Когда было тогда

Рекомендую. И смех, и слезы, и любовь, и еще много, много о нашей многотрудной жизни.

Здравствуйте все! Я Хелла Гаумнитц, немка, филолог, русистка, литературовед. За творчеством Бориса Шапиро я слежу давно. Его поэзия, как русская, так и немецкая, в языковом отношении пример удивительной точности выражения, его метафоры живы как цветы – всегда свежие и с классическим ароматом, его сюжеты и звукопись более всего близки к музыке Иоганна Себастиана Баха. Но сейчас Ридеро опубликовало прозу Шапиро, сразу два романа в одной книге. О прозе Шапиро я пишу впервые. Два романа в одной обложке – это редкость. Лучше бы Ридеро издало их по-отдельности. Оба они очень разные и оба просто великолепны. Короткий роман «Солнечный мальчик» – это судьба двух друзей. Главная фигура в нём выдающийся учёный-астрофизик Викторий Шварцман. О нём и о его романтических родителях рассказано так, что одновременно и плакать хочется, и восхищаться, и руку дружбы протянуть, и зависть берёт, и благодарность. А самое удивительное в нём то, что это действительно документальный роман: читатель сразу попадает в настоящую жизнь советских времён и обречён на то, чтобы читать и перечитывать, и не мочь оторваться. Второй роман еврейские фацетии «Когда было тогда» – самое возвышенное из всего, что я читала в последние годы. Да, автор, вернее его герои, используют иногда обсценную лексику, но так, что при этом раскрывается вовсе не ругательный, а, скорее, теологический смысл повествования. Если нужно сказать в одной фразе, о чём эта книга, то я скажу: эта книга о Боге. Эта книга о Боге и людях, которые не могут друг без друга. А их связующее звено – главный герой романа раввин Йегуда Клоц. В романе «Когда было тогда» нет ни миссионерства, ни религиозной пропаганды. А сердечность, искренность и душевность, и непреходящий юмор – вот главные его свойства. Я перечитываю еврейские фацетии в третий раз и удивляюсь, насколько мне всё новые и новые открываются пласты и глубины.

Обычно, назначение отзыва – помочь читателю решить, читать или не читать. Я советов не даю: решайте сами. Из определения фацетии в Википедии: «Юмористический жанр, типичный для городского сословия эпохи Ренессанса, отличается грубоватым, порой неприкрытым натурализмом. В основе фацеции сплошь и рядом лежит какой-нибудь бродячий сюжет, издавна бытовавший в международной устной и письменной литературе.» Примеры фацетий: «Декамерон», русские лубочные рассказы и заветные сказки, «Гаргантюа и Пантагрюэль». Эта книга представляет собой набор фацетий от трех строчек до нескольких страниц, на первый взгляд не связанных, через которые проходят несколько персонажей. Но, по прочтении, понимаешь, что их последовательность тщательно продумана. Автор предпочел назвать книгу романом. Что ж, Гоголь же назвал «Мертвые души» поэмой. У Бориса оснований больше. Понять роман не просто, хотя читается легко. Читателя нужно предупредить об особенностях жанра. В романе широко (и виртуозно) используется ненормативная лексика. В русской литературе это встречалось. Напомню, например, роман Алешковского «Николай Николаевич», который Виктория Токарева назвала «самым чистым романом о самой чистой любви, написанным самым чистым матом». Если этот язык для вас категорически неприемлем – читать не стоит. Я считаю, что каждое слово здесь художественно оправдано. Меня потрясло, как Шапиро сумел превратить похабный анекдот в трагическую историю великой любви («Бог услышал»). В этом рассказе градус «неприличия» поднят очень высоко. Но... Раввин в нем говорит: «Ты что, у Бога личный секретарь, чтобы знать, что Он думает и чего хочет?». Я думаю, автор расссчитывал, что, по контрасту, последние слова рассказа прозвучат как удар колокола. В театральной среде есть выражение «про что»: «Про что ты ставишь Гамлета?». Про что «Еврейские фацетии»? – Про высокую любовь, про отношения человека с Богом, про науку, про счастье и страдания, про мужество и трусость... В общем, про нас.

Читайте и думайте!!!

Большое спасибо автору! Книжка открывает что-то больше, чем в ней собственно написано - действительно, хочется обо всем этом думать. Хотя, конечно, мысли нерадостные по большей части.