Бесплатный фрагмент - Не отпускай мою руку, ангел мой

Предисловие

Маленький степной городок в Средней Азии, в котором жили мои герои был один из многих в большой стране, где любили переселять народы, строить лагеря для заключенных, закрытые поселения. Город возник в начале 50-х, когда здесь, в богом забытом месте, стали копать Большой канал имени Ленина, который по замыслу вождя всех народов, должен был отвести воды могучей реки в пустыню Каракумы и создать здесь светлые города будущего. Как всегда начали с постройки лагеря, куда со всего Союза стали присылать политических и обычных заключенных. Но вождя вскоре не стало, его проект был благополучно задвинут, однако остались поселения, где жили амнистированные или те, кто не захотел вернуться на родину, их семьи, а также коренные жители, которые быстро осваивали эти земли. В момент описываемых событий все это было уже недавней историей- про лагерь помнили только старожилы, город разросся, появились двухэтажные дома, горком партии. Большое светлое здание стояло как и положено на площади, где проводились демонстрации и парады. А вот памятнику любимому вождю пролетариата места на главной площади не нашлось. Он почему-то оказался на въезде в город и знаменитым жестом- рука вытянутая вперед, показывал на пивное заведение. Это вызывало смех у простых людей, но власти предпочитали не замечать своих проколов. Деревянные бараки заключенных пережили несколько поколений, поражая немногих заезжих своим устрашающим видом. К концу 70-х они пригодились. Во времена Генерального секретаря, здесь началась всесоюзная стройка и их стали обживать приезжие строители. Бараки эти просуществовали вплоть до перестройки и еще увидели распад некогда мощного государства, который вновь поделил людей на лагеря.

Семья Лии была здесь из первых, ее отцу власть власть доверила охрану заключенных. И это наложило печать на отношение к ним всего населения городка. Хотя отец, простой офицер, старой закалки, не был ничем примечателен, разве что образованностью и честностью, которые по наследству передались ему от предков, живших еще до революции и с честью служивших царю. Эти качества он стремился привить и своим детям, для которых в детской комнате был сделан огромный шкаф для книг, которые непонятно откуда завозились в дом, и они читали их запоем — по ночам и в любое свободное время. Жили они в небольшом финском домике с крохотными комнатами и большим огородом, который по большей части кормил семью, опять же в силу того, что отец не брал подношений. Точно такие же домики стояли по всей небольшой улице и были построены для работников зоны. Жили скромно, как и большинство. Семью свою он держал в большой строгости. Мать, простая русская женщина, не работала, занималась домом и воспитанием детей. В ней была природная интеллигентность, наверное, потому что она была коренной ленинградкой, во время войны вывезенной в Ташкент в эвакуацию. Здесь и осталась, не в силах бросить этот хлебный город после испытаний голодом войны. В семью почти никто не был вхож, неприязнь к отцу переносилась и на них. Поэтому дети росли, редко участвуя в играх соседских ребят, не ходили по кружкам и вообще никуда кроме школы. К тому времени отец Лии уже скончался то ли от сердечного приступа, то ли от чрезмерных возлияний, и матери пришлось выйти на работу. Она устроилась техничкой, по-простонародному уборщицей, в управление «Гидростроя». Взяли ее сюда после долгих раздумий, тень отца витала над всеми. Но тетя Зина и этому была рада, нужно было кормить семью и дать детям образование. В те годы слово учиться было вознесено на самый высокий пьедестал, транспаранты с емким лозунгом великого вождя висели в каждой школе. Поступить в институт было мечтой всех выпускников, это давало возможность отлынивать от армии, не работать на пыльных стройках. Справедливости ради надо сказать, что закончить десятилетку удавалось очень немногим, учитывая социальный статус здешнего населения, бедность многих семей. И все же особо упорные из рабочих семей учились, получали медали, поступали в вузы.

Лия рано перечитала Толстого, Пушкина, Лермонтова и на уроках в школе практически наизусть могла их пересказывать. Себя она обязательно олицетворяла с героями, вначале Наташей Ростовой, а позже с женами декабристов — ей хотелось такой же возвышенной, чистой любви и жертвенности. Правда, представить все это в ее городке было сложно: здесь, как и везде в маленьких рабочих городках, было много пьющих молодых людей, наркоманов. Безработицы не было, но не было и особого выбора для молодежи — пара заводов, мелькомбинат, автобазы. Из учебных заведений — один торговый техникум и несколько профессионально-технических училищ. Она любила учиться и делала это легко — помогали домашнее самообразование, дисциплина, привитая отцом и матерью, и огромное желание вырваться из этой жизни в другую — светлую и красивую. Уже с третьего класса она числилась в отличницах. А в средних классах представляла школу на различных олимпиадах и мероприятиях городского масштаба. К тому времени у нее появилась близкая подруга Валя. Они сидели за одной партой, к тому же жили рядом. Для Лии это была единственная возможность наладить контакты в классе, где девчонки считали ее заносчивой воображалой, а мальчишки побаивались, как всякую умную девчонку. Ее подруга Валя в отличие от Лии была бойкой, красноречивой и могла со всеми ладить. К тому же она прекрасно владела местным диалектом, ее с улыбками приветствовали даже старики на базарах. К семнадцати годам Лия, как и все, стала девушкой: у нее появилась красивая тонкая фигура, светлое, без загара лицо с зелеными большими глазами было удивительно одухотворенным, нежным и немного отрешенным. Создавалось впечатление, что девушка все время думает о чем-то постороннем и живет в каком-то своем мире. Она даже создала свой язык, на котором разговаривала иногда сама с собой. Ей казалось, что так она очень похожа на одну из прекрасных представительниц далекого времени. Как раз в то время на экраны вышел фильм «Звезда пленительного счастья», и они с одноклассниками несколько раз сбегали с уроков, чтобы еще и еще раз посмотреть его. Почти все девчонки примеряли на себя образ пленительной француженки, возлюбленной поручика Анненкова, а ей нравилась Мария Волконская, сильная, волевая женщина, страдающая молча, но так же молча и благородно исполняющая свой долг верной жены. А потом был фильм «Анжелика», и, конечно же, ей захотелось такой же неистовости и любви, такой же красоты и огненной страсти.

Новый год

Она нежилась еще в теплой постели, когда услышала звонкий голос Вальки с улицы.

— Лийка! Ты где?

Девушка набросила старое пальто и вышла во двор. Там стоял ядреный мороз, дорожки все заиндевели и трещали от лопающейся под ногами ледяной корки.

— Ты что так рано? — удивилась Лия, открывая калитку.

— Ничего себе рано, уже десять часов. Хватит дрыхнуть, пошли ко мне платье мерить.

Лия вздохнула, идти ей никуда не хотелось, но и обижать Вальку было нельзя. Себе дороже.

— Ладно. Ты иди, я тебя догоню. — Но от Вальки не так легко было отделаться.

— Я тебя буду здесь ждать, давай быстрей, — она пошла к собаке, которая, радостно повизгивая, залаяла подобострастным щенячьим лаем. Вальку любили даже собаки. Через несколько минут девчонки были у нее дома. Здесь, как всегда, было тепло, уютно и пахло замечательным фирменным пирогом с рыбой от Валькиной бабушки. Она была уральской казачкой и делала из рыбы чудеса. Надо сказать, этим отличались все уральские казаки, которые жили здесь. Когда они появились в этих краях, никто не знал, но все знали, что они старообрядцы. Не смешиваясь с местным населением, они жили уединенно, занимались ловлей рыбы, которую вялили, коптили и продавали прямо из своих домов.

— Быстро на кухню кушать, — не слушая возражений, крикнула бабка девчонкам, и те смиренно сели за стол, уставленный всякими яствами.

«То ли дело у нас дома», — тоскливо подумала Лия и вспомнила свою мать, которая едва успевала сделать завтрак детям и убегала на работу, а приходила поздно вечером. Правда, праздники были и у них, и тогда мама была не похожа на себя: радостная и веселая, она колготилась у плиты, что-то сочиняя. Но таких дней после смерти отца было все меньше, хотя от этого Лия не переставала, а может, еще больше любила свою мать, понимая, чего ей стоит тащить семью с крохотной зарплатой уборщицы.

— Вкусно, баба Зина, — уплетая второй кусок, сказала Лия и не прочь бы была посидеть еще, но Валька уже тащила ее в свою комнату. Новое черное платье в белый горошек с воротником хомут было веселым и праздничным. Оно подчеркивало женственность Вальки и очень ей шло.

— Из Москвы папа привез, — поворачиваясь из стороны в сторону, сообщила Валька.– Ну как, красиво?

— Ну конечно, — с завистью ответила Лия и вздохнула. У нее самой обновки на Новый год не было. Да она и не просила, знала, что мать откладывает деньги на выпускной. Валька с барским радушием тоже дала ей примерить платье.

— Немного большевато, конечно, но тоже хорошо, — ревниво оглядывая подругу, сказала Валька. — Ты сама-то, в чем идешь на вечер?

— Пока не знаю, наверное, в школьной форме.

— Ты что,? — выкатила глаза Валька, а потом махнула рукой, — тебе и форма пойдет, ты красивая. Это был большой комплимент с ее стороны, обычно она не бросалась такими словами в сторону кого-бы то ни было, а уж тем более возможных соперниц.

Лия заметно удивилась такой щедрости, но не стала перечить, острого языка подруги она, как и все, побаивалась. Надо было бежать домой, успеть убраться дома, иначе мать никуда не отпустит. Валька ее уже не удерживала.

Новогодний вечер в школе проходил как обычно все эти годы. Водили хоровод, вызывали Деда Мороза со Снегурочкой, затем начались танцы для старшеклассников. Лия в темной юбке и белой кофточке стояла у стены за колонной и наблюдала за танцующими. Валька была нарасхват, красная от духоты зала и бесконечных вальсов, она радостно кружилась с очередным кавалером. На сей раз это был Рава из параллельного класса, и, конечно же, девчонка была на седьмом небе от счастья. Ее соперницы, почти все девчонки школы, с завистью смотрели на них. Лию это не удивляло — Рава был одним из самых красивых парней школы. Он был высок, с накачанными мышцами, что придавало ему статность и взрослость. На его лице в отличие от сверстников не было намека на угристость и растительность, оно было загорелое, с пронзительными сине-голубыми глазами. Особый мужественный вид придавали прямой нос, четко очерченные губы и волевой подбородок. В общем, это был олимпиец, сошедший с картин эпохи Возрождения. Правда, имя его из той же эпохи — Рафаэль — вообще не соответствовало его облику, но татары из детства Лии были помешаны на мифологических именах. Дионисы, Адонисы, Люции, Руфины, Марсели, Марсы — все эти греческие небожители бегали с ними в догонялки, сражались в казаки-разбойники. Имена для простоты, конечно, переименовывались. Так, Рафаэль стал простым Равой, что не помешало ему остаться небожителем во всех смыслах — красавец, спортсмен, отличник. Наверное, при других обстоятельствах Лия тоже была бы без ума от этой ходячей иконы стиля, но она трезво оценивала свои шансы — вряд ли она могла понравиться этому плейбою их степного городка.

К тому же девушка давно и твердо решила — она отсюда уедет, как только закончит школу, и принца своего будет искать только в далеких краях.

От созерцания краснолицей, счастливой Вальки и галантного Равы ее оторвал одноклассник Гога, горбоносый с черными глазами навыкат грузин, неформальный лидер всех пацанов школы.

— Дорогая, можно тебя на минутку, разговор есть, — попросил он своим гортанным кавказским голосом и повел ее в ближайший класс.

Здесь он долго мялся, не зная, как начать разговор, а она настороженно смотрела на него. Гога был страшным лентяем, учился, как мог, но был выдумщиком и большим затейником. В принципе Лия относилась к нему спокойно, но сейчас не ожидала ничего хорошего. Она настороженно смотрела на него. Тот, наконец, созрел и, откашлявшись и переминаясь с ноги на ногу, выпалил:

— Я, конечно, не знаю, как ты это воспримешь, но здесь до тебя один парень домогается.

— Что? — не поняла Лия.

Тот в ответ рубанул с размаху:

— Ну, как будто нэ понымаешь, да? — Гога прекрасно говорил по-русски, но любил иногда подделываться под акцент своих сородичей. — Рава просил узнать, будешь ли ты его девушкой? Лия мгновенно покраснела, такое предложение ей делали впервые. Она не понимала значения этого предложения.

— Рава меня… со мной? — Лия запнулась, замолчала. Гога стоял, глядя на нее с вопрошающим любопытством. Для него это тоже выглядело прикольно, судя по всему. Лия представила, что он наговорит после этого в классе. И потому насмешливо спросила:

— Он же там с Валькой танцует?

— Слушай, какая разница, кто где танцует? Скажи свой ответ и все, да!

Лия напряглась.

— А когда он это сказал и почему сам не подошел?

— Зачем столько вопросов, и вообще, как он сам к тебе подойдет, а? Это же Рава, — поднял он указательный палец кверху. — И вообще у нас так не принято.

— У кого это у вас?

— У нас, пацанов, — он приосанился. — А вдруг ты откажешь, он же опозорится перед всеми. А через меня никто ничего не узнает. Он сделал жест, показывая рот на замке.

Лия усмехнулась. Все знали, как умеет Гога рассказывать байки про истории одноклассников и делать из них анекдоты.

— Ну так скажи ему, что я отказалась.

— Ты что, дура, да? — не понял ее Гога. — Ты Раве отказываешь? Да ты знаешь, сколько девушек мечтает о нем, а?

— Я не мечтаю о нем, так и передай ему. — Лия была на сто процентов уверена, что все, что сейчас происходит, чей-то отрепетированный спектакль, и она не собиралась стать объектом насмешек. Она развернулась и, уже ничего не слушая, вышла из класса. В коридоре она наткнулась на Вальку, та со свирепым любопытством смотрела на подругу и на Гогу, который вылетел вслед за ней.

— Что это вы здесь делаете, а? Лийка, ты что, с Гогой?

Та гневно посмотрела на подругу,

— Это совсем не то, что ты думаешь. Ты домой идешь? Валя вначале заартачилась, но Лия уже не слушала ее, и той ничего не оставалось, как пойти за ней. Так закончился вечер, последний новогодний школьный вечер. Ночью Лия долго не спала — разговор с Гогой не давал ей успокоиться. Она была взволнована, и что говорить, мысль о том, что сам Рава предложил ей дружбу, была бальзамом на сердце. И главное, ей хотелось верить, что это все — правда.

А вечером следующего дня в доме раздался звонок. Они готовились к встрече Нового года, возились с матерью на кухне. Никого не ждали, это был семейный праздник.

— Кто это может быть?! — удивилась мать.

— Я открою мам, — Лийка сбросила фартук и побежала к двери. Но уже у самой двери вдруг сердце ее сжалось от какого-то предчувствия. Несколько минут она стояла, не шелохнувшись, но звонок продолжал звенеть. Тогда она рывком открыла дверь и увидела за ней Раву. Сердце ее заколотилось. Она не знала, что делать, и с испугом смотрела на него. А он как-то вымученно улыбался ей.

— Ты как сюда попал? Через забор перелез что ли? — не нашла ничего лучшего спросить девушка.

— Ну можно так сказать, собака у вас добрая, своих не трогает, — голос его звучал как-то не очень уверенно.

Лия удивилась, их овчарка к порогу никого не подпускала, она была потомком тех собак, которых натаскивали в лагерях на людей. Пожала плечами и вопросительно посмотрела на него.

— Хотел пригласить прогуляться, — словно боясь получить отказ, выговорил Рава быстро.

— Зачем? Я не гуляю по вечерам, — вытаращилась Лийка.

— Да знаю я все про тебя, не бойся, просто погуляем, поговорим и все.

Лия, конечно, понимала, что это продолжение вчерашнего спектакля, но любопытство пересилило. Да и очень захотелось спустить этого сноба с небес на землю.

— Хорошо, только около дома и недолго, — она сама удивилась своим словам. «Погулять! С Равой?!» — но отступать уже было некуда, вот так, наверное, бросаются в омут. Быстро забежала домой, что-то буркнула невразумительное матери про Вальку и, одевшись, выбежала на улицу.

Там уже стояла ранняя зимняя ночь. Было холодно, блестел под ногами лед в лужах, падали мелкие снежинки. Они пошли по улице, едва освещаемой желтыми тусклыми фонарями. Он взял ее за руку, она было отдернула, но он не дал.

— Это чтобы ты не упала, — пояснил он вполне серьезно. Она промолчала.