Маньяки выходят из подполья, или Супериор

Автор полагает нелишним заметить, что его работа является вымыслом, и потому не только персонажи здесь плод воображения, но и сама действительность, в которую они помещены. Все совпадения с существующими или когда-либо существовавшими людьми следует считать ненамеренными и случайными.

Пролог

К исходу ночи воздух сгустился до пронзительной синевы; дворы, улицы, парки и площади напустили на себя таинственность, распрощались с природными очертаниями и красками. Дома выдвинули одни свои изломы напоказ, попрятали во мрак другие, потяжелели, затаили неясную угрозу. Деревья налились угольной чернотой, сплющились как театральные декорации и заважничали от взятой ими космической красоты. Машины по обочинам мостовых превратились в продрогших, скрюченных осенним ревматизмом зверюг — собак громадного размера, лошадей, верблюдов и бегемотов, прикорнувших на ночь прямо под открытым небом. Газели попадались тоже — да, затесались в эту разношерстную и разнопородную колёсную братию и допотопные, изъеденные ржавчиной древние «газели»… Зябкая седина закурчавилась на загривках и мордах временно обездвиженных монстров; ранний сентябрьский холодок просочился в их плотно закупоренное нутро и выпал серебристой испариной на стёклах.

Милоровск, опрятный, подтянутый, разумно организованный, в основном беловоротничковый городок с населением тысяч в двадцать, с рассветом начал понемногу просыпаться. Опустившийся на улицы туман притуплял и без того ещё робко брезжащий свет, глушил звуки, коварно уводил их в сторону, — всячески перевирал расстояния и вообще картину зарождающегося дня. Должно быть оттого квартал, в пределах которого располагался НИИ сельхозмашин (если уж совсем точно — у перекрёстка улиц Курбского и Урицкого), выглядел не только безлюдным, но и уединённым, отделённым от всего остального мира ватною стеною тишины. Ни то, ни другое, ни третье не соответствовало действительности. Общее пробуждение добралось уже и сюда. Отдельные сотрудники подкатывали к месту работы на личных мобилях — значит, пусть и не долго, но шуршали шины, потом — хлопали закрываемые дверцы. То были одинокие звуки, едва они замирали, всё окрест снова будто впадало в летаргию. Не много было мобилистов, фанатиков личного транспорта. Пепелацы свои, по неписанному правилу, они оставляли на той стороны дороги, что была ближе к институту; и по другому, такому же неписанному правилу выстраивали их наискосок — плотно, компактно; шеренга разномастных легковушек никогда не вылезала за пределы той тени, что мог бы отбросить на дорогу профнастильный забор, высокий ярко и густо-синий забор, которым обнесён был институт (после мартовского указа 20.. года «О новых мерах борьбы с терроризмом и экстремизмом» все подобные учреждения по возможности защищены были такими заборами). Хотя вообще-то тень на дорогу этот забор не наводил никогда — ибо обращён был на юг. По другую сторону улицы тянулась практически такая же металлическая стена, столь же высокая, и всё же недостаточно высокая, чтобы тень от неё и в час своего максимума достигала крайнего предела мостовой. Ну разве что на закате, но тогда здесь уже не оставалось машин.

За этим параллельным профнастилом, покрытым опять-таки ярким, но зелёным полимером, размещался механический завод. Его сотрудники, если прибывали на мобилях, на дороге не парковались, а заезжали прямо на территорию. В этом смысле им больше повезло. Зато рабочий день на заводе начинался раньше. Сейчас все, кому положено, там уже трудились. К проходной же НИИ, продолжал стекаться научный люд. Сторонников ходьбы среди создателей сельхозтехники было значительно больше, чем водителей, однако их прибытие производило меньше шума (отсюда — опять-таки тройная иллюзия безлюдности, уединённости и тишины). Они приближались к проходной большей частью по одиночке, кто размашистым шагом, а кто семеня — каждый навёрстывал секунды: время поджимало. Проходная, компактная чистенькая будочка светло-бежевого цвета, узеньким фасадом чуть выдавалась за периметр забора. Подошедшие распахивали бесшумную, подпружиненную медлительным доводчиком дверь, переступали порог и — будочка КПП их поглощала. Точно в немом кино. Только лишь дробный перестук женских каблучков порой пробивал обложившую всё кругом вату безмолвия; мужские шаги можно было услышать чаще, однако звучали они глухо.

А помимо сотрудников института на улице Урицкого сейчас не было чужих и посторонних. Неподходящее место для оздоровительных моционов и пробежек трусцой. Индустриально-научная часть Милоровска, почти окраина. Городок не велик, так может потому, у каждого квартала, не то что микрорайона, своё предназначение.

И вот очередной пешеход, мужчина лет тридцати, долговязый, нескладный, не шёл, а просто летел, и тоже в направлении КПП. Сотрудник института? Прогульщик какой-то, опаздывал уже. Куртка с отвислым капюшоном, яркая, дикого лилового цвета, длинная, просторная — раздувалась точно колокол; полы, чуть не заворачивались кверху, а казалось, что путник разгоняется для подъёма в небо, сейчас взмоет. Картинка, завихрение чёрных пятен и линий на спине, складывалась то в китайского дракона, то — в голливудского Хищника со жвалами. Так шевелил лопатками! А что выделывал ногами! Выворачивал ступни, приседал в раскорячку, слегка подпрыгивал; просто приплясывал на ходу. Ботинки тоже диковинные, на шнуровке, высокие, жёлтые (цвета младенческой неожиданности — ну и цвет!) и — на толстой платформе. Шлёпали об асфальт; в такт этим негромким, но внятным шлепкам мужчина выкрикивал ритмичную монотонную песенку. Что-то вроде унылых речитативов, какими подхлёстывают себя на физподготовке американские солдаты. Только у нашего физкультурника слов было не разобрать, и не из-за пресловутого тумана, а просто — исполнитель не утруждал себя артикуляцией звуков. Да, можно смело даже сказать, мычал что-то в такт собственным шагам, — ни больше, ни меньше. Мелькали под колоколом куртки ярко-алые штанины-«бананы». А на голове тряслась, однако не слетала пронзительного, ядовито-зелёного цвета бейсболка с чудовищным, выступавшим чуть не на полметра вперёд козырьком и клапанами по бокам — они были опущены; видно, уши мёрзли.

Вот чудак уже подскочил к проходной на расстояние последних двух-трёх шагов и прекратил своё пение, не перестал, впрочем, сучить руками. В очередном махе правой поймал ручку двери КПП, рванул её на себя и ловко запрыгнул внутрь. Всё на одном дыхании, без потери ритма, будто заранее отрепетировал прибытие.

Проходная поглотила его, как перед тем поглощала всех других, не сделав исключенья. Но дальше что-то пошло неправильно; внутренняя реакция КПП — если у проходных могут быть реакции — дала сбой.

Из-за двери послышались сначала возбужденные голоса, разобрать слова было не возможно, только лишь то, что разговор происходил на очень повышенных тонах. Затем последовал какой-то механический шум — будто кто-то с трудом перетаскивал некий очень тяжёлый предмет, скажем, пытался протиснуть мешок песка в очень узкие двери и не отрывая от пола. Можно было различить даже надсадное кряхтение и — о, неужели?! — нецензурную брань… Однако на улице Урицкого просто некому было вслушиваться в эти звуки — в ту минуту не случилось на тротуаре перед проходной ни праздношатающихся пешеходов, ни совсем уж опоздавших на работу прогульщиков. И на их счастье! Потому что все эти невнятные и не совсем понятные шумы вдруг перекрыл резкий и плотный удар взрыва… Выхваченная из рамы дверь хлестко припечатала машину напротив, горбато приникшую к асфальту древнюю, одиннадцатую «ладу». Брызнули осколки стекла, очумело зашлась сигналка — лишь на долю секунды опередив сыгранно вскинувшийся хор соседних машин…

Из жутко зиявшего чернотой дверного проёма валил белесый дым. Какие-то слоёные, будто волокнистые потоки жаркой, едкой вони змеились, разрывая туман, точно щупальца кракена; рассеивались в утреннем мглистом пространстве. А в ободранном, грязно закопченном кубе КПП стыло мёртвое молчание — больше не слышно было ни криков перебранки, ни шума борьбы.

Вахтёр — или кажется, это всё-таки был «чоповец», тот, что дежурил непосредственно в корпусе института — сунуться в одиночку, без поддержки, на место происшествия не рискнул. Первыми туда подоспели пузатый вэн «скорой» и юркий броневичок МЧС. Шугая округу мигалками, ревуном и крякалкой, подскочили, как на учениях, одновременно, со встречных направлений, прямо через минуту-другую. Наряд полиции, как водится, в лучшем случае, был ещё в пути (он в самом деле прибудет пятью минутами позднее). Экипаж броневичка, синхронно выпрыгнул из всех четырёх боковых его дверей, на ходу оправляя на головах шлемы с прозрачными забралами. Бригада «скорой» выбралась из своей машины не столь спортивно, скорее опасливо, впрочем, сразу прихватив чемоданчики с необходимым инструментарием, — дюжий санитар и молоденькая фельдшерица. Шофёр вообще предпочёл пока остаться за баранкой.

Чад успел уже рассеяться; глазам спасателей предстала страшная картина…

1

Навигатор сошёл с ума перед самым Милоровском. Вернее, это Максим заметил его неадекватность перед самым Милоровском. Дорога, модерновая, невероятно гладкая трасса федерального значения (чёрного асфальта с новенькой, ещё не стёртой, яркой цветной разметкой - по две полосы в каждом направлении), как водится, и петляла и ныряла в ложбины, а потом снова поднималась на холмы. В какой-то момент Коюров увидел впереди, в мареве занимающегося погожего сентябрьского дня, некие строения, причем по обе стороны дороги. Домики неодинаковой ширины и высоты, издалека серенькие. Хотя всё же различалось, что крыша у одного из них — зелёная, а у другого — малиновая. Максим глянул на дисплей «торпеды». Среди прочих цифровых величин на экранчик выводилось и расстояние, какое оставалось пройти до конечного пункта, то есть Милоровска. Так вот, сейчас эта дистанция составляла три с половиной километра. «Поселок?» — предположил Максим. Перед поездкой он изучал карту, никаких посёлков в трёх километрах от городка не помнил.

— Эй, Матильда, сколько нам ещё осталось пилить? — спросил Максим. Матильдой он называл компьютер-робот машины — выбрал это имя, когда задавал настройки. Взял из старого, ещё советского мультфильма про Карлсона, в котором Матильда была кошкой фрёкен Бок. К старым отечественным мультикам Коюров питал слабость, наверно, потому что много пересмотрел их у бабушки с дедушкой, родителей отца. В детстве его частенько сбагривали на выходные — то одним родакам, то другим. Пухлую Матильду он не то чтобы здорово любил; гораздо сильнее потешала её хозяйка, куда более массивная фрёкен Бок, но применительно к компушке это имя не звучало. «Фрёкен» — уж как-то грубо, почти по-хамски; «Бок» — двусмысленно, да и красотой тоже не блещет. А и выговаривать полностью — и длинно, и язык сломаешь; в пути ведь бывает не до церемоний, иногда важна секунда.

— До Милоровска ещё одиннадцать километров сто шестьдесят метров, — вальяжно промодулировала Матильда тем глубоким контральто, какой в мультике принадлежал всё-таки не кошке, а её патронессе с неудобопроизносимым именем, — голосом Фаины Раневской, строго говоря. Его Максим тоже закрепил в пользовательских настройках компьютера. Вышел, конечно, разнобой, но вполне терпимый, по-своему даже прикольный.

«Три с половиной и одиннадцать! — опешил Максим. — Что это за?..»

— Что это за?.. — только и успел Коюров выпалить вслух, а на слове «хибары» запнулся. Под «хибарами» он подразумевал те постройки, которые обнаружил вдали пару секунд назад. Тогда они показались отчего-то серыми, но то был оптический обман. Сейчас они вырастали на глазах и выглядели скорее бурыми. Впрочем, всё это было совершенно неважно — ведь Максим увидел на обочине столб с табличкою «Милоровск».

— Да как же так, Матильда! — воскликнул он в сердцах; уже оставшийся позади указатель до того его ошеломил, как если бы торчал посреди дороги. — Ты говоришь, что до Милоровска одиннадцать километров, а на самом деле вот он — тут!

— До Милоровска девять километров семьсот пятьдесят метров… — возразила Матильда надменно.

— Что?! — не выдержал Максим. — А что я только что видел? И это что по-твоему, что за дома? Лучше сразу говори, сколько там осталось до этой улицы Металлистов, дом двадцать два, и как туда ехать!

«А не то я тебя выключу!» — хотел пригрозить Коюров. Промолчал — не потому что такая угроза оказалась бы голословной, ибо выключить компушку он не мог, только лишь перевести её работу в так называемый фоновый режим — а потому что не до пререканий сейчас было. Он опять успел отметить разницу в показаниях. Только что было одиннадцать километров, и вот — уже девять! Его «стриж», конечно, быстрый мобиль, но всё же не настолько; два километра за пять секунд — это самолёт! А Максим точно знал, что он сейчас шофёр, а не лётчик. Скорость держал самую законопослушную — шестьдесят километров. А та дистанция, какую выдал дисплей в момент появления милоровской окраины на горизонте, — три с половиной кэмэ — как-то уж совсем выбивалась из общего ряда… Хотя, кто знает, может, и была самой правдоподобной.

— До улицы Металлистов, дом двадцать два, пятнадцать километров триста тридцать метров. Пока следует ехать прямо. До ближайшего поворота направо четырнадцать километров сто метров. Это примерно будет… тридцать кварталов… когда мы будем находиться в пределах последнего, я сообщу…

— Спасибо, Матильда! — поблагодарил Максим, без особой, впрочем, теплоты в голосе. Сбои в навигации случались и раньше; нынешний, между тем, не лез ни в какие ворота. Но ещё не повод паниковать. Уж если добрался до Милоровска, к улице Металлистов точно прорвёмся…

А какой-то улицей Милоровска он уже и так ехал. Разнокалиберная, разношерстная окраина осталась позади. Дома теперь стояли через правильные, хотя и не очень широкие промежутки, всё вокруг было правильных пропорций — мостовая, тротуары по обе стороны её, газоны. Коюров жалел только о том, что не прихватил с собой бинокль. Не худо было б читать вывески на домах — на ходу, прямо из машины. Ему как-то внезапно стало ясно, что никаких тридцати кварталов до ближайшего нужного ему поворота не будет, не настолько это крупный город.

— Послушай, Матильда, — заговорил он осторожно, даже искательно, словно опасался ещё сильнее запутать несомненно сбившуюся если не с пути, то с верных координат компушку, оттого, по всей видимости, хранившую обиженное молчание. А сам тоже скинул скорость ещё, чуть не до тридцати, так что его новенького, сверкающего «стрижа» успела уже обогнать целая стая попутных машин, среди них пара-другая каких-то совершенно архаичного вида рыдванов, деланных ещё в прошлом веке, наверное. Поглядывал по сторонам, в надежде вдруг увидеть подсказку, какой-нибудь выход из создавшегося положения. — Так где же всё-таки эта улица Металлистов, дом двадцать…

— … два, — на разрыве фразы подхватила его вопрос Матильда. — До него остаётся ещё… из имеющихся данных… из имеющихся данных не ясно, сколько до него остаётся…

— А вот за это тебе настоящее «конторское» спасибо, Матильда! Спасибо профессионала! — Максим резко принял вправо, к бордюру тротуара. — Двери сейчас за мной закрой. И не глуши мотор. — Коюров, пошутил, конечно: на маленьких скоростях мобиль шлёпал на электрической тяге; переключение на неё произошло ещё на въезде в Милоровск, вслед за тем каверзным моментом, когда на горизонте внезапно обнаружилась окраина города, а в навигаторе — глюки.

Максим выскочил из машины, с облегчением услышав глухо стукнувшие в дверцах «стрижа» запоры — значит, компушка не совсем ещё слетела с катушек, слушается его. И тут же Коюрова поразила внезапная мысль — до того ужасная, что он едва не взвился на месте, будто пригвождённый к асфальту.

— Матильда, открой! — только сейчас сообразил, что сумасшедшие компьютеры, как и безумные люди, могут проявлять изощрённое коварство. Однако запоры хлопнули ещё раз, отпираясь. Тихонько фыркнув, Максим так же негромко скомандовал: — А теперь снова запри!

— Отлично, Матильда! — похвалил он послушную, исполнительную компушку.

«Смешно и глупо, — сердито отметил Коюров про себя. — Со стороны я похож на идиота». Впрочем, сторонних наблюдателей рядом не случилось — широкий, просторный тротуар, на который ступил Максим, поразил его своей малолюдностью, даже по самым утренним и провинциальным меркам. Разве что из окна пятиэтажки напротив мог скрытно выглядывать какой-нибудь домосед, прячась за шторой…

Максим подошёл к углу дома, поднял голову к узкому прямоугольнику таблички, удерживаемому на стене двумя ржавыми дюбелями, вколоченными в тёмную, побуревшую за давностью лет штукатурку. Улица Урицкого, прочитал Коюров. «Где же ещё, в каком другом городе, такую улицу ещё можно найти», подумал он. «Да хотя бы у меня дома… если не Урицкого, так что-нибудь подобное».

Телефон он держал наготове, сейчас вошёл в «карты». Будто сговорившись, к Максиму приблизились сразу три пешехода, со встречных направлений. Ближайшей оказалась старушка с шикарной башнеобразной завивкой на голове и практичным рюкзачком за спиной (впрочем, подняв голову, Коюров мог видеть сперва только яркие лиловые лямки, которые путешественница стягивала, сводила почти к середине груди с несоразмерной непреклонностью и решительностью — слишком немощными выглядели её кулачки, с распухшими суставами и все в лиловых же венах); с другой стороны вяло хилял обутыми в огромные кроссовки ногами умеренно долговязый подросток, пялившийся на ходу в экран телефона, закреплённого наплечным штативом перед глазами на расстоянии полусогнутой руки, — должно быть, школьник, забивший на уроки ради сетевой игры; во всяком случае, в куртке очень похожей на школярскую; этим же курсом осторожно продвигался пожилой пижон в аккуратной шляпке тирольского пошиба, в светло-коричневом плаще дорогой тонкой кожи, из расстёгнутого ворота которого выпущено было объёмное и броское золотистое кашне, что-то не по погоде; простуженный или пенсионер, если судить по цвету лица и избороздившим его морщинам; должно быть, ровесник бабушки с прической Нефертити и компактным плоским цветным ранцем за сухонькими плечами. Ну да, явно ветеран, время-то рабочее… У них бы спросить, подумал Коюров. Сам он на фоне местного люда смотрелся не только дико нездешне, но и неприкаянно — какой-то хлыщ в узком чёрном галстуке и белоснежной, как вершины Гималаев, рубашке, но — с короткими рукавами. Без пиджака. Заблудившийся в пространстве и времени гуляка — во времени года, точно: ветерок, будто задорному солнцу вопреки, шибал время от времени неожиданно свежо, зло. Как бы то ни было, «фольклорный ресурс» Коюров решил приберечь на самый крайний случай. На дисплейчике телефона тем временем вычертилась карта Милоровска. Улица Урицкого нашлась без труда; Коюров не увидел на ней красного мячика с надписью «я», однако не удивился. По всей видимости, это спутники в космосе распоясались, развели весь этот бардак, а Матильда была совершенно не причём. Вот и телефон получил из сети топографию, но обмена сигналами с орбитой, похоже, не произошло…

Максим ещё раз глянул на табличку дома, потом принялся энергично двигать карту на дисплее сначала в одну, потом в другую сторону — пока не нашёл на экране пресловутый дом номер двадцать два по улице Металлистов. Так вроде недалеко до него отсюда было — вовсе не пятнадцать кэмэ и даже не пять.

Коюров ещё раз поднял голову, но в этот раз задирать её не стал, а посмотрел на стену дома прямо перед собой. И увидел там импровизированную «доску объявлений» — листки разного цвета и размера, с топорщившимися на ветру зубчиками, на которых указаны были номера телефонов, адреса скайпа и почты, приклеены были прямо на штукатурку. «Вот это архаика! — восхитился Максим. Что он там только что подумал про заблудившегося во времени, а? Да это как если бы в его „стриже“ покопался мистер Уэллс — и запихал под капот рядом с моторами куда более хитрое устройство. А в результате снесло машину в прошлое, десятка на два лет назад. — Неужто до сих пор пользуется народ!» Зубчиков у многих объявлений недоставало — где на треть, где и наполовину от общего числа; в отдельных случаях их оторвали все до единого. «С детства, кажись, ничего подобного не видел! Или это сон?»

«Требуется девушка 18—25 лет, русская, не меньше чем со средним образованием — сиделка с ребёнком. Рекомендации, опыт работы приветствуются», — читал Максим первую подвернувшуюся взгляду «объяву». — «Репетитор даёт уроки китайского»… «Частная фирма набирает молодых людей, желающих радикально изменить жизнь»…

Мне бы туда податься… — мысленно прикинул Коюров. — Радикально изменить жизнь — дело подходящее… За молодого сойду — тридцать лет ещё не возраст.

Всего лишь три зубчика уцелели на объявлении; значит, прохожие на посул клевали. Максим тоже поднял было руку. Но ничего сделать не успел. Дело решила секунда, доля секунды. Произошло следующее: к этому же листку вдруг протянулась чужая, худая и жилистая рука и — сорвала его. Напрочь — на стене остался лишь белесый, намертво сцементировавшийся со штукатуркою лепесток. Так неожиданно это случилось — рука возникла будто прямо из воздуха. Но нет, парень в серой спецовке и такой же серой кепке с козырьком, смахивающей на форменные кепи французских военных в старых фильмах и одновременно на кепку заключённого в таких же старых фильмах, был на самом деле вполне материальным, только подошёл быстро и бесшумно. Резко содрал бумагу, скомкал её, швырнул в урну, стоявшую в двух шагах, и тут же пошкандыбал дальше. Максим сумел только перехватить его взгляд — совершенно пустой, а ещё отметил, что никаких нашивок на спецовке у «серого» нет. Что это за дворник такой? И ведь совсем не старый, как раз из целевой группы объявленья! «Ну и андроид!» — аж поёжился Коюров, ещё раз вбирая взглядом дробные, какие-то дискретные движения рук и ног стремительно удаляющейся фигуры. И спина-то у него неестественно плоская, прямая, будто фанеру к ней приколотили! «Архаика здесь сошлась с футуристикой…» — резюмировал Коюров, возвращаясь к машине.

— Матильда, открывай… — обронил, кончиками пальцев прикоснувшись к ещё тёплому капоту, — за шумом ветра, шин снующих туда-сюда машин едва слышал собственный голос. Ободряюще шлёпнули отпираемые запоры. Ну да, Матильда, конечно, молодец… Спутники в небе шалят, она никогда не ломается. Скорее может облажаться он сам, Коюров, как только что, с этим вздорным листком с тремя оставшимися зубцами.

— Отдыхай, Матильда, — бросил Максим, снова плюхнувшись за руль. — Никаких подсказок пока от тебя не требуется…

— Я же не виновата, что данных почему-то нет… — протянула Матильда обиженно.

— Ладно-ладно, не бери в голову! — унтерским тоном оборвал её ламентацию Коюров. — Выведи-ка лучше мне на монитор карту этого милого городка, пока я шею совсем не свернул…

К этому моменту Максим уже не только ехал — вёл «стрижа» по улице Урицкого, по-прежнему на скорости пенсионера-дачника — но и время от времени поглядывал на телефон, брошенный на пассажирское сиденье. Хотя вроде и запомнил нужный маршрут, предпочитал всё же периодически сверять ландшафт за окнами машины со схемой на дисплее. Но в какой-то момент дисплей погас — так пришлось потыкать в него пальцем, чтобы снова зажечь. И вот тут Матильда как раз выполнила его указание — на экране «торпеды» появилась какая-то схема, уже одним только своим серо-голубым фоном резко отличавшаяся от той жёлтенькой карты, что светилась в телефоне.

— Вот, карта Милоровска! — триумфально возвестила Матильда.

— Улицу Урицкого, Матильдушка, пожалуйста, — попросил Максим, не без досады на самого себя, поскольку мог бы сообразить сразу, — мыслей водителя компьтеры мобилей пока что не читают; по крайней мере, Коюров о таких опциях что-то не слыхал, хотя по долгу службы следил за всякими такими новинками. — Дом номер… — Повернув голову вправо, Максим бросил в окно дверцы предельно сосредоточенный взгляд, аж брови сдвинул к переносице, — чтобы не пропустить нужную табличку. А за окном тянулся однообразный сплошной забор из покрытого ядовито-зелёным полимером профнастила. Вдруг на секунду забор прервался, мелькнула дверь КПП с большим блестящим прямоугольным шильдиком казённой вывески. — «Институт инновационных информационных технологий»! Вот, Матильдушка, ищи! — выкрикнув название, Максим тут же снова переключил внимание на дорогу, — к счастью, ничего фатального за пропущенную им секунду там не случилось.

— Такого института здесь не вижу… — прокудахтала Матильда после некоторой паузы.

— Как! — взорвался Коюров и снова метнул взгляд в окно: забор успел закончиться, вместо него мимо проплывал дом, такой же тёмно-бурый, как и тот, у которого Максим производил первоначальную «топопривязку», — похоже, тут всё было тёмно-бурым, если не ярко-зелёным. — Да вот же, дом номер семнадцать!

— Дом номер семнадцать по улице Урицкого! — объявила Матильда бравурно. Карта на экране «торпеды» сдвинулась в сторону и вверх, слегка укрупнилась.

Максим свёл брови ещё теснее. Топография на дисплее, похоже, была верной, пока верной. «Нет, ну точно сегодня — день жестоких чудес. Пора бы им и закончиться, — подумал Максим. До цели оставалось совсем уже рукой подать. — А вообще надо было взять с собой бинокль…»

2

В самом деле, путь оказался короче, не тридцать кварталов, обошлось меньшим числом. И всё же Максим перевёл дух, только когда уже заруливал во двор дома номер двадцать два по улице Металлистов. «А названия здесь точно как у нас дома!» — ещё раз отметил Максим. Домом Коюров всё ещё называл Вологду, хотя примерно уже полтора года жил в Москве.

Однако визуально дворик не очень напомнил ему родину. Четыре пятиэтажки стояли скобкой. Такие пёстрые как рождественский кулич, из разноцветного кирпича, наверно, и в областной столице попадались, но эти были все разные, с затейливыми фронтонами и эркерами, а у одного имелся даже портик, и вместе они наводили на мысль, что это не настоящие жилища, а сверхреалистичная декорация к мелодраме или комедии из провинциальной жизни. «По ходу, ещё лет двадцать назад на месте этого Милоровска было чистое поле, — прикинул Коюров, ловко загоняя „стрижа“ в довольно тесный промежуток между двумя машинками на парковочной площадке — и прежде он любил блеснуть своими водительскими навыками, а Москва и вовсе приучила экономить пространство. — А вот парк мобилей здесь — это просто какой-то хлам на колёсах!»

Сложил у «стрижа» «уши» — зеркала заднего вида. Возможно, и зря так плотно втёрся меж двумя этими рыдванами. По возрасту колымаги годились для выставки ретро-транспорта, если бы не их крайне дряхлый вид. Не покорежили бы его «стрижа», если хозяева вдруг надумают ехать… Ну да, авось долго здесь не задержусь…

Аккуратно Максим выбрался из машины, накинув — для солидности — лёгкую куртчонку светлой чесучи, да прихватив барсетку. Сумочка с виду компактная, даже небольшая, вид имела обманчивый. На самом деле в неё вмещалось куда больше разных интересных предметов, чем требовалось обычному водителю мобиля.

Несколько шагов в сторону, остановился, начал осматриваться. С одобрением отметил наличие вполне годной к употреблению детской площадки строго посредине двора. Качелька, горка, песочница, хитрые лестницы из металлических колец — эти вполне бы могли вписаться в армейскую полосу препятствий. Заботятся о подрастающем поколении! Вот только поколения этого что-то сейчас не видно… Неурочный час? Зато возле одного из подъездов интересующего его дома — а подъездов этих всего три — на лавочке судачат старушки. По его прикидкам, ему как раз туда и надо. Значит, не избежать этой засады…

Ба, а это что за будочка в углу двора? Ларёк по приёму стеклотары и прочего ценного сырья? Да нет, вроде киоск «Роспечати». Ничего себе! И окошечко открыто — опять-таки вполне рабочая, действующая точка продажи. Интересный городок, здесь не только читают бумажную прессу, но и продают её прямо во дворах. Надо будет выяснить, насколько такой подход оправдывает себя, в экономическом плане, в смысле выручки. Только не прямо сразу. Сначала всё-таки визит в дом номер двадцать два, квартиру семнадцать…

Максим двинулся в сторону подъезда нарочито неспешно. Старушки вдруг снялись с насиженной лавки, потянулись в разных направлениях. Прекрасно! Одной досадной мелочью меньше…

Однако получилось не совсем так. Одна из старушек — впрочем, уже через секунду стало ясно, что старушкой её никак нельзя было назвать, очень даже крепкая тётка, — шагала прямо навстречу Максиму. Он нарочно старался на неё не смотреть — надеялся проскочить мимо не привлекая особого внимания. Ну так, слегка косился, конечно, исподтишка, оценивал разные подробности… профессиональная привычка. Так нет же, тётка сама не преминула окинуть его взором с ног до головы. И не один раз — пока сходились ближе! И взор этот был — ого-го! Такой цепкий — всем бы нашим участковым, успел подумать Максим.

— Здравствуйте! — обратилась она к нему зычным и совсем не старческим голосом. Да какое там старчество! На ней ещё можно было пахать! Они практически уже поравнялись. Да ещё бы немного, и они бы уже друг с другом разошлись! Так нет, надо было случиться этому «здравствуйте!» А Максим не мог не ответить, ведь он был такой вежливый и воспитанный молодой человек, притом ещё столь подтянутой и располагающей к себе наружности.

— Здравствуйте, — на ходу бросил Максим. Чуть прибавил шагу.

— А вы ведь не здешний, — заметила вдруг общительная тётка. Почти уже ему в спину. Это было утверждение — не вопрос. Максим остановился и повернулся к ней лицом, зачем-то расправил галстук, то ли от ветра, то ли по собственному почину завернувшийся каким-то неэстетичным крючком. Воспитанный и чрезвычайно приличный молодой человек!

— Да, — подтвердил он. За ту долю секунду, что понадобилась ему на этот полуразворот, на разглаживание галстука, он взвесил альтернативы и пришёл к выводу, что по этому пункту лучше не врать — он в самом деле не здешний.

Тётка довольно покивала улыбающейся загорелой физиономией.

— А как вы догадались? — тоже улыбнулся Максим.

— Да я же здесь всех знаю! — простодушно призналась наблюдательная аборигенша. — Да и говор у вас какой-то не нашинский. Вроде окаете? Волгарь?

— Да нет, москвич! — Максим улыбнулся ещё шире. Добавил: — Из понаехавших.

— А! — понимающе протянула «туземка». — Ищете кого?

Максим решил, что и по этому пункту тоже лучше не врать.

— Да, ищу, — сказал он. — Девушку. Татьяну Белозёрову. Может, знаете? Она же здесь живёт…

— Знаю, знаю! — решительно подтвердила собеседница. — Меня, кстати, тоже Татьяной зовут! — сообщила она с неожиданным кокетством («Познакомиться, что ли, набивается?! — слегка даже опешил Максим. — Ни фига себе девушка средних лет с чувством юмора и без вредных привычек!»). — Татьяной Макаровной, — пояснила словоохотливая милоровчанка. — Или просто Макаровной. Так все тут меня кличут. А Татьяну, Танечку, я, конечно, хорошо знаю. Только ведь она тут наездами живёт. В Москву вроде перебралась. А на той недельке вдруг вернулась назад и… — тут Макаровна понизила голос, — и вроде как пропала!..

— Вы так считаете? — Максим сузил глаза. Пытался прочитать в забронзовевшем, задубевшем под солнцем лице Макаровны то, что она пока ещё не сообщила.

— Да я не считаю! Я знаю! — возразила Макаровна решительно. — А кстати, ты-то кто будешь нашей Танечке, мил человек? Жених?

Максим на секунду стушевался. Такие требовательные прозвучали в голосе Макаровны нотки.

— Я… я частный детектив, — произнёс он негромко. — Я…

— Детектив? — переспросила Макаровна недоверчиво. И где-то даже презрительно. А голос при этом совсем не понижала. — Да кто же тебя нанял! Таня ведь сирота круглая!..

— Нанял… ведь был у неё один человек в Москве… — Максим чуть было не брякнул «двоюродный дядюшка», или даже «дедушка», но эту версию, которая, надо признать, только что взбрела в голову, с ходу и отверг. Всеведущая Макаровна действительно могла знать родственные связи Тани много лучше — чем он мог предполагать. Вместо этого Максим предъявил Макаровне уже развёрнутое удостоверение частного детектива на имя Максима Анатольевича Мудрова. Макаровна рассматривала ксиву весьма насуплено в течение нескольких секунд и, похоже, поверила документу.

— Так говорите, Таня пропала? — спросил Максим, наконец-то убирая удостоверение в карман куртки. — Что-нибудь конкретное вам известно? Как? Что случилось?

Макаровна непроницаемо глядела на него исподлобья.

— Любая помощь мною очень ценится, — Максим изобразил на лице хитрую улыбку, приличествующую частному сыскарю средней руки.

— Нет, ничего конкретного я тебе, Максим Анатольич, не могу сказать, — выдавила Макаровна, уловив-таки намёк. — Но только Танечка пропала, это точно.

— Ага, — Коюров поиграл желваками, изображая работу мысли. — А какая вообще обстановка в городе? Ничего необычного за последнее время не случилось? Странного. Вот, говорят, вспышка кенгуриного гриппа у вас?

Лицо Макаровны показалось ему высеченным из гранита — до того серьёзным вдруг сделалось.

— Какой-какой грипп? — переспросила она.

— Кенгуриный, — чуть не по слогам повторил Коюров. — Его ещё австралийским называют. Да ведь все сейчас про него толкуют.

— Я слышала, слышала! — подтвердила Макаровна, снова размашисто кивая головой. — По телепьютеру! На форумах читала!.. Но чтобы у нас… У нас сейчас никакой эпидемии нет, это я точно знаю. И вообще, вроде всё спокойно, — добавила она не очень, впрочем, уверенно. Тут же продолжила, довольно напористо: — А про Таню я вот что тебе скажу. Видела я её неделю… нет, дня три-четыре назад. Мы же с ней в одном подъезде живём. По лестнице спускалась, Таню увидела. Удивилась. Спрашиваю, ты же вроде в Москве? А она: вот, пришлось приехать… И всё. А последний раз я видела её… наверно, в этот же день, вечером. Из квартиры. Таня как раз вышла во двор, а тут откуда ни возьмись машина подъезжает. Из неё двое парней. Крепкие такие, плечистые. И прямёхонько к Тане. Ну… она-то их явно не ждала. Разговор там у них… я не слышала, но думаю, неприятный. Таня им что-то говорила. А они её под руки и — хотели в машину. А Таня вдруг их как толкнёт! Обоих! Они только в разные стороны полетели! А Таня бежать! Я ещё никого не видела — чтоб так бежал! Даже на Олимпиаде! Или на чемпионате мира! Ну разве что в кино, про этого… терминатора…

— Да ну! — изумился Коюров. — Так что же, ей удалось?..

— Какое там! — только махнула рукой Макаровна, чуть-чуть даже осерчав, от расстройства («А почему? — успел вставить Максим. — Сами же говорите…»).

— Я же говорю, они были на машине! — выпалила Макаровна раздражённо; будто собеседник не понимал каких-то чрезвычайно простых, очевидных вещей. — Ухари те, да, упали! Но тут же снова на ноги вскочили и запрыгнули в машину! И погнались за Таней! И как бы она быстро ни бегала, машина оказалась всё равно быстрей!

— То есть, они её всё-таки схватили… — протянул Коюров растерянно.

— Вот чего не видела, того не видела! — ответила Макаровна хлёстко. — Далеко они уже были! Но Таню я потом тоже не видела! Так что думаю, она от них не ушла…

— Та-ак… — хмыкнул Максим. — Скверно… А что же вы в полицию не заявили?

— А на что ж заявлять? — Макаровна аж всплеснула ручищами. — Мало ли парней за девками гоняется и потом в машины сажает… что ж на всех заявлять!

— Но хорошо… а потом? Сами же только что сказали: пропала? — наседал Максим.

— Ну да, пропала. Но это я только сейчас поняла, — сообщила ему Макаровна, скроив прехитрющую доверительную мину и понизив голос. — Как ты спрашивать начал, так и поняла.

— А, задним, значит, числом! — поморщился Максим.

— Что-что? — буркнула Макаровна сварливо. Вот в эту минуту она выглядела настоящей старухой — старухой-склочницей. И сплетницей. Обаятельная сексапильная крепкая тетка внезапно как бы отступила куда-то на задний план.

— Неважно, — отмахнулся Максим. — Так вы говорите, что в одном подъезде живете?

— Ты не думай, мы тоже детективы по телепу смотрим! — взвилась Макаровна, точно шилом её кольнули. И тут же продолжила другим, угрюмым тоном: — Да, живу, а что!

— Не могли бы мне дверь в подъезд открыть? — Коюров включил самую обворожительную из своих улыбок.

— Могу! Только тебе-то что?! — кипятилась старуха.

— Хочу на Танину квартиру взглянуть, — пояснил Максим. — Может, что интересное увижу…

— Ладно, провожу! — проворчала Макаровна.

Недолгий путь до подъезда Коюров занял подобием светской беседы. Спросил про погоду, вообще про климат в Милоровске, потом опять — про обстановку… При этом даже попытался взять Макаровну под ручку — но она вызволила свою массивную руку из его осторожного захвата. Держалась холодно. Открыв дверь магнитным ключом, неожиданно спросила:

— А как же ты в Танину квартиру попадёшь, ведь она закрыта?

— Да это я неудачно выразился! — улыбнулся Максим. — Мне хотя бы на дверь посмотреть, нет ли следов взлома.

— Ага… — промычала Макаровна.

— Всё, дальше я сам! — сказал Максим, одною рукой удерживая открытую дверь в подъезд, а другую — выставив перед Макаровной как шлагбаум.

«До чего въедливая старуха! — отметил он шагая по ступенькам. — Ведь даже имя из аусвайса считала! Зато про взрыв в НИИ сельхозмашин ни мур-мур…»

На площадке Коюров сначала посмотрел по сторонам, прислушался, потом извлек из барсетки набор отмычек (универсальный ключ от магнитного замка у него тоже имелся, однако он предпочёл проникнуть в подъезд более натуральным способом, раз уж беседы с Макаровной не удалось избежать).

3

Переступив порог, Максим попал в другой мир. В пространство, которое существовало совершенно параллельно невинному уличному флирту, мелкому обману и правонарушениям средней тяжести. Время здесь застыло, законсервированные в нём предметы едва слышно тосковали по ушедшей отсюда жизни. Запахи были сильнее — всего сильней. Как бы поверх тёплой затхлости давно не проветриваемого помещения, в которой легко различался душок прогретой пыли, аромат увядающих, засыхающих без поливки цветов, отчётливо звенел аромат духов Тани. Да, вот он и проник туда, где она жила…

Коюров не глядя повернул барашек замка, запирая за собой дверь. В центре белой пластмассовой коробочки, прикреплённой к стене над верхним наличником, пульсировала сочная красная капля сигнального светодиода. «Ну почему же внутри, а не снаружи! — чертыхнулся Коюров про себя. — Обычно выставляют этот диод напоказ — чтобы отпугивать незадачливых домушников…» Впрочем, знай он о сигнализации, что бы это изменило? Всё равно бы полез!

Не впадать в панику, одёрнул себя Коюров. Авось, успею до приезда гоблинов. Включил свет, оглянулся в тесноватой прихожей. Вот: на обувной тумбочке база телефона и в неё вставлена трубка — на зарядку. Разумно. Выхватил трубку из посадочного гнезда, нажал кнопку вызовов. Так и есть, последний звонок был сделан по адресу «охрана». Таня, какая же ты у меня умница! — пропел Максим про себя.

Одновременно выключил сигнализацию (светодиод погас) и нажал вызов. До чего же медленно работает связь! Ответили после второго гудка, казённый, а может быть, просто усталый женский голос: — Вневедомственная охрана…

— Металлистов 22, квартира 17, снимаю квартиру с сигнализации! — выдал Коюров бодренькой скороговоркой.

— Назовите кодовое слово… — всё так же монотонно продолжила усталая диспетчерша. И выжидательно замолчала.

Максим никаких попыток — типа угадай с трёх раз или с трёх нот — делать не стал. Нажал на телефоне кнопку отбоя, снова воткнул аппарат в базу — продолжай заряжаться…

Кинулся в комнату — может, чересчур порывисто, но времени оставалось в обрез. Квартира была однокомнатной. Ну да, ведь Таня как-то раз говорила. Да и кто даст сироте из детского дома многокомнатые хоромы? Хорошо хоть однушка нашлась.

Обстановка довольно бедная — платяной шкаф, диван (он же, наверно, и кровать), перед ним низенький журнальный столик — пара-тройка каких-то тоненьких и не очень глянцевых изданий в самом деле на нём лежала. Телепьютора нет, однако на тумбочке в углу оставлен сложенный нетбук. Ничего, что могло бы пролить свет… «А на что ты рассчитывал? — спросил себя Максим. — На подробную записку, в которой изложены подробности и обстоятельства? Так, посмотрим ещё, что там на кухне…» Однако на кухню попасть не удалось.

— Выходите с поднятыми руками! — раздался грубый голос из прихожей. «О, местная охрана не зря свой хлеб ест!» — восхитился Максим.