Бесплатный фрагмент - Мои стихи

Алексей Погудин (А. Коробков)

Пройдёшь вдоль берега крутого

Пройдёшь вдоль берега крутого,

И вот мой сквер, скамейка, осень.

На землю много золотого,

Пасьянсом жёлтый лист набросил.

Под ноги многим одиноким,

Где чувства с веток облетели.

Ковёр тебе, как жест — широкий,

От осени к её постели.

Где, умирая она ляжет,

Протянет только к тебе ветки,

Но не попросит помощь даже,

Где одинокие скамейки.

И я такой же одинокий,

И одинокие аллейки.

И души наши — босоноги

Томятся в теле, словно в клетке.

И где её все сёстры, братья?

По одиночке в карусели —

Одели платья, умирая,

И по углам ещё расселись:

На циферблате все по кругу,

Раскачиваясь вправо — влево,

И даже если тянут руку,

То ради собственного чрева.

Я видел женщину в огне

Я видел женщину в огне,

С причёской красной возле скал.

Она, кричащая в струне,

И с дрожью волн лазурь сверкал.

И белой пеной на волне,

Когда луч с неба озарял.

Она, как молния во мгле,

Всем телом билась о причал.

И ветер бушевал ей в след.

И в гребень белый дым играл.

Я видел женщину в огне;

И с пеной брызг в руках бокал,

Дрожал хрусталь вином в стекле,

И буря билась между скал.

Всё это было в феврале,

Где, моря шум не умолкал.

Казалось, всё — приснилось мне,

И буря, шторм и та скала.

Я видел женщину в огне,

Её похитила в даль мгла.

По синим шторам ночь спустилась

По синим шторам ночь спустилась,

Пятном легла тень на стене.

Не знаю я, какая сила,

Заставит литься тишине.

В душе не музыка живая,

Не барабаны лупят марш,

А просто тихо унываю,

Не вписываюсь я в пейзаж.

И до утра она — немая,

Ведёт какой-то разговор,

С ней бормочу, не понимая,

Где явь, а где мне снится сон.

А утром новая страница,

Из старой книги о судьбе,

Разбилась где-то колесница,

И пару строчек обо мне

Плащи

…В гардеробе плащи без людей,

Как и души бывают без них…

И с безлюдной луны лицедей,

На кровать бросил тень и притих.

И приливы морей всё сильней,

Разбиваются в дым у окна.

Досчитаю до ста не дыша.

И смеётся мне тенью луна…

Я хватаюсь рукою за шар,

Обжигаюсь — она холодна.

Знаю я, что сейчас не усну,

И сжимаю сильнее уста,

Лицедей подаёт простыню,

И сжимается грудь у меня.

Одиночеством светят углы,

Сине-мёртвая вкруг тишина

Ох, луна, как лучи твои злы.

И затих лицедей у окна.

В гардеробе — из стёкол души,

В мёртвом свете безумства притих,

Выдаёт одиноким плащи,

…Не забыв вынуть душу из них.

Не покидал твои я сны

Не покидал твои я сны,

Не заходил туда — случайно,

Сгорев, не светят фонари,

Нас манят темной своей тайной.

Как не зажгут вдруг маяки,

Корабль встретит берег скальный,

И мы с тобою в две руки,

Пойдём по площади печальной.

И сквер, где встретились в любви,

Ты помнишь — снег и кони, сани.

И я кричал — благослови,

Сейчас там дождь злой барабанит.

И белый ветер, помню, пел,

И ты смеялась звонче ветра.

И пряталась в мою шинель.

А я читал, конечно, Фета:

…«Хочу нестись к тебе, лететь,

Как волны по равнине водной,»…

И бьют меня две строчки — плеть:

…«Поцеловать гранит холодный,

Поцеловать — и умереть.»

…Туман и камень благородный,

Цветы, венки и твой портрет:

А из стихов — «гранит холодный»…

Второй же строчки пока нет,

И в сквере дождь скулит- сегодня.

Мир, как вечность, таинственно черный

Мир, как вечность, таинственно черный.

И хребтом ощущается дрожь.

Где-то он, как собака покорный,

Правда, ночью — на волка похож.

В ипостаси одной — непокорный,

А в другой — лучше всяких святош.

И с улыбкой все держат притворно,

Вам цветы — и за пазухой нож.

С неба светит иконное солнце,

По собачьи виляют хвосты,

Только ждут они все снова горца,

Пред луной волком ночью застыв.

Да и днём уже тихо завоют,

Чуют кровь из разорванных жил,

Не корми человека травою,

Если вдруг он по волчьи завыл.

И цветы полетят с головою,

С красотою увядшей травы,

Лунный серп, на который все воют,

Засверкает в руках сатаны.

В русском поле, чистом поле

В русском поле, чистом поле,

Снег кружится поневоле.

Над оврагом вьюга с воем,

Засыпает всё живое.

Лунный диск себя повесил,

И кричит, что это бесы,

Разошлись все не на шутку,

Вьюга воет в свою дудку.

И кусты покрылись льдами,

Смотрят снежными глазами.

Я и сам глаза открою,

На луну как волком взвою.

В русском поле, чистом поле,

Страшно, мутно поневоле.

Волком вьюга воет жутко,

Не лишиться бы рассудка,

Вот была тогда бы пьеса,

А луна вся, как принцесса.

И снежинки, как лампады,

Это свет с принцессы падал,

Прямо в сердце, это бесы,

И поют так жутко песню:

Тучи небо мглою кроют

И тебя к утру зароют.

Холм насыпят на равнине,

Да с крестом — посередине.

Стоял всю ночь на перекрёстке

Стоял всю ночь на перекрёстке

И продавал я душу мгле.

Купите хоть за гроши горстки

Или возьмите на ночлег.

Где дьявол — этот — бутафорский?

Лишь светофоры в красный цвет.

И хлопают в дороге створки,

Души моей, где сотни бед.

Купите — я кричал — морозам.

Я возмещу Вам всем ущерб.

От этой зимней белой прозы,

Где ворон чёрный словно герб,

На белый снег прилёг крестами,

Расправив крылья вдоль дорог,

Купите душу — крест с цветами,

В мороз распятой поперёк.

Она раздавленная льдами,

За грош, копейку — не берёт,

А светофоры смотрят в дали,

У дьявольских горят ворот.

И фонари безумства ждали,

Вдруг возгорится прошлый снег,

Кому сейчас нужны морали,

Купите душу за ночлег.

Всё прекрасное скоро завянет

Всё прекрасное скоро завянет,

И родится всё заново вновь.

На глазах твоих вечность в тумане,

Растворится как в прошлом любовь.

Так чего ж нам жалеть неустанно,

Пусть бурлит в венах вечная кровь,

Чувства льются под небо фонтаном,

И сгорают средь звёздных ковров.

Видишь — звёздочка с неба упала,

Это, видимо, чья-то любовь,

Незаметно, с небесного бала,

Возвращают нам боги всё вновь.

Помнишь ты, прошептала мне нежно:

Загадай о любви пару снов.

Это звёздочка с неба небрежно

Закатила под сердце любовь.

И с тех пор в моём сердце осколки

Серебра белоснежной звезды.

И смотрю на небесные полки,

Нет на них — ничего — все пусты.

Было всё, давно, прекрасно

Было всё, давно, прекрасно,

А теперь лови минуты,

Стены смотрят безучастно,

Как кольцо — вокруг замкнуты.

Скоро время твоей казни,

Сбросишь жизни атрибуты.

И увидишь в небе праздник,

Как враги дают салюты.

Хоть пиши на стенах письма,

Облака летят, как парус

Посмотри — как живописно,

Не увидит это старость.

Так порадуйся секунды,

Что не умер от болезни.

Эшафот твой — изумруды —

Яркий луч летит над бездной.

Ты шагнёшь — туда — откуда,

Ангел твой — тебе — небесный,

Скажет — проходите — сударь,

Ты его услышишь песню.

Кажется, как звук в сосуде,

Прошлым станет неизвестность,

И уверен — ты забудешь

Всё, что было в мире тесном.

Золотая трава и шипы белых роз

Золотая трава и шипы белых роз —

Пожелтеют и время увянет твоё,

Растекается дым по ветру папирос,

Только вечность — жёлтых глаз — вороньё.

Обнимаю твою статуэтку рукой,

И глазурную нежность целую я миг,

Но томит меня вечности рока тоской,

Что исчезнет в пространство земное твой лик.

И цветами покроется, глиной седой,

Да и память о нас — разольётся вокруг.

Но закружится диск гончара золотой,

И искусные пальцы божественных рук —

В нашу глину вольют смесь души молодой,

И глазурью цветной — под сияние лун —

Обольют твоё тело — отдадут красотой.

Как мне хочется верить во всю эту муть.

И тебя обнимаю я нежно рукой.

Из фарфора все плечи — боюсь я вздохнуть.

Вдруг рассыпятся в миг — по земле голубой,

…А гончарные боги забудут вернуть.

Пробежав, не взирая пути

Пробежав, не взирая пути,

Я засну на мгновение века.

Ты меня, если сплю — разбуди,

Пусть поднимут закрытые веки.

Звёзды вновь освещают кресты,

На погосте они и на церкви.

Видишь, ангел скульптурой застыл,

В мрамор белый он бледен и мертвен.

Разбуди, чтобы в небо он взмыл,

Не молись за него, он — бессмертен.

Претворяется он, что без крыл,

И поник головой, клювом чертит.

У него отбери крест — костыль,

Пусть он душу мою перекрестит.

Звёзды смотрят интересно

Звёзды смотрят интересно!

Или просто так горят!

Во вселенной, видно, тесно,

Нежный мрак заполнил взгляд.

И под звёздами гуляя,

Можно долго размышлять,

Звёзды смотрят воспаляя,

Под луною вечность клятв.

И она даёт влюблённым,

Всем надежду на века,

Если солнцем раскалённым —

Сжечь сгоревшие сердца,

То луною осуждённым —

От любви — горят всегда.

Сколько клятв под нею — белой —

Подписал всем звёздный хор,

Сколько в жизни закипело

И задёрнуто в миг штор,

Чтоб луна не подсмотрела,

Распоясанный задор.

Вот она и в месяц метит,

Искривив в усмешке взор,

Если серп нам в небе светит,

И поёт здесь звёздный хор,

Значит где-то будет вечер,

Рук сплетения узор.

На столе зажгутся свечи,

А луна прищурив взор,

Скажет им до новой встречи,

И растает средь озёр.

Часто вижу ее слёзы

И дрожание в воде,

Там она купает грёзы,

Может принц её на дне.

Оттого и льются грозы —

На влюблённых — в тишине.

Оттого и вянут розы,

Что стояли на окне.

И полнолуние… луна

И полнолуние… луна.

И ночь была лиричная.

Светила мне одна звезда —

Бесстыдно — неприличная.

Светила и звала она.

Я ей: прикройте наготу!

Переспросила: красоту?

Удивлена сполна!

От вас холодный свет,

И вы к тому же старая!

Вам сотни тысяч лет —

Бесстыдная, усталая.

Она сказала: ничего…

Мой век всего лишь капля.

Твоя же жизнь, вообще ничто!

Поэтому… не тявкай!

Танго

Рука взметнула вверх — безумный поворот.

Красивый фейерверк: из страстных — па — полёт.

Казалось, что в любви, то сходятся, то нет.

На танго смотрим мы и видим жизнь и смерть.

Летит её звезда, закована в браслет.

Осколками из льда, замрёт на небе след.

Всю страсть её презрев. безумный в миг дуэт —

На чувственном одре — сломает силуэт.

У совести раскрыта пасть

У совести раскрыта пасть.

И глубина её, как бездна.

Какая дань теперь ей всласть,

Что поднесёте ей любезно…

Народ с достоинством раба?

Вожди, цари, ваш выход вечен.

Со всех сторон гремит труба,

Я кланяюсь и гнутся плечи.

И совесть, кажется, чиста;

Но пасть раскрыта — мне навстречу,

Ласкает душу темнота,

Надежды не горят в ней свечи.

Вот занавес и суета;

И с трона опустился вечер.

И жалкая пошла толпа,

Без совести судьбе навстречу…

Я знаю, что мечта глупа —

Когда нет гордости и чести,

Когда с достоинством раба;

Украдкой душу ангел крестит.

Любовь и смерть, и смерть — любовь

И дух и кто хранит меня,

Кто так воссел на троне,

Что в небе царство торжества

Закат огнём не тронет.

Любовь и смерть, и смерть, любовь.

Даруют с неба боги.

И призраки, сошедши вновь,

Идут в одеждах строгих.

Им подавай трагично кровь.

Всех славь! Но бей тревогу:

Весь мир давно уже готов

На пир «трагедий» к богу.

Ромео и Антоний Марк

За ними дамы строго в ряд:

Джульетта, Клеопатра.

Отшельник Ланселот,

Монахиня Гиневра,

И гробовщик им всем поёт:

(С линейкой своей мерной)

Любовь и смерть, и смерть, любовь,

Орфей и Эвридика!

Всем долго будет сниться кровь:

Предсмертной болью в криках,

B Эпиграфе с трагичных строф —

Вам на могильных плитах:

«Любовь и смерть, и смерть — любовь.»

Заранее отлитых.

Над багряным клёном

Над багряным клёном

И в осенних сказках.

Где стоит над склоном

Время в жёлтых красках.

Сердце вдруг застыло

в золотых туманах.

И спрошу у милой,

И спрошу, — мне странно:

Ты жила со мною,

или всё ж любила?

Видишь — клён рекою,

лист теряет с силой.

Он с весны зелёный

и костром пылая,

В осень так влюблённый,

словно вечно в мае.

Горько, листья красны,

слёзы до предела:

Ты любила страстно

Или всё терпела?

Стоят дома из жёлтых окон