Медуза

Важное предуведомление

Перед вами сугубо литературное, фантазийное произведение, не имеющее никаких контактов с реальностью. Поэтому все совпадения, касающиеся персон, фамилий, организаций и ситуаций являются случайными. Более того, если в тексте вы встретите названия структур или имена персон, которые существуют в реальном мире, вас это не должно вводить в заблуждение. И тут имя присутствует лишь в виде пустой оболочки, которую автор произвольно наполняет, чем ему захочется. Это мир литературного обмана — и министерство экономического развития вовсе не то, какое вы знаете, и минсельхоз не минсельхоз, и даже Россия, в которой, как вам покажется, происходит действие — не Россия.

Часть I

Глава 1. Далекая Алена

До Орла долетели быстро. Самолет уже снижался, когда из-за занавески показался глава Федеральной группы регулирования Артур Мстиславский. Паша машинально привстал, в живот уперся ремень безопасности. Он, молодой сотрудник Группы, видел Мстиславского третий раз в жизни. Первый — когда нанимался.

Вообще-то первого раза не должно было произойти. Паша устраивался мелкой сошкой, вершителями его судеб должны были стать сотрудницы департамента по развитию персонала, матерые молодящиеся тетки, напоминающие прихватками давно вымерший типаж советских «продавщиц», но на Мстиславского в те дни нашла демократическая блажь, и он пожелал рассмотреть «молодую поросль» лично.

— Женат? — Мстиславский, вспомнилось Паше, поднял на него свои мутные глаза, но до лица пашиного взгляд не дошел, на пупке остановился.

— Нет, — ответил Паша.

— Женим, — пообещал Мстиславский, — Мы тут всех женим. Оформляйте — и кинул кадровику швырком пашин пакет документов.

Явившийся в салоне самолета Мстиславский поманил Диму Великанова, Дима вскочил, пригнулся на тонких ногах, упираясь головой в потолок самолета. Мстиславский что-то сказал Диме, почти в ухо, и вернулся к себе, за занавеску. Дима кинулся в конец самолета, вернулся, неся в руках увесистую пачку бумаг. Чуть пригнувшись, встал перед занавеской, не решаясь зайти. Занавеска приоткрывала переднюю часть самолета, Паша — и Дима тоже — видели стол, за которым сидел Мстиславский. Мстиславский, развалившись, чистил банан. Великанов, однако же, не решался пересечь образованную занавеской черту, даже просто отстранить рукой полог, голову просунуть, робел, и так стоял с пачкой в руках, ждал, когда Мстиславский поднимет глаза, и их взоры встретятся. Но Мстиславский глаз не поднимал, а взоры не встречались.

— Садитесь, снижаемся, — сказала стюардесса Диме.

Великанов проследовал на место, пятясь назад, в надежде все же на рандеву с очами Мстиславского. Сел в кресло, держа папку на весу, как утопающий держится за буек.

— Пристегнитесь, — снова обратилась к Диме стюардесса.

Дима попытался пристегнулся, не теряя баланса, не получилось, так и остался сидеть, придерживая свободной рукой не застегнутый ремень, словно пассажир джихад-такси. Самолет тем временем плюхнулся наземь и задрожал на колдобинах военного аэропорта города Орла. Паша выглянул в иллюминатор: их уже ждали, на летном поле стояли машины, одна черная, Мерседес, для Мстиславского, и микроавтобус для остальных. Жались от ветра трое пожилых мужчин в погонах, женщина с хлебом-солью, в кокошнике, ветер чуть не срывал головной убор, женщина, удерживая на густо крашеных губах улыбку, балансировала подносом с хлебом-солью, проявляя те же чудеса ловкости, что Дима с папкой бумаг.

Сразу поехали в резиденцию губернатора, километров за 30 от города. Туда вел идеальный асфальт, по сторонам мелькали деревни, безлюдные. И только раз попалась баба, что вела на поводе козу. Баба остановилась, осклабилась, ладонь над лицом расположила, а потом ею утерла пыль, оставленную машинами. Паша еще никогда не был в Орловской области. Он вообще почти не знал Россию. И это была его первая командировка от Группы.

Резиденция оказалась комплексом изб за высоким бревенчатым частоколом. Внутри изб обнаружился евроремонт и вышитые скатерти. Пашу отвели в домик для прислуги — с ним пошли охранники, ФСОшники, корреспондент газеты «Правда Орловщины» и личник (личный фотограф) Мстиславского. Посадили однако же за отдельный стол, чему Паша порадовался, заметив краем глаза, как, недолго думая, накатил стакан корреспондент, крякнул, утер рукавом волосатый рот.

Прислуживала девушка с надписью «Алена» на бедже.

— Вам чай сразу? — спросила она, и Паша как-то понял, что чай в этом разговоре не так уж важен.

Пожелал сразу. Алена принесла чайник с чашкой на подносе, медленно и ловко поставила перед Пашей так, чтобы тот успел рассмотреть через разрез в официантской спецовке лямку лифчика, врезанную в чуть смуглое тело. От запаха духов в смеси с пряным юным потом Паша вдруг испытал дрожь внизу живота, как будто ему предстояло прыгать с крыши высотки.

— Мне по статусу положено или нет? — судорожно соображал он.

Чай не лез в горло. Алена скрылась за горячим. Чтобы успокоиться, Паша достал смартфон, выбрал контакт «Люда» — на аватарке была молодая женщина с длинными прямыми волосами, и недовольным, как в сериале «Воронины», лицом. Набрал. Послушал гудки. Где-то ходит. В метро едет.

Алена вернулась с бефстроганов, и, когда ставила, чуть задела пашино плечо.

— Вот так и живете тут? — сказал вдруг Паша.

— Тут хорошо! — быстро ответила Алена, — Вокруг нет никого. А спать будете в третьем корпусе, там веранда, джакузи даже есть.

Паша, не утолив голода, вышел на крыльцо, и увидел Семена Самуиловича, своего первого орловского знакомца. Семен Самуилович встречал их в аэропорту и ехал в том же микроавтобусе.

— Поели? — старик чуть не побежал к Паше, — Ну и славно. У меня до вас дело есть. Мы вот тут изучили рынок, вы знаете, так интересно получается…

— А где Дима? — спросил Паша про Великанова. Дима устроил его работать в Группу, был пока что его единственным знакомцем, и Паше хотелось спрятаться от новых людей, впечатлений в беседу с ним.

— А там они все, — старик показал в сторону самой большой избы, откуда мягко шелестела музыка.

— Я сейчас, — сказал Паша, и пошел туда.

Приоткрыл дверь… И тут же закрыл.

— Ой, — сказал Паша.

За секунду он заметил зрелище, которое не могло не ослепить чувствительный ум и впечатлительные глаза. Толпа красавиц — Паше показалось, что штук 30 — в коротких черных платьях и на шпильках, фланировала по ярко освещенному залу, образуя некие орбиты вокруг центра, каковым служил пухлый кожаный диван. На диване Паша успел заметить Мстиславского с губернатором, оба смеялись и были, казалось, далеко от этой суеты.

Дверь тут же распахнулась вновь.

— Вам рекомендовано быть возле своего домика, — на пороге нарисовался охранник губернатора, похожий на актера из скандинавского боевика.

— А Великанова нельзя позвать?

Охранник отрицательно покачал головой, отчего витой шнур, приставленный к уху, заколебался в противофазе. Дверь вновь захлопнулась.

— Так вот, — налетел на него Семен Самуилович.

— Едем! — неожиданно сказал Паша, — Едем в Орел. Я там буду ночевать. Там и поговорим.

Завкафедрой прикладной маркетологии Орловского университета казался удивленным, но перед глазами Паши стояла бретелька алениного лифчика, и только Орел мог прогнать этот морок.

Оказалось, один водитель едет в Орел. По дороге Паша болтал с водителем.

— Навоза не достать нормального, — сокрушался водила, поддерживая руль татуированными руками, — Мне вот тесть на днях заказал машину навоза, я три хозяйства объехал, нету, коров-то порезали всех.

— А как ваш губернатор вообще? — спросил Паша.

Завкафедрой дремал на заднем сиденье.

— Он справедливый, — почему-то слегка изменившимся голосом ответил водила. И, после паузы, с мечтательной усмешкой, — Как выпьет, за руль просится. Я ни в какую, нет, и все. Он кричит, уволю. А наутро руку жмет. Справедливый.

Меж тем въехали в Орел. Водитель высадил попутчиков в центре, у областной администрации.

— У вас где тут посидеть, поговорить?

— Кафе Театральное, — ответил Семен Самуилович.

Разместились за пластиковым столиком, Паша цедил сок, Семен Самулович потягивал пиво и излагал Паше суть последних наработок кафедры. Паша легко распознал провинциальный бред. Но он не перебивал ученого. Семен Самуилович получил разрешение от губернатора пожить летом в резиденции, поработать. А дачи у Семена Самуиловича не было. Старик был благодарен губернатору. У губернатора были пожелания к исследованию. Результат предсказуем.

— Закрываемся через 15 минут, — бросила официантка, ставя перед ученым вторую кружку.

— Ой! Вот я интеллигент черствый! Я даже не спросил, где ночевать-то будете. Назад дорого на такси, да и не поедет никто. Далеко. Я бы к себе, да…

— Не стоит. Вон гостиница, — Паша кивком головы показал за окно — через площадь стояло здание с надписью «Отель Советский» на крыше.

Спровадив старика, Паша решил прогуляться. Город был темен и пуст. Трое подростков изучали премудрости доски с колесиками, прыгая через бордюр. Ветер носил туда-сюда мусор и обрывки бесплатных газет. Дойдя до какой-то реки, Паша завидел вдалеке стаю собак, и от греха вернулся на площадь.

— У нас люкс остался, или без удобств, — процедила администратор.

Паша заплатил 700 рублей за «без удобств», уголком глаза приметив в фойе девушку в черном пальто. Девушка сидела за столиком и читала журнал «Око планеты». Свет неуверенно полз по обоям с разводами. Поднялся в номер. Телефон зазвонил. Паша вспомнил девушку внизу, улыбнулся, снял трубку, прихлопнул ею рычажки телефона, и положил рядом. Встал на колени, оперся подбородком о подоконник, закурил, открыл окно. В комнату влетел сладковатый прогорклый воздух вместе с лаем далеких собак. Над крышами Орла сияло созвездие Орла, завернутое в осеннюю дымку.

Паша достал смартфон и набрал женщину с недовольным лицом и подписью «Люда».

— Але, — послышался заспанный голос.

— Привет! — Паша встал с колен, — Я тебе звонил, ты спишь?

— На часы посмотри.

— Я скучаю.

— Мне на работу рано. Долетел, устроился? Ну молодец. В следующий раз на часы смотри, когда звонишь.

Паша вновь встал на колени вновь и всмотрелся в звезды так, что закружилась голова. Закурил снова — теперь красный огонек сигареты соперничал с далекими, тусклыми солнцами. Лег на кровать прямо в одежде. Закрыл глаза. От прокуренного воздуха закружилась голова. Паша думал о том, что у него начинается странная и новая жизнь. Алена? Об Алене так хорошо мечталось на панцирной кровати. Мысли путались. Паша заснул.

Утром совещание в областной администрации. Паша пришел сранья, ведь отель Советский стоял рядом с администрацией, на той же площади. Зал с лепниной, тесно, девушки регистрируют гостей, на столиках бесплатный кофе в пластиковых стаканчиках. После приветствия губернатора на трибуне появился Мстиславский:

— Когда мы подлетали к Орлу, — сказал, и сделал паузу, чтобы оценили шутку, ведь орел тоже летает.

Пашу вдруг сильно хлопнули по плечу, так, что он даже присел.

— Пашка, ты? — перед ним стоял Вовка Стреляный. — О как! Уже в деле?

— А ты что тут делаешь? — спросил Паша у Стреляного.

— Да шукаю малость, шакалю! Пошли отсюда, водку пить!

— Я же на работе.

— Пятки рвешь по первости? Да пошли-пошли, уже все решили вчера у губера. Ты наедешь на местную сеть «Сапожок», найдешь доказательства, что они вступили в картельный сговор с Исламским государством, запрещенным, к счастью, в России, и всем будет от этого счастье. Пошли-пошли.

Стреляный затолкал Пашу в свой белый «Ауди», машина тронулась, да тут же остановилась у заведения «Берлога».

— Вчера это место открыл, — Вовка рухнул за дубовый стол, подозвал официанта, — Нам по 150 для начала, грибочков там, соленья-варенья, короче, организуй. Ну, рассказывай, как первые шаги?

Паша мялся:

— Интересно. Задачи большие.

— Правильно, — перебил Вовка, — В нашем деле надо делать по-большому!

Хлопнул рюмку, жадно захрустел огурцом.

— Тут ведь как? Лови, пока ловится. Ой какая пошла, — засмотрелся на официантку, короткая юбка, чуть свисающая попа, черный локон из-под белой пряди, — Вот, понял? А то давай со мной в Москву. На моей машине. Что тебе в самолете чинуш нюхать? Ты только Димке звякни, предупреди. Хотя кто тебя искать будет.

В дороге Вовка спал, Паша пытался завести разговор с водителем, но не клеилось. И Люда опять трубку не брала. Паша вздохнул, прикинув, что в Москве будем часа в три ночи, что Вовка живет далеко, может, завезет, а может, и нет, тогда такси. Что одному в пустой квартире. Что звезд, как в Орле, не видно в столице. И собаки не лают. Москва мертвая. Но Вовка довез до подъезда.

— Ну, бывай.

Утром Паша получил задание — проверить сеть магазинов «Сапожок».

Глава 2. Теленок

На службу Паша приходил без чего-нибудь восемь. Не в рвении неофита дело, говорил он сам себе. Просто Группа была для него все еще территорией стресса. Не привык. Выход за флажки. Каждый день — как прыжок с парашютом. Сранья коридоры Группы были гулки и пусты. Паша стоял у окна, смотрел на московские крыши, потом принимался ходить по кабинету — сидели впятером, столы расставлены причудливыми комбинациями, кому свет важен, кому — чтобы, когда в дверь заходило начальство, монитор чтобы не видело. Смотрел, что на столах лежит. Представлял этих людей. Совершенно других, он таких еще не понимал. Готовился к встрече с ними.

Папка с поручением — синяя, полупрозрачная, со стикером, на котором диминой рукой накарябано собственно поручение — лежала уже у компьютера. Вот в этой папке судьба «Сапожка». В его, пишиных, руках, сапожковская судьба.

Дима и не заметил-то в Орле ни одного магазина «Сапожок», хотя по Орлу побродить успел. А из материалов следует, что сеть знатная. Ну, темно было, наверное. Однако же — Паша снова принялся фантазировать. Мокрый асфальт. Стеклянная витрина. Обувка в витрине. Девчонки работают. Одна, заспанная вечно, стоит в углу, не дозовешься. Другая вроде Алены, только что из деревни, рвет когти, «могу я вам помочь?» Зарплата 10 тысяч по документам, еще пятерка сверху в конверте. Бомж-пакет, «Макдональдс» с подругами два раза в месяц. Что там не так у них?

Вдруг пашин взгляд упал на газету «Вестимости», читал ее коллега, видать, а как коллегу звать, Паша еще и не выучил, он все бурчит чего-то, читает, углубленный чиновник. Газета была открыта на розовых страницах, где про компании. «Столичная сеть „Золушкин размерчик“ начинает экспансию в регионы». Пробежал текст — в Орле, как выяснилось, тоже начинает. Интересно.

Рывком открылась дверь, в проеме нарисовался то самый, что бурчит. Сосед по галере.

— Привет! — Паша просиял, так бета-самец в зоопарке приветствует альфа-самца.

Хотя какой он, бурчащий, альфа. Да и мы не бета, а омикрон. Ну, ладно.

Соседушка сделал мутное движение рукой, как будто раздвинул пыльную портеру, и плюхнулся на стул. Поставил на стол кофе в бумажном стакане. Вынул наушники.

— Я тут у тебя почитал, ничего?

— А, «Золушкин размерчик». Тебе поручили?

— Мне «Сапожок» поручили.

— Какой такой «Сапожок»?

— Орловский. Магазины такие.

— А… А мне «Туфли от Фила и Боба», Ставрополь. Ну, давай, за дело. Я внизу видел Руслана, вот-вот зайдет, пора морды геморойными делать. Типо вся скорбь за судьбы отечества застыла в складках ранних морщин.

И погрузился в наушники.

Руслан влетел.

— Так, видел?

От стремительности налета Паша чуть не пожал вместо руки Руслана его галстук. Тот мотался в такт шагам и передразнивал порывистые жесты хозяина. Он жил своей жизнью, это галстук. В пятницу Руслан надевал другие, юмористические. Но сегодня была не пятница.

— Видел, да. «Сапожок»?

— Срочно принимайся. На все про все три дня. Подключи орловское отделение.

— Я там никого не знаю.

— Заходишь в «Объединенную службу» — иконка справа вверху. Выбираешь адресную книгу, там есть все. Звонишь в этот сраный Орел и накручиваешь всем моторы. Иначе нам тут всем накрутят. Дело на контроле у Мстиславского.

Паша сел за компьютер. Этот мучительный момент. Паша уже приучился, что ничего нельзя делать быстро. Это его Дима научил, сразу. Даже если очень большая спешка — нет, нет и нет.

— Это будет вот так, — Дима взял, вспоминал Паша, со стола бумаги, брезгливо повертел двумя пальцами и положил назад, потом, передразнивая Мстиславского или кого-то еще, процедил, — Мне нужна работа, а не показуха. Что это — за час? Как за час? Марш переписать все нахрен!

Ну ладно, а если не делать быстро — то что делать? Интернет контролируется. Не посерфишь. Этот вот, который ворчит, носит с собой плеер. Паша не любит музыку. Паша любит Люду, а Люда любит Ваенгу. Поэтому Паша не любит музыку. Руслан стеклянными глазами уставился в монитор. Что он-то делает?

— Если я узнаю, как у Руслана это получается, займу его место. Это главный секрет, — подумал вдруг Паша.

И одернул себя — Руслан, как ему рассказывали, в «Молодой гвардии» Едреной России так отжигал, что — хоть и не деффка — катапультировался из своего Хабаровска быстрее скорости звука. Карьерный лифт стал самолетом. Паша так не может. Не тот характер, наверное.

— Мечтательный я, — вслух сказал Паша, вздрогнул, втянул голову, оглянулся — но никто не заметил.

Трое в комнате, пока что два стола пустых, едва девять, в 10 можно будет и в Орел звонить. А здание наполнилось уже — Паша слышал — ритмом работы. Руслан — молодогвардейской закалки, юная смена, имитация наше все, но вообще-то тут, в Группе, не так. В других кабинетах — кучи бумаг до потолка. Секретарь разносит почту — толстенную кипу каждому. Молодая сотрудница вроде Паши стонет — «Как с этим разобраться, тут работы на год, а не на день». Ее поучает более опытная подруга — «Так, что там у тебя?» Вытаскивает из пачки несколько запросов граждан — «Вот этим пенсам, которые жалуются, что цены на молоко и ЖКХ опять повысили, напишешь стандартную отписку — я тебе щас по сети скину. Им лучше ответить, а то вони не оберешься. Вот на эти — обращения написаны не от руки, значит, явно люди помоложе писали — можно вообще не отвечать. Ассоциация хлебопеков жалуется, что электроэнергия и газ опять подорожали — рентабельность в минус уходит, а мы им цены поднять не разрешаем — в печь. Та-ак, вот это интересно, фирма Х жалуется на фирму Y. Попридержи, с этим к тебе Василий подойдет, попросит ускорить». «Так может мне щас этим Х заняться?» — «Ты что, дура? Пусть придет, попросит, а ты сделай вид, что работы выше крыши, поручения руководства, граждане со своими обращениями одолели, короче никак. В общем, пусть упрашивает, может, и тебе что от Х перепадет».

Паша словно видел эти картины сквозь стены. И развлекался рентгеновским зрением несколько минут. Привстал, зачем-то сделал вид, что ну очень писать хочется, даже чуть промежность себе прижал ладонями, как Венера из пены, или как Майкл Джексон — кому как нравится. И рыськом в дверь. Вроде как в туалет. Никому не нужны твои ужимки, Паша, в туалет так в туалет. В Группе туалет был важнее, чем зал собраний. Потому что курилку-то закрыли.

Не в туалет, однако же, направился, а на внутренний двор, где курили. Плюс был в том, что проход туда без карточки, не видит компьютер, что здание покидал. Сел на лавочку, выкурил одну, сразу вторую, он тут приучился паровозиком курить. По луже бродил голубь, брезгливо поднимая лапки, словно боялся замочить перья, а потом как хлоп туда со всей дури. Паша сфотографировал на телефон голубя. Выложил в фейсбук. Выкурил третью. Проверил лайки. Четвертая сигарета не шла ну никак. Все, пора начинать.

Тут же еще та причина была медлить — что надо звонить незнакомым людям и сразу им что-то приказывать. Ссыкотно, если честно, если вот прямо совсем честно — перед собой. Внутренний лифт на полтора человека, продавленные кнопки, скрипучий паркет, ненавистный стол, все, ух, пошел. Иконка. Орел. Галина Викторовна. Короткий номер 1122. Да, вот так — набираешь четыре цифры в Москве, а там звонит.

— Але?

— Галина Викторовна? Это старший специалист региональной службы Павел Корсаков.

На столе засветился смартфон, показалась иконка смурной Люды, Паша едва успел вырубить звук. Иконка продолжала мигать. Смартфон подпрыгивал и вибрировал. Вибрация и прыжки сбили Пашу с панталыку в самый ответственный момент. Черт.

— Павел… э?

— Э?

— Как вас по отчеству?

— Павел Всеволодович.

— Ну вот и славно, Павел Всеволодович. Я внимательно слушаю.

— Галина Викторовна, тут такое дело…

Паша опять замялся, потому что смарфон, едва заглохнув, возобновил прыжки. Люда могла звонить и пять, и десять раз подряд. Надо было брать трубку. Обязательно брать трубку.

— Да?

— Ну вот «Сапожок»… — Паша сражался со смарфоном, аппарат так неловко повернулся, что кнопка сброса звука отворотилась к стене, одной рукой никак, тогда Паша зажал трубку стационарного телефона плечом, как телефонистка в советском фильме, извернулся, и все же подавил вопли мелодии Ваенги. Естественно, на смартфоне стояла мелодия Ваенги.

— «Сапожок»?

— У нас есть поручение руководства. Самого высокого руководства. Там необходимы определенные проверки.

— Я сейчас посмотрю… — женщина из Орла ушла в глубины потрескивающего эфира, скоро вернулась, — У нас плановая проверка там через полгода.

— Это срочно. У нас просьба…

— Вы, наверное, недавно у нас, существуют определенные нормы…

— Но…

Люда! Люда, блин! Люда, блин!

— Галина Ивановна, я вам перезвоню.

— Галина Викторовна.

— Перезвоню. Викторовна. Галина.

— Перезвоните!

Паша уронил трубку на аппарат. Уронил голову на руки. Паша потерял лицо. Паша тут же перезвонил Люде.

— Ты что трубку не берешь?

— Работа…

— У меня тут такая ржака! Ты прикинь. Получила тапки по интернету, ну те, помнишь, ты еще не хотел.

— Люд, а…

— Нет, ты прикинь, бабка приносит, ну я доставку на дом заказала, бабка приходит такая ржачная, говорит, а что у вас в посылке? А я говорю — ну давай посмотрим. Она такая — у, ну это для шлюх. Я под столом только в себя пришла. Тебе долго еще?

— День начался только.

— «Начался только». Зануда! Ладно, я к дефкам поехала.

Паша сходил во дворик. Вот черт. Осень наступала — она еще не проникла сюда, в каменный колодец, но успела тронуть листву деревца, примостившегося у противоположного подъезда.

— А что это, кстати, за дерево? Орешник, осина? — мутно рассуждал Паша, выкуривая вторую сигарету.

Надо было идти к Руслану.

— Руслан, а Руслан…

— Что такое?

— Я, похоже, не донес до орловских коллег твое поручение.

— Не доносят пиджак до дыр. Затроллила тебя Галя? Ладно, слушай, как надо.

Руслан играючи взял аппарат. Руслан изящно примостился на краю стола. Ловко поставил агрегат на громкую связь. Он делал все весело и красиво. Его черные прилизанные волосы блестели в лучах вечных, даже днем горящих, офисных ламп.

— Галя?

— Руся? — на том конце провода забулькало, что означало крайнюю степень лояльности бальзаковской дамы к выдающемуся представителю молодого поколения.

— Галя, утренник!

— Поняла! Это про то же, про что ваш теленок звонил?

Паша почувствовал, как загорелись щеки.

— Это наш новый сотрудник. Его надо любить. И он полюбит тебя.

— Нам тебя достаточно!

— Никогда не говори «достаточно».

Руслан торжествующе бросил трубку. Он был похож на певца Сюткина в годы, когда «оранжевый галстук» он исполнял еще с огоньком и периодически забывал слова.

— Утренник? — спросил Паша.

— Детский, ага.

Паша вернулся за стол. Принялся изучать поручение по «Сапожку». Никакой конкретики — ну, столько-то магазинов. Ну, такой-то охват рынка в Орле, еще где-то. К вечеру Паша выучил папку с «Сапожком» наизусть.

Под вечер, часов с 16-ти, в офисе начиналось томление. Народ поглядывал на часы. Над каждой дверью висели часы, и, чтобы лицезреть стрелки, достаточно было поднять голову. Однако же поднимать голову слишком часто считалось неприличным. Трусливых выдавали едва заметные движения шей и белков глаз в сторону часов. Смелые и продвинутые решали проблему радикально. Вот, встал решительно, сгреб бумаги:

— Мне в министерство.

Другой:

— Ой, совещание у руководства.

Совещавшихся у министра и у руководства можно было застать в соседнем кафе «Греза». У «Грезы» как раз после 16-ти шла масть. Потому что сотрудники Группы сидели за столиками с представителями тех самых фирм Х и Y. Представители не скупились, официанты и повара старались. Живая рыба в аквариуме была уже пройденным этапом, чем бы еще удивить, думали в «Грезах», а потом решили просто поднять цены. Потому что клиент и так идет. Куда денется. В «Грезах» не было прослушки, это знали все. Вот это важнее живой рыбы.

Но Паша был пока в другой человеческой категории. Той, что не могла сослаться за совещания, да и на переговоры с фирмами Пашу пока никто не звал. Для таких оставалось мощное движение мысли, напряженность работающего головой лица, и золотое правило — «18 часов ничего не значит». Никто не вставал и не уходил в 18 часов.

Потом наконец кто-то поднимался (обычно это был сегодня один человек, завтра другой, подряд нельзя), собирал вещи, и слегка виновато:

— Ну, я пошел.

— Давай, — кивал Руслан, не отрываясь от монитора.

Руслан все-таки счастливый человек. У него есть работа, реальная работа, и она его штырит.

За первым с некоторым гэпом шел второй. Руслан всегда оставался последним. Они снимал наконец пиджак, вешал на спинку стула, зажигал винтажную лампу, и становился похож на Троцкого, продумывающего план наступления на Госрезерв США. Когда уходил Руслан, никто не знал.

Паша снова ночевал один. Люда загулялась. По телевизору рассказывали, как в Америке выращивают нефть из дрожжей. Надо же, из дрожжей, думал Паша, засыпая, сквозь веки какое-то время проскальзывали блики из окна, потом все окуталось черным. Закончился еще один день.

Глава 3. Занзибар

Свет ворвался в глаза.

— Цуцик!

Люда пришла? Паша секунду висел в несуществующем пространстве, где догорали и таяли остатки сна — а снились ему какие-то поросята. Железные поросята. Железные так, что сшиты из листов сурового железа. Собранного заклепками. Они стояли и смотрели на него. Но это были уже глаза Люды.

— Людок…

— Людок распусти шнурок! — взвилась от кровати, прошлась голубем, — Матрос, люби мене! Юбку клеш купи мене!

— Где набралась?

— С дефками.

Чотко разделась, в два движения.

— Ну что там с твоими тапками? — спросил Паша, когда курили на балконе и смотрели на звезды, тусклые невнятные звезды московского неба, на Большую Медведицу наползло отражение от вывески магазина «Дети», — Ой, Арктур заходит!

— Артур? — изогнулась, приобняла.

— Арктур. Звезда.

— Твой шеф тоже звезда.

Ну какой он мне шеф, думал Паша, он где-то там, между кулером, губернатором и президентом России. Это странное чувство…

(с) — подумал Паша при словах «странное чувство».

Когда ты видишь человека, здороваешься, он тебе даже кивает головой, он тебе даже жмет руку, но он уплывает туда куда-то, в бездны высшего общества, а ты остаешься здесь. Как будто звездой поцелованный. Зачем ты здесь? Ну а кому ты нужен там? Ну а кто кому нужен там? Никто никому, тем не менее, они там, а ты тут.

— На руках осталось тепло руки федерального министра, а у ворот гаража встречает шпана, зажигает канистру.

Рэп. Господи, как меня опьяняет секс. И хорошо, что редко. Как жалки, как бессмысленны унылые женатики, которые и редко, и вяло, и по принуждению — ну как же, я же муж, у меня супружеский долг.

— Меня стаааашнит! — крикнул Паша, и его звонкий голос отразился от бетонных кишок города.

— Кто пил? — соловые глаза подруги сверкнули в свете фонарей.

Банально — «кто пил», юзано, сто лет в обед, но с ней… Паша резко затушил сигарету.

Потом пили чай.

— Ну ты как? — вдруг спросила она.

— Ну так…

Вот именно сейчас говорить о том, как ты нелепо, не вовремя позвонила, да ты меняй свои привычки… Ну нельзя так делать. Вот просто нельзя, и все, неба твердую гладь ломать. Зачем ломать, надо делать, надо строить, надо жить, еще тридцати лет нет, радость, свобода, кайф.

Паша расправил плечи, отчего под его локтями поехала клеенка — вроде как скатерть на столе. Но если есть в кармане пачка сигарет…

Пачка-то есть. В том-то и дело, что с пачками никаких проблем все это время. Как супчик на пароходе из Парижа, приносит почта туфельки «для проститутки» откуда-то из Китая через Сан-Франциско и Порт-Саид в Москву. Но все очень плохо на сегодняшний день. Паша посмотрел на полную Луну, Луна лыбилась в потрепанное окно.

— Что щеришься?

— Нет, ты прикинь, я тут на фитнесе познакомилась с негритянкой. Но их так нельзя называть. Только «черненькие». Они на это не обижаются. И она такая — а вы где отдыхали? Ну я такая — ну в Турции.

Турция, ну как же, Паша даже привстал. Только что познакомились, вот этот вечный страх «даст-не даст», а тут набрался наглости, «полетели», а она — «полетели», ну и прилетели, а уж я-то расстарался, и отель-то такой-сякой, и номер-то не пальцем деланный, ну уж не знаю даже, оценит она это или раньше лучше видела, а только заходим в номер, валю ее на кровать, употребяял все скудные усилия, через пять минут с влажным чмоканьем:

— Добро пожаловать в Турцию, дорогая!

— А она мне — Турция? Вы не были на Занзибаре? А я такая — а это где? Ну оказалось, у негра в жопе!

Засмеялась, закашлялась, сама себя похлопала по груди, волосы спустились на комбинацию, «комбинация», мой Бог, так говорили раньше, и это вовсе не про группу, хотя теперь никто не знает, что это такое, группа Комбинация, и в шахматы никто не играет, Гад, не в том смысле, что «гадина», а как у протестантов, у «Сторожевой башни» — «Гад!». Почему я пьянею от нее, от крашеной, от вульгарной, от.

— Занзибар?

Луна уже зашла. Она заходила мучительно, порылась красной коркой, скукожилась, и тут ей предстояло самое страшное испытание — контур 16-ти этажки, она и так, и сяк, но ее заглатывало все глубже и глубже под горизонт. Сколько времени? Так в Москве не говорят.

— Так в Москве не говорят.

— Так? Как?

Она не пойдет завтра на работу, потому что она не работает. Ей так нравится. Она делает то, что ей нравится. Она женщина. Женщины как будто из другого вещества созданы. Словно из более качественного, что ли. Ну это как будто вы купили Диор в Каире на экскурсии, или в бутике в Париже, вот мужик — это про Каир, а женщина — это за Париж. Но их не купить. Ну то есть можно. Но это не то.

Паша засыпал.

— Так вот! — резко в голове, оторвался от клеенки, сидит, стряхивает унылый пепел куда попало, а куда не попало, туда не стряхивает, — Занзибар, короче, тема. Всесезон. Копейки внутри, лишь бы перелет оплатить. У меня все визитки. Козлик, ну мы же полетим, да? Мы же сможем?

Когда Паша проснулся, ее не было. Отвратительным визгом впился в висок высокий назойливый звук будильника. Здравствуй, новый день, «дни поздней осени бранят обыкновенно», ни разу не поздняя, а бранят.

Глава 4. Новый поворот

Дорогой на работу Паша пришел в себя от бессонной ночи полностью. Метро бодрит. Он стоял, опершись подбородком на руки, которые, в свою очередь, сжимали поручень, и смотрел на рекламу — а куда еще смотреть? Досталось бы место — читал бы, а так руки заняты, ноги периодически тоже оказывались заняты чужими ногами. Пару-тройку станций Паша думал о том, что разместить рекламу в метро — лучший способ сделать твой товар ненавистным. Потому что товар теперь будет ассоциироваться с вонью и давкой вагона. Впрочем, именно этот товар был ненавистен изначально: на рекламном плакате была женщина в бигудях и с пилой, и задрюченный мужчина. Смысл в том, что раз жена — так непременно пилит, и удовлетворить ее можно только деньгами. А денег нет — надо брать кредит. Так, мол, устроена жизнь. Паша помечтал, как они поженятся с Людой, поедут в Икею, и купят милые пустяки для комфорта. Ему представилась почему-то зима, тихий ровный свет в крошечной комнате, мягкий бархат ранней ночи за окном. Это были последствия пережитого в ночи, конечно же.

По мере того, как биохимия молодого здорового организма брала свое, Паша перешел во вторую стадию рефлексий — у него появилась вдруг энергия. Ух ты, ах ты, чем не космонавты. Паша вспомнил, как он узнал, что есть возможность пойти на госслужбу. За несколько секунд в голове провертелся калейдоскоп — чиновники Петра Великого, мечтавшие о благе России, доблестные красные комиссары, спасавшие детей от голода, мудрые косыгинские прожектеры. Да! Что это за странная робость? Ну да, в Группе полно офисного планктона, который живет от звонка до звонка, любит среду, обожает пятницу, и ненавидит понедельники. Но я не ради этого пришел! Не ради того, чтобы «пересидеть». Я пришел делать великие дела. И пусть пока мне не по чину… хотя что значит не по чину? Вон Аркадий Домкович — молодой, это мягко сказано. Стал замминистра, приходит в министерство в первый день, а гардеробщица — «мальчик, вы к кому»? И поди ж ты, какие высоты, какой размах, какая ответственность и масштаб задач. Я даже постарше его буду, если брать момент его восхождения. Смелость, озорство, порыв!

Смелость и озорство, правда, несколько растворились при виде массивных дверей Группы, в них вливались люди с блеклыми лицами, на которых запечатлены были страдания и муки. Вот молодая женщина стоит у турникета, ищет пропуск. Вроде как все при ней. Длинные ноги, высокие туфли, тонкие колготки, элегантный плащ, макияж, некоторый перебор парфюма, что простительно ранним утром. У нее в руках ключи от машины. Она пытается этой рукой искать пропуск, в другой держит айфон:

— Нет, ты подумай, какая сволочь… Меня это не устраивает!.. Я так и сказала, да — будешь грабли свои распускать — женушка твоя кровавыми слезами заплачет.

Паша смотрел на ее лицо, и не видел в нем ничего, ужаса и страха. Это странно, но это потому, что она поставила ад впереди себя, потому что допустила ад внутрь себя, думал Паша. Нравится ли ей эта работа? Конечно, перед подружками бахвалится — госслужба, все дела. Но на самом деле — нет. От госслужбы ей нужны понты, и гаишнику корочку показывать. А если идти на нее с высоко поднятой головой.. Паша расправил плечи. Смелость и озорство не вернулись, но порыв остался.

Порыву оставалось жить минут 10. В комнату ворвался Арон Ашотович, управление внутренней безопасности

— Корсаков, вы ездили в командировку в Орел?

— Да.

— Вы почему ночевали не там, где все?

— Ну, так получилось.

— Пойдемте поговорим.

В небольшом кабинете Арона Ашотовича было сумеречно, на столе стояли пирамидки из Египта, на стене висели африканские маски.

— Вы должны понимать, что вы чиновник. Ваше отсутствие в делегации могли расценить как попытку наладить контакты с противной стороной. То есть попытку подкупа вас. Или, что хуже, вашу попытку получить взятку у неустановленного круга лиц.

Паша сначала что-то пытался объяснять. Но объяснить ничего было нельзя. Потому что невозможно объяснить тот шок, который его накрыл — ну хотя бы потому, что и не шок это вовсе, а так. Сопли. Что невозможно Люду сюда приплести — а без нее никак, не сложится пасьянс. Ту девочку-официантку, кстати, как ее звали? Алена, кажется. Нашлась только часть правды, которая годилась для вынесения на люди, и Паша ее вынес:

— Хотел посмотреть Орел. Изучить, так сказать, место будущих побед.

Арон Ашотович понял, что перед ним романтик, вздохнул. С точки зрения Арона Ашотовича, все города были говном. Москва тоже была говном, но тут хотя бы платили. Смотреть на Орел так же глупо, как смотреть на Иркутск. В Париже можно ни на что не смотреть, а просто дышать, это Париж, детка, ну а Орел, это не та птица, чего уж там. Арон Ашотович понимал, что главное в жизни — это нужные люди, а на улицах Орла или Иркутска люди ненужные. Нужные люди были там, откуда Паша сбежал, даже официантка, про которую ему так и не рассказали, была бы признана отчасти нужным человеком. И, поругивая Пашу, старый номенклатурщик старался на самом деле не про взятку выяснить — да какая тут взятка, посмотрите на этого телка нелизанного, а уму-разуму немного научить. С другой стороны, чем черт не шутит. Занесут ему взятку, пусть плевую, а он даже не знает, с кем делиться. Но про такое не расскажешь просто так. Это надо, чтобы занесли, чтобы руки пашины уже были бы вымазаны, и тогда, играя на его причастности к делу, можно научить правильным кабинетам и темным коридорам Группы. Все это бегло и нехотя обдумывал Арон Ашотович, вслух бубня обычные для такого случая мантры.

Событие несколько подкосило пашин дух, но, когда он вернулся в комнату и увидел кислые рожи сослуживцев, дух по принципу противоречия воспрял. А тут как раз из Орла позвонили, Галина Викторовна, на этот раз никакого металла в голосе, курлычет в трубку:

— Павел? — бархатный голос бальзаковской женщины, — Очень приятно. Как у вас погода?

Так в разговорах о погоде проходят бесцельно дни, думал Паша. Но о погоде рассказал. Занзибар, Занзибар.

— Мы провели утренник, все хорошо, предварительные материалы посылаем.

Сленг — самое сложное в любой профессии. На самом деле, в профессиях, как правило, вообще ничего нет сложного. Надо только освоить птичий язык, на котором говорят носители профессии. Так журналист идет рубить хвост, и несведущие думают, надо же, какой хвост? А журналист механически отрубает буквы, которые не влезли в отведенное в газете место. К черту детали. Паша не знал про хвост, но хуже, что он не знал и про утренник, не спросил.

— Вам уже завели корпоративную почту?

Конечно, завели, тут это быстро.

— Присылаю. Ну а вы там приведите к формуляру и согласуйте.

Как приводить к формуляру — Паша уже знал. Положив трубку, взял за жабры Руслана, и выяснил, что утренник — это незапланированная утренняя проверка. Вот так все просто. Законы ограничивали Группу в возможности проводить плановые проверки. Но стараниями Мстиславского были придуманы ходы, чтобы проверки все-таки проводить тогда, когда надо, рассказывал Руслан. Внеплановые проверки проводят внезапно, утром, поэтому называются они утренники. Вот так все просто.

Пашу поразило, как быстро сработали орловские коллеги. Вчера только был разговор по телефону — сегодня уже навестили целую сеть магазинов, и вот уже, не прошло и трех часов, прислали предварительные материалы.

Материалы, правда, оказались несколько сумбурными. Львиную долю их составляли итоги заседания в Орле, а наблюдения за самими магазинами были, мягко говоря, лапидарными. Но то, что следовало из дела, привело Пашу в ужас. Он вышел покурить на двор, но уже не подавленно, как в прошлые дни, а скорее чтобы скинуть лишнюю энергию. Голубь не появлялся.

«Сапожок» оказался той еще конторой. Ну в самом деле. Около центрального магазина нет поблизости других обувных магазинов. То есть гражданин не имеет выбора, брать или в «Сапожке», или нигде. Правда, магазин на окраине Орла располагается возле рынка, где обувью торгуют. Но он грешит недостоверной рекламой — «Дешевле чем на рынке», гласит рекламный плакат, а на рынке можно встретить вьентамки совсем дешево. В «Сапожке», правда, вьетнамок нет, но ведь это тоже обувь! Также в виде справочной информации сообщалось, что у магазина ранее были выявлены налоговые нарушения, дело давнее, и нарушения были устранены, но осадок остался. Среди учредителей затесался гражданин Литвы. Также в отчете орловских коллег фигурировала фраза про ужасные условия в офисе «Сапожка», кулера нет, туалет грязный — конечно, тут нарушение на нарушении, и страну от таких горе-бизнесменов надо чистить.

Так вышло, что обсудить ситуацию с Русланом удалось только за обедом, до обеда Руслан где-то бегал. Паша пришел в столовую, встал в очередь с подносом, цены в столовой Группы его не переставали радовать, хотя разнообразным питание трудно все-таки было назвать. Когда он отходил от кассы, потратив 120 с чем-то рублей, Руслан — тот уже сидел — приманил к себе.

— Кетчуп бесплатный, круто! — порадовался Паша, пока Руслан жевал, чтобы завести разговор.

— По «Сапожку». Тебе уже звонили?

— Из Орла?

— Из Орла-то понятно. Тебе из приемной не звонили? Мстиславского? Быстро сооружай и вперед. Это твое первое дело и твой трамплин. А то на помещения «Сапожка» уже инвестор копытом бьет.

— Как так?

— Ну так.

— Ну ты поясни же.

— Ну а что пояснять. Делай быстро, а то помещения пора освобождать.

— Конечно, пора, там столько нарушений. Туалеты грязные, реклама врет.

— Вот-вот. Это удача — только начал работать, и такое громкое дело.

Вечером Дима Великанов пригласил Пашу посидеть-выпить чаю. Сидели в клубе рядом с офисом Группы, клуб пока еще работал просто как ресторан, ценник поэтому был приемлемым, а офисные работники удачно разбавляли немногочисленных ранних тусовщиков, пришедших занять места в ожидании вечерней программы.

— Прижился? — интересовался Дима, — Как тебе в клоаке?

— Почему в клоаке?