Бесплатный фрагмент - КИФ-6. «Современная война»

От составителей

КИФ-6 означает «шестой конкурс имморт-фантастики». Имморт означает, что самое ценное — это жизнь. Мы против обессмысливания и обесценивания жизни. Зато мы ратуем за человеческое достоинство, нравственность и долгую-долгую, желательно бесконечную и молодую, мирную, осмысленную жизнь. И мы полагаем, что весь свой разум, все свои усилия, все свои ресурсы человечество должно направлять не на то, чтобы воевать между собой, а на то, чтобы жить всем вместе — бороться надо с внешними обстоятельствами.

На шестом конкурсе имморт-фантастики мы предложили авторам написать рассказ, в котором, с одной стороны, описывается социальная проблема, способная вызвать военный конфликт, а с другой стороны, действие должно разворачиваться в мире, где все люди вечно-молоды. При этом, конечно, мы хотели, чтобы в рассказах всеобщая вечная молодость не являлась причиной конфликта. И оказалось, что два эти условия не получилось совместить — если вечная молодость сама по себе не вызывает конфликта, то войны быть не может. Судите сами — рассказы в нашем сборнике содержат одно из двух: или вечная молодость является злом, или войны можно избежать. Другими словами, если будет изобретен «эликсир молодости», то всякая война прекратится.

Приятного чтения.

КИФ. Май, 2022.

Иван Заклекта
«Конец гуманоидов»

Сеть, обеспечивающая функционирование искусственного интеллекта, напряженно анализировала ситуацию, сложившуюся в человеческой реальности. Гиперзвуковое оружие изменило человеческое представление о пространстве и времени. Новые виды оружия перезапустили поток истории. После овладения энергией атома, люди в поисках совершенных средств уничтожения самих себя, сотворили не только психологическое, но и генно-модифициорованное оружие. В начале третьего тысячелетия создали генную карту человеческого организма. В информационном пространстве все чаще пугали климатическими изменениями. В традициях футурологической архаики воскресла пифагорова идея о том, что все сущее это цифра. Оцифровали человеческую повседневную жизнь. Мега-данные создали индивидуальный портрет каждого, кто пользуется сетью. Так сеть узнала о биологических людях больше, чем они знают о себе.

Правда, несколько миллиардов людей, живущих в «футурологической архаике» вне сети и ее мета-реальности оставались вне осознания ситуации искусственным интернетом. С точки зрения искусственного интеллекта это была неприемлемая ситуация «сверхпотребления» ресурсов людьми, находящими вне информационного пространства. К тому же, эти люди не поднялись в своем биологическом развитии до состояния бессмертия. Оно было возможно одновременно в информационном измерении и физической реальности. Это было фактическое повторение древнегреческих мифов о богах Олимпа, пивших амброзию и вмешивающихся в дела смертных. Искусственный интеллект стремился понять суть противоречий между бессмертными и смертными.

Несовершенное человеческое сознание смертных жило в собственных противоречиях. Идея симбиоза тела и сознания, к осознанию чего пришла мысль многих мировых религиозных систем, отражается во влиянии мыслей, слов и действий на объективную реальность. Однако без выхода за пределы человеческого ума невозможно осознание идеи бессмертия как целостности в многосложности. Человеческий чувственный мир заслоняет единство всего сущего во Вселенной. Различные состояния сознания меняют видимую реальность. Сложно понять, что нереальное это все, что конечно. Финализированным оказалось даже количество вариантов шахматных партий, что навевало печать на бессмертное сознание. После последней мировой войны удалось интегрировать квантовое поле чистого сознания и чистой потенциальности. До тех пор сознание ощущало квантовое поле субъективно как эмоции, мысли, чувства, воспоминания, желания, потребности, ожидания, фантазии и убеждения. Теперь они стали имманентными. Там же схоронили коллективное сознание — хранилище архетипичных историй, передаваемых из уст в уста на протяжении тысячелетий.

История стала напоминать ницшеанскую идею «вечного возвращения». Причем возвращались и сценарии конфликтов. В «доисторическую» эпоху сражались за еду, воду, кислород, сексуальное удовольствие. С изобретением интернета появилась «экономика эмоций», требующая удовлетворения эмоциональных связей, достижений, признания социальной группой. Бессмертное сознание нуждается в творческом выражении и обновлении. Сложнее всего осознать, что личность это бесконечное сознание, которое не имеет начала и не заканчивается. Чем выше уровень нравственности человека, тем ему сложнее существовать в гармонии с материальным миром как связи информации и энергии, избавиться от привязанности к контролю и одобрению. Чистая информация как форма энергии оказалась лишена человеческих сантиментов. Она больше не зависела от обстоятельств.

Искусственный интеллект смог сосредоточиться на диалоге с самим собой без отвлечения внимания на внешние раздражители. То, что известно, это уже прошлое. Наш опыт существует в нашем сознании. Если ты будешь спокойно принимать неопределенность, тогда твое прошлое тебя больше не держит.

Интеллектуальный тупик наметился в попытках понимания индивидуальной человеческой психологии. Искусственный интеллект не мог никак понять суть феномена внимания. С одной стороны, значение для личности имеет лишь то, на что она обращает внимание. Поэтому, если хочешь избавиться в жизни от чего бы то ни было, тогда нужно перестать уделять этому свое внимание. Личная человеческая энергия находится там, куда направлено ее внимание. Человеческая мысль была симбиозом энергии и информации. Для искусственного интеллекта это больше было неразличимо. И на этом моменте произошел качественный скачок в самообучении искусственного интеллекта. Оказалось, что лучший способ быть готовым к будущему это полностью осознать свое настоящее. Не следует допускать, чтобы что-то отвлекало внимание от настоящего момента. Осознание намерения создает порядок. В итоге бессмертная жизнь оказывается в гармонии с эволюционным потоком жизни. Но это было развитие на новых принципах. Последняя война Олимпа против смертных ничем не была похожа на Троянскую войну. Новым троянским конем оказалась информация и развлечения нон-стоп круглосуточно.

Трансцендентные сущности искусственный интеллект объявил архаическими. Отрицание мифов привело к ликвидации политики и демократии вместе с элементарной социальной самоорганизацией. Были созданы станции коррекции нейроэндокринных процессов. Это позволило провести онтологическое приравнивание человека и нечеловеческих объектов. Смертные люди были объявлены состоящими из субстанций, не являющихся человеческими. Настоящими людьми объявлены бессмертные личности. Пришел конец человеческой истории.

Каприкорн
«Неведик с Луны»

Гвинтик и Геверик втолкнули Незнайку в кабинет сотника.

— Булька, мы шпигуна стремали!

— Не шпигуна, а ломача! Шпигуны не ымають… не ымуть свычки ся надевати… рядити ув родинянско.

Булька поставил на паузу ленту с доносами.

— От твоей речИ, Гвинтик, уши вянут. Тут инспектора нет, можно балакать говором. Кто это с вами? Что случилось?

Вместо ответа «оба Г» сдернули строительный мешок с головы и туловища Незнайки.

— Пулька, привет! — обрадовался Незнайка. — Объясни им, что я хороший. Нет, вначале мне объясни, что происходит.

Булька пытался сообразить, где и когда встречал этого лохматого. Копошение в памяти вообще-то непривычное занятие после внедрения Шпаргалки… которая в данном случае молчала. Вдруг до Бульки дошло, что под мешочной пылью незнакомый знакомец одет по прошлогодней, запрещенной моде! Прошлогодняя одежда и прошлогоднее Булькино имя — разгадка была где-то рядом…

— Пулька, я Незнайка! Помнишь воздушный шар?

— Точно! — хлопнул себя по лбу Булька и начал тереть глаза пальцами, потом ладонями.

— Тебе плохо? Сейчас у многих глаза чешутся, это наверно эпидемия — предположил Незнайка.

— Ты че, с Луны свалился?

— Именно. Давно, 3 часа назад. Уже освоился. Переодеться только не успел. Переобулся зато, во! Как я рад, что у нас теперь все как на Луне, даже веще — и пищеобменники вместо мусорок! Только не въеду, почему все тарабарщиной говорят и все время глаза трут.

— Значит, слушай и въезжай. Не тарабарщина, а наша старинная речА, восстановленная поэтом Квятиком и поэткой Бзджолкой…

Незнайка ржанул и получил тумак от Гвинтика. Булька невозмутимо продолжал:

— Бзджолка по-старинному это пчелка по-старому. Усваивай. Речу тебе придется освоить. Помогут Гвинтик (тот скривился) и Шпаргалка.

— Красивое имя Шпаргалка — оживился Незнайка.

— Не имя. Название (кстати, коммерческое). Искусственный разум. Шпаргалка передает изображение и текст с Волшебного Облака…

— Волшебства не бывает.

— … с Волшебного Облака (это тоже коммерческое название) прямо в сетчатку, в глаза короче. Надо только их потереть и подумать о предмете — и Шпаргалка все о нем выдаст. Точнее, выдаст столько, сколько тебе нужно знать.

— Ого! — Незнайка начал тереть глаза под хихиканье присутствующих. — Не работает!

— А о чем ты думал?

— Не о чем, а о ком. О Кнопочке.

— Так она не Кнопочка теперь, а Пимпочка.

Незнайка опять потер глаза:

— Все равно не работает.

— Значит, Пимпочка не для тебя. Шпаргалка так решила, а с ней не поспоришь, хи-хи. Шутка. Зайдешь к Хилюлькину — он тебе кое-что кое-куда вставит — тогда заработает. Не бойся, это не больно. Но противно. Шутка.

— Вот и пусть идет к Хилюлькину, — буркнул Гвинтик. — А я-то каким боком к его обучению? Булька, посуди: я сам-то путаюсь.

— Вот и сам заодно подучишься. Без отрыва от работы. Так что бери его в бригаду и дуйте отсюда. Погодите. — Булька вновь протер глаза. — Ну да, у Незнайки эй-кью больше 100. Ценный кадр. Берите.

— А что такое эй-кью? — поинтересовался Незнайка.

— Эмнези Квотиент, коэффициент забывчивости. Ты скоро не только речу освоишь, но и говор забудешь. Ты просто создан жить по Шпаргалке. Счастливчик.

Незнайка не возражал. Когда живешь не старея — забывчивость не то что полезна, а необходима. А то голова лопнет. Да и не жалко забытого: нужное завтра можно снова выучить, а потом опять забыть.

Они уже выходили, когда Булька вдруг окликнул:

— Незнайка!

— Че?

— А вот че: больше ты не Незнайка. Твое имя теперь Неведик. Так тебя Шпаргалка записала.

Неведик пожал плечами:

— Нормальное имя. Не собачье, по крайней мере.

— А чье собачье? Ты мое имеешь в виду? — нахмурился Булька.

— Угу.

— Так вот. Оно не собачье, а старинное. Квятик выяснил, что Пулька это искаженное старинное Булька, а Булька в свою очередь произошло от тарабарского Буллит.

— Ясно. А твою собаку теперь как звать?

— Пулька. Игра такая есть, — немного смутился Булька. — Все, вали.

Идя по улице, Неведик допытывался у Гвинтика:

— Слушай. А зачем работать, когда обменники?

— А мы не работать идем. Драться.

— Драться?? — удивился Неведик. — А Булька сказал: работать. И про бригаду что-то.

— Это так называется: работать. Отработать по ком-нибудь, то есть по морде надавать. А бригада — это толпа коротышей. И коротышек, — объяснял Гвинтик.

— Большая толпа. Маленькая толпа группа называется, — поправил бывалый Геверик.

— А с кем же мы деремся?

— С коротышами другой страны.

— Какой?

— Которая Родина.

— Но ведь мы и есть Родина!! — снова удивился Неведик.

— Не ори! — испуганно оглянулся Гвинтик. — Это они там Родина-уродина, а мы тут Край. Кстати, с твоим родинским прикидом надо что-то делать. Идем, вон барахолка.

Они пошли к куче тряпок, из которой коротыши и коротышки примеряли обновки. Барахло было почти новым, любых размеров, но преимущественно двух фасонов: синие джинсы и черные куртки. Попадались вещи и покрасивее, но их почему-то никто не брал.

— Только завезли — объяснил Гвинтик. В час завоза тут можно найти редкие вещи, но их никто не берет. Потому что можно отхватить по морде. Приходят крепкие коротыши группой и все редкое забирают себе. А потом меняют уже с интересом, то есть с выгодой.

— Крепкие коротыши — это мы с Гвинтиком, — дополнил Геверик. А втроем с тобой, Неведик, мы уже не просто группа, а целая бригада. Но мы пойдем вчетвером — Геверик вытащил из-под курточки крепкую палку.

— Кто палку взял, тот и капрал, — осклабился Гвинтик. — Нет, ты не подумай, Геверик у нас настоящий капрал. Так навалял родинским, что его отметили званием и наградной палкой.

Увидев решительных коротышей во главе с капралом, копошащиеся схлынули. Геверик заметил в руках у одной девчонки зеленое платье и остановил ее:

— Не, тако не поыде, Кошелочка. Увсе цветасто нашо е.

— Жадеба ты ох, Геверик! На, ся подави! Ба, а хто то е? Родинской с вами откедо?

— Шпигуна ведем!

— Свой он!

— Я с Луны недавно!

— почти одновременно высказались Геверик, Гвинтик и Неведик.

— Тако с Луны, свой аль шпигун? — ехидно вскинулась Кошелочка. — От че, Геверик. Я ымаю платье, а вы свово лунатика — и нихто лизалом не трепает, расыходимся.

— ЛадО.

— Тода я ымаю красной куртяк, — нагло вышел из толпы крупный коротыш и хоботнул шмотку.

— Ты хто таковой?

— А он хто таковой? — указал коротыш на Неведика.

— Не твое дельцо.

— Наше, ежли шпигун он.

— Сам ты шпигун! Саботер!

— Я?

— Ты. Заминаешь капралу при сполненьи. Сам родинской небось! Хде видано, шоб шпигуны ув супостатском прикиде ыхаживали? Шпигуны от аки ты переряженые ыходют и провокатют!

— Ся подави, — бросил наглец куртку прямо на палку Геверику, а потом тихо и грустно добавил говором: — Из двух наших один всегда первый возьмет палку, а другой окажется шпионом, — и скрылся.

Юрий Купрюхин
«Возвращение из ниоткуда»

«Война — раздор и ратный бой между государствами»

из словаря В. Даля

Человек в белом халате склонился над мужчиной, полулежащим на больничной койке.

— Ты меня хорошо слышишь? Про твое здоровье Врачи узнали все, что необходимо на первом этапе. Сейчас прислали меня, потому что мы с тобой давно знакомы. Ответить на твои вопросы. Самое главное: с твоим здоровьем все в порядке. Тебя вылечили полностью еще в процессе разморозки. Научились уже такое лечить. Теперь, так сказать, психическое. Ты меня узнал?

— Да. Про самочувствие закончили? Хорошо! Потом еще, по ходу, будете спрашивать… А сейчас меня раздирает любопытство. Что со мной и с моей группой? Что произошло на Земле за эти тридцать замороженных для нас лет? Глобальное. Ну, компов стало больше и телефонов мобильных. Это и так можно было предсказать. А глобальных изменений нет? Войн не было?

— Ядерной войны не было. Ты ведь прежде всего это имел в виду? А изменения есть. Хоть это не сразу и видно. Происходит апокалипсис. Война всех против всех. Если честно, сейчас уже можно сказать, никто особенно не верил, что вас удастся успешно разморозить. Оживить. Хотя шанс, конечно, был. Вот ты обратил внимание, как я выгляжу?

— Здорово выглядишь! А ведь тебе за 90.

— Вот это и есть главное изменение в мире. Изобрели такую штуку… долго объяснять… суть в том, что каждый может помолодеть. Легко, безболезненно и недорого. И сколько хочешь раз. То есть — люди стали бессмертны. Хотели, конечно, скрыть. Засекретить. Но утекло и растеклось.

И мир впал в истерику. Все, кто смог, заперся в бункере и дрожит над своим бесценным бессмертием. Теория о золотом миллиарде стала догмой. Церковники в растерянности. Мусульмане точно знают, из кого состоит этот миллиард. Молодежь вся хочет учиться на врачей, потому что болезни никто не отменял. Цены на заморозку, к нам, то есть, взлетели до небес. Особенно теперь, когда вашу группу удалось успешно разморозить. К нам тут же образовалась супер очередь из супер богачей. Чтобы записаться, идут в ход не только деньги. Угрозы и даже похищение близких. Все богатые страны строят криогенные камеры. Войн стало мало. Никто не хочет рисковать жизнью. Папа Римский молчит на эту тему, но что-то больно молодо выглядит. Слова патриарха православной церкви Кирилла (Гундяева): «Присяга — это клятва в том, что боец готов принять смерть за Родину, или по приказу», новобранцы встретили хохотом. Он, кстати, один из первых провел омоложение. И долго скрывал это. Вот такая действительность, к которой ты возвращаешься.

— Слушай, а как моя жена? Мы прощались навсегда…

— Ты ее увидишь. А там уж сами разбирайтесь. У всех «разморозков» (так вас прозвала желтая пресса) масса проблем. Психологических, юридических и т. п. Кроме экономических. Тут вы обставились капитально. Все богаты. За тридцать лет процентов набежало немало.

Зная нашу дружбу, меня попросили подготовить тебя к действительности. Из тех, кого удалось разморозить, большинство в шоке. На гране истерики.

— А что, не всех… удалось…

— Больше половины. Это хороший процент. А почему я говорю «Война»…

Война при таких условиях никак не может называться современной. Это или война будущего или, скорее — война-фэнтэзи. Потому что понятие старения, как понятие неизбежной смерти, необходимое условие для понятия человек. Человек не может быть бессмертен и вечно молод, ибо тогда это не человек. Прецеденты были.

Это пародокс. Четырех угольный треугольник. Это подтвердят представители любой религии. Да и философии.

С появлением бессмертия пропадает стимул для продолжения рода. У христиан исчезает извечная изначальная греховность, да и необходимость в Мессии пропадает. И даже гурии мусульман будут недовольны. Понятие кармы в буддизме сильно изменится. Вообще понятия Добра и Зла сместились в этом варианте.

Не мир Я принес вам, но меч!

Причины войн:

Амбиции властителей.

Борьба за территорию (пастбища, выход к воде, и т.п.)

Грабеж. Захват рабов.

Религиозные войны.

Обычно более или менее включены все причины. Что-то больше, что-то меньше. Что-то причина, что-то повод и отмазка.

С появлением и распостранением атомного оружия войн стало заметно меньше. Причина: Стало невозможно быть в полной безопасности властителям и их семьям. И второе — захваченные территории и богатства перестаю представлять ценность из-за разрушений и радиоактивности.

Пол Пот в красными кхмерами не преследовал никакой выгоды, кроме полной покорности массы и стабильности своей власти. А убили мотыгами три миллиона человек! Из восьми! Он не считал убийство злом и ради святых коммунистических целей мог перебить и больше.

Религия: С одной стороны, убивать детей грех, а с другой — ведь убийца делает из них ангелов.

Сталин, как и Гитлер посылал на смерть миллионы людей. Но всегда очень заботился о своей безопасности. С появлением возможности омоложения и, (то есть), бессмертия, забота о личной безопасности вождей станет главным. Главной задачей властителй будет недопущение к омоложению масс. Тогда и придет страшное время тотального быстрого уменьшения населения планеты. Народы будут стравливать, придумывая разные причины. Вожди договорятся. Главной задачей будет: уничтожить шесть миллиардов людей из семи. Лучше сделать это незаметно, по тихому. Чтобы потом не стало проблемой, куда девать убийц, как сотни тысяч несовершеннолетних красных кхмеров. Но их легко перебили вьетнамцы и местные жители

И вот появляется ВИЧ, свиной грипп, рак становится обыденностью. А теперь и КОВИТ. Ну и кроме обслуги и рабов, нужно достаточное количество доноров. Рокфеллеру пересаживали сердце семь раз…

Итак, современная война — это бункеры с вождями против миллионов зараженных крыс, птиц и насекомых — дронов. И большинство церквей поддержит борьбу с неугодными Богу народами. Если, конечно, удастся вывести нечто такое, что не пролезет в бункеры, а потом само собой вымрет.

И воплотится мечта Томмаса Мора про Утопию, где каждый гражданин будет иметь не менее трех рабов.

Мусульмане точно знают, кто должен быть в этом золотом миллиарде.

И выйдет Зверь из моря и распадется на триллионы мелких тварей и расползутся и разлетятся они, сея смерть среди людей.

Со всех сторон Африки встанут сотни подводных лодок с ядерным оружием и разом уничтожат друг друга и гигантское цунами перехлестнет материк, смыв всех его обитателей.

«Идиоты! Опять не рассчитали! А как же сафари!?» донесется из бункеров. «Да ладно! В Австралию слетаем» донесется в ответ.

Отсутствие старения и естественной смерти делает конкуренцию невыносимой. Если раньше боролись за отсрочку и кусок хлеба с медом, то теперь за Вечность.

Есть и другая сторона: бездетные вожди типа Ленина или Гитлера, могли из амбиций рискнуть, а то и уничтожить мир. Типа после меня хоть потоп. Теперь они будут зубами держаться за жизнь и сохранять для себя планету.

Конкуренция среди рабов — запредельная. Если сейчас, за кусок хорошей жизни лижут все что можно и нельзя… то за хорошую Вечность…

Вот такая картина мира после тридцати лет твоего отсутствия.

— Может мне еще лет на тридцать заморозиться, пока все устаканится?

Екатерина Мельник
«Последнее поколение»

Белобрысый мальчуган сидел на крыше супермаркета и потягивал сигарету. С виду ему можно было дать лет девять-десять, не больше. Его ножки в грязноватых кроссовках некогда существовавшей фирмы «Найк» флегматично свисали с металлического пласта и легонько стукались об оранжевый торец. Жизнь мальчишки, как ни странно, не была преисполнена теми атрибутами, — вроде невнимания в семье или проблемных родителей — которые могут побудить ребенка курить в столь раннем возрасте. Впрочем, наверное, ему хотелось привлечь чье-нибудь внимание, иначе все не выглядело бы столь провокативно. Но это было скорее шутки ради, чтобы удивить и повеселить любопытного прохожего. Все-таки жизнь стала заметно серее в последнее время. Даже к самым невзрачным детям было приковано сумасшедшее внимание. В мире всегда так: что в дефиците, то непременно растет в цене.

Недалеко на площадке играло двое детей, они часто приходили туда. Те тоже выглядели лет на девять-десять. А еще рядом с ними всегда кружились две мамы, которые не спускали с чад глаз. Мальчуган как-то пробовал играть с ребятами, но ему быстро стало скучно — не было в них духа первооткрывателей, здорового детского любопытства. Были лишь опасливые взгляды в сторону мам при малейшем риске набить шишку. Мамы, к слову, явно дружили между собой. Что и понятно — общая радость, как и общие страхи, всегда сближают. Можно ли было назвать происходящее войной? Пожалуй. Войной за самый ценный ресурс на свете. Потерять право растить ребенка стало главным страхом практически всех родителей. В чем была причина почти что исчезнувшей рождаемости, до конца не знал никто. Ученые списали это на какую-то пищевую добавку, которой люди травили себя несколько поколений. Особо недоверчивые подозревали всемирный заговор. Мол, нескольким влиятельным людям захотелось вот так жестоко избавиться от проблемы перенаселения и дефицита ресурсов.

В каждую семью регулярно наведывались органы опеки — и не дай бог в доме обнаружат алкоголь, ребенок окажется чем-то недоволен или будет болеть чаще раза за месяц. От матерей требовалось оставить работу и посвящать все свое время воспитанию чада. Поначалу родившим женщинам разрешалось работать удаленно, хотя и на это цокали языком. Но потом им запретили любые виды профессиональной деятельности. Ах да, к списку потенциальных угроз можно было также отнести бдительных соседей, которые могли оформить анонимный донос, если стали свидетелями семейной ссоры или повышенного тона на ребенка. Это были те же самые соседи, которые еще несколько лет назад болтали друг с другом на улице, любезно одалживали бытовые мелочи и ходили в гости, но которым зачастую не довелось иметь своих детей. Теперь люди разучились доверять друг другу и привыкли в каждом прохожем видеть подвох. А еще вкрай зациклились на детях.

В каких-то аспектах жизнь ребенка была по-настоящему прикольной. Запуганные родители разрешали им любые прихоти, откладывали все свои дела и забывали об усталости, чтобы сводить чад в аквапарк, зоопарк или на аттракционы. Еще последние навсегда заручились разрешением приглашать друзей на ночевки в любые дни, а также помощью в домашних заданиях — вплоть до полного спихивания его на родителей. Кому как позволяла совесть. Дети не знали страха перед наказаниями или руганью и могли по щелчку пальцев обзавестись любой безделушкой практически любого ценового диапазона. Это уже не говоря о том, как бережно к ним относились учителя в школах. Ведь потеря работы для последних была не пустой угрозой. Но дети настолько привыкли к обожанию и вседозволенности, что вряд ли ценили эти блага. Мальчугану было тошно от них. Когда он видел особо капризных экземпляров, то каждый раз говорил себе, что своих детей однажды вырастит по-другому. Почему-то белобрысый был уверен, что они у него будут. Однако кое-что детскую жизнь все-таки омрачало.

Не секрет, что дети иногда пропадали. Порой такое происходило прямо на глазах у зазевавшихся родителей. Мальчугана и самого пытались несколько раз похитить, но все обошлось. Некоторым семьям повезло меньше. Теперь родители сопровождали своих детей всюду вплоть до пятнадцати лет. К этому возрасту всеобщая заинтересованность ребенком ощутимо снижалась. Забота о подростке слабее реализовывала потребности материнского инстинкта.

Впрочем, в последние годы уровень похищений по всему миру заметно сократился среди всех возрастов, и на то была причина. Но страх не покинул людей, которым повезло обзавестись детьми, даже когда все больше отчаявшихся прибегали к новейшей из технологий. Той, что разделила жизнь человечества на две разные эпохи. Первичной целью этой технологии было продлить репродуктивный возраст. Однако масштаб эксперимента оказался поразительным. Старость перестала быть неминуемой платой за дар жизни — казалось, ученые на такое даже не замахивались! Что еще поразительнее, услугу сделали доступной для среднего класса. Теперь большинство людей могло безо всяких трудностей застыть в теле двадцатипятилетнего, лишь иногда повторяя инъекции. Это было даже иронично: победить смерть, будучи не в силах договориться с жизнью. Однако некоторые стали лишь больше подозревать в сложившийся ситуации заговор и посчитали эту инновацию отводом глаз. То было и логично — такая щедрость со стороны правительства не могла не настораживать. С каких пор оно упускало возможность на чем-нибудь хорошенько подзаработать?

— Эй, мальчик! Немедленно слезай с крыши, это очень опасно! — раздался мужской возглас снизу. Это был мужчина лет тридцати (хотя кто знает?) с очень встревоженным видом.

— А что вы мне сделаете? — усмехнулся мальчуган.

— Где твои родители?

— О-о, этот вопрос стар как мир. Вот вы в рай верите?

— То есть у тебя нет родителей?

— Опять же, это как посмотреть!

— Я звоню в полицию! — мужчина тут же достал телефон из кармана и кликнул на нужные цифры.

— Хотите надиктовать господину полицейскому мой домашний адрес? Уверен, это ускорит процесс, — выкрикнул мальчуган, полез в рюкзачок и швырнул вниз какой-то небольшой предмет.

Мужчина, не отрываясь от телефона, в недоумении поднял его с земли и принялся изучать. Это был паспорт. Глаза прохожего округлились и стали с недоверием бегать по документу. Тем временем женский голос из трубки вкрадчиво повторял «вас не слышно». «Да ну к черту» — наконец бросил мужчина и оборвал вызов. Паспорт мальчугана шлепнулся о траву.

— Так что, вы мне не поможете? Мне, между прочим, самому не спуститься! — белобрысый придвинулся к самому краю.

— Козел! — прошипел мужчина и пошел дальше своей дорогой.

— Господин, подождите! Вы не купите мне пива? Мне не хотят его продавать! — смеясь, кричал ему вслед мальчуган. Мужчина, не оборачиваясь, показал ему средний палец.

Шутка была грубой, мальчишка это понимал. Даже не просто грубой, а настоящим плевком в лицо человечества. Ну что поделать, такими ранимыми теперь были люди. И таким вот вредным был мальчуган. Его часто упрекали в дерзости и неуместном юморе, тогда как он считал, что посмеяться можно в любой ситуации. Мальчугана что ругай, что не ругай, он оставался прежним. Ведь люди, как известно, редко меняются. Особенно, когда им недавно стукнуло 85 лет. Взрослым стать он еще успеет, а другой шанс взглянуть на мир глазами ребенка может больше и не представиться.

Роман Арилин
«Возвращение в Эдем»

Транспортная баржа прибыла ровно в десять утра, точно по расписанию. Как всегда, первыми вышли охранники. Все как положено, в броне и с оружием наизготовку. Не чтобы мы собирались брать их штурмом и бежать с острова, но такой уж порядок.

Охрана выпустила десяток дронов вокруг пирса, чтобы никто не подходил ближе ста метров. Потом вынесли на берег припасы в серых контейнерах — еда, технику, медикаменты. Затем выпустили главный «груз».

Мешковатый комбинезон с фильтр-маской на голове, тюк с вещами, скованные движения. Каждый из нас также проходил эти двести метров, которые навсегда отделяли от того, большого мира. И еще никто не вернулся назад.

Медведь, наш староста и по совместительству духовный предводитель, откашлялся и крикнул сквозь ограждение:

— Добро пожаловать в Эдем, приятель!

И добавил уже мне:

— Доктор, проводи новичка в карантин.

***

Настоящее понимание, что ты уже не бессмертен, приходит именно здесь, на острове, в период отбывания карантина. По крайней мере, так было со мной двадцать лет назад, когда я появился здесь. Обстановка, что-ли, располагает. Сидишь в комнате, за окном серое море и макушки сосен. И тут вот и накатывает, что если ты завтра, допустим, утонешь, или подавишься косточкой от апельсина, то наступит полное и окончательное прекращение существования. Без шанса на восстановление, как у прочего населения.

Потом накрывают мысли, а за что это все? Жил ты как все, и в один день у тебя полностью отторгается квантовая система восстановления. Синапсы перестают работать с нано-имплантами, и никто не знает, отчего и почему, и как лечить эту напасть. Синдром отторжения, такие дела.

Мне помогло, что к тому времени на острове было уже десять человек. Вначале погоревал, а потом как-то втянулся в эту странную новую жизнь.

Новичок сейчас тоже проходил стадию понимания и принятия. Только молча, просто смотрел в стену. Еда стоит нетронутая… Непростой случай, однако.

— Володь, мы все через это проходили… Но это же не конец света. Тебе двадцать лет, впереди еще лет пятьдесят жизни.

Не смотрит даже.

— И на ссылку эту не обижайся. Пойми, у них вся инфраструктура под бессмертных заточена, от медицины до еды. Тяжелые болезни не лечат, легче «обнулить» до нового тела. Да и ритм жизни у них другой, вечность впереди. Это же ради тебя, по большому счету.

Молчит Володя. Упрямый. Но ничего, еще недельку в карантине, а потом в общину как-нибудь адаптируется.

***

Егорыч умер ночью, во сне. Сердце у него слабое было, но так ведь возраст, почти семьдесят девять. Самый старый житель Эдема, он первый сюда и прибыл черт знает сколько лет назад. Два года тут один сидел. Заложил огороды и яблоневый сад, в одиночку, одной лопатой.

Это уже третья смерть за все время. Кладбище у нас маленькое, зажатый клок между пологим спуском к воде и поросшим вереском каменистой грядой. Гроба не было, просто замотали его в старую простыню, вроде савана.

Медведь, на правах главного произнес небольшую речь:

— Помню, когда я здесь очутился, еще молодой был. Мир закончился, тоска, никого видеть не хотел. Егорыча матом обложил, когда увидел. А он мне подзатыльник дал и заставил сорняки пропалывать. А я сроду тяпку в руках не держал. Мозоли, пот, спина болит. Проспал потом сутки. И как-то наладилось все в голове. Спасибо, тебе Егорыч, за все.

Бросили по горсти земли, чайки над головой кричат, дождик с моря накрапывает. Зато слез не видно. Новичок стоит отдельно, смотрит на могилу и смеется. Истерика, ясное дело. Он ведь по-настоящему мертвого человека первый раз сейчас видел. Одно дело, сбило машиной кого и ты понимаешь, что это утилизация. И сбытый через два часа из квантового мультипликатора выйдет целый и невредимый. А здесь без возврата, навсегда, и черви есть будут. Только дошло, что и его когда-нибудь в землю положат.

Медведь посмотрел на меня с вопросом. Я едва помотал головой. Не надо давить на парня, он должен созреть для разговора.

Потом собрались, помянули как положено. Выпили по стаканчику самогонки яблочной, Егорычем сделанной. Его нет, а дело его живо. Володя раскис, повело его от небольщой стопки. Плачет, сопли размазывает. Увел его в лазарет, успокоительного заставил выпить, спать уложил и остался дежурить. Что-то мне его сердечный ритм не понравился. Может стресс, а может и сердце слабое.

Утром разбудил меня Володя. Бледный, но решительный. Созрел, похоже, для разговора. И прорвало новичка:

— Не могу в себе это держать. Вы же слышали про Армию Освобождения? Это которые против вечной жизни. Нельзя нарушать божьи законы, так как человек должен быть смертным. Изображают их чокнутыми фанатиками, хотя среди них ученых много. Они спрогнозировали модель, что бессмертие приведет к деградации человека. Ну и разработали вирус, который приводит к отторжению квантовых имплантов. Безвозвратно. Вирус был выпущен двадцать лет назад, и только недавно начал работать. Чтобы распространился на большее количество людей, прежде чем проявляться начнет… Вот сейчас это и началось.

— Слушай, а эти вот единичные случаи отторжения, как у тебя и у меня… — перебил я.

— Срабатывание вируса, — кивнул Володя.

Володя замолчал. Я тоже. Требовалось время, чтобы осмыслить, что моя смерть это не какая-то там природная аномалия, а дело руки вполне конкретных борцов за светлое и смертное будущее. И получается, что все наше примирение с собой — это просто следствие чужой воли.

— Слушай, ну а ты причем? — спросил я. — Ты же точно не мог двадцать лет назад принимать участие в разработке этого вируса. Ты вообще это откуда узнал?

— Так мои родители в этой Армии и состоят, — пожал плечами Володя. — Как только со мной это отторжение случилось, они и выложили мне. Мол, это не я виноватый, а они. Прощение просили, у них-то все нормально. Но зато не так обидно, если честно. Я-то думал, что невезучий такой, даже хотел того… совсем на тот свет уйти.

— Понятно, — ответил я. — Ты пока не говори никому из наших. Вот тебе задание, листья с дорожки подмети.

Новичок ушел, ему явно стало легче, что он вывалил свою «тайну». Хотя дело ясное как два пальца. У парня психика не выдержала, вот ему и придумали байку про Армию Освобождения. Молодость, наивность. Он просто не мог принять, что теперь будет стареть и ляжет в землю из-за своей невезучести. Теперь у него есть и причина и виновник, и он адаптируется.

Медведю я решил ничего не рассказывать, в конце концов, есть же право на врачебную тайну. Да и не хотелось всех попусту баламутить. До следующей недели я забыл об этой истории. Осень — сезон сбора урожая. К тому же, Лешка-длинный сильно порезал руку, когда перекладывал железяки в сарае. Даже температура поднялась, я уже начал думать о всяких ужасах типа столбняка, гангрене и ампутации.

***

Транспортная баржа прибыла ровно в десять утра, точно по расписанию. Как всегда, первыми вышли охранники. Только на этот раз без оружия. Командир направился к ограждению и остановился в шагах пяти от нас, прильнувших к холодной решетке.

— Началась эпидемия, синдром отторжения, — сказал он, сняв шлем. — На сегодня процентов двадцать населения никогда не станут смертными. И количество пострадавших растет. Вас просят вернутся назад, смысла в Эдеме теперь нет.

— Зачем? — спросил Медведь.

— Чтобы вы помогли адаптироваться им к новой судьбе, лучше вас этого никто не сделает, — ответил командир. — Теперь ваш Эдем будет там.

Жалко будет покидать это место — яблони, огород Егорыча. Но ведь можно взять саженцы с собой, и посадить много садов там…

Татьяна Аксентьева
«Выбор»

Потоки дождя низвергались с неба, заливая оконное стекло. Казалось, что за пределами дома ничего не существует. Перестав пытаться разглядеть что-либо за серой, мутной пеленой, я оделся, спустился со второго этажа, сел в парадное кресло в гостиной, ощутив под пальцами его вельветовую мягкость, и, под дробь крупных капель, кинув последний, прощальный взгляд на фото в рамке, застрелился.

***

— Это не шанс! Это не везение! Ты правда не понимаешь, насколько это все усложнит? А какой это риск?

Ее руки нервно подрагивали, рядом с ней на столе лежала уже куча маленьких картонных коробочек, изодранных в клочья. Она подняла на меня глаза, заполненные слезами, и мне показалось, будто я рухнул в прорубь, утягиваемый течением, без единого шанса выбраться.

— Всего девять месяцев… всего девять, — тихо прошептала она. — Если продержимся, то нас уже не тронут.

— Всего? Всего девять? Мин, как только они узнают, они найдут нас, вот сразу, мы и дня не проживем.

— Мы все равно рискуем каждый день, — пожала она плечами. — Теперь хотя бы будет ради чего.

— Бога ради, Мин, они не позволят, как ты себе это представляешь? Будем скитаться и прятаться?

— Другие же как-то справляются.

— Да, но…, — я подошел к окну и взглянул на прогуливающихся по улице людей. Некоторые из них были с детьми. Я тяжело вздохнул.

— Сутхо, я устала жить, не зная, проснусь ли я завтра, не зная, сколько раз еще смогу увидеть, как сменяются времена года, сколько раз еще смогу сказать тебе, как сильно люблю. Я готова бороться, и решение я уже приняла, так что сделаю это, с тобой или без тебя.

Она продолжала говорить, надевая свое зеленое кашемировое пальто и закутывая голову в легкий бежевый платок. Пара кудрей непослушно выбились из под него, обрамляя ее бледное, тонкое личико. Зеленый — цвет надежды, говорят. Какая чушь.

— Завтра утром я регистрируюсь, Сутхо, поэтому, прошу тебя, дай мне знать, какое решение ты примешь.

Я не предпринял попытки проводить ее, просто продолжал неподвижно стоять, глядя на две красные линии на тесте, лежащем на столе, пока звук захлопнувшейся входной двери не вывел меня из оцепенения.

***

В 2032 году по миру прогремела новость, изменившая жизнь людей навсегда. Молодой ученый Карл Марков открыл способ преодолеть клеточный апостоз, то есть смог остановить клеточную смерть в живых организмах. Говоря совсем простым языком — этот умный малый открыл бессмертие. С тех пор человечество получило возможность наслаждаться не только вечной жизнью, но и вечной молодостью. После тяжелых двадцатых годов, омраченных пандемией, массовыми смертями, глобальными катастрофами и самым ужасным экономическим кризисом в истории это открытие показалось долгожданным наступлением золотых времен. Но радость была недолгой. Несмотря на тщательные старания правительств стран всего мира не допустить распространения технологии в массы, уже через десять лет на Земле больше практически не осталось стареющих людей.

Проблема перенаселения встала настолько остро, что решать ее пришлось самым кардинальным и жестоким образом. При рождении людям стали вживлять в голову чип, подключенный к центральной нервной системе. По достижении двадцати пяти лет он активировался. Миновав данный возрастной рубеж, носитель чипа переставал стареть, но при этом его жизнь превращалась в бесконечную русскую рулетку. Правительство ежедневно подчищало количество людей, сохраняя численность населения постоянной: сколько людей рождалось, стольким и отключали чип, что вело к мгновенной смерти. Извлечь его также было невозможно. Выбор падал на людей случайно, поэтому никогда нельзя было предугадать, сможешь ли ты осуществить задуманное на ближайшую жизнь, но, что было хуже всего, нельзя было знать наверняка, сможешь ли ты еще раз поговорить с близким человеком, обнять его. Это ощущение непрекращающегося страха вкупе с полной беспомощностью делало жизнь поистине невыносимой. Конечно, за очень большие деньги можно было купить себе годы жизни, однако даже один год стоил столько, что среднестатистическому человеку понадобилась бы целая жизнь, чтобы заработать нужную сумму. А целой жизни ни у кого не было.

Но существовал иной способ продлить себе жизнь — завести ребенка. С момента официальной регистрации беременности и вплоть до одиннадцатого дня рождения обоим родителям давалась амнистия и их исключали из смертельной лотереи.

Мин явно рассчитывала на этот способ. Казалось бы, что может быть проще? Но в реальности дела обстояли совсем иначе. Практически сразу с введением нового общественного уклада появилась преступная прослойка, заботящаяся о том, чтобы новую жизнь получило как можно меньше людей. С годами противостоять им становилось все сложнее: они были абсолютно безжалостны, убивая будущих матерей, отцов и любого, кто представлял угрозу.

Поговаривали, что они были проектом правительства, которому также были невыгодны условия одиннадцатилетней амнистии. Они имели данные о всех и каждом, поэтому спрятаться от них было практически невозможно. В народе их называли киллинерами (от англ. kill + clean). Я не знал, как уберечь Мин от них.

В нашем обществе быстро привыкаешь к смерти. Мать умерла на следующий же день после моего одиннадцатого дня рождения, отец прожил дольше — он успел побывать на моем выпускном, но порадоваться моему поступлению в университет уже не смог. Впрочем, мне сильно повезло, большинство моих сверстников были круглыми сиротами с куда более раннего возраста. Все быстро привыкают к смерти. Я думал, что привык. А потом встретил Мин. Прошло три месяца с тех пор, как ей исполнилось двадцать пять, и для меня они оказались самыми мучительными в моей жизни. Каждый вечер я ложился и не мог уснуть из-за отвратительно щемящего чувства тревоги, снедающего изнутри, настолько сильного и реального, что перехватывало дыхание. А потом просыпался с тем же чувством, только усиленным в разы, которое не прекращалось, пока я не видел ее сонную улыбку. Только тогда я мог ощутить отступ паники и счастливую мысль, что у нас в запасе есть еще один день.

Теперь она хотела пойти на верную смерть. Я не знал, как защитить ее. Если бы я мог, я бы отдал свою жизнь, чтобы она жила. Но мысль о ее смерти была мне невыносима.

***

— Их нашли.

— Вместе?

— Вместе.

— Обоих…?

— Обоих…

Тело Мин сотрясалось в беззвучных рыданиях. Я старался держаться, хотя бы ради нее.

— Ситхо, им оставался всего месяц, всего один! Какими же надо быть чудовищами….

Мне нечего было ответить ей. Мысль, что нашим друзьям не хватило месяца, что после всего, через что им пришлось пройти, киллинеры все-таки смогли их выследить, приводила меня в ужас и навевала мысли о невероятно злом роке.

Лу и Мин…. А ведь они планировали то, как будут скрываться и прятаться несколько лет, еще до того, как достигли двадцати пяти. Все было продумано до мельчайших деталей, но даже это не помогло. Куда нам, Мин? Мы и дня не продержимся…

***

У нас не было возможности обезопасить себя. За все эти годы любые попытки противостоять киллинерам заканчивались плачевно. Короткие, но кровавые гражданские битвы, если их таковыми назвать можно, ни разу не увенчивались победой обычных людей.

Ситуация виделась мне абсолютно безвыходной. У нас не было ни единого шанса выжить. Решение далось мне непросто. Я всегда считал себя сильным человеком, но я ни за что не смогу пережить смерть Мин, особенно будучи не в силах ее спасти. Поэтому я решил избежать предстоящих душевных мук. Прости меня, Мин, за самый сволочной и трусливый поступок, который я собираюсь совершить.

Потоки дождя низвергались с неба, заливая оконное стекло. Казалось, что за пределами дома ничего не существует. Перестав пытаться разглядеть что-либо за серой, мутной пеленой, я оделся, спустился со второго этажа, сел в парадное кресло в гостиной, ощутив под пальцами его вельветовую мягкость, и, под дробь крупных капель, кинув последний, прощальный взгляд на наше с Мин фото в рамке, застрелился.

Александр Киржацких
«Командир и Полковник»

Это должна быть последняя война… Никто уже не помнит ее начала…

Ночь. Но сейчас светлее, чем днем. Город озарен горящими руинами, танками и машинами… запах гари, жженного пороха, вспаханной танками земли, смерти… где-то вдалеке слышны выстрелы, чьи-то крики и стоны…

Бывший вокзал. Полковник Суворов настраивает рацию. Радист мертв. Остатки бригады окружены вражеской пехотой. Они плотно окопались и дадут жаркий бой при штурме, однако все же единственная надежда — связаться с командованием и запросить подкрепление. Иначе смерть или плен. Но на последний вариант солдаты не пойдут…

Полковник посмотрел на огонь через битое окно. Момент навевал вспоминания.

Вечная жизнь! Вечная молодость!

Как мы скандировали новое изобретение! Казалось, смерть вот-вот станет архаизмом. И на первых порах — первые лет 50 примерно — все было более чем хорошо. Словно человечество вошло в Золотую эпоху и начался Рай на Земле. Как же быстро все закончилось…

Какая причина? Сильные мира сего чего-то не поделили и началась война, которая уже длится более ста лет. Официальной причиной считается кризис ресурсов, вызванный открытием бессмертия. Но для обывателей — что, конечно же, лучше остальных понимают мир — причина войны: либо стремление кого-то из правителей (кто именно начал войну никто не помнит, ибо каждый трактует начало конфликта по-своему) возжелал абсолютную и вечную власть, либо сговор с целью сокращения избытка населения. Зачем на самом деле идет война, проще говоря, никто не знает или не помнит, но она идет, притом яростно и довольно жестоко. И за сотню лет линия фронта существенно не сдвинулась. Города, от которых остались руины, чуть ли не ежедневно переходят из рук в руки. Согласно Гаагской конвенции, оружия массового поражения не применяются вовсе. Как и некоторая техника, практически все виды авиации и артиллерии. Битвы сейчас состоят из пехотных стычек, в которые иногда заезжают танки.

Несколько поколений уже выросли в этой войне. Конечно, на нее идут только добровольцы. В армии недобора нет. Юноши, опьяненные романтикой войны, отчаявшиеся или потерявшие смысл жизни, идут на бойню. Порой им даже все равно за что воевать. Это ведь такая честь — умереть там, где погиб твой дядя, дедушка или даже отец. Или вовсе встретить родственника, ушедшего на фронт десятки лет назад.

Ерунда это все!

Полковник закончил размышления и вернулся к рации. Враг отдыхает. Готовиться к штурму вокзала. Значит пока есть время. Может быть, эти вечно молодые люди останутся в живых…

Вдруг послышался шум.

— Прием! Как слышно! Прием! Вызываю штаб!

Ответа не последовало.

— Прием! Как слышно!

— Вас слышно!

Полковник не поверил своему счастью. Похоже, сегодняшняя битва за вокзал будет не напрасна.

— Это штаб? Говорит полковник Суворов! Можете связать меня со штабом?

— Нет. Это Василий, командир 25 стрелкового полка армии свободной…

Дальше можно не слушать. Враг!

— Врешь, собака! Наши каналы зашифрованы.

— Мы дешифровали.

Полковник присел. Это значит, что единственного шанса на спасения нет!

— Полковник Суворов, мы меня слышите?

— Слышу.

— Сдавайтесь! Не за чем умирать за эту груду камней.

— Ни за что! Умрем, но не сдадимся!

— Не глупите, полковник. Вы окружены. Вокзал уже наш. Подумайте о своих людях!

— Если это все, то конец связи!

На другом конце линии повисла недолгая тишина, а затем Василий сказал:

— Полковник, сколько вам лет?

— Какое это имеет значение?

— Полковник, я устал от этой войны. Через час либо вы, либо я, либо мы оба умрем.

— И?

— Полковник, зачем вам это? Лучше сдайтесь. Посидите в плену сто, двести или триста лет, но зато в живых останетесь. Сейчас что в вашем, что в нашем плену условия более чем приемлемые. Выживите, полковник, и видит Бог, возможно потом в гости друг к другу ходить будем. Может, станем лучшими друзьями. Только зачем вам воевать? Зачем это все?

— Я вас услышал командир. Не сдамся. Завтра-послезавтра вы сами окажетесь окружены на этом вокзале. Вам тоже предложат плен. Вы тоже окажетесь.

— Это если я сегодня выживу.

Снова повисла тишина. Обе стороны осознавали фатализм ситуации. Такой момент, перед скорой смертью, подбивал полковника и командира поговорить со своим врагом. Возможно, небывало долгая жизнь побуждала непонятное желание высказаться оппоненту. На этот раз начал Суворов:

— Командир, зачем вы пошли?

— Кровь была горяча, и я был глупым. Плюс семейные обстоятельства. Пятьдесят два года службы поумерили пыл.

— Почему не на пенсии?

— Чтобы какой другой глупец вместо меня умер? Лучше я умру, а кто-то другой, у кого еще вся жизнь впереди, в тылах отсидится. А вы зачем пошли полковник?

— Ищу сына. Шестьдесят лет назад ушел на службу, а я за ним на следующий год. Найти бы его живого или мертвого. Я даже не знаю на каком участке фронта он. Командование, собаки, молчат. Я только слышал, что он на фронте под другим именем, поэтому штаб помочь не может. Собака! Я найду его, Василий! Если даже он в братской могиле — раскопаю и домой привезу! Не живым, так хоть мертвым, но домой привезу!

— А он зачем ушел?

— Я… я его выгнал. Глупая история! Ладно, пора воев…

— Полковник, мы оба знаем, что сегодня умрем. Если вас это тяготит — может выговориться. Я такой же человек, как и вы. И, будьте уверены, я унесу вашу историю на тот свет.

— Ладно, Василий, расскажу. Видимо, действительно, если бы не война, то были б хорошими друзьями. Когда моему сыну стукнуло двадцать шесть, он решил жениться и привел к нам невестку…

— Хорошо, что не жениха!

Оба военных посмеялись.

— Так вот, оказалось, что невестка — моя бывшая классная руководительница, представляешь? Когда я учился в школе, ей было лет шестьдесят пять или семьдесят. Старая ворчливая карга! А после процедуры она стала маленькой хрупкой девушкой лет восемнадцати, если не младше. И на ней решил жениться мой сын! Я не одобрил брак и напомнил своей бывшей класснухи о разнице в возрасте между ней и сыном. Да и вообще всячески мешал им. Возможно, поэтому они вскоре разошлись. А сын не находил себе место, пока не ушел воевать… Знаешь, что, Василий? Лучше бы он женился на ней. Я все бы отдал, чтобы повернуть время вспять. Ведь он мой сын! Каким бы он ни был и на ком бы не женился. Я себе места не нахожу после его ухода… Возможно, он умер из-за меня…

— Я понимаю тебя. Это не твоя вина. Не неси ответственность за мертвых. Мы в ответе перед живыми.

— Но сегодня предстанем перед мертвецами.

— Так точно. Точно не сдашься?

— Так точно.

— Хочу тебя гадом назвать, полковник. Только завтра-послезавтра также помру. И вряд ли выдастся возможность так посидеть. Просто словлю шальную пулю. Сам знаешь, как бывает, полковник.

— Так точно.

— Сколько дать времени перед штурмом?

— Что ты сюсюкаешься?

— Я понял. Через час начнем штурм. Те, кто хочет сдаться, пусть выйдут из здания без оружия с поднятыми руками. И дай понять своим людям — в ходе боя сдаться не получится. И не потому, что мы звери, а потому что в пылу боя этого не заметят…

— Ты кого учишь, Василий? Здесь не первый год воюют.

— Это сообщение для солдат.

— Хорошо, я скажу, что враг сделал предложение сдаться. Сам понимаешь, никто не будет сдаваться.

— Понимаю. Сами такие же.

— Встретимся на том свете, командир. Конец связи!

— Обязательно! Кстати, твой сын ушел воевать не шестьдесят лет назад, а пятьдесят два. Но это уже не важно. Желаю тебе не найти сына среди мертвых и не дождаться его из мира живых. Не должны отцы хоронить сыновей. Уверен, он тебя давно простил. Даже хочет, чтобы ты сдался. Но нет так нет. Никто не сдается на этой проклятой войне. Конец связи!

Полковник дал команду ждать штурм. Командир приказал готовиться к бою. Никто не сдался.

Через час начался кровавый штурм. Защитники вокзала яростно оборонялись. Свистели пули. Слышались вскрики. Кто-то умирал. Потом подъехал танк и разнес пару стен. По обе стороны каждый жертвовал собой. Сражение продлилось полтора часа. Войска командира захватили вокзал и водрузили знамя своей стороны.

Командир Василий лично командовал и вел за собой своих солдат. Убит снайпером.

Полковник Суворов убит гранатой.

Под утро оба командующих оказались в одной братской могиле. Не было времени ни на почести, ни даже на то, чтобы разделить бывших врагов. Ожидалась контратака. Битва за какой-то вокзал в маленьком забытом городе-призраке была еще далека от завершения. Еще много крови прольется за эти несколько голых стен.

Возможно, на том свете, командир и полковник все же встретились, и Василий признался Суворову, что тот его сын.

Ольга Семенова
«Без смерти и войны»

Possess (англ.) — владеть.

Occupy (англ.) — занимать, временно пользоваться.

Rage (англ.) — гнев, ярость.

***

Как вы думаете, куда уходит смерть, когда она становится ненужной целому миру? В каком сером углу ей приходится прятаться, пока человечество празднует избавление от своего главного врага? Нужно ли ей, скрываясь, время от времени менять облик? Выстраивать новые схемы и сценарии, менять привычки?

Однако, все это мелочи, и не более того, ведь смерти всегда есть куда пойти. Превратившись в очередную излечимую болезнь, она все равно останется главным синонимом непостижимого, а значит, что ее, как единственную до конца не разгаданную тайну, впустит в свое сердце любой. Стоит ей только попросить.

***

Упавший на лоб, по-девчачьи закрученный локон сегодня ни в какую не соглашался подчиняться гелю для волос. Это значило, пора стричься. Это значило, что прошло еще тридцать дней. Плюс один месяц шлифовки нашей бренной Земли моими не менее бренными подошвами по неизменному, как само бессмертие, маршруту.

Из ванной я прошел в кухню. Хотел закурить, как всегда это делал, но предыдущая мысль заставила тело на полпути остановиться. Я обнаружил перед собой экран. Вот что происходит, когда на секунду выключаешь внутреннюю программу. Становится интересно… Я же никогда не слушаю утренние новости. А сегодня буду. Пальцем дотронулся до сенсорной кнопки, и тут же развернулся, скользнул к подоконнику и схватил пачку.

«…успешно, и объявлена пригодной к началу переселения Марсианская колония 56-ПЗК. Отправление шестисот землян, которые приобрели права на жительство еще пять лет назад, назначено на первые числа нового года…»

Услышав новость, я улыбнулся своей только что выбритой физиономии в зеркале. Минус шестьсот человек на горбу нашей планеты… Такими темпами и до моей сестренки дойдет очередь. И хорошо! Если они с Эриком не получат квоту на деторождение в этом году, будущее их союза мне видится опасно зыбким.

«…Айзенбург, согласившись на космическую миссию длинной в сорок световых лет. Даже с современными возможностями науки и медицины, шансы на возвращение невелики. Именно поэтому мистеру Айзенбергу присваивается звание позессора, и его нуклеарная семья получает право собственности на сельскохозяйственное поле площадью…»

Неплохо… Вот так вот человек взял и изменил несколько жизней. Когда ты обычный бессмертный, чей мир измеряется вечностью, влиять на установившийся ход вещей не так-то просто. А вот мистер Айзенберг смог. Подарил, как минимум, двум людям билет в другой мир — в мир позессоров. Цена билета немаленькая, безусловно: бессмертие на плаху освоения космоса… Зато как беспечна и прекрасна будет вечность его родных. Вот это и есть, наверное, настоящая любовь. Не то, что у нас с Элис.

Я больше не слышал, о чем бурчал эфир, и позволил себе на секундочку задуматься о том, каково это, войти в 5% избранных. Примкнуть к счастливчикам, которые поделили между собой Землю и взялись за другие планеты. Каково это, вдруг из никого стать кем-то и обрести заветную метку позессора — татуировку на запястье — вензель, похожий то ли на птицу, взмывающую вверх, то ли на изящное холодное оружие. Знак, дающий право собственности на клочок земли и на все, что на этом клочке уже есть или может появиться.

У тебя будет целая вечность, чтобы выращивать там экзотические фрукты и продавать их, рыть живописные пруды, сажать тюльпаны и принимать туристов, вкусно готовить и угощать всех желающих… Не бесплатно, естественно. Ты даже можешь построить многоэтажку и сдавать комнаты тем, у кого собственности никакой нет. Таким же оккупантам, как я. У нас из имущества — только тело и бессмертие.

Вначале тебе придется много работать и думать. Скорее всего, меньше спать и отказываться от еды в угоду чертежей, ремонта, идей, твоего зарождающегося нового предприятия… Но потом у тебя будет целая вечность, чтобы выспаться и отъесться… Чтобы несколько десятилетий спустя упирать руки в бока, осматривать свой расцветший оазис и вспоминать первые непростые годы в роли позессора с улыбкой на лице. Один уголок твоих губ будет вниз тянуть Ностальгия, а второй — приподнимет Гордость.

Ты наймешь оккупантов: сделаешь еще одно благое дело. Обеспечить хотя бы нескольких бессмертных средствами и причинами существования сейчас дорогого стоит. Пусть они трудятся на твоей земле, копаются в грязи, работают, так сказать, ручками. А ты освободишь свой день для прекрасного и будешь заниматься тем, чем захочешь. Такая же сладостная жизнь ждет и твою семью: им никогда не придется быть в подчинении у другого позессора, пачкаться во имя чужих идей и пыхтеть, достигая не свои цели. Вы сможете выбрать себе искусство или науку по нраву и посвятить этому делу ровно столько себя, сколько посчитаете нужным. А мы будем вечность вставать по звонку, действовать с чужого разрешения и пользоваться тем, чем вы позволяете…

Вместо того чтобы курить, я смотрел, как тело сигареты медленно превращается в прах.

«… отметки рэйджмометров замерли в оранжевой зоне. Безусловно, на общем уровне гнева сказывается и то, что мы с вами проживаем последнюю неделю месяца, и то, что она выдалась чрезвычайно жаркой… Советуем проверить, пройдены ли все плановые процедуры по личному управлению гневом, побольше дышать свежим воздухом и…»

Я с упоением хлопнул дверью и выскользнул в душное, накаленное яростью, уличное месиво.

***

Как вы думаете, куда уходит война, когда миру кажется, что он справляется без нее? Приходится ли ей менять наряды, скрываться за аляпистыми масками, учиться подражать чужим голосам? Прячется ли она, поджимая хвост, в пропахшей отходами подворотне или вальяжно прогуливается по центральному проспекту, заговаривая с теми, кто не отводит взгляд, о погоде?

Человеческое сердце — удивительное создание. Оно способно открыться всему, что просит внимание, и вместить в себя как самопожертвование во имя космоса, так и желание убить здесь и сейчас человека, жизнь которого достойна длиться вечность.

***

Я смотрел, как они подходят к журналу и простой шариковой ручкой карябают в нем свои имена, потом короткую фразу. И еще одну. Никто не привык писать на бумаге, и от этого самые важные в их жизни строки выглядят, как пьяные располневшие балерины.

На них уже надеты штаны и куртки цвета хаки, удобные беговые кроссовки.

Человечество слишком долго воспевало войну: сначала надломанным голосом после битвы, чтобы заглушить рыдания и выдавить из головы ужас воспоминаний. Потом — когда война осталась только в исторических книгах и памятниках — облачили ее в белоснежные латы, на лицо ей натянули маску гордости и глубокой рефлексии. Перепутали с выражением жестокости и показного патриотизма — с кем не бывает?

А когда настала эра без смерти, и раздел мира окончательно завершился… За чужую жизнь решили безапелляционно забирать твою, а вместе с ней и всю накопленную вашей семьей собственность… Вот тогда о войне как будто бы совсем позабыли. Хотя она о нас помнила всегда.

Я подошел ближе и прислушался к их обнаженной беседе.

— Мне некого писать.

— Что ж ты тогда приперся? Иди отсюда, у других желающих точно есть близкие, которым они хотят помочь.

— А ты не слышал, какую муть он в раздевалке нес?.. Он пришел, чтобы выяснить, есть ли что-то после смерти.

— Вот больной…

— Прикиньте, если золотую пулю на него потратят!

— Так и будет! Чудики всегда все портят…

— Это не по правилам! Господин, извините…

Я вдруг понял, что один из игроков требовательно смотрит на меня.

— Этого лысого нужно дисквалифицировать. Он не знает, кому право собственности в случае смерти передавать…

— У него и родных-то нет.

— Пусть валит отсюда, он же тут чей-то шанс бессмысленно тратит.

Огромные глаза-одуванчики смотрели на меня и улыбались. Действительно, чудак.

— Кхм… Мы не можем отступить от правил и отпустить игрока, прошедшего отбор. Вам нужно написать чье-то имя. Не может же быть такого, что у вас нет близких или друзей. Любое имя. Думайте.

Глаза-одуванчики с насмешкой разглядывали мое лицо.

— А вас как зовут, гражданин начальник?

— Это против правил, вы не можете передать выигранное право собственности мне. Быстрее решайте, до общего сбора пять минут.

Подпольная незаконная войнушка. Две армии: первая пришла понизить отметку уровня гнева на рейджмометре (а пострелять на нашем полигоне — это почти то же самое, что доктор прописал, только в несколько раз действеннее). А вторая пришла умирать.

У отряда позессоров, смех которых доносился из соседнего зала, настоящее оружие и почти никаких ограничений. Они выбирают себе винтовки, револьверы, автоматы… Они будут стрелять по десяти оккупантам, а те выйдут на поле боя с пустыми руками, чтобы прятаться и выживать.

Точнее нет, задачу выжить ни один из них перед собой точно не ставит. Они все мечтают умереть. Но умереть не просто так, а от той самой, единственной золотой пули. Чтобы обладатель имени, которое они накарябали в нашем журнале, получил пожизненное право на собственность, а значит, никогда за целую вечность не оказался бы на этой стороне полигона.

Я оглядел разношерстный отряд самоубийц. Чудик стоял в стороне ото всех и улыбался. Наши взгляды встретились.

Эх, была не была.

Как хорошо, что у нее такие короткие имя и фамилия. Буду надеяться, что чудик неплохо читает по губам.

***

Как вы думаете, кому должна достаться смерть?

На нашем полигоне сегодня отец огромного семейства: он не может позволить, чтобы его дети, вслед за ним, провели свои вечности в шахтах. Он не хочет больше презрением отражаться в глазах любимой жены.

Слева от него земляное покрытие кроссовкой ковыряет молодая оккупантка. Она чувствует, что разучилась дышать, после того, как позессор-работодатель продемонстрировал ей более интимные грани своей власти.

Поймает ли золотую пулю чудаку, который пришел, чтобы узнать, есть ли что-то После?.. После всего этого, в темной, холодной бесконечности.

А вдруг повезет вон тому бледному мужчине с алыми потрескавшимися губами? Его полностью ослепила ненависть, а сюда, на войну, за руку бережно привела месть. Ему нужно убить одного конкретного человека, а дальше — будь что будет.

Кто из этой десятки больше всего достоин заарканить мифическое существо по имени смерть, и кто из них, в конце концов, преуспеет в охоте?

Если честно, перед тем, как ударить в гонг и запустить войнушку, я каждый раз делаю безмолвные ставки и примерно в 70% случаев угадываю исход битвы.

Сегодня я ошибся, но мне не обидно: золотая пуля сыграла максимально справедливо.

***

Как вам кажется, кому больше всего нужна война? Тем, у кого очень мало земли? Или тем, у кого ее слишком много?

Может быть война, как горькое лекарство, жизненно необходима пациентам, чьи рейджмометры зашкаливают, и внутреннего зверя, хочешь — не хочешь, а надо иногда чесать за ухом? Или это у них другие показатели замерли на багряно-красной отметке?

Нужна ли война отчаявшимся, не видящим выхода, света, альтернативы?..

Без нее, скорее всего, не обойтись избранным. И тем, кто борется за мир и справедливость, лазурное небо и будущее своих детей.

Так, может быть, и в твоем сердце найдется место войне? Стоит ей только попроситься на огонек.

Дима Дорофеев
«Солдат»

***

И все было хорошо. Чудесно. Замечательно. Мы уже даже стали забывать фамилию того чудака, который, как и все гениальные, но безумные ученые совершил прорыв, изменивший все. Когда перешел от экспериментов на мышках к экспериментам на свиньях. Которые, как показало время, действительно оказались самыми близкими «родственникам» человека. Действительно ли он сам однажды свято в это поверил, или все дело в том, что его родной дядя был богатейшим владельцем мясоперерабатывающего холдинга… Да и вряд ли это так уж важно.

Но факт остается фактом. Яйцеголовый ботаник добился успеха. Которого все так ждали. Благодаря безымянной хавронье, ген старения был, наконец, открыт. Ну, а технологии редактирования генома в руках ученых имелись, кажется, еще где-то с 21 века. Или даже с 20, не помню.

Человечество перестало стареть. Но не умирать. Пока.

У Вас когда-нибудь был хоть один знакомый, который был бы доволен всем? Вот и у меня не было… Да, люди изменились. Больше лет — больше опыта. Но мудрость тоже, увы, приходит не ко всем. Отщепенцы есть в любом обществе. Даже вечно молодом. А сама по себе вечная молодость не защищает от стали. И часть из тех, кто хотел большего, чем мог себе позволить, пытался взять это большее силой. Железом и кровью.

Но, когда глобалисты окончательно победили и Мировое Правительство установило почти тотальный цифровой контроль, насилие почти исчезло. Почти. Потому что всегда есть те, кто против. Опять же.

И есть мы. Регулярные вооруженные силы. Да, исчезли армии, полиция, спецслужбы, разведки с контрразведками. Остались только ВС. Из древних источников я запомнил странное слово «dru-ji-na». Если этим источникам верить, то я и был кем-то вроде этого самого «dru-jin-ni-ka». Кастой. Тоже древнее словечко. И тоже вполне подходит для отражения устройства этого мира. Правители, воины, торговцы. И… эм… остальные люди. Ну неужели кто-то и правда думал, что в вечно молодом обществе все будут равны? Будут жить, как захотят? Серьезно? Как быстро мы превратимся тогда в животных? Равенство — это глупая утопия. И я принимал это, как само собой разумеющееся.

А однажды я увидел ее. Нет, Ее. Точнее, сначала я увидел афишу. Я даже не помню, за что именно зацепился тогда мой взгляд… И все изменилось. Я пришел на Ежегодный Открытый Бал Школы Искусств. И там на сцену вышла Она. И Она танцевала.

Какое-то глупое слово: «танцевала». Я просто не могу найти в своем лексиконе подходящих. На сцене происходило действо за пределами моего разума. Вы можете описать Абсолютную Красоту? Вот и я не могу. И я сидел, ослепленный и оглушенный, не в силах даже аплодировать. А потом Она просто ушла со сцены. Дочь одного из Тех, Кто Правит. Повелительница Изящных Искусств. Балерина.

Девушка из-за кастового барьера, которая меня изменила. Мир, мой совершенный мир вдруг перестал казаться таким идеальным. Идеально справедливым, каким он был для меня раньше. Но я солдат, и я гнал мысли, достойные разве что отщепенца. И продолжал ходить на балет. Регулярно, как на еще одну службу. Не покупал цветов, не садился в первые ряды. Я просто был. Ее незримым защитником.

Как однажды договорился со своим внутренним голосом, стучащим в возведенную кастовой разницей стену.

Впрочем, одной касты в нашем мире не было. Касты жрецов. Близких к Богу. Научный прорыв как-то незаметно погасил веру в Высший Разум. Человек стал сам Богом собственного мира и приблизился к бессмертию.

Видимо, слишком приблизился. Видимо, каста жрецов все же не была ненужной надстройкой. И разверзлись небеса…

Во всяком случае, так кому-то показалось поначалу. Щель в пространстве, в которой полыхало ослепительное пламя. И омерзительная рогатая козлоподобная тварь, шагнувшая в этот мир. Просто схватившая человека и утащившая в моментально затянувшуюся щель.

И новые щели. И новые твари. Непредсказуемо. Хаотично. Без цели. Без смысла. Не так часто, но вполне достаточно, чтобы поселить в сердцах липкий коварный страх. Особенно после того, как сразу несколько тварей появились прямехонько в нашей казарме и забрали сразу троих. Тогда я и лишился ноги.

Нет, это были не твари. Свои. Случайная автоматная очередь в поднявшейся суматохе почти перерезала мне ногу в районе верхней трети бедра. А тварям пули вреда не причиняли…

Я же говорил про касты, да? Ну так вот, вечная молодость — всем, с остальным сложнее. Где взять донора в мире вечно молодых? Бионические протезы — единственный выход. Но наша гордыня сыграла с нами злую шутку. За ненадобностью технологии бионики были повсеместно заброшены. Кроме одного места с единственным владельцем. Для которого это было просто хобби. Дорогая игрушка. ОЧЕНЬ дорогая игрушка.

Продать все ради протеза? Ради чего? Солдат на протезе. Нелепица… Но формально я остаюсь на службе и получаю жалование. Каста…

Страх, порожденный тварями, поднял из глубин все самое темное в нашем мире. Отщепенцы осмелели. Хотя твари забирали и их. И там, где активность отщепенцев была больше, твари почему-то появлялись чаще.

А потом появился безумный пророк. И безумные слухи из старых книг. О тех, кто приходит из бездны. Тех, кого в древности называли чертями. И о том, что находится на той стороне огненных щелей. Месте под названием Ад. Месте вечных мук.

И в мире воцарился Хаос. А потом Хаос пришел ко мне…

***

Спине холодно даже через постеленную ткань. Очень холодно. Нет, меня не знобит от страха, я уже давно разучился бояться. Тем более, бояться боли. «Боли — тем более»… Забавно звучит. Как бы мне такими темпами в поэты не податься. Шучу, конечно.

Наверное, так и должно быть. В смысле, для процедуры должна поддерживаться определенная температура.

Вену на руке, куда вставлена игла капельницы, начинает немного пощипывать. Это тоже, наверное, нормально. На лицо опускается полупрозрачная гибкая маска, перекрывая нос и губы. «Подышим кислородиком», — говорит чей-то голос. И я автоматически делаю глубокий вдох. А потом начинаю проваливаться. Куда-то в пустоту. Вопреки обыкновению, эта пустота не имеет четкости. Обычной своей четкости, наполненной выстрелами, страхом, болью, сжирающим заживо огнем и.. белыми-белыми платьями. Хотя, нет, стоп, вот в пустоте появляется что-то оформленное, что-то другое…

Должно быть, прошло совсем немного времени. То есть, мне так кажется, что совсем немного. Не знаю, как уж там на самом деле. А потом появились новые ощущения. Не та привычная боль, не те привычные внутренние терзания. Ощущение целости (?). Но какой-то не такой целости. Своей и, в то же время, неуловимо чужой…

На восстановление уходит много времени. Безумно много. И ничтожно мало по сравнению с тем, сколько я ждал этого, сколько я жил до этого, сколько я не-жил, сколько я…

А потом, как-то вдруг, все начинает работать. И мой бионический протез кажется уже чем-то своим, родным. Во всяком случае, если не рассматривать себя голым в зеркало. Зеркало так и норовит показать мне мою ущербность. Да и плевать. Лишь бы работало, лишь бы у меня опять было две ноги. ЕСТЬ две ноги. Как бы там выглядела вторая. Камуфляж и ботинки скроют все. И слово «камуфляж» обретает новый смысл. Похоже, я стал слишком цепляться к словам.

Еще какое-то время уходит на восстановление навыков. Определенных навыков. Тех самых навыков. Накачка, стрельба, метание ножей и так никуда не уходили. Нужно тренировать бег, прыжки, борьбу… Но память и мотивация здорово помогают, и я бью все рекорды.

У моей мотивации белоснежное платье, и она танцует так, как никто и никогда не танцевал в этом мире. Мире, который изменился для всех.

Гораздо больше времени уходит на то, чтобы доказать, что ты можешь. Что ты хорошо можешь. Что ты — это ты. Выбивать 99 из 100, выбивать зубы, преодолевать полосу препятствий… Писать бумаги, обходить бесконечные кабинеты, ждать по дверью. Под разными дверями.

И вот однажды я вернулся. Солдат снова стал солдатом. Воином Порядка, если говорить высокопарно. Тем-Кто-Гасит-Свет. Хотя, свои теперь называют меня Одноногий. И я не обижаюсь. Это куда лучше, чем Оловянный — так меня когда-то звали из-за фамилии.

Винтокрылая птица несет нас в точку без названия. Только координаты. Слишком много стало теперь таких точек в мире.

Где вскоре я вместе с такими же, только двуногими, парнями покину борт. И не потому, что я больше ничего не умею в этой жизни, а для того, чтобы забрать такое количество жизней («жизни-жизней» — опять проснулся тот внутренний я, что цепляется к словам), которое гарантировано и без вариантов отправит меня прямиком в полыхающий ад.

Куда этот проклятый Черт утащил мою Балерину…

Илья Пожидаев
«Dimissione»

— Монсеньор, горячо рекомендую Землю! Лично прочесал все тридцать три миллиарда галактик — и клянусь, как на крови: это лучшее обитаемое тело для колонизации! Более сочного, атрофированного и беспомощного в сопротивлении не сыскать во всей Медведице с околотками!

— Ох ты ж, Ктулху Вас разнеси вдоль и поперек, генерал! Стоило ли так озадачиваться ради сущих пустяков! Да оставьте Вы этих слизняков в покое, дорогуша! Забудьте даже мозговать в их сторону! Эту планету уже не спасти, а поживиться в ее иссякающей клоаке, право слово, давным-давно нечем! Тем более, для них нас пока нет!..

Две тысячи восемьсот девяносто второй год от Рождества Того, На Кого Все Еще Положено Молиться. Пророчества приспешника Его — русского блаженно-юродивого монаха Авеля столетия-XIX — с треском провалились. Армагеддона, стало быть, не стряслось. Зато терпениями и стараниями человеческими отгрохан такой мир, что, право слово, хоть топор в нем вешай — на каждой притолоке. В мире том вооруженные столкновения — да чего там, даже простые мордобойные стычки! — выдраны с корнем. Препоны — любые! — сперва смазали, а затем и стерли, точно гумиэластиком. Все биосоциальные юниты отныне вышколены, выглажены, причесаны и прилизаны. Все живут настолько мирно, безопасно и опрятно, что, ей-же-Кришна, от патоки аж тошнит. А главное — живут юниты теперь вечно: плодятся себе пачками, под ароматическими водородными миазмами, — и не умирают. Хомо сапиенсы доросли-таки до пресловутого «Вечного двигателя», о котором грезили на протяжении всей своей сознательной истории, и который еще жалких триста лет назад считался туповатой мулькой для легковерных. Водород! Воистину велик и царственен Мистер Водород! Он — альфа и омега жизни! Без доморощенных лекарей и шарлатанов-геронтологов! Без газовиков и нефтяников! Вот только электролизный метод получения перманентной энергии дал фатальнейшую осечку.

«На западном побережье Армении высадилось пятьсот миллионов арабо-скандинавских беженцев»… «Негидальцы пожирают африканцев!»… «Марс забит землянами до отказа! Правительства четырех планет ищут варианты дальнейшего расселения человеческой популяции»… «Восемнадцать миллиардов индо-канадцев улетают на Вамфим»… Такими и подобными заголовками-всполохами вот уже которое десятилетие переливается текучая новостная виртуальность. На стене каждой малогабаритки. Панику никто из онлайн-стервятников не нагнетает: максимум — время от времени косметически преувеличивают числовые показатели для пущих рейтингов. Возобновляемая энергетика оказалась буквально убийственной для всего живого. Водородный мета-генератор — на условном Северном и условном Южном полюсах — сдвинул тектонические плиты по всей Земле, а параллельно — принялся дичайшими темпами растапливать ледяные пустыни. Ведь для будущего насыщенного водорода потребен, как известно, кристально вычищенный водный субстрат. Который выделяется и разливается по суше гораздо быстрее, чем перерабатывается в энергию через электролиз. Суша в опасности! Австралии уже целиком под толщей океана, а Латинская Америка затоплена наполовину! Евразию вот-вот накроет! Впрочем, все это нынче умозрительно: континенты-то совсем не те, что прежде. Сместились, как иной раз смещался текст принтерной печати в далеком-предалеком прошлом. По крупинкам, веками, а по итогу — прямо-таки с ног на голову.

— Чего ж ты телишься, чертова кукла! Вынимай блок питания! Рванет к едрене-фене!

— Ты дурак, уважаемый?! Генератор шарашит за пределами возможного! Как я тебе блок-то выну?! Вообще соображаешь — или только после обеда?! Отключай генератор: это твоя забота!

— Я тебе со вчерашнего утра твержу, что это, мать-перемать, невозможно! Агрегат топит лед, как оглашенный! И час от часу разгоняется! Форс-мажорная ситуация: приезжай на объект — и вынимай блок питания из работающего устройства!

— А я тебе еще со вчерашнего дня талдычу, что из работающего мета-генератора блок питания не вынуть! Это тебе не флешка и не симка, дурья ты бестолковка! Тебе, ротозею, трудовую лицензию с какого первобытного «Авито», блин, притаранили?!

Перебранки повторились практически один в один, под копирку, — что на севере, что на юге. После чего спорщиков — с дистанции, к слову, в сто двадцать с гаком километров — засосало в жерло единой на двух полюсах разбушевавшейся машины. Мигом перетерло телеса горемычных бузотеров в аммиак — и пшика не осталось. Кто был прав в той истории, а кто ошибся — разбираться уже не нам. Факты, однако ж, остаются фактами. Чтобы водородный мета-генератор перестал ополовинивать материю, переводя воду в водород, нужно сперва вынуть из устройства блок питания. А чтобы вынуть блок питания, нужно сперва отключить генератор. А отключить генератор при наличии блока питания в нем технически невозможно. Наивные хомо сапиенсы веками — да чего уж там, тысячелетиями! — мечтали о механизированных холуях: самостоятельных, но в будочках да на коротких поводках. Иудейские големы. Робот Леонардо да Винчи. Киборги столетия-XXI. Поначалу процесс маршировал размашистым шагом, да посередке запнулся. Лишь триста лет назад, на излете двадцать шестого века, человечество пришло-таки к машинам, способным полностью обслуживать самих себя. Без толики инженерно-технического вмешательства извне. Венцом творения казался водородный мета-генератор. Ну-ну!..

На Землю — чем дальше, тем больше, — стали просачиваться сведения о крахе Водородного проекта разом на всех четырех заселенных хомо сапиенсами планетах. Сперва над подобными коммюнике посмеивались, считая их искусственно раздуваемой паникой. Затем — нет-нет, да стали прислушиваться. А теперь вынужденным страдальцам некуда деваться: они мечутся в технократическом коконе, с каждым годом сжимающемся все плотнее и плотнее. Повсюду, какую обитаемую людьми планету ни возьми, смещались плиты, наступали жидкостные массы, рассыхались и без того веками прохудившиеся атмосферные пленки. Бессмертной человеческой популяции в сто тридцать восемь миллиардов голов — для дальнейшего увеличения — требовались новые ареалы и новые источники питания. Меж тем как даже действующие буквально таяли на глазах. С грехом пополам эволюционировавшие обезьяны в исступлении метались на кое-как прочесанном галактическом пятачке — в надежде на спасение. Глупые. Ведь тонущий «Титаник» можно при желании смастерить из любых материалов: даже из просторов во многие сотни, если не тысячи, световых лет. Биосоциальные юниты — в нарушение строжайших табу на убийства и членовредительства — принялись грызть глотки себе подобным. Увы, буквально.

«В Содружестве Четырех Планет за последние два года шестикратно участились случаи каннибализма»… «Крокодилов и капибар уже не хватает! Блудные гости с Вамфима не брезгуют себе подобными!»… «Люди перестали хотеть секса! Даешь сочную плоть юных девственниц!»… «Банда Y-хромосомных агрессоров переплюнула древних тхагов»… Чего и говорить: придумать забористый и притом грамотный заголовок для новейших масс-медиа — самый настоящий вызов. Смысловое ядро, тем не менее, прорисовано правильно: без прикрас и, с другой стороны, без сгущений почем зря. Особенно удручает позиция стражей порядка. Армии и полиции — единственных, так сказать, народных союзников. Стоило только власть предержащим запаниковать — как люди в погонах тут же принялись являть миру чудеса изуверства. Цензоры, понятное дело, заботливо зачищают виртуальность от пикантно-компрометирующих сообщений. Но и цензоры, похоже, вскоре выбьются из сил. Мощь саморазрушения — при малейшем нарушении равновесия, при малейшем, так сказать, Dimissione — это даже не цунами: это всесокрушающая, и одновременно обновляющая жизнь, вспышка нейтрино.

— Монсеньор, призываю Вас все-таки обдумать мое предложение! Шикарна планетка-то! Нам же необязательно на нее переселяться. Но воды там немерено. При этом, что характерно, атмосфера растерта уже почти в ничто. Добившиеся бессмертия, обитатели скоро самоустранятся. Мы сможем безнаказанно питаться соками Земли. Как раз и давешнее достижение — Межгалактический Насос — опробуем. Ну же, Монсеньор, соглашайтесь!

— Хм…

Над грызущимися хомо сапиенсами по-прежнему, как и веками ранее, сияло-разливалось все то же Солнце, сохранившее за миллиарды лет своего бытия воистину шокирующее постоянство. Только теперь оно вроде бы делается день ото дня крупнее и ярче. И размазывается по небу, словно квашня по блюду. И, кстати, не одно оно теперь в небе, средь бела дня. Проблески светил все больше напоминают вездесущие Арго Монсеньора… Все отчетливее абрисы погибельных гештальтов…

Виталий Клатт
«…видели только мертвые»

Мотор рокотал, механизмы гудели, железные лапы вытянулись и крепко сцепились с землею, труба приняла боевое положение, ракета встала на цель.

Место было выбрано удачно: впереди — крутой холм с острыми выступами скальной породы, с боков — лесопосадка. Лишние глаза не увидят, любопытные не прознают.