Ваня Пинженин

***

Не спрашивай о том, как я живу.

Встречаю поезда и провожаю.

Мои друзья куда-то уезжают,

А мне бы вспомнить, как меня зовут.

Не помню, чем закончилось вчера,

Как наступает новое сегодня.

Я просто-напросто для счастья не пригоден.

Да, я вам врал, смотрел в глаза и врал.

Ищу предлог, чтоб написать тебе письмо.

Хотя кому нужны все эти письма.

Мы как черемуха по осени закиснем

На ветках петербургского метро.

***

Если б я был цветком, то был бы гвоздикой,

Чтоб меня вспоминали только по праздникам:

Дарили героям и клали к убитым,

На линейку несли первоклассники.

Если б я был одним из семи дней недели,

то я был бы вторником — это понятно.

Не таким ненавистным, как понедельник,

Но и желанным вряд ли.

Мне хотелось бы быть совершенно обычным

И делать своё незаметное дело. Но не получается.

Категорически. Кто-то должен быть смелым.

***

Я в этих поездах когда-нибудь умру.

Под стук колес и чавканье соседей,

На верхней, боковой, в купе последнем,

Поближе к тамбуру.

Ну, а пока, уставившись в февраль,

Глазею на себя в немытых стеклах,

И где-то там в березках, соснах, елках

Моя печаль. Бредет впотьмах и не боится,

Что не дойдёт и что не хватит сил.

Ей, как и мне, слегка за тридцать,

Об остальном ты сам ее спроси.

***

В последнее время у меня настолько мало побед,

Что я радуюсь неоплаченному проезду в метро,

Недоеденной кем-то пицце в KFC на фудкорте.

Вот такие вот радости в тридцать с лишним лет.

По-настоящему лишними были последние лет шесть или семь,

Когда я перестал вывозить совсем,

Когда моя жена вышла из дома за хлебом и не вернулась,

Потому что уехала с кем-то в Египет,

Старые друзья перестали быть хиппи,

А новых — как не было, так и нет.

По утрам я все так же считаю овец,

чтобы хоть как-то уснуть,

Чтобы хоть как-то остаться собой

В этой сплошной беготне

В поисках смысла и чарки вина,

И когда мне твердят:

«Взбодрись, старина!»,

я им отвечаю: «Нет».

Софья Нехайчик

***

Машины дальнобойщиков как выброшенные на берег селедки,

Мне нравится приходить в общество и быть не в своей лодке.

Часто ошибаюсь, часто бываю ненужным,

Я могу сказать, что думаю — мне не страшно выглядеть чуждым.

Мне не страшно вылететь сегодня головой в окно

Или быть тем, кто выбрасывает с гневом печальное тело.

Сегодня новый день и значит будет новая ночь,

Наступит судный день и мне не будет уже нужна помощь:

Чтобы вставать с кровати, чтоб напомнить выпить таблетку,

Чтоб улыбнуться мне сидящему в яме за семейным столом вместо табуретки,

Чтобы выбрать продукты в приложении, когда живот и так полный,

Когда вроде стал актуален, но уже холодный.

Мне не интересно играть на баяне и слушать его звучание.

Я терплю популярные песни в попутках, но не стерплю молчание.

Я не могу продать свою шкуру и поменять на новую,

Сколько бы книг ни перечитать — не поменять голову бестолковую.

Я смотрю на вечно зыбкий песок и улыбаюсь вечности,

Я бьюсь головой об стену, чтобы достичь беспечности.

Мне не хватит смелости, чтобы признать свое прошлое,

И я с миром отвергну истину и воспою ложное.

***

Немного осталось и я уже достигаю дна.

Скоро рассвет и мне чуть не хватает сна.

Все смазано и каждый из них теперь она.

Мне бы закрыть глаза поэтому нужна еще одна.

Ни свет, ни заря не способны меня оживить.

Я рву вещи, пытаясь нащупать ту самую нить,

Вижу серое солнце и начинаю истошно выть,

Слушаю Бетховена, стараюсь понять слово «Жить».

Мелкий дождь бьет в окно, я помню этот мотив —

Так били болельщики на матче локомотив.

Стать успешным репером — отстой после выхода фильма «Beef»,

стараюсь не падать духом, но дух это просто миф.

Когда мне плохо я вспоминаю давку в метро,

Меня крепко обнимает мужик выдавливая все нутро.

Каждое утро  надеваю очки — снимаю кино

Про мою жизнь через желтые стекла в стиле ретро.

Когда хорошо — это значит я увидел ее лицо

На упаковке молока или разбив яйцо,

В любом отражении или пятном на асфальте.

Я не знаю дышу ли и уже узнаю вряд ли.

***

Горизонта не видно,

Невинно небо сплелось косами с морем,

Горем раздался крик чайки покойницы. Стонем.

Тонем вместе, я — камнем, а ты — пером дятла.

Так досадно.

Так досадно: когда о тебе вспоминают лишь как о мертвом,

когда дверь прижимает  пальцы в косяк.

Я вчера ехал в электричке с богом,

Он рассказывал мне что да как.

Неприятно когда ободрал колени об гальку,

А хотел искупаться в соленой воде,

Как неладно вышли его творения все же

И как сладко на другой стороне.

После вышел на станции той что засыпал осенний лист,

и вдохнул свежий воздух ночи осознав как же мир чист.

***

Строчечкой вышила на локтях моих

Сады  огненных облепих

И лицо воссияло луковицей

Нрав был нежен кроток и тих

Но на улице как на пожарище

распахнув ветви рябин

Разрастаюсь толпой подавляюще

На бульварах газетных витрин

И на блузе парадной пуговицей

Перламутром свет отразя

Я раскинусь у ног твоих улицей

Где с тобою станцует заря

Иван Штиглиц

***

Мертвенный свет холодных комет

Это чувство внутри — гипербола

Ничего моего здесь нет

Ничего моего здесь не было

Ничего моего здесь и быть не могло

Кладу свои руки в огонь

Добиваясь ожога

Но ночь недотрога

Так холодна что морозом меня обожгло

Глубоко и надолго

И пламя усердное пальцы лижет

И губы дышат теплом

Но в небе безлунном я море вижу

И вижу тела за бортом

И взгляды тяжелые мертвых глаз

Звезд ледяным уколом

Долго и строго глядят на нас

Смотрят на нас с укором

Пальцы глодает огонь до кости

Злее и ярче буйствуя

Было хотелось сказать «прости

Я ничего не чувствую»

И развернуться на этом вон

В тихую ночь уйти

Но ощутил — отдало теплом

Где то внутри груди

Тут же заместо холодных глаз

В моря сырой могиле

Может впервые глядя анфас

Увидел глаза другие

Мир под ногами качнулся вслед

Мысли. Боюсь гипербола…

Что моего ничего здесь нет

Ничего моего здесь не было

***

Порвется наволочка дня

Чуть слышно

И я почувствую себя

Здесь лишним

И не лишится

Остатков достоинства чтобы

Я зашиваю лица

В покрывале полночной утробы

Дышу на руки

Вонючими спирта парами

В месиво двумя руками

Все что случилось не с нами

Крошу

Как только

Войдете на выход прошу

Я польку

Затылком о кафель пляшу

***

Скрип половицы больше чем скрип половицы

Это сквозь время доносится сдавленный стон

С губ твоих бледных и платьем из белого ситца

Тюль на разбитом окне навивает сон

Хрип граммофона. Будто бы вальс-бостон

Солнце ложится на крашенный ужас пола

Что то родное в уродстве его простом…. Ты улыбаешься.

Трепетный взмах подола —

Вот мы вдохнули и сделали первый шаг

Рвусь закружить тебя, вырваться в день вчерашний

Ты же в руках моих движешься чуть дыша

Чтобы не вызвать удушливый приступ кашля

Но как же безумно смотрят твои глаза

Жалко, убийственно больно, необъяснимо…

Будто бы радостно бесится в них слеза

Говорю тебе шепотом как ты сейчас красива

Ты же все смотришь молча и тихий вальс

Нас обнимает ласково, нежно кружит

Нет ничего красивее этих безумных глаз

Робко целую их, ты отвечаешь тут же

Скрип половицы больше чем скрип половицы

Это сквозь время в сердце прямой укол

Долго молчим вдвоем посреди больницы

Я и кошмарной краской покрытый пол

***

Москва гремела царственным Содомом

И плакала Москва с жестяных крыш

И ты теперь, повенчанная с громом

В моем латунном черепе гремишь

Летела переполненная Ласточка

(Опустим рифмы, афоризмы прочие)

Гремел вагон для грома недостаточно

Рассасывая мрачно многоточие

Почувствовал — намерение зреет

Змея холодная готовится к броску

Быть может пара дней или неделя

Мне только повод — и опять рвану в Москву

Евгений Кужелев

***

Читал на Кубке Рыжего стихи

О Петербурге, о любви.

Прошел в финал.

Опять читал:

О том, как стану старым и счастливым.

Сказали, что подарок будет рыжим.

Пакет затрепетал, и я подумал:

«Там котенок».

Но там была хурма.

Ее я съел и раздарил друзьям,

Но сны мне снятся:

Город на воде,

И в нем котята

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.