Электронная книга - Бесплатно
Литературные Вариации
Пролог
О не знай сих страшных снов,
ты моя Светлана
В путь-дорогу герой мой собрался.
Виновато разводит руками
Его автор — один остался
В не написанном жизнью романе.
От Тамары к холодной Темире,
Сквозь Казань в заповедное Тарту,
Под сияющим солнцем мире,
Открывая забытую карту.
Мне знакомы безумные были
В не написанном жизнью романе,
В мое сердце вошли навылет
Юрий Лотман и Юрий Тынянов.
Этот выбор прост и понятен:
Каждый автор с каждым героем
Едут в Юрьев или в Юрятин,
Оставляя горящую Трою.
И на кладбищах литературы,
Где сам черт никому не был братом,
Недоигранной партитурой,
Недопрожитым вместе мартом…
В путь-дорогу герой мой уходит,
Не дождавшись финала романа,
Ты прости, если можешь, Татьяна,
Что финал наступил слишком рано.
I
По Пастернаку
Я понял этот мир по Пастернаку:
От Гамлета до Фауста — мир пуст.
Я постигал от слога, слова, знака
До смысла, не рожденного из уст.
Я шел от разума к его первопричине,
И мысль рвалась, как птица, в высоту,
Я доверял, как женщина мужчине,
Еврей — ветхохаветному Христу.
Я знаю этот мир по переводам,
Оригинал мне не дано понять,
По тропам, аллегориям и одам,
Я шел от ижицы в молитву через ять.
Немецкий мир, как мир староанглийский,
Как мир испанский — для меня стена.
Иной порой я слышу блики, крики, брызги,
Иной порой я вижу имена.
Но эта музыка безумно не понятна —
Дрожит и стонет вековечный свод.
И Пастернак небрито-неопрятный
На ухо говорит мне перевод.
Акакий
Я думал, мы с вами закончили; не видеть вовек ваших лиц,
Но утро склоняется к полночи, не знаю, поставить дефис?
Как лисы безумные, всполохи, от окон и проклятых душ,
И оком проколотый колокол колотит в мой колотый…
Т У Ш <Ь>
Найди рифму, ритм, цезуру. Иначе — осиновый кол,
Найди ритм, рифму, цензуру. Иначе — один или кол.
Я думал, довольно, проклятые, вы жрали протухшую плоть,
Красивые, чудно распятые — ведь так завещал вам господь?
Молиться и евхариститься, хористкой в церковном хору,
Как бы не прохарчиться вам, хорьки на центонном…
О Р У.
И вот вы меня окружаете, Глаза, в черном мраке глаза!
За что вы меня принижаете. За что говорите мне за?
Портреты, шинели и мертвые; Аннунциата, спаси,
Акакий, акакий — о горе. Ижица иже еси.
И надо же так опечататься! Как тарантас — вашу Русь.
И надо же так опечалиться. Печатать безумную грусть.
И — хрусть — пополам — в поднебесную
Надвое — раскол — образа,
И грусть — пополам — не воскресну я.
Язык, точно нож, в небеса.
Я думал, мы с вами закончили…
Я думал, мы с вами покончили…
Я думал мы с вами…
Я думал…
Прощай, Обломовка
И жизнь прошла, как будто бы во сне.
И по вине других так жалко закатилась
Под тумбу в комнате, судьбы циничной милость,
Я утопляю всё минувшее в вине.
О, глупый и суетный человек!
Куда растратил ты свои святые годы.
По мановению бессовестной природы
Бессмертно-безучастно идёт снег,
Жизнь кончена. Под визг хромых телег
Куда-то направляются народы,
Последний раз смежаю своды век,
Горит камин усмешкою восхода.
Прощай, Обломовка, ты отжила свой век…
БАЗАРОВЫ
В Ясной поляне мы с графом вели нескончаемые беседы о литературе, задачах искусства и о том, наконец, что человечество обладает только непроизвольными движениями, подобно обезглавленной лягушке, подвергнутой действию гальванического тока. Эту идею граф и провёл в своем прелестном романе «Война и мир», но, как говорится, задним числом…
Н. В. Успенский
Мы всё те же Базаровы.
Мы также молоды, и также злы.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.