На дорожках неведомых

Не боги ведут нас по жизни — мы свою судьбу сами куём, кто куёт из злата червонного, а кто из того, что попадет под руку ….

Глава первая
Князь Владимир

В некотором царстве, в некотором государстве жил да был великий князь Владимир со своей княжной Людмилой и двумя дочками близнецами Екатериной и Марьяной. Был князь Владимир молод и как бог красив и фигурой статен. Был умом наделен таким, что народ русский про него легенды слагал. Прозван был послами заморскими князь Владимир — «хитрым лисом». Многие басурмане и супостаты пытались Россию на колени поставить, да все против них всегда оборачивалось. Князь в дочках души не чаял. Были девочки так красивы, что глаз нельзя было отвести. Но вот однажды, постигло князя Владимира и княжну Елену великое горе.

Грохот падающих ведер и кудахтанье кур, доносившееся из княжеского курятника, заставили князя слегка отвлечься от державных дел и он обернулся.

Он увидел, как конопатая девка в сарафане и кокошнике, кубарем скатилась по кремлевской красной лестнице и ткнулась своей физиономией прямо под ноги князя Владимира.

— Смотреть надо детка, куды летишь — сказал государь, и, подав руку, помог девушке подняться. — Куды ты, так несешься Прасковья, так недолго и шею себе сломать. Где потом лекарей брать заморских, али коновалов, чтобы твой недуг исправить?

— Я ваше, княжеское величие, к вам с докладом — от самой вашей супружницы.

— Ну, говори, что желать изволит княгиня?

Задыхаясь от волнения, девка скороговоркой выпалила:

— Ваша супружница, княгиня Людмила, назавтре мечтают отбыть на уикенд вместе с чадами, чтобы подышать свежим воздухом. Просила дать указ, поляну накрыть близ водоему с хруштальной водицей, да поставить там шатер, чтобы от мух да слепней было, где прятаться.

— Во, видал Ильюша, видал — княгиня возжелала устроить уикенд на пленэре, — обратился князь к Илье Муромцу. –А там, и охрана, нужна и французский повар для приготовления фуагы с трюфелями. Да и для дружины ратной дело найдется, чтобы чад княжеских сберечь от всякого там киднепингу.

— Не извольте сумлеваться ваше княжеское величие, все исполним, как велит служебный формуляр. И охрана будет, и шатер, и повар хранцузский мусье Барбекю. В бадминтон ваше княжеское величие не желаете ли поиграть, в минуту отдыха? У нас и бадминтон, и теннис имеется в полном наличии — как велит указ ваш княжий.

Князь Владимир лукаво улыбнулся и, прищурив глаз, хитро сказал:

— Эх, Ильюша, что бы я без тебя делал, голубчик ты мой? Завтра на лужайке с тобой партейку — другую, сыграем. Кости старые малехо разомнем! Пока княгиня будет с детками под солнцем млеть, мы с тобой жару зададим. Давно я в руках ракетку не держал, — сказал князь и по — дружески похлопал богатыря по груди.

— Рад стараться, ваше княжеское величие, — сказал Илья Муромец, и, отдав князю честь, лихо, запрыгнув на коня, пришпорил его, так, что тот встал на дыбы.

— «Лихой витязь», — сказал сам себе князь Владимир и обратил свой взор на стоящую рядом девку Прасковью.

— Что княгине сказать, ваше величие?

— Скажи! Скажи, что князь команду дал, завтра выезжаем на водоем. Карета к десяти утра будет подана к красному крыльцу. Желаю княгиню зрить в бирюзовых нарядах да в шелках заморских.

— Будет исполнено, — сказала, девка, улыбаясь и, поправив на голове кокошник, понеслась в покои с криком:

— Князь приказал к завтрешнему викенду готовиться. Балахоны бирюзовые надевать с кралями бирюзовыми да жемчугами, чтобы ему ваши наряды глаз радовали.

Князь лукаво крутанул ус, оглядел кремлевский двор и, вздохнув полной грудью, сам себе сказал:

— Эх, лепота та какая — матушка наша Рассея, живу тобой и в величие твое верю несказанно ….

Глава вторая

Заговор

В те стародавние времена жил да был в тридевятом царствии князь тьмы по имени Кощей Бессмертный. Тысячи лет правил он своим кощейством. Ни дня не мог прожить он, без какой либо подлости, либо гадости. Всех соседей своих извел, а их земли к своему мрачному царствию прибрал. И вот наступил день, когда рядом с царствием его уже не осталось тех княжеств и держав кои были непокорны Кощею.

— Ох и скучно же мне, — вопил второй день Кощей, погружаясь в меланхолию, — ох, не могу, как мне на душе погано и тоскливо. — Гадость, аль подлость какую мне сотворить, желание имеется — а некому! Бывало ранее по молодости я такие гадости изысканные творил, что душа радовалась. А сейчас?! Стар, я стал! Сентиментальность какая — то меня охватила. Ранее бывало, творю зло и радуюсь! А сейчас? Сейчас, зло творю, а мне плакать хочется. Скучно мне Яга, хоть волком вой! Ты бы хоть стриптиз, какой мне сплясала, я бы гусляров позвал, да винокуров.

— Я завсегда готова, ваше кощейское бессмертие, перед вами нагишом сплясать. Да только стара я, и на столах ваших вытанцовывать, мне подагра мешает. А вы ваше злодейское бессмертие, Горыныча в разведку отправьте. Может, сия гадина, какие угодья свежие, где изыщет? Вот тогда будет вам велика радость, сотворить новую гадость, — сказала Яга, раскладывая пасьянс. — Мне ваше кощейство, карты ведают, что ждет вас приключение чудное через светлого короля и его даму. Вот и дорожка вам предстоит в дальние дали и в земли бесконечно богатые.

— Дорожка говоришь?

— Дорожка, ваше бессмертие. Карты они не врут!

— И куды, — спросил Кощей Ягу. — Куды меня та дорожка ведет?

— Знать ваше злодейство не имею такой возможности. Нужно яблочко да по тарелочке покатать, чтобы сии земли зрить далекие, да воды глубокие.

— Так зри старая! Зри — мать твою!

— Вы ваше злодейство, маму мою только не трогайте. Пусть прах её с миром почивает. А не то, как воскреснет, и вам и мне настоящая Кузькина мать будет! Мамаша моя по молодости была шаловлива очень. Многие княжества и царства от её шалостей пострадали.

Яга пошарила в своей торбе, и, достав блюдечко с голубой каемочкой и яблочко, разложила все это перед Кощеем.

— Ты катись — катись по кругу, сквозь метель, пургу сквозь вьюгу! Мир тарелка покажи! О-кей Гугл! Про Рассею расскажи!

Яблочко наливное побежало по тарелочке, и, сделав несколько кругов, замерло в самой середине.

— Ну и что старая кляча, сия посуда тебе ведает, — надменно спросил Кощей, видя как устройство сломалось, в самый нужный момент. –Шо это за Гугл такой?

— Гугл ваше беззаконие, это Джин такой, всезнающий — всё ведает, коли гроши есть! А сейчас он ничего не ведает! Роумингу ваше беззаконие, с тридесятым царствием нет! Надо бы баланс пополнить. А где злато взять, коль мой бюджет уже лет десять на нуле. Кредит окаянный замучил. Я давеча ваше злодейство, ипотеку взяла. Вон, пусть Горыныч слетает, да на мир свежим взглядом глянет, ему один черт — не хрен делать.

— На тебе старая калоша злато, пополняй свой баланс, — сказал Кощей, и бросил Яге золотую монету. — Зови кляча, твоего Гугла, я зрить хочу, что там, в мире делается.

Яга радостно схватила золотой и кинула его на блюдце. Монетка, полежав секунду, исчезла прямо на глазах. Яблочко дернулось, закрутилось вокруг своей оси, но с места не сдвинулось.

— Ну что там старая?! Давай уже! Не томи мне душу…

— Не идеть, ваше кощейское бессмертие! Гугл говорит, что долг платежом красен и за прошлые сеансы неоплата имеется. Пока баланс не пополнится, джин сей, чудо творить не желает.

— И сколько еще, — завопил Кощей, топая железными сапогами по каменному полу.

— Я полагаю, что еще пять золотых и будет достаточно, — сказала Яга, протягивая тарелку. Кощей не успел кинуть на тарелку пять золотых монет, как яблочко закрутилось, завертелось, да как побежит по кругу, словно за ним стая волков гонится.

— О, о — глянь старая перхоть, как твои чары зафуциклировали! Ха — ха! Во, дает умалишенная! Во, дает — крутится, словно пропеллер, — заверещал Кощей, подпрыгивая от радости.

В какой — то миг на тарелке появились диковинные картины: храмы, златоглавые купола с крестами, сменялись лесами, полями и голубыми реками полные рыбы.

У Кощея от увиденного великолепия даже корона, не удержавшись на лысой голове и на бок съехала.

— Что это?

— Это ваше бессмертие — Русь святая, — сказала Яга.

— Так может мне на Русь святую напасть, — сказал Кощей, поправляя корону.

— Не советую ваше злодейство. Кто только на богатства эти не посягал, ни кому не удалось в живых остаться. Все сгинули в чащобах дремучих и в болотах топучих.

— Что так уж и ни кому, — спросил Кощей, потирая зачесавшиеся ладошки.

— Никому! Говорю же — земля святая!

— А как бы попробовать, — спросил Кощей, почесывая бороду.

— Не советую! Русские народ грубый. У них и меды крепкие да медведи на балалайках играют…

— Во как — казал Кощей, и в раздумьях почесал жалкую козлиную бородку….

— Хотя, ваше злодейство, можно. Но нужно умом действовать. Вон глянь, ваше бессмертие князь Владимир Владимирович, как приплоду своему радуется. Сдается мне это дочки его. Вот кабы, чадо его похитить? Вот оно бы и стало опосля яблоком раздора…

Яга не успела договорить.

— А может её лучше Горынычу скормить? Нехай полетает скотинка, да на князя ужас наведет.

— Вы ваше бессмертие, совсем умом зачахли. Дочурку князя Владимира похитим, воспитаем в нашем духе. А когда вырастет, вот тогда ваше беззаконие, вы на ней женитесь. А князь Владимир Владимирович станет вашим тестем. А коли он будет тесть, то и пол княжества вам как родному тестю. Полагается. А там и до цельного царства добраться нет особого труда!

Кощей расплылся в счастливой улыбке и, подскочив с трона, принялся громыхать железными сапогами по мраморному полу, да искры высекать на радостях.

— Дело! Дело старая клюшка говоришь! Так и поступим: девчонку украдем! В наших кощейских традициях воспитаем, а потом — потом, как вырастет, папаньке её и предъявим. Так, мол и так великий князь — чадо твое нами взращено было, и мы имеем удовольствие сочетаться с ним законным браком! А посему отвали — ка нам папашка, пол-царстивия от Урала батюшки, до Колымы матушки!

— Вот! Вот так и сотворить ваше злодейство нужно! Русь нужно интриганством брать, а не силой! Тут подход должен быть тонкий, как шелковая нить, но крепок как стальной трос.

Кощей подошел к окну и, приоткрыв его, три раза свистнул, будто кого звал.

— Змей Горыныч, поместье мое дозором облетает. Повадились тут последнее время богатыри всякие шастать, по моей вотчине. Голову мне хотят отрубить. Им какой — то идиот сказал, что ежели Кощею, то бишь мне, голову срубить, то таким способом меня убить можно. Недоумки! Не ведают, что я бессмертен! У меня способность, как у ящерки: ей хвост оторви — новый отрастает! Мне голову сруби, на место старой головы у меня новая всегда появляется.

— А как же мозг, — спросила Яга.

— Какей мозг, — прищурившись, переспросил Кощей.

— Ну, тем, чем думают.

— А мозг у меня в другом месте имеется. В сундуках мозг мой спрятан, где ни кто никогда не догадается!

— Я ваше бессмертие уже знаю, где вы его прячете! Точно не в сундуках!

— Ну и где, — спросил Кощей, делая ехидную рожу.

В это мгновение за окном замка мелькнула тень. Голова змея Горыныча влезла в окно и, испуская дым, спросила:

— Вызывал хозяин?!

— Вызывал, — ответил Кощей, подавая Горынычу кусок свежего мяса.

— Что изволите, — спросил Горыныч, облизываясь.

— Полетишь в тридесятое царствие, что Русью святой кличется. Похитишь у князя Владимира его чадо, да мне в замок доставишь. За это получишь пять пудов свежей говядины и десять свинины.

— Говядина ваше бессмертие, это хорошо, но на Русь святую я не полечу. Нет мне резона, за пять пудов говядины своими головами рисковать. Да и киднепинг у нас у Горынычей не в почете. Да и свиньи мне тоже не в радость, ибо я веры не той. Нам свинину кушать, вера не позволяет.

— А за десять пудов, — спросил Кощей, накалывая на вилы очередной кусок мяса.

— И за десять тоже, ваше бессмертие, — ответил Змей и, облизнувшись, схватил кусок зубами, проглотив его в мгновение ока.

— Вы ему ваше бессмертие вольную дайте, — сказала Яга — он за вольную куда хочешь, слетает, и кого хочешь, приволочёт.

— За вольную пожалуй можно, — сказал Горыныч. — Только там ваше бессмертие, вокруг всей Российской державы стрельцы по тайным скрадкам и схронам попрятались. Блюдут окаянные, небо над державой, чтобы ни какой дракон заморский покуситься на святое не имел можливости. Луки у них тугие, а стрелы каленые. Ночью лететь надо, чтобы не попасть под обстрел.

— Я тебе птеродактиль, шапку невидимку дам. Будешь даже днем никому невидим, — сказал Кощей.

— Эй, ваше бессмертие! Коша! А шапочку эту, мне еще лет тридцать назад обещали, — сказала Яга, ссыпая в карман золотые, которыми пожертвовал Кощей. Я в этой очереди была первая!

— Цыц, старая клизма, — сказал Кощей. — Вот оженишь меня на княжеской дочери так сразу шапку невидимку и получишь. Чай не навсегда даю Горынычу, а на время.

— А коли не вернет? Коли порвет, аль моль её почикает?!

— А коли не вернет, то я из его шкуры себе сапоги пошью, да рейтузы с бахромой! Крокодилья шкура она завсегда в цене была.

— Я ваше бессмертие не крокодил и не птеродактиль. Меня ученые мужи рептилоидом реликтовым нарекли. Поэтому, прошу, ко мне с уважением относится — как к реликтовому.

Яга обиженным взглядом посмотрела на Кощея и прошипела:

— Вы ваше бессмертие, меня снова, как лохушку разведете. Вы пользуетесь моей бескорыстной добротой и безграничной доверчивостью. Я уже хлебнула с вами горя, когда молодилными яблоками хотела делать вам омоложение.

— Вспомнила! Надо было тебя убить тогда аль в жабу превратить, за твои эксперименты. Кто знал, что у меня от твоих яблок диарея начнется. Все царство своёобос… обгадил!

Яга пожала плечами и делая невинное лицо, сказала:

— Яблок больше нету-ти! Усохла яблоня! А шапку мне уж больно хочется…

— Будь спокойна детка! Обстряпаем дельце — получишь шапку. Будешь потом по мужским баням шастать, да на добрых молодцев зенки свои пялить! Чай любишь, старая клюшка на голых мужиков заглядывать, — сказал Кощей, и засмеялся так, что летучие мыши с потолка попадали на мраморный пол.

— Не вводите меня ваше бессмертие в краску. Ну, имею такой грех за душой зрить тела нагие и что?! Сие что царским укладом возбраняется? Чай у нас права людские имеются-али нет их!?

— Да нет, — ответил Кощей. — Вон Черномор, тоже вроде мужик, а рать какую имеет. И еще не известно, чем они там, в море под водной гладью занимаются. Не факт что дозором ходят. Ладно, Яга, считай, вопрос с шапкой решили.

Кощей подошел к сейфу, достал из — под железных лат ключ и, открыв стальной ящик, достал шапку невидимку.

— На вот– держи Горыныч, инструмент! Как дело сделаешь, я тебе вольную дам, — сказал Кощей, и надел на голову Горыныча шапку. В одну секунду змей стал невидим.

— О, как! Ни стража, ни стрельцы тайных секретов не узреют. А как обманет тебя Горыныч? — спросила Яга. — Сейчас вместе с шапкой да в тридцатое государство на пески белые, да с девами обнаженными резвиться улетит?

— Не улетит, — сказал Кощей. — Он мне свою жизнь в карты на тридцать три года проиграл. А карточный долг — ясен как день божий — дело святое!!!

— Ну, тогда я ваше бессмертие спокойна. Пущай летить, ящерка хоть на край света с такой кредитной историей, он ни в одной державе мил не будет!

Судя по тому, как Ягу обдало свежим ветром, стало ясно, Змей Горыныч, не дожидаясь оскорблений в свой адрес, вспорхнул и улетел в открытое окно.

— Ну ладно ваше беззаконие, мне тоже пора. Скоро ночь на двор опустится, а я еще в хате не прибиралась. Зачуханилась я последнее время — спасу нет!

— Ладно, старая клизма, вали домой! Как Горыныч вернется, я тебе знать дам. Вестового пришлю — Соловья разбойника.

Яга откланялась, ловко запрыгнула в ступу и, махнув метлой, вылетела в широкое замковое окно.

Кощей еще немного постоял, посмотрел, в след улетающей ступе и, достав сигарету, закурил. Он глубоко затянулся и, набрав полную грудь дыма, сам себе сказал:

— «Эх, и скучно же мне, не хватает размаху»…

Глава третья

Похищение

Воскресенье полыхнуло обилием солнца и красок. Посетив с утра вместе со своим семейством церковь, князь Владимир помолился во славу семьи, русского народа да русского оружия. Поставил свечи, и трижды окрестил себя крестным знамением, как полагается в православной вере. Не торопясь — вальяжно, князь вышел из храма, раскидывая золотые монеты «убогим», собравшимся тут же на паперти, показывая люду щедрость княжескую.

— У нас все готово, ваше княжеское величие. Можно экипаж подавать? — спросил Илья Муромец, бряцая доспехами, которые три дня к ряду полировал зубным порошком.

— Подавай Ильюша, чай княгиня уже помолилась и вскоре пребывать изволит.

— Экипаж, князю, — заорал Илья Муромец трубным голосом, да так громко, что перепуганные храмовые вороны с карканьем взлетели с насиженных мест.

Тут же к красному крыльцу подкатила карета. И пока лакеи прилаживали к карете подиум, кучер привстал, и, сняв картуз, уважительно поклонился князю.

— Здравия желаю — князь светлейший.

— Будь и ты здрав Мефодий, — ответил князь, пожимая кучеру руку.

Княгиня Людмила в сарафане бирюзового цвета, украшенного жемчугами и серебряным шитьем, согласно дворцовому этикету так же вальяжно вышла следом за мужем. Она остановилась, и, осмотрев собравшуюся толпу зевак, для приличия бросила несколько монет «обездоленным». Те кинулись к её ногам. Каждый убогий и нищий стремился в первых рядах подобрать монетку. Грех было не использовать такой случай, и пара дежурных убогих прильнула устами к княжеским туфлям.

— Полно –те, господа. Не усердствуйте. Ибо лак заморский своими бородами сотрете, — сказала она, помахивая веером.

Нищий народ на паперти нанимался князем из числа стрельцов княжеской стражи. Традиции облагодетельствования нищих и хворых нарушать князь не хотел, а беспутное транжирование княжеской казны, допустить не имел возможности по причине отсутствия дохода. От того и нанимал служивых играть роль нищих, да всякого рода убогих. Бросит, бывало князь своей щедрой рукой десять, двадцать золотых монет, чтобы народ видел его щедрость, а уже к вечеру, все до единой деньги возвращались под роспись в княжескую казну. Кто княжеские пожертвования утаивал, того били батогами нещадно. От того великая держава держалась на плаву и даже иногда прибавлялась звонкой монетой, за счет

добычи старателями земной крови.

Князь подал руку княжне и помог по подиуму взойти ей в карету. Помахав своим подданным боярам и купцам рукой, государь сказал на прощание пару слов и, улыбаясь челяди, исчез из вида, спрятавшись за тяжелыми золочеными дверями.

— Народ княгиня, почитает вас до безумия, — сказал князь, заслышав, как с улицы донеслось разноголосие толпы скандирующих: — «Княжне Людмиле, слава, слава, слава!».

— Полно — те вам князь! В сих криках есть немало и вашей заслуги, — ответила княгиня, томно опуская взгляд.

Князь трепетно взял жену за руку, и слегка нагнувшись, нежно её поцеловал.

— Не скромничайте сударыня, право это вас кличут, — сказал суженный и приоткрыв окошечко сказал кучеру. — Давай Мефодий, поехали! Нас ждет шашлык, башлык с трюфелями!

Щелкнув плетью, кучер натянул поводья и крикнул, что было голоса:

— Но, пошли, супостаты длиннохвостые! Давай, шевели копытами Сивки, Бурки вещие каурки!!!

Тройка рысаков напряглась, и золоченая карета князя Владимира, постукивая колесами по брусчатке Красной площади, выехала на дорогу. Следом за князем напевая хором строевую песню, выдвинулась и дружина, во главе которой ехал на своем коне Муромец.

Увлекшись княжеской четой, народ даже не заметил, как тень от змея Горыныча пересекла соборный двор и зависла над колокольней Ивана Великого.

— Ну что братва, кажись, сегодня наш денек, — сказала правая голова Горыныча.

— Жрать, как хочется, — сказала голова средняя.

— Вчера только свеженинкой перекусывали, — сказала левая.– Перетопчешься!

— Вам хорошо — как говядину кушать, так все вам достается, а как в кусты ходить так мне приходится, — пожаловалась средняя голова.

— Ха — ха — засмеялись правая и левая голова.

— Кому, что от природы досталось, — сказала правая голова. — Зато шапка невидимка на твоей башке надета. Не дай бог потеряешь. Вот тогда будут приключения на твое подхвостье!

— Хорош базлать! Лучше глядите, куда экипаж двинулся, — сказала левая голова.

Горыныч взмахнул крыльями, и, оторвавшись от купола колокольни Ивана Великого, полетел следом за эскортом, держась чуть — чуть в стороне, чтобы тень не легла на охрану.

Еще издали Горыныч заметил на солнечной поляне, стоящий походный шатер. Вокруг поляны расположились дозором княжеская стража, готовая наброситься на любого, кто помешает князю Владимиру отдыхать на почивать.

— О, глянь у них и луки тугие и стрелы каленые, — сказала средняя голова.–Боюсь я этих русских– ох как боюсь! Народ дикий! Вся Европа от них дрожит, как рыбное заливное на блюде!

— Ты шапку только не потеряй, — ответила левая. — Как в пике пойдем, ты её лапами придерживай. Не дай бог потеряешь, так из нашей шкуры Кощей Бессмертный себе сапоги пошьет.

Горыныч облетел эскорт стороной, и тихо шурша крыльями, приземлился на раскидистый кучерявый вековой дуб, стоящий на другой стороне водоема.

— Так братаны, тут в тенечке посидим. Подождем, когда князь с княгиней свой выводок без внимания оставят. После шашлычков, да зелена вина, князя с княжной в сон потянет. А там дело техники. Спикируем, схватим и на вольные луга пастись.

— А как охрана?

— Не успеет! Пикировать будем из — поднебесья! Левая и правая на стреме, а этот в шапке хватает чадо, и тут же на форсаже уходим свечой вверх! Пока князь поймет, что случилось, мы уже будем далеко.

Средний снял с головы шапку, и, вытерев на лбу пот, повесил её на ветку, чтобы просохла перед ответственным рывком.

— Эх, а мне нравится, — сказала левая голова. — Природа, шашлычком свежим попахивает.

— А я мужики жрать хочу, — сказала средняя.

— Жрать, жрать — сперва дело сделаем, а потом и пожрем от пуза, — сказала левая голова. — Кощей обещал десять пудов говядины.

— А я бы сейчас винца испил, — сказала правая, — пару бочонков.

— Да, пора бы глотку промочить, — сказала средняя.

— Вон водоем, иди мочи свою глотку тварь ненасытная, — сказала левая. — Ждем удобный момент!

Змей Горыныч прикрыл глаза и слегка задремал, пока звуки отскакивающего от ракетки волана, не привел его в режим бодрствования. Он открыл глаза, и увидел, как князь Владимир и Илья Муромец играют в бадминтон.

— Готовность один, — сказала левая голова.

— Правый готов!

— Центральный готов, — ответил средний, прижав уши.

— Отсчет времени пошел, — сказал левый.

Змей Горыныч принял боевую позу.

— Ой, братцы, не к добру это — там Илья Муромец, — сказал средний. — Ой, не к добру!

Досчитав от десяти до нуля, Змей Горыныч сорвался с дуба и на бреющем полете скользнул прямо над самым водоемом, распугивая лягушек, мирно греющихся под лучами солнца. Черная тень пронеслась над камышами. Утки, чирки и лысухи затихли. Лягушки спрятались под листья кувшинок. Горыныч, пролетев над осокой, взмыл свечой вверх и, поднявшись на высоту, завис на одном месте, высматривая жертву.

Тем временем, княгиня отдыхала в шезлонге, держа в руках женский роман о трудной судьбе крепостной крестьянки, полюбившей молодого барина. Под паланкином в кроватке мирно почивали княжеские дочери. Невдалеке на мангале жарился шашлык, а повар француз по имени мусье Барбекю, лихо поливал шкворчащее мясо красным бургундским вином.

Горыныч шестью ноздрями втянул в себя воздух, пропитанный запахом жареного мяса, и средняя голова выдала перл:

— Братки, однако, шашлычок под коньячок — как вам такое?

— Смотри лучше где, коляска с чадами, — ответила левая.

Заметив люльку, Горыныч сложил крылья, и словно сокол ринулся с высоты прямо на колыбель. Все произошло внезапно. Княгиня Людмила даже не сообразила, что случилось. Черная тень нарыла походную опочивальню, где мирно спали княжеские отпрыски. Сжавшись от ужаса, она заверещала, что было сил, и тут же выронив книгу, упала в беспамятстве.

В этот момент Илья Муромец увидел Змея Горыныча. Тот уже держал в лапах княжескую дочь и крутил головами в поисках пути к бегству.

— Врешь, не уйдешь, –заорал Муромец, и громыхая латами, бросился к перепуганному Горынычу.

— Атас! Муромец! — заверещал змей, и словно заяц, прыгнул на центр поляны. Он бегал по кругу, стараясь оторваться от земли, но ему не хватало разгона. Со всех сторон бежали бородатые стрельцы из княжеской охраны и жутко вопили, пугая рептилию острыми как бритва алебардами. Князь остолбенел. Видя в лапах Горыныча свою дочь, от сковавшего его страха он не мог даже шевельнуться.

— Ильюша, ради Христа — не стреляйте — чадо загубите, — проорал он, боясь даже вздохнуть. — Может ён выкуп какой попросит, так опосля откупимся. Чадо сбережем!

— Не боись ваше величие, сейчас я его угомоню….

Змей Горыныч, застигнутый врасплох, бегал по поляне, прижав к себе ребенка, пока не набрал нужную скорость. В самый последний момент он подпрыгнул, словно кенгуру когда стрельцы княжеской охраны почти взяли его в котел. Змей стрелой взмыл в небо. Витязи промахнулись, и столкнувшись лбами, повалились без памяти на спину. Пришедшая в себя княгиня вновь упала в сильном обмороке. Только Муромец остался хладнокровен, непоколебим, как истинный богатырь. Не растерявшись, он ловко подбросил камень и так лихо щелкнул его ракеткой для бадминтона, что тот пулей понесся в сторону Змея Горыныча, ударив реликтового рептилоида прямо во взмыленное подхвостье.

— Ой, — завопил Горыныч, — в меня попали. Бьет гад, по помидорам!

— Мы же невидимы, — сказала левая голова. — Мы же под шапкой невидимкой — ядрен батон!

— Братцы, я шапку, на дубе забыл, — сказала средняя голова.

— Ну, тогда все ясно, — сказала правая голова и запела:

— Мы летим, ковыляя во мгле. Мы летим на последнем крыле. Глаз подбит, хвост свербит, но Горыныч летит, на честном слове и на одном крыле.

— Валим отсюда, — завопил центральный и, поджав хвост, стал учащенно махать крыльями. Илья Муромец вновь подкинул камень, и с такой силой запустил его в воздух, что тот догнал змея и со всей силы стукнул в затылок левую голову. Тот отключился. Горыныч, почувствовав недомогание, пошел в пике. Пролетев над озером, он не удержав высоты, рухнул за ним, прямо в лесной массив, поднимая клубы пыли.

— Боже, ты его сделал — Ильюша! Ты выбил ему мозги, — проорал князь Владимир.–Кто найдет ребенка, тот получит земельный надел в Рублевке и сундук злата, — проорал Князь.

Стрельцы бросились бежать вокруг озера, чтобы поймать Горыныча, который так красиво пикировал в лес.

Тем временем, Змей Горыныч, пришел в себя. Он взобрался на пень, и уселся на него, держа девочку передними лапами.

— Что братва, будем делать? Так опозориться может только лох печального образа!

— Валить отсюда надо, — ответила правая голова, — княжеская охрана с минуты на минуту тут будет.

— Шапку надобно забрать, — ответил центральный, — шишку прикрыть, чтобы не застудилась.

— Ага, чтобы от Муромца еще раз в подхвостье получить, — сказал левый, почесывая за ухом. — С меня хватит.

— Дитё нужно здесь оставить, а самим налегке слетать за шапкой. Кощей сейчас явно видит, чем мы занимаемся, и теперь точно пошьет из нас сапоги. Лучше вернуться с шапкой и без дитя, чем без шапки, но с дитем. За шапку он порешит нас. Будем потом на камушке греться.

Пока Змей Горыныч, сам с собой разговаривал, на поляне вдруг появился мужичок с еловой дубиной. Мастер Данила как раз прохаживался мимо, в поисках грибов и услышал, как головы между собой беседу ведут.

— Ты, это гы, — сказал Данила, размахивая дубиной. –А то я тебе…

— Чаво гы?! Чаво гы?! Ты кто такой, — спросила левая голова. — Гыкаешь мне тут!!!

— Я кузнец Данила мастер, — ответил мужик.

— Ну, так ты куда шел, Данила мастер, туда и иди, — ответил средний. –Не видишь, отдыхаю я. Заморился однако..

— Ты, птеродактил, дитятка то отпусти! Не ровен час, я дубинкой махну, да зашибу малёхо!

— Не птеродактил я — дубина стоеросовая, а рептилоид реликтовый трехглавый. В книгу красную занесен, за природную редкость.

— Отпусти, дитятка говорю. Я с тобой шутить не буду, — сурово сказал кузнец и решительно пошел на Змея Горыныча, размахивая дубиной.

— Не будет ён шутить, — сказал правый. –Валим браты, по добру да — по –здорово! Не видите это мужик русский — болван не отесанный!

Горыныч, аккуратно положил княжеское чадо на пень, а сам стал, словно просачиваться сквозь кусты, опасаясь мужицкого гнева.

— Забирай, мужлан сие чадо! Мне таперича один хрен головы не сносить, — сказал Горыныч.

Данила махнул дубиной и бросил её следом в Змея. Тот не успел пригнуться. Тяжелая палка со всей силы ударила среднего по голове.

— Валим, зашибет же мужлан — завопил правый, и, замахав крыльями, как на форсаже змей вознесся к небу.

Данила подошел к пеньку, на котором лежал ребенок и, аккуратно взяв его в руки, сказал:

— Утибожемой — какие мы тут красивые! Господь услышал наши молитвы! Теперь у нас с Капитолиной настоящая семья будет, — сказал сам себе кузнец Данила.

Он бережно положил девочку в корзину, и поспешил домой, чтобы уже там под крышей дома поделиться с женой радостным приобретением.

Глава четвертая

Сотворение тайной стражи

— Ну что витязь распрекрасный делать будем, — спросил князь Владимир, стоящего перед троном Илью Муромца. — Где воевода будем дите княжеское искать? Ты, и твоя стража прозевала киднепинг и я, как князь Руси великой, должон отрубить чью — то голову, чтобы унять боль сердешную и покарать лиходеев.

— Я думаю ваше княжеское величие, тут надо малость умом поработать. Махать мечом дело пустое, да и затратное. Чай палачу платить за каждую голову надо. А вдруг тая голова, которую вы сечь, изволите, ведает корни самого лиходейства. Так карать надо самого лиходея, а не того кто по недогляду своему, сие злочиние сотворил. Надо вам ваше княжеское величие службу княжеского державного надзору учинить. Дабы действия супостатов, да басурман всяких и лиходеев, загодя пресекать на корню.

— Ну — ка, ну — ка Ильюша, с этого места поведай мне по подробнее, — сказал князь, делая умное лицо.

— Я, да Добрыня Никитич, — сотворим тайную стражу типа той, что в римской империи была. Княжьи люди в разных хламидах будут середь бояр, простолюдинов и всякого мастерового люду ходить и выведывать где, что происходит и докладать старшине. А далее мы сии веды будем описывать на пергаменте, и хранить, до потребности. Вот, к примеру: затеял какой басурманский царь против вашего величия гадость творить. Он же не пойдет на пролом, а сперва зашлет тайных соглядатаев, чтобы те выведать каковы планы у народа. Какова княжья зброя да войско. Аль свои доморощенные бояре да купцы, что страсть к воровству аль к мздоимству имеют, и на княжий престол метят.

— Дело говоришь Муромец. Сегодняшним днем указ издам, о сотворении тайной стражи да тайных соглядатаев, кои будут коварные замысла ворога внутреннего и закордонного выведывать. Казны дам сто золотых, но чтобы ни муха, ни паук какой без надзору не остался. Излови мне этого аспида трехглавого, чтобы выведать, кто рептилоида этого надоумил промыслом злодейским заняться. Чай дело нехитрое змеюгу на каторгу определить. Будет кому вагонетки с углем да с железной рудой по рельсам тягать.

— Это князь не дело. Горыныч рептилоид реликтовый и замены ему пока нет. Да и в деле нашем сыскном да оборонном он личность нужная, чай летает по землям разным.

Натурой он безобиден: жаром уже давно не дышит, люд не крадет. Головы три, а ума что у дитя малого. В нашем деле тайном такой агент важнее княжеского человека. Княжьему люду, кои будут промыслом тайным ведать, жалование надобно платить, а сей рептилии и барана хватит. Я его ваше княжеское величие изловлю, да выведаю, кто интриганство такое затеял против нашей державы. А опосля работать заставлю на тайную стражу.

Князь почесал за ухом, что было знаком одобрения и, выдержав паузу, сказал:

— Под тайную стражу велю хоромы возвести, где княжий люд будет умение и навык в розыске да защите державы приобретать. Пусть грамоту учат, да ремесло владения тайным оружием. Чай не с мечами да копьями по княжеству ходить будут.

На сердце Ильи Муромца отлегло. Не стал князь в сердцах мечом махать, а к делу отнесся с душой и пониманием. Это вселяло в душу Муромца радость за дело новое, которое будет не только ему прибыль приносить, но и державе великую пользу.

Собрал Муромец ратников надежных с кем баталии прошел с ворогом княжества российского и зачитал указ:

— «Сего дня я князь Владимир Владимирович своим княжьим словом повелеваю, сотворить службу державной охраны и обороны». Воеводой тайной стражи назначаю Илью Муромца, а его заместителем Добрыню Никитича.

Повелеваю: на территории княжеских хором заложить державное ведомство тайной службы с темницами для содержания, казематами для пыток басурманских лазутчиков, да кельи для проживания, да писарского промысла.

— Так стало быть воевода у нас теперь своя служба имеется, — спросил Добрыня, похлопывая по плечу своего друга.

— Князь братья, за утерю княжеского чада хотел всю охрану через палача пропустить, да я животом встал и не дал. Пообещал лично изыскать лиходея и наказать его по суду и державному закону. Так что братья, будем аспида ловить и жестоко пытками мучить. С этого дня князь указ издал. Мы теперь братья, не просто рать, мы теперь несем тайную службу цель которой, выведать лихие скрытные глазу замыслы не только ворога, но и собственных воров и злодеев. Дозором будем обходить державу, а середь люда будем иметь тайных соглядатаев, да ушлых лазутчиков, кои могут порчу ворогу наносить непоправимую.

Стрельцы одобрительно загудели. Ведь нести службу на здравие державы была большая честь, да и приварок семье золотом и всякими привилегиями и освобождения от податей.

На том и порешили.

Глава пятая

Меч-кладенец

С тех пор как Данила отобрал у Змея Горыныча девочку и назвал её Василиной, минуло целых семнадцать лет. Княжеская жена Людмила не пережив горя, ушла в мир иной, через год как Горыныч похитил Екатерину. Князь за это время сильно постарел.

Как раз год совершеннолетия Василины с неба на землю упал небесный камень, как знак господний. Он, словно золотая стрела, пущенная из тугого лука, прочертил огнем, край небесного свода и пал близ Святого озера. Волки в лесах истошно завыли. Птицы закричали, а гады ползучие, устремились вглубь болот лесных. Все живое пришло в состояние паники и жуткого страха.

Только старая колдунья Анисья, проживавшая в ските на краю Берендеева болота, была на удивление спокойна. Она сложила в короб цветы «плакун–травы», и трижды перекрестившись на икону Николая Чудотворца, покинула свое пристанище. Старуха знала точно, что больше не вернется в свое пристанище. Здесь в мольбах и нищете провела она почти полвека и теперь ушла, чтобы умереть, а напоследок исполнить господню волю.

И говорил ей Чудотворец с иконы:

— «Камень небесный, что падет близ озера Святаго, велю доставить его в Слободу мастеру Даниле. Пусть из куска тела небесного, его дочь Василина изваяет меч булатный. Как только будет меч ей в огнище рожден и потом соленым выстрадан, велю в воде святой его закалить».

Сквозь ночь и жуткие чащобы, устремилась знахарка к озеру Святому. Там ковырнув посохом достала Анисья со дна ямы кусок железа. Оросив, как было велено его водой из озера, она положила его в котомку. Там в Слободе близ столицы, жил великий мастер оружейных дел Данила.

Ближе к полудню, знахарка вошла в Слободу. Поодаль от жилых рубленых хат, стояла кузница Данилы. Анисья зашла в кузню и присев на дубовый чурбак лукаво спросила:

— Ты что ли мастером Данилой зовешься?

— Я матушка, — ответил кузнец, отложив в сторону молот.

— Испить бы мне для начала водицы холодной, а потом я скажу, в чем нужда моя имеется.

— Ну–ка Василинка, подай путнице холодного березового кваску.

Девушка лет семнадцати открыла люк подполья и исчезла в его прохладной и сырой глубине. Через минуту она явилась вновь, держа в руках глиняную крынку.

— Испейте матушка. Чай день сегодня выдался жаркий, — сказала Василина и подала старухе холодного напитка.

Затворница трижды перекрестилась и, прошептав молитву, припала устами к крынке.

Испив, старуха вздохнула и, вытерев льняной тряпицей рот, размерено сказала:

— Спасибо тебе Данила мастер.

— Доброго здравия, — ответил Данила. — Далече путь держишь бабуля?

— Пришла уже я! К тебе путь мой лежал.

Кузнец удивился. Вытерев тряпицей лицо от пота, он спросил:

— Откуда бабушка, знать меня изволишь?

— Имя твое родимый мне Чудотворец поведал! Просил передать дочери твоей Василине, сей подарок в честь именин!

Старушка легко приподняла котомку с пола и подала её кузнецу.

— Я помогу, — сказала Василина, и хотела было уже подхватить котомку, но та еле удержалась в её руках.

— Добрых пол пуда весит, — сказал Данила. Он положи котомку на наковальню и развернул холстину.

Искрой блеснули оплавленные края железного камня.

— Это же небесное железо, — удивленно сказал Данила, — он цены стоит не малой. Как ты, мать, такую ношу на себе несла?

— Не я добрый молодец! Сию ношу на моем теле, к тебе господь принес!

Вчера в вечери мне явление Чудотворца было. Поведал мне святой, чтобы сей камень я дочери твоей Василине доставила и наказ передала.

— Каков наказ, бабушка, — спросила Василина.

— Наказ таков: тебе Чудотворец наказал, сковать из этого железа меч — кладенец.

Да святой водой его закалить, чтобы крепче его на земле была только любовь.

В огне праведном изваять его велено. Так же велено, освятить меч в первый день рождества Христова, святой водицей в монастыре Пресвятой Богородицы.

— Наказ матушка принимаю. К рождеству меч как велено откую, — сказала Василина.

— А вздолишь, — спросил Данила, покручивая пшеничный ус.

— Вздолию тятя, чай науку твою познала в полной мере.

— Вот и проверим, как тебе промысел кузнечный — ти по сердцу, — сказал Данила и улыбнувшись, поцеловал Василину по отцовски в лоб.

— Благословить дочь хочу твою, — сказала старуха, — домой мне пора.

Василина подошла к старухе и та трижды окрестила её, прошептав на ухо какие–то слова. Лицо вспыхнуло красным румянцем и девушка, прикрыв его ладонями, выскочила на улицу.

До прихода поста, Василина, как велела ей старуха, три дня провела на коленях в молениях. И господь был услышан, и благословил её. На четвертый день, запалив горнило, Василина вместе с отцом положила туда небесный камень. Разогрев его на углях до соломенного цвета, она, взяв в руки молот, принялась исполнять божью волю.

Целый день до самого захода солнца стучала она по наковальне, стараясь превратить бесформенный кусок камня в ровный брусок. Данила лишь шевелил мехами, да придерживая клещами болванку, смотрел, как его дочь мастерски обращается с раскаленным железом. Три недели как один день Василина и Данила грели, ковали, складывали пополам, скручивали в спираль железный брусок, стараясь, как можно лучше перемешать все слои. Разрубив заготовку на две равные части Василина, отложила одну в сторону, а из другого куска вытянула полосу. Каждый день девушка начинала с молитвы. Каждый день молитвой заканчивала работу. На сороковой день адского труда, вышел из –под её окрепших рук, булатный клинок. Блеск узорной стали, крыжа из золоченого яблока в черни серебра, венчалось узорным огнивом, которое переходило в широкий, жалящий клинок небывалой остроты.

Мастер Данила трепетно взял в руки творение дочери и с глубоким облегчением поцеловал меч.

— Я горжусь тобой, — сказал кузнец и, обняв Василину, по–отцовски крепко поцеловал.

Выйдя на улицу, он с силой махнул мечом. Меч пронзительно свистнул, а на его клинке в мгновении ока образовался тонкий морозный узор.

Очарованная, колдовским таинством отца Василина, восхищенно смотрела и радовалась творению рук своих.

— Нет, дочка, такой силы и такого оружия, которое может противостоять клинку этому, сказал кузнец Данила. Во благость господнюю и справедливости ради, сотворено оно, — сказал кузнец и взмахнув мечом, разрубил морозный воздух, который пластинками осыпался на снег.

Глава шестая

Кольцо чудотворное