1980—1984
Ничего этого не было, не могло быть. На дальней, окраинной остановке войдешь в автобус, выслушав неутешительное пророчество, проедешь несколько километров, может быть десять, может быть сто; стоя, привычно уцепившись за верхний поручень как за руку помощи откуда-то сверху; как за твердое, обледенелое облако, как за невидимый стержень, которые может, должен выхватить тебя, доставить на нло. И автобус остановится, и выйдешь, и окажешься в новом мире, старшем, не таком страшном, как тот, где все предрекания, обещания, утешения против тебя; где самые близкие не верят; где выйти на дальней, почти мифической остановке — невероятная, несбыточная удача, почти предательство. В этом счастливом одиночестве, неверии в этом, последнем и окончательном безбожии, окажешься в тихом, пустом, гулком зале и начнешь слышать только свои звуки: шаги, дыхание, первые, смешные, слова.
Песенка
Она красива в самом деле,
Но слушай что я говорю,
Она была в моей постели
На удивленье октябрю.
Я сделал чисто все на диво
И Мессалине б невдомек
Сказал ей вечером дождливым:
Зайдем ко мне на огонек.
Ах что за прелесть этот вечер.
Бутылка красного вина,
Бисквит, варенье, кофе, свечи,
Между свечей сидит она.
Но был расчетлив я признаюсь
И свой выхватывал момент,
То вдруг руки ее касаясь,
То вставив к месту комплимент.
Когда на циферблат старинный
Наш взгляд, рассеянный упал,
Слова смакуя я ей чинно,
И безразлично так сказал:
Да ты и вправду бы осталась,
Смотри, такие холода.
Она для вида засмущалась
И вдруг в ответ шепнула «да».
А ночь ветры так свистели,
Осенний дождь окно лизал.
Она спала в моей постели.
Вот только я на кухне спал.
Дорожная
Отдай проводнице билет
С улыбкой беспечной
Ведь средства надежнее нет
От муки сердечной.
Но стуком колес не избыть
Кромешность побега,
Она тебя будет любить
До первого снега.
Полночный затеется чай
С вином до рассвета
В летящих полях примечай
Разлуки приметы.
Бессонницей отлучена
От взглядов холодных
Тебя будет помнить она
До птиц перелетных.
И кто там сквозь сон прошептал,
Что участь убога?
Нас примет зеркальный вокзал
Затихнет дорога.
Так лучше — чужие дома
И голые стены.
Она тебе будет верна
До первой измены.
Прощальная
Привкус долгих дорог
В этой встрече прощальной
Вот и кончился в срок
Наш роман привокзальный.
Снова мне довелось
Выпить холод вокзала
Как же быстро сбылось
Все что ты нагадала.
И не стоит грустить
Говори если спросят
Просто месяц почти
Нас морочила осень.
Я прошу оглянись
Посмотри уезжая
Вот и кончилась жизнь
В сотый раз нарождаясь.
Осенняя
Скучно. Ласковый взгляд тепла
Потускнел, и опять эта осень
По московским бульварам проносит
Вздох последнего летнего сна.
Память. Вновь голоса различать
За прикрытою бережно дверью
Примеряюсь к чужому веселью
Обо всем, что забыл, промолчать.
И о том, как под зуммер стрекоз
Солнце в тихое море садилось,
Небо южным крестом покрестилось,
И со звездочки вдруг сорвалось.
Все же. Вновь на зеленый свет
Реагирую как на наркотик.
И сентябрь меня приохотит
К маякам этих новых примет.
Опыт сонета
Твоя любовь меня не бережет.
Твоя любовь с разлукой в связи,
Провидя все возможные измены,
Такие мне закатывает сцены,
Такие сны, что боже упаси.
Твоя любовь меня не бережет.
Она теперь легендам вопреки,
Лишив меня священного удела,
Расставила знакомые пределы
И вывесила красные флажки.
Твоя любовь меня не бережет.
И я сейчас живу, догадки строю:
А как там у тебя с моей любовью?
Реминисценция
И.М.
В узкой зале дрожание свечей
Капал воск на звенящий паркет.
Предложил недоверчивой ей
Сам король станцевать менуэт.
А король, как и всякий король
Сероглаз и немного поэт.
И томленье и сладкая боль
Аттитюд, а теперь пируэт.
Так и кружат. Молочных колонн
Тусклый блеск, позолоченный свет.
А теперь с разворотом поклон,
И закрыть незаметно лорнет.
А потом не смогла отказать
Этим чистым, алмазным глазам.
Заходите ко мне поболтать,
после бала, он тихо сказал.
Дверь закрыл аккуратно без слов
Ей у зеркала сесть предложил.
И хрустальный достал полуштоф,
Из кувшина вина ей налил.
В старом рейнском качнув кабинет
Он вздохнул, выпил залпом бокал,
И сказал, что персидских конфет
Лучше нет и отведать ей дал.
И напился король в полчаса
Говорил про стихи, про друзей
И о том, что темны небеса,
Мол октябрь сентября холодней.
А она все молчала в ответ,
Все ломала улыбкою рот.
А по зале летел менуэт:
Арабеск и еще поворот.
Такой театр
Наваждение это, сдвиг
Это хуже сна — наяву
Вдруг такой театр возник
Прямо в комнате, где живу.
Это кто-то на дело спор
Кто-то самых хороших манер
Кинул занавес, вместо штор
И меня усадил в партер.
Вот и жду этих игр творца,
И беззвучно шепчу: перестань
Как орешник речной от лица
Отведи эту черную ткань.
Объяви хоть зловеще итог,
Хоть у рампы просто постой,
Только дай наглотаться впрок
Мне наркоза сосны сухой.
Только дай надышаться всласть
Пыльным миром фанерных стен
И понять нищету и власть
Непродуманных мизансцен.
Да какие трагедии днесь.
Все от марочного вина.
И сижу я весь вечер здесь,
У зашторенного окна.
Розовый
Видно дело идет к концу.
Вам так розовое к лицу.
Отдаю свой последний долг,
То, что я сказать не успел.
Вы поверьте, любил как мог,
Я вам радость дарил, как умел.
И под выцветший голос листвы
Называю тебя на вы.
Нет не выспренний это слог,
Не юродство в последний час.
Это отзвуки первых слов,
Отчуждение последних фраз.
Это страх, убегая прочь
Оглянувшись увидеть ночь.
Вам так розовое к лицу,
Вам бы небо примерить в закат.
Вы же видите, как я рад,
Рад, что дело идет к концу.
Тверской
По дорожкам Тверского бульвара
Я гуляю простуженный, старый.
В мягкой шляпе, в бордовом кашне
Осень с каждым дождем холоднее
И сюда приходить все сложнее,
Но прогулки назначены мне.
Нам условится будет нетрудно,
Я бываю здесь какое утро,
Белой дубкой кормлю голубей
От поэзии к точной науке
Путь лежи т в неразгаданной муке
Брось дела, приезжай поскорей.
На трамваях речных, в электричке,
На попутках по старой привычке,
Не жалей на автобус рубля.
Приезжай. Узнаешь — под ногами
Не песок, не раскрашенный камень,
Вожделенная тает земля.
Из забытого репертуара
Лишь прогулка по листьям бульвара
Нам достанет забавы такой.
Резкий ветер расстроит беседу,
Только я провожать не поеду,
Мне нельзя, мне прописан покой.
Письмо
Конверт какой-то странный-странный
Александр Кушнер
Не то дожди, не то метель мела,
Решил я твердо: брошу все дела.
И одиночеством, как теплым пледом
Я обвернусь. И буду все читать,
Глаза в раздумье стану поднимать,
И сам себя вдруг развлекать беседой.
Но в этот вечер почта принесла письмо.
Я удивился. Вот уж сколько лет
Одних забыл, другим и дела нет
Как я живу, как вечера клубятся
За окнами моими, как идут
Мои дела. Тем дорог мой уют,
А эти дружбу высказать боятся
Письмом.
И вот тебе, корреспондент, инкогнито.
Конверт вскрываю. Текста пол-листка
И точно знаю — женская рука,
Хотя машинкой почерк засекречен.
Глазами пробежав едва-едва
Я узнаю знакомые слова.
Тревожный рот, спадает челка на глаза.
Итак, вы узнаны.
А лучше написала от руки
И пусть слова случайны и легки,
Что и тебе противна непогода.
Что на Песчаной тихо как всегда,
Что от дождей по улицам вода,
И что в метро с утра полно народа.
Но что ты знаешь, это пустяки, конечно
Но что-то замечтался я. Не след
Выдумывать, чего в помине нет.
Итак все призрачно, итак все очень зыбко.
Письмо? Ну это… Это просто сон.
Нет, двери перепутал почтальон,
На ГСП досадная ошибка.
Таллиннская фантазия
Весна. Пора писать, похоже
Про оттепель, но по всему
Мотивы маеты дорожной
Милее сердцу моему.
В гостиной спящего отеля
Подсядь к столу и опиши
Мне все перемещения тела
И приключения души.
Едва забыт сквозняк вокзальный —
Бальзам в кафе, а на десерт
В ладонях ратуши центральной
Органной музыки концерт.
Пиши про скандинавский ветер,
Про снег (конечно утаив
Как некто вел тебя под вечер
Смотреть тускнеющий залив).
Я здесь по-прежнему беспечен
И глуповат, и все ленюсь.
Тебя я безусловно встречу
И, несомненно, улыбнусь.
Мотивы пролетевших станций
Суть вдохновения моего.
Ты уезжала, я остался.
И все. И больше ничего.
Пьяное
Люди пьют, пьют, пьют
Отчего, не знают сами
Кошка с женскими глазами
Мой прикончила уют.
Люди пьют, пьют, пьют
И блюют на тротуары,
Переулки и бульвары
Невоспетыми гниют.
Люди ждут, ждут, ждут
Льют портвейн и бьются оземь
А зимою эту осень
Бабьим летом назовут
Люди пьют, пьют, пьют
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.