такие камни-булыжники кололи с помощью скарпели и металлических клиньев, а затем обтёсывали плоские поверхности молотком-бучардой. Углы построек и проёмы нередко обрамляли красным кирпичом. Ян Адамович Миллер из пустоши Троерожник имел каменный хлев размером 7х4 сажени (15х8,5 метров) и каменную кузницу размером 4х2 сажени. Каменный хлев у него имел высоту 6 аршинов (4,3 метра). Каменный хлев на хуторе А. Я. Терри из пустоши Погорелка был размером 6х3,3 сажени, кроме того здесь ещё была построена каменная конюшня размером 3,3х3,5 сажени. У Яна Осиповича Пароварде из пустоши Задорье были каменный хлев размером 5,5х3,5 сажени и каменный погреб. Каменные дворы имели Карл Яковлевич Мадисон из пустоши Задорье, Густав Янович Пярксон из Дубницкой пустоши, Карл Янович Нейман из пустоши Петриха, Густав Видрикович Беляев из пустоши Аксово, Видо Адамович Куньман из пустоши Домкино и др. Ян Михайлович Кантс из пустоши Чернёва построил на своём хуторе каменную конюшню размером 4,5х2,5 сажени. У Югана Юрьевича Тууля из пустоши Пустопержа была построена каменная кладовая размером 3х2 сажени. Тынис Давыдович Колга из пустоши Домкино имел каменное строение размером 5,5х3 сажени, в котором под одной крышей находились хлев и хлебный амбар. Торговец Павел Иванович Рутту возвёл в деревне Сиковицы каменную кладовую, к которой пристроил кирпичный магазин. Каменные погреба устраивались в земле, в высоту выше роста человека, их стены и своды делались из булыжного камня.

Жилые дома эстонских поселенцев обычно делились на две, редко три комнаты, кухню, чулан. Например, у Я. М. Олеска из пустоши Березняк был дом с шестью окнами и четырьмя дверями, в котором жилая часть имела размеры 5х2 сажени, а кухня — размеры 3х1,5 сажени. Жилой дом М. Ю. Тисфельда из пусоши Быстрейково делился на две большие комнаты размерами 4х3 сажени и 3х3 сажени. Ещё имелись кухня 2х1 сажень и маленькая комната, скорее всего, чулан размером 1х1 сажень. К жилому дому были пристроены сарай для дров и сарай для хранения телег и саней. Практически вся мебель у эстонцев была деревянной: платяной шкаф, буфет, комод, два-три деревянных стола, стулья и табуретки, деревянные кровати, деревянный диван. Из домашней утвари имелись два-три сундука, рукомойник и лохань, бочка для соления мяса, бочка для квашения капусты, три-четыре бочки для зерна, деревянные шайки для мытья, деревянные ушаты и кадки, деревянные и жестяные вёдра, подойники, разная столовая посуда, глиняные суповые латки, молочные крынки, хлебная квашня, мешки для зерна, сито, решета, настенные часы с гирями и ходом, керосиновый фонарь, бидон для керосина, безмен, ружьё одно- или двуствольное. Освещение давали 7-линейные потолочные лампы и 5-линейные настольные лампы. В каждой семье также имелись маслобойка, самовар, утюг, у многих были кофейная машина, сепаратор, мясорубка или мясорезка. В кухне стояла печь с чугунной плитой. Еду, в т. ч. и для скотины, варили в чугунных котлах, их в хозяйстве обычно было два-три: на девять, шесть и два ведра. Также для приготовления еды пользовались чугунными горшками (чугунками), кастрюлями, сковородами. Из постельных и прочих домашних тканых и вязаных вещей в каждой семье были матрацы, шерстяные и ватные одеяла, перьевые и пуховые подушки, льняные и вязаные простыни, льняные утиральники, вязаные салфетки, скатерти, кроватные занавески, оконные шторы.

Выходцы из Прибалтики принесли с собой опыт сельского хозяйства с многопольными севооборотами и травосеянием; они выращивали рожь, пшеницу, ячмень, овёс, горох, бобы, лён, картофель, капусту, редко — гречиху и турнепс, из трав сеяли клевер. Эстонцы успешно развивали молочное животноводство, занимались пчеловодством и винокурением из зерна. В садах сажали яблони (до 10–20 штук), кусты смородины и крыжовника, клубнику сорта Виктория. Незаменимым помощником в сельском хозяйстве была лошадь. Зажиточные эстонцы держали по две-три лошади. В упряжь для лошади входили хомут с гужами и супонью, дуга с колокольчиком, седёлка с подпругой, подбрюшник, чересседельник, вожжи, шлея, узда. В хозяйствах эстонских поселенцев, как правило, имелись телеги на железном или деревянном ходу, сани, дровни, из земледельческих орудий — один-два плуга, соха, борона с железными сучьями, американская пружинная борона. Для сгребания сена эстонцы применяли конные грабли. У зажиточных эстонцев были двухконные плуги, конные сеялки, косилки и жатки, соломорезки, ручные молотилки или конные молотильные катки, веялки, грохоты для просеивания зерна, льномяльные и льнотрепальные машины на конной тяге. Из ручных земледельческих орудий использовали косы, серпы, вилы для сена, деревянные грабли, железные лопаты, щелевые льномялки, чесалки для льна, крюк и вилы для навоза, ножни для стрижки овец.

О трудолюбии эстонских поселенцев и о том, сколько они выращивали сельскохозяйственных культур и сколько заготавливали кормов для скотины, можно судить на примере нескольких хозяйств. В хозяйстве Мадиса Александровича Калева из пустоши Луг-Лог было 35 десятин земли, имелись лошадь, жеребёнок, 3 коровы, нетель, 3 телёнка, 2 поросёнка, 6 овец, 4 курицы, 3 гуся. В 1920 г. он вместе с отцом посеял 6 пудов озимой ржи, а собрал — 25 пудов. В 1921 г. посеял 9 пудов ячменя, собрал — 19, посеял 20 пудов овса, собрал — 43, посадил 25 пудов картофеля. В том же году он накосил 600 пудов сена, 200 пудов клевера, собрал 95 пудов ржаной соломы и 100 пудов яровой соломы. У Осипа Петровича Кооскора из пустоши Орловская Дача было 34 десятины земли, в его хозяйстве содержались 2 лошади, жеребёнок, 4 коровы, нетель, 4 поросёнка, 6 овец, 6 кур. В 1919 г. О. П. Кооскор посеял 12 пудов озимой ржи, весной 1920 г. он посеял 12 пудов ячменя, 3 пуда пшеницы, 18 пудов овса, посадил 30 пудов картофеля. Он накосил 300 пудов сена и 280 пудов клевера, а также собрал 110 пудов соломы в снопах и 108 пудов мякины. В закромах у Яна Юрьевича Лятти из пустоши Живоглуты в 1920 г. имелось: картофеля — 200 пудов, озимой ржи — 35 пудов, ячменя — 20, овса — 25, пшеницы — 6, гороха — 3, льняного семени — 3, капусты — 10, турнепса — 50, клеверного семени — 20 фунтов. У него было накошено 400 пудов сена и 150 пудов клевера, собрано 250 пудов соломы и 40 пудов льноволокна. В хозяйстве Я. Ю. Лятти имелись 34 десятины земли, 2 лошади, бык, 4 коровы, нетель, 2 телёнка, 3 поросёнка, 2 полусвинка, 15 овец, 7 куриц. Ян Адамович Миллер из пустоши Троерожник в 1920 г. намолотил: озимой ржи — 90 пудов, ячменя — 35, пшеницы — 15, овса — 100, льняного семени — 7, клеверного семени — 2. Он накопал 300 пудов картофеля, накосил 100 пудов сена, 600 пудов клевера, собрал 300 пудов ржаной соломы и 100 пудов яровой соломы. При этом Я. А. Миллер имел 42 десятины земли, лошадь, жеребёнка, 2 коровы, телёнка, 3 поросёнка, 6 овец. Якоб Рейнович Варуск из пустоши Масникова Гора имел лошадь, 4 коровы, 3 нетели, 3 поросёнка, 2 подсвинка, 13 овец и 24 курицы. В 1920 г. в запасах у него было: озимой ржи — 45 пудов, ячменя и овса — по 30 пудов, пшеницы — 10, гороха — 1, бобов — 2, картофеля — 400, капусты — 5, брюквы — 8, сена — 500, соломы — 220, льноволокна — 6.

Хозяйственными занятиями эстонцев были также домашние промыслы и ремёсла. Своё жилище и хозяйственные постройки мужчины возводили самостоятельно. Практически вся деревянная мебель, посуда и домашняя утварь также изготавливалась мужчинами, в каждом хозяйстве для этого имелся верстак и столярные инструменты. Многие эстонцы умели выделывать шкуры овец и крупного рогатого скота, которые шли на изготовление обуви, шуб, тулупов и конской сбруи, знали бондарное, шерстобитное и валяльное ремесло. Женскими ремёслами были ткачество, вязание, шитьё одежды. Во многих эстонских семьях ткани для пошива одежды изготавливались самостоятельно. По сведениям за 1920 г. на ткацких станках с медными бёрдами ткали различные ткани Мария Педовна Пульман (1873–?) из пустоши Сёлкино, Минна Югановна Педасон (1860–?) из пустоши Вербилово, Лиза Яновна Пароварде (1879–?) из пустоши Задорье, Минна Карловна Миллер (1865–?) из пустоши Троерожник, Элла Яновна Кильк (1902–?) из пустоши Створцы, Алида Готлибовна Пуксандов (1884–?) из пустоши Шатовщина, Анна Осиповна Линд (1894–?) из пустоши Сверётово, Лиза Яковлевна Цубсберг (1872–?) из пустоши Тетёрка, Лина Яновна Кислер (1874?) из пустоши Игаево, Леена Густавовна Кепс (1874–?) из пустоши Сёлкино, Эмилия Яновна Терри (1862–?) из пустоши Погорелка, Анна Даниловна Рооз (1865–?) из пустоши Луг-Лог, Леена Мельберг (1869–?) из пустоши Домкино, Амалия Разва (1890–?) из пустоши Горная, Лотта Хавакац (1853–?) из пустоши Чернёво, Анна Ауг (1860–?) из пустоши Погорелка, Анна Торк (1975–?) из пустоши Конечек, Розалия Мяльтон (1875–?) из пустоши Ломы и др. В своём обиходе эстонские крестьяне пользовались традиционными у себя на родине прялками-«самопряхами» или эстонскими прялками, в каждой семье обычно было по две-три таких прялки. Кроме того, у каждой женщины была ручная или ножная швейная машинка. Для чесания шерсти использовали карзильные щётки (карзы).

Многие переселенцы открывали мелкие промышленные заведения: ветряные и водяные мельницы, кузницы, шерстекарзильни, заведения по дублению и выделке кож, щеподралки. Например, в 1911 г. около деревни Сиковицы Якоб Осипович Муга построил каменное здание для мельницы и шерстопрядильного заведения, его размеры были 10,5х4 сажени (22,4х8,5 метров). На реке Люте были устроены две плотины, вода вращала турбину, которая в свою очередь приводила в действие две пары жерновов мельницы: рижские фирмы Краузе и из дикого камня, а также динамо-машину на 12 ламп, прядильную, трепальную и две ватных машины. Шерстопрядильный завод освещали три 15-линейные висячие лампы. В 1920 г. Я. О. Муга переехал на жительство в Эстонию, а шерстопрядильное заведение и мельница перешли к его старшему брату Давыду Осиповичу Муге (1873–?) и его сыну Якобу Давыдовичу Муге. У Яна Яковлевича Сольнаска в пустоши Задорье был мукомольно-лесопильный завод с плотиной на реке Выскатке (30 саженей в длину, 4 сажени в ширину и 2 сажени в высоту). Водяной двигатель приводил в действие мельницу, молотилку, перловочную машину и лесопильную раму. В 1912 г. на реке Люте построил 2-х поставную мельницу Филипп Иванович (Вильгельм Янович) Роома. От турбины работали мельница, лесопильный и лучинно-щепальный станки, перловочная, льномяльная и молотильная машины, а также 2-х сильная динамо-машина. Иван Петрович Плом на реке Лонне, около деревни Заборье Горской волости, в 1914 г. выстроил каменную водяную мельницу. Ян Густавович Кютик из пустоши Задорье имел каменное кожевенное заведение, в котором для замачивания кож и опойков имелись два деревянных чана диаметром в два аршина, а также зольник.

По описаниям 1920 г. мужчины из нижней одежды носили нательные рубашки и кальсоны, женщины — дамские нижние рубашки, нижние юбки и панталоны. В гардероб женской верхней одежды входили шерстяные и шёлковые юбки, шерстяные кофты и жакеты, полушерстяные дамские костюмы, шерстяные и ситцевые платья, дамское летнее пальто, дамские зимние шерстяное и ватное пальто, крытые сукном шубы и полушубки, шерстяные чулки, передники, большие шерстяные платки, головные шерстяные, батистовые, шёлковые и сатиновые платки, шерстяные и шёлковые шали, шляпы. Женщины из обуви носили туфли, полусапожки, женские штиблеты, зимой — тёплые сапоги и валенки. Мужчины носили суконные рубашки, шерстяные и суконные костюмы, суконные пиджаки, длинные шерстяные и короткие суконные брюки (чуть ниже колен), шерстяные чулки (до колен) и носки. Летом поверх нательной одежды надевали летнее длинное суконное пальто, в холодное время года — длинное шерстяное или ватное пальто, крытые сукном овчинные шубы, полушубки белого цвета, меховые тулупы с воротником, ватные тужурки; подпоясывались суконным пояском. Из обуви мужчины носили сапоги с голенищем, валенки, валеные сапоги, ботинки, мужские штиблеты, в качестве головных уборов — войлочные шляпы (каар), суконные фуражки, ушанки. Для зимы женщины вязали на всю семью шерстяные варежки (дьянки) и шарфы. Каждый мужчина непременно носил серебряные карманные часы на цепочке. Среди предметов женского туалета могли быть кружева, шёлковые ленты, манишки, ридикюль, дамские серебряные или золотые часы на браслетке, золотые броши и пр.

Среди эстонцев одними из самых зажиточных были торговцы и мельники. В архиве сохранились описания имущества владельца водяной мельницы и шерстопрядильного заведения Я. О. Муги и торговца Ф. И. Глазера 1920 г. Семья Якоба Осиповича Муги (1876–?) состояла из жены Вильгельмины 1882 г. рожд., сыновей Георгия 1911 г. рожд., Рудольфа 1919 г. рожд. и дочери Маргариты 1906 г. рожд. Они проживали на хуторе около деревни Сиковицы в своём доме размером 6х4 сажени. В 1920 г. в доме семьи Муга среди мебели выделялись турецкий и двухместный диваны, два кресла и шесть венских стульев под красное дерево, все они были покрыты зелёным плюшем. Из мебели ещё имелись никелированная кровать с пружинным матрацем, старинное дубовое кресло, раздвижной фанерованный обеденный стол, покрытый под орех письменный стол с пятью ящиками, шесть буковых венских стульев, умывальник с двумя мраморными досками. Из домашней утвари имелись пианино фирмы Ратке, граммофон фирмы Циммермана с 50-ю двухсторонними грампластинками, швейная машинка «Зингер», висячая столовая 15-линейная лампа с фарфоровым абажуром, четыре ковра, никелированные самовар и кофейник, барометр, круглые настенные часы, восемь картин в рамках, написанных маслом. Среди одежды выделялись кенгуровая мужская шуба, жёлтое дамское пальто из японского сукна, каракулевая мужская шапка.

Семья торговца Фёдора Ивановича (Фридриха Югановича) Глазера жила в посёлке Струги Красные в двухэтажном деревянном доме размером 8х5 саженей, крытым щепой. В 1920 г. семья состояла из жены Александры Георгиевны Глазер 1878 г. рожд., сыновей Валентина 1905 г. рожд., Константина 1910 г. рожд., Сергея 1910 г. рожд. и дочерей Лидии 1907 г. рожд. и Ираиды 1912 г. рожд. В то время Ф. И. Глазер занимался приготовлением и продажей лимонада. В его торговом помещении находился медный аппарат для приготовления фруктовых вод, а на складе — восемь баллонов с жидкой углекислотой, 30 фунтов фруктовой эссенции, 20 фунтов виннокаменной кислоты, 5000 бутылок ёмкостью 0,5 литра и столько же бутылок ёмкостью 0,3 литра. В аппарат наливалась кипячёная вода, добавлялись фруктовая эссенция и виннокаменная кислота, всё это насыщалось жидкой углекислотой, и получался лимонад. В жилом доме Ф. Ю. Глазера среди мебели и домашней утвари имелись редкие для того времени комод-бюро, этажерка с книжным шкафом, никелированная двуспальная кровать с пружинным матрацем, шесть венских стульев, чугунная ванна, умывальник с мраморным столом, пять картин в рамках, граммофон с 24-мя грампластинками, цитра, гитара; из одежды выделялись мужская шуба с каракулевым воротником, дамское плюшевое пальто с меховым воротником, дамские меховая шапка, меховая муфта и бархатный костюм.

Культурная жизнь и кухня эстонцев

У эстонцев очень популярными были национальные певческо-танцевальные праздники. В приходских школах детей с малолетства обучали хоровому пению. В каждой общине существовали свои хоры, ансамбли струнных и смешанных инструментов, духовые оркестры. На всеобщих певческих праздниках, проводившихся в Таллинне, Тарту, Вильянди, существовала традиция соревнования хоров. В Луге, Пскове, Стругах-Белой, Домкино, Масниковой Горе проводились местные фестивали песни эстонских поселенцев. Наиболее популярным инструментом у эстонцев была скрипка. По сведениям 1920 г. из числа эстонских поселенцев на скрипке играли Ю. П. Адамсон из пустоши Головково, И. П. Кооскор из пустоши Орловская Дача, П. Г. Отсман из пустоши Чернёво, Д. Я. Наруск из пустоши Масникова Гора, П. А. Тидерман и М. Ю. Тисфельд из пустоши Быстрейково, Я. Я. Хавакац из пустоши Чернёво, Ю. Г. Петтай из пустоши Кочерицы и др. Другим популярным инструментом была многострунная эстонская цитра, схожая с русскими гуслями. На цитре играли П. Е. Пяртли из пустоши Луг-Лог, Ю. Я. Варуск из Спасской пустоши, Г. В. Кепс из пустоши Сёлкино, Я. П. Везу из пустоши Погорелка, И. П. Кооскор из пустоши Орловская Дача, П. П. Мяльтон из пустоши Ломы и др. У В. А. Терри из пустоши Погорелка имелись четырёхструнная балалайка и баян, у Я. М. Лиива из пустоши Карсаково — цитра и балалайка, а у Ю. Я. Якоби из пустоши Кочебуж — фисгармония.

Также у некоторых эстонцев имелись гитары, мандолины и немецкие гармони. Эстонские поселенцы Г.Я Восман из пустоши Погорелка, М. А. Калев из пустоши Луг-Лог и Д. Х. Наруск из пустоши Масникова Гора играли на гитарах. И. Е. Тууль из пустоши Пустопержа, К. Г. Цупсберг из пустоши Тетёрка, О. Г. Крайник из пустоши Холохино, Я. М. Купри из пустоши Карсаково, Я. Г. Пуксандов из пустоши Шатовщина, Р. К. Верш из пустоши Сёлкино, А. О. Киилу из пустоши Зрекино играли на немецкой гармони. У А. Я. Терри из пустоши Погорелка были гитара и гармонь, у Я. Р. Вараска из пустоши Масникова Гора — гитара и мандолина, а у Ю. Я. Муги из пустоши Зрекино — скрипка и гармонь. Рояль имелся у А. Я. Пунгарта из пустоши Ломы, Я. Я. Хавакаца из пустоши Чернёво и В. Я. Роома из деревни Сиковицы. Некоторые состоятельные эстонцы, как, например, Ю. П. Адамсон из пустоши Головково, Ю. Г. Тууль из пустоши Пустопержа, П. М. Лиив из пустоши Корсаково, М. А. Калев из пустоши Луг-Лог и А. Я. Пунгарт из пустоши Ломы, приобрели для прослушивания грампластинок граммофоны.

Образованные эстонцы имели у себя небольшие домашние библиотечки. У Я. Ю. Лятти в доме, например, было 100 книг, у Ю. Д. Рооз — 57, у Г. В. Кепса и Ю. Я. Якоби — по 50, у О. Г. Крайника — 40, у Г. Я. Восмана и К. П. Сепмана — по 30. У П. М. Экса из пустоши Губин Клин среди книг были Библия, Святое Евангелие, молитвенник и церковный песенник. Его брат Я. М. Экс тоже имел церковные книги: Святое Евангелие, молитвенник и церковный песенник. Эстонцы украшали стены своих домов цветными картинками или фотокарточками в рамках, собирали фотографии в альбомы. Я. М. Варес из пустоши Створцы даже имел свой кинематографический аппарат. В моду стали входить велосипеды. В 1920 г. велосипеды имелись, например, у О. Г. Линда из пустоши Сверётово, О. П. Педосона из пустоши Ломы, Я. М. Купри из пустоши Карсаково и П.К Гендриксона из пустоши Андронова.

***

Основное место в питании эстонцев занимали чёрный хлеб, свинина, молоко, картофель, капуста, горох, перловая и ячневая крупы. Еда была простая и питательная, порой жирная. В доатеистические времена эстонские поселенцы, проживавшие на территории Струго-Красненского района, в Рождество, после молитвы в храме, собирались дома за праздничным столом. К Рождеству резали поросёнка, делали кровяную колбасу и студень (т. н. «сюльт»), тушили квашеную капусту с перловкой и жирной свининой (т. н. «мульгикапсад»), из фруктов или зерна делали шнапс, варили пиво и приготовляли хлебный квас. Например, в пустошах Масникова Гора и Живоглуты кровяную колбасу готовили со свиным салом, луком, чесноком и ячневой крупой, а в пустошах Домкино, Задорье и Шталя вместо ячневой клали перловую крупу. В пустоши Домкино ко Дню Святой Троицы срубали молодые берёзки и ставили их у порога, а веточки берёзы заносили в дом. В этот праздник в Домкино делали крупяную колбасу, набивая бараньи кишки ячневой кашей с салом и луком, готовили отварной картофель с густым, прожаренным на сковородке соусом из свиного жира, муки и молока (т. н. «макалка»), пекли открытые ржаные пироги с морковью, варили клюквенный кисель. В пустошах Масникова Гора и Живоглуты главным летним праздником был Яанов день или Янипяев, здесь его отмечали с песнями и танцами около костра, к этому дню варили пиво. В остальные дни эстонские поселенцы варили супы и готовили каши. Например, в пустоши Задорье варили щи из кислой капусты со свининой и перловкой (т. н. «капсисуп»). В пустоши Домкино варили гороховый суп с перловкой и свининой, гороховую кашу с добавлением перловки, готовили похлёбку из ржаного хлеба, накрошенного в простоквашу с молоком (т. н. «тюря» или «пуди») и жарили ржаные оладьи с кровью (т. н. «кякки»). В Масниковой Горе варили молочный суп с картофельными клёцками.

Эстонские колонии
и их лютеранские общины

Пустошь Домкино

Одна из эстонских колоний возникла в окрестностях современной деревни Домкино, которая находится в 47 км к северо-западу от посёлка Струги Красные. Эстонский пастор Роберт Генрих фон Гольст (10.02.1858–23.08.1901), составивший в 1896 г. обзор эстонских поселений в России, указал, что заселение пустоши Домкино (Domkino) началось в 1870 г. По другим данным, в пустоши Домкино Полновской волости Гдовского уезда к 1870 г. уже проживали эстонские переселенцы. По данным церковных книг Домкинского эстонского прихода в 1863 г. сюда из окрестностей Ряпина переселился Давыд Осипович Мельберг, в 1864 г. — Петер Юганович Тислер (1840–?) из Юрьевского уезда и Ян Нопассон из Верроского уезда, в 1870 г. — Якоб Меттус из Перновского уезда. В 1865 г. в пустоши Домкино уже проживала семья Гендрика Клауса, в 1866 г. — семья Яна Вальдсона, в 1869 г. — семья Фридриха Митта, в 1870 г. — семьи Гендрика Лаурсона и Яна Розе. В 1880 г. в пустоши Домкино обосновался Давыд (Таавет) Колга, родом он был из Юрьевского уезда. Позднее в пустоши Домкино возникли хутора Югана Виллемсона, Александра Хиндриксона, Югана Паульсона, Оскара Вормана, Петера Тенно, Гендрика Тенно, Видо Гейдорфа, Иоганна Кристова, Якоба Казика, Яака Митта, Александра Добруса, Петера Муги, Адама Муги, Яна Сеппа, Мадиса Сакса, Югана Вормана, Тыниса Колги, Густава Люлля, Яна Нопассона, Густава Виллака, Михкеля Ойнуса, Петера Ойнуса, Михкеля Меттуса, Якоба Везо, Гендрика Тислера, Карла Крузе, Йозепа Тислера, Югана Якобсона, Якоба Карупы, Юри Сарапсона, Югана Тензона, Самуила Мидри, Видрика Петерсона, Якоба Комусаара, Иоганна Килька, Видо Куньмана, Самуила Клаусона, Югана Юхкама, Яна Путсепа, Гендрика Конзы, Югана Сакса, Яна Прикса, Отто Сикка, Якоба Сикка, Густава Коозапойка, Югана Микка, Йозепа Мидри, Карла Сарапсона, Йозепа Ягера, Гендрика Ривика и др. В основном, это были выходцы из Лифляндской губернии, и, в частности, из окрестностей Дерпта (Юрьева), Вынну, Оденпе, Камби, Ряпина, Пельвы, Феллина. Эстонские переселенцы нередко называли пустошь Домкино на свой манер как Томкино.

В пустоши Домкино была образована первая на Стругокрасненской земле эстонская евангелическо-лютеранская община. Российские историки Г. Ф. Соловьёва и М. В. Шкаровский в своих трудах назвали дату образования Домкинского прихода как 1876 г., а этнограф А. К. Ниголь в своей монографии указал иную дату — 1874 г. На печати Домкинского прихода значилось: «Домкино 1874», на печати пастора Домкинского эстонского прихода тоже была точно такая же дата образования прихода — «основ. 1874». Известно, что Домкинская эстонская школа была построена именно летом 1874 г., при этой школе в 1882 г. открылась библиотека. Вероятнее всего, что под одной крышей со школой помещался молитвенный дом, и это здание было деревянным. В Домкинской евангелическо-лютеранской эстонской школе с 1881 по 1901 г., за исключением небольшого перерыва в 1,5 года, преподавал учитель Густав Иванович (Янович) Клаусон (1863–?). Г. И. Клаусон, являясь школьным учителем и «подчиняясь старому закону», исполнял также обязанности кистера. В 1931 г. Густава Клаусона объявили «кулаком», в 1934 г. он ещё проживал в Домкино. 9 октября 1886 г. на школьно-молитвенный дом в Домкино установили колокол. Пожертвованиями на колокол было собрано 60 руб., большую же часть средств выделил приход. Известно, что с 1882 г. Домкинскую общину четыре раза в год посещал эстонский пастор Гдовского прихода Святой Троицы Иван Егорович (Йоханнес-Юлиус) Гаумбольдт. Во время своих краткосрочных приездов пастор Гаумбольдт крестил детей, появившихся на свет в столь удобный момент, венчал пары, причащал прихожан, проводил обряды конфирмации подростков. В период между приездами пастора крещение, а также отпевание усопших, согласно лютеранскому вероучению о всеобщем священстве всех верующих, совершали кистеры и простые миряне. В метрических книгах Гдовского прихода среди прихожан Домкинской общины, крестивших детей и отпевавших усопших в 1880-е гг., значатся Александр Хиндриксон, Густав Меттус, Приидик Митт, Михкель Митт, Петер Муга, Ганс Засс, Петер Виллак, Ян Клаусон, Давыд Пульман, Иоганн Напассон, Карл Ламус, Ян Митт, Иоганн Ратасеп, Йозеп Клаус, Иоганн Танни, Петер Пунисон, Ян Мелло, Мадис Нильп. Петер Янович Муга (1859–?) крестил детей не только в Домкинской пустоши, но и в Масниковой Горе и даже в Замошье. В начале прошлого века обряды крещения в Домкинской общине проводили Йозеп Гейдорф, Александр Кристов, Карл Ягер, Александр Хиндриксон, Йозеп Покс, Петер Каменик, Йозеп Перк, Михкель Митт, Видо Кислер, Михкель Мовиц, Якоб Кутсар, Йозеп Коор, Петер Рекк, Людвиг Терри, Пауль Хиндриксон, Густав Тензон, Петер Тамм.

К моменту открытия Домкинского школьно-молитвенного дома при поселении Домкино уже существовало эстонское кладбище, оно впервые упоминается в 1875 г. Там были похоронены Анна Нейман (1839–1881), Мари Мадисон (1869–1881), Иоганн Сепп (1812–1882), Юган Урман (1811–1882), Мярди Мадисон (1855–1882), Анна Нопассон (1840–1883), Анна Кузик (1801–1884), Лиза Рятсеп (1832–1885) и др. Здесь хоронили не только умерших поселенцев из Домкинской общины, но и жителей пустошей Задорье, Драничник, Лужки, хуторян из окрестностей Симанского Лога, Узьмино, Сиковиц, Озерово. Это кладбище и сейчас является действующим, оно располагается на северо-западной окраине деревни Домкино, в 200 м от здания бывшей Домкинской церкви. Ранее кладбище окружала ограда, сложенная из камней-валунов, сейчас она развалилась до основания, но её направление чётко видно по россыпям камней. Самыми старыми сохранившимися захоронениями на Домкинском эстонском кладбище, судя по надписям на металлических крестах, являются могилы Мины Терри (1853–1878), Яна Хиндриксона (1808–1881) и Петера Меллера (1811–1884). К более поздним захоронениям относятся могилы Югана Якобсона (1845–1898), Анны Тислер (1830–1901), Лизы Пекка (1825–1903), Михкеля Меттуса (1876–1903), Яна Пунгарта (1854–1908), Югана Рутту (1853–1912), Виллема Бриккера (1855–1913), Мины Варес (1877–1916), Анны Мозин (1870–1925), Елизаветы Бриккер (1890–1934), Эрнста Ханзинга (1896–1942), Видо Куньмана (1864–1943), Даниила Доброва (1886–1950), Августа Гейдорфа (1888–1962), который славился в округе фотографическим делом, Филиппа Муги (1912–1979) и др. Всего на кладбище сохраняются около двух десятков старых чугунных крестов, большинство из которых изготовил кузнец Юган Фридрихович Митт, живший на хуторе в пустоши Домкино.

В 1892 г. в пустоши Домкино началось строительство каменного евангелическо-лютеранского эстонского молитвенного дома. Его возвели взамен деревянного школьно-молитвенного дома, уничтоженного пожаром 21 мая 1892 г. Новый молитвенный дом освятили 11 сентября 1894 г. В обзоре Р. Г. фон Гольста за 1896 г. молитвенный дом в Домкино уже значится как лютеранская церковь. С 1901 по 1912 г. в Домкинской церкви служил учитель-кистер Петер Люде, затем его на этой должности сменил Густав Кютт. С 1915 г. в храме служил учитель-кистер Петер Виллак, в 1920 г. — учитель-кистер М. Рубель. Престольным праздником в Домкино был день Святой Троицы. В 1911 г. вместо пришедшего в негодность старого школьного здания начали возводить новое здание для двухклассной эстонской школы, однако из-за нехватки средств процесс строительства растянулся на несколько лет. В 1915 г. школу посещало около 70 детей, для остальных детей, которых в Домкино и окрестных пустошах было в 3—4 раза больше, просто не хватало школьных помещений. Эстонский пастор Август Карлович Ниголь (01.08.1877–16.08.1918) в своей монографии «Эстонские поселения и места нахождения в России» указал в 1918 г. в Домкино церковь и школу. Он оценил численность эстонских поселенцев, проживавших в колонии Домкино, в 3000 человек, в это число вошли не только жители пустоши Домкино, но и близлежащих пустошей Кашкарово (Kaskarowo), Красная (Krasnaja), Дуброшкино (Dubroskino), Жуковское (Sukowska), Жеребятино (Serebätino), Новая Желча (Seltsa), Ломы (Lomi), Родня (Rodna), Затобенье (Zatobenje), Столоб (Stolop) и др. В 1922–27 гг. в Домкинской церкви проводил службы пастор Рудольф Генрихович Раудмунд (25.12.1886–1938). В 1924 г., накануне Рождества Христова, пастор Рудольф Раудмунд провёл в Домкино большой церковный певческий праздник с участием 7 хоров общин Гдовского уезда. В июне 1927 г. Р. Г. Раудмунд был арестован и выслан на Соловки, в 1932 г. был освобождён, в 1938 г. его повторно арестовали и расстреляли вместе с женой.

Поселение Домкино в начале прошлого века представляло собой культурный и религиозный центр для окрестных хуторских жителей. В 1911 г. было открыто Домкинское сельскохозяйственное Общество. Председателем Совета этого Общества избрали Густава Яновича Клаусона, а секретарём — Вольдемара Яновича Митта. К 1918 г. в Домкино действовали пожарное общество и торгово-потребительский кооператив. По устным свидетельствам рядом с Домкинской церковью располагались площадь, фруктовый сад и заросли сирени. Слева от церкви стоял дом учителя-кистера, а напротив, через дорогу находилась школа, она сгорела в период оккупации. При церкви эстонским обществом были построены магазин, хлебный амбар, хлев, конюшня, рига с гумном, пивоварня, хлебопекарня, два больших двухэтажных дома, имелась танцплощадка, где танцевала молодежь после посещения церкви в праздники. Магазин был построен по настоянию кистера из тёсаного булыжного камня, назывался он «сельтсипоод» — общественный магазин, или как говорили местные жители — «сельдипууд». Пивоварня имела глубокий подвал, где хранили пиво в бочках, пиво было очень вкусное, для женщин готовили напиток наподобие лимонада.

В окрестностях поселения Домкино были раскиданы многочисленные эстонские хутора, большинство из них были крупными и зажиточными. При въезде в Домкино находился хутор Александра Ивановича (Югановича) Паульсона, на его дворе стоял амбар из тёсаного булыжного камня. Юган Фридрихович Митт (1869–1938) имел на своём хуторе в пустоши Домкино не только хорошо оборудованную кузницу, но и ветряную мельницу, а также лошадь, три коровы, шесть овец, каменный погреб и большой сад. Андрей Михайлович Коор (1866–?) из пустоши Петриха тоже владел ветряной мельницей и кузницей, он имел 30 га земли. Пётр Кузьмич Пинтман (1873–1938) из пустоши Ломы содержал на реке Ёглине двухпоставную водяную мельницу с лесопильным станком. В хозяйстве Маргуса Денисовича Меттуса (1857–?) из пустоши Домкино до коллективизации было 12,5 десятин земли, две лошади, 10 коров, 15 овец и 6 свиней. Ян Гендрикович Лухт (1873–?) из пустоши Ломы имел 16 десятин земли, две лошади, три коровы, быка, большой сад, кузницу, конную льномяльную и льнотрепальную машину. У Видо Адамовича Куньмана (1863–?) на хуторе в пустоши Домкино для домашнего скота был построен каменный двор, в его хозяйстве было 2 лошади, 6—7 коров, 4 поросёнка, 11 овец и ягнят. Карл Янович Нейман из пустоши Петриха тоже выстроил для скотины каменный двор, он имел 20,5 десятин земли, свою кузницу, 2 лошади, 4 коровы, 2 поросёнка и 8 овец. Август Алексеевич Добрус (1871–?) из пустоши Петриха в своём хозяйстве содержал 2 лошади, 3 коровы, 16 овец и ягнят, 2 поросёнка. Кристиан Самуилович Клаусон (1878–?) из пустоши Домкино имел 30 десятин земли, 2 лошади, 4 коровы, 2 поросёнка. Пётр Андреевич Клаус (1867–1930) из пустоши Домкино имел 17 десятин земли, лошадь, три коровы, 7 пчелиных семей и большой сад.

На современной территории Струго-Красненского района находились пустоши Кашкарово, Жуковское, Новая Желча, Ломы и Петриха, жители которых причислялись к Домкинкой эстонской колонии. Известно, что в пустошь Новая Желча в 1866 г. из Перновского уезда переселился Гендрик Митт, в 1870 г. из окрестностей Ряпина — Петер Мяртсон, а в 1872 г. из Верроского уезда — Юган Сикк. В пустоши Ломы в 1872 г. обосновались Ян Люль из Перновского уезда и Гендрик Яакович Лухт из Юрьевского уезда, в 1875 г. — Якоб Юрьевич Пунгарт из Юрьевского уезда. В 1877 г. сюда из Юрьевского уезда перебрался Карл Янович Кару (1848–?), в 1885 г. — Карл Михкелев Сахарьяс (1826–?), а в 1888 г. из Верроского уезда — Пеп Мяльтон. Также в пустоши Ломы поселились семьи Югана Ивансона, Густава Пинтмана, Йозепа Ряммера, Йозепа Коллома, Видо Цупсберга, Гендрика Лухта, Августа Рекка, Югана Германа, Яна Свистеля, Густава Ойланда. В пустоши Петриха обосновались семьи Яна Неймана, Александра Туха, Гендрика Добруса, Петера Эдусинга. В пустоши Кашкарово в 1866 г. уже проживала семья Югана Сикка, в 1882 г. — Югана Паппеля, в 1879 г. сюда из окрестностей Ряпина переселился Кристиан Гейдорф. В пустоши Жуковское в 1874 г. жили семьи Югана Сокка и Йозепа Сепмана, позднее здесь появились хутора Густава Вилликса, Карла Партса, Даниеля Рекка, Карла Крузе и Видрика Крузе. В 1920 г. в пустоши Новая Желча жили Ян Гендрикович Митт (1882–?), Пауль Юганович Сикк (1872–?), Гендрик Петрович Мяртсон (1902–?), Оскар Юганович Сикк (1875–?) и др. В пустоши Ломы проживали Густав Янович Люль (1873–?), Август Яковлевич Пунгарт (1890–?), Густав Янович Аккерт (1887–?), Ян Юганович Эрман (1880–?), Ян Гендрикович Лухт (1873–?), Ян Карлович Сахарьяс (1878–?), Петер Пепович Мяльтон (1865–?), Кристиан Карлович Кару (1878–?) и др. В 1918–27 гг. существовал Ново-Желченский сельсовет Узьминской волости, к которому относились поселения Домкино 2-е, Ломы, Новая Желча, Петриха, потом этот сельсовет передали в образованный Струго-Красненский район, а в 1931 г. он вошёл в состав Домкинского сельсовета. В сентябре 1926 г. в Ново-Желченском сельсовете проживали 485 эстонцев, они тогда составляли 66,8% от всего населения сельсовета.

С 1918 по 1924 г. существовал Домкинский сельсовет Гвоздненской волости, потом его передали в состав Дуброшкинского сельсовета. В 1920 г. в пустоши Домкино проживали: Ян Давыдович Мельберг (1867–?), Август Янович Сепп (1872–1938), Юганнес Александрович Добрус (1879–?), Александр Юганович Паульсон (1883–1937), Пауль Видович Куньман (1883–?), Гендрик Михайлович Кяхрик (1869–1937), Давыд Петрович Тислер (1870–?), Александр Александрович Гендриксон (1878–1937), Юганнес Осипович Мидри (1879–?), Юган Янович Нопассон (1864–?), Юлиус Янович Розе (1879–?), Людвиг Денисович Колга (1890–1938), Давыд Петрович Силла (1873–1938), Якоб Яковлевич Меттус (1856–?) и др. В 1918 г. Домкинское эстонское училище было преобразовано в Домкинскую эстонскую школу I-й ступени, в 1921 г. здесь обучалось 80 детей. До ноября 1921 г. в Домкинской школе учителем работал Юган Везо, затем Юганнес Паульсон. Домкинская церковь значилась в списках действующих храмов Гдовского уезда и Лужского округа в ноябре 1926 г. и в апреле 1930 г. Миральда Александровна Петмансон пересказала воспоминания своей мамы Розалии Ивановны Бриккер об убранстве Домкинской церкви в то время: «В 1930 г. на Рождество в церкви была установлена большая ель, были украшены и ель, и сама церковь. Дети водили хороводы, пели церковные песни. В убранстве церкви была большая картина „Распятие Иисуса Христа“. Выполнена на полотне чёрного цвета, очень красочная, „как живая“, люди приезжали из округи полюбоваться, отмечая её необычную красоту, даже в Луге картина уступала по красоте и естественности. Размещалась во всю стену напротив главного входа, была огорожена небольшим деревянным заборчиком высотой 40—50 см, балясины были выточены на токарном станке по дереву, на полу перед картиной было расстелено чёрное полотно. На стенах церкви были небольшие иконы, самотканые расшитые полотенца».

Известно, что с 1921 по 1925 г. кистером Домкинской церкви был Александр Иванович Кристов (1876–1938) из пустоши Жеребятино. В архивном документе за февраль 1934 г. сказано, что А. И. Кристов совмещал до 1925 г. должности «кистера, псаломщика, иногда и пастора». А. И. Кристова арестовали в июне 1937 г. и по приговору особой тройки при УНКВД по Ленинградской области расстреляли. В 1920 г. и с 1926 по 1928 г. кистером Домкинской церкви состоял Видо Адамович Куньман (1864–1943). В 1931 г. у В. А. Куньмана в пользу колхоза отобрали всю землю и дом с хозяйственными постройками, ему и его жене выделили для жилья одну комнату в общем доме, где жили другие колхозники. В архивных документах за 1930 г. «эстонским священником» и «активным церковником-кистером» Домкинской церкви значится Андрей (Гендрик) Карлович Мадисон (1903–1930) из пустоши Задорье, а про его отца Карла Яковлевича Мадисона (1870–1930) сказано, что тот «раньше был священнослужителем». В 1928 г. А. К. Мадисон был лишён избирательных прав «как кистер Домкинской церкви», в 1929 г. «за культ» его обложили индивидуальным налогом в 400 рублей. В феврале 1930 г. Андрей Карлович Мадисон вместе с отцом были арестованы органами ГПУ и в апреле того же года их приговорили к расстрелу.

С марта 1930 по март 1931 г. кистером Домкинской церкви являлся Леонард Густавович Педок из пустоши Зрекино, известно, что он здесь и раньше, начиная с 1929 г., в качестве ученика кистера проводил религиозные обряды. В июне 1930 г. кистер Леонард Педок вместе с приехавшим пастором провели в Домкинской церкви конфирмацию 310 человек. За это Л. Г. Педок в 1931 г. был обложен индивидуальным налогом в 500 рублей, в том же году его семью раскулачили. Председателем церковного совета при Домкинской церкви в то время был Денис (Тынис) Давыдович Колга (1864–?), который тоже проводил богослужения и церковные обряды, и хозяйство которого тоже было раскулачено. Посещал Домкинскую церковь и Карл Янович Нейман (1868–1930) из пустоши Петриха, но сам он являлся руководителем небольшой группы евангельских христиан. В 1930 г. К. Я. Неймана «как служителя религиозного культа» раскулачили, в том же году его арестовали и расстреляли по приговору тройки при Полномочном представительстве ОГПУ. В пустоши Кашкарово проживал Осип Кристианович Гейдорф (1863–?), он проводил обряды крещения и отпевания. В списке его имущества за 1920 г. значились Библия, три молитвенника, два церковных песенника.

В марте 1931 г. Домкинская церковь значилась ещё как действующая, а в 1933 г. уже была закрыта. Местные старожилы указывали вероятное время закрытия церкви в Домкино как 1931 г. Даже после закрытия Домкинской церкви лютеранское богослужение в пустоши Домкино не прекращалось. В мае 1933 г. проповедником лютеранской веры в Домкино значится кистер по фамилии Луйзе. Другим таким веропроповедником в Домкино был Генрих Петрович Мяртсон (1899–?) из пустоши Жеребятино. В архивном документе за февраль 1936 г. сказано, что Г. П. Мяртсон «до сих пор выполняет обязанности попа» и «является дьяконом (кистером)». В марте 1937 г. его арестовали и приговорили к 10 годам лишения свободы. После закрытия здание Домкинской лютеранской церкви использовалось как колхозный клуб. Картину «Распятие Иисуса Христа» успел спрятать один хуторянин, после открытия церкви в годы оккупации, в 1942 г., он возвратил картину в храм. Вот что вспоминала Миральда Александровна Петмансон о Рождественском празднике, устроенном во вновь открывшемся храме: «В 1942 году дети школы участвовали в Рождественском празднике, специально учили молитвы, стихи, песни, ставили сценку, церковь уже была бедно украшена, стены были почти голые, были домашние иконы и полотенца. Дети получили небольшие подарки-сладости». Летом 1943 г. в результате пожара в деревне Домкино были уничтожены все деревянные жилые строения и хозяйственные постройки, сохранились только бывший церковный амбар и пара хлевов. Каменные стены бывшей Домкинской церкви тоже выстояли, но картина «Распятие Иисуса Христа» бесследно исчезла. А вот школа, основанная практически одновременно с Домкинской евангелическо-лютеранской эстонской общиной, сгорела дотла.

В июле 1930 г. поселение Домкино из Дуброшкинского сельсовета Полновского района передали в состав Струго-Красненского района. Тогда же вновь был создан Домкинский сельский Совет, в который влился Ново-Желченский сельсовет. В 1930 г. при селении Домкино был организован эстонский колхоз «Эдази» («Вперёд»). Часть Домкинских хуторов в марте 1930 г. объединили в эстонский колхоз «Пунане-Тяхт» («Красная звезда»), его центральная усадьба стала называться деревней Домкино 2-е, в 1933 г. здесь работала Домкинская школа колхозной молодёжи (с 1934 г. — Домкинская неполная средняя школа). В 1934/35 учебном году в Домкинской эстонской НСШ насчитывалось 80 учащихся и 7 преподавателей, в 1935/36 учебном году — 124 учащихся. В пустоши Ломы создали колхоз «Пунане-Ломы» («Красные Ломы»), а в пустоши Новая Желча — колхоз «По заветам Ленина». В пустоши Новая Желча ещё в 1927 г. работали Ново-Желченская эстонская школа I-й ступени и красный уголок. Пустошь Кашкарово вошла в состав колхоза «Пунане-Мяги» («Красная Гора»). На 1 января 1934 г. в Домкинском сельсовете проживало 986 эстонцев. На 1 января 1941 г. в деревне Домкино было 43 хозяйства и 114 жителей, в деревне Домкино 2-е — 25 дворов и 72 жителя, в деревне Новая Желча — 27 дворов и 84 жителя. После войны в Домкино вновь организованный колхоз был назван именем М. И. Калинина. В 1948 г. в Домкино было 16 хозяйств и 58 жителей, в числе которых были хозяйства Эдуарда Александровича Гендриксона (1873–?), Освальда Михайловича Валге (1889–1982), Гендрика Юрьевича Сарапсона (1864–?), Лианы Карловны Перк (1878–?), Аделии Ивановны Тислер (1881–?), Розалии Ивановны Мозин (1890–1973), Иды Давыдовны Сокк (1886–?), Розалии Ивановны Бриккер (1893–1969), Елизаветы Михайловны Субболь (1886–?), Ареты Эдуардовны Валге (1917–?), Паулины Осиповны Гендриксон (1904–?) и др. С 1951 г. в Домкино жила семья Эльмара Эдуардовича и Миральды Александровны Петмансон.

В Домкино 2-м в 1948 г. насчитывалось 16 хозяйств и 52 жителя, в Новой Желче — 19 хозяйств и 58 жителей. В 1948 г. в деревне Домкино 2-е жили семьи Густава Петровича Виллака (1875–?), Елены Петровны Вендик (1870–?), Марии Густовны Розе (1882–?), Эмилии Петровны Мяртсон (1896–?), Лины Осиповны Муст (1886–?), Густава Ивановича Люлля (1877–?), Алиды Яковлевны Мадисон (1892–?), Лизы Гендриковны Юкс (1873–?), Эдуарда Югановича Виллемсона (1908–?), Эмилии Богдановны Сикк (1910–?), Аделии Андреевны Хансон (1908–?), Ильмы Яковлевны Кряммер (1902–?), Армилии Карловны Мяльберг (1904–?) и др. В 1950 г. колхоз имени Калинина укрупнился, в него влились колхозы «Пунане-Тяхт» и «По заветам Ленина». В 1959 г. бригада Домкино вошла в состав колхоза «Красное Давыдово», а с 1965 по 1992 г. она относилась к совхозу «Звезда», центральная усадьба которого находилась в деревне Сиковицы. Деревня Домкино 2-е была снята с учёта в 1977 г., ещё ранее, в 1967 г., обезлюдела деревня Новая Желча. В 1975 г. в деревне Домкино было 18 хозяйств и 54 жителя, к 2016 г. число хозяйств сократилось до 9, а число постоянных жителей — до 10.

До нас здание Домкинской эстонской церкви дошло в изменённом виде. Алтарная часть церкви ориентирована на северо-запад. Здание сложено из камней-валунов, его углы, окна и двери обрамлены красным кирпичом. Первоначально в здании было шесть окон, они имели размеры примерно 2 метра в высоту и один метр в ширину. После войны два окна были полностью заложены, а остальные заложили примерно наполовину. С торца здания находится входная дверь с располагавшимся ранее над ней небольшим окном, их общая высота составляла около 3 метров. На юго-западном фасаде сохранилась небольшая дверь, которая вела из алтарной части храма на улицу, точно такая же дверь есть и на северо-восточном фасаде. Размеры бывшей Домкинской церкви снаружи примерно 10 метров в ширину и 16 метров в длину, они совпадают с размерами Задорьевской лютеранской церкви, описание которой сохранились в архивных документах. К тому же у обоих зданий одинаковое количество окон и дверей, возможно, что оба здания построены по типовому проекту. Сейчас высота каменной кладки стен бывшей Домкинской церкви составляет примерно 3,8 метра. В апреле 2019 г. жительница Санкт-Петербурга М. Рооз обнаружила в Центральном государственном историческом архиве проект молитвенного дома в селении Домкино. Этим проектом предусматривалось возведение молитвенного дома из булыжного камня без изменения прежнего вида, какой был у деревянного молитвенного дома. Расположение окон и дверей у сохранившегося здания точно такое же, как и в проекте. Кровля была по проекту двухскатная, как сохраняется и сейчас. Остаётся невыясненным вопрос о существовании колокольни, в проекте её нет. Раньше над входной дверью находилось помещение, на это указывает чердачное окно, устроенное на фронтоне кровли. Из церкви в это помещение вела деревянная лестница, возможно, что, это были хоры для певчих или здесь помещался орган, а возможно, что лестница вела далее, на небольшую колокольню. То, что колокол висел не внутри храма, а снаружи подтверждают воспоминания Розалии Ивановны Бриккер, когда она хоронила свою дочь в июне 1930 г., то в деревне Дуброшкино, находящейся от Домкино в 4-х км, слышался колокольный звон со стороны Домкинской церкви. Не исключено, что строители отошли от проекта и всё-таки возвели колокольню, а возможно, что колокол висел в специальном открытом проёме, устроенном во фронтоне кровли, над главным входом в церковь.

После Великой Отечественной войны здание Домкинской церкви приспособили под коровник, сначала здесь стояла группа коров, потом были на откорме нетели. С 1975 г. в здании бывшей церкви некоторое время держали овец, потом лошадей, затем здесь находились на откорме нетели, с начала 1990-х гг. оно пустует. По воспоминаниям старожилов якобы раньше здание церкви было выше, мол, в послевоенные годы часть каменной кладки сверху разобрали, сделали новую деревянную кровлю и покрыли её шифером. Однако, сравнивая сохранившееся здание с проектом, с уверенностью можно сказать, что верхние ряды кладки не разбирали, просто церковь за более чем сто лет «вросла» в землю. Первоначально перед главным входом в церковь было крыльцо из трёх ступеней, которое к настоящему времени скрылось под землю. Вот поэтому-то раньше стены церкви и казались выше. Большую часть внутреннего пространства Домкинской церкви занимал молитвенный зал. Алтарь отделялся от молитвенного зала невысоким деревянным ограждением с балясинами. Прежнее внутреннее убранство давно безвозвратно утрачено. Здание Домкинской эстонской церкви необходимо сохранять как памятник культовой архитектуры местного значения. Если здание лишится кровли, то начнут разрушаться стены, и мы потеряем уникальную культовую постройку навсегда.

В послевоенное время для крещения детей и отпевания усопших в Домкино приглашали жительницу деревни Задорье Альвину Густавовну Вальсон (1909–1981). Вплоть до 1991 г., когда была закрыта граница, из Эстонии в Домкино в день Святой Троицы приезжали пастор и уехавшие туда на жительство бывшие деревенские жители и их потомки. Для этого нанимали автобус, иногда два автобуса, кто-то приезжал на своих машинах, ночевали у знакомых и родственников. В день Святой Троицы они проводили богослужение в часовне на Домкинском кладбище, поминали молитвами усопших. Пастор посещал дома, тех, кто по болезни не мог присутствовать на богослужении в Домкинской часовне. Год постройки этой часовни выяснить не удалось, по рассказам старожилов известно только то, что она существовала ещё в довоенное время. Старая часовня была полуоткрытой, с двухскатной кровлей, была выкрашена в красно-коричневый цвет и имела украшение в виде резьбы. Верующие лютеране называли часовню «певальней» (от слова «петь»), здесь враспев читались молитвы и произносились проповеди, внутри имелась подставка для богослужебных книг — пюпитр. Во время богослужения в часовне находились не только пастор, но и верующие. Для тех верующих, которые не смогли поместиться в часовне, вокруг стояли скамейки.

После того, как старая часовня на Домкинском эстонском кладбище обветшала, житель деревни Домкино Освальд Михайлович Валге (1889–1982) в 1975 г. построил новую деревянную часовню. О. М. Валге устроил её на том же месте, где стояла старая часовня, он постарался повторить все архитектурные детали старой часовни, но по сравнению с ней новая часовня получилась меньших размеров. Во время приездов пастор, проводивший богослужение, стоял внутри часовни у пюпитра, а остальные верующие располагались вокруг часовни на скамейках. Низ часовни и фронтоны двухскатной кровли были покрашены в красно-коричневый цвет, столбы, удерживавшие кровлю, — в зелёный цвет, а резьба — в белый цвет. Часовню построили на собранные деньги уехавших в Эстонию местных жителей, в основном, из Тарту. С разрешения директора совхоза «Звезда» Валентина Эрнестовича Ханзинга (1931–2007) были заготовлены необходимые пиломатериалы, он же помог с доставкой шифера к месту строительства часовни. Доски и брус на пилораме напилил Эльмар Эдуардович Петмансон, он же помогал О. М. Валге с тяжёлыми работами. Освальд Михайлович Валге в молодом возрасте жил с родителями в пустоши Черновато. После женитьбы, с 1929 г. проживал в Домкино. Он был хорошо знаком с известным эстонским режиссёром Тынисом Гансовичем Каском (1929–2016). В 1970-е гг. Тынис Каск приезжал в Домкино, по его просьбе О. М. Валге написал воспоминания о своей жизни.

Последняя лютеранская служба в Домкинской часовне состоялась в 1991 г., в день Святой Троицы, тогда из Эстонии приехала группа молодых людей, они привезли с собой музыкальные инструменты, пели в часовне и читали молитвы на могилах по просьбам родственников, обещали обязательно приехать ещё, но из-за закрытия границы этого не произошло. После смерти Альвины Густавовны Вальсон обряды отпевания совершала жительница деревни Домкино Миральда Александровна Петмансон. Она проводила в последний путь в 2010 г. Эдуарда Эрнестовича Ханзинга и в 2011 г. своего сына Вальтера Эльмаровича Петмансона, по памяти читала молитвы в день Святой Троицы на могилах. Домкинская часовня сейчас сильно обветшала, она покосилась на один бок, но пока держится за счёт оплётших её веток черёмухи. Внутри по-прежнему стоит пюпитр. Четырёхконечного креста, венчавшего ранее кровлю, уже нет. Это последняя сохранившаяся лютеранская часовня на Стругокрасненской земле.

За последние годы на Домкинском кладбище нашли своё последнее пристанище Эльмар Эдуардович Петмансон (1924–1988), Алида Денисовна Валге, урождённая Меттус (1896–1988), Ида Эдуардовна Теннокин, урождённая Ойнус (1911–1992), Эрна Александровна Пунина, урождённая Бриккер (1925–2004), Владимир Кузьмич Добров (1932–2007), Валентин Эрнестович Ханзинг (1931–2007), Эльвина Иоганновна Тенно (1912–2010), Рахильда Арнольдовна Александрова, урождённая Теннокин (1935–2017), Миральда Александровна Петмансон (1930–2018) и др. К середине 2018 г. в деревне Домкино остался только один постоянный житель с эстонскими корнями — Рихард Эльмарович Петмансон (1963 г. рожд.). Миральда Освальдовна Гаврилова (1931 г. рожд.) с 2014 г. проживает в деревне Сиковицы у своей дочери Ирины Ивановны Петмансон (1959 г. рожд.) и её мужа Геннадия Эльмаровича Петмансона (1957 г. рожд.).

Народная память сохранила названия нескольких хуторов, располагавшихся в окрестностях Домкино: Миттов хутор, Гейдорфов хутор, Клаусонов хутор, Кристов хутор, Бриккеров хутор, Колгин хутор, хутор Куньмана, хутор Карупа, хутор Клауса и др. В пустоши Жуковское, около реки Ёглинки стоял хутор Петера Кийска, здесь работала водяная мельница. На хуторе Югана Митта, который владел ветряной мельницей, сохранился каменный погреб. На хуторе Куньмана близ Домкино и на Неймановом хуторе в урочище Петриха видны развалины каменных дворов.

Пустошь Задорье

В 5,5 км к юго-востоку от деревни Домкино расположена деревня Задорье. Сейчас прямой дороги из Домкино в Задорье нет, и чтобы туда попасть, надо сделать крюк в 13 км через деревни Давыдово и Борки. Первыми переселенцами в пустоши Задорье (Sadorje) были выходцы из Лифляндской губернии, в основном, из окрестностей Ряпина, Пельвы, Вериоры, Хельме, Моосте и Вынну (совр. уезды Вырумаа, Валгамаа и Тартумаа Эстонии). В 1869 г. из Феллинского уезда в пустошь Задорье переселился Ганс Сеппор, в 1872 г. из Верроского уезда — Самуил Янович Рузе, в 1874 г. из окрестностей Ряпина — Ян Тирик. В 1875 г. из Верроского уезда в эти места перебрался Гендрик Сольнаск, а в 1876 г. из Юрьевского уезда — Генрих Валк. В 1872 г. в пустоши Задорье приобрели землю остзейские уроженцы Михкель и Август Рузе, а в 1876 г. — остзейские уроженцы Ян и Якоб Адосон. Известно, что в 1870 г. здесь уже проживали семьи Якоба Мадисона и Петера Сольнаска. В 1882 г. в Задорьевскую пустошь из Верроского уезда переселился Ян Янес. Впоследствии в пустоши Задорье появились хутора Якоба Адамсона, Петера Петмансона, Яна Уста, Югана Кихо, Якоба Мадисона, Петера Тигазинга, Йозепа Пароварде, Яна Пароварде, Густава Кютика, Августа Везу, Оскара Везу, Отто Кярга, Йозепа Нарусбека, Йозепа Валка, Густава Мяльтона, Карла Луйка, Давида Цупсмана, Яна Карпы, Густава Консвека, Яна Ватсера, Карла Цупсберга, Якоба Парента, Петера Уста, Гендрика Парента, Якоба Нарусбека, Петера Педока, Гендрика Киви, Яна Виллемсона, Михкеля Олеска, Яна Вормана, Генриха Лухта, Петера Парента, Яна Торка, Видо Вальдсона, Петера Коллома, Карла Кару, Адама Восмана, Яна Сарепу, Гендрика Валка, Иоганна Коозапойка, Яна Нарусбека, Петера Пунгарта, Карла Лухта, Адама Кярнетса, Яна Теговаса и др.

В 1880 г. в пустоши Задорье Узьминской волости был построен деревянный эстонский евангелическо-лютеранский школьно-молитвенный дом, он был приписан к Гдовскому приходу Святой Троицы. С 1881 г. школьным учителем-кистером в Задорьевской общине служил Кристиан Метс, который ещё в 1876 г. приобрёл землю около ближайшей деревни Давыдово, затем до 1895 г. учителем-кистером был Ян Кярик. С 1896 по 1900 г. обязанности учителя-кистера исполнял Ян Лаусон. Известно, что пустошь Задорье два-четыре раза в год посещал пастор Гдовского прихода Йоханнес Гаумбольдт. В промежутках между приездами пастора обряды крещения, а также отпевание усопших по нужде совершали не только кистеры, но и простые прихожане Задорьевской общины, среди которых в метрических книгах Гдовской евангелическо-лютеранской церкви за 1882–85 гг. значатся Андреас Пиху, Йозеп Тигазинг, Гендрик Лухт, Адам Омри, Иоганн Киротоск, Михкель Олеск, Рейн Тигазинг, Гендрик Метсавахт. Усопших хоронили на Домкинском эстонском кладбище, в то время там были похоронены жители пустоши Задорье Анна Якобсон (1836–1881), Анна Терри (1809–1882), Ганс Виллемсон (1839–1883), Леена Адосон (1873–1882), Анна Валк (1874–1882) и др. Своё кладбище в Задорье появилось после 1916 г.

В 1911 г. вместо сгоревшего в результате пожара деревянного школьно-молитвенного дома построили каменную лютеранскую церковь. С 1900 г. в Задорьевской церкви служил учитель-кистер Ян Паннель. В 1894–1916 гг. обряды крещения и отпевания в Задорье по нужде совершали простые миряне Якоб Мадисон, Ян Торк, Карл Янес, Якоб Сольнаск, Гендрик Лаосон, Якоб Сава, Юган Адамсон, Гендрик Кютик и Ян Тензон. В 1918 г. в пустоши Задорье проживали 80 семей общим числом около 500 человек, здесь находились церковь, школа, действовал торгово-потребительский кооператив. Среди жителей пустоши Задорье в 1920 г. значатся Видо Петрович Уст (1873–?), Александр Янович Теговас (1883–?), Петер Густавович Консвек (1882–1937), Ян Яковлевич Сольнаск (1887–?), Ганс Гансович Сеппор (1871–?), Карл Янович Пунгарт (1878–?), Август Самуилович Рузе (1883–1938), Юган Иванович Кихо (1870–?), Ян Осипович Пароварде (1871–?), Петер Генрихович Валк (1857–?), Йозеп Янович Нарусбек (1874–?), Петер Янович Тирик (1894–?), Ян Петрович Уст (1870–?), Оскар Петрович Валк (1875–?), Людвиг Янович Криземан (1887–?), Карл Янович Тирик (1878–?), Роберт Самуилович Рузе (1872–1937), Эдуард Осипович Валк (1879–?), Юлиус Янович Адосон (1894–?), Юганнес Карлович Пунгарт (1902–?) и др. Очень зажиточным был Юган Иванович Кихо, в 1920 г. у него было стадо из 60 дойных коров. Вольдемар Петрович Валк в своём хозяйстве держал 5 лошадей и 8 дойных коров. Ян Осипович Пароварде имел 26 десятин земли, сад из 10 яблонь, льнотрепальную и льномяльную машину, из скотины: лошадь, жеребёнка, 2 коровы, нетель, 3 овцы, 4 ягнёнка, поросёнка и 2 подсвинка. Из числа построек на его хуторе стоял каменный хлев, имелся свой каменный погреб. Карл Янович Тирик с братьями Петером и Яковом имели 28 десятин земли, 2 лошади, 4 коровы, 2 нетели, 15 овец, 6 свиней, 14 куриц.

К Задорьевской общине причислялись жители пустошей Конечок (Задорожье) и Драничник. В 1875 г. в пустошь Конечок из Юрьевского уезда переселился Йозеп Янович Торк (1864–?). В начале прошлого века в пустоши Конечок проживали семьи Яна Мяльтона, Йозепа Торка, Карла Торка, Густава Мяльтона. У О. Я. Торка были сыновья Даниил Осипович Торк (1909–1938) и Густав Осипович Торк (1907–1938), а у Г. Мяльтона — сын Ян Густавович Мяльтон (1899–1937). В 1873 г. в пустошь Драничник из Юрьевского уезда переселился Густав Рятсеп, а в 1876 г. — Карл Комусаар. В 1899 г. из Верроского уезда сюда переехал Гендрик Ханнов. В начале прошлого века в пустоши Драничник жили семьи Югана Рятсепа, Густава Рятсепа, Яна Аккерта, Августа Пинкмана, Оскара Люде, Александра Тамма, Гендрика Ханнова, Михкеля Ивансона, Карла Киило, Петера Ханнова, Оскара Сикка, Петера Теговаса и др. В 1920 г. среди жителей пустоши Драничник значились Ян Густавович Рятсеп (1882–?), Карл Янович Симуласк, Александр Карлович Комусаар (1891–?), Август Гендрикович Ханнов (1897–?), Карл Петрович Киило (1882–1938), Ян Петрович Ханнов (1910–1938), Оскар Андреевич Люде (1894–?), Альфред Гендрикович Ханнов (1895–?), Ян Петрович Аккерт (1863–?), Карл Янович Симуласк. Например, в хозяйстве Александра Карловича Комусаара было 8,5 десятин земли, он держал лошадь, 2 коровы, 2 овцы и поросёнка. У Альфреда Гендриковича Ханнова имелось 20 десятин земли, из скотины у него были лошадь, 2 коровы, нетель, 6 овец и поросёнок. По сведениям за 1929 г. служителем религиозного культа в пустоши Драничник был Карл Комусаар.

В 1918 г. Задорьевское евангелическо-лютеранское эстонское училище было преобразовано в Задорьевскую эстонскую школу I-й ступени, в 1921 г. учителем здесь работала Анна Нарусбек, а школу посещало 40 детей. В архивных документах за май 1922 г. значится Задорьевская лютеранская церковь, а в описях за август 1923 г. она названа лютеранской киркой. По описанию за 1924 г. Задорьевская церковь представляла собой каменное здание длиной 8 сажен и шириной 5 сажен, с двумя выходными дверьми, шестью окнами и одним дверным окном. Высота церкви составляла 3 сажени, крыша была покрыта щепой, сверху находился деревянный крест. В церкви имелся орган с мехами и педалями, алтарь украшала большая картина в раме «Распятие Иисуса Христа». Пол был цементный, его устилала красная бархатная дорожка длиной 9 аршинов. Из церковного имущества значились: колокол медный весом 2 пуда и 32 фунта с верёвкой, кафедра, покрытая красным бархатом, чугунный посеребрённый кафедренный крест, перегородка, висячая деревянная люстра с 56-ю подсвечниками, люстра с керосиновой лампой и 6-ю подсвечниками, 14 настенных подсвечников, доска для стихов, чаша и кувшин для причастия, 29 скамеек для сидения. При церкви было 13 десятин земли, хлебный амбар, хлев, гумно, рига и сад с 45-ю яблонями.

В 1923 г. прихожане церкви заключили с советскими властями договор, в котором в частности говорилось: «Мы, нижеподписавшиеся прихожане Задорьевской церкви, заключили настоящий договор с Узьминским волостным Советским Управлением… в том, что месяца июня 2-го дня 1923 года приняли от Советского Управления при Узьминском волостном Совете рабочих и крестьянских депутатов в бессрочное бесплатное пользование находящееся в Узьминской волости пустоши Задорье богослужебное здание, каменное, с богослужебными предметами. Храмом и находящимися в нём богослужебными предметами мы обязуемся пользоваться исключительно для удовлетворения религиозных потребностей». По сведениям за 1920 и за 1925 г. кистером и школьным учителем был Оскар Лодиссон. В 1923 г. в составе церковной двадцатки Задорьевской церкви из пустоши Задорье значились Август Везу, Ян Уст, Петер Петмансон, Юган Кихо, Кристиан Парент, Густав Мяльтон, Оскар Гейдорф, Гендрик Кютик, Ян Кулла, Карл Тирик, Оскар Орио, Карл Мадисон, Генрих Тенно, а также Якоб Саава из пустоши Тетёрка. В 1925 г. Задорьевскую эстонскую школу посещали 45 детей. В школьный Совет входили Ян Цупсберг, Кристиан Парент и Петер Теговас. В то время в пустоши Задорье, кроме вышеперечисленных глав семейств, также проживали Видо Уст, Карл Крюнберг, Видо Вальсон, Эдуард Лейв, Ян Кютик, Ян Лехмус, Иоганн Адасон, Ян Кулла, Кристиан Карро, Леонард Метс и др.

В 1918–24 гг. существовал Задорьевский сельский Совет Узьминской волости, потом его передали в состав Симано-Логского сельсовета. В 1927 г. в пустоши Задорье работали Задорьевская эстонская школа I-й ступени и красный уголок, школа также упоминается в архивных описях за 1933 г. В декабре 1926 и в апреле 1930 г. Задорьевская церковь значилась в списке действующих церквей как молитвенный дом. Известно, что кистерами в Задорьевской церкви в 1920-е гг. служили Карл Яковлевич Мадисон (1870–1930) и Юганнес Янович Пароварде (1903–?). Также известно, что с момента открытия и до 1929 г. старостой Задорьевской церкви был Ян Петрович Уст (1871–?). К. Я. Мадисон в архивном документе за 1929 г. назван пастором. В апреле 1930 г. он был приговорён к расстрелу, вместе с ним расстреляли и его сына Андрея Карловича Мадисона, служившего кистером в Домкинской церкви, остальных членов семьи выселили, а дом отдали под школу. Ю. Я. Пароварде, как служитель религиозного культа, в 1930 г. был обложен индивидуальным налогом в 280 рублей, в 1935 г. его арестовали, как «бывшего дьякона лютеранской церкви», и привлекли к уголовной ответственности. Я. П. Усту удалось миновать репрессий, в 1951 г. он проживал в Задорье, вскоре он умер и был похоронен на Задорьевском эстонском кладбище. Предположительно в 1930 г. Задорьевскую церковь закрыли и разместили здесь маслодельный завод. В одном из архивных документов 1933 г. говорится, что некий Иосиф Торк скрывал церковное золото бывшей Задорьевской церкви, он приходился родственником бывшему члену церковной двадцатки Августу Везу (1879–1948). Задорьевский маслозавод, в здании которого ранее размещалась лютеранская церковь, работал и во время оккупации, он сгорел в 1943 г., но каменные стены, сложенные из камней-валунов и кирпича, остались. По воспоминаниям уроженца деревни Задорье Акселя Мейнардовича Валка в 1960-е гг. каменные стены ещё стояли и были довольно крепкими, рядом ещё росло несколько яблонь, оставшихся от бывшего церковного сада. По устным свидетельствам Светланы Эдуардовны Крыловой (в девичестве Сухарт) и Елены Вальтеровны Быстряковой (в девичестве Нарусбек) в 1970-е гг. стены Задорьевской церкви ещё высились на высоту до 1,5-2-х метров, сейчас от них остались лишь заросшие кустами развалины.

В 1931 г. в пустоши Задорье были организованы эстонские колхозы «Уус-Кюля» («Новая деревня») и «Пунане-Задорье» («Красное Задорье»). В 1934/35 учебном году в Задорьевской эстонской начальной школе насчитывалось 41 учащийся и 2 преподавателя, в 1935/36 учебном году — 28 учащихся. В 1936 г. началась свозка хуторских построек в новый колхозный посёлок. В 1941 г. в деревне Задорье было 40 хозяйств и 136 жителей. В 1944 г. в деревне Задорье вновь был организован колхоз «Уус-Кюля», в 1950 г. бригада Задорье стала относиться к укрупнённому колхозу «Красное Давыдово», а с 1965 г. — к совхозу «Звезда». В 1948 г. в деревне Задорье было 35 хозяйств и 106 жителей. В 1951 г. в Задорье проживали семьи Эдуарда Петровича Петмансона (1905–1972), Яна Петровича Уста (1870–?), Югана Ивановича Кихо (1870–?), Андрея Кузьмича Кютика (1855–?), Эмиллии Матвеевны Коллом (1879–?), Лизы Петровны Лейв (1892–?), Эмилии Оскаровны Климант (1906–?), Аделии Августовны Везу (1900–?), Эмилии Оскаровны Цупсман (1895–?), Мейнарда Осиповича Валка (1922–1962), Петра Яковлевича Варуска (1880–?), Марии Петровны Кристов (1901–?), Лизы Оттовны Сухарт (1890–1974), Магдалины Августовны Везу (1907–1975), Алиды Августовны Мяльтон (1904–1978), Альвины Густавовны Вальсон (1909–1981), Лизы Яковлевны Сепп (1883–?), Линды Осиповны Мяльтон (1907–?) и др.

В 1918–24 гг. существовал Драничниковский сельский Совет Узьминской волости, потом его передали в состав Аксовского сельсовета, а в 1928 г. отнесли к Симано-Логскому сельсовету Струго-Красненского района. В 1928 г. в пустоши Драничник насчитывалось 184 жителя. В 1931 г. в Драничниковой пустоши был организован эстонский колхоз «Социализми-Койт» («Заря социализма») или как его сокращённо называли «Соц-Койт». Центральная усадьба колхоза «Соц-Койт» стала называться деревней Новое Аксово, она обезлюдела в 1947 г., эстонские семьи переехали в соседнюю деревню Драничник. В 1934/35 учебном году в Драничниковской эстонской начальной школе насчитывалось 18 учащихся и 1 преподаватель, в 1935/36 учебном году — 25 учащихся. Известно, что в 1937 г. в Драничниковской эстонской школе преподавал учитель Освальд Лоос. Эстонцы называли пустошь Драничник на свой манер как Траничник. В 1948 г. в деревне Драничник насчитывалось 22 хозяйства и 64 жителя, в 1961 г. здесь проживали семьи Альвины Юрьевны Пунгарт (1900–?), Иды Михайловны Мовиц (1904–?), Альвины Андреевны Сикк (1910–?), Эльфриды Александровны Александровой (1919–?), Владимира Яковлевича Симуласка (1924–?), Линды Августовны Комусаар (1925–?) и Альвины Видриковны Ханнов (1920–?). В 1970 г. в Драничнике оставались только хозяйства А. Ю. Пунгарт и В. Я. Симуласка. К 1977 г. деревня Драничник полностью опустела и была снята с учёта.

В 1960 г. в деревне Задорье было 34 хозяйства и 113 жителей. В 1976 г. в Задорье находились хозяйства Юлии Петровны Варуск (1883–1980), Хильды Михайловны Валк (1924 г. рожд.), Анны Яковлевны Кихо (1885–1986), Вильяма Югановича Мяльтона (1930–2015), Линды Петровны Лейв (1927–?), Альвины Густавовны Вальсон (1909–1981), Вальтера Карловича Нарусбека (1926–2003), Оскара Карловича Крюнберга (1932–?) и др., в 1986 г. здесь оставалось 16 хозяйств и 26 жителей, а сейчас в Задорье в 4-х хозяйствах проживают 6 постоянных жителей.

В народной памяти сохраняются названия нескольких эстонских хуторов, находившихся в окрестностях деревни Задорье — хутора Везо, Кихо, Кярга, Ватсеров хутор, Мяльтонов хутор, Мадисонов хутор, Тириков хутор, хутор Валка, хутор Кютика, Янисов хутор. Например, Петер Валк имел до революции 5 лошадей, 8 коров, 10 нетелей и телят. На месте хутора Яна Густавовича Кютика сохраняются развалины каменного строения, где ранее было заведение по выделке и дублению кож. Кожевенные заведения до 1929 г. также содержали Каролина Александровна Торк из пустоши Конечок и Оскар Люде из пустоши Драничник. Хутор Яна Ватсера находился около верховьев реки Желчи. Здесь Желча протекает по заболоченной долине, через рукотворно выкопанные пруды, где брался торф для полей. Эти пруды до сих пор так и называются — Ватсеровы пруды.

Хутор Карла Яковлевича Мадисона выделялся на окружающей местности мощными постройками, здесь стояли дом с мезонином, крытый железом, каменный двор, каретный амбар, поветь, свинарник, баня. Хозяин хутора вместе с сыном Андреем (Гендриком) Карловичем Мадисоном имели 42,5 десятин земли, 2 лошади, 5 коров, 9 овец, несколько поросят, 6 ульев, конную косилку, веялку, конные грабли. По устным свидетельствам на месте Мадисонова хутора вплоть до конца 1970-х гг. сохранялся каменный двор, где был колхозный, а потом совхозный амбар, сейчас от него остались лишь развалины. После войны дочь А. К. Мадисона — Маргарита (Миральда) Андреевна Алексеева (1924–2014) работала в Струго-Красненском районе учительницей. По соседству с Мадисоновым хутором располагался Янесов хутор с каменным двором, его владельцем был Карл Янес. Возле реки Дубенской (Выскатки) есть место, называемое Солнышкиным хутором, владельцем этого хутора был Якоб Сольнаск (1864–?), который имел свою водяную мельницу с перловочной машиной, позднее эта мельница перешла к его сыну Яну Яковлевичу Сольнаску (1887–?). Около деревни Давыдово стоял хутор Карла Яковлевича Нарусбека (1883–1937), сейчас это место так и называют — Нарусбеков хутор. Ныне в Эстонии проживает дочь К. Я. Нарусбека — Эльфрида Карловна Нарусбек (1935 г. рожд.).

Около современной деревни Задорье находится Задорьевское эстонское кладбище, ранее здесь находилась деревянная лютеранская часовня, которая имела вид полуоткрытой прямоугольной постройки с двухскатной кровлей и четырёхконечным крестом наверху. Размеры часовни были как минимум 6 метров в длину и более 3-х метров в ширину. Часовню на Задорьевском эстонском кладбище местные жители называли певальней так же, как и Домкинскую часовню. Предположительно, Задорьевская часовня была построена в 1950-х гг. (известно, что в 1958 г. она уже существовала). Она была выкрашена в красно-коричневый цвет, с улицы внутрь вели ступеньки, потолок был подшит, по краям стояли скамейки, а в дальнем конце — пюпитр. В 1995 г. во время сильного ветра часовня была разрушена упавшим деревом. До 1991 г. в Духов день Задорьевское кладбище посещал пастор из Эстонии вместе с верующими. Они поминали на кладбище усопших, в Задорьевской часовне читали враспев молитвы и проповеди, пастор стоял у пюпитра, а остальные сидели на скамьях. За часовней присматривала жительница Задорья Альвина Густавовна Вальсон (урождённая Консвек), она же отпевала усопших вплоть до ухода из жизни. Также до начала 1980-х гг. в Задорьевской часовне иногда проводил богослужения Август Осипович Тигазинг (1898–1988) из деревни Красный Дубок. В довоенное время и некоторое время после войны он с семьёй жил на хуторе Пустыньки около западного берега Псковянского (Псколянского) озера. Из самых старых захоронений на Задорьевском эстонском кладбище, судя по надписям на крестах и памятниках, являются могилы Петера Консвека (1896–1937), Гендрика Папеля (? –1940), Эмилии Кютт (? –1940), Вальтера Кютта (? –1942), Яна Карпа (1870–1943), Александра Карпа (1906–1943), Оскара Везу (1886–1943), Александра Миллера (1889–1943), Эмилии Везу (1896–1947), Августа Везу (1879–1948), Каролины Везу (1878–1953), Марии Мадисон (1869–1957), Мейнарда Валка (1922–1962), Эдуарда Петмансона (1905–1972), Алиды Мяльтон (1904–1978) и др.

После смерти Альвины Густавовны Вальсон для совершения обрядов отпевания в деревню Задорье приглашали Миральду Александровну Петмансон из Домкино. Последними эстонцами из числа старшего поколения, проживавшими в деревне Задорье и похороненными на Задорьевском кладбище, были Линда Карловна Петмансон, урождённая Мадисон (1897–1984), Амалия Ивановна Нарусбек, урождённая Ратт (1896–1979), Анна Ивановна Тигазинг, урождённая Сакс (1896–1973), Вальтер Карлович Нарусбек (1926–2003), Елена Яновна Ильина, урождённая Хуссарт (1926–2014) и Вильям Юганович Мяльтон (1930–2015). Лина Карловна Консвек, урождённая Мадисон (1892–1991) последние годы жизни жила в Эстонии. Бывшая жительница Задорья Хильда Михайловна Валк, урождённая Меос (1924 г. рожд.) сейчас проживает в деревне Сиковицы. Её односельчане Розалия Августовна Нарусбек, урождённая Тигазинг (1935–2017) и её муж Вальтер Карлович Нарусбек с 1987 г. жили у дочери Елены Вальтеровны Быстряковой (1959 г. рожд.) в деревне Хредино. Розалия Августовна Нарусбек была дочерью Августа Осиповича Тигазинга, она похоронена рядом с мужем на Задорьевском эстонском кладбище. Сейчас в деревне Задорье постоянно живут Александр Валентинович Ханзинг (1963 г. рожд.) и его супруга Людмила Викторовна Ханзинг (1969 г. рожд.). В соседней с Задорьем деревне Давыдово до недавнего времени проживал Эдуард Самуилович Сухарт (1934–2016).

Пустоши Масникова Гора и Живоглуты

В 3,5 км к северо-востоку от деревни Соседно Новосельской волости находится урочище Мосниково. Раньше здесь располагались пустошь Масникова Гора (Mäsnikowa Gora) и смежная с ней пустошь Живоглуты (Schiwokluti). По данным церковной книги Масниковского эстонского прихода в 1860 г. в пустоши Масникова Гора поселился Петер Михкелев Антсман, он был родом из окрестностей Ряпина. С 1865 г. в пустошь Масникова Гора Соседненской волости Лужского уезда начали переселяться эсты из Юрьевского (Дерптского) и Верроского уездов Лифляндской губернии (совр. уезды Тартумаа и Вырумаа Эстонии), в частности из окрестностей Оденпе, Дерпта, Верро, Ряпина, Камби, Нейгаузена. Всего переселилось около 70 семей. Взгорья и долины, изгибы покосов и перелесков здесь напоминали холмистый ландшафт на родине переселенцев. Известно, что в 1867 г. в пустошь Масникова Гора из Ряпина переселился Ян Наруск, а в 1868 г. — Кристиан Наруск. В 1868 г. Ян Наруск купил здесь землю в количестве 226 десятин. В 1868 г. в пустошь Живоглуты из Ряпина переселился Иоганн (Юган) Нагельман, в 1881 г. он обзавёлся здесь своей собственной землёй в количестве 66 десятин. Также в пустоши Живоглуты в 1869 г. обосновался уроженец Верроского уезда Ян Адович Срейберг (1852–?), в 1884 г. он приобрёл в свою собственность 21 десятину земли. В 1879 г. в пустоши Живоглуты купил землю Самуил Рейган, в 1881 г. — Ян Куккель, Август Мутик и Иоганн Мутик, в 1884 г. — Август Срейберг. Среди первых жителей пустоши Масникова Гора и соседней с ней пустоши Живоглуты также были семьи Иоганна Наруска, Яна Пютсепа, Йозепа Ягера, Густава Переска и Югана Варуска. Позднее здесь появились хутора Яна Мутика, Якоба Варуска, Петера Куккеля, Иоганна Викси, Петера Сизака, Йозепа Нагельмана, Яна Кантса, Йозепа Илька, Даниила Срейберга, Гендрика Нагельмана, Йозепа Ряммана, Генриха Лятти, Яна Раудсепа, Видо Наруска, Александра Цернаска, Даниила Кантса, Пауля Вахера, Йозепа Ягумана, Иоганна Курвица, Николая Раудсепа, Сиймона Симсона, Яна Ликсмана, Густава Сапельсона, Иоганна Лаара и др. Эстонские переселенцы на свой манер называли свою пустошь как Мясникова Гора или как Глухариная Гора (Mõtusemägi).

По сведениям 1882–85 гг. в Масниковской общине обряды крещения и погребения по нужде исполняли школьные учителя-кистеры Ян Эбер и Ян Лаар и простые миряне Иоганн Нагельман, Ян Срейберг, Якоб Этти, Ян Кернер, Адо Рятсепп, Ян Лиив, Юрий Засс, Адо Пютсепп, Ян Куккель и Иоганн Раттас, которые крестили здесь детей и отпевали усопших. С 1882 г. в Масниковскую общину приезжал пастор Гдовского прихода Йоханнес Гаумбольдт. В 1886 г. в Живоглутской пустоши при Масниковской общине был построен деревянный евангелическо-лютеранский эстонский школьно-молитвенный дом. Ян Эбер исполнял обязанности учителя-кистера до 1896 г. Затем Яна Эбера сменил Иоганн Мотсе, который служил в Масниковском молитвенном доме примерно до 1911 г., ему с 1896 г. помогал второй учитель-кистер Август Лятти. Молитвенный дом в пустоши Живоглуты значится в одном из архивных документов за 1904 г. В лютеранских метрических книгах 1894–16 гг. среди прихожан, крестивших детей и отпевавших усопших, значатся Иоганн Нагельман, Пеп Срейберг, Иоганн Лиив, Ян Наруск, Петер Куккель, Август Раудсеп, Якоб Нагельман, Кристиан Антс, Эдуард Раудсеп, Йозеп Рямман, Якоб Сепманн, Лина Цернаск. Первоначально к приходу Масниковского молитвенного дома относились эстонские поселенцы, проживавшие на обширной территории от пустошей Могутово и Дубницкой до пустошей Холохино, Головково и Нишева, т. к. тогда это был ближайший к ним евангелическо-лютеранский храм. В начале прошлого века к приходу причислялись эстонцы из Дубницкой пустоши, находившейся в 7 км к северо-востоку, а также из пустошей Чернёво, Кананково и Карсаково.

Пустошь Кананково (Kanankovo) находилась в 3 км к востоку от Масниково-Горской пустоши. В 1882 г. сюда из Юрьевского уезда переселились Петер Янович Виск и Густав Мартинович Савоствер (1849–?). В начале прошлого века проживали семьи Югана Парца, Йозепа Лейва, Петера Виска, Густава Кюля, Августа Парца, Вильгельма Савоствера, Даниила Порозона, Рейна Вильямсона, Самуила Кюлаотса, Петера Кульберга, Оскара Армулика и др. В 1920 г. в хозяйстве Вильгельма Густавовича Савоствера и его отца Густава Мартиновича Савоствера было 26 десятин земли, 2 лошади, 5 коров, 2 телёнка, 12 овец и 4 поросёнка. В 1928 г. в пустоши Кананково жило 96 эстонцев в 17 хозяйствах. Среди них были хозяйства Даниила Видовича Петмансона, Августа Густавовича Армулика (1883–?), Эрнста Осиповича Лейва (1898–1938), Югана Михайловича Парца, Филиппа Кузьмича (Вильгельма Густавовича) Савоствера (1876–?), Густава Петровича Кюля (1888–?), Романа (Рейна) Югановича Вильямсона, Августа Петровича Виска (1884–?), Августа Густавовича Армулика (1883–?), Густава Яковлевича Порозона (1888–?) и др. Все жилые и хозяйственные постройки в пустоши Кананково были из дерева. Больше всего земли — 20 десятин — имел Август Петрович Виск, а также веялку, 2 лошади, 4 коровы, поросёнка, 5 овец. Рейн Юганович Виллемсон владел 18 десятинами земли, в его хозяйстве было 2 лошади, 4 коровы, 2 нетели, 3 поросёнка, 5 овец. Даниил Видович Петмансон имел 12,5 десятин земли, лошадь, 3 коровы, нетель, поросёнка и 5 овец.

Пустошь Чернёво примыкала к пустоши Кананково с северо-запада, к западу от неё находилась пустошь Кочебуж. В 1868 г. в пустоши Чернёво поселился уроженец Юрьевского уезда Ян Кейзо. В 1869 г. сюда окрестностей Ряпина переселился Якоб Яковлевич Хавакац, а в 1874 г. уроженец Верроского уезда Гендрик Виллемович Отсман. В 1874 г. в этих местах обосновался Адам Петрович Парц, а в 1884 г. — Ян Мадисович Парц (1856–?) из Верроского уезда. В 1875 г. сюда из Юрьевского уезда переехал Рейн Виск, а в 1895 г. — Михкель Канц. По сведениям за 1920 г. в пустоши Чернёво жили Ян Михайлович Канц (1882–?), Гендрик Виллемович Отсман (1859–?), Яаак Гендрикович Отсман (1885–?), Юганнес Янович Парц (1894–?), Айн Михайлович Канц (1888–?), Густав Янович Кейзо (1863–?), Якоб Яковлевич Хавакац (1851–?), Даниель Яковлевич Хавакац (1885–?), Юган Густавович Кейзо (1894–?), Адам Петрович Парц (1859–?), Эдуард Адамович Парц (1892–?), Ян Яковлевич Хавакац (1879–?), Рейн Янович Виск (1854–?), Петер Гендрикович Отсман (1894–?) и др. Например, Адам Петрович Парц имел 21 десятину земли, льнотрепальную машину, из скотины: лошадь, 4 коровы, 2 нетели, бычка, 14 овец, 3 поросёнка. На хуторе Яна Михайловича Канца стояли жилой дом, хлев на каменном фундаменте, каменная конюшня, свинарник, гумно с ригой, хлебный амбар, сенной сарай, баня, имелся каменный погреб и льнотрепальная машина. В своём хозяйстве он держал 2 лошадей, быка, 4 коровы, нетель, 3 телят, 13 овец, 5 свиней. Его брат Айн Михайлович Канц имел 42 десятины земли, 2 лошади, 6 коров, 3 нетели, 15 овец и 4 поросёнка. У Яна Яковлевича Хавакаца была своя кузница, у Даниеля Яковлевича Хавакаца имелся каменный погреб, а у Гендрика Виллемовича Отсмана — каменный хлев размерами 4,5х3,5 сажени и высотой 4,5 аршина (3,2 метра).

В 5 км к юго-востоку от Масниковой Горы, в пустоши Карсаково (Korsakovo) в начале прошлого века располагались хутора Петера Валинга, Михкеля Лиива, Карла Орро, Гендрика Метсавахта, Яна Омри, Фрица Отсинга, Петера Лиива и др. В 1870 г. в пустошь Корсаково из Юрьевского уезда переселился Михкель Куппер, в 1871 г. из окрестностей Вастселийны — Гендрик Данилович Хярм (1859–?), а в 1883 г. из Верроского уезда — Петер Видович Валлинг (1855–?). В 1880 г. в эти места из Юрьевского уезда перебрался Петер Соррок, а в 1885 г. — Гендрик Метсавахт, а в 1887 г. из Верроского уезда — Михкель Яковлевич Лиив. В 1889 г. из Верроского уезда в пустошь Карсаково переселился Фриц Отсинг, в 1890 г. из окрестностей Вастселийны — Карл Антонович Орро (1874–?) и из Юрьевского уезда — Ян Гансович Кютт (1854–?). В 1920 г. в пустоши Карсаково проживали Гендрик Гендрикович Метсавахт (1860–?), Ян Михайлович Омри (1864–?), Петер Данилович Оссип (1857–?), Август Карлович Орро (1902–?), Ян Михайлович Лиив (1892–?), Карл Петрович Валлинг (1884–?), Ян Петрович Соррок (1897–?), Александр Андреевич Метсавахт (1900–1937), Александр Петрович Соррок (1902–?), Михкель Петрович Ойя (1864–?), Ян Дмитриевич Тисфельд (1902–1938), Юган Гендрикович Хярм (1898–?), Йозеп Михайлович Куппер (1885–?), Самуил Янович Кютт (1885–?), Карл Янович Омри (1891–?), Эдуард Фрицевич Отсинг (1899–?), Даниил Петрович Валлинг (1893–1938), Александр Петрович Оссип (1902–?). Например, Михкель Петрович Ойя имел в своём хозяйстве лошадь, 2 коровы, поросёнка и одну овцу, а Карл Антонович Орро держал лошадь, 3 коровы, 2 поросёнка, 3 овцы, 7 куриц с петухом и 3 гуся.

В 1914 г. в Мосниковском эстонско-латышском лютеранском училище преподавал Август Юрьевич Лятти, с 1915 г. ему помогал второй учитель-кистер Ян Гутвес. Известно, что в Масниковой Горе в 1910 г. состоялся деревенский эстонский певческий праздник. В 1912 г. было открыто Масниковское сельскохозяйственное Общество, председателем правления которого стал М. П. Тальц, а секретарём — М. П. Тидерман. 24 июня 1914 г., в праздник Яанова дня, в Масниковой Горе состоялся певческий праздник, на котором выступили 9 эстонских хоров из Домкино, Задорья, Струги-Белой, Масниковой Горы и других эстонских поселений. В 1918 г. при Масниково-Горской общине работал народный дом, и действовало эстонское просветительское общество, которое было создано в 1907 г. В 1920 г. кистером и председателем школьного Совета был Пётр Куккель. В 1910-е гг. в пустошах Масникова Гора и Живоглуты проживали семьи Гендрика Югановича Нагельмана (1886–?), Даниила Яновича Срейберга (1885–?), Даниила Кристиановича Наруска (1881–1976), Петра Яновича Куккеля (1860–?), Йозепа Югановича Нагельмана (1868–?), Яна Юрьевича Лятти (1869–?), Яна Кристиановича Наруска (1861–1914), Петра Даниловича Оссипа (1859–?), Густава Кристиановича Наруска (1858–?) и др.

В 1923 г. Масниковская эстонская школа I-й ступени и клуб располагались в одном здании, учителем в школе до 1930 г. работал Ян Гутвес. В 1925 г. председателем эстонского полит-просветительского клуба был Г. Наруск, а председателем школьного Совета — М. Тидерман. Из архивных документов за 1929–30 гг. известно, что кистером Масниково-Горской эстонской общины тогда был Пётр Янович Куккель из пустоши Живоглуты. В архивных документах П. Я. Куккель значится как «пастор церкви» и как «эстонский священник». Он проводил молебны на кладбище, в 1929 г. совершил конфирмацию 22 человек. В 1930 г. П. Я. Куккеля, как «служителя религиозного культа» и «лютеранского кистера» обложили индивидуальным налогом в 100 рублей, а затем его хозяйство, в котором имелись 21 десятина земли, лошадь и 2 коровы, раскулачили. Самые лучшие постройки в пустоши Живоглуты в то время имел на своём хуторе Яков Кристианович Наруск (1878–?), в его хозяйстве было 2 лошади, 6 коров и несколько свиней, в 1930 г. его тоже раскулачили.

Когда точно был закрыт Масниковский эстонский молитвенный дом, выяснить не удалось, предположительно это произошло в 1929 г. Он значится на эстонской карте 1938 г., на которой отражено состояние местности на конец 1920-х гг. Известно, что в 1927 г. в пустоши Масникова Гора работала Масниковская 6-летняя эстонская школа, в 1933 г. она называлась Масниковской эстонской школой I-й ступени. В 1934/35 учебном году в Масниковской эстонской начальной школе насчитывалось 20 учащихся и 1 преподаватель, в 1935/36 учебном году — 23 учащихся. Для эстонских детей из пустошей Кананково и Чернёво в ближайшей деревне Дворище была открыта Дворищенская эстонская начальная школа, в 1934/35 учебном году здесь обучалось 24 учащихся. В 1929 г. хуторяне из пустошей Масникова Гора и Живоглуты объединились в эстонский колхоз «Сяде» («Искра»), в 1939 г. на место его центральной усадьбы стали сселять все близлежащие хутора. В 1939 г. в деревне Масниково насчитывалось 23 двора. После Великой Отечественной войны название деревни окончательно стало писаться как Мосниково. В 1952 г. в деревне Мосниково проживали девять эстонских семей: Яна Даниловича Антса (1910–?), Марии Александровны Цернаск (1886–?), Августа Густавовича Сапельсона (1906–1974), Эмилии Михайловны Тильгант (1888–?), Давида Ивановича Пудо (1877–?), Розалии Видовны Наруск (1899–?), Анны Пименовны Антс (1886–?), Эмилии Петровны Куус (1906–?) и Анны Петровны Омма (1911–?). В соседней деревне Соседно из эстонцев жили Олег Андреевич Нагельман и Элла Кристиановна Нарусбек. Дочь Э. К. Нарусбек — Лейда Александровна Кириллова (1949 г. рожд.) работала дояркой на молочнотоварной ферме Соседно, за доблестный труд в 1973 г. она была награждена орденом «Знак Почёта». Последние жители деревни Мосниково Э. П. Куус и В. И. Сапельсон покинули её в 1975 г., а в 1977 г. деревня была снята с учёта. В соседней деревне Карсаково до 1978 г. проживала семья Петра Карловича Орро (1918–1991), затем они переехали в посёлок Струги Красные. Известно, что в Эстонии после войны проживали Даниил Кристианович Наруск (1881–1976) и Густав Янович Наруск (1893–1974).

Около урочища Мосниково находится Мосниковское эстонское кладбище, оно действовало уже в 1882 г. Тогда здесь были похоронены Мари Лиив (1804–1882), Мадис Ламмас (1862–1882), Майя Кангреб (1810–1883), Юли Рятт (1815–1884), Ганс Локк (1836–1884), Лотта Мутик (1810–1884) и др. Для этого кладбища было выбрано очень красивое место недалеко от реки Плавухи, среди берёзовой рощи с редкими соснами. На кладбище сохраняются остатки рухнувшей в 2009 г. от ветхости деревянной лютеранской часовни. Эта часовня имела вид полуоткрытой квадратной постройки с шатром и четырёхконечным крестом наверху, она была построена в начале 1960-х гг. на месте старой часовни. Старая часовня, скорее всего, была возведена вскоре после войны, она тоже имела вид полуоткрытой квадратной постройки, её четырёхскатная кровля, покрытая тёсом, опиралась на четыре высоких столба. В послевоенное время в Мосниково широко отмечался Янипяев или Иванов (Яанов) день. Вплоть до 1991 г. сюда на этот праздник из Эстонии приезжали пастор, переехавшие в Эстонию жители Мосниково и их родственники. На поляне в центре деревни в канун Яанова дня выходцы из Эстонии — бывшие жители пустоши Масникова Гора и их потомки устраивали лагерь из туристических палаток. После молебна на Мосниковском кладбище они жгли большой костёр и праздновали Яанов день, здесь было много хорошей музыки и песен. В 1988 г. вместе с пастором из Эстонии приезжал ансамбль духовых инструментов (квинтет). Тогда же на собранные деньги на кладбище был установлен памятник в память репрессированных в 1937–38 гг. эстонских поселенцев Гендрика Нагельмана, Давида Наруска, Эдварда Луйска, Яна Симельсона, Рудольфа Варуска, Даниеля Экса, Августа Варуска, Яна Тисфельда, Даниеля Антса и Якоба Отсмана. Несколько лет назад на памятник упало дерево, и его гранитная плита раскололась на две части. В 1989 г. на Яанов день часовню на Мосниковском кладбище украсили деревцами молодых берёзок, на самой часовне были закреплены два эстонских сине-чёрно-белых флага. Пастор читал враспев молитвы, стоя внутри часовни, остальные люди стояли вокруг или сидели на скамейках. До самой своей смерти за часовней и захоронениями на кладбище ухаживал житель деревни Соседно Олег Андреевич Нагельман (1925–1997), он же следил за состоянием дороги от деревни Соседно до Мосниковского кладбища, каждый год встречал гостей из Эстонии, приезжавших праздновать Янипяев.

Сейчас в урочище Мосниково сохраняется ветхий дом Августа Густавовича Сапельсона, у него уже упала кровля, но стены ещё продолжают стоять. В урочище Живоглуты видны остатки каменного погреба здания, в котором в 1930-е гг. работал маслодельный завод. Где-то в 200 метрах юго-восточнее маслозавода стояла Масниково-Горская школа. На Мосниковском эстонском кладбище сохраняются более трёх десятков старых чугунных крестов, у некоторых из них упавшими деревьями обломаны перекладины. Три семейных захоронения обнесены железными оградками. Судя по надписям на металлических крестах и надгробных памятниках, самыми старыми захоронениями являются могилы Яна-Педо Наруска (1801–1889) и его жены Марии Наруск (1799–1884), также здесь похоронены Кристиан Янович Наруск (1828–1925), Гендрик Наруск (1872–1919), Ян Наруск (1861–1914) и его жена Юли Наруск (1869–1918), Хелена Наруск (1909–1935), Мария Крансман (1880–1905), Йозеп Царо (1890–1942) и его жена Эмма Царо (1891–1959), Карл Конд (1873–1947), Мария Сольнаск (1887–1931) и др. На Масниковском эстонском кладбище хоронили не только умерших жителей пустошей Масникова Гора и Живоглуты, но и поселенцев из Симанского Лога, пустошей Дубницкой, Сёлкино, Березняк, Зрекино.

Село Гора и окружавшие его пустоши

В 1870 г. в окрестностях села Гора (Gora) появились первые переселенцы из Верроского и Юрьевского уездов Лифляндской губернии (совр. уезд Вырумаа Эстонии), в основном, из окрестностей Пельвы, Ряпина, Анцена, а также из окрестностей Оденпе (совр. уезд Валгамаа Эстонии). Эстонцы заселили окружавшие село Гора пустоши Цепелька, Сверётово, Нестерицы, Жихловичи, Квашня, Старище. Горскую волость они называли на свой манер как Корска валда. В 1870 г. из Юрьевского уезда в пустошь Павлюковская Дача 2-я переселился Пееп Фрицевич Цирк (1831–?) и из Верроского уезда в пустошь Жихловичи — Ян Петтай (1837–?). В 1875 г. в пустошь Нестерицы из Верроского и Перновского уездов перебрались Якоб Пельцеп и Лаар Паюман. В 1870 г. в пустоши Сверётово обосновался Ян Юрьевич Топпер (1865–?) из Юрьевского уезда, а в 1873 г. — Густав Халликас (1859–?) из Юрьевского уезда. В 1880 г. из Верроского уезда в эту же пустошь переехали Густав Петтай (1852–?), Видрик (Фридрих) Петтай (1837–1907) и Ян Нитов, а из Юрьевского уезда в пустошь Павлюковская Дача — Михкель Берг. В 1875 г. в пустоши Сверётово уже проживала семья Яна Пиллера, впоследствии здесь появились хутора Карла Петтая, Югана Пиллера, Иоганна Меттуса, Карла Кийсгольца, Яна Метуса и др. В пустоши Нестерицы в 1876 г. проживала семья Иоганна Вальмана, впоследствии здесь обосновались семьи Генриха Линца, Ганса Пеберга, Иоганна Митта, Иоганна Лаксберга, Ганса Паюмана, Михкеля Тидермана, Иоганна Пеберга, Йозепа Линдмеца, Тынниса Лехметса, Михкеля Лехметса и др. В 1904 г. в пустошь Цепелька из Верроского уезда переселился Ян Петрович Куус (1866–?). В пустоши Квашня стоял хутор Георга Лаксберга. В пустоши Старище находились хутора Гендрика Луйка, Карла Вильбранта, Николая Царуса, Давида Пабо и др.

В 1883 г. в Горской общине обряды крещения проводили простые миряне Юрий Топпер и Густав Петтай, в 1884 г. — Иоганн Винт, в 1886 г. — Иоганн Пеберг, в 1885 г. — Рейн Топпер, позднее — Андреас Сиббуль, Иоганн Лаксберг, Гендрик Сильбаум, Юлиус Матсон, Маргус Кийсвик, Иоганн Хуббель, Ян Вилс, Видрик Петтай, Ганс Пеберг, Йозеп Линдмец, Ян Линдт, Михкель Лехметс, Иоганн Вабель, Михкель Тидерман. По данным Г. фон Гольста в 1896 г. в окрестностях села Гора проживало 536 эстонцев, а по оценке А. Ниголя в 1918 г. здесь насчитывалось около 700 эстонцев. Известно, что в 1920 г. в пустоши Павлюковская Дача 2-я проживали семьи Югана Пепова Цирка (1856–?), Яна Пепова Цирка (1854–?), Николая Югановича Цирка (1887–?), Югана Михайловича Берга (1887–?), Петра Югановича Цирка (1894–?). В пустоши Сверётово в 1920 г. жили семьи Яна Яновича Нитова (1870–?), Александра Густавовича Халликаса (1895–?), Альберта Яновича Топера (1892–?), Николая Ивановича Шиллинга (1873–?) и Отто Готлибовича Линда (1874–?), в пустоши Нестерицы — семья Даниила Яковлевича Пельцепа (1881–?). С 1914 г. в пустоши Заборье, на реке Лонна содержал собственную каменную водяную мельницу Иван Петрович Плом (1876–?), в 1930 г. его как «кулака-эксплоататора» вместе со всей семьёй выселили за пределы района.

В 1887 г. около села Гора, в пустоши Нестерицы, был выстроен деревянный евангелическо-лютеранский эстонский школьно-молитвенный дом. В 1902 г. за Горским эстонским училищем закрепили земельный участок площадью в 1 десятину, он тянулся вдоль шоссе на 130 метров. Горская эстонская община являлась филиальной по отношению к приходу Святого Иакова в Пскове. До 1909 г. общину окормлял пастор псковской кирхи Святого Иакова Герман Брезинский, он бывал здесь два раза в год. В 1910–13 гг. общину 3—4 раза в год посещал пастор Гаральд Горнберг, затем пастор Фридрих Дрекслер. С 1894 по 1905 г. учителем Горского евангелическо-лютеранского эстонского училища был Иоганнес Эйхвальд, он же являлся и кистером Горского молитвенного дома. В 1905–08 гг. эти должности занимал Август-Александр Химма, в 1910–11 гг. — Гендрик Трейфальд. С 1912 г. учителем и законоучителем в Горском приходе был Ян Адович Казик. При Горской эстонской общине функционировал хор, в 1924 г. этим хором руководил Эйно. Известно, что в начале прошлого века обряды крещения на дому по нужде проводили простые миряне Видрик Петтай, Рейн Топпер, Иоганн Цирк, Йозеп Линдмец, Иоганн Кронсман, Якоб Герм, Иоганн Петтай, Петер Ойя, Петер Метус, Иоганн Кийсвик и др. Своих усопших родственников эстонские поселенцы хоронили на Горском кладбище. В начале прошлого века здесь были похоронены Мария Рюбер (1821–1901), Юрий Топпер (1839–1902), Петер Кяст (1827–1902), Анна Мейель (1886–1905), Иозеп Рааг (1826–1906), Иоганн Соссиян (1859–1906), Видрик Петтай (1837–1907), Иоганн Вальман (1817–1907), Хипп Петтай (1838–1908), Петер Лехмус (1892–1910), Ян Калев (1879–1910) и др.

В 1918 г. Горское евангелическо-лютеранское эстонское училище было преобразовано в Горскую эстонскую школу I-й ступени, по архивным данным она находилась в 1 версте от деревни Цапелька (Tsapelka), в пустоши Нестерицы, возле шоссе Псков — Луга. Если быть точнее, то эстонская школа стояла примерно в 1,8 км от поворота из Цапельки на деревни Подложье и Жабенец. В архивных документах 1927 г. эта школа названа как Цапельская эстонская школа I-й ступени, здесь обучалось 27 детей, и преподавала учительница Минна Руба. В это же время существовала Цапельская эстонская изба-читальня. В ноябре 1927 г. в школьный Совет входили А. Паюман, М. Куба, Э. Камберг, Кууль и Соммер. В апреле 1927 г. в Цапельке на общем собрании сельскохозяйственного кружка эстонские поселенцы решили часть дохода со своих полей пожертвовать на строительство самолёта имени товарища Виктора Кингисеппа. По переписи 1926 г. в Горской волости насчитывалось 734 эстонца. В 1927 г. в Горской эстонской колонии насчитывалось 36 эстонских хозяйств с населением в 287 человек. Известно, что в 1929 г. в пустоши Павлюковская Дача 2-я жили 14 эстонских семей: Яна Петтая, Адама Циммера, Юрия Пильмана, Рудольфа Кудера, Югана Цирка, Юрия Соссияна, Николая Цирка, Якова Бергсона, Югана Рацена, Юрия Цирка и др. Например, у Юрия Пильмана было 25,9 десятин земли, у Яна Петтая — 25, у Адама Циммера — 19,9, у Николая Цирка — 13,5, у Югана Цирка — 12. Эстонские хозяйства из пустоши Павлюковская Дача 2-я вместе с латышскими хозяйствами вошли в созданный здесь в марте 1930 г. колхоз «Строитель». В пустоши Старище в 1929 г. находились хозяйства Ивана Метуса (35,3 десятины земли), Карла Царуса (28,8 дес.), Альберта Топпера (22,8 дес.), Александра Кермана (19,2 дес.), Карла Кийсгольца (32,7 дес.), Августа Топпера (26 дес.), Эдуарда Розена (23,7 дес.), Давида Пабо и др. В 1929–35 гг. эти эстонские хозяйства относились к колхозу «Знамя труда» при деревне Сверётово, а в 1935 г. в пустоши Старище был создан свой колхоз «Победа». В пустоши Нестерицы семьи Ивана Кубы, Ивана Лаксберга, Петра Нитова, Ивана Митта, Ивана Вальмана и др. вошли в организованный здесь в 1930 г. колхоз «Светлый путь».

Горский эстонский молитвенный дом предположительно закрыли в конце 1920-х гг., дальнейшая судьба его здания не известна. В 1934/35 и в 1935/36 учебных годах в Цапельской эстонской начальной школе насчитывалось 28 учащихся и 1 преподаватель. В 1934 г. заведующим Цапельской эстонской школой был Леонард Кортель. Одним из последних служителей религиозного культа в Горской эстонской общине был Антон (Ганс) Лаврентьевич Паюман (1875–1938) из пустоши Нестерицы, в одном из архивных документов за 1934 г. он назван «бывшим сектантским проповедником». В октябре 1938 г. А. Л. Паюман был расстрелян по приговору ленинградской тройки УНКВД. В 1937–38 гг. были репрессированы многие уроженцы и жители Горской волости: Отто Густавович Петтай (1895–1938), Юган Юганович Цирк (1895–1937), Иван Иоганнович Вальман (1876–1938), Юган Янович Пиллер (1875–1937), Юган Фридрихович Петтай (1883–1938), Иван Егорович Лаксберг (1880–1937), Иван Андреевич Луйк (1886–1938), Рудольф Иванович Метус (1908–1938), Иван Егорович Куба (1863–1938), Герман Давыдович Пабо (1910–1938), Август Петрович Цирк (1892–1938), Пётр Иванович Сосиян (1904–1938) и др.

Одними из последних потомков эстонских поселенцев, проживавших в окрестностях Цапельки, были Карл Яковлевич Каск (1903–1979) и Эльза Ивановна Циммер (1939–?) из деревни Строитель и Василий Андреевич Пяттай (1915–1978) из деревни Полоски. Сейчас в деревню Цапельку из Москвы на лето приезжает внучка эстонского поселенца Георга Лаксберга — Гельмина Александровна Скрымова (1936 г. рожд.).

Пустошь Пустопержа

В 3—4 км к юго-востоку от деревни Моложане Новосельской волости ранее располагалась пустошь Пустопержа, она впервые упоминается в 1854 г. Во второй половине XIX в. герцоги М.Г. и Г. Г. Мекленбург-Стрелицкие и принцесса Е. Г. Саксен-Альтенбургская приобрели землю в Пустопержской и Орловской дачах Моложанского лесничества в количестве 17977 десятин. Они сдавали эту землю в аренду, и, в первую очередь, эстонским и латышским переселенцам, т. к. сами были лютеранского вероисповедания. Первыми поселенцами в пустоши Пустопержа (Pustapersa) Соседненской волости Лужского уезда были выходцы из Верроского уезда Лифляндской губернии (совр. уезд Вырумаа Эстонии), в основном, это были жители окрестностей Верро, Пельвы и Ряпина. В 1880 г. в пустошь Пустопержа из окрестностей Ряпина переселились Петер Тейцман и из Верроского уезда — Петер Сокк. В 1885 г. из Юрьевского уезда в эти места перебрались Юрий Тууль, в 1887 г. — Ян Ойя, а в 1890 г. — Ян Менинг. В 1882 г. в пустоши Пустопержа уже проживала семья Югана Пальца, в 1883 г. — Гендрика Тууля. Позднее здесь появились хутора Петера Пальма, Карла Кронберга, Яна Кахара, Югана Топпера, Карла Тензона, Петера Пейцмана, Карла Конца, Даниеля Калласа, Петера Лео, Августа Лятте, Якоба Пиллера, Яна Сокка, Фрица Гринфельда, Якоба Арипмана, Даниила Калласа, Петера Тидермана, Густава Калласа, Иоганна Кайса, Андреса Юпеца, Петера Юпеца, Яна Лудольфа, Давида Кайса, Яна Леппа, Августа Леппа, Эрнста Ойя, Петера Тадера, Югана Ярва, Якоба Лятте, Петера Ярва, Яна Тосса, Гендрика Юрмана, Яна Омри, Якоба Семуласка, Петера Коллома, Фридриха Ильма, Якоба Хаара, Петера Парксепа, Карла Рейли, Якоба Сонга и др.

Известно, что уже в начале 1880-х гг. в пустоши Пустопержа существовала евангелическо-лютеранская эстонско-латышская община. В 1885 г. здесь проводил обряды крещения Эрнст Ойя, в 1887 г. — Адо Лепп, в 1890 г. — Иоганн Раттас, затем крещение утверждалось пастором Псковской общины Г. К. Брезинским. Среди простых мирян обряды крещения и отпевания на рубеже XIX — XX вв. проводили Ян Сокк, Петер Каллас, Август Пладо, Карл Комусаар, Петер Варик, Ян Перк, Эрнст Ойя, Пеп Айгро, Гендрик Ландт, Густав Ликсман, Гендрик Клийман, Густав Лукк, Ян Тосс.

25 октября 1899 г. на средства герцогов Мекленбург-Стрелицких в Пустопержской даче Моложанского лесничества, у дороги на село Моложане, было открыто Соседненское Екатерининское эстонско-латышское лютеранское училище, которое было так названо в память великой княгини Екатерины Михайловны. По праздникам здание школы обращали в молитвенный дом для лютеран-арендаторов. Свою общину прихожане называли как Пустаперса, но чаще всего как Катарина (Katarina). Кадрин день или Кадрипяев (день святой Екатерины) отмечали 25 ноября, он знаменовал окончание всех полевых и огородных работ. Молитвенный дом для эстов и латышей в пустоши Пустопержа значится в одном из архивных документов 1904 г. Некоторое время Екатерининский молитвенный дом помещался в одном здании со школой, в начале XX в. для него выстроили отдельное здание. После 1918 г. молитвенный дом был преобразован в церковь Святой Екатерины, она находилась примерно в 1,5 км к северо-востоку от эстонского училища, вблизи верховья реки Псковицы. С 1899 по 1910 г. учителем-кистером в Катарине был Карл Августович Рейнталь. До 1909 г. в Катарину 3—4 раза в год приезжал пастор Герман Брезинский, затем пасторы Гаральд Горнберг и Фридрих Дрекслер. Для проведения церковных обрядов для латышей в Катарину приезжали латышские пасторы Псковского прихода Людвиг Чишко и Карл Лаппинг. На пути между училищем и церковью возникло Екатерининское эстонское кладбище. В начале прошлого века здесь были похоронены Мина Пилле (1882–1901), Лиза Юпец (1842–1902), Лиза Сабалиск (1835–1902), Юрий Пальм (1835–1902), Лиза Кайтс (1829–1902), Ян Виск (1836–1903), Ян Кару (1860–1905), Иоганн Ратасеп (1855–1905), Альвина Коллом (1892–1906), Александр Варик (1888–1910), Ян Ганзен (1850–1911), Якоб Тоддинг (1862–1911), Ян Покк (1830–1911), Иоганн Варик (1866–1912) и др.

В 1911 г. в Екатерининском лютеранском училище обучалось 36 детей, в 1911–14 гг. здесь преподавал учитель-кистер Рудольф Густавович Рямман, в 1916–17 гг. — учитель-кистер Карл Банкер. Церковным старостой являлся латышский поселенец Карл Легздин. Обряды крещения и погребения по нужде в Катарине проводили простые миряне Петер Ярв, Август Рейнталь, Гендрик Тууль, Исаак Орро, Август Лятте, Петер Варик, Йозеф Рямман, Пеп Срейберг, Эрнст Ойя, Иоганн Сокк. В 1911 г. в пустоши Пустопержа насчитывалось 100 хуторов, где проживал 401 человек, по другим данным здесь было до 150 хуторов. В 1912 г. было открыто Екатерининское сельскохозяйственное Общество, председателем Совета которого избрали М. П. Тальца, а секретарём — Э. Я. Ойя. В 1918–23 гг. существовал Екатерининский сельский Совет Заклинской волости, затем он стал называться Пустопержским и вошёл в состав Соседненской волости. В 1918 г. по оценке этнографа А. Ниголя в Пустоперже насчитывалось около 900 эстонцев (скорее всего в это число вошли жители пустошей Орловская и Аксово — А.Е.), также он указал здесь школу и молитвенный дом. В 1920 г. в пустоши Пустопержа жили Петер Михайлович Сокк (1860–1925), Карл Яковлевич Арипман (1893–1932), Фриц Аксович Гринфельд, Август Петрович Тейцман (1885–?), Август Петрович Лятте (1876–?), Самуил Янович Кахар, Август Данилович Каллас (1891–?), Рихард Густавович Хакк, Ян Янович Лепп (1901–?), Михкель Петрович Тидерман (1875–?), Юган Юрьевич Тууль (1884–?), Ян Карлович Кронберг, Август Янович Ойя (1888–?), Фридрих Янович Менинг (1885–?), Якоб Яковлевич Хаар (1865–?), Даниил Петрович Тадер (1892–1938), Якоб Гендрикович Лятте (1860–?), Карл Карлович Конц, Фридрих Янович Менинг (1881–?), Александр Адович Лепп (1902–?), Фридрих Данилович Каллас (1901–?) и др.

К Екатерининскому приходу в пустоши Пустопержа причислялись также эстонцы, населявшие пустоши Орловскую и Аксово. В смежной пустоши Аксово, располагавшейся вдоль левобережья реки Псковицы, были хутора Яна Варика, Петера Пальма, Петера Варика, Кристиана Варика, Югана Пиллера, Мартина Штейберга, Югана Ярва, Михкеля Варика, Петера Ярва и др. В 1869 г. в пустошь Аксово из Верроского уезда переселился Видрик Беляев, а в 1872 г. из окрестностей Ряпина переселилась Лиза Беляева, у которой здесь родились два сына Ян Беляев (1886–?) и Август Беляев (1898–?). В 1885 г. сюда из Верроского уезда переселились Ян Варик (1850–?) и Михкель Варик (1841–?). В 1920 г. в пустоши Аксово проживали Густав Видрикович Беляев (1886–1938), Ян Гендрикович Ярв (1865–?), Эдуард Петрович Пальм (1891–?), Кристиан Михайлович Варик (1893–?), Александр Видрикович Беляев (1884–?), Юган Гендрикович Ярв (1867–?), Освальд Юганович Ярв (1899–?), Эдуард Янович Беляев (1903–?), Мартын Петрович Штейберг, Петер Янович Варик (1888–?), Герман Петрович Пальм (1896–?). Одним из самых зажиточных в пустоши Аксово был Густав Видрикович Беляев. Он имел 36 десятин земли, дом с двумя комнатами, каменный хлев, хлебный амбар, сенной сарай, кузницу, ветряную мельницу с тремя поставами, вязальную машину, паровую трёхсильную машину с лесопильным станком, косилку, из скотины и птицы: 2 лошади, 5 коров, 2 поросёнка, 8 овец, 10 куриц, 5 уток. В его саду росли 5 яблонь и 25 вишен. В 1920 г. у него в запасах имелось: озимой ржи — 15 пудов, ячменя и пшеницы — 50, картофеля — 150, сена лугового — 100, клевера — 100 и соломы — 100 пудов. В 1930 г. хозяйство Г. В. Беляева раскулачили и всю семью выслали в Мурманский край, а в 1938 г. главу семьи арестовали и безвинно расстреляли.

В пустоши Орловской (Orlowski), находившейся в 4,5 км к северо-востоку от деревни Моложане, вдоль левобережья реки Луки, в начале 1880-х гг. проживали эстонские семьи Йозепа Кооскора, Яна Кристоваска, Петера Вахера, Иоганна Раттаса, Петера Лео, Адо Сеппа. В 1875 г. в пустошь Орловская Дача из Юрьевского уезда переселился Петер Кооскор, в 1890 г. из Веросского уезда — Юган Адамсон. Также здесь появились хутора Карла Адамсона, Яна Адамсона, Карла Ганзена, Петера Лео, Карла Лео, Якоба Коллома, Яна Ганзена, Михкеля Сиккаля, Петера Лео, Яна Раттаса, Петера Коллома, Густава Кооскора и др. Лютеранскую веру здесь проповедовали Иоганн Кооскор, Йозеп Кооскор, Ян Ганзен, Иоганн Раттас и Михкель Лео, они же совершали по нужде обряды крещения и погребения. В 1920 г. в пустоши Орловская Дача проживали Ян Янович Ганзен (1898–?), Йозеп Петрович Кооскор (1860–?), Карл Яковлевич Ганзен, Юган Михайлович Адамсон (1863–?), Ян Кристианович Кристоваск (1863–?), Юган Осипович Кооскор, Рихард Петрович Лео (1900–1938), Пётр Петрович Лео и др. Сейчас в урочище Орловская Дача сохраняются остатки каменного хлева, владельца этого строения определить не удалось.

В начале 1925 г. в здании Екатерининской эстонской школы работал эстонский клуб «Сядэ», при котором действовал драматический кружок. Школьным учителем тогда был Мюлер, в начале сентября 1925 г. его сменил новый учитель — Э. Трейфельдт. В 1926 г. на 159 хуторах в пустоши Пустопержа проживало 823 человека. В сентябре 1928 г. в Пустопержской пустоши насчитывалось 176 хуторов, в т. ч. эстонских — 124, русских — 30, латышских — 22. На эстонских хуторах проживали 574 эстонца. В январе 1928 г. эстонская лютеранская община в пустоши Пустопержа была ликвидирована, Екатерининскую лютеранскую церковь закрыли. Известно, что последним служителем религиозного культа в пустоши Пустопержа был Андрей Данилович Юпец (1867–1937). В 1929 г. его, как «проповедника лютеранской церкви» лишили избирательных прав, а в 1930 г. как «служителя лютеранской церкви» раскулачили, забрав всё имущество в колхоз «Тулевик». В ноябре 1937 г. А. Д. Юпец был арестован и в декабре того же года расстрелян по приговору комиссии НКВД СССР, были расстреляли и двое его сыновей, а жена выслана за пределы Новосельского района. Как использовалось здание церкви Святой Екатерины после закрытия неизвестно, бывшая церковь значится на военно-топографической карте 1939 г., по устным свидетельствам её здание сгорело в годы войны. В январе 1928 г. значится бывшая Екатерининская эстонская школа, тогда в её здании работала Пустопержская эстонская двухкомплектная школа I-й ступени, в которой обучалось 73 учащихся и преподавали учителя Тотсман и Куба. В 1933 г. эта школа называлась как Лейнерская эстонская школа I-й ступени. В 1934/35 учебном году в Лейнерской эстонской начальной школе насчитывался 31 учащийся и 2 преподавателя, в 1935/36 учебном году — 36 учащихся. Здание Лейнерской начальной школы (бывш. Екатерининского лютеранского училища) было сожжено в годы войны, сейчас от него в зарослях кустарника около дороги Первенец — Моложане сохраняется фундамент.

В 1928 г. Пустопержский сельсовет был переименован в Лейнерский в честь члена ЦК КПЭ Александра Лейнера, убитого агентами эстонской полиции в августе 1927 г., соответственно пустошь Пустопержа стала называться пустошью Лейнера (Leineri). В 1930 г. хутора в пустоши Лейнера были объединены в четыре эстонских колхоза: «Пунане-Кюльвая» («Красный сеятель»), «Тулевик» (Будущее»), «Уус-Эллу» («Новая жизнь») и «Эдази» («Вперёд»), в пустоши Орловской организовали колхоз «Красный Орёл». В этот период многие эстонские хозяйства в пустоши Лейнера подверглись раскулачиванию. Например, Ян Мартынович Тосс имел 22 десятины земли, 2 лошади и 3 коровы, а в хозяйстве Андрея Даниловича Юпеца было 12 десятин земли, лошадь, 3 коровы, 2 поросёнка, 5 овец и конная льномяльная машина. В 1939 г. большинство хуторов сселили на место колхозных усадеб. На начало 1941 г. в деревне Пунане-Кюльвая было 15 дворов и 40 жителей, в деревне Тулевик — 33 двора и 95 жителей, в деревне Эдази — 6 дворов и 25 жителей, в деревне Уус-Эллу — 11 дворов и 34 жителя, в деревне Орёл — 14 дворов. В 1943 г. все вышеперечисленные деревни были сожжены фашистами. После войны восстановилась только деревня Пунане-Кюльвая, в 1948 г. здесь было 10 хозяйств и 21 житель, последние жители покинули деревню в 1959 г. Деревня Орёл после войны сначала тоже стала заселяться, но в 1947 г. она полностью обезлюдела.

По воспоминаниям жительницы деревни Первенец Марии Николаевны Михайловой (1944 г. рожд.), у которой в 1924 г. в пустоши Пустопержа родилась её мама Сальма Августовна Алексеева (урождённая Кайс), в 1958 г. около входных ворот Екатерининского эстонского кладбища стояла деревянная эстонская часовня. В первые два-три послевоенных десятилетия сюда из Эстонии ежегодно для поминовения усопших приезжали пастор и эстонцы, покинувшие в разное время родные места. Сейчас в 500 м к северо-востоку от урочища Пунане-Кюльвая находится заброшенное Екатерининское эстонское кладбище, где на его входе сохраняются кованые железные ворота с каменными столбами. На кладбище есть несколько кованых крестов, по надписям можно определить только четыре могилы, где похоронены Яков Арипман (1865–1938), Карл Арипман (1893–1932), Петер Сокк (1860–1925) и Петер Сокк младший (1891–1921). Сейчас на кладбище ухаживают только за одним семейным захоронением, где похоронена Лидия Ивановна Степанова (урождённая Ганзен). Сын её брата Якова Ивановича Ганзена — Александр Яковлевич Ганзен (1958–2014) в последнее время проживал в деревне Моложане.

Луговская пустошь

В 2,5 км к северо-западу от деревни Серёдка Новосельской волости, на возвышенности вблизи реки Люты, находится урочище Луг-Лог. В середине XIX в. здесь располагались пустоши Луг и Лог, они были смежные друг с другом, поэтому имели общее название Луг-Лог (Lug-Logi) или Луговская пустошь. В одном из архивных документов указывается, что эстонская колония в пустоши Луг-Лог образовалась в 1868–73 гг. В метрических книгах Лужского прихода эстонская община в Луговской пустоши называется Сироткино (Sirotkino), а в метрических книгах Псковского прихода Святого Иакова она значится как Серётка (Seretka), т. е. по ближайшей деревне Серёдке. Первыми поселенцами в Луговской пустоши Соседненской волости были выходцы из Лифляндской губернии, в основном, из окрестностей Ряпина, Пельвы, Нейгаузена и Вендау. В 1872 г. в пустоши Луг обосновался уроженец Перновского уезда Мадис Гендрикович Николаи (1826–?) вместе с сыном Юганом Мадисовичем Николаи (1858–?). В 1873 г. в эти места из Перновского уезда переселился Мадис Михкелев Николаи (1833–?). В 1874 г. в пустоши Луг приобрёл землю Гендрик Михкелев Николаи (1836–?). Также в 1882 г. здесь обзавелись своей землёй Авраам Михайлович Николаи (1848–?) и Август Кузик, а в 1883 г. — Ян Матсон. В 1880 г. в пустошь Луг-Лог из Верроского уезда переселился Густав Гансович Фриш (1852–?), в 1894 г. из Перновского уезда — Александр Калев, а 1893 г. из Верроского уезда — Юган Данилович Рооз (1860–?) и в 1906 г. — Якоб Густавович Отсинг (1872–?). По данным Р.Г. фон Гольста в 1896 г. в поселении Серётка насчитывалось 226 эстонцев. В начале прошлого века здесь проживали семьи Иоганна Кузика, Йозепа Геринга, Густава Пайде, Яна Пяссера, Ганса Николаи, Мадиса Николаи, Якоба Кяйса, Карла Хагги, Иоганна Гамберга, Мадиса Гамберга, Югана Рооза, Видрика Рооза, Яна Кярика, Юрия Коха, Петера Калева, Георга Палло, Генриха Риканда, Пепа Сабалиска, Рудольфа Урганта, Иоганна Эрница, Адо Ребане, Сиима Калева, Михкеля Рятта, Эдуарда Пайя, Мадиса Гольберга и др.

К началу 1880-х гг. в эстонской колонии Луг-Лог (Серётка) образовалась евангелическо-лютеранская община. В метрических книгах Гдовского прихода Луговская пустошь значится как пустошь Лууга (Luuga). В 1883 г. здесь проводил обряды крещения Ян Саар, в 1894 г. — Иоганн Крийс. По сведениям за 1884–85 гг. поселенцы из Серётки крестили детей в школьно-молитвенном доме Масниково-Горской общины, причём обряды крещения здесь совершал простой мирянин из Серёткинской общины Гендрик Николаи, а обряды отпевания — Мадис Николаи. В 1898 г. поселенцы из Луговской пустоши пожелали устроить у себя молитвенный дом, но власти отказали им в этом. Однако уже в то время здесь действовала небольшая лютеранская молельня, которая находилась на хуторе одного из поселенцев. Обряды крещения в Серётке тогда исполнял Ганс Николаи, а общину два раза в год посещал псковский пастор Герман Брезинский. Лютеранский молитвенный дом «на пустоши близ деревни Серёдка» значится в одном из архивных документов за 1904 г. В Луговской пустоши открылось эстонское кладбище, оно впервые упоминается в 1901 г., здесь стали хоронить умерших не только из Серётки, но и со станции Белая (с 1905 г. — Струги-Белая) и с ближайших хуторов в Соседненской и Яблонецкой волостях. Тогда на Луговском кладбище были похоронены Александр Ламмас (1877–1901), Юлия Ломп (1841–1902), Густав Валге (1886–1901), Майя Крийс (1856–1902), Леена Гольберг (1831–1903), Ян Рооз (1863–1906), Адо Лутс (1839–1909), Ганс Лагус (1860–1909), Мадис Николаи (1907–1910), Карл Ярв (1875–1910), Анна Николаи (1842–1911), Иоганн Крийс (1861–1911), Петер Ламмас (1868–1912), Карл Пяртель (1880–1913), Михкель Югансон (1866–1913), Эмилия Лутс (? –1924) и др.

С самого начала прошлого века поселенцы из Серёткинской общины также крестили детей в Екатерининском молитвенном доме в пустоши Пустопержа. В 1905 г. в Луговской пустоши был открыт свой деревянный школьно-молитвенный дом с помещением для кистера. Эстонское училище и молельня здесь находились под одной крышей. По сведениям за 1908–15 гг. церковные обряды в Серётке проводили Густав Пяренд и Самуил Холстинг, которые в разное время были учителями-кистерами в Струго-Бельской эстонской общине. С 1915 по 1918 г. учителем-кистером в Серётке являлся Густав Пяренд, по сведениям 1923 г. эту должность занимал Самуил Иванович Холстинг. По нужде обряды крещения и погребения в Серётке в то время также проводили простые миряне Ганс Николаи, Мадис Николаи, Юрий Кузик, Ганс Вабель, Карл Симонсон, Ян Саар, Эдуард Гольберг, Карл Геринг, Якоб Тадер, Ян Пяссер, Гендрик Пусеп, Якоб Кузик, также для этого приглашали Петера Варика из пустоши Аксово, Мартина Лукаса из пустоши Ложок, Яна Валге и Петера Ярва из Дубницкой пустоши.

По оценке этнографа Августа Ниголя в 1918 г. в Серётке насчитывалось почти 600 эстонцев (скорее всего в это число вошли эстонцы, проживающие на соседних пустошах Могутово и Леоново — А.Е.). Тогда же Луговское эстонское училище было реорганизовано в Луговскую эстонскую школу I-й ступени, которая в 1928 г. называлась Луг-Логская эстонская школа I-й ступени. В 1923 г. в Серётке в одном здании находились молитвенный дом, школа и эстонский клуб имени В. И. Ленина, где, кроме кружка пения, музыкального и драматического кружка, был ансамбль духовых инструментов. К 1925 г. при Луговском эстонском клубе также работали кружки по изучению природы, искусства, кружок атеизма и политический кружок. Председателем кружка друзей газеты «Эдази» в 1925 г. был Александр Николаи. До 1926 г. клуб возглавлял школьный учитель Самуил Холстинг, затем его на этой должности сменил Ф. Тоотсман. В 1924–27 гг. в Серётку приезжал пастор Михаил Лаппинг. По переписи 1926 г. в Луговском сельсовете проживали 338 эстонцев, в Могутовском сельсовете — 423. В 1926 г. Луговский молитвенный дом посещали 111 эстонцев и 22 латыша. В ноябре 1926 г. вышло постановление Лужского уисполкома и Ленинградского губисполкома о закрытии церкви и передачи её помещения под школьный клуб. Закрытие Луговского молитвенного дома было подтверждено актом от 2 апреля 1927 г.

В 1918–28 гг. существовал Луговской сельский Совет, затем его передали в состав Могутовского сельсовета Новосельского района. В январе 1928 г. в Луговской эстонской колонии проживали 309 эстонцев, в Могутовской колонии — 390. В 1927/28 учебном году в Луг-Логской эстонской школе I-й ступени обучалось 23 учащихся. В 1929 г. в пустоши Луг-Лог был создан колхоз «Уус-Ильм» («Новый мир»), в 1930 г. его переименовали в честь одного из организаторов Компартии Эстонии Виктора Кингисеппа, расстрелянного в застенках эстонской полиции. В 1929 г. в пустоши Луг-Лог насчитывалось 33 хозяйства. Тогда здесь проживали Ганс Абрамович Николаи (1867–?), Яков Густавович Фриш (1880–1938), Мадис Александрович Калев (1901–?), Мадис Абрамович Николаи (1866–?), Рудольф Антонович Рослендер (1892–?), Александр Матвеевич (Мадисович) Николаи (1898–?), Ян Петрович Хютт (1888–?), Мадис Мадисович Гольберг (1891–?), Август Янович Пяссер (1903–1937), Яков Иванович Лиив (1868–?), Ян Мадисович Гольберг (1904–?), Юган Данилович Рооз (1860–?), Петер Иванович Калев (1885–?), Михаил Абрамович Пяртель (1887–?), Даниил Иванович Кинг (1884–?), Якоб Густавович Отсинг (1872–?), Андрей Генрихович Саава (1866–?), Юган Матвеевич Николаи (1899–?), Антон Андреевич Николаи (1879–?), Эдуард Генрихович Саава (1905–1937) и др. Например, Юган Данилович Рооз имел 27 десятин земли, жилой дом размером 6х3 сажени с пятью окнами и тремя дверьми, хлев, конюшню, сенной сарай и свинарник под одной крышей, гумно с ригой, две клети, баню, сад из 10 яблонь, косилку. Из скотины у него были лошадь, жеребёнок, 5 коров, нетель, бычок, поросёнок, подсвинка, 8 овец. Выгон для скота был огорожен изгородью длиной 570 саженей (1216 погонных метров). В хозяйстве Якоба Густавовича Отсинга имелось 29 десятин земли, в т. ч. 7 десятин под пашней, жилой дом размером 4х3 сажени, конюшня, хлев, гумно с реем, баня, лошадь, 3 коровы и овца.

Очень зажиточным был Ганс Абрамович Николаи, семья которого состояла из жены Елизаветы Андреевны (1873–?), сына Мартына (1905 г. рожд.) и дочери Хильды (1903 г. рожд.). До 1917 г. он имел 110 десятин земли, из них 60 десятин под пашней, двухэтажный жилой дом, 3 лошади, 12—13 дойных коров, 5—6 нетелей, 15—20 свиней, все сложные машины, постоянно держал 3—4 батрака. В разные годы в батраках у него работали Мария Калев, Август Матсон, Магда Отсинг, Юлиус Талмейстер, Егор Дмитриев, Михкель Нагельман, Рудольф Виллак, Розалия Саава. В 1929 г. в хозяйстве Г. А. Николаи осталось 30 десятин земли, 3 лошади, бык, 6 коров, 2 нетели, телёнок, 2 поросёнка, 6 овец. В 1932 г. группа бедноты Могутовского сельсовета в составе Э. Отинга, К. Виярда, А. Кранцмана, Р. Циммера, Э. Саара вынесли решение об исключении из колхоза имени Кингисеппа Ганса Николаи и ликвидации его «как класса» за то, что якобы он был «активным служителем культа, членом церковной двадцатки… и махровым эксплуататором чужого труда». Вместе с хозяйством Г. А. Николаи было раскулачено хозяйство Антона Андреевича Николаи.

В соседней пустоши Боровинка находился хутор Кристиана Яковлевича Сикка (1885–?), его отец Якоб Адамович Сикк переселился сюда в 1880 г. из местечка Вынну Юрьевского уезда. В 1920 г. К. Я. Сикк имел лошадь, 2 коровы, нетель, поросёнка и овцу. В 1875 г. в пустоши Засека обосновался уроженец Юрьевского уезда Юрий Пяртли, в 1920 г. на этом хуторе жил его сын Петер Юрьевич Пяртли (1898–?). В 1886 г. в смежную пустошь Кирпичниково из Феллинского уезда переселился Сиим Симонов Матсон (1848–?). В 1920 г. его старший сын Август Симонович Матсон (1894–?) имел здесь 10 десятин земли, 2 коровы, телёнка, поросёнка и 2 овцы. Также здесь проживал Юган Симонович Матсон (1901–?). В 1893 г. в пустошь Кирпичниково переехал на жительство из Верроского уезда Петер Михкелев Хярм (1861–?). В 1920 г. у него в хозяйстве было 9 десятин земли, лошадь, корова, телёнок, поросёнок и 2 овцы. В 1908 г. П. М. Хярм посадил сад, в котором насчитывалось 25 яблонь, 10 кустов крыжовника и 10 кустов красной смородины.

К эстонскому приходу в Серётке причислялись также эстонцы, проживавшие на пустошах Могутово (Mogutowo) и Леоново (Leonowa), относившихся к Соседненской волости. Известно, что в 1873 г. в пустоши Леоново купили землю остзейские уроженцы Иоганн Томсон, Михкель Кодарас и Иоганн Ломбас. В 1878 г. в пустоши Могутово уже проживала семья Отто Ваза. В 1888 г. в пустоши Могутово поселился уроженец Верроского уезда Ян Михкелев Омри (1864–?). В 1890 г. из Юрьевского уезда в пустошь Леоново переселился Карл Тамберг (1868–?). К концу XIX в. в пустоши Могутово находились хутора Оскара Сильма, Петера Саксонда, Яна Краунмана, Иоганна Якоби, Эмиля Гундлаха, Оскара Вазы, Карла Омри, Петера Хютта, Югана Лиива, Петера Лиива, Яна Омри. В пустоши Леоново были хутора Иоганна Гольберга, Яна Гольберга, Якоба Кодараса, Карла Тамберга, Георга Куппа, Иоганна Матсона и др. Известно, что пустошь Могутово посещал пастор Псковского прихода Гаральд Горнберг. В начале 1880-х гг. поселенец из Могутовской пустоши Ян Лиив крестил детей в Масниковском школьно-молитвенном доме. В начале прошлого века непосредственно в пустоши Могутово обряды крещения и погребения по нужде проводили Ян Хютт и Александр Ваза, а в пустоши Леоново — Якоб Кодарас и Эдуард Гольберг. На свой лад эстонцы называли пустошь Могутово как Мокутово.

В 1931 г. в пустоши Могутово был организован колхоз, названный именем руководителя местной организации Компартии Эстонии Иоханнеса Юрна, убитого в Таллинне агентами эстонской охранки в марте 1930 г. Также здесь создали колхоз «Уус-Кюля», при котором открыли эстонскую школу. В 1934/35 учебном году в эстонской начальной школе при колхозе «Уус-Кюля» (она называлась также как Лейнерская II-я эстонская начальная школа) насчитывалось 28 учащихся и 1 преподаватель, в 1935/36 учебном году — 21 учащийся. В пустоши Леоново в 1931 г. был создан колхоз «Пунане-Леоново» («Красное Леоново»). На начало 1941 г. в деревне Леоново насчитывалось 18 хозяйств и 77 жителей. Известно, что в 1930 г. был раскулачен Александр Оттович Ваза (1878–1937), всю его семью выслали в Новгород, в августе 1937 г. его арестовали и в октябре того же года по приговору Особой тройки УНКВД Ленинградской области расстреляли. В 1933 г. были раскулачены члены колхоза имени Юрна Самуил Хютт, Ян Лиив и Александр Восман, в годы сталинских репрессий были безвинно расстреляны Иван Карлович Тамберг (1894–1937), Иван Юганович Матсон (1893–1938), Александр Яковлевич Кодарас (1897–1938), Александр Иванович Гольберг (1903–1938), Рудольф Георгиевич Купп (1899–1938). В послевоенное время в деревне Могутово из числа потомков эстонских поселенцев проживал Альфред Давыдович Кильк (1928–?).

В 1932 г. учащиеся Луг-Логской школы I-й ступени в связи с 10-летней годовщиной со дня смерти Виктора Кингисеппа организовали сбор денежных средств для поддержки заключённых эстонских тюрем. В 1935 г. 35 школьников питались бесплатно благодаря доходам с пришкольного подсобного хозяйства. В 1934 г. Луг-Логская эстонская школа была реорганизована в неполную среднюю школу, в 1936 г. её директором был Гансон, учителем географии — Саар, учителем сельского хозяйства — Саава. В 1934/35 учебном году в Луг-Логской эстонской НСШ насчитывалось 72 учащихся и 7 преподавателей, в 1935/36 учебном году — 85 учащихся. В 1939 г. часть хуторов в пустоши Луг-Лог сселили в деревню Луг-Лог, которая стала центральной усадьбой колхоза «Кингисепп». На начало 1941 г. в деревне Луг-Лог насчитывалось 19 хозяйств и 76 жителей. Председателем колхоза «Кингисепп» тогда был Рудольф Антонович Рослендер, счетоводом — Марта Яковлевна Лиив, председателем ревизионной комиссии — Виктор Иванович Пяссер. В октябре 1943 г. деревня Луг-Лог была полностью сожжена фашистами, сгорело и здание Луг-Логской неполной средней школы. После войны деревня Луг-Лог восстановилась, в 1950 г. здесь было 7 хозяйств и 25 жителей, но в середине 1950-х гг. деревня полностью обезлюдела. Ныне о существовавшем когда-то эстонском поселении в пустоши Луг-Лог напоминает только заброшенное Луговское (Серёткинское) эстонское кладбище. По устным свидетельствам на Луговское кладбище каждый год из Эстонии приезжали две женщины-эстонки, чтобы прибраться на могилках и помянуть упокоенных здесь эстонских поселенцев. Последний раз они были здесь несколько лет назад. Теперь в тех местах бывают разве что проходящие мимо охотники или грибники. В 2018 г. в урочище Луг-Лог удалось побывать Марии Рооз, которая проживает в Санкт-Петербурге и является правнучкой Югана Даниловича Рооза.

Станция Струги-Белая и близлежащие пустоши

Эстонская евангелическо-лютеранская община на станции Белая (с 1905 г. — Струги-Белая) была образована в самом начале XX в., к ней причислялись эстонские поселенцы, проживавшие не только в пристанционном посёлке, но и на близлежащих хуторах в пустошах Холохино, Воробьёво, Щир-Горка, а также в пустоши Губин Клин близ имения Луговое. Известно, что в 1904 г. на станцию приезжал из Пскова кистер Вильгельм Мюллер для совершения обряда крещения. В 1905 г., после окончания земской учительской семинарии в Санкт-Петербурге, на станцию Струги-Белая приехал Густав Леопольд Пяренд (1884–1974), его отец в 1885 г. переселился в эти места из Юрьевского уезда и основал в окрестностях станции свой хутор. Лужский мещанин из числа зажиточных эстонцев Александр Яковлевич Пясс, который имел в Струги-Белой несколько домов, предложил Густаву Пяренду создать в одном из его домов эстонскую школу. С этой идеей они вместе отправились к школьному инспектору и попросили разрешение на создание своей школы. Разрешение было получено, и первая эстонская школа вскоре была открыта. Став школьным учителем, Густав Пяренд получил в Санкт-Петербурге благословление от суперинтенданта Пингоу и по воскресеньям в здании, где открылась школа, начал читать проповеди и проводить религиозные обряды. Известно, что в 1908 г. в Струги-Белую приезжал пастор Оскар Пальза и крестил новорожденных на дому. Вскоре после открытия школы было создано Струго-Бельское эстонское просветительское Общество, на его праздничном открытии присутствовал делегат Общества лингвист Каарел Леэтберг (1867–1945). В начале прошлого века в посёлке Струги-Белая (Strugi) проживали семьи Карла Кристофа, Фрица Глазера, Карла Нарусбека, Иоганна Кютта, Яна Неймана, Петера Климанта, Яна Викса, Гендрика Сильбаума, Густава Трийпуса, Карла Кюбара, Яна Саззи, Фердинанда Кайса, Даниеля Пельда, Якоба Коозапойка, Карла Грота, Генриха Яллая и др. В посёлке Струги-Белая жили не только крестьяне, но и торговцы, ремесленники, служащие, рабочие. Например, Генрих Яллай держал мясную лавку, Фриц Глазер работал на пекарне, Ян Саззи был булочником, Ян Нейман — токарем, Иоганн Грот — ломовым извозчиком на станции.

До начала XX в., т. е. до разрастания пристанционного посёлка Струги-Белая, объединяющим центром для эстонских поселенцев в этой местности была пустошь Холохино, она примыкала к западной окраине посёлка. Первыми поселенцами в Холохинской пустоши были выходцы из Лифляндской губернии, в основном, из окрестностей Ряпина, Нейгаузена, Оравы и Оденпе. В 1880-е гг. в пустоши Холохино проживали семьи Петера Кадде, Тыниса Вареса, Михкеля Ламмара, Тыниса Эйсмана, Томаса Варика, Михкеля Кинна, Иоганна Меннинга, Ганса Эпельбаума, Сийма Кермана, а в начале прошлого века здесь жили семьи Яна Нарусбека, Вольдемара Меттуса, Яна Мягера, Югана Меттуса, Яна Холстинга, Видо Отсинга, Иоганна Фрида, Югана Хирва, Яна Тенно, Густава Крайниха, Эдуарда Люды и др. В 1906 г. в пустоши Холохино поселился уроженец Верроского уезда Густав Крайник. В 1908 г. сюда из Верроского уезда переселился Густав Янович Нирк. По сведениям за 1881–85 гг. в пустоши Холохино (Cholochino) уже были свои проповедники лютеранской веры — Ян Тензон, Юрий Лаксберг, Андрей Сепп, Ян Меннинг и Йозеп Мягер, они по нужде на дому крестили детей и отпевали усопших. Также для совершения обрядов в Холохинскую пустошь приезжали школьный учитель Ян Лаар из Масниково-Горской общины, Гендрик Николаи и Видрик Николаи из Луговской пустоши, Ян Кург из пустоши Горушка. Эстонские поселенцы называли Холохинскую пустошь на свой манер как Калохино.

В 1909 г. эстонцы совместно с латышами основали Холохинское Общество сельского хозяйства, председателем которого был избран владелец имения Холохино В. Г. Гнедич, а секретарём — Г. Л. Пяренд. При Обществе была организована библиотека, которая к 1910 г. насчитывала около 300 книг. В 1911 г. действительный статский советник В. Г. Гнедич (1850–1917) подарил эстонцам под строительство новой школы одну десятину земли. На певческом поле при станции Струги-Белая устраивались певческие праздники, а хоры и ансамбли пристанционного посёлка участвовали во многих певческих праздниках, проводившихся, в том числе, в Эстляндской и Лифляндской губерниях. 16–17 июня 1907 г. в Вильянди состоялся певческий праздник, в котором участвовал и эстонский мужской квартет из Струги-Белой под управлением Густава Пяренда. В 1909 г. в Струги-Белой был проведён фестиваль песни эстонских поселенцев, в котором принял участие местный хор, а также хоры из Луги, Масниковой Горы и др. поселений. Одним из главных организаторов этого певческого фестиваля был известный эстонский историк, фольклорист и просветитель Самуэль Соммер (1872–1940). 12–14 июня 1910 г. в Таллине состоялся певческий праздник, в котором участвовал эстонский хор из посёлка Струги-Белая в составе восьми исполнителей под руководством учителя Густава Пяренда. 19 июня 1911 г. по инициативе Санкт-Петербургского эстонского просветительского общества в Струги-Белой провели XI-й певческий праздник эстонских поселений. В 1913 г. здесь, при отделении этого общества, открыли эстонскую библиотеку.

В 1910 г. на западной окраине посёлка при станции Струги-Белая (с 1919 г. — посёлок Струги Красные) был устроен эстонский молитвенный дом, который с 1910 по 1916 г. относился к лужскому приходу Христа Спасителя, а с 1917 г. стал филией Гатчинского прихода. Для проведения богослужений и совершения религиозных обрядов сюда приезжал пастор гатчинской церкви Святого Николая Оскар Густавович Пальза (1863–1926), он же служил и в Лужской эстонской церкви. Между приездами пастора обряды крещения и погребения для жителей пристанционного посёлка по нужде проводили школьные учителя-кистеры, а также простые миряне Юган Полиц из пустоши Щир-Горка, Видо Отсинг, Ян Холстинг и Петер Тенно из пустоши Холохино. Прихожанами Стуго-Бельского евангелическо-лютеранского прихода были не только эстонские поселенцы, но и жившие в этих местах латыши и немцы. При Струго-Бельском молитвенном доме работало эстонское лютеранское училище.

В 1910 г. Густав Пяренд уехал учительствовать в Эстонию. В сентябре 1910 г. председатель Струго-Бельского эстонского просветительского Общества Александр Яковлевич Пясс поместил объявление в газету «Постимеэс» («Postimees») о том, что Общество ищет учителя-кистера в лютеранскую школу, который мог бы руководить певческим хором и трудиться на поле Общества. Учителю полагалась годовая зарплата в размере 275—300 рублей, предоставлялась отдельная квартира с отоплением и освещением. 12 октября 1910 г. в Струги-Белую прибыл школьный учитель Самуил Холстинг. Церковными делами в это время занимался помощник школьного учителя А. Отс. В 1911 г. в Бельском частном лютеранском училище обучалось 30 детей со станции Струги-Белая и окружающих поселений, где проживало 340 лютеран. В 1911 г. Густав Пяренд вернулся в Струги-Белую и до 1915 г. вновь преподавал в эстонской школе, вместе с ним здесь в разное время работали Самуил Холстинг и Август Рогенбаум. В 1917 г. школьным учителем-кистером значился В. Тевет. В 1915–18 гг. Густав Пяренд работал школьным учителем в Луговской эстонской общине. В 1918 г. он поселился с семьёй на хуторе близ посёлка Струги Красные, предположительно в Холохинской пустоши, землю под который он купил в 1907 г. Здесь он возвёл новый жилой дом, каменный хлев, другие постройки. В 1931 г. его хозяйство раскулачили. В 1932 г. Густав Пяренд перебрался в Эстонию и работал школьным учителем в приходе Камбья Тартуского уезда, позднее учителем в Тарту, где и умер на 90-м году жизни.

В начале XX в. пустошь Холохино вплотную примыкала к окраинам посёлка Струги-Белая. В 1920 г. здесь жили Ян Яковлевич Нарусбек (1872–?), Оскар Видович Отсинг (1900–?), Густав Янович Нирк (1873–?), Август Юганович Хирв (1900–1938), Эдуард Гендрикович Люде (1878–?), Оскар Густавович Крайник (1896–?), Арнольд Юганович Меттус (1883–?), Эдуард Густавович Крайник (1898–?) и др. К северо-западу от пустоши Холохино, вдоль правобережья реки Белой располагалась пустошь Воробьёво, где в начале прошлого века проживали семьи Августа Тотса, Якоба Толсберга, Александра Мяги, Иоганна Кинга, Якоба Тадера, Юрия Мяги. В пустоши Губин Клин близ имения Луговое, были хутора Яна Пяренда, Якоба Пярка, Гендрика Кульбока, Яна Экса, Юрия Макке, Яна Засса, Рудольфа Пунисона и Петера Экса. Одним из первых, в 1880 г., в пустошь Губин Клин переселился остзейский уроженец Юрий Засс. В 1902 г. здесь обосновался Ян Мартынович Экс (1874–?), он был родом из Юрьевского уезда. В 1920 г. Я. М. Экс имел 10 десятин земли, дом, хлев, конюшню, хлебный амбар, гумно и кузницу.

В 5 км к юго-западу от станции Струги-Белая находилось имение Леоново, с 1906 г. им владел сын Ю. И. Броневского — Леон Юлианович Броневский. В 1910 г. остзейский уроженец Иоганн Петрович Лаук (? –1924) на правах ответственного приказчика акционерного общества пивоваренного и водочного завода «Тиволи» из Юрьева стал заведовать в имении Леоново складом пива и мёда. Под склад алкогольных напитков была приспособлена каменная кладовая, пиво и мёд доставляли по железной дороге, в кладовой их разливали по бутылкам и затем продавали. В 1914–15 гг. И. П. Лаук заключил договор с другим акционерным обществом из Юрьева — пивоваренным, портерным и водочным заводом «А. Ле Кок». В 1914 г. была построена вторая каменная кладовая для разлива пива, портера и мёда, у этого здания были двойные стены с воздушной прослойкой для сохранения в помещениях одинаковой температуры, необходимой для хранения алкогольных напитков. Каменная кладовая, построенная в 1914 г., сохранилась до наших дней. В 1960 г. при переделках здания под караульное помещение были разобраны вторые стены и сбит выложенный на фасаде год постройки. В 1915–18 гг. И. П. Лаук был управляющим в имении Леоново, после революции ему достались двухэтажный дом и две каменные кладовые. Когда Иоганн Лаук умер, то этими строениями стала владеть его жена Елизавета Георгиевна Лаук (1881–?), в 1932 г. её хозяйство раскулачили, обвинив в том, что она до 1928 г. содержала свой пивзавод, а также сдавала в аренду свой жилой дом командирскому составу на время лагерных сборов в 1930 г. С 1906 г. у владельца имения Леоново Л. Ю. Броневского работал садовником Фриц Видович Сабалиск (1877–?). С 1918 по 1924 г. он работал в Лужском земельном отделе, а затем в бывшем имении Леоново взял в аренду сад площадью в 1 десятину и занялся огородничеством. Выращенные фрукты и овощи он сбывал местной кооперации для столовых военных лагерей. Также на время лагерного периода он сдавал командирскому составу в аренду свой жилой дом. В 1930 г. хозяйство Ф. В. Сабалиска было объявлено кулацким.

В 5 км к юго-западу от Холохинской пустоши располагалась пустошь Овчино. В 1893 г. в пустоши Овчино владел землёй Петер Мярди Уйбо (1846–?), по другим архивным данным он проживал здесь уже в 1882 г. По сведениям за 1913 г. Петер Уйбо проводил в пустоши Холохино и её окрестностях обряды крещения. У Петера Уйбо и его жены Марии родились два сына: Иоганн (Ян) и Карл, которые после женитьбы отделились от отца и стали жить в пустоши Овчино своими хозяйствами, все их три хутора стояли близко друг от друга. По устным свидетельствам ещё до революции Ян и Карл Уйбо были осуждены к лишению свободы за попытку убийства своего кузена. Затем трагически погибла жена Карла — Анна Уйбо, их сына Рихарда взяла на воспитание жена брата Яна Уйбо. К 1921 г. Ян вернулся на родной хутор и продолжил вести своё хозяйство. О брате Карле Уйбо сведений найти не удалось, известно лишь то, что его второй сын Иван Карлович Уйбо (1918 г. рожд.) погиб на фронте в 1944 г. В 1931 г. семья Яна Петровича Уйбо (1872–?) вступила в колхоз «III-й Интернационал». В 1934 г. его семья состояла из жены Эллы Яковлевны (1891 г. рожд.), матери Марии Мартовны (1846 г. рожд.), сыновей Рудольфа (1922 г. рожд.), Арнольда (1926 г. рожд.) и дочери Сальмы (1923 г. рожд.). Сыновья Яна Уйбо — Освальд (1909 г. рожд.) и Павел (1908 г. рожд.) в это время проходили службу в Красной армии. Отца Петера Уйбо к 1934 г. уже не было в живых. Далее о судьбе семейства Уйбо ничего не известно. Сейчас место, где стояли хутора Яна и Карла Уйбо, называется Уйбиной горой. Здесь сохраняются остатки фундаментов построек, старые яблони и мельничный круг. В начале 1980-х гг. жители деревни Горушка собирали на Уйбином хуторе уже одичавшую к тому времени клубнику сорта Виктория, которую когда-то выращивала семья Уйбо.

В начале прошлого века в пустоши Овчино кроме хуторов Петера, Иоганна (Яна) и Карла Уйбо, находились хутора Эдуарда Кольберга, Августа Лаурсона, Яна Лаурсона, Адама Кольберга. Например, в хозяйстве Августа Андреевича Лаурсона (1886–?) до 1929 г. имелось 56 десятин земли, дом, хлев, гумно с ригой, 2 сенных сарая, косилка, жнейка, веялка, из скотины: 2 лошади, жеребёнок, 4—5 коров, поросёнок. В 1930 г. его хозяйство было раскулачено. Брат А. А. Лаурсона — Ян Андреевич Лаурсон (1897–?) в 1930 г. был арестован по линии ОГПУ и осуждён на 10 лет лишения свободы. Эдуард Карлович Кольберг (1883–?) в 1929 г. имел в своём хозяйстве 7 десятин земли, лошадь, 2 коровы, нетель, поросёнка, 3 овцы. В 1931 г. его хозяйство раскулачили, а всю семью выслали на территорию современной Новгородской области. Ближе к деревне Заполье находился хутор Филиппа (Виллема) Петровича Бриккера (1883–?). До 1929 г. он имел 50 десятин земли, косилку, веялку, конные грабли, из скотины: 2 лошади, быка, 6 коров, 2 телёнка, 4 поросёнка, 12 овец. В 1931 г. хозяйство Ф. П. Бриккера тоже было раскулачено.

К Холохинской общине тяготели и жители смежных пустошей Андронова и Горушка (Karuskа) близ деревни Андронова. В 1868 г. в пустошь Горушка из Юрьевского уезда переселился Юган Ивансон. В 1883 г. в пустоши Горушка приобрели землю эстляндские уроженцы Ян Керпер, Август Муга и Юган Засс. В 1880 г. в пустоши Андронова обосновался Юрий Еливич Верномазинг (1850–?), родом он был из Юрьевского уезда. В 1885 г. из того же Юрьевского уезда в эти места переселился Симон Янович Рист (1856–?), а в 1888 г. — Отто Юганович Луха (1867–?). Также в пустошах Андронова и Горушка находились хозяйства Иоганна Варика, Давыда Ивансона, Даниеля Луха, Якоба Курга, Отто Луха, Гендрика Мазинга, Петера Олло, Иоганна Верномазинга, Августа Мазинга, Пауля Виерта. В 1918–28 гг. пустоши Андронова и Горушка относились к Шилинскому сельсовету. В 1920 г. здесь жили Густав Осипович Пендер (1895–?), Густав Яковлевич Антсон, Август Юрьевич Верномазинг (1891–?), Андрей Юрьевич Мазинг (1884–1938), Отто Юганович Луха (1867–?), Андрей Иванович Верномазинг (1903–1938), Давыд Юганович Ивансон (1866–?) и др. В соседней пустоши Кириково жила семья Петера Яковлевича Колберга (1896–?), рядом в пустоши Кочегоще — семья Альберта Антоновича Вилемсона (1873–?). По сведениям за 1923 г. и 1927 г. работала Андроново-Горушенская эстонская школа I-й ступени. При красном уголке работали драматический и спортивный кружки, функционировал хор. В 1928 г. было избрано правление красного уголка в составе А. Мазинга, М. Кернера, К. Ивансона, К. Сильмансона и Виярда. В 1931 г. был создан колхоз «Андронова Горушка», в который вместе с русскими вошли и эстонские хозяйства. По сведениям за 1919 г. служителем религиозного культа в пустоши Горушка был Иван Пютсеп. В 1934/35 учебном году в Андроново-Горушенской эстонской начальной школе насчитывалось 26 учащихся и 1 преподаватель, в 1935/36 учебном году — 20 учащихся.

В пустоши Щир-Горка (Shchir-Gorka) Яблонецкой волости, которая простиралась к северо-западу от Холохинской вдоль левобережья реки Белой, первые эстонские поселенцы появились в 1875 г. Тогда из Юрьевского уезда сюда переселились Йозеп Янович Лоде и Мария Крузе, а из Верроского уезда — Ян Гендрикович Колье. В 1880 г. в пустошь Щир-Горка из Юрьевского уезда перебрался Иоганн Юрьевич (Иван Егорович) Куба, в 1890 г. из Верроского уезда — Юган Гендрикович Колье, а в 1895 г. из окрестностей Пельвы — Петер Кяйс. В самом начале XX в. в пустоши Щир-Горка проживали семьи Карла Гендриксона, Яна Колье, Густава Эйхе, Иоганна Кубы, Карла Конгуса, Якоба Герма, Петера Кейса, Михкеля Симсона, Фёдора Мейера, Андреса Лутса, Оскара Гендриксона, Яна Мельмана и др. Иоганн Егорович Куба (? –1918) содержал водяную мельницу, имел 42 десятины земли и собственный дом на станции Струги-Белая, после его смерти мельницей владел сын Даниил Иванович Куба (1893–?), который также имел в своём хозяйстве 10 десятин земли, лошадь и 2 коровы. В 1920 г. Д. И. Куба проживал в посёлке Струги Красные на Советской улице в доставшемся ему от отца доме. Фёдор Яковлевич Мейель (1862–1930) был кузнецом и имел собственную кузницу. Обряды крещения и отпевания в пустоши Щир-Горка в начале прошлого века проводили Иоганн Полиц, Густав Пяренд и Карл Рямман, а также Юган Адамсон из пустоши Головково. В 1920 г. среди жителей пустоши Щир-Горка были Кристиан Осипович Лоде (1892–?), Ян Юганович Колье (1894–?), Карл Петрович Кяйс (1898–?), Август Янович Колье (1901–?) и др.

В 1918–23 гг. существовал Щиро-Горский сельский Совет. В 1920 г. в деревне Щир был основан эстонский политическо-просветительский клуб имени В. И. Ленина. В 1923 г. под клуб были переданы помещения бывшей дачи генерал-майора Ф. А. Перетягина. Зал клуба вмещал 250 человек, имелась большая сцена, а также читальный зал, насчитывавший 4000 книг. В 1920-е гг. церковные обряды по нужде в пустоши Щир-Горка продолжал исполнять Юган Андреевич (Иоганн Гендрикович) Полиц (1872–?). В архивных документах 1930 г. Ю. А. Полиц назван «эстонским попом» и «эстонским пастором», тогда он проводил обряды на эстонском кладбище посёлка Струги Красные. В 1931 г. за совершение обрядов был обложен индивидуальным налогом в 200 рублей, ещё раньше был лишён избирательных прав. В 1931 г. в защиту Югана Андреевича Полица выступили жители пустоши Щир-Горка Михаил Колье, Иван Лоде, Юган Валк, Михкель Пярк, Карл Мазер, Рихард Крюнберг, Рудольф Прусак, Фридрих Трамс, Юган Колье, Альвин Лоде, Густав Кизант, Роман Колье, Карл Конгус и др. Но это не помогло, и хозяйство Ю. А. Полица было раскулачено. Перед войной последние эстонские хутора из пустоши Щир-Горка были сселены в деревню Щир. Эстонцы назвали пустошь Щир-Горка на свой манер как Шир-Корка.

Жители станции Струги-Белая и ближайших хуторов поддерживали тесную связь с Луговской (Серёткинской) эстонской общиной, с 1905 г. посещали построенный здесь молитвенный дом, здесь же на эстонском кладбище они хоронили умерших родственников. Также усопших стали хоронить на лютеранском кладбище в пустоши Губин Клин, землёй в этой пустоши владел Андрей Андреевич Васильев, сын генерал-лейтенанта А. И. Васильева (1819–1888). В метрических книгах Лужского евангелическо-лютеранского прихода имение А. А. Васильева названо Луговым или Васильевкой, а кладбище на территории имения — Васильевским лютеранским кладбищем, оно находилось в лесу, около северо-восточной оконечности Генеральского (Добровольского) озера. Известно, что в 1908–15 гг. на Васильевском лютеранском кладбище проводили обряды погребения Петер Варик, Гендрик Пузеп, Иоганн Раттас, Ян Хютт, Густав Хютт и Густав Пяренд. В то время здесь были похоронены Юрий Засс (1845–1908), Карл Пауль (1908–1910), Леена Симсон (1856–1912), Юрий Лукас (1855–1912), Кадри Кяйс (1835–1913), Мария Герм (1825–1915), Александр Хубель (1905–1915) и др. Ныне на этом заброшенном кладбище сохранились лишь несколько могильных холмиков, на которых лежат обломки чугунных крестов, и прослеживается ров вокруг кладбища. Отдельный эстонский участок образовался и на Бельском православном кладбище на станции Струги-Белая, где усопших отпевали Петер Тенно и Александр Викси. Согласно надписей на памятниках, здесь покоятся Эльза Везо (1861–1940), Август Тотс (1871–1938), Сальма Кяреск (1912–1932), Иоганн Грот (? –1933), Михкель Валге (1853–1939), Август Кяреск (1909–1938), Элена Рауба (1886–1926), Каролина Лейтис (1899–1950), Эдуард Пяйд (1921–1944). В начале прошлого века на Бельском кладбище были похоронены Приц Лемминг (1823–1910), Лиза Адамсон (1864–1912), Иоганн Засси (1853–1914), Даниил Пельд (1852–1915), Эмилия Викс (1894–1915), Мина Мадисон (1854–1916), Лиза Яллай (1856–1916) и др.

Пастор О. Г. Пальза вплоть до 1924 г. проводил на станции Струги-Белая (с 1919 г. — Струги Красные) и в её окрестностях богослужения, совершал обряды крещения и венчания. Он приезжал сюда 3—4 раза в год. Каждый год пастор Оскар Пальза посещал Струго-Бельский молитвенный дом 15 августа, когда лютеране праздновали Успение и Вознесение Пресвятой Девы Марии, поэтому возможно, что Струго-Бельский эстонский приход был назван именно в честь этого праздника. Также с 1915 г. в Струго-Бельском молитвенном доме 2—3 раза в год проводил богослужения пастор Псковского прихода Святого Иакова Густав Матисон. 21 февраля 1916 г. в Струги-Белой состоялось благословение для 40 конфирмантов. Из Эстляндской губернии на станцию Струги-Белая завозилась пресса на эстонском языке, по состоянию на 1916 г. отдельные номера эстонской газеты «Постимеэс» («Postimees») можно было приобрести в здании железнодорожного вокзала. По оценке этнографа Августа Ниголя в 1918 г. на станции Струги-Белая и в её окрестностях проживало почти 500 эстонцев из числа крестьян и ремесленников. 29 июня 1924 г. в посёлке Струги Красные состоялся певческий праздник, в котором приняли участие хоры из Струг Красных (под управлением Арге), Масниковой Горы (Гутвес), Серёдки (С. Холстинг), Горы (Эйно), Маяково (Тамм), Луги (Климберг), Пскова (Пальк) и двойной квартет из Ленинграда. Всего — 165 хористов. На празднике присутствовало свыше 800 человек.

21 ноября 1920 г. в Народном доме посёлка Струги Красные состоялось собрание эстонской общины, где был поднят вопрос об открытии эстонской школы и клуба. Тогда же по решению местных властей Струго-Красненская эстонская школа I-й ступени открылась в одном из помещений молитвенного дома. В 1921 г. волисполком вернул помещение храма, где работала школа, в пользу верующих. С осени 1922 г. в эстонской школе работали учителя Мадиссон и Куккель, они же стали организаторами политическо-просветительского клуба. Клубный певческий хор проводил свои репетиции в школе, этот же хор вместе со школьниками пел в молитвенном доме. В 1923 г. политпросветительский клуб в Стругах Красных объединили со Щирским клубом. С 1926 г. учителем в школе работал Самуил Иванович Холстинг. В 1927 г. в Струго-Красненской эстонской школе обучалось 35 детей и преподавали 2 учителя. По переписи 1926 г. непосредственно в Стругах Красных проживало 250 эстонцев, 69 латышей и 23 немца, а на территории Холохинского сельсовета — 384 эстонца и 183 латыша. Эстонские поселенцы называли посёлок Струги Красные (Punase-Struugi) на свой манер как Красна Труки. В 1934 г. эстонская школа I-й ступени в посёлке Струги Красные была реорганизована в эстонскую неполную среднюю школу. В 1934/35 учебном году в Струго-Красненской эстонской НСШ числилось 108 учащихся и 7 преподавателей, в 1935/36 учебном году — 88 учащихся.

Известно, что 31 мая 1925 г. в Струго-Красненском эстонском молитвенном доме состоялась конфирмация юношей и девушек, всего — 30 человек. В октябре 1925 г. губернский адмотдел предложил Лужскому уисполкому закрыть храм. С этого времени Струго-Красненский молитвенный дом некоторое время не действовал, его помещение было передано эстонской школе. В тот период богослужения проходили в молитвенном доме на хуторе Владимира (Вольдемара) Меттуса в пустоши Холохино, который значится в архивном документе за декабрь 1925 г. В декабре 1926 г. двадцатка Струго-Красненской эстонской церкви обратилась с жалобой на действия местных властей во ВЦИК. В июне 1927 г. Лужский уисполком сообщил в губадмотдел следующее: «В посёлке Холохино Струго-Красненской волости, в 2-х верстах от Струг Красных, в доме гр. Метус собираются эстонцы со своим пастором Панислен (возможно, пастором Паннелем — А.Е.) для удовлетворения религиозных потребностей. Причём количество обслуживаемых молельней верующих — 50 семей. А посему уисполком считает закрытие эстонской лютеранской церкви в Стругах Красных правильным, т. к. для обслуживания 50 семей особой церкви не требуется. В настоящее время это здание использовано под эстонскую школу, так как в районе подходящих и свободных помещений под школу не имеется». В феврале 1927 г. была произведена опись имущества Струго-Красненского эстонского прихода. В описи было отмечено, что церковь находится в частном доме Владимира Метуса. Среди приходского имущества значились изображение на холсте распятия Иисуса Христа, деревянный крест с распятием, выкрашенный в чёрный цвет, металлическая чаша для причастия, металлическое блюдо для просфор, деревянная кафедра, окрашенная в жёлтый цвет, деревянные алтарная ограда и алтарный стол, две металлические пятисвечные люстры, семь деревянных скамеек, из которых две были со спинками, разобранный лакированный чёрного цвета орган, напольный ковёр, алтарное бархатное покрывало с изображением креста, алтарное коленкоровое покрывало, оградное покрывало из красного бархата.

По сведениям за август 1927 г. при Струго-Красненском эстонском приходе значились священнослужители, церковная двадцатка и приходской совет. В архивных описях за 1922 и 1925 г. Струго-Красненский молитвенный дом назван церковью, а в одном из документов за 1929 г. — эстонской киркой. Известно, что с 1924 по 1927 г. пастором в Струго-Красненском эстонском приходе служил Мартин Паннель. В 1929 г. пастором значится Юган Юганович Паннель (1870–?) из пустоши Холохино. С 1929 г. для проведения богослужений в Струги Красные приезжал Карл Юганович Крийт (1874–?) из пустоши Стефаново Лядского района, который служил там кистером в молитвенном доме с 1903 по 1930 г. В августе 1930 г. К. Ю. Крийт был арестован и приговорён к 3 годам лагерей, после этого проповедником лютеранской веры в пустоши Стефаново стал его сын Вольдемар Карлович Крийт (1904–?). Церковным старостой в 1920-е гг. был Видо Густавович Отсинг из пустоши Холохино. С 1923 по 1929 г. кистером прихода был Фёдор Иванович (Фридрих Юганович, Фриц Иоганнович) Глазер (1876–1938), в одном из архивных документов за 1930 г. сказано, что «он посещал эстонскую кирку и прислуживал приезжающему пастору». По сведениям за 1927 г. он также был председателем церковной двадцатки. Ф. И. Глазер переселился в 1896 г. из Верроского уезда Лифляндской губернии в Псков, работал дворником и чернорабочим. В 1904 г. на станции Белой он открыл свою хлебопекарню и булочную. В 1916–17 гг. Ф. И. Глазер воевал на фронтах Первой мировой войны. В 1921–23 гг. работал сельским исполнителем и председателем сельсовета посёлка Струги Красные, был народным судебным заседателем. Жил с семьёй на Советской улице в двухэтажном деревянном доме, крытом щепой. В 1924 г. Ф. И. Глазер вновь занялся выпечкой ржаного хлеба и баранок для местной кооперации, держал торговую лавку. В 1928 г. начал сдавать хлебопекарню и булочную в аренду Струго-Красненскому потребобществу, сам же занимался продажей лимонада. В 1930 г. у семейства Глазеров отобрали помещения для торговли, затем их выселили из дома, здесь расположились типография и редакция районной газеты «Колхозная стройка». С 1932 г. Фёдор Иванович работал плотником на артучполигоне. В 1935 г. семью Глазеров выселили в Свердловскую область на Североуральские бокситовые рудники, а в 1938 г. Ф. И. Глазера расстреляли как «врага народа».

Молитвенный дом в Стругах Красных значился в списках действующих храмов Лужского округа, составленных 18 апреля 1930 г. Известно, что в 1930 г. районный административный отдел разрешил Струго-Красненскому эстонско-лютеранскому приходу провести 8 июня богослужение на кладбище посёлка Струги Красные, как раз в этот день праздновался День Святого Духа. Видимо, вскоре храм был закрыт, т. к. в архивных документах более поздних лет о нём не упоминается. В архивном документе за январь 1933 г. значится бывший кистер лютеранской церкви Самуил Иванович Холостинг (1890–1938), который в то время проживал в Стругах Красных и являлся директором Струго-Красненской эстонской школы. Однако действовал ли тогда эстонский молитвенный дом в Стругах Красных или уже нет, об этом ничего не известно. В архивном документе за 1937 г. значится, что С. И. Холостинг ранее был «эстонским попом». В июне 1938 г. директор эстонской школы Самуил Иванович Холостинг был арестован и в октябре 1938 г. приговорён к расстрелу по решению тройки УНКВД Ленинградской области. Эстонская школа в посёлке Струги Красные находилась на Трудовой улице (ныне улица Николая Кудрявцева), при отступлении немецко-фашистские захватчики сожгли её здание. Сейчас вблизи того места, где когда-то находилась эстонская школа, стоит дом №32 по улице Кудрявцева.

До войны в пустоши Холохино проживали семьи Арнольда Югановича Меттуса (1883–?), Рудольфа Видовича Отсинга (1904–1938), Августа Югановича Хирма (1900–1938), Карла Яковлевича Нарусбека (1883–1937) и др. В пустоши Губин Клин жили семьи Юрия Ивановича Макке, Ивана Юрьевича Макке (1889–1938), Петра Рудольфовича Пунисона (1887–?), Ивана Ивановича Линдемана, Рудольфа Фёдоровича Ламбинга (1879–1938), в пустоши Щир-Горка — семьи Карла Яковлевича Пяйда (1887–1937), Ивана Андреевича Валка (1908–1938), Ивана Осиповича Лоде (1892–?), Александра Осиповича Лоде (1899–?), Эдуарда Югановича Полица (1907–1938), Кузьмы Карловича Конгуса (1908–1938), Александра Карловича Конгуса (1906–1938), Кузьмы Антоновича Крюнберга (1868–?), Осипа Карловича Гендриксона (1891–1938) и др. По датам жизни видно, что большинство глав этих семейств были репрессированы. Например, отца Р. В. Отсинга — Видо Густавовича Отсинга раскулачили за то, что он имел конную льнотрепальную машину и сдавал её в аренду.

Рядом с деревней Букино, находившейся в 12 км к северо-востоку от посёлка Струги Красные, в пустоши Красный Ручей стоял хутор эстонца Ивана Ивановича (Югановича) Инца (1880–1938). Его отец Иван (Юган) Андреевич Инц переселился сюда в 1880 г. из окрестностей Оберпалена Феллинского уезда, до революции он имел 25 десятин пахотной земли и более 200 десятин земли под лесом, 10 лошадей, 30 дойных коров и 30 голов мелкого рогатого скота. В 1935 г. хозяйство И. И. Инца раскулачили и всю семью выслали в Свердловскую область. Вблизи деревни Букино на реке Курее стояли две водяные мельницы, их владельцами были эстонцы Даниил Егорович Пяртель (1880–?) и Павел Петрович Кукк (1897–1937). П. П. Кукку водяная мельница перешла в 1925 г. от его дяди Якоба Ивановича Кукка. В 1931 г. обе мельницы были переданы местному колхозу, а их владельцы были раскулачены.

В послевоенное время в посёлке Струги Красные и соседних населённых пунктах обосновались не только потомки эстонских поселенцев из ближайших окрестностей, но и из отдалённых деревень. В деревне Марьино, например, проживали Ида Густавовна Педок (1919–1969), Артемий Густавович Педок (1940–1980) и Эрик Эдуардович Петмансон (1935–2010), в деревне Горушка — Альвина Яковлевна Ниличева (1900–1962), на станции Владимирский Лагерь — Анна Эдуардовна Никандрова, урождённая Люде (1922–2010). В посёлке Струги Красные ранее жительствовали Сальма Августовна Алексеева, урождённая Кайс (1924–1999), Рудольф Августович Везо (1918–?), Юган Эрнестович Сииль (1920–?), Мейнард Оскарович Педасон (1930–2004), Евгения Альбертовна Вилемсон (1924–?), Геннадий Рихардович Анон (1943–2004), Вальтер Александрович Пярн (1937–2013), Владимир Гансович Рекк (1914–?), Эмилия Ивановна Комиссарова, урождённая Кильк (1892–1964), Эрик Владимирович Рекк и др.

С 1976 г. в Стругах Красных на Промышленной улице проживала эстонка Лидия Видовна Кислер (1904–1988). Ежегодно на протяжении около десяти лет к Л. В. Кислер из Эстонии в День Святой Троицы приезжали потомки эстонских поселенцев, проживавших ранее в пустоши Троерожник. Они посещали Ново-Жизненское латышское кладбище, где было похоронено немало эстонцев, а потом в Стругах Красных, в доме Л. В. Кислер, проводили лютеранские богослужения. Сейчас в районном центре из представителей старшего поколения живут Эльна Петровна Афанасьева, урождённая Орро (1950 г. рожд.), Эрна Ивановна Антс (1936 г. рожд.), Линда Рудольфовна Васильева, урождённая Виллак, (1941 г. рожд.), Эндель Эльмарович Петмансон (1956 г. рожд.), здесь можно встретить семьи с такими эстонскими фамилиями, как Лухт, Ханзинг, Симуласк, Коор, Папель, Пунисон, Сталмейстер и др.

Пустошь Нишева

В 2 км к юго-западу от деревни Ждани Марьинской волости расположена деревня Нишева, которая возникла после сселения хуторов в пустоши Нишева на место центральной усадьбы организованного в 1931 г. колхоза «Первомайский». В метрических книгах Гдовского евангелическо-лютеранского прихода за 1883—85 гг. значится пустошь Замошье (Samosche), частью которой в то время была пустошь Нишева (Niseva). В 1872 г. в пустошь Нишева из Юрьевского уезда переселился Ганс Норман, а в 1880 г. — Готлиб Лаар. В 1900 г. здесь обосновался уроженец Верроского уезда Адам Югансон, а в 1904 г. — Густав Люйс. В 1880-е гг. на этой территории жительствовали семьи Михкеля Вареса и Карла Талмейстера, а обряды крещения в то время здесь проводили простые миряне Готлиб Рейнвальд и Петер Муга, позднее, в начале прошлого века для этого приглашали Давида Пульмана, Мадиса Нильпа, Якоба Арика и Густава Трийпуса. В 1896 г. в пустоши Нишева проживала семья Адама Арика, в 1898 г. — семья Петера Якоби, в 1909 г. — семья Августа Лаара, также здесь жили семьи Карла Лаара, Петера Киккаса, Осипа Пярна, Яна Лаара, Августа Пульмана, Даниила Арика, Августа Нильпа и др. В 1920 г. в пустоши Нишева жили Август Готлибович Лаар (1872–?), Даниил Адамович Арик (1896–1938), Ян Адамович Югансон (1862–?), Петер Гансович Норман (1883–?), Густав Гендрикович Люйс (1882–?), Август Яковлевич Парман. Например, Ян Готлибович Лаар (1879–1938) в 1920-е гг. имел в своём хозяйстве 20 десятин земли, лошадь, корову и два поросёнка.

Эстонские хутора в пустоши Спасское (Spaska) возникли вокруг имения Спасское, которым с 1887 г. владел эстляндский уроженец Андрей Кудеп. Известно, что в Спасской пустоши находились хутора Яна Варуска, Павла Кюпера, Густава Варуска, Эдуарда Мяги, Вольдемара Киккаса, Рудольфа Варуска, Леонарда Коора, Михкеля Рюкаса. Например, Ян Михайлович Варуск (1845–?) переселился в Спасскую пустошь в 1892 г. из окрестностей Пельвы. В том же году сюда из Верроского уезда переселились Якоб Варуск и Даниель Варуск. У Эдуарда Яковлевича Варуска (1893–?) в 1920 г. в наличии было 20 десятин земли, он имел веялку, льномяльную и льнотреальную машину, в хозяйстве он держал лошадь, 3 коровы, быка, 2 телёнка, 3 поросёнка и 6 овец. Павел Юганович Кюпер имел 18 десятин земли, 2 лошади, быка, 4 коровы, 2 нетели и поросёнка. Юган Янович Варуск (1881–?) в 1920 г. имел 14 десятин земли, свою кузницу, из скотины: лошадь, 3 коровы, 2 поросёнка, 3 овцы. У Густава Яновича Варуска (1874–?) было 22,5 десятины земли, лошадь, бык, 4 коровы, 2 телёнка, 3 поросёнка, 10 овец, яблоневый сад, льномяльная и льнотрепальная машина. В соседней пустоши Вербилово с 1880 г. жил уроженец Юрьевского уезда Юрий Михайлович Пульман (1867–?). В 1887 г. сюда из Юрьевского уезда также переселился Густав Адамович Педосон (1857–?).

С 1910 г. жители пустоши Нишева Яблонецкой волости Лужского уезда посещали Струго-Бельский молитвенный дом. В декабре 1917 г. здесь было создано Нишевское эстонское евангелическо-лютеранское общество, оно объединяло прихожан пустошей Нишева и Спасской. После учреждения Нишевской общины здесь открылся молитвенный дом. В 1921 г. председателем Нишевского эстонского общества являлся Осип Петрович Пярн (1873–?). В 1924–27 гг. сюда для проведения богослужений приезжал пастор Мартин Паннель. В архивных документах за август 1927 г. имеется список двадцатки Нишевской общины. В октябре 1927 г. в пустоши Нишева работали Нишевская эстонская школа I-й ступени и красный уголок. Возможно, что к тому времени Нишевской молитвенный дом уже не действовал, а возможно, что его закрыли позднее. В 1931 г. эстонские и латышские хутора в пустошах Нишева и Голубско объединились в колхоз «Первомайский», тогда же в Спасской пустоши был организован эстонский колхоз «Красный охотник». В списке школьных заведений за 1934 г. Нишевская эстонская школа уже не значится.

Жители пустошей Нишева и Спасской хоронили своих умерших родственников на латышском кладбище, которое в начале прошлого века называли Замошским или Кудепо-Замошским кладбищем, на так называемой эстонской стороне. Сейчас это кладбище находится в 1 км к северо-востоку от деревни Новая Жизнь Марьинкой волости и называется Ново-Жизненским. Латышей хоронили слева от главного входа на кладбище, а эстонцев — справа от него. В архивных документах за 1929–30 гг. служителем религиозного культа в пустоши Нишева значится Владимир (Вольдемар) Осипович Варент (1900–?). В 1930 г. хозяйство Вольдемара Варента раскулачили, а его самого осудили на 10 лет лишения свободы. Председатель общества О. П. Пярн в 1930 г. был выслан в Новгородскую область, где в 1938 г. был повторно арестован, но в 1939 г. дело против него прекратили, о его дальнейшей судьбе тоже ничего неизвестно. В 1946 г. в деревне Нишева проживали несколько эстонских семей: Елизаветы Карловны Пульман (1864–?), Марии Антоновны Аллак (1866–?), Юлии Ивановны Коор (1873–?), Эдуарда Осиповича Валка (1883–?), Елены Яковлевны Лаар (1877–?) и Эдуарда Петровича Кревана (1902–?). В 1982 г. в деревне Нишева уже не оставалось ни одного эстонца, сейчас здесь нет ни одного постоянного жителя. На Ново-Жизненском кладбище находится могила Елизаветы Ивановны Пярн (1911–1983), которая являлась одним из последних потомков эстонских поселенцев, проживавших в пустоши Нишева.

Пустошь Сёлкино

В 8 км к юго-западу от села Симанский Лог находилась пустошь Сёлкино или как называли её эстонцы — Солкино (Solkino). В 1873 г. в пустоши Сёлкино поселился Михкель Виллаков, он приехал из окрестностей Ряпина. В 1878 г. сюда из Верроского уезда переселились Гендрик Сольнаск и Кристиан Верш, в 1881 г. — Видо Йосепович Кепс и его сыновья Густав Видович Кепс (1867–?), Пауль Видович Кепс (1876–?) и Ян Видович Кепс (1870–?). Из Юрьевского уезда в эти места в 1880 г. приехал Якоб Криземан, в 1883 г. — Ян Криземан, а в 1888 г. — Петер Йозепов Лейв. В 1890 г. в пустошь Сёлкино из Верроского уезда переселился Якоб Лейв. Также среди эстонцев-хуторян в Сёлкино обосновались Рудольф Антсман, Йозеп Кютсон, Ян Тераль, Густав Сискман, Йозеп Кинтсман, Якоб Рамсон, Петер Антсман, Густав Леппиков, Йозеп Пуксант, Юган Кепс, Ян Розен, Ян Вентик, Даниель Каспер, Густав Каллас, Кристиан Каспер, Ян Тойм, Генрих Ягусон, Йозеп Лейв, Ян Леппиков, Петер Лейв, Ян Вентман, Якоб Антсон и др. По сведениям за 1883–84 гг. в пустоши Сёлкино уже существовал эстонский школьно-молитвенный дом, а обряды крещения здесь проводили школьный учитель Ян Киндоск и простые миряне Петер Хансман и Ганс Петерсон, также для этого приезжал школьный учитель Ян Лаар из Масниково-Горской общины. С 1895 г. учителем-кистером школьно-молитвенного дома значится Гендрик Климан. В начале прошлого века обряды крещения здесь проводили Гендрик Вентман, Видо Кепс, Рудольф Антсман, Фриц Талль, Ян Леппиков, Рудольф Вент, Лена Климан. Своих усопших родственников эстонские поселенцы из Сёлкинской пустоши хоронили на эстонском кладбище в пустоши Масникова Гора. Август Ниголь указывает, что в пустоши Сёлкино в 1918 г. проживало до 300 эстонцев, здесь же находился школьно-молитвенный дом, который в работах других исследователей не значится. Престольным праздником Сёлкинской эстонской общины было Рождество Христово. В 1921 г. в Сёлкинской эстонской школе I-й ступени обучались 50 детей, учителем тогда здесь работал Гейнрих Мадисон.

В 1920 г. в пустоши Сёлкино проживали Пауль Видович Кепс (1876–?), Даниил Яковлевич Лейв (1893–?), Петер Гендрикович Сольнаск (1868–?), Карл Якович Криземан (1848–?), Якоб Густавович Антсон (1878–?), Петер Осипович Лейв (1875–?), Даниель Густавович Каллас (1891–?), Альберт Рудольфович Антсман (1905–?), Юганнес Густавович Кепс (1894–?), Видо Михайлович Виллаков (1860–?), Леена Густавовна Кепс, урождённая Антсон (1874–?), Ян Петрович Лейв (1901–?). Например, Густав Видович Кепс (1867–1920) имел в своём хозяйстве 27,5 десятин земли, жилой дом 7х3 сажени, хлев, конюшню, гумно с ригой, хлебный амбар, баню, погреб, льномяльную и льнотрепальную машину, из скотины: лошадь, 4 коровы, 3 телёнка, 4 поросёнка, 10 овец. У Видо Михайловича Виллакова было 30 десятин земли и 2 десятины Сёлкинского озера, жилой дом, хлев, конюшня с клетью, гумно с ригой, баня. Из скотины он держал лошадь, 3 коровы, 3 телёнка, 2 поросёнка, 2 подсвинка, 9 овец. Роберт Кристианович Верш (1898–?) арендовал 43 десятины земли, на его хуторе стояли гумно, рига и жилое помещение под одной крышей, хлев, конюшня, хлебный амбар, 2 сенных сарая, баня. Из скотины в 1920 г. он держал лошадь, 2 коровы, нетель, 6 овец и поросёнка. В хозяйстве Петера Осиповича Лейва имелось 23 десятины земли, своя кузница, льномяльная и льнотрепальная машина, из скотины: 2 лошади, 4 коровы, 3 телёнка, 13 овец и 3 поросёнка. А вот, например, у Августа Осиповича Кютсона в 1920 г. было всего 6 десятин земли, из построек: жилой дом, хлев с сараем и баня, из скотины: лошадь, корова, нетель, 4 овцы и поросёнок.

В 1918–24 гг. существовал Сёлкинский сельский Совет, потом его передали в состав Подольского сельсовета. В 1928 г. в пустоши Сёлкино насчитывалось 37 эстонских хозяйств и 193 жителя. Тогда в пустоши Сёлкино находились хозяйства Югана Густавовича Кепса (1884–?), Якова Густавовича Антсона (1878–?), Петера Осиповича Лейва (1862–?), Видо Михайловича Виллакова (1860–?), Оскара Рудольфовича Антсмана (1907–?), Рудольфа Яновича Тераля (1903–?), Генриха Густавовича Леппикова (1882–?), Даниеля Густавовича Каспера (1882–?), Яна Видовича Кепса (1870–?), Роберта Кристиановича Верша (1893–?), Яна Михайловича Панта (1851–?), Освальда Карловича Криземана (1896–?), Эрнста Осиповича Кузьмы (1884–?), Густава Петровича Ратасепа (1870–?), Яна Густавовича Леппикова (1879–?), Карла Яновича Тереска (1891–?), Рудольфа Яковлевича Антсона (1906–?), Генриха Яновича Ягусона (1878–?), Давыда Карловича Криземана (1894–?) и др. Например, Петер Осипович Лейв до 1928 г. имел 26 га земли, 2 лошади, 5—6 коров, 3 овцы, 3 поросёнка, конные грабли, он держал своего батрака. У Оскара Рудольфовича Антсмана из построек на его хуторе стояли жилой дом, каменный хлев 1924 г. постройки, конюшня, гумно, рига, машинный сарай, баня. В 1928 г. он имел 15,5 га земли, лошадь, 3 коровы, 8 овец, поросёнка, молотилку, жнейку, конные грабли. До революции его отец Рудольф Антсман занимался торговлей, имел 80 десятин земли, 2 лошади и 8 коров. В хозяйстве Яна Видовича Кепса имелись 16 десятин земли, 2 лошади, 4 коровы, 5 овец, 2 поросёнка, веялка, молотилка. Семья Якоба Густавовича Антсона в 1928 г. держала лошадь, 4 коровы, бычка, 5 овец, поросёнка. Из построек на его хуторе были жилой дом, хлев, каменная конюшня 1913 г. постройки, хлебный амбар, гумно с ригой, баня. Из сложных машин Я. Г. Антсон имел косилку, конные грабли, молотилку, веялку.

В 1927 г. в пустоши Сёлкино работала Сёлкинская эстонская школа I-й ступени. До 1932 г. здесь преподавал учитель Александр Иванович Мюллер. В 1934/35 учебном году в Сёлкинской эстонской начальной школе насчитывалось 18 учащихся и 2 преподавателя, в 1935/36 учебном году — 16 учащихся. В 1931 г. был организован эстонский колхоз «Пунане-Сёлкино» («Красное Сёлкино»). Деревня Сёлкино относилась к Подольскому сельсовету, в котором в 1926 г. насчитывалось 635 эстонцев, а в 1934 г. — 590. На начало 1941 г. в деревне Сёлкино было 22 хозяйства и 107 жителей, в 1948 г. — 18 хозяйств и 49 жителей, а в 1965 г. — 7 хозяйств и 21 житель. Одними из последних жителей деревни Сёлкино из числа эстонцев была семья Карла Яновича Тереска, их дом стоял в стороне от Сёлкино, около Среднего озера. В 1975 г. в Сёлкино оставался 1 двор и 5 жителей, это была русская семья Петра Архиповича Кудрявцева, вскоре они уехали, и деревня полностью опустела. Ныне в урочище Сёлкино сохраняются несколько каменных фундаментов домов, развалины каменной конюшни и каменного хлева, которые принадлежали Якову Густавовичу Антсону и Оскару Рудольфовичу Антсману. В народной памяти сохраняются названия нескольких эстонских хуторов: два Кепсиных хутора, Вершин хутор, Кризманов хутор, Виллаков хутор, Леппиков хутор, Тералев хутор, Антсонов хутор и др. Один из хуторов семьи Кепсов стоял ближе к Луковскому озеру.

К юго-западу от Сёлкинской пустоши, около деревни Княжицы (Knäsitza) находились хутора Петера Виска, Даниила Варепа, Михкеля Кюпара. В 1880-е гг. на Княжицкие хутора приезжал школьный учитель Ян Эбер из Масниково-Горской общины. Хутор Петера Виска стоял на реке Пскове, там, где она вытекает из Псковянского озера, здесь он содержал водяную мельницу. Это место местные жители до сих пор называют Висковой плотиной. Сын Петера Виска — Освальд Петрович Виск (1912–1938) был репрессирован. В деревне Княжицы в 1920-е гг. водяной мельницей владел эстонец по фамилии Герингсон, а ниже по течению Псковы стояла мельница Каталка, которая с 1908 г. принадлежала эстонцу Михкелю Гейдорфу, потом до 1930 г. его сыну Эдуарду Михайловичу Гейдорфу (1896–?). В 1932 г. хозяйство Э. М. Гейдорфа раскулачили, а семью выслали за пределы района. В соседней пустоши Пожегово стоял хутор Рудольфа Яковлевича Тодинга (1898–?). Его отец Якоб Тодинг переселилися в эти места в 1881 г. из окрестностей Ряпина и купил 26 десятин земли, он построил здесь дом, хлев, гумно с реем, клеть, 3 сенных сарая и каменный погреб. В 1920 г. в хозяйстве Р. Я. Тодинга имелись лошадь, 4 коровы, нетель, 3 поросёнка, 8 овец, льномяльная и льнотрепальная машина. По сведениям за 1929 г. служителем религиозного культа в этих местах был Альфред Гендриксон.

В 4 км к северо-западу от пустоши Сёлкино и в 5 км к северу от деревни Княжицы находилась небольшая пустошь Пустыньки. В 1918–24 гг. эта местность относилась к Селкинскому сельскому Совету Узьминской волости. В 1928 г. здесь было 7 эстонских хозяйств, в которых насчитывалось 40 человек. Тогда в пустоши Пустыньки проживали семьи Осипа Рейновича Тигазинга (1861–?), Карла Петровича Эйзеншмита (1896–?), Карла Петровича Панта, Вольдемара Карловича Панта (1894–?), Густава Сапельсона и др. Густав Сапельсон поселился в пустоши Пустынька в 1901 г. В 1928 г. он держал лошадь, 2 коровы, 3 овцы и поросёнока. Его сын Август Густавович Сапельсон (1906–1974) в послевоенное время с семьёй проживал в деревне Мосниково. Осип (Йозеп) Рейнович Тигазинг в 1872 г. переселился в пустошь Задорье. После женитьбы на Марии Яковлевне Коор (1867–?) он купил землю в количестве 21 десятины на берегу Псковянского озера, а также 5 десятин самого озера. Здесь О. Р. Тигазинг построил дом, хлев, конюшню, гумно с реем, хлебный амбар, 3 сенных сарая, баню. В 1920 г. в его хозяйстве имелись льномяльная машина, лошадь, 2 коровы, нетель, телёнок, 2 поросёнка, 7 овец. Август Осипович Тигазинг согласно метрических книг родился 4 августа 1903 г., однако в паспорте указан год рождения — 1898-й. Он являлся руководителем небольшой группы евангельских христиан, до войны на втором этаже его дома находилась молельня. В этой молельне собирались единоверцы из пустошей Березняк и Сёлкино и под мандалину и гитару проводили богослужения. Август Осипович Тигазинг по нужде крестил детей в небольшом Серебряном озере, находившемся рядом с Псковянским озером. В послевоенное время, когда А. О. Тигазинг уже жил в д. Красный Дубок, некоторые жители Задорья приглашали его на отпевание усопших. В начале 1980-х гг. Август Осипович Тигазинг переехал вместе с сыном Адольфом Августовичем Тигазингом (1942–2002) на жительство в Эстонию, где и умер в 90-летнем возрасте.

В 1,5 км к северо-востоку от пустоши Створцы и в 3,5 км к юго-западу от пустоши Березняк находилась небольшая пустошь Кочебуж (Kotsebuz). Здесь вблизи горы Кочебуж находились несколько эстонских хуторов, старожилы называют их как Лейвин хутор, Калласов хутор, Якобин хутор и Царин хутор. В 1883 г. в пустошь Кочебуж из Верроского уезда переселился Густав Лилович Каллас (1860–?), а в 1884 г. здесь обосновался уроженец Юрьевского уезда Ян Якоби. В 1920 г. У Югана Яновича Якоби (1880–?) было 30 десятин земли, веялка, конные грабли, лошадь, 4 коровы, 2 нетели, 3 телёнка, 16 овец и 3 поросёнка. У него имелись своя кузница, каменный погреб и большой сад, в котором росли 50 яблонь, 4 сливы и 30 кустов крыжовника. Сын Г. Л. Калласа — Даниил Густавович Каллас в 1928 г. имел в своём хозяйстве 14 десятин земли, веялку, лошадь, 3 коровы, нетель, 4 овцы и два поросёнка. Его семья состояла из жены Иды Ивановны (1887–?), сыновей Вольдемара (1912 г. рожд.), Роберта (1921 г. рожд.), Рихарда (1929 г. рожд.), дочерей Эльфриды (1920 г. рожд.) и Алиды (1926 г. рожд.). Недалеко от хуторов Д. Г. Калласа и Ю. Я. Якоби жила семья Осипа Андреевича Царо (1883–?). У подножия горы Кочебуж, с севера стоял хутор Яна Лейва, потом он перешёл к его сыну Оскару Яновичу Лейву. По устным свидетельствам известно, что с вершины горы Кочебуж, где бьёт родник, хозяин хутора к своему жилому дому проложил водопровод из деревянных дубовых трубок. До наших дней на месте Лейвина хутора сохранились фундамент дома с каменным погребом и фрагменты деревянного водопровода. Известно, что в 2005 г. в деревне Высокое ещё проживала дочь О. Я. Лейва — Метта Оскаровна Кудрявцева.

***

На современной территории Струго-Красненского района находились и другие евангелическо-лютеранские эстонские общины, в которых не было своих храмов, но здесь тоже были свои проповедники лютеранской веры. Некоторые из этих общин были небольшими и являлись филиальными по отношению к соседним, более крупным эстонским общинам. В этот список попала и эстонская община в пустоши Шталя, где по устным свидетельствам существовала часовня на эстонском кладбище (ныне Вейтлусское кладбище), документально это пока не подтверждено.

Пустошь Шталя

В 1,5—3,5 км к западу и юго-западу от станции Новоселье Соседненской волости Лужского уезда находилась пустошь Шталя (Stalä), она простиралась вдоль течения реки Кудрявки, от бывшего имения Горка, принадлежавшего помещику А. И. Шталю, до современной деревни Вейтлус. В 1879–83 гг. коллежский советник дворянин Аркадий Иванович Шталь выкупил в местности, называемой тогда Новосельской пустошью, землю в количестве 788,3 десятин. А. И. Шталь исповедовал лютеранство, поэтому он стал сдавать эту землю в аренду, в первую очередь, эстонским переселенцам. В 1884 г. в этой местности выкупили землю остзейские уроженцы Август Ребане и Самуил Каллас. В 1885 г. в пустошь Шталя из Юрьевского уезда переселился Юрий Куба, а в 1890 г. — Адо Ребане (1859–?). В 1908 г. здесь поселились уроженцы Верроского уезда Михкель Янович Парксеп (1880–1938) и Даниель Янович Парксеп (1883–?). Также среди первых поселенцев, обосновавшихся в пустоши Шталя в 1890-е — 1900-е гг., были Йозеп Карнеск, Михкель Пярксон, Петер Парамсон, Вильгельм Мяги, Якоб Ляттинг, Вильгельм Ляттинг, Карл Треер и др. Например, Михаил Иванович Пярксон (1873–?) имел 28 десятин земли, 2 лошади, 6 коров, 3 поросёнка, 13 овец, конную косилку, жнейку и пресс с двигателем для вырабатывания льняного масла. У Михкеля Яновича Парксепа было 12 дойных коров. А вот у Михкеля Юрьевича Кубы (1885–?) имелось всего 4 десятины земли, лошадь, 2 коровы, поросёнок и 2 овцы.

В 1896 г. в пустоши Шталя возник хутор эстонца Петера Теэ. По воспоминаниям Анзеля Карловича Хагги (1919–2009) его дед Петер Теэ в 1928 г. на северо-западном краю своего участка, на небольшой горке, выделил землю под кладбище, которое впоследствии стали называть Вейтлусским эстонским кладбищем. Силами членов эстонской общины в пустоши Шталя у входа на это кладбище была устроена входная арка, а на самом кладбище — лютеранская часовня. Здесь стали хоронить всех эстонцев, проживавших в ближайшей округе. Известно, что сын Петра Теэ — Ян Теэ уже в 1913 г. проводил обряды крещения не только в своей местности, но и в соседней Горской общине. В 1930 г. Ян Петрович Теэ был лишён избирательных прав как лютеранский начётчик, в том же году у него было конфисковано всё имущество за то, что он проводил обряды крещения и отпевания и имел в своём хозяйстве лошадь, 3 коровы, 3 поросёнка и 5 овец. К 1930 г. Петра Теэ уже не было в живых, вскоре от болезни умер и его сын Ян Петрович Теэ, они оба покоятся на Вейтлусском эстонском кладбище.

С 1918 г. пустошь Шталя относилась к Новосельскому сельсовету Заклинской волости, потом c 1923 г. — к Новсельскому сельсовету Соседненской волости. Деревня Вейтлус возникла в 1939 г. после сселения хуторов на место центральной усадьбы эстонского колхоза «Вейтлус» или правильнее «Выйтлус» («Борьба»), организованного в 1931 г. в пустоши Шталя. На начало 1941 г. в деревне Вейтлус насчитывалось 24 хозяйства и 74 жителя. В 1940 г. председателем колхоза «Вейтлус» был Эвальд Юганович Парксеп, председателем ревизионной комиссии — Карл Кузьмич Сеппо. По словам старожилов, в довоенное время в пустошь Шталя из Пскова приезжал пастор, он проводил богослужение в лютеранской часовне на кладбище, которое открыл Петер Теэ. Дальнейшая судьба лютеранской часовни на Вейтлусском эстонском кладбище не известна, в послевоенное время её уже не существовало. Сейчас на этом кладбище сохранилось всего несколько эстонских захоронений, в т. ч. и могила Юлии Куккель (1872–1935). Одними из последних здесь были похоронены Рудольф Августович Ойя (1925–?) и Евгений Леонидович Лепп (1949–?). В деревне Вейтлус ныне не осталось ни одного постоянного жителя с эстонскими корнями. Известно, что в соседней деревне Первенец после войны проживал Юган Александрович Лепп.

Дубницкая пустошь

В 17 км к западу от посёлка Струги Красные находится деревня Дубницы Марьинской волости, ныне она совсем опустела, здесь остались только три заброшенных дома. Первыми поселенцами в Дубницкой пустоши были выходцы из Юрьевского уезда (совр. уезд Тартумаа Эстонии) и Веросского уезда Лифляндской губернии (совр. уезд Вырумаа Эстонии), в основном, из окрестностей Камби, Вендау, Верро, Ряпина и Бентенгофа. В 1870 г. в Дубницкую пустошь из Юрьевского уезда переселился Пееп Мутик, в 1873 г. из окрестностей Пельвы — Даниил Фридрихович Фрейденбаум, в 1876 г. из Юрьевского уезда — Ян Гендриков Луйск. В 1876 г. в пустоши Дубницкой уже проживала семья Йозепа Экса, в 1879 г. — семья Карла Мярды, в 1885 г. — семья Михкеля Эдаса. Эстонские поселенцы из Дубницкой пустоши причислялись к приходу Масниково-Горского эстонского молитвенного дома. В метрических книгах Гдовского евангелическо-лютеранского прихода за 1883–85 гг. Дубницкая пустошь называется как Дубкина или Тупкина (Dubkinа). Тогда обряды крещения здесь проводили школьные учителя из Масниково-Горской общины Ян Эбер и Ян Лаар и простые миряне Карл Симельсон, Карл Рятт и Якоб Сель, в соседнюю пустошь Понашбор детей в то время приезжал крестить Гендрик Николаи из Луговской пустоши. В начале прошлого века в пустоши Дубницкой жительствовали семьи Югана Луйска, Михкеля Соррока, Петера Серга, Карла Сарапу, Яна Симельсона, Виллема Сииля, Михкеля Юхгансона, Яна Экса, Петера Соррока, Фридриха Эдаса, Иоганна Фрейденбаума, Яна Карнеска, Петера Мярды, Яна Рятта, Самуэля Карнеска, Яна Ярва, Даниила Гейдрица, Петера Валге, Михкеля Одруска, Петера Курвица, Густава Сииля, Эвальда Сейнмана, Петера Экса, Яна Пяслане, Даниеля Фрейденбаума, Югана Люкка, Даниила Эска, Яна Тегова и др.

По сведениям за 1894–1916 гг. в Дубницкой пустоши детей крестили на дому по нужде простые миряне Ян Луйск, Якоб Хавакац, Петер Экс, Карл Симельсон, Самуэль Сииль, Ян Валге и Петер Тидерман, они же проводили обряды крещения в Масниковском и Луговском молитвенных домах. В Дубницкую пустошь для проведения религиозных обрядов также приезжали школьный учитель Август Лятти из Масниково-Горской общины и простые миряне Петер Ярв из пустоши Аксово и Ганс Николаи из Луговской пустоши. В 1920 г. в Дубницкой пустоши проживали Мярди Пеепов Мутик (1867–?), Густав Данилович Фрейденбаум (1890–?), Густав Янович Луйск (1882–?), Александр Юганович Мярда (1897–?), Рудольф Михайлович Одруск (1896–1937), Михкель Петрович Тидерман (1875–?), Эдуард Юганович Луйск (1888–1938), Ян Петрович Соррок (1897–?), Кристиан Михайлович Эдас (1885–1937), Петер Марынович Мутик (1893–?), Карл Яковлевич Виярд (1894–1938), Август Карлович Мярда (1879–?). В 1918–28 гг. Дубницкая пустошь относилась к Смёхновскому сельсовету Новосельского района, затем её передали в состав Запольского сельсовета Струго-Красненского района. В январе 1928 г. в Смёхновском сельсовете, в составе которого были пустоши Дубницкая и Быстрейково, проживало 462 эстонца. В 1931 г. был образован Дубницкий сельский Совет, к которому отнесли пустоши Дубницкую, Понашбор, Теребовижа, Чернёво, Масникова Гора и Живоглуты.

В архивных документах 1930 г. служителем религиозного культа в Дубницкой пустоши значится Ян Валге (1864–?). Его хутор стоял в соседней пустоши Борки, вблизи деревни Меленка Могутовского сельсовета. С 1920 по 1929 г. Ян Валге был председателем церковной двадцатки Масниковского молитвенного дома. В документах 1933 г. указано, что он «являлся попом, крестил, хоронил и держал молебные службы», в 1929 г. его лишили избирательных прав. Известно, что в 1931 г. было раскулачено хозяйство его сына Карла Яновича Валге (1904–?). В хозяйстве К. Я. Валге и его отца имелось 23 десятины земли, дом, хлев, конюшня, гумно с ригой, клеть, из скотины: 2 лошади, 7 коров, 3 телёнка, 7 свиней, 30 овец. В марте 1932 г. К. Я. Валге по постановлению группы бедноты Могутовского сельсовета был лишён избирательного права и исключён из колхоза «Красная Меленка». В эту группу бедноты входили эстонцы Тадер, Пайде, Лиив, Р. Циммер, К. Соррок, А. Кранцман, Аунап. В 1933 г. К. Я. Валге был арестован органами ОГПУ за религиозную пропаганду, дальнейшая его судьба не известна. Ещё совсем недавно на месте хутора Яна Валге сохранялись развалины, которые местные жители называли как Валгино гумно. Ещё одним служителем религиозного культа в пустоши Дубницкой значится Осип Янович Серг (1866–1930), в феврале 1930 г. он был арестован органами ГПУ и в апреле того же года приговорён к расстрелу. Известно, что сын О. Я. Серга — Павел Осипович Серг занимался изготовлением и продажей самопрялок.

В соседней пустоши Понашбор (Bonasbori) к началу прошлого века среди латышских поселенцев обосновались эстонские хозяйства Якоба Раума, Югана Рейно, Густава Толсберга, Карла Сепмана, Михкеля Югансона и др. В 1886 г. сюда из Верроского уезда переселился Эдуард Сепман. В 1920 г. его сын Карл Петрович Сепман (1874–?) имел 38 десятин земли, 2 лошади английской породы, быка, 5 коров, 2 поросёнка, 2 подсвинка, 10 овец. Сын К. П. Сепмана — Эльмар Карлович Сепман (1903–1938) был репрессирован органами НКВД. В 1938 г. также были арестованы Особой тройкой УНКВД все три сына Михкеля Югансона: Густав Михайлович (1899 г. рожд.), Оскар Михайлович (1906 г. рожд.) и Александр Михайлович (1910 г. рожд.), их приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. В пустоши Теребовижа жила семья Осипа Яновича Клауса (1877–?). В 1888 г. в эти места из Верроского уезда переселился его отец Ян Клаус. В 1920 г. О. Я. Клаус имел 28 десятин земли, яблоневый сад, дом, хлев, конюшню, гумно, ригу, 2 сенных сарая, баню, кузницу, льномяльную и льнотреальную машину, паровую шестисильную машину, паровую молотилку, веялку. В его хозяйстве были лошадь, 6 коров, бычок, поросёнок, 2 подсвинка, 10 ульев пчёл. В 1930 г. хозяйство О. Я. Клауса раскулачили, а его самого осудили на пять лет лишения свободы.

Смежная пустошь Чернёво делилась между Дубницким и Подольским сельсоветами. В 1869 г. сюда из окрестностей Ряпина переселился Якоб Хавакац, а в 1875 г. из Юрьевского уезда — Рейн Виск и из Верроского уезда — Якоб Антс. В 1884 г. из Юрьевского уезда в эти места переселился Ян Мадисович Парц (1856–?). В 1920 г. в пустоши Чернёво жили семьи Юганнеса Яновича Парца (1884–?), Якоба Генриховича Отсмана (1887–?), Даниила Яковлевича Антса (1877–?), Якоба Яковлевича Хавакаца (1851–?), Югана Яковлевича Парца (1893–?), Рейна Яновича Виска (1854–?), Яна Яковлевича Хавакаца (1879–?), Эдуарда Лиинова Антсмана (1881–?) и Даниила Яковлевича Хавакаца (1885–?). В 1920 г. в хозяйстве Якоба Яковлевича Хавакаца имелись 10 десятин земли, лошадь, 2 коровы, нетель, телёнок, 3 поросёнка, 8 овец. У его сына Яна Яковлевича Хавакаца была своя кузница, в его саду росли 6 яблонь, 6 вишен и 12 кустов крыжовника. Семья Рейна Яновича Виска состояла из 6 едоков. В 1920 г. он имел в своём хозяйстве лошадь, 3 коровы, 2 нетели, 2 телёнка, 3 поросёнка, 2 подсвинка, 14 овец, льномяльную и льнотреальную машину. В его закромах было: ржи — 15 пудов, ячменя — 36, овса — 45, пшеницы — 4, гречихи — 3, картофеля — 120, льна мятого — 60, льна трёпаного — 7, сена лугового — 180, клевера — 300, соломы — 300 пудов.

Вблизи пустошей Карсаково и Могутовской, к юго-западу от деревни Меленка, находилась пустошь Быстрейково. В 1918–24 гг. пустошь Быстрейково относилась к Корсаковскому сельсовету, затем к Могутовскому сельсовету. В 1889 г. в пустошь Быстрейково из Перновского уезда переселился Дмитрий Егорович (Мидри Юрьевич) Тисфельд (1868–?), а в 1890 г. — Юрий Кох (1851–?). В 1920 г. у Дмитрия Егоровича Тисфельда было 25 десятин земли, лошадь, 4 коровы, нетель, поросёнок, 2 подсвинка, 10 овец, 10 куриц с петухом и 10 гусей, а также льномяльная и льнорепальная машины с конным приводом. В 1899 г. в этих местах поселился Петер Айнович Тидерман (1859–?), родом он был из Перновского уезда. В 1920 г. его сын Михкель Петрович Тидерман (1875–?) имел 55 десятин земли, паровой двигатель, из скотины: лошадь, 4 коровы, нетель, 2 телёнка, поросёнка, 2 подсвинка, 10 овец. В 1920-е гг. здесь также были хутора Мартына Коха и Карла Виярда. Мартын Юрьевич Кох (1899–1938), например, до 1929 г. имел в своём хозяйстве 35 десятин земли, лошадь, 3 коровы, поросёнка, льномяльную машину и сепараторную машину. В 1930 г. его хозяйство раскулачили, а семью выслали на Новгородчину, впоследствии глава семьи был репрессирован. В Новгородский край после раскулачивания выслали и семью Д. Е. Тисфельда, впоследствии были репрессированы все три сына Д. Е. Тисфельда — Александр Дмитриевич (1901–1937), Эдуард Дмитриевич (1905–1938) и Ян Дмитриевич (1902–1938). Карл Яковлевич Виярд (1894–1938) тоже был арестован и безвинно расстрелян. В 1930 г. была раскулачена семья Елизаветы Тидерман (1893–?), её мужа М. П. Тидермана к тому времени уже не было в живых. Так пустошь Быстрейково полностью опустела.