Коттедж

Много лет нас держали в клетках, кормили, решали все наши проблемы, а сейчас выпустили на волю, и надо самим добывать пищу, бороться за выживание.

(Из местной газеты).

1

Теперь всякий разговор Ольги Павловны с мужем обязательно сводился к тому, как хорошо иметь собственный дом. Любительница ярких, необычных нарядов и всего такого, чего нет ни у кого, она болезненно-ревниво посматривала на огромные шикарные особняки «новых русских». Муж, Аркадий Иванович Конев, называл ее мечты пустым прожектерством. Ведь гайдаровская «реформа» превратила все накопления в пыль, а надеяться на недавно полученное письмо от ясновидящей, которая обещает раскрыть секрет богатства и счастья, — это просто смешно.

— Да-да, представь себе, женщины склонны верить в чудо! — раздражалась на его насмешку жена. — Что им еще остается, если мужья не способны прилично зарабатывать?

После таких слов пропадала охота шутить. Дипломированный инженер-конструктор, Аркадий Иванович работал заместителем главного инженера по технике безопасности станкозавода, что давало время для выполнения обязанностей председателя профсоюзного комитета. Зарплата не ахти какая, однако заниматься бизнесом ему и в голову не приходило: «Богат не тот, кто много имеет, а кто мало хочет», — цитировал он киниковКиники — последователи философской школы, которые призывали к аскетизму, простоте и возврату к природе, считая это средством достижения духовной свободы.. Его пленяла история древнего Рима и Греции, возможно оттого жену он часто называл именем богини красоты — Венерой или Афродитой, а единственного сына, будущую радость и надежду, окрестил Юлианом, что в переводе с латинского означает — «из рода Юлиев».

*

На работу по утрам супруги обычно выходили вместе, и сейчас, пока муж возился с ключами, закрывая внутреннюю и недавно поставленную наружную металлическую дверь, Ольга брезгливо смотрела на заплеванную лестничную площадку, усыпанную подсолнечной шелухой и окурками.

— Нельзя выйти из квартиры! Наш подъезда превратили в место для тусовки: допоздна громкие разговоры, пение под гитару, вечно мусор. Надоело! — распалялась она, и пухленькие щечки ее окрашивались прелестным румянцем. — И как ты, эстет и поклонник древних греков, можешь мириться с этим?

Он догадывался, куда клонит жена, знал, что «эстет и поклонник греков» далеко не комплимент, но постарался отвлечь ее, догнал на лестнице, ласково приобнял:

— Афродита моя, спустись на грешную землю и вспомни: давно ли и мы точно так прятались в подъездах? А где еще укрыться молодым, если на улице холодно и всю ночь валит снег?

— Нет, я вижу, ты не хочешь понять меня, — она трагически закатила глаза, капризно сжала крашеные пухленькие губки.

Эти божественные губки красивой «пампушечки» влекли его и волновали всегда. Он опередил ее на две ступеньки, что сравняло их ростом, и поцеловал. Она притворно сопротивлялась, отталкивала, наконец, вдохнув, проворковала:

— О, спохватился! Ночи было мало.

— Ты допоздна сидишь. Трудно дождаться…

— Нечего ждать, раз уж тебе не нужны деньги. Я подрядилась набрать и отредактировать мемуары известного в городе ветерана войны. Он старенький, оттого родственники торопятся издать книгу при его жизни и обещали доплатить за скорость, а денег м н е надо много, — она сделала акцент на слове «мне», открыла косметичку, подправила помадный рисунок на губах и деловито зашагала, показывая недовольство мужем, который совершенно не хочет понять, как ей обрыдла пятиэтажка.

Вышли на крыльцо. Снегу навалило столько, что дворничиха, приступив к работе затемно, успела прочистить дорожку всего лишь до соседнего подъезда. Но за день наведет порядок везде, и это одно из преимуществ пятиэтажки перед частным домом. Вот где надо бы процитировать слова Инги, Ольгиной подруги, однако он сдержался, ведь слово «дом» действует на Ольгу, как недоступная игрушка на капризного ребенка.

Там, где дворничиха проделала тропинку, зашагалось полегче, однако перелаз по сугробам на другую сторону дороги можно было сравнить с переходом Суворова через Альпы. Преодолев этот рубеж, супруги расстались. Ольга направилась к автобусной остановке, чтобы ехать в центр, к военкомату, а Аркадий взял привычный курс на светящиеся вдали заводские корпуса, которые мощно возвышались над пригородными частными бревенчатыми избами.

В любую погоду он ходил на работу пешком, и всегда неспешная прогулка доставляла удовольствие. Правда, по утрам донимал ветер, который постоянно дул с запада и норовил кольнуть в левое, больное, ухо. Но если максимально отворачиваться и заслоняться рукой, то ничего, терпимо.

Идя почти боком, Аркадий смотрел на темные деревья и столбы, залепленные снегом снизу доверху, и представлял, что это не снеговей, а талантливый художник положил на стволы белую полоску для придания им объемной выразительности. Вспоминая свое давнее увлечение фотографией, сейчас он отметил, как причудливые мазки усиливали контрастность деревьев, делая темные стволы похожими на негативное отображение рябеньких берез. А на ветках и кустах красовались снежные бутоны — видимо, такая картина и подсказала Пушкину замечательные строки:

Пришла, рассыпалась; клоками

Повисла на суках дубов…

Слева опять полетели крупные снежинки, и Аркадий глубже натянул толстую вязаную шапочку на больное ухо.

Тропинка едва угадывалась под слоем снега, ноги проваливались в рассыпчатую рыхлость, однако он ничуть не жалел, что и сегодня остался верен своей привычке. Ведь только здесь, между квартирой и заводским кабинетом, можно побыть наедине со своими мыслями.

Микрорайон в сугробах снега и раскрасневшаяся от работы дворничиха навели его на размышления о недавнем визите соседки Инги. Старший научный сотрудник местного краеведческого музея, нештатный корреспондент, она всегда с жирно крашенными губами, а неизменной желто-черной одеждой похожа на бабочку махаон.

— Ты хочешь дом? Ну, это прямо картина Репина «Не ждали»! — театрально-трагически заломила она руки. — Зачем тебе деревенские проблемы? Или надоело из подъезда выпрыгивать на тротуар, который летом дворник худо-бедно подмел, зимой прочистил дорожки. А частный дом — ой, держите, а то упаду! — я помню халупу своего дяди Степана: летом грязища по колено, зимой вставай чуть свет, разгребай снег, иначе не вылезешь… Это надо молодой роскошной женщине? Туалет — на улице. Без воды, без ванны, без газа… Нет, ты совсем чокнулась, тебе надо к психиатру.

Однако ни устрашения, ни уговоры на Ольгу не действовали.

— Ты не понимаешь, — горячилась она. — Я хочу коттедж. Не завалюху, в которой жили наши предки, а каменный дом в хорошем месте, со всеми удобствами. Посмотри, сколько за последнее время появилось в городе таких красавцев. Сейчас покажу тебе рекламки, есть дома — закачаешься!

Открыла шкатулку и, как всегда, не упустила случай похвастаться:

— Это у меня сережки с аметистом — привезла из Польши, продавец сказал, будто аметист приносит счастье, и я надеюсь, что рано или поздно мечта моя сбудется. Кстати, недавно мне пришло письмо от ясновидящей по имени «Великая Госпожа» с отличным астрологическим прогнозом, вот, послушай, что она пишет:

«Изучив Вашу астральную карту, я открыла для себя (так как Вы родились 31 июля и по китайскому гороскопу Лошадь), что очень скоро войдете в тот период жизни, который я называю треугольником удачи.

В нумерологии и астрологии это очень редкий случай. А означает он, что в скором времени Вы будете переживать на удивление благоприятный период.

Да, Ольга Павловна, если Вы сможете ухватиться за этот исключительный шанс, в течение трех ближайших месяцев Вы заработаете много денег и получите от жизни все, чего пожелаете.

Я очень много думала о Вас, открывая для себя Ваш характер, Ваши проблемы (звезды говорят, что до сих пор жизнь не очень-то Вас баловала), и поняла, что Вы — человек чувствительный, искренний, великодушный и достойны получить секрет, который провел меня через всю жизнь. Теперь он наконец-то откроет Вам путь к богатству и счастью.

Я скажу Вам, Ольга Павловна, нечто, чего Вы наверняка не знаете: Вы уже однажды проходили сквозь этот треугольник удачи, однако, ничего о нем не зная, не смогли воспользоваться этим моментом… Но на сей раз Вы не упустите шанс, потому что я рядом и я хочу раскрыть Вам секрет богатства и счастья.

Как только я получу Ваше письмо с квитанцией почтового перевода, я отправлю Вам секретное досье, в котором скажу, что делать, чтобы в короткие сроки выиграть сумму, в которой Вы действительно нуждаетесь, раз и навсегда покончить с Вашими проблемами и получить все то, о чем мечтаете.

Напишите мне прямо сейчас — этим Вы докажете мне, что я была права, оказав Вам доверие. И еще, уважаемая Ольга Павловна, я хотела бы заверить Вас в том, что мы с Вами не расстанемся до тех пор, пока Вы не получите все, чего желаете…»

— Ой, и меня жизнь не баловала, я тоже хочу счастья и денег. Дашь мне ее адрес?

— Разумеется, но бесплатно Великая Госпожа не открывает свой секрет. Она просит выслать энную сумму по почте. Я бы отправила, да Аркадий против.

— И как много?

Ольга шепнула, и подруга возмущенно воскликнула:

— Ого-го! Как говорит мой сын, «круто»!

— Счастье и богатство нынче в цене, — съехидничал Аркадий.

Будто не замечая насмешки, Ольга продолжала рыться в шкатулке:

— Уже забыла, зачем я сюда полезла? Ах, да, за проспектами. Так, это документы на дачу, это на гараж, ага, вот, нашла. Смотри, завидуй, как «новые русские» устраивают свое гнездышко! Пример для подражания. Не зря мой шеф говорит: «Мода — это инструмент для приобщения людей к лучшей жизни». Правильно я процитировала? — обратилась она к брату.

Владимир Павлович Антипов самодовольно улыбнулся и прищелкнул пальцами правой руки. Грузный, с массивным, как у римского императора Нерона, лицом, он был холостяк и, спасаясь от одиночества, каждый вечер приходил к сестре, благо квартиры на одном этаже. Начальник 3-го отдела военкомата, а в недавнем прошлом заведующий промышленно-транспортным отделом горкома партии, он любил сочинять цитаты и хорошо, со вкусом одеваться. И сейчас на нем была фиолетовая рубашка в тон малиновому домашнему халату, который напоминал императорскую тогу. А другая его слабость — это давать советы и моментально, прямо на ходу, придумывать выгодные для себя планы.

— Совершенно верно, — подтвердил он. — Красиво жить не запретишь! Эх, жаль, поздно все началось, мне уж не угнаться. Но ты, Аркадий, не теряйся, лови жар-птицу, богатей, а для этого поскорее уходи с завода или в свободное от работы время занимайся бизнесом. Много лет нас держали в клетках, а сейчас выпустили на волю, и надо самим добывать пищу, бороться за выживание. Теперь ни от кого не надо ждать подачек, хватай сколько сможешь. Народ моментально это понял. Посмотри, женщины и те ездят за границу, волокут огромные сумки. Бери с них пример. Если любишь жену и хочешь блага семье, то все получится…

*

Рев буксующего автомобиля прервал воспоминания. Метрах в пятидесяти из проулка торчал капот застрявшего желтого «жигуля». Вскоре появился водитель и стал ногой злобно отшвыривать снег из-под колес. Аркадий мысленно посочувствовал бедолаге, но не свернул с тропинки, боясь опоздать на работу. Ведь из дому вышел как обычно, за двадцать пять минут до начала рабочего дня, однако по сегодняшнему непролазу в график не уложиться. То и дело оглядываясь на несчастного водителя, он корил себя: «Ну что стоило подойти, предложить свою помощь? Вот так вечно — все бежим, торопимся, некогда нам».

И тут судьба дала возможность искупить недавний промах: перелезая через улочку Луговая, он заметил троих мужиков, которые толкали буксующий автомобиль серебристого цвета. Иномарка устремилась длинным капотом на Заводскую улицу, которую изредка чистили, и даже в такую погоду — судя по медленно ползущей вдалеке легковушке — дорога была проезжая.

Мужики распрямились и позвали Аркадия на помощь:

— Может, одной лошадиной силы нам и не хватает!

Он очнулся от дум, глянул на часы, затем на машину. Импортная, с низкой посадкой, она практически лежала пузом на снегу, и тут простым «подтолкнуть», кажется, не обойдется.

— Спасибо, господа, за комплимент! Разве я похож на Геракла? — слова и улыбка были не отказом, а чем-то средним между шагом к знакомству, желанием понравиться и развеселить их. На «Геракла» никто не отреагировал, а обращение «господа» вызвало оживление:

— Нашел господ!

— Очень уж знатные мы господа — с драными штанами!

— Из товарищей мы вышли, а господами так и не стали.

— Помоги! Я заплачу, — из кабины высунулся вначале толстый бумажник, затем чернявый, похожий на ворона, толстячок с большим греческим носом. Это Гуревич, известный в городке директор единственного ресторана «Парус» и развлекательного центра «Нирвана».

Аркадий поморщился: ну можно ли подмогу измерить деньгами? И так ясно, коли человек попал в беду — надо выручить!

Увидев на обочине два целлофановых пакета с рекламой сигарет «Кемел» и «Кент», он положил к ним свой дипломат, шагнул в истолченное ногами снежное месиво и подналег на багажник рядом с бородатым здоровяком. Из-под ведущих передних колес летели ошметки снега. Вперед-назад, вперед-назад — метр вперед. Остановка. Вперед-назад, вперед-назад — метр вперед. Остановка.

«С таким же трудом и усердием жители Трои втаскивали в город деревянного коня, — улыбнулся Аркадий, вспомнив „Илиаду“ Гомера. — Не хватает Париса и Елены, жреца Лаокоона, предостерегающего об опасности даров данайцев, и детей его, задушенных змеями».

К Заводской приближались медленно. От мужиков шел пар.

— Давай перекурим! И кто понавез сюда иномарки? Жили до сих пор без них, обходились. Резина шипованная, а — буксует. Нет, эти машины не для наших дорог, — тяжело дыша, сказал басом пожилой; он всеми здесь командовал, словно троянский царь Приам. Снял мохнатую собачью шапку, вытер пот мятым платочком.

Вышел толстячок-водитель. Барским жестом угостил всех дорогими сигаретами, каждому дал прикурить от большой зажигалки в виде пистолета.

«Надо же! Точь-в-точь, как моя, — удивился Аркадий и беспокойно полез в карман, чтобы удостовериться: на месте ли? Незаметно достал, убедился в схожести двух пистолетов-зажигалок. — Вот тебе и единственная и неповторимая, как с гордостью заявила Ольга, вручая этот подарок из Польши. Если сказать ей, то расстроится. А может, наоборот — возгордится, что у мужа точно такая игрушка, как и у самого богатого человека города?»

— Ездить надо по асфальту. Кой черт занес на Луговую? — ругнулся крепыш, похожий на Гектора, сына Приама.

— Я еду, куда зовут дела, — грубо ответил Гуревич.

— Где ты зимой видел в нашем городке асфальт? — желая примирить всех, пробасил пожилой, «Приам».

— Не соображает «чайник», вот и весь ответ, — продолжал атаковать задиристый «Гектор».

— Скажешь! Если б не соображал — не ездил бы на иномарке.

О водителе говорили так, будто его нет или он иностранец и не кумекает по-русски. Гуревич постоял-постоял неприкаянно и залез в кабину. Видимо, знал: ничего хорошего про него эти люди не скажут. Включил музыку и размышлял: сколько им заплатить, когда вытолкнут? По сотне — хватит? Или достаточно по полтиннику?

— А то мы не знаем этого бизнесмена и его соображение! Купил столовую, сделал там казино и какой-то дискоклуб, гребет денежки с богатеев да совращает молодежь, а в городе пожрать стало негде, — хриплым голосом поддержал «Гектора» высокий юноша в тоненькой, не по погоде, потертой болоньевой куртке — «Парис».

— А давай, мужики, бросим его к чертям собачьим, пусть сам выбирается! Что мы ему, шестёрки? — напирал агрессивно «Гектор». Сразу видно — мужик драчливый, заводится с полуоборота.

— Ладно уж, человек в беде, надо помочь, — пробасил пожилой и зло швырнул окурок назад, в снежное месиво с двумя глубокими колеями и множеством бесформенных отпечатков ног. Проследил, чтобы сигарета погасла, и командирским голосом заприказывал: — Эй, бизнесмен, заводи! Раскачивай! Не газуй сильно! Вперед-назад! Вперед-назад! Хорошо! Еще качай!…

После очередного дружного толчка иномарка наконец-то вползла в Заводскую и поехала безо всякой помощи. Радуясь победе, мужики потирали руки, а когда машина вдруг встала — испуганно переглянулись. Но из машины бодро вылез Гуревич с пухлым бумажником в руках и направился к ним. Аркадий и пожилой смущенно отказались от денег, а «Гектор» и его длинный друг — взяли. «Парис» небрежно сунул в легонькую курточку стотысячную бумажку и, словно оправдываясь, прохрипел:

— Зря отказались, «новый русский» от этого не обедняет.

— Нахапали денег — не знают куда девать. С жиру бесятся, — агрессивно поддержал крепыш «Гектор».

Втроем вернулись на Луговую. Аркадий взял дипломат, а симпатичный задира «Гектор» и пожилой командир «Приам» — свои целлофановые пакеты. Недавно объединенные общим делом, но не знакомые, они расстались, скупо кивнув друг другу.

Этот случай навел Аркадия на новые раздумья. После революции 91-го года в России объявились люди, которые вдруг разбогатели, пожелали отмежеваться от всех, потому и стали называть себя «новые русские». Вероятно, позже ученые и историки дадут им точную оценку, а пока народ относился к ним двояко. Большинство ненавидело нуворишей за предательство исконно русских черт характера — совестливости, хлебосольства и великодушия. Но были и такие, кто восхищался их деловитостью, завидовал дорогим импортным автомобилям и огромным домам-коттеджам.

Вокруг только и говорили о богатых: тот выиграл огромную сумму, открыл магазин и обзавелся иномаркой; другой взял на Украине с помощью знакомых вагон сахара под реализацию, привез, продал, «раскрутился» и затеял строительство коттеджа; третий промышляет рэкетом на рынке; другой торгует. К новой жизни приспосабливались, кто как мог.

Жители просто диву давались — столько появилось невиданных иностранных машин и как много стало строиться коттеджей в доселе нищем городке. Средства массовой информации усиленно внедряли народу мысль, что быть богатым — это хорошо. Всяческие колдуны, хироманты и ясновидящие стали наперебой предлагать амулеты Счастья, талисманы Любви. Причем так обольстительно и складно завлекали, что многие верили. Даже Ольга порывалась отправить денежный перевод, чтобы взамен получить богатство и счастье. Все каналы телевидения ломились от обилия азартно-заманчивых игр. Например, известный комедийный актер проводил викторину в хранилище банка, за металлической решеткой. Оператор не мог оторваться от желтых кирпичиков-слитков золота, любовался ими, показывая крупным планом, лишь изредка обращал внимание на игроков и ведущего. Актер ни минуты не оставался в покое, лазал по клетке то вниз, то вверх, застывал в обезьяньей позе, уцепившись за прутья одной рукой, а в другой держал у рта микрофон. Видимо, хотел ужимками и прыжками доходчивее показать, как с помощью знания и стремления к победе можно получить килограммовый слиток. А, может быть, рекламировал крепость банковских решеток.

Лёня Голубков, простой неприметный мужичок, каждые полчаса на всех каналах рассказывал о золотой жиле, которую он нашел в лице МММ: «Вложил немного денег, а теперь только успевай ходить в магазин: вначале купил жене сапоги, затем норковую шубу, чуть позже — себе автомобиль». И жена его, неуклюжая в дорогих обновках, смущенно улыбалась, правдоподобно демонстрируя счастье.

А уж каких только лотерей не было! Ведущие просто захлебывались от деланного восторга, произнося выигрышные номера да показывая крупным планом билеты-счастливчики; тут поневоле уверуешь в чудо и захочешь стать обладателем джек пóта в несколько миллионов.

Под этим шквалом соблазнов устоять было трудно, многие захотели стать богатыми. Для малоимущих самый простой способ разбогатеть — это торговля, «купи-продай», благо спекулянты стали называться предпринимателями. В зависимости от величины стартового капитала человек ехал за товаром в Польшу, Турцию, Китай или, на худой конец, в «Лужу» — так называли оптовый рынок на месте столичного стадиона «Лужники». Торговые ряды и палатки вырастали на улицах, как грибы в летний дождь. Большинство магазинов перешли в частную собственность, там появилось много соблазнительных, в основном импортных, товаров. И на все нужны деньги. Много денег.

Ольга радовалась изобилию, поскольку теперь на каждом шагу могла купить то, за чем раньше приходилось «гоняться», стоять в очередях или покупать «по блату, по знакомству». Владимир Павлович также восхищался новыми порядками:

— Раньше мы довольствовались тем, что положат в кормушку, а теперь — свобода: выходи, бери, чего пожелаешь и сколько сможешь.

Как и большинство горкомовских работников, он крупный, представительный, но это не мешало ему быть дьявольски энергичным и пробивным. Например, при распределении квартир он «выбил» трехкомнатную сестре и однокомнатную себе, причем в новой пятиэтажке и на одной площадке. А когда комплектовалась делегация в польский город-побратим, то благодаря его усилиям и связям в нее попали начальник 3-го отдела военкомата (то есть он) и инспектор этого же отдела Ольга Павловна Конева (его сестра). Неистощимый на всякие аферы, он и в тот раз придумал план: вдвоем с сестрой набрали — якобы для сувениров — кучу электродрелей и электротостеров, а вернулись с шубами, куртками, несессерами и прочими шмотками, которые здесь выгодно продали. Известно, что свободные деньги вызывают излишние желания, отнимая у человека покой. Вот жена и возмечтала о своем доме, оттого-то ее все в пятиэтажке вдруг стало раздражать.

2

— Снова почтовый ящик открыт настежь, наверное, лазил кто-то, — ворчливо сказала Ольга, входя в квартиру с газеткой в руках.

Быстро накинув домашний цветастый халатик, она поставила ужин в микроволновую печь и начала просматривать последнюю страницу. Местная газетка «Заря коммунизма», переименованная в «Волжские ведомости», не стала ни лучше, ни интереснее, да и выходила так же — два раза в неделю. Единственное новшество — это объявления, которых столько, что занимали одну из четырех страниц. По тому, как газетка зло отброшена, а пухлые губки супруги недовольно сжались, Аркадий понял, что коттедж не предлагали. Он вздохнул облегченно, ибо Ольгина прихоть ему как нож острый, ведь собственный дом, с беспрерывными заботами и хлопотами, отнимет все свободное время, и тогда прощай любимая рыбалка, прощайте древние греки и римляне.

Этот вздох не остался незамеченным. Ольга задержалась у зеркала, поправила медноцветные, шикарные волосы и отошла, довольная собой. Приободрилась. Не такой она человек, чтобы отступать — она своего добьется, причем в ближайшее время, как говорит Великая Госпожа. Другие переселяются, а она что — рыжая? Правда, волосы действительно рыжие, но — так уж говорится.

«Эх, если бы того же захотел Аркадий! — вздохнула она. — Однако мужики — они и есть мужики: обязательно приплетут какую-нибудь теорию, только бы сохранить свой покой. Аркадий, например, восхищался Антисфеном и киниками, а теперь взял моду цитировать законы спартанского царя Ликурга, который на государственном уровне был противником роскоши и богатства».

И, как всегда, исподволь, она принялась обрабатывать супруга:

— Лампочку в подъезде опять кто-то выкрутил — такая темнотища, я чуть на кошку не наступила. Столько их расплодили, просто некуда шагнуть, а зловоние… В коттедже такого не бывает.

— Ну и тему ты нашла для ужина, — улыбнулся Аркадий, сделав вид, что не было фразы про собственный дом.

Покушали, убрали со стола, Ольга мыла посуду, а он ластился к ней, называл Венерой, Афродитой, самой красивой и желанной.

Сын Юлий ушел в свою комнату, и оттуда загремела синкопирующая музыка. Через полчаса, вместе с тишиной, он появился на пороге, в кожаной коротенькой куртке «пилот», без шапки и шарфа. Собрался погулять со сверстниками.

— Надень хотя бы шарф, простудишь горло. При чем — не модно? Главное, чтобы тепло, — придирчиво повоспитывал Аркадий.

— Оставь, если не понимаешь, — вступилась мать. — Сейчас у молодежи свои вкусы.

— Ну, конечно, «молодое поколение выбирает кока-колу!» — бросил отец навязшую рекламную фразу, чтобы скрыть досаду.

— Уже маловата, — восхищенно оглядывая сына, мать одергивала пóлы куртки. — Да-а, вымахал! Появятся деньги — куплю тебе с капюшоном, какие видела в Польше на многих парнях. Ну, иди, только недолго. И не вздумай курить. Товарищи, если хотят, пусть курят, а ты не смей.

Отец подобрал на кухне газетку и поспешил в зал, недовольный своей беспомощностью в деле воспитания сына.

«Запрещает курить, а ведь запретный плод сладок. Надо наоборот — дать ему накуриться, чтобы отвратительное состояние запомнилось на всю жизнь, как это случилось с ним, Аркадием, еще в шестом классе. А чрезмерное сюсюканье да стремление нарядить сыночка в такое, чего нет ни у кого — это не самое главное в воспитании. Всякую обновку надо заслужить хорошей учебой», — говорил он всегда, но сейчас промолчал из боязни лишиться ночью желанных супружеских ласк.

Он бегло, по диагонали, просмотрел «Волжские ведомости». Сенсацией номера опять была грызня между Большим городским Советом и Малым: депутаты-коммунисты опять всех собак вешали на демократов, которых народ прозвал «дерьмократами» и «прихватизаторами». Надоело! Это нескончаемый сериал, похлеще «Санта-Барбары».

«Слава Богу, есть куда спрятаться от политики», — подумал он, раскрывая «Жизнеописания знаменитых греков и римлян» на главе «Перикл». Но и там описывалась не менее темпераментная политическая борьба между Периклом, руководителем демократической партии, и вождем аристократов, Кимоном.

Ольга закончила кухонные дела, включила телевизор и, облегченно вздохнув, устало опустилась в кресло. Из-за стенки глухо доносились звуки пианино. Это Вера, соседская дочка, разучивала бетховенского «Сурка», спотыкаясь на каждой фразе.

— Ну, вот, полюбуйся: вечером захочешь отдохнуть у телевизора, так над ухом бездарно музицирует Верка — подолгу топчется на одной и той же музыкальной фразе. Ее ошибки просто бесят, хоть иди и показывай, какую следует нажать клавишу. Наверху жеребцом скачет Васятка, значит, опять Инга воспитывает ремнем, а ложишься спать — соседи слева начинают наполнять ванну, попробуй-ка уснуть под шум ниагарского водопада. Неужели тебе все это не надоело?

Аркадий отвлекся от жизнеописания Перикла, поразмышлял о женской логике:

«Да, стены в наших многоэтажках звукопроницаемые, к этому привыкли настолько, что не замечали. Но появились коттеджи, и прежние квартиры стали тяготить, все в них кажется невыносимым. Совсем как в анекдоте: „И жили они долго и счастливо, пока не узнали, что другие живут еще счастливее“».

Обнял жену и сказал:

— Человек привыкает ко всему. Ведь к рекламе сигарет и пива нас приучили, теперь уже никто не смущается, когда говорят о женских критических днях и показывают интимные прокладки. Так и здесь: Вера подрастет, будет услаждать наш слух замечательной игрой, а котельная когда-нибудь заработает по-нормальному, горячая вода будет в любое время, и соседи перестанут купаться по ночам.

— Нет, я вижу, тебе меня ничуть не жалко, ты меня разлюбил, — тихо сказала она и даже натурально погрустнела.

— Не разлюбил и не разлюблю никогда. Ты моя Афродита! На месте Париса я без раздумий вручил бы тебе знаменитое яблоко с надписью «Прекраснейшей» и не потребовал в награду красавицу Елену! — он присел на ручку кресла и страстно поцеловал ее.

— Все, все! Хватит! И не подлизывайся! Я принесла домой «шабашку», сейчас малость передохну и начну печатать. Допоздна, — помолчала и добавила сухо: — Раз уж тебе не нужны деньги и помощь знаменитой ясновидящей.

— Стоп, а супружеские обязанности? Когда, наконец, ты снимешь волшебный пояс Венеры, в котором заключено блаженство и все чары любви?

— Никогда. Ты же сам рассказывал про Лисистрату, которая подговорила женщин Древней Греции не пускать в постель мужей, пока те не прекратят войну. Меня эта история натолкнула на замечательную мысль.

— Я сто раз тебе говорил, что кроме конструкторской работы ничего не умею, а в нашем городке по этому профилю «шабашек» нет, — засуетился он, услышав такую страшную угрозу. Ведь она решительная женщина, с нее станется — запросто сыграет Лисистрату.

— А фотографии?! Раньше ты их делал не хуже профессионалов. У тебя хороший фотоаппарат, куча объективов, огромный фотоувеличитель, много бачков и ванночек. Владимир Павлович составил тебе замечательный план: в свободное от работы время фотографировать в детсадах и школах, а по выходным — в деревнях. Он принес даже бланк патента на индивидуально-трудовую деятельность, тебе осталось только заполнить.

Разглядывая бланк, Аркадий придумывал нейтральный ответ, который бы закрыл эту тему да предотвратил семейный конфликт.

Хорошо, что пришел Владимир Николаевич. Он частенько вот так, в халате и тапочках наведывался к сестре, когда одолевало одиночество. Не успел он сесть на свое привычное место в кресло у торшера, как влетела соседка Инга. С жирно крашенными губами и в неизменной желто-черной одежде, она безостановочно говорила, заполнив шумным голосом всю квартиру:

— Васятка мой здесь? На улице нет, дома тоже. Ладно, проголодается — придет. Ну и снегопад сегодня — конец света, прямо «Последний день Помпеи» Брюллова! Мы побывали на Загородной улице, едва проехали к одной бабульке; та собралась помирать и свои иконы решила передать музею. Иконы — ничего особенного, девятнадцатый век. Зато я видела, как тамошние жители организованно, будто на субботнике, вышли с лопатами и каждый около своего дома откапывал дорожку. Зрелище, доложу я вам! Ольга, неужели эта погода не остудила твои мечты о собственном доме? Представляю: ты, шикарная рыжеволосая красавица, богиня Венера, как тебя называет Аркадий, и — с лопатой! Это — уже будет картина скорее в духе Пластова, чем Рубенса или Тициана! Одумайся. Нужны тебе деревенские проблемы? Прав мой Васятка, говоря в таком случае: «крыша в пути».

— Посмотрю, чего ты скажешь, когда придешь в гости, — горячилась Ольга. — Вообрази, каменный дом в хорошем месте, со всеми удобствами. Я сейчас покажу тебе проспектик, подобного во всем городе нет: единственный экземпляр принесли мне сегодня из строительной фирмы. Увидишь — закачаешься!

Она открыла сумочку и не упустила случай похвастаться:

— Это у меня сберкнижка. Польские деньги положила на депозитный вклад, там очень большой процент. Кстати, я где-то читала, да и по радио не раз говорили, что в нынешнее смутное время самый лучший способ сохранить деньги — это вложить в недвижимость. Только не в наши квартиры! Владимир Павлович считает, что «многоэтажки», с комнатками вроде железнодорожных купе, морально устаревают, значит, обесцениваются… Ага, это рукопись ветерана войны: чем скорее отпечатаю, тем больше заплатит… Стой, зачем же я сюда полезла? Ах, да, вот проспект. Как говорит мой брат: «Реклама — это компас в океане товаров».

Инга рассматривала виды зданий, снятых в разных ракурсах, а Владимир Павлович, услышав свою цитату, прищелкнул пальцами и самодовольно улыбнулся.

— Красиво жить не запретишь! «Эх, где мои семнадцать лет? На Большой Каретной!» — нараспев сказал он свои любимые фразы и добавил: — Аркадий, на твоем месте я бы давно бросил завод да занялся фотографией или торговлей. Начальный капитал есть, а еще что понадобится — я помогу. Ты зря теряешь время, подумай о благе семьи.

— Человек я законопослушный, безответный, а как раз таких и сажают в тюрьму за любой малый пустяк, — тихо сказал Аркадий.

— Главное, не бойся, а в случае чего — рассчитывай на меня и моих друзей, бывших горкомовцев, ведь они и сейчас занимают не последние в городе кресла! Хотя, доложу тебе, рыцарское стремление угодить любимой женщине — всегда превалировало над страхом. К тому же, как говорится: «Чего хочет женщина, того хочет Бог». Ты ведь любишь Ольгу?

Вопрос был риторический, и Аркадий промолчал.

— Любит, любит, — подхватила Ольга. — Когда подлизывается, то называет Венерой, Афродитой. Пятнадцать лет назад готов был достать мне звезду с неба. А сейчас прошу такую малость — коттедж…

Аркадий продолжал смотреть за окно. «Как им объяснить, что дело не в страхе, а в отношении к презренному металлу», — думал он.

…На фоне густеющей сини вечерних сумерек ему представился Ликург, царь Спарты, в пурпурной тоге, бородатый, высокий, плечистый. Громовым голосом он предлагает народному собранию отменить золотые и серебряные монеты, а вместо них ввести железные деньги. На открытой, не защищенной от ветра и солнца площади бушует народ. Богатые пытаются отклонить закон, однако бедные — их большинство — заглушают протест и одобрительным криком поддерживают царя. Чуть в сторонке уже приготовлено железо для изготовления новых денег. Вот его нагревают добела, опускают в уксус. Металл становится хрупким и совершенно непригодным для каких-либо изделий. Царь подсказывает мастерам, чтобы чеканили монеты большие, размером с лошадиное копыто. Он дальновидно рассчитал: громоздкие деньги создадут столько хлопот, что богачи не возрадуются. Во-первых, такую гору трудно спрятать и для хранения нужно строить специальную кладовую, а, во-вторых, собираясь за крупной покупкой, понадобится телега, иначе монеты не дотащить. И действительно, вскоре в стране исчезли корыстолюбцы, пре­кратились преступления, ибо кто решился бы воровать, брать взятку или грабить, если невозможно скрыть добычу, да и какой смысл копить ни к чему непригодное железо? Роскошь — вечная причина всех раздоров — ис­чезла в Спарте, и богач с бедняком стали братьями…

3

В наше время, в век бумажных денег, их легко спрятать, а количество, необходимое на покупку коттеджа, можно уместить в кармане или в сумке. Заиметь их — вот проблема проблем.

Ольга выполнила свою угрозу и, как Лисистрата, заставила мужа «голодать». Она допоздна правила и печатала рукопись известного ветерана войны, а затем постелила себе на диване в зале. Настроенный на супружеские ласки, Аркадий никак не мог уснуть, все время ворочался, прислушивался к бойкому стрекоту клавиатуры… Далеко за полночь, когда все стихло, пошел в зал, лег на диван, в дурманящее тепло супруги. Ольга спала в рубашке и, чего никогда не бывало, — в трусиках. Когда он воровски тихонько начал поглаживать шелковистое тело, жена испуганно вскинулась, спросонок шлепнула его домашним тапочком и — прогнала.

После того случая, ложась спать, стала закрывать дверь на защелку. Лисистрата и женщины древней Греции знали, чем воздействовать на мужей.

Несколько неуютных холостяцких ночей вынудили его взяться за подаренную Владимиром Павловичем брошюру: «Как начать собственное дело. (Книга для тех, кто начинает путь в бизнесе)».

Автор, кандидат экономических наук, на доброй сотне страниц рассуждал о первоначальном накоплении капитала и предлагал шестьдесят пять видов деятельности для людей с разными умственными способностями и складом характера. Здесь было все, начиная с торговли и организации домашней гостиницы или кафе у дороги и кончая фирмой бытовых услуг (мытье окон, стирка и глажка, уборка квартир и т. д.).

Кстати, в книжке описывалось, как можно просто заработать деньги, собирая и обрабатывая шкуры крупного рогатого скота. Именно этим недавно убеждал заняться Василий Чехалин, бывший однокурсник, а сейчас механик на швейной фабрике. Энергичный еще со студенческих времен (тогда по его инициативе возник «триумвират» — Чехалин, Брюшенинов и Конев), сейчас он самостоятельно, без книжки додумался до такой идеи, прочитав в центральной газете «Известия» объявление о покупке мокросоленых шкур КРС по пятьсот тысяч рублей за тонну. Это же надо — полмиллиона за отходы! Он загорелся и несколько раз в день звонил Аркадию, рисуя радужные перспективы:

— Пришло время возродить наш студенческий «триумвират» для финансовых целей: в деревнях шкуры можно купить задарма. Привлечем Кирилла, а то он совсем погрязнет в ремонте автомобилей. Мой дядя, Виталий, рассказывал, что шкуры даже выбрасывают, поскольку никто не помнит, как их выделывать, нынче скорняки совсем вывелись. А у меня есть адрес оптового покупателя. Две тонны — и миллион в кармане. А если шесть тонн — по «лимону» на брата. Сделаемся миллионерами, Конёв! — он зажигательно, с пафосом в голосе повторял про «лимоны», предлагая объединить усилия, чтобы не упустить эдакие деньжищи.

Аркадий упорно отказывался от предложения Чехалина, во-первых, из антипатии к однокурснику, который всегда напускал на себя важность, говорил менторским тоном, отечески похлопывал по плечу и обязательно искажал фамилию Конев буквой «ё». А во-вторых, шкуры — это незнакомо. Лишь сейчас, в книжке, получил он подтверждение правильности своего решения. Автор советовал заниматься тем делом, которое знаешь — только тогда можно рассчитывать на успех.

Когда-то Аркадий увлекался фотографией, некоторые снимки были просто замечательные. Поэтому из всего списка он выбрал «Фотоуслуги (съемка на улицах, в детских садах, школах, на торжествах, на дому)». Это дело творческое, интересное, тут, как говорится, будет совмещено приятное с полезным.

Владимир Павлович попросил своих бывших друзей-горкомовцев, и они быстро оформили Аркадию патент на индивидуально-трудовую деятельность.

Ольга в тот же вечер перестала изображать Лисистрату, пораньше закончила печатать и легла в спальной. Аркадий был счастлив.

Субботним утром с «Зенитом» и фотовспышкой он отправился в школу, якобы поснимать Юлиана в семейный альбом, а на самом деле — найти клиентов. Но сын был плохой пособник: стоило нацелиться фотокамерой, он сразу смущался, лицо становилось цвета рыжих волос, а под конец не смог выдержать всеобщего внимания и выбежал из класса. То есть даже имя божественного Цезаря ему не помогало. Однако тут же нашлись дети, которым понравилась идея сфотографироваться за партой и у доски, рядом с учительницей. На это и рассчитывал Аркадий. Затем кто-то из ребят предложил сделать на память общий снимок, и все, толкаясь, повалили к доске, чтобы занять хорошее место. Как водится, из лести к фотографу, одноклассники принялись выталкивать Юлия вперед, ближе к учительнице, но тот скромничал, упирался и все же умудрился спрятаться в последнем ряду.

Из этого класса Аркадий зашел в 7-й «Б», где учился сынок Инги, Васятка. В отличие от Юлия этот симпатичный хулиганистый паренек держался перед объективом без всякого стеснения, даже позировал; его пример увлек одноклассников, ему стали подражать. Как и в 7-м «А», здесь попросили сделать на память общий снимок, все выстроились за последними партами. Некоторое время была борьба за места. Шустрый Васятка все же протиснулся вперед, оттолкнул скромного мальчика и сел рядышком с красивенькой светловолосой девочкой. Только сфотографировались, как зашла медсестра и приказала всем идти в медпункт, сдавать кровь на анализ. Васятка, чувствуя себя героем дня, схватил дядю Аркадия и поволок с собой:

— У меня нет ни одной фотографии, где я ширяюсь. Крупным планом шприц на сгибе руки, — это прикольно!

Васяткина идея понравилась мальчишкам, и почти все просили снять такой же кадр: «я, медсестра и шприц». Аркадий выбрал удобное место и ракурс, чтобы просматривались эти три объекта, ведь пожелание клиента — закон. Когда закончилась пленка, перезарядил фотоаппарат и продолжал щелкать без устали. Подошел черед и Юлию сесть перед медсестрой. Уж тут-то ему было не до фотокамеры: он боялся уколов так, что страх вытеснил все остальное. Едва увидел шприц, стал белее белого халата медсестры. Вот с таким выражением ужаса и страха, готовый заплакать, он и получился на том снимке.

Закрывшись в ванной комнате, тесной от фотоувеличителя и ванночек с растворами, Аркадий несколько вечеров делал отпечатки. Общий снимок на картоне «Новобром», размером восемнадцать на двадцать четыре — ценой по три тысячи, а индивидуальные на гладкой глянцевой бумаге десять на пятнадцать — по две тысячи. Чтобы задобрить классных руководительниц и рассчитывать на дальнейшую поддержку подобных съемок, отдал им фотографии бесплатно. А всего поход в школу принес более ста тысяч. Начало предпринимательской деятельности получилось удачным. Жена ликовала. И в ту ночь уснула, не слыша «ниагарского водопада» за стеной.

*

В детский садик идти не хотелось, поскольку там нет ни детишек знакомых, ни воспитательниц. Тогда решительная Ольга продемонстрировала азы дипломатии: купила за семь тысяч дорогую шоколадку, преподнесла заведующей, а взамен получила «добро» на съемку.