Бесплатный фрагмент - Комиссар Хольмг Кровавый медальон

Мы Имперская Гвардия.

Мы сделаем то, что умеем лучше всего.

Мы умрем сражаясь. Умрем стоя.

(Автор неизвестен)

Не спрашивайте у меня имени Врага. Не спрашивайте о его стремлениях и его методах. Не просите открыть его мысли или повторить его слова. Просите только о силе, чтобы его убить.

Пособие для поддержания духа имперских пехотинцев

(«Благочестивые Наставления», 97—14)

Пролог

Дождь, пролившийся с неба, быстро закончился, оставив после себя крохотные лужицы на каменистой поверхности возле невысокого барака.

«Разве это дождь?» — Шандрак усмехнулся, и, ступая по мутным лужам, направился в сторону высокой стены, отгораживающей военный городок и постройки, находящиеся на его территории.

На обритой голове ветерана начинала проклевываться небольшая щетина белых и жестких, как у грокса, волос. Изуродованное ожогами лицо не выражало ничего, а само лицо, казалось выбитым на грубом, не обработанном камне. Правый глаз Бигвельхюрста подслеповато прищурился под привычно наполовину закрытым веком, когда, проходя мимо караула, Шандрак едва заметно кивнул в сторону дежурных, поднося узловатые пальцы к виску. Он поступал так на автомате, следуя годами вбитым правилам. Увидев ветерана, гвардейцы СПО, также отдали ему честь, хотя могли бы этого не делать. Но они уважали этого старика, отдавшего почти всю свою жизнь службе в рядах Имперской гвардии, и теперь доживающего свой век при военном гарнизоне СПО.

За десять лет относительного покоя Бигвельхюрст так к нему и не привык. Первые несколько лет после выхода в запас ветеран провел в постоянном нервном напряжении. Заведующий медицинским корпусом майор Рорик, осмотрев его, уверенно заявил, что если Шандрак не найдет способа себя контролировать, то не продержится в здравом сознании и полугода. И тогда Бигвельхюрст начал выращивать цветы. Весьма странное занятие для ветерана, но не нашлось того, кто бы высказал ему это в лицо. Особенно среди тех, кто вместе с Шандраком в награду за долгую службу и, в частности, за освобождение Викерса, получил эту суровую, отбитую у неприятеля планету в качестве «домашнего мира». Получил вместо дома, который каждым из них был утерян десятилетия назад. Здесь, на Викерсе, все они прослужили еще пятнадцать лет в силах планетарной обороны. И те, кто к этому времени не умер по естественным причинам, был отправлен в запас.

Всё это время сил и здоровья у Бигвельхюрста становилось все меньше. Его тело с каждым годом неумолимо теряло в возможностях, снижая планку навыков и умений. Правда, поднимая взамен планку опыта. Но капитану все чаще приходили в голову мысли, что останься он на службе в регулярных частях Имперской Гвардии, смерть неминуемо настигла бы его в очередном бою.

Мысли о том, чтобы прибегнуть к омолаживающей хирургии, были отвергнуты Шандраком из-за чудовищной дороговизны подобных процедур, сравнимых с покупкой небольшого крейсера в личное пользование. Жалования, которое капитан скопил за долгие годы службы, могло хватить в лучшем случае на одну операцию из нескольких, которые бы ему потребовались. Так что Бигвельхюрст просто принял на себя весь тот груз старости, который взвалила на него жизнь, как принимал в свое время удары со стороны врагов. Стойко и мужественно.

Шандрак прошел от барака, в котором продолжали жить ветераны, вышедшие в запас, и, миновав несколько знаний, уединился на заднем дворе позади складов. Там, между двумя бетонными стенами, образовавшими небольшое пространство, раскинулся его цветник. Причуда старика, которая никому не мешала. Это был небольшой островок странной, непривычной красоты, которую вряд ли стали бы описывать великие художники Империума. Всего лишь незначимый эпизод, упоминать который было просто нелепо наряду с величественными картинами, изображающими подвиги космодесанта, батальные сцены судьбоносных сражений, где армии сшибаются друг с другом не на жизнь, а насмерть. Не было в простых, привыкших к суровой, каменистой почве цветах, той монументальности, за которой гнались скульпторы, высекающие из глыб мрамора и гранита героев Империума. Как во всем своем великолепии они выбрасывают вперед вытянутые руки, призывая к атаке и истреблению врагов рода людского. Не нашлось бы поэта, готового подыскивать высокопарные слова для того, чтобы передать тишину и благородство места, что создал своими руками старый отслуживший десятки лет ветеран. А простым людям, не наделенным творческим даром, было и вовсе не до этого.

Зато здесь, на задворках военного городка, побывали высокие чины и должностные лица, обличенные правом запрещать и карать. Но все они не нашли в занятии отставного капитана ничего противоречащего Лекс Империалис или подрывающего устои Империума. Так что в конечном счете Бигвельхюрста оставили в покое с его настурциями. Почему именно настурции? Пожалуй, никто не смог бы ответить на этот вопрос, даже сам Шандрак. Про эти — да и вообще про любые другие — цветы ветеран не знал ничего. Но один любопытный факт он все же выяснил. Настурция была весьма своеобразным цветком. Если почва плодородна, хорошо взрыхлена и ухожена, эти растения дают обильные зеленые листья и покрывают ими землю, словно зеленым ковром. Однако не цветут. Но если местность, где растет настурция, бедна, скудна, и камениста, то зелени получается очень мало. Но именно тогда появляется бесконечно много красивых алых цветов. Таких же алых, как свежая, только что пролитая кровь…

Несколько арматур, торчащих из земли, были изогнуты так, что образовывали вогнутую поверхность, на которой можно было сидеть. Подойдя к этому импровизированному седалищу, Бигвельхюрст посмотрел на цветы, политые недавно прошедшим дождем. Редкостью на этом довольно сухом и тяжелом мире, все еще восстанавливаемом после того, как он был вырван у ксеносов, и возвращен в лоно Империума.

— Вы снова мне снились, — капитан медленно переводил взгляд с цветка на цветок, словно перед ним стояли живые люди.

Тут были все, кого он знал. Кто погиб давным-давно. Те, с кем их дороги разошлись и чью судьбу он потерял из виду почти жизнь назад. Те, с кем он делил однажды скудный паек. Кому прикрывал спину и кто платил Шандраку тем же. Их было много. Так много, что всех он уже не помнил по именам или фамилиям. Подчас капитан забывал даже названия миров, где ему довелось воевать. Они стирались из памяти ветерана, оставляя там лишь смутные картины, размытые и не точные, сочетающее в себе отдельные баталии, лица и события, то и дело поднимающиеся над водами воспоминаний.

Но сегодняшний сон показался Бигвельхюрсту необычным. Уже под самое утро в своих, как правило, тревожных и сумбурных сновидениях отставной капитан отчетливо увидел картины событий, которые не воскресали в его памяти уже более двадцати лет. Шандрак и сам не мог понять, как такое произошло. И как он мог забыть столь важную задачу, в которой принимал участие. Но тем не менее, он не вспоминал о тех событиях с самих пор их происхождения. Теперь же они чередой вставали в его памяти отчетливо, так, словно все это было только вчера.

— Зора-5, — Бигвельхюрст чуть скривился, заменяя коротким грубым смешком улыбку, и его подрагивающие, узловатые пальцы потянулись к одному из цветков. — Я вспомнил тебя, Гектор Вуд. Ты там тоже был. И ты так и не расстрелял меня. Не расстрелял…

Капитан сложил руки в аквилу на груди:

— Он принял тебя, комиссар Вуд. Принял.

И Шандрак закрыл глаза, снова желая погрузиться в эти воспоминания, что внезапно освежил в его памяти минувший сон…

Из архивов Священной Имперской Инквизиции, Ордо Еретикус, том 7572\19—223.

Дело: №163-11-2027 «Зора-5»

Фигуранты:

Инквизитор Ордо Еретикус Барро Алонсо

Саннджифу Оз. Аколит Барро Алонсо инквизитора Ордо Еретикус

Начальник личной охраны инквизитора Барро Ридо Изокрэйтс

Псайкеры из свиты инквизитора Барро: Гробо, Нана, «Пятый», «Сорок четвертый»

Служитель Экклезиархии. Полковой Проповедник Аезон Пирс

Командир второго танкового батальона 43 Раанского Полка подполковник Би Амери, временно командующий батальонной тактической группой при инквизиторе Барро

Комиссар Луин Верения Кристиана

Командир первой танковой роты второго танкового батальона 43 Раанского Полка майор Риччи Келвуд

Комиссар Хольмг Атия

Командир второй танковой роты второго танкового батальона 43 Раанского Полка капитан Хант Блэр

Комиссар Хьюз Ролло

Командир пятой батареи самоходной артиллерии четвертого артиллерийского дивизиона 43 Раанского Полка майор Шот Ангелина

Комиссар Креон Элисон

Командир третьей разведывательно-сапёрной роты первого инженерно-сапёрного батальона 43 Раанского Полка капитан Карбоне Орци

Комиссар Расчинский Гордиан

Командир второго огнеметного взвода первого огнеметного батальона 43 Раанского Полка лейтенант Шандрак Бигвельхюрст

Комиссар Вуд Гектор

Командир взвода связи отдельного батальона связи 49 Андорского полка лейтенант Варроу Эйкин

Комиссар Лонг Растус

Командир первой роты пехотного подразделения 49 Андорского полка капитан Уокер Ирати

Комиссар Янг Кастор

Командир шестой роты пехотного подразделения 49 Андорского полка капитан Коллинз Изар

Комиссар Ли Роксана

Командир приданного медицинского отряда в составе двух рот 49 Андорского полка майор Бонье Арта

Комиссар приданного медицинского отряда Самуил Истомин

Командир первой роты приданного медицинского отряда капитан Бруни Джулин

Командир второй роты приданного медицинского отряда капитан Кавалли Андреас

Техножрец Борель ответственный за техническое обслуживание батальонной тактической группы при инквизиторе Барро.

Подписано и заверено.

ТРЕБОВАНИЕ №1 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Выписка из рапорта штаба ОГВ* на мире 77/341 «Каргадас» на имя Лорда-Генерала Майера.

Довожу до Вашего сведения, что 6.554.996.М38 завершена операция по освобождению центрального материка на Каргадасе.

Количество потерь Имперских сил в ходе данной операции не превысило уровень допустимых.

Подписано и заверено.

Боль была невероятно сильной, и в какой-то момент Хольмг показалось, что сейчас она закричит. Закричит изо всех сил, протяжно, на одной, разрывающей барабанные перепонки ноте, не в силах больше сдерживаться. И неважно, что этот крик потонет в грохоте разрывающихся снарядов и артиллерийских залпов, обрушившихся на ряды неприятеля. Что его не услышат, не обратят внимание, как и на сотни других истошных криков, стонов раненых и агонизирующих, устилавших поле боя пестреющим ковром, где основными цветами в этом живом, движущемся месиве были красный и черный. Цвета крови и пепла, что надежно облепляли сражающихся.

«Василиски» немилосердно вбивали в поверхность планеты отвергнувших Свет Императора, в то время как «Гидры», лишали подписавших кровавый договор любого превосходства в небе.

Грозные артиллерийские установки, изрыгая по тысяче снарядов на каждую тысячу квадратных метров, продвигались вперед, все дальше и дальше, перемалывая все новые позиции врага. После чего Имперская гвардия окончательно выбивала «договорцев» с занимаемых ими позиций.

Предавшие Свет Императора, изменники, в попытках спастись из-под гибельного огня орудий, силились прорваться и отступить к космопорту «Азур», все еще находившемуся под их контролем. Но, довершая начатое артиллерией, их преследовали наземные части гвардии, не давая ни минуты на передышку, чтобы перегруппироваться и превратить бегство в тактическое отступление. Не позволяя врагам выйти на дорогу к космопорту, «договорцев» продолжали гнать в направлении пролива, чтобы там, зажав в портовом узле, полностью уничтожить.

Поспешно отходящие из порта суда настигала кара дальнобойной артиллерии. Залпы превращали корабли в движущиеся факелы, медленно уходящие под воду. А те суда, которые все же вырывались из зоны обстрела, догоняли тяжелые бомбардировщики, завершая начатое артиллерией.

Считанным единицам удалось быстро покинуть зону обстрела, благодаря маневренности уйти от преследования авиации и добраться до берегов другого континента. Туда, где могла прикрыть от атак с воздуха их собственная ПВО. Но даже эти счастливчики не могли похвастаться полным отсутствием потерь и тем, что остались полностью неповрежденными.

С губ комиссара сорвался долгий, тяжелый стон, мгновенно потонувший в общем гвалте. Но совсем стиснув зубы, Атия замолчала, едва уловила совсем близко от себя слабый шорох. Повернув голову в сторону издаваемого звука, затуманенным взором комиссар увидела ползущего к ней гвардейца с нашивками сержанта медицинского корпуса.

— Куда? — Спросил он, задыхаясь от висящей вокруг удушливой копоти.

— Живот. Ниже ребер, — она говорила с трудом, чувствуя, как по телу начинает распространяться озноб, признак наступающего шока.

Услышав ее ответ, медик немного дергано кивнул и, вытащив откуда-то инъектор, подтянулся на локтях еще ближе к Хольмг. Быстро сделав укол противошокового препарата, он разорвал на комиссаре одежду, обнажая место ранения и оценивая дальнейшие перспективы. Рана была тяжелой, но не смертельной. Поняв это, сержант быстро вытащил тюбик с синтеплотью. Он обработал обширную рану, залив ее из тюбика субстанцией грязно-бежевого цвета, отдающую запахом резины и спирта. Закончив, медик сделал знак санитару, ползущему следом, а сам начал подбираться к следующему раненному.

Все это Атия наблюдала сквозь проваливающееся сознание, пока полностью не погрузилась в небытие. Но, спустя несколько мгновений полузабытья, комиссар почувствовала, как чьи-то руки крепко схватили за плечи, и потянули, вытаскивая из образовавшейся после взрыва воронки, в которой она лежала. Это движение вызвало острую боль, едва-едва отпустившую, и которая вновь вонзилась в треугольник под самыми ребрами. Хольмг закусила губу, но громкий, протяжный стон все равно вырвался наружу, когда санитар дернул ее на себя, подтаскивая ближе. Проигнорировав стон, санитар снова потянул Атию, на этот раз еще более резко. Комиссар вздрогнула от новой порции боли, еще глубже вонзив зубы в податливую, кровоточащую плоть побелевших губ, и попыталась передвинуться самостоятельно.

Пока санитар ее вытаскивал, возобновился обстрел, и над их головами пронеслось несколько залпов. Но Бессмертному Императору было угодно, чтобы на этот раз ни один из них не унес жизни Хольмг и санитара, что, не обращая внимания на кипящий вокруг них бой, сейчас вытаскивал ее, раненную, из-под обстрела. Когда они, наконец, добрались до первого ряда траншей и скатились в него, то оба тяжело задышали, глубоко и судорожно вдыхая воздух. Атия, сдавленно хрипя, давясь рвущимися наружу стонами. Санитар, глухо кашляя и отплевываясь. Здесь, в перемолотых взрывами траншеях с чавкающей, влажной землей под ногами тяжелой взвеси пепла было меньше ровно настолько, чтобы каждый вдох не вызывал мучительной рези в легких и слезящихся глазах. Продышавшись, санитар подхватил Хольмг и, передав на руки двум подоспевшим гвардейцам, снова пополз на поле боя, за очередным раненым.

На несколько часов Атия потеряла сознание, не чувствуя ничего, не слыша шума продолжающегося сражения и последовавших вскоре триумфальных возгласов, возвестивших, что враг окончательно разбит. Потом была эвакуация. Комиссара, как и других раненных, погрузили в медицинский эвакуатор, который доставил всех их на сортировочный пункт. Всю дорогу Хольмг была в сознании, и вновь «потерялась» только в самом конце пути, когда санитары начали поочередно выгружать раненых. Несколько раз сквозь приступы боли и сумбурное восприятие реальности до нее долетали обрывки фраз и бессвязные слова, никак не складывающиеся в подобие мысли. Они продолжали кружить в голове подобно стаям хищных птиц, разрывающих сознание своими острыми когтями. И даже когда оно окончательно погасло, где-то в глубинах подсознания Атия продолжала слышать хлопанье крыльев и ощущать их взмахи на своем лице.

______________________________

*ОГВ — Объединённая Группировка Войск (прим. Автора)

ТРЕБОВАНИЕ №2 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

За время ведения Второй Каргадасской компании потери личного состава:

Безвозвратно: 3,487,260

Из них:

Убиты в бою: 1,714,820

Пропали без вести: 209,400

Умерли на сортировочных пунктах: 1,563,040

Ранеными всего: 8,091,000

Из них:

Получили легкие ранения: 875,740

Возвращены на передовую: 47,780

Доставлены в прифронтовые госпитали: 827,960

Получили средние и тяжелые ранения: 7,215,260

Эвакуированы и доставлены в госпитали на Ушбеле: 5,652,220

Умерли во время операции и последующего лечения: 18,640

Комиссованы: 22,680

Аугментированы: 140,840

Возвращены в строй: 4,510,900

Подписано и заверено.

Кто-то настойчиво тряс ее за плечи и что-то навязчиво говорил, но слов было не разобрать. Чуть позже, с осознанием себя, пришла тяжелая тянущая боль, а сразу за ней — жар. Голос, монотонно звучащий в голове, начал складываться в слова. А точнее, всего в одно слово. «Воды». После понимания значения этого слова комиссару показалось, что жар вокруг только усилился, и Атия поняла, насколько нестерпимо хочет пить. В тот же момент до ее еще нетвердого разума дошла еще одна мысль. Слово произносит она сама. Стонет и просит воды. И только после этого, постепенно начиная ощущать собственное тело, комиссар осознала, что это не кто-то трясет ее за плечи, а она сама мечется в горячке. Еще минута ушла на то, чтобы понять, что ее руки и ноги стянуты ремнями. Мера предосторожности, которую часто применяли к тяжело раненым, чтобы те, находясь в бессознательном состоянии, не навредили сами себе.

— Где я?.. — почти по слогам произнесла Хольмг, пытаясь справиться с внезапно охватившим ее ознобом, который заставлял все тело мелко дрожать и сводил челюсти так, что нижние зубы стукались о верхние.

Ответа не последовало. Несколько минут комиссар пролежала, сотрясаемая отвратительной дрожью, после чего Атию опять бросило в жар, и сознание снова начало куда-то «уплывать». Целые картины вставали перед ее взором. Картины, свидетелем которых она себя не помнила, но коим, несомненно, была…

Гул. Если не прислушиваться, это просто монотонный гул. Таким он воспринимается, если не находиться в его эпицентре. А еще издали кажется, что перед тобой огромное поле, устланное неровным, подвижным ковром, по которому очень быстро снуют небольшие фигуры людей. Только достаточно приблизившись, становится понятно, что люди эти — медики. И что движутся они среди раненых, уложенных плотными рядами, бегом переходя от одного к другому. Потом, если подойти еще ближе, станет понятно, что эти санитары и младшие медики, с руками, обагренными кровью и суровыми, неприступными, как скалы, лицами, сортируют раненых. И что гул, показавшийся изначально монотонным и однообразным, на самом деле, стоны. Стоны, мольбы, молитвы и жалобы, поднимающиеся единой звуковой волной от тех, кто лежал распростертый среди тысяч таких же, израненных тел. Кто-то в сознании, кто-то нет, раненые гвардейцы ожидали своей участи. Кто, надеясь, а кто, уже без всякой надежды, на то, что кто-то или что-то — медик, беспамятство или смерть — прервет их страдания и муки. Их стоны, смешиваясь с грубыми ругательствами санитаров и других раненых, окриками, проклятиями, воплями, исполненными нестерпимой боли, и хрипами агонии, поднимались вверх. В этот бесконечный поток звуков вливался топот бегущих сапог, клацанье металла, жуткие короткие взвизги циркулярных пил, и лаконичные фразы медиков, спешащих обработать быстрее как можно больше поступивших раненых:

«Немедленная ампутация»

«На погребение»

«Морфий и в палаты»

«Немедленно в операционную»

«Вторая очередь»

«Милость Императора»

«В палаты»

«На погребение»

Еще были заупокойные литании и молитвы для поддержания духа и стойкости тела. Их заунывно зачитывали парящие вверху сервочерепа, которые при этом вели запись всего происходящего. Они изливали из своих громкоговорителей потоки наставляющих фраз и молебнов, призванных хотя бы немного облегчить боль страдальцам.

Чуть поодаль была такая же обширная площадь, лишь чуть меньших размеров. Она также была усеяна окровавленными людьми, но от нее монотонного гула исходило намного меньше. Там лежали умирающие, находящиеся в предсмертном забытьи, и те, кто уже закончил свой жизненный путь. Те, кто умер, так и не дождавшись помощи, или чьи раны оказались столь тяжелы, что их признали безнадежными. «Милость Императора», смертельная инъекция, которая должна была обрывать страдания тех, кого не в силах были спасти, уже разносилась по крови многих из лежащих тут гвардейцев, над которыми полковые Экклезиархи и проповедники читали сейчас отходные молебны. Здесь, помимо молитв и литаний, раздавались прощальные фразы, предсмертные просьбы и обещания, даваемые умирающим.

Иногда, когда у них не оказывалось под рукой инъектора с нужным препаратом, санитары просто вонзали длинные, узкие лезвия специальных ножей, между пятым и шестым ребром тем из раненных, кто был по мнению медиков совершенно безнадежен.

Еще были те, кто лежал без сознания, в глубокой коме, и кого, по этой причине сочли (чаще всего, совершенно справедливо), отходящими из мира живых в блаженном беспамятстве и забытьи. К таким, если они не приходили в сознание, не применяли «Милости Императора», давая скончаться от ран и истечь кровью. Редко обреченные на подобную смерть гвардейцы приходили в себя перед самой кончиной. Иногда — от внезапной, предсмертной боли. Иногда — потому что как раз к этому моменту заканчивался полученный ранее шок. Эти несчастные изгибались с криком, погружаясь в кошмар мучительной агонии, но их стенания быстро угасали, потонув в общем шуме и заупокойных молитвах, которыми служители Бессмертного Спасителя человечества напутствовали души павших воинов и слуг Его.

Тех, кому криками все-таки удавалось привлечь к себе внимание, выносили из рядов мертвецов. Таким или оказывали помощь, относя к прочим раненым, или, убедившись в тщетности реанимационных мер, дарили «Милость Императора». В последнем случае тела возвращались обратно. После чего под песнопения и божественные литании павших закапывали в одной общей могиле, освобождая место для новых тел.

Хольмг не могла сказать, сколько прошло времени, прежде чем она снова пришла в себя. Но на этот раз пробуждение произошло намного быстрее, хоть сознание включалось по-прежнему довольно медленно. Изнуряющий и обессиливающий жар спал, так что теперь Атии не казалось, будто она находится в жерле раскаленного вулкана и что его вязкая лава медленно пожирает ее плоть, подступая к самым костям. Глубоко и судорожно вздохнув, комиссар закашлялась, прочищая легкие от застоявшегося в них смрадного почти не циркулирующего здесь воздуха. Почти тут же откуда-то слева послышались приближающиеся шаги. Как раз к этому времени у Хольмг получилось открыть глаза настолько, чтобы не до конца сфокусировавшимся взглядом разглядеть человека в медицинской форме.

Посмотрев на комиссара равнодушным взглядом и сделав какие-то пометки в небольшом инфопланшете, медик снова отошел. Вернулся он уже с инъектором. Все также не произнеся ни слова, медик, которого Атия так и не успела полностью разглядеть, сделал ей укол. В следующую же секунду перед глазами у Хольмг все снова начало «плыть». Она еще хотела о чем-то спросить, но мысль потерялась, и Атия вдруг почувствовала, как ее сознание растворяется. Веки потяжелели настолько, что держать их открытыми перестало хватать сил. Пока комиссар боролась с навалившейся усталостью, пытаясь открыть рот, чтобы задать свой ускользнувший вопрос, медик все также отрешенно развернулся. И в потухающем сознании Хольмг начали затихать его удаляющиеся шаги.

ТРЕБОВАНИЕ №3 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Копия документа о назначении сестры госпитальер Ордена Феникса Штайн Алиты на должность заведующей Госпиталя «Всех Имперских Святых на Ушбеле», начиная с даты 6.007.994.М38.

Подписано и заверено.

Инквизитор Барро шел по коридорам, отдающих холодом и пустотой. Черные Имперские аквилы, расположенные в равных промежутках друг от друга по всей протяженности стен, контрастировали с их белизной. Между черными Иперскими орлами алой краской были начертаны строгие изречения о святом долге, безупречном служении и бесконечной вере в Бессмертного Бога-Императора. А ещ, были двери. Бесконечное множество дверей, ведущих в хирургоны и палаты для раненых, между которыми парили сервочерепа и разъезжали сервиторы. Миновав несколько отделений и арочных поворотов и добравшись до флигеля, где располагались кельи для сестер и персонала госпиталя, Барро остановился у одной из неприметных дверей. Алонсо задержался, прежде чем постучать, вспоминая свой последний разговор с Алитой Штайн.

…Небольшая комната, которую им выделили для беседы, была убрана, как и большинство подобных комнат. В ней, помимо трех стульев и небольшого бюро, запертого на цифровой замок, не присутствовало других предметов обихода.

Оба они сидели друг напротив друга на расстоянии метра, так что Барро мог внимательно рассмотреть свою собеседницу.

Штайн немного изменилась с их последней встречи. Темные круги под глазами не были теперь столь заметны, а лицо не выглядело таким изможденным. Впрочем, по некоторым малозаметным деталям можно было догадаться, что сестра госпитальер по-прежнему подвергает себя ночным бдениям и покаяниям.

— Рад видеть вас в добром здравии, сестра.

— Взаимно, господин инквизитор, — Алонсо показалось, что голос Алиты начинает возвращать себе присущую ему некогда мелодичность. — Зачем вы хотели меня видеть?

— Я привез документ о вашем новом назначении, сестра.

— Вы? — она не выказала иного удивления, кроме допустимого, для того, чтобы обозначить вопрос.

— Да, я, сестра, — Барро отстегнул от пояса инфопланшет и протянул его Штайн. — Вы ознакомитесь с его содержимым, когда я уйду. До тех пор можете считать, что этот документ еще не обрел силу. Можете даже считать его временно несуществующим, если так вам будет проще ответить на мое предложение.

— Вы говорите загадками, господин инквизитор, — совершенно безэмоционально произнесла госпитальер.

— Иногда, мне это свойственно, — на этих словах Алонсо позволил себе легкую улыбку. — Но перейдем к сути вопроса. Мне нужен преданный и верный человек, прекрасно знающий все тонкости медицины, сам непосредственно принимавший участие в военных операциях, оказывавший помощь на передовой. И при этом обладающий железной волей. Тот, кто сможет грамотно организовать работу госпиталя. И кто гарантирует мне высочайшую квалифицированную помощь для тех раненых, которые в него поступят.

Барро, произнесший фразу на одном дыхании, замолчал, ожидая, что ответит ему Алита.

Госпитальер выдержала секундную паузу, прежде чем задала лишь один вопрос.

— Почему именно я?

Улыбка на лице Алонсо стала чуточку шире.

— Разве вы не обладаете всеми перечисленными свойствами, сестра? — уточнил он, вместо предполагаемого ответа.

— Обладаю, — согласилась Штайн.

Простота, с которой Алита произнесла последнее слово, при этом без вызова или самомнения, как и без любой другой попытки возвеличить себя в глазах собеседника, была как раз той причиной, по которой Барро выбрал именно Штайн. Выбрал из многих кандидатов, когда подыскивал «своего человека» на должность заведующего в интересующий его госпиталь. И ответ госпитальер только убедила Алонсо в верности сделанного им выбора.

— Но такими же качествами обладают сотни других сестер, — продолжила Алита все тем же безмятежным голосом, казалось, начисто лишенным всяких амбиций. — Так почему именно я?

— У вас есть одно преимущество, госпожа Штайн, — Барро пристально посмотрел сестре госпитальер в глаза. — В отличие от остальных, вас я достаточно хорошо изучил.

На этот раз бледное подобие улыбки тронуло губы Алиты:

— Больше у меня нет вопросов, господин инквизитор. Теперь вы позволите ознакомиться с приказом о моем назначении?

— Как я сказал ранее, вы это сделаете после моего ухода, сестра. А пока у меня остался к вам еще один вопрос. И в зависимости от вашего ответа, я решу, уйти мне, оставив вам инфопланшет с приказом о назначении, или забрать его с собой.

— Спрашивайте.

«Твердо, спокойно, уверенно», — подумал про себя Алонсо, и, продолжая взглядом пристально изучать выражение глаз Штайн, спросил:

— Какое будущее вы видели для себя, если бы я не прибыл к вам с этим назначением?

Вспомнив ответ, который дала ему тогда госпитальер, Барро, как и два года тому назад улыбнулся одними уголками губ. После этого мимолетного воспоминания инквизитор поднял руку, обтянутую перчаткой из черной кожи, и постучал в дверь перед собой. Та распахнулась почти мгновенно, и на пороге возникла худощавая фигура Алиты Штайн.

— Аве Император, сестра, — Алонсо сложил аквилу на груди.

Госпитальер последовала его примеру:

— Аве Император, господин инквизитор, — она сделала шаг в сторону, чтобы Барро смог войти внутрь.

Одного взгляда через порог, было достаточно, чтобы понять: келья сестры госпитальер мало чем отличалась от той, в которой в последний раз они беседовали в Командорстве Кононессы Борго. Единственными дополнениями к аскетическому убранству стали строгая узкая кровать, и небольшой стеллаж, полный книг, планшетов и свитков.

— Чем я обязана вашему визиту, господин инквизитор? — продолжила Алита, дождавшись, когда дверь за Алонсо закроется.

— Решил лично справиться, всем ли снабжают госпиталь и есть ли у вас в чем-то острая необходимость, сестра.

Штайн едва заметно кивнула:

— Снабжение госпиталя ведется на соответствующем уровне, господин Барро. Мы получаем все необходимое, вовремя и точно в соответствии с отправленными запросами.

— Это прекрасно, сестра, — не мигая, Алонсо продолжал смотреть на Алиту так, что та отвела направленный на инквизитора взгляд. — Однако есть и еще одна цель моего визита. Вскоре в ваш госпиталь поступит один пациент, о котором я желал вас предупредить лично и заранее. Он очень сильно пострадал во время одной кампании. Множественные ожоги лица и тела. Но самое серьезное повреждение, им полученное, контузия позвоночника. Заняться его лечением вам как раз и предстоит. Помимо перечисленного, данный пациент пережил травматическую ампутацию обеих ног. Решением данной проблемы вам также надлежит заняться.

— Его уже аугментировали? — сдержанно спросила Штайн.

— Еще нет. Это сделают в вашем госпитале. И как вы понимаете, речь идет о самых лучших имплантах. Таких, которые не только бы восстановили утраченную пациентом функцию, но и улучшили ее.

— Мне это понятно, — Алита кивнула. — Когда его должны доставить?

— В ближайшее время, сестра, — ответил инквизитор и без каких-либо эмоций добавил. — Это мой сотрудник. Весьма ценный, которого я не хочу терять. Он смог выжить в том аду, в котором оказался. И даже оказавшись на краю гибели, едва не погиб, но продолжал свою деятельность, оставаясь полезным на все сто процентов. Это после получения всех увечий и травм, о которых мы говорим. Подобные кадры надлежит возвращать в строй.

— Я сделаю все, что в моих силах, господин инквизитор, — отозвалась Штайн, и на ее лице отразилось понимание.

— Не сомневаюсь, сестра, — на этих словах пришла очередь Алонсо кивнуть головой. — Также очень важно сохранить его пребывание у вас в тайне, и вы лично проследите за исполнением данного условия. После того, как он будет возвращен к полноценной жизни, вы удалите все записи о его пребывании в вашем госпитале. Этот пациент поступит сюда инкогнито, а выписан будет из вашего госпиталя под именем, которое я сам сообщу вам позже.

— Я поняла вас, господин Барро, — Алита снова склонила голову.

— В таком случае не буду больше отнимать у вас драгоценное время, сестра, — произнес Алонсо, направляясь к двери. — Если у вас в госпитале возникнет нехватка чего бы то ни было, обращайтесь. И я сделаю все, чтобы решить возникшую у вас проблему в кратчайшие сроки, — добавил он напоследок, перед тем как уйти.

Весь обратный путь по длинным, источающим тревожную тишину коридорам Барро проделал в молчании, погруженный в собственные размышления о предстоящем деле, которое сейчас вел. Только перед самым выходом, взгляд инквизитора упал на одно из высказываний, увековеченных на бледной госпитальной стене:

«Духовное уродство в сто раз страшнее телесного»

Алонсо задержался перед этой фразой, перечитав ее дважды. Невольно задумавшись о том, как данное высказывание странным образом перекликается с теми мыслями, что занимали его до этого, и с делом, которое он вел в данный момент. Однако времени на подобные размышления не оставалось, и той же бодрой походкой, которая была ему присуща, инквизитор Барро покинул «Госпиталь Всех Имперских Святых на Ушбеле».

ТРЕБОВАНИЕ №4 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Копия приказа о зачислении в штат.

Комиссара Хольмг, личный номер 635371/AH, назначенную приказом комиссара-Генерала Скрасноу от 6.554.996.М38 №7213, на воинскую должность комиссара первой танковой роты второго танкового батальона 43 Раанского Полка под командованием капитана Риччи, прибывшую из Третьего госпиталя Ушбелы, с даты 6.554.996.М38 зачислить в списки личного состава воинской части, поставить на все виды обеспечения и полагать приступившей к выполнению служебных обязанностей.

Подписано и заверено.

Длинный коридор, казалось, сплошь состоял из дверей, между которыми перемещались как военные, так и люди в штатском. Они, часто в сопровождении кадет-комиссаров, выходили из одних дверей и, пройдя по коридору, тут же заходили в другие. Посетителей в гражданской форме было немного. В основном, снующими между бесконечными дверьми были офицеры среднего звена и весьма редко совсем юные лейтенанты. У большинства дверей дежурили молодые кадеты, чьи черные кушаки опоясывали скромные мундиры, по нижнему краю которых шла неизменная надпись: «IMPERIUM DOMINUS». Повторяясь несколько раз, она замыкалась сама на себя и была единственным украшением, в отличии от расшитых мундиров комиссаров и комиссаров-капитанов. Будущие «Бичи Императора» стояли на своих постах навытяжку, с каменными лицами, полными грозного достоинства. И, глядя на них, Атия вспомнила как сама, давно, в бытность кадетом, стояла на подобном дежурстве. В какой-то момент, невольно, она бросила чуть более долгий взгляд в сторону одного из кадет-комиссаров, дежурившего у двери по правой стороне коридора. Тот, едва только уловив на себе взгляд комиссара, вытянулся еще сильнее. Строгое, чуть грубое лицо юноши напомнило Хольмг Тэрона. Конг, как и все остальные кадеты из их выпуска, получил комиссарский кушак. Посмертно.

В голове под начавшую зарождаться в висках ломоту закружились лоскуты воспоминаний. Но Атия отогнала их от себя. Резко, как заставляют пасть противника под единственным, но смертельным ударом клинка. Это было давно. В прошлой жизни. Здесь и сейчас подобным мыслям и воспоминаниям не было места.

Хольмг прошла мимо кадета, переведя взгляд с него на противоположную стену, где у распахнутой стальной двери стояло несколько офицеров, находящихся в зале для ожидания. Один из них, явно после недавнего ранения, о чем свидетельствовала рука на шелковой перевязи, что-то тихо говорил двум остальным. Все трое, едва заметив комиссара, тут же развернувшись в сторону Атии, отдали воинское приветствие. Хольмг коротко отсалютовала офицерам и прошла дальше, не задерживаясь на них взглядом. В конце коридора она остановилась перед еще одной дверью, по обе стороны которой так же стояли двое кадетов. Одному из них Атия протянула левой рукой пропуск, выписанный ей при входе в Комиссариат. Тот взглянул на карточку. После чего, подняв глаза на Хольмг, спросил казенным тоном:

— Ваш личный номер, комиссар.

— 6353971/ АH, — таким же безэмоциональным голосом ответила Атия.

Кадет ввел данные в дата-планшет и спустя секунду отчеканил:

— Проходите, комиссар.

После чего второй кадет распахнул перед Хольмг дверь, пропуская ее в кабинет.

Внутреннее его убранство было богатым и строгим одновременно. В отличие от большинства подобных ему кабинетов, стены этого не были обшиты роскошью редких пород древесины или обтянуты плотным гобеленом с причудливым узором. Не изображалось на них и картин, повествующими о славных походах прошлого. Камнебетонные стены этого места не имели даже покраски, являя себя миру в своем первозданном виде. По левую руку от входа на стене висели два весьма дорогих клинка, скрещенных между собой. А рядом расположился небольшой открытый стеллаж. Он был заставлен разнообразными памятными вещами. Начиная от громоздкого черепа, ранее принадлежавшего какому-то ксеносу, вероятнее всего, орку, и заканчивая фарфоровой статуэткой, изображавшей оперную певицу с поднятой вверх точеной ручкой восхитительного бледно-розового цвета. На последнем экспонате Атия ненадолго задержала взгляд. Уж слишком эта вещица выделялась на фоне остальных трофеев, имеющих гораздо больше прав и оснований находиться в кабинете комиссара-Генерала. Еще одним украшением кабинета являлось массивное кресло, спинка которого была выполнена из красного дерева, на самом верху которой была изображена Имперская аквила, окрашенная в золотой цвет. Двуглавый орел возвышался на добрые два с лишним метра от пола, и был выполнен в мельчайших подробностях, отчего казалось, что он живой. На кресле восседал комиссар-Генерал Уильямс Джонс Скрасноу. Убеленный сединой воин, чьи аугметические ноги скрывала крышка письменного стола, за которым он сидел. Рядом, по правую сторону от стола, стоял еще один человек, которого Хольмг узнала сразу же. Но встретить которого здесь и сейчас совершенно не ожидала.

Его чуть вытянутое лицо теперь, когда одну из щек стал украшать длинный тонкий шрам, приобрело еще более хищное выражение, чем раньше. Взор, пронизывающий до самого сердца, вцеплялся еще сильнее. А выражение глаз вызывало еще больший страх и непреодолимое желание раскаяться в малейшем прегрешении против Бога-Императора. Волосы Алонсо скрывала широкополая шляпа, из-под которой были видны лишь коротко остриженные виски. А высокую стойку воротника, частично скрывающего подбородок, венчала небольшая инсигния, выполненная из легированной стали, полностью завершая образ инквизитора.

— Разрешите, комиссар-Генерал, — обратилась Атия, вскинув ладонь к виску, и тут же перевела взгляд на Барро. — Господин инквизитор. Аве Император.

— Входите, комиссар, — Уильямс Скрасноу поднялся со своего места и сложил на груди аквилу. — Аве Император.

— Аве Император, — синхронно с комиссаром-Генералом произнес Алонсо.

Про себя Атия отметила, что с момента их последней встречи голос инквизитора совершенно не изменился, обретя лишь еще большую глубину и солидность.

— Добрый день, комиссар Хольмг, — продолжил Барро, обращаясь к Атии. — Рад видеть вас в добром здравии.

— Здравия желаю, господин инквизитор, — ответила комиссар, не выказывая на лице ни удивления, ни иных эмоций.

— Я здесь по поводу вашего нового назначения, комиссар, — Алонсо вперил свой взгляд в Хольмг, внимательно ее изучая. — Вы готовы к действиям на переднем рубеже?

— Так точно, господин инквизитор, — она ответила мгновенно, но все же успев задуматься о том, насколько хорошо Барро был осведомлен о ее недавнем ранении, и времени, проведенном в одном из госпиталей.

— Прекрасно, — инквизитор отвернулся от Атии на полоборота, и обратился к Уильямсу Скрасноу. — Полагаю, все формальности улажены, комиссар-Генерал. Так что мое дальнейшее присутствие здесь излишне.

— Я передам комиссару Хольмг документы по ее новому назначению, господин инквизитор, — с уважением, но сухо произнес Скрасноу.

Было заметно, что общение с Барро не приносит комиссару-Генералу особого удовольствия.

— Да пребудет с вами Бессмертный Император, — Алонсо сложил руки на груди в двуглавого орла.

— Аве Император, — Уильямс Скрасноу, метнув выразительный взгляд в инквизитора, последовал его примеру.

— Аве Император, — синхронно отозвалась Хольмг.

Устремленный до этого на комиссара-Генерала, Барро снова перевел свой пронизывающий до костей взгляд на Атию.

— С вами, комиссар, мы встретимся через два дня, на посадочном космодроме. Там вы примите вверенную вам часть и приступите к исполнению своих обязанностей, — произнес он, опуская от груди руки в элегантных перчатках из черной кожи, неизменно покрывающих его аугментированные кисти.

— Так точно, господин инквизитор, — ответила Хольмг, выдерживая пристальный взгляд Алонсо.

— А с вами, комиссар-Генерал, я прощаюсь. Пока, — добавил Барро и зашагал к дверям.

Едва дверь за инквизитором закрылась, Атия повернулась к Уильямсу Скрасноу, встав по стойке смирно. Тот, не говоря ни слова, протянул ей поднятый с поверхности стола инфопланшет.

— Здесь все о вашем новом назначении, комиссар, — мрачным голосом прокомментировал он.

— Так точно, комиссар-Генерал, — Хольмг отсалютовала, принимая документы.

— Можете идти, — распорядился Скрасноу и, не удостоив более Атию взглядом, вернулся к изучению депеш.

— Есть, — отчеканила Хольмг и развернулась, чтобы выйти.

Лишь на мгновение Атия задержалась в дверях, когда услышала за спиной голос комиссара-Генерала.

— Император защищает, комиссар Хольмг, — произнес он.

— Служу Империуму, — ответила она, отсалютовав.

И ее рука легла на ручку двери.

ТРЕБОВАНИЕ №5 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Копия приказа генерала Фернеля №134/96 от 6.514.996.М38

«В ответ на требование Инквизитора Ордо Еретикус, обличенного властью слуги Бессмертного Бога-Императора Барро Алонсо об обеспечении содействия в выполнении задания особой важности Во Имя Императора и выделении для этого живой силы и бронетехники, приказываю: сформировать боевую тактическую группу, и передать ее под командование инквизитора Барро».

Подписано и заверено.

По иронии судьбы космопорт с горделивым именем «Врата Покоя» был самым оживленным на Ушбеле, являясь вторым по величине и первым по значимости на планете. За двести семь лет своего существования, космопорт не пробыл и дня в праздности или относительном спокойствии. Выполненный в форме овала, он напоминал гигантскую арену, окруженную амфитеатром из административных зданий и технических помещений, складов, казарм для бесчисленного персонала, требующегося для его обслуживания, и внутренней охраны космопорта, набиравшейся из числа бойцов СПО.

Именно туда торопился доставить Хольмг водитель, стремясь выжать из своего грузовика максимальную скорость, на какую только была способна его колымага и которая была разрешена спец службами на данном участке дороги. Однако несмотря на все старания водителя, дорога до космопорта заняла несколько часов. При том, что им посчастливилось избежать серьезных заторов на всем пути следования. На протяжении всей поездки гвардеец в звании ефрейтора старался не смотреть в сторону комиссара. И без слов, по одному виду ефрейтора было понятно, что он торопится поскорее закончить свою работу и освободиться от грозного пассажира. Гвардеец, чьего имени Атия так и не удосужилась узнать за все четыре с лишним часа дороги, выдохнул с явным облегчением, когда машина наконец въехала на территорию космопорта. Там, на редкость быстро миновав несколько пропускных пунктов, расположенных один за другим, и проехав несколько посадочных платформ, грузовик остановился у электронного табло с надписью «платформа №7—13», где Хольмг покинула его душную кабину. Бодро отсалютовав комиссару, водитель поспешил уехать.

Атия прошла еще два пропускных пункта, расположенных по обеим сторонам от противовзрывной стены, отделяющей место посадки шаттлов от остальной посадочной платформы. Затем миновала еще один пропускной пункт, где в отличии от предыдущих стояли на дежурстве не СПОшники, а имперские гвардейцы. И только после этого достигла нужного шаттла, стоящего на погрузке. Там время ожидания заняло всего каких-то полчаса. И совсем скоро Хольмг уже сходила по аппарелям в большом ангаре «Молота Победы».

У трапа Атию встретил сервитор, чтобы вручить инфопланшет с кодами допуска для прохода на средние палубы, внутренним распорядком, всеми положенными заверенными документами о вступлении Хольмг в должность и схемой расположения кают. Получив на руки все необходимое, комиссар направилась к своей каюте, попутно изучая судно. Еще на подлете корабль показался Хольмг довольно компактным, и это впечатление подтвердилось, когда комиссар прошла по нескольким его палубам к месту своего расположения.

Уже будучи в каюте, Атия еще раз перечитала информацию о своем будущем подразделении. Она вступала в должность в первой танковой роте второго танкового батальона 43 Раанского Полка, находящейся под командованием майора Келвуда Риччи.

«„Хорошо“ же все начинается. Еще не погрузились», — подумал про себя капитан Хант, почти с ненавистью глядя на «полковую Шестерню», бесстрастно взирающего на него в ответ.

— Как вы определили, что именно находится внутри, технопровидец? — спросил Блэр, сам понимая, что в конце концов это не столь важно, даже если на проверку баллона с огнетушащей смесью «Шестеренку» случайно толкнуло его внутреннее чутье.

— Во время проверки наличия предписанного оснащения мной было замечено расхождение в весе баллона, — спокойно и все так же безэмоционально ответил слуга Омниссии. — Данный факт заставил меня сделать предположение о наличии внутри баллона другой субстанции, отличной от той, которая должна быть в соответствии с нормативными актами. Проведенная мной тщательная проверка в вашем присутствии подтвердила сделанные мной ранее предположения. Исключая возможность того, что данная подмена произошла без ведома экипажа, я беру на себя смелость утверждать, что налицо факт злоумышленного саботажа и нарушение священных инструкций относительно технического оснащения боевой бронированной машины типа «Леман Расс», бортовой номер 115-KS/3.

Стоявший рядом комиссар Хьюз пристально посмотрел на Ханта:

— У вас есть возражения против этого обвинения, капитан?

— Факт подмены противоогненной смеси на пойло я не отвергаю, комиссар. Однако причастность к данной подмене всего экипажа необходимо выяснить. Вполне возможно, нарушителем был кто-то…

— Вот сейчас и выясним, капитан, — Ролло Хьюз прервал речь Блэра, и резко развернувшись на каблуках, метнул полный гнева взгляд в сторону построившихся возле «Леман Расса» танкистов.

— Признание не снимет вины, не облегчит наказание, но поможет избежать сурового допроса. У вас есть две минуты чтобы раскаяться в содеянном, и рассказать все, как есть, без лжи. Время, — на последнем слове комиссар бросил короткий взгляд на хронометр, после чего вновь впился глазами в экипаж.

По тому, как метнулись глаза у мехвода, капитан смог бы безошибочно назвать виновника произошедшего. Это же мог сказать и Ролло, но комиссар ждал, когда водитель признается в содеянном сам. Он снова взглянул на хронометр, и уже открыл было рот, чтобы вынести суровый вердикт, когда вперед сделал шаг заряжающий Зингерман. Побледнев, как полотно, он произнес:

— Это моя вина, комиссар.

Если бы взглядом можно было причинять боль, то заряжающий, несомненно, сейчас бы кричал во все легкие. Настолько пробуравил его взглядом Хьюз.

— Подробности, — приказал комиссар голосом, обещающим в лучшем случае смерть, а в худшем — смерть долгую и мучительную.

Дрогнувшими от напряжения губами Ганс Зингерман заговорил:

— Огнетушитель, приписанный к борту 115-KS/3, сорвался с креплений, комиссар. Все его содержимое было израсходовано не преднамеренно. Я испугался, комиссар. И залил внутрь…

— Достаточно, — Прервал его Ролло. — То дешевое пойло, которым вы регулярно травитесь, горит не хуже прометиума. Тебе известно об этом, гвардеец?

— Так точно, комиссар. Известно.

— В таком случае ты понимаешь, что при возникновении пожара попытка потушить его из такого огнетушителя, заправленного горючей жидкостью, привела бы к усилению возгорания. И как результат — к гибели всего экипажа, включая тебя самого.

— Так точно, комиссар. Понимаю, — вконец упавшим голосом произнес Ганс, и к его бледности добавились пульсирующие жилки на висках.

— Понимаешь… — Хьюз выдержал небольшую паузу, продолжая хладнокровно рассматривать заряжающего, впрочем, как и остальных гвардейцев экипажа, вытянувшихся в струнку. — В соответствии с параграфом о неоправданных растратах, наказание за подобное нарушение — перевод в штрафные части. Также данные действия предусматривают обвинения в попытке мошенничества, умышленного введения вышестоящего начальства в заблуждение и сокрытие улик относительно совершенных ошибок. Суммируя все эти правонарушения, сначала тебя подвергнут телесному наказанию, а затем — расстрелу. Последний пункт будет мной отложен до завершения боевой задачи, поставленной перед нами Святой Имперской Инквизицией. Этим тебе даруется возможность кровью искупить в предстоящем сражении свои прегрешения. Ну, а розги тебе выпишут непосредственно перед отлетом. В присутствии всей роты. Дабы остальные гвардейцы усвоили, что в Имперской Гвардии нет места глупости, разгильдяйству, обману и трусости.

Ролло Хьюз пробежался суровым взглядом по танкистам на последнем слове, пристально посмотрев в лицо водителя. Мехвод, почти такой же бледный, как заряжающий, которому только что был зачитан приговор, дернул кадыком, сглатывая, не в силах отвести глаз от пронизывающего взора комиссара.

— Рядового Зингермана взять под стражу до исполнения дисциплинарного взыскания, — приказал Ролло, снова разворачиваясь на каблуках, теперь в сторону капитана Ханта.

— Будет выполнено, комиссар, — отчеканил Блэр, складывая руки на груди в орла и печально добавляя про себя все ту же фразу, что и в самом начале: «Просто заебись все начинается. А ведь еще даже не погрузились».

ТРЕБОВАНИЕ №6 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Из решения комиссарского триумвирата.

Резолюция:

В выдвижении на присвоение очередного звания комиссара-капитана Вуду Гектору отказать.

Подписи:

Лорд-комиссар К. Говерс; Лорд-комиссар И. Раш; Комиссар А. Синнэт.

Дата:

6.731.992.М38

Подписано и заверено

Командир отдельного огнеметного взвода 43 Раанского Полка, лейтенант Шандрак Бигвельхюрст молча чуть приподнял небольшой пласталевый стакан, прежде чем отправить его содержимое в горло одним залпом. Сидящий перед ним комиссар Гектор Вуд зеркальным отображением повторил его жест с такой синхронной точностью, что могло показаться, будто и лейтенант, и комиссар долго тренировались перед тем, как добились подобной согласованности действий. А в следующую секунду также одновременно они опустили стандартные армейские стаканы на табурет, заменявший офицерам стол. Небольшую пласталевую поверхность табурета украшала бутылка амасека, пустая уже более чем на треть.

— Император защищает, — выдохнул Бигвельхюрст и, взглянув на комиссара, разлил еще по половине стакана.

Молча Вуд сложил руки на груди в Имперского орла, словно желая проверить реакцию Шандрак. Лейтенант не обманул ожиданий комиссара, мгновенно последовав его примеру. И спустя минуту они выпили еще, также одновременно приподняв стаканы навстречу друг другу, но не чокаясь.

— Они сейчас у Трона, — произнес, чуть растягивая слова, Гектор после того, как пласталевый стакан соприкоснулся с поверхностью табурета в ожидании новой порции спиртного.

— У Трона, — согласно кивнул Бигвельхюрст, после чего сначала перевел взгляд на бутылку с остатками амасека, а затем вопросительно посмотрел на комиссара.

Вуд мгновенно перехватил этот взгляд.

— Хватит, — безапелляционно произнес он.

Шандрак кивнул еще раз. Без каких-либо возражений, предварительно плотно завернув крышку, лейтенант убрал бутылку в небольшой вещмешок, покоящийся рядом с табуретом.

— Сначала я, — комиссар поднялся с койки и, оправив мундир, хотя он и до этого выглядел, как «с иголочки», направился к двери каюты.

После этого, с разницей в полминуты, повторяя рваные движения комиссара, поднялся командир отдельного огнеметного взвода Бигвельхюрст.

— Когда-нибудь ты меня расстреляешь, — задумчиво произнес он, уперев взгляд в спину Гектора.

Тот замедлил шаг, остановившись у выхода. Рука, обтянутая перчаткой из красной кожи, замерла в движении, не успев коснуться открывающей дверь панели.

— Я Бич Императора, — властно произнес Вуд. — Я покараю любого, кто усомнится, дрогнет или отступит.

И, открыв дверь, комиссар покинул каюту. А когда эхо его шагов, гулко разнесшееся по палубе, затихло, из каюты следом за комиссаром вышел лейтенант Шандрак.

Четыре года назад.

Гектор не любил вспоминать случай, ставший впоследствии препятствием на его пути продвижения по карьерной лестнице. И сегодня, как и обычно, комиссар уверенно и довольно быстро «утопил» в глубинах памяти неприятное воспоминание, едва оно попыталось подняться над ее мутными водами.

Верзила Курт или просто Верзила. Так называли здорового гвардейца, который один, без «второго номера» был способен использовать тяжелый болтер модели «Аккатран», будучи при этом отличным стрелком. Вдобавок Курт был нелюдим и немногословен. Однако несмотря на изрядную замкнутость, у него все же был друг. Правда, всего один. Коротышка Нойс из саперного взвода. Как смогли сдружиться эти два человека, настолько разные, что по характеру, что по внешнему виду, понять никто не мог. Но в конечном счете это было не важно. Важно было другое. Курт был обязан Нойсу жизнью.

В одном из боев за Сирину, где было невероятно много покалеченных вражеской артиллерией, и половина из которых, не дожила до прихода медиков, Верзила Курт должен был погибнуть. Но он выжил. Выжил благодаря своему могучему организму, но это было потом. А в самом начале, его всего израненного, что называется «в ноль», вытащил из-под массированного огня Нойс. Как это ему удалось никто не понимал, потому что потребовалось два дюжих медбрата для того, чтобы перетащить Курта на носилки, которые и сами готовы были треснуть пополам под громоздкой тушей Верзилы. Но поинтересоваться о подробностях, как он сподобился вытащить «в одну каску» такую махину, поначалу так никто и не догадался. Или не решился. А спустя полгода Коротышка погиб, прикрывая отход саперов, разминировавших подходы к одному укрепрайону.

Когда выжившие вернулись с задания, и стало известно о потерях, Курт, не говоря ни слова, молча, отправился в самоволку. Вернулся он через два дня, неся на плече павшего товарища. И весь в крови, как в своей, так и чужой. Он лично похоронил Нойса и только после этого дал медику осмотреть свои множественные ранения.

Все тогда думали, что Верзилу расстреляют за самоуправство, но, полковой комиссар поступил иначе. Он вызвал Курта в комиссариат при штабе, закрылся там с ним на несколько часов, и вышел оттуда только под вечер. Причем (гвардейцы могли в этом поклясться), в некотором подпитии. О судьбе Верзилы ничего не было известно вплоть до следующего утра, когда он вышел из здания комиссариата и как ни в чем не бывало приступил к своим каждодневным обязанностям. О том, что произошло между ним и комиссаром, Курт никогда не рассказывал, и лишь однажды обмолвился, что комиссар куда более крепкий мужик, чем могло бы показаться с первого взгляда.

Этим полковым комиссаром, который не расстрелял тогда Курта, и был Гектор Вуд. И, именно этот эпизод, когда о нем стало известно, послужил причиной отрицательной резолюции со стороны Лорда-комиссара Говерса (и не только его одного), отказавшего комиссару Вуду в выдвижении на повышение звания.

Гектор сделал несколько движений руками, словно поправлял перчатки, чтобы те плотнее сидели. Все это время построившиеся в шеренгу экипажи молча взирали на своего комиссара, то и дело переводя взгляды на стоявшего по левую руку от него лейтенанта Шандрака. Наконец Вуд заговорил.

— Есть те, кто не готов умереть за Императора?

Эта фраза, часто повторяемая комиссаром, была хорошо известна всему личному составу огнеметного взвода. Именно с нее начиналось каждое построение перед введением в курс боевой задачи.

— Все готовы, — подытожил после минутного ожидания Вуд, впрочем, не ожидавший никакой иной реакции, кроме торжественного молчания.

Напротив, произнеси любой из гвардейцев, хоть слово, и Гектор был бы несказанно удивлен.

— Нас ждет аграрный мир Зора-5. На нем все мы будем выполнять задачу, которую поставит перед нами Святая Инквизиция, — продолжил Вуд. — От того, как мы выполним ее, зависит будущее Империума. Тех, кто проявит слабость, трусость или сомнения, ждет неотвратимая кара и тяжелая смерть. А тех, кто погибнет на поле сражения во Имя Его и ради защиты всего человечества, ожидает слава героев и Сияние Золотого Трона. Помните! Никто, кто погиб за Него, не погиб напрасно! Аве Император!

— Аве Император! — Вторя ему, подхватил хор голосов.

Только спустя несколько часов после того, как было проведено знакомство личного состава с новым комиссаром, которое окончилось тренировочной отработкой приемов рукопашного боя, Келвуд смог вернуться в офицерскую каюту. Первыми, находящихся внутри за распахнувшимися шлюзовыми дверьми, майор увидел Ангелину Шот и Блэра Ханта. Последний выглядел мрачнее тучи, что было совсем не удивительно, учитывая события, произошедшие в его роте.

Переступив порог каюты, Риччи расстегнул воротничок куртки, чувствуя, как под ней градом катит пот. Перехватив взгляд капитана Ханта, он изрек с сомнением в голосе:

— Мда… Повезло кому-то с комиссаром.

Майор села на койке, на которой лежала до этого, и чуть повела плечами:

— Комиссары как комиссары. Не лучше и не хуже.

— Не скажи, — возразил Блэр, остановив взгляд на Келвуде. — Слышал, новый коми Карбоне собрал всю роту, и несколько часов подряд рассказывал им, как правильно умирать за Императора.

— И как правильно? — с насмешкой в голосе поинтересовалась Шот. — А то, мы же не знаем…

— В этом вопросе комиссарам всегда виднее, — отозвался Хант, продолжая поглядывать на капитана Риччи. — А у тебя как?

Келвуд пожал плечами, садясь на свою койку, и полностью расстегивая куртку:

— Роту я нашему комиссару построил. Долгих речей не было. Краткое ведение в предстоящую задачу, а потом гоняла до седьмого пота, проверяя боевые навыки личного состава.

— Ничего нового, — скептически заметила Ангелина, вновь принимая горизонтальное положение.

— Глаза у нее… — продолжил Келвуд после непродолжительной паузы. — Фиолетовые.

— Кадианка, — резюмировал Блэр, занимая свое место и растягиваясь на всю длину своего тела.

— И сталью отдают, — добавил Риччи.

— Готовься к расстрелам и экзекуциям, — чуть протягивая слова, пообещала Шот.

— Всегда готов, — выдохнул Келвуд. — Предыдущий коми нас не баловал.

— Подтверждаю, — согласилась Ангелина. — Жестил комиссар Торкс, да примет Бог-Император его душу.

Все присутствующие, не сговариваясь, включая лежащих, сложили руки в аквилы на груди.

— Вовек не забуду, — Риччи почувствовал, как под майкой напряглись плечи, от одного только воспоминания «науки», полученной им дважды еще будучи капитаном от Агапио Торкса.

Майор перевел взгляд на Блэра:

— Как там твой?

— В предвкушении, — все с той же мрачностью в голосе ответил капитан, воскрешая в памяти совсем недавно состоявшийся разговор с «провинившимся».

— И зачем? — Хант исподлобья посмотрел на высокого, худощавого Ганса.

Почти на голову выше своего командира, тот стоял у стены камеры опустив плечи стараясь не встречаться с капитаном взглядом.

— Он мехвод хороший, — наконец, после непродолжительного молчания, не поднимая взгляда от серого железа палубы, произнес заряжающий.

— Во второй все мехводы хорошие, — со злостью в голосе ответил Блэр. — Почему вину на себя взял?

— Он не просто хороший, капитан, — возразил Зингерман, все-таки рискнув поднять взгляд на Ханта. — Он лучший. Лучший мехвод, что я знаю.

— Много ты знаешь… — мрачно ответил Блэр.

— Не много. А мог и не узнать больше. Вообще. В прошлом бою мы все выжили только благодаря ему, капитан. Другой бы положил и танк, и весь экипаж, а он…

— А он и положил бы, — сухо возразил Хант, продолжая сверлить взглядом заряжающего. — Кто-нибудь из вас, кретинов, кто не знал, что в баллоне, начал бы им «тушить». Вот все бы и отдали души Императору! Он хоть сказал вам, ЧТО там?! Или решил оставить вас в святом неведении?!

Ганс не ответил.

— Понятно, — кивнул капитан. — Значит, не сказал. Пьяница. Сгорели бы к… варпу.

— Да кто бы там что тушить стал, — упавшим голосом попытался возразить заряжающий. — «Аве Император» сказать не успеешь. Хорошо, если выпрыгнешь.

— Не на «Крематориях» катаетесь! На «Леман Рассах», — повысил голос Блэр, подразумевая «Адские Гончие», прозванные за особые риски «Самоходными Крематориями».

— Но он все равно лучший, — повторил Зингерман, снова уронив взгляд в палубу.

— Пороть этого лучшего, чтобы еще лучше стал, — со злостью проскрежетал сквозь зубы капитан. — В общем, запоминай. Ирдан хороший мехвод. Очень хороший. Но спас вас в бою не он, а Бог-Император. И не вздумай ляпнуть то, что ты мне только что сказал, при комиссаре. Запорет нахрен, и прав будет.

Хант помолчал, выдерживая паузу и глядя, как вздрогнули плечи Ганса после его замечания.

— Первый раз, что ли? — уточнил он.

— Так точно, капитан, — Зингерман с шумом сглотнул. — Первый.

— Ну, так не последний, — с отеческими нотками в голосе заметил Блэр. — Не бойся. Мясо все стерпит, шкура зарастет, — он заговорил тише. — Сильно рубцевать не будут перед боевым заданием. Но раз уж вызвался — получи сполна. А там… Можешь и погибнуть. Тут, как повезет. Умрешь в бою за Бессмертного Бога-Императора, считай, что вины как не было. Ну а выживешь…

Хант замолчал.

— Капитан, — подал голос Ганс. — Марк Ирдан действительно очень хороший водитель.

— Я знаю, сынок. Знаю. Вот об этом и думай. И когда пороть будут, и потом. А он мне еще пару-тройку раз экипаж спасет и машину из-под удара выведет. А пить он у меня бросит, — пообещал напоследок Блэр. — Моими методами.

— Завтра с утра исполнение взыскания, — закончил начатую ранее мысль Хант, возвращаясь от воспоминаний в реальность.

— Наша коми приказала всей ротой присутствовать на экзекуции, — сообщил Риччи.

— Наш отдал такой же приказ, — подала голос Ангелина Шот.

— Для поддержания боевой дисциплины и в качестве наглядного примера. — Добавил Келвуд.

— Да уж, — пробормотал Блэр.

— Я и говорю, повезло КОМУ-ТО с комиссаром, — вздохнул с койки майор, подытоживая разговор и закрывая глаза. — Ну, а нам — как обычно.

ТРЕБОВАНИЕ №7 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Из аудио записи Сервочерепа №3/542-33-17

*гул работающей вентиляции и воздухозаборников, удары хлыста,

громкие стоны, вскрики*

— Экзекуция закончена, комиссар.

*стоны становятся глуше, затем, прерываются*

— Вольно, сержант.

— Слушаюсь, комиссар.

* шелест сматываемого кожаного бича, удаляющийся звук шагов*

— Лейтенант, проверьте состояние наказуемого.

*звук шагов, тихий, едва различимый стон*

— Все показатели в пределах нормы, комиссар. Простая потеря сознания. Разрешите оказать понесшему наказание гвардейцу помощь.

— Не более предписанного поддержания физических показателей для дальнейшего несения службы, лейтенант. Унесите.

— Слушаюсь, комиссар.

*звуки шагов, передвижения кого-то в бессознательном состоянии, одиночные стоны, всхлипы*

— Первая рота! Напра-во! Левое плечо вперёд, в казарму шагом марш!

*повышение общего шумового фона, марш*

— Шестая рота, Фета!…

*шум усиливается, марш, топот*

— Первая рота, Альта!…

— Четвертая батарея!…

*едва различимый голос на фоне общего шума*

— Это еще милосердно. Помню, довелось видеть, как человека запарывают до смерти. Картина, скажу я вам…

— Отставить разговоры!

— Вторая рота! Напра-во! Левое плечо вперёд, в казарму шагом марш!

*конец записи*

Подписано и заверено.

В просторной каюте в глубоком бархатном кресле Барро сидел, погруженный в собственные раздумья, закинув одну ногу на другую и перебирая в памяти информацию о текущем расследовании.

Он еще был аколитом у инквизитора Ренвеля, когда первая ниточка текущего дела попала в поле его зрения.

Все началось на Ушбеле. Два несанкционированных псайкера, в буквальном смысле этого слова, взорвались изнутри во время одной из процессий, исторгнув из себя фонтаны мерзкого гнуса, который тут же начал распадаться в тлен, распространяя вокруг зловоние и некую субстанцию, более походившую на блевотину трехдневной давности.

Алонсо вызвался тогда заняться расследованием данного происшествия, на что получил согласие инквизитора Ренвеля. Через месяц усердных поисков хоть каких-то зацепок от несанкционатов нить расследования привела молодого аколита к небольшой подпольной группировке. Ее члены оказывали помощь и содействии всем, в ком обнаруживались латентные силы псайкера. Они укрывали тех, кто прятался от недремлющего ока Святой Инквизиции, денно и нощно разыскивающего несанкционатов. И тех немногих, кто уже был однажды пойман, но кому удалось сбежать, избежав участи быть отправленным на Черные Корабли.

Однако на этом следствие зашло в тупик. При захвате членов группировки, все они были уничтожены или покончили с собой. Так что не осталось ни одного еретика, кого возможно было бы допросить, чтобы разрабатывать это дело дальше. Никаких связей с теми, кто, возможно, был вовлечен в данную группу и ее деятельность, но смог остаться в стороне, выявлено не было. И, не имея материалов для продолжения, дело было закрыто.

Лишь спустя год, когда всплыли новые обстоятельства, указывающие на связь с уничтоженной сектой, Алонсо вновь взялся за это дело.

В этот раз была обнаружена схожая подпольная организация в той же системе, на крохотной планете Наралия. Здесь еретики не просто занималась укрывательством несанкционированных или беглых псайкеров, но активно разыскивали тех, в ком были хотя бы малейшие латентные псайкерские силы. Развить эти, пусть даже самые скудные способности, впоследствии помогали те члены секты, кто сам уже являлся несанкционированным псайкером. Так что количество несанкционатов на Наралии росло в геометрической прогрессии, устрашающими темпами.

На этот раз при задержании был учтен предыдущий опыт, и значительную часть еретиков удалось взять живыми. Их последующий тщательный допрос выявил, что данная организация имела весьма разветвленную сеть мелких ячеек, которые действовали независимо. Чаще всего, не располагая информацией друг о друге. Несколько таких ячеек были уничтожены впоследствии, а их лидеры публично преданы мучительной казни. На этом дело вновь посчитали оконченным.

Статус данного дела как завершенного сохранялся до того времени, пока Барро, как раз получивший собственную инсигнию и статус полноправного инквизитора, не оказался вовлеченным в события на Ферро Сильва. Именно они дали Алонсо новую пищу для размышлений и новый виток в расследовании. Увидев аналогии, Барро предположил, что события на заброшенном рудном мире связаны с деятельностью еретических сект на Сальпурии и Наралии. В самом начале даже у него самого подчас возникали сомнения в правильности своей теории, но в конечном счете Алонсо оказался прав. И когда двумя годами позже такая же ситуация, как на Ферро Сильва, едва не произошла в системе Аметист, Барро точно знал, с чем ему предстоит столкнуться. А как результат этого, все несанкционаты, как и не наделенные псайкерскими силами члены секты были истреблены с быстротой и жестокостью, не давшей им ни малейшего шанса к оказанию хоть какого-то сопротивления.

Но еще раньше Алонсо пришел к заключению, что все эти секты должен кто-то контролировать. Один или несколько лидеров, которые разбросали зерна ереси во всех этих мирах. И кто обладал целой картиной происходящего. Инквизитор был уверен, что конечная их цель — нечто большее, чем создание приютов для беглых псайкеров. И скорее всего, даже большая, чем поиск и обучение латентных носителей сил.

Подтверждение своим догадкам Барро искал весь последующий год. Недостающий кусок мозаики он получил, когда узнал о гибели одного из подразделений штурмовиков во главе с инквизитором. Равно как и всей его свиты, которая находилась под его командованием. Все они умерли при таких обстоятельствах, которые долгое время оставались тщательно оберегаемыми. И только невероятная настойчивость, переходящая порой в фанатизм, позволила Алонсо узнать подробно про все детали этого события. Только тогда, получив полную, исчерпывающую информацию, и проанализировав все имеющиеся в его распоряжении факты, Барро смог по достоинству оценить всю значимость произошедшей трагедии. А также связать ее со своими прошлыми делами, собрав наконец воедино все части головоломки, столь длительное время им изучаемой, и оказавшейся настолько запутанной и сложной. Ему оставалось лишь вычислить, где еретики приготовились нанести свой последний, решающий удар. И тогда в дело вмешалось провидение в лице Красса.

«Свет Молнии», на котором Корнелий прибыл, стоял в доках на орбите мира Арк-001. Столкнувшись в Имматериуме с варповым штормом, фрегат инквизитора хоть и вышел победителем из этой схватки, но сделал это, что называется, на последнем своем издыхании. Варп-шторм унес жизни более половины всех людей, что были на борту корабля, и только самоотверженность выживших членов команды, а также решительная стойкость капитана судна позволили обессиленному, почти разваливающемуся фрегату дотянуть до орбиты Арк-001. Там «Свет Молнии» встал на починку и не шелохнулся бы, даже если сами доки вместе с орбитой и всем миром, над которым они парили, начали проваливаться в тартарары. Всего фрегат должен был пробыть в мастерских месяца два, как минимум. Чтобы за это время служители Бога Машины и бесчисленные механики смертные, исполняющие всю черную работу, и взирающие на слуг Марса с благоговением и трепетом, с усердием восстановили пришедшее в полную негодность судно. Однако Рунический Жрец, ответственный за починку фрегата, был крайне обеспокоен сжатыми сроками, в которые ему предстояло уложиться. По его немногословным и недовольным высказываниям выходило, что на полное восстановление «Света Молнии» требовалось в два раза больше времени, чем планировалось. А в идеале, желательно полгода. Но инквизитор и слышать не хотел о таких отдаленных сроках починки.

Сам Красс Милостью Императора не пострадал от варп-шторма, отделавшись нескольким ушибами и всего одной сломанной костью. Поэтому, не желая терять свое бесценное время на ожидание, он, поручив свой фрегат заботам Рунического Жреца и капитана корабля, зафрахтовал себе место на транспортнике с неоднозначным именем «Сделка». Но тот должен был прибыть на мир Арк-001 не раньше, чем через неделю по стандартному Имперскому счислению времени. Так что Корнелию ничего другого не оставалось, кроме как изучать собранные им до этого материалы, касающиеся проводимого им расследования. Да радоваться внезапному собеседнику в лице Барро, с которым оказался на одном мире.

И теперь, развалившись в удобном кресле, точной копией того, в котором, напротив него сидел Алонсо, Красс наслаждался временной передышкой от дел.

Бросив короткий взгляд на собеседника, Корнелий продолжил начатую до этого беседу:

— Ты бы не рассказал мне о своих планах, если бы не рассчитывал что-то получить от меня взамен. Итак, что это? Что тебе нужно?

Алонсо потянулся рукой к небольшому столику с серебряным подносом, на котором стоял графин с вином. Благородный напиток искрился за изящными хрустальными формами. А два фужера с тонкими ножками, стоявшие рядом, на том же подносе, уже были наполнены рубиновым изыском.

— Равный обмен, не более, — Барро взял один из бокалов и сделал небольшой глоток. — Информация в обмен на информацию.

Нахмуренные до этого брови Корнелия, чуть разошлись, возвращая лицу хладнокровное выражение:

— Очевидно, речь идет о Сальпурии, — Красс утверждающе кивнул, не то собеседнику, не то самому себе, и протянул руку за вторым бокалом. — Когда-то этому делу Руджер не придал должного значения. К сожалению.

— Тем не менее, информация о всплывших тогда обстоятельствах, как и некоторые факты, — Алонсо сделал еще один глоток вина, не отрывая взгляда от собеседника, — к счастью, не были безвозвратно утеряны и забыты. Не так ли?

— Моими стараниями. И стараниями двух аколитов, которым, правда, не посчастливилось дожить до сего дня, — Корнелий отставил бокал на изящный столик со столешницей цвета лазури, и, достав небольшой инфопланшет, принялся искать в нем нужный файл.

Затем сделав несколько взмахов пальцами, порхнувшими над монитором, он обратился к Барро:

— Можешь ознакомиться. Я переслал всю информацию, которая может оказаться полезна тебе в расследовании.

— Всю? — уточнил Алонсо, поднимаясь с кресла.

Он встал перед невысоким столиком, и разлил еще вина по опустевшим фужерам. Пока раздавалось тихое журчание переливаемого напитка, Красс соблюдал молчание. И лишь приняв наполненный до краев фужер из рук своего коллеги, ответил:

— Всю, которая может оказаться тебе полезной, — голос инквизитора прозвучал чуть резче, чем тот рассчитывал, так что Корнелий почти тут же добавил, на пол тона дружелюбнее. — Твое здоровье, Алонсо.

Это воспоминание заставило Барро улыбнуться. Странная дружба, начало которой положили вынужденные обстоятельства, крепла год от года, несмотря на дух соперничества, возникший между двумя инквизиторами при первом же знакомстве. Желания превзойти друг друга, которое неизменно поддерживалось ими обоими, невзирая ни на какие обстоятельства.

Данные, полученные тогда от Красса, стали для Барро последним штрихом. Они помогли инквизитору вычислить одну закономерность, которая и привела его в конечном счете на Зору-5. Мир, который все это время находился в эпицентре на первый взгляд не связанных событий. Мир, который все это время умудрялся выпадать из общей картины, не давая тем самым собрать мозаику происшествий воедино. Но в то же время являвшийся ключевым.

Приблизившись к разгадке, но не имея возможности лично отправиться на Зору-5, Алонсо направил туда одну из своих лучших оперативных групп. Сам он в то время продолжил ведомое им тогда расследование, которое как раз вошло в свою завершающую стадию. Первые же известия, полученные Барро от оперативной группы, подстегнули и без того сильное желание инквизитора как можно скорее завершить текущее дело и самому отправиться на Зору-5. Его запрос о «формировании отдельной боевой тактической группы и передачи под его непосредственное командование в рамках содействия Священной Имперской Инквизиции и для выполнения важной боевой задачи» был отправлен всего спустя несколько часов после получения им второго из отчетов Самуила. Главы оперативников, направленных на Зору-5.

Вернувшись из воспоминаний в реальность и закрыв файлы по расследованию, Алонсо извлек следующую папку. В ней содержались досье тех офицеров, которых инквизитор выбрал для выполнения этой задачи.

Первым в списке шел подполковник Би Амери.

Сорока семи лет, он получил повышение в прошлом году, но так и остался командовать вторым танковым батальоном 43-го Раанского полка.

Подполковник отличался оригинальным и нестандартным мышлением, позволяющим там, где другие посчитали бы ситуацию безнадежной, повернуть ее к собственной выгоде. Кроме того, он отличался таким спокойствием и рассудительностью, что про него как-то пошутил один из офицеров, что, даже если Би приговорят к расстрелу, то пока он будет следовать к месту казни, в голове подполковника обязательно созреет план, как избежать смерти. И какие усилия необходимо приложить, чтобы достичь поставленной цели. Амери начисто отметал слово «невозможно», заменяя его на «трудно выполнимо» и «достижимо, с дополнительными условиями».

Именно его батальон, потерявший в недавних сражениях немногим менее половины личного состава, и на данный момент проходивший доукомплектование, был выбран Барро для выполнения намеченной им цели.

Риччи Келвуд.

Принял повышение и командование первой ротой второго танкового батальона 43-го Раанского полка после того, как его непосредственный командир и предшественник пал в битве с зеленокожими. Также, помимо майора Шляссе, в сражение с ксеносами погиб ротный комиссар Торкс. Вместе с ним отправились к Трону и два гвардейца из расстрельной команды комиссара, сопровождавшие его на поле боя.

Всего после того жестокого сражения из личного состава первой роты выжило не более трети. А также не осталось целой почти ни одной единицы техники. Полковые технопровидцы скорбели над каждой уничтоженной или изуродованной боевой машиной, как над собственными детищами. Но их стараний хватило только на то, чтобы восстановить десять танков из семнадцати, большую часть которых собирали, в буквальном смысле, по крупицам и обломкам.

На первый взгляд Келвуд серьезно проигрывал майору Шляссе в бравом и лихом виде. Риччи обладал совершенно невзрачной внешностью, про которую в штабе командования как-то пошутили, что с такими данными капитану надо было идти в разведку, а не в танковые войска. Однако за неприметной внешностью скрывался талантливый офицер, и не менее талантливый командир с прекрасным тактическим мышлением. Умеющий как ценить доверенные ему командованием человеческие ресурсы и бесценные единицы техники, сводя допустимые потери к минимуму, так и бросить все имеющиеся в его запасе резервы в отчаянный прорыв, чтобы вырвать у противника долгожданную победу.

Хант Блэр.

Капитан Хант был уже немолод, разменяв пятый десяток. Чего никак нельзя было предположить, исходя из его внешнего вида. Невысокого роста, подтянутый, с отлично прокачанной мускулатурой, Блэр выглядел внешне максимум лет на тридцать. И только обильно поседевшие виски говорили, что на самом деле это не так. В виду нескольких полостных ранений, последнее из которых закончилось обширным перитонитом и едва не привело к смерти, капитан обладал искусственной пищеварительной системой, и как следствие этого мог питаться «любым дерьмом», включая смеси, которые используют для сервиторов. Полученная им травма левой височной доли головы, привела к необходимости имплантировать Ханту слуховой протез, в который по его собственной просьбе была встроена вокс система. Это подарило Блэру несколько преимуществ, позволив постоянно находиться на полковой частоте, так что ни одно сообщение не бывало им пропущено. Однако этот же имплант стал и причиной регулярных головных болей, не оставлявших капитана. И которые изрядно повысили его раздражительность.

Шот Ангелина.

Командовала артиллерийской батареей, укомплектованной самоходными артиллерийскими установками «Минотавр». «Монстрами на службе Империума», как ласково называла их майор. Предназначенные для того, чтобы обрушивать разрушительный шквал огня с передовых позиций под угрозой ответного огня противника, после чего самостоятельно передислоцироваться в другое место, «Минотавры» являлись невероятно мощным оружием. Намного более совершенным как в огневой мощи, так и в долговечности, чем те же самые вездесущие «Василиски», вспоминая о которых, Ангелина всегда чуть пренебрежительно кривила губы.

Пару лет тому назад ее батарея была придана второму батальону и оставалась там по сей день. Таланты Шот как командира были по достоинству оценены Амери Би еще в его бытность майором. Как и преимущество от наличия целой батареи САУ. Так что он приложил со своей стороны все усилия, чтобы «Леман Рассов» под его командованием сопровождали «Минотавры» Ангелины. Платой за это становились специфические задачи, устанавливаемые для его подразделения командованием. Что совершенно не смущало Би, и он продолжал писать рапорты на имя вышестоящего начальства, о «необходимости и целесообразности сопровождения танкового батальона батареей самоходной артиллерии», ссылаясь на «слаженность работы подразделений и накопившийся опыт совместного ведения боевых действий».

В последнем бою с орками Шот получила серьезное ранение. Пуля, выпущенная в нее из орочьей стрелялы, прошла навылет, раздробив майору правую лопатку и частично повредив легкое. Однако своевременная помощь сразу на поле боя не дала Ангелине умереть ни от ранения, ни от шока. А проведенная в дальнейшем эвакуация в тыловой госпиталь оказалась быстрой и успешной одновременно. После выписки из госпиталя, заполучив несколько стальных ребер, новую лопаточную кость, почти полностью уничтоженную выстрелом, и бесконечную ненависть в душе ко всему, что имеет зеленый цвет кожи, Шот удалось добиться возвращения во второй батальон.

Некоторые утверждали, будто впоследствии Ангелиной было произнесено в одном из разговоров, что: «Если бы мне сказали, что для возвращения в родную часть необходимо отказаться от наград, звания и пойти простым сержантом, я бы согласилась на это, не задумываясь». По тем же непроверенным слухам, данное высказывание дошло до ушей ротного комиссара. Никто не мог сказать точно, состоялась беседа у майора Шот с комиссаром Креоном относительно данного заявления Ангелины или нет, но вскоре личный состав ее батареи заметил, что майор начала демонстративно носить врученные ей ранее награды, которые до той поры предпочитала не надевать, а хранить в личных вещах.

Карбоне Орци.

Получил погоны капитана одновременно с повышением Амери Би, будучи назначенным на должность командира третьей разведывательно-сапёрной роты первого инженерно-сапёрного батальона 43-го Раанского полка на место своего предшественника капитана Олисио. Последний был отправлен в госпиталь с серьезным черепно-мозговым ранением, от которого оправиться ему уже не было суждено. Всего через несколько дней после вступления Карбоне в новую должность, стало известно, что Севальд Олисио умер на больничной койке, так и не придя в сознание.

Сам же Орци прославился тем, что еще задолго до того, как стал командиром данного подразделения, будучи заместителем Олисио, подбирал бойцов в развед роту тщательнее, чем некоторые отцы невесту для своего единственного сына. При этом Карбоне спрашивал с каждого своего подчиненного больше, чем Экклезиарх с кающегося грешника. Но доверяя своим бойцам, как самому себе, капитан готов был отстаивать также каждого из них перед лицом вышестоящего начальства. Эта же черта его характера не позволила Орци получить несомненно заслуженное повышение многим раньше, чтобы составить себе прекрасную карьеру.

Ирати Уокер.

Высокий, с колючими, как проволока, коротко остриженными волосами, капитан Уокер обладал склочным характером и готов был цепляться к любым мелочам. Однако его тяжелый характер проявлялся только тогда, когда речь шла о чем-то незначительном, на уровне личных пристрастий. В остальное время более целеустремленного командира подразделения было еще поискать. Капитан был способен выложиться полностью, не щадя ни себя, ни своих людей, и выполнить полученный приказ точно в срок, что всегда неизменно высоко ценилось командованием.

Изар Коллинз.

С первого взгляда мог показаться заурядной личностью. Интерес к его персоне разве что привлекала пометка в личном деле о том, что не так давно капитан Коллинз был уведомлен «о гибели родственника (брат) лейтенанта Самуила Коллинза, командира второго взвода второй роты первого батальона 52-го пехотного Андорского полка на полях сражений за Империум человечества и во Славу Бессмертного Бога-Императора. И да примет Защитник всех людей его душу». Вторая пометка гласила, что после полученного извещения капитан «продемонстрировал увеличенное рвение в борьбе с врагами человечества и защите Империума». На этом официальная информация заканчивалась, однако было еще кое-что, о чем умалчивали рапорты, но что поведала в личной беседе комиссар шестой роты пехотного подразделения 49-го Андорского полка Роксана Ли.

…Ксенос сидел, свесив уродливую голову на грудь. С того, что раньше было его лицом медленно сочилась, сворачиваясь в длинные тягучие сгустки кровь. Из-за тусклого освещения она могла показаться черной, но при достаточном свете становилось понятно, что кровь иномирца мало чем отличалась от человеческой. Впрочем, данный факт сейчас меньше всего заботил Изара Коллинза. Брезгливо стряхнув прилипшую к костяшкам бурую массу, капитан с коротким резким замахом нанес пленному еще один удар, вложив в него все силы и злость, что у него были. Кулак погрузился в бесформенную плоть, а голова пленника дернулась так, что казалось, вот-вот отлетит. Превратившимися в кровоточащую органику губами, связанный издал хрип, который почти тут же перешел в визг. В нем слышались боль и отчаяние. Этот протяжный, близкий к ультразвуку возглас, добавил Коллинзу ненависти, которая и без того клокотала в глубине его души.

— Ксенос! Выродок! — последовал очередной удар, и новый фонтан кровавых брызг обагрил плотно сжатый кулак Изара.

Наблюдавшая за этой сценой комиссар Ли продолжила молча сидеть на небольшом стуле в углу, не прерывая капитана и никак не комментируя его стиль ведения допроса. Капитан Коллинз нанес еще несколько ударов прежде, чем стало понятно, что пленный перестал подавать признаки жизни. Сразу после этого Роксана Ли поднялась.

— Он ничего не скажет, — произнесла она с ледяным спокойствием, подходя ближе к месту расправы.

Возражение, которое было родилось у Изара, застыло у капитана на губах. Только теперь он заметил, что ксенос больше не дышит.

— Другой скажет, комиссар, — внутренне заставляя охватившую его ярость улечься, ответил Коллинз, повернув голову в сторону, туда, где сидел второй пленный.

Вжавшись в изуродованную стену, у которой из-за осыпаний была видна армированная обрешетка, тянущаяся от самого пола и доверху, ксенос казался таким же серым, как стена и рокритовый пол, на котором тот скрючился.

— Скажет, — подтвердила комиссар, и от ее взгляда захваченный в плен иномирец вжался в стену еще сильнее.

— Разрешите временно прервать допрос, комиссар, — по лбу Коллинза скатились две крупные бусины пота.

— Разрешаю, капитан. Идите, — ответила она все тем же убийственно холодным голосом. — Можете вернуться к своим непосредственным обязанностям. Последующим допросом пленного ксеноса займусь я. Лично.

Не меняя выражения лица, на этих словах Роксана провела правой ладонью по тыльной стороне перчатки, покрывающей левую руку. Изару показалось, что иномирец вздрогнул, хотя и не было похоже, чтобы он или его сородич знали человеческую речь. Но все было понятно и так. Без слов.

— Служу Империуму, — Коллинз сотворил на груди аквилу и сделал шаг, чтобы уйти.

— Ваш брат достойно сражался, капитан, — остановила его Ли. — Перед тем как погибнуть, он и его взвод уничтожили несколько сотен ксеносов. Когда союзные части отбили высоту, на которой держался их взвод, у погибших не было обнаружено в батареях заряда даже на один выстрел. И ни одного снаряда к тяжелому стабберу. Лафет, на котором тот был установлен, оказался расколотым на несколько частей, когда его нашли. Вы можете гордиться своим младшим братом. Подобные воины угодны Богу-Императору, и Он с Благоволением взирает на их подвиги со Своего Золотого Трона.

— Спасибо, комиссар, — Изар чуть склонил голову.

— Идите, капитан, — напутствовала Коллинза Роксана Ли. — Эти выродки заплатят нам за все смерти, все до единой.

— Аве Император, — Изар вновь сотворил аквилу.

Дверь за ним уже закрывалась, когда до слуха капитана долетел бесстрастный, и от того еще больше устрашающий голос Ли.

— Я освобожу тебе всего одну твою конечность. И ты укажешь мне на карте, где находятся ваши основные части. В этом случае твоя смерть не будет чересчур мучительной.

Алонсо улыбнулся, вспоминая об этом эпизоде, который дал ему характеристику сразу и на капитана Коллинза, и на комиссара Ли. Несомненно полезным было и то, что в результате проведенных ими допросов второй пленный показал расположение основных войск ксеносов, местоположение командования и пути отхода, которые те собирались использовать.

Пленник умер после того, как дал исчерпывающие ответы на все заданные ему вопросы, но не совсем так, как обещала ему комиссар. Ни быстрой, ни легкой эту смерть назвать было нельзя.

Бигвельхюрст Шандрак.

Его сложно выговариваемое имя стало причиной, по которой к лейтенанту обращались исключительно по фамилии даже в неофициальной обстановке. Уверенный в том, что любой ксенос должен подлежать немедленному истреблению, в бою он нес смерть всему, что было не похоже на человека, пренебрежительно относясь к любым рискам. Сам несколько раз горел, но Чудом Императора каждый раз избегал смерти и даже серьезных увечий, которые могли бы надолго вывести лейтенанта из строя или связать оставшуюся жизнь с имплантами и аугментикой. За свою ненависть к врагам человечества, храбрость, подчас граничащую с безрассудством, и преданность Бигвельхюрст снискал расположение своего комиссара, что смело можно было характеризовать как явление уникальное, нежели заурядное.

За несколько лет до этого, дослужившись до лейтенанта устроил несанкционированную пьянку, за что был немилосердно порот. Количество назначенных ударов было столь огромным даже по меркам Имперской Гвардии, что их решено было разделить на две части. После первой экзекуции Шандрак на несколько дней загремел в лазарет. И после того, как пришел в себя и получил оставшуюся часть «внушения», угодил обратно еще на неделю. Однако учитывая, что его не отправили в штрафные части и не разжаловали в звании, Бигвельхюрст считал, что легко отделался. И за свое везение не забывал возносить хвалы Бессмертному Богу-Императору и всем Его Святым мученикам. На этом инциденте Шандрак посчитал свою карьеру завершенной, что не помешало ему и дальше исполнять свой воинский долг с тем же рвением, что и раньше.

Эйкин Варроу.

Выбирая тех, кто будет обеспечивать связь, Алонсо отмел полдюжины вариантов, прежде чем остановился на взводе лейтенанта Эйкина. От слаженной и четкой работы вокс-связистов по замыслу Барро мог зависеть конечный исход операции. Решающим аргументом, определившим кандидатуру Варроу, стала одна запись в его личном деле. Пять лет назад, будучи еще сержантом, Эйкин получил приказ обеспечить устойчивую вокс-связь для координации действий перед массовым наступлением. Тогда Варроу без раздумий повел отделение на единственную высоту, отвечающую его требованиям. Не взирая на то, что эта местность находилась под непрекращающимся артиллерийским обстрелом. Там, будучи под непрерывным огнем противника, ценой жизни почти всего личного состава, Эйкин удерживал связь до последнего. Его и еще двух гвардейцев забрали с высоты только после того, как линия обороны противника была прорвана и полностью уничтожена. Все выжившие получили множественные тяжелые осколочные ранения, и находились почти без сознания. При этом сам Варроу, по словам обнаружившего его гвардейца, продолжал сжимать в руке микрофон, намертво вцепившись в него пальцами настолько, что их с трудом удалось разжать. Из госпиталя Эйкин вышел уже лейтенантом, получив под свое командование взвод, и оставался в этом звании по сей день.

Барро пролистнул еще три личных дела.

Арта Бонье. Джулин Бруни. Андреас Кавалли. Отменно зарекомендовавшие себя офицеры медицинского корпуса, спасшие не одну жизнь.

Аугментированные пальцы инквизитора, скрытые тонкой кожей алых перчаток, скользнули по монитору, открывая следующий файл.

Верения Кристиана Луин.

Данная кандидатура, после ознакомления с ее послужным списком, полностью устроила Алонсо Барро, едва только Кристиану выдвинули на смену Эртону, бывшему комиссару батальона, чьи глаза были выжжены в последнем бою. Сам Владислав Эртон на данный момент, проходил операцию по установке бионических имплантов в одном из госпиталей на Стефании.

Так же ознакомившись с остальным списком приданных ротных комиссаров, Барро посчитал их как нельзя более подходящими для будущей операции. Однако Алонсо добился, чтобы на место погибшего комиссара первой роты второго танкового батальона и находящегося на лечении комиссара роты разведки были назначены выбранные лично им кандидатуры. Этими кандидатурами стали Атия Хольмг и Гордиан Расчинский. Своим требованием инквизитор вызвал вспышку гнева со стороны комиссара-Генерала Уильямса Джонса Скрасноу, которую последнему так и не удалось полностью скрыть. А также недоумение штабного офицера, ведущего протокол, которое тот рассудительно запрятал так глубоко, насколько это только было возможно.

… — Почему речь идет именно о них, господин инквизитор? — недовольным тоном поинтересовался комиссар-Генерал Скрасноу, принимая из рук Барро инфопланшет с досье на запрашиваемых кандидатур.

— Оба этих комиссара приобрели опыт, который будет полезен при нашем дальнейшем сотрудничестве, комиссар-Генерал, — Алонсо использовал ту разновидность официальной улыбки, которая, как правило, вызвала у его собеседников раздражение с примесью страха. Разумеется, они всячески, за весьма редким исключением, старались скрыть их.

Комиссар-Генерал Уильямс исключением из этого правила не стал. Его стальной взгляд посуровел, пока Скрасноу перечитывал информацию о запрашиваемых кандидатурах на своем инфопланшете.

— По имеющимся у меня данным, комиссар Хольмг в данный момент находится в госпитале. Оттуда она должна направиться в четвертую роту второго батальона 119 Андорского пехотного полка. Комиссар Расчинский на пути к Ушбеле, где полк, к которому он приписан в качестве ротного комиссара, будет проходить переформирование. Переназначение данных комиссаров во второй танковый батальон 43 Раанского Полка может занять дополнительное время, господин инквизитор.

Комиссар-Генерал выдержал небольшую паузу, после чего продолжил таким же сухим, резким тоном.

— Ранение комиссара Грея таково, что не выведет его из строя надолго. Максимум через неделю, он сможет вернуться к исполнению своих прямых обязанностей. Относительно комиссара первой роты Торкса, погибшего в сражении, — на этих словах Ульямс Скрасноу сложил на груди Имперского орла, — у меня есть на его место достойная замена.

— Верю, что подобранная вами замена действительно достойная, комиссар-Генерал, — спокойно возразил Барро, так же сложив аквилу на груди. — Но я настаиваю на выбранных мной кандидатурах. Задание, для которого мной востребована тактическая группа, весьма специфично, и я желаю видеть среди политических офицеров, которые будут поддерживать дисциплину в батальоне и вдохновлять его личный состав, именно этих комиссаров.

Алонсо щелкнул руной на панели, и экран инфопланшета погас. Поднявшись с кресла, в котором сидел, инквизитор прошелся по каюте, заложив руки за спину, задумчиво глядя перед собой. Уже в который раз он прокручивал в голове все имеющиеся у него факты, собранные относительно этого затянувшегося на долгие годы расследования.

Он обернулся, когда на стенной панели загорелась руна вызова.

Барро активировал пульт, и открывая дверь, произнес:

— Оз.

Вошедший в каюту молодой аколит поклонился.

— Капитан Плеинвэлл сообщает, что перелет по варпу займет больше времени, чем было запланировано им изначально.

Алонсо нахмурился, но ничего не ответил. Жестом руки он показал аколиту, что желает остаться один, и когда тот молча вышел, инквизитор сделал еще несколько шагов по каюте, прежде чем вернуться обратно в кресло.

Полы его длинного плаща всколыхнулись, когда Барро опустился на мягкий бархат, чуть откинувшись назад. Взгляд на его орлином, немного хищном лице, был устремлен вверх, как будто там инквизитор надеялся прочесть ответы на мучившие его вопросы. Столь ценное для него время вновь ускользало, как песок сквозь пальцы. Мысль о том, что с каждой просроченной минутой еретики получают все больше форы и что это может стать залогом их успеха, мучила, подобно старой гноящейся и не заживающей ране. И в памяти инквизитора с отчетливой ясностью вспыхнули недавние события.

ТРЕБОВАНИЕ №8 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

На основании полученного секретного кода от оперативной группы №7-5-1, место выполнения задачи планета Зора-5, / Êîä #231a24/, и последующей пропажи связи данную оперативную группу считать пропавшей без вести с соответствующим статусом (ПБВ) на каждого её члена, пока не будет доказано иное новыми фактами.

Подписано и заверено.

…Скромный номер, в котором расположился Алонсо Барро, резко контрастировал с его каютой на борту «Молота Победы». Скромный и без излишеств, в гостинице для жителей с более чем умеренными запросами, он был выбран инквизитором не случайно. Несмотря на то, что его расследование на Симерии было завершено, Барро по-прежнему хотел оставаться в тени, не привлекая к своей персоне излишнего внимания.

Алонсо предстояло покинуть планету через несколько дней. А пока его корабль находился в орбитальных доках и проходил последнюю проверку перед длительным переходом через глубины варпа к системе Аметист. Данной проверкой лично руководил Эдуардо Плеинвэлл. Высокий и неулыбчивый капитан судна, обладающий талантом поддержания на борту идеального порядка вне зависимости от текущей ситуации, насколько бы сложной та ни оказалась.

Знающий «Молот победы» как свои четыре пальца (еще в юности Эдуардо потерял мизинец на левой руке, так и не удосужившись заменить его имплантом), Плеинвэлл помимо своей любви к порядку и максимальному рационализму имел особый дар интуитивного предвидения разнообразных щекотливых ситуаций и умение подготовиться к ним заблаговременно. Данное качество, разумеется, после тщательной проверки на наличие латентных псайкерских способностей и возможной порче варпом, было высоко оценено инквизитором еще два года назад, когда он впервые познакомился с Эдуардо. Тогда же, убедившись в полном отсутствии моральной угрозы со стороны Плеинвэлла и его преданности Империуму, Барро сделал будущему капитану «Молота победы» предложение, от которого тот, разумеется, не отказался. И с того памятного дня Эдуардо Плеинвэлл неизменно служил инквизитору верой, правдой и со всей своей преданностью, на которую был только способен.

Алонсо окинул взглядом узкую кровать с накинутым поверх покрывалом. Потрепанное, с истлевшей вышивкой, некогда с претензией на роскошность, теперь оно более напоминало изрядно выцветший, полинявший и обветшалый по краям кусок ткани, с блеклыми золотыми нитями. Не разуваясь, Барро лег на покрывало, закинув руки за голову и слегка потянувшись. После двух с лишним недель, проведенных без минуты малейшего отдыха, он мог позволить себе немного сна.

Его пробудило тихое жужжание вокс-бусины, которую Алонсо никогда не отключал, всегда готовый к неожиданному повороту ситуации, получению важной информации и мгновенной реакции на любые события — хоть днем, хоть ночью.

— К вам посетитель, — немного искаженный голос аколита Саннджифу показался инквизитору сонным и уставшим.

В одно движение поднявшись с кровати, словно внутри инквизитора сработала некая скрытая пружина, Барро встал, оставив после себя скомканные покрывало и простыню под ним.

— Альберт? — уточнил он, называя имя одного из агентов, которого ожидал увидеть.

— Нет, — Оз никогда не отличался многословием и Алонсо ценил это. — Фардэ.

Услышав имя нежданного визитера, Барро внезапно почувствовал легкий укол тревоги. Он вышел из номера, быстро поправляя примявшийся плащ, не снятый перед отдыхом. Затем, спустившись по боковой лестнице, связывавшей этажи с четвертого по второй, зашел в узкую неприглядную дверь и, пройдя еще одним коридором, вышел в небольшой зал. Пройдя весь его по диагонали, инквизитор открыл правую дверь у дальней стены, оказавшись в просторном кабинете. Светильники в форме длинных потолочных канделябров, наполняли помещение мягким и в тоже время ярким светом, не оставляя скрытыми в тени ни одного угла. Фальшивое витражное окно, занимающее значительную площадь одной из стен, было прикрыто по бокам тяжелыми бархатными портьерами темно-зеленого цвета с золотой бахромой, лежащей почти на самом полу. Это место отвечало всем требованиям и вкусам инквизитора, как и его представлениям о степени комфорта.

Алонсо гулко прошел по каменному полу и остановился возле небольшой кушетки, обтянутой кремовым бархатом с оторочкой под цвет штор. Он поднял руку, в едином жесте поправляя инсигнию на воротнике и активируя вокс-бусину.

— Он может войти, — распорядился Барро, усаживаясь на кушетку.

В следующее мгновение в распахнувшиеся двери вошел Фардэ.

Чувство тревоги, исходящее от агента, было мгновенно подхвачено инквизитором. И еще до того, как Фардэ начал докладывать, Алонсо понял, что известия, принесенные его агентом, прескверные.

Все то время, пока Барро принимал доклад Фардэ, Оз стоял по другую сторону закрытой двери, готовый в любую секунду прибыть по первому зову своего патрона. Широкие скулы аколита делали его лицо квадратным, и от того еще более строгим. Это же не давало просмотреть на нем следы усталости, несмотря на полную измотанность Саннджифу. Стальной щиток, который шел по окружности бионического левого глаза, и продолжался от виска до половины щеки, добавлял лицу Оза еще больше невозмутимости, помогая при необходимости с легкостью скрывать любые эмоции.

Саннджифу, как и подобало аколиту, все две недели, что Алонсо вел расследование на Симерии, тенью следовал за патроном. И в отдыхе нуждался в отдыхе не меньше, чем сам инквизитор, а возможно, что и больше. Однако Оз скорее бы умер на месте, чем признался в этом перед Барро. Решивший посвятить свою жизнь борьбе с ересью на службе у Святой Имперской Инквизиции, найдя в лице Алонсо образец для подражания, Саннджифу делал все, чтобы оказаться достойным в будущем самому занять пост инквизитора и получить Инквизиторскую Инсигнию из рук Барро.

— Да, господин инквизитор, — Оз отозвался мгновенно, едва только услышал в вокс-бусине голос патрона.

Пальцы аколита начали порхать над инфопланшетом, вводя необходимы данные еще до того, как Алонсо закончил говорить. В течение нескольких минут Саннджифу связался с «Молотом Победы» и, выяснив, что корабль проходит последние приготовления и готов к выходу, распорядился назначить отлет через четыре часа. Минимум, необходимый Барро, чтобы добраться до космопорта. А еще через минуту Оз уже докладывал инквизитору, что транспорт, который должен был доставить его в космопорт, готов и ждет снаружи. Получив приказ сопровождать Алонсо, Саннджифу ответил короткое: «Да, господин инквизитор», — и приступил к сборам, потратив на них не более четырех минут. За время службы у Барро Оз приучился быть готовым последовать за инквизитором в любой момент и постоянно поддерживал личные вещи в полной готовности. Он не задал Алонсо вопроса относительно причины столь спешного отбытия, как и о конечной цели их путешествия. Однако для аколита все встало на свои места, когда Барро, заходя в транспорт их ожидавший, сказал:

— Группа Аврелиана.

— Все? — коротко уточнил Саннджифу, уже догадываясь об ответе, скорее, лишь для того, чтобы получить подтверждение собственных мрачных предположений.

Но Барро не ответил. Едва оба они разместились в транспорте, инквизитор углубился в инфопланшет, передавая последние приказы и распоряжения перед тем, как покинуть Симерию. И только уже будучи на борту корабля, Алонсо вернулся к вопросу, заданному аколитом.

— Они не вышли на связь в указанное время в контрольной точке. Было пропущено два сеанса связи, после чего с Зоры-5 пришло сообщение.

Оз вопросительно взглянул на инквизитора, но Барро выдержал небольшую паузу, прежде чем продолжить.

— Всего одна фраза. Код #231a24.

Саннджифу понимающе кивнул и, словно сказанное требовало каких-то пояснений, произнес:

— Стальной синий. Смерть.

Алонсо выбивал пальцами по подлокотнику кресла барабанную дробь. С момента получения «Стального синего» на Зоре-5 прошло не менее трех стандартных недель. Этого времени было более чем достаточно для того, чтобы развить преступную деятельность культа и далеко продвинуться в их коварных замыслах.

Барро щелкнул по вокс-бусине:

— Оз, — позвал он.

Ожидание не продлилось дольше минуты. Находившийся в смежном помещении аколит явился почти мгновенно. Он зашел так же беззвучно, как выходил, в молчании поклонившись инквизитору и ожидая его распоряжений. Своей сдержанностью Саннджифу часто напоминал Алонсо Ведану, но сейчас ему было не до сравнений.

— Собери всех офицеров в Стратегиуме через час, — распорядился Барро.

И едва Оз, произнеся: «Будет выполнено», — покинул каюту, чтобы выполнить приказ, Алонсо снова активировал монитор инфопланшета. У него оставалось чуть менее часа, чтобы еще раз досконально проштудировать всю имеющуюся в его распоряжении информацию по ситуации на Зоре-5.

ТРЕБОВАНИЕ №9 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Зора-5

Средний радиус: 5083.77км

Радиус орбиты: 2.720238 А.Е.

Масса: 4,477 Е +24 кг

Гравитация: 0.96215G

Период вращения: 19,795 часов

Орбитальный период: 1120.47 дней

Наклон оси: 202.59°

Средняя температура на поверхности: 33°С

Аномалии: Невозможность ведения полетов в тропосфере

Подписано и заверено.

Более сорока офицеров и вокс-связистов собралось в Стратегиуме. Кто ближе, кто дальше, они расположились вокруг огромного стола с гололитической картой над его поверхностью, внимательно всматриваясь в представленный там мир.

Планета с кадастровым номером № FS641/78—5 Зора-5 по меркам Империума была обнаружена совсем недавно. На момент открытия все ее три континента почти полностью были покрыты джунглями и населены разнообразными видами живых существ.

Позже, когда в рамках освоения ресурсов планеты началась вырубка огромных лесных массивов, Зора-5 стала поставщиком качественной и дорогостоящей древесины из редких сортов деревьев. Бесконечное разнообразие флоры и фауны также не было оставлено без внимания колонизаторов и разведчиков. Множество животных результатами стараний бесконечного количества учетчиков, клерков и административных работников при содействии специальных сервиторов и каталогизаторов, были поделены на целевые группы и подгруппы. Экзотические экспонаты редких животных отлавливались и распродавались частным коллекционерам. Другие, менее ценные, особи признавались кормовыми, после чего их ожидала перспектива плодиться и расти в загоне, чтобы через непродолжительное время стать деликатесом у кого-нибудь на столе. Иными словами, все, что представляло собой хоть малейшую ценность, отлавливалось, отстреливалось, обдиралось и потрошилось, чтобы стать «освоенным» в том или ином виде. Не избежала подобной участи и богатая флора Зоры-5, которая шла для изготовления вытяжек, настоек, кремов и бальзамов. Или расходилась по другим мирам в виде саженцев и семян, чтобы стать украшением дендро-галлерей, садов и эксклюзивных парков. Иногда их отправляли на райские миры, куда свозили всевозможную экзотику, но чаще в частные владения, попасть в которые подчас было труднее, чем в хранилища Администратума.

Позже, когда значительные территории Зоры-5 были освобождены от буйства жизни, ранее там царившей, освоенные земли стали определять под сельское хозяйство, постепенно сменяя таким образом дикие первозданные леса на огромные плантации. Так что к моменту, когда группа Аврелинана не вышла на связь, значительная часть мира представляла собой пахотные земли, сведенные в огромные аграрные комплексы, которые покрывали искусственные парники с изолированной системой циркуляции. Другая же часть планеты, еще не «освоенная» настолько, чтобы быть полностью истощенной и выпотрошенной, продолжала оставаться своеобразным раем, где в дебрях джунглевых лесов вели свою деятельность специалисты по отлову, отстрелу, вырубке и выкорчевыванию всего того, что было объявлено прекрасным или ценным для Империума. Материк, что был представлен на гололитической карте, относился как раз к последней категории. Его джунглевые леса были вырублены максимум на четверть на самой южной его оконечности. Что же касается северной части, то там работы по освоению территорий едва стартовали. Вокруг деревообрабатывающего комбината, возведенного в самом центре леса, только начинали появляться проплешины от вырубки. К «Болду» вело широкое рокритовое полотно тракта, извивающегося между вековыми деревьями подобно гигантской змее; от него тонкими ручейками расходились дороги поменьше, уводящие к местам небольших мобильных лагерей рабочих и вырубщиков.

Все это, как и прочие детали ланшафта, были уже изучены офицерами, собравшимися вокруг карты, когда двери широко распахнулись, и в Стратегиум вошел Барро. Дождавшись, когда взгляды всех присутствующих обратились в его сторону, инквизитор сложил на груди Имперского орла и громко произнес:

— Да славится вечно Бессмертный Бог-Император!

Под хор голосов, ответивших «Аве Император!», Алонсо подошел к столу, заняв место во главе. После того, как все официальные приветствия были произнесены, взгляд инквизитора скользнул по присутствующим, обозревая всех одновременно и никого персонально не выделяя.

— Основное, что вам требуется знать, — начал он, — задание, для исполнения которого вы были выбраны, не допускает разглашения. Ни сейчас, ни в будущем, никогда. Теперь о самой задаче. Полагаю, у вас было время, чтобы изучить карту местности, поэтому буду краток. Высадка произойдет в космопорте «Иллун», расположенном рядом с Первым Аграрным Поселением, сокращенно ПАП. Оттуда походным маршем батальон выступит по маршруту Космопорт «Иллун» — деревообрабатывающий комбинат «Болд», сокращенно ДКБ. Конечная наша цель сам ДКБ, а также прилегающие к нему квадраты.

Алонсо набрал несколько комбинаций на панели управления на огромном столе с гололитической картой, покрывавшей всю его поверхность. В ответ на его действие образ трехмерного изображения увеличился и сдвинулся так, чтобы нужный участок оказался максимально детально представлен. На этом участке некогда девственный джунглевый лес, уже познавший всю силу и неумолимость Империума, теперь напоминал хитрые переплетения колоссального лабиринта, в центре которого раскинулся деревообрабатывающий комбинат.

— По имеющимся данным, в данном районе действует группа культистов, численность которой, как и область распространения их влияния, стремительно увеличивается. Предположительно, центр их сосредоточения находится здесь, — Барро указал на несколько районов, расположенных неподалеку от комбината. — В данный момент речь идет об исчезновении нескольких лесоповальных бригад, которые работали автономно. Они перестали выходить на связь с ДКБ, что также связывается с предположительно активной деятельностью культа. Пропавшие, вероятнее всего, уничтожены либо совращены. Также, по имеющимся данным, еретики подыскивают и готовят в этой местности плацдарм для будущего вторжения враждебных Империуму сил. По результатам проведенного расследования, для этой цели предатели используют проклятые силы варпа, что делает выполнение задачи более сложным. Место и время, выбранные еретиками, не случайны. Мир Зора-5 имеет ряд аномалий, одна из которых — разряженная атмосфера над поверхностью свыше километра. Это делает невозможными полеты наших «Валькирий» и прочего воздушного транспорта. Кроме того, из-за этой же аномалии вокс-связь на планете крайне нестабильна. Именно по этой причине нам предстоит длительный марш с полной загрузкой воды, продовольствия и топлива для бронетехники. Возможность дозаправки появится только по прибытию на ДКБ. Там же можно будет пополнить запасы воды и провизии.

Алонсо обвел взглядом строгие лица взирающих на него офицеров:

— Основная задача будет заключаться в том, чтобы предотвратить попытку открытия порталов на планету для вторжения через них войск противника. Также найти и уничтожить всех последователей культа и их приспешников, восстановить полный контроль над означенной территорией и уничтожить места, подвергшиеся влиянию варпа, как и те, где проводились мерзкие ритуалы. Последним займется непосредственно моя группа. Ваша задача будет состоять также и в том, чтобы обеспечить мне и моей группе надлежащие безопасные условия, необходимые для очистки мест ереси на все время, которое мне для этого понадобится. Ценой жизни вашей и ваших людей, если потребуется. Однако недопустимо погибнуть прежде, чем задача будет полностью выполнена. Как недопустимо, чтобы на Имперских землях хозяйничали слуги врага, еретики и отступники. Аве Император!

— Аве Император! Аве Империум! — Хор голосов мгновенно отозвался, подхватив последнюю фразу инквизитора.

— Следовательно, продвижение наших сил будет вестись по территории противника при полной автономии, без возможности прикрытия с воздуха и иной поддержки, — фраза подполковника Би, произнесенная, едва стихли громкие возгласы, прозвучала скорее как констатация факта, нежели как вопрос.

— Совершенно верно, подполковник, — сухо ответил Барро и вновь коснулся панели управления. — На расследование данного дела мной была послана специальная группа. Последний раз они вышли на связь из этого квадрата. Маршрут, которого группа должна была придерживаться, пролегал через контрольные точки здесь, здесь и здесь.

На гололитической карте загорелась еще одна линия пунктира поверх уже имеющейся. В некоторых областях полностью совпадая с ней, а кое-где, довольно далеко отступая. Мигающие желтым цветом огоньки доходили до большой ярко пунцовой точки, и оттуда, уже светясь тревожным красным, продолжали убегать вверх, вплоть до деревообрабатывающего комбината.

— Есть все основания полагать, что члены группы мертвы или захвачены в плен еретиками. Весьма возможно, что их лишили каким-либо иным способом возможности послать сигнал о своем текущем местонахождении. Если это так, то выяснить это также будет являться одной из задач.

— В нашу задачу будет входить поиск и спасение выживших, господин инквизитор? — с кажущимся безразличием поинтересовался Амери Би.

— Нет, — холодно отрезал Алонсо. — При обнаружении выживших из вышеупомянутой группы, к ним должны быть применены методы как к потенциальным врагам.

На мгновение в Стратегиуме повисла гнетущая тишина, которую прервал голос комиссара Луин:

— Указанных выживших, если таковые будут обнаружены, необходимо сохранить для дальнейшей передачи Инквизиции или они могут быть допрошены на месте с последующим уничтожением?

— Решение должно приниматься индивидуально в зависимости от текущей ситуации с учетом всех возможностей и сопутствующих фактов, — Барро устремил немигающий взгляд на комиссара. — В приоритете сохранение данных людей как ресурса, но только в том случае, если будет доказана их лояльность. И, разумеется, если будет сохраняться возможность их последующего возврата к службе на благо Империуму. При этом уверенность в сохранении ими верности и лояльности должна быть стопроцентная. Всем понятно?

— Так точно, — коротко ответили офицеры.

Лица присутствующих остались спокойными и непроницаемыми, но инквизитор был уверен, что каждый из присутствующих сейчас думал о том, что попади они в аналогичную ситуацию, и к ним применили бы точно такой же подход. Словно желая подтвердить возникшие в головах мысли, Алонсо спокойным, чуть размашистым тоном, произнес, подводя черту под всем сказанным:

— К тем, кто даст повод усомниться в своей преданности Трону, как и к тем, чьи действия могут быть расценены, как потворствующие врагу, будет применено наказание в соответствии со статьей ARBITRIUM LEX IMPERIALIS «Ересь».

ТРЕБОВАНИЕ №10 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ ЛИЧНОГО ДЕЛА ХОЛЬМГ АТИИ

ОФИЦИО ПРЕФЕКТУС

Дата рождения: 6.351.971.М38

Дата зачисления воспитанником в Схолу Прогениум: 6. 414.976.М38 /Приказ № ùùùää/

Дата зачисления в корпус кадетов комиссаров: 6.581.977.М38 /Приказ № ùùùää/

Дата направления на завершающую стадию обучения в район боевых действий, ведущихся на мире № ùùùää:6.642. 991.М38 /Приказ № ùùùää//

Информация закрыта/код допуска #7442с8/Ордо Еретикус

Информация закрыта/код допуска #7442с8/Ордо Еретикус

Информация закрыта/код допуска #7442с8/Ордо Еретикус

Дата завершения обучения и присвоения статуса комиссара Официо Префектус решением Лорда-Комиссара Гая Октавиана Тумидуса: 6.725.991.М38 /Приказ № ùùùää//

Информация закрыта/код допуска #7442с8/Ордо Еретикус

Информация закрыта/код допуска #7442с8/Ордо Еретикус

Информация закрыта/код допуска #7442с8/Ордо Еретикус

Дата приписки ко второй роте третьего батальона 1111 Раанского Полка в статусе комиссара Имперской Гвардии: 6.443.993.М38 /Приказ № ùùùää//

Подписано и заверено.

В офицерской кают-компании было пусто, если не считать одного человека. Комиссар Имперской Гвардии сидела на широкой кушетке, задумчиво уперев взгляд в противоположную стену.

Холодное, словно выполненное из серого камня лицо тридцатилетней женщины было оттенено черными как смоль, коротко остриженными волосами. Под густыми чуть изогнутыми бровями выделялись непривычным фиолетовым оттенком глаза, выдающие в комиссаре кадианку. От правого нижнего века, вдоль носа и через губы к подбородку тянулась бугристая, неровная дорожка кожи, выглядевшая так, словно ее покрыли тонкой едва приметной сеткой. Последствие песчаной бури, оставившей свой росчерк на лице Хольмг четыре года назад. Когда Атия и другие штрафники из «замаранных» подавляли бунт на шахтерском мире ARZ-84/bis. Сосредоточенный взгляд на непроницаемом лице Хольмг был словно обращен внутрь себя, как бывает с человеком, который погружен в глубокие раздумья или воспоминания. Если бы сейчас рядом с Атией оказался имперский псайкер, он бы, несомненно, отметил, что в памяти комиссар обращается к давно минувшим событиям. Тем, что обычно захоронены в наиболее потаенных участках мозга, и возвращаться к которым люди не стремятся в принципе. Еще, если бы его спросили, псайкер сказал бы, что эти воспоминания вызывают у комиссара сильные приступы головной боли. И что подобный приступ как раз недавно начинался, наращивая боль в темени и висках. Эту боль Хольмг надежно скрывала под маской холодного спокойствия. Сказал бы, что обрывки минувших дней кружат в голове комиссара неровными, рваными полотнищами. Трепещущими, словно под порывами ураганного ветра, который терзает их, отрывая от воспоминаний кусок за куском, унося вдаль и оставляя лишь жалкие клочки. Рассказал бы, как, упрямо игнорируя все увеличивающуюся ломоту в висках, Атия прокручивает в памяти минувшее, ища и находя все больше параллелей между событиями на далеком затерянном рудном мире и своим будущим заданием на Зоре-5.

Комиссар положила на небольшой стол инфопланшет, который до этого держала в руках, поднялась и сделала по каюте несколько шагов. Ее сапоги выбили уверенный ритм, словно Хольмг маршировала на параде. Лишь кибернетический глаз служителя Бога Машины распознал бы в этом чеканном шаге немного сбитую поступь и что комиссар едва заметно припадает на правую аугментированную ногу так, что ее движение запаздывает на доли секунды по сравнению с левой ногой. Также слуга Омниссии заметил бы, что несмотря на строгую осанку из-за аугментированной правой руки левое плечо комиссара казалось чуть выше правого. И что оно едва заметно выдавалось вперед.

После штрафного батальона прошло неполных три терранских года. За это время Атия успела побывать в двух кампаниях на двух фронтах и в трех госпиталях. Первый раз чуть больше года назад, когда получила незначительную контузию и осколочное ранение в плечо. Тогда она провалялась на больничной койке всего неделю. Второй раз около двух месяцев назад, во время «Второй Каргадасской». Снаряд, разорвавшийся совсем рядом с Хольмг, едва не оборвал ее жизнь, отправив сначала в прифронтовой госпиталь, а оттуда после неудачной операции, вызвавшей осложнение, в еще один, уже на Ушбеле. На этот раз возвращение комиссара в строй заняло более пяти недель и минимум столько же ей предписывали соблюдать индивидуальное питание и «допустимый покой». Последняя формулировка, когда ее произносил заведующий госпиталем, выписывающий Атию, вызвала на лице комиссара невольную улыбку. Тем не менее произошло именно так, как было рекомендовано. Перелет в комфортабельных условиях и прекрасное оснащение, предоставленное Святой Имперской Инквизицией в лице Алонсо Барро, стали для Хольмг своеобразным санаторием, и силы ее восстанавливались с каждым днем.

Комиссар дошла до дверей, ведущих из каюты, и остановившись, заложила руки за спину. В этот самый момент Атия боролась с острой болью, терзавшей ее виски и затылок, чего невозможно было определить по ее внешнему виду. Лишь пристальное наблюдение показало бы, как у Хольмг под маской спокойствия напряглись скулы. Наконец, когда боль начала отступать, комиссар резко повернулась на каблуках, тем же маршевым шагом возвращаясь к месту, где сидела ранее. Взяв в руки инфопланшет и сделав в нем несколько пометок, комиссар позволила себе едва заметно сдвинуть брови, когда последний отголосок боли спазмом прокатился от темени вниз, через затылок к основанию шеи.

— Ферро Сильва, — негромко произнесла Атия так, словно одним этим названием подвела для себя черту под собственными раздумьями. И добавила еще тише: — Зора-5.

ТРЕБОВАНИЕ №11 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Из пикт-записи сервочерепа №6/409-13-13

*сервочереп бесшумно парит над рядами людей, преклонившими колени* *несколько репродукторов, расположенных на равном расстоянии друг от друга, ретранслируют слова проповедника, которые льются с кафедры*

«Всемогущий и Всеславнейший Император, повелитель ветров и бурь Галактики. Ничтожные люди Твои попали в варпа беду, и молят Тебя о спасенье»

*от повторенья через репродукторы, каждое слово эхом отражается само от себя, заставляя всех присутствующих на молебне еще больше проникаться монументальностью происходящего*

«Обрати Взор Свой на нас, или погибнем мы. Мы видели, сколь велико и пугающе Искусство Твое. Мы убоялись Тебя и падаем ниц пред Тобой. И думаем о Тебе с благоговением»

*сервочереп пролетает над одним из гвардейцев* *слышится едва различимый шепот*

«Бог-Император, молю Тебя, защити нас от опасностей варпа»

*голос тонет в общем хоре молебна*

«Ничто нам не страшно, кроме Длани Твоей. Молим мы о спасении, дабы продолжать служить Тебе. Дабы не погибли мы в неверных водах варпа»

*доносится еще один шепот*

«Молю Тебя, Всеблагой Защитник, не дай нам сгинуть. Только не так»

*конец записи*

Подписано и заверено.

Перелет занял времени больше, чем рассчитывал инквизитор. Но как бы ни желал Алонсо максимально быстро прибыть на Зору-5, нестабильные течения варпа диктовали собственные условия. Переход по его волнам оказался еще более непредсказуемым и опасным, чем обычно. Как будто силы Имматериума нарочно хотели задержать «Молот Победы» на пути к его цели. Помимо этого, переход был ознаменован сразу несколькими несчастными случаями, которые унесли жизни двух десятков матросов с нижних палуб, и вывели из строя целых четыре механизма. На восстановление последних ушло больше стандартных терранских суток по корабельному времени. А в довершении, за несколько часов до предполагаемого возвращения в материальный мир, корабль внезапно отклонился от курса. Так что потребовалось более восьми часов, чтобы вернуть крейсер на прежний путь. Все эти восемь с половиной часов на борту «Молота Победы» все, кто не был занят на боевых постах или дежурствах, находились в корабельном Храме. Вознося Бессмертному Повелителю человечества молитвы с просьбой защитить Его верных слуг от козней варпа и помочь обрести дорогу к дому.

В конце концов, благодаря стараниям Навигатора и слаженной работе всего остального экипажа «Молот Победы» лег на верный курс. Но к тому времени, когда Эдуардо Плеинвэлл своей уверенной рукой направил крейсер к точке Мандевилля, капитан пребывал в мрачнейшем настроении, а Барро подсчитывал, что опаздывает на Зору-5 уже как минимум на шестьдесят часов от времени предполагаемого прибытия в систему Ризонс. Поэтому едва корабль пришвартовался в орбитальных доках, не желая более терять ни минуты, Алонсо тут же затребовал транспорт для немедленной высадки на поверхность планеты.

Космопорт «Иллун», куда шаттлы перебросили батальон, показался крошечным, особенно, по сравнению с такими гигантами на Ушбеле, как «Врата Покоя», способными вместить минимум четыре подобных космопорта, или величественным «Самаджи», который по размерам мог соперничать с небольшим городом-ульем.

И все же, даже на столь малом пространстве, где, как верно было подмечено кем-то из гвардейцев, «даже вездесущей бюрократии негде притулиться», не обошлось без проволочек, которые традиционно сопровождали все погрузки и выгрузки.

Не вписавшись в аппарель, танк встал, словно споткнувшись о невидимую преграду и едва не завалившись при этом на бок. Возвышающееся над башней боевой машины алое полотнище со священным текстом, сияющим золотыми буквами, затрепетало. Да так сильно, что под недовольный рык мотора со стороны регулирующего движение гвардейца вырвалась пара «сильных» слов, которые на его счастье потонули во всеобщем шуме.

Обливаясь потом, водитель командирского танка «Леман Расс» навалился на штурвал, выравнивая машину. Ощущая на себе впившийся взгляд проповедника, занимавшего место командира, Саул Генц готов был провалиться в варп на этом самом месте.

— Милосердный Бог-Император человечества, взгляни на меня со всей добротой, и…

Шепчущий почти скороговоркой молитву водитель замолчал, когда услышал выровнявшееся гудение мотора и почувствовал, как накренившаяся машина обрела наконец устойчивость.

— Милость Твоя воистину безгранична, — выдохнул Саул, складывая левой рукой на груди однокрылого орла, а правой намертво вцепившись в штурвал.

Наблюдавший за ним все это время проповедник поморщился. Пирс не терпел беспорядка и любых проявлений несобранности, так что даже опоздание к службе считал грехом и одним из проявлений влияния враждебных сил.

«Истинно верующий, возлюбивший Бессмертного Императора и пожелавший отдать всю свою жизнь Ему, полностью посвятивший себя служению Пастырю человечества, не допустит оплошности, ошибок или опозданий. Он будет помнить каждую секунду, что, вверив Императору жизнь свою, уже не может распоряжаться ею как прежде, бездумно и расточительно. Каждый должен помнить, что допустивший небрежение в отношении своих обязанностей или транжирящий жизнь свою впустую уже повинен. И что лишь подвергшись суровому наказанию, дабы тем самым из него были изгнаны мысли о праздности и лени, такой грешник может быть возвращен на путь самозабвенной преданности и служения Спасителю всех людей»

Эти слова, сказанные Пирсом в одной из проповедей, полностью отражали его собственный внутренний мир и непоколебимые ценности. И, следуя собственным наставлениям он спрашивал с других столь же строго, как с самого себя.

«Раскаяние и боль — это молот и гвозди преданности», — любил повторять Аезон также, как это делал ранее один из его наставников.

— Бог-Император взирает на твои дела, гвардеец, — произнес Пирс с тем апломбом, с которым говорил всегда — даже вне проповеди.

— Так точно, отец, — тут же выдохнул Генц, молясь и ругаясь про себя одновременно, одним глазом наблюдая в смотровую щель, как в их сторону направляется один из «Атлантов».

— Отбой, — произнес мехвод в динамик, закрепленный у шеи, активируя вокс-бусину коротким щелчком пальца.

— Принято, — прошелестело в ответ, и вскоре тягач начал неторопливо разворачиваться.

— Неплохо начинается, — пробормотал Саул, когда его «Леман Расс», проехав погрузочную площадку, присоединился к общей колонне и занял в ней свое место.

В этот же миг мехвод вновь ощутил на своей спине пронизывающий взгляд проповедника, и на всякий случай добавил уже громче:

— Великий Бог-Император, присмотри за слугой Своим и солдатом. Даруй мне преданно служить Тебе, исполняя все приказы командования, ничем не нарушая заповедей Твоих и устава.

В конечном счете, еще через несколько часов, более без происшествий, высадка закончилась. К этому времени вечерние сумерки уже сменились ночной темнотой, однако это стало заметно только тогда, когда колонна бронемашин в сопровождении грузовиков с пехотой покинула космопорт. На самой же территории «Иллуна» благодаря множеству прожекторов и осветительных приборов было светло как днем, и даже ярче.

Выехав за пределы космопорта под нескончаемый рев двигателей, разгоняя темноту светом фар, пробивающимся сквозь прорези щитков, батальон бодро продолжал двигаться вперед. Колонна шла по широкому рокритовому полотну, вдоль которого тянулась череда невысоких и скудно освещенных однотипных серых зданий, у большинства из которых была выставлена вооруженная охрана. Дежурные, если судить по знакам отличия, принадлежавшие к СПО, пристальными взглядами сопровождали идущую мимо бронетехнику с задумчивой обеспокоенностью на лицах. Кое-кто из караульных, насколько это было допустимо, делал пару шагов вперед в надежде разглядеть какие-либо детали, которые позволили бы понять, ради чего на Зору-5 прибыли регулярные гвардейские части. Ответом на демонстрацию тревожной заинтересованности СПОшников, были самодовольные улыбки на лицах большинства пехотинцев, ехавших в открытых кузовах грузовиков. Однако темень срывала их от взглядов стоящих на дежурстве бойцов СПО

— На нас смотрят, — задумчиво, ни к кому не обращаясь конкретно, произнес Абрахам.

Молодой вокс-связист был совсем недавно зачислен в третий взвод под командование лейтенанта Варроу.

— Нервничают, — негромко ответил ему сидящий рядом гвардеец, за тонкий слух прозванный Слухачом.

— А чего им нервничать? — спросил Абрахам с некоторым сомнением в голосе.

— Сам подумай, — Слухач повернул голову в сторону молодого связиста, демонстрируя вторю половину лица, уродливо выглядевшую, словно кожа его была покрыта жженым пергаментом. — Раз прислали гвардию, значит намечается какая-то заварушка.

— А она намечается? — снова спросил Абрахам. — Мы вроде как просто конвой. Сопровождаем высокопоставленного чиновника. Обеспечиваем безопасность и связь.

— Угу, — многозначительно протянул Слухач. — Запомни, салага. Нет и не бывает простых заданий. Конвой, сопровождение, обеспечение — все это значит только одно. Отцы-командиры просто не в курсе, с кем или с чем нам предстоит воевать. Или в курсе, но решили нам покамест не говорить.

— Почему не говорить?

— А чтобы такие салаги как ты в штаны не наложили. Раньше времени.

Гвардеец повел окрест взглядом, зацепившись им за одного постового, который во все глаза пристально сопровождал их машину.

— Зовут как? — поинтересовался Слухач у своего собеседника, поворачивая голову так, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Абрахам.

— А фамилия?

— Нету, — молодой связист пожал плечами. — Не всем быть при фамилии.

— И то верно, — Слухач кивнул. — Вот что я тебе скажу, Абрахам. Никогда не надейся, что задание будет легким. Но и не бойся никогда. Страх убивает вернее лазгана. Просто молись Императору. И не проси у Него никогда долгой жизни.

— А что тогда просить? — недоуменно Абрахам посмотрел на своего умудренного боями собеседника.

— Проси, чтобы раны твои были легкими, а смерть быстрой, — гвардеец замолчал, и добавил немного погодя. — Ибо и то, и то — величайшее благо, редко кому достающееся.

После того как застройка закончилась, потянулись большие залитые рокритом площади, часть из которых была загружена стандартными контейнерами. Отмеченные грязно белыми аквилами на своих бортах, они отчетливо выделялись в полумраке. Между рядами контейнеров размеренно передвигались почти не различимые сервиторы, узнаваемые лишь по негромкому гудению, издаваемому их механизированными частями тела. Изредка к лоботомированным слугам подходили служащие-каталогизаторы, подсвечивающие себе небольшими фонарями, добавляя тем самым толику света вокруг. Тогда издаваемый сервиторами тихий гул на время замирал и возобновлялся вновь, когда служащий отходил, оставляя механических рабов и дальше заниматься своей рутинной работой.

Радикально пейзаж поменялся, когда бесконечные разгрузочные площадки закончились и по обеим сторонам дороги стали видны деревья. А к утру впереди показалась огромная стена леса, в который словно река с крутыми берегами вливалась широкая рокритовая полоса дорожного покрытия.

Шагающие по обеим сторонам дороги гвардейцы, по большей части рожденные и выросшие урбанистических мирах, где за всю жизнь можно было не встретить даже чахлого дерева, с сомнением смотрели на древесные дебри, в которые им надлежало войти. И представшая их взорам картина, вызвала у бойцов множество эмоций. Начиная от удивления и восторга, и заканчивая сомнениями, относительно опасности, которая наверняка могла таиться в лесных чащобах.

По мере приближения к лесному массиву воздух становился более влажным и густым. А еще начал появляться гнус. Количество мелких зудящих насекомых увеличивалось медленно, но неотвратимо, постепенно превращаясь в огромный жужжащий рой. Настораживающий, отталкивающий звук, издаваемый роем, был слышен даже сквозь шум движущейся бронетехники и наращивал амплитуду по мере прибывания все новых и новых насекомых. И что было особенно неприятным, этих мелких вездесущих тварей, норовящих забиться в уши, нос и глаза, не отгонял ни запах освященных машинных масел, ни густая вонь выхлопных газов от танков и грузовых машин.

Переговариваясь вполголоса и попутно давя мерзких кровососов, пытающихся проникнуть под одежду, бойцы делились впечатлениями и опасениями относительного их дальнейшего маршрута, вспоминая байки про Катачан и находя с ним то сходства, то различия. Те из гвардейцев, что были родом с аграрных миров, а таких в батальоне насчитывалось немного, реагировали на джунгли более спокойно. Но и они признавали, что наличие по соседству агрессивной фауны (в этом все мнения были однозначны), только добавит сложностей. Правда, бывшие аграрии не забывали упоминать и возникающие при этом плюсы. А именно, возможность разжиться свежим мясом, заменив свежатинкой однообразный, почти безвкусный паек. Так что, когда под самое утро был получен приказ сделать кратковременную остановку для обеспечения необходимого отдыха и оправления нужд личного состава, большинство бойцов сошлись на том, что наличие живности, которую можно поймать и употребить в пищу, с лихвой окупает все возможные риски, которые могут исходить от нее же.

Едва затих последний двигатель, как громкий зудящий гул, издаваемый многомиллионной армией гнуса, усилился еще больше. Разной формы и вида кровососущие насекомые готовились к обильному пиршеству. Единственным, что еще хоть как-то отгоняло их от колонны, была комбинация запахов машинного масла и священного ладана, которым под монотонные песнопения, исполняемые на бинарном коде, служители Марса начали обильно окуривать боевые машины, едва те остановились.

Выбравшись из кабины, сержант Валек критично осмотрел лес, окружавший колонну с обеих сторон, и вопросительно взглянул на мехвода. Кори, не молодой уже гвардеец, перехватил этот взгляд.

— Так что ты говорил про свежее мясо? — негромко спросил Валек.

— Что было бы не плохо поохотиться, сержант, — отозвался Кори. — Здесь наверняка живность водится.

— Наверняка, — согласился Валек, отходя чуть в сторону, давая дорогу батальонному технопровидцу заняться «Леман Рассом», возле которого они стояли.

— Как предлагаешь?

— Пока привал, мы могли бы с Марушем сходить, посмотреть, что тут да как.

Сержант кивнул:

— Добро. Бери заряжающего. Только быстро. Да смотрите, не вляпайтесь ни во что. И далеко не отходите.

— Слушаюсь, сержант, — Кори бодро отсалютовал, после чего кивнул в сторону заряжающего. — Ну что, пойдем посмотрим, что у нас сегодня на ужин.

И уже спустя пару минут оба гвардейца, вооружившись лазганами, скрылись за ближайшими деревьями.

Дождавшись полной остановки «Леман Расса», Гордиан выбрался из люка на броню, а потом с изрядной долей грациозности спрыгнул на рокритовую поверхность дороги. Распрямив чуть затекшие плечи, комиссар вдохнул полной грудью слегка дурманящий влажный воздух, исходящий от леса, и огляделся по сторонам. Плотные джунгли, от которых разило душными, прелыми и совершенно непривычными запахами, отстояли на расстоянии всего нескольких метров от тракта, заставляя немного нервничать. Словно все еще надеясь вернуть себе потерянные территории, деревья тянули ветви в сторону дороги. А там, где очищенное от зелени пространство не было залито рокритом, и вовсе уже пробивались стебли высокой травы и мелкий кустарник.

Стараясь отогнать от себя неприятные ощущения непонятной тревоги, бодрой пружинящей походкой Расчинский зашагал вдоль колонны. Время от времени он бросал строгие взгляды на выбирающихся из бронетехники гвардейцев и читающих литании Омниссии технопровидцев, чьи одежды особо выделялись алым цветом среди общего серо-зеленого фона. Завидев комиссара, солдаты мгновенно вытягивались, отдавая воинское приветствие офицеру и складывая на груди Имперскую аквилу. Что же касается служителей Машинного Бога, то они, напротив, не обращали на Гордиана никакого внимания, полностью поглощенные творимым им священнодействием.

Пройдя несколько метров, комиссар остановился. Неприятное чувство не проходило, словно кто-то исподтишка продолжал смотреть ему в спину. Настолько пристально, что Расчинский невольно передернул плечами. Неожиданно для него самого в памяти вспыхнули воспоминания, которые сам комиссар не хотел тревожить. Эти события произошли совсем недавно, но Гордиан старался забыть их, и сделать это как можно скорее. Заметив возле одного из «Леман Рассов» Хольмг, в надежде переключить свое внимание на разговор Расчинский уверенным шагом направился к Атии.

— Здравия желаю, комиссар, — произнес он нарочито громко.

Хольмг мгновенно развернулась в сторону Гордиана. Ее руки, взметнувшиеся к груди, сложились в двуглавого орла, после чего все так же быстро вернулись в изначальное положение.

— Аве Император, — холодно ответила она на приветствие.

— Аве, — отозвался Расчинский, салютуя в ответном жесте и делая навстречу еще несколько шагов, что сократить расстояние между ними до минимума.

— Вам уже доводилось встречать такие леса раньше? — поинтересовался он.

— Однажды, — лаконично ответила Атия.

— Однажды… — повторил на ней Гордиан. — А я вот с подобным сталкиваюсь впервые. Неприятные ощущения. Это место как будто источает угрозу. Вот только не понять, какую именно.

Хольмг проигнорировала это замечание. С той же болезненной ломотой в висках, которую почти всегда провоцировали любые воспоминания о прошлом, перед ее мысленным взором предстали высокие леса Ферро Сильва и холодные свинцовые тучи над ними. На мгновение ее захватили картины прошлого, мучительно разрывая голову в нахлынувшем спазме. Не мигая, с расширившимися от боли зрачками, Атия замерла, потеряв на какой-то момент счет времени. А когда пришла в себя, то первым делом услышала все тот же голос Гордиана, который продолжал ей что-то говорить.

Не желая продолжать беседу Хольмг посмотрела на Расчинского:

— Я должна вернуться к своим обязанностям, — сухо произнесла она и, взметнув руки в аквиле, добавила. — Император защищает, комиссар.

На лице Гордиана промелькнуло недовольство. Знакомства и разговора, на который он рассчитывал, не получилось. И теперь Расчинский смотрел на Атию с некоторой досадой, как на человека не оправдавшего его ожиданий.

— Я вам не нравлюсь? — все еще с оттенком официальной любезности спросил Гордиан.

От этого внезапного вопроса на непроницаемом до этого лице Хольмг, проявился легкий оттенок удивления.

— В нашей службе личным пристрастиям нет места, комиссар, — спокойно возразила она. — Мы служим Империуму и несем волю Императора на полях сражений. Все остальное не значительно.

— И вы совсем-совсем не оставляете себе места для личной жизни?

Атии послышалось, что в голосе ее собеседника прозвучала усмешка.

— Удивительно, что у вас остается, — отрезала она.

— Однако… — Расчинский произнес слово, чуть протягивая его, словно смакуя.

Коротким взмахом рук, обыденно до небрежности он обозначил кистями орла на своей груди, попутно отогнав этим жестом очередной зудящий и вьющийся вокруг рой, и отошел от Хольмг.

Совершенно неожиданно для него самого на Гордиана нахлынули воспоминания об одной бурной ночи, проведенной им пару лет назад в прифронтовом госпитале, куда он попал вместе с другими ранеными. Имени лейтенанта медицинского корпуса, с которой он тогда провел несколько предрассветных часов, Расчинский не помнил. Поблекла в потоках времени и ее внешность, оставив лишь размытые очертания высокой и сильной телом женщины. Из всего в памяти остался лишь вопрос, возникший у комиссара тогда, когда он покидал помещение морга, в котором они с лейтенантом уединились на одном из медицинских матрацев, снятом с одной из больничных коек: «Накажут ее или нет, когда станет известно, куда и с какими целями лейтенант отлучалась?»

Тогда ему было это безразлично. Ничего не изменилось и сейчас. Но почему-то из всей той ночи Гордиан запомнил лишь этот вопрос, промелькнувший у него под самое утро.

«Проклятая память!» — выругался про себя Расчинский и, развернувшись, зашагал обратно, откуда пришел.

Со странной навалившейся тоской он вдруг подумал, что его карьера, так лихо начавшаяся, оборвется именно здесь, в этих дремучих лесах дикого необузданного мира. Оборвется вместе с жизнью. Причем таким образом, что в последние ее минуты он станет проклинать все на свете.

Охватившие Гордиана эмоции оказались столь сильными, что на краткий миг он растворился в них, утеряв всякую связь с реальностью. Чтобы освободиться от них комиссар мотнул головой, прогоняя от себя эту волну страха и безысходности. И повинуясь незримому приказу, начавшаяся было эмоциональная буря утихла, возвращая Расчинскому утраченное спокойствие.

— Скоро выступаем, — выдохнул он с облегчением, проходя дальше, ни к кому не обращаясь, а просто констатируя факт.

Валек огляделся по сторонам. Машур и Кори все еще отсутствовали, в то время как им давно уже было пора вернуться. Увидев направляющуюся в его сторону комиссара, сержант мысленно осенил себя аквилой, готовясь к тяжелому разговору.

— Здравия желаю, комиссар, — отсалютовал Валек, едва Хольмг с ним поравнялась.

— Здравия желаю, сержант, — Атия строго взглянула на Валека. — Где ваш экипаж?

Не зная, как ловчее ответить, Валек огляделся по сторонам, как будто обозревая своих бойцов, и увидел Кори, выходящего из-за деревьев. Следом за ним со взваленной на плечо тушей и довольной улыбкой на лице показался Машур. Более «удачного» времени появления было трудно представить.

«И ни минутой раньше!» — успел воскликнуть про себя сержант, после чего вытянувшись перед Хольмг, отрапортовал:

— Экипаж отдыхает, комиссар. Согласно приказу.

Однако Валек и сам понимал всю тщетность собственных попыток отвратить неотвратимое. Недослушав сержанта, Атия сделала несколько шагов по направлению к гвардейцам, вернувшихся с «охоты».

Кори, первый увидевший комиссара, вытянулся, отдавая воинское приветствие. А секундой спустя к нему присоединился Машур, скинув с плеча свою добычу.

Молча, Хольмг оглядела сначала гвардейцев, потом перевела взгляд на тушу. Мизансцена была понятна без слов и никаких пояснений не требовала.

— За самовольное оставление дислокации части, а также за самоуправство, двадцать плетей каждому. Приговор будет приведен в исполнение вашим лейтенантом после остановки части на ночевку, — холодно произнесла Атия и добавила. — Труп животного закопать немедленно. Все ясно?

— Так точно, комиссар, — хором отозвались оба провинившихся.

— Исполняйте, — все также холодно сказала Хольмг и, развернувшись, направилась к сержанту Валеку.

Тот уже ждал ее с мрачным выражением на лице.

— Разделите наказание со своими подчиненными, сержант, — распорядилась Атия. — Двадцать плетей вам и им сегодня перед отбоем.

— Слушаюсь, комиссар, — хмуро ответил Валек.

— Сержант, — обратилась к нему Хольмг, прежде чем уйти. — Чтобы больше такого не повторялось.

— Так точно, комиссар, — заверил тот. — Не повторится.

— Идиоты, — выдохнул Келвуд, не зная, что еще сказать. — Значит, так, — продолжил он после небольшой паузы. — После вечерней молитвы всех командиров взводов ко мне. Буду ума им вкладывать, раз своего не завезли.

Заместитель командира роты капитан Синч кивнул с пониманием:

— Будет выполнено, майор.

— Нет, ну дегенераты, — продолжил сокрушаться Риччи. — Надо же было додуматься! Они бы еще на рыбалку пошли всей толпой. Охотнички.

Синч в ответ на это высказывание промолчал. Замолчал и Келвуд. И лишь спустя несколько минут до слуха капитана донесся тихий шепот командира роты:

— Всеблагой Император, сохрани от дураков. А уж с врагами мы как-нибудь справимся.

Духота, в которую был погружен лес, казалось, усилилась к закату. Небольшое интенсивное светило, еще не до конца ушедшее за линию горизонта, путалось среди высоченных стволов деревьев, все ниже склоняясь к земле и продолжая посылать толику света. Который, впрочем, уже начинал теряться в свете фар и нескольких прожекторов, установленных на боевой технике. Но батальон продолжал углубляться в джунгли, и только глубоким вечером поступил приказ разбить временный лагерь, чтобы расположиться на ночлег.

Двигаясь между навесами и зорко наблюдая за располагающимися на отдых гвардейцами, комиссар мысленно хмурилась. Неприятное чувство надвигающейся опасности, о котором утром упоминал комиссар Расчинский, усиливалось по мере их продвижения к «Болду».

Пройдя еще вперед, Атия остановилась перед большим походным Храмом, уже развернутым для вечернего молебна. Под полупрозрачными пологами на небольшой кафедре, расположенной с небольшим смещением от центра к задней стене Храма, уже занял свое место проповедник Пирс. Еще не подаваемая на усилители, развешенные по окружности Храма, с его губ слетала молитва, слова которой не достигали слуха Хольмг. Атия остановилась у самого входа со склоненной к груди головой. Руки Хольмг сложились в Имперского орла, когда с неба пролились первые капли начинающегося дождя. Не обращая на него никакого внимания и позволяя струйкам воды свободно скатываться по щекам, перед тем, как войти внутрь, Атия едва слышно, одними губами зашептала молитву «О смирении».

Дождь усилился, наполнив пространство вокруг себя шелестом капель по траве и кронам деревьев. Где-то очень и очень далеко раздались раскаты грома, долетевшие сюда слабыми едва различимыми отголосками.

Комиссар шагнула под конусовидный купол Храма, в который переходили стены. На их внутренних поверхностях, высоко, над самой кафедрой были изображены сцены эпической баталии, где горстка гвардейцев, осиянная Светом Императора, противостояла напирающим на них полчищам уродливых зеленокожих. Воодушевление и непреклонность, изображенные художником на лицах последних Имперских защитников, напомнили Хольмг о событиях на Ферро Сильва и том, с какой неистовой яростью они сражались там с ордами ксеносов и еретиков. Мгновенно отозвавшись на потревоженное воспоминание, острым шипом в затылок вошла боль. Игнорируя ее, комиссар опустилась на одно колено. В этот момент заработали динамики, развешенные по окружности Храма, повторяя и усиливая слова молитвы, произносимой проповедником.

— Император людей, всего на свете благого Смотритель, Тот, чье Могущество неоспоримо. Молим Тебя! — громогласие, разнесшееся по Храму и за его пределами перекрыло шум все усиливающегося дождя.

— Бессмертный Бог-Император, — прошептала Атия, не расцепляя рук на груди. — Я клянусь оставаться верной и преданной в моей службе. И пусть тьма поглотит мою душу, если я окажусь недостойной.

Дождь хлестал по обнаженной спине, смывая кровь и облегчая боль. Нанеся последний удар, лейтенант Илкар развернулся к Хольмг:

— Приговор приведен в исполнение, комиссар. Все виновные понесли назначенное наказание.

Атия кивнула:

— Медикам осмотреть прошедших экзекуцию, — распорядилась комиссар. — Обезболивающего и других средств, которые могут смягчить эффект от наказания, не применять.

Затем Хольмг повернулась к Риччи, стоявшему в одном шаге от нее:

— Я закончила, майор. Командуйте.

Келвуд коротко отсалютовал и, проводив удаляющуюся Атию долгим взглядом, громко приказал:

— Разойтись!

Понимая всю обоснованность наложенного комиссаром взыскания, майор все равно испытывал досаду от инцидента.

Позже, когда по лагерю прозвучал «Отбой», Риччи подошел к Хольмг.

— Разрешите, комиссар, — он сложил руки в аквилу.

— Что вы хотели, майор? — поинтересовалась она.

— Сегодняшний инцидент, комиссар. Не хочу, чтобы вы думали, будто в вверенной мне роте царит беспорядок и разгильдяйство.

— Я так не думаю, майор, — возразила Атия. — Вашу роту избрали для столь ответственной задачи явно не потому, что в ней царит беспорядок и разгильдяйство.

— Все верно, комиссар, — согласился Келвуд, и в уголках его рта зародилось подобие улыбки. — Нас выбрали, потому что мы лучшие.

Хольмг увидела, как в глубине глаз Риччи блеснула гордость.

— Пусть ваши люди продолжают оставаться лучшими, майор, — произнесла она, не спуская глаз с Келвуда. — А сегодняшний инцидент запишем в разряд исключений.

— Так точно, — согласился Риччи и, отдавая воинское приветствие, прежде чем уйти, добавил: — Это я и хотел вам сказать, комиссар. Что это было исключение.

ТРЕБОВАНИЕ №12 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ