До начала
Тяжело дышать, сердце вот-вот выпрыгнет из груди, все будто в тумане. Руки не слушаются. Это я? Или нет? Вроде бы я. Трогаю свое тело, ощупываю его, но чувствую лишь небольшой отклик, еле заметное покалывание. Я за рулем машины, которая несется с бешеной скоростью. Дорога мелькает словно ветер. Толи заря, толи закат светит в лобовое стекло черно-белыми лучами, пронизывающими меня насквозь. Блики попадают на лобовое стекло и мешают обзору, дорога слилась в одно мутное пятно. Сбоку проносятся редкие деревья, и уловить получается лишь их силуэт. Мне не хочется мчаться так быстро, я пытаюсь остановить машину, но ничего не выходит. Конечно, я ведь не умею водить! Жму на все кнопки, на все педали, руль кручу — тщетно. Машина мчится словно электричка, только вперед.
Световые блики рассеялись, и впереди что-то виднеется. Среди плоских лучей солнца замечаю неестественный отблеск. Вглядываюсь. Фары. Это фары машины. Кажется, она мчится прямо на меня. Или я на нее. Как мне остановить эту груду металла? Я не в силах. Руки онемели. Голова тяжелая. Я открыл рот в испуге, но не могу издать ни звука. В горле застыл немой крик. Он скомкался и провалился в желудок. Машинально я вжался в кресло и стал ждать неминуемого столкновения. Оторвал руки от руля и прижал к себе рюкзак. Откуда у меня рюкзак?
Машина уже близко. 500 метров! Я слышу визг. 400 метров! 300 метров! Я онемел и не могу шевелить даже глазами. Я умру. 100 метров! 10 метров! 1 метр.
6:27 утра
Я резко вздрогнул. Осипший вопль вырвался из глубины моих легких, разлетевшись шипением по комнате. Я подскочил и сидя выпрямился! Понедельник. Ненавижу понедельник! Даже не так — рабочий понедельник зимой. И еще одно уточнение — рабочий понедельник зимой, после двух выпитых бутылок вина, мирно стоящих возле кровати, и странной бездушной ночи с непонятной женщиной, которая сопит рядом, уткнувшись лицом в подушку, и даже не думает убирать с меня свою мясистую ножку. Мне стало не по себе, смесь стыда, неловкости и легкого замешательства. Еще этот сон, от которого мурашки пробирают. Я попытался тихо вылезти из ее душных объятий, от нее пахло непереваренным алкоголем, сладким потом и сигаретами. После тщетных попыток сделать это спокойно и тихо, стараясь не разбудить подружку, я откинулся обратно на подушку и слегка прикрыл глаза. Ну и приснится же! Какой-то осадок в грудине, который медленно сползал вниз живота, рот пересох, а горло слегка першило. Наползало странное чувство тревоги. Голова от вина трещит. Я поднял взгляд. Небо за окном было чистое и ясное, на улице лежит снег, да и морозы даже не думают спадать. Встать с постели было тем еще испытанием. Я потянулся, хрустнул пальцами, и, несмотря на ломоту и усталость, решительно вскочил с кровати, уже не боясь разбудить спящую девицу. Размашистыми, некультяпистыми движениями я скинул части ее тела с себя, выбрался с кровати и первым делом побежал помочиться. Туман ото сна мгновенно улетучился, оставив после себя лишь смутное чувство тяжести и небольшой стыд от проведенной бессмысленной ночи и от того, что я дернулся, когда проснулся, будто упал.
Свету этого зимнего утра было легко пересечь границу моей однокомнатной квартиры и вдохнуть в нее немного жизни. В ярких, пронизывающих воздух солнечных лучах была видна пыль, что искрилась и кружилась по комнате, именно в такие моменты ни квартира, ни жизнь в целом не кажется такой убогой и одинокой. Будто свет заполняет пространство, насыщает его, придает вес. Утро понедельника обычно не бывает у меня размеренным и спокойным, часто времени хватает лишь на мятую рубашку, разные носки и не чищенные зубы, а на работу я ухожу с изжогой от голода и вчерашнего алкоголя. Сегодня времени было достаточно, и я, не спеша и лениво направился в душ, смыл ночную грязь и налет блуда, вытерся слегка влажным полотенцем, мокрыми ногами прошлепал до кухни, открыл шкафчик и достал овсянку. Сварю лишь себе. Налил в черпак воды и молока, немного сахара. Накрыл крышкой, щелкнул чайник, достал пакетик черного и швырнул в немытую чашку, на которой въевшимся кофейным налетом запечатлелись прошедшие рабочие будни. Чайник вскипел, и кипяток наполнил ее. Еще пара минут и каша готова. Идеальный завтрак одинокого мужчины.
Странное утро. Вроде бы чувствую себя самостоятельно, спокойно и удовлетворенно, жизнь своим чередом, в комнате спит женщина, имени которой я не помню, я не помню, как она выглядит, что и как было этой ночью и как она сюда попала. Случайное стечение обстоятельств, ее жизненные мытарства или трудности, которыми я бесстыдно воспользовался, а теперь сижу и завтракаю, как ни в чем не бывало. По понедельникам такие мысли не терзают меня, растворяются вместе с похмельными парами. Но почему-то сегодня это тревожило меня больше обычного и слегка мешало наслаждаться утром. Словно какие-то внутренние, скрытые от взора изменения в моем организме заставляют меня задуматься, будто некий механизм самоанализа запустился и не дает мне отпустить вчерашние день и ночь, не позволяет как прежде, в беспамятстве и пренебрежении к морали, пуститься навстречу еще одному бессмысленно потраченному дню. А я не умею по-другому. Пребывая в прострации, теребил я столовые предметы, и расставил на столе свой скудный завтрак настолько фотогенично, что позавидовали бы даже модные ресторанчики, однако не решался к нему притронуться, все любовавшись видом, покуда каша не остыла, а живот не заурчал от дикого голода. Я не спеша принялся жевать свою красивую, но довольно пресную еду. Мадам, что притаилась в моей комнате, не проснулась и не издавала ни звука, словно ее и вовсе не было. Ну что же, когда я ее разбужу, у нее будет меньше времени на сборы. Поднеся чашку с чаем ко рту, я вздрогнул от внезапного, очень громкого, назойливого и тревожного стука в дверь. Дернувшись, я пролил чай на себя, встал, шепотом матерясь, и пошел открывать дверь, параллельно недоумевая, кто это может быть в такую рань. Я был готов рвануть в бой с ругательствами на того, кто приперся ко мне и прервал редкий домашний завтрак, однако мое изумление и реакция людей, что стояли по ту сторону двери, в буквальном смысле сбила меня с ног.
Я уже довольно давно живу один, своей самостоятельной, холостяцкой жизнью, а из гостей у меня лишь залетные девицы, вроде той, что спит сейчас в комнате. Никто из них, естественно, надолго не задерживался, и максимум утром квартира вновь приобретала привычную пустоту. Однако были дни, когда пространство в ней наполнялось любовью и уютом, пахло вкусной едой, а звуки голосов напоминали давно потерянный дом. В те дни гостями были мама и папа. Они не часто приходили ко мне просто так, без предупреждения проверить все ли со мной в порядке, не умер ли я от алкогольной интоксикации и не доедают ли мой труп голодные мыши. Практически всегда это были запланированные вечера, когда мы сидели на кухне, вспоминали их молодость, мое детство, каким я был после, пили чай с тортом, который они приносили, рассуждали о будущем, болтали, сплетничали и признавались друг другу в любви. Для них я был прекрасным сыном, ведь они многого про меня не знали или додумывали, и для них это было лучше, неведение иногда спасает. Мои потаенные думы и опасения не должны были тревожить их, а моя жизнь никак не должна была влиять на их сложенный и устоявшийся быт. Наверное, они о чем-то догадывались, но любовь и идиллия, которую мы выстроили, мешала спрашивать и рассказывать все до последней крошки, пусть даже в нынешнем состоянии они были единственные, кому я правда мог доверять.
Именно сегодня я меньше всего ожидал увидеть их ранним утром, стоящими на моем пороге, с видом совершенно разбитых взрослых людей. Они не были похожи сами на себя, уж я это сразу уловил, их лица были искажены и не выражали ничего кроме отчаяния и какого-то отрешенного безразличия. Они молча отпихнули меня в сторону, не разуваясь вбежали в комнату и будто в панике начали блуждать по ней взад-вперед, совершенно не обращая внимания на спящую мертвым сном даму. Я медленно закрыл дверь и, абсолютно недоумевая, направился вслед за ними, в ожидании объяснения их странного поведения. Обойдя их стороной, уселся на край кровати, слегка отодвинув голое тулово, и стал ждать, когда они сами начнут говорить в чем дело, попутно наблюдая за хаотичными движениями. Внезапно этот обоюдный танец остановился, они подошли ко мне вплотную и уперлись коленями в кровать. Стало как-то жутковато и не по себе, утренняя каша подступила к горлу, и я залез вглубь кровати, практически вжавшись в стену. Девушка непробудно спала. Глаза у родителей были стеклянные, бешеные, будто они были под наркотиками. Они, словно марионетки, с минуту стояли плечом к плечу и пялились на меня этими ничего не выражающим взглядом. Дрожь и мурашки пробежали по телу. Я слегка ущипнул себя, чтобы убедиться, что все это реально, но тут они синхронно, будто очнулись, начали наперебой что-то нести и невнятно бормотать, при этом яростно жестикулируя и плюясь во все стороны. Их голоса то срывались, то ухали и бухали, бубнили то громче, то тише, и разобрать что-то в их речи было абсолютно невозможно. Надо было это срочно остановить.
— Мам? Что происходит? Можете нормально объяснить мне наконец, что вы тут забыли, да еще и так рано. Вы же собирались в деревню?
— Бабушки больше нет с нами! — нарочито синхронно произнесли они.
— Что это значит? Вы уже были у нее?
— Бабушки больше нет с нами! — снова синхронно произнесли они, и сделали такое ударение на это «с нами», что я невольно вздрогнул, ток прошиб меня с головы до пят, а волосы на руках слегка приподнялись. — Тебе нужно ехать туда.
Они произнесли эти фразы монотонно, жуя и выговаривая каждое слово, как роботы с записанным текстом, и это их представление порядком меня напугало и одновременно начало раздражать. За несколько секунд в моей голове родилось уже с десяток великолепных отговорок, отмазок и прочих приемов, позволявших мне вывернуться и не утруждать себя лишний раз заботами, в которых я не вижу смысла.
— Ну и зачем мне туда ехать? Вы же там уже были, наверняка мое присутствие там необязательно. Я бабулю не видел с раннего детства, между прочим, из-за вас! Что я там сейчас буду делать?
— Мы поедем туда вместе!
С каждым словом они звучали все назойливей, настойчивей и громче, и я уже ни на шутку рассердился, что со мной обычно не бывало. Все это походило на театральное представление, участвовать в котором я не соглашался. Они вели себя максимально неестественно, и я ни за что бы не подумал, что моих родителей можно так просто выбить из колеи. Может быть, мне просто стало страшно. Может быть, я стеснялся присутствия непробудной ночной бабочки или просто уже опаздывал на работу, но желание поскорее прекратить этот странный разговор и выпроводить этих двоих несомненно взяло верх. По большому счету, это их родитель, вот пусть и разбираются со всем сами, нечего меня впутывать во все эти процессии. Моя очередь еще настанет. Я собрал все остатки мужества и на мгновение стал милым, дружелюбным и любящим сыночком.
— В общем так, дорогие мои родители, вы ведете себя очень странно. Я сейчас ничего не могу понять. У вас, наверное, шок? Так что сейчас вы быстренько собираетесь и уходите от меня, потому что я уже опаздываю на работу, а вечером я освобожусь, сам к вам приеду, и мы спокойно все обсудим. Уверяю вас, что уход из этого мира дряхлой женщины, прожившей долгую прекрасную жизнь, ни стоит ни ваших бурных переживаний, ни моего присутствия в деревне, куда ехать у меня нет ни малейшего желания!
Я выдохнул, потому что все это выпалил буквально на одном дыхании, и не дав им опомниться медленно перелез через голую женщину, молча поднялся на ноги и стал аккуратно выталкивать их из своей комнаты. Они вели себя как деревянные, неповоротливые куклы, и я тогда подумал о том, насколько внезапная смерть близкого человека, пусть ты с ним даже и не видишься, может поменять твою незатейливую и привычную жизнь, каждодневные действия и взгляд на обыденные вещи. Ты становишься черствым, невосприимчивым к окружающему миру, и все вокруг тебя перестает иметь даже малейшее значение. Будто пустота окружила тебя непроницаемым куполом и даже те, кого ты любишь, не могут прорваться внутрь.
— Идите. Идите. Езжайте домой, выпейте вина, расслабитесь и вечером мы спокойно все обсудим. Целую, увидимся! — и с этими словами я выпихнул их из квартиры и захлопнул за ними дверь.
Они ушли, а странное напряжение осталось. Это напряжение с каждой секундой накапливалось внутри меня. Разбегалось в разные уголки моего тела, и, когда оно достигло кончиков пальцев, стало страшно. Будто я сделал что-то не так. Будто ошибся или нарушил ход событий, а может сами эти события неведомым образом втягивают меня во что-то. Я продолжал вести мысленный диалог, стоя у двери в некой прострации. Автоматически, как делал множество раз, я зашагал к окну на кухне, откуда открывался вид во двор дома и принялся наблюдать, как родители садятся в машину и уезжают. Окинув взглядом двор, моментально бросился в глаза их громадный синий джип. Я постоял немного, но так и не увидел родителей или трогающийся с места знакомый автомобиль.
Все еще с не покидающим меня чувством давящей тревоги, пошел разбудить девушку. Мне все еще нужно на работу. Она нехотя поднялась и сконфуженно поплелась в ванную, стыдливо прикрывая все голые части. Я блуждал по квартире в ожидании. Вещи почему-то лежали не на своих местах, я никак не мог найти все, что мне было нужно. Бродил разбито из одного угла комнаты в другой, будто что-то внешнее нарушило мой собственный внутренний алгоритм, мысли были заняты, оперативная память перегружена, казалось будто нужно перезагрузиться, чтобы сбросить это волнение и восстановить равновесие. Рубашку в шкафу я не обнаружил, висела она на стуле возле кухонного стола. Тарелка и чашка стояли в раковине и у меня из головы абсолютно вылетело, когда я успел доесть все. Хотя может быть это она доела? Но в общем состоянии тумана и рассеянности, я этому значения не придал. В конце концов, подумал я, в такой-то обстановке можно и голову потерять. Мне понадобилось вдвое больше времени чем обычно на сборы, и даже с учетом раннего подъема, я опаздывал. В прихожей мы слегка потолкались, напяливая куртки, стараясь избегать прямого взгляда друг другу в глаза. Ужасно неловкое молчание, только звуки торопливых сборов. Дверь закрылась, и мы, сухо попрощавшись, молча выскочили из подъезда и разошлись в разные стороны. Я осознал, что так и не услышал ее голоса. Бросил взгляд по сторонам, синего джипа уже не было видно, и я, облегченно выдохнув, почти бегом зашагал на автобусную остановку, не оборачиваясь и всеми силами отгоняя от себя разного рода моральные рассуждения. Только не сейчас. Банка энергетика приведет меня в чувства, разбудит мое окоченевшее тело и вернет его в тонус.
Небо было светлое, за ночь навалило много снега, а теперь только изредка падали крупные снежинки, медленно ложась на съежившихся прохожих. Угрюмо шагали они в одном направлении, и даже яркое солнце не могло скрыть налета угнетенности с их лиц. Энергетик был у меня в руке, знакомый пшик отрывшейся банки, и вот я уже запрыгнул в первый попавшийся автобус, на котором до нужной остановки не добраться, но он точно ехал в центр, а в моем случае этого было достаточно. Дальше пешком. Я немного расслабился, прислонился к покрытому узорами окну, покрасневшими руками вытащил смартфон и легким касанием открыл новостную ленту. Ехать было не так далеко, поэтому, похлебывая ледяной энергетик, я бегло пролистал то, что произошло в мире за выходные. Я редко уделял этому время, но сегодня был один из таких дней.
Оппозиционный политик подвергся аресту за нецензурные высказывания о ситуации в экономике, ерунда полная! Боец смешанных единоборств попался на скандале с наркотиками, и спорт, как и политика совершенно не интересны. Известная певица выставила свои голые ягодицы на всю страну и, наверное, на это стоит посмотреть. Так, а что тут еще есть? Страшная автомобильная авария произошла на трассе сегодня рано утром, все погибли, смотреть эксклюзивное видео. Ну нет, аварии точно не то, чтобы я сейчас хотел видеть, так что выбор очевиден. Разглядывание голых ляжек какой-то поп-модельки отнимет несколько минут моей удивительной и захватывающей жизни, покуда автобус скользит по оледеневшим пролетарским улочкам. Ничего необычного.
Немного свежего воздуха, тряски и загорелых голых ног, и вот я уже чувствую себя прекрасно, и чуть не проехав нужную остановку, выпрыгнул обратно в холод и быстрым шагом направился в сторону своего бизнес-центра. Пар валил изо рта широким столбом, а руки леденели буквально за считанные секунды, и так как время до начала рабочего дня еще оставалось, я решил по давно выработанной привычке добить себя очередной порцией кофеина. По пути была довольно уютная небольшая кофейня, где практически не бывало толп людей, и я частенько заходил сюда, а если было время даже болтал обо всякой ерунде со скучающим персоналом, а главным плюсом для меня было то, что работники здесь менялись так часто, что я даже перестал спрашивать их имена, и им соответственно тоже было плевать. Это было обоюдное, вежливое и тактичное безразличие, позволявшее болтать о вещах не очень важных, но при этом отвлекающих от реальности и помогавшее коротать время. Я дернул тугую дверь и сразу же проследовал к стойке, сегодня времени на беседы нет.
— Флэт-Уайт пожалуйста. С собой. — и не спеша стал доставать карту из кошелька.
— Молодой человек, у вас из носа кровь! — напугано сказала девушка по ту сторону. Раньше я ее тут не видел, но она сразу показалась мне милой и довольно робкой, а это значит, что долго ей тут не пробыть, слишком уж она прекрасна и не вписывается в картину этого скучающего и блеклого места.
— Странно, обычно такого не случается. — ответил я, измазав кровью ладонь, и тут же направился в туалет, а когда обернулся, чтобы все же повторить заказ, девушки за баром не оказалось.
Пластиковая дверь в туалет с грохотом закрылась, и я мгновенно прильнул к зеркалу. Вид моего собственного лица просто шокировал, вены разбухли, сердце ритмично заколотилось, дыхание стало отрывистым и вышло из-под контроля, подкатило к горлу, замерло и сжалось там, а в голове барабанной дробью отбивался такт. Тук-тук. Тук-тук. Мало того, что лицо в отражении было неестественно бледное, так еще кровь сочилась не только из носа, но и из ушей, там она текла давно и уже практически засохла. Глаза были бардовыми, будто в автобусе я смотрел не в экран смартфона, а на сварку и теперь они запеклись будто кровяной желток. Невероятно странно, что я ничего не почувствовал и был в полном порядке, хотя, судя по отражению в зеркале можно было сделать вывод о том, что я чуть не умер. Я резво умылся, бумажными салфетками вытер отовсюду кровь и не закрывая глаз немного пришел в себя. Уперевшись в раковину, я несколько минут стоял и просто вглядывался в лицо по ту сторону, в эти странные неестественно неживые глаза, в подбородок с которого стекали слегка мутные капли и полуоткрытый рот и в какой-то момент мне стало не по себе. Я вздрогнул и будто очнулся.
Может я заболел и мне нужно к врачу или это похмелье, но такого раньше со мной не случалось. Я, конечно, еще не опоздал, но мне нужно было время, чтобы немного очухаться и понять, что со мной происходит. Стоит посидеть и выпить кофе здесь. Мой ужасный внешний вид, и в целом странные обстоятельства этого утра вполне оправдают отсутствие на рабочем месте или хотя бы небольшое опоздание. Так что я вышел из туалета, снова грохнув дверью и направился обратно к стойке. Руки еще слегка потряхивало. Теперь за стойкой стоял молодой человек, которого я тоже раньше здесь не замечал. Неудивительно для этого места, подумал я, и направил взгляд к нему. Однако, не дав мне сказать ни слова, парень, немного деревянными и сконфуженными движениями, указал в сторону столиков за моей спиной. Я недоверчиво обернулся и увидел, что на одном из них, у окна, уже стояла чашка и лежал круассан, а стул был отодвинут приглашая меня сесть, но это оказалось не самым удивительным. За этим же самым столиком, спиной ко мне сидел человек, и он явно меня ждал. Я чувствовал это, но все равно решил уточнить, не ошибка ли это, не спутали ли меня с кем-то. Повернувшись обратно лицом к парню, внезапно для себя обнаружил лишь пустоту и еле слышно жужжавшую кофейную машину. Он просто испарился, оставив нас наедине. В зале была полная тишина, не играла музыка и было ощущение, что вокруг не было ни единой души, кроме меня и человека, сидевшего ко мне спиной. Вновь стало не по себе. Я колебался. На секунду желание как можно быстрее покинуть это место стало настолько сильным, что я уже двинулся к выходу, но любопытство взяло верх и сделав несколько шагов в направлении двери, я остановился, замер, окинул взглядом полностью пустующую кофейню и выдохнув волнение, медленно и робко поплыл к столику у окна.
Мистер Олег
— Я могу присесть?
На столике аккуратно расставлены дымящийся кофе и круассан, отодвинутый стул стоял как раз аккурат возле них. Человек сидел спиной ко мне и никак не нарушал безмолвия. В нерешительности стоял я за левым его плечом и выжидал, когда он скажет хоть что-то или хотя бы обернется и жестом пригласит сесть. Нет. Он не пошевелился и не издал ни единого звука. Буквально замер, застопорился, окаменел. Я огляделся, кругом было так же одиноко и пусто, а неловкость происходящего лишь усиливала легкий свист в ушах от наползающей и давящей тишины. Я словно одинокий дайвер в вакууме, плыл сквозь наполненное пустотой пространство, словно больной сумасшедший, говорящий сам с собой сам и от себя же ждущий ответа, и все это было бы уместно, если бы я не видел человека так четко. Он сидел абсолютно неподвижно и не издавал ни звука. Усилием воли, я напряг все мышцы в своем теле и сел на стул, вытянувшись в струну. Скулы слегка свело, ладони вспотели, я почувствовал себя студентом первокурсником, который совершенно не готовясь, сидит перед суровым преподавателем, трясясь, как листочек на ветру, хотя билет еще не вытянут и контрольный вопрос еще не озвучен.
Я молчал. И он молчал. Я слышно сглотнул слюну. Вжал живот. Внутри меня образовался сгусток мыслей. Этот сгусток, пробираясь сквозь тучи бредней и страхов, сомнений и скепсиса, легонько шептал, что сейчас происходит пусть и нечто странное, но важное, от чего не уйти и не спрятаться, что этот разговор состоится в любом случае, от него нельзя просто убежать. Я толком и не осознавал, о чем именно он будет, но в одном стал уверен. Нет, я знал. Человек ждет меня. Однако механическая реакция моего тела совершенно не поддавалась контролю и сводилась к банальной неловкости, смешанной с любопытством. Мой взгляд был направлен то вниз, на свои ноги, то на кофе, то в окно, но когда-то это должно было произойти и вот сгусток дополз до головы, а я наконец осмелился посмотреть человеку прямо в лицо. Моментально стало жутко, волосы сами поднялись на спине и руках, а мое тело сделало несколько непроизвольных сконфуженных движений. Снова захотелось отвести взгляд, но я справился с паникой.
Передо мной был манекен, лицо которого вообще не выражало никаких эмоций. Он застыл. Как восковая фигура с блестящими, немного сальными волосами, лоснящийся, будто с прорисованными морщинами, немного румяный, но совсем не живой. Казалось, его кожа была пластиковая, глаза стеклянные, страшные, смотрящие в пустоту, застывшее выражение лица напоминало оскал. Хотя сильная паника прошла, а дрожь в руках немного утихла, в голове продолжали судорожно возникать слова, которыми обычно начинают разговор, однако от напряжения они только путались между собой, а я не в силах был их разобрать, разложить по полочкам и выдавить из себя хоть что-то внятное. Рот будто слипся. Абсурдно разговаривать с неживой куклой. Я еще сильней вспотел. Глаза снова стали бегать из стороны в сторону. На окно. На лицо. На стол. На лицо. На булку. На лицо. Я пытался уловить хоть малейшее изменение в мимике этого субъекта, но черт его дери. Он. Вообще. Не. Шевелился. Я струсил и решил дать деру, потому что степень моего напряжения достигла максимума, и как только я оторвал свои потные ягодицы от стула, этот субъект вдруг ожил! Скулы задвигались, глаза заморгали, зрачки стали блуждать по объектам, он встряхнулся и закряхтел. У меня словно спустили клапан и все напряжение куда-то улетучилось. Он с улыбкой посмотрел на меня и как ни в чем не бывало спросил:
— Как Вам погода, мистер Олег? — все его лицо расплылось в улыбке, заиграло красками, а уголочки рта растянулись в неестественной гримасе. Это было пугающе странно, выглядело как компьютерная игра. Сидел себе игровой персонаж на стуле, в ожидании загрузки данных на сервер, и вот она завершилась, игрок подключился, и киборг наконец заговорил. — Чудесная, чудесная погода!
— Эм. Мы разве знакомы?
— Настоятельно рекомендую попробовать кофе, он в этом месте ну просто чудесный! Мистер Олег? Как Вы? Себя чувствуете? — ударения в словах, которые срывались с его уст были нарочито выдавленными, как у продавца страховок или у клоуна, что говорит с маленьким пугливым ребенком. Он вскрикивал и срывал до заметной хрипотцы свой довольно тонкий голосок. Лицо было чисто выбрито, буквально сверкало, хотя седоватая щетина уже пробивалась сквозь поры, а легкий румянец придавал ему моложавости. Немного загорелый, с курчавыми русыми волосами с заметной сединой, лишь глаза выдавали явный налет сумасшествия, они буквально светились. Он, по-видимому, был высок и довольно хрупкого, жилистого телосложения, но рук я не видел, они были спрятаны под столом. Однако, сильно бросилось, что голос его был очень писклявым, высоким, раздражающим, как у комара, к тому же сильно эмоциональным, будто бы он так рад меня видеть, что не может сдержать детского восторга.
— Простите кто Вы? Откуда знаете мое имя?
— Настоятельно рекомендую попробовать кофе, он в этом месте ну просто чудесный! — он резковатым движением вынул руку из-под стола и пододвинул чашку ближе ко мне.
— Зачем вы это повторяете? Кто вы? — от его высокого, настойчивого тона стало страшновато, и я вслед за ним немного сорвался и повысил голос!
— Тише мистер Олег, тише! — почти шепотом произнес человек напротив, — Она может услышать!
Человек приподнялся со стула, пододвинулся ближе и наклонился ко мне почти в плотную, перевесившись через стол и чуть не опрокинув чашку. Театрально повертевшись, будто убеждался, что никто нас не слышит и не следит, жестом поманил меня к своему пугающему, сумасшедшему лицу и тихо продолжил.
— Процесс уже запущен, мистер Олег! Я лишь помощник. Ваш проводник. И я хочу помочь! Вы сами знаете, куда двигаться дальше! Я буду рядом. Быть может именно Вам суждено отыскать его! Скоро все само… Вы увидите… Нужно терпеливо… — сначала он прерывал фразы, но теперь вовсе остановился, начал прислушиваться и вертеть головой туда-сюда, вверх-вниз, словно его со всех сторон окружали тысячи невидимых мушек и комариков, каждый из которых шептал ему на ушко невероятно пугающие и омерзительные вещи. На его лице театрально изобразился панический страх. Он резко схватил меня за грудки и подтянул к себе.
— Она услышала. — шепотом сказал он прямо мне в ухо. — Она услышала!
Теперь он заорал во всю глотку. Он стал очень громко, натужно и пронизывающе кричать это снова и снова, повторяя бесчисленное количество раз, задрав голову кверху и надрываясь своим одновременно писклявым и хриплым голоском. Она услышала! Остановился. Она услышала! Выдохнул и вроде замолчал. Резко подпрыгнул со стула и пулей вылетел из кофейни. Движения его были ломанными, словно забыл, как ходить и бегать, он переставлял ноги, как костыли и спотыкаясь чуть не выбил дверь. На противоположной стороне дороги стоял серый Рено, и мужчина, ковыляя, вихляя во все стороны и вскидывая руками, запрыгнул в него, машина была наготове, и водитель моментально дал по газам, с визгом умчав, так же внезапно как, собственно, и появился. Я, замерев и затаив дыхание, наблюдал за всем этим в окно и не мог поверить в происходящее, будто застыв в воздухе, я находился где-то за кадром этого немого кино и безмолвно глазел, посмеивался над происходящим, стараясь не нарушить атмосферу безумства. Но я здесь, и я участник этого представления, сижу за этим самым столиком, это происходит со мной и кофе, что стоит на столе, мой. Он, как и я, стал холодным и превратился в пузыристую массу. Это я только что беседовал с чудаковатым писклявым дядькой, который нес полную ахинею и поверг меня в ступор и полное онемение.
Я почувствовал, как что-то свербит у меня в носу, и через мгновение гигантская капля крови упала на стол и разлетелась тоненькими брызгами по всему столу. Видимо от увиденного давление резко хлынуло в голову, и из носа снова засочилась кровь. Я резко встал, запрокинув голову вверх, зажал нос пальцами и снова устремился в уборную, иначе залил бы здесь все. Красные струйки стекали маленькими реками в раковину и окрашивали воду в разные оттенки. Я умылся и немного пришел в себя. Руки все еще слегка тряслись, а ноги были тяжелыми и неподвижными. Не знаю сколько времени ушло на этот странный и бесполезный разговор, и сколько времени я провел в туалете, пока кровь не остановилась, но теперь я точно не пойду на работу, а просто позвоню в офис и направлюсь прямиком к родителям. Слегка пошатываясь, я медленно прошагал из туалета прямиком к выходу, но голос из-за спины меня остановил.
— Молодой человек ваш Флэт-Уайт. С собой, как вы и просили. Оплата будет картой или наличными? — я обернулся и увидел ту девушку, с которой говорил, при входе в кофейню.
— Но, я же… Молодой человек тут был… За стойкой. Он делал кофе… Я… — я растерялся, но девушка подхватила.
— У вас была кровь, вы ушли в уборную. А до этого заказали мне Флэт-Уайт. Верно? Он готов.
— Когда я вышел из уборной, вместо вас тут стоял парень. Кофе уже был на столе… И еще тот мужчина? Разве вы не видели, как я сидел с ним за тем столиком? — и вспомнив, что я оставил круассан и кофе нетронутыми, повернулся, чтобы удостовериться, что я не сошел с ума, и они все еще там, но на собственное удивление, их там не оказалось.
— Простите, но здесь больше никого нет, я на смене одна. И… Молодой человек, вы не выходили из уборной, я все время была здесь.
— И как долго меня не было?
— Минуты две или три, может меньше, точно не знаю. — ответила девушка и повергла меня просто в шок. Я что, сошел с ума? Может это результат кровотечения? Может я потерял сознание, или у меня инсульт в конце концов? Или я все еще дома и мне это все снится?
— Я сегодня первый день, можете оплатить пожалуйста кофе! — голос ее подрагивал, а взгляд был испуганным. Смущение было ей к лицу.
Я машинально достал карту и приложил к терминалу. Внутри меня бурлили мысли, эмоционально я был просто уничтожен. Странная тревога, ощущение опасности, озноб, жужжащее, паническое чувство, желание скорейшего бегства. Что сегодня происходит? Магнитные бури? Утром родители с их странным поведением, теперь я. Будто это состояние абсолютного тупняка и наваждения передается воздушно-капельным путем и мгновенно поражает головной мозг. Заражение пошло, и уже не получается выстроить логически адекватную картину происходящего, а в мыслях сразу возникают ужасающие, невероятные и фантастичные истории. Я хотел уйти, но пребывая в полном исступлении двинулся к столику, где якобы говорил с лоснящимся писклявым мужчиной, и где должны били стоять кофе и круассан. Я отодвинул стул. Сел. Оглянулся также, как буквально несколько минут назад. Это я так думаю. Мой взгляд был абсолютно рассеянным, я не мог сосредоточится и растеряно вертел головой, блуждал взглядом. Потом остановился, что-то уловил, будто минуя зрительный нерв, свет проникал прямиком в мозг, информация поступала туда и обрабатывалась как обычно, но я смотрел и видел пустоту, сознание совершенно не обрабатывало входящие сигналы, я залип в одну точку на несколько секунд и погрузился в мрак собственных больных фантазий. Опустился бы еще глубже, но внезапный стук в стекло вывел меня из оцепенения. Зрение туго сфокусировалось и мутные пятна приобрели очертания. В окно кофейни стучал и размахивал руками коллега по работе. Он жестом звал меня выйти, приглашал идти с ним, и тут я сообразил, что раз все так, то на работу я не опоздал и еще успею добежать с ним до офиса. Я медленно поднялся и задвинул за собой стул, уже собрался уходить, как вдруг на столе что-то блеснуло, и я вдруг понял, что именно привлекло мое внимание. Я сосредоточил взгляд и наклонился ближе, чтобы рассмотреть, что это такое. Переливаясь бордовыми оттенками на гладкой поверхности стола, сверкала капля расплескавшейся крови. Капля моей крови!
Пьяный или обдолбанный
Я пальцем провел по ней и размазал ее по столу. Она еще не успела свернуться и засохнуть. Я ощущал себя будто в фантастическом блокбастере. Таинственный незнакомец, провалы в памяти, исчезновение времени. Уходя все дальше от столика, я смотрел ему в след, поворачивая голову все сильней и не мог оторвать взгляд. Тревожная музыка, сочиненная каким-нибудь талантливым композитором, гремящие барабаны в ритм моих шагов, свет плавно гаснет и крупный план на моем растерянном лице, медленно уходящим кофейни, воспоминания непонятного разговора с чудаковатым дядькой пятнами всплывают в памяти, и на первом плане застывает его восковое, улыбающееся лицо. Капля крови, столик, крупный план пустующей кофейни. Хлопнула дверь, разнося вибрирующий звук в пустое пространство, а из этого звука плавно прорастает шум улицы. Моя физиономия теперь по ту сторону стекла, на улице, но все так же не сводящая взгляда со стола, будто не желающая упустить его из виду. Вокруг зимняя шуршащая суета, расплывается горизонт, в фокусе лишь снежинки, медленно приземляющиеся на капюшоны прохожих…
Осознание происходящего вокруг постепенно вернулось ко мне, я очнулся от оцепенения и поглощающего меня забытья, от съедающих энергию раздумий, сквозь занавес моего сознания пробился голос моего коллеги, который тщетно пытался до меня достучаться и что-то разузнать. Он тряхнул меня по плечу и как ни в чем не бывало продолжил свой монолог, невзирая на мою глухоту.
— О, это было потрясающе, мы так отожгли! Ух! Веришь ты или нет, я все воскресенье умирал и думал это конец. Думал ни капли больше не выпью. А сегодня проснулся, как новенький! Ни головной боли, ни тошноты. Готов снова напрячь печень! Какие-то чудеса субботней попойки. Ну, в общем, тебе однозначно стоит побывать там. Мы в следующую субботу снова рванем, пойдешь? Эй. Ты слышишь? — он снова пхнул меня в плечо, а после и вовсе стал теребить меня за рукав.
— А? Что? Прости, я немного не в себе, ты что-то спросил?
— Я, да, спросил. А, впрочем, ничего, забудь. Слушай, ты неважно выглядишь, старина. Ты случайно не заболел? Или может я зря переживаю, и твои выходные тоже удались?
— Я пока сам не понимаю. Странное, тяжелое утро. У тебя когда-нибудь было такое, что… — договорить мне этот пустослов не дал и дружески приобняв перебил и начал болтать, задрав голову кверху. Пар выходил из его зловонного рта, и я буквально видел, как слова разносились по планете, загрязняя воздух вокруг.
— Ой, только не начинай, прошу, я еще не проснулся. Расслабься. У кого-нибудь вообще бывают нормальные понедельники? Не ты один такой, с трещащей головой. Сейчас придем на работу, потупим часок другой, а там и обед. Не грузись. На прошлых выходных мы так оторвались, что я всю неделю…
Я отвел взгляд и стал лениво рассматривать торопящихся прохожих, деревья, чьи ветви были засыпаны недавним снегом, обледеневший асфальт под своими ногами. Слушать тупые россказни сейчас не было ни малейшего желания, к счастью до офиса оставались считанные шаги, пришлось слегка ускориться, оставляя за собой четкие следы стоптанных пяток. В такие мгновения звуки улицы растворяются в потоке мыслей сами собой, полностью сосредоточившись на перебирании ногами, медленно погружаешься в трясину собственных размышлений, и провалившись достаточно глубоко, я попытался собрать в кучу и не растерять все воспоминания сегодняшнего утра, попытался как можно более детально запомнить все факты, слова и действия, что произошли. Ведь так не бывает, что реальное время куда-то провалилось, что я не был пьян, однако испарился целый кусок жизни, я в этот момент не был в забвении, не блуждал в космосе и не видел белого пятна, а сидел за столиком, наблюдал все своими глазами и ощущал биение собственного сердца, чувствовал запах собственного страха. Может конечно, я потерял сознание на несколько секунд, потерял на такой короткий промежуток, что не успел упасть, и за это время видел столь реалистичный сон, что, очнувшись, не смог отличить произошедшее от реальности. Может. Однако сколько бы я ни проворачивал в голове эти доводы, никакого одновременно разумного, логического и правдоподобного объяснения на ум не приходило. Выход один, пока оставить все как есть, попытаться сосредоточиться на работе, а вечером обсудить это с родителями, и быть может, они предложат более разумный ответ. Вероятно, за их длинную и насыщенную жизнь, что-то подобное уже происходило, а может я все придумал и это врожденная неизлечимая болезнь, что вскоре убьет меня, но тогда они скорее испугаются и будут еще сильнее из-за меня переживать, чем помогут отыскать ответ.
Правда сейчас чувствовал я себя прекрасно. Пропустив мимо ушей большую часть нудного монолога моего утреннего спутника, мы торопливо прошагали весь путь до дверей конторы. Возле входа вечно курили, распахнув куртки, дядьки и тетки, дым кружился и замирал небольшим серым облачком возле них, особенно зимой, создавая туманный щит, через который пройти к ступенькам и не закашляв было невозможно. Под бессмысленное бормотание моего коллеги, я толкнул тяжелую стеклянную дверь вперед, мы оба стукнули пропусками по считывателю и кивнув охраннику, сидевшему на КПП, плавно скользнули в лифт. Кнопка номер восемь, еще несколько секунд и благополучно выйдя из железной коробочки, мы пожелали друг другу продуктивного дня и разошлись в разные стороны коридора.
Десяток шагов по маленькой, квадратной и изломанной плитке, и я у кабинета с загадочным и странным названием «Кабинет экономического планирования и учета», в котором, как не сложно догадаться, четыре взрослых мужика, включая меня, занимались экономическим планированием и учетом. Коллектив мой был забавным и слегка чудаковатым. Каждый из нас был по-своему одержим, и часто внутренние противоречия выливались в молчаливое созерцание чужих эмоциональных качелей. Я пришел последним, и по обыкновению никто еще и не начинал работать, просто столпились возле стола начальника нашего отдела с цветастыми чашками в руках и что-то пристально разглядывали на смартфоне одного из сотрудников. Они молча и внимательно смотрели в него, забывая хлебать из своих цветастых чашечек, и мне тоже стало любопытно, на что они так пристально глазеют. Небрежно скинув свои вещи и куртку на кресло у рабочего стола, я подскочил и поздоровался со всеми за руку.
— Что там? — спросил я.
— Задницу голую рассматриваем, — прищурив глаза и слегка ухмыльнувшись, ответил начальник и все засмеялись. — Видел?
— Видел, видел, утром.
— И как тебе? Утащил бы к себе в берлогу? М? — все снова заржали.
— Ха-ха, похотливые медвежата! Это все? — отшутился я.
— Ну если не считать нашего похода в караоке, то эта картинка, самое интересное. Еще какой-то дурак на встречку выехал и в лоб. На, вон, посмотри. — мне протянули смартфон.
— Написали, вроде, что никто не выжил.
— Водила наверняка пьяный был.
— Скорее обдолбанный.
— Включай, там видео есть.
Я взял телефон в руки, и все плотненько пододвинулись ко мне, прижимаясь своими влажными рубашками, хотели посмотреть момент столкновения еще раз. Видео было снято на видеорегистратор в салоне одной из машин.
— Сделай-ка громче, там звук есть.
Трасса. Тихое шуршание колес. Довольно монотонное бормотание мужчины, однако слов не разобрать. Его голос и манера речи кажутся мне до боли знакомыми. Кажется, он разговаривает сам с собой, потому что других голосов не слышно. Машина набрала приличную скорость. Впереди небольшой поворот. Пока все плавно и спокойно, но в момент практически из ниоткуда вылетает в лоб машина. Бум. Регистратор вылетает и падает вниз, оставляя перевернутый ракурс покорёженной груды металла. Все ужасно стремительно. Молниеносно. Видео длилось всего несколько секунд, однако что-то не дает мне покоя. Подсознание уловило обрывки, жалкие кусочки события, как дежавю или вроде того. Будто я видел эту ситуацию, был в ней, переживал подобное. Однако не могу вспомнить, лишь туманные отголоски скребутся сквозь непроницаемую пелену сознания. Не выпуская телефона, я прокручиваю видео еще раз.
Трасса. Бубнящий мужской голос. Плавный поворот. Машина на встречу. Синий джип. Бум. Все громыхает и разлетается. Потом замерло. Что-то не так. Пульс участился, и сердечко застучало заметно сильнее.
Я прокручиваю видео еще раз. Трасса. Разговор. Я точно слышал этот голос. Поворот. Машина. Огромный синий джип, точь-в-точь, как у моих родителей.
Еще раз. Трасса. Бубнящий монолог. Поворот. Синий джип моих родителей неизбежно несется навстречу. Бум.
— Ну хватит. Прекращай. — и кто-то выхватил телефон из моих трясущихся рук. — Что с тобой?
Все изумленно уставились на меня. Я, растолкав всех, не сказав ни слова, пораженный и немой, слегка покачиваясь на ногах, вывалился из кабинета и устремился в туалет. Шарахаясь о стены, залетел туда и, глубоко вдохнув запах сигаретного дыма, прильнул к крану. Отхлебнул ледяной воды и умылся. Вода стекала мне на рубашку и сильно намочила воротник. Я стоял и пялился на свое уставшее, бледное и испуганное лицо в зеркало с одной лишь мыслью — этого не может быть! Я просто накручиваю себя. Это все последствия утренних галлюцинаций, я все еще не в себе. От ледяной воды, стекавшей с моего лица, дрожь пробежала по моему телу, вызвав электрический импульс. Меня перекрыло, в глазах слегка потемнело, я сорвался с места и ошеломленно выскочил из уборной. Резко хлопнув дверью залетел в кабинет. Все уже сидели на своих рабочих местах.
— Дай мне телефон, мне нужно видео! — набросился я на начальника. — надо посмотреть еще раз!
— Эй, остынь!
— Не тормози, быстро дай мне телефон. — я сильно злился, слюни летели у меня из рта, а крепко сжатыми кулаками я уперся в стол начальника. Все повскакивали на ноги, но с места никто не сдвинулся.
— Да что с тобой такое! — начальник был слегка робкий, лысеющий мужичок, и испугавшись моей ярости он вынул телефон из кармана, разблокировал и протянул мне. — Спокойно. Возьми, нервный какой.
После, я не смог найти объяснения, почему я не взял свой мобильный и не нашел видео сам, в горячке мои мысли и действия завернули в сторону самого агрессивного варианта, дабы немного слить на окружающих бушующую внутри меня стихию. Я свирепо выхватил телефон, быстро нашел видео, выкрутил громкость на максимум и прислонил его к уху, но слов было не разобрать. Коллеги, приземлившись на стулья, между собой начали что-то бубнить.
— Заткнитесь все! — сидя задницей на чужом рабочем столе, в помятой и мокрой рубашке, я впервые, наверное, кричал в кабинете. — Мешаете.
Это была паранойя, навязчивая мысль, засевшая в моей голове, и уже не важно было, как в эту секунду я выглядел. Мне просто необходимо было удовлетворить этот порыв. Я весь превратился в слух и пытался уловить каждую фразу и ноты голоса человека, что говорил на том видео. Тишина воцарилась в шуршащем кабинете, лишь хриплый динамик разрывался звуками аварии. Видео было короткое, так что я снова и снова включал его, прислоняя динамик к уху. Не может быть. Я вслушивался. Я пытался почувствовать. Не верю. Я смотрел на этот несущийся навстречу неизбежному помутневший и грязный синий джип, пока не удостоверился или сам себе не внушил.
— Они, — прошептал я, — это они! Это их машина. Точно они!
— Да кто они, Олег?
— Я так не могу. Мне надой уйти отсюда! — и с этими словами, я швырнул телефон на стол, схватил со стула куртку и стремительно вывалился в дверь, забыв сумку.
Все находящиеся в кабинете молча наблюдали за спектаклем, и никто даже не дернулся, лишь недоумевающий начальник не спеша прошел за мной и, стоя в дверном проеме, что-то крикнул мне в след, замахал руками и, кажется, даже топнул ногой, но мне было плевать. Я через секунду обернулся, чтобы убедиться, что за мной никто не пошел. Кое-как на ходу напялил на себя куртку, уже вспотев и покраснев, я чувствовал наползающую пустоту и отчаяние внутри. Эта горькая туча поднималась снизу живота и готова была захватить меня всего. Я дергано и рвано, раз сто нажал на кнопку вызова лифта, и как только двери открылись влетел туда, сбив с ног выходившего пожилого мужчину. Он вывалился и спотыкнувшись свалился на пол, попутно уронив стопку книг. Посмотрев на меня снизу, он крепко выругался:
— Драный козел!
Я молчаливо стерпел ругательства, понимая, что виноват. Однако нажал кнопу, и, смотря на него, наблюдал, как двери закрылись, а он остался лежать. Если это и впрямь мои родители, которые только утром приходили ко мне в разбитом виде, то куда бежать? Как в таких ситуациях себя вести? К этому ведь нельзя подготовиться. Куда звонить? Что вообще нужно делать? Забавно, что коллеги, несмотря на мое нестандартное, очень тревожное и паническое поведение, молча расселись по своим местам и начали пялится в экран, притворяясь, что работают. Трусы. Никто не хотел вмешиваться и оказаться крайним, никто не хотел учувствовать в этом и быть замешанным. Ни малейшего желания разобраться в ситуации, помочь. Все заткнули рты, прижали хвосты и, когда угроза миновала, как шакалы обсуждают теперь меня и высмеивают за спиной. А у меня руки трясутся.
Я невероятно долго спускался на лифте, но как только оказался внизу, сразу же выбежал на улицу, спросил у стоящих в туманном облаке людей сигарету. Девушка вежливо протянула мне пачку, и я вытянул оттуда одну. Машинально вставил ее себе в рот, ноги двинули меня в сторону кофейни, в которой меньше часа назад моя кровь запеклась на столе. Я никогда не курил. И спичек или зажигалки у меня не было, так что я просто шел с сигаретой в зубах, и носом втягивал табачные смолы. Я был растерян. Мимо мелькали люди, машины, у всех были свои планы, все мчались по своим особо важным делам и не думали делать паузу. Мне наоборот нужно было остановиться, чтобы унять эмоции и начать наконец мыслить логически. Мне нужно было время, чтобы привести ум в состояние трезвое, способное адекватно оценивать происходящее. Понять, что черт возьми этим утром происходит, и что со всем этим делать. Все походило на помешательство и паническую атаку.
Отойдя от офиса, я почти бежал, но после нескольких метров шаг мой замедлился, сконцентрировано переставляя ноги, я плавно прокручивал в голове только одну мысль. Это они или нет? Перед глазами возник вход в кофейню, в которой я уже был утром, а на двери был знак не курить. Смяв и бросив сигарету в урну, я с усилием толкнул дверь вперед и двинулся в сторону барной стойки. Зал был по-прежнему пуст, то, что нужно.
— Флэт-уайт? — приветливо спросила девушка, дав понять, что запомнила меня.
— На этот раз американо и стакан воды, вон туда. — я пальцем указал на столик, за которым состоялась воображаемая беседа, по-другому и не назовешь.
Уронив свое тело на стул, я выдохнул и расстегнул куртку. Заметил, что стол был начисто вытерт и естественно, размазанной капли крови не осталось. Огляделся. Как и рано утром кофейня была безжизненно пуста, только теперь бариста неотрывно возилась за стойкой. Все это казалось мне не настоящим, игрушечным, притворным, и я снова ощутил себя героем фильма, который сидит в сплошных декорациях, а режиссер вот-вот заботливо скажет: «Стоп, снято, ты молодец дружище, отлично держался в кадре, отдохни.». Но ни операторов, ни режиссера, ни декораций, конечно, не было, только я, тишина, и девушка, немного расплескавшая кофе, когда ставила его на мой стол. Ее милая, лучезарная улыбка все сгладила, а мне ничего не оставалось, как сухо и нервно оскалиться в ответ.
— Так, я видел их сегодня утром, — отхлебнув кофе тихонько сам с собой забормотал я, — значит, ты просто сошел с ума. Сбрендил! Это паранойя, дурачок. Они были живы, вполне здоровы, хоть и вели себя странно, но ты их щупал, слышал, ощущал их запах. Все ведь в порядке, это просто нервы, ты просто испугался. Видимо в отпуск пора, а после сегодняшней твоей выходки, лучше вообще уволиться отсюда к чертям собачьим.
— Просто у тебя слишком бурная фантазия, вот и нарисовал себе картину в красках, да так правдоподобно вышло, что крыша уехала. Сам себя накрутил и убедил. Буквально внушил. Ну похожа машина, ну мало ли похожих машин. И вообще видео нечеткое, голосов толком не разобрать, а ощущения тебя наверняка подводят и обманывают. Не стоит им верить.
— А может быть стоит? А вдруг это все правда? И все это действительно так, у происходящего должна же быть какая-то логика, ведь все вокруг говорит обратное. И вообще все это легко проверить, ведь ты отправил их домой. Вот и нужно ехать туда, убедиться самому, удостовериться, что все в норме, а ты просто зря переживаешь.
— Гениальная мысль, чего же ты тут сидишь. Они наверняка дома. Надо ехать к ним и самому проверить. И все встанет на свои места.
Вот так, буквально за минуту, я снова уговорил сам себя и еще раз отхлебнув кофе, залпом выпил стакан воды, вынул из бумажника пятьсот рублей, сунул их под блюдце и, пожелав хорошего дня, с небольшим воодушевлением отворил дверь, выскользнув на улицу.
Встав у самого входа, я закрыл глаза и прислушался, вдохнул полной грудью насколько смог, немного задержал и выдохнул. Воздух неожиданно пах свежей, сочной и немного пыльной листвой, несмотря на мороз и треск придавленного снега под ногами прохожих. Открыл глаза. Кругом сугробы, грязные заснеженные тротуары, по которым шаркая ногами передвигались старики, стволы деревьев, мерзнущие и смиренно ожидавшие весну, цветастые вывески продуктовых магазинов и ветер, качающий ветки и сметающий с них налет голубоватого инея. Во всем этом я увидел привычный мир. Двинувшись в сторону автобусной остановки меня не покидало чувство легкого возбуждения, будто я иду в поход, будто намечается какое-то приключение, как в детстве, а тревога сама собой куда-то развеялась, хотя буквально час назад я метался по офису в приступе паники. Родилось что-то новое, будто теперь, где-то внутри меня притаилась некая тайна или загадка, она прячется глубоко, ускользает, а мне непременно, несмотря на все трудности, необходимо изловить ее и разгадать. Меньше часа назад меня трясло, а сейчас наоборот появилась странная уверенность, что мое воображение меня обмануло и, что, придя домой там, как прежде, пахнет едой, а мохнатая отцовская рука крепко сожмет мою ладонь. Приподняв голову, с легкой походкой, что слегка выбивалась из общего моего образа, я за несколько минут добрался до остановки и стал ждать нужного мне автобуса, попутно разглядывая окрестности и прохожих. Не было ничего необычного, мой взгляд долго не останавливался и не концентрировался на чем-то одном. Дома, люди, машины, дети, собачки, деревья, обледенелые и немного в снегу тротуары, заборы, вывески, витрины, маршрутки и свисающие провода. Обычная городская картина. Нужный автобус подъехал и, ненадолго приоткрыв двери, медленно двинул в сторону родительской квартиры, а я, запрыгнув в него, продолжил рассматривать окрестности через замерзшее стекло.
Внезапно мой взгляд зацепился за знакомую картинку, которую я видел будто бы во сне. В моем мозге за секунду снова возникла ассоциативная цепочка, запустившая узнавание столь впечатлившего меня объекта. Серый Рено. Черт, да это тот самый серый Рено, в котором укатил тот странный мужик из моего нереального видения. Я судорожно задергался, страх вновь окутал меня, ведь автомобиль стоял на противоположной стороне от движения автобуса, и мы ехали как раз мимо него. Я панически прилип к стеклу. За мгновение меня охватил леденящий ужас, ведь из открытого окна машины на меня пристально, глаза в глаза, смотрели тот сумасшедший мужик и его не менее пугающий водитель. Я проводил их взглядом, пришлось даже немного приподняться. Еще секунда, загорелись фары, и машина тронулась и поехала вслед за автобусом, в котором находился я.
Олька и вера
Провожая взглядом серый автомобиль, в голове отчетливо слышался этот пищащий, вибрирующий голос, который эхом разносил неразборчивую чушь. Стоя на средней площадке автобуса, я шевелил пальцами и теребил ими поручень, стучал ногами по полу и то и дело оборачивался, пытаясь высмотреть эту машину, но как я не старался, сквозь обмерзшие окна их было не рассмотреть. Внутри засело чувство погони, преследования, слежки. Я пошел в самый конец автобуса, чтобы наверняка рассмотреть не ошибся ли, и несколько остановок тщетно пытался высмотреть их сквозь обмороженное заднее стекло. Я отогрел руками небольшую прореху в ледяной корке и стал разглядывать улицу сквозь грязное и мутное окошко. Лишь несколько машин, объезжавших автобус, нет даже намека на нужное мне серое автомобильное пятно. Я еще раз приложил ладонь к быстро оледеневшему стеклу, и сделал малюсенькое отверстие для наблюдения, чтобы изредка убеждаться, что погони нет. Приняв меры предосторожности, я немного успокоился и обернулся лицом к проходу. Рабочий день понедельника уже во всю шел, и народу набилось довольно много. Прогуливающие студенты, рабочий люд, торопящийся и угрюмо уткнувшийся в свои смартфоны, немного стариков, видимо ехавших на почту или в поликлинику. Я стоял на свободной задней площадке автобуса, покачиваясь на кочках, и на моих глаза попала картина.
Старушка, дряхленькая, с тележкой и укутанная в тысячу серых одежек, сидела лицом ко мне, а напротив нее сидела девушка, как мне показалась со спины, вполне себе обыкновенная, особенно с учетом нынешней моды, хотя на мой вкус немного переборщила с пестротой, особенно для такой грязной и холодной зимы, но не сказать, чтобы исчадие ада, просто стиль немного неформальный. Бабушка долго смотрела на нее в упор, не отводя глаз, а сама про себя что-то нашептывала, шевелила губами. Девушка благополучно ее не замечала, серьезно погрузившись в свой смартфон. Бабуля медленно, вынула из кармана своих фуфаек стеклянный флакончик или бутылочку, скрестила пальцы руки и начала демонстративно крестить молодую, при этом губы ее продолжали шевелиться, интенсивно подергиваясь, слипаясь и выпуская с еле слышными словами обильный поток пахнущего воздуха и слюнявых брызг. Пассажиры вокруг, естественно, не оставили это без внимания, а девчонка вынула наушник из одного уха и ничего не сказав, молча наблюдала за обрядом. Старушка, с самым серьезным видом и усердием, закончила что-то бормотать себе под нос и остановилась. Не спеша открыла бутыль. И со всего размаху выплеснула жидкость прямо в лицо девушке.
Девушка вскочила на ноги, совершенно не ожидая такого события, а люди слегка отпрянув, продолжали наблюдать с нескрываемым любопытством. Она вытерла стекающую воду рукой и недоумевающе всматривалась в глаза спокойно сидящей бабули.
— В тебе сила нечистая сидит, доченька.
— Вы с ума сошли? Какая сила? Я чем-то вас тронула?
— Ох, дочка, ты ведь не одна, с ними не справляешься. Очиститься тебе нужно! В церковь, к батюшке. Бесы тебя мучают.
— С ума совсем сошли? По молодости церкви ломали, а теперь видите ли святых из себя строят, — автобус остановился, и с шипением открылись двери. — Бесов ищите? Больница по вам всем плачет.
Не закончив свой монолог, она резко шмыгнула к двери и выскочила навстречу морозному, свежему воздуху, оставив на задней площадке растерянных и недоумевающих людей и эту бабулю. Двери закрылись и снова стало душно. Отъехали от остановки, все молчали, уткнулись снова в свои собственные мысли, я почему-то неотрывно наблюдал за бабушкой, остальные попрятали свои пристальные, любопытные взгляды под шапки и капюшоны. Она, выдержав паузу, подняла глаза прямо на меня, будто знала, что именно я ее слушаю, и произнесла слова, которые на какое-то время отпечаталась в памяти.
— Да простит мою душу грешную. В молодости-то все сломать можно и поставить с ног на голову! Потом все каемся. Только вера — вот что неизменно. Знать бы только во что верить!
Знать бы во что верить. Сколько поколений людей пытались разузнать ответ на этот вопрос, пытались отыскать хотя бы для себя эту самую истину. И все ради чего? Ради этой самой истины? Спокойствия ради? Или чтобы оправдать свое бездействие? А может наоборот свои сумасшедшие, ничем не оправданные поступки? Да и существует ли эта истина, ровно, как и хоть какой-то ответ на этот вопрос? И снова за кулисами моего сознания постановочно и театрально разыгралась сценка, в которой я веду бессмысленную беседу с самим собой.
— Олег, а ты-то сам во что веришь?
— Да ни во что я не верю, так просто живу, существую.
— Как животное что ли? Как букашка, рыбка или кошечка?
— Вроде того, хоть я и человек. Жаль этот факт никак не помогает найти смысл моего существования. Скорее наоборот, усложняет все, сбивает с толку. А раз смысла от этого факта ноль, то зачем возводить себя в ранг высшего существа? Кажется, мы не хуже и не лучше остальных живых. Они, как и мы, застряли на этой пропащей планетке и вынуждены развлекать себя всеми доступными способами. Рыбка плавает в воде, собачка спит и ест. А мы вот смывающиеся втулки создали, придумали носить разноцветные носки с сандалиями, конфеты со вкусом рвоты и каждый день создаем новою гору пластика и отходов, чтобы потом сетовать на загрязнение окружающей среды и плохую экологию. Чтобы потом судорожно искать выход из созданных ними же проблем. А еще, конечно, бухаем и спариваемся, плодя себе подобных несчастных одиночек.
— Что ты такое говоришь. Какая мерзость. Есть нечто высшее! Чище и больше всего этого. Вера это ведь про другое! Вера дает тебе силы идти дальше, силы не сдаваться и смотреть в будущее. Дает тебе надежду. Бессмертие. И суд.
— Идти дальше!? Идти куда? Мы, закрывая глаза и тыча друг в друга пальцем, срем сами под себя, надежда и бессмертие лишь подстегивают нас к истреблению друг друга, способствуют поиску различий, врагов, иных мыслей и взглядов. А все из-за того, что нашим скудным умишкам становится скучно, и нас поглощает и манит идея быть уникальными, единственными в своем роде, забраться выше всех на гору, чтобы оттуда кидаться в остальных собственными фекалиями! Пора бы как раз наоборот — остановиться!
— Остановиться!?
Этот дурацкий монолог разыгрался в моей голове в таких красках, что пора было его сознательно прекратить, пока он не зашел слишком далеко, и к тому же я совсем перестал следить за дорогой. С головой уйдя в дискуссию с самим собой, я задумался о том, какими разными и странными все-таки бывают люди. Живешь себе спокойно, никого не трогаешь, а тут психопаты, маньяки, бабки, швыряющие тебе воду в лицо, неформалы отмороженные и все чем-то живут, чего-то ждут, куда-то двигаются, чего-то хотят и о чем-то мечтают. Все как-то оправдывают свою жизнь и свои поступки. Верят в исключительную ценность собственных жизней. А я вот двигаюсь на автобусе в сторону дома, где когда-то провел свое насыщенное событиями детство. Только ведь чудеса происходят и без веры, каждую секунду, они стали настолько привычными, что мы каждый день пропускаем эти события мимо. Чудо — это слабое движение крови в наших пропитанных дымом и проспиртованных организмах. Без этого движения все и впрямь теряет смысл. О моя остановка!
На этой ноте, уже совсем забыв о возможном преследовании, я вывалился из автобуса, жадно заглотил обжигающий легкие воздух и направился быстрыми шагами в сторону дома. Настроение было странным, ситуация в автобусе меня одновременно позабавила и натолкнула на некие размышления, а видимое отсутствие этих чудаков меня слегка расслабило, так что я был и возбужден, и вполне спокоен. Дорога от автобусной остановки до многоэтажки, где жили мои родители занимала примерно десять минут и проходила через небольшую аллею, деревья вдоль которой за время моего отсутствия порядком подросли. Она была довольно прямой и упиралась в территорию школы, в которой я учился. Мы с родителями переехали сюда, когда этот район только начинал строиться, и аллею тогда только заложили, можно сказать, что я рос вместе с этими деревьями и домами. Школа так же достраивалась уже на моих глазах, хоть мне было и не так много лет, я все равно это отчетливо помню. Каждый раз, когда я иду через эту аллею, и уже подходя к забору, отделявшему территорию, мне вспоминается одна история, которая произошла со мной уже будучи учеником средней школы и навсегда врезалась в память.
В подростковом возрасте я был довольно популярным парнишкой, не успевшим испортиться под влиянием культуры и давлением общества, не нахватавшимся еще стереотипов поведения и не обозлившимся на всех людей, умевшим доверять и просить помощи, а наша компания совсем еще юных ребят и девчонок была довольно дружна и несмотря на разницу в возрасте часто собиралась на стадионе вместе с людьми гораздо более взрослыми. Думаю, не стоит описывать типичный задний школьный двор. Возможно, наш отличался наличием хоккейной коробки, но в остальном ничего необычного, турники, скамейки, беговая дорожка вокруг заросшего футбольного поля, на котором в футбол никогда никто не играл. Эта площадка была скорее своеобразным местом скопления и притяжения всей молодежи целого района. Здесь царила всегда очень спокойная, веселая, почти семейная атмосфера, кажется, все друг друга знали, общались, а если и были какие-то ссоры, подколы или разногласия, то все они решались мирно, сообща. Все было по-доброму. Как-то мне повезло быть частью именно такого детства.
Мне тогда очень нравилась девочка лет так на 5 старше меня. Она была не сказать, чтобы очень красивой или умной, но чем-то она меня тогда цепляла, открытостью и дружелюбием по отношению ко мне что ли, или может быть просто тем, что проявляла знаки внимания, однако среди ее одноклассников и людей старше про нее ходили противоречивые слухи, мол она давалка и потаскуха, что тусуется с ребятами гораздо старше ее, да еще к тому же совершенно из другого района. Типа такие крутые взрослые парни на мотоциклах и тачках. Я не знал кому и чему верить, но мою симпатию к ней эти разговоры совершенно не отменяли, а только придавали ее персоне таинственности, к тому же секс как таковой меня в том возрасте совсем не интересовал. Но, факт остается фактом, и популярностью среди нашего района она не пользовалась, и если и гуляла с нами, то больше обособленно, почти не привлекая внимания.
А сама собственно история произошла как-то будним вечером. Я не могу припомнить откуда именно возвращался с родителями этой аллеей, но мы тащили тяжелые пакеты и сильно торопились домой. И тут я заметил ее в компании совершенно незнакомых мне парней. Мы подходили ближе и становилось понятно, что они были мало того, что гораздо ее старше, да к тому же явно пьяны, грубы, жестоки и разгорячившись что-то от нее настойчиво требовали. У них шла бранная беседа, они громко кричали, матерились и всячески выражали свое пренебрежение к окружающим. Парней было трое, но один, по-видимому, был главным, подстрекателем или заводилой их компании, он напирал и размахивал руками сильнее остальных. Я еще из далека заметил сильную нервозность в поведении их всех, а ей в особенности этот разговор не нравился, и она старалась всеми силами от него уйти, только мужичье окружили ее и не собирались отпускать. Я с родителями подходил все ближе, и так как они ее совсем не знали, то не обратили на происходящее абсолютно никакого внимания, а лишь продолжили что-то обсуждать. А вот я обратил, и ее взгляд я не забуду никогда.
Она просила спасения, умоляла вытащить ее отсюда, помочь. Она, конечно, узнала меня. Мы смотрели друг другу в глаза, пока я проходил мимо, и она отчаянно цеплялась за меня взглядом, будто за последнюю искорку надежды. Я оборачивался и смотрел на нее через каждые метр, а она стояла зажатая полукругом мужчин и умоляюще провожала уходящего меня. Было уже темно, может часов десять вечера или что-то возле того. Начало лета. Каникулы уже у всех начались. Я весь изъерзал пока мы поднялись в квартиру, и как только двери открылись, я схватил с полки ключи и решил сразу вырваться к ней на помощь. Но я ошибся, если думал, что мне никто не помешает. Мать схватила меня за майку и потянула обратно.
— Ты куда намылился на ночь глядя? Ты время видел? Если у тебя каникулы, это еще не значит, что тебе можно делать что вздумается. Давай раздевайся. Быстро.
— Ну мам, там пацаны на улице, они все ждут! — соврал я.
— Никаких пацанов, марш мыть руки. Завтра будет день, никуда твои пацаны не денутся! — сказав это она накинула халат и ушла на кухню.
Пользуясь моментом пока отец, которому по большому счету было все равно, ушел в комнату, а мать возилась на кухне, я тихо открыл дверь и быстро шмыгнул в подъезд. Я не стал ждать лифт и совершенно не помню, как спустился вниз, но оказавшись на улице я впал в небольшой ступор. Я понимал, что одному там мне делать нечего, и поэтому оставалось только быстро добежать до школьного двора в надежде, что там хоть кто-то еще остался. Я в момент добрался туда и увидев, что возле лавочки стоит толпа человек десять обрадовался и даже немного воодушевился. Направился к ним, немного прибавив темп.
— О, Олег! Здорова! Ты где был весь день? Нас сегодня брат Валерки на машине катал, мы даже выезжали дальше моста. — и все поздоровались со мной почти хором, а кто-то за руку.
— Привет ребят, некогда болтать. Слушайте, вы же знаете Ольку Глазунову, кажется из 11 Б?
— Ту, что дает всем подряд? — все громко засмеялись.
— Эмм, ну типа того. — засмущался я.
— Знаем, кто ж ее не знает — парень обернулся к сидящим и демонстративно сложил пальцы левой руки в кольцо, а указательный палец другой руки стал туда-сюда засовывать, корча при этом ехидную морду.
— Да послушайте вы! Мне кажется ей помощь нужна. Я сейчас проходил по аллее и видел ее с мужиками совсем не из наших. Она напугана. Вдруг они с ней что-нибудь сделают?
— А тебе-то что, может ей это нравится? А мы только помешаем.
— Да вы чего? Давайте хотя бы посмотрим, спросим там, убедимся. Она же наша! — и быстро сообразив, что никто и пальцем не пошевелит с раздражением и отчаяньем добавил, — Неужели вам так сложно оторвать задницы от сраной скамейки? Все равно тут тупорыло сидите и жрете семечки! — от волнения немного затряслись ноги, а от бездействия, беспричинной лени и страха этих людей голова слегка помутнела. Моя просьба была максимально простой, к тому же нас было много.
— Слушай, ты чего так разгорячился, малец? Тебе надо — ты и делай. Нас сюда не приплетай. Ты еще молоко с губ не вытер, а уже права качаешь, есть у нас дела и поважнее чем за всякими шлюхами таскаться. Это ее жизнь. Верно я говорю? — и все в унисон начали поддакивать и качать пустыми головами. — Я бы и тебе не советовал так переживать, вот тебе семечек, садись и жри их с нами и сиди тихо, спокойно. Глядишь, в карты поиграем.
В эту секунду до меня дошло наконец, что помощи ждать абсолютно неоткуда, и придется хоть что-то предпринять самому. В конце концов можно будет сбегать домой и, хотя бы, вызвать полицию. Однако времени прошло уже достаточно много, слишком долго я уговаривал толпу. Спустя время, я часто думал о том, что стоило выбрать тогда другой вариант и сразу действовать самому. Но прошлого не изменить.
Было уже очень темно, и я вышел с освещенного школьного двора, совсем один и направился по аллее в сторону места, где я видел ее в последний раз. Аллея была ровной и уже из далека я видел, что на дороге их не было. Тускло горели редкие фонари, старшеклассники для уединения с девчонками побили их над скамейками, и теперь с наступлением темноты зеленая аллея превращалась в мрачную дорогу, по которой даже взрослому идти было бы страшновато. Я медленно двинулся в глубь, мурашки забегали по коже, а ноги, которые от волнения не переставали трястись, лишь стали еще более ватными. Глубоко задышав, я в любую минуту готов был убежать, внутри все съежилось, но проявить мужество и дойти все-таки до того самого места, где видел их стоящими, было необходимо. Шаг за шагом, невероятно медленно я подобрался к этой скамейке, вокруг была кромешная темнота, буквально на вытянутую руку ничего не было видно, плюс деревья и кусты были довольно густыми и совсем закрывали обзор. Вдруг я услышал шевеление в их глубине. Что-то шуршало и двигалось. Тихие хрипы, подергивания, конвульсии, будто тяжело больной лежал в кустах и очень тихо, еле слышно стонал. От боли. Я остановился и стал вслушиваться. Кругом тьма непроглядная, и ни души на горизонте. Шуршание то усиливалось, то прекращалось, то становилось интенсивнее, то было ритмичным и монотонным, а тихое шипение и сдавленное мычание нагоняли ужас. Может ежик? Или стая ежей? Вот только стоны! Ежи не стонут и не молят о пощаде и спасении! В голове всплывала тысяча разнообразных сценариев и картинок, плохих, чудных, разных. Было очень страшно, я почти не дышал от волнения, проглотил язык и сдвинуться с места не мог. Но внезапно все завибрировало, угрожающе загремело, зашелестело, затряслось, хрипы стали сильней, все начало походить на ожесточенную борьбу в кустах, но буквально через пол минуты все затихло, прекратились и смолкли вообще какие-либо шорохи. Я затаился и стоял совсем неподвижно, как вдруг:
— Пацан, ты че здесь забыл!? А ну пошел отсюда, не то ноги вырву! Быстро, я сказал! — грубый мужской голос из кустов, откуда доносился шум.
Так быстро я не бегал никогда в своей жизни. Я не помню, как вбежал домой, и опомнился уже тогда, когда мать кричала на меня, что я неблагодарная свинья и ни во что не ставлю ее. Что буду наказан и прочее. В общем бранила и злилась на меня как могла, но это тогда было совершенно не важно.
«Может мне все это показалось?» — подумал я тогда — «Может это галлюцинация из-за темноты и страха. Я просто струсил и это все мне явно привиделось». Однако я почти всю ночь не спал. В полудреме и бреду мне снилось, что во тьме я сражался с драконом, у которого много голов, и сколько бы я их не рубил своим маленьким кинжалом, каждый раз они отрастали вновь и вновь, а в конце он меня просто проглотил!
На следующий день выйдя во двор школы, я узнал, что Ольку Глазунову, из 11 Б класса, нашли мертвой. Голой, грязной, изнасилованной, со сломанной шеей. Думаю, не стоит пояснять, где именно ее нашли. Потом расспросы полицейских, угрюмое молчание собравшихся на стадионе, собаки ищейки, тревога и паника. Это был последний день лета, который я провел во дворе школы. Увиделся со всеми я только первого сентября.
И теперь, когда я шел по этой прекрасной аллее, вдоль уже сильно разросшихся деревьев, только небольшой пыльный памятник и искусственные цветы напоминали о той истории. Прошло много лет, а я помню все в мельчайших подробностях. Ее глаза, которые тогда отчаянно молили меня о спасении, я не смогу забыть, наверное, никогда. Может где-то в глубине я виню себя, что ничего не сделал, не смог помочь, но прошлого не изменить. Проходя мимо того места, немного сбавив шаг у памятника, стараясь не смотреть на него, я глубоко набрал воздух в легкие, тут же с тоской выпустил его и ускорился, не желая больше будить те воспоминания и чувства. В что я верю? Дурацкий вопрос!
Огонь без дыма или дым без огня
Подойдя к дому, я не стал высматривать машину родителей, дабы не вгонять себя в панику, а решил сразу подняться к ним. У меня был свой комплект ключей, но я до последнего надеялся, что он мне не пригодится. Дверь в подъезд была приоткрыта, кусок кирпича мешал ей, и я совершенно беспрепятственно попал в лифт. Бултыхаясь меж этажей, я стал разглядывать внутренности лифта, и на глаза мне попалась забавная реклама. Черно-белое изображение трех обезьян в судейских мантиях, каждая из которых закрывала себе рот, глаза или уши, а внизу надпись: Адвокат Хоботов Е. Р. и номер телефона. И все. Довольно остроумная интерпретация части буддисткой философии. Было необычно видеть ее в замшелой многоэтажке, она здесь была не совсем к месту, несколько неуместна, но, сказать по правде, все-таки привлекла мое внимание на мгновение, пока я поднимался на нужный мне этаж. Лифт остановился, и сквозь открывшиеся двери я бесшумно подкрался к квартире и решил сначала позвонить, но постояв с минуту и не дождавшись ответа, сам вставил ключ в замок и вошел внутрь.
Встретила меня только тишина. Одежды и обуви родителей не было, было тихо, чисто и ни одного признака того, что они вообще тут были. Я разулся и замер в коридоре. Слегка оторопел. До этого момента, был у меня еще один способ разузнать, где родители, но все это время я к нему сознательно не прибегал ведь знал, что шансы ничтожно малы. Это позвонить им. Зная своих родителей и их отношение к технологиям и всему новому, с самого начала на это можно было не надеяться. Пройдя на кухню, я выдвинул из-под стола табуретку, достал смартфон и набрал сначала отца. Телефон абонента выключен. Сбросил. Сел. Набрал маму. В соседней комнате раздался звонок. Я, не сбрасывая вызов, вскочил со стула и почти бегом направился к источнику звука. Телефон аккуратно спрятался в складке дивана. Ну конечно, она его просто забыла. Такое случалось постоянно, так что ничего удивительного. Я взял его, уселся на диван, разблокировал и сразу полез смотреть историю вызовов. Там было несколько пропущенных в том числе от маминой подруги, которая работала в городской администрации. Я нажал кнопку вызова, чтобы спросить не знает ли она что-то. Голос из динамика раздался облегченным приветственным криком.
— Алло, Алла! Аллочка, ну наконец-то! Я весь телефон разбила, с вами все в порядке?
— Теть Марин, это Олег, здравствуйте. Мама опять телефон забыла.
— Ой Олежек, это ты? Привет. Родители с тобой? Они рядом?
— Нет, теть Марин. Я сейчас у них дома как раз, и сам пытаюсь их найти. Они сегодня рано утром заехали ко мне, но вели себя как-то странно, и я их выпроводил. Сонный был и ничего не разобрал толком, но там видимо что-то с бабушкой случилось, так что не удивительно, что они немного растерянны и не в себе. Но я точно не уверен, думал вечером их увижу, и все обсудим.
— Ой, как хорошо, что ты их видел, прекрасно. Значит все в порядке, а то я все не могу до них дозвониться. А ты чего не на работе?
— Да я себя неважно чувствую, и решил сегодня выходной взять.
— Молодец, правильно, отдыхать тоже нужно. Послушай, я что звонила-то, собственно. Твой отец еще в субботу попросил разузнать про некоего… Сейчас я тут записывала, вот — Болтливых Остап Гаврилович. Сказал, что ему для продажи машины нужно. Ну я без задней мысли, все, как всегда, а как информацию нашла, обомлела и сразу отцу твоему трезвонить! Пусть ни в коем случае этому человеку машину не продает! Он родился аж в 1908 году, а свидетельства о смерти мы вообще не нашли! Олежка, это точно мошенники, я по телевизору видела! Они паспорта давно умерших людей подделывают, а потом ищи свищи их. Ты уж пожалуйста, как отца увидишь скажи ему, а то я переживаю, мало ли что.
— Очень странно. Он бы мне сказал, что хочет продавать машину, а тем более, что уже нашлись покупатели. Сегодня я видел их джип. — голос дрогнул и пришлось тяжело сглотнуть и сделать паузу.
— Мой хороший, я сама удивилась, да еще он позвонил рано утром и очень странно говорил, как будто пьяный был. Я стала переживать, как бы он глупостей не натворил. Ладно Олежка, я пошла работать, не забудь ему передать, пожалуйста, вдруг это и правда важно. Хорошо?
— Хорошо теть Марин, я постараюсь, до свидания!
Я с чувством некой обиды и разочарования сбросил вызов и отложил телефон. Странно все это. Я виделся с отцом на той неделе, мог бы хотя бы намекнуть мне на продажу машины, ну или хотя бы, что собирается это сделать. А тут покупатель. Гребаные мошенники навешали на уши лапши. Как бы сейчас, в таком состоянии, он и правда ее не продал этим людям.
Время было уже ближе к обеду, я решил пойти что-то пожевать, а после никуда судорожно не бежать, а остаться и подождать их прихода тут. Все равно я больше не знал где их искать, так что смысла от моих потуг совершенно нет. Я в развалку поднялся с дивана и скользя носками по линолеуму поплыл на кухню. Дверца холодильника, пакет молока, два яйца, масло, хлеб. Чиркнув спичкой, я зажег газовую плиту, поставил греться сковороду, взял в руку бутылку подсолнечного масла, но внезапно зазвонил телефон. На этот раз мой телефон. Я доставал его из кармана в надежде, что это перезванивает отец, но это был незнакомый номер. Я принял вызов.
— Алло?
— Олег, здравствуйте, это Степан Анатольевич, директор, вас беспокоит.
— Да, Степан Анатольевич, здравствуйте, — я молниеносно сориентировался и сделал свой голос слегка больным и измученным, а сам от волнения машинально начал расхаживать по квартире. — Знаете, я пришел сегодня в офис, и мне стало как-то плохо. Я подумал, что не стоит работать в таком состоянии и уехал к родителям. Разрешите за свой счет отдохну денек, а если завтра лучше не станет возьму тогда больничный.
— Это конечно без проблем, только впредь желательно ставить в известность хотя бы вашего прямого руководителя, а не убегать сломя голову, чтобы он потом мне не жаловался. У меня нет времени на подобного рода звонки, договорились?
— Да, конечно, благодарю вас, всего доброго! — пронесло.
Я выдохнул и расслабился. Возможно, не придется менять работу, и все само собой утрясется. Пока я придумывал правдоподобную отмазку и пытался сгладить все углы, я оказался в комнате, и закончив говорить облегченно бросил телефон на диван. Не спеша снова направился на кухню. Но не успел я сделать шаг, как телефон зазвонил вновь. Наверняка начальник забыл что-то спросить и теперь перезванивает, и я не глядя прислонил телефон к уху.
— Да, Степан Анатольевич? — снова больным голосом произнес я.
— Кхм, эм, прошу прощения, вас беспокоит Патологоанатомическое отделение БСМП №1, вы Роланов Олег Дмитриевич?
— Я!?
— Вам необходимо подъехать к нам в отделение, нужно срочно решить вопрос с телами, их утром доставили. Мы до вас дозвониться не могли. Сегодня подъехать успеете? До 17:00?
— Какими телами?
— Вам разве еще не сообщили. Полицейский, сказал, что сам вам сообщит и обо всем уведомит. Разве нет? Сейчас минутку. — и голос разлетелся сильным эхо и провалился куда-то в глубь комнаты. — Гриш, а Гриш, эти два тела с аварии, мент же приходил про них разговор был, да? Ага, понял. Все верно. Нам утром сказали, что они сами вас уведомят. Вот мы с самого утра вас ждем, и дозвониться не можем.
— А о каких телах, простите? — и не смог договорить, ком из слез встал у меня в горле, и я еле сдерживался, чтобы не зарыдать.
— Очень странно, что вам не сообщили, уже столько времени прошло. Нам сказали только, что очень рано утром произошла автомобильная авария, смерть констатировали на месте, потом доставили к нам. Вы в списке ближайших родственников. Мне жаль.
Отложив телефон в сторону, я смотрел ровно перед собой, и град из слез капал на ковер под моими ногами. Я просто не мог в это поверить. Собравшись с силами, поднес телефон к уху.
— Олег Дмитриевич? Вы сможете сегодня приехать?
— Постойте, нет. Этого не может быть, я разговаривал с ними сегодня утром, -всхлипывая и кашляя, вымолвил я, — А вы мне что говорите! Это не мои!
— Послушайте, я, конечно, вам соболезную и все такое, но у нас тут несколько тел ждет на очереди! Ваши или нет, прошу приехать сюда и на месте разберемся. У нас тут не гостиница, да и не в моих интересах вас обманывать, уж поверьте!
— Хорошо, сейчас приеду.
— Ушинского 10, постарайтесь до 17:00 успеть.
— Хорошо. — на том конце уже повесили трубку.
Я не хотел плакать, слезы почему-то сами вытекали из уголков глаз и неслись бурным потоком по моим щекам и, хотя я не поверил в сказанное, внутри что-то екнуло от одной мысли о том, что это могло произойти. Я видел их и говорил с ними сегодня утром, трогал их. Снова, уже обдуманные и переваренные мысли и чувства, по новому кругу вернулись ко мне, и я стал погружаться в них, не замечая, что делал тоже самое несколько часов назад. Опять вихрем боль и тоска разлетелись по моему телу и горячим воздухом омыли все мои конечности, так что испарина появилась на моей спине. Не может этого быть! Это точно ошибка. Нужно убедиться, ситуация сама складывается таким образом, чтобы я смог это сделать. Нужно быстро съездить в морг, как можно быстрее все выяснить и наконец успокоиться. Я сунул телефон в карман, как в тумане прошел в коридор, обулся, надел куртку и вышел.
Мысли путались и сновали из стороны в сторону в замкнутом пространстве моей черепной коробки. Ехать на автобусе или идти пешком холодно и долго, а мне хотелось как можно быстрее закончить этот поход, и я, спустившись, вызвал такси и стоял у подъезда в ожидании. Не в силах сосредоточится, я ходил взад-вперед, пошаркивая ногами и черпая старенькими ботинками грязный снег. Жаль, что я не курю, а то самое время. Руки слегка потрясывались, я был сильно возбужден, и по телу пробежала небольшая и неуемная дрожь, истерика перешла в хроническую стадию и слегка стихла.
На улице было пусто, только одинокая девочка гуляла с собакой возле дома. Собака эта радостно виляла хвостом, кружилась и весело прыгала, играя сама с собой и темным, истоптанным снегом. Вот бы и мне так, кружиться и скакать беззаботной собакой. Девочка заметила мой интерес к собачонке и дернув поводок смело двинулась прямиком ко мне. Она молча подошла и встала совсем рядом, а собака с любопытством начала меня обнюхивать. Такси что-то очень долго едет. У собаки был интересный приплюснутый нос и шелковистая не по погоде шерсть, а девочка как-то странно и пристально смотрела на меня. Где-то я уже видел этот взгляд. Пронзительный. Пугающий. Я невольно дернулся, и вместе со мной дернулась девочка, дернулся и поводок. Собака, обнюхав меня, потеряла интерес и стала уходить. По моему телу снова пробежали мурашки, но это был не конец. Немного отойдя от меня, девочка обернулась и сказала:
— От вас дымом пахнет. Что-то горит!
В тот же миг в кармане громко зазвонил телефон, и машина такси повернула прямо к моему подъезду. Черт возьми, я оставил сковороду на включенной плите. Черт, черт, черт! Я пулей подлетел к подъезду, но дверь закрыта. Кто-то выдернул кирпичик и теперь нужно было искать ключ. Трясущейся рукой я шарил по карманам, вынул связку, открыл дверь, вызвал лифт, который сразу впустил меня. Тыкал на кнопку этажа столько раз, сколько было сил, и быстрее он, конечно, не поехал. Очень долго. Выбежал. Вроде бы гарью не пахло. Руки не слушались, а ключ никак не мог попасть в личинку. Ура, открыл. Прямо в обуви добежал до кухни, оставив кучу размазанных следов. Мать меня убьёт. И допрыгнув до плиты одним движением выключил ее. Сковорода раскалилась словно лава, от нее струйкой исходил черный дым, который затянул кухню, но повезло, что я не успел налить масла, иначе…
Снова зазвонил телефон, но я был уже без сил. Снова незнакомый номер.
— Алло.
— Здравствуйте, это такси, стою у подъезда!
— Да, я выхожу.
Мать его, что за день сегодня! Я рассыпался. Раскололся на части. Еще немного и впаду в дикое отчаяние, не смогу вообще ничего предпринять. Уходя, проверил еще раз все ли я выключил и только после этого спокойно закрыл за собой дверь. Лифт был на моем этаже, я спустился, снова пялясь на странную рекламу, быстро сел в такси и покатил в сторону морга. Меньше, чем через пол часа я буду на месте, и наконец-то все закончится. Надеюсь.
На том конце провода
Больница находилась довольно далеко от центра, за всеми этими событиями, время незаметно подкралось к вечеру, и народец хлынул на своих обледенелых, страшненьких машинках на улицы, дабы успеть без пробок попасть домой. Начинало темнеть. Водитель такси будто специально залез в самую гущу, выбрав маршрут, проходящий через деловые и офисные центры. Объездные пути я знал хорошо, а вот он видимо нет, и уперевшись в зад серебристой Лады, мы медленно продвигались от одного светофора к другому. Я сидел сзади и решил молча откинуть голову, постараться сейчас ни о чем не думать, попытаться не загнать себя в темный угол и доехать, сохраняя последние остатки хладнокровия.
Уткнувшись лбом в стекло, я смотрел, как укутанные люди торопятся кто куда: в столовые и кафе, чтобы успеть занять очередь за скверно пахнущим супом и дешевым пепельным кофе, в магазин за черствым батоном и пельменями, за детьми в сады и школы, может быть на вечерний матч или к друзьям на пиво. Все как-то двигались, будто в большом муравейнике, телефоны не выпускались из рук, люди сигналили друг другу, кто-то упал и бранил дворника за лед и снег на тротуаре. Все злились и нервничали, ерзали, бежали, опаздывали, суетились и метались — все подчинялись хаосу. Однако верили, что хаос этот упорядочен и поддается контролю. Что за жизнь, хотя сам тысячу раз находил себя бегущим, а после стоящим в этой самой очереди за тем же самым кислым супом или дерьмовым кофе.
Такие правила игры. Однажды согласившись в нее играть, очень сложно вытащить себя и избавиться от азарта, перестать делать ставки и надеяться на зеро. Тут либо красное, либо черное. И вот ты снова у автомата. Ты на крючке, и с тобой можно делать все что угодно. Сначала ловко поймали, осталось выпотрошить, и хоть жарь, хоть соли. И чем больше и дольше ты играешь, тем сильнее начинает казаться, что все по-настоящему, что жизнь проста и понятна, а чем упорнее борьба, тем больше шансов перейти на новый уровень. Совершаешь безумные поступки, идешь по головам, лжешь, предаешь и все ради чего-то большего, лучшего, вечного. Будто получив это, мы наконец избавимся от того, что нас душило, слезем с крючка и наконец будем счастливы. И отрыть глаза, замереть на секунду, понять суть совершаемых поступков и происходящего вокруг нам дано лишь достигнув точки невозврата, когда, оглянувшись, понимаешь — все снова не так. Никогда нам не достичь своих же идеалов, а все большое, что нам мерещилось оказывается не чем иным, как той же самой кучкой навоза, которая и без усилий была у нас. И от безысходности мы продолжаем висеть на этом крючке, продолжаем играть и соглашаться жрать все дерьмо этого мира, лишь бы оно было дешевым, а еще лучше бесплатным. Лишь бы только нас не тронули и не отобрали последнего — наших пустых иллюзий.
Время шло медленно, казалось, оно тоже встало в пробку, но мертвецы же не убегут и я, отпустив грузные мысли на самотек, закрыл отяжелевшие глаза и погрузился в дремоту. Я устал. Проснулся я, когда щетинистый водитель потряс меня за руку.
— Брат, приехали. У меня заказ новый, выходи, люди ждут!
Ни гвоздя, ни жезла, как говориться! Я выполз с тесного сиденья, и до центрального входа в больницу было метров сто. Пригревшись в машине так, что ледяная улица пробрала меня до дрожи, я, поджав плечи, не спеша и боясь поскользнуться, направился туда, мысленно готовя себя к приключению, коих в моей жизни еще не было. Я терпеть не мог больницы, хотя не знаю кому в России вообще может нравиться в них бывать, кроме бабулек, которым от нечего делать дай потолкаться в узких пропахших спиртом и хлоркой коридорах, и в очередях в кабинеты, что являются главным информбюро. Смесь страха, пренебрежения, или даже отвращения бурлили во мне в момент, когда я открывал дверь.
Возле регистратуры было много народу, как обычно половина окон не работало, врачи в белых халатах сновали туда-сюда, и рядом был вход в травмпункт. Люди растерянно стояли кучками, не зная куда им идти, они мешали и врачам, и больным, которые спускались сюда с верхних этажей, чтобы купить что-то съестное в местных ларьках, а медсестры в смешных синих штанах носились с бумажками и карточками словно пчелки. Я мгновенно оказался в такой же кучке и суетливо искал глазами человека в белом халате, который бы замешкался и на секунду остановился. Мне не хотелось стоять очередь в регистратуру, нужно было как-то быстро узнать, как пройти в морг. В очередной раз мотнув головой, я заприметил стоящих немного обособленно человека в белом халате, человека в полицейской форме, заполнявшего какие-то бумажки и человека с забинтованной головой. Ловко пробираясь сквозь тесные людские потоки, я старался не упустить их и улучить момент обратиться со своей дурацкой просьбой.
— Протокол я составил, вы пока отдыхайте, а мы по горячим следам попробуем отыскать мерзавца. Результат сообщу по телефону, если так будет удобно? — сказал полицейский, обращаясь к человеку с бинтами на голове. Тот кивнул и поблагодарил.
— Так от вас тогда сегодня жду результата снимков и заключение. Нам для возбуждения необходимо понимать характер травм и степень тяжести. Заключение обязательно письменно, сами понимаете. Когда я могу прийти и забрать это все для приобщения?
— Сегодня я на дежурстве, и людей как видите не мало, так что ближе к вечеру займусь писаниной. Если удобно, приходите после семи вечера или завтра, но меня тут не будет, заберете в ординаторской. — уставшим голосом ответил врач.
— Прошу прощения, подскажите, как в морг пройти? — Лучшего момента я не нашел и бесцеремонно вклинился в их разговор. Получилось хоть и робко, но эффективно, ведь все трое слегка изумленно уставились на меня, полицейский заговорил первым.
— Я сейчас как раз туда иду, минуту подождите и пройдете вместе со мной. — и дальше продолжил с доктором, — Поступим тогда следующим образом. Сегодня у меня уже не будет времени, а завтра я постараюсь утром забежать и забрать отчет, заодно о вашем самочувствии осведомлюсь. Договорились? Тогда до встречи! — они все еще раз переглянулись, немного покивали в знак согласия друг с другом, и полицейский, сделав шаг в сторону, тронул меня за плечо.
— Пройдемте.
Не дожидаясь от меня телодвижений, он резво направился по коридору в противоположную от травмпункта сторону. Шел он торопливо. Со спины был рослый, но худощавый, и шаги у него были гигантские, я семенил за ним как мог быстро. Форменная одежда смотрелась мешковатой и при каждом движении колыхалась и заламывалась, как отдельно живущий организм или паразит, облепивший бедное тело обезвоженного человека. Спустились по лестнице на цокольный этаж, долго шли лабиринтами коридоров, навстречу нам то и дело попадались люди в белых халатах, которые негодующе косились и проходили мимо. И вот перед нами двери, которые широко распахивались в обе стороны, а над ними угрожающая надпись: «Патологоанатомическое отделение». Человек в форме, не тормозя, очень смело и бойко, распахнул эти двери и как к себе домой заскочил внутрь храма смерти. Практически сразу в нос ударил своеобразный запах формалина, трупного разложения, хлорки и прочих дезодорантов для мертвецов. Единожды почуяв эту смесь ароматов, их уже ни с чем не спутаешь. Слегка затошнило, пришлось остановиться и зажать нос, но распашные двери сильно ударили меня по спине и протолкнули вглубь. Полицейский обернулся и посмотрев на меня ухмыльнулся, выпятив вперед скулы.
Мы прошли мимо каких-то комнат, с плотно закрытыми дверьми, на которых были только номера. Коридор был длинным и упирался в закрытый плотными резиновыми шторками проем. Не доходя до него, остановились у пластиковой белой двери, так же без надписи, но за ней явно теплилась жизнь. Я покорно следовал за полицией и молча наблюдал за обстановкой. Было немного не по себе, хотя человек в форме держался бодро и не проявлял не малейшего стеснения или робости. Пластиковая дверь открылась на себя, и машинально снимая шапку, громко, чтобы даже мертвецы услышали, полицейский прокричал:
— Гриш, ты здесь? — ответ послышался откуда-то сзади, чьи-то тапочки начали шелестеть по полу в нашу сторону. Противоположная дверь распахнулась и из нее выскочил человечек, по виду напоминавший хранителя секретов умерших.
— Опять ты, что-то зачастил к нам! — человечек этот был небольшого роста, лысенький, с маленьким сплюснутым носом и еле видными глазками, спрятанными за оправой увесистых очков. На нем был белый халат поверх черной водолазки, а в руке он держал какой-то надкусанный пирожок. — Снова труп приволок? Или как прошлый раз поковырять пришел? Кх-кх! Давай, что хотел, дел много?
— Ты всем-то не рассказывай, я так, спросить зашел, не приходили за теми двумя, что после аварии? А то время идет, вещи лежат, машина стоит.
— Ой, я забегался и забыл про тебя. Их забрали, буквально пол часа назад. — он прошел мимо нас в кабинет, попутно откусив пирожок.
— Твою мать, ты серьезно? Гриша, ну просил же! Теперь ищи-свищи его. — полицейский был явно удручен сложившейся ситуацией, но больше всех был удивлен я, однако предпочел не вмешиваться и наблюдать, как диалог развивался сам собой. Мне, без лишних вопросов, оставалось только стоять, смотреть и слушать. Как в театре. Полицейский в раздумье начал ходить взад-вперед и нервно теребить в руках форменную шапку.
— Ну не злись ты. Мы чудом дозвонились до пацана, номер которого ты оставил, и малый очень оперативно приехал. Он явно не в себе был, даже для меня удивительно. Я, когда тела вывез, он их и нюхал, и разглядывал, и все трогал, щупал. — он, не прожевав до конца, ярко жестикулировал и всячески выказывал свое отвращение, размахивая надкусанным пирожком в разные стороны. — В общем не знаю, чем тебе теперь помочь. Я отвлекся, куда-то отошел, а когда вернулся ни его, ни тел уже не было, чему я, честно говоря, несказанно рад. Ты же знаешь, мне важно чтобы ячейки освободились. У нас тут видите ли очередь. — из его открытого рта раздался короткий и нелепый смешок, который больше походил на хрипотцу подавившегося пирожком человека.
— Ты молодец, конечно, отделался, а мне куда теперь барахло девать с металлоломом. Гриш, ну как так-то?
— Да позвони ты ему сейчас, может они еще не далеко убежали.
— А номер остался?
— Кажется так на столе и лежит.
Полицейский прошагал в комнату, из которой вышел человечек и вернулся оттуда с смятой бумажкой в руках. Достал мобильник и кармана брюк и не мешкая начал набирать номер, написанный на ней.
— А этот че тут стоит? С тобой что ли? — лысенький мужичок кивнул в мою сторону и впервые за все время обратил на меня внимание, уставившись своими черными пытливыми глазками.
— Да не мешай ты, видишь дозвониться пытаюсь. — полицейский поднес мобильник к уху, и все замерли, была полная тишина. Он опустил голову вниз и раздраженно топал подошвой, а человечек все пялился на меня, дожевывая свою еду. Раздалось резкое, пронизывающее эхо, быстро облетевшее коридор морга, и все живые в нем присутствующие дернулись в эту же секунду. Мне показалось, что даже трупы слегка откликнулись на зазвонивший в моем кармане телефон. Я медленно достал его — незнакомый номер. Принял вызов и спокойно поднес устройство к уху.
— Алло! — я поднял голову на полицейского, который пристально смотрел мне прямо в глаза. Буквально прожигал меня!
Все недоумевающе молчали. Гробовая тишина снова воцарилась. На несколько мгновений немые вопросы повисли в воздухе. Никто из нас не решался убрать мобильные от уха, а человечек в белом халате проглотил наконец пирожок и скрестил руки на груди. Переглядывались. Я не решался начать говорить. Полицейский тоже. Ситуация, казалось бы, простая, но никто одновременно не понимал, что именно происходит. С минуту каждый в своей голове провернул видимо с десяток чудесных и сверхъестественных историй достойных быть озвученными, однако им не суждено выйти в свет. Первым сдался полицейский, убравший телефон от уха, и еле сдерживаясь процедил сквозь зубы, не сводя с меня взгляда.
— Гриша, кому тела отдал говоришь?
— Я! Ну это. Парень. Пришел. Сразу имена назвал. Я ну и прикатил их. — и он громко и тяжело сглотнул слюну.
— Хорошо. А дозвонились вы тогда кому? Ты же по этому номеру звонил?
— Ну да, номер, что на бумажке написан. Ты же сам его и написал. Я еще удивился как быстро он приехал. Минут десять прошло после звонка.
— И документы ты у него, конечно, не проверил? Так отдал!?
— Забыл. Отвлекли. Я может и не отдал бы. Но все так быстро, я опомниться не успел. Народу видишь, как много. — и он обернулся вокруг себя, пытаясь схватиться за что-то взглядом. В кабинете правда не было ничего, что помогло бы ему аргументировать свою промашку.
— Ох, Гриша блин. Как тебя земля носит? Ладно. Так, тогда разбираемся с тобой. Я так понимаю ты родственник погибших, и телефон, понятное дело, твой? — полицейский теперь обращался ко мне и стал медленно сближаться.
— Мой.
— А документы твои посмотреть можно?
— Пожалуйста. — стараясь не показывать панику, я залез в карман, достал оттуда бумажник и пытаясь угомонить трясущиеся руки протянул его полицейскому. Он развернул паспорт, несколько раз сверил мою внешность с фотографией в документе и даже поднес его ближе к лицу, чтобы получше разглядеть. Молча вернул. Смял свою шапку.
— Гриш, а Гриш, у меня к тебе только один вопрос. Какого хрена!? Неужели так сложно? Проверить документы, прежде чем тела отдавать? Что за люди? Мало мне дерьма, теперь еще трупы искать!
— Слушай, ну опять двадцать пять! Ты же прекрасно понимаешь процедуру, ну кому еще кроме родственников на хрен нужны эти мертвяки? Горе у людей! А я еще буду со своими процедурами приставать. Это ваша работа. А у меня и мысли задней не пронеслось! — он сделал паузу, слегка потер лоб. — А, я вспомнил что меня отвлекло, у меня тут кровь носом пошла, с детства такого не было. Я вышел в туалет, а вернулся, их уже и след простыл. Точно! Я очень даже обрадовался такому стечению обстоятельств, что не буду лишний раз бегать туда-сюда, забрал, увез и отлично, значит места свободные появились! А для меня только это важно сейчас, товарищ полицейский, только это и важно.
— Ну и дебил ты, Гриша!
К этому моменту ко мне чудесным образом уже вернулось спокойствие. Будто обыденную ситуацию решаем, вроде груз какой-то потерялся, и надо его найти. Я решил вмешаться и чуть разрядить нарастающий конфликт.
— Это все конечно здорово, а мне то, что делать? Я даже не уверен мои ли это тела. Ну, то есть родители! — полицейский с многозначительным и важным видом положил шапку на голову и надвинул ее на лоб.
— Что делать, что делать? Сейчас в участок поедем, и там придумаем. Пока ума не приложу кто и зачем мог забрать ваших или не ваших родственников. В участке осмотрите взятые с места происшествия вещи, если ваши, то подпишете протокол, а дальше пойдем на стоянку за машиной, точнее за тем, что от нее осталось. Если нет, будет видно.
Я не стал сопротивляться, хотя до конца не был уверен, что мне вообще стоит на это соглашаться. Двинулись на выход. Полицейский покрутил пальцем у виска проходя мимо Гриши, тот в свою очередь пожал плечами, и все молча разошлись, шаркая ногами по вымытой плитке. Шли той же дорогой, среди пахнущих гноем и испражнениями коридоров, мимо изредка попадавшихся врачей и медсестер, вдоль белых потрепанных стен и безымянных кабинетов. Пытаясь угнаться за великаном в форме, я семенил ногами как умел шустро, и через несколько минут мы оказались во внутреннем дворе больницы. Внутренний двор был скудный и заснеженный, к нему примыкала вычищенная дорога и парковка. Полицейская четырнадцатая была хороша заметна на фоне однообразных машин.
— Ой, черт, забыл. Нужно было еще кое-что спросить. Подождите меня здесь, я быстро. — он открыл машину и усадил меня на заднее сиденье, и уже захлопывая дверь пошутил, — Надеюсь вас не украдут, а то останется много нерешенных вопросов.
Дверь хлопнула и полицейский, перепрыгивая своими длинными и тощими ногами через снег, снова направился к зданию больницы. Было довольно холодно. К вечеру мороз обычно крепчал, а ветер пронизывал даже теплые вещи насквозь, не говоря уже об обледеневшей консервной банке, в которой я сидел. Людей, проходивших мимо, было мало, машин на парковке тоже было не так много, на улице еще светло, только кучка голубей почему-то терлась возле моего окна, и они спешно взмывали вверх, когда я рукой стучал по стеклу.
Ждать стало скучно. Куда-то пропало чувство страха, горе утраты не ощущалось так сильно, хотя буквально час-полтора назад мои слезы невозможно было остановить, и я совершенно не верил, что это происходит со наяву. Сейчас шторм внутри утих, наступил штиль, и я совсем ничего не чувствовал, был пустым, как выпитая бутылка лимонада, внутри которой лишь вонючий воздух и остатки жидкости, которая когда-то приносила удовольствие. Я был готов принять любую правду и сделать все, что скажут, уже ничего не имело значения, и любое предложенное мне продолжение истории, в какую бы сторону она не развернулась, не даст мне прежней картинки мира. Все изменится. Вероятно, именно из-за этого моего пассивного настроя и наплевательского отношения к событиям, я и сижу в промерзлой полицейской машине словно преступник, обреченный на наказание и ожидающий своего приговора. Ожидающий, как судьба распорядится, а внешний мир и обстоятельства сими собой, вместо меня все обустроят и обставят. Я лишь позже посетую, что все не так, как я хочу. В данную секунду абсолютно наплевать с кем и как двигаться, и тем более в каком направлении. Лишь бы не вспять, ведь тогда этот сраный день повториться заново и может вообще никогда не закончится.
Минут двадцать я просидел в полнейшей прострации, в состоянии, в котором я даже не думал, а просто пребывал в странном ощущении бездумья, тупо уставившись на облепивших машину, глупых голубей. В конце концов мне это надоело, к тому же стало нестерпимо холодно, и я решил пойти поискать этого полицейского, или как минимум погреться в холле больницы. Руки и ноги окостенели без движения, а задница окончательно примерзла к поролоновой сидушке. Я со скрипом открыл заледеневшую дверь и распугал всех голубей, что стремительно взмыли вверх. Увидел рассыпанную возле машины и на ней кучу семечек. Голуби изрядно потрудились, перерабатывая их в замерзший белый налет.
Через снег, фактически по следам давно ушедшего полицейского, начал пробираться к больнице, зачем-то постоянно оборачиваясь на машину. Через задний вход снова вошел в больницу, прошел небольшой коридор, поднялся по ступенькам и открыл небольшую входную дверь, которая вела обратно внутрь просторного холла с регистратурой. Ничего необычного. Однообразная, типичная картина. Народу не меньше, кучи возле регистратуры, врачи в белых халатах снуют туда-сюда, а я опять стою в растерянности и кручу головой во все стороны. Среди мелькающих, суетящихся и копошащихся муравейчиков, мое внимание привлекли только эти особи. Стоит врач, рядом с ним человек с забинтованной головой и полицейский. Тот самый которого я ищу. Дикость! Я значит промерз до костей, а он мило беседует, стоя в холле больницы. Слегка опешив, я стал пробираться сквозь толпу, и уверенными шагами, распихивая людей руками, рассчитывал громко заявить о своей претензии, подошел почти в плотную, но не успел выплеснуть ни грамма слов, потому что диалог этих троих донесся до моих ушей раньше.
— Протокол я составил, вы пока отдыхайте, а мы по горячим следам попробуем отыскать мерзавца. Результат сообщу по телефону, если так будет удобно? — говорил полицейский, убедительно кивая в сторону забинтованного, а после сразу переключился на врача.
— Так, а от вас тогда сегодня жду результата снимков и заключение. Нам для возбуждения необходимо понимать характер травм и степень тяжести. Заключение обязательно письменно, сами понимаете. Когда я могу прийти и забрать это все для приобщения?
— Сегодня я на дежурстве, и людей как видите не мало, так что ближе к вечеру займусь писаниной. Если удобно, приходите после семи вечера или завтра, но меня тут не будет, заберете в ординаторской. — ответил ему врач.
И тут я бы должен спросить, как пройти в морг, но я просто не поверил в происходящее. Они меня разыгрывают? Они слово в слово повторили диалог, который уже вели, который я уже слышал, в прошлом. Не издав ни звука, я попятился, попутно задевая стоящих людей, и не оборачиваясь, практически спиной нашел основной выход, открыл дверь, но засмотревшись, спотыкнулся, задев порожек ногой, и кубарем вывалился из больницы на улицу. Я лежал, закинув голову навзничь. Дыхание слегка участилось, пар то и дело выходил из рта и ноздрей. С минуту я переводил дух, в больницу, перешагивая через меня, входили и выходили люди, усилием воли я поднялся и сел, осмотрелся, заметил, как на улице людишки слегка косились, но какое мне до них дело. Я встал на ноги, уверенно, как ни в чем не бывало отряхнул штаны, одернул куртку и снова резко открыл дверь в больницу.
Все по-прежнему. Почудилось. Люди ходят, снуют врачи, толпы стоят на своих местах, но я почему-то не решаюсь пройти дальше внутрь. Будто неведомая сила не пускает меня за порог и держит в дверях, давая сквозняку продуть затхлые коридоры. Сначала просунул голову, покрутил ей, хотел плавно войти, но в спину пеня пхнула бабка, и я нелепо выставил ногу вперед и замер. Я постарался сразу не поворачивать голову на то место, где стояли полицейский с врачом и забинтованным парнем, но все же краем глаза уже заметил их. Но раз они там стоят значит диалог их продолжился, и на меня они не обратили никакого внимания. Скорее всего, я что-то перепутал или не расслышал. Игра разума, галлюцинации, мне просто нужно расслабиться, и, успокаивая сам себя, я снова медленно стал продираться сквозь забитый холл больницы поближе к полицейскому. Подойдя совсем близко, я навострил слух и, наклонив голову немного вперед, стал медленно топтаться и приближаться к ним, вслушиваясь в то, что они говорят, но отчетливо речь разобрать не получалось. Я плечом столкнулся с каким-то мужчиной и оказался практически на том же месте, где стоял впервые.
— Протокол я составил, вы пока отдыхайте, а мы по горячим следам попробуем отыскать мерзавца. Результат сообщу по телефону, если так будет удобно? Так, а от вас тогда сегодня жду результата снимков и заключение. Нам для возбуждения необходимо понимать характер травм и степень тяжести. Заключение обязательно письменно, сами понимаете. Когда я могу прийти и забрать это все для приобщения?
— Сегодня я на дежурстве, и людей как видите не мало, так что ближе к вечеру займусь писаниной. Если удобно, приходите после семи вечера или…
Страх кольнул меня словно иголкой, а вместе с этим уколом все вокруг резко замолчали и остановились. Просто, мать его, все. Замерли. Окоченели. Превратились в обездвиженные фигурки. В секунду прекратились шарканья ногами, бубнёж и гомон, ругань, толчки, шелест страниц, чирканье карандашей и шариковых ручек, даже стрелки часов, что висели над окошком номер три перестали монотонно щелкать. Как будто на паузу поставили весь мир вокруг меня, такое только в фильмах показывают. Сердце забилось, застучало в висках, вены на моих руках набухли. Взгляд метался из стороны в сторону, голова закружилась, в панике пытаясь уловить хоть что-то двигающееся, живое, еще не окоченевшее. Люди были как камни, как восковые фигуры в музее, и я не решался дотронуться до них. Словно все вдруг стали ледяными трупами, не успевшими еще добраться до морга. Я боялся, что, прикоснувшись к ним, и сам стану бесчувственным мертвым созданием, что уже никогда не смогу оживить биение сердца внутри и придать своему телу движения.
Внезапно, среди сотен пар глаз, смотрящих кто-куда, я поймал на себе абсолютно прямой взгляд из толпы, стоящей в окно регистратуры. Это был психопат из кофейни. Я его узнал. Он замер вместе со всеми, но неестественно стоял спиной к окну, таращился прямо на меня, с ужасным видом маньяка и зловеще улыбался. Его натянутые морщины, прищуренные веки и оскал внушали ужас. Он будто наблюдал за мной, выслеживал меня, как охотник свою дичь, старался незаметно подобраться ближе, чтобы напасть. По спине у меня скользнула струйка холодного пота. Но он, как и все был неподвижен, терзать себя догадками было бессмысленно, и я продолжил разглядывать остальных.
Прошли минуты, и среди этих неживых, замерших туловищ, я слегка посмелел и стал скользить, плыть между ними, осмелился трогать их, прислушиваться к дыханию. Это было очень странное чувство. Словно я нахожусь в лесу, среди неподвижных, но живых деревьев, пытаясь уловить тонкий аромат абсолютной природной тишины, которая принесет мне умиротворение и покой. Я подошел вплотную к полицейскому, что так и замер в процессе диалога, с открытым, перекошенным ртом. Ткнул в его щеку указательным пальцем, и внезапно, он дернулся, скрипя суставами, и также скрючив рот, в окосевшей позе и весь перегнувшись, повернулся и стал смотреть мне прямо в глаза, не меняя выражения своего онемевшего, завернутого в кулек лица. За ним повернулся врач. И больной повернулся. Они выглядели как марионетки, в руках неумелого кукловода, словно нечто непривычное управляло ими изнутри, от этого их ломало и скрючивало в разные стороны. Движения были неестественные и пугающие. Они скрипели, хрустели, ломались и изгибались неестественным для людей способом.
Но дальше стало происходить что-то совершенно невероятное, эмоции от увиденного описать вряд ли получится. Один за одним на меня стали поворачиваться все люди в этой адской прихожей. Все. До одного. Бабки в очереди, врачи, больные из травмпункта, дети, какие-то бомжи, медсестры, странный мужик с маньяческим оскалом. Все с абсолютно каменными, скошенными и уродскими лицами, теперь повернулись и смотрели мне прямо в лицо. И от этого я сам будто окаменел, не смог даже ногой шевельнуть. Встал как вкопанный.
Первым, непонятно откуда, не шевеля ртом, издал звук полицейский, очень надрывно и очень громко.
— Я тебя нашла! Услышь… Мой голос! — эти слова будто вырывались из его легких, минуя горло и рот.
— Услышь… Мой голос!!! — следом за ним заорали доктор, стоящий рядом, и пациент с забинтованной головой.
— Услышь… Мой голос!!! — за ними все остальные люди, находящиеся в этом месте, и писклявый, прорезающий пространство голос мужика.
— Услышь… Мой голос!!! — через несколько секунд все с каменными лицами, скорчившись, скрючившись, непонятно, как и откуда, просто вопили во всю глотку.
— Услышь… Мой голос… Услышь… Мой голос… Услышь… Мой голос…
Это была секта, а я в роли жертвы на подношение богам! Монотонно пульсирующая толпа стала переставлять свои ноги и двигаться прямо на меня. Они продолжали выкрикивать. Продолжали обступать меня. Я был окружен. Шум и гул в ушах не давал сосредоточить мысли. Они уже совсем близко, настигли меня. Я закрыл руками уши и заорал, что есть сил.
— Заткнитесь!
— Услышь…
— Замолчите прошу!
— Мой голос…
— Да что тебе от меня нужно?
— Услышь…
И с последним словом все разом, как тряпичные куклы, рухнули на пол. Обмякли и сдулись. Наступила абсолютная тишина. Как в лесу. Люди валялись теперь бездыханные, обездвиженные и как пластилин не живые. И стоя среди груды тел, которые больше походили на трупы, меня стошнило.
Плохие новости
В глазах с каждой секундой мутнело, но как только свежесть зимы доползла до покрасневшего носа и сквозняком проникла мне в мозг, я очнулся и оказалось, что бегу. Бегу во всю прыть, так что ноги заплетаются от скорости. Бегу, что есть сил. Спотыкаюсь, перепрыгивая сугробы и слякоть, падаю, задыхаясь встаю и, скользя по снегу и льду, продолжаю забег. Весь изгваздался, промок, озяб, но это сейчас не заботит. В конце концов я выдохся и, сбавив темп, сначала перешел на шаг, а через минуту и вовсе остановился, оказавшись уже очень далеко от больницы. Морозный воздух вырывался у меня из груди и вихрем разлетался по пустому двору. Я убежал. Во рту отчетливо чувствовался привкус рвоты, и вытерев его снегом и им же немного умывшись, я сел в грязный сугроб. Сердце колотилось и рвалось наружу, с каждым ударом угрожая проломить грудь изнутри. Я подогнул колени, поставил на них локти, а на согнутые руки положил свою тяжелую голову.
Куда моя жизнь катится? Я больше не понимаю, где реальность, а где выдумки моего больного разума. Происходящее невозможно объяснить логически, это либо галлюцинации, либо агония, последствия которой смерть. Этот день меня или убьет, или откроет что-то невероятно новое, отчего я никогда уже не буду видеть мир прежним. Сейчас я не живу, а наблюдаю собственную жизнь со стороны, лишь туловищем участвую в ней, пытаюсь что-то предпринять, но меня вечно сносит, я больше не властен над происходящим, как деревянный плот, плывущий по шумной и быстрой реке, который управляем теперь только стихией, он, как и я, плывет туда, куда подует ветер и понесет вода. Вот бы мне причалить к земле и тронуть руками пусть еще сырую почву. Мне это сейчас нужно, как никогда. Нужен глоток свежего, спокойного воздуха. Нужна пауза. Нужен знак свыше.
В эту секунду в моем кармане зазвонил мобильный и пробудил меня из сладких дум о моей ничтожной жизни. Незнакомый номер отчаянно пытался добраться до меня, я смотрел на светящийся экран смартфона и лишь после нескольких надоедливых гудков все-так решил принять вызов. Вытер слипшиеся и обмороженные губы свободной рукой.
— Я слушаю.
— Олег Дмитриевич! Это старший сержант Плотников. Я же просил вас ждать меня в машине? Буквально через минуту вернулся, а вас уже нет? В общем так, я составлю на вас ориентировку, если не явитесь в отделение, вам ясно?
— Почему-то я не удивлен? Зачем вы надо мной издеваетесь, что я вам сделал? — устало спросил я, снова положив голову на руку.
— Где вы сейчас? С вами все в порядке?
— О, сейчас со мной все прекрасно. Не дождетесь!
— Простите за угрозы, Олег Дмитриевич, трудный день. Вам, конечно, сейчас очень тяжело, я понимаю, сам когда-то потерял отца, но приехать в участок все-таки необходимо. Иначе будут последствия. Нужно успеть сегодня.
— Скажите адрес, выбор у меня все равно не велик.
— Пятый отдел полиции, улица Дзержинского, знаете? Там недалеко от автобусной остановки, серое двухэтажное здание. На входе скажете, что сержант Плотников ждет за вещами, вас запишут, и вы прямиком в мой кабинет, это на первом этаже.
— Хорошо.
— Олег Дмитриевич. Не пропадайте. — монотонно сказал он, в динамике зашуршало и вызов прервался.
Что это? Знак свыше, о котором я только что молил, или очередная иллюзия, которая не принесет ответов, а задаст еще больше вопросов. А может это просто гвоздь в крышку, который прикончит меня и дело с концом. Так даже легче. С другой стороны, если отбросить сомнения, после этого звонка у меня хотя бы появилось место, а точнее сказать шанс, что-то выяснить. Ведь сейчас я в растерянности. Лучше буду воспринимать это как удачу или свет с небес, что указывает мне путь. И я, конечно, поеду туда, другого варианта докопаться до истины пока не видно. Этот день длится слишком долго, и его нужно было закончить, завершить всю эту происходящую ерунду и добить уже себя. Выяснить наконец, что происходит и жить с этим.
Было совершенно непонятно, где сейчас я нахожусь, забежал в какие-то дворы старого микрорайона, преимущественно из двухэтажек, и тем более нет понимания, как из этих дебрей выйти к автобусной остановке. Не выпуская телефон из рук, открыл карту и попытался сориентироваться. Было бы несравненно лучше, если бы эти средства навигации помогали найти жизненный путь! Надеюсь, в скором времени технологии перешагнут и этот рубеж, а пока что я нашел только нужный отдел полиции, и маршрут показал, что короче и быстрее пройти пешком. Было решено проветрить голову, хотя ноги ужасно промокли и зудели от бега, а эмоциональная усталость от сумасшедшего дня уже давала о себе знать.
Я оторвался от грязного снежного сугроба, отряхнул замерзшую задницу и не спеша двинулся вглубь дворов. Осмотрев себя, нашел, что одежда была довольно измята, но в целом выглядела приемлемо. Я прекрасно вписывался в окружавший меня ландшафт, а типичные сооружения мгновенно навеяли какую-то тоску и ностальгию, дремлющую в глубине каждого из нас. Постройки вокруг были одинаковые, и человек, который хоть немного пожил в спальных микрорайонах подобных городов, без труда выберется из них с закрытыми глазами.
Я прошел мимо хрущевок, через небольшой и унылый двор, который был заставлен припаркованными машинами, где оставшиеся свободными тротуары все были в грязном, стоптанном снегу, а тот снег, что чистили никудышные пьяные дворники, свалили в детскую песочницу, где он просто лежал горой. По вытоптанной тропинке прошел мимо покошенных турников и лестниц, каруселей и ржавых горок и наконец уперся в разноцветную детскую пластиковую хреновину, по-другому и не назовешь. Она ярким пятном светилась среди серого и блеклого ландшафта. Я медленно подкрался и остановился, с удивлением и отвращением разглядывая её.
Неужели так сложно делать все для людей? Не притворяться, а действительно с чуткостью, уважением и заботой делать? Неужели те, кто конструируют, а затем устанавливают эти отвратительные сооружения думают, что все вокруг идиоты и не заметят их скотского, изуверского отношения к детям. Неужели все это план убить в нас вкус и все лучшие качества нашей человеческой натуры, превратить нас в биомассу, потребляющую пластиковые шоколадки? Неужели вы считаете, что раз создаете это, или управляете этим, то сможете сами избежать подвоха и быть умнее остальных? Не попасться на крючок и не стать заблудшей овечкой, очнувшись однажды жующей то же сено, что недавно скормили другим? Или никто этого не замечает, и все искренне верят, что подобного рода вещи, созданные в наш век, действительно прекрасны и помогают окружающим развиваться, помогают делать мир людей комфортнее? Как по мне, творцам таких разноцветных хреновин просто плевать, они ставят галочку в графе выполненные проекты и со спокойной душей идут дальше, совершенно не замечая того, что все вокруг превращается в груду разноцветных пластиковых хреновин, и что не сегодня, так завтра именно он сам в такую хреновину и превратится! Неужели трудно немного раскинуть мозгами. Раз ты там, тебе представилась невероятная возможность действительно влиять на ход истории, создавать нечто воистину невероятное и прекрасное. И это касается всех! Нельзя закрывать глаза на шлак под ногами! Нужно о нем кричать! Но это сложно, ведь нужно отвлечься от своей собственной задницы и немного подумать о людях вокруг. Или нет тут уже людей?
С минуту я постоял, пялясь на безвкусное яркое пятно, и, горько выдохнув, двинулся дальше. Мимо магазина с известным всем названием, мимо детского сада, рядом школы, мимо выросших сорняков-многоэтажек, которые выглядели словно уродливые прыщи на теле девственных малоэтажных построек, дальше вдоль аллеи, разделявшей проезжую дорогу, через заросли каких-то кустов и помойку, от которой ужасно воняло, но после нее ландшафт сменился, и я наконец стал выходить к другому району. Ну а тут все по новой. И где-то поблизости незаметно втиснулся невзрачный отдел полиции.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.