ПИСЬМО
мысленно разговор с тобой начинаю со слов «не знаю…»
песни твои до сих пор напеваю
в этой смеси вранья и гитар фанерных
ты была ученицей из самых первых
нет, разумеется, не моей ученицей
у меня твой блокнот листая его страницы
я мечтал при этом совсем о других бабах
но духи покупал вспоминая про этот запах
не понимаю зачем выяснять заочно
то чего не было ни днём ни ночью
мы и за руки-то держались на этом свете
один раз на углу ильинской и кароя лигети
ты мне сказала твои запылились туфли
щёткой бархоткой ли рукавом куртки
сможешь стереть то что проникло в поры
то есть весь этот азиатский город
это вера твоя это твоя порода
ты навечно в вельветовых джинсах риорда
и теперь когда свет другой за окном маячит
я надеюсь раньше сыграю в ящик
ЧАСЫ
стихотворение это такая бесполезная вещь
вроде наручных часов
оно тикает на запястье
оно светится в темноте
иногда оно показывает
насколько быстро ты бежишь
а иногда —
чего вообще ты стоишь
но оценка нужна часам
только если вы их продаёте
вы продавали что-нибудь на авито?
каждый скажет
что ваши котлы дешёвка
уж лучше их подарить
ВИНО И ДУХИ
почему так похожи
флаконы духов и бухла
почему так притёрты их пробки
и от взглядов досужих
их скрыты тела
красотою картонной коробки?
потому что они умножают стократ
незаметный быть может другим аромат
твоих слов и вечернего платья
потому их упрятать хотят взаперти
продают с неохотою до десяти
предают их публично проклятью
ЭДЕЛЬВЕЙС
Дочь Шмуэля Вейса красотка Эдель
Служить поступила в Цахал
Глядел на неё сквозь винтовочный цейс
Какой-то еврейский нахал
Она неприступней Голанских высот
И жарче пустыни Негев
Но всё же еврей на Голанах живёт
И мне нипочём её гнев
Пускай меня вынесет с поля шинбет
Пускай проклянёт раввин
Не нужен еврейской мне родины свет
Без этих холмов и равнин
КЕДЫ
и ответил мудрец:
верю в чёрный вигвам,
но при этом
наступает пиздец
самым лучшим проверенным кедам
даже самым крутым
со звездою
самым отважным
этой осени дым
не вдыхать, к сожалению, дважды
запах горькой хвои
вообще никогда им неведом
только лето любви
самым лучшим резиновым кедам
ВЕСНА
Весна за ставнями и дверками.
Вдруг в середине февраля
Обнажена и исковеркана
Ветрами мокрыми земля,
Вороньим карканьем пронизаны
Глухие скользкие разъезды,
И на ворота дач нанизаны
Комочки манны поднебесной.
Здесь люди шалые, нелепые,
Порой жестокие в беспечности…
Ты хочешь, чтобы мы уехали.
Но где найдём своё отечество?
ПОХМЕЛЬЕ
Как славно тёплым одеялом
Укутаться средь бела дня!
Вчера вселенной было мало,
Сейчас — не трогайте меня.
Я только что пришел из ванной,
Я в чистых шерстяных носках,
Пусть голова моя туманна,
И тукает в моих висках,
Я всех ничтожней, виноватей,
На мне висит грехов мешок,
Я б так и помер на кровати.
Но, Боже мой, как хорошо!
ТРАГЕДИЯ
Я шёл по улице Успенского,
Навстречу мне бежала псина
И с непосредственностью детской
Меня схватила за штанину.
Тут я сказал всё, что я думаю
по поводу поступка дерзкого.
И глядя на беду мою
Смеялась улица Успенского
МОРСКАЯ ИСТОРИЯ
В клифту не по сезону каботажем
Я на шаланде в бухте промышлял,
Слезою контрабандный спирт бодяжил,
Чтоб косную гортань не обжигал
Напитком густопсовых мудрецов
Я удобрял слова. В конце концов
Нашлась одна безумная рыбачка,
Которая откинула засов.
В полуденный кабак, скрипя ногами,
Вошли друзья, их семеро — вполне
Достаточно для сказки, между нами,
Но, зуб даю, мы были там одне:
Ты и я. Кольцо за девять ойро.
Как Том и Бекки, Бенцион и Двойра.
Скрипя ремнём читал над нами лойер.
Я был моряк. Поплачьте обо мне.
НОЧЬ МУЗЕЕВ
Ночь музеев прошла,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.