Бесплатный фрагмент - Мой друг мама

Мой друг мама

Моему родному человеку, который стёр все границы между дружбой и всепоглощающей материнской любовью. Спасибо за твоё доверие.

Самой лучшей сестрёнке на свете.

Все события и герои вымышлены, любые совпадения случайны.

* * *

Всем привет! Меня зовут Артём, четыре месяца назад мне исполнилось одиннадцать лет.

Обычно я пишу детективы с мистическими исчезновениями и неожиданными развязками. Но в этот раз мне захотелось рассказать про себя и про маму.

Конечно, она не идеал: ругает меня иногда, заставляет убирать комнату, чистить зубы каждый день, не разрешает есть много сладостей. Каждый раз, когда я сажусь играть в видеоигры, она говорит: «Иди лучше книжку почитай». Но, несмотря на всё это, моя мама хорошая и очень весёлая. С ней даже можно дружить.

Russian-American

Я родился в городе Бельвью, штат Вашингтон, в США, у русских родителей.

Маму зовут Таня, лицо у неё обыкновенное, русское, волосы русые, мама как мама: заставляет мыться после тренировок и есть суп!

Папа — Андрей, высокий, худой, работает много, разговаривает мало, на фотках не улыбается, говорит, что социальные сети — это трата времени, и удалился оттуда.

Я тоже хочу быть как папа. Как только вырасту, то тоже сразу же удалюсь из всех социальных сетей! А то мама почти всегда сидит, уткнувшись в телефон, я её спрашиваю: «Мам, ты что с телефоном всегда?» А она отвечает: «У меня зависимость, сынок, я вот сама уже не хочу, надоел, а руки так и тянутся к нему!» «Ужас! — испугался я. — Никогда мне телефон не покупай!» Она улыбается и просит: «А теперь повтори эту фразу ещё разок, я видео сниму, буду тебе показывать, если смартфон попросишь! Да шучу я, сын. С телефона я в школе обеды вам заказываю, читаю письма от учителей, расписание тренировок ваших смотрю, с бабушкой и дедушкой из России переписываюсь, фотографии им высылаю, да и много чего полезного можно делать! Не только же ерунду!»

Так вот, родился я русским американцем — Russian-American, потому что в Соединённых Штатах гражданство получаешь по рождению, родился в Америке, значит — американец. А в России неважно, где родился: если папа с мамой россияне — ты тоже россиянин.

Вы думаете, это классно, когда ты и русский, и американец одновременно. Можно собрать лучшее из двух великих культур, да и языка два. Но в жизни всё по-другому — в Америке я русский, а в России я американец. Английский в школе догонял, года три ходил на ESL — English Second Language — программу, потому что до школы дома говорил только по-русски. Все на перемене играют на детской площадке, а ты… эх, английский учишь.

Домой придёшь, а там мама заставляет русским заниматься: читать, выполнять задания, запоминать словарные слова, стихи и правила: «Жи-ши пиши с буквой и».

Как-то делал я упражнение, требовалось вставить пропущенные безударные гласные. «СТ… ДИОН»… Я подумал и написал Ы — СТЫДИОН. Мама глаза выкатила и спрашивает: «СтАдион. Почему ы?» — «Ы потому, что проверочное слово СТЫД. Я как раз вчера был на стЫдионе, там наши проиграли слабой команде 3:6. Такой стыд!» — «У меня не сын, а анекдот ходячий! — засмеялась мама. — После твоей БЛЮБЛЮТЕКИ и СТЫДИОНА не знаю, чего ждать! Запомни, пожалуйста, — ста-ди-он и биб-ли-о-те-ка».

Мама повторяет, как попугай: «Русский пригодится, вот поедем в Россию, ты по-русски понимаешь!» Ага, только мы нечасто в Россию ездим, потому что братишки маленькие, не всякий взрослый выдержит трансатлантический перелёт длиной в двенадцать часов.

Но в России мне нравится. Не всё, конечно. Так, давайте по порядку.

Приехали мы к деду. Живёт он в спальном районе Москвы. У него огромный серый бетонный дом, несколько дверей — я сразу вывод сделал, что у деда таунхаус. Пока дед кодовый замок на огромной железной двери открывал, мы с Мишкой, как воспитанные, стали ботинки снимать! Мама увидела и с ужасом спрашивает: «Вы что делаете?» — «В обуви в дом же нельзя!» Мама вздыхает: «Американский ребёнок! Подъезда не видел! Это ещё не дедушкина квартира, тут не надо кроссовки снимать».

Зашли мы, значит, в подъезд, а там воняет! Ужас, как будто все бездомные из центра Сан-Франциско тоже к моему деду приехали. Дед извинился, сказал, у них мусоропровод в подъезде засорился, поэтому запах. Дошли мы до двери, она огромная, на трёх замках, дедушка, позвякивая связкой ключей, минуты три дверь открывал. «Дед, ты что, в банке живёшь? Или миллион дома хранишь, зачем тебе столько замков и большая дверь?» А он опять хохотать: «Эх, американцы! Это от воров! У вас-то воров поди нет!» Но что меня шокировало, так это то, что когда он эту дверь открыл, там была ещё одна! И это не всё. Когда мы всё-таки в квартиру попали, она оказалась крохотной, и, похоже, дед от воров банки с солёными огурцами берёг. Во-первых, это «деликатес» — дед сам консервировал; во-вторых, больше ничего ценного у деда Вовы в квартире и не было: старый диван, телевизор, который не работает, велосипед, крохотный холодильник и кошка Пушинка. Квартира маленькая: одна комната, кухонька, туалет с ванной и коридорчик чуть больше Пушинкиного лотка. Зато вид из окна волшебный: весь двор как на ладони, трубы огромные от теплостанции, из них дым валит, как в фильме про конец света. Круто!

У деда в Москве мы пробыли недолго, уже на следующий день поехали в Казань к дедушке Толе и бабушке Любе. Там я и узнал, что у меня много, очень много родственников и людей, которые знают, как меня зовут и другие факты обо мне.

В Казани каждый день мы ходили в гости. Это понравилось всем, даже младшему брату Ромке. В гостях хорошо! Тебе все радуются, угощают вкусной едой, пирогами, печеньями и даже конфетки дают. Вот бы так всегда. Мама, правда, следит, забирает треть, чтобы мы росли законопослушными налогоплательщиками. Иногда в гостях игрушки дарят, играют с нами, мультики включают. Я поначалу стеснялся, а потом привык и с самого утра спрашивал: «А к кому мы сегодня в гости пойдём?»

Но однажды гости в Казани закончились, по второму кругу мама ходить не захотела, хотя нас все звали, и мы поехали к прабабушке в деревню.

Деревня — это самое лучшее, что бывает в России! Только там я узнал, что такое свобода — мы бегали с деревенскими ребятами одни, без взрослых, куда нам вздумается!

В деревне мне понравилось сразу, как только мы вошли в низкий бревенчатый домик прабабушки, чем-то напоминавший избушку Бабы-яги из книжек. Только без ножек — наверное, сидела избушка в гнезде, яйца с избушатами высиживала. Двери маленькие, взрослые всегда наклонялись, чтоб пройти, а мне удобно — как раз мой размерчик. Я ещё подумал: это гномы, что ли, строили?

Зашли, осмотреться ещё не успели, тут же стали люди к нам в дом то и дело заходить, вся деревня сбежалась на американцев посмотреть. Смотрят на нас, спрашивают, как зовут, правда ли я в Америке живу, почему так по-русски хорошо разговариваю… Тут мама встряла: «Это же мои дети, конечно, они по-русски говорят! Я же по-русски говорю!» А они сомневаются, дальше спрашивают, знаю ли я английский. Отвечаю: «Знаю я». — «Скажи что-нибудь!» А я не будь дураком говорю: «Одно слово — десять рублей!» — «О, как! — удивились все. — Точно американец, наших детей такому не учат!» Я не понял, хорошо это или плохо, но после этого перестали расспрашивать, поверили, видно, или десять рублей жалко.

Прабабушка у нас очень древняя, ростом почти с меня, чуть-чуть выше, ходит с палочкой и слышит не очень хорошо. Я был с ней вежливым, всегда старался помочь. Мама решила молодость вспомнить — не боясь испортить маникюр, пошла картошку окучивать.

Окучивать — это засыпать стебель картофеля у корня землёй, делать кучку вокруг картошки. Папа с нами не поехал, он эти танцы с мотыгами не понимает, путешествие в прошлый век, говорит. Люди роботов изобрели, а вы тут вручную окучиваете! Нецелесообразное использование ресурсов планеты. А мама считает огородные работы видом спорта и «единением с природой» — «через труд с землёй постигает душа гармонию и счастье, открывается портал в космос!» И к тому же у неё зов предков! Я так понял, это бабушка с дедушкой её всегда зовут картошку копать или окучивать, а они её родители, предки, значит.

Мне дали ведро: собирать колорадских жуков. Бабушка сказала: «Вон как американцы картошечку нашу любят!» Только я не понял, она про нас с Мишкой или про жуков из штата Колорадо?!

Прабабушка радовалась, что много я вредителей насобирал, и меня благодарила: «Тавтапуç. Маттур эсĕ, Артём. Мĕн тери пулǎшакан». И я тогда пожалел, что мало языков учил — прабабушка наша на чувашском разговаривает. Я ничего толком не понял. Так что учите, друзья, языки, особенно чувашский.

А ещё в России мы таскались по бесконечным лабиринтам музеев, выставкам, театрам, консерваториям и просто по улицам, наслаждаясь архитектурой прошлых столетий. Мама утверждала, что нам это необходимо увидеть и обогатить внутренний мир. Только мы с Мишкой без конфет не очень продуктивно обогащаемся, поэтому всегда ныли от усталости и голода, так что все наши культурные мероприятия больше напоминали мучения, чем наслаждения. «Возможно, вы оцените это позже, когда чуточку подрастёте», — вздыхала мама.

Братья

У меня тяжёлая судьба! Потому что у меня целых два младших брата. Ну, вы понимаете, один ещё куда ни шло, а два — катастрофа!

Как-то я подошёл к маме и спрашиваю: «Вы же с папой Мишку родили, чтоб он со мной играл?» Она захлопала ресницами от удивления и растерянно кивнула. «Я его уже полчаса уговариваю со мной в хоккей поиграть, а он не хочет. Иди, пожалуйста, объясни брату, для чего он родился!» Конечно, мама сразу начала лепетать, что не только для этого, и что Мишкины желания тоже учитывать надо. А мои учитывали?

Помню, когда мне было шесть лет, мама подошла, улыбнулась, обняла и ласково спросила: «Сынок, а ты хотел бы ещё маленького братика?» Что за глупый вопрос! Конечно нет! Я ей так и сказал: «Нет! Ни за что! У меня и так Мишка все игрушки забирает! А если и новый брат вздумает: мне тогда совсем не с чем играть будет!»

Мама погладила меня по голове и прошептала: «Нет! Наоборот — новый брат у Мишки всё отбирать будет!» Раз так, я согласился. Но это оказалась подстава! Ромка-то, наш самый младший, хитрец: чуть что не так — орать! И родители несутся: «Ромочка, что случилось, маленький?» А мне: «Артём, быстро верни мячик, пожалуйста!» А «пожалуйста» такое злое! Поди не верни — точно останешься без видеоигр на входных. Вот Ромка от такого обращения и возомнил себя главным братом, честное слово. А мне обещали, что старший брат будет командовать. Только в жизни часто получается всё не так, как обещают взрослые.

Возможно, я и погорячился. Классные у меня братишки! Ромка лапочка, а Мишка очень смешной. Я когда один у родителей был: скукота, да и только! Взрослые, они в веселье ничегошеньки не понимают. Нельзя да нельзя! Только когда Мишка родился, я понял, сколько всего весёлого можно.

Однажды Мишка бросал сырые яйца в окно, облил маму из шланга, облизал улитку и вырыл подкоп под забором в детском саду — еле успели всех детей от побега спасти. Воспитательнице повезло, что Финли в подкопе застрял, никто сбежать не успел! Суперский он, мой Мишка. И как только он всё это придумывает?

По моим наблюдениям: родители, если ребёнку ещё нет трёх лет, особо его и не ругают. В пять лет детям приходится туго, требования к ним со стороны взрослых тоже растут! Да что там говорить, каково детям в одиннадцать! Рабство какое-то, одни указания!

Когда мы с Мишкой подерёмся или доведёт он меня окончательно, мама повторяет: «Артём! Так нельзя! Он же твой брат!» Мама хоть и старшая сестра, но, похоже, забыла, каково это — с младшими жить, потому что всегда Мишку выгораживает, всегда на его стороне! Чуть что: «Миша-Мишенька». А мне: «Ты остаёшься без десерта сегодня!» Ну и ешьте свои десерты сами, зубы пусть у вас выпадут, нужны они мне сто лет!

Правда если сравнивать, (у Петьки сестра такая приставучая), то мой Мишка — сокровище просто! С ним иногда и в хоккей поиграть можно, и лего пособирать.

Как-то зову я Мишку играть в хоккей. Спрашиваю: «Ты игрок или на ворота?» А он: «А ты?» Я говорю: «Без разницы, но вратарём больше хочу!» Мишка тут же ныть: «И я вратарём!» — «Ладно, так и быть! Ты вратарь!» А я знал, что он захочет, как я, поэтому специально наоборот сказал, я-то забивать хотел. Ха-ха! Сработало!

Игра в разгаре, стоит Мишка у двери, щитки вратарские, клюшка. Всё на месте. Я стараюсь, бью из угла — гол! Мишка тут же в слёзы! «Я так не играю!» Пришлось его упрашивать ещё поиграть. В прошлый раз Мишка выпросил у меня мини-фигурку минотавра! Куда деваться? Подарил. Младший брат называется — просто так уже не играет с тобой.

Мама не любит, когда я на Мишку жалуюсь. И всегда говорит: «Может, и мы с тётей Леной ссоримся, но мы семья — надо уметь прощать!» Нормально! Что это за аргумент такой? Семья! Мы абсолютно разные люди, только на новогодние фотосессии родители заставляют нас надевать одинаковые свитера.

Я очень люблю истории про то, как мама с тётей Леной были маленькими. Перед сном прошу маму что-нибудь рассказать из её детства. Она если вспомнит что-то интересное или не уснёт первая, пока Ромку укладывает, то всегда рассказывает и сама смеётся, только шёпотом, так только она умеет. Это чтоб Мишку с Ромкой не разбудить.

Комбайн

Всё лето мама с тётей Леной жили на даче у бабули с дедом. Как-то бабуля сварила суп с крапивой. Когда мама это сказала, я не поверил! Бабуля? Моя бабулечка? Которая печёт для нас пирожки, печенья, кексы? Разве она могла кормить такой гадостью? Супом с крапивой? Или у вас, что, война была? «Нет, конечно! — возразила мама. — Война была, когда твоя прабабушка была маленькой!»

Тогда я сообразил: мамы, становясь бабушками, сразу начинают любить и понимать детей больше. Перестают варить супы с крапивами и готовят нормальную человеческую еду: блинчики, тортики со сгущёнкой.

Мама не любила суп с крапивой, не смогла съесть ни ложки и, незаметно проскользнув из кухни, вылила всю тарелку на землю под вишню.

Вернулась, бабушке спасибо сказала и улыбается. А бабушка говорит: «Молодец, доченька, суп понравился! Вот тебе добавка!» — и хоп! — половник супа в пустую тарелку!

Мама сразу же пошла за дом, опять выливать суп: тут-то её бабушка и поймала. Ох, наказали! Три дня на грядках сорняки дёргали, хотя они и без наказания только этим и занимались на даче. Но всё равно обидно.

Но я совсем не про суп рассказать хотел. А про то, как мама была хорошей старшей сестрой.

Как-то лето выдалось особенно жарким. У мамы и тёти Лены каникулы, жили они на даче у бабули, грядки пололи, в бочке купались — одним словом, трудное детство без электронных устройств и интернета, тоска.

Хотя… Бочка — это круто! Я купался, мне так понравилось. Это как малюсенький персональный бассейн, хороший способ спастись от жары. Но мама рассказывала, что уже и в бочке кипяток был, живность от тепла расплодилась: головастики и жуки в воде барахтались. Вот она и решила на речку пойти. Всего ничего, километров семь от их садового участка. Но это не беда, мама знала, как и где можно сократить путь.

Спустились девочки с холма по дороге, пролезли в дыру в заборе, перебрались через ручей по камням, и тётя Лена говорит: «Всё! Я устала!» — «Ты что? Мы только минут десять идём!» — удивилась мама.

Прошли они посадку, поле, ещё одну посадку, мимо второго поля с высоченной кукурузой идут. Тётя Лена опять за своё: «Я устала, не могу больше! Жарко, ножка болит!» — «Давай, — придумала маленькая мама, — через поле сократим, видишь — на горизонте еловые макушки, вот за ними и наша речка. Мы уже так много прошли, обидно возвращаться, не искупавшись». — «Хорошо», — неохотно согласилась маленькая тётя Лена.

Пошли они по полю, кукуруза раза в два выше их роста, не видно ничего: только толстые кукурузные стебли, глянцевые зелёные листья и спелые початки, вот-вот лопнут. Идут, не сворачивая, в выбранном направлении, вдруг слышат — мотор тарахтит! Стала мама прыгать, видит — едет в их сторону комбайн. «Ленка! Бежим, нас сейчас комбайн скосит! Не видно ему нас!» Мама бежать, а тётя Лена стоит плачет. Страшно ей! Схватила мама сестрёнку за руку и тянет за собой. Земля в поле неровная, с ухабами, комья сухой земли под ногами, колючки, кукурузу двумя руками раздвигают, бегут девочки. Тётя Лена плачет крокодиловыми слезами, шлёпки слетают, спотыкается. «Не могу бежа-а-а-а-ать!» — ревёт она навзрыд. Мама подошла к сестрёнке, присела на колено и говорит: «Садись скорее ко мне на спину!» Повисла тётя Лена на маме. А мама держит её за ноги, бежит и смеётся: «Не бойся, Ленка, комбайн еще далеко!» Это она специально, чтоб сестрёнку успокоить, на самом деле, мама тогда тоже очень испугалась.

Наконец, выбежали девочки на скошенную полосу посреди поля. Странно, комбайн косить с середины поля начал. «Всё! Слезай! Теперь нас водитель издалека увидеть может, тут скошено! И откуда это он взялся? Когда мы в поле заходили, комбайн не заметили», — удивлялась маленькая мама.

Шли сестрички по скошенной полосе, не сворачивая, желание сокращать путь через поле пропало куда-то. Тётя Лена всхлипывала время от времени: «И зачем только я с тобой пошла?» — «Ты что, Ленка, такие приключения! Будем потом детям и внукам рассказывать!» — подбадривала её мама.

К счастью, вскоре вышли девочки на просёлочную дорогу, ноги по щиколотку в мягкой пыли, от каждого шага пыль до пояса вверх подлетает.

«Всё! Пять минут — и будем плескаться в прохладной водичке! Вот здорово!» — радовалась мама. «Нам же потом обратно идти! А я пить хочу! Кушать!» — ныла тётя Лена. «Пить! Подумаешь! Жаль, конечно, что мы пить не взяли, жарища, ещё бегать пришлось по полю. Но ты не волнуйся, сейчас искупнёмся, и жажда пройдёт сама собой!» — успокаивала старшая сестра младшую.

Через минуту по дороге промчался, подпрыгивая на колдобинах, старый жигуль, поднимая пыль столбом. Проехал, укутал сестёр облаком густой пыли. Щурятся, плюются путешественницы.

«Не пойду я с тобой больше никуда», — зарыдала тётя Лена. «Да ладно тебе, в реке всю пыль и отмоем», — не унывала мама.

К счастью, вскоре показалась речка, узкая, изворотливая. Изгибаясь, торопясь, бежала маленькая речка Мёша на встречу к старшей сестре — большой и широкой реке Каме.

У реки зной спал, воздух стал влажнее, приятнее. Маленькая мама высматривала берег, где он более пологий, чтоб купаться неглубоко было. Смотрит, а на их любимом месте стадо коров, голов тридцать-сорок. С быками, телятами, кто травку жуёт, кто лежит на берегу, некоторые в воде стоят, комаров и слепней хвостами отгоняют. Думает мама, где ж лучше им к реке спуститься и в воду залезть.

«Я коров боюсь, они забодать могут», — канючит тётя Лена.

«Да ты что? Они на тебя и не посмотрят! У тебя купальник синий. Они только тех бодают, у кого купальники красные», — спокойным голосом поясняет маленькая мама.

Зашли девочки в воду, плещутся, радуются. Присели где мелко, руками бултыхают.

«Ну что, хорошо?» — спрашивает мама, а самая такая весёлая, ведь, несмотря на все трудности и невзгоды, они дошли до цели.

«Хорошо», — улыбается тётя Лена, с опаской поглядывая на коров, которые стоят шагах в десяти от сестёр.

«Ленка! Спасайся!» — вдруг закричала мама.

Коровы где стояли, там и опорожнялись, быстрое течение подхватывало тёплые лепёшки и несло на юных пловчих. С визгом и криком выбежали девочки из реки.

«Думаю, нам домой пора!» — вздохнула мама.

Тётя Лена ничего не ответила, только с укором посмотрела на сестру. Теперь понятно, почему она больше никогда с мамой на Мёшу купаться не ходила.

Балет

Мы с братьями совершенно разные, хоть и все вокруг говорят, что мы похожи, как куклы-матрёшки, только мальчики. Просто они плохо нас знают.

Мишке семь лет. Он очень любит школу. Это потому, что всегда хочет всё как у меня! Я ходил на хоккей, и ему надо! Я в школу пошёл, и он ждал не дождался, когда его возьмут. Наивный такой, радовался бы своему беспечному детству. Наслаждался бы свободой. А он? В школу! В школу!

Я в первом классе просто ненавидел школу. Мама будила меня по утрам: «Вставай, сыночек! В школу пора!» — «Ненавижу школу!» — протестовал я. «Потерпи чуть-чуть, сынок! Скоро каникулы!» — ласково ворковала мама. «А я так школу ненавижу! Что и каникулы тоже ненавижу!» — ворчал я!

А Мишка всегда радостный в школу идёт. Хотя, что у них там? Легкотня! Ни таблицы умножения, ни деления, ни эссе, ни докладов, только рисуют и играют.

Как-то раз в школе Мишка нарисовал динозавра и раскрасил всеми карандашами, что у него были. «Ого! Какой у тебя разноцветный динозавр получился! — восхитилась учительница. — А я думала, что динозавры обычно зелёные или коричневые, чтобы в лесу или на земле маскироваться удобнее было». Но Мишка не смутился нисколько и говорит ей: «А мой динозавр за радугой прятаться может! Никто его не заметит!» Я это как услышал, так полдня хохотал. Такое только Мишка ляпнуть мог.

Однажды Мишка спросил меня: «Страус летает?» Я фыркнул, как такое не знать: «Не летает, конечно, бегает только!» А Мишка подумал-подумал и с видимыми сомнениями в моем утверждении выпалил: «Но планета наша летает, а страус на планете, значит, страус — летает!» Мама, как это услышала, из соседней комнаты прибежала, Мишку гладит, целует, восхищается, мол: «Ах, какой умный сын растёт, гений, будущий Эйнштейн!»

Мама часто хвалит Мишку: «Ты талант у меня!» Талант. Мне обидно: во-первых, я хочу, чтоб только меня хвалили; во-вторых, почему это Мишка с талантом родился? А у меня какой талант?

Наверное, я умею лучше всех ворчать. Мама говорит, что я, как дедушка старый, ворчу и ворчу, а мне только одиннадцать лет, что же будет в девяносто? А в девяносто я наверняка попаду в «Книгу рекордов Гиннеса — 2097» — как самый ворчливый дедушка в мире!

Когда Ромка родился, я маму сразу спросил: «Что теперь, только маленького любить будете? А нас нет?» Мама растерялась, обняла меня, стала рассказывать истории про меня в младенчестве, сколько они с папой только с мной одним возились, а братья мои такого внимания и не знали никогда! Я справедливо заметил, что они не знают, как это хорошо — быть одним ребёнком в семье, вот им и безразлично. А я привык — теперь страдаю.

Конечно, меня тоже иногда хвалят, когда в школе хорошо учусь или когда на тренировках и играх выкладываюсь. Но всё равно мало! Потому что Мишка и Ромка всегда рядом бегают и родителей отвлекают от очень важного занятия — гордиться и восхищаться старшим сыном.

У меня два увлечения: видеоигры и хоккей. Про видеоигры что писать-то? Тут свои навыки демонстрировать надо. С друзьями есть о чем поговорить, обсудить, у кого какой уровень, или вместе поиграть. Здорово. Уверен, меня каждый современный ребёнок поймёт.

А ещё я в хоккей играю. Нападающий, правое крыло. Родители привели меня на первое занятие, когда мне было четыре года. Мама навсегда запомнила огромные крокодильи слёзы, когда я вцепился в бортик и не мог прокатиться ни метра. Она смотрела на других детей и думала: «А вдруг это не его спорт? Вдруг его спорт — шахматы?» Уж до того, видно, вид у меня был несчастный. Это просто я тогда думал: «О! Нет! Только не шахматы!»

Шучу. На самом деле, к новому я всегда с трудом привыкаю, переживаю, нервничаю. Бывают ребята, которые сразу в новой обстановке адаптируются, я не такой, мне очень сложно.

Так вот, с четырёх лет я занимаюсь хоккеем. Хотя первые два года трудно хоккеем назвать, обычно дети учатся кататься. Помню торжественный момент, когда я на первую тренировку с клюшкой пришёл! С клюшкой-то сразу настоящий хоккеист, не фигурист или кёрлер какой-нибудь.

Мишку по моим стопам тоже в хоккей отдали. Везёт ему: коньки и вся форма от меня достаются. Мама как-то пожалела Мишку — мол, у него всё от брата, старое, а Мишка ей отвечает: «Зато коньки разношенные, удобные, одно удовольствие в них кататься. Я так люблю». И опять мама растаяла. Вот умеет он подлизываться, хитрец!

Но клюшки Мишке всегда новые покупают, потому что мои старые ему не подходят. Я правша, а брат мой левша. Ромке-то, нашему младшему брату, больше всех повезло: когда пойдёт на хоккей, на обе стороны клюшки есть! Хотя он может захотеть вратарём играть. Ха-ха! Представляю, как родители обрадуются. Сэкономить собирались.

Вот такие мы хоккеисты, сами играем и смотрим игры любимых команд. А мама любит балет, и неудивительно — она хоть и наша мама, но девчонка! И раз в год перед Рождеством таскает нас в театр на балет. А мотивирует она наши вылазки на культурные мероприятия тем, что «будущие мужчины должны всесторонне развиваться: и телесно, и духовно!» Что бы это ни значило.