Бесплатный фрагмент - Листая ушедшие дни

Небольшое вступление

В 2021 году мне предложили вести Литературную мастерскую по написанию автобиографических рассказов. Литературная мастерская открывалась под патронажем проекта мэра Москвы «Московское долголетие» и при участии Академии «Лучший возраст».

Прошло уже несколько потоков курса «Пишем книгу о себе», и сейчас вы держите в руках третий сборник, собранный из рассказов участников этого курса. Все сборники («Путешествие по жизни», «Калейдоскоп жизненных историй» и «Листая ушедшие дни») можно приобрести на сайте издательства «Ридеро».

Участники курса, люди старшего поколения, пишут о себе и о людях, сыгравших большую роль в их жизни, рассказывают об исторических событиях, в которых принимали участие или которым были свидетелями, делятся своими мыслями и воспоминаниями.

Я получаю истинное удовольствие, читая эти рассказы. Надеюсь, что и вы не пожалеете о времени, проведённом за чтением этой книги.

Наталья Корепанова, писатель,

автор книг по писательскому мастерству,

ведущая литературных курсов

«Пишем книгу о себе», «Сам себе редактор»,

«Вымысел и реальность: изучаем основы

литературного мастерства».

Белковская Александра Александровна

Рассказ про лето

Всегда, как праздник, вспоминаю поездки на лето к бабушке Поле и дедушке Мише. Они жили в совхозе. Дедушка трудился агрономом. С раннего утра и до позднего вечера он пропадал в поле, только на обед приезжал. Большой и высокий, с веселыми карими глазами и с пышными усами, он всегда был в хорошем расположении духа. Я радостно бежала ему навстречу, обнимала и о чем-то его спрашивала. Он гладил меня по голове большими загорелыми руками и, смеясь, протягивал мне гостинец. У дедушки был особенный загар: от ветра и солнца в поле не спрячешься, поэтому лицо, шея и руки его отливали бронзой, а вот закрытое одеждой тело оставалось бледным даже самым жарким летом.

А бабушка Поля невысокого роста, сероглазая и очень смешливая. Все говорили, что она красавица. Носик с горбинкой, кожа белая, волосы темно-русые. Она не работала, занималась домашним хозяйством, и мы целыми днями были с нею вместе. Она меня любила и многому научила. Я видела, как аккуратно она все делала. В доме все сияло чистотой. И готовила бабушка очень вкусно. Дедушка был на девятнадцать лет старше бабушки и вначале помогал ей готовить еду, а потом она так научилась, что удивляла его, настоящего гурмана, своим мастерством. Дедушка нахваливал ее, гордился своей хозяйкой Полюшкой и любил приглашать гостей на обеды.

Я старалась вовсю помогать бабушке, хотя ничего еще толком не умела. Однажды я напросилась помогать лепить вареники. Получила разрешение. На столе стояла большая миска с мукой и яйцами. Осталось налить воды и замесить тесто. Так я решила это сделать сразу руками, а надо было размешать ложкой и потом месить тесто. Я сделала это так быстро, что бабушка не успела мне объяснить порядок действия, и у нее началась паника. Ребенок выпачкал руки и не только их. Она быстро навела порядок на столе, я вымыла руки и этот урок оказался полезным для меня. Появился первый опыт. А уж какие в тот раз вкусные были вареники с вишнями и со сметаной! Мы втроем дружно пообедали. А я так еле выползла из-за стола и повалилась на кровать. Вот уж смеху было! Это вареники виноваты.

Вечерами мы прогуливались с бабушкой, ожидая приезда деды. Я называла дедушку — деда. Садились на лавочку возле нашего дома и смотрели закаты. Заходящее солнце расцвечивало небо фантастическими узорами. Это зрелище завораживало и удивляло своей красотой. Простор перед глазами, вокруг поля, неба так много, и оно прекрасное, закаты всегда разные. Моя бабушка узнавала по закатам погоду на завтра. Если закат красный, не спокойный, то это к ветру. Если солнце садилось не в тучи, то это к хорошей погоде. Все ее прогнозы сбывались. Все это я помню до сих пор.

А еще мы слушали птичьи голоса. И однажды услышали сыча. Его странный тревожный крик мне очень не понравился.

Больше всего мне нравилось ездить с дедушкой на бричке в поля. Иногда он брал меня с собой, когда был посвободнее. Он рассказывал мне, как растет пшеница, овес, как работают хлеборобы, чтобы я знала, откуда хлеб берется. Показывал каких-то жучков, которые сидели в колосках и вредили зерну. Видя это, он огорчался.

Мне было все интересно. А особенно я любила искать среди поля алые маки и синие васильки. Они такие красивые. Я их собирала в букет для бабушки. «Вот она обрадуется, когда получит этот букет», — думала я, зная, как ей нравятся полевые цветы.

Солнце со светло-голубого неба жарко шлет свое тепло, ветер сухой и даже колючий, почти не освежает. А жаворонки высоко над головой так поют свои песни, что невозможно не полюбить всю эту гармонию земли и неба. От восторга дух захватывает. И мне от этого так хорошо!

Событиями были поездки на базар. Дедушка сам возил нас на своей бричке. В нее запрягались две мощные коричневые лошадки. Они резво бежали по проселочным дорогам, а мы сидели на мягких кожаных сидениях и смотрели по сторонам. Лошади фыркали, взмахивали хвостами и дружно цокали копытами. Пыль летела за нами. Было весело. Проезжали вдоль полей, небольших поселков. Ехали то по ровной дороге, то спускались вниз и въезжали на горки.

И, наконец-то, подъезжали к базару. Там многолюдно, шумно, пестро от разноцветных одеяний публики. На прилавках много всяких продуктов, фруктов и всякой всячины. Меня привлекали музыканты на свирелях, дудочках, трещетках. Я тянула бабушку туда и с любопытством смотрела, как подходили на веселый шум люди и даже покупали эти дудочки. Мне же нравилось наблюдать за этой картиной

А дальше мы отравлялись на ряды торговые, где продавались молочные продукты. И молоко в кувшинах, и сметана в горшочках, и круглые головки овечьего сыра на холщевых тряпочках. Этот сыр назывался «буз». Мы его покупали всегда. Мне покупали все, что я хотела. Особенно нравилась вкусная желтая черешня, такая сладкая и крупная.

Сделав все необходимые покупки, мы ехали домой. Дорога к дому всегда короче. Немного уставшие от впечатлений и многолюдной суеты мы возвращались в нашу спокойную домашнюю жизнь.

Мне было так хорошо с любимыми бабушкой и дедушкой. Я не забыла это лето, такое жаркое и бесконечное, это беззаботное и счастливое время детства. Казалось, что так будет всегда.

Дедушкины рассказы

«Зима. Ночь. Еду в зимнем возке, запряженном парой лошадей. Высоко в небе месяц то ярко мелькает, то прячется в набегающие тучи, тяжелые, серо-фиолетовые, таинственные.

Я закутался в теплый тулуп, крепко держу вожжи, подстегиваю лошадок. Тороплюсь домой. Вот уже скоро доеду. Но что это?

Обнаружил, что и лошади, и я в возке стоим под мостом на ледяной реке.

Как мы там очутились?

Я поднимаюсь на ноги, не выходя из возка, и направляю коней на берег — надо быстрее выбираться отсюда. Они с трудом вытягивают возок, и я снова подстегиваю их. Вперед!

Месяц осветил на минуту все вокруг. Вижу дорогу, мостик и дальше путь домой. Лошадки быстро побежали, а я впал в состояние невесомости. Через какое-то время очнулся, и, боже мой, мы снова стоим на реке под мостом! Что случилось? Объяснить никак невозможно.

Происходило это в конце декабря, самое время чудес и ожидания Нового года. Веселья и сказок. А здесь, под мостом, творится какая-то чертовщина. Вспомнил я, что нечистая сила часто насмехается и потешается над одинокими путниками. Я истово перекрестился и крикнул: «Изыди, сатана!»

Как же все закружилось вокруг меня снежным вихрем! Засвистело! Заухало! И исчезло. Наступила тишина. Пелена спала с моих глаз и оказалось, что мы стоим на снежной дороге. Месяц освещает нам заснеженное поле, мостик через реку, скованную льдом, дальше простирается путь к дому.

Оставшееся расстояние мы проехали без приключений, но случай этот я запомнил на всю жизнь».

Вот таким рассказом я начала свое повествование о любимом человеке, о своем дедушке Мише.

Сколько себя помню, столько испытываю благодарность к этому необыкновенному рассказчику, выдумщику и остроумному фантазеру.

Дедушка закончил сельскохозяйственную академию и всю жизнь работал то агрономом, то руководителем сахарного завода. В общем, всегда был на работе, ездил на лошадях, знал все-все про злаки, про кормовые травы, про все, что касалось сельского хозяйства.

Он был высокого роста, крепкого телосложения, с густой шевелюрой темных волос, добрый, улыбчивый, с умным внимательным взглядом карих глаз. А еще его украшали усы.

Всегда он рассказывал мне интересные истории. Я, благодарная слушательница, и не подозревала, что его выдумки, развлекая меня, останутся в памяти надолго.

Я помню, с каким трепетом слушала эту мистическую историю. Где здесь правда, а где вымысел — бог знает.

«Когда-то, когда я был еще маленьким, — говорил мне дедушка, — мои родители покупали дом. Долго искали и вот в одном месте увидели его на пригорке в конце деревни.

— Кто хозяин этого дома? Почему его продают? — поинтересовались они.

Получили уклончивый ответ, что там никто не живет, а когда новые хозяев купили его, то в скором времени и съехали. Мои родители осмотрели все в доме и решили его купить.

Дом был чистый, комната светлая, с большой печкой, сени просторные. В общем, купили и въехали в него. Какое-то время все было спокойно и хорошо. А однажды, когда вся семья была за столом и ужинала, вдруг огонь в керосиновой лампе стал беспокойно метаться внутри, будто от сквозняка. Но никто в дверь не стучал, и она была закрыта. Переглянулись все и продолжали ужинать. Больше в тот вечер ничего не происходило, но у всех в душе поселилось беспокойство.

Всегда в жизни так бывает: если происходит что-то необъяснимое, то хочется найти причину и внести ясность.

На следующий вечер картина повторилась, и только на третий вечер произошло необыкновенное. Семья ужинала, все сидели за столом и чего-то ожидали.

Дверь заскрипела. Все вздрогнули и повернулись в ее сторону. Увидели, что в приоткрывшуюся дверь вошла маленькая-маленькая монашенка в черной одежде с зажженной свечой в руке. Она молча прошла от двери до угла с образами и исчезла.

От неожиданности и ужаса все онемели и застыли на месте.

На следующее утро мы покинули этот дом, хранящий какую-то свою тайну».

Дедушка закончил рассказ, от которого у меня мурашки побежали по всему телу. Мистический ужас от услышанного породил всякие мысли. Объяснения нет. Только руками развести. Неужели такое возможно?

А дедушка хитро улыбался в свои пышные усы.

Мастер рассказа, мой дедушка Миша, мог бы работать с таким мастером выдумок, как автор «Вечеров на хуторе…»

Прошло время и, когда я рассказываю свои истории любимой внучке, я улыбаюсь, вспоминая, как я слушала своего дедушку, искренне веря всем его фантазиям и сказкам.

Главное, что он находил время и желание поговорить со мной. А я с нетерпением ждала и слушала его рассказы.

Если выбрал военную стезю

Глава 1

Я сижу над раскрытой книгой и с интересом перелистываю страницы.

В настоящее время я — военный пенсионер, полковник в отставке, за моими плечами более тридцати пяти лет военной службы. А сейчас я вглядываюсь в юбилейную летопись родного училища, которое я закончил много лет тому назад. Вижу и фотографии, и тексты, и даже информацию обо мне. Училище в моей военной карьере было первой значительной вехой.

Воспоминания налетели мощной волной, показали самые яркие эпизоды курсантской жизни.

Вчерашний школьник, в свои неполные семнадцать лет я отправился поступать в артиллерийское военное училище. Такой выбор был не случайным. Мой отец, участник Великой отечественной войны, артиллерист, послужил примером в выборе профессии.

Экзамены я сдал успешно: из тридцати баллов набрал двадцать восемь. Помню, что сдавали две математики (устно и письменно), русский язык — диктант, физику, химию и физкультуру.

Во время сдачи экзаменов все поступающие проживали под навесами в парке артиллерийских орудий. Вот так. Стен не было. Вместо пола — шлак от переработанного угля, чтобы не застаивалась вода. Когда экзамены закончатся, орудия вернут на место. Пока их разместили в открытом артиллерийском парке.

Спали мы на койках под солдатскими одеялами. Более сотни коек стояли в четыре ряда. Для поступающих в училище в том 1958 году конкурс был большой: один к шести. Многие отсеялись и разъехались по домам, а зачисленным в училище выдали форму. Нас сразу отправили на трудовую вахту на кирпичный завод, поэтому обмундирование и сапоги были не новыми. На заводе нас поставили на погрузку. Мы брали кирпичи из тележки, которая выкатывалась из печи отжига, и грузили их в кузов автомобиля. Работали в рукавицах. Но помню, какими горячими были те кирпичи. Больше двух невозможно было удержать в руках. Там мы проработали три дня.

Перед первым сентября нам выдали новое обмундирование, курсантское, «с иголочки», и новые кирзовые сапоги. А уже в процессе учебы мы получили парадную форму и хромовые сапоги. Смотрели друга на друга и удивлялись, какими все стали бравыми.

Первое воскресенье сентября было праздничным, на плацу состоялась торжественная церемония принятия военной присяги. Каждый из курсантов выходил из строя, подходил к столу, накрытому красным полотнищем, и зачитывал текст военной присяги. После этого ставил подпись.

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил СССР, принимаю военную присягу и торжественно клянусь…»

После принятия курсантами-первокурсниками военной присяги традиционно прошествовал в марше под оркестр весь личный состав училища.

Учеба давалась мне легко. Даже строгий внутренний распорядок и жесткая дисциплина не мешали мне учиться на «хорошо» и «отлично».

Мы жили в казарме на первом этаже здания училища. Койки были двухярусными. Моя — снизу. Казарма рассчитана на двести человек. На двух человек полагалась одна тумбочка. В ней хранили бритвенные принадлежности, щетки, одеколон. С моим другом Сашкой Авдеевым мы держали одеколон «Серебристый ландыш» на двоих.

Вспоминаю распорядок дня курсантов. День начинался с подъема в семь часов утра. Дежурный кричал: «Батарея, подъем!»

Одеться нужно было за сорок пять секунд. Чтобы успеть уложиться в эти секунды, с вечера все обмундирование и сапоги укладывались в строгом порядке. Кто не успевал, получал наряд вне очереди на дежурства по батарее.

После подъема шли на зарядку. Весь недосмотренный сон оставался на подушке.

Форма одежды на зарядку зависела от погоды: обычно занимались с голым торсом. Это была форма «раз». При более низкой температуре бежали в майках или нательных рубахах. Это форма «два». Форма «три» была в гимнастерках, при минус десяти градусов ходили в шинелях, и зарядка заменялась утренней прогулкой. Так мы закалялись и постепенно отвыкали от домашних привычек.

После зарядки все возвращались в казарму, где заправляли койки, умывались, брились, приводили себя в порядок и готовились к утреннему осмотру.

Что такое утренний осмотр в училище? Командиры отделений смотрели как выглядят курсанты. У всех допускалась уставная стрижка. Сверху волосы не могли быть длиннее спичечного коробка. У каждого курсанта на гимнастерке должен быть белый свежий подворотничок. Проверяли, начищены ли до блеска пуговицы на груди и рукавах, бляха со звездой на ремне. Обычно их чистили асидолом — это смесь зубного порошка с нашатырным спиртом. У нас были специальные щеточки для чистки. Все одиннадцать пуговиц чистили ежедневно, и они блестели.

В утренний осмотр входила проверка кирзовых сапог. Их смазывали ваксой, которая стояла в коридоре в большой банке. Сапожную щетку имел каждый курсант. Парадные хромовые сапоги нам выдавали для выхода в увольнения и на парад.

Заканчивался осмотр, и в восемь часов нас ожидал завтрак. Шли в столовую строем и рассаживались строго по определенным местам по четыре человека за стол. К нашему приходу еда уже стояла на столах. Запах в столовой вызывал отменный аппетит. Кормили нас хорошо, сытно, повара знали свое дело.

Для завтрака отводилось двадцать минут, для обеда — тридцать. На завтрак давали кашу, макароны с тушенкой и чай. Масло сливочное и сахар выдавали по норме, а хлеб можно было брать сколько угодно. Для меня еды хватало, всегда наедался.

В столовой было шумно. Большой обеденный зал вмещал всех курсантов, поэтому ели в одну смену. Дежурный офицер прохаживался по центральному проходу и наблюдал за порядком. В центре зала на фоне картины И. Шишкина «Утро в сосновом лесу» стоял стол для именинников. Ежедневно их было пять — шесть человек, и обед для них отличался от общего. Именинникам жарили картошку и давали по кусочку торта.

Ели курсанты быстро, сосредоточенно. По окончании отведенного для еды времени раздавалась команда старшины батареи из курсантов по фамилии Недоступ, который ел быстрее всех:

— Батарея, встать! Выходи строиться.

Мы возвращались в казарму, разбирали свои сумки с конспектами и направлялись на занятия согласно расписанию. На занятия, в столовую — всюду ходили строем в колонне по два человека. Исключением было личное время.

Вечером в двадцать два часа тридцать минут обязательная поверка, проходили по улице с песней «По долинам и по взгорьям». Запевалой был Витя Артамон, рыжий парень с высоким голосом. Кстати, через двадцать восемь лет мы встретились с ним в Москве в метро на станции «Полежаевская» и вспомнили песню «Дальневосточная — опора прочная», тоже строевая песня наша.

В двадцать три часа — отбой.

Насыщенный событиями день закончился. Таких дней было много и все они приближали нас к мастерству в профессии. Приучали к трудностям, воспитывали характер и закаляли силу и волю молодых ребят, выбравших нелегкий путь военного.

Глава 2. Учебный процесс

Классов было много. Все — специализированные. Занятия длились по шесть часов ежедневно: двухчасовая пара — один предмет. Перерывы были по десять-пятнадцать минут для перехода в другой класс. Одновременно занимались взводом по двадцать пять человек. В классных комнатах были высокие потолки и большие окна, а также паркетные полы. В обязанности курсантов входило поддержание порядка в закрепленном за каждым взводом классе. Паркет натирали мастикой.

Изучали много предметов. Преподавателями были и военные специалисты, и гражданские из местного педагогического института.

Физика, химия, иностранные языки проходили как в школе. Ни семинаров, ни лекций не было. Я был в английской группе, а мой друг Прокопенко в немецкой.

Преподавала английский язык Федорова Людмила Александровна, жена офицера. Она относилась к нам, курсантам, очень доброжелательно, зачастую прощая невыученные задания.

Из военных дисциплин изучали тактику, топографию, инженерное дело, связь, артстрелковые предметы. По военным дисциплинам проводились полевые занятия. Часто устраивали марш-броски в военной форме, в сапогах, с оружием. Бежали повзводно. Зачет получали по последнему из прибежавших. Поэтому отстающих мы тянули за ремни, чтобы получить зачет.

Зимой обязательно проводились марш-броски на лыжах на десять километров. Наш преподаватель по физической подготовке майор Вергун был участником войны, образования специального не имел, командовал так: «Основная строевая стойка — ноги вместО, а носки врозь». Изъяснялся косноязычно.

Учебный год состоял из двух семестров. Зимняя сессия заканчивалась двухнедельным отпуском с поездкой на родину. Но билеты на поезд покупали за свой счет, так как бесплатный билет предоставляли только после летней сессии.

Учиться было интересно. На первых курсах преобладали общеобразовательные дисциплины, а специальные начинались на старших курсах.

На втором курсе произошло изменение профиля подготовки курсантов. Из артиллерийского училище стало ракетным! А это повысило секретность учебного процесса. Да и подогрело наш интерес к новому профилю. Мы завели секретные тетради для конспектов, хранили в специальном чемодане, который находился в секретном помещении. Выдавал эти тетради наш секретчик — Саша Гуськов. С каким удовольствием он таскал этот тяжелый чемодан. Гордился доверием и вырабатывал мышечную силу.

Цикл дисциплин по ракетной технике нам читал полковник Белоусов. Внешне он выглядел унылым и замкнутым человеком, но знал свое дело до тонкостей, вызывая наше уважение. К тому же обладал крепким армейским юмором. При первой же встрече с нами сказал:

— Не вздумайте на каждом углу хвастаться «уря-уря! Я — ракетчик!»

Дисциплина на его занятиях была идеальная. Тишина такая, что слышно было как пролетала муха. Страшная кара преследовала за шпаргалки по секретным дисциплинам. Это — гауптвахта.

Мои друзья — Гена Прокопенко и Саша Авдеев — учились по-разному. В учебе я им помогал.

Гена много внимания уделял спорту. Имел первый разряд по легкой атлетике. Он, бегун спринтер, был гордостью училища. Пробегал стометровку за десять секунд. Саша постигал учебные науки, особенно не выделяясь талантами, зато был надежным другом. У меня был первый разряд по пулевой стрельбе из малокалиберного оружия. Участвовал в соревнованиях. Со мной в училище поступил и мой одноклассник Валентин Свидельский. Кстати, тоже перворазрядник по пулевой стрельбе. Еще в школе мы ездили с ним на соревнования с нашим преподавателем Кондратенко Виктором Викторовичем.

В училище мы оказались в разных учебных взводах.

По результатам учебы меня награждали похвальными грамотами, а на третьем курсе я получил красный Диплом с занесением имени на Доску Почета училища навсегда.

Глава 3. Караульная служба

Караул — это команда курсантов для охраны и обороны порученных им постов. Два раза в месяц наш взвод ходил в караул. Посты были двухсменные — ночные, и трехсменные — круглосуточные.

Состав караула включал: начальника караула — командира взвода Попова Виктора. Заместителя начальника караула — сержанта. И разводящих — как правило, трех сержантов. А также восемнадцать-двадцать караульных из числа курсантов.

Под охраной караула, как правило, были: пост номер один — Знамя училища. Посты со второго по восьмой — это склады, парки хранения боевой техники, учебный корпус, лаборатории.

Начиналась караульная служба с вечернего развода, который проходил на строевом плацу училища.

Караул выстраивался в порядке по постам и сменам во главе с разводящими. На эту процедуру выходили все дежурные и дневальные, назначенные на внутреннюю службу училища.

Перед заступлением на службу весь состав караула отдыхал два-три часа.

Развод начинался в восемнадцать часов. Проводил его новый дежурный по училищу из преподавателей. Ему в помощь выделялся помощник из курсантов выпускного курса. На развод, как правило, привлекался училищный оркестр, который играл «Встречный марш»

После ритуала «сдачи — приема» поста караульный уже назывался часовым. Два часа стояли на постах с заряженным оружием. Перед заступлением на пост караульные во главе со своими разводящими проводили процедуру заряжания оружия. Это происходило на специально отведенной площадке, которая выбиралась так, чтобы стволы оружия направлялись в безопасную сторону.

На посту часовому запрещалось: есть, пить, курить, разговаривать с посторонними.

Режим пребывания в карауле состоял из трех периодов: период несения службы на посту, период отдыха (непосредственно сна), и период бодрствования.

Во время бодрствования разрешалось принимать пищу, которую в термосах доставляли специально выделенные люди, и читать устав караульной службы, газеты и журналы. Начальник караула мог вызвать к себе для проверки знаний устава.

Смена постов проходила четыре раза в сутки. Начальник караула обязан был два раза обойти все посты с проверкой. Его сопровождал разводящий. Так правильно по уставу. Если правило нарушалось, то часовой имел право применить оружие.

Особенно тяжело было нести службу в зимнее время. Поэтому на постах предусматривалось наличие караульных тулупов, длинных и тяжелых, сковывающих движения. Курсанты острили: «Часовой — это труп, завернутый в тулуп». Курсантский юмор был неиссякаем.

Несение караульной службы заканчивалось по прибытии на территорию караула новой смены.

Всякие случаи бывали во время караульной службы. Один такой случай на первом курсе произошел с Колей Рубаненко. Ему доверили пост номер один — охранять Знамя училища. Хотя он не был отличником. Так случилось. Ночью ему захотелось перемотать портянки. Он прислонил карабин к стенке, уселся на ступеньку пирамиды, где хранилось Знамя и стал перематывать портянку. А в это время пришел начальник караула Виктор Попов с проверкой. В результате с позором сняли Колю с поста, он получил взыскание и отсидел пять суток на гауптвахте в наказание.

Глава 4. Творчество. Быт. Отдых

Кроме классных комнат в училище для каждой батареи предусматривались Ленинские комнаты. Как правило, это такие просторные комнаты для большого количества людей, центры патриотического и культурного воспитания. Здесь проводились интересные встречи с ветеранами службы, комсомольские собрания. На стендах с наглядной агитацией висели текст воинской присяги, портреты членов Политбюро, фотографии отличников учебы и спортсменов. Выпускались батарейные стенгазеты. Редакционная коллегия выбиралась из числа курсантов. Талантов было не занимать.

За хорошее и содержательное оформление Ленинской комнаты наша батарея выиграла в конкурсе, посвященном юбилею В. И. Ленина –девяностолетию со дня рождения, — двадцать второго апреля 1960 года. Политотдел училища вручил нашей батарее черно-белый телевизор, по которому, забегая вперед, мы смотрели репортаж о полете первого космонавта — Юрия Гагарина.

А мне вручили памятный подарок — альбом для фотографий в бордовом бархатном переплете, который я храню до сих пор.

В училище приветствовалась художественная самодеятельность курсантов. Здесь пригодился и мой аккордеон, который мне разрешили привезти из дома. Хор пел, музыканты играли, артисты читали стихи.

Помню, как читал стихи Саша Гуськов. Будучи на практике на втором курсе, он выступал в офицерском клубе и декламировал стих «Офицерские жены». Всем очень понравилось его выступление, а некоторые женщины в зале плакали.

В училище была комната для бытовых ежедневных потребностей курсантов. Здесь и погладить можно было, привести в порядок свое обмундирование.

Была и особая комната для хранения оружия.

Время курсантов заполнено до предела учебой и службой. Но в рабочем дне были и отступления.

Так, после обеда все направлялись в классы самоподготовки. Многие курсанты получали из дома посылки, весточки тепла. Друг Саша Авдеев, уроженец Красного Лимана Донецкой области, получал посылки часто.

Когда открывали посылки? Их приносили в класс самоподготовки, где сообща поедали все содержимое ящика. Никому из ребят не приходила в голову мысль спрятать и съесть самому то, что в посылке.

А что такое сгущенка для курсанта?!

В продуктовом ларьке на территории училища, так называемом «лабазе», продавали ситро, пирожки, сгущенное молоко и печенья. Сгущенка была самым желанным лакомством для курсанта. Банку с молоком вскрывали ножом, делая две дырки и высасывали сгущенку, запивая лимонадом. На сгущенку часто спорили между собой курсанты.

Так, однажды я поспорил с Юрой Каденко, бывшим боксером из Донецка. Юра был большого роста — сто девяносто сантиметров. Нога его размером сорок шестого. Великан. Ему надо было отбить чечетку на каждой ступеньке трехмаршевой лестницы, которая вела в коридор учебного отдела и кабинет начальника училища. Это был рискованный трюк. Но Юра звонко отбил чечетку и получил от меня выигрыш — банку сгущенки. Все по-честному.

Мои друг Гена Прокопенко был местным жителем. В наши увольнения он приглашал нас с Сашей Авдеевым к своей бабушке Вере Сергеевне на пельмени. Мы с удовольствием поедали вкуснейшие пельмени и рассказывали училищные новости. Младший брат Гены не отходил от нас и внимательно, с интересом, все слушал. Тоже мечтал пойти в училище, как и старший брат. Тема пельменей продолжилась, когда Гена приезжал ко мне домой в гости после второго курса, и моя мама угощала его всякими разносолами.

Еще вспоминаю нашего курсанта, местного жителя, Колю Титаренко. До училища он работал в пекарне. Вот уж кого мы ждали с нетерпением из увольнительных. Он возвращался с большим пакетом из крафта, наполненным свежей выпечкой. Запах был божественным. Коля угощал всех. Забегая вперед, скажу, что он закончил службу полковником, командиром ракетно-технической базы.

В конце каждого года мы ездили на полигоны, на стрельбы, на заводы-изготовители артиллерийского и ракетного вооружения.

В училище был великолепный оркестр. Дирижировал оркестром майор Сонич. Готовились к парадам, репетировали. На праздники Первого мая и Седьмого ноября мы ходили на парад. Репетиции проходили утомительно, так как приходилось держать равнение в шеренгах и дистанциях в парадных коробках. Десять человек в шеренге. Десять шеренг. Коробка сто человек. И все должны быть как один. Репетиция проводилась на плацу училища.

После парада в училище был праздничный обед.

Глава 5. Третий курс училища и выпускные торжества

Наступил 1961 год — год окончания училища.

После возвращения в феврале из зимнего двухнедельного отпуска, в марте мы отправились на стажировку в войска. Наш учебный взвод был направлен в Уральский военный округ на ракетно-техническую базу в город Кунгур Пермской области.

В марте там было очень холодно, минус тридцать семь градусов. Было столько снега, что по прочищенным от снега дорожкам на территории базы мы ходили как в туннелях снежных. Сугробы были выше головы. Нас поместили в отапливаемом помещении местной пожарной команды. Практические навыки и знания по технике пришлось получать зачастую на морозе.

Питались мы в местной офицерской столовой в малом зале, где изредка нам на обед подавали сибирские пельмени. Стажировка длилась около двадцати дней.

Город Кунгур мы не видели, потому что находились на базе в лесу, вдали от него.

За это время светлым пятном осталось в памяти посещение знаменитой Кунгурской пещеры. В ее подземном озере водились единственные в своем роде слепые рыбки. На память о посещении пещеры я приобрел сувенир из поделочного камня. Это была пепельница с фигуркой медведя, и я ее подарил отцу.

Вернувшись со стажировки, мы стали готовиться к выпускным экзаменам.

Занятия проходили по свободному расписанию. Появилось больше свободного времени, так как мы налегали на предметы, выносимые на государственные экзамены. А это были: история КПСС, тактика, и два специальных предмета по ракетной технике.

Экзамены проходили в течение июля. Весь этот месяц мы готовились к экзаменам и еще постоянно ходили на примерки первого офицерского обмундирования, которое нам шили в пошивочной мастерской училища.

Волнений было много у всех, а я к тому же шел на диплом с отличием. Надо было не подкачать. В результате, все экзамены я сдал на «отлично» и получил право выпускаться по первому разряду с правом занесения моей фамилии на Доску Почета училища.

Первый разряд давал право выбора военного округа для будущей службы. Я выбрал Киевский военный округ.

Церемония выпуска состоялась пятнадцатого августа 1961 года в торжественном зале училища вместо строевого плаца, потому что в этот день лил дождь.

Это счастливая примета, когда в решающем моменте жизни попадаешь под дождь!

Так сложились обстоятельства, что и диплом, и Знак об окончании училища, и первые офицерские погоны мне вручали первому из всех выпускников. Благодаря моей фамилии, так как на букву «А» не оказалось курсантов, заносимых на Доску Почета, а у меня «Б.»

В этом году удостоились такой чести восемь выпускников. Из этого числа отличников двое — я и Саша Гуськов, были из нашего 643 учебного взвода. Остальные были из других батарей.

На выпускной вечер я ожидал приезда своей любимой девушки Александры, с которой мы учились в школе, дружили и переписывались с первого курса, и сестры Валентины. Однако, приехала только сестра

Еще вчерашние курсанты, сегодня мы выглядели блистательными молодыми офицерами. Все были возбуждены и радостны. Такой непростой путь одолели мы все вместе, и испытывали волнение перед неведомыми открытиями, что уготованы судьбой впереди. А пока мы в родных стенах училища. Нас ожидал праздничный ужин, где звучали громкие тосты. В них были искренние слова благодарности воспитателям и преподавателям. В ответ мы получали напутствия на будущую службу. Под музыку вальсировали счастливые пары. Оркестр был в ударе.

На следующее утро после выпускного вечера мы должны были получить отпускные билеты, проездные документы и предписания к новому месту службы. Мы вылетали из родного гнезда.

Но, к сожалению, жизнь внесла свою неожиданную поправку. В нашей батарее в эту ночь произошло чрезвычайное происшествие — пропал пистолет из сейфа офицерского оружия. Комбат капитан Васильев приказал:

— До тех пор, пока пистолет не будет найден, никто документы на руки не получит!

Все выпускники разбрелись по территории училища в поисках пропажи. Прошло полдня, и пистолет обнаружили в урне для грязной ветоши на территории тира.

После чего в быстром темпе мы получили документы, собрали вещи и отправились на вокзал. Все свежеиспеченные молодые лейтенанты разлетались в новую жизнь.

Васютина Любовь Евгеньевна

Джек

Часть 1

Мне было четыре года, когда мы переехали на новое место жительства. Квартира, как и раньше, была коммунальная, но соседей стало меньше, и горячая вода текла из крана. По сравнению с нашей малюсенькой комнаткой под крышей старого дома, новое жилье казалась стадионом, по которому можно было не только бегать, но и кататься на моем трехколесном велосипеде. Правда, мебели скоро стало много, а места для игр не осталось. Гулять на улице в этом районе одной мне не разрешали. Проходной двор вечно был заставлен машинами, которые приезжали в конторы, расположенные на первых этажах всех домов микрорайона. Только небольшой садик под окном оставался оазисом, где хотелось находиться. Но в рабочее время тут постоянно курили конторские. Поэтому я часто просилась к бабушке, которая осталась жить на прежнем месте. Там было все знакомо — огромный зеленый двор, добрые друзья, заботливый дворник дядя Саша, тетя Нина со своим курносым крепышом Эмаром.

Наступили школьные годы, появился другой круг общения. Но в новом дворе я так и не прижилась. И вот как-то девчонки уговорили меня пойти поиграть в войнушку. В соседнем дворе раскопали глубокие траншеи для укладки труб. Дело было перед Днем Победы, по телевизору показывали военные фильмы. Вот и возникли фантазии построить блиндаж, выставить дозоры, отправиться в разведку и организовать проводную связь. Незадолго до этого в школе на природоведении нам показывали опыты по передаче звука на расстояние с помощью натянутой нити. Строительные работы по какой-то причине остановились, поэтому наша затея оказалась вполне осуществимой.

В тупике над траншеей мы соорудили потолок из какой-то клеенки, найденной у мусорных баков. Сверху замаскировали ее ветками, сложенными кучей в садике после субботника. Командир отправил в рейд разведчиков, расставил дозоры, с которыми предстояло организовать связь. Девочки пошли в блиндаж за нитками и пустыми спичечными коробками, а нашли там огромного пса в мохнатой черно-коричневой шубе, с мощной вытянутой мордой, крупными стоячими ушами, широкими лапами и умными темно-желтыми глазами. Позвали постовых. Все переглянулись, задав друг другу немой вопрос: «Чей?» Никто не признался. Решили, что эта собака одного из членов разведгруппы. Забрали инвентарь и пошли делать связь. За нами увязался «хвост». Разошлись по траншее метров на пять. Растянули капроновую нитку, закрепили ее к донышкам спичечных коробок и натянули, насколько возможно. Попытались переговариваться. Слова по дороге искажались, становились неразборчивыми. Зато если постучать или поскрести по коробке, звук на противоположном конце нитки был достаточно четкий.

Во время эксперимента пес сидел рядом со мной и внимательно слушал долетающие до нас постукивания и шуршания. Смешно наклонял голову, словно надеялся разобрать команду. Когда я постучала в нитку в ответ, мохнатый наблюдатель пришел в восторг. Он поднялся, завилял хвостом, осторожно принюхался, переступил с ноги на ногу и забавно мотнул головой, будто понял, что все работает. Нам всем было весело. Осталось придумать условные сигналы и с их помощью тайно переговариваться.

Когда вернулись разведчики, мы бросились к ним с расспросами о собаке. Они тоже не признали в ней своего «дружка». Но мохнатый не уходил, явно желая играть с нами. Пришлось выбрать для него имя. Он с удовольствием отозвался на кличку Джек. Потом мы сидели в засаде, бегали по окопам, бросали «гранаты», за которыми пес с радостью бегал, занимались разминированием. Оказалось, что наш четвероногий помощник умеет искать печенье, спрятанное под листьями тополя. До обеда время пролетело незаметно. Все разошлись по домам. Ушастый дружок увязался за мной. Он забавно приплясывал на ходу, заглядывал в глаза. Прогнать его было невозможно. Но у подъезда я остановилась и обратилась к спутнику: «Домой нельзя. Заругают. Ты подожди». Джек сел, будто понял мои слова. Дверь закрылась перед его носом.

Аппетита у меня не было. Перед глазами стоял оставшийся на улице одинокий пес. Решила запаковать в кулек несколько кусков хлеба, пару котлет, сунула в карман горсть сушек и направилась во двор. Мохнатый сидел на месте. Я поманила его рукой и побежала в блиндаж. Девчонки к тому времени еще не вернулись. Мы забрались в укрытие. Я отламывала куски хлеба и котлеты. Ела сама, делилась с Джеком. Он аккуратно брал угощение с ладони, смачно облизывая мои пальцы. Потом мы отправились мыть руки к поливальному шлангу, который с весны до осени лежал в садике. Пес никак не мог напиться, смешно кусал струю и закидывал капли языком в рот. Вернувшись к траншее, мы опять никого не обнаружили и пошли по прилегающим дворам, надеясь найти девочек за какой-то другой игрой. Но ни на качелях, ни в песочнице, ни на лавках у подъездов подружек не было.

Погода стояла сухая и теплая. Поэтому я решилась сходить в парк за реку. Там смонтировали большие новые качели, установили ручную карусель и организовали огороженную футбольную площадку. Обычно меня туда отпускали только с бабушкой. Но в этот раз моим провожатым мог стать пес. И правда, по дороге Джек нашел палочку. Я за нее взялась, словно за руку, протянутую бабушкой. Так и шла рядом со своим новым другом, наполненная каким-то особым счастьем, с улыбкой на губах. Мое мучительное одиночество отступило. У меня появилась компания, в которой было комфортно. Вернулось ощущение нужности и полезности впервые с момента переезда.

В парке пес не отходил от меня ни на шаг: сидел рядом, когда я качалась, молча бегал вокруг, когда каталась на карусели. Потом мы играли на футбольной площадке. Я била ногой по мячу, который там кто-то оставил. Он был огромный. Джек догонял его, останавливал, толкал носом перед собой и корректировал движение передними лапами.

Вдруг компания ребят с разгона влетела в калитку. Пес бросил забаву, встал рядом со мной и тихо зарычал.

— Он у тебя кусается? — поинтересовался кто-то из мальчиков.

— Не знаю. Мы недавно познакомились.

— Как это познакомились?

— Он сам пришел к нам поиграть.

— Не может такой пес быть без хозяина. Это же немецкая овчарка, — резонно заметил другой паренек.

— Никто за ним не пришел, и мы пошли гулять.

— Так может, он и с нами поиграет? — предположил третий и подкатил мяч к собачьим лапам. Но Джек не среагировал, только придвинулся еще ближе ко мне.

— Тогда мы без вас будем гонять.

— Играйте.

Я пошла к выходу. Пес шел следом, внимательно оглядываясь по сторонам.

Всю дорогу мы опять держались «за ручки», только в этот раз палочку предложила я. Во дворах по-прежнему никого из девочек не было. На лавочке у подъезда сидели три тетеньки.

— Здравствуйте. Не слышали, может, кто искал собаку?

После разговора с мальчиками вопрос о хозяине не давал мне покоя.

— А разве не твоя? Вы ведь целый день вместе гуляете. Я из окна видела днем. Умная собака. Хорошо так играла, не лаяла совсем.

— Хорошая. Но не моя. Домой пора идти. А куда Джека девать, не знаю. Вдруг хозяин его искать будет.

— Пусть с нами посидит. Покормим его. Ты иди, родители переживают уже, наверное.

Я склонилась к пушистым ушам и прошептала: «Тебе нужно хозяина здесь подождать. Мне уроки еще делать. Утром в школу». Пес не шелохнулся.

Дома я подробно рассказала родителям историю про собаку. Не было в моих словах и намека на просьбу оставить пса у нас. Но эмоции, которые переполняли меня во время разговора, фонтанировали. Может быть, родители поняли, какой важной оказалась для меня эта встреча, потому что не ругали за прогулку в парк. Но все же мама напомнила, что квартира у нас коммунальная и содержание животных в ней не предусмотрено.

Часть 2

Утром мы с папой вышли из дома. Обычно меня никто не провожал в школу. А в этот день папе было со мной по дороге. У подъезда сидел Джек. Он не бросился навстречу, не завилял хвостом, а солидно поднялся, обошел меня справа и остановился у левой ноги в ожидании команды. Выражения папиного лица я не видела. В тот момент стыд взял меня за горло, ведь не догадалась взять для собаки ни котлетку, ни кусочка хлеба. Не подумала о голодном псе, когда сама наспех давилась завтраком. Я легонько потрепала Джека по боку, пытаясь выпросить прощения за свою невнимательность, и мы быстро зашагали в сторону школы.

Папа остался на троллейбусной остановке. А наша пара пересекла большую автомобильную дорогу, миновала церковь. Неширокий проезд отделял территорию храма и ряд старых трехэтажных домов, во дворе которых находилась школа. По дороге к нам подбежала одна из девчонок, с которыми накануне играли в разведчиков. Ее удивило, что пес провожает меня в школу. Договорились после уроков встретиться в блиндаже.

Перед зданием школы раскинулся широкий зеленый палисадник. Там мы и расстались с собакой. На второй перемене учеников всегда кормили завтраками. А мне хотелось покормить Джека. Я собрала все оставшиеся куски хлеба и недоеденные сосиски, прихватила свою порцию и метнулась к выходу. Но собаки поблизости не оказалась. Еду пришлось забрать. Оставшиеся четыре урока тянулись целую вечность. Все мысли мои остались в школьном палисаднике. После занятий я пулей вылетела на крыльцо здания. Но среди кустов не обнаружила внимательных мохнатых ушей. Настроение испортилось. Ноги автоматически зашагали в сторону дома.

У перехода пришлось задержаться. Машины ехали сплошным потоком. Вдруг со спины я почувствовала пристальный взгляд, хотя никаких звуков не услышала. Обернулась. Джек смотрел мне в глаза. Радость уколола в грудь. Я присела, открыла портфель и вытащила сверток с едой. Проходящая мимо дама, толкнув меня туго набитой продуктами авоськой, возмутилась: «Расселись на дороге! Дома собаку кормить надо!» Но пес с таким удовольствием заглатывал еду, что все остальное казалось в тот момент второстепенным.

Поток машин прервался, мы быстро перебежали дорогу и торопливо зашагали к дому. Я вспомнила, как жадно вчера Джек пил воду после еды, поэтому решила его скорее попоить.

В траншеях бегали девчонки, которые уже начали игру. Мы присоединились и сразу ушли в разведку. Высматривали странных на вид людей и пытались незаметно за ними следить. Чтобы не привлекать внимание, играли в палочку и догонялки, двигаясь вслед за объектом наблюдения. Между делом считали проезжающие мимо троллейбусы и грузовые машины. Собрав достаточное количество информации, вернулись в расположение лагеря. Девочки уже расходились. А я спустилась в блиндаж и стала по рации передавать в центр собранные данные, выстукивая в спичечную коробочку точки и тире.

За этим занятием нас застала мама. Она позвала обедать и сказала, что договорилась с подругой на счет собаки. Завтра мы повезем Джека к ним на дачу. Я не понимала радоваться мне или горевать. Найти настоящего друга и сразу его терять не хотелось. Но ведь и жить собаке на улице было нельзя. Понуро я брела вслед за мамой, а Джек бодро бежал рядом, словно пытался подбодрить.

Много уроков нужно было сделать в тот вечер, чтобы не тащить с собой учебники. Круглый обеденный стол служил мне местом для занятий. Я сидела лицом к окну, а сзади на коврике лежал пес. Его красивая голова покоилась на мощных передних лапах. Глаза задумчиво смотрели на закрытую дверь комнаты. В квартиру нас провели тайком. И теперь мы будто скрывались от врагов, которые в любой момент могли нас рассекретить.

Упражнения никак не делались. Уже несколько раз пришлось переписывать текст по русскому языку. Буквы плясали у меня на строчках, по определению папы, польку-бабочку. А мне хотелось поскорее закончить возню с тетрадками, прилечь на коврик рядом с теплым мохнатым боком и почувствовать, о чем задумался мой благородный друг. Время было позднее, когда уроки, наконец, отпустили ученицу. Полежать с Джеком не получилось. Меня срочно уложили спать.

Рано утром кто-то осторожно положил руку на мое плечо. Так поступала бабушка, когда будила меня перед уходом на работу. Не открывая глаз, я повернулась и протянула руки, чтобы обнять ее. Она жила отдельно, приезжала не часто. Встречи наши всегда радовали теплотой и пониманием. Но ладони погрузились в густую упругую шерсть. Холодный пятачок ткнулся в щеку. Чмок. На лице мгновенно вспыхнула улыбка.

Мама готовила на кухне завтрак. Папа брился, жужжа электробритвой. Я быстро оделась, и мы с псом осторожно пробрались мимо соседских дверей к выходу. Во дворе было пусто. Праздничный день. В воздухе висели запахи готовящегося застолья: кто-то пек пироги, кто-то печенье, вкусно тянуло наваристым холодцом, аромат оливье возбуждал аппетит. Из окон слышались голоса дикторов, комментирующих военный парад.

— Пойдем в блиндаж, — обратилась я к мохнатому спутнику, — отправим бабушке поздравительную радиограмму. Она у нас всю войну в Москве проработала. И на фабрике форму морякам шила, и окопы копала, и мерзлую картошку на полях собирала. Это ее день. С нами в гости она не поедет, а сообщение получит, обрадуется.

Пес внимательно слушал, одобрительно вилял хвостом. И когда я закончила речь, припал на передние лапы и дернулся в сторону траншей. Но не побежал, а на мгновенье задержался, будто уточняя направление. А потом мы наперегонки помчались к блиндажу. Я стала играть в радиста. Джек внимательно обнюхивал землю вокруг, будто ночью тут кто-то сильно наследил. Родители окриком прервали нашу прогулку. И мы пешком направились на Ленинградский вокзал, который находился недалеко от дома.

У электрички нас уже ждали родственники. В вагоне мама накормила меня завтраком. Для Джека припасли несколько сырых котлет. Было вкусно, сытно, празднично, весело. Я перестала думать о том, что домой придется возвращаться без собаки.

Часть 3

Ехали до станции Фирсановка, к даче шли через поселок. Мне интересно было рассматривать аккуратные жилые строения, совсем не похожие на привычные с детства бревенчатые деревенские избы. Дорога тянулась ровной асфальтированной лентой. Стройные перекрестки кичились яркими указателями улиц. Все выглядело ухоженным и казалось уютным и удобным. Джек далеко не убегал от нашей компании. Если отставал, то торопливо догонял. Ему, вроде, тоже нравилось новое место, судя по деловому поведению.

Дом, у калитки которого мы остановились, располагался в глубине большого участка. Сквозь прозрачные кроны высокого кустарника, в чуть заметном зеленом тумане хорошо просматривалось большое крыльцо под навесом, две деревянные скамейки под трехстворчатым окном. Как лукавые глазки блестели маленькие окошки на втором этаже под ломаной крышей. От калитки неширокая дорожка, укрытая черным пластичным материалом, вела между грядок к игровой площадке. У песочницы стояли, прислонившись друг к дружке, два невысоких двухколесных велосипеда. У стойки с баскетбольной корзиной валялись несколько мячей разного размера.

— Заходите, гости дорогие, — раздался приятный женский голос. — Вещи в дом, продукты на кухню. Мужчины, несите столы из сарая! На улице накроем. Если мест на скамейках не хватит, стулья добавим. Потом в лес сходим, погуляем. Здесь недалеко. Вечерком костерок разведем. Попоем! Зинуля, попоем ведь? — Хозяйка по-дружески обняла мою тетю Зину. — Как же мы давно не виделись!

— Да, хоть сейчас попоем, — задорно отозвалась гостья и тут же затянула. — Опять от меня сбежала последняя электричка, и я по шпалам, опять по шпалам…

Голос зазвучал сочно, ровно, мощно. Толпа не удержалась и хором подхватила.

— Иду домой по привычке. Пара-па-пару-пару-пару-пару-па. Э-эгей! Пара-па-пару-пару-пару-пару-па!

Комфортная обстановка, добрые слова, приветливое отношение свидетельствовали, что здесь живут замечательные, незлобивые люди. Пес тоже не напрягался. Ходил по всему участку. Поглядывал на стол, где скоро появились миски с салатами. Во время застолья лежал под скамейкой рядом, на прогулке далеко не уходил, но и не жался к ногам. Вечером, щурясь от яркого пламени, вместе со всеми сидел вокруг костра и слушал задушевное многоголосье.

Мы уезжали, когда смолянистая темнота расползлась по тихим улочкам, обволакивая фонарные столбы причудливыми тенями. Взрослые всю дорогу до станции продолжали петь: «Эти глаза напротив — калейдоскоп огней…» А я брела за ними понурая, одинокая, опустошенная. Джек остался в новой семье. Во время расставания его заперли в доме. Проститься мне с ним так и не пришлось.

Учебный год закончился быстро. Успехи у меня были отличные. И вместо привычной поездки в деревню я стала проситься на дачу к Джеку. Когда разрешение, наконец, было получено, время будто остановилось. Казалось, выходные дни специально ходят кругами, не желая приближаться ни на шаг. Коротая будни, я переделала все дополнительные задания, полученные на лето: написала сочинение о расческе, собрала гербарий, решила несколько факультативных задач, начала читать произведения по программе следующего учебного года. К прогулкам совсем потеряла интерес. Оставаясь дома в одиночестве, забивалась в уголок своего дивана и сидела там часами в окружении книг, учебников и тетрадок. Наконец, пришло воскресенье.

Повезла меня в Фирсановку мама. По дороге я пыталась поговорить с ней про Джека, но она, ссылаясь на отсутствие информации, переводила разговор на другую тему. От станции я шла уверенным шагом, дорога казалось хорошо знакомой и приветливой. Мы сами тихонько вошли в калитку и между зазеленевших грядок прошли до скамеек. Там мама меня оставила и направилась искать хозяйку. Через мгновенье, откуда ни возьмись, появился Джек. Он не бежал, но шел торопливой походкой, высоко держа свою красивую голову и с достоинством неся роскошный с длинными очесами хвост. Темные, широко раскрытые глаза сияли. Все его существо излучало счастье.

Я хотела побежать ему навстречу, но ноги стали чужими, непослушными и отказывались повиноваться. Джек подошел с левой стороны, положил голову на колени, закрыл глаза, опустил хвост и замер. Я бережно теребила его мохнатые уши и чувствовала, как все сильнее и сильнее расслабляется его тело. В конце концов, он совсем обмяк, сел на землю, обмякшая шея и потяжелевшая голова доверчиво застыли на моих коленях. Тогда-то я и поняла, на сколько велика его привязанность ко мне. Он надеялся, что я вернусь, он ждал, потому что не мог не ждать. Стало понятно, что к новому дому он не собирался привыкать. Воспринимал его как временный приют. Это понимание больно ударило меня изнутри. Стало ужасно стыдно, что я не оправдала его надежды, приехав только на пару недель.

В этом безмолвном диалоге нас застали вышедшие из дома взрослые. Шумно разговаривая, они подошли к скамейкам. Но голоса стихли, когда они обратили на нас внимание. Все молча расселись вокруг нас. Мне хотелось верить, что сейчас души их прозреют. Молчание нарушила хозяйка.

— Дети уехали в пионерский лагерь. Не с кем будет поиграть. Не заскучаешь? — обратилась она ко мне. Я улыбнулась и замотала головой.

— У нее и дома нет компании, — откликнулась за меня мама. — В течение учебного года даже гулять не ходит. Все время чем-то занимается — то уроки, то секции, то кружки, то факультативы, то книги. Не переживайте, не будет вам досаждать. С участка без разрешения не уйдет. С ней хлопот нет. В деревню уже сколько лет отправляем, никаких нареканий. А в лагерях не прижилась.

Они все говорили и говорили. О чем угодно говорили, только не о том, что видели. Мне так хотелось, чтобы эти взрослые женщины прониклись атмосферой искренней привязанности собаки ко мне. Услышали, как колотятся наши сердца. Смилостивились бы и приняли единственно правильное решение — никогда не разлучать нас. Но никто не обращал внимания на пса, почти потерявшего сознание от радости, и девчонку, с трудом сдерживающую слезы счастья от встречи с мохнатым другом, смешанные с незримыми рыданиями от отчаяния и собственной беспомощности.

Две недели хорошей погоды, долгих прогулок, задушевного общения, постоянного отражения в любящих глазах, ощущение нужности и полезности до сих пор остаются одним из самых важных периодов в моей жизни. Но, к моему ужасу, взрослые так и не смогли взглянуть на мир глазами ребенка, нуждавшегося в поддержке и понимании. Меня забрали, чтобы отправить в деревню.

На обратной дороге я уже стала опять проситься навестить Джека в конце августа. И родители опять пошли мне на встречу. Но приехали мы тогда только на один день. Я так сильно ждала конца лета, что вообще ничего не запомнила из событий, которые происходили во время каникул. Зато очень хорошо помню, как мы приехали на дачу в последние августовские выходные. Нас опять была целая толпа. Я бегала от одного взрослого к другому, тянула за руки, пытаясь хоть как-то ускорить движение от станции до дачи. А как дошли, первая проскользнула в калитку и пустилась искать Джека по участку. Нашла его у дровяного сарая. Муж хозяйки колол дрова. Мне показалось неуместным отвлекать от дел хозяина дома. Понимая, что его все равно скоро позовут к гостям, я притаилась и стала ждать. Шум голосов отчетливо доносился до этого угла участка, но работу дяденька не прерывал до тех пор, пока супруга его не окликнула. Он с размаху врезал топор в колоду и направился к дому. Собака поднялась и без всякой команды последовала за ним. Мимо моего наблюдательного пункта пес проследовал без каких-либо эмоций. Я выбралась на дорожку и направилась следом. За целый день Джек ни разу не взглянул в мою сторону. На мою инициативу пообщаться реагировал однозначно, каждый раз уходя от контакта. Мне даже стало казаться, что он умышленно избегает встречи. Наши пути за целый день так и не пересеклись. Пес старался держаться рядом с новым хозяином.

Целый день я провела в тяжелых раздумьях. Ходила, как в воду опущенная. За себя мне было ужасно горько. За собаку я пыталась радоваться, как могла. Да, теперь у него был свой дом, свой главный человек. Все правильно, ведь девочка не оправдала собачьих надежд.

Часть 4

Учебный год не принес облегчения. Характер у меня стал еще более замкнутый. Поделиться душевной болью мне было не с кем. Барьер непонимания между мной и родителями приобрел катастрофически огромные размеры. Протосковав первую четверть, я опять стала проситься на каникулы в гости к Джеку. Ответ меня потряс и не дает отдышаться вот уже пятьдесят лет. Мама сказала, что больше в Фирсановку не к кому ездить. Джек умер после нашего последнего визита. Вечером ушел в будку, а утром его не смогли дозваться.

Я до сих пор с горечью переживаю эту утрату. Ругаю себя за безропотное послушание и молчаливое смирение. Джек многому меня научил, и моя задача не повторять совершенные ошибки.

Нападение

За окном класса уже совсем темно. А мы еще учимся. Вторая смена. С одной стороны, это здорово. Я не люблю рано утром вставать. Засыпаю над умывальником, когда чищу зубы, за завтраком — прямо с ложкой во рту. Наверное, мне поэтому так не хотелось ходить в школу в первом и втором классе. Теперь мы постарше стали. Ученики третьего и четвертого ходят на занятия к часу дня. Уроки я успеваю сделать с вечера, а утром валяюсь в кровати, смотрю мультики, если не иду в бассейн. С другой стороны, возвращаться домой приходится длинным путем, в обход по светлым улицам. Меня никто не встречает, а одной по темным дворам ходить неприятно.

Зато все эти два года я после школы захожу к тете Шуре. Она за мной присматривает, пока родители не придут с работы. Тетя Шура — наша соседка по дому. Приятная такая, хлопотливая. У нее всегда очень интересно уложены волосы. Я любуюсь ее прической, но никак не отважусь спросить, как она спит, чтобы не растрепать эту красоту. Кроме того, с чудесной хозяйкой живет прекрасный пес Икар. Он никакой не породистый, но не дурной, послушный. Мне разрешают с ним гулять, когда тетя Шура работает. Она не оставляет его дома одного, берет с собой. Прачечная, где трудится наша соседка, находится недалеко от дома. Там чисто, тепло и пахнет свежевыглаженным бельем. Сегодня как раз тот день, когда я погуляю с собакой.

Вот и звонок с урока. Я с радостью выбегаю из школы.

На улице морозно. Снег скрипит под ногами. Много в этом году навалило. Дворники скребут с самого раннего утра, спать мешают. Лопатами своими: «Ширх-ширх…» Сон пугается и улетает. Зато сейчас приду озябшая, и мне дадут сладкий чай с пирожком. Заботливая соседка всегда что-нибудь вкусненькое готовит. И когда успевает: и пес, и прическа, и работа, и новый муж, и я в придачу?

Вот и прачечная. Люди ходят туда-сюда, пар валит из двери. Похоже, сейчас будет не до меня. Значит, сначала пойду гулять с Икаром.

Увидев в прихожей мою фигурку, тетя Шура выходит из-за стойки, забирает мой портфель, вкладывает мне в руку веселый поводок. Машет приветливо рукой и возвращается к посетителям. Пес радостно скачет в предвкушении прогулки, проскальзывает между ног, связывая их поводком. Его настроение передается мне, хочется тоже скорее выскочить на улицу.

Я очень люблю гулять с собакой. Икар водит меня по дворам. С ним не страшно даже в темноте. Но все же мы стараемся выйти в переулок: там и светло, и людей не много. Вот пройдем через палисадник между двумя домами, а оттуда уже и фонари уличные видны. Дома старые, двухэтажные. В одном вообще никто не живет, а в другом всегда какие-то страшные звуки, будто бьют кого-то. Нет, криков не слышно, только такие глухие удары: «Бух-бух, бац-бац».

Чтобы попасть в палисадник, нужно пройти через калитку. Зимой она всегда открыта, ее снегом заваливает. Тропинка узенькая, ногами утоптанная, дворники такие глухие места не чистят. И вообще за этим палисадником никто не ухаживает. Забор не крашеный, почти полностью снегом завален. Кусты густые, все сухим вьюном спутанные, как паутиной, только пауков зимой не бывает.

Икарчик пробежал в калитку. Я беззаботно шла следом, повинуясь натяжению поводка. И тут кто-то окликнул меня сзади.

— Стой, девочка! Ты чего одна гуляешь? Родители где?

— На работе. Я не одна. Я с собакой.

— Давай-ка, мы собачку отпустим. Пусть сама походит.

Меня обогнал какой-то взрослый парень. И отцепил поводок от ошейника.

— Вот так-то нам удобней будет с тобой пообжиматься. Вон, ты какая хорошенькая — шубка мягонькая, шапочка пушистая, тельце, наверное, хрупкое да нежное.

Я ошалела от таких слов и попятилась обратно к калитке. Но путь мне молчаливо преградил второй хулиган. Он достал нож из сапога. Лезвие неприятно блеснуло в руке.

— Выбирай, детка, домик, в который пойдем. В одном холодно, но тихо. В другом пошумней, но потеплее. Ты ведь в шубке и в холодном доме не замерзнешь.

От страха я стала громко звать Икара, который уже вышел в переулок. Но он что-то увлеченно нюхал и не обращал никакого внимания на мой тревожный зов.

— А вот кричать не нужно. Зачем народ беспокоить.

Было ясно, что даже если кто-то меня и услышит, все равно не сообразит, откуда доносится голос. Но сдержаться было невозможно, и я стала звать тетю Шуру.

— Никакого уговора не было про тетю. Рот ей заткни, — проговорил тот, который меня обогнал. И второй, что с ножом, сделал ко мне шаг.

От отчаяния я прыгнула в снег в сторону мохнатого куста. Провалилась по колено, но не упала. Прыгнула дальше в сторону забора.

— Держи! Чего смотришь, лопух!

Я уже не видела, что происходило у меня за спиной. Перемахнула от страха через забор и понеслась, не разбирая дороги, при каждом шаге проваливаясь в снег. Голоса не унимались: «Иди наперехват! Не дай выйти на улицу!»

Точно, нужно на улицу! Там светло, там люди. Тогда лучше к рынку.

Я бежала и бежала, не оборачиваясь. Голоса затихли, но мне казалось, что преследователи просто молчат, чтобы не привлекать внимание, а сами догоняют. Они большие, им не сложно. Вот уже и рынок. Но мне так страшно, что я не могу остановиться. В горле хрипы, по щекам — слезы. Домой нужно, домой. Там уже мама с папой пришли.

Я перевела дыхание только когда закрыла за собой дверь лифта и нажала кнопку. Не догнали. Ключи от квартиры остались в портфеле. Но дома должен кто-то быть. На звонок вышел папа. И тут я зарыдала.

— Ты откуда? Случилось что?

— На меня напали. Двое. Нож у них. Грозили. Во дворе никого не было. Икар убежал. Я кричала, звала на помощь. Тетя Шура не слышала. Кругом снег глубокий. Забор перепрыгнула. Бежала без остановки по улице. Пес там остался. — Голос прерывался всхлипываниями.

Мама принесла успокоительное. Папа стал собираться на место происшествия: взял фонарь, широкий офицерский ремень с тяжелой металлической пряжкой и бельевую веревку. Мы вышли на улицу и быстро зашагали напрямик к прачечной.

Тетя Шура была занята с посетителями и не сразу обратила внимание на то, что за мной вошел отец.

— Погуляли? Молодцы. Скоро домой пойдем, — приветливо сказала она мне, просматривая очередную квитанцию. Но увидев папу, извинилась перед клиентом и подошла. Они о чем-то тихонько переговорили. Женщина развела руками и утвердительно кивнула головой. После чего вернулась к работе, а мы вышли во двор.

— Ну, показывай, где все произошло.

Я провела папу по узкой протоптанной в снегу дорожке к проходу между домами и остановилась около калитки.

— Здесь. Мы с Икаром хотели в освещенный переулок выйти. И когда я оказалась за забором, двое ребят перекрыли тропинку и стали пугать ножом. Чтобы убежать, пришлось в сугроб прыгать и через изгородь перескакивать. Вон, следы мои остались на снегу.

Папа посвятил фонариком в направлении глубоких вмятин.

— Они за мной побежали. Кричали: «Окружай! Лови!» Я на противоположную сторону двора рванула, чтобы выскочить на улицу, где люди. Оттуда в сторону рынка метнулась. Они, наверное, уже не догоняли, но мне было страшно, и потому бежала без остановки.

— Ты хулиганов этих запомнила?

— Лица не запомнила. Между домами света вообще нет. Стены без окон. Ростом оба выше меня, в темных полупальто, один точно в сапогах. Нож он оттуда доставал. Голоса узнаю. Они не взрослые, просто большие мальчишки.

— Ты сейчас с тетей Шурой иди домой. Уроки ведь нужно делать. А я похожу по округе.

Папа хулиганов так и не нашел. С тех пор меня вообще одну никуда не отпускали. Каждый день встречали из школы. А Икар сам пришел домой, но и с ним я больше никогда не гуляла.

Моя жизнь — это…

Моя жизнь — это огромная мастерская. Главное ее сокровище — книги. Они по темам уложены на стеллажах, расположенных в центре помещения. С какой стороны не подойдешь, обязательно найдешь полезный совет, все знающую инструкцию, важную справку.

У высоких чистых окон стоит мольберт. На столе разложены краски. Какую выберу сегодня? Акварель или гуашь? А может, лучше тушь? Получатся лаконичные четкие рисунки. Хотя зачем краски? На полках ждут своего часа разные сорта глины, проволока для каркаса. Сваяю, пожалуй, бегущую собаку или парящего под облаками сокола. А может, изготовлю изящную фарфоровую вазочку, которая не займет много места, но будет радовать глаз? Или вылеплю незатейливую игрушку в духе Дулевских мастеров. То-то весело получится! Покажу друзьям, все заулыбаются.

Прежде чем браться за работу, нужно понять свое состояние. Похоже, душа больше расположена к ткацкому делу. Засяду за станок. Сноровистый челнок поможет тянуть сквозь основу цветную нить. Выйдет красочный гобелен или уютный домотканый половик, только обязательно длинный-длинный, и чтоб рисунок на нем никогда не повторялся…

Прялка своими причудливыми формами отвлекает от раздумий о ткачестве, мерцая в свете торшера в дальнем, самом теплом углу мастерской. Жужжит ласково ее крутящееся колесо: «Присядь ко мне! Достань пух, который собирала столько лет. Запусти колесо! Нам будет что вспомнить и что скрутить в прочную нить».

На подоконнике сверкают осколки стекла. Так и не смогла выбросить. Храню как память о грандиозной неудаче. Была молодая, отважная. Вздумала выдувать стеклянные сосуды. Но одного желания мало оказалось. И самые лучшие инструменты не помогли достичь результата. Сноровки не хватило, навыка, выдержки. Казалось, что вот он, волшебный кувшин счастья, уже переливается всеми цветами радуги на конце выдувной трубки. И вдруг неосторожное движение, недостаточный поток воздуха — и шедевр превратился в хрупкую бесформенную лепешку, которую после остывания еще и уронить умудрилась. Разлетелись осколки по мраморной плитке — не склеишь. Так до сих пор и лежат. Повторить попытку сил в себе не нашла. Страх утраты отбивает всякую охоту.

Так за что же взяться сегодня? Скромно белеют под абажуром настольной лампы нетронутые листы бумаги. Стопка терпеливо ждет заточенный карандаш с мягким грифелем, который умеет вторить моим мыслям. Давай-ка, дружок, посидим часок-другой, расскажем о моей мастерской. Ведь мало кто знает, где лежит от нее ключ. Творить можно только в тандеме с теми, чье сердце бьется в унисон с твоим, кто готов быть тебе и наставником, и критиком, и подмастерьем.

А как добьемся нужного результата, пригласим гостей на вернисаж. Там и поспорим, истину поищем, и хвалебные речи послушаем, и от замечаний не отмахнемся. За работу!

Непростое возвращение

Я опаздывала на родительское собрание в школу. «Как же неудобно, первая встреча с классным руководителем, с родителями, а я опаздываю, — рассуждала сама с собой на бегу. Букет растрепался, прическа потеряла форму. — Не хватало еще в лужу наступить и забрызгать колготки. Стоп, красный светофор. Так и под машину попасть ничего не стоит. Ну что ж он так долго горит, может тут кнопка какая для пешеходов есть?»

Мысли сменяли одна другую. От этой суеты и активного движения мои внутренние переживания отступили на второй план. Наконец, финишная прямая: Елоховский собор, поворот, сквер имени Баумана, Елоховский проезд, проход между старыми трехэтажными домами. И хорошо знакомый двор.

Здание школы выглядело помолодевшим после капитального ремонта фасада. Сочетание темно-бордового цвета стен с яркой белизной окон и декоративных полос придавало образу пышность и величественность. Широкое невысокое крыльцо ассоциировалось со стартовой площадкой в новую жизнь. Огромные массивные двери добавляли солидности и значимости.

Кисть сама потянулась к отполированной миллионами касаний латунной ручке. Огромная створка распахнулась без сопротивления и лишних звуков. Я практически влетела в холл. Меня встретил приятный немолодой мужчина в форменной одежде.

— Добрый вечер. Вы по какому вопросу?

— Родительское собрание в седьмом «А».

— Фамилию назовите.

Я сообщила фамилию. Охранник внимательно посмотрел в список.

— Да, есть такая ученица. Проходите на третий этаж, в кабинет физики. На двери номер тридцать четыре.

Пока он проговаривал указания, ноги донесли меня до лестничного пролета. И тут пришло понимание — это возвращение в прошлое. Много лет назад мне казалось, что я ушла отсюда навсегда. А вот нет, пришлось вернуться. В душе возникла легкая паника, как у нашкодившей ученицы.

Нужная дверь нашлась предательски быстро. Поэтому, прежде чем постучать, потребовалось перевести дыхание. В итоге все-таки негромко поскреблась и вошла.

— Добрый вечер. Поздравляю всех с новым учебным годом.

Вначале мой спич был обращен ко всем присутствующим. В светлой уютной комнате с приспущенными занавесками находилось человек двадцать совершенно незнакомых мне людей.

— А вас, уважаемый наш классный руководитель, прошу принять этот скромный букет, как знак преклонения перед вашим нелегким трудом.

— Здравствуйте, — ответила мне милая невысокая приветливая женщина, стоявшая у доски. — Благодарю за цветы. Приятно, ничего не скажешь, когда с пониманием к нашей работе относятся.

Она обернулась к присутствующим и продолжила.

— Это та самая новенькая, о которой я вам говорила. Прошу любить и жаловать. Тем более, что я рекомендую ее вам, как председателя родительского комитета. А чтобы ближе познакомиться, прошу вас рассказать подробнее о себе.

Прием оказался слишком неожиданным. Но учительница как-то подбадривающе улыбнулась и уступила место у преподавательского стола. Мне стало понятно, что ей хорошо известно, кто пришел учиться в ее класс. Интересно, что уже знают родители, внимательно изучающие меня взглядами? И почему вот так, с места в карьер?

— Еще раз здравствуйте, — я пыталась преодолеть чувство неловкости. — Много лет назад родители привели меня в эту школу. До десятого класса я не доучилась. Хотелось скорее стать самостоятельной. Учебу воспринимала, как работу. И когда пришло время выбирать для дочери школу, то в приоритете оказалось учебное заведение рядом с домом. Туда ходить ближе, дорога не такая опасная, как была у меня в детстве, и требования к знаниям не слишком высокие. Наверное, так бы и доучилась девочка в той школе до восьмого класса, но здание решили перестроить и всех учеников перевели в другое, достаточно удаленное место. Дочь подросла, ежедневные поездки нас не пугали. Но возник конфликт между вновь пришедшими учащимися и теми, кто посещал школу с первых классов. Тратить силы на борьбу за место под солнцем не захотелось. И я решила, что это судьба.

В горле запершило. Помню, как в тот момент колотилось сердце. «Возвращение блудной дочери в родные стены», — проговорила я про себя. Молчание затянулось, требовалось перевести дух.

— Вот мы и пришли проситься к вам. — Я обвела взглядом всех присутствующих. — Учиться, конечно, будет сложнее, это мы понимаем. Школа всегда славилась высокими требованиями к знаниям. Будем наверстывать. А если вам реально нужна моя помощь для организации мероприятий в классе, то за честь почту потрудиться.

— Вот и славно. Я всех заверяла, что наши выпускники от работы не отлынивают.

Учительница с улыбкой погрозила пальцем, сидящим в классе родителям. А меня взяла за плечо и одобрительно произнесла.

— Среди родителей нет ни одного человека из нашей школы. Но они тоже по-своему сейчас в ней учатся. Поздравляю вас с возвращением «домой». Присаживайтесь. Теперь перейдем к решению текущих задач.

Классного руководителя отпустили после того, как выбрали родительский комитет. Сами принялись за составление плана культурно-образовательных мероприятий на год. Было уже достаточно поздно, когда стали расходиться, но я попросила разрешения у охраны еще ненадолго задержаться, чтобы пройтись по школе.

Из окна холла был хорошо виден освещенный двор. Ученицей я себя ощутила именно здесь первого сентября 1967 года. Звучала торжественная музыка, говорили какие-то важные речи. Потом первоклашек построили в ряды у табличек с надписями «1А», «1Б», «1В». Прозвучал первый звонок, и мы стали входить в здание. Начальная школа занимала четвертый этаж. Я села на последнюю парту. Учительница открыла журнал и стала называть фамилии. Ребята вставали с мест, поднимая крышки столешниц. Отвечали на вопросы преподавателя. Я очень ждала, когда меня вызовут. Но мое имя так и не назвали. Смирно ждала до конца урока в надежде, что учительница заметит девочку, которая не поднималась с места. После звонка, набравшись смелости, сама подошла к преподавателю и спросила, как быть, если моей фамилии не оказалось в журнале. Выяснилось, что родители на линейке перепутали таблички. Поэтому в первый раз забрела я не в свой класс.

Первый год, проведенный в школе, из памяти стерся дочиста. Учителя часто менялись, поэтому запомнилось имя только самой первой учительницы — Зинаида Владимировна.

Зато горькие слезы по поводу начала второго учебного года врезались в сознание грубой занозой. Меня приехали поддержать наши родственники: и мамина сестра, и мой крестный, и бабушка. Всей толпой мы вышли из квартиры и стали спускаться с шестого этажа по лестнице. Всю дорогу я рыдала, так мне не хотелось опять идти в школу. Но все же пришлось смириться.

Интерес к учебе появился после осознания того, что это некое соревнование за «звездочки». Каждое правильно выполненное упражнение поощрялось «звездочкой», которую ставили на обложке тетради. Звездные тетрадки выглядели гораздо более привлекательными, чем обычные с блеклыми зелеными обложками. Для того, чтобы получить «звездочку», я старалась красиво написать слова или без ошибок решать задачи. Так продолжалось все годы обучения. В старших классах «звездочки» уже не ставили, но принцип работы сохранялся. Да, это правда: все годы обучения я воспринимала, как серьезную работу.

— Вы по этажам пойдете? А то мне их нужно уже закрывать, — обратился ко мне дежурный.

Я вздрогнула от неожиданности, будто вынырнула из прошлого.

— Закрывайте, конечно. Можно мне в актовый зал пока зайти?

Он кивнул и ушел.

Актовый зал находился на втором этаже, представлял собой три классных комнаты, объединенных в одно помещение. К нему можно было подойти с парадной лестницы, которой обычно не пользовались. Именно здесь проходила самая интересная школьная жизнь: концерты, торжественные собрания, тематические вечера, спектакли. В школе был прекрасный хор. В нем пела моя соседка по дому из параллельного класса. Я тоже хотела учиться петь. Пришла к руководителю хора. Меня прослушали и не приняли. Но не прогнали, разрешили присутствовать. А так хотелось со всеми затянуть: «Пути, далекие пути, широкие пути…». Не сложилось.

Помню, как в этих стенах нас принимали в пионеры. Очень торжественная была церемония. Мы стояли в ряд с красными галстуками, перекинутыми через согнутую в локте правую руку. Напротив расположились комсомольцы девятого и десятого классов. Председатель пионерской организации читал текст присяги, мы хором повторяли, потом зазвучала песня «Взвейтесь кострами». Комсомольцы подошли к нам и повязали на шею галстуки. На этом важном празднике я, наконец, нашла себе подружку Оленьку, с которой мы душа в душу проучились до восьмого класса.

В пятом классе мы стали учениками старшей школы. Появились новые уроки. Особенно радовал английский язык. Изобретательная англичанка организовала театральную студию, где мы разыгрывали спектакли на английском языке. Оле поручили играть роль Золушки. Она была невысокого роста, золотоволосая, с приятным голосом и хорошей памятью. В этой постановке мне досталась роль Феи. Старшеклассники приходили на репетиции помогать: учили с нами тексты, следили за произношением. Общие прогоны проходили в присутствии преподавателя. Спектакль имел успех. Мы его показывали несколько раз и родителям, и ученикам младших классов, и в нашей параллели. Но просуществовала студия не долго. Жаль.

Интересное школьное мероприятие было посвящено образованию Советского Союза. Каждому классу поручили представить одну из пятнадцати республик. Мы готовили иллюстрацию Российской федерации. Как же это было красиво и основательно! Национальные песни и танцы, общие хороводы, сладости восточной кухни к чаепитию, игры разных народов, символы и сувениры, олицетворяющие местные обычаи. Ощущать себя частью огромной многонациональной семьи казалось в то время счастьем.

Каждый пионерский отряд боролся за присвоение звания героя войны. Нам было предложено узнать как можно больше о герое Советского Союза генерале Дмитрии Михайловиче Карбышеве. Помню, как делали запросы в военные архивы и ждали писем с документами и фотографиями, как радовались ответам, учили наизусть тексты, делали стенд. А потом на торжественном собрании рассказывали всей школе о человеке, совершившем беспримерный подвиг ради победы нашей Родины в Великой Отечественной войне. Но закончилось собрание ужасным провалом — чаепитием и танцами. Не могу отделаться от ощущения, что это было предательство памяти человека, отдавшего свою жизнь за мирное небо над нашими головами. Никто не догадался поехать с цветами к могиле Неизвестного солдата. А там взяться за руки и помолчать, глядя на вечный огонь. Конфуз тот мне и сейчас не дает покоя.

В школе большой популярностью пользовалась агитбригада, которая ездила по сельским клубам с первомайскими поздравлениями. Готовиться к поездке начинали чуть ли ни с января. Сначала желающие подавали заявки на участие, которые рассматривали в комитете комсомола и на педсовете. Отобранные ребята должны были уметь петь, танцевать, показывать акробатические номера, фокусы и при этом хорошо учиться и принимать активное участие в жизни школы. В общем, ехали лучшие из лучших! Я тоже подавала заявку, но меня не взяли. Зато когда бригада вернулась из поездки, всю школу пригласили на концерт. Представление было грандиозное! Мы приветствовали каждый номер стоя. А потом с придыханием слушали истории девочки из нашего класса, которой представилась возможность поехать. Она рассказывала, в каких условиях они жили, как их принимали селяне, как переезжали из деревни в деревню на бортовых грузовиках. Нам оставалось только сожалеть, что все эти приключения происходили не с нами.

Стук в дверь прервал мои воспоминания.

— Вы как? Не скучаете? Я все закрыл. Может быть, чаю? Пойдемте в столовую. В школе не разрешается пользоваться чайниками в помещениях, где нет силовых розеток.

Я напоследок окинула взглядом актовый зал, будто сказав ему: «Еще поработаем». И вышла в коридор. Мы спустились на первый этаж по центральной лестнице, и мой сопровождающий повернул влево.

— Раньше столовая была с другой стороны.

— Это была не столовая, а забегаловка. Теперь к основному зданию пристроили целый пищевой блок с готовочной зоной, многоярусной раздачей и огромным столовым залом. Ресторан практически. А как кормят! Родители меню каждую неделю сами утверждают. Пальчики оближешь.

— А мы раньше были рады нашему уютному буфету. Хотя на завтраки никто туда не ходил. После второго урока подносы с кофе или чаем и бутербродами приносили прямо в классы. По школе каждый день дежурил один из старших классов, начиная с восьмого. Мы с Олей любили кормить школу и выпрашивали наряд на кухню, когда приходила наша очередь. Кто-то думал, что нам интересно пропускать уроки, но на самом деле важно было заглянуть в девятые классы. Под предлогом сбора информации о количестве завтраков хотелось мелькнуть в дверях и привлечь к себе внимание мальчиков, которые нам нравились. Мы готовились к этому дню: фартучки выглаживали, туфельки красивые надевали, прически забавные делали. Правда, ничего не помогало. Никто на нас внимания не обращал. Но в том возрасте душевные терзания должны обязательно щекотать нервы. Как же иначе!

Пока я витала в воспоминаниях, мы дошли до широких стеклянных дверей. Помещение новой столовой и впрямь напоминало ресторан. Окна прикрывали воздушные занавески. Столы разной формы, рассчитанные на разное количество человек, делили помещение на зоны. Стульчики регулировались по высоте. Стойка для раздачи еды была закамуфлирована эффектной ширмой. С потолка свисали живописные системы светильников.

— Не будем общий свет включать. Пойдемте к тэну. Там есть местное освещение. Заварим чай и выключим нагреватель из сети.

В уголочке оказалось тепло и уютно.

— Как хорошо все продумано. Школа сильно изменилась, — задумчиво сказала я.

— А вы давно здесь не были? — поддержал разговор охранник, гремя блюдцами у шкафа с посудой.

— Я ушла из школы после восьмого класса. Мне казалось, что я бессмысленно трачу здесь время. Хотелось работать по-настоящему, за зарплату. Или хотя бы получать стипендию. Было желание поступить в одно учебное заведение, но не срослось. Поэтому я просто ушла за Олей, которая выбрала для продолжения образования техникум около своего дома. Мама пыталась отговорить, но учителя мудро рассудили, что девочке лучше не мешать. И родители уступили «детским капризам».

Позже я приезжала к своим одноклассникам на последний звонок. Очень хотелось поприветствовать их, пожелать доброго пути. Но меня даже в зал не пустили. В то время сменился директор. Появились новые правила посещения школы посторонними, в числе который оказалась я. Оставалось постоять на пороге с ощущением недосказанности. Возвращаться сюда мне больше не хотелось. И дочь не захотелось приводить в учебное заведение, где так быстро забывают своих учеников. А вот как судьба повернула: в районе не нашлось ни одной школы, где можно теперь закончить образование. Одну сломали, вторая переполнена, в третьей к новеньким относятся, как к новобранцам в армии. Вот и пришлось возвращаться. Зато директор сейчас свой, из бывших преподавателей. Целый учебный комплекс создал, по всему городу слава. Буду теперь вместе с дочкой ходить в школу, как на работу.

Передо мной уже стояла чашка горячего чая и стопка печенья.

— Справитесь. Конечно, у нас теперь здесь во всем свой порядок. Но ведь это не плохо, освоитесь.

Мы допили чай и распрощались. Впереди были два года усердных занятий.

Зуев Михаил Александрович

Обабок и бздюха

— Петь, дай лабораторную списать, — Санька, как обычно, был плохо выбрит и нечесан.

— Хрен тебе! Не хочу опять на пару с тобой банан получать, — насупился Игорь и вновь уткнулся в телефон.

— Ну ты и бздюха!

— От голимого обабка слышу!

— Ребята, где вы таких словечек набрались? — неожиданно вмешалась Вика, самая страшненькая в группе. — По фене, что ли, ботаете?

— Да нет, отсюда почерпнул, — Игорь вытащил из рюкзака и бросил на стол тонкую брошюрку. — Препод сказал к лекции по экологии прочитать.

В заглавии на обложке из дешевой серой бумаги значилось: «Съедобные грибы Нечерноземья». Вика полистала, вздохнула и покачала головой: