Крики прошлого

Глава I Мария

Пустота… Пустота, заполняющая, умиротворяющая сознание, убивающая всякое подобие оптимизма… Пустота души, она намного страшнее пустоты материальной, ибо святые отшельники и в пустыне находили свое счастье. Ведь в пустыне они могли держать свои страхи в узде, да и не было у них страха, так как они там оказались сами и по своей воле. Это их выбор, для нас, людей обычных, весьма странный, и желания их нам не ясны. Нам не ведомо, что в этом уединении они черпают свое счастье, свое просвещение и цель. Смысл живет в их голове, сознание — в их душе, и пустоте просто нет места. Другое дело, когда человек бьется как рыба об лед, пытаясь хоть что-либо сделать, хоть что-то исправить и найти в своей пустынной душе спасительный оазис. Старается, и вот он уже видит его, почти может потрогать, но это снова мираж. После таких провалов бывает, человек ломается, и ему уже не нужен оазис, ему найти хотя бы глоток воды и сохранить его до конца своих серых дней. Конечно, в итоге он его находит, и ему большего не нужно. За этот глоток человек держится, сражается и не хочет ничего менять, ведь, увидев очередной фонтан свежей, прохладной воды, окруженный чудесными пальмами, он уверен, что это очередной мираж, лишь злая шутка над ним. Но бывает еще хуже. Бывает, в душе человека гармония, и он уже познал счастье, своими стараниями, страданиями заслужил его, но жизнь просто выжигает весь его личный мир, превращая его в пустыню. Каждый раз, шаг за шагом, год за годом, уничтожая и пресекая всякую веру в лучшую жизнь. Вот тогда, уже вкусив жизнь, будучи искушенным и всего лишившимся, можно лишиться и рассудка. Так и с нашим героем Виктором Романовичем Кротовым. Однако он все же еще держался, ведь понимал, что все не просто так. Что есть на нем вина и он сам творец своей пустыни. Он пытался все смиренно стерпеть, выстоять, но силы его были на пределе. Все от того, что не понимал, почему за его грехи должны нести ответ близкие. А когда нет четкого понимания происходящего, тогда, и как жить, становиться неясно. Но не все так плохо, как уже было сказано, герой наш искушен счастьем, и причем счастьем многогранным: у него было завидное детство, в котором родные ему ни в чем не отказывали, замечательная любящая жена, дети-умницы, крайне успешный бизнес и уважительное положение в обществе. Но однажды он круто оступился и начал терять свое богатство, свое сокровище шаг за шагом. Стоило ему однажды ошибиться, как судьба начала с него требовать сполна. И сейчас страдания его подходили к кульминации, ведь он сидел в больнице рядом со своим умирающим последним сыном. Тяжким грузом вина сдавливала плечи, разрывала сердце и убивало душу.

«Ну сколько ты еще будешь меня мучать?! Хочется спросить: „За что?“ — но я-то знаю… но не понимаю, почему они? Их-то за что? Почему не я!?» — думал про себя Виктор, обращаясь к Богу, в которого он особо никогда и не верил.

— Вы уже два дня не спали, Вам нужно отдохнуть, — прервала унылый ход мыслей миниатюрная медсестра, стоящая в паре шагов от больничной койки.

— Я, нет. Я не хочу, спасибо, — неуверенно и как-то рассеянно ответил мужчина.

— Поверьте, мы все следим за его состоянием, и как только будут какие-нибудь изменения, мы Вам сразу же сообщим.

— И все же я хотел бы остаться. Один.

— Извините, но ему не станет лучше, если Вы ляжете рядом с ним от бессилия, — не отступала девушка.

Виктор не ответил. Будто и вовсе её не слышал.

— Может, Вы тогда хотя бы подкрепитесь? Я как раз собираюсь сделать чаю. У меня и пряники есть, — улыбнувшись добродушно, все продолжала она стоять на своем.

— Да, спасибо, от кружки горячего я не откажусь. Вы очень добры… Извините, а как Вас зовут?

— Мария, можно просто Маша, — все с той же улыбкой говорила девушка.

— Меня Виктор Романович, просто Виктор.

— Очень приятно познакомиться.

— Мне тоже, хотя ситуация сейчас не из лучших…

— Все будет хорошо. То, что он выжил, — просто чудо, а чудеса просто так не случаются. Уверяю Вас, скоро он пойдет на поправку. А теперь пойдемте со мной в ординаторскую, выпьем чаю, и, если Вы хотите поговорить, буду рада Вас выслушать, — с этими словами девушка сделала шаг в сторону выхода и жестом позвала мужчину за собой. Не сдвинувшись с места, Виктор ответил:

— Не хочу Вас обидеть, но у меня нет настроения разговаривать с кем-либо.

— Да бросьте Вы, — очень мягко ответила Маша. — За эти двое суток Вы один находились в палате, и быть не может, чтобы Вы не хотели с кем-то поделиться своими переживаниями, волнениями… страхами. За меня не беспокойтесь, я очень серьезно отношусь к таким вещам и хорошо умею хранить секреты. Я просто хочу Вам помочь.

«Помочь» — эхом отозвалось в голове Виктора, словно бальзам по душе. Медленно поднимаясь с маленького стульчика, он на миг почувствовал слабость и был готов рассказать незнакомой медсестре все, о чем только знал. Она попала в точку, сказав, что ему нужно с кем-то поговорить. Виктору это было необходимо, или он просто сломается и сойдет с ума. Когда он в последний раз разговаривал с кем-нибудь, кроме Филиппа да старого наставника Геннадия по душам, вспомнить был не в состоянии. Месяц назад, два, год… они мужчины, а у мужчин не принято плакать друг перед другом. Даже когда сильно хочется. К тому же, как говорят, перед незнакомцами куда проще раскрыть свою душу, ведь незнакомец видит и знает тебя именно таким, каким ты являешься в данный момент, и нет смысла пытаться быть другим.

Шли до ординаторской молча, и Виктор размышлял: «А ведь и вправду, такая простая и обыденная мелочь, как беседа с человеком, может спасти от безумия. Того безумия, что так жаждет принять меня в свои объятия, поглотить меня целиком и избавить от боли и моих страданий…». Дойдя до ординаторской, Виктор попытался выкинуть из головы жалостливые мысли. Они ему не нужны, и он их просто презирал. Как, собственно, и себя в такие моменты. Войдя внутрь, Мария по-хозяйски усадила мужчину за маленький журнальный столик и принялась заваривать чай.

— Вы с сахаром пьете? — разливая напиток, спросила Мария.

— Да, две ложки, пожалуйста, — в пустоту ответил мужчина, до конца не понимая, почему он все-таки сюда пришел.

— Так что насчет пряников?

— Что? А, нет, спасибо, просто чай, — и только сейчас Виктор разглядел, что она была за человек. На вид около двадцати двух — двадцати четырех лет, видимо, недавно закончила университет, невысокого роста, стройная, даже тоненькая, словно тростинка; светлые волосы средней длины, ясное личико, большие голубые глаза. Если верить высказыванию, что глаза — зеркало души, то она, безусловно, была ангелом. Это была не совсем обычная девушка. Вернее сказать, наоборот. Это была самая обычная девушка из мечтаний юного романтика. Вроде бы ничего особенного, но одновременно совершенная из-за своей простоты. Такая, какой люди представляют себе героиню из прочитанной книги. С глазами, в которых отчетливо читались верность, нравственность, целомудрие. Во всем. Верная своим по-настоящему чистым убеждениям, своему главному делу — нести людям свет. По-доброму наивная, что могло создать о ней ошибочное мнение, будто бы она глупая и недалекая. Но все эти опасения не могли быть ничем больше, кроме как воображением уставшего человека, забывшего, что мы должны быть именно такими: честными, открытыми, верными. Она была той, для которой материальные ценности не имели цены как таковой. В общем, это как раз та девушка, о которой многие мечтают и одновременно бегут без оглядки. Что нас заставляет бояться — непонятно. Быть может, чувство навязанного страха, что с ней нам будет скучно? Жизнь потеряет краски и превратится в рутинную однообразность? Или же стыд, что мы можем испортить, разрушить такую чистейшую красоту? Не уверен. Одно я знаю точно: убегая от такого человека, мы совершаем огромную, а может, главную ошибку своей жизни.

Очнувшись от размышлений, Виктор обнаружил у себя перед носом кружку с чаем, которую держала улыбающаяся Мария. Взяв кружку, он приступил не спеша пить из нее. При первом глотке мужчина ощутил прилив сил, словно пробудился ото сна. Он даже подумал, словно Маша физически через простой чай передала чуточку своей доброты. Ум просветился, и в то же время дал о себе знать голод. Мария, словно почувствовав это, молча протянула ему тарелку с пряниками — Виктор уже не отказывался. За время чаепития, он все думал, что от него нужно медсестре? Почему она так добра к нему, так заботлива? Искренна ли она или же что-то скрывает. Жизнь научила его, что не стоит полагаться на первое впечатление о человеке и уж тем более раскрываться перед ним. О да, его жизнь была отличным учителем. Но способным ли он был учеником?

Мария так же размышляла и пыталась угадать, что же он за человек такой. Кто он, ее сегодняшний собеседник. На вид мужчина лет пятидесяти, брюнет с проседью, с симметричным лицом и небольшой щетиной на нем. Правильные черты лица с «грустными» карими глазами создавали образ благородного человека. Но что скрывается за его стеклянными глазами, о чем он думает? Сама, не понимая почему, она страстно желала ему помочь, что ее толкало на это — не известно, но была уверенность, что так будет правильно. Она не выделяла его, как кого-то особенного, Виктор просто оказался очередным в ее негласном списке людей, нуждающихся в ней. Да даже и не в ней, просто в человеке, который способен увидеть и разделить чужую боль, а она же просто оказалась рядом. И девушку не пугало, что Виктор может оказаться одним из тех подлецов, что уже встречались ранее, неспособных распознать чистоту ее помыслов. Те, что после бесед с ней пытались либо обокрасть, либо обвинить в чем-нибудь или же воспринимали её инициативу помочь как флирт и позволяли себе лишнего. При воспоминании о последнем Маша невольно впала в краску, так как даже мысли об этом заставляли ее краснеть. Но все же нет, ее не пугало быть непонятой, так как еще с раннего детства она отличалась от своих сверстников и частенько оказывалась белой вороной в обществе. Погруженная в размышления, Мария и не заметила, как чаепитие подошло к концу, а Виктор же не заметил, как уснул. Маша была рада, что опечаленный отец сможет отдохнуть и набраться сил. Укрыв его своим пледом, она направилась в коридор заниматься делами.

— Ох, Вы уже проснулись! Вообще-то здесь нельзя находиться посторонним и тем более спать, — пролепетал совсем еще молодой юнец. — Но я не сдам Вас, я знаю кто Вы, — подняв глаза, интерн начал рассуждать уже как бы сам с собой. — А если я Вас знаю, то Вы не посторонний… получается, ничего не нарушили? Интересно…

Не дав закончить рассуждений молодого мыслителя, Виктор поднялся со своего места ночлега и направился в палату сына. По дороге он вспомнил, что вчера было: палата, девушка-медсестра, чай и все. Вместе с чувством стыда за то, что бросил сына одного, он ощутил и порцию гнева. Гнева не понятного ему самому. Что его злило? Добродушная и весьма странная девушка-медсестра? Или он сам со своим бессилием? надоедливая и тяжелая атмосфера больницы в целом или же молодой выскочка-интерн? А, может быть, все вместе? Или же ничего из этого, а что-то другое? Что-то такое, в чем он сам себе не признавался. Но это, в принципе, было и не важно. Сейчас он хотел понять, кто же эта девушка Маша. Почему она так добра к нему. Был он простым работягой, было бы проще разобраться, но он ведь далеко не прост, и многие его знают. Наследник огромной финансовой империи, доставшейся ему по наследству от отца. Нескромно богат и одновременно скромен по своей натуре, но научившийся хорошо разбираться в людях. По его опыту, людям, в общей массе одинаковым, свойственен весьма не скромный список таких «талантов» как алчность, трусость, гордыня и далее по списку. Но были ведь и другие. Хоть и не много, как его отец или же Филипп, давний друг, который своей чистотой и простотой перевешивал тысячу мерзавцев. Да, Филипп был один на миллион… а что если еще раз повезло, и ему снова встретился такой человек? Вряд ли, но проверить можно. Вернувшись в палату, Виктор не обнаружил никаких изменений. Все так же безжизненно лежит его сын, все те же белые стены, те же раздражительные звуки от множества приборов, все та же угнетающая, убивающая его обстановка. Присев на свое место, он взглянул на наручные часы. Девять часов утра. Как раз время обхода врача. Он сможет еще раз увидеть эту девушку. Может, утром у него лучше выйдет разглядеть и хоть немного разгадать этого человека. Спустя десять минут, как пришел сам Виктор, в палату все-таки вошел лечащий врач его сына с другой медсестрой. Увидев Виктора, доктор быстро и еле заметно кивнул ему, при этом не сказав ни слова, подошел к аппаратуре. Наблюдая за показаниями оборудования, доктор нервно что-то помечал в своей папке, затем так же быстро, как и вошел, развернулся и собрался было уходить.

— Вы можете мне сказать что-нибудь новое? Что с ним, как он? Только будьте со мной честны. Чего мне ждать, доктор? — спокойным и одновременно натянутым тоном спросил Виктор.

— Пока ничего нового. Его состояние тяжелое, но стабильное. Хуже, по крайней мере, ему не должно быть. Единственное, раз уж Вы хотите, чтобы я был честным с Вами, тогда я Вам рекомендую хотя бы ночевать у себя дома. У нас, знаете ли, здесь не приют для бездомных, и мне не особо льстит, что, приходя на работу, я замечаю спящего, небритого не пойми кого на месте, где лежат мои личные вещи и, в конце концов, я сам там отдыхаю. — Эти слова задели Виктора. Сегодня уже третий день, как он находится в больнице и, конечно, его вид и состояние отличаются от его статуса.

— Простите меня, доктор, но поймите… — не дав закончить, врач его перебил.

— Что значит «поймите»? Что значит «поймите»!? У меня были уже тысячи пациентов и что? Каждого прикажете мне понимать? А еще их дети, жены, мужья, родители, друзья… может мне всех и каждого прощать и понимать? Нет уж, извините, меня на всех не хватит. С сегодняшнего дня, Вам будет позволено находится здесь только в часы приема и с моего личного разрешения. Даю Вам полчаса, чтобы удалиться, или я вызову охрану. — С этими словами доктор развернулся в сторону выхода, но Виктор с силой схватил его за руку, не дав уйти, и тихим, гневным голосов ответил:

— Считайте, что Вы здесь больше не работаете. Более того, в этой стране Вы больше не сможете работать с людьми.

— Что Вы себе позволяете!? Да ты вообще сюда больше не попадешь, псих ненормальный! — но Виктор его уже не слушал, он шел по коридору в сторону лифта, достав из кармана пиджака телефон, совершил звонок.

— Анатолий, машину к больнице, — коротко, продолжая злиться, отдал приказ Виктор.

— Здравствуйте, шеф! Так я Вас здесь и жду с того самого дня. Вы же приказали не отъезжать, — покладистым голосом ответил водитель.

— Отлично, — и Виктор бросил трубку.

— Виктор Романович, извините, подождите! — догоняя, пролепетала молоденькая, симпатичная медсестра. — Простите Глеба Валентиновича, сама не знаю, что с ним сегодня, обычно он не такой.

Не ответив на просьбу, Виктор задал вопрос:

— Вчера была Ваша коллега, Мария. Она сегодня не работает?

— Нет, сегодня я буду наблюдать за Вашим сыном, а она после суток, завтра будет.

— Это она меня пригласила в ординаторскую, а и не заметил, как уснул. Приношу свои извинения. То есть я не обвиняю ее, просто хочу объяснить, что я оказался там не без разрешения.

— Ну что Вы, мне-то совсем не жалко, да и Глеб Валентинович не стал бы так грубить, я его давно знаю, видимо, у него что-то стряслось.

— Поверьте, не у него одного сегодня тяжелый день. К тому же он должен понимать, что работает в частной клинике и получает за свою работу мои деньги! — сказал Виктор больше, чем хотел.

— Понимаю, но все же прошу Вас, не злитесь на него. Я знаю, кто Вы, а он — нет, вот он и…

— Это ничего не меняет. Здесь я обычный отец, у которого чуть не умер сын, и я не хочу, чтобы кто-либо еще на моем месте мог ощутить подобный прием. А теперь простите, мне нужно домой, Вы же сами слышали, меня уже за бездомного принимают. Всего доброго.

Выйдя из больницы, не замечая ни прохожих, ни поющих птиц, что обычно радовали посетителей больницы, он быстрым шагом прошел мимо небольшого больничного сквера. Машина находилась на том же месте, что и в день трагедии, когда Виктор приехал узнать, что же произошло с его сыном. Личный водитель Анатолий уже ждал его с открытой задней дверью автомобиля.

— Я поеду спереди, — поставил перед фактом хозяин машины.

Сев в свой автомобиль бизнес класса, Виктор невольно глянул на спидометр. Машина без него не проехала и километра. Еле заметно улыбнувшись, он похвалил про себя шофера и устало сказал: «Домой».

Был солнечный ноябрьский день. Виктор достал телефон, набрал номер.

— Алло. Геннадий Юрьевич, здравствуйте, — поприветствовал Виктор юриста его бизнес империи, по сути являющегося его «правой рукой». Нужно сказать, что Виктор за долгое время смог полюбить его, как родного отца.

— Здравствуй, Витенька, слушаю тебя.

— Не могли бы Вы подъехать сегодня ко мне домой к часу дня?

— Да, конечно, я буду.

— Спасибо.

Быстро, без пробок, выехав из Москвы, машина Виктора въехала в закрытый поселок, в котором проживала половина всей бизнес и политической элиты нашего государства. Представителей же культуры в нем практически не находилось, так как у жрецов прекрасного попросту не хватало на это денег. Хотя и у политиков, чьи официальные доходы открыты обществу, в принципе, денег не должно было хватать, но они такие мастера убеждений, что каким-то образом им всё же удавалось договориться и приобрести здесь заветное жилье. Проезжая, Виктор не смотрел на все эти здоровенные дворцы за высокими заборами.

Двухэтажный дом Виктора находился на отшибе всего жилого комплекса и выделялся своими относительно малыми габаритами, совсем не страшным забором и отсутствием всякого рода архитектурных сооружений, начиная от классических мраморных статуй и заканчивая, так называемым, «современным искусством», которые встречались почти во всех домах соседей. На переднем плане также был маленький домик, в котором проживали служащие. По периметру были расставлены камеры, хотя уже давно никто не смотрел, что они пишут. Виктор отказался от охраны и их услуг уже давно. За себя он не боялся — просто устал от этого. На заднем дворе был расположен небольшой навесик, под которым Виктор любил сидеть по вечерам и размышлять, грустить и вспоминать о прошлом. Несколько елочек, небольшая баня да бассейн — вот и все, что представлял из себя двор Кротова, который он отстроил вновь таким же, каким он перешел в наследство. Менять он ничего не собирался.

Половина одиннадцатого. Приехав раньше назначенного времени встречи с Геннадием, Виктор использовал оставшееся время, чтобы привести себя в порядок. Геннадий был пунктуальным человеком, не опоздал он и в этот раз.

— Здравствуй, Витенька, — первым поприветствовал его милый старичок в солидном сером деловом костюме.

— Здравствуй, — в отличие от Геннадия, Виктор не улыбался. — Я по делу. Суть в том, что я хочу, чтобы у моего сына был другой врач, а нынешний перестал быть врачом вообще.

— Интересно, а что именно стряслось, ты мне не расскажешь, так? — не теряя добродушного вида, спрашивал Геннадий Юрьевич. — я узнавал, что Глеб Валентинович — отличный доктор! Редкостный мастер своего дела, я бы сказал.

— Не настолько, как ты себе представил. И да, вдаваться в подробности мы не станем.

— Ну что же, я выполню твою просьбу, но только завтра, а сегодня у тебя еще есть время передумать. Как-никак, мы собираемся сломать человеку карьеру.

Последние слова Виктор Романович пропустил мимо. Ведь, как выразился сам Глеб Валентинович: «Зачем вообще кому-то кого-то понимать?». Закончив беседу со своим другом и наставником, опечаленный отец вернулся в больницу. Добравшись до отдельной палаты его сына, он застал там вчерашнюю девушку-медсестру.

— Мне сказали, что Вас сегодня не будет, — вместо приветствия сказал удивленный Виктор.

— Да, у меня сегодня выходной, но Аня, вторая медсестра, попросила отработать сегодня вместо нее, — так же без приветствия отчиталась девушка.

— Что-то случилось?

— Честно, я не знаю подробностей, но слышала, что у Глеба Валентиновича случилось какое-то несчастье. Вроде жена от него ушла и забрала детей, а Аня любит его, как отца. Дело еще в том, что у нашего доктора когда-то давно были проблемы с алкоголем, и Аня переживает, что он может сорваться. Вот и отправилась к нему на поддержку. «Скоро у него будут проблемы не только с алкоголем», — подумал про себя Виктор. — Понимаете, он для Ани, как отец. Ее родители погибли в автокатастрофе, и он делал все, чтобы бедняжка не сошла с ума, а его жена — крайне ревнивая женщина. Вот, собственно, такие дела. Ах, и простите, что не разбудила Вас. У меня просто не хватило смелости.

— Ну что Вы, не стоит извиняться. Я сам виноват, — Виктор и впрямь не держал зла на девушку, так как считал, что всегда и во всем нужно искать причину внутри себя.

— Вы, кажется, хотели вчера поговорить? Я уже все закончила и с радостью выслушаю Вас. К тому же и Вашему сыну будет приятно услышать голос отца.

— Мой сын в коме. Он ничего не слышит и не понимает, — без особой неприязни сказал мужчина то, что думал.

— Не стоит недооценивать родственные чувства, — эти слова задели Виктора. Уж его в этом упрекать не стоит. Но ведь девушка права, здесь он проявил бестактность.

— Даже не знаю, с чего начать, — неуверенно сказал Виктор, не решившись еще до конца. — Вообще очень трудно говорить и думать о чем-либо в такой ситуации. Я взрослый мужчина и нахожусь сейчас в палате моего последнего сына. Сына, который может не проснуться.

— Не нужно так говорить, — перебила девушка, тем самым смутив Виктора Кротова. — Вы забыли? Я же вчера Вам говорила о том, что чудеса просто так не случаются. Но даже чудесам нужна поддержка — верьте в них!

— Да, Вы правы, — Виктор широко улыбнулся. Он никак не мог ожидать столь требовательного тона от столь милой и юной девушки. Правда, улыбка его тут же спала. — Но вся эта больничная атмосфера, давящая на тебя, заставляет осознать, что ты беспомощен и никак не можешь повлиять на ситуацию. Тебе не могут помочь ни твои деньги, ни связи, ни жизненный опыт… белые стены, белый потолок, вокруг все эти непонятные приборы с десятком трубок, которые впиваются в тело моего мальчика, а он даже не чувствует их. Он не знает, где он находится, он не видит… — последовала пауза, — «Как его отец плачет у его больничной койки» — подумал он, но не осмелился сказать это вслух. — И это неспроста. Это моя вина. У меня было отнято все самое дорогое! Кроме последнего сына, все, что есть в моей жизни, ничего не стоит ничего. Я остался один, рядом с сыном, за судьбу которого не берется говорить ни один врач. И вот я стою и собираюсь все Вам рассказать. Вам, человеку, которого и не знаю вовсе. Но что-то внутри меня подсказывает, что я просто должен Вам все рассказать. Нелепица какая-то… — после Виктор перевел взгляд на своего сына и продолжил. — Если ты слышишь меня, сынок, прошу тебя, не делай поспешных выводов… не отрекайся от меня. Знай, что так, как я себя ненавижу, меня ненавидеть не может никто. Ни один год я мечтал о смерти, я перешел с ней на «ты» и жаждал, чтобы она забрала меня в свои объятья. Я просил, я молил, но у нее были свои планы, жуткие и очень жестокие. В конечном итоге, она полюбила меня и сопровождала повсюду. Где бы я ни делал шаг, костлявая тут же устраивала свой бал. Все, что мне было дорого, она забирала себе, — снова пауза, мужчина явно о чем-то задумался, а девушка и не думала перебивать его и уж тем более переспрашивать о странных словах собеседника. Но когда пауза затянулась на достаточно длительный срок, ей все же пришлось спросить.

— Все нормально?

— Да. Простите, мне нужно сделать телефонный звонок, — Виктор Кротов набрал номер Геннадия Юрьевича и сказал, что его утренняя просьба отменяется. Конечно, он чувствовал неудобство от такого решения, ведь он дал доктору слово, что тот уже не будет работать. Но с другой стороны, разве слово стоит судьбы человека? Человека, который просто вспылил, а не сделал зла по умыслу. После, Виктор, погруженный в объятья своих воспоминаний, начал рассказывать свою историю. У него не было желания что-либо приукрасить или скрыть, напротив, он воспринимал все словно исповедь. Перед Марией он был, словно грешник, исповедующийся перед священником. И он понимал, что для того, чтобы действительно был толк во всем его рассказе, он должен раскрыться полностью, освободится ото всех своих страхов, переживаний, всех демонов, что разрывали его душу в клочья на протяжении долгих, мучительных лет. И только тогда он, возможно, станет свободным и обретет покой. Только тогда он сможет себя простить. И эта удивительная, добрейшей души девушка подходила для его откровения как нельзя лучше. И дело было вовсе не в ее ангельской внешности, вовсе нет. За свои годы Виктор уже не раз убеждался, что внешность весьма обманчива. И хоть он не мог знать наверняка, он чувствовал, что она его понимает; она способна разглядеть и познать все то, о чем он говорит; она сумеет прочесть между строк. А раз так, то, несомненно, эта маленькая, хрупкая девочка с большими глазами ребенка, повидала в жизни намного больше, чем должна была.

Глава II Воспоминания

Воспоминания из детства. Ну правда, что может быть лучше для человека, которого жестоко потрепала жизнь? Ведь погружение в те славные, добрые и чистые деньки, что ребенок переживает в полноценной и любящей семье, можно сравнить разве что с путешествием в сказку. Другой мир, где нет зла и фальши. Где человек окружен забой и настоящей любовью. Спустя годы понимаешь, что в том далеком мире было все самое чудесное, что может быть в жизни, и лучше уже не будет. Будет что-то хорошее, прекрасное и даже волшебное, но именно лучше — нет. А все те проблемы и трудности, что возникали у еще маленького ребенка — лишь суета. Да и о чем плохом можно вспомнить, если у тебя была действительно крепкая и дружная семья? Даже шутки старшего брата Юрия, которые казались жестокими и нечестными, сейчас, спустя много времени, у нашего героя вызывали одно лишь умиление. Кроме старшего брата у Виктора был еще брат Дима, сестра Ксюша и, конечно, мама с папой. Все без исключения были людьми порядочными, а все благодаря заботе и воспитанию родителей. Главу семейства звали Роман Александрович Кротов. Парадоксально, но, владея огромным состоянием, которое сколачивалось целыми поколениями, он оставался человеком скромным, не любившим пафос и роскошь. Словом, это был человек чести и благородства. Сразу хотелось бы отметить, что свои взгляды он так и не смог передать в полной мере детям. По крайней мере, всем…

Несомненно, Виктор мог бы все изложить как нужно, однако, ввиду понятных причин, он не мог знать о происходящем с другими людьми, что внесли свою лепту в его судьбу, и именно поэтому — да и не только — рассказ буду вести я — ваш покорный слуга, а не сам Виктор.

Итак, все дети семейства Кротовых учились в элитной школе, где практически все обитатели были обеспеченными и прямо-таки избалованными, поэтому, дабы избежать подобной воспитанности своих отпрысков, Роман Александрович всегда пресекал у своих детей проявление высокомерия и любви к деньгам в целом.

Однажды Дмитрий, один из старших братьев Виктора, отказался от своего товарища. Ребенок был сыном школьного учителя, и из-за того, что он не был богат а в школе оказался только благодаря положению отца, Дима решил не вести с ним дружбу. Ведь над маленьким Володей (так звали малыша) многие дети смеялись и недолюбливали от того, что недолюбливали его отца, строгого, но не богатого учителя. Узнав об этом, Роман Александрович собрал всех членов семьи, дабы обсудить сложившуюся ситуацию.

— Думаешь в деньгах счастье? — вспоминал Виктор слова отца. — Тогда, будь добр, назови мне хоть одного человека, который готов умереть за деньги?! — говорил он строго, не давая Диме поблажку на юный возраст, которому тогда было всего десять, а младшему Вите и того меньше — шесть.

— Дорогой, может не нужно сразу вот так вот говорить о смерти, — пыталась защитить своего сына Надежда Алексеевна. Женщина, схожая по характеру с мужем, но только более мягкая и терпимая. Хотя, когда дело касалось ее семьи, она могла круто удивить любого своей стойкостью и бескомпромиссностью. Супруг лишь взглянул на свою жену, и этого было достаточно, чтобы заверить ее в том, что он знает, что делает.

— Что, в голову ничего не лезет?! — продолжал глава семейства, обращаясь уже ко всем своим детям. — Правильно, ведь мы, люди, готовы жизнь свою отдать лишь только за любовь. Чистую, невинную любовь к женщине, детям, к родителям, другу, Родине, вере, идеологии и так далее. И ничто и никогда не сможет заставить меня усомниться в своих убеждениях! И я очень надеюсь, что вы все уже сейчас можете это понять и принять мои взгляды. И вы поймете, ведь вы — наши дети, а у нас с вашей мамой не может быть глупых детей! Запомните! Только за любовь мы можем отдать все, — все дети внимательно слушали и пытались воспринимать слова, как взрослые люди, хоть и не знали, что такое «идеология». Но все же все услышали именно то, что говорил им их отец.

— Я завтра пойду и извинюсь перед Вовой, — сказал маленький Дима, опустив глаза в пол.

— Это правильное решение, — одобрительно качая головой, ответил отец. — И никогда не стесняйтесь просить прощения, если вы сердцем чувствуете, что виноваты. Никогда не бойтесь выглядеть нелепо в таких ситуациях. Ведь мы с мамой иногда просим у вас прощения?.. Ну ладно, думаю, вы хорошо запомните наш разговор, а теперь все дружно идем ужинать!

Спустя три года произошел забавный случай. Возвратившись домой из школы и не застав родителей, которые гостили у друга семейства Геннадия Юрьевича дома, Юра и Дима отважились на одну шалость. А именно — они решили попробовать алкоголь, который им никто, конечно, раньше не давал. Набравшись смелости, мальчики отправились в семейный погреб, где и выбрали для своего опыта одну из бутылок коньяка. Юре было тогда шестнадцать, поэтому он брал на себя ответственность за выбор напитка. Ну а тринадцатилетний мальчик Дима полностью полагался на выбор старшего брата и вовсе не возражал. Вите было тогда девять, и поэтому братья решили не звать его с собой. Нужно сказать, что к нему всегда было предвзятое отношение, ведь он был самым младшим в семье. Даже с сестренкой старшие братья чаще делились своими планами, чем с ним. Вернувшись поздно домой, родители хотели было пройтись по комнатам своих детей и лишний раз удостовериться, что с ними все в порядке. Но Димы и Юры не было в своих комнатах. Начались поиски, и взволнованная мать уже было собралась вызывать полицию, как маленькая Ксюша случайно обнаружила своих братьев. Проходя мимо двери, ведущей в погреб, девочка услышала странный звук, похожий на рев дикого зверя. Испугавшись, девочка позвала папу, чтобы тот проверил, что же в погребе происходит. Но так как папа сам был весьма нетрезв после вечера у друга, в погреб спустилась мама. Роман Александрович уже тогда понимал, что произошло, и спокойно стоял около двери, широко улыбаясь. Обнаружив своих детей пьяными в погребе, Надежда Алексеевна сразу успокоилась, а потом разозлилась за столь глупый поступок ее сыновей. Шкодники лежали и мирно спали, причем тот факт, что им обоим было плохо и они образовали около себя две небольших лужи из содержимого желудков, никак не приводил их в чувства. В отличие от маминых несильных, но весьма звонких пощечин, которые сразу прояснили им рассудки. Вскоре мальчики уже поднимались наверх, подгоняемые своей не на шутку разгорячившейся матерью. Увидев своего отца, ребята остановились и начали прятать свои стыдливые глаза.

— Эх, ребятки. Вы хоть понимаете, что вы сделали? — продолжая улыбаться, спрашивал отец. Ребятки не могли что-либо внятно объяснить, и кроме бурчания у них ничего не выходило. — Не страшно, что вы тайком напились, пока нас не было дома. Рано или поздно такое происходит у всех. Страшно то, что вы заставили переживать свою маму. Да и меня ведь тоже! Ладно, ступайте и умойтесь, приведите себя в порядок, а затем отправляйтесь спать. Завтра будем разговаривать! — подытожил отец, и все стали расходиться.

— Постой, Витя, — Роман Александрович жестом велел подойти поближе самому младшему сыну. — Пойдем со мной на кухню, — мальчик послушно последовал за отцом. — А тебя они не позвали с собой?

— Нет, папа. Они со мной не очень дружат, потому что я еще маленький, — честно признался Витя. В детстве он всегда любил поговорить со своим папой, даже в редких случаях, когда от него сильно пахло тем же, чем и от его братьев в тот вечер.

— Ничего Витя, это скоро пройдет. На самом деле они с тобой не очень дружат не потому, что ты маленький, а потому, что это они еще не повзрослели и не понимают многого, — ребенок внимательно слушал папу, хоть и не понимал толком, что тот ему говорит. — Видишь, сегодня твой папка тоже напился и мне стыдно сейчас сидеть здесь перед тобой. Но что поделать, я же так люблю тебя!

— Я тоже люблю тебя, папа.

— Я знаю, сынок, — папа замолчал и стал закрывать глаза. Чуть позже подошла мама и предложила мужу тоже отправиться в постель, на что тот ответил отказом, ведь ему еще нужно поговорить с сыном. Никто не возражал, так как Надежда Алексеевна была уверена в своем муже и в том, что он в любом состоянии не сможет навредить их детям. Ни словом, ни поступком.

— Вот знаешь, почему мы, взрослые, иногда выпиваем? Ведь все знают, что это вредно, но все равно — мы выпиваем! — после ухода супруги начал говорить отец сыну.

— Нет, не знаю.

— Я вот тоже не знаю, как у всех, но думаю, что догадался, почему выпиваю я, — громко и весьма забавно икнув, отец продолжил. — Дело в том, что я простой человек со своими недостатками и слабостями. Одна из этих моих слабостей — это недостаток любви. То есть, понимаешь, я хочу людей любить больше, хочу приносить им добро, но часто у меня это не выходит. Кто-то когда-то меня обидел, кто-то сделал нехороший поступок, и мне трудно относиться к этим людям хорошо. А вот когда немного выпью с дядей Геной, я забываю о своих обидах и чувствую, что становлюсь лучше! Понимаешь, каждый раз, вот прям каждый раз у меня так! Только вот есть проблема, — Роман Александрович эмоционально покрутил из стороны в сторону своей хмельной головой. — Проблема в том, что это лишь видимость. Иллюзия, и лучше я не стал. Более того, тогда это уже и не я вовсе, на следующий день я это понимаю. То есть, видишь, как выходит: я стремлюсь к хорошему, а выходит все равно плохо. Особенно когда я или вообще любой человек много пьет. Тогда он уже и на человека не совсем похож. А на утро, знаешь, как стыдно бывает? О-о-о-о, ужасно стыдно! И вроде ничего ведь плохого не сделал, ну подумаешь, выпил с друзьями, но душа-то все знает и понимает! Ее не проведешь, вот она через совесть и подсказывает, что это — гиблое дело.

— Тогда зачем же ты потом опять пьешь, папа? — спросил ничего толком не понявший из сказанного маленький мальчик.

— Так хочется же быть лучше! Хочется же… ну ладно, сынок. Давай отправляйся в свою кроватку — завтра рано вставать. Я хочу более наглядно всем вам показать, что такое пьянство!

Маленький Витя послушно выполнил папин указ и отправился в свою комнату. Вдогонку Роман Александрович еще раз обратился к своему младшему сыну.

— Сынок… я горжусь тобой. Просто знай об этом, — после, подмигнув, папа еще раз отправил сына в постель, пока в его голове не появилось еще чего сказать.

Перед сном Витя все думал о том, что сказал ему отец, и не мог понять: зачем папа хочет быть лучше, если он и так самый лучший?

Ранним утром, как и обещал, глава семейства всех поднял с кровати и велел собираться на прогулку. Мама стала просить смиловаться над детьми, ведь после вчерашнего опыта они явно чувствовали себя прескверно.

— Так в этом же и суть, милая моя! К тому же я тоже вчера выпил, так что все честно! Преподав урок им, я преподам урок и себе, — таков был ответ Романа Александровича. К слову сказать, вид у вчерашних шкодников был и правда паршивым: у них явно жутко болела голова, и к тому же было видно, что их до сих пор подташнивает. Зато Витя и Ксюша были очень веселы и радовались очередному приключению. Посадив всех детей в машину и усевшись рядом с ними, глава семьи попросил своего личного шофера отвезти их всех на площадь «Трех вокзалов», что почти в центре Москвы. Юра с Димой тогда перепугались, что папа решил увезти их неизвестно куда. Но все оказалось иначе. Роман Александрович решил показать на примере, что бывает с людьми, которые много пьют. Проводя их по самым злачным местам, где бездомные от пьянства и безысходности доводили себя до того, что даже не стеснялись ходить под себя в туалет. Отец говорил.

— Посмотрите на этих несчастных людей. Конечно, мы не знаем, что довело их до такой жизни, но в одном я уверен: если вы будете много пить, то рано или поздно станете такими же! Запомните их лица, запомните на всю жизнь! — Детям, особенно младшим — Вите и Ксюше, было тяжело смотреть на бездомных людей и, возможно, это было даже жестоко для их маленьких, неокрепших сердец, но они все, как один, запомнили этот урок, и больше отец никогда не видел своих детей пьяными до беспамятства.