Бесплатный фрагмент - Когда деревья были маленькими

От автора

Книга, которую вы держите в руках, повествует о том вре­мени, когда Кайский целлюлозный завод имел в своём названии порядковый номер «4» и именовался сначала «Особый завод №4», затем «Сульфитно-целлюлозный завод №4». Может быть, и название для этой книги более подходящее — «Завод №4», но заводов с таким номером в нашей стране немало. Фраза «Когда деревья были маленькими», противоположная другой известной фразе (названию художественного фильма «Когда деревья были большими»), очень подходит для нашей истории. Она означает самое начало пути, при этом опирается на реальное описание местности тех лет.

Почему темой книги стал завод, от которого остались лишь руины? Потому что ничто не должно уходить бесследно. Во всяком случае, память о таких предприятиях должна оставаться не только в сердцах ветеранов. Большинство из нас, жителей по­сёлка Созимский, имело тесную связь с заводом. Там работали наши бабушки и дедушки, наши родители, соседи, родственни­ки. Многие из нас, вырастая, тоже шли на завод. Любой житель Созимского доперестроечных лет прекрасно понимал роль заво­да в жизни посёлка. И сейчас мы с большой теплотой вспоми­наем советские годы, 1960-1980-е, так как связываем это время с действующим производством, активной и интересной обще­ственной жизнью. Память о тех временах ещё свежа, чего нель­зя сказать о начале заводской истории, о 1930-1950-х годах. О годах самых трудных и самых важных. Без них память о заво­де, что дерево без корней.

На ум приходят тополя, которыми в 1950-е годы стали озеле­нять посёлок. Высокий ствол с раскидистой кроной — годы нала­женного, стабильного производства. Мощные корни, уходящие в глубь земли, но сначала распластавшиеся в разные стороны и оттого хорошо заметные, — это годы основания завода и посёл­ка при нём. Та их часть, которая лежит на земле, — это часть той истории, которая хоть немного нам известна. Всё, что ниже, — это время, которое содержит большое количество вопросов, поэтому порождает разные легенды и версии. Самые известные из них — о строителях домов на улице Набережной нашего посёлка и о производстве пороха. Меня же больше всего интересовал воп­рос, кто были эти люди, которые с чистого листа писали историю целлюлозного производства в Кайском крае.

Когда-то именно легенда о строителях-немцах подтолкнула меня к изучению своей малой родины, заставила задуматься, как мало мы знаем о своём посёлке и как незнание фактов, реальных событий превращает историю в миф, стирает настоящих героев времени и их поступки.

Цель этой книги — вернуть память о людях, для которых наш завод был не просто словом, а этапом жизни или судьбой. О лю­дях, которые стояли у истоков предприятия и заложили фунда­мент всей последующей жизни посёлка. Все они — директора, ра­бочие, служащие, учителя, медицинские работники — оказались здесь неслучайно и стали историей завода №4.

Инна Шевчук

Глава 1 Особый объект №4 ГУЛАГа НКВД

Завод №4 был одним из пяти сульфитно-целлюлозных за­водов, построенных по упрощённой технологии перед Великой Отечественной войной.

Важность целлюлозно-бумажной промышленности и особую роль в ней маленьких целлюлозных заводов очень кратко, при этом очень точно, отметил Михаил Юрьевич Моруков в своей книге «Правда ГУЛАГа из круга первого»:

«Отраслью, имевшей непосредственное отношение к ГУЛАГу и в то же время имевшей важное оборонное значение, оказалась целлюлозно-бумажная промышленность, производившая, поми­мо всего прочего, сульфитную целлюлозу, основное сырьё порохово­го производства. Развитию данной отрасли решения XVIII съез­да партии [10—21 марта 1939 г.] придали значительный размах. В 1939—1941 гг. велось сооружение Архангельского, Соликамско­го, Сегежского лесохимических и бумажных комбинатов, а так­же пяти сульфитно-целлюлозных заводов по упрощённому про­екту, созданному специалистами Особого технического бюро. В случае вступления в строй всех перечисленных объектов их годовое производство облагороженной сульфитной целлюлозы составило бы 175 тыс. тонн в год. Для сравнения: все сущест­вующие до этого комбинаты могли обеспечить выпуск лишь 87 тыс. тонн в год этой основы порохового производства.

Строительство Соликамского и Архангельского комбинатов не удалось завершить до начала Великой Отечественной войны, а Сегежский комбинат оказался в зоне боевых действий и был разрушен. Но пять заводов, построенных по упрощённой тех­нологии, вступили в строй в 1939—1940 гг. и обеспечивали еже­годный выпуск 30 тыс. тонн облагороженной пороховой цел­люлозы. Благодаря этим заводам советская пороховая промыш­ленность смогла преодолеть самый тяжёлый период войны».

А теперь подробнее о создании пяти заводов, заводов-«малю- ток», как ласково их называли. Первый материал по этому вопро­су был найден в воспоминаниях одного из работников завода №1, который находился в посёлке Пуксоозеро Архангельской области.

«На совещании в СНК в 1936 году выступил крупный учё­ный Ленинградской лесотехнической академии Г. М. Орлов, специалист ЦБП. Шёл разговор о строительстве оборонного завода по выпуску пороховой целлюлозы. К. Ворошилов предла­гал построить крупный комбинат. Но где гарантия, что в слу­чае „заварухи“ он не подвергнется удару вражеской авиации. И тогда, имея уже готовый проект строительства небольшо­го завода, Г. М. Орлов предложил строить такие предприятия в Архангельской области и на Урале».

«Осенью 1939 года Г. М. Орлов отчитывался в Москве, как идёт строительство. Перед членами комиссии он выложил об­разцы готовой продукции».

Источник второго материала — воспоминания нобелевского лауреата Ж. Алфёрова, чей отец был директором завода №3 в го­роде Туринске:

«В 1937 году один из инженеров центрального института бумажной промышленности Георгий Михайлович Орлов обра­тился с письмом к И. В. Сталину. В этом письме Орлов писал, что в случае войны хлопок будет нужен для обмундирования, и производить порох из хлопка — ненужная роскошь. Он пред­ложил построить для производства пороха заводы специаль­ной пороховой целлюлозы, получаемой из хвойных деревьев. В конце 1940 — начале 1941 года [номерные заводы были по­строены в 1938—1939 гг. — Авт.] в заболоченных местах, лич­но указанных на карте Л. Берией, появились пять номерных целлюлозных заводов».

Вот так, по мановению пера Берии, заводы №1, №2 и №5 ока­зались в Архангельской области, завод №3 — в Туринске Свердловской области, а герой этой книги — завод №4 — на севере Ки­ровской области. Все номерные предприятия ударными темпами строил ГУЛАГ. В начале двухтысячных на сайте совершенно далёкого от нас предприятия я обнаружила информацию о нашем заводе. В рас­сказе были указаны фамилии руководителей, этапы строитель­ства, содержалось много цифр, имелись и фотографии. Откуда была взята подобная информация, мне тогда ответить не смогли:

«Поздней осенью 1937 года, под непосредственным ру­ководством Полисонова Н. В., стройотряды по созданию целлюлозного завода №4 временно разместились в посёл­ке Рудничном. К началу февраля 1938 года на стройке завода насчитывалось уже более 2 000 человек, к 1 марта того же года — около 7 000, к концу 1938 года — около 19 000, а к на­чалу 1940 года — более 20 000. Ему была отведена и необходи­мая лесосырьевая база: первоначально (в мае 1938 года) — на пло­щади почти 552 000 гектаров (в прилегающих районах Киров­ской и Пермской областей, а также Коми АССР) с ликвидным запасом древесины около 50 000 000 кубометров.

В октябре того же года эти нормативы были пересмотре­ны в сторону увеличения: площадь — около 1 578 000 гектаров, ликвидный запас — более 70 000 000 кубометров. Предпола­гавшийся срок эксплуатации выделенной лесосырьевой базы — 40—45 лет, амортизационный срок действия целлюлозного за­вода -104 года.

В октябре 1938 года началось сооружение главного корпуса целлюлозного завода, и уже через 10 месяцев, 26 августа 1939 го­да, первая очередь этого «особого объекта» была введена в экс­плуатацию. Намеченная производительность — 20 тонн не­беленой целлюлозы в сутки, годовая потребность в сырье и топ­ливе в объёмах: балансы — не менее 46 000 кубометров, дро­ва — не менее 88 000 кубометров. Указом Президиума Верхов­ного Совета СССР от 10 сентября 1939 года «за отличное и досрочное выполнение правительственного задания по особому строительству №4» начальник Управления строи­тельства ЦЗ Иван Иванович Долгих (назначен на должность в марте 1939 года) был отмечен государственной наградой — медалью «За трудовое отличие». Так началась история одного из пяти заводов- «малюток».

Долгое время была известна лишь эта, найденная случайно, информация, к которой я относилась с недоверием и которую старалась проверить в других источниках. После знакомства со статьёй Владимира Веремьева «ВЯТЛАГ — Учреждение К-231: страницы истории (даты, факты, имена)» стало понятно, откуда был взят вышеприведённый текст и почему вызывал вопросы. Факты, касающиеся начала строительства, численности контин-

гента, лесосырьевой базы, в первоисточнике относились не к на­шему заводу, а ко всему Вятлагу.

Попутно я расширяла информацию. В книге В. Бердинских «История одного лагеря» были найдены дополнительные сведе­ния о начальнике строительства И. И. Долгих:

«…Производственные планы 1938 и 1939 годов сорваны, ситуацию усугубили страшные (по оценке самих лагерников — катастрофические) лесные пожары летом и особенно — в сентябре 1938 года. Не замедлили последовать оргмеры: «но­вой метлой» (то бишь Л. П. Берией, только что назначенным на пост наркома внутренних дел СССР) Г. С. Непомнящий был снят с должности «за непринятие мер по тушению лесных пожаров». Но «свято место пусто не бывает»: очередным начальником Управления Вятлага утверждается матёрый чекист-сибиряк Иван Иванович Долгих, при коем во всю ширь развернулось «особое строительство стратегического объек­та №4 НКВД СССР»»…»

Но я знала, что есть книга, в которой содержится самая пол­ная информация о строительстве, производстве и жизни «стра­тегического объекта №4» в первые годы. В 1992 г. журналист газеты «Прикамская новь» А. Киприянов написал об этой книге статью, которая называлась «О чём рассказала книга в чёрном переплёте».

«Она, эта книга, сейчас на столе, передо мной. На чёрной об­ложке из толстого картона золотое тиснение: «Акт комиссии наркомлеса и НКВД СССР по приёмке в эксплуатацию особого завода №4 ГУЛАГа НКВД». Из текста узнаю, что приёмка проходила в 1940 году, с 14 по 20 марта.

Об особой важности принимаемого в эксплуатацию пред­приятия свидетельствует тот факт, что состав комиссии был утверждён совместным приказом двух союзных народных комиссариатов — лесопромышленного и внутренних дел. В ко­миссию вошли инженеры-технологи высшей категории, инже­неры-строители, ведущие экономисты, заместитель начальни­ка ГУЛАГа, представитель ЦК союза рабочих бум- прома, начальник Полит­отдела управления Вятлага, работники промбанка, Гипробумпрома.

Строительство в нашем районе завода №4 (Кайско- го целлюлозного), приравнен­ного к объектам общегосу­дарственного значения, осу­ществлялось в соответст­вии с принятым в мае 1938 г. постановлением ЦК ВКП (б) и Совета Народных Комис­саров СССР. Технический проект и некоторые другие документы были утвержде­ны лично заместителем нар­кома НКВД СССР.

С августа 1938 года на подобранной площадке уже велись подготовительные строительные работы. Но 18 сен­тября того же года пронесшимся по округе лесным пожаром были уничтожены зоны содержания рабочих, производствен­ные временные сооружения, а также 20 тысяч кубометров заготовленной древесины, частично пострадала и железнодо­рожная ветка.

Судя по материалам комиссии, строительство велось хоз­способом, силами Вятлага НКВД СССР, а также управления­ми «Союзлесбуммонтаж», «Теплоэнергомонтаж».

При разработке проекта ставка делалась на имеющуюся здесь лесосырьевую базу, способную обеспечить потребности завода в дровах, балансах, подсобных стройматериалах. Буду­щему производству благоприятствовало и наличие природных водоёмов.

Опустошительный пожар и прочие причины сказались на сроках ввода в строй цехов предприятия, но тем не менее график, разработанный прави­тельственными органами, стро­жайше соблюдался. Уже в фев­рале 1939 года, т. е. через счи­танные месяцы после начала работ, были сданы под мон­таж главный технологический корпус и котельная, оставался небольшой посёлок, состоящий пока из 6 двухэтажных восьми­квартирных домов, по 2—3 ком­наты в каждой квартире.

Для водоснабжения исполь­зовалась вначале речка М [а- лый] Созим, а после возведения на ней плотины — пруд. Кроме того, в посёлке было два колодца.

Стоки по подземному кол­лектору (ниже железнодорож­ного моста) сбрасывались без всякой очистки в ту же речку М. Созим.

Источники водоснабжения — пруд, накапливавший до 4,5 млн кубометров воды, и речка могли ежесуточно давать заводу и посёлку 1'7,6 тысячи кубометров, или 220 л воды в секунду. В дальнейшем были построены кирпичные колодцы, насосная станция, фильтроотстойная, водонапорная башня.

Производственная площадь завода — 18,6 гектара, в том числе балансовая и дровяная биржи — 12,17 гектаров. Имелась поблизости построенная заново транспортная сеть — 2,1 ки­лометра железнодорожной линии нормальной колеи, 2,2 кило- метраузкой колеи, 2,1 километра автодорог с торцовой (из чу­рок) поверхностью. Работали баня, столовая, временный клуб.

Для нормальной работы завода в год требовалось 463 ты­сячи плотных кубометров чисто окорённого баланса и 88 ты­сяч кубометров дров. Поскольку лес был рядом, древесину выво­зили из делянок гужевым транспортом по лежневым и зимним снежно-ледяным дорогам.

На заводе создавались отделы (цеха): древесный, кислот­ный, варочный, очистной, хлорно-отбельный, паросиловое хо­зяйство. Варка щепы производилась в двух котлах ёмкостью по 90 кубометров. Объём облагороженной и небелёной цел­люлозы в январе 1940 года составил 275,2 тонны, в февра­ле — 343,8 тонны (при плане 248 т).

На складах был создан резервный запас едкого натра, серы, негашёной извести, жидкого каустика, известняка, масел, хло­ра, на лесобирже — запасы балансов и дров.

Работающих на заводе к моменту приёмки насчитывалось 603 человека, из них по вольному найму: 26 — инженерно-техни­ческих работников, 32 — служащих, рабочих и младшего об­служивающего персонала — 190; заключённых — 355. Планиро­валось положительно решить вопрос закрепления за заводом рабочей силы из числа заключённых, пока не будет укомплек­тован штат из вольнонаёмных лиц.

Снабжение населения осуществлялось по фондам ГУЛАГа, отпускаемым через Вятлаг НКВД.

Сметная стоимость завода с учётом дополнительных за­трат — 16,8 миллиона рублей (цены 1940 года), построили его за неполных 10 месяцев. Заслуга в этом не только самих стро­ителей, но и руководства ГУЛАГа, проявлявшего инициативу в обеспечении стройки необходимыми ресурсами.

Первым директором завода был М. А. Гладков, майор ми­лиции, техническим директором — Б. О. Гиллер, секретарём парткома ВКП (б) — Н. В. Русов, председателем профкома — П. Г. Климов.

По расчётам проектировщиков, благодаря хорошей лесо­сырьевой базе, завод мог бы в требуемом количестве снаб­жаться древесиной в течение 104 (!) лет. Для этого создава­лись на первый случай 12 лесоучастков (лагпунктов), располо­женных вдоль линии двух железнодорожных веток.

Территория завода была обнесена забором высотой три метра, имела вахту, ворота, шесть крытых сторожевых вы­шек. Подразделения ВОХРа и спецотдела НКВД обеспечивали установленный режим охраны.

А вот официальная справка о торговле за 4-й квартал 1940 г.: хлопчатобумажных и шерстяных тканей продано на 22 410 руб­лей, кожаной обуви — на 9 489, галош — на 3 052, чулков-носков — на 6 940, валенок — на 3 900. Продовольственных товаров продано на 130 496 рублей. Общая выручка торговой сети — 328 910 рублей при фонде зарплаты вольнонаёмного состава 4 266 400 рублей. Кроме рабочих завода товары покупали ра­ботники школы, почты, охраны, лагпункта.

На баланс завода подлежало передаче и сельхозпредприя­тие лагеря, имевшего ферму — 29 коров, 5 телят, 112 свиней; птичник на 100 кур, 100 уток, 40 гусей с инкубаторией; две теп­лицы на 360 кв. метров; огород — 5 гектаров, из них 2 гектара, засеянных клевером.

Как вы поняли, строительство и хозяйственно-производ­ственная деятельность завода на начальном этапе обеспе­чивалась определёнными службами НКВД СССР, которые возглавляли и десятки других строек страны в разных её регионах».

Мне удалось в архиве Верхнекамского района познакомить­ся с «книгой в чёрном переплёте». К изложенному выше хочу добавить отрывки из подробно составленного описания жилого посёлка, жилищного фонда, численности контингента на момент приёмки, а также строки из заключения комиссии.

«Жилищное строительство осуществлялось постройкой шести двухэтажных рубленных из брёвен домов с двумя и тремя комнатами в каждой квартире и одного двухквартирного дома для руководства завода. Два дома были выстроены по проекту Гипробума, а четыре — по проекту Союзтранспроекта».

Каждый, кто помнит дома в районе завода, может предполо­жить, какие из них к каким проектам относятся.

«…Отопление печное, кровля тесовая из двух рядов досок. За отсутствием шурупов на строительстве, оконные переплёты и форточки не навешаны. Нижние квартиры всех домов име­ют холодные полы, так как сделана недостаточная внутренняя

обсыпка стен, что будет выполнено при устройстве каменных фундаментных столбов вместо деревянных. Кровля протекает во всех домах, что должно быть исправлено в ближайшее вре­мя. Рубка стен выполнена удовлетворительно. Столярные изде­лия выполнены из свежего, непросушенного материала, что по­требует большого послеосадочного ремонта, который должен быть окончен 1 июля 1940 года. После проведения данного ре­монта, оштукатурки домов, постройки фундаментов выстро­енные дома будут соответствовать своему назначению. Дома необходимо огородить палисадником, отвести площадки для игр на свежем воздухе.

В связи с требованиями жизни строительству пришлось приспособить половину дома руководства под детский сад, продовольственный магазин — под четырёхклассную школу а за­крытую сцену летнего театра — под магазин. Эти мероприя­тия заслуживают полного одобрения».

Обратите внимание на строки о Посёлке второй очереди:

«Новый посёлок, который возводится на левом берегу водо­хранилища в единственно уцелевшем от пожара зелёном мас­сиве, должен удовлетворить полностью нужды в жилкульт- бытстроительстве».

Идёт 1940 год, это к вопросу о том, кто мог строить дома с необычной архитектурой — ни пленных немцев, ни немцев По­волжья ещё не было в нашей местности.

В разделе о водохранилище приведены следующие цифры:

«Плотина была возведена в сроки июль-декабрь 1939 года. Ширина водохранилища — в среднем 650 м, длина — 5 500 м, средняя глубина — от 3,5 до 5,5 м».

Об укомплектованности рабочей силой:

«Общий штат работающих на заводе, который предус­матривался проектом, — 452 человека, планом на 1939 год — 554 человека, в 1940 году — 802 человека, из них заключённых — 407 человек. Фактическое количество рабочих на 25 февраля 1940 года — 578 человек, всего с посёлком 603 человека, из ко­торых вольнонаёмных — 248 и заключённых — 355. Заключён­ные должны быть в течение 1940 года заменены полностью вольнонаёмными. Недостаток кадров: ИТР — инженер-ме­ханик, инженер-теплотехник; рабочие — старший варщик, рубщик баланса, старший кочегар, машинист паровой ма­шины, десятник лесной биржи, старший бухгалтер. Реше­ние: вербовка среди местного населения, с действующих предприятий, организация сети кружков по повышению ква­лификации».

Несмотря на то, что завод №4 был построен по типовому проекту, от других заводов он отличался наличием лесной биржи:

«Особенностью завода №4 является лесная биржа. Ба­ланс и дрова предусматривается поставлять исключительно по железной дороге. Снабжение древесиной намечается в те­чение круглого года: на этом основании биржа рассчитана на хранение лишь двухмесячного запаса баланса и одномесячного запаса дров».

Благодаря книге мы узнаём точную дату катастрофического лесного пожара 1938 года — 18 сентября. И понимаем, почему отодвинулось начало строительства:

«…Большая часть рабочих была занята на тушении пожа­ра, восстановлении сгоревших мостов и железнодорожных пу­тей, лагеря и т.д.».

«Строительныеработы начаты в августе 1938, с переры­вом вследствие пожара, в основном закончены в августе 1939. Таким образом, на производство всех работ затрачено 12 ме­сяцев, что надлежит признать крайне коротким сроком.

В реальности строительство было выполнено «в десятимесяч­ный срок», о чём упоминается в заключении комиссии:

«Строительство целлюлозного завода №4 протекало в сложных условиях. Благодаря энергии и инициативе, проявлен­ной работниками, и помощи, оказанной со стороны ГУЛАГа, строительство завода выполнено в десятимесячный срок, и пуск осуществлён 15—24 августа 1939 года.

Информация из данной книги не подлежит сомнению, поэтому нельзя назвать строго определённую дату пуска завода, как это сде­лано на сайте далёкой от нас компании, которая использовала нашу историю для заполнения своего раздела «История». Но отсутствие точной даты не может помешать нам отсчитывать годы с момента основания завода, отмечать юбилеи, хотя бы в своей памяти.

Завод №4 был пущен на три месяца позднее других номер­ных заводов. В относительно нормальную эксплуатацию вошёл лишь в январе 1940 г., находясь до этого времени в периоде окон­чания монтажных работ и освоения оборудования. В феврале 1940 г. среднесуточная выработка целлюлозы по варке достигла 17,1 тонны, это 67% от проектной мощности. В отдельные дни выработка достигала 81% проектного задания. Так начиналось производство целлюлозы в Кайском крае.

Как же оценила комиссия объект особого строительства?

«Качество строительных работ по промышленному стро­ительству хорошее, качество монтажных работ — впол­не удовлетворительное, качество строительных работ по посёлку — удовлетворительное. Завод, как и посёлок могут быть приняты в эксплуатацию. В отличие от других особых заводов, строительством осуществлены постройки быто­вых учреждений: баня, столовая, школа, клуб».

На форзаце книги, по всей видимости, в последующие годы простым карандашом сделана запись, очень кратко объясняю­щая назначение завода №4:

«Завод с момента ввода в действие специализируется на выпуске целлюлозы марки ЦА [сульфитная белёная], использу­емой в основном в химической промышленности. Только часть готовой продукции отправляется на предприятия, вырабаты­вающие фильтровальные картоны для вин. В области Кайский целлюлозный завод — единственное предприятие, выпускающее данный вид продукции. В Союзе данный вид продукции выпу­скают только два предприятия — завод №4 и завод №2».

Книга в чёрном переплёте с длинным названием «Акт ко­миссии наркомлеса и НКВД СССР по приёмке в эксплуатацию особого завода №4 ГУЛАГ а НКВД» очень подробно рассказы­вает, как начиналась история нашего завода и нашего посёлка. В этой главе помещена лишь малая часть того, что она содержит. В книге много экономических сведений, дано подробное опи­сание цехов и производственного процесса. Она будет полезна всем, кто интересуется темой индустриализации в Советском Союзе, кто изучает историю целлюлозного производства, хочет узнать подробности становления нашего посёлка.

Глава 2 Завод №4 в предвоенные и военные годы

Данная глава написана на основе изучения личных дел служа­щих и книг приказов довоенного и военного времени завода №4 в секторе архивной работы администрации Верхнекамского района.

Довоенное время

Из акта по приёмке завода следует, что в 1940 году на предпри­ятии числилось 578 человек. Кто были эти люди, откуда родом, как попали на завод №4, сейчас можно узнать только с помощью личных дел, которые хранятся в архивном секторе администра­ции Верхнекамского района.

Первые рабочие появились на предприятии ещё в 1938 году во время строительства, но так как основной рабочей силой в это время были заключённые, личных дел совсем немного.

Одно из них принадлежит Евдокии Григорьевне Якимовой, уроженке Московской области. На особой стройке №4 она с февра­ля 1938 года в должности продавца. Когда читала строки о семей­ном положении, показалась очень знакомой фамилия её мужа — Харченко. А не тот ли это Харченко, который спас заключённых от неминуемой гибели во время катастрофического лесного пожара 1938 года, благодаря чему попал в воспоминания политзаключён­ного С. В. Рацевича? Графа сведений о муже подтверждает мои догадки: муж Евдокии Григорьевны и лейтенант из воспомина­ний — один и тот же человек.

Значительно больше дел 1939 года. Основная часть первых рабочих на заводе №4 — из города Кондрово Дзержинского райо­на Смоленской области. При этом из Кондрово ехали не только квалифицированные целлюлозники — отбельщики, обмуровщи­ки, маркировщики, кочегары, электромонтёры, слесари, мастера производства, но и представители других профессий, например, фельдшер Л. Г. Буровина, а также люди, не имеющие опреде­лённой специальности. Помимо кондровчан, на заводе оказались переселенцы из разных уголков страны — Москвы, Ивановской и Горьковской областей, Украины, города целлюлозников — Со­кола Вологодской области, номерных заводов №2 и №3.

Листая архивные дела, замечаю, что фамилии в основном не­знакомые. Анализирую дальше и понимаю почему. Большинство из вновь прибывших работали на заводе недолго. У кого-то этот срок составлял пару месяцев, у кого-то — чуть больше года. Для кондровчан наш завод, скорее всего, был местом командировки, для других особая стройка №4 стала одним из пунктов в поиске достойного места жительства. Читая у некоторых служащих за­вода длинный столбик записей в графе «Где именно и в качестве кого работал», понимаешь, как права русская пословица: «Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше». Поддавшись агитации и попав сюда, люди быстро понимали, как не похожи их мечты на реальность.

Среди моря тайги был прорублен остров — стройплощадка. Только что построенная железная дорога, как мост, соединяла его с большой землёй — станцией Верхнекамской. Кроме завода, из труб которого уже шёл дым, вокруг находились немногочислен­ные постройки: дом для руководителей завода, шесть двухэтаж­ных жилых домов, столовая, пожарная часть, клуб. В это время ещё только возводили Посёлок второй очереди с жилыми дома­ми, больницей, школой. Человек попадал в глухой лесной край, основным контингентом в котором были заключённые. Мастер производства Алексей Иванович Симановский, направленный с другого старинного бумажного комбината — Кувшиновского, вспо­минал, что первые годы были очень скучными, заняться, кроме работы, было нечем. Единственное развлечение — игра в карты.

Неудивительно, что жители Кондрово, в 1938 г. получивше­го статус города, не хотели надолго оставаться в этом глухом крае, хотя некоторые были очень настойчивы в стремлении по­пасть сюда. Например, кондровчанка Г. А. Блок почти четыре месяца вела переписку с руководством завода, чтобы попасть в химлабораторию, но проработала только месяц. Электромонтёр Н. В. Бульдин за один год сменил три таких завода: работал на заводе №3 в г. Туринске, заводе №2 в пос. Кодино и, наконец, осе­нью 1939 г. с женой и маленьким ребёнком прибыл на завод №4. Неизвестно, что служило причинами увольнения ранее, но с за­вода №4, проработав два месяца, Николай Васильевич уволился из-за невозможности жить с ребёнком в холодной квартире.

Встречаются и увольнения из серии «не сработались». Так, очень эмоционально, описывает причину увольнения гражданка И.:

«В настоящем прошу вас дать мне расчёт, так как мне нет расчёта работать за такую зарплату, которую я получаю за ту работу, которую вырабатываю. Во-первых, на такой ставке помощник повара не работает, а другое то, что и не­дооценивают мой труд. Что я ежедневно встаю в 4 утра и работаю до 3-х дня, а законом установлено 8 часов. За боль­шие часы работы — больше платят. Также я в течение месяца использовала один выходной.

Во-вторых, при такой работе в столовой у нас работа идёт невозможно, Израиль что хочет, то и делает. Захочет и сделает из 10 порций 15. Хочет прийти пьяный на работу, то и придёт. Начальнику столовой Харченковой сегодня говорила, что вчера повар Израиль напился пьяный, пришёл в столовую, а за то, что я начала Израилю делать замечания за его поведе­ние, так он теперь начал доказывать, что я порчу продукты и не умею работать, и не хочу. Я работать хочу и умею, толь­ко не с этим пьяницей, который уже и заведующую запутал, что она и не знает, что делать с ним.

В общем, много говорить не стоит, потому что это всё бесполезно. Прошу выдать мне расчёт».

Часто попадаются приказы о направлении кондровских рабо­чих за своими семьями. Например, старший кочегар Пётр Ива­нович Дубов и отбельщик Николай Иванович Воронцов брали для этой цели десятидневный отпуск. Но так как их личные дела короткие, можно сделать вывод, что, скорее всего, отработав ка­кое-то время и передав свой опыт, они возвратились обратно.

По личным делам, начатым в 1940 году, можно судить, что большинство вновь прибывших опять из Кондрово, встречаются даже династии целлюлозников. Например, большая семья Во­робьёвых: отец Иван Борисович — сменный мастер, сын Борис Иванович — слесарь. Здесь же дело мастера смены Андрея Степа­новича Бычкова, все братья и сёстры которого работали на Кондровских фабриках. Поступая на завод, он написал трогательное заявление: «Я желаю поступить работать на новый комбинат в качестве старшего варщика целлюлозы. Я заверяю вас, что буду работать честно, добросовестно, не покладая своих рук». Читаешь выцветшие строки, и становится грустно, ведь дальней­шая судьба этого человека мне известна. Через год начнётся Великая Отечественная война. Начальник отдела кадров вовре­мя не подаст документы, подтверждающие бронь для мастеров производства. А когда с ситуацией разберутся и попытаются специалистов вернуть, А. С. Бычков уже погибнет. Мы можем только догадываться, каких высот достиг бы этот человек и в ка­кие книги была бы занесена его фамилия, выбитая сейчас на сте­ле памятного комплекса у деревни Зимницы Калужской области. Командир взвода младший лейтенант Бычков погиб на следую­щий день после прибытия на новые позиции.

В 1940 г. расширяется география целлюлозных предприятий, с которых прибывают рабочие на завод №4. Есть приехавшие с Дубровского (Ленинградская область) и Балахнинского ЦБК (Ни­жегородская область). Кроме специальностей целлюлозной про­мышленности, появляется много других профессий: курьерши, санитарки амбулатории, пожарные, дежурные насосной станции, официантки, коменданты и первый учитель. В графе «Зачис­ление на первую и какую именно должность» у Степана Василье­вича Дробышевского написано «Учитель на Особом заводе №4». Неожиданно открывшаяся информация очень удивительна, так как до этого было известно только о двух учителях, работав­ших в те годы, — Клавдии Лаврентьевне Сивковой (Бушман) и Серафиме Васильевне Перминовой.

Для многих наш завод остаётся перевалочным пунктом, но не все увольняются по собственному желанию. Среди причин увольнений — недобросовестное отношение к своим обязанностям и связь с заключёнными. Редко, но встречаются увольнения по сокращению штатов.

В июне 1940 г. Главцеллюлоза утверждает главным бухгалте­ром завода №4 Ануфрия Ивановича Зверева. История его непрос­той жизни изложена в отдельной главе «Клетки с канарейками» (см.: книга, с. 145).

Военное время

1941 год

С особым чувством открываю дела сорок первого года. По­нимаю, что здесь всё разделится на «до» и «после». Вначале, как и в предыдущие годы, большинство прибывших из Кондрово. Личное дело гражданки Африкановой объясняет одну из причин приезда кондровчан в наш край. Она приехала на завод «в силу того, что кондровская фабрика не работает, муж её третий год служит в армии, а ей с ребёнком на руках нужно как-то жить». Многие дети из семей первых кондровчан оканчива­ют школу в соседнем Соцгородке (в 1944 г. был переименован в посёлок Лесной) и идут работать на завод. Алексей Тимофе­евич Абрамов просится учеником токаря, так как «имея боль­шое желание учиться дальше, не имеет для этого достаточно средств». Но, видимо, стремление к знаниям побеждает, и через месяц Алексей всё же уезжает учиться.

В 1941 г., в отличие от предыдущих лет, среди вольнонаёмных встречаются бывшие заключённые Вятлага. Интересна судьба од­ного из них. В заявлении о приёме на работу он пишет: «…Бу­дучи заключённым, работал на заводе до 8.03.40, потерял на ва­шем заводе ногу. 7.02.41 освободился. Прошу принять на работу кучером». В должности кучера он проработал недолго: 3 июня 1941 г. уволился и уехал на родину, в Ленинград.

Другой бывший заключённый 24 января 1941 г. пишет заяв­ление о приёме на должность бригадира погрузочной бригады. Но, по сути, заявление формальное, так как человек продолжил работать там, где трудился с момента основания завода, только теперь в качестве вольнонаёмного. В личном деле этого служа­щего есть подробная автобиография, в которой он рассказыва­ет о своей непростой жизни и обещает стать законопослушным гражданином: «Год моего рождения установлен с помощью вра­ча. Воспитывался я в детском доме им. Горького (до революции — в приюте) в г. Мичуринске, где учился грамоте по 1921 год. Во время голодовки вёл беспризорную жизнь, бродил по городам, занимался не тем, чем надо. Такая жизнь шла до 1926 года. В 1926 году пошёл административно на выселку в отдалённый край Советского Союза. С 1933—1937 год отбыл срок в Балтла- ге на стройке магистрали. В 1937 году освободился. По дороге был забран как освободившийся, направлен на заседание тройки НКВД, которая вынесла срок по статье 35 — 3 года. Освобожда­юсь в 1941 году и начинаю новую свою жизнь. Буду честно рабо­тать, хочу стать равноправным гражданином нашей Родины». В это время он женат, сыну 7 месяцев. Процесс исправления идёт, но, может, не так быстро, как хотелось бы. В личном деле встре­чается взыскание за невыход на работу из-за пьянства, но есть и оправдание со стороны руководства за другой прогул.

Вообще, пьянство — это основная причина прогулов и опоз­даний в те годы. Попадается много личных дел служащих, при­влечённых из-за этого к уголовной ответственности. Что их жда­ло, можно понять, прочитав указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года «О переходе на восьмичасовой ра­бочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и уч­реждений»:

«Установить, что за прогул без уважительной причины рабочие и служащие государственных, кооперативных и об­щественных предприятий и учреждений предаются суду и по приговору народного суда караются исправительно-тру­довыми работами по месту работы на срок до 6 месяцев с удержанием из заработной платы до 25%.

В связи с этим отменить обязательное увольнение за про­гул без уважительных причин».

Под суд отдавали и за невыход на обязательные сверхурочные работы, которые практиковались из-за недостатка рабочей силы.

Завод «исправлял» не только своих служащих. Оказывается, были случаи, когда на особое производство для принудительного воспитания отправляли подростков. Но завод не всегда мог стать средством для исправления, во всяком случае, гражданину Г. из села Чепца Кировской области трудотерапия на пользу не пошла. Кроме того, что он систематически нарушал трудовую дисципли­ну (опаздывал, не выходил на работу, грубил начальству), он ещё и обратился к прокурору с жалобой на заводскую жизнь. По его мнению, здесь он «не то, что не добьётся какой-либо специальнос­ти и не встанет в ряды рабочего класса, а его доведут до преж­них преступлений, коих он очень избегает». Что могло послужить возврату к прежней жизни, гражданин Г. подробно расписал по пунктам. Во-первых, холодное жильё, в котором вода превращает­ся в лёд; во-вторых, за 4 месяца санобработку он проходил только 4 раза; в-третьих, невозможность учиться дальше — на тот момент его образование составляло 4 класса. Причиной, по которой ему не позволили «повышение класса», являлось плохое поведение: «В данной просьбе мне отказали и сказали, что таких до школы допускать нельзя». Так и не добившись исправления, граждани­на Г. привлекли к уголовной ответственности.

Существенно увеличивается в 1941 г. количество личных дел уроженцев Кайского района, в основном это жители деревень. Наши земляки задействованы в торговле, сельхозсекторе и на производстве. Эмоционально написанные заявления говорят о сильном желании людей выбраться из деревни: «Я желаю ра­ботать на заводе №4. Очень прошу не отказать моей просьбе».

Ещё одна категория граждан, ставших служащими завода, — это граждане, высланные в Кайский край после постановления ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Один из них — Анато­лий Павлович Зернов. В своей автобиографии он подробно опи­сал основание для признания членов его семьи кулаками: «Отец имел спирто-порошковый завод и четыре человека наёмной силы, остальные в семье занимались земледелием». В 1931 г. семья была вывезена из Горьковской области на север Кайского райо­на. Сам Анатолий, пройдя жизненный путь от школы в селе Кай до целлюлозного завода, в дальнейшем был призван на фронт.

Ветеран завода Алексей Иванович Симановский вспоминал, что люди в те годы жили с ощущением, что война неизбежна. С се­редины 1941 года в колонке «Причина увольнения с предыдуще­го предприятия» появляется слово «эвакуация». Первые эвакуи­рованные прибыли из Киевской области и с сульфитного завода города Энсо Ленинградской области. Как правило, эвакуация была внезапной. Например, прямо с работы, в комбинезоне, без вещей и документов, была эвакуирована Любовь Васильевна Нилова, в будущем Симановская. Некоторые, потеряв во время эвакуации своих родных, по счастливой случайности находили их совсем рядом. Так, сын, устроившийся тельферистом в па­росиловое хозяйство завода №4, к своему удивлению, нашёл семью — отца, мать и сестрёнок — на лагпункте №5.

Призыв 1941 года

Отправка на фронт служащих завода начинается с первых дней войны. К сожаленью, книга приказов за 1941 год не найдена. Уста­новить фамилии призванных (конечно, далеко не всех) удалось лишь с помощью личных дел, Книги памяти Верхнекамского рай­она и даже случайно. Например, во вложенной в личное дело запис­ке, указано, что 3 сентября 1941 года на мобилизационный пункт в Рудничный отправились три человека: Новосёлов Дмитрий Ва­сильевич, Гонцов Пётр Иванович и Гаврилов Афанасий Гаврило­вич. В этом же месяце были призваны три мастера производства: А. И. Симановский, М. Е. Баранов и А. С. Бычков. О судьбе Быч­кова вам уже известно. Баранова через какое-то время вернут на завод. Симановский вернулся на предприятие ровно через четы­ре года — в сентябре 1945-го, пройдя за это время путь до Берли­на и обратно. Особисту он объяснил, что оставить своих боевых товарищей не может. И бумаги с требованием возвращаться на завод были порваны.

Скорее всего, из заводчан, призванных на фронт в 1941 году, в живых осталась самая малая часть. Из трёх призванных 3 сен­тября, судьба установлена только у одного, если можно так вы­разиться: Пётр Иванович Гонцов пропал без вести, не успев на­писать родным ни одного письма.

Теперь я понимаю, почему личные дела кондровчан короткие: потомственные бумагоделы не возвращались на родину, они ухо­дили на фронт.

Воронцов Николай Иванович, 1918 г. р., в августе 1941 г. попал в плен в Новгородской области, умер в шталаге близ го­рода Мюльберга в январе 1944 года. На аккуратно заполненной лагерной карточке есть его фото. Фотография человека с «пер­сональным номером», который до войны был отбельщиком и подручным кислотчика, а в 1939 г. брал короткий отпуск, что­бы привезти на завод семью.

Пантелеев Алексей Павлович, 1922 г. р., сапёр, призван Кайским РВК в 1941 году. Последняя весть от него: 28 января 1943 г. находился на Ленинградском направлении. С апреля 1943 г. числится пропавшим без вести.

Никитенко Терентий Иванович, 1914 г. р., командир взвода пулемётной роты 273-й стрелковой дивизии, в армии — с авгус­та 1941 года. Дисциплинированный и ответственный офицер, активный участник боёв с июля 1942 г., был тяжело ранен при наступлении на Ржев, награждён орденом Красной Звезды. Погиб в Волынской области Украинской ССР в июле 1944 года.

Батанцев Иван Иванович, 1915 г. р., лейтенант, командир 1-й пулемётной роты 52-й стрелковой дивизии. В армии — с ав­густа 1941 года. Погиб в августе 1943 г. в Харьковской области.

Герасимов Гордей Дементьевич, 1910 г. р., машинист па­ровых машин, ушёл на фронт в июле 1941 года. Пропал без вести в декабре 1941 года.

Фофанов Николай Амфилович, уроженец Кайского района, участник Финляндской войны, главный механик завода, ушёл на фронт добровольцем. Младший политрук, ответственный секретарь бюро ВЛКСМ 25-го танкового батальона 108-й тан­ковой бригады. Убит 19 апреля 1942 г. при бомбёжке посёлка Неруч Смоленской области. Захоронен между двумя деревья­ми на левой стороне дороги на посёлок Гасная.

С самых первых дней на фронте оказались заводчане, при­званные в армию перед войной:

Коган Борис Моисеевич, 1918 г. р., на заводе — с мая 1939 г., работал в должности слесаря, затем в должности снабженца, несколько раз командировался в «посёлок Рудники» за крова­тями для яслей и больницы. В сентябре 1939 г. призван в ар­мию. В апреле 1945 г. был представлен к правительственной награде — ордену Красной Звезды. Строки из наградного лис­та: «На фронтах отечественной войны с 22 июня 1941 года. Артмастер 9 батареи 64 артиллерийского полка 31 гвардей­ской стрелковой дивизии. В 1944 году награждён медалью

««За отвагу «’». А далее следует большое, хоть и написано, что краткое, «изложение личного боевого подвига».

Абрамов Николай Тимофеевич, 1920 г р., в армии — с 1940 г., «участник отечественной войны» с 22 июня 1941 года. На заводе занимал должности лаборанта и варщика, в армии служил помощником командира взвода конных разведчиков 122-й стрелковой дивизии. «Много раз проявлял себя смелым, мужественные младшим командиром и находчивым развед­чиком». За подвиги 1942 и 1943 годов был удостоен ордена Отечественной войны 2-й степени.

Быть может, в один день с Абрамовым ушёл в армию его ро­весник, слесарь Борис Иванович Воробьёв. Командир расчёта миномётного полка дошёл до Германии, был награждён медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды.

К сожаленью, дальнейшая судьба Б. М. Когана, Н. Т Абрамова и Б. И. Воробьёва неизвестна. Определённо лишь можно сказать, что в списках погибших они не значатся.

1942 год

Появляется тенденция — увеличивается количество служащих завода из бывших заключённых. Но большинство из них после непродолжительной работы на заводе также призываются на фронт. По личным делам этой категории граждан можно изучать Уголовный кодекс РСФСР редакции 1926 года.

Гражданка А., родом из Черниговской области, отбывшая на­казание по статье 140 — «произведение абортов вне больницы», просится на завод счетоводом, так как «ехать некуда», а до медин­ститута она окончила курсы счетоводов. Вскоре гражданка А. увольняется, в заявлении указав: «…Болею я часто. Нуждаюсь в питании, чего здесь невозможно получить, а ходить в дерев­ню, покупать на обмен, мне не с чем, так как я освободившаяся из заключения всего 3 месяца». Во всех источниках отмечено, что 1942-й — самый голодный год в Вятлаге.

Есть «бытовые» статьи 73 и 74 — «нанесение побоев…» и «ху­лиганские действия…». Например, гражданин Б., родом из Эстонии, очень просто объяснил причину своего годичного заключе­ния: «В пьяном виде поскандалил со своим товарищем и попал в заключение».

Часто встречаются «перебежчики» — граждане Латвии и Эсто­нии с русскими и прибалтийскими именами. Они подтверждают известную поговорку «Лучшее — враг хорошего». «В целях улуч­шения своей жизни» гражданин Эстонии 18 марта 1939 г. неза­конно перешёл государственную границу РСФСР. Был задержан, доставлен в органы, осуждён на три года. Если бы он знал, что примерно через полгода, а именно 23 августа 1939 г., по пакту Молотова-Риббентропа Эстония попадёт под советское влияние, может, и не стал бы так спешить. Гражданин Латвии описывает причину появления в наших краях более подробно: «Возвраща­ясь с военной службы, я с каждым днём стал задумываться об устройстве своей будущей жизни. Из радио и журналов я знал, что жизнь в Советском Союзе очень хорошая, поэтому в 1939 году 6 сентября я перешёл границу. Как нарушитель госграницы был осуждён на два года». По схожей причине — ввиду недостаточ­ной работы и притеснения рабочих — перешёл границу другой гражданин Латвии, заплатив за свой поступок тем же сроком.

К вышеперечисленным, наиболее часто встречаемым, статьям можно добавить статьи за ростовщичество, хищения, растраты, халатное отношение к работе. Встречается и уже знакомая статья 3 5, на основании которой обвиняемый признавался судом обще­ственно-опасным и удалялся из местности проживания.

Освободившись из лагеря, человек не был застрахован от повтор­ного заключения. Такая история чуть не случилась с Марией Сте­пановной Савченко. Уроженка Киева, педагог по профессии, она шесть лет проработала в начальной школе. Переехав к мужу в Вы­борг, устроилась начальником кассы, где допустила растрату и была осуждена на два года. Выйдя из заключения и проработав на заводе совсем немного, была приглашена учителем в Баталов­скую школу. Из-за несогласованности действий управления об­разования района и руководства завода Марию Степановну чуть не посадили снова, но в данном деле суд встал на её сторону.

На завод устраивались в основном бывшие заключённые ОЛП №3, а так как они имели справки об освобождении, в лич­ных делах этого периода много фотографий. Несмотря на то, что прошло уже столько десятилетий, качество снимков очень хо­рошее. Со справок смотрят люди, пережившие трудные, а иногда трагические моменты в своей жизни и видевшие трагедии других.

Завод испытывал нехватку людских ресурсов, при этом не все желающие могли быть приняты, были случаи, когда на работу не принимали по состоянию здоровья. Видимо, эти граждане на фоне общей людской истощённости и измождённости выгляде­ли ещё хуже, но вместо лечения им приходилось искать хоть ка­кой-то заработок, чтобы выжить.

Несмотря на разнообразие заводских профессий, некоторые никак не могли найти работу по душе. Служащий Б. до ухода в РККА дважды менял должность, каждый раз объясняя причину перехода: «Прошу перевести меня на лесобиржу, так как я в ко­тельной работать не могу», «Прошу перевести на работу по спе­циальности слесаря, так как я на лесобиржеработать не хочу».

В 1942 году на завод вместо выбывших в РККА было направ­лено 8 выпускников школы фабрично-заводского ученичества Сяськомбината по специальностям: электромонтёр, слесарь, то­карь, сушильщик, сеточник.

В личных делах прибывших в 1942 г. наряду с городом Конд- рово часто встречается Энсо. Многие рабочие-целлюлозники из этого города, эвакуированные ещё в первые дни войны, впослед­ствии оказались на нашем заводе.

Из книги приказов за 1942 год

В соответствии с распоряжением Кировского областного во­енкомата и Кайского райвоенкомата на заводе были организованы дни военной учёбы. Они проходили по понедельникам, вторни­кам и пятницам с 17:30. Посещаемость должна была быть 100%, распространялась на призывников 1925 года рождения и военно­обязанных, не обученных военному делу. Всем начальникам цехов и отделов в часы военных занятий предлагалось произвести за­мену и освободить указанных лиц. Оставлять их на работе мож­но было только в аварийных случаях, предварительно согласовав это с начальником военно-учебного пункта при заводе №4 това­рищем Шустовым.

В приказе №31 в первую военную весну директор М. Н. Стан­кевич поздравлял женщин с Международным женским днём:

«Международный женский день 8 марта 1942 года трудя­щиеся Советского Союза встречают в условиях войны против немецко-фашистских захватчиков. Более 8 месяцев длится эта война. Весь многомиллионный народ поднялся на великую освободительную войну против немцев, борется за честь, сво­боду и независимость своей Родины. Работницы особого за­вода №4 в дни Великой Отечественной войны честно и доб­лестно работают и борются за выполнение производственного плана, за повышение производительности труда, за сниже­ние себестоимости, за освоение двух профессий. Лаборантка, товарищ Масленникова [имя написано неразборчиво, отчество Николаевна] освоила профессию варщика. Сеточница товарищ Анна Дмитриевна [фамилия написана неразборчиво] пришла на завод, не имея никакой квалификации, за короткое время ос­воила технологический режим пресспата и в настоящее вре­мя является лучшей сеточницей, выполняет и перевыполня­ет производственные задания. Работницы Киселёва Ольга и Гольцова Марфа Фёдоровна обслуживают два агрегата. Мичурова В. А. (?) окончила курсы электриков и в настоящее время работает дежурным у распределительного щита. Упаковщица Беднякова Лидия Матвеевна освоила профессию шорника-смазчика. Многие женщины заняли места мужчин, ушедших в Красную армию. Поздравляю работниц с Между­народным коммунистическим женским днём и желаю успехов в дальнейшей работе».

С 10 мая 1942 г. были введены обязательные сверхурочные работы для вольнонаёмных за исключением беременных жен­щин, начиная с 6 месяцев, а также женщин, кормящих грудью в течение 6 месяцев. Продолжительность сверхурочных работ со­ставляла три часа в день, а для лиц, не достигших 16 лет, — 2 ча­са в день. От обязательных сверхурочных работ были освобож­дены кочегары, работающие непосредственно у котлов, упаков­щицы пресса Вельгер, главный инженер, главный механик, глав­ный бухгалтер и начальники отделов. Начинались такие работы в 18:00, заканчивались в 21:00 и оплачивались в полуторном раз­мере. Начальник ОРСа должен был перестроить работу столо­вой и магазинов, обеспечив нормальное обслуживание рабочих и служащих.

В те годы нередки были пожары, об одном из них можно уз­нать из приказа о поощрениях: «… Случилось возгорание на кры­ше котельной завода. При этом очень хорошо справились рабо­чие котельной, немедленно приступившие к тушению, при этом прибывшие бойцы пожарной охраны проявили растерянность». Рабочим вынесли благодарность, а недостаточные умения бой­цов пожарной охраны предстояло исправить руководству.

Впервые многие работники получили надбавку за стаж не­прерывной работы на заводе. Она составила 10% от основной заработной платы.

Помимо приказов, касающихся непосредственно производст­ва, в этом году есть целый ряд приказов, посвящённых работе под­собного хозяйства завода №4. Изучив их, не только понимаешь, какое значение придавало руководство животноводству и огород­ничеству в военные годы, но и существенно расширяешь знания о возможностях сельхозпроизводства в нашей местности.

В 1942 году, самом холодном и голодном в Вятлаге, директор завода М. Н. Станкевич после тщательной проверки подсобного хозяйства был в негодовании из-за ненадлежащего ухода как за растениями, так и за животными. По итогам проверки он издал ряд подробных приказов, которые больше похожи на настав­ления опытного крестьянина. Например, директор по пунктам расписывал, как избежать неурожая и что нужно выполнять, чтобы добиться большего урожая картофеля, капусты, помидо­ров, турнепса и табака. Из-за малых удоев коров он внёс в рас­писание работы фермы важные изменения: производить пастьбу полный световой день, ежедневно скашивать травы — 10—12 кг для дойных коров, проверять наличие соли в кормушках, поить коров перед доением и после. О выполнении данных приказов он обязывает докладывать каждые 5 дней. Чтобы улучшить об­щественное питание, он по-военному чётко даёт прямые указа­ния: «Организоватьработу по сбору грибов и ягод, максимально увеличить улов рыбы, наладить регулярные поставки молока со станции Фосфоритная». Кроме этого, Михаил Николаевич ходатайствует перед районным советом о выделении пчёл, гу­сей и уток, борется с хищениями урожая. Несмотря на то, что за хищения в те годы наказывали очень строго — за вынос одного турнепса с заводского поля, за кражу одной лампочки из цеха отдавали под суд, директору для охраны огородов пришлось при­влечь трёх сторожей.

У приказов по подсобному хозяйству была одна цель — суще­ственно улучшить питание заводских служащих. Принятые меры, по всей видимости, позволили увеличить пищевые запасы заво­да, и с 20 августа 1942 г. вышел приказ об организации двухразово­го питания всех категорий служащих, а для стахановцев, ударни­ков и ИТР организовывалось улучшенное питание из трёх блюд.

Следующий приказ касался улучшения быта служащих: «В це­лях расширения подсобного хозяйства и удовлетворения бы­товых потребностей рабочих, немедленно организовать са­пожную и портняжную мастерские, а также производство известкового камня». Директор завода считал, что нужно, исхо­дя из имеющихся возможностей, улучшать условия жизни лю­дей, так как неустроенность быта снижает работоспособность, отвлекает от важного производства.

Во многих приказах Михаил Николаевич использует слово «немедленно». Вот и в этом, о бытовом обслуживании, читаем не просто «организовать», а «организовать немедленно». Даже сей­час, спустя столько лет, осознаёшь важность порученного дела, понимаешь, что от выполнения приказа зависит жизнь людей. Хочется думать, что за этими приказами стоит человек, пережи­вающий за доверенное ему дело, думающий о людях.

В приказе за июль 1942 г. говорится о том, что завод сохранил переходящее Красное Знамя Комитета обороны, с чем Михаил Николаевич и поздравляет всех служащих завода, при этом его речь своеобразна и проникновенна: «…Никакой самоуспокоен­ности. Никакого зазнайства. Все наши силы направим на высо­кокачественное выполнение плана, дальнейшее снижение себе­стоимости и максимальное использование внутренних ресурсов, быструю ликвидацию имеющихся недостатков, строжайшую экономию сырья и материалов, повседневное повышение произ­водительности труда». За сохранение Красного Знамени всем категориям служащих выделили денежные премии в размере от 200 до 1200 рублей.

Приказ №117 посвящён мероприятиям по подготовке завода и подсобного хозяйства к зиме:

«Работа завода зимой 41—42 года выявила целый ряд су­щественных недостатков, которые не давали нормально ра­ботать заводу в зимний период. К числу этих недостатков следует отнести:

— Жилые дома (посёлок №2). Были не утеплены двери, рамы не пригнаны и не промазаны, отопительные приборы не отремонтированы.

— Отопительная система заводских зданий работала с большой потерей тепла.

— Двери и рамы заводского корпуса не утеплены. Нормаль­ная и бесперебойная работа в зимних условиях будет зависеть от качества произведённого капремонта.

ЖКО:

— Произвести капремонт водяного отопления в домах №9 и 12.

— Подготовить артезианскую скважину к работе в зимних условиях.

— Произвести конопатку в помещении бани.

— Утеплить поселковые колодцы.

— Произвести ремонт печей и плит во всех домах.

— Отремонтировать и подогнать двери в жилых домах и ос­теклить окна.

— Проверить состояние наружных завалин и сделать подсыпку.

— Произвести конопатку клуба, школы и больницы.

— Произвести ревизию отопления в детсаде и яслях».

Призыв 1942 года

В 1942 году с завода на фронт призываются не только мужчи­ны, но и женщины. На основании постановлений Государствен­ного комитета обороны в 1942 г. были проведены три массовые мобилизации женщин.

После года работы в детском саду уходит на фронт дипломи­рованный воспитатель Вера Васильевна Просвирнина. О даль­нейшей её судьбе ничего не известно. Боец пожарной охраны Ав­густа Ивановна Санникова на фронте становится телефонисткой в роте связи авиационной дивизии. В мае 1945 г. она была награж­дена медалью «За боевые заслуги». С 1 июня 1942 года в РККА Мария Фёдоровна Богомякова. Выпускница ФЗУ города Красно­камска на заводе — с января 1939 года. Работала на должностях старшей отжимницы, каландровщицы. Уходят на фронт и эвакуи­рованные из Ленинграда сёстры Дзержговские: 30 мая — Нина Станиславовна, бухгалтер расчётной группы, 17 июня — Кина Ста­ниславовна.

Призыв в РККА этих женщин установлен на основании лич­ных дел. Ещё три случая зафиксированы с помощью книги при­казов за 1942 год: рабочая лесобиржи Гурская О. С., заведующая складом ОРС Полунина А. П., бригадир сельхозсектора Кипятко- ва Н.0 Л.

Книга приказов завода позволяет с большой точностью уста­новить, как проходил призыв в этом сложном военном году. Как правило, в приказах отмечены фамилия, инициалы или полное имя, а также должность. Есть случаи, когда написана одна фами­лия, фамилия и имя. Иногда неразборчивый почерк не позволяет понять буквы инициалов и, что реже, фамилий.

Призванные в РККА в 1942 году

(по данным книги приказов завода №4)

Январь

20.01.42 Гурская О. С., рабочая лесобиржи.

Февраль

02.02.42 Андрюшенков М. Д., дежурный электромонтёр ПСХ; Кузьмин Н. И., слесарь РММ; Кузнецов Н. Т., кочегар ПСХ; Владимиров К. Т., тельферист ПСХ; Чернов М. К., рядовой боец.

03.02.42 Ворожцов [без инициалов], старший машинист; Ярос­лавцев А. А., кочегар ПСХ; Аннушкин И. Н., брига­дир РММ; Засухин П. В., плотник ЖКО.

21.02.42 Маркосов Аданис Георгиевич, рабочий коммерческо­го отдела; Кусков А. М., рядовой боец.

Март

03.03.42 Полудницын П. Е., агент ОРС; Козин Н. А. и Вал- дырев И. В., агенты коммерческого отдела; Журав­лёв С. П., слесарь.

04.03.42 Алленов Д. Д., старший варщик; Перваков К. Н., рядо­вой боец; Леонтьев Г. С., моторист ППК; Гольцов Ф. Н. и Дубовой С. Р, слесари РММ; Новосёлов Д. В., бух­галтер-финансист; Рыбаков А. Ф. и Галицкий Е. Г., кис- лотчики.

07.03.42 Понкратов П. Ф., слесарь.

08.03.42 Катерноза П. Д., сменный мастер; Корягин [а] [без ини­циалов], счетовод; Карманов Ф. Е., рядовой боец; Булы­гин Е. И., бухгалтер.

11.03.42 Зернов А. П., рядовой боец; Менчинов А. А., кочегар ПСХ; Ершов П. И. и Серёгин Е. И., слесари РММ.

13.03.42 Муравьёв А. П., плотник; Бочаров И. Ф., шорник ОРС; Белоногов Х. П., рабочий ЖКО; Кузнецов Г. Р, коче­гар; Аннушкин С. И., старший по цимольной уста­новке; Катриченко Кирилл Петрович, пекарь.

14.03.42 Волков Фёдор Денисович, рядовой боец.

18.03.42 Холдеев Ф. Е., десятник лесобиржи; Никитин М. П., начальник электроотдела.

19.03.42 Сонкин А. И., маляр; Герасименко П. С., кочегар; Бе­лоногов Ф. С. и Чесноков И. И., работники ЖКО.

21.03.42 Чирков С. З., рядовой боец; Монахов А. Г. (А. П.?) и Васильев В. П., кочегары ПСХ; Платов В. А., грузчик коммерческого отдела; Ильин М. А., электромонтёр.

25.03.42 Александров Н. П., рабочий сельхозсектора; Полу­нина А. П., заведующая складом ОРС; Старков И. Н., кочегар ПСХ.

Май

8.05.42 Кувардин А. П., старший бухгалтер; Воробьёв В. Б., нормировщик планового отдела.

30.05.42 Два конюха, первая фамилия не читаема, второй — По- ложенко И. И.; Алексейко Г М., портной; Кузнецов А. М., кочегар; Бакунов [без инициалов], рабочий ТРО.

Июнь

13.06.42 Ракшевский П. С., бухгалтер; Рассказов Ф. Ф., токарь.

27.06.42 Овчинников В. Т., начальник караула; Кононов И. Н., заведующий столовой ОРС; Абрамов А. Е., слесарь; Соловьёв М. М., счетовод ОРС.

Август

26.08.42 Бабин Б. И., слесарь.

27.08.42 Синчук М. Е., электромонтёр; Найданов А. П., на­чальник караула; Карманов Е. И., боец.

Сентябрь

08.09.42 Санников В. Р, кочегар; Блажевич В. М., Абайкин А. И. и Горшков М. Ф., слесари; Пестриков Ф. И., плотник; Голубцов Н. А., кочегар; Масленников С. И., турмов- щик; Кузовлев Ф. Л., кочегар.

12.09.42 Тимченко Дмитрий Самуилович, бригадир склада го­товой продукции; Мельник Марк Павлович, конюх.

18.09.42 Маслов В. А., варщик.

23.09.42 Масленников И. Г., мельник ОРС.

30.09.42 Ливанди Ф. Я., Яанисте Ральф Эрнстович, Крестьян- цев Юлис Фёдорович, рабочие ОРС.

Октябрь

— Панов В. И., кочегар; Мичуров В. И., электромонтёр; Эйхман Эдуард Петрович, рабочий ОРС; Петров В. П., кочегар; Алае Ф., рабочий РСТ; Маркевич Алексей Иванович, слесарь РММ; кочегар ПСХ с нечитаемой фамилией.

— Ермаков Иван Федотович, кочегар.

— Федорин А. Е., рабочий ЖКО.

— Пиминов Иван Фёдорович, машинист.

Ноябрь

8.11 42 Кипяткова Н. (?) Л., бригадир сельхозсектора.

— Акимов [без инициалов], боец; Перваков А. М., [дол­жность не указана].

— Пантелеев М. В., подручный очистник.

Декабрь

04.12.42 Рузанов А. С., экспедитор ОРС.

— Борода Г. (?) Д., [должность не указана].

— Коньчев Н. И., слесарь; Кашин А. М., боец; Петров А. П., кочегар.

По данным приказов вернулись из РККА: 20.01.42 — Куте­пов С. М., слесарь РММ; 24.03.42 — Козин Н. А., ответственный исполнитель.

Призванные в РККА в 1942 году

(по данным личных дел)

30.05.42 Дзержговская Нина Станиславовна, бухгалтер.

01.06.42 Богомякова Мария Фёдоровна, старшая отжимница, каландровщица.

17.06.42 Дзержговская Кина Станиславовна.

24.06.42 Карманов Георгий Михайлович, работник торгового сектора.

— Васильев Георгий Степанович, бригадир погрузочной бригады.

В РККА, по данным личных дел, также были призваны Про- свирнина Вера Васильевна, воспитатель детского сада, и Сан­никова Августа Ивановна, боец пожарной охраны.

В итоге установлено, что в 1942 году с завода было призва­но 111 человек, из них 8 — это женщины, хотя цифры, конечно, приблизительные. Об этом можно судить по тому, что фамилии призванных, установленные на основании изучения личных дел, в приказах завода отражены не были. Поэтому можно сделать вывод, что отправленных в армию могло быть больше.

Конечно, не сразу догадалась о причине, по которой прекра­щались личные дела первых рабочих-кондровчан. Но утешаю себя тем, что не было в них записи «Ушёл в РККА», она появи­лась позднее. Кондровчан в 1942 году на фронт ушло много. Я научилась их находить в Интернете. Если в строчках докумен­тов место призыва — Кайский РВК, а место рождения — Дзержин­ский район Смоленской области, значит, это служащий завода №4.

На сайте ОБД «Мемориал» в сведениях о погибших мимо­лётное упоминание города Ржева заставляет вспомнить термин «Ржевская мясорубка». На Ржевской дуге оказались призванные в один день, 4 марта 1942 г., старшие кислотчики Антон Фёдо­рович Рыбаков и Ефим Гаврилович Галицкий. Они погибли в том же году: первый умер от ран 20 августа, второй был убит в конце Ржевской битвы, 22 декабря. Совсем рядом, в Ста­рорусском районе, в лесу у деревни Однорядка, похоронили Михаила Ефимовича Синчука. Красноармеец 9-й воздушно-де­сантной гвардейской дивизии был убит 12 марта 1943 года. Это и про них стихотворение Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом…»

Вернулся с войны помощник командира взвода Михаил Дмит­риевич Андрюшенков. Он освобождал Европу от фашистов, во­евал с японцами, заслужил награды — орден Красной Звезды, ме­дали «За боевые заслуги» и «За отвагу».

Алленов Дмитрий Дмитриевич, командир отделения связи взвода управления, был награждён медалью «За отвагу» и орде­ном Отечественной войны 1-й степени. В 1943 г. под Брянском получил тяжёлое ранение и инвалидность.

Уроженец Кайского района Степан Захарович Чирков тоже погиб в Ржевской битве. На момент гибели ему был 21 год. Он перезахоронен в братскую могилу в 62 км от Ржева. Из почти семисот захороненных там солдат имена установлены только у двух сотен. За памятником над братской могилой ухаживают жители ближайших поселений, его навещают школьники — про­ходят по местам боёв во время акции «Лыжня памяти».

Сведения о солдатах ищу по-разному. Если имя и отчество человека известны, сначала просматриваю ОБД «Подвиг наро­да». Ввела в строку поиска необычную фамилию «Катерноза» и сразу нашла наградной лист командира стрелкового взвода Пан­телея Демьяновича Катернозы. Отмечены успешные действия в Харьковском наступлении. В боях за деревню Ясенок взвод Ка- тернозы прославился как самый боевой. В феврале 1943 г. он был удостоен медали «За отвагу». И вдруг вспомнила автобиографию женщины с такой же редкой фамилией, чья семья приехала на за­вод ещё в 1939 году с Красновишерского ЦБК (Пермская область).

В конце рассказа о себе и своей семье она пишет, что сын её погиб в боях за Родину. Неужели это её сын? Ввожу фамилию на сай­те ОБД «Мемориал» и нахожу подтверждение. Славный боевой путь командира пулемётного взвода 85-й гвардейской стрелковой дивизии, потомственного целлюлозника Пантелея Демьяновича Катернозы закончился в Смоленской наступательной операции у деревни Шимени 12 августа 1943 года. Позднее его тело было перезахоронено в сквере Боевой славы города Ельня.

В этой же операции возле д. Леоново 30 августа погиб Алек­сей Евграфович Абрамов, слесарь на заводе, в армии — красноар­меец 19-й стрелковой дивизии. Это про них, гвардейцев 19-й стрел­ковой дивизии, написаны строки: «В августе 1943 г. гвардейцы прошли по тем политым кровью местам, где сражалась и по­легла 166-я стрелковая дивизия. Освободили города Духовщина, Лиозно, Рудня…». Все бойцы, погибшие у деревни Леоново, впоследствии были перезахоронены в мемориальный комплекс в центре города Духовщина.

«Журавлиные поля» земли Новгородской (так поэтично назы­вают местные жители места ожесточённых боев) стали послед­ним приютом рабочего ОРСа Юлиса Фёдоровича Крестьянцева. Он погиб 21 января 1943 г. в другой крупнейшей операции — Демян­ской. Его фамилия выбита среди многих других на щитах мемо­риала в самом центре деревни Сельцы Новгородской области. Увидеть нужную фамилию на памятнике удаётся в единичных случаях. Это и есть тот редкий случай.

Григорий Михайлович Карманов, 1904 г. р., работник торгово­го сектора, в приказах не найден, но по записи в личном деле уда­лось установить, что он ушёл на фронт 24 июня 1942 года. Погиб в Сталинградской битве 30 ноября. По данным Книги памяти, захоронен в братской могиле №1 на Мамаевом кургане. По дан­ным ОБД «Мемориал», красноармеец 119-й стрелковой дивизии Карманов Григорий Михайлович погиб в бою за станцию Суровикино и похоронен там же в братской могиле. Нашла строки о тех боях: «В донесении командующего Юго-Западным фрон­том генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина в Ставку ВГК от 01.12.1942 г. отмечалось, что 119-я ст. дивизия (командир дивизии подполковник М. М. Данилов) ведёт бой за полное овладение ж/д станцией Суровикино с юга. С потерей ст. Суровикино против­ник лишался важной магистрали. Поэтому именно на подступах к Суровикино разгорелись ожесточённые бои с отчаянно сопро­тивляющимся врагом, стянувшим сюда отборные части дивизии СС „Мёртвая голова“, много техники и огневых средств».

Через два месяца после призыва в Сталинградской битве по­гиб Ермаков Иван Федотович.

Пропали без вести Чесноков Иван Иванович в мае, Белоно­гов Харитон Прохорович в июле, Бочаров Иван Филиппович в ноябре 1943 года, Яанисте Ральф Эрнстович — в 1944 году.

Есть погибшие в штрафной роте, есть умершие от дизенте­рии. Выше я писала, что среди личных дел 1942 года попадалось много дел с фотографиями. Они были крохотные, но очень чёт­кие. Вспоминаю, как с удивлением рассматривала первый такой снимок — шахтёра из Донбасса, в 1937 году осуждённого нарсу­дом сроком на 5 лет, а после отбытия наказания оставшегося на заводе в должности шорника сельхозсектора. Это была фотогра­фия Ивана Филипповича Бочарова. Единственное письмо жене он написал в мае 1942 года по дороге на фронт, и больше никаких известий о нём не было. На сайте ОБД «Мемориал» есть одно совпадение: полный тёзка этого человека погиб в мае 1942 года в Новгородской области у деревни Городецкое.

В 1942 г. начинают уходить на фронт призывники 1924 года рож­дения. В один день на фронт уходят восемнадцатилетние слу­жащие охраны — начальник караула Аркадий Прокофьевич Найданов и боец Егор Иванович Карманов. Первый на войне стал башнёром танка. К концу войны имел два ордена Красной Звез­ды и орден Славы 3-й степени. Последнюю награду получил за бои на улицах Берлина: «…В ожесточённом уличном бою унич­тожил одну пушку противника, гусеницами танка раздавил до 5 фаустных точек… <…> Форсировал реку Шпрее и стал успеш­но продвигаться по улицам Берлина. Уничтожил две зенитные пушки противника, гусеницами танка раздавил до 40 фаустников». Его ровесник Е. И. Карманов прошёл всю войну в стрелко­вой роте, имел три ранения и медаль «За отвагу».

Санинструктор стрелковой роты Кирилл Петрович Катриченко был сам четырежды ранен. Строки из приказа о награждении в 1944 г. медалью «За боевые заслуги»: «Был ранен и, не покидая поля боя, уничтожил 4 немецких солдата; при прорыве немецкой обороны уничтожил 6 немецких солдат».

Кувардин Александр Павлович исполнял обязанности писаря паровозно-транспортного полка, в ряде боёв участвовал в качест­ве стрелка. Продфуражным складом заведовал Иван Васильевич Валдырев. Он обеспечивал бесперебойное снабжение полка про­дуктами и фуражом. Характеризовался как способный и честный командир. Оба были награждены медалями «За боевые заслуги».

Телефонистами стали Пётр Егорович Полудницын и Клав­дий Николаевич Перваков, заслужили медали «За отвагу». В конце 1944 г. старший телефонист артиллерийского полка К. Н. Перваков был награждён орденом Красной Звезды.

Слесарь завода Андрей Ильич Абайкин, орудийный номер в тяжёло-гаубичной бригаде, прошёл боевой путь солдата-освобо­дителя от Ленинграда до Берлина. Награждён медалями «За обо­рону Ленинграда», «За отвагу», «За освобождение Праги», «За взя­тие Берлина». Строчки из приказов: «Несмотря на сильный артоб­стрел противника, красноармеец Абайкин спокойно продолжил свою работу», «…в бою проявил мужество и бесстрашие: быстро и чётко готовил заряды, обеспечил быстроту ведения огня».

Не менее славный путь оказался у призванных в один день ровесников, тельфериста ПСХ Владимирова и бойца пожарной охраны Чернова.

«Смелый, храбрый воин» Константин Терентьевич Владими­ров, заместитель командира отделения роты автоматчиков, за вой­ну был трижды ранен. В 1944 г. за героизм в атаке награждён ор­деном Славы 3-й степени: «Первым бросился на врага и уничтожил девять фашистов. В момент второй атаки был тяжело ранен, но поле боя не оставил до тех пор, пока не был ранен вторично».

Радист Михаил Кузьмич Чернов неоднократно забрасывался в тыл врага. Уже в сентябре 1942 года за бесперебойную радио­связь в течение 9 часов из боевых порядков врага был удосто­ен медали «За отвагу». Второй медалью «За отвагу» награждён в июле 1944 г.: «Под сильным обстрелом, двигаясь в пехоте, по­давал арткоманды». В этом же году был ранен. В 1945 году в про­винции Померания был награждён орденом Славы 3-й степени, в провинции Бранденбург — орденом Красной Звезды: «…снова, находясь в боевых порядках пехоты, рация т. Чернова передавала целеуказания для подавления огневых точек противника. Рация его всегда работает безотказно. В боях товарищ Чернов показал себя отважным и мужественным воином, умелым радистом».

15 ноября 1942 г. призывается на фронт бывший заключён­ный, который в январе 1941 г. хотел начать новую жизнь и чья автобиография привлекла моё внимание. Его дальнейшая судь­ба, а также дата призыва, были установлены с помощью сайтов «Родная Вятка» и ОБД «Мемориал». Этот человек хотел изме­нить свою жизнь, но в самом страшном сне не мог представить, какими будут эти изменения. Он хотел стать равноправным гражданином своей Родины и добился своего: встал на защиту Родины наравне со всеми. Хотел честно трудиться… В 1947 г. за­прос на поиск Васильева Георгия Степановича подаёт его жена, которая проживает в это время на заводе. Её муж с апреля 1945 г. числится без вести пропавшим. Она указывает, что письменная связь прекратилась 25 апреля. Неизвестно, узнала ли она впо­следствии, что 27 апреля муж погиб на подступах к Берлину, у населённого пункта Блюмберг в Земле Бранденбург и захоронен там на братском кладбище.

1943 год

В этом военном году пополнение служащих завода происходит в основном за счёт бывших заключённых и большого коли­чества депортированных советских немцев.

Немцы, в количестве 254 человек, прибыли на завод 22 мая 1943 года. Ранее считалось, что немцы преимущественно рабо­тали на лесобирже и на производство их не допускали, но, со­гласно книге приказов, они были трудоустроены таким образом: 183 — лесобиржа, 23 — ОРС, 14 — ПСХ, 26 — коммерческий отдел, 8 — основное производство.

28 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР при­нял указ «О переселении немцев, проживающих в районах Повол­жья». Основными местами для выселения были определены Ка­захская ССР, Алтайский край, Красноярский край, Новосибирская и Омская области. Вскоре к поволжским немцам присоединились их соплеменники из других мест: Причерноморья, Кавказа, Укра­ины… К 1942 г. переселённых советских немцев объявили «трудмобилизованными», призвали через военкоматы в «трудармию» (мужчин — в январе-марте, женщин — в конце 1942 г.), вновь поса­дили в эшелоны — и пошли они этап за этапом в рудники, на строи­тельство заводов, дорог, в лесные лагеря, в том числе и в Вятлаг.

Анализ некоторых личных дел депортированных немцев сде­лал Вячеслав Раченко в статье «На родину вернулись не все»:

«Анализируя архивные документы, можно сделать вывод, что освоение целинных и залежных земель началось задолго до того, как в Казахстан приехали комсомольцы со всего СССР. Немцы, работавшие на Кайском целлюлозном заводе (завод №4), ещё в 1941 году начали осваивать эти целинные земли.

И откуда только их не присылали в Казахстан: Вейделко Элеонора — из Тульской области, Гилле Блондина — из Куй­бышевской области, Кун Флорентина — из Запорожской об­ласти, Шмидт Клавдия — из Азербайджана, Рит Елисаве­та — из Краснодарского края. Это только малая часть людей, высланных в Казахстан со всех городов и весей и «компактно» переселённых на целину. В большинстве своём эти люди начи­нали обживаться на новом месте, работать в колхозах, на предприятиях, в учреждениях. Правда, переезд на новое место не для всех оказался благополучным. Так, во время переезда умерли отец Ляуфедорф Елизаветы, отец Валь Августины, муж Рит Елисаветы.

Но освоение целинных и залежных земель продолжалось недолго. И вот мужчин вновь загружают в вагоны и отправ­ляют в разные концы страны. В 1943 году наступила очередь женщин, причём наличие детей во внимание не принималось. Арльт Лидия Эдуардовна была выслана на завод №4, а её дети остались в Караганде; трое детей Гилле Блондины в возрас­те от 7 до 12 лет остались в Казахстане; четверо детей Рит Елисаветы, двое детей Берген Агнетты, Брауэр Розалии… сколько ещё тех, о ком нет упоминаний в документах!

Не все взрослые могли работать и жить в условиях Кайско- го района, особенно в осенне-зимний период. Катастрофически не хватало обуви, даже лапти выдавали по карточкам. Но от­сутствие обуви не являлось причиной для невыхода на работу, и тех работников, кто это игнорировал, ждал суд. Так, Розбах Мария Андреевна не вышла на работу из-за отсутствия обуви и болезни ног, и в июне 1944 года была осуждена за прогул. В это время ей исполнилось 18 лет и 2 месяца. Ляуфедорф Елизавета в декабре 1945 года за прогул была приговорена Кайским район­ным судом к четырём месяцам тюремного заключения. В 1946 году за преждевременный уход с работы был привлечён к судеб­ной ответственности Герк Иосиф Николаевич и многие-мно- гие другие: немцы, русские, татары, чуваши. Даже инвалида 2-й группы Бирке Марию Францевну уже после окончания войны за невыход на работу из-за отсутствия обуви вновь арестовы­вают, после чего её следы теряются.

Редко кто из переселенцев работал по специальности. Повез­ло, например, Клавдии Шмидт, окончившей музыкальный тех­никум. Ей удалось начать работу лаборантом, а впоследствии работать музыкальным работником в детском саду. Эрика Экк, до войны работавшая учителем немецкого языка, на заводе №4 работала инспектором колонны эвакуированных, а затем кла­довщиком ЖКО. В то же время Элеонора Вайделко, окончившая Московский медицинский техникум, на заводе №4 работала на подсобном хозяйстве, а бывший учитель начальных классов Фло­рентина Кун — кочегаром в котельной.

Из завода №4 переселенок в любое время могли «переселить „“ в другие места. Так, в 1946 году по требованию МВД Валь Авгус­тину, Гердт Эллу, Герберт Берту переправили в Киров на ко­жевенный комбинат. И многие из немок после войны не смог­ли вернуться в свои родные места, а кто-то и теперь живёт в Созимском, пережив и сам завод, и тех, кто их сюда выслал».

Действительно, в мае 1943 г. в наш посёлок было доставле­но большое количество немцев, за что ту часть посёлка, где они проживали, называли «Малым Берлином». Формально их не счи­тали заключёнными, а фактически приравняли (по организации режима и внутреннего распорядка). Часть немцев разместили в только что построенном здании школы, где они ютились до 1946 года. В одних классах жили бригады кочегаров-мужчин, в других — женщины, которые трудились в основном на лесобирже. Немцы работали и в лесу на заготовке древесины, где жили во временных домиках — юртах.

После войны многие из немцев в силу ряда причин не верну­лись домой, наш посёлок стал для них второй родиной. Жители старшего и среднего поколения с любовью вспоминают, упоми­наемую в статье Раченко, Клавдию Альбертовну Шмидт, долгие годы проработавшую музыкальным руководителем в детском саду «Чайка». Рассказывают, что после войны она нашла свою сестру, съездила на родину в Азербайджан, но менять место жи­тельства не стала. А строки «кто-то и теперь живёт в пос. Созим- ском, пережив и сам завод, и тех, кто их сюда выслал» как нельзя лучше подходят Марии Карловне Рембольдт, долгожительнице нашего посёлка. А ведь в молодости она не раз могла умереть. До депортации она проживала на Украине, когда их вывозили на но­вое место жительства, поезд подвергся бомбёжке. В 1942 г. она была направлена работать в Рудничный, где чуть не умерла от го­лода и холода. Выжила чудом, а её будущий муж, немец из Одес­ской области, единственный из братьев пережил годы войны лишь потому, что записался в комсомольцы. Трудармейцы, вступившие в комсомол, получали дополнительные пайки. После войны ни она, ни её сестра не вернулись на родину, долгие годы прорабо­тали на лесобирже целлюлозного завода. Жизнь в русскоязычном посёлке не помешала Марии Карловне сохранить свой националь­ный язык, в 1990-е гг. её диалект приезжали изучать учёные из Кирова. А уже в 2000-е Мария Карловна помогла исследователям из школы воссоздать картину первых лет жизни посёлка.

В 1943 г. кроме немцев на заводе впервые встречаются турок, каракалпак, молдаванин, китайцы, таким образом, националь­ный состав служащих завода №4 значительно расширяется.

Снова попадаются личные дела граждан Эстонии. В пер­вом случае это, как и ранее, перебежчик — молодой парень, в 1939 г. пожелавший учиться в Советском Союзе, но вместо это­го окончивший трёхлетнюю «школу жизни» в Вятлаге. Во втором случае это женщина, оказавшаяся в заключении в августе 1941 года. Зимой 1943 г. она обморозила ноги на лесобирже. Её история — одна из многих — отражает очень плохое материальное обеспече­ние рабочих завода. Очень часто в качестве причины невыхода на работу указывалось отсутствие какой бы то ни было обуви. Есть случаи, когда за детей, работающих на заводе, просят их родите­ли: «…Прошу, переведите мою дочь с сельхозработ на работу в контору, так как у неё отсутствует обувь, или выдайте обувь за наличный расчёт».

Надо отметить, что все служащие завода находились в одина­ковом положении. Что это значит? Понести наказание — преду­преждение, выговор, уголовное наказание — могли как бывшие заключённые, так и те, у кого ранее не было проблем с законом, как члены ВКП (б), так и беспартийные. Например, если не было справки от врача, заранее написанного заявления, никакая вес­кая причина не могла объяснить невыход на работу и избавить от наказания. Любые опоздания были чреваты последствия­ми. В документах 1943 г. встречается случай, когда табельщи­ца передала рапорт об опоздании рабочей на 0,4 минуты! Но и поощрения, награды также мог заслужить каждый, вне зави­симости от прошлого. Например, бывший заключённый, рабо­тая на заводе, имел выговор «за взятие отработанного сукна», но в дальнейшем был отличником соцсоревнования и награждал­ся денежными премиями.

Из книги приказов за 1943 год

Просматривая книгу приказов, заметила: в этом году много служебных командировок у руководства и инженерно-техничес­ких работников. Директор часто посещал районный центр — село Лойно, посёлок Рудники (так назывался в то время Рудничный). Инженерно-технические работники командировались в Омут- нинск, Киров, Москву, Свердловск, Краснокамск и Алма-Ату.

18 февраля 1943 г. выходит приказ «О мерах по трудоус­тройству инвалидов Отечественной войны». Инвалидам войны 3-й группы предоставляли работу с учётом соответствующего за­ключения врачебно-трудовой комиссии и не привлекали к сверх­урочным работам.

Часть приказов касается трудовой дисциплины. Самый серьёз­ный из них — приказ от 6 марта 1943 года о наказании за самоволь­ный уход: «Самовольный уход рабочих и служащих с предприя­тия рассматривается как дезертирство. Дела о лицах, виновных в самовольном уходе с предприятия, немедленно передавать на рассмотрение военного трибунала».

Много приказов направлено на устранение недостатков в ра­боте. Кто-то обходится предупреждением, кто-то — строгим вы­говором, а кто-то — тем и другим. Предупреждение получают работники на упаковке, «так как снова встречаются случаи, когда вместо трёх слоёв упаковочной бумаги используют два». Выговор дают за утерю пропуска, за несвоевременное предо­ставление отчётов, а бойцов охраны наказывают за пререкание с начальством. Строгий выговор с предупреждением заслужила мотористка у насоса на плотине: «в результате самовольного ухода с рабочего места, она допустила выход мотора из строя. У мотора сгорела обмотка, мотор испорчен, а посёлок остался без удобной подачи питьевой воды». Восстанавливать мотор ей пришлось за свой счёт.

Приказ о проверке готовности общежития касается рассе­ления присланных из Казахстана немцев в здании двухэтажной школы. Строки из приказа: «…предоставить список лиц, не име­ющих постельных принадлежностей; запретить хранение дров в помещениях общежития, освободив для этой цели при здании школы сарай; в одной из комнат организовать Красный уголок».

В 1943 г. было выдано много премий, благодарностей и даже подарков за разные достижения. Например, за внесение рацио­нализаторских предложений по улучшению работы пресспата, за экономное расходование смазочных масел и, конечно, за пе­ревыполнение плана. Денежные премии варьировались от 75 до 500 рублей и выдавались всем без исключения категориям служа­щих, в том числе и переселённым немцам. В приказе от 6 ноября 1943 года: «В ответ на победоносное наступление Красной Ар­мии коллектив завода дал сверх плана 100 т оборонной продук­ции. Приказываю. За отличную работу объявить благодарности и выдать подарки». Подарки были выданы сменным мастерам и рабочим разных секторов.

В дни праздников охрана завода усиливалась. Насколько серь­ёзно подходили к этому мероприятию также видно из приказа: «В целях обеспечения охраны завода в дни Годовщины Великой Ок­тябрьской Социалистической революции приказываю усилить ох­рану и пожарную безопасность территории завода, жилых по­сёлков, с/х сектора, складов путём выставления дополнительных постов, личный состав ВВО перевести на казарменное положение».

Есть приказ о возврате детей с производства к обучению: «Учеников машинного зала считать уволенными в связи с про­должением с 30 октября обучения в школе».

1 июня 1943 г. принят в эксплуатацию радиоузел. С 1 сентяб­ря введена должность «начальник радиоузла» с зарплатой чуть больше 300 рублей.

Призыв 1943 года

Есть такая фраза: «Нет в нашей стране семьи, которую не кос­нулась бы война». Иллюстрацией к ней в настоящее время слу­жит акция «Бессмертный полк». Строки из заявления прессов­щицы завода №4 не только подтверждают данное высказывание, но и говорят о масштабе защиты Отечества: «Отецмой, два бра­та, две сестры и муж находятся на фронте». Другая служащая указывает, что муж её погиб в 1943 году, но в 1946-м она уезжает в связи с демобилизацией мужа. По всей видимости, это был тот счастливый случай, когда похоронка была послана ошибочно.

В 1943 г. уходит на фронт сирота, воспитанница детдома, одна из приехавших на завод после ФЗУ Сяськомбината, Мария Яковлевна Еганова. Токарь на заводе, в армии — делопроизводи­тель-машинистка в отделе контрразведки «Смерш». Она освобо­ждала Родину в составе 65-го стрелкового корпуса, начав свой боевой путь в Смоленской области. Победный май встретила в Вос­точной Пруссии, а война для Марии Яковлевны закончилась лишь в августе 1945-го в Корее.

Призывается на фронт много бывших заключённых, в том числе осуждённых по политическим статьям. Некоторые успева­ют поработать на заводе всего два-три месяца.

Призванные в РККА в 1943 году

(по данным книги приказов завода)

Январь

26.01.43 Масленников В. К., статист планового отдела; Анд­реев В. А., Глушков Л. А. и Малкин И. И., слесари РММ; Боронов И. К., грузчик.

Февраль

02.02.43 Воронов И. Е., рубщик; Розов П (?). Ф., варщик; Перваков М. П., боец.

03.02.43 Печеницын П. А., кочегар.

12—19.02.43 Шавров В. Ф., слесарь; Шоппо Л. П., счетовод; Се­рёгин С. И., слесарь; Бобров С. Е., слесарь механи­ческих мастерских; Плотников, Булевский П. П., Надзельский В. П., Акимов Д. А. и Ерёмин Н. В., токари; Джамиль М. А., кочегар.

Март

17.03.43 Ефимов Н. И., боец ВВО; Сайфутдинов [без инициа­

лов], кладовщик ОРС; Гореинов С. С., тельферист; Рябинин [без инициалов] и Виноградов П. П., ко­чегары; Вичужанин К. П., слесарь; Ирьниязев Т М., работник ТРО; Алексеев А. И., боец; Петров В. М., рабочий ОРС; Матюхин В. А., заведующий пере­валочным пунктом ОРС.

Апрель

22.04.43 Еганова М. Я., токарь; Калинин С. М., боец; Груз-

дов Фёдор Иванович, из штата завода.

Май

04.05.43 Попов П. Д., главный механик; Иванов Н. С.; Ко­стенко М. К., сапожный мастер.

15.05.43 Филимонов А. А., экспедитор коммерческого отдела.

Июнь

14.06.43 Ковалевский И. Д., начальник караула; Поздня­ков А. М., грузчик транспортного отдела.

Июль

06.07.43 Корягин Н. А., счетовод; Яковлев Л. И., начальник караула.

Декабрь

09.12.43 Цельцов Григорий Иосифович, боец.

В итоге до данным книги приказов, в 1943 году с завода в РККА был призван 41 человек.

Дойдя до 1943 г., чтобы установить судьбу призванного на фронт заводчанина, я изменила порядок поиска — стала начи­нать с Книги памяти, размещённой на краеведческом портале «Родная Вятка». Во-первых, погибших и пропавших без вести больше, чем оставшихся в живых; во-вторых, на этом портале можно найти человека по фамилии и инициалам. Задав нужную фамилию, быстро нашла подходящего человека — Масленников Василий Кузьмич, 1925 г. р., призванный на фронт 26 января 1943 года. Там же узнала, что он погиб за два дня до Победы, 7 мая 1945 года.

Если человек найден в Книге памяти, продолжаю поиск на сайте ОБД «Мемориал». С помощью этой базы данных уточ­няю, наш ли это человек, и нахожу дополнительную информацию.