Бесплатный фрагмент - Королева Испании София

Несколько слов вместо введения

Кто не знает испанскую королеву Софию? Сами испанцы видят в ней достойную соотечественницу, «испанку до кончиков ногтей». Долгие годы она была верной спутницей короля Хуана Карлоса. Она — хранительница семейного очага и королевского дома, мать нынешнего короля Филиппа VI и двух принцесс. Красивая, элегантная женщина, спокойная и уравновешенная, создающая вокруг атмосферу любви и доверия.

История короля Хуана Карлоса и королевы Софии абсолютно удивительна, как для последних десятилетий Европы, так и вообще в истории. Долгие годы они были «никем» во франкистской Испании. Их политический и социальный статус был неопределённым, будущее — туманным. Но была у этой четы общая цель-мечта: создать в Испании, стране с давними монархическими традициями, новую конституционную монархию, восстановить корону как государственный институт в условиях свободных выборов. В решающий момент новейшей испанской истории, когда страна оказалась на перекрёстке путей авторитаризма и демократии (60–70-е годы прошлого века), принц Хуан Карлос и принцесса София стали своеобразными гарантами выхода, поворота страны к свободе и социальной стабильности.

Вот я и хочу рассказать о жизни и судьбе королевы Софии — замечательной женщине и выдающейся личности. Это будет не строго исторический рассказ, а скорее впечатления, воспоминания, разговоры о написанном, эдакие историко-литературные капричос.

Капричо 1

О том, как появилась эта книга

В годы Перестройки и в начале девяностых жизнь моя тесно была сплетена с Испанией. Меня часто приглашали в Мадрид и Барселону для участия в семинарах, в телевизионных дебатах, на радио. Всех тогда интересовало, что происходит в России. Куда идёт Горбачёв? Кто такой Ельцин? Многие испанцы ещё помнили свою Гражданскую войну, когда дети республиканцев отправлялись в незнакомую страну, СССР, подальше от войны, да там и оставались. Ещё помнился сам драматический переход от авторитарного режима Франко к демократической парламентской монархии. Многих в Испании интересовало, что станет со страной, где долго у власти были коммунисты и где теперь началось демократическое развитие, наметился выход из изоляции.

Я, насколько умела и могла, рассказывала честно обо всём, что у нас происходило. Говорила я по-испански свободно, спасибо моей второй «испанской маме» Энрикете Родригес. И, конечно, много читала испанской литературы. Перевела книгу «Король. Беседы с доном Хуаном Карлосом I» испанского аристократа, писателя Хосе Луиса Вилальонга (книга вышла в Испании в 1993 году, у нас — в 2003, с предисловием Михаила Горбачёва). Дружила я и с послом Испании в СССР Эухенио Бреголатом, который даже одно или два лета жил со своей русской женой Тамарой и двумя детьми в Переделкине.

Весной 1997 года я привезла из Испании только что вышедшую там книгу «Королева» (La Reina) известной испанской журналистки и писательницы Пилар Урбано (Pilar Urbano).

Почти полтора года Пилар вела многочасовые беседы с королевой Испании в скромной королевской резиденции Сарсуэла. Жизнь монархов наполнена деловыми встречами, официальными визитами, так что, беседы эти порой надолго прерывались, но королева с настойчивостью возвращалась к ним. Она сама, в значительной мере, была инициатором книги: ей хотелось, чтобы испанцы больше узнали о ней, о её первой родине — Греции — и о королевской семье. В итоге получился непредвзятый и искренний рассказ женщины о своей жизни. О её встрече с Хуаном Карлосом, о любви, свадьбе, о том, как долгие годы жили они в Мадриде как «никто», принц и принцесса. Но это была встреча двух личностей. И встреча эта определила их судьбу и во многом судьбу всего испанского народа.

Книга Пилар Урбано была издана известным барселонским издательством Plaza y Janes. Мгновенно разошлась, было несколько дополнительных изданий. Прочтя книгу, я загорелась — надо её перевести, познакомить с ней и нашего читателя!

Оказалось, конечно, что всё далеко не так просто.

Никакого издательского опыта у меня тогда не было. Но я вспомнила, как к моему мужу Юрию Карякину в Переделкино приезжал писатель Михаил Соломонович Каминский, который в начале девяностых создал издательство «Олимп». Разыскала его и рассказала ему о книге «Королева».

Он сразу заметил, что книга выпадает из проблематики его издательства. Но всё-таки он мне пообещал книгу издать, если будет финансовая поддержка. Сам с энтузиазмом отправился со мной к испанцам, считая, что на издание книги о своей королеве они денег не пожалеют. Но ни представительство авиационной испанской компании «Иберия», ни принадлежавшая испанцам мясная компания «КампоМос», которая активно работала тогда в Москве, никакого интереса к финансированию издания не проявили. Правда, горячо пожелали нам успехов в хорошем и полезном деле.

Тем не менее, мы начали работать. Подмога пришла из испанского посольства. Посол Эухенио Бреголат к тому времени уже уехал — был назначен послом Испании в Китай. Но новый посол Хорхе Дезкаллар, которому Эухенио, по-видимому, рекомендовал нас с Юрием Карякиным как «друзей посольства», приезжал с женой к нам в Переделкино. Мы их тепло принимали. Я по-прежнему часто бывала в Испании. И однажды, вернувшись в Москву, узнала, что посольство Испании в Москве обратилось с ходатайством в Министерство образования и культуры для получения «помощи для перевода и издания на иностранных языках литературных и научных сочинений испанских авторов». И такая помощь в размере двух тысяч долларов была предоставлена на 1998 год издательству «Олимп» для переводчика Ирины Зориной. Я, конечно, обрадовалась и тут же объявила директору издательства Каминскому, что он может использовать деньги на расходы по печати.

Но тут грянул дефолт 1998-го. Каминский, не объявляя банкротства, залёг на дно, отказался от всех проектов издательства, в том числе и от моего. Деньги из Испании к тому времени ещё не пришли, слава Богу. Но Каминский не удосужился ответить чиновниками из испанского Министерства на их письмо. И чиновники поставили крест на издательстве «Олимп» и заодно сделали чёрную метку и на моём имени.

Прошло некоторое время. Я не оставляла намерения издать переведённую мною книгу. По совету друзей обратилась в издательство «Ладомир» в Зеленограде. Оно специализировалось на выпуске научной литературы по всем областям гуманитарных знаний, а также мемуаров и редких репринтных изданий. Рассказала его директору Юрию Михайлову, почти моему сверстнику, скромному, как мне показалось, внимательному человеку, всю историю с неудавшимся изданием книги «Королева» и о том, что мне персонально выделена стипендия на перевод. Подтвердила, что готова её предоставить издательству «Ладомир» на печатные расходы. Я ещё не знала тогда, что на мне уже была чёрная метка.

Начали работу, а я с помощью друзей из испанского посольства возобновила ходатайство о переводе моей стипендии на другое издательство. На два моих обращения в Министерство образования и культуры пришёл отказ. Тогда я написала напрямую королеве Софии, послав ей номер «Дружбы народов» (2000, No. 9) с журнальным вариантом книги, а также публикации отрывков из моего перевода в журналах «Вестник Европы», «Огонёк», «Культура и жизнь» и даже свою статью «Легко ли быть королевой?» из журнала «Латинская Америка». Была вежливая переписка, были благодарности от королевы и объяснение, что она не имеет права вмешиваться в дела Министерства.

Пока шла чиновничья волокита, мы книгу сделали, нашли прекрасного художника, замечательные фотографии, в том числе новые (Михаил Горбачёв с Раисой на приёме у короля и королевы, первый визит в Испанию Владимира Путина с женой Светланой).

И тут Михайлов говорит: «Ищите две тысячи долларов. Тогда издадим книгу». Таких денег у меня не было. Попросила у Славы Ростроповича. Тот, узнав, что я готовлю к юбилею королевы (ей тогда было шестьдесят лет) подарок, обрадовался: «Как хорошо, что ты мне сказала о юбилее. Очень люблю Софию. Поеду в Мадрид, чтобы поиграть ей. А насчёт денег — надо говорить с Галей. Она всё решает». К Галине Вишневской обращаться не стала. Я с ней не была знакома. Михайлову прямо сказала, что денег нет. Повернулась и ушла. Так и кончились мои попытки издать переведённую книгу о королеве Софии.

Все эти годы — а прошло уже больше двадцати лет — в сознании моём торчала заноза. Не довела дело до конца. Помнится, очень расстроило меня письмо от Пилар Урбано, с которой мы заочно подружились. Я попросила её отказаться от гонорара за мой перевод, учитывая, что у бедных российских издательств мало валюты. Пилар согласилась. Я ей посылала все мои публикации — переводы из книги в наших журналах. И когда я получила отказ печатать книгу и сообщила об этом Пилар, она мне написала: «Снова обвал. Вот так всё и происходит. Идёшь во всём навстречу — результат нулевой». Сама Пилар за прошедшие годы издала в Испании ещё две книги о короле и королеве: «Королева рядом» (La Reina muy de cerca, 2008) и «Цена трона» (El precio del trono, 2011) о короле Хуане Карлосе.

А я подняла в своём архиве так полюбившуюся мне в девяностых годах книгу Пилар Урбано и решила опубликовать свою собственную книгу об испанской королеве Софии — из написанного раньше, переведённого и прочитанного. Так родились эти заметки. Я буду много цитировать из книги «Королева», специально выделяя такие фрагменты, — с благодарностью этой замечательной журналистке и писательнице.

Капричо 2

Мои встречи с королевой в Москве

Впервые я увидела её в ноябре 1995-го в Большом театре. По приглашению Мстислава Ростроповича донья София присутствовала на премьере «Хованщины». Она появилась в правительственной ложе и была так хороша в своём воздушном серебристом платье, так естественно отстояла от всех сопровождавших её чиновников из советской свиты, что публика взорвалась бурей аплодисментов в её адрес.

В мае 1997 года, во время официального визита в Москву короля Испании Хуана Карлоса и королевы Софии, нам с моим мужем посчастливилось быть на приёме, устроенном королевской четой в честь открытия в Москве выставки современной испанской живописи (Миро, Дали, Пикассо).

В залах Пушкинского музея, где испанская королевская чета должна была открыть выставку, собралось много художников, писателей, политических деятелей. Заметила, что не я одна волновалась, ожидая встречи. Почему-то жизнь королей и королев странным образом притягивает нас, людей самых разных и по возрасту, и по социальному положению, и обывателей, и искушённых политиков.

Уже давно короли почти нигде не правят, но всё ещё царствуют в некоторых странах. Да и сам институт монархии претерпел серьёзную эволюцию: демократизация, произошедшая в обществах, не могла не изменить его коренным образом. Королевские семьи стали более доступными, открытыми. Ненасытная на сенсации и скандалы печать много, даже слишком много пишет о личной жизни членов королевских фамилий, принцев и принцесс. Нередко журналисты переходят элементарную нравственную грань. И несмотря на такое «опрощение», на почти осязаемую (через телевизор, бесчисленные фоторепортажи и прочее) возможность каждого простого смертного приблизиться к жизни людей «голубой крови», сорвать с них покров тайны, для нас по-прежнему сохраняется какая-то притягательная загадочность королевских семей, в которой, быть может, нуждаемся мы сами. Ведь с детства мы слушаем сказки о принцах и принцессах, в школе изучаем историю королевств, а самые любознательные исследуют ещё и запутанные генеалогические древа европейских династий.

Помню, как в музее появились король и королева Испании — изумительно красивая пара. Оба высокие, стройные, спортивные, ладные, как-то особенно элегантные. Хуан Карлос — атлетически сложенный, с ястребиным профилем, чуть-чуть надменно оттянутой нижней губой (истинный Бурбон!), светловолосый и голубоглазый. Внешность у него — типично средиземноморская, а у королевы Софии — скорее германская и даже славянская: широковатое, чуть скуластое лицо, огромные лучистые глаза и обаятельная скромная улыбка. Тут же вспомнилось, что прабабкой доньи Софии была русская великая княжна Ольга Константиновна, племянница Александра II. Королева держится настолько просто, демократично и приветливо, что у многих, полагаю, возникает искус — обратиться к ней и просто поговорить.

В тот майский день 1997 года Хуан Карлос и София выглядели немного усталыми, но были великолепны. Тогда же подумалось: «Сколько им приходится тратить времени на формальные приёмы, выстаивать на официальных церемониях!». Толпа приглашённых выстроилась в огромную очередь. И каждого надо было приветствовать улыбкой, мягким кивком. Я заметила, что королева каждому из тех, кто подходил, смотрела прямо в глаза.

Я решилась сказать донье Софии несколько слов о том, как по-доброму относятся к ней русские люди, припомнив при этом девиз её отца, короля Греции: «Сила моя — в любви моего народа». Королева внимательно выслушала меня и, взглянув мне в глаза, поблагодарила за тёплые слова. А король Хуан Карлос, который, как говорят, немного глуховат, не расслышав, о чём речь, но явно заинтересовавшись, тут же стремительно вмешался в наш разговор. И, уже обращаясь к нему, я назвала его, наверное, несколько неожиданно self-made king — королём, который сам себя сделал и стал королём всех испанцев.

В нашей очень короткой беседе я сказала донье Софии, что только что прочла книгу «Королева», хочу перевести её. Опять получила слова благодарности. А потом у нас возникла переписка с доньей Софией, конечно, не прямая, через её секретаря, по поводу издания книги «Королева» Пилар Урбано в России.

Капричо 3

Пилар Урбано пишет о королеве Софии

Хочу ли я сама написать эту книгу? Не знаю. Королева как личность меня привлекает. Уже много лет я наблюдаю за ней издали. Интерес этот возник во время поездки королевской четы в Страну Басков в феврале 1981 года. Это была очень напряжённая поездка. Премьер-министр Адольфо Суарес только что подал в отставку. Террористы из националистической организации басков — ЭТА — убивали людей с невиданной жестокостью. А военные тайно готовили переворот. Нужно было немалое мужество, чтобы решиться на такое путешествие. Хроника его совершенно фантастична. Да, фантастична, потому что пока в Лойоле во всех церквах звонили колокола, приветствуя королевскую чету, на стенах домов столицы Витории появились агрессивные надписи: «Убирайтесь вон!». В Бильбао на центральной площади короля и королеву встречали тысячи людей, размахивая красно-жёлтыми флажками, а в Аскойтиа люди несли огромные плакаты и озверело кричали: «Gora Euskadi Ta Askatuta! Gora ETA!» — «Да здравствует свободная Страна Басков! Да здравствует ЭТА!».

Помню, как королевский самолёт приземлился в аэропорту Форонды. Было очень холодно. Я разыскала одного из сопровождающих, чтобы передать срочную информацию. Один из руководителей баскских националистов предупредил меня: «Завтра в Гернике мы покажем всем, кто есть кто. Мы потребуем освобождения всех наших заключённых. Мы не против короля лично, но мы против государства, которое он, по его словам, представляет. Это государство не дало нам ни свободы, ни демократии, ни независимости».

Напрягаю память. Прошло более четырнадцати лет, но туман времени не мешает мне вспомнить всё совершенно отчетливо. Небольшое помещение Генеральной ассамблеи Герники в то утро было забито до отказа. Яблоку негде упасть, все скамьи парламентариев и балконы заполнены. Сижу на балкончике, сдавленная со всех сторон, но зато сверху вижу всю сцену и президиум — там расположилась королевская чета и представители баскских властей.

Король направляется к трибуне. Едва он начинает своё выступление: «Я всегда страстно желал, чтобы мой первый визит как главы государства на землю басков…”, как несколько бородатых оборванцев вскакивают с передних рядов и, подняв кулаки, застыв в неподвижной позе как одержимые, начинают петь песню «Eusko gudariak», старый гимн баскских борцов. Король молчит. Напряжение возрастает. Страх охватывают всех присутствующих. В это время две или три сотни политиков, представляющих все «политические направления», начинают бурно аплодировать. Овация длится, длится и длится… Считаю минуты, глядя на свои часы: семь, девять, десять. Двенадцать минут продолжаются аплодисменты!

Когда с гильотины покатилась голова Робеспьера, Франция торжествовала и аплодировала, аплодировала пять минут. Да, в те далёкие дни пятиминутная овация положила конец народному безумству. А эта овация здесь, в Гернике, могла бы быть занесена в Книгу рекордов Гиннеса. Сцена фантастическая: одни аплодируют и приветствуют короля, другие продолжают петь свой гимн, выпячивая грудь и уже хрипя от крика. Это была битва голосов и звуков, парламентаризм рук и горла.

Лицо короля остаётся спокойным. Спокойна и королева. С её лица не сходит улыбка. Дон Хуан Карлос, стоя прямо и крепко, как мачта, показывает, что он человек с характером. Он подавляет в себе гнев, ни один мускул на его лице не дрогнет. Вдруг в нём просыпается его чисто бурбонское чувство юмора: король поворачивает голову к уже охрипшим крикунам и, приложив руку к уху, говорит им: «Эй, вы там, пойте погромче, а то вас совсем не слышно из-за этой овации». Наступает самый драматичный момент. Этого почти никто не замечает, но я сверху успеваю увидеть: адъютант короля, встревоженный нарастающим напряжением, подносит руку к чёрной кожаной кобуре своего пистолета. Кто-то рядом с ним, гражданское лицо, хватает его за руку и не позволяет ему вытащить пистолет. Мне кажется, что я расслышала повелительное: «Не сходите с ума!». Если бы офицер вынул из кобуры пистолет и если бы хоть кто-нибудь это заметил, случилось бы непоправимое!

Королева по-прежнему улыбается, её лицо сохраняет спокойствие. Не знаю, быть может, потому что она гречанка, эта неподвижность, это самообладание, заставляет меня вспомнить кариатиды. Прямой торс. Она напоминает статую, кажется, что она даже не дышит. Руки крепко сплетены. Она всё время остаётся невозмутимой и бесстрастной. Быть может, королева вообще лишена эмоций, быть может, она сделана из камня. Бросаю взгляд на её руки. Это не мягкие, слабые, безжизненные руки, как бы живущие отдельно от своей хозяйки. Нет. Это сильные, большие, крепкие руки. Они полны жизни. В них идёт какая-то работа. Кажется, будто именно они помогают королеве сохранить присутствие духа.

Верно, так и есть: когда по приказу премьер-министра автономного правительства Гарайкоэчеа в помещение входят полицейские и выволакивают лихих запевал, именно в этот момент королева расцепляет свои руки. Глубоко вздыхает. Расслабляется. И тогда я вижу, что она вовсе не из камня. Почему я это знаю? Да потому что на ладонях её рук я вижу глубокие следы от ногтей. Отсюда, сверху, я даже могу их сосчитать: пять маленьких глубоких следов на каждой ладони. Десять углублений, которые через какое-то время исчезнут, но сейчас они там, это убедительное доказательство её самообладания. И я это запоминаю.

Во время той поездки король и королева побывали в казармах полицейских и жандармов. Вдруг — не помню уж где — королева спрашивает, «нельзя ли заглянуть в бар, кафетерий или закусочную, если они есть». Возникает некоторое замешательство среди организаторов, потому что это не предусмотрено программой визита. Королеве предлагают принести кофе, чай, прохладительный напиток. Но ей ничего не нужно: «Мне просто интересно знать, как здесь живут люди. Есть ли у них в баре мини-футбол, телевизор… И потом, если это возможно, я хотела бы посетить дом какой-нибудь семьи жандарма». А там, в этих домах, женщины смелые и независимые. Безо всякого жеманства они обращаются к королеве: «Проходите сюда, госпожа королева, донья София». Королева заглядывает во внутренний дворик одного из домов, и в другие, по соседству. Ржавые железные балкончики, оранжевые газовые баллоны, коробки, мусор, какой-то нелепый курятник, шкаф с разбитым зеркалом, развешенное бельё. Королева замечает, что в домах, где живут жандармы, на бельевых верёвках сушится много простыней и покрывал. Она удивляется. Спрашивает. Одна из женщин, засучив рукава, поднимает простыню, а под нею… носки, рубашки и тёмно-зелёные брюки жандармской формы. Уже выходя, королева замечает: «Они, наверное, простынями прикрывают жандармскую форму, чтобы соседи не знали, что здесь живёт семья жандарма». Я примечаю и эту её наблюдательность.

К вечеру последнего дня королевского визита состоялась религиозная церемония в Лойоле, в церкви Святого Игнасио. Король и королева занимают специально отведённое им место, напротив епископа Хосе Мария Сетьена. На улице идёт дождь, бронзовые колокола гудят, бросая вызов грозе. Внутри храма звучит орган. Исполняется месса Баха «Страсти по Матфею». Когда церемония заканчивается, все хотят выйти вместе с королевской четой. Возникает угроза давки. Тогда королева делает незаметный знак рукой его преосвященству монсеньору Сетьену, чтобы он подошёл к ней. Епископ в пурпурном кружевном стихаре направляется к королеве. Она что-то говорит ему на ухо. Сетьен возвращается к своему трону под балдахином. Берёт микрофон: «Её Величество королева просит всех оставаться на местах, пока не закончится эта чудесная музыка Баха. Мы переполнены эмоциями, и всем нам будет полезно провести несколько минут в спокойном размышлении».

Так я всё примечала и продолжала наблюдать за королевой. У меня накопилась целая куча заметок, которые свидетельствуют о том, что за флёром царственности, за мишурой протокола — живой человек, сильная и привлекательная личность. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что королева вблизи много выигрывает. И потому надо попытаться приблизиться к ней! В этом и состоит цель моего визита: приблизиться к королеве, приподнять королевскую вуаль, обнаружить под ней живую женщину. Если под вуалью скрывается личность, то будет, конечно, и книга.

В наши дни бесцеремонных пересудов вокруг личной жизни королей немалым достоинством королевы доньи Софии является то, что она не позволяет никому прикасаться к тайне её жизни. Именно в этом суть парадокса: несмотря на то, что она всегда на виду, что её знают во всём мире, королева остаётся инкогнито, она незнакомка, о которой каждый имеет своё интуитивное представление. Она восхищает нас на расстоянии, так и оставаясь незнакомкой. Знаем ли мы хоть какую-нибудь деталь её жизни, каков характер этой женщины, гречанки по рождению? А ведь она столько лет, начиная с 1962 года, ткёт и завязывает узлы с оборотной стороны ковра истории Испании!

Я приходила, чтобы ответить на один только вопрос. Вопрос, мною точно выверенный. Наблюдая её вблизи, я убедилась в том, что она действительно есть то, о чём я догадывалась интуитивно: надёжная опора, мужество, достоинство. Быть королевой не означает просто исполнять обязанности, связанные с королевским саном. Важно ещё, как это делать. Сплетать узор жизни. Рожать детей. Заботиться о доме. Присутствовать. Присутствовать и наблюдать. Да, cor meum vigilat — сердце моё на страже. Без отдыха, не уклоняясь от долга. На мой вопрос — что такое королева? — она отвечает с мудрой простотой: «Я такая, какая есть». Такова королева София, потому что она знает, что значит быть королевой, она заботиться о нас, и одно её присутствие уже есть гарантия для нас во многом…

Капричо 4

Странный это феномен — греческая монархия

Хотелось бы спросить читателя, а знает ли он, когда, собственно, появилась греческая монархия, греческие короли и принцессы? Не уверена, что многие ответят.

Всем нам, поклонникам великой эллинской культуры, кажется, что Греция начинается с Гомера. Он прибыл к нам на Русь, в Московию, вместе с Софией Палеолог, женой царя Ивана III. Первым взялся его переводить Михаил Ломоносов, а «Иллиаду» первоклассно перевёл Николай Гнедич уже в начале XIX века, что сразу заметил и похвалил Пушкин:

О ты, который воскресил

Ахилла призрак величавый,

Гомера музу нам явил…

Правда, потом, приватно, Александр Сергеевич пошутил:

Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,

Боком одним с образцом схож и его перевод.

Но слова эти в записях своих вычеркнул тщательно, оставив другое:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;

Старца великого тень чую смущённой душой.

И по сей день Гомер — загадка. Неудивительно, что и в наши дни находятся смельчаки, вроде поэта Максима Амелина, которые снова его переводят.

Прости, читатель, немного отвлеклась. Просто хочется туда, в Древнюю Грецию, где была демократия, «веселье, свобода и отсутствие гнетущего страха», как говаривал в своих лекциях Сергей Аверинцев.

Но вернёмся к истории греческого государства и греческой монархии.

Древняя Греция, где говорили по-гречески, — это был не только Пелопоннес (территория современной Греции), Кипр, Эгейское побережье Турции, Сицилия и южная Италия, это ещё и греческие поселения, разбросанные по побережьям современных Албании, южной Франции, восточной и северной Испании, Ливии, Египта, Болгарии, Румынии, Украины и южной России. Вот откуда корни неумирающей идеи о «великой Греции», где уже до нашей эры проводились Олимпийские игры, где родился завоеватель Александр Македонский. Той Греции, что стала культурным фундаментом Западной цивилизации.

Проходили века. Была Римская Греция, после победы Рима над коринфянами. Потом родилась Византийская Греция, когда римский император Константин I перенёс столицу Римской империи в Византию. Пелопоннесский полуостров и большая часть грекоговорящего мира остались под властью Восточной Римской империи. В 1204 году Константинополь был взят крестоносцами, Византия распалась на ряд государств. В 1334 году сербы завоевали Македонию. В 1346 году король сербов Стефан был коронован и получил титул «Царя и самодержца сербов и греков».

В 1453 году в Константинополь вошли войска турецкого султана — и Греция стала частью Османской империи. Четыреста лет греки были под турками, как русские — триста лет под татарским игом.

Греция как государство в новой истории Европы образовалось в начале XIX века. В 1821 году в Греции началось освободительное движение, вызвавшее большое сочувствие в Европе. Годом позже была принята первая конституция Греции. Новое рождавшееся государство не сразу было признано великими европейскими державами того времени, да и турки не отступали. Немалую роль в обретении греками независимости сыграл русский флот, разгромивший турок при Наварине. Правда, российский император Александр I по поводу греческого восстания сказал: «Я покидаю дело Греции потому, что усмотрел в войне греков революционный признак времени».

Так или иначе, при поддержке трёх европейских держав — Великобритании, Франции и России — президентом молодого государства был избран Иоанн Каподистрия, но в 1831 году его убили. Началась гражданская война. И тогда на Лондонской конференции 1832 года державы-покровительницы объявили о создании в Греции королевства.

На греческий престол посадили семнадцатилетнего баварского принца Оттона, вместе с которым в Афины прибыли три регента для управления страной до его совершеннолетия. Особых успехов в управлении никто из них не достиг. Напуганный французской революцией 1848 года, Оттон присягнул на верность конституции, которую потом систематически нарушал. В стране началось восстание. Король бежал на родину, в Баварию. Так что, начало греческой монархии явно не заладилось.

30 марта 1863 года Национальным собранием Греции на престол был избран другой семнадцатилетний юноша — датский принц Христиан Вильгельм Адольф Георг, сын короля Дании. Ему повезло куда больше. Он стал основателем ветви датских Глюксбургов на греческом престоле и правил почти полвека под именем Георга I. Женат он был на русской великой княжне Ольге Константиновне Романовой, внучке императора Николая I и племяннице царя-реформатора Александра II. О ней хочу рассказать подробнее.

Почему? Кажется мне, что моей героине, принцессе Софии, многое досталось от русской великой княжны и в генах, и в характере. Недаром её, первую дочь короля Павла и королевы Фредерики, хотели назвать Ольгой. Да народ не дал. Как только услышали, что в монаршей семье родилась дочь, закричали: «София родилась». Так звали бабку новорождённой.

Греческий король Георг I приехал в Россию в 1867 году, полный решимости найти там себе жену. Ему важно было укрепить связи с нашей страной. К тому же, ему уже давно приглянулась красивая юная романтичная Ольга. Подобно своему брату, великому князю Константину Константиновичу (известному поэту, публиковавшемуся под псевдонимом К.Р.), Ольга увлекалась поэзией и даже составила домашнее издание «Извлечения из сочинений Лермонтова на каждый день года».

Венчание Георга I с великой княжной состоялось в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге, где они провели короткий медовый месяц. В Греции молодая королева быстро выучила греческий и английский, занималась археологией и историей Греции. От своего отца Константина, родного брата Александра II, Ольга унаследовала любовь к русскому флоту. Она часто посещала русские корабли, заходившие в порт Пирей, приглашала русских моряков в королевский дворец. Был даже корабль, принадлежавший ей, названный в её честь. Ольга Константиновна стала единственной женщиной в истории, носившей звание адмирала Императорского Русского флота. Основала в Пирее и военно-морской госпиталь.

Брак Ольги и Георга был счастливым, у них родилось восемь детей. Но в 1913 году Георг I был убит психопатом-анархистом в Салониках. Его царствование оказалось прологом к периоду нестабильности, постоянных войн и переворотов, преследовавших Грецию более шестидесяти лет.

Сын Георга и Ольги, Константин I, наследовал отцу, а после него греческий престол заняли его сыновья — сперва Александр I, потом Георг II.

И вот на дворе уже Вторая мировая война. В октябре 1940 года в Грецию вторгаются войска фашистской Италии. В январе 1941-го умирает генерал Метаксас, фактический правитель страны, и король Георг II принимает обязанности премьер-министра. 6 апреля в Грецию входят уже гитлеровские войска. Греческая армия разбита. Сопротивление фактически сломлено. Греческая королевская семья вынуждена покинуть страну — на долгие пять лет.

После окончани Второй мировой войны, весной 1946 года, король Георг II вернулся на трон, но всего год спустя неожиданно умер. Его сменил брат Павел, отец Софии. А после его кончины в 1964 году — уже его сын Константин, брат Софии. Но Константин II правил всего три года. 21 апреля 1967-го в Греции произошёл ультраправый военный переворот, получивший название Переворота чёрных полковников, который покончил с монархией. Молодой король хотел выиграть время, избежать раскола армии и новой гражданской войны, не допустить кровопролития. Он заявил публично: «Мой трон не стоит крови греков». Так он вынужден был признать военную хунту.

В августе, под предлогом участия в регате на приз «Кубок Америки» в Ньюпорте, Константин II выехал в США и там встретился с президентом Линдоном Джонсоном, министром обороны Робертом Макнамарой и государственным секретарём Дином Раском. Просил их оказать помощь в восстановлении в Греции демократии. И, кажется, они ему что-то обещали. Но в разгар «холодной войны» и противостояния двух блоков греческая военная хунта была для американцев куда более выгодной. «Чёрные полковники» жёстко ограничивали деятельность политических партий, а значит, представлялись более надёжным гарантом стабильности, чем монархия во главе с молодым и неопытным королём. К тому же, готовым допустить во власть множество политических партий, что создавало бы опасность бесконечной правительственной чехарды. Константин II оставался королём ещё несколько месяцев. Попытался устроить свой собственный военный «контрпереворот», который провалился.

14 декабря 1967 года король Константин и вся семья покинули страну и уехали в Рим. Какое-то время «полковники» должны были обращаться к королю за подписью (когда тот находился в Риме, а потом в Лондоне), поскольку без него не мог быть принят ни один декрет. Так что, ещё какое-то время Греция формально оставалась монархией. В июне 1975 года, после проведённого всенародного референдума, страна была провозглашена республикой.

Капричо 5

Рассказ о греческой принцессе Софии

Принц Павел, отец нашей героини, был третьим сыном в королевской семье. Он был уверен, что никогда не станет наследником престола, и потому смолоду целиком отдался своему морскому призванию — получил нашивки кадета в Военно-морской академии в Афинах, служил младшим офицером на борту крейсера «Элли», сражался в войне против Турции. В 1935 году, уже в зрелом возрасте, он, убеждённый холостяк, влюбился в немецкую принцессу Фредерику Ганноверскую, темпераментную, страстную, весёлую и шумную, которой тогда было восемнадцать лет. Фредерика была одновременно немецкой и английской принцессой и числилась, хотя и под номером 34, в списке наследников британской короны. Вот почему было необходимо запросить разрешение на брак у короля Англии Георга VI. Король разрешение дал, и 9 января в Афинах прошли пышные свадебные торжества.

2 ноября 1938 года появилась на свет дочь принца Павла и принцессы Фредерики, которую крестили по православному обычаю и нарекли Софией. Соблюдены были все формальности королевского протокола по случаю рождения ребёнка: присутствовал король Георг II и родители Фредерики — Эрнст Август III Ганноверский и Виктория Луиза Прусская. В честь рождения девочки был произведён двадцать один торжественный залп с горы Ликабет, где был расположен артиллерийский гарнизон.

В своих беседах с Пилар Урбано королева София безо всякого кокетства признаётся, что ей интереснее вникать в родословную своих собак, чем в свою собственную.

Начиная с Георга I, греческая королевская семья приобретает имя — Греческая. Все эти Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбурги… долой, долой. Король Георг их отменил. Это ведь уже не фамилии, это места, откуда были родом наши немецкие и датские предки. Моя фамилия — Греческая. И точка.

Хотя отмахнуться от родства в огромной европейской королевской семье не так легко. Ну вот, к примеру, супруг английской королевы Елизаветы II Филипп Эдинбургский — внук греческого короля Георга I. Он и родился на Корфу в старинном доме Мон Репос, построенном королём Георгом I. Дом этот, кстати, стал летней резиденцией родителей Софии.

Не прошло и двух лет, как принцесса появилась на свет, а уже началась Вторая мировая война. В октябре 1940 года в Грецию вторгаются войска фашистской Италии и гитлеровской Германии. Греческая армия разбита. Вот что писала мать Софии принцесса Фредерика, своим родителям в Германию в те дни: «Не знаю, получите ли вы когда-нибудь это письмо… Немцы вошли в Грецию через Югославию, продвинулись к Салоникам… Восемь миллионов греков сражаются против ста восьми миллионов немцев и итальянцев… Мы останемся на греческой земле, сколько возможно. У Греции много островов. Король никогда не сдастся в плен, даже если ему будет гарантировано достойное обращение».

Король Георг II и вся королевская семья укрылись сначала на Крите, а после его захвата Германией — в Каире. Так начались пять лет изгнания и бесконечных переездов с места на место. Детство Софии прошло в Египте и Южной Африке.

Эта кочевая жизнь имела, по крайней мере, два преимущества: с одной стороны, нам некогда было скучать, а с другой — мы не успевали привыкнуть ни к домам, где жили, ни к мебели, и потому всегда, собирая чемоданы (я собирала чемоданы с куклами), мы играли в игру, которая длилась пять лет: «Давай-ка складывай чемоданы, мы возвращаемся в Грецию». Мы всегда верили, что вернёмся в Грецию. Мы знали, что здесь живём временно. Война должна кончиться. И вот тогда мы сможем вернуться в наш настоящий дом.

В ноябре 1944 года страна была очищена от оккупантов.

У Черчилля существовала договоренность со Сталиным о разделе сфер влияния в Европе. Греция отходила в зону Великобритании.

В освобождении страны немалая роль принадлежала Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС). Север страны контролировали отряды коммунистической «милиции». В горах действовал Комитет национального освобождения.

1 декабря 1944 года британский генерал Скоби распустил выступавшую за республику ЭЛАС. 3 и 4 декабря были расстреляны демонстрации в городах Афины и Пирей. Началась гражданская война. В феврале 1945 года ЭЛАС была разоружена. 31 марта 1946 года в Греции в присутствии французских, английских и американских наблюдателей прошли выборы, а 1 сентября был проведён референдум. На нём большинство населения (69% голосовавших) высказалось в пользу восстановления монархии. Король в изгнании Георг II, по совету Уинстона Черчилля, не сразу, но вернулся в Грецию, снова получил трон.

Софии было почти восемь лет в ту осень сорок шестого, когда они с братом Тино — Константином — с палубы эсминца «Наваринон» старалась разглядеть порт Пирей.

Я была слишком мала, когда мы покинули Грецию, так что, для меня это возвращение и было подлинной встречей с моей родиной. Я глядела во все глаза. Мой отец появился в форме адмирала. Внизу, на пристани, звучала музыка. Люди кричали и аплодировали. У всех были сияющие лица. Я тоже была вне себя от радости. Это были новые для меня чувства, настоящая радость.

Последствия войны в Греции были чудовищны: из восьми миллионов греков погибло четыреста тысяч человек. В деревнях женщины ходили в чёрном, не снимая траур. Почти всё было разрушено. Страна лежала в руинах.

Наш дом в Психико и королевский дворец в Татое были разграблены, разрушены… Итальянские, немецкие и британские солдаты устроили там казармы. Прямо в комнатах жгли костры, чтобы приготовить еду или обогреться, бросали в огонь дворцовую мебель, деревянные рамы.

Но постепенно жизнь налаживалась. Энергичная Фредерика организовала небольшую школу: всего три класса, в каждом — по десять детей разного возраста. Там учились София, её сестра Ирина и младший брат Константин. В школьные годы София полюбила учительницу Теофанос Арванитопулос. Она преподавала историю, географию, археологию и греческий язык. С ней дети посещали исторические места. Учеба превращалась в праздник. Уже тогда принцесса выучила греческий: повседневный (koine); народный, язык улиц (demotiki) и классический, аттический, литературный (kazarevusa).

Первого апреля 1947 года неожиданно умер от сердечного тромба в своём рабочем кабинете король Георг II. На престол заступил его брат Павел. Он вступил на престол в сорок шесть лет. К этому времени он уже знал, что такое риск, боль, острая нужда, война, бездомность, одиночество и ностальгия. В раннем возрасте, мальчишкой двенадцати лет, он был потрясён убийством деда. Он знал четырёх королей и жил с ними под одной крышей. Над греческой династией будто нависало проклятие. Но Павел не озлобился и не отчаялся. Он всегда умел заработать себе на жизнь. В годы долгого изгнания, с 1924 по 1935, когда греческая королевская семья испытывала унизительную нужду, он не видел ничего постыдного в том, что ему пришлось работать механиком под вымышленным именем Поль Бек на авиамоторном заводе в Ковентри. Каждый день он отправлялся на завод на своём маленьком автомобиле. Впоследствии этот опыт оказался весьма полезным, когда он приступил к созданию в Греции военной авиации.

Отец был спокойным человеком, умел владеть собой, обладал ровным характером. В его голове рождалось много хороших проектов. А мама, королева Фредерика, активная, динамичная, предприимчивая женщина, осуществляла на практике то, что задумывал отец. Они являли собой прекрасный дуэт: это была очень спаянная команда. Как-то отец тяжело заболел. У него случилась тифозная горячка. И Фредерика заменила его на всех публичных церемониях. Мой отец приложил немалые усилия, чтобы в Грецию пришла помощь по Плану Маршалла, и он добился этого. Он добился окончания войны греков против греков. Он основал школы-приюты для детей и мастерские для молодежи… Но в Греции монархия и демократия оказались несовместимыми понятиями. У греков не укладывалось в голове, что монархия может быть демократической и конституционной. С сомнениями такого рода я встречалась и в других европейских странах. Вот почему иногда я спрашиваю себя: быть может, демократическая монархия — это, действительно, исключительное «изобретение» моего мужа, Хуана Карлоса, в Испании?

Что же изменилось в жизни Софии, когда её отец стал королём? На самом деле, немногое. Греция была бедной страной, и короли — в отличие от своих европейских родственников — жили весьма скромно. Не устраивали больших праздников, не знали роскоши. Уровень жизни королевской семьи мало чем отличался от жизни какого-нибудь высокопоставленного морского офицера. Да и сам король Павел по-прежнему чувствовал себя лишь морским офицером.

Вначале семья жила в Афинах, во дворце. Но вскоре все уехали в Татой. Пока у них не появился замок Мон Репос на острове Корфу, дети проводили лето в доме, который им предоставили моряки на острове Петали в Аттике. Обычный деревенский дом, почти без мебели. Стояли простые армейские кровати. Но детям нравилось ходить по дому босиком в мокрых купальниках, не боясь испортить пол, ведь он был каменный.

В 1951 году Софию отправили в немецкую Школу Салем. Это было тогда очень престижное, элитарное заведение. Его основал немецкий еврей, дипломат и педагог Курт Ханн, а директором школы был принц Георг Ганноверский, брат королевы Фредерики. Школа находилась в немецкой земле Баден-Вюртемберг. Германия оставалась всё ещё поделённой на четыре зоны. Франция, Англия, США и СССР осуществляли в них политическое и военное управление.

Я ехала в Школу Салем, как бычок на закланье. Я нелегко привыкаю к новому, не хотела уезжать из дома, но если я принимаю новые обстоятельства и говорю «да», то уже всё, это до конца. Я человек постоянный. В школе не делалось никаких социальных различий, там со всеми обращались одинаково. Основным принципом было воспитание чувства самоуважения, чести, долга и личной ответственности. Самое главное — твоё личное усилие.

В течение четырёх лет принцесса была просто Софией из Греции. Режим интерната был суров: зимой и летом подъём в 6.15 утра. Через три минуты — заправив постели и одевшись — спуститься во двор для утренней прогулки. После прогулки — холодный душ. Горячей воды не было. На завтрак — овсяная каша на воде. Молоко, как и мясо или сладости, в послевоенной Германии было большой роскошью. В семь часов звучали колокола монастырской церкви. В 7.45 все шли в церковь, католики — в местную церковь, а София обычно ходила в протестантскую часовню. В восемь начинались уроки. Каждый ученик выполнял и общественную работу: мыл посуду, подавал на стол, убирал столовую, чистил картофель. Это была система «взаимной ответственности» и самоуправления.

В Салеме у меня как бы состоялась встреча с собой. Я узнала самою себя. Я научилась уважать других, открыла для себя дружбу. И научилась поступать по-своему. В Греции я должна была делать всё по протоколу. Но я понимала, что моё место — в Греции. Потому, в конце концов, приняла решение вернуться на родную землю.

На родине София возобновила занятия философией, литературой, археологией. Любимая учительница Теофанос пестовала в своих учениках умение видеть красоту и величие Древней Греции, воспитывала национальное сознание. В 1959 году сёстры-принцессы София и Ирина опубликовали в соавторстве с Теофанос две небольшие книжки: «Керамика Декелеи» и «Археологическая мозаика».

А потом София стала детской медсестрой, окончила школу детской психологии и медицины «Митера» (по-гречески — «Мать»). И там она училась наравне со всеми: с половины седьмого утра до двух дня или с полудня до восьми вечера. Вставала на рассвете и на своём «фольксвагене» отправлялась в школу. Получив диплом, осталась ещё на год поработать. Королева признаётся, что очень любит детей — ухаживать за ними, но не слишком опекать.

Другим увлечением Софии была музыка. В их доме часто бывал великий скрипач Иегуди Менухин, который дружил с Джиной Бахауэр, дававшей принцессам уроки музыки. В Татое классическая музыка звучала повсюду. Когда София вышла замуж и уехала в Испанию, единственное, что она попросила из личных вещей, — это фортепиано.

Было и ещё одно увлечение в юности — парусный спорт. Каждый день, невзирая на холод и зной, на ливневые дожди, они с братом вставали на рассвете и отправлялись к причалу бухты Фалерон. Там стояла на якоре маленькая яхта «Нерей», которую греческие военные моряки подарили наследному принцу в день его совершеннолетия. Вначале они не думали об Олимпийских играх. Но им не давало покоя желание с кем-нибудь посоревноваться, поставить перед собой какую-нибудь цель, ради которой стоило бы стараться. Когда они объявили родителям, что хотят участвовать в олимпийских соревнованиях, правительство заволновалось. Греческий наследный принц не может проиграть на Олимпийских играх! Он должен выиграть — золото! Бронзовая медаль — это уже поражение!