Ничего здесь да!

Intro

В какой момент начинается путешествие?

Когда отдаешь билет на контроль или когда появляется мысль о билете?

Кстати, в какой момент у меня начался Ужупис?

В момент, когда я под ногами обнаружил «ъ»? или когда увидел «Поэму сердец»?

Или — когда стоял в детстве, едва доставая подоконника алма-атинского окна в лето и думал:

— А почему я думаю, будто я думаю в голове? Может я думаю в руке? Или в животике?

В любом путешествии обязательно — у окна поезда, на палубе корабля, у костра — из потаеного уголка памяти вспыхнет какое-то важное прошлое. Вспыхнет и вытеснит реальность, станет самой реальностью — со всей радостью и болью, которые случились когда-то и отложились в потаеный уголок памяти.

А каждый раз, вернувшись домой, путешествие продолжается в памяти — возникая эпизодами безо всякой взаимосвязи с хронологей.

Поэтому и в книге не будет хронологии, все истории — это вспышки моей памяти, вспышки гирлянды моих потаеных уголоков, куда я отложил свой путь к Ужупису.

Фотографии

В книге будет много фотографий. Иногда они возникали в результате какой-то истории, иногда — сами давали повод для историй, иногда — были эпиграфом для них. В любом случае — с ними веселее, для чего-то они должны же пригодиться, пусть будут.

Вот это фото называется — Коллективный разум.

Карамельная поляна

Каждый режиссер желает видеть как зрители смотрят его фильм до последней буквы финальных титров. Поэтому раскладывает зрителю по всему сюжету карамельки. И каждый раз, когда заканчивается вкус очередной карамельки, тут зритель обнаруживает новую — с другим вкусом. Так зритель и идет к финальному титру — от карамельки к карамельке.

Моя книга — это карамельное минное поле: к тем карамелькам, которые вы получите от меня лично, я, не жадясь, щедро отсыплю карамельки, полученные от двух моих неугомонных ангелов-бузотеров — Мактуба и Ужуписа.

Действующие лица

Некоторые герои книги пролезут в сюжет задолго до того, как я официально их вам представлю. Таковы уж они, да и книга сама — тоже. Самые шустрые двое уже это сделали.

О хронологии событий

Важное открытие наук, изучающих мозг — оказывается, для него не имеет значение время: любое событие — прошлого, настоящего и воображаемого будущего — переживается им с одинаковым погружением, приборы фиксируют одинаковую активность, представляемые в воображении действия для мозга также реальны, как и существующая действительность.

Сбивает с толку, правда? В книге будет много такого, не пристегивайте ваш разум ремнями безопасности — вам будет проще летать в космосе вашего воображения.

Поэтому строгой хронологии в книге нет. Если вы запутаетесь в последовательности — считайте это частью главного замысла книги. Можете читать ее с любой главы, составить свой список-лабиринт из глав — тогда, по сути, вы станете моим соавтором, а образ книги в вашей голове будет окончательно непохож на её образы в воображениях других читателей.

Ужупис географический

Об Ужуписе написано много — и написано мало.

Географический Ужупис — это небольшой район Вильнюса за речкой Вильной. Здесь обнаруживается интересный дуализм.

С одной стороны Вильна дала название городу Вильнюсу. С другой — отделила от него уютный фрагмент — Ужупис, и, опять же, дала ему название. Потому что Ужупис в переводе с литовского — Заречье.

К слову, поиск дуалистических состояний — это еще одна из моих гимнастик моего дуалистического сознания — скоро поймете, почему.

Во времена краха СССР Ужупис превратился в криминальный заповедник, заселенный тёмной маргинальной публикой, недвижимость значительно подешевела, это парадоксальным образом изменило ситуацию: жилье стало доступным, и в район стали заселяться нищие, но смелые маргиналы другого толка — художники, скульпторы, владельцы мастерских. Каждый уходящий в Тьму Истории маргинал-уголовник освобождал место для маргинала-творца. Постепенно художники выполнили свою главную функцию: изменили мир к лучшему изменив славу района — с дурной на прекрасную.

По сути, это был первый перформанс Ужуписа.

Я был наслышан о прекрасной славе Ужуписа, поэтому и пришел сюда буквально в первые же дни, едва появившись в Вильнюсе. И мой первый визит был разочаровывающим.

Чего я ждал? Арт-базара и рядов картин, как на Крымском валу в Москве? Улиц, полных галерей и кафе, как на Монмартре (который пережил подобную трансформацию веком раньше)?

Всего этого есть понемногу в Ужуписе — но слишком мало, чтобы это было заметным отличием от всего остального города, ей-богу, если вы шли в Ужупис за этим — то идти и не стоит.

А главное, видимо, непохоже на мой предыдущий опыт — иначе не было бы разочарования.

Большинство разочарованных откликов про Ужупис — от людей, которые остановились в точке своего разочарования. По сути — они не увидели Ужупис, хотя он был у них перед носом.

И я решил найти проводника в Ужупис.

А Ужупис сам прислал мне своего гонца, посланца доброй воли — Вику.

А во время первой прогулки с Викой, я увидел Улыбку Ужуписа — чуть дальше вы прочтете подробности этой встречи.

Ужупис мифологический

Некоторые свои шаги к Ужупису географическому мне сложно объяснить — с определенного момента они происходили в разное время и логики в них не было. Пытаясь объяснить себе природу этих поступков, чтобы не показаться себе совсем сумасшедшим, в качестве рабочей гипотезы я принял: Ужупис географический, обретя дух, созданный коллективным сознанием собравшихся в нем художников, направил ко мне своего гонца-сорванца. Которого я в этой книге буду называть Ужупис. О котором из них тот момент я буду вести речь — вы быстро поймете, это не вызовет сложностей.

Это, к слову, еще один дуализм.

Как мне сказали, на здании Музея современного искусства Вильнюса есть надпись:

— Все люди — художники. Но только художники знают об этом.

Я думаю, гонец Ужуписа отправлен к каждому — и к вам, дорогой читатель, тоже — но вы его еще не узнали.

Когда узнаете — назовете его по-своему.

А моего зовут Ужупис.

Лис

Однажды ученик пришел к даосу:

— Скажи, учитель, когда заяц убегает от лиса — какая сила движет им?

Учитель, подумав, ответил:

— Искренность…

Когда я увидел Улыбку Ужуписа, стало понятно — начинается самое главное, нужно только показать себя — так же искренне, как заяц был искренним перед лисом.

Кстати, все заявленные и еще незаявленные действующие лица — заяц, лис, Мактуб, Ужупис, Королева и другие — дуалистичны сами по себе, как и я сам: являясь полноценными персонажами, они сами по себе карамельки.

Об Ужуписе написано много — и написано мало. И эта книга — не об Ужуписе, она — о пути к Ужупису.

Ужупис — у каждого свой.

И необязательно он будет в Вильнюсе.

Но в Вильнюсе вероятность встретить Ужупис — несомненно, выше!

Гарик

Историю про даоса и лиса мне рассказал Гарик Рыбалко — еще один омский персонаж, удивительно тонкий поэт, автор песен, художник и философ.

— Тебя обязательно надо познакомить с Гариком, — время от времени говорил мне Саша, один из сотрудников компании, в которой я тогда работал, это тянулось долго, поскольку Гарик, как оказалось, жил в совершенно нетелефонизированных недрах труднодоступного частного сектора, и чтобы идти наверняка у нас все никак не выбиралось свободного вечера.

Наконец, такой вечер случился, мы, прихватив необходимые к небольшому внезапному застолью компоненты, нагрянули к Гарику в гости.

Внутри старого дома оказалась небольшая комната и кухонка, на стене висела простенькая гитара с задерганными струнами, на которую, по ее виду, случалось, ставили и сковородку — я уже было начал предвкушать заунывные нескладушные песни, из-за которых перестал ходить в туристические походы.

— Ну, Гарик, давай, — решительно сказал Саша после второго тоста.

Гарик взял гитарку, подтянул-настроил струны и негромко запел:

— Я победил, я на коне,

И ветер клонит травы ниц,

И гильзы стрелянных зарниц

Напоминают о войне…

Звук голоса, струн, слов образовали тонкую, светящуюся, искрящую неземными смыслами тропинку в Космос.

В этом Космосе я оказываюсь каждый раз, когда вспоминаю о Гарике, о его песнях и наших беседах.

Однажды я попросил подарить мне какую-нибудь небольшую работу — я въехал в новое жилье, хотелось оживить голые стены. Я рассчитывал на какой-нибудь подмалевок, которых у художников очень много, но Гарик принес мне небольшую — сантиметров 15 — статуэтку, я ее вожу теперь с собой — вот уже 20 лет.

— на, это Мыслитель, — сказал Гарик, вручая его мне.

Гарик мне тогда не сказал, а я его — не спросил. Но я крепко подозреваю — это мой портрет.

Путешествия

Какой я путешественник по сравнению с Магелланом? Где Колумб со своей Каравеллой, а где я, удобно расположившийся в самолете, поезде, на корабле?

В слове «путешествие» второй корень достался от прошлого и сбивает с толку — сейчас не ходят пешком, сейчас пользуются транспортом — летают, ездят, плавают. Но наступившее будущее, в корне изменив смысл, не изменило корень: согласитесь — «путелетание» не звучит. «Путеезденье» — еще хуже, чем «путеплаванье».

Поэтому мне тяжело. С одной стороны, слово «путешествие» утратило смысл и затерто до утраты смысла, с другой — время не придумало замены.

Дуализм, кстати.

Повертев и покувыркав слово, пока оставил как есть — со всеми образовавшимися парадоксами. Вернее, увидев нем парадоксы, слово мне стало нравиться.

Пусть будет так.

FaceControl

Надо сказать несколько слов о моей коллекции фейсконтролей — в моей встрече с Ужуписом она имела неожиданно важную роль.

У каждого из нас в детстве была такая игра в моменты скуки — искать и находить всякие морды в узорах обоев или, скажем, на коврах.

Стоите вы, скажем, в углу, а трещинки и сколыши в стене вдруг образовывают ухмылку — то ли подбадривающую, то ли, наоборот — так тебе и надо, раззява.

Есть категория детей, которые продолжают их видеть даже когда становятся взрослыми. Я, например, с удовольствием фотографирую всякую подобную живность.

Вот вам Зеленый ужас пустоты:

Полуистлевшая афиша на стене в центре Москвы получила название — Демон опустевшего дома:

Когда-то огромная фура, паркуясь для загрузки, примяла водосточную трубу — где-то в Карелии, в далеком рыболовецком поселке. А еще через какое-то время в этот поселок на съемки отправили меня. Так в моей коллекции появился этот забавный персонаж, фото называется — Залезла:

Один из моих приятелей, посмотрев на нее, сказал:

— Она лезет укусить дом в фонарь.

Два алма-атинских осенних листика, попавшиеся мне под ноги — именно так они и лежали.

Я назвал фото — Отпуская [Чувства]:

Кондиционерные обрубки в одном из закоулков Бали дали повод для очень чувственного фото, это Танго, посмотрите, в нем — и страсть танца, и развевающийся шлейф, парящие руки, мужественность и грация танцоров:

А вот самая первая фотография в моей коллекции.

Я только-только приобрел фотоаппарат и шел из магазина — еще неуверенный в правильности выбора, все еще сомневаясь — нужно ли было мне его приобретать. Я шел по московским Чистым Прудам, была прекрасная погода, я достал его из упаковки, сделал несколько кадров — ничего особенного, просто попробовать. Свернув дворами на Маросейку, увидел под ногами вот эту ветку. Солнечные зайчики удачно расположились вокруг, я назвал фото — Улыбка Бога:

А теперь небольшая история о том, как у меня появился фотоаппарат.

Фотоаппарат

Сейчас он уже не выглядит новым, у него появились боевые шрамы и потертости, он побывал в разных приключениях и объездил много стран.

Однажды я его принес в студию и известный режиссер, увидев его, уважительно сказал:

— Вот! Настоящий фотоаппарат должен быть как автомат Калашникова!

Обычно для своих съемок я обходился арендованным оборудованием — мне так было удобно, я не хотел обременять себя вещами, а в каждом проекте могли быть свои требования к съемочной аппаратуре.

Однако, однажды настал момент, когда надо было быстро приобрести технику на несколько долгосрочных документальных фильмов, выбор был — качественная видеокамера или фотокамера с возможностью снимать видео. Я склонялся в пользу фотокамеры, но и здесь были несколько неоднозначных вариантов, все они имели кучу плюсов и минусов. Шел я, одолеваемый этими мыслями, и — просто так! — заглянул в фотомагазин, хотя и не собирался этого делать и маршрут мой был несколько в стороне от него.

В разговоре с менеджерами я упомянул Омск, при этом неожиданно ожил склонившийся за компьютером главный администратор торгового зала:

— Вы жили в Омске?

— Да, было дело.

— Наверное знаете… — далее шел небольшой список известных мне персонажей из тусовки музыкантов-художников, в конце которого была и моя фамилия.

— Очень приятно, — говорю, протягивая руку — это я.

— Вадим Жолобов, — говорит мне администратор.

Так я познакомился с одним из лучших омских фотографов, работы Вадима я и сейчас оцениваю очень высоко. Всего две рекламные кампании помню той поры — обе снимал он. В Омске постоянно бывали на общих мероприятиях, оба были наслышаны — я видел его работы, мне они нравились; он, как оказалось, видел мои передачи на тв.

Раньше я сказал бы — видимо, какого-то миллиметра судьбы не хватало пересечься лично. Сейчас уверен — Мактуб, посоветовавшись с Ужуписом, оставил вкусное на потом.

Разговорившись, мы с Вадимом на радостях решили и мои технические вопросы — и из магазина я вышел уже с фотоаппаратом в руках.

А через несколько минут сфотографировал Улыбку Бога.

Выходит, и мой фотоаппарат, который я несказанно полюбил за это время, который стал продолжением руки и глаза — появился в моей жизни с непосредственным участием двух моих шустрых добрых бестий.

Я уже несколько раз упомянул Мактуба и Ужуписа. Скоро познакомимся и с ними, а пока — про дуализм.

Дуализм

Я вырос в Алма-Ате, раньше это был город — столица Казахской ССР. Сейчас столица переехала, а город стал называться Алматы. К новому статусу и названию я никак не привыкну, поэтому (и потому что) для меня она всегда — Алма-Ата.