Бесплатный фрагмент - Мечтатели & герои

Не пожалеет ни о чем никогда.

Человек, отдавший себя за мечту.

И не главное сколько осталось идти.

Главное то, что я к ней иду.

Не пожалеет ни о чем никогда.

И ни за что не собьется с пути.

Не важно сбудется ли мечта.

Важно то, что сподвигло идти.

группа Нервы, «Люди огня»

Бар «Крылья»

«Я должна была родиться. И рассказать эту историю. Про меня, мою сестру Лизу и бар «Крылья».

***

— Когда познакомишь меня со своей сестрой?

Голос Сержика доносится из соседней комнаты и пока остается без ответа — не люблю кричать на всю квартиру. Спустя всего мгновение я появляюсь в дверном проеме с подносом в руках и чуть не роняю его вместе с двумя чашками кофе, когда вижу у книжного стеллажа Сержика, внимательно вчитывающегося в корешки потертых изданий. Тут же ставлю поднос на письменной стол, из-за чего кофе выплескивается и заливает край моей рабочей тетради с лабораторной. Но даже это сейчас не так важно. Подбегаю к Сержику и на лету хватаю его руку, которая уже потянулась к раритетному экземпляру Рэя Брэдбери.

— Аккуратнее, — говорю я. — Если Лиза увидит, что кто-то трогал ее книги, убьет и тебя, и меня.

Сержик послушно отходит от стеллажа и садится обратно за письменный стол. Он достает из кармана салфетку и промокает ей пятна кофе на моей тетради. Как будто это он виноват в конфузе.

— Роза?

— Да?

— Так, когда ты нас познакомишь? — снова задает вопрос Сержик и устремляет свой взгляд «кота из Шрека» прямо на меня. — Ммм?

Смотрю на часы — Лиза должна была вернуться домой еще полчаса назад. Но ее до сих пор нет.

— Она вот-вот появится, — только и говорю я.

Не хочу показывать, что волнуюсь за сестру.

— Ты всегда так говоришь, — недовольно цокает Сержик. — Но она никогда не приходит.

— Я обязательно вас познакомлю. Вот честное слово. А пока давай уже доделаем лабораторку, ведь ничего не успеваем.

— Не хочу учиться, — как ребенок, нудит Сержик и стучит руками по столу. — Хочу слушать твои истории про Лизу.

— Опять?

— То, как ты рассказываешь про сестру, можно слушать бесконечно.

И он чертовски прав. Я готова, наверное, всю свою жизнь посвятить рассказам о сестре — настолько она меня зажигает. Иногда мне кажется, что мы — две очень важные части чего-то целого. Нет, мы не близняшки и даже не двойняшки. Мы невероятно разные, но при этом…

— У нее есть парень? — спрашивает Сержик, и я не успеваю закончить мысль у себя в голове.

— Хочешь подкатить к моей сестре? — спрашиваю, удивляясь его смелости.

Это не ревность, нет. Мы знакомы всего месяц. И мы — просто одногруппники, которые подружились. Ничего больше, если что. Хотя…

— Не, ну а че? Она хоть красивая?

Закатываю глаза, и по моему лицу наверняка читается реплика: а ну извинись немедленно, иначе я тебя покусаю.

— Шучу-шучу, — быстро начинает извиняться Сержик. — Просто… Где ее фото? Почему их здесь нет?

— Лиза панически боится фотографироваться, — отвечаю я. — Она считает, что все образы нужно сохранять в своей памяти, а не на пленке. Это развивает мозг и делает тебя независимым. Можно лишиться всех своих вещей, но никто никогда не отнимет у тебя твои воспоминания.

— Так, а парень есть?

— Отвали! — говорю я и бью его своей тетрадью с лабораторной по голове. — Учеба ждет.

На самом деле, я не знаю. Лиза рассказывает далеко не все. И многое из ее жизни остается для меня загадкой.

Мы просидели над лабораторной еще часа два. Но за это время Лиза так и не появилась. Сержик ушел, когда я начала демонстративно зевать, и в очередной раз взял с меня обещание — познакомить его с сестрой. Да, когда-нибудь — обязательно!

Завариваю карамельный чай и думаю о том, что надо меньше давать обещаний. Лизе обещала, что напишу сегодня рассказ. И, конечно же, так ничего и не сделала.

***

Лиза старше меня всего на год. Хотя кажется, что на целую жизнь. Она — умная, самостоятельная, сильная, независимая. В конце концов, в свои 19 она — взрослая. А я все еще чувствую себя ребенком. Даже не так, я — марионетка, которой управляют все вокруг. Учителя, родители, да и Лиза в том числе. Хотя Лизины жизненные подсказки и советы мне нравятся. Кроме ее вечного: «Тебе надо писать истории». Не то чтобы мне не нравилось. Просто не понимаю: зачем?

Лиза всегда была трудным ребенком и доставляла много хлопот родителям. А в 16 лет она преподнесла им настоящий «сюрприз»: забрала школьный аттестат и уехала в большой город самостоятельно строить свою жизнь. Нет, она не выбрала профессию, не поступила в училище или на какие-нибудь профкурсы. Она просто начала жить! Так, как ей хочется. В нашей семье говорить об этом «инциденте» не принято. Дома мы просто делаем вид, что ничего не произошло и никакой Лизы как будто бы и не существует, раз уж она решила жить без нас.

Я — совершенно другая. Послушно доучилась «на отлично» и поступила в хороший университет. Обязательно его закончу и буду работать по профессии, а к пятому курсу выйду замуж и рожу ребенка. Потому что я — папенькина дочка. Так говорит Лиза. И она права. Без одобрения родителей я не могу и шагу ступить. Парадокс вот в чем: несмотря на всю мою покорность, спинным мозгом чувствую, что Лизу родители любят больше. То ли из-за того, что она первая, то ли из-за того, что в ней есть стержень. Просто порой мне кажется, что я здесь лишняя. И если бы меня вдруг не стало, никто бы не заметил. А вдруг мое рождение было ошибкой? Что, если я не должна была родиться? Время от времени задаюсь этим вопросом и боюсь, что родители задаются им тоже.

Лиза работает в баре «Крылья». Хотя она не любит слово «работа». У нее есть просто жизнь, которую она наполняет любимыми занятиями. Может, для кого-то удивительно, но смешивать напитки и встречать разных людей — то, что приносит моей сестре удовольствие. И только потом деньги. Лиза знает наизусть рецепты всех-всех популярных коктейлей, а еще придумала парочку своих. За эту легкость и жизнерадостность в баре ее прозвали Бейлиз. Вот поговоришь с Лизой на любую тему, и приходит такое радостное то ли расслабление, то ли опьянение. Она дает надежду, что все будет хорошо. Просто надо не бояться поступать иначе. А не так, как ожидают другие.

Второе страстное увлечение Лизы — волонтерство в Доме ребенка. Здесь все по любви, никаких денег. Чем конкретно она там занимается, Лиза не рассказывает. И вообще, это ее страшный секрет, который знаю только я. Говорить на эту тему с ней или с кем-нибудь еще мне строго запрещено.

Я переехала к Лизе пару месяцев назад, когда поступила в университет. Теперь мы вместе снимаем старую квартирку в тихом центре и радуемся семейному воссоединению. А я как будто заново узнаю свою сестру. У Лизы есть огромный книжный стеллаж — она любит старые книги и не любит, когда их кто-то трогает. Она любит пахнуть кокосом, но не любит кокосовый кекс. Она любит помогать детям, но не любит, когда ее называют благородной. Она любит беззаботную жизнь и рассказывать истории для моих рассказов.

Это Лиза настояла на специальности литератора, а я всего лишь покорно согласилась. Сестра говорит, что мне надо писать. Что я должна рассказывать истории. А я не понимаю: зачем и почему. Да и кому это надо? Лиза приходит ко мне со своими сюжетами и начинает нашептывать их на ушко. Я говорю ей: «Отстань!» — и ухожу. А она все ходит за мной и шепчет, шепчет, шепчет. Есть только один способ прекратить этот назойливый шепот — сесть и записать историю, сделать из нее рассказ. И меня отпускает. Шутка в том, что Лиза тут же приходит с другой историей и не отстает, пока я ее не напишу. В общем, так мы и ходим по кругу.

Моя сестра — мой ангел-хранитель. Даже когда Лизы нет рядом, ощущаю ее присутствие. Она всегда со мной. Но все равно боюсь, что снова ее потеряю. Лиза хочет уехать, ей нужно дальше строить свою жизнь. А мне — свою. Она говорит, что ее истинный дом не здесь. И Лиза отправится в путь, как только я встану на ноги. То есть когда начну писать сама. И, может, именно поэтому я так тяну время и не хочу писать эти чертовы истории, чтобы сестра как можно дольше оставалась рядом со мной.

***

— Время писать! — голос Лизы доносится до меня сквозь сон, и я моментально открываю глаза.

Фигура сестры нависает прямо надо мной, а ее длинные золотистые волосы с ароматом кокоса приятно касаются лица. Блокнот и ручка соскальзывают с груди и падают на пол. В ожидании Лизы я снова уснула на диване. И да, не написала ни строчки.

— Который сейчас час? — спрашиваю, пытаясь привстать на локти.

— Время писать! — задорно, как она умеет, повторяет Лиза.

— Нет, я серьезно, — тянусь за телефоном — без пятнадцати четыре — и показываю его сестре: — Лиза, мы прождали тебя целый вечер. Ты снова не пришла. Где, черт побери, тебя носило?

— Почему ты так отчаянно хочешь познакомить меня со своими друзьями? — игнорирует мой вопрос Лиза.

А я игнорирую ее. Потому что сама не знаю — почему. Просто мне хочется разделить ее со всеми. Она такая крутая! Нереальная! Нереально крутая!

Лиза садится рядом со мной на диване и поднимает с пола блокнот. Листает его, но не находит ничего нового. Чувствую, сейчас будет много шума.

— Так, где тебя носило? — повторяю вопрос, чтобы сбить сестру с мысли.

— Подменяла коллегу на работе. Так, где новая история?

Что ж, Лизу не обвести вокруг пальца.

— Ждала тебя, — говорю и забираю свой блокнот. — Ничего не приходит на ум. Расскажи мне историю.

Открываю блокнот и щелкаю автоматической ручкой — готова записывать. Но Лиза вдруг встает с дивана и подходит к окну. Она смотрит в сумеречную даль и как будто не замечает моего присутствия.

— Пора, Роза, — говорит она.

— Что пора?

Но она меня как будто не слышит.

— Ты должна сочинять сама, — говорит Лиза, а затем поворачивается ко мне: — Как ты будешь писать, когда я уйду?

У тебя что, рак? — хочется мне пошутить. Но так серьезно я не шучу. Потому что боюсь накаркать.

— А ты не уходи, — слышу свой дебильный детский голосок. — Просто всегда будь со мной.

— Нет, так нельзя, Роза. Мы же не можем всю жизнь быть вместе.

— Почему?

Да, я знаю, что это самый глупый вопрос на свете. Но не могу не задать его.

Лиза смотрит на меня испепеляющим взглядом. Могу поспорить, она уже устала со мной нянчиться. И именно поэтому хочет поскорее уйти. Потому что я — человек, который по ошибке попал в этот мир. От меня — лишь одни неудобства для окружающих.

— Нам нужно идти вперед, — говорит Лиза. — Учиться жить самостоятельно. И учиться писать самостоятельно.

— Где же мне брать эти истории? — спрашиваю я, хотя в голове крутится совсем другой вопрос: «Нафиг мне вообще все эти истории?»

— Из жизни! Ты только посмотри — все истории вокруг нас!

— Легко сказать. У тебя вон какая насыщенная жизнь. Не то, что у меня… скукота.

— Ну, так иди и начни жить. И у тебя появятся собственные истории.

Смотрю на сестру глазами, наполненными грустью, и говорю, нет, умоляю:

— Ты расскажешь мне историю?

— В последний раз?

— В последний раз.

— Обещаешь?

— Обещаю.

И Лиза рассказывает историю про девушку, которая очень любила фильмы ужасов. Она смотрела их запоем, знала наизусть все банальные сюжетные ходы и реплики. Девушка, мы назвали ее Лена, сама не заметила, как стала главной героиней вот такого фильма ужасов. Но что это: реальность или всего лишь фантазия на фоне увлечения кино?

Вот где Лиза берет все эти истории? Неужели выдумывает своим гениальным мозгом? Или… проживает каждый день?

— А знаешь… — говорит Лиза, когда я закрываю блокнот, — у меня есть идея.

— Да?

— Ты умеешь смешивать коктейли?

— Неа.

— А держать одновременно три тарелки?

— Ммм…. Вряд ли.

— Ай, ладно, — говорит Лиза, махнув рукой, — научишься. Никто не рождается профи. Нам всем всему приходится учиться.

Ближе к 6 утра мы все-таки расстилаем постель и гасим свет. Но не засыпаем. Мы смотрим на потолок, где мерцают люминесцентные звезды. И я ощущаю любимый аромат кокоса от ее волос. Жадно запихиваю в память этот момент и всматриваюсь в лицо сестры сквозь утренний рассвет. Она рядом. Все еще рядом.

— Он тебе нравится? — спрашивает Лиза.

— Кто?

— Тот, с которым ты хотела меня познакомить.

— Сержик? Да нет. Наверное. Мы просто вместе учимся.

Замолкаю, а потом спрашиваю:

— А ты что думаешь?

— Думаю, что нам всем необходимо второе крыло. Человек, который будет твоим внутренним зеркальным отражением. Ну, или почти зеркальным. Ведь у людей даже лица несимметричны, так что и крыльям не обязательно быть совсем одинаковыми. Но вместе вы — гармония. Вместе вы — два крыла одной птицы. Вместе вы обязательно взлетите так высоко, что можно будет дотронуться до Полярной звезды. Он похож на твое второе крыло?

— Вряд ли. Хотя, пока я плохо его знаю.

Молчу где-то с минуту, обдумывая необычную метафору с крыльями. Лиза всегда умела говорить красиво.

— А что, если я уже родилась с двумя крыльями? — спрашиваю я.

— Так не бывает. Если ты будешь думать, что родилась с двумя крыльями, ты никогда так и не взлетишь.

Мы снова замолкаем, но на этот раз предрассветную тишину нарушает Лиза.

— Я знаю одного парня, — тихо шепчет она мне на ушко. — Когда смотрю на него, почему-то вижу тебя. Надо вас познакомить.

Крепко обнимаю сестру, еще сильнее вдыхая аромат кокоса, и наконец-то засыпаю.

***

Сижу в баре и жду Лизу. Вывеска «Крылья» едва мерцает в полумраке, стулья стоят на столах — заведение пока закрыто. Снова смотрю на часы и проверяю сообщения на телефоне. Лизы нет. Сообщений от Лизы тоже нет. Как и пропущенных звонков. Сестра опаздывает, а мне без нее безумно страшно.

— Роза? — в очередной раз спрашивает администратор, выглядывая из-за двери с табличкой «Только для персонала». — Готова?

— Я все еще жду сестру, — отвечаю я и добавляю умоляюще: — Дайте мне хотя бы пять минуточек. В последний раз. Обещаю.

Парень, чье имя я сразу же забыла, возмущенно закатывает глаза и скрывается за дверью, ничего не ответив. В тысяча первый раз набираю Лизу, и она, о счастье, берет трубку.

— Ты где? — шепчу прямо в микрофон телефона, хотя рядом и так никого нет. — Собеседование должно было начаться двадцать минут назад. Ты же обещала быть рядом!

— Роза… — сестра на секунду замолкает. — Давай без меня. Ты уже взрослая. У тебя все получится.

— Меня не возьмут без тебя!

— Тебя возьмут. Успокойся.

— Что-то случилось? — начинаю переживать за Лизу. — Где ты?

— Со мной все хорошо, — она отвечает непривычно холодным тоном. — Просто сейчас есть место, где я нужнее.

Дверь с табличкой «Только для персонала» снова скрипит, и в проеме появляется тот самый администратор.

— Роза, ты еще здесь? — спрашивает Лиза и, не дожидаясь моего ответа, продолжает: — Помни: тебе нужно найти историю внутри себя.

Администратор не говорит ни слова, но и так все понятно: мои очередные пять минут истекли. Осталось принять решение: нужна мне работа или нет.

— Я готова, — говорю и прячу мобильник в сумку. — Сестра не придет.

Администратор недовольно цокает и рукой приглашает меня зайти внутрь святая святых. Мы идем по узким коридорам бара «Крылья», и попутно Слава (я подсмотрела его имя на бейдже) рассказывает про внутреннюю планировку: где кухня, где комната отдыха, где уборная. «Зачем?» — думаю я. Ведь меня еще не приняли на работу. Или Лиза уже обо всем договорилась?

— Так как, говоришь, зовут твою сестру? — спрашивает Слава.

— Лиза.

— Что-то не припомню такую.

— Ну, ее здесь еще называют Бейлиз, — даю подсказку. Может, они знают друг друга только по прозвищам?

— Не, даже не слышал.

— Странно, — говорю я, — ее обычно все знают.

Может быть, он здесь новенький? Или просто их смены не совпадают? Но это уже неважно. Дверь большого начальника открывается, и я с трясущимися от страха коленками отправляюсь на свое первое в жизни собеседование.

***

Чувствую себя неумехой во всем. И вообще не приспособленной к реальной жизни и самостоятельным решениям. От этого еще больше не понимаю, почему меня взяли на работу. Может, все дело в Лизе? Может, все это по блату? А не потому, что я — талантливый бармен. То есть в перспективе талантливый бармен. Или хотя бы просто ответственный человек.

Что бы я не сделала, у меня бы ничего не получилось, если бы не Лиза. Все, что я умею, знаю и люблю, это все только благодаря ей. И отчасти я рада, что теперь мы будем работать вместе. Хотя, что значит отчасти? Я безумно рада, что буду рядом с сестрой как можно больше и дольше.

Завтра мой первый день барменской экспресс-школы. Естественно, меня не подпустят к барной стойке, пока не освою хотя бы азы приготовления алкогольных коктейлей. Поэтому моя стажировка в баре «Крылья» начнется с уборки столов и параллельного обучения смешиванию напитков. В предвкушении своей взрослой жизни я одним глазом читаю заданную книгу по зарубежной литературе и одновременно пытаюсь сообразить какой-то простенький коктейль для сестры. Лиза вот-вот придет домой, и мне не терпится поделиться с ней хорошей новостью.

Но Лиза не приходит. Она не берет трубку. Не отвечает на сообщения. И вообще никак не реагирует на мои попытки достучаться до нее во всех мессенджерах этого мира. Я просто хочу поделиться своей радостью. Просто хочу знать, что с ней все хорошо. Но ответа нет.

Весь вечер провожу в одиночестве. Игнорирую сообщения Сержика и его предложения позаниматься вместе. Сейчас мне не до этого. Наворачиваю круги по квартире Лизы. То есть по нашей с Лизой квартире. И заглядываю в каждый уголок этой Вселенной — ищу чертову историю. Но не могу ее найти. В очередной раз задаюсь вопросом: зачем я вообще должна писать? Почему я? Этого хочет Лиза. Но хочу ли я сама? Я не знаю. Не знаю, чего вообще хочу. Хочу, чтобы Лиза была рядом. Хочу уткнуться в пушистые волосы с ароматом кокоса. И слушать ее истории. Потому что своих у меня нет.

В ожидании сестры не могу уснуть. Хожу кругами по комнате, трогаю ее старые книги, прикасаюсь к шерстяному кардигану, небрежно брошенному на диване. А потом укутываюсь в него и ощущаю невыносимую пустоту.

Сержик шлет сообщения. Но на этот раз спрашивает про сестру. Когда же я их познакомлю? А мне бы самой хоть на секундочку увидеть ее. Лиза ускользает, и я ничего не могу с этим поделать. У нас началась взрослая жизнь, теперь каждый должен пойти своим путем. Обещаю Сержику пригласить его на семейный ужин с родителями. Примерно через неделю или две. Тогда-то Лиза точно не отвертится — она придет. Потому обещала помириться с семьей и простить им то, что они делают вид, будто бы ее нет.

Залпом выпиваю коктейль, который приготовила для сестры, морщусь от ужаса и сразу же ложусь в постель. Надо было лить меньше водки. «Используй мерный стаканчик в следующий раз», — мысленно говорю я себе. А потом закрываю глаза и представляю себя за барной стойкой «Крыльев».

Телефон чуть слышно пиликает, и я тянусь за ним. На экране блокировки высвечивается сообщение. Оно от Лизы: «Молодец! Я так горжусь тобой…». Я провожу пальцем по экрану, и сообщение отображается полностью: «…Теперь найди историю внутри себя».

***

Граненый стакан выскальзывает из моих потных рук и с дребезгом разбивается о мраморный пол. В дупель пьяный посетитель за стойкой начинает хлопать в ладоши, а потом до дна опрокидывает последний бокал виски. Хочется провалиться сквозь землю. Готова собрать вещи и уйти. Готова к увольнению. Готова признать, что никогда не научусь смешивать коктейли или хотя бы уверенно держать стакан в руке. И вообще вся эта затея с баром оказалась никчемной. За неделю я не смешала правильно ни одного коктейля, зато перебила кучу посуды — наверное, на всю свою будущую зарплату. И да, я не нашла эту чертову историю ни внутри себя, ни вокруг себя. Здесь нет историй! Пора признать это, Лиза. Впрочем, Лизы тоже нет. Она просто исчезла.

Несмотря на весь этот ужас, Дэн остается спокойным и молча помогает собрать осколки. За все время обучения он еще ни разу не упрекнул меня в криворукости и других смертных грехах бармена. Дэн выбрасывает осколки в мусорное ведро, а затем достает из-под барной стойки блокнот и наспех что-то записывает. Вдруг он останавливается, подносит ручку к губам, поворачивается ко мне и видит, что я смотрю на него в упор с немым вопросом в глазах.

— Я слышу музыку, — говорит Дэн и показывает свой блокнот — там записаны ноты.

— Ага, — отвечаю я.

Дэн старше меня года на два. Он учится на заочке по какой-то странной специальности, название которой я не смогу воспроизвести, и уже год работает в баре «Крылья». Пожалуй, это все, что я знаю о своем коктейльном наставнике. Хотя, кажется, еще он сочиняет музыку.

— Это твоя музыка? — спрашиваю я, разглядывая нотную абракадабру в его блокноте.

— Получается, что так, — кивает Дэн. — Просто я ее слышу. Ну, она играет в моей голове. Как будто кто-то включает пластинку. И только после того, как я записываю ноты, музыка затихает.

Как же знакомо звучит, — думаю я про себя.

— Ты не подумай, я не псих, — как будто прочитав мои мысли, говорит Дэн.

— Играешь? — головой указываю в сторону сцены.

— Так… — смущается Дэн, — только для себя.

А потом я не выдерживаю и задаю вопрос, который мучает меня всю эту неделю:

— Это все из-за Лизы?

— Что из-за Лизы?

— У меня не получается смешивать коктейли. Я все порчу. Перебила уже кучу посуды. Но никто не ругается, никто не грозит мне увольнением и какими-то штрафами. Здесь со мной все очень приветливы и милы. Это все из-за Лизы?

— Хорошо. А кто такая Лиза? — спрашивает Дэн и параллельно принимает заказ на Отвертку.

— Моя сестра. Она здесь работает. Это она помогла получить мне это место. Из-за нее меня взяли. Потому что Лизу все любят. Она крутая. Из-за нее ко мне все так хорошо относятся?

— Прости, но я не знаком с твоей сестрой, — говорит Дэн и протягивает мне стакан с напитком.

Вставляю зонтик в Отвертку и отдаю заказ посетителю, ничего не разлив — хоть на что-то способна.

— А разбитые стаканы, — говорит Дэн, — это всего лишь разбитые стаканы. Все мы так начинаем.

— Ну, тогда я совсем ничего не понимаю. Она здесь работает, но на этой неделе не появилась ни разу. И никто ее не знает.

— Вопрос: была ли Лиза? — говорит Дэн и широко улыбается.

— Очень смешно! — возмущаюсь я и хочу шлепнуть его полотенцем по руке, но еле сдерживаю себя. Нет-нет, мы знакомы всего неделю. Я не могу шлепать его полотенцем, как бы сильно мне этого не хотелось. Пока.

Как завороженная, смотрю на неоновую вывеску «Крылья» и два переливающихся крыла под ней. А что, если… — думаю я.

— А что, если… — говорю я и все еще смотрю на вывеску, как неожиданно прилетает шлепок полотенцем по моей руке.

Неспешно поворачиваю голову и смотрю на Дэна. Он улыбается. Вообще-то, это я хотела так сделать! Но он меня опередил.

— Что если? — спрашивает Дэн.

— Два крыла! Их два. Понимаешь? — верещу я от своей гениальности. — В городе два бара «Крылья»! Как и два крыла у птицы. Что, если я перепутала бары и устроилась на работу не в тот?

Что, если Лиза привела меня не в тот бар намеренно? — эту мысль я оставляю при себе.

— Я бы посмотрел это кино, — отвечает Дэн.

— История! — до меня вдруг доходят Лизины слова: найди историю внутри себя. — Это и есть моя история!

Достаю из сумки блокнот и быстрым корявым почерком строчку за строчкой набрасываю свою первую историю. Про девушку, имя дам ей позже, которая приехала на встречу не в тот бар и встретила там кое-что более важное.

Мне хочется прыгать от счастья. И впервые в жизни хочется писать-писать-писать и еще раз писать. Вот, правда! Самой, без помощи сестры. Хочу позвонить Лизе и все-все рассказать. Спросить: правильно ли я поняла ее коварный план? Но она снова недоступна. Тогда я пишу сообщение. И напоминаю заодно про семейный ужин, на который она обещала прийти.

***

Мы сидим за праздничным столом в нашей с Лизой съемной квартире. Мама, папа, я и Сержик. На столе — пятая тарелка. Она пустая. Никто не спрашивает для кого — все и так знают: для Лизы. Каждые пять минут я включаю подсветку телефона, чтобы проверить время. Лиза придет, она же обещала.

Мы с Сержиком рассказываем про учебу в университете и как сильно все отличается от школы. Да, нравится, хоть и сложно. Нет, мы не пара, мы просто друзья. Снова и снова повторяю я, чтобы никто из присутствующих про это не забыл. Про работу в баре «Крылья» упоминаю лишь вскользь, а про Дэна совсем умалчиваю. Он мне нравится, но пока рано делать какие-то выводы. Мы просто коллеги, а никакие не крылья. И вообще учеба сейчас важнее. И еще истории.

— Мне понравился твой рассказ, — говорит мама. — Про девушку, которая перепутала бары.

— Как ты их придумываешь? — спрашивает папа.

— Просто наблюдаю за жизнью, — отвечаю я. — И когда в моей голове появляется вопрос: «А что, если?» — просто начинаю описывать свою версию реальности.

— Когда придет твоя сестра? — вдруг спрашивает Сержик.

При упоминании о сестре мама роняет вилку. Я говорила, что Лиза придет. Они должны быть готовы к этой встрече, а не бегать от нее. Она же их дочь, черт возьми!

— У Розы нет сестры, — спокойно отвечает папа Сержику.

Теперь вилку роняю я. Ну как так-то? Разве можно отказываться от своего ребенка?

— В смысле нет сестры?! — не выдерживаю я и верещу со всей накопленной злостью. — Вы не можете вычеркнуть собственную дочь из своей жизни! Как бы она себя не вела. Я — ваша дочь. Но и Лиза — ваша дочь тоже.

— Лиза? — переспрашивает мама и, кажется, начинает приходить в себя. — Разве это не твоя подруга?

— Да, — поддерживает ее папа. — Ты все время говоришь про какую-то Лизу и что она тебе как сестра. Но ты нас так и не познакомила. Это она придет сегодня?

— Вы в своем уме? — верещу я. — Лиза — это моя родная сестра! Ваша дочь!

— Но у нас нет дочери, кроме тебя, — говорит папа.

— Как нет?

Вскакиваю из-за стола и мчусь к книжному стеллажу. Я должна доказать существование Лизы. У меня есть сестра! Вот только доказательств этому нет. На полках лишь старые книги. И никаких совместных фото. Вообще никаких фото Лизы. Но я точно знаю, что она есть. Она живая, она моя сестра. И тут вспоминаю о письме. Хватаю с полки затертую до дыр книгу, нахожу среди страниц письмо и зачитываю вслух:

— Лиза, доченька, мы так тебя ждем, — я протягиваю пожелтевший листок маме и говорю: — Это твой почерк.

Мама дрожащими пальцами берет письмо и прижимает его к груди. Она плачет. Мама, всегда сильная, как и Лиза, сейчас не может сдержать слез.

— Лиза… — произносит папа и не знает, как дальше рассказать эту историю. — Так мы хотели назвать нашу дочь. Она была до тебя. Должна была быть. Но мама потеряла ее на пятом месяце беременности. Это письмо она писала неродившемуся ребенку…

Мама успокаивается и рассказывает про первую беременность. Как сильно ждала дочку, как писала ей письмо. И как внезапно ее потеряла. А через год на свет появилась я, и горе потихоньку забылось.

Если бы Лиза родилась, — хочу спросить я, — вы бы стали заводить второго ребенка?

Но не спрашиваю. Я боюсь услышать: нет. Боюсь услышать свою внутреннюю догадку: я не должна была родиться. И еще: какое отношение к тому, что я все-таки живу, имеет Лиза?

***

Меня не сдали в психушку, но на сеанс к психиатру все же отправили. Родители думают это все из-за учебы. Мол, сразу большая нагрузка, психика не выдержала и вуаля — я выдумала себе несуществующую сестру. Плюс работа в баре добавила стресса. А, может, это все писательская фантазия нарисовала. Шутка в том, что я с ними соглашаюсь, но все равно продолжаю верить: Лиза настоящая, а я не чокнулась.

— Так ты видишь призраков? — спрашивает Дэн.

— Одного призрака, — отвечаю я, и мы смеемся.

Не знаю почему, но я ему доверяю. И не стесняюсь говорить о своих «особенностях».

— Как мне понять, что ты настоящий? — спрашиваю.

— Чего? — Дэн поворачивается в мою сторону, и струйка водки льется мимо рюмки.

— Вдруг тебя я тоже выдумала? Ведь если бы я тебя выдумала, то выдумала бы именно таким, — ой, кажется, вторая фраза была лишней.

— Можно мне мой коктейль? — вмешивается в наш разговор недовольный клиент.

— Хотя, если тебя видят и другие тоже, значит, ты точно есть, — говорю я и легонько касаюсь его плеча. — Лизу видела только я. Мы всегда были вдвоем.

— Ну, хочешь я тебя поцелую? — спрашивает Дэн и улыбается.

— В смысле? — я неловко отстраняюсь.

— Тогда ты поймешь, что я реальнее некуда. Наверное.

Кокетливо улыбаюсь, и этого пока достаточно. Это наш разбег, он тоже нужен птицам для взлета.

Бросаю взгляд на вывеску «Крылья» и два крыла, что переливаются в полумраке. Вот как? Как я оказалась в этом баре? Кто, если не Лиза, привел меня сюда? Кто еще мог знать, что именно здесь я обрету свои крылья?

На экране телефона отображается звонок с незнакомого номера. Слишком поздно для деловых разговоров, впрочем, как и для личных. Но я все равно беру трубку.

— Это из Дома ребенка, — говорит девушка на том конце. — Ваша сестра помогает нам, как волонтер.

— Вы ошиблись, — отвечаю я, — у меня нет сестры.

— Нет, все правильно. Лиза — ваша сестра. Она просила передать, что будет ждать вас завтра.

Записываю адрес на салфетке, отключаю телефон и говорю Дэну:

— Ущипни меня.

Теряю равновесие, но Дэн вовремя меня подхватывает, и я опираюсь на его сильную руку.

— Что-то случилось? — спрашивает он.

— Лиза… — еле слышно произношу я. — Она вернулась.

***

Иду по адресу, коряво записанному на салфетке в полумраке бара, и вот, о чем думаю. Никакой мистики здесь нет. Никаких призраков и шизофрении нет тоже. Лиза — самая реальная из всех реальных людей. И Лиза — моя сестра. Не было никакого выкидыша — эту историю сочинили мои родители, чтобы я перестала копаться в их прошлом. А на самом деле произошло вот что: Лиза родилась неполноценным ребенком, с какой-то страшной болезнью или типа того. Родители не захотели брать на себя такую ответственность и решили избавиться от малышки — отдали ее в Дом ребенка. А потом родилась я — здоровая и, в общем, такая, как они хотели. Все это время Лиза ненавидела своих родителей и меня заодно, ведь я заняла ее место. Она выросла, нашла меня, втерлась в доверие и сейчас хочет отомстить за детство, которого у нее не было. И за жизнь в целом. Потому что я все у нее отобрала. Ну, логично же!

Останавливаюсь, достаю блокнот и быстренько набрасываю эту историю. Даже если в чем-то ошибаюсь, рассказ получится шикарный.

Не могу найти на карте нужный дом. Там просто дырка. Может, здание новое и его еще не нанесли на карту? Но когда я прихожу по адресу, передо мной стоит ветхий двухэтажный дом, больше похожий на сладкий пряник. И он совсем не вписывается в планировку района.

Нажимаю на кнопку звонка, и дверь мгновенно распахивается. Внутри все иначе — там красочно и светло. Улыбчивая девушка ведет меня по дому, полному детей. Детей счастливых и увлеченных. И с очень взрослыми глазами. Замечаю, как один малыш управляет игрушечной железной дорогой, а другой рядом строит дом из конструктора. Девочка репетирует балетные па, а подружка снимает ее на игрушечную камеру. Здесь каждый занят своим делом, и никто не ждет, что сейчас кто-то придет и принесет с собой кусочек счастья, будто это торт.

— Роза! — восклицает Лиза, когда мы заходим в рабочий кабинет.

Она встает из-за стола и заключает меня в объятия. Помня о своей теории про злобную сестру, я отстраняюсь и складываю руки на груди.

— Чего ты хочешь… — хочу добавить «сука», но понимаю, что это уже перебор, поэтому просто говорю: — Лиза?

А сама думаю: да мне все равно, настоящая она или нет, схожу я с ума или нет, добрая она или злобная. Я просто хочу снова обнять свою сестру и вдохнуть аромат кокоса.

— Ты ненастоящая, — слетает с моих губ.

— Нет, — Лиза огорченно качает головой, — ненастоящая.

Всего секунду назад у меня был шанс обрести сестру. Пусть и злобную. Но настоящую. Живую. А теперь я точно знаю, что ее нет. Ее никогда не было. Но Лиза все равно рядом. И я падаю в ее объятия.

— Почему? Почему так получилось?

Но Лиза молчит.

— Это случайность?

Но Лиза молчит.

— Ты убила себя ради меня?

Но Лиза молчит.

— Зачем ты это сделала?

Но Лиза молчит.

— Отвечай!

— Потому что если бы я родилась, тебя бы не было.

Лиза выпутывается из моих объятий и подходит к окну. Как же она любит это делать. Моя неродившаяся сестра смотрит вдаль и начинает свой рассказ:

— Мы подружились здесь еще до нашего рождения. Ты всегда носилась с блокнотом, делала какие-то пометки и рассказывала истории. А я… У меня не было особых способностей. Я просто со всеми дружила, всем помогала, хвалила. Я всегда была рядом в нужный момент. И дети ко мне приходили за этим ощущением покоя. А потом я подслушала разговор смотрителей. Оказалось, что мы с тобой, не сговариваясь, выбрали одну семью для жизни на Земле. Мы должны были стать кровными сестрами. Счастье, правда? Увы, нет. Было одно но: у наших будущих родителей может быть только один ребенок. И этот ребенок — я. Но какую бы жизнь я могла прожить? Скучную и бессмысленную? И как я могла оставить мир без твоих историй? Понимаешь? Никто бы никогда не написал эти истории, если бы ты не родилась.

— Ты бы написала, — не выдерживаю я.

— Не написала бы, — говорит Лиза и кладет на стол до боли знакомый блокнот, вот только я вижу его впервые. — Это все твои истории. Я ничего никогда не придумывала, я лишь диктовала тебе твое же. Чтобы помочь вспомнить, чтобы показать путь, о котором мы забываем, приходя на Землю. И там еще ой как много не материализованных страниц. Там есть что-то очень важное для тебя и для других людей.

— Но ты убила себя! Ты пожертвовала собой ради меня!

— Думаешь? Я стала главным волонтером в Доме ребенка и помогаю малышам войти в свою жизнь. Здесь я куда полезнее, чем могла бы быть на Земле.

— Ты ненормальная! — кричу я и крепко-крепко обнимаю сестру.

— Я ненормальная? А кто сейчас разговаривает со своей нерожденной сестрой?

Мы стоим так долго-долго, и мне хочется, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

— Помни, что ты родилась не просто так, — говорит Лиза на прощанье. — А для чего-то. — А потом добавляет: — И чтобы взлететь, нужно два крыла.

Беззвучно шевелю губами: я знаю.

Теперь я знаю.

***

Открываю ноутбук и нахожу файл, который создала после «веселого» семейного ужина. Там всего лишь одно предложение: «Я не должна была родиться». Стираю его полностью и пишу: «Я могла не родиться». Снова стираю и пишу: «Я должна была родиться. И рассказать эту историю. Про меня, мою сестру Лизу и бар «Крылья».

апрель 2019 г.

Плутон

3, 2, 1… погнали!

Я родился в эпоху, когда называть детей нормальными именами считалось ненормально. По улицам вновь стали расхаживать древнегреческие боги, в песочницах копошились королевские особы, а твой друг запросто мог оказаться мифическим существом. Как будто развитие мира пошло в обратную сторону, а не вперед. Или попросту сделало виток по спирали.

В угоду моде родители нарекли меня Платоном, чтобы с самой колыбели их малыш был особенным. Наверное, я должен был бы стать широкоплечим, как древнегреческий бог, или мудрым, как тот самый философ, или просто человеком с широкой душой, например. И обязательно стремиться к своей звезде — Солнцу — что бы это все ни значило. Впрочем, оно уже не важно.

Сотрудница ЗАГСа родилась в эпоху, когда имя было всего лишь именем, а не способом выделиться из толпы. То ли по незнанию современной моды и основ мифологии, то ли еще по какой-то необъяснимой причине, но в свидетельстве о рождении она записала: «Плутон».

Никто в здравом уме не назвал бы ребенка Плутоном! Зачем людям добровольно поселять в своем доме исчадие ада — бога подземного царства и смерти? Тогда мои родители наспех придумали историю, что дали мне имя в честь планеты. В этом было даже какое-то очарование, ведь еще никто не называл своего ребенка частичкой Вселенной. Так я и стал космическим мальчиком. То ли с ошибкой в документах, то ли с особой отметкой. Если хотите — судьбой.

Да, меня зовут Плутон. Но я не знаю, что значит мое имя. По сути, не знаю, кто я есть. И кем должен стать.

***

Говорят, что у каждого человека должна быть несбыточная мечта. А то иначе это просто планы на завтра. Моя несбыточная мечта родилась из вечных насмешек всех встречных и моих неловких поправок: «Извините, я — не Платон, я — Плутон». Лет в пять, засыпая под светом люминесцентных звезд на потолке и укутавшись в одеяло с россыпью галактик, я решил, что обязательно полечу в Космос и докажу всем, что это имя — никакая не ошибка, а призвание. Или предназначение. В любом случае, все это не просто так.

Вот честно о моей несбыточной мечте: я хочу когда-нибудь увидеть Космос своими глазами, вдохнуть его всей грудью и почувствовать, что мы — одно целое. Я готов лететь в черную неизвестность. Готов изучать планеты, Млечный Путь, другую жизнь. Готов искать ответы на извечные вопросы: Почему мы здесь, а не там? Какой в этом всем смысл? И что скрывается в бездонной Вселенной? Не хочу ничего менять, делать мир лучше, нести добро и все такое. Просто хочу увидеть Космос и понять эту жизнь с высоты неба.

О боги, да, я хочу увидеть Плутон! Потому что верю, что ошибка в моем имени закралась не просто так. Это знак.

Расстояние от Земли до Плутона пять миллиардов километров. Полет в одну сторону займет от 9 до 12 лет. Ускорение корабля составит в среднем 58 000 километров в час. Один год здесь длится 248 земных лет. Еще ни один космонавт не забирался так далеко от Земли. Я знаю все это, потому что после Космической академии вот уже три года управляю полетами на станции «Плутон-1». Чтобы отправить на Плутон людей, придется увеличить размер корабля, что снизит скорость и займет страшно сказать сколько лет на полет. Готов ли я провести четверть (или даже половину) жизни в пути ради своей мечты? О, да! Ведь даже патлатые рокеры горланят в моих наушниках: «И не главное сколько осталось идти, главное то, что я к ней иду».

Но на то мечта и несбыточная, что сбыться ей не суждено. На Плутон люди не летают. Пока это лишь проект на отдаленное будущее. Почетная миссия исследования внеземной цивилизации возложена на роботов. Ведь в случае чего их не жалко. Никто не расстроится, если кусок био-пластмассы затеряется среди астероидов. Внешне роботы выглядят как люди, а внутри — нет. Под слоем искусственной кожи скрывается механическое сердце и запрограммированный мозг. И только татуировка на левой мочке уха говорит о том, с кем ты имеешь дело. Серийный номер набит сзади — ты обязан обращаться с ним как с человеком. Серийный номер набит спереди — в общем-то, обращаться тоже желательно как с человеком, но если скажешь «робот», он не обидится. Представляете, робот и не обидится?!

Какого это — знать, что какой-то робот летит на Плутон и воплощает твою мечту? Паршиво. Это главная причина, почему я их не люблю. То, что для меня мечта, для робота просто будни.

Я знал, что не полечу в Космос, когда поступал в Космическую академию. Знал, что никогда не увижу Плутон своими глазами, когда ее заканчивал. Знал, что это всего лишь глупая детская мечта. Но все равно выбрал пойти за ней. Если у меня есть хотя бы один шанс из миллиарда когда-нибудь отправиться в путешествие на другой конец Вселенной, я просто не имею права не попробовать. В принципе, одного шанса вполне достаточно, чтобы попробовать.

И вот я на космической станции «Плутон-1». Рассчитываю траектории, вычисляю скорости, запускаю корабль и наблюдаю за Космосом на мониторе своего компьютера. Это я говорю в микрофон: «3, 2, 1… погнали!» — и жму кнопку «старта». В свой первый запуск я так перенервничал, что забыл слово «полетели», и вместо него случайно выпалил «погнали». Так оговорка превратилась в мою традицию. Полетели — как работа по контракту, погнали — как безудержный зов души.

Да, я — пилот космического корабля и полностью управляю полетом на Плутон. Но не спешите поздравлять с осуществлением мечты. Фишка в том, что я никуда не лечу. Доброго пути мы всей станцией желаем чертовым роботам. И на Космос я смотрю их искусственными глазами.

И вот однажды происходит чудо. Не знаю, как назвать это по-другому. Однажды меня зовут в кабинет начальства, усаживают за стол и раскладывают передо мной непонятные бумаги. Они говорят, что это все еще опасно, что это будет в первый раз, что полет экспериментальный, что нужно осознавать все риски, что нужно подписать вот здесь и здесь, что я не буду предъявлять никаких претензий и всю ответственность беру на себя. А потом они задают самый глупый вопрос, который я слышал когда-либо в жизни: «Так, ты полетишь на Плутон?»

Представляете, я буду первым человеком, ступившим на Плутон! Ни секунды не сомневаясь, я ставлю свою подпись и расплываюсь в блаженной улыбке. Они тоже довольно ухмыляются, как будто что-то знают, о чем говорить пока не стоит. Возможно, я не долечу до Плутона, возможно, не смогу вернуться обратно. Есть еще сотня вариантов этого «возможно». Но какая разница, если завтра моя мечта осуществится? Сон наконец овладевает мной, а в голове продолжает звучать: «3, 2, 1… погнали!»

***

— Что значит, я не полечу на Плутон?

За три секунды до этого беспардонно врываюсь в кабинет командира экспериментальной команды и упираюсь руками в ее футуристический стол.

— Что значит, я не полечу на Плутон? — повторяю свой вопрос, даже не давая возможности ответить.

Командир закрывает крышку ноутбука, затем рукой убирает с лица непослушную челку и медленно поднимает на меня глаза. Не проронив ни слова, она встает из-за стола и элегантной походкой процокивает к двери, которую я так и оставил нараспашку, когда ворвался без спроса. Она закрывает дверь и после говорит:

— Платон…

— Я — Плутон, — поправляю я.

— Да, конечно, Плутон, — говорит она и возвращается за свой рабочий стол.

Командир указывает рукой на стул, предлагая мне сесть. Но я не сажусь. Я зол, потому что мою мечту только что предали.

— Сядь, — говорит она.

И я сажусь, потому что этому холодному, как будто механическому голосу невозможно не повиноваться.

— Что значит, я не полечу на Плутон? — спрашиваю уже более спокойным тоном, но все еще с дрожью в голосе.

— Пла… — начинает она, но быстро спохватывается, — Плутон, — делает паузу. — Как я и сказала уже на общем собрании, никто из экспериментальной команды не полетит на Плутон, — пауза. — Пока.

— Никто из людей? — уточняю я.

— Правильно, никто из людей.

— Потому что…

— Потому что ваш корабль не прошел финальный тест, требуются доработки. Это первый полет человека на Плутон. Мы все его ждем, но мы не можем рисковать вашими жизнями. Понимаешь? Я уже все объяснила на собрании, никакой новой информации нет. Ты ждал так долго, неужели еще неделька что-то изменит?

Она теребит пальцами волосы, что обрамляют ее лицо. Сильная, смелая, звезда факультета и дочь владельцев космической станции «Плутон-1». Она родилась с Космосом внутри, я же пробираюсь к нему всю свою жизнь. Но сейчас что-то идет не так, и я не понимаю что.

— Хорошо, Луна, — говорю и тут же встаю со стула, намереваясь уйти.

— Луна, — поправляет она.

Это не месть.

Хотя как раз она и есть.

— Да, конечно, Луна, — я исправляюсь и делаю виноватый вид.

Интересно, ее имя — это тоже ошибка? Возможно, родители хотели назвать дочь по-простому, там Лена. Неужели они умышленно обрекли своего ребенка на связь с Космосом без права выбора другой мечты? Но задать вопрос вслух я не решаюсь.

— Постой, — говорит Луна, когда я собираюсь покинуть кабинет. — Есть дело.

Хм, вот и объяснение сегодняшней нервозности.

— Да? — спрашиваю я и усаживаюсь обратно в кресло. — Какие еще тесты мне предстоит пройти?

— Не тебе, — Луна открывает ноутбук, несколько раз ударяет пальцами по клавиатуре и разворачивает монитор ко мне.

— Ей.

Замираю в изумлении. На фото — Венера. Мой второй пилот, мой друг и соратник. Еще одна то ли больная Космосом, то ли безумно в него влюбленная. Мы вместе вступили в экспериментальную команду, мы вместе должны были лететь на Плутон. Должны были. Рядом с фото вижу серийный номер — R220119. И в этот миг мой мир рушится. По коже пробегает дрожь, рвотные позывы не дают проронить ни слова. Только что в мое сердце попал метеорит, который разнес его на миллион осколков.

— Этого не может быть, — только и говорю я. — Не верю. Это какой-то розыгрыш?

— Но это так.

Снова пытаюсь вчитаться в текст на мониторе, но цифровые строчки расплываются перед глазами. Нет, только не Венера. Я отказываюсь в это верить. Только не она.

— Венера? — задаю я скорее риторический вопрос.

— Да, Венера — робот, — бесцеремонно говорит Луна то, о чем я боюсь даже подумать.

Так в один миг мой друг превращается в заклятого врага.

— И? — не понимаю я. — Чего ты хочешь от меня?

— Венера еще не знает, что она — робот. Тебе нужно провести тестирование. Хотя это даже не тестирование. Просто поговори с ней по душам.

По душам? — хочется закричать мне. Откуда у робота душа? О чем вообще говорить с куском пластмассы, который притворяется человеком?

— Венера должна понять, кто она есть на самом деле, — продолжает Луна.

Но зачем? — не унимаюсь я внутри себя.

— Самосознание — важная часть в развитии робототехники будущего. У новейших моделей есть сознание и подсознание — все по аналогии с природой человека. Как и человек, робот должен понять свою суть, в чем его особенность. И принять ее. Как свою уникальность, а не какой-то недостаток. И хорошо бы, чтобы это будущее уже наступило.

— Почему бы просто не сказать ей, кто она есть?

Логично же.

— Плутон, ты — робот! — вдруг выпаливает Луна, наклонившись ко мне настолько близко, что я ощущаю пряный аромат ее парфюма. — Что ты на это скажешь?

— Что за бред ты несешь, — произношу как можно спокойнее. — Вот что я скажу.

— Видишь? Никто не вправе говорить человеку, какой он есть и каким должен стать. Каждый человек решает это для себя сам. Только ты сам знаешь, что для тебя лучше всего. Остальное — лишь информационный шум.

Да, но робот — не человек, — думаю я.

— Все роботы воспринимают себя как человека, — продолжает Луна. — Они выглядят как люди, окружающие обращаются с ними как с людьми. Естественно, роботы думают, что они и есть люди. И мы не имеем права указывать им, кто они на самом деле. Они сами должны увидеть в себе себя.

— Это бред, — снова повторяю я.

Пауза.

— Ты можешь отказаться от задания, если так хочешь, — говорит Луна и отворачивает от меня ноутбук.

— Правда?

— Правда. Ты же человек, у тебя есть право выбора, свобода воли и все такое.

Чувствую сейчас будет «но».

— Но тогда ты не полетишь на Плутон, — говорит Луна и делает паузу. — Никогда.

— Это ультиматум?

— Ни в коем случае.

Пауза.

— Это профнепригодность. Хочешь ты этого или нет, но экспериментальный полет на Плутон без роботов не обойдется. И если ты на Земле не можешь принять того, кто рядом с тобой, таким какой он есть, то что будет в Космосе? Нам не нужны конфликты в команде. Прости, ничего личного.

Пауза.

— Хотя немного обидно. Я считала тебя идеальной кандидатурой для первого полета человека на Плутон.

Луна нажимает на кнопку связи с секретарем и говорит:

— Нужно назначить собеседование с пилотом из списка ожидания для экспериментальной команды. Кто у нас следу…

Убираю ее руку с кнопки и не даю закончить. Смотрю прямо в глаза и делаю вид, что думаю. Но я не думаю. Все уже решено. На что ты готов ради мечты? Я готов на все. Даже отыскать чертову душу внутри механического робота.

— Хорошо. Я согласен.

— Вот и отлично.

Только сейчас она вырывает свою руку из моей.

— Что мне нужно делать?

— Ничего особенного. Просто поговори с ней. Очень, очень деликатно. Роботы ранимые.

Роботы ранимые? — хочу я прокричать на всю Вселенную. Кусок пластмассы ранимый? Но оставляю эту мысль при себе.

— Задавай вопросы, — продолжает Луна. — Все ответы скрыты внутри нас самих, — пауза. — Но чтобы их найти, нужно услышать вопрос, — пауза. — Отвечая на вопрос, робот или человек рассказывает историю, — пауза. — Но не тому, кто задал вопрос, — пауза. — Он рассказывает ее в первую очередь себе.

— Что будет, если Венера так и не осознает, кто она есть? — спрашиваю я.

— Робот, который не может понять и признать кто он есть, подлежит отключению от системы.

— То есть вы ее уничтожите?

— Да.

Луна произносит это настолько равнодушно и холодно, что мне становится не по себе.

— Это дефект программы, — говорит она и разводит руками.

О, божечки. К такому Космическая академия меня не готовила. Роботы, у которых есть осознание самих себя! Что еще они умеют? Только не говорите, что мечтать!

***

— Я мечтаю организовывать туристические поездки на Плутон, — говорит Венера.

На этих словах, как в замедленной съемке, поворачиваю голову в ее сторону. Не вижу себя со стороны, но уверен, что сейчас мои глаза готовы вылететь со своей орбиты.

Мы (наша экспериментальная команда, а не мы вдвоем) сидим в аудитории космической станции «Плутон-1» и ждем командира, то есть Луну. Венера — в полуметре от меня, а может и того меньше. Она пьет горячий кофе из бумажного стаканчика и говорит о своей мечте. А мне становится противно при одном только взгляде на нее. Да, Венера красивая. Но я-то знаю, что это всего лишь пластмасса. Ну, или из чего сейчас делают роботов. В общем, она ненастоящая. Хотя еще вчера была для меня самым близким человеком.

Пытаюсь разглядеть заднюю сторону мочки ее уха, чтобы увидеть серийный номер. Мне нужно подтверждение, я хочу знать, что это не розыгрыш. Но длинные волосы обрамляют ее лицо, скрывая тайну от посторонних глаз.

Сдерживаю рвотные позывы и пытаюсь быть милым. Правда, пытаюсь. Но никак не могу заставить себя задать хоть какой-нибудь вопрос.

— Ты знал, что Плутон — это планета трансформации и перерождения, осознания себя кем-то иным, новым? — спрашивает Венера, даже не подозревая, что мы больше не друзья.

Отрицательно мотаю головой, и она продолжает:

— Так вот, Плутон — планета перерождения. Это идеальное место, чтобы заглянуть внутрь себя, познакомится с собой настоящим, пересмотреть свои ценности и ориентиры.

Ты — робот! — так и хочется крикнуть мне. Ты не можешь мечтать! У тебя нет души! Каким местом ты себе там что-то намечтала?

— Вокруг так много, эм, навязывания единожды правильных стандартов. Мне кажется, так это можно назвать, — продолжает Венера. — Нам говорят, как мы должны выглядеть, что нам есть, кого любить, с какими мыслями и убеждениями жить. Но люди все такие разные! Мы не можем мечтать об одном и том же. У каждого своя мечта. Я хочу, чтобы путешествие на Плутон помогло человеку увидеть себя настоящего. Как думаешь, это возможно?

Пожимаю плечами. Мечта… она-то неплохая, может. Но, блин, Венера — робот! Она не может мечтать! Кто-то просто вложил эту мысль в ее операционную систему. Ее мечта — не больше, чем цифровой код. Не могу сказать свою догадку вслух, но и перестать думать об этом не могу тоже.

— Почему бы тебе не организовывать туры на Адриатическое побережье? — спрашиваю я. — Зачем тащить людей в Космос, чтобы найти себя?

— Не знаю зачем и почему. Просто я так хочу, я так чувствую. И ничего не могу с этим поделать. А ты говоришь, что моя мечта — чушь.

— Я так не говорил.

Но Венера меня уже не слышит. Она берет свои вещи и пересаживается в другой конец аудитории. Сейчас бы вздохнуть с облегчением, но, кажется, я только что провалил свое задание.

— Добрый день, — говорит Луна, заходя в аудиторию. — Благодарю за ожидание.

Луна ставит бумажный стаканчик с кофе на стол и без долгих прелюдий начинает тыкать пальцем по планшету.

— Я проверила все ваши отчеты, — продолжает она, — и у меня вопросы только по пилотам. Плутон?

— Я здесь, — говорю и поднимаю руку.

— Хорошо. А где Венера?

Луна обводит взглядом аудиторию и находит Венеру в самом дальнем углу. А затем снова поворачивается ко мне и смотрит так, будто хочет убить. Читаю в ее глазах: «Что ты, засранец, натворил?» Тоже отвечаю взглядом: «Вообще не понимаю, что происходит». Вас, женщин, фиг поймешь. Даже если одна из вас робот. Тем более, если одна из вас робот.

— Что ж, — говорит Луна настолько спокойно, что никто из нашей команды даже не догадывается, что что-то идет не так. — Какую ошибку выдает монитор при запуске системы?

— Несогласованность действий, — отвечает Венера. — Мы не можем взлететь, потому что у двух пилотов разные взгляды на этот полет. Кто-то хочет долететь до Плутона побыстрее, а кто-то — живым, — Венера косится на меня. — Компьютер не знает, какую команду выполнять, и просто виснет.

— Значит, — Луна откладывает планшет и берет бумажный стаканчик, — вам нужно согласовать свои действия, чтобы корабль все-таки взлетел.

Она делает глоток кофе и ставит бумажный стаканчик обратно на стол. Не понимаю, почему от него до сих пор идет пар.

***

— Что ты о ней думаешь? — спрашивает Луна, когда я захожу в кабинет и протягиваю плитку шоколада в качестве взятки.

Не знаю, в чем именно накосячил, но чувствую, что сейчас меня за что-то точно отчитают.

— Я не ем шоколад, — говорит Луна и отодвигает плитку от себя.

— Надо же, — говорю, — я тоже.

А про себя думаю: мы так похожи.

— Так что ты о ней думаешь?

— Ну, она думает, что она человек, — говорю я и сажусь в кресло напротив.

— Я не хочу знать, что она думает о себе. Пока. Я хочу знать, что ты думаешь о ней.

Все еще думаю, что это какой-то бред. И Венера, моя подруга, просто подыгрывает в нелепом спектакле.

— Робот рассказывает мне про свою мечту, — делаю паузу. — Все это глупо, смешно и нелепо, — пауза. — А если коротко, то — нереально.

Луна облокачивается на спинку кресла и с интересом смотрит на меня.

— Тебе не понравилась ее мечта?

— Да нет, — пауза. — Не то чтобы, — пауза. — Просто, — пауза. — Ну как робот может мечтать? Как? Это вы запрограммировали ее — мечтать какую-то мечту. А она думает, что это она такая особенная, что сама додумалась до такого. Правительству правда нужен туризм на Плутоне? Вы что под таким предлогом хотите освободить Землю от неугодного населения? Хитро.

— Ты прав, роботов программируют, — пауза. — Но человека программируют тоже. Думаешь, твои мысли — это только твои мысли? Нет, мы все запрограммированы. Природой, воспитанием, образованием, обществом, друзьями. Но это не значит, что мы должны следовать чужой инструкции, — пауза. — Человек сам может все изменить и переписать свою программу. И, да, даже у робота есть своя особая мечта. И она осуществится, как только робот осознает, кто он есть.

— Допустим, — соглашаюсь я, но все еще не понимаю главного. — Как же понять: это мечта самого робота или человек запрограммировал его мечтать о чем-то конкретном?

— Плутон, ты так ничего и не понял, — пауза. — Мечту невозможно вложить ни в робота, ни в человека, — пауза. — Она живая. И не ты выбираешь свою мечту, а мечта выбирает тебя. Она приходит именно к тебе, потому что верит, что только ты можешь помочь ей реализоваться. Понимаешь? — пауза. — Твоя мечта верит в тебя больше, чем ты сам. И не важно, робот ты или человек. Важно лишь то, знаешь ли ты, кто ты есть на самом деле. А не кем пытаешься казаться.

— Но как? Как робот может развиваться, не реагируя на установленную программу?