Бесплатный фрагмент - Кристалл

Триллер + фантастика. Часть фантастики публиковалась в научном варианте. Автор надеется, со временем, представить кое-что из звучащих в произведении тем в строгом виде.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Камера. Или палата. Сейчас это одно и то же. Дневной свет попадает сюда через большое окно в потолке. Стекло не разобьешь и, наверное, даже не поцарапаешь. А в углу наверху электронная трубка — у охранника все перед глазами. Нет, это именно камера. Здесь не собираются лечить. Здесь, сказала эта красивая темноволосая гадина, его выведут на чистую воду.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Поль сразу обратил внимание на человека со знакомыми чертами лица, но времени рассматривать не было — начинался его доклад. Неприятная процедура, результат которой заранее ясен.

Тезисы еще вчера были выданы членам совета, и Поль ловил на себе иронические взгляды.

Прямо как дети, развлечений у них что ли мало?

Председатель объявил тему, Поль начал говорить и сразу почувствовал, что будет перестраиваться на ходу и сводить выступление к минимуму.

Это не только сегодня, а вообще свойство его характера — если не интересно, то и не надо. Им не интересно, они просто приготовились отсидеть положенное время на факультетском совете, а потом с вежливым ехидством дать ему три пощечины: «докладчик продемонстрировал слабый научный уровень», «выводы не могут обсуждаться всерьез», «продолжать финансировать такие исследования не имеет смысла».

Пусть.

Слава богу, он в жизни ни под кого не подстраивался. В детских компаниях и потом в студенческих всегда просто замолкал, если начинался балаган или им хотелось чего-то попроще. Как говорит его не очень культурный дед: «имейте себя самих».

Думают, через двадцать минут они его сотрут в порошок. Фигу им, а не порошок.

Вот тот, с доисторической мордой лица, наверняка будет кусать. Ну и получит. Сто лет занимается одним и тем же, сам себе надоел.

Хотя не следует распаляться, тут есть и неплохие люди.

Любопытно, на задних рядах немало студентов и молодых преподавателей. Пришли, потому что их привлекла его тема или чтобы пронаблюдать скандальный финал? Впрочем, там незаметно улыбок, внимательно слушают. И этот человек, лет тридцати с небольшим… что за странное ощущение очень знакомого лица?

Однако интерес молодежной части аудитории заставил все-таки Поля подробней остановиться на описании своих экспериментов, и получилось, что отведенного времени едва хватает, чтобы сформулировать окончательные результаты.

— Итак, двухлетние опыты с жидкими кристаллами привели меня к нескольким принципиальным физическим выводам, однако не только по кристаллографии, но и по мироустройству в целом. — Сразу несколько членов совета обменялись не обещающими хорошего взглядами. — Первый вывод состоит в том, что гравитационная постоянная не является универсальной постоянной. Она постоянна лишь на отдельных участках Космоса и в определенном космоисторическом времени, то есть имеет локальные — «местные» — значения, хотя эти локальности огромны по пространству и продолжительности. В нашем, так сказать, «здесь и сейчас» мы имеем такую именно, известную всем константу. Но это не значит, что она была таковой несколько миллионов лет назад и является таковой за пределами нашей Галактики и даже внутри нее.

— Гравитационная постоянная не постоянна для всей Вселенной? Вы делаете жалкую попытку низвергнуть Эйнштейна! Для этого, молодой человек, извините, нужно иметь гораздо больший мозг!

«Ну вот, тот самый».

— Мозг среднего неандертальца, как известно, был процентов на тридцать больше, чем у современного человека, в том числе у Эйнштейна, в связи с этим разрешите мне сформулировать второй вывод. Микромир, точнее — любая его сколь угодно малая часть, обладает всеми базовыми свойствами большого Космоса, но в инверсивном виде…

— Вывернутом? — спросил молодой голос из заднего ряда.

— Примерно. Только не требуйте многих подробностей — я представляю и передаю вам картину лишь контурно. Теперь, внимание! Соединяя первый и второй вывод, получаем третий: постоянная на огромных, но только отдельных, территориях большого Космоса гравитация при инверсии в микромир должна обладать свойством квантовых переходов. Однако не в однородном смысле, как квантуют пространство, а в сторону больше-меньше. За счет этих разниц кристалл может менять центр тяжести, то есть обретает способность перемещаться, а гравитационные контрасты в отдельных группах ячеек позволяют ему присоединять из внешней среды материалы сходной кристаллической структуры.

В задних рядах явно понравилось, но из переднего прозвучало:

— Вульгарно и фантастично.

— Позвольте тогда закончить доклад последним фантастичным, как вы изволили, выводом. Он касается закона сохранения, который, до настоящего времени, касался исключительно взаимопревращения веществ и энергий. Отнюдь не только материальные компоненты физического мира пребывают в состояниях расхода, накопления и связанных с этим балансов. В процессе взаимообмена с веществом и энергией находится также пространство и, в определенном смысле, находится время.

— Жюль Верн отдыхает! — довольно выпалил «доисторический», и коллеги поддержали его смешками.

— Хочу, в конце, только заметить, что на этот многосторонний обмен указывал русский физик Валитов. Член Нью-Йоркской академии, кстати сказать.

— Сделайте положенный взнос, и сами туда попадете.

И после реплики — «если денег не жалко!» — публика развеселилась совсем.

Чувствуя, что «зря», Поль все же не удержался:

— В отличие от русского ученого, я пришел к тому же совсем другими методами. А разный путь к одному и тому же результату свидетельствует в пользу этого результата.

Он еще не договорил, когда председатель, кивнув, снисходительно улыбнулся, как делают, соглашаясь с детской невинной глупостью.

Тут же всех не членов совета вежливо попросили вон.

Поль первым, и с удовольствием, покинул аудиторию.

…

Было легко.

Как-то всем телом, физически.

И сразу кинокадром вспомнился эпизод раннего детства. В дошкольном возрасте, в гостях на ферме деда, у Поля случился сильный запор. На второй день все принялись всерьез волноваться и собрались везти его в клинику, но дед категорически воспротивился и приказал ставить клизму. А чтобы пресечь разговоры о варварском обращении с ребенком, проделал все быстро сам. Круто. Но стало потом легко, как сейчас, и они с дедом выпили. Дед — два стаканчика виски, Поль — яблочный сок.

Странные совпадения — так хочется яблочного сока, пронзительно просто.

Однако с этим пришлось подождать. Вывалившая следом за ним молодежь встала сначала в робкий полукруг, потом задние подтолкнули передних, и пошли вопросы.

Поль думал, сперва, быстро отделаться, но не вышло — таким хорошим лицам просто нельзя отказывать. И вопросы умненькие, эрудиция у некоторых ребят явно намного выше обычных курсовых знаний.

Тема, конечно, очень тяжелая — все, в действительности, не так однозначно.

Действительность… кто и когда вообще сможет до конца понять, что это такое?

Но вот эти, за закрывшимися дверьми, считают, что поняли. Идиотизм какой-то: физике, как серьезной науке, всего с небольшим двести лет — смешной возраст. А они уверены, что мир у них уже на ладони.

Прорвалась вдруг маленькая девица, со словами:

— Дайте же место прессе!

— Ну дайте, — поддержал Поль. — А что за пресса?

— Наша университетская газета.

— Всегда рад служить.

— Знаете, газету читают на разных факультетах, а не только всякие физики. Могли бы вы объяснить сверхпопулярно про то, как пространство меняется местами с энергией?

— На каком-нибудь бытовом примере?

— Лучше всего.

— Отлично. Вы купили дом.

— Хорошо бы.

— Но потом вам понадобились деньги, и вы поменяли его на дом меньшей площади с разницей за метраж. Получили деньги, которые можно непосредственно приравнять к экономической энергии.

— Блестяще! Дальше я сама продолжу. Пустила их в оборот. Удачно или неудачно — мои проблемы. И если удачно — купила себе уже со-всем большой дом, — девица попробовала показать руками. — Отличная теория! А как ее реализовать на практике?

— Физика еще очень молодая наука.

— Жаль. Что-то мне подсказывает, я так и доживу до старости без большого дома.

— Поэтому я тоже советую пользоваться пока прежними методами, — Поль кивнул в сторону дверей аудитории, увидев уже выходящих оттуда «мэтров»: — Они так и делают, и у каждого есть большой дом.

Потом он заметил того самого человека и почти узнал… еще секунда… да, Рони Паркер! Одноклассник и ухажер его старшей сестрицы. Как-то странно они тогда после школы расстались.

Поль извинился и поспешил навстречу.

— Рони! Как ты здесь оказался? Тебя что, сделали членом нашего совета?

— Здравствуй. Я бы тебя не узнал на улице — очень повзрослел. И теперь ты прогрессирующий ученый.

— Прогрессирующий? Ты же слышал!

— Слышал, не огорчайся, мне лично понравилось.

— Ты имеешь отношение к физике кристаллов?

Ответ прозвучал уклончиво:

— Тут неподалеку есть одно тихое кафе, пойдем, я все расскажу.

В здании было шумно и суетливо, поэтому они не разговаривали по дороге, а только с любопытством поглядывали друг на друга. Еще бы — столько лет: была детская жизнь, а стала, вот, давно взрослая.

Рони всего несколько раз заходил в их дом, но Поль знал его и по улице, и по школе. Рони не мог не нравиться — корректный, с внутренним чем-то таким, что в голову сама лезла мысль: этот — точно уж не «пустой малый». Конечно, был влюблен в Джейн. А та… что говорить, сестричка всегда была стерва.

Хотя любимица деда. Тот даже почти взрослую сажал ее на колени и что-нибудь ласково приговаривал: «Вся в меня, если надо и ножичком пырнет», и в таком роде. До ножичков, конечно, не доходило, но пока Поль был физически слабее, пинки и прочие плюхи получал регулярно. Родители не возражали, потому что Джейн применяла их в воспитательных целях, которые, видимо с рождения Поля, сама на себя возложила. Лет с тринадцати физические воздействия прекратились, но едва ли хоть раз он слышал вопрос «Ты сделал уроки?» без прибавления слов: «обормот», «маленький негодяй» или чего-то такого. Сама же и проверяла.

О господи, она же знает про сегодняшний совет! Поль должен звонить ей вечером. То-то будет… Ну ладно, не в первый раз. Значит: он идиот и позор всей семьи, дед так обалдеет от горя, что сразу уляжется в гроб, еще через пару лет такой жизни Поль останется ни с чем.

Интересно, а она с чем останется? Со своими дипломами? Ее, видите ли, уже много цитируют в психиатрической литературе. Ах да, у нее будет мировая известность, и дедуля, наконец, сможет уйти на тот свет, счастливо улыбаясь. Браво!

Когда-нибудь он выскажет этой ненормальной все… вот, например, зачем она бортанула Рони? Живет одна в своем сумасшедшем доме… н-да, но звонить все равно придется.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Эта темноволосая — страшный враг. Из того мира, в котором все есть. А он всегда знал, что у него ничего не будет. С ранних каких-то лет, которые еще не запоминаются событиями. Но чем-то человек все равно помнит себя, и это было то самое ощущение — у него никогда ничего не будет. Потом он стал понимать, чего именно, и складывать по отдельности внутрь в копилку. Никогда не будет красивого лица. Он сначала узнал это с чьих-то брошенных слов: «Мальчик какой-то неприметный». Позже, вглядываясь в зеркало, сам пришел к такому же выводу. И не воспринял его болезненно. Потому что в копилке уже лежали другие «не будет»: хороших игрушек, что он видит у прочих детей, денег… Он рано перестал что-то просить, зная мамин ответ: «У нас мало денег». Не будет отца, которого никогда не было. И это единственное доставляло какое-то время боль, не хотело помещаться в копилку. То, что не будет денег, осело там быстро и улеглось. У кого-то их много, у других меньше, у них, вот, совсем-совсем мало. Тут не было равенства среди людей. Но почему нет того, что есть у всех? И он понимал — нет важного и дорогого. Потом оно тоже легло нечувственным грузом в копилку. Нечувственным там было все по отдельности, но вместе… Он узнал, где именно это находится, в неполные шестнадцать, когда две одноклассницы обсуждали проведенную в богатом доме вечеринку. Не саму, а то, что было после нее. Видели, что он стоит почти рядом, и не замечали. Как если бы стояла кошка или собака. И там, где солнечное сплетение, забилось и задрожало. И погнало его неизвестно куда. Когда он шел по каким-то улицам, дрожало уже везде. В щеках, в руках, от плеч до кончиков пальцев…

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Ты все-таки огорчен, Поль. Не надо к бару, давай сядем туда подальше, за столик.

— Нет, я не огорчен. Дед как-то сказал: «Главное — это то, что для тебя главное». Я спросил: «Что для меня главное?», а он ответил: «Не отступать от себя самого».

— У него ведь отличная лошадиная ферма?

— Ага, к старости стал совсем богатым. Его скакуны в последние годы берут призовые места на национальном дерби. Но выигранные деньги дед уже мало вкладывает в и так большое хозяйство, а отдает Джейн. Говорит: «Мальчик должен добывать себе сам, а девочке негоже в тюрьме сидеть». Правда, Джейн купила мне автомобиль.

— Она, я знаю, заведует очень хорошей клиникой?

— Да, а ты-то как, Рони?

— Я не физик, Поль. Я служу в ФБР… Ты удивлен?

— Нет, я хорошо отношусь к тому, что вы нас охраняете. Но наш совет, как эти крокодонты допустили тебя на закрытую часть?

— Из-за тебя.

— Не понял.

— Нам нужен специалист для одной небольшой работы, и я попросил дать характеристику на тебя. Они ответили: «Дадим любую, если заберете его отсюда».

— Добрые люди.

— Что будешь пить? Я угощаю.

— Яблочный сок.

— И немножко бренди?

— Пожалуй. В каком ты звании?

— У нас свои категории, но если по полицейским меркам, я — капитан.

— Не слабо для тридцати двух лет.

Голос Рони прозвучал в ответ как-то не бодро:

— Да, карьера складывается.

— А что для меня за работа?

— В общем, ничего особенного. Ты знаешь, конечно, гигантские карстовые пещеры в Кентукки? — Поль кивнул. — Отряд в моем подчинении должен изучить их на опасность использования террористами. Ты ведь разбираешься не только в кристаллах, но и в породах?

— Гранитные слои, известковые и так далее? Слабые места в сопротивлениях, пригодные для подрывов?

— Ну видишь, ты слета схватил.

— Там огромные многоярусные подземные площади, Рони. Насколько мне известно, нет даже полной карты этих пещер.

— Нас не интересует все это гигантское пространство, а лишь те его части, которые подходят под крупные населенные пункты. Спелеологи, в свое время, не очень хорошо их обследовали.

— Понятное дело, вы же им не платили.

— Зато тебе заплатим за две недели в размере двухмесячной профессорской ставки.

— Щедро. Только неприятно, что за это я должен благодарить террористов.

— Ты прав, что-то нужно было делать гораздо раньше.

— Есть одна просьба, Рони. Она как раз связана с тем, что мне перекрыли дальнейшее финансирование.

— Чтобы выдали часть денег вперед? Не беспокойся, аванс уже предусмотрен.

Поль мотнул головой:

— Другое. Понимаешь, производство сильных жидких кристаллов — довольно дорогая штука. По моим расчетам, их можно было бы очень дешево производить из естественных растущих кристаллов — сталактитов, сталагмитов — путем обработки специальным лазерным методом. Но доставить в лабораторию огромный кристалл дорого, да и лаборатории уже нет. А портативную лазерную установку мне выдадут под залог.

— Ты хотел бы проверить свой метод на месте?

— Да, именно.

— Формально я должен согласовать это с руководством. Насколько такое дело может задержать нашу основную работу?

— Ни насколько. Установку достаточно ставить на ночь, когда мы будем спать.

— Тогда можешь считать, что разрешение уже получено.

Официант принес им напитки, и они чокнулись за встречу и за успех будущей работы.

Рони и в школьные годы был очень привлекательным малым, Поль замечал, что сестрицыны подруги всегда на него поглядывали. А теперь еще в лице появились взрослые мужественные складки, ну просто киногерой.

— Скажи, Поль, а что ты собираешься делать с помощью своей установки — там в пещерах? Если я, конечно, пойму.

— Поймешь, никаких проблем — тут подойдет элементарная аналогия. Ты ведь ходишь в спортивный зал? Я помню, любил очень в колледже спорт.

— И сейчас люблю. К тому же, тренировки у нас обязательны.

— А в процессе занятий становишься сильнее, верно?

— Могу похвастать — даже продолжают расти показатели.

— Вот. Но в биологической основе твой организм дан тебе от природы. И ты раскрываешь все его возможности, верно? Силу разных мышц, их быстроту, гибкость сухожилий, реакцию. У каждого человека свои природные данные, но у каждого можно раскрыть их до максимума, сделав его гораздо сильнее просто среднего человека. Ведь даже были случаи, когда в спорт отдавали слабеньких совсем детей, чтоб просто поменьше болели, чтоб, в лучшем случае, подтянуть их до нормального уровня, а они потом становились чемпионами мира…

— Стоп, Поль, ты хочешь раскрывать возможности кристаллов?.. Но как? И что они могут?

— Второй вопрос — самый главный. Мое убеждение, Рони, мы вообще очень мало знаем еще о природе. О том, что у нас под носом. А эти болваны, — он дернул головой откуда пришли, — представь, уже лет двадцать свистят, что вот-вот откроют происхождение вселенной.

— Я тоже слышал не раз, и признаюсь, всегда возникал какой-то внутри протест.

— Браво, Рони! Это естественная реакция психически здорового человека. А наших горе-физиков я сравниваю с яблочным червем, желающим, быстренько так, узнать не только про все яблоко, но и про его происхождение.

— Поль, ты-максималист выступаешь против научного максимализма?

— Они не максималисты, а шарлатаны. Я легко покажу тебе это, если продолжу рассказ про червяка.

— Продолжи. Хотя предвижу нелестные параллели.

— Оно и будет. Ну прежде всего — хотеть знать, как именно произошло яблоко, в котором он живет и питается, желание совсем не плохое, укорять червя за такую любознательность несправедливо. Однако что именно он хочет узнать?.. Поясню — облазит он вдоль-поперек это яблоко, поймет все про содержимое и внутреннее пространство, а скоро — ну пусть и не очень скоро — заметит, что яблоко-то растет! «Ага, — скажет червяк, — ясно теперь как оно произошло: раз расширяется, стало быть — крутим назад — оно возникло из чего-то очень маленького»… А, ничего не напоминает?

— Постой-постой… возникновение вселенной из точки?

— Конечно! И такой же, как ты сейчас, сделает вывод червяк… э, я не в прямом смысле, ты понимаешь.

Поль увидел в ответ знакомую с детства улыбку, и дружелюбная насмешливость промелькнула — как тоже тогда.

— Ну вот, только яблоко не возникало из косточки путем ее какого-то взрыва. Оно вырастало из завязи, а та — из цветка, цветок — на ветке и дальше-дальше до самых корней. Тогда возникновение чего хочет выяснить червь? Яблони? Вообще деревьев? Может быть — фауны, как таковой?

Он ожидал веселой реакции, но лицо Рони показалось очень серьезным, и взгляд был не здесь…

— Знаешь, Поль, жизнь и должна быть необъятной, не измеримой мной, тобой или вот тем червяком, иначе, оказавшись исчерпанной, она бы стала просто ненужной… Наивные слова? Но по-другому сейчас не умею.

— Совсем не наивные. И очень понравились бы в античном мире, там любили лозунг — «Истина говорит простыми словами». А дед твою мысль изъясняет по-своему.

— Это как?

— Если все будешь знать, оставишь ни с чем Господа Бога.

— Здорово… интересный у вас дед.

«Не у тебя, а у вас» — вот и ясно, что ничего не забыто.

А память тех дедовских слов напомнила о другом:

— Знаешь, мне его слова недавно отозвались. Во сне привиделось — я лишил человека чего-то для него важного, и вдруг еще узнаю — а у него это единственное что было. Рони, я испытал какой-то нечеловеческий ужас — не знаю, что я именно сделал, но я сделал, и невозможно вернуть! Вот сейчас внутри холодеет — вдруг снова почувствую… Похоже на бред, да?

Ответ прозвучал не сразу.

Голова качнулась:

— Нет.

И улыбка совсем другая, с выражением, которого он раньше не видел.

Сколько их разных улыбок у человека?

Наверное, столько же — сколько и чувств.

— Ладно, Поль, уходим из негатива. Только ты не объяснил до конца, что будешь делать с кристаллом.

Поль обрадовался — а что может быть приятнее, когда кому-то ты интересен.

Но тут же, взглянув на часы, Рони издал жалобный звук:

— М-м, всегда не хватает на самое нужное. Я вылетаю через два часа, а ты — завтра. Вот билет, по прилете тебя встретят. А оставшееся все расскажешь мне по дороге.

— Дже-йн, здравствуй, сестричка. Ты знаешь, кого я сегодня встретил?

— Не валяй дурака, Поль. Как прошел совет?

— Подожди, я встретил сегодня…

— Не морочь голову! Ты провалился?

— Молодежи понравилось, было много хороших вопросов.

— Тебя выбросили из университета? Я поняла, Господь Бог так рано забрал наших родителей, чтобы они не дожили до этого позорного дня! Теперь, Поль, ты решил отправить на тот свет бедного дедушку?! Негодяй, все, что я тебе говорю, уходит в песок! Из маленького негодяя ты вырос в большого. Не смей отводит трубку от уха!

— Я слушаю, Джейн.

— Что толку?! Почему ты не можешь работать как все по стандартам?!

— Сестричка, о тебе пишут, что ты нестандарт и новатор, я прочитал с таким удовольствием…

— Плевать на твои удовольствия, дурак! Сначала я десять лет работала именно по стандартам! Дед говорит: «Если курица не может нести обыкновенные яйца, не жди от нее золотых». Поль, скоро ты останешься ни с чем.

— А-а…

— Господи, моего брата выкинули из уни-вер-си-тета!

— Мне предложили очень дорогую работу.

— Что?!

— ФБР

— Кто?!

— Я тебе расскажу, я скоро буду рядом. Ты не волнуйся, Джейн, ты только не волнуйся, и… ну правда, зачем огорчать всякими мелочами дедулю?

— Он с тебя шкуру спустит!

Поль некоторое время слушал гудки, раздумывая — «сдаст» его милая сестрица деду или не «сдаст».

Ночью приснился сон. Цветной, что никогда не бывало по хорошему поводу.

Он сам — на улице неизвестного города, прямо посреди проезжей части, но пустой от машин. Там ему неудобно и неловко. А люди на тротуарах — все со знакомыми рожами. И девчонка-журналистка говорит что-то в большой микрофон, показывая в его сторону пальцем. Но как-то мимо. И Поль цепенеет от ужаса: совсем рядом — на лошади дед. С искаженным от гнева лицом и с толстой в свешенной руке плеткой. Озирается вокруг и тоже его не видит. Вдруг девица бежит прямо к нему: «Он, он забрал мой дом!». Она подбегает вплотную, но лицо меняется, и он видит свою сестру Джейн. Хочет сказать, что не забирал ее дом, а автомобиль — вовсе не дом, и она подарила его сама, но понимает, что не успеет, все его видят, и сейчас будет крышка…

— Тьфу, в болото! — на будильнике было без несколько минут до звонка.

Как он вовремя проснулся! А то б растерзали. Думали, он до самого звонка будет спать. Хе-хе, не на того напали.

С другой стороны, шевельнулось в успокоившейся голове, может и вправду — бросить все и отправиться на ферму к деду, обучиться лошадиному делу?.. Ну, хлестнет дед пару раз плеткой, скажет: «Говорил тебе — не лезь в лаборатории препараты нюхать? У тебя голова от этого в полоумство войдет! Говорил?» Поль понуро кивнет, получит напоследок щелбан, и они с дедом запьют все это хорошим виски. Потом он женится на какой-нибудь местной кукурузной девочке, потом она нарожает ему детишек, они будут расти, вырастут… и полезут в лаборатории препараты нюхать. Что получается? Он окажется лишним звеном в цепи.

— Нет, дедуля, — произнес Поль, запуская душ. — Фигу тебе, дорогой!

Поль вылетел, как и положено, десятичасовым рейсом, был встречен в аэропорту кем-то из сотрудников Рони, а еще через тридцать минут сидел с самим Рони на заднем сиденье джипа, за которым шла большая машина с бойцами его команды, провиантом для пещерной жизни и прочими причиндалами.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Он совсем не думал о законах своего штата — есть там смертный приговор или нет. Оказывается — есть. Смерть все равно придет. Такая, пожалуй, лучше, чем та, что пришла к матери. Она и не говорила про боль, не думала, что это серьезно. Потом хирурги сказали, что за результат не ручаются, пусть сама выбирает — химию или нож. Когда он перед операцией пришел в клинику, они немного поговорили о доме, потом помолчали, и на прощание мать сказала: «Вот». Он не запомнил свои слова, только потом на улице мелькнула мысль от синего неба над головой: «За что?».

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Маршрут лежал через городок Джейн, и Поль сразу поставил вопрос ведром:

— Рони, мы вряд ли сорвем двухнедельную операцию, если на пятнадцать минут заедем к моей сестрице. А?

В ответ послышался невразумительный звук, сопровождаемый таким же малопонятным движением головы.

Прекрасная летняя погода способствовала настроению.

— Ты знаешь, Джейн за эти годы не стала хуже. Я, конечно, не про характер — тут хуже и некуда. Я про всякое такое… занимается спортом, да… соблюдает себя… По-моему, у нее и дружков-то нет, живет, как в норе гадюка. Ей-богу, любопытно взглянуть! И в сущности, она очень добрая — подарила мне из дедовых денег автомобиль. Наверное, старик ей сам намекнул, чтоб не жадничала.

Рони поискал более удобное положение в кресле и, кажется, не нашел.

— Пятнадцать минут — не деньги. К тому же она просто убьет меня, если я не объясню, что устроился на хорошую работу. Это серьезно, Рони. Она ни за что не поверит мне на слово.

— О’кей, остановимся. Однако ты обещал мне продолжение о кристаллах и о своей теории. И на совете ты говорил про жидкие кристаллы.

— Да, но имей в виду, я буду излагать очень схематично, показывая проблему в контурах и крайне упрощая там, где в действительности фигурируют многообразные детали.

— Именно так и нужно.

— А госпиталь прямо у въезда в город, там площадка для машин.

— Хорошо, я дам команду остановиться.

Поль чуть задумался перед началом…

— Жидкий кристалл — совсем не жидкость в обычном ее понимании. Не в том смысле, чтобы разливать его по стаканам. И он не позволит опустить в себя ложку. Его ткань способна быть пластичной и упругой. Главное же объединяющее с жидкостью свойство — это текучесть. Некоторые жидкие кристаллы могут принимать любую форму. — Рони кивком дал понять, что на этом не надо задерживаться. — У них, как и у твердого кристалла, первичным структурным образованием является так называемая элементарная ячейка, которая, множественно повторяя себя, и составляет кристалл. Она бывает разной — кубик, параллелепипед и в таком роде. Это очень маленькие структуры — в размерах микромира, где все определяется силами атомных связей. По сути, элементарная ячейка не совсем материальна. Она материальна лишь в своих углах, где помещаются атомы, но грани фигурки есть силовые стягивающие плоскости.

Рони по-школьному поднял руку:

— Что же внутри?

— Внутри тоже находится несколько атомов на пересечениях главных диагоналей, но это ничего не меняет по существу вопроса. Ответ на него: внутри — напряженное пространство.

— То есть — силовое?

— Да. И по такому же принципу, с моей точки зрения, устроен космический вакуум. Можно сказать, это в своем роде бесконечный жидкий кристалл с очень легкими ячейками, потому что их стягивают не атомы, а элементарные частицы — невероятно легкие по сравнению с атомами. Только про космос пока не буду — про него потом. А вот про твой спортивный зал сейчас вспомним. Значит, каждый человек, если сделает на это серьезную жизненную ставку, может стать хорошим мастером в каком-то из видов спорта. Олимпийским чемпионом не станет, это редкий удел, но в любом случае, кроме конкретного мастерства, будет еще очень сильным, очень здоровым человеком. Согласен?

— Ну, может быть, кроме стрельбы, где иногда выступают толстые мужики и тетки.

— Да, это мы пропускаем, везде есть свои исключения. И едем дальше. Если существуют жидкие кристаллы с пластичной структурой, то почему, подумал я, это предел кристаллических структур? Вполне возможно, что кристалл можно, аналогично человеку, развить. И стало понятно — в каком направлении. Физика довольно давно уже знает о колебаниях кристаллических решеток, происходящее от электромагнитных колебаний атомов. Это понятно, да?

— Ну, не то чтоб оно мне родное… но продолжай.

— Только эти колебания у каждой элементарной ячейки свои, они не синхронизированы по всей системе кристалла. И я поставил маленькую такую задачку: путем определенной резонансной программы синхронизировать колебания ячеек, а затем довести амплитуду до максимума.

— До максимума — то есть натренировать, как человека в спорте?

— Именно.

— Но позволь, все равно эти колебания будут незначительными относительно нашего большого мира. И что от того, что крохи кристалла начнут двигаться в такт?

— О, не торопись. Начнем с важного, хотя и не главного. Скажи, обычный мальчик-подросток сможет одной рукой выжать, ну допустим, пятнадцать килограммов?

— С усилием… да, сможет.

— Однако никакой мужчина не сможет выжать одной рукой сто пятьдесят килограммов. И явись этакий в нашем мире, мы бы не сказали, что он незначителен, особенно, если окажется с буйным нравом.

Рони улыбнулся и кивнул головой:

— О’кей, убедительно.

— Переходим теперь к самому главному. Да, силовой элемент каждой крошки-ячейки — он малый. Но сколько их, Рони! Вот миллион долларов — это же прорва ничтожных центов, никто не нагнется, поднять один такой с мостовой. А вместе это не просто «много», а сила, мы называем ее — капитал, потому что он способен, действуя, сам себя увеличить. А один цент, или их кучка, так и останутся ни к чему не способными. Понимаешь, возникает свойство системы, которыми не обладают отдельные ее элементы, ни в какой мере не обладают. Такой эффект в науке называется…

— Эмерджентность.

Поль, не закрыв до конца рот, просидел несколько секунд, переваривая…

— Э, Рони, там у вас учат не только бить и стрелять?

— Просто нелепый случай — вместо лекции о сексуальных извращениях в Голливуде к нам заскочил чувак с рассказом про кибернетику. Но вот не успел тебе вчера сообщить — когда мы выходили из аудитории тот тип, что на тебя нападал, сказал другому члену совету: «А мысль этого парня о гравитационной константе, кто знает, может оказаться и верной» — «Пусть, но только не при моей жизни». И оба рассмеялись. Поль, это может сильно ударить по современной физике?

— Не по всей, а только по астрофизике. Закон Ома не изменится, и лампочки будут гореть по-прежнему. А кроме того, переход к новой модели мироустройства не отменяет многих результатов старой. Очень яркий пример — вращение земли вокруг солнца. Когда это выяснилось, оказалось — старый годовой календарь, от солнца вокруг земли, рассчитан ничуть не хуже, чем можно это сделать на новой основе, и им долго продолжали пользоваться.

— Чего же они испугались?

— Удара по своей научной биографии. Кому приятно узнать, что он всю жизнь копал не в том месте.

— Но твои раскопки ведут к совсем новому, да? Это очень трудно понять?

— Как ни странно, совсем нетрудно. Мы немного уже говорили о простоте истин. Но сейчас от себя уточню — все фундаментальное обязательно должно быть очень-очень простым. Или по-другому, основу нельзя упростить — иначе она не основа, а уже какая-то надстройка, конструкция — нечто вторичное. Отсюда следует, основа — принципиально проста.

— Хм, мне нравится твоя логика.

— Отчасти только, моя. Пришел к этому сам еще студентом, но с некоторым опозданием.

— Это с каким?

— На шестьсот почти лет. Николай Кузанский, такой был, в пятнадцатом веке.

— Ну-у, в масштабе космических пространства и времени это совсем пустяковое опоздание. Можно считать погрешностью измерения.

— Ха, ладно. Но вот про время сейчас и начну. Двести, или с лишним, миллионов лет назад, ты знаешь, на земле жили всякие «завры», «донты»…

— «дактели», — Рони помахал кистями-крыльями.

— Именно! А многие гады достигали совершенно гигантских размеров. И среди них были летучие, весом, этак, в двести пятьдесят килограммов. Можешь себе представить?

— Н-не очень хочется. Они были зубастые?

— Ну, не просто же так. Но сейчас о другом — как они могли летать на кожистых перепонках, натянутых на тонких костях?.. Такой материал серьезного веса не выдержит. Во-вторых, у самых больших морских птиц — альбатросов — размах крыльев около трех с половиной метров при весе в десять килограммов. А отношения крыла к подъемной силе никто не отменял. Следовательно, даже если совсем минимизировать, размах крыльев у них не мог быть меньше восьмидесяти метров.

— А сколько было на самом деле?

— По ископаемым остаткам — не больше двенадцати. И ты хорошо напомнил про зубы. Подобной туше требуется много пищи, а охотиться она с воздуха. Значит, она не просто летала, а совершала в воздухе маневры.

Рони, сменив позу с расслабленной, сел в кресле строже.

— Послушай, я люблю телепрограмму «Нейшнел джеографик» — про людей, сам понимаешь, смотреть много надоедает. Вот недавно совсем, они рассказывали про орлов, и помню — крупные особи весят не более восьми килограммов. Но самое интересное, какое-то время назад в Новой Зеландии откопали скелет доисторического орла, предположительно, весом около двадцати килограммов. А генетическая экспертиза установила, что такой вид сейчас на земле не водится. Причем специалисты-орнитологи заключили, что такой орел не мог высоко летать, в общем — трудно чуваку приходилось. Я сразу тогда подумал — а с чего это он так отъелся и существовал из поколения в поколение? Как вообще такой вид мог сформироваться? Если организмы развиваются в неблагоприятную для себя сторону — это же нонсенс.

— Браво, Рони, замечательная история! Любая конструкция имеет ограничения на свои размеры. Если орлу добавить вес и увеличить крылья — кто ему добавит силу, чтобы так же активно двигаться? И сто раз известно, что самыми активными являются мелкие звери, а самыми медленными — слон, бегемот, кто там еще…

— Носорог, но вернись к «заврам».

— Да. Не так давно один толковый биолог посчитал, что сердце, у самых крупных видов, не могло гонять кровь по такой махине с нужной скоростью, то есть обогащать кровь кислородом. Вывод понятен?

— Земное тяготение было гораздо меньше?

— В несколько раз. Но масса земли не была меньше в несколько раз, ну может быть — процентов на двадцать.

— Гравитационная ситуация была другой? Но как это возможно?

— Нет, Рони, именно — по-другому невозможно. Просто, некоторые постоянства людям с детства вбивают в головы.

— Объясни.

— С удовольствием, ты благодарный слушатель. А им, вот, не объяснишь!

— Ты про вчерашних?

— Тех тоже. Нет, я про деда и Джейн. Тот хочет сделать меня потомственным коннозаводчиком, а эта — серым карьерным профессором. Хорошо хоть, спрячусь на время от них в пещерах. И знаешь, я начинаю понимать, почему наши далекие европейские предки уходили в монастыри. Это — непонятая часть человечества.

— Ну, не отчаивайся. Эти предки еще говорили: «Делай что можешь, и пусть будет что будет».

— Да?.. Тогда я продолжу. Океан. Представь его себе.

— М-м, а какой?

— Вот! Ты замечательно мыслишь, Рони. Я сделаю тебя соавтором.

— Увы, Поль, моя скромность не может принять такой дар.

— Скажи лучше, боишься — тебя будут полоскать как вчера меня.

— Это тоже. Так какой океан?

— Пусть будет Индийский. Но сразу вопрос — вот прямо в данный момент? И второй — а в каком именно месте?.. Возможно, у берегов Мадагаскара сейчас сильный шторм, а вблизи Цейлона спокойно — купают слонов и туристов. У Индонезии невысокие быстрые волны, а у Австралии такие же, но набегают медленнее.

— То есть ты про строение Космоса.

— Не угадывай так сразу, а то неинтересно рассказывать.

— Постараюсь, хотя я уже понял, что космическое пространство неоднородно — и топографически, и по времени. Но дальше мне видится смутно.

— О`кей. Теперь мы с тобой сидим на высоком берегу океана, а перед нами, вдали-внизу, две бухты. В каждой у причалов по одинаково груженной барже. Со стороны океана у одной бухты узкий проход, то есть бухта закрытая, а другая открытая — волна проникает в нее совершенно свободно. Вода прозрачная, блестит на солнце, и вообще мы в нее не всматриваемся, зато баржи видны хорошо…

— Поль, прости мою неделикатность, но что делать — у нас регулярно проводят тренинги на экспресс-анализ экстренных ситуаций и срочный поиск достоверных гипотез. У меня, как назло, высший балл.

— Видишь, Рони, за одно и то же тебе выставляют высший балл, а меня выставляют из университета. А еще говорят, что Америка страна равных возможностей.

— Смотря как понимать равенство, ведь можно сказать, что мы оба «получили по полной».

— Еще издеваешься. Ну давай, валяй про свою гипотезу.

— Нет, просто я озвучиваю твою.

— Озвучивай.

— Космическое пространство — не пустое, это некая волновая среда. Но она не поддается нашему непосредственному ощущению — как, например, рыба не знает, что такое вода. Ей, наверное, тоже кажется, что она движется в пустоте, а движение хвостом и плавниками с внешней средой просто не связаны. Как мы переставляем ноги, не думая ни о чем.

— Очень неплохая аналогия, продолжай.

— Представить себе постоянную волну нельзя — была бы неподвижная среда, а в такой ничего не рождается.

— Верно. Я недолюбливаю теорию эволюции за ее тотальность, но что-то верное есть, а Дарвин ведь ее построил исключительно на принципе изменяющейся окружающей среды. Однако возникает еще одно возражение, и оно самое главное: если бы океан был всегда одним и тем…

— С одной и той же волной?

— Да. Люди, из числа поумней, стали бы спрашивать себя и друг друга — а почему океан вот такой? Именно такой?.. Ну кто установил эту амплитуду волны и эту ее частоту? Ведь волна могла быть выше-ниже, чаще накатывать на берег или интервалы могли быть реже. Пусть даже так создал Бог — а зачем ему так?

— Интервалы? Секунду, Поль, — Рони задрал подбородок и уставился вдаль… голова слегка покивала… и с радостной улыбкой вернулась на место: — Готово! Излагаю теперь твою теорию от начала и до конца. Позволяешь?

— Ты мой начальник, не церемонься.

— Итак, никаких Вселенских констант быть не может. Они существуют лишь на отдельных участках Вселенского океана. Пример — две твои одинаково груженные баржи. На разной волне одна будет выглядеть легче другой.

— Не только выглядеть, Рони, она и будет легче. Давай дальше.

— Дальше мысль о твоих «интервалах» — промежутках времени между волнами. Это базовое время участка Космоса, и оно разное в разных его местах, так?

— Так, это базовая частота событий. Опять обрати внимание, никого не интересует — почему скорости процессов в нашем мире именно такие, например периоды полураспада элементов… впрочем, это другая история, давай закончим с гравитацией.

— Заканчиваю. Когда-то на Земле, а правильнее сказать — на какой-то вокруг большой космической территории, была очень легкая гравитационная обстановка. И у нас кишело все огромными тварями. Но обстановка стала меняться. Однако даже земной океан не меняет свои волны очень быстро. А космический ход времени логично сопоставлять с земным так же, как соотносятся земные и космические пространства. И вот на промежуточном этапе мы видим новых животных — уже не гигантов, но все же слишком крупных для нашего притяжения. Я про того орла.

— Правильно, и других подобных. В пластах десяти-пятнадцати миллионной давности скелеты птиц с размахом крыльев в шесть-восемь метров находили нередко. Но все эти виды, как тот орел, пропадают затем как вид. Значит, для всех них происходит неприемлемый переход — они не приспосабливаются в сторону меньших размеров.

— Отлично, Поль! Мне нравится твоя теория. Знаешь, чем она очень похожа на истинную?

— Чем?

— Не за что зацепиться. Но надо еще поговорить о космическом времени.

— Это замечательно интересная тема, Рони… Ой!

Вдали замаячили городские постройки.

— Что с тобой? Ты даже побледнел. Тебе плохо?

— Да, но скоро будет еще хуже. Рони, я тебя умоляю, скажи Джейн, что вы отобрали меня как самого лучшего по тесту, который проводили среди двадцати человек. Ой! Главное — продержаться первую минуту! Скажи, компьютер отобрал из двадцати самого лучшего.

— Джейн! — Поль быстро оглядел стол, за которым сидела красивая темноволосая женщина, на предмет тяжелого удобного для руки. — А я к тебе не один! Там в машине сидит Рони Паркер. Рони! Представляешь?! Оказалось, именно ему поручено ответственное пещерное задание государственной важности. Знаешь, сколько мне заплатят? В четыре раза больше, чем за такое же время университетской работы!

Вперившийся в него взгляд, с пугающей темнотой в широких зрачках, куда-то отъехал.

— И что ты собираешься делать после этой пещерной халтурки?

Голос прозвучал не резко и непривычно тихо. Поль понял — начало выиграно, он сбил противника с темпа.

— Я все обдумал, я полночи не спал.

— Я, между прочим, тоже.

— Слушай, ты абсолютно права. Но мне только лишь двадцать пять.

— В этом возрасте я уже выступила на международном конгрессе.

Слова не прозвучали, а тихо прошелестели — Поль даже чуть растерялся.

— Ты права, надо сначала завоевать необходимую научную репутацию. И совсем не страшно, что я провалился на первых в своей жизни исследованиях. Это не конец, у меня ведь диплом с отличием лучшего университета страны.

Голос слегка поднялся:

— Чего нам с дедом это стоило, а? Сколько раз он тебя колотил?

— Но согласись, был и мой маленький вклад. С таким дипломом я все равно устроюсь в серьезную лабораторию и, обещаю тебе, буду несколько лет терпеливо просеивать песок через сито… Что ты смотришь на мои руки?

— Смотрю, не сложилась ли одна из них в фигу.

— Джейн, я распишусь тебе кровью! Могу прямо на заборе, пусть медсестра отольет полбанки из ваших запасов. — Кресло метнулось вбок к вазе с цветами. — Только сначала тебе надо поздороваться с Рони.

И медленно вернулось назад.

— … зачем?

— Почему ты не хочешь?

Голос обрел себя:

— Поль, у «не хочешь» не бывает «почему». «Почему» бывают только у хотений, они называются мотивациями.

— Да, постарел он, износился на службе, просто жалость берет. Полысел даже.

— Хм…

— Неловко, знаешь. Ты красивая, богатая, на взлете. А человек — на серой государственной службе, и сам сделался никакой.

— Жаль.

— Ну, поздоровайся ради приличия.

— Ты прав, пожалуй. Пойдем.

Открытый джип стоял недалеко от входа, и было видно, как Рони, поглядывая в переднее шоферское зеркальце, непонятно зачем трогает свои хорошо стриженые волосы.

— Капитанишка всего-навсего. — Поль замедлил шаг, заставив сестру идти впереди. — Что его ждет? Ну, бригадный генерал или чуть больше.

Рони несколько суетливо стал вылезать из машины. Хотел закрыть дверцу, но не закрыл, и так, держась за нее, остался торчать…

— Здравствуй, Джейн.

— Здравствуй, — она для чего-то кашлянула. — Спасибо, что пристроил нашего болвана.

— Ну что ты, его отобрал компьютер. Мы протестировали, э, тридцать два кандидата.

Поль поправил:

— Еще один парень набрал такие же баллы. Но Рони вспомнил, что я же твой брат. Теперь у меня будут деньги, пока не устроюсь в хорошую лабораторию.

Джейн тоже зачем-то поправила свои хорошо лежащие волосы.

Любопытно, Поль раньше не замечал, у них волосы совершенно одинакового цвета.

— Там, в этих пещерах, не очень опасно?

— Я обещаю доставить его в целости и сохранности.

— Ну-да, значит, еще увидимся.

— И… может быть, отметим удачное окончание где-нибудь в местном ресторане?

— Да, почему бы нет. — Попытка улыбнуться вышла немного жалкой, как и прощальное движение рукой. Но Джейн тут же скомпенсировалась. — А с тобой, негодяй, я еще разберусь. Носом, разбитым, будешь писать на заборе!

Подзатыльники она всегда умела давать так быстро, что у Поля никак не хватало на них реакции. Ладно, по такой ситуации это пустяк, могла бы и действительно въехать в нос.

Он первым уселся в джип и, почувствовав безопасность, ободрился:

— Скажи дедуле, я весь в пещерах. По зову родины! Привет всем твоим сумасшедшим. Успокой их, мы справимся!

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

А хорошо бы добраться до этой красивой твари, прежде чем она отошлет его в камеру смертников. Как он добрался до своего хозяина автомастерской. Тоже красивого. И наглого. Любил говорить: «Я сделаю из тебя человека». Еще любил рассказывать им о своих бабах. И как он дурит молодую жену. Надо было слушать за маленькую зарплату. Одно и то же в двадцатый раз. Но все терпели. И каждый день сносить дежурную фразу: «Я сделаю из тебя человека». Пока дрожь внутри не забилась, растекаясь по телу. И он за две бессонные ночи решил, как это сделает. Не хуже, чем с тем негритенком, взявшим за правило торчать с компанией рядом с его калиткой, оплевывая все вокруг. Он просто сказал, чтобы не пачкали здесь. Тогда гаденыш стал, проходя мимо, бить ногами в калитку. И каждый раз смотрел на улице злобными бесстыжими глазами. Он потом видел эти глаза. И у хозяина видел. И еще у одной паскуды, что оскорбляла его. У всех одинаковые — с трусливой животной мольбой. От страха потерять свою шкуру. Твари. Одетые под человека. А мать просто посмотрела на него, когда они прощались, и отвела взгляд, чтобы он не заметил чего-то грустного.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Вся группа остановилась в мотеле, от которого до входа в пещеры было около мили. Надлежало еще что-то проверить, разложить по индивидуальным рюкзакам груз, а в пещеры отправиться — завтра утром.

Поль заметил у всех бойцов чехлы с автоматами.

— Разумеется, — пояснил Рони, — военные люди не ходят в неизвестные места без оружия.

— А мне?

— Тебе, как в детстве ты сам любил говорить, фигу.

— Я и сейчас так люблю. Ну, хотя бы фонарик.

— Несколько фонарей у нас есть, но главным образом мы будем обходиться липучками.

— Чем?

— Такие маленькие очень удобные штуки на мощных батарейках. Их бросают в верхнюю часть свода или на стену, и они дают хорошее электрическое освещение на много десятков ярдов. Прилипают и горят так около месяца.

— Значит, это и маяки для возвращения назад?

— Конечно, если мы по пути не обнаружим другие выходы на поверхность.

— Они могут быть?

— Да, при строительстве в городе, где мы недавно побывали, закладчики фундамента наталкивались на верхушки пещерных полостей. Кое-что есть на карте.

Поль тоже занялся делом. Сначала проверил, надежно ли упакована его небольшая лазерная система, потом принялся примерять одежду.

Штаны, куртка, ботинки оказались, и правда, в точь на него, но свитер… на груди он свисал продольными складками.

— Рони, что это такое?

— Что?

— Это у меня тут маленький размер, а не у гваделупской любовницы.

— Хм… досадно. Но все-таки в главном мы не ошиблись.

— В чем?

— Было бы хуже, если бы ей послали свитер, а тебе лифчик с чипами для прослушивания.

Отправиться к пещерам предстояло с рассветом, и Рони приказал всем не торчать вечером у телевизора и отправиться спать.

В четыре часа утра раздался телефонный звонок. Через минуту автомобиль летел по абсолютно пустым темным улицам. «Побег! — крутилось в голове. — Побег! Но побег из госпиталя не-воз-мо-жен!! Это позор. Нет, это хуже! Сбежало страшное существо. Уже почти готово заключение о полной вменяемости отвратительного убийцы, умного и самого опасного из всех известных зверей. Как такое могло произойти?!».

Через несколько минут машина осела на тормозах рядом с двумя полицейскими автомобилями. Люди в формах, шериф, сотрудники медперсонала и еще… кого-то грузят на носилках в санитарный фургон.

— Шериф, это очень опасно!

— Да, доктор, мне уже сказали, кто он. Один ваш санитар убит, охранник, бывший за пультом, тяжело покалечен.

— Непостижимо! Они должны были проявить фантастическую халатность! Но, все равно, шериф, главное ответственное лицо — это я.

— Не будем сейчас про виновных, док, нам прежде всего нужны его фотографии, словесное описание у меня уже есть. Выезды из города блокированы, хотя я не уверен, что он не успел ускользнуть.

— Лучше бы успел, в городе он более опасен, чем на автострадах. Пойдемте ко мне в кабинет, я дам его фото.

Многие двинулись следом за ними. Кто-то из работников персонала сообщил, что беглец скрылся на их небольшой грузовой машине для хозяйственных нужд, что стояла на задней стороне госпиталя.

— Да, док, — подтвердил шериф, — наша патрульная служба уже разыскивает эту машину.

Фотография была тут же кем-то унесена, шериф сказал, его люди продолжают осматривать место происшествия, еще — труп санитара нашли в палате, а потерявший сознание охранник лежал у наружной двери.

— Он поднял его указательный палец к дверному сенсору, док. Потом спокойно сел в грузовую машину. Пока мы не знаем, насколько он нас опережает. Охранник через какое-то время на миг пришел в себя и закричал. Его крик услышал дежурный врач.

— Черт бы меня побрал!

— Зачем так, док?

— Затем, шериф, что всем больным выдается удобная спортивного типа одежда. Она спокойного синего цвета.

— И что?

— Надо было предусмотреть на спине яркую метку. Знак госпиталя, конечно.

— Задним числом все понятно. И я не меньше вас отвечаю за случившееся, ведь именно мы, при помещении убийцы в госпиталь, дали заключение о полном порядке системы охраны.

В кабинет вошли сразу двое из команды шерифа.

— Сэр, мы просмотрели кассету, таймер показывает, это случилось за пятнадцать минут до звонка к нам.

— И еще, сэр, — заговорил другой, — примерно понятно, как именно он все проделал.

— Продолжай.

— В палате мы нашли пятидесятицентовую монету, она может быть только из кармана охранника, ведь так, мэм?

— Верно, у санитаров даже нет на одежде карманов.

— На кассете после убийства санитара сразу идет затемнение, он набросил его шапочку на камеру.

— Простите, как он убил этого мощного человека?

— Проткнул пальцем глаз.

Шериф продолжил:

— И так же разделался с охранником, только удар не оказался смертельным. Ты говорил — монета…

— Да, сэр. Нанес удар санитару, закрыл камеру наблюдения — это почти в одно мгновение. Охранник не заметил сразу, что произошло — у него ведь еще девять экранов. Потом увидел затемненный экран и поспешил в палату.

— Джентльмены, он не мог этого сделать, не включив предварительно блокировку двери, которая уже не реагирует на сенсор. И тут же бы зазвучала сирена.

— Тем не менее, мэм. В палате он получил страшный удар, убийца отволок его к двери и приложил палец к сенсору.

— Не могу в это поверить, мы не просто инструктируем персонал, все схемы поведения отрабатываются в учебном классе и доводятся до автоматизма.

Неожиданно, громко и идиотски вихляясь, зазвучал мотив песенки:

«Н-ам не страшен, серый волк, серый волк, серый волк!» Шериф схватился за мобильник:

— Что? Где?!.. Все входы и выходы взять под охрану, сейчас даю подкрепление. — Он быстро поднялся. — Грузовик обнаружен на краю города у южной автострады. Там ночная дискотека и вечно полно народа. Вероятно, он побоялся патрулей на выезде из города и инстинктивно полез в толпу.

— Я с вами.

— Док…

— Я знаю негодяя в лицо, мне легче всего его обнаружить.

Команда Рони из десяти человек и сам Рони оказались изрядно навьюченными. Гостю сделали снисхождение — он нес только свои вещи и небольшую лазерную установку.

— Ничего, — ободрил всех командир, — вес будет снижаться по мере еды.

Поль тут же объявил, что пищу можно добыть и на месте.

— Это как?

— В пещерах водятся гномы.

Идея коллективу понравилась, но командир сказал, чтобы выбросили из головы — гномы уже давно занесены в красную книгу.

Люди встали в цепочку. Полю определили место в ее середине на все дальнейшее время передвижений.

Еще немножко хотелось спать.

А любопытно, дед всю жизнь встает в этакую рань, потому что лошади просыпаются с рассветом. Надо бы после пещерных дел поехать к нему и отдохнуть пару недель.

Строго говоря, и не только для отдыха. Деду стукнуло восемьдесят два, сколько еще осталось быть вместе?

Он никогда не корит их за то, что редко его навещают, а ведь у старика нет никого кроме них с Джейн. Что он там думает один вечерами?.. О них и думает. Следовало хоть бы звонить ему почаще. Нехорошо. Обязательно надо поехать. Разослать резюме по двум десяткам адресов для новой работы и ехать… впрочем, если удачно пройдет эксперимент, не понадобится что-то искать, сами ринутся с предложениями. А почему нет? В расчетах ошибки не может быть, и они надежно запрограммированы в микрокомпьютере установки. Но главное, уже ведь состоялся успешный лабораторный опыт. С эффектом всего в десяток секунд, но он и не мог быть устойчивым на малом материальном объеме. В сущности, это называется открытием. И тоже — почему следует удивляться? Он всегда соображал быстрее любого из своих однокурсников.

Вот Джейн утрется! И университетские птерозавры тоже.

Поль закончил с приятными мыслями и посмотрел вокруг.

Небогатый пейзажик: чахлый кустарник разбросан небольшими пучками по бедной желтоватой почве, прикрывающей поверхность старых горных пород, точнее — их останков еще от мелового периода. А дальше рельеф чуть приподнят, и уже можно различить несколько темных отверстий — это и есть начало пещер. Да, самых обширных в мире. И еще не до конца исследованных.

Минут через десять они подошли вплотную, остановились, и Поль услышал командирский голос, обращенный к одному из бойцов:

— Нет, это я решу, в порядке ты или нет. Говори толком — тебя поташнивает?

— Ну, разве что чуть-чуть, сэр.

Поль обратил внимание, что парень бледен.

— Снимай груз и ложись на спину. Ты ел вчера что-нибудь отдельно от прочих?

— Нет, как все.

— Удобней ложись, расслабься… Теперь набери в легкие воздух и надуй живот.

Рони надавил на середину брюшной полости и оторвал руки, человек тут же вскрикнул.

— Лежи. — Он повернулся к одному из бойцов: — Снимай поклажу и бегом к джипу. Гони сюда. — И обратился ко всем остальным: — Это называется — нет худа без добра: стопроцентный аппендицит. А если бы мы уже прошли миль на двадцать в пещеры?.. Хорошо, когда везет с самого начала.

— Плохо, сэр, я всех подвел.

— Не говори глупостей. Скоро ты будешь в больнице, тут два города рядом.

В дискотеке проверили все до последнего уголка. Осмотрели подвал, все подсобки и даже крышу.

Ноль.

— Его здесь нет и, судя по всему, не было. Но вы, док, вели себя слишком рискованно, нельзя было от меня отрываться.

— Давайте, лучше, посчитаем, шериф. Добраться сюда на грузовике он мог за пять-шесть минут. Сигнал к вам поступил через десять минут после побега. Еще с полминуты ушло на связь с патрульными службами. Значит, минимум четыре минуты после прибытия сюда у него было в запасе.

— Верно.

— Об угонах транспортных средств сообщения не поступали?

— Мне тут же бы дали знать… О чем вы задумались?

— Главное для него сейчас одежда и деньги. Прикажите в первую очередь проверить все частные дома поблизости, вряд ли он стал бы долго ходить по улицам.

Люди шерифа, услышав приказ, разбились парами и быстро задвигались в разные стороны.

Ночная темнота уже отступала, воздух обретал серый полупрозрачный цвет. Шериф отогнул рукав и посмотрел на циферблат — часы показывали четверть шестого.

— Городское радио начнет работу только через сорок пять минут, да и все ли его услышат. Но другого способа оповестить население у нас пока нет.

— Есть!

— О чем вы?

— Полицейские машины с включенными сиренами должны носиться по городу. Через такси-диспетчерскую нужно отдать такой же приказ их машинам — пусть носятся и гудят.

— Гениально, док! Это встревожит людей и заставит и преступника прижать уши.

Еще через минуту они остались на площадке у дискотеки вдвоем.

— Подвезете меня в управление на своей машине? Только я, с вашего позволения, выкурю сигарету. — Шериф чиркнул зажигалкой. — И пить хочется.

— Надо купить в дискотеке.

— Там бешеные цены.

— Чепуха. Эй! — властный знак руки заставил молодого парня быстро приблизиться. — Сделай одолжение, вернись и принеси нам две бутылки колы. Десятки хватит?

Тот робко взглянул в большие темные глаза:

— Что вы, мэм, будет со сдачей.

— Не надо, возьми и себе что-нибудь.

Шериф сделал глубокую затяжку.

— Умеете, док, людям приказывать.

Он прислушался к разбегающимся по городу сиренам, к ним отчетливо добавлялись порывистые гудки автомашин… и хотел что-то сказать, но в ногах у них вдруг зло затявкала какая-то мерзость.

Шериф выхватил мобильник, и Джейн поняла, что может не опасаться за свои дорогие чулки.

— Сообщили, что полицейские службы соседей уже работают на трассах, двигаясь в нашу сторону.

— Это у вас тот же аппарат?

— Он у меня один.

— Да, но недавно я слышала музыку про трех поросят, довольно противную, между прочим, теперь — гадкий лай…

— Прошу прощения, это все мой сынишка — ему двенадцать, самый проказливый возраст. Затеял игру, программирует музыкальные чипы и загоняет мне в телефон. Перед уходом на работу я должен написать на бумажке десять сигналов.

— Зачем?

— Если его сигнал есть в моем списке, мне положено два доллара, а за неугаданные я плачу по одному.

— Каков же баланс?

— И не говорите.

Беговая подготовка отправленного за джипом оказалась отменной, очень скоро они увидели, как машина, подрагивая на неровностях, мчится сюда.

Парня аккуратно уложили в джип, и Рони дал последнее распоряжение:

— Доставишь его в больницу, вернешься назад и будешь догонять нас по проходам, освещенным липучками. Да, и возьми в машину свою поклажу, чтобы здесь не валялась.

Джип развернулся и помчался в обратном направлении.

Поль указал на второй, лежавший на земле длинный плотный рюкзак:

— Рони, надо было и его прихватить.

— Нельзя, здесь важные для нас взрывные материалы.

— Будем что-то взрывать?

— Нет, но мало ли в какой ситуации мы окажемся. Ребята, этот груз придется попарно тащить за лямки.

— Извините, пожалуйста, что вмешиваюсь…

Голос раздался за их спиной, и все повернули головы. У входа в большую дыру стоял человек. Поль обратил внимание только на одежду — черные кожаные брюки, которые любят надевать мотоциклисты, и такая же куртка. Да, еще в руке небольшой фонарик, типа автомобильного. А лицо… какое-то неприметное.

— Извините, — повторил человек и сразу обратил взгляд на Рони, поняв в нем старшего, — я тут стоял и все слышал. Если у вас проблемы с грузом, я мог бы помочь.

— Вы кто?

— Живу тут в поселке неподалеку.

— А в пещерах как оказались?

— Я сейчас без работы, — поделился незнакомец, — предлагают в другом штате, да не хочется ехать. Я здесь вырос.

— Значит, знаете эти пещеры?

— Нельзя так сказать, сэр, они слишком огромные. Дальше трех сотен ярдов мы тут не ходили, там они начинают сильно ветвиться.

Рони подумал…

— А назад по освещенным проходам не побоитесь один идти?

— Ха, чего бояться, сэр. Если вы мне немного заплатите…

— Я возьму вас на один дневной переход, заплачу триста долларов. Налегке потом вернетесь назад.

— Без вопросов, сэр, триста долларов мне очень сгодятся.

Всем понравился такой выход из положения. Человеку помогли надеть тяжелый рюкзак и приладили лямки.

И теперь гуськом отряд двинулся к темной дыре, показавшейся вдруг Полю, почему-то, несимпатичной.

Рони был в линии вторым, и Поль вспомнил из прочитанной и давно забытой книги о военной разведке: «Командир должен быть впереди, но никогда — первым». Поль тоже шагнул в черноту и удивился — она выглядела такой лишь снаружи. Сюда пробивался свет не только через дыру, но и через какие-то верхние щели.

Что-то вроде полутемной прихожей. Только куда из нее идти?..

Ага, два проема. Эти уж действительно темные, и не видно, что там на шаг впереди.

Рони включил электронный планшет. Посмотрел и показал рукой влево:

— Тот — тупиковый, наш этот. Поль, иди сюда! И… — он поискал глазами, — как тебя зовут?

— Том, сэр, меня зовут Том.

— Смотрите оба, как работает липучка.

Кто-то посветил фонариком. На ладони лежала небольшая круглая пластинка толщиной чуть больше монеты.

— У каждого пятьдесят таких штук в боковом кармане рюкзака. С одной стороны липучка шероховатая. Вот этой поверхностью вы прикладываете ее к стене и жмете пальцем на середину.

Рони шагнул в проем.

Поль ожидал куда меньшего — сильный люминесцентный свет прошел на много десятков ярдов вперед, а на саму пластинку просто невозможно было смотреть.

— Как тебе, Поль?

— Молодцы, разработчики. Сколько, ты говоришь, эта фиговина будет гореть?

— Минимум десять суток.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —