Бесплатный фрагмент - Хозяйка книг

Посвящается прекрасному ангелу,

Чья душа направляет меня во тьме.

I

Всё произошло так быстро, а я лишь только успела полюбить монотонность, найти радости в том, что происходит каждый день. Я знала, что будет завтра, послезавтра и даже через год или два. Но когда уже ничего не ждёшь от жизни, всё переворачивается вверх дном. Меняется всё вокруг, и даже ты сама. И вот уже кажется, что все года, проведённые за одним занятием, на самом деле всего лишь месяцы или даже недели. И только сейчас я могу вспомнить о том, как именно произошла эта перемена в моей жизни.

Одним весенним ранним утром, когда толпа людей ещё не захватила улицу Сен-Жак, я как обычно вышла подышать воздухом перед началом работы в магазине. Наш книжный магазин, название которого висит гигантскими красными буквами, гордо именуется как «Дом влюбленных в книгу». Это приятное трёхэтажное здание синеватого оттенка, которое несильно отличается от остальных. Но если взглянуть на него менее равнодушно, то сквозь витрины можно будет увидеть главное достоинство и сокровище этого магазина. Ибо внутри него непринуждённо стояли целые ряды стеллажей, заполненные книгами, которые уже были готовы приглашать к себе гостей, очаровывая красивыми корешками разнообразных томов. А где-то позади стеллажей находились небольшие диванчики, где любой уставший посетитель мог спокойно отдохнуть.

Я смотрела в тот день на небо, не было ни единого облака, лишь лёгкий ветерок слегка касался моих волос. На моём лице выросла самодовольная улыбка. Я работала в этом чудном месте и гордилась этим. Да, я работала здесь, хотя и в деньгах особо не нуждалась, но и не могла позволить себе многого. Главным для меня было то, что рядом со мной работал мужчина, которого любила всем сердцем и душой. Я была счастлива.

Я наслаждалась этим утром, погрузившись в свои мысли, и даже не заметила, как мою руку кто-то схватил.

— Кат. — Прошептала она мне на ухо и улыбнулась.

— Жозе. — Ответила я ей почти так же весело.

Жозе, или более правильно — Жозефина Монье, была высокой тонкой темноволосой женщиной с пышным бюстом. Ей было тогда двадцать семь лет. Она имела круглое доброе лицо с небольшим ртом, алыми губами и очень выразительными карими глазами. А на ней было чёрное закрытое шёлковое платье и небольшие чёрные туфли. Жозе — любимая сестра, самый значимый для меня человек, но, к сожалению, я не могу так просто описать, как много она для меня значит. Я хотела бы найти когда-нибудь такие слова, чтобы описать, как сильно я её люблю, но пока ещё не нашла. Она всегда меня поддерживала, всегда была со мной. Но, видимо, я просто не способна на это.

Я иногда вспоминала своё детство, когда я была ещё маленькой, а моя мама работала швеёй на одной фабрике, которая ныне уже разорилась, где ей платили столько, что саму себя не прокормить. И если говорить о ней, то видела я её довольно редко и, к несчастью, мои воспоминания о ней крайне скудны. Я помню, что внешне она была чем-то похожа на Жозефину, но чем именно — сказать не могу. Я была ребёнком, а всё моё детство — голод, нищета. Иногда я ходила по улицам Сите попрошайничать, а если была возможность что-то схватить, то я непременно ею пользовалась и бежала туда, куда глаза мои глядели, подальше от безразличных глаз и синих мундиров.

Единственная причина, по которой эти воспоминания остались в прошлом и почти забыты — это Жозефина. Она с раннего возраста всё возможное время тратила на мелкие заказы, вышивая всё, за что ей заплатят, чинила одежду и обувь и занималась многим другим. Когда она всё-таки устроилась на работу в «Дом влюбленных в книгу», что было ещё при старом хозяине, то и тогда Жозе последнее отдавала нам. Её волю, силу и доброту невозможно описать простыми словами. И не удивительно, что эти качества нашли себе оклик в сердце её будущего мужа. Он и не заметил, как его жалость превратилась в сопереживание, а затем в обожание и поклонение её удивительной душе. Всё произошло очень быстро, ни его родители, ни друзья не успели вмешаться в этот неравный брак.

Её муж — Анри Монье. Он на пять лет её старше, темноволосый мужчина, высокий, с правильными чертами лица и приятной внешностью. Он никогда не был многословен, больше думал, чем говорил, а если что-то говорил, то по делу, но не отличался сильным характером. Я могу сказать, что он очень добр ко мне, он принял меня как родную сестру и всегда меня пытался поддержать, но ему это редко получалось. И к событиям, о которых я хочу рассказать, уже давно являлся хозяином «Дома влюблённых в книгу», который он получил от отца в том же виде, что он есть и сейчас.

Большую известность «Дом влюбленных в книгу» и нынешний его облик он получил во время руководства Монье-старшего за счет продажи средневековых рукописей и многих редких экземпляров. Это может показаться странным, но они были приобретены за сущие гроши, как если бы это была пустая бумага, при закрытии аббатства Святой Женевьевы отцом его жены, который и не догадывался об их ценности, и отдал их вместе с дочерью в качестве дополнения к приданому. К несчастью, её я никогда не встречала, ибо из-за слабого здоровья её давно как нет в живых. А после её смерти Монье-старший, потеряв всю радость к жизни, оставил своему сыну магазин, а сам в печали переехал за стены Тьера, видимо, навсегда.

Но я вернусь к своему повествованию. Я и так сильно отвлеклась на описание событий, которые очень важны как для меня, так и для близких мне людей, но которые мало относятся именно к этой истории. И если быть честной, я сама плохо знаю подробности и боюсь, что сильно искажу правду, если попытаюсь их рассказать.

Сестрёнка повела меня в магазин, и через пару минут я полностью очнулась. Я поправила своё синеватое простое платье и села на диванчик в ожидании первых посетителей. Мимо меня тихо прошмыгнула высокая и тонкая маркиза де Шарль в подобном платье и длинными послушными золотыми волосами чуть ли не до колен. С маркизой де Шарль у нас были довольно сложные отношения, мне стыдно признавать, но мне она не нравилась, я даже иногда к ней ревновала, просто потому что она была настоящей красавицей, молодой двадцатитрехлетней красавицей, но в то же время мне было её жалко. Она — человек высокого происхождения, её титул — заслуга её предков, но он перестал хотя бы что-то значить за одно мгновение в «ночь чудес». И я даже боюсь представить, сколько таких особ было выброшено на улицу со времён Великой революции. Невинные девушки, ничего не знающие о настоящей жизни. Такова цена равенства.

Я закрыла глаза и даже, вроде, успела заснуть, но меня разбудил колокольчик над дверью, который постоянно заявляет о новом посетителе. Я быстро поднялась и подошла встречать гостей. Ими оказались две женщины возраста около тридцати лет каждая в светлых платьях белых тонов с пышными юбками, которые напоминали об эпохе Людовика XIV, мода которой вернулась к нам с новой силой и властью.

— Я не думаю, что вашему мужу так уж понравится какая-то книга. Это не та вещь, которой можно вызывать у других зависть. А что ещё нужно мужчине, кроме как выглядеть лучше других в чужих глазах. — Сказала, посмеиваясь, одна из них.

— Я должна что-то подарить, иначе это будет уж как-то некрасиво. Сами должны понимать. Мне нужен хотя бы даже самый глупый подарок, ибо я всё-таки пришла. А это значит, что он для меня не безразличен. Тем более, он порой считает, что, кроме как для платьев, манто и того подобного у меня в голове места нет. Вы же знаете, что это не так. — Ответила она ей.

— Я думаю, ваш муж был бы больше рад, если бы вы были более практичны. Я могу его понять, нет смысла покупать дорогие платья, если можно их сшить самой. Или, в крайнем случае, заказать. Выйдет гораздо дешевле, и вашему мужу будет меньше хлопот с работой. Не знаю, задумывались ли о том, какого ему работать целыми днями ради того, чтобы вы купили себе какой-нибудь дорогой веер или прочий ненужный аксессуар.

— У меня сегодня встреча с графиней, а вы знаете её, сама теряет голову при виде новых жилеток или разноцветных тканей, вот только и меня с собой потащит. Тяжела моя жизнь, у всех мужья прокуроры, банкиры, а мне достался такой. Иногда мне плакать хочется.

— Да, тяжело вам. Ничего не скажешь. — Со вздохом произнесла и повернулась ко мне. — Мадемуазель, вы же здесь работаете? Не могли бы нам помочь?

Мне ничего не оставалось, как подойти к ним, хотя я того не желала. По пути я чуть не столкнулась с ещё одной продавщицей на этом этаже — тридцатипятилетней Клотильдой Фурнье, ничем непримечательной замужней строгой женщиной с жестко заплетёнными светлыми волосами, которая несла небольшую стопку книг.

— Послушаете, вы не могли бы дать совет, что бы лучше подарить мужу? Что-нибудь сложное и утончённое. Что говорило бы о том, какой он умный человек, раз у него имеется данная книга.

— Это зависит от вкуса. Если ваш муж — образованный человек, то, возможно, вам стоит посмотреть на более специализированную литературу. Она этажом повыше. Агрономия, медицина, философские трактаты, или прочие труды современных ученых. Я могу вас туда проводить, это совсем рядом.

— Я думаю, что куда лучше будет взять что-нибудь из художественной литературы. — Сказала первая. — В ней сложнее прогадать. Подарить какой-нибудь трактат по незнакомой науке — не кажется мне хорошей идеей.

— Тогда скажите, чем ваш муж занимается. — Обратилась я к другой. — Может быть, я что-то подберу связанное с его деятельностью.

— Я не хотела бы говорить. — Опустив голову, произнесла она. — Он простой учитель. Работает с детьми в пансионах.

Я чувствовала себя перед ними довольно глупо, не понимая, что вообще от меня требуется. Мне нужно было что-то сделать, но я только смотрела по сторонам, пока не зашёл молодой мужчина в чёрном красивом костюме, мода на который не меняется ещё со времен Наполеона I. И этот мужчина захватил на какое-то время моё внимание. Он вёл за руку невысокую миловидную девушку лет двадцати в более простом и куда более удобном чёрном платье, чем даже моё, но самое прекрасное в её образе — это её неубранные волосы цвета вороньева крыла. Я отвлеклась на них и, сама того не желая, начала думать о том, как бы всё же сбежать к ним. Всё-таки они были очень красивой парой. Но они скрылись возле английской литературы и начали что-то обсуждать. А я с досадой вернулась к этим двум дамам.

— В этом нет ничего плохого. По-моему, это прекрасное занятие и этого не стоит стыдиться. А какие предметы ваш муж преподает?

— А я должна знать?

В этот момент я захотела бросить их, но не могла. Я пыталась что-то придумать, но вместо этого следила за новыми посетителями. Как только я перевала взгляд на дверь, зашёл ещё один мужчина и уверенно прошёл куда-то вдаль, а затем ещё пару человек. Описывать каждого уже нет никакого смысла, ибо все они начали расплываться в моих глазах. Кто-то поднимался наверх, но большая часть оставалась внизу. Хотела бы я знать, как пара инспекторов: Жан Мартель и Генри Скотт — за всеми успевают следить. Лично у меня голова пошла бы кругом.

Всё-таки я решила предложить что угодно, что можно было счесть подходящим. Я думала, что бы подобрать, и поэтому провела взгляд на первый попавшийся стеллаж, где были переводы немецкой литературы, и, перебегая от одного новеллиста или поэта-политика к другому, каким-то чудом нашла двухтомник Иоганна Вольфганга фон Гёте в переводе Жерера де Нерваля.

— Может быть, вам стоило бы посмотреть педагогические книги, например, по воспитанию детей или тому подобному. Но если вам нужна именно художественная литература, то как насчёт двухтомный перевода «Фауста, трагедии». Если вы ищите что-то значительное и известное, что-то современное, то это должно подойти. Если, конечно, у вас нет дополнительных пожеланий.

— Если у вас ничего другого нет, то я возьму. — Немного недовольно она произнесла. — Так уж и быть.

— Двадцать два франка пятьдесят за два тома.

— Цены у вас… значит сегодня без шляпки. — Печально усмехнувшись, со вздохом произнесла она.

Я достала с полки главный труд величайшего немецкого поэта и вручила его ей, жестом показав, где можно расплатиться. Она медленно пошла в сторону касс, а я обратилась к её спутнице уже более оживлённо, понимая, что свободна.

— Вам что-нибудь подсказать?

— Нет, я зашла только посмотреть. Я не знаю, как вы к этому относитесь, но я убеждена в тех словах, что я часто слышу в речах своего священника, который даже читал отдельную проповедь о том, что книги, театр и всё что вы называете искусством — орудие дьявола для порабощения наших душ.

— Пусть говорят, что хотят. Мы живём не в то время, чтобы всему верить. Не поймите меня неправильно, я не буду отрицать Бога или доказывать Его существование, просто говорю о том, что священник — тоже человек. Не спорю, что есть труды, на которые стоит налагать запрет. Некоторым даже удалось даже его избежать. Но это не значит, что хорошая книга не может воспитать самое благородное, что только есть в человеческой душе.

— Я не знаю, что и ответить вам на этот счет.

Она замолчала, к моему внутреннему ликованию, а вскоре её спутница вернулась к ней, и они сразу же вышли, ни слова не сказав на прощание. Я подошла ближе к кассе, где стояла Клотильда, которая принимала деньги за выбранные ими произведения или сборники. Я улыбнулась ей и начала кружить вокруг книг, сама того не замечая. И так бы и кружила, если бы ко мне не обратилась женщина лет тридцати семи со своей шестнадцатилетней дочерью в пышных туалетах.

— Вы не могли бы посоветовать что-нибудь о счастливой любви без разных казней и убийств? Что-нибудь о благородной любящей душе.

— Насколько счастливой? — С улыбкой спросила я. — Если принять какие-то допущения, как дань реальности, то список будет вполне велик.

— Прямо до однообразности. Я думаю, вы можете меня понять, хочется что-то более светлое и жизнерадостное. Особенно в наш тяжелый век.

— Я понимаю вас. — Слегка грустным тоном, задумавшись о прошлом страны, а потом снова оживившись. — Я плохой в этом советник, поэтому могу назвать только Джейн Остин и Каррер Белла, можете брать любое их произведение. У нас есть достойные переводы. Я надеюсь, что для начала этого будет достаточно.

— Благодарю вас, мадемуазель.

Мы разошлись, и я снова вернулась к посетителям. И такое было моё утро, да и весь день, разве что уже ближе к обеду людей стало много, что консультировать их не представлялось возможным. Я встала за кассу рядом с Клотильдой и занималась тем же делом что и она. Деньги и отчетность. Дело довольно простое, но очень быстро надоедает. Иногда общаясь с покупателем, можно найти вполне интересного собеседника. Жаль, что это происходит не так часто и этот день ничего нового мне не принёс.

Обед у нас был в три смены, на первой была лишь я и Жозе с мужем. Потом у остальных, за исключением инспекторов, у которых было индивидуальное расписание, которое зависело зачастую от числа гостей, и обычно был куда позже двух других.

После обеда, который прошёл молча и который представлял собой куриный суп и компот. Ко мне подошёл Анри в своём черном фраке, белой рубашке и зауженных брюках со штрипками. Он провёл рукой по своим волосам и короткий промежуток времени стоял передо мной, думая, как правильно сказать.

— Катрина, на неделе должен приехать один итальянец-фабрикант, ему нужна рукописная копия романа Кретьена де Труа, созданная по заказу герцога Немурского. Его зовут — Камилло Аччайоли. Когда он приедет, проводи его ко мне. Если кто иной будет интересоваться — не вспоминай о ней. Это довольно тонкое дело, лучше не рисковать.

— Хорошо.

— Благодарю тебя.

Он ушёл к себе, а я спустилась вниз и на лестнице встретилась с Раймоном Ришаром — приказчиком. Юноша лет девятнадцати с немого грубоватыми, хотя и приятными чертами лица в чёрном старом сюртуке. И в то же время он был высоким, с широкими плечами и густыми вьющимися волосами. Он и был моей любовью, моей страстью, моей жизнью и всё в подобном духе. Я улыбнулась и протянула ему свою руку, и он сразу взял её и медленно поцеловал.

— Сегодня меня он совсем загонял. Мне жаль, что я оставил тебя одну. Мне очень жаль. Если бы он дал хотя бы минуту продуху, то я бы уделил его тебе. Только тебе. В моей жизни лишь только ты что-то значишь. Лишь только ты наполняешь её смыслом. — Говорил он медленно, продолжая держать меня за руку.

— Ты же знаешь, любимый, я бы всё равно не смогла много времени тебе уделить. Я работаю так же, как и ты. Мне самой очень тяжело без тебя. Но с тех пор как я встретила тебя, моя жизнь наполнилась красками, о которых я никогда не представляла. Знать бы, чем бы тебя отблагодарить за то, что ты явился в мою жизнь.

— Одно мгновение, один поцелуй, и вот я счастливейший из мужчин.

Моё лицо залилось краской, я любила его, и все его слова, демонстрирующие его привязанность ко мне, разжигали огонь в моем сердце, от которого пьянела и теряла свободу мыслей и дар речи. Это и был человек, который чуть ли не за одно мгновение, как я его увидела, забрал моё сердце и одарил его пылкими поцелуями. И вот я шла занять свой пост, а спустя мгновение утопала в его небесных голубых глазах. Я невольно заулыбалась, а он обвил меня своими руками, слегка наклонил мою голову и поцеловал меня в лоб.

— Любимый, не сейчас. — Запинаясь, еле произнесла, случайно вспомнив о том, что моего возвращения ожидает Клотильда. — Или ты забыл, что у нас есть обязанности здесь? Я должна быть внизу.

— Это почти твой магазин, у тебя нет здесь обязанностей, дорогая.

— Это не так, ты сам всё понимаешь. Хотела бы я быть рядом с тобой куда чаще, но обстоятельства выше меня. Прости.

— Катрина, я знаю, я люблю тебя. — Медленно выпуская из своих объятий, слегка расстроенным голосом произносил он. — Когда-нибудь я достигну богатства, я приложу все силы, меня ничто не остановит.

— Когда-нибудь. — Повторила я.

— Я всего добьюсь, дорогая, я довольно целеустремлён. А сейчас не смею тебя задерживать. Я могу понять твой долг, твоё желание трудится. А у меня есть свой. Жаль, что эти прекрасные минуты должны окончиться. Но ты скажи, после закрытия ты же найдёшь мне хотя бы пару часов?

— А когда-то было иначе? Я жду тех вечеров, когда мы можем посвятить себя друг другу. Только ради них я терплю всё остальное время.

— Бывали те печальные дни, когда мы не могли быть вместе.

— Милый, я предупреждала тебя заранее. А так, дорогой, я только и хочу быть рядом с тобой.

— Я знаю. Извини, я просто не хочу тебя выпускать. Всего лишь пытаюсь хотя бы на секунду отложить неизбежное.

Он ещё раз поцеловал мою руку, улыбнулся мне и пошёл наверх, а я спустилась к Клотильде, которая уже давно меня ожидала. Холодно на меня взглянув, она решилась высказать своё недовольство, которое я воспринимала довольно равнодушно.

— Опять вы задержались. — Недовольно начала она.

— Простите.

— Ох, юность. Вы бы поосторожней… хотя, это не моё дело.

— Раз вы так считаете.

— Если вы пришли, то подмените меня. Я и так из-за вас здесь всё ещё стою без какой-либо возможности покинуть её.

Она пошла наверх, а я снова встала возле кассы. Было достаточно народу и мне не так часто приходилось ждать. Где-то похаживал с гордой осанкой Генри Скотт, светловолосым мужчиной среднего роста лет двадцати шести. Англичанин по происхождению, но из-за семейных конфликтов переехал во Францию. Он вспоминал иногда об этом в грустные его дни, жалея о своём месте здесь. И хотя мне была интересна его история, но мне её он никогда не рассказывал.

Время шло, одни посетители сменялись другими, а я принимала деньги, сверяла стоимость с указанной, а затем записывала продажу, и так по замкнутому кругу. Когда вернулась Клотильда, я смогла переложить эту деятельность на неё, а сама следить за процессом со стороны, поскольку число посетителей уже начало непреклонно падать вниз.

Я снова начала ходить по этажу, рассматривая всё вокруг и случайно начала слушать посторонний диалог, который мне хорошо запомнился. Он был между двумя молодыми девушками с довольно яркими пышными платьями. У одной оно было желтоватого оттенка с тёмно-зелёной юбкой у другой — красной. Наверное, им казалось, что их никто не услышит, ибо был он, очевидно, не для чужих ушей.

— Скажите честно, вы же хотите отомстить мсье Реналю. — Спросила вторая.

— У меня нет причин на него обижаться. Вы же знаете, он как любой мужчина будет строить из себя покорного раба, пока ты сама такой не станешь. У них нет сердца. Но я хотела верить в искренность его слов. Я знаю, что глупа. В каждом своём слове он восторгался мной и клялся в любви, но, как оказалось, его любовь и су не стоит.

— А как же ваш муж? Ты же знаешь, что, если он узнает, ничем хорошим это не кончится. Вам не стоит рисковать.

— Ты знаешь его, он ничтожен сам по себе, да и по природе своей эгоистичен. Такого человека невозможно любить, ты не поверишь, как долго и сильно я пыталась себя заставить полюбить его.

— Но он то верит, что любим. Что с самой встречи вы любите его и только его.

— Если бы мне сказали, что будет со мной в браке, когда я только вернулась из монастыря полной сладких грёз о любви, то бы ни за какие сокровища никогда не согласилась выйти за него. Я толком и не знала ничего, когда выходила за него. Мы и любовниками то не были. Я просто хотела новой жизни по наивности своей, теперь и расплачиваюсь за неё. А что насчёт мсье Реналя, будто дурно желать быть любимой? Будто можно винить человека в том, что он тебя не любит, будто сердцем можно управлять?

— К сожалению, вы правы. Если бы сердцем можно было управлять, никогда бы и бед не случалось. Но куда ни глянешь, везде трагедия.

— Я завидую вам, вам не знать моих бед. Вы свободны. А я лишилась права распоряжаться своей судьбой.

— Так бегите от него. Если вы не можете полюбить его, то лучше вовсе не быть рядом. Он никогда не оценит жертву, если вы останетесь рядом с ним.

— Хотела бы, но никто меня не спасёт. Уже давно в мире не осталось Ланселотов. А одной мне некуда бежать.

— Пока ещё есть шанс.

— Скоро и его не будет. Мой муж в последнее время часто начал говорить о том, что мы могли бы завести ребёнка. О том, как сильно хочет мальчика. Наследника. Вот только без наследства. А я не имею права возражать. Я должна быть любящей мамой несмотря ни на что.

— Мне жаль.

— Просто не верьте красивым словам, они редко бывают искренними. Лучше многих достойных мужчин упустить, чем рискнуть и испортить себе этим жизнь.

— Так что насчёт мсье Реналя?

— Как оказалось, для него «любовь» — это лишь ветреный порыв. Он клялся мне в любви, писал письма, где описывал своё преклонение передо мной. Но ты сама видишь, что всё это обман. Я была для него лишь куклой. Он, играя преклонение передо мной, сам заставил меня преклоняться перед ним. А я и преклонялась, но не прошло и пары месяцев, как он нашёл себе молоденькую продавщицу из «Сокровищей Парижа». А я ему надоела. Вот и всё история.

— Мне очень вас жаль, вам не повезло в любви, но не все мужчины такие, по крайней мере, я так верю. Всё ещё. Хотя вы постоянно убеждаете меня, что всё это зря. А насчет продавщицы, может быть, хотя бы посмотрим на неё.

— Там нечего смотреть. Миловидная кокотка. Просто обычная продавщица, как и все здесь, они все живут за счёт своих любовников, и, если им хватает ума, оставляют что-то к тем дням, когда исчезнет их молодость.

— Но всё же, почему бы не отомстить ей как-нибудь за это?

— Они недостойны ничего, кроме жалости и презрения. Вам с вашей рентой в пять тысяч франков не понять этого.

— Вечно вы говорите о моих деньгах, будто я виновата в том, что они у меня есть. Мне выбрасывать их что ли?

— Нет. Я имела в виду, что вам не понять мотивы этих нищенок. — Произнесла она и прервалась на несколько секунд, а затем продолжила. — Мы тут слишком много уже времени, нас вряд ли кто-то будет здесь искать, но нам уже пора бы выйти в люди.

Они вышли из своего небольшого укрытия между стеллажами, пошли к выходу и вскоре скрылись, а я провожала их взглядом. На меня они так и не заметили, или не сочли нужным обращать на меня внимание. Работа ещё продолжалась, но мои мысли заполняли впечатления от услышанного разговора. Я не стала думать о том, что меня за человека могут не считать, мои мысли поглотила идея о том, что Раймона может интересовать во мне лишь моё родство и близость к хозяину. Эта мысль часто меня преследовала и раньше. Всё-таки внешне я была невысокой и слегка полноватой девушкой, треугольное лицо, слегка поднятый нос, большой рот и темные сухие вьющиеся волосы, которые, как мне казалось, чем-то напоминают солому. Да, я сильно не задумывалась о красоте, вера в то, что я любима, лишали смысла эти догадки, но любое сомнение в этой вере приводило к тому, что я переставала себе нравиться. И с каждым мгновением я всё хуже представляла себя. На моих глазах появлялись слёзы, но от них не становилось легче.

Лишь работа отвлекала меня от этих мыслей, вокруг были ещё какие-то люди, и до закрытия я держалась, никто не должен был знать, что мне тяжело. Всё равно, кроме как: «Ты зря на себя наговариваешь» — я не услышала бы, а от посторонних были бы одни проблемы. Я вытерла свои слёзы и постаралась сосредоточиться, как только могла, на оставшихся делах.

II

После закрытия магазина, а он закрывался достаточно рано, я пошла наверх за ужином, где меня ожидала сестра. Ужин прошёл в тишине, а затем после него я решительно спустилась вниз и пошла на улицу, и она вместе со мной. На улице было ещё довольно светло, несмотря на то, что небо было захвачено темно-серыми облаками, которые вместе с поднявшимся ветром предвещали о скором начале дождя. А на дорогах торопливо разъезжали экипажи и дилижансы, но были видны и несколько стоявших кучеров возле колледжа иезуитов, которых приближение дождя, видимо, не пугало. И вскоре, когда мы свернули на улицу Суффло, Жозе подбежала ко мне и схватила меня за руку.

— Кат. — Ласково она произнесла.

— Жозе.

— Мне бы хотелось поговорить о твоём Ришаре. Я давно наблюдала за вами. Не сочти за неуважение, я делаю это из желания помочь тебе, сестрёнка. Ты ещё так юна, наивна. Кто-то должен тебя оберегать.

— Мне уже двадцать один. — Я ответила немного с недоумением, ибо подобные наставления были не самыми приятными.

— Возраст тут ни при чём, дорогая. А для меня ты навсегда останешься той маленькой девочкой, которая иногда приходила в магазин, когда ещё была жива наша мама. Моей маленькой Кат.

— Прости, я понимаю, я очень ценю твою заботу. Просто я уверенна в нём, и Анри мне поверил. Осталось поверить лишь тебе.

— Катрина, сестрёнка, я не буду отнимать у тебя много времени. Я знаю, что ты торопишься как обычно. Но мне интересны твои намерения. Всё не может стоять на месте, в конце концов, нужно думать о будущем, о том, куда приведут тебя твои чувства.

— Я ничего не могу сказать, кроме того, что я люблю его и не могу жить без него. Даже сотая часть той любви, что я питаю к нему, сделает меня самой счастливой женщиной на свете. Я бы отдала ему всё, отдала бы себя, ему надо лишь изъявить о желании. Я буду покорной ему.

— Катрина, милая, ты уверенна, что стоит так отдаваться другому человеку? Ты его не так уж долго знаешь, всегда надо помнить, чем может грозить ошибочное представление о человеке. Тем более для юной девушки.

— Ты же вышла замуж за любимого человека. За первого человека, который попросил твоей любви, и вот он души в тебе не чает. Так почему у меня не может быть так же? А ради счастья, пожалуй, стоит рискнуть. Иначе можно его и вовсе упустить.

— Катрина, это долгая история. Но я смогла его полюбить после того, как вышла за него замуж. Мне нужны были деньги, я была готова на всё. Выбора у меня никакого не было. Будь я одна, никогда бы не рискнула собой и своей жизнью.

— Но ты смогла его полюбить.

— Сложно не полюбить человека, который мил и заботлив с тобой, если, конечно, у тебя есть сердце. Но, Катрина, не у всех оно есть.

— Но Раймон добрый и любящий человек. Он и намёка не сделал ни одного, чтобы причинить мне какой-то вред. Если бы он хотел мне навредить, то у него было много для этого шансов. А как видишь, я перед тобой. Цела и невредима. И я не знаю, почему должно внезапно что-то измениться.

— Видимо, кроме тебя, он никого не имел. Что же, это даже хорошо. После первой любви сердца обычно выгорают, и, кроме как себя, почти никого не могут любить, особенно мужчины. Прости, если пугаю. Я просто куда лучше знала нашу маму, да и моя жизнь чуть такой же не стала, и я не хочу, чтобы твоя жизнь превратилась в кошмар из-за веления сердца. Одна ошибка может привести к тому, что жизнь твоя будет обречена. Такова участь каждой женщины. Поэтому я хочу, чтобы ты была благоразумнее. Не у всех на душе то, что на языке.

— Жозе, я не знаю, что ты от меня ждёшь. Для меня твои слова всегда останутся самыми ценными на свете, всё-таки ты моя сестра. Я знаю, что ты всегда заботишься обо мне. Спасибо тебе за это. Но я ничего не могу сделать с тем, что я люблю его.

— Скоро дождь, лучше бы пойти домой.

— Я бы пошла с тобой, но я обещала любимому, что встречу его, поэтому я не могу. Прости меня. Я всё-таки должна идти, несмотря на дождь.

— Не самое удачное выбрала время. — Произнесла она более грустным, но всё ещё спокойным тоном.

— Я постараюсь объяснить ему, что, кроме как него, у меня есть ты. Что время рядом с тобой мне не менее ценно, что я люблю тебя даже куда сильнее. — Немного запинаясь, еле произнесла, а затем после паузы, во время которой я смотрела в её глаза, более уверенно, но тише продолжила — Не дала бы я слово, я бы осталась с тобой. Мне очень жаль.

— Сестрёнка.

Она резко приблизилась ко мне, прижала мою голову к своей груди, и начала гладить мои волосы. В первый миг я немого испугалась, но затем крепко прижалась к ней и не хотела опускать. В это мгновение я и забыла о том, что в моей жизни есть кто-то ещё, кроме неё. Да и мне никто не нужен был. Я была самой счастливой на свете уже только из-за её искренней неподдельной любви. Жаль, что я не могла отдать ей хотя бы тысячную часть её любви в ответ. А она всё продолжала меня гладить мои волосы и в один момент поцеловала меня в голову. Я не выдержала этого и выронила несколько слёз.

— Я люблю тебя. Прости меня за всё. Я не самая благодарная сестра. Я знаю, что ни мало боли и переживаний тебе принесла. Как раньше ты всё делала ради меня, так и сейчас.

— Успокойся, Кат, дорогая, ты моя радость и гордость.

Она отпустила меня, я смотрела в её лицо, оно казалось спокойным, но её глаза, её карие глаза, она хотела плакать. Какое-то время мы стояли неподвижно, но вскоре она взяла вверх над эмоциями и продолжила:

— Ладно, дорогая, я пойду. Тебя, наверное, он уже заждался.

Я ничего не ответила, я всё ещё не могла отойти от нахлынувших на меня чувств. Да, мне было неприятно слушать её недоверие к Раймону, но я знала, что это не оскорбление его, Жозе не могла знать того, что знала я. Она не доверяла всем, и только из-за меня и для меня. И она смотрела на меня, но всё же через небольшой промежуток времени решила покинуть меня.

— Дождь скоро будет, не стоит задерживаться на улице. — Добавила она, отдаляясь от меня.

Я пошла назад к лавке, из одной из комнат на третьем этаже, где располагались работники магазина, у которых не было своего жилья, горел свет. Возможно, кто-то писал или читал, ибо на улице было ещё не так темно, но этого я так не узнала. Возле самого магазина никого не было. И я подумала, что Раймон ушёл, так и не дождавшись меня. Эта мысль начала причинять мне боль. У меня защемило в груди. Я забыла обо всём, меня поглощало чувство вины. И вот первые капли дождя начали падать на землю. Мне хотелось плакать, но у меня не получалось.

— Прости меня. — Послышался немного дрожащий голос за моей спиной.

Я обернулась, это был он. Раймон. Он стоял с опущенным взглядом и держал надо мной раскрытый зонт. Стоял и молчал, боясь поднимать на меня глаза. Я не поняла, что с ним, но захотела узнать, забыв о собственных переживаниях.

— Милый. — Немного придя в себя, тихо начала.

— Прошло немало времени, я даже надеялся, что ты ушла, ибо погода не самая подходящая. — Тихо начал он. — Но я и подумать не мог, что ты станешь меня ждать, несмотря на то, что меня даже рядом не было, несмотря на то, что за мгновение ты могла бы полностью промокнуть. Прости меня.

— Не надо, любимый. — Произнесла я, подойдя к нему и подняв ему голову.

Я была очень рада увидеть его, но он выглядел несчастным и несколько растерянным. Моё сердце сильно забилось, жалость и любовь смешалось в одно чувство, которое меня поглощало и толкало к нему. Я ничего не понимала, но мне было больно только от одного его выражения лица. Мне очень хотелось видеть его счастливым, даже если надо было бы чем-то пожертвовать. Я крепко прижалась к его груди и не хотела отпускать, я слушала биение его сердца, оно заколдовывало. Для меня это было чем-то прекрасным и чистым, и что бы другие ни говорили, я была уверенна в том, что его сердце бьётся лишь по мне. Я подняла на него голову, он смотрел на меня, будто боялся потревожить, поэтому я сама решила его пробудить.

— Я не понимаю, чем ты опечален? Чем ты провинился передо мной?

— Мне жаль, что я заставил тебя ждать, тем более в дождь, я не хотел. Если бы я знал, что получится всё так, как это в итоге вышло, то я бы обязательно предупредил.

— Что-то случилось? — Обеспокоенно начала его спрашивать. — Что-то серьёзное?

— Мне срочно нужно было зайти к фармацевту, у меня мама приболела. Но не пугайтесь, ничего серьёзного. Обычная простуда. Я отпросился пораньше, чтобы вернуться к закрытию, но не успел. Я бежал как можно быстрее, чтобы оказаться здесь как раз вовремя, но этого оказалось недостаточно. Я не знаю, как правильно тебе это объяснить, но по дороге назад ко мне пристали какие-то мужчины…

— Ах. — Крикнула я.

— Ничего серьёзного. — Продолжил он, взяв меня за руку, а второй продолжал держать надо мной зонт, закрывая меня от дождя, хотя он и сам уже весь промок. — Ты это уже слышала, но у меня есть брат, ему лет семнадцать, но он только о девушках и думает. Вечно попадает во всякие истории, а мне за это платить из своего кошелька. И каждая история страшнее предыдущей, как ни послушаешь о его приключениях, так чуть ли не в каждой кто-то хочет его убить. Может быть, всё это неправда, но я не знаю, как отличить выдумку от действительности. Как бы меня это не раздражало, ничего иного как помочь ему — я не могу. Вот и на этот раз я не смог оставить всё самотёк. Пришлось всё решать. Видимо, он кому-то задолжал какую-то сумму. Не очень большую, но задолжал их не у самых вежливых и порядочных людей. Пока разбирался и отдавал за него что есть, время шло, вот я и пришёл только сейчас.

— Раймон, милый, я на тебя ни капли не сержусь. Ты ни в чём не провинился. А за твою доброту, которую ты проявляешь к людям, даже к менее достойным, с которыми ты, как назло, связан родственными узами, я готова тебя сильнее любить. Я всё сильнее убеждаюсь насколько ты благородный сердцем человек. Насколько у тебя прекрасная душа.

— Я рад, что ты так считаешь. И ещё больше из-за того, что ты не сердишься на меня за то, что я был вынужден отойти от слов, которые тебе дал.

— Я сожалею, что твоя мама заболела, что твой брат не берётся за ум, но, пожалуйста, не надо унывать. Мне самой от этого тяжело на душе. Улыбнись, улыбнусь и я.

— Ты очень добрая, Катрина. Ты даже не представляешь, как мне повезло, что я нашёл тебя. Более замечательного человека, чем ты, нет и на всём белом свете.

— Просто я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю.

Он приблизился ко мне, пытаясь поцеловать, сначала он поцеловал лоб, зачем щёку, когда он хотел перейти к губам, я невольно отодвинула его назад, во мне заиграла гордость и страх, причину которых я не могу описать. Я знала вкус его губ и хотела вновь его ощутить, но я боялась. Боялась, сама не понимая чего, а что-то внутри меня жаждало чего-то ещё большего, чего-то запретного, чего я не могла понять, но что так и манило меня.

— Извини, но я не могу. Дело не в тебе, я просто не могу.

— Ничего. — Уже больше весело произнёс. — Ты просто добродетельна.

— В моём сердце есть место только для одного мужчины — твоё место. Ты всегда будешь владеть им.

— Я знаю, любовь моя, я знаю. Поэтому я и люблю тебя. Я всегда буду тебя любить.

Раймон оглянулся, на улице уже было темно, лишь свет фонарей мог указать путь. Он посмотрел на себя и слегка усмехнулся. А дождь всё ещё продолжался, но под зонтом на меня не упало ни одной капли, вот только для Раймона под зонтом не всегда хватало места.

— Погода не самая подходящая до прогулки. Да и ты полностью промок. — Наконец сказала я, ибо мне казалось, что он не замечал, что вокруг.

Раймон немного наклонился в мою сторону, пытаясь положить в мои руки свой зонт, и в этот момент я, сделав над собой небольшое усилие, встала на носочки и поцеловала его в щёку. Хотя бы какая-то награда для него. Я не могла дать ему больше, хотя и сама страдала от этого, ибо горела желанием не меньше. Раймон слегка оживился, а я от смущения вся залилась краской.

— Я провожу тебя до дома, хотя он и в двух шагах. Если ты, конечно, этого хочешь.

— Я буду рада, милый.

Дорога заняла чуть меньше десяти минут, мы прошли их, не проронив ни слова. Я жила в старом пожелтевшем небольшом провинциальном двухэтажном доме с чердаком, и лишь общие стены разделяли его с более толстыми и высокими зданиями.

Мы остановились возле самой двери, и, к моему сожалению, нам нужно было прощаться. Но я не хотела этого, даже мысль о том, что завтра я его встречу, не утешала меня. А он стоял передо мной неподвижно и смотрел мне в глаза.

— До завтра, дорогая. — Печально произнес он.

— Да, до завтра.

Он отвернулся и пошёл назад, я слабо постучала в дверь и повернулась назад, желая ещё раз его увидеть. Он смотрел на меня так же.

— Постой. — Наконец сказала ему.

Он подошёл ко мне, и я обвила его шею. Я смотрела на него, смотрела то в его волшебные глаза, то на его губы. Я медленно потянулась к ним, желая самой их поцеловать.

— Это же так просто, чего я стою как дурочка. — В уме говорила себе.

Вдруг открылась дверь с небольшим скрипом, услышав который, я чуть не подпрыгнула от страха. Из этой двери вышла служанка, которая, видимо, ожидала моего возвращения. И на этом наша прогулка подошла к концу. В одну секунду внутри меня будто всё рухнуло, и, опустошённая, я отпустила его и медленно безвольно пошла домой.

— До завтра. — С сожалением добавила я, пересекая собственный порог.

— До завтра. — Повторил он и пошёл прочь.

После прощания вместе со служанкой Розой, я зашла в гостиную и упала на небольшой мягкий диванчик. Сам интерьер нашего дома сильно отличался от внешнего его вида, он уже переставал напоминать на старое жилище санкюлотов. Всё вокруг было из красного дерева, вся мебель и даже лестница, в этом был также некий дух старины, но совершенно иной, теперь уже величественный и прекрасный. И среди этих творений служанка смотрела на меня в своём староватом сером платье. Ей было лет сорок семь, немного округлая женщина с седеющими волосами и приятным овальным лицом. Я молчала, и, может быть, долго бы ещё молчала, развалившись на этом диванчике, если бы она не обратилась ко мне.

— Вы не промокли, мадемуазель? — Спросила она наконец своим грубоватым голосом.

— Нет, благодарю вас.

— Тогда я пойду, я не настолько юна, чтобы не спать по ночам. И вам бы посоветовала поступить так же.

— Простите.

— Да ладно, молодость, что с неё взять. — Затем сделала небольшую паузу, а после продолжила. — Ложились бы вы лучше.

— Спасибо. — Ответила я и побежала наверх.

Немного времени мне потребовалось, чтобы уснуть сладким сном. Я помнила предостережения сестры и те, которые я нахожу в жизнях чужих людей. Все эти истории о тяжёлой женской судьбе часто разрывали мне сердце. Иногда я даже хотела понять, что я сотворила в прошлой жизни, что в этой родилась женщиной. Но тем не менее в глубине души я верила, что всё это ложь, лишь сказки обиженных на всё старух, которые из-за низости души всех поливающих грязью, но чьи слова из страха подхватили более достойные люди, превратив эти сказки в притчу. Да и как я могла верить во всё это, когда у меня самой был человек, в любви которого я могла быть уверена. И всё-таки я была уверенна в том, что он действительно любит меня, что я любима, поэтому я отрицала всё это. И поэтому я была спокойна.

III

Хотя и были у меня какие-то опасения, но с каждым днём мне сильнее хотелось пойти дальше в отношениях человеком, которого я почти до безумия любила. Бывали моменты, когда ему стоило только попросить, и я бы была его. Но этих моментов не было. Мы стояли на одном месте. К некоторому сожалению, которое находилось внутри меня, и заставляло испытывать некую тоску. Моя фантазия, разогретая романами с их расплывчатыми любовными сценами, была причиной этой тоски. Хотя и смутно, но всё же я представляла, что должно быть впереди, какое удовольствие скрывается за преградами, которые сама построила из собственных страхов.

Прошлые и последующие дни мало чем отличались друг от друга. Казалось, что это и есть вся жизнь. Спокойная, тихая и ровная. Но это оказалось не так. Вскоре моя жизнь полностью изменилась, разделившись на «до» и «после». И причём так быстро, что я сама поначалу не замечала перемен. Или просто не хотела.

Как и ранее стоял привычный тёплый весенний день, покупателей было ещё немного, а я стояла возле английской литературы и смотрела на иногда входящих и выходящих людей. Среди них выделился молодой мужчина лет двадцати шести с чёрными волосами как сама ночь. Высокий в белом жилете и чёрном фраке с плащом, а в своих белых перчатках он держал разрезанную трость из слоновой кости. Он достал свои карманные часы, взглянул на них, и ушёл куда-то в сторону. Я захотела проследить за ним, но меня отвлекла замужняя женщина лет тридцати в невзрачном туалете, хотя и небедном.

— Вы не могли бы помочь? — Спросила она меня.

— Я для этого здесь и работаю. — С улыбкой ответила я. — Вам подсказать с чем-нибудь?

— Я искала произведение «Поль и Виржини» Жака-Анри Бернардена де Сен-Пьера, но, увы, не смогла. Может быть, её нет. Это нередкое явление, но, я надеюсь, что я плохо искала, хотя и уверенна, что осмотрела всё.

— Я могу попросить поискать на складе. Не знаю, захотят ли вам помочь, у них и свои обязанности есть. Но попробовать можно. Если это популярное произведение, то что-то должно быть, наверное. Возможно, её кто-то мог взять до вас.

— Вы окажите мне услугу. Мне очень нужна эта книга. И да, она довольно популярна у молоденьких юных девиц, мечтающих о чём-то ином и далёком.

Я кивнула ей, хотя и не понимала о чём она, и пошла к лестнице. Когда я хотела спуститься, ко мне со спины подошёл Раймон и обхватил меня за талию. Я узнала его касания, повернулась к нему с улыбкой и кинула в него влюблённый взгляд. Странно, но моя душа будто начинала петь, мне становилось тепло внутри, и я хотела забыть обо всём, но всё же не могла.

— Не меня ли ты ищешь, милая? — Спросил он, улыбнувшись.

— Я хотела поискать для покупательницы книгу на складе. Не знаю почему, но я не смогла ей отказать, хотя это не входит в мои обязанности. Видимо, мне захотелось попытаться помочь ей.

— Что за книга? Я поищу её, любовь моя.

— «Поль и Виржини» какого-то господина де Сен-Пьера.

— Понял, дорогая, скоро вернусь.

Я вернулась к ней и оглянулась, тот молодой господин, который чем-то меня привлёк, прошёл мимо меня и остановился. Пару мгновений он смотрел на меня, а я на него, а в особенности в его тёмно-карие глаза, но вскоре он начал рассматривать книги и взял одну на руки — «Айвенго» Вальтера Скотта. А я вернулась к мыслям о покупательнице, немного обиженная пренебрежением этого человека.

— Я попросила посмотреть вашу книгу. Если она всё-таки есть, то её вам принесут. Подождите немного.

Как и ожидалось, через какое-то время к нам подошёл Раймон. Он всё-таки отыскал эту небольшую книгу. Он протянул её, а я молча взяла и улыбнулась ему. В этот момент он подошёл ещё ближе и поцеловал меня в лоб. Я залилась краской, и на этот раз была ещё краснее. Как бы ни были приятны его губы, но меня это оскорбило. Я не могла равнодушно отнестись на такое развязное поведение, но и отчитать его не могла. Всё-таки вокруг меня были посторонние люди, которые из любой мелочи могли придумать целый скандал, ибо их собственная жизнь не была особо интересной. Я смогла лишь кинуть ему осуждающий взгляд.

— Это небольшой сборник этого господина де Сен-Пьера. Я проверил, там есть это произведение. По бумагам её стоимость девять франков семьдесят пять. Ярлык уже стоит. — Сказал он мне довольно весело, будто ничего не замечая.

— Хорошо, спасибо.

Раймон ушёл, а я вручила покупательнице книгу и показала жестом, где находится касса. Она поблагодарила меня и так же скрылась. Я оглянулась и снова заметила того посетителя, который уже не раз привлекал моё внимание, он стоял рядом со мной и перебирал книги, то доставая, то возвращая их на место.

— Вам помочь? — Наконец обратилась я к нему.

— Я рассматривал рыцарские романы и их переводы, которые имеются в наличии.

— «Айвенго» Вальтера Скотта довольно популярная книга, которая быстро наделала шума. Вся эта тематика, готика и прочее. Да и сами благородные герои, вне зависимости от происхождения, и их приключения сами по себе привлекают интерес многих читателей.

— Вот только сами романы, в то же время не только как, например, поэзию миннезингеров я не смог найти, так даже и сами произведения артуровского цикла. Лишь интерпретации этих артуровских легенд и производные от них.

— Видимо, они малоинтересны. Всё-таки мы должны следовать тому, что будет интересовать большинство читателей. Иначе какой смысл что-то продавать?

— Я ни в чём не обвиняю вас и ничего не хотел дурного сказать. Если я как-то случайно задел ваши чувства и гордость, прошу меня простить. Безусловно, необходимо придерживаться моды и следить за новинками, если хочешь продолжать существовать. За это вас стоит только похвалить. Но перейдём к делу, я здесь не ради развлечения, у меня заказ один здесь.

— Какой заказ? — Спросила я в недоумении.

— Вы, наверное, не уведомлены. Хорошо, это не проблема. Можно ли мне поговорить с господином или с госпожой Монье? Они всё поймут.

— Хорошо, но как мне вас им назвать?

— Камилло Аччайоли.

— Ах, да, господин Аччайоли, вспомнила, вы насчёт томов Кретьена де Труа? — более оживлённо спросила.

— Да, я здесь именно за ними.

— Вы могли бы и раньше сказать. У меня отдельные указания, если бы вы сразу представились, вы бы сохранили себе много времени. Для вас оно бы не было лишним. По крайней мере, мне так кажется. Так что, господин Аччайоли, идите за мной.

Я повела его на верхний этаж. Лестница выходила на маленькие комнаты рабочих, а рядом с ними была небольшая столовая с несколькими светлыми столиками, за которыми располагалась кухня. А вдали находился небольшой кабинет Анри, дверь которого была слегка приоткрыта. Я заглянула, за столом на большом стуле сидела Жозефина, а рядом с ней стоял Анри с книгой в руках. Анри первым заметил меня, выглядывающую через щель, и улыбнулся, придав мне уверенности.

— Заходи, дорогая. — Сказал он мне.

Я зашла. Почти в самом центре кабинета стоял большой письменный стол, на котором были разбросаны разные бумаги, возле стен находились полупустые полки, а передо мной и за спиной Жозефины — большое окно с красными занавесками. И, как и у нас дома, вся мебель была из красного дерева.

— Тут пришёл господин Аччайоли. Вы просили его привести.

— Хорошо, пригласи его. — Ответил мне и обратился к своей жене. — Я думаю, наш разговор будет тебе не интересен. Тем более, тебе есть о чём поговорить с Катриной.

Она вышла, а Камилло, который слышал все его слова, сразу же зашёл, поклонившись Жозе. Моя сестра подошла ко мне, взяла меня за руку и повела меня подальше от дверей. Я рада была её обществу, конечно, я видела её всегда, но в этом магазине мы не так уж часто пересекались. Всё-таки работа и сон была почти всей моей жизнью, к несчастью.

— Мне надо тебе сообщить одну новость. Я уже несколько дней хочу тебе сказать, вот только когда наступал подходящий момент, я почему-то забывала. Но это уже не важно. Я должна сообщить, что… — немного занервничав, она прервалась, а затем, сделав глубокий вдох, на выдохе договорила. — Что я стану мамой.

— Мамой? — Крикнула я.

— Да. У нас были некоторые проблемы с этим, но вот я наконец-то беременна. Я безумно счастлива от этой новости. Я стану мамой. Я и не мечтала об этом, как и Анри. И вот чудо. — Быстро говорила она, заплакав под конец. — Ты даже не представляешь, как я счастлива. Кат, дорогая. Я — мама!

Я испытывала радость за неё. Достаток, любящий муж, собственный ребёнок — такое простое счастье, но самое желанное. Сколько раз я представляла себя женой Раймона где-нибудь в пригороде Парижа, в подобном месте, где скрывалась прекрасная Манон с кавалером де Грие, с милым мальчиком на руках среди луговых цветов. И вот всё это исполнилось у Жозе. Я искренне была счастлива, моя сестра обрела то, о чём мечтает любая женщина, и ради чего готовы на всё, но, к сожалению, не все достигают.

— Теперь всё будет иначе. — Сказала я ей.

— Да, дорогая. Я буду заботиться о ребёнке, Анри — обо мне. Мы сейчас всё планируем, надо подготовить комнату, найти кормилицу, подобрать одежды и прочее, прочее. Всё изменится в моей жизни, и я рада этим изменениям. Но я никогда не забуду о тебе, об этом ты можешь не переживать. Я всегда буду твоей Жозе, как ты меня называешь.

— Ты лучшая сестра, в этом ты можешь не сомневаться, поэтому я уверена, что и мамой будешь ты отличной. У тебя будет самый счастливый ребёнок, ибо у него будешь ты. О такой маме можно только мечтать.

— Когда-нибудь и ты сможешь стать мамой, ты только жди и верь. Когда-нибудь всё случиться. Я знаю, что у тебя всё получится, я искренне надеюсь, что мсье Ришар достаточно порядочный мужчина, чтобы подарить тебе настоящее счастье и любовь.

— Сейчас нам рано думать о браке. Денег у него не так уж много. Лично я что-то откладываю, но этого хватит лишь на небольшой срок. Как это тяжело бы ни звучало, я могу понять, почему моё счастье всё откладывается и откладывается. Но лучше так, чем совсем лишиться его.

— Он живёт же где-то. По крайней мере, учитывая ваши прогулки, ему нужно где-то ночевать. Иначе бы он оставался здесь. — Уже менее возбуждённо говорила она, всё понижая свой пыл.

— Он живёт в небольшом доме с мамой и младшим братом. Я там точно буду лишней.

— Это же не может продолжаться вечно. Жизнь никогда не стоит на месте, вынуждая нас вечно следовать за ней и меняться самим.

— Если его брат пристроится куда-то, то, будет легче, может быть, тогда мы сможем найти себе место, себе и нашему будущему, но учитывая, какой его брат, это мне кажется невозможным. Ибо, как мне рассказывал Раймон, в его голове ничего, кроме как развлечений, не было и никогда не будет. Но даже если по счастливой случайности он и возьмётся за ум, то у него могут появиться мысли, которые есть сейчас у нас.

— Но, всё равно будет легче, мне очень жаль, но, сестрёнка, мы всегда готовы тебе помочь. Я и Анри. Всё будет хорошо, дорогая.

Меня слегка растрогали её слова, и, может быть, растрогали бы больше, если бы сразу после этих слов из кабинета бы не вышли Анри и Камилло и не прошли бы мимо нас. Они спустились вниз, обратив на себя наше внимание. А Жозефина, которая внимательно смотрела им вслед, окончательно потеряла ту мысль, которую она вела.

— Я думаю, они не скоро вернутся. — Сказала я ей.

— Не знаю, но, возможно, ты права. Мне пора бы спуститься вниз, я всё-таки работаю здесь. Жаль, что скоро мне понадобится замена. Но я опять, как обычно, отвлеклась на своё. Вернёмся на место. Если я ему понадоблюсь, он знает, где меня стоит искать.

Мы вместе подошли к лестнице, но разошлись на разных этажах, и как только я спустилась вниз, меня жестом позвала Клотильда. Мне стало интересно, что ей всё-таки нужно, и я подошла к ней.

— Я вас искала, юная мадемуазель, где вы были? — Немного строгим тоном начала она.

— Пришёл господин Аччайоли, которому был необходим хозяин. Я провождала его, чтобы наш гость не заблудился здесь. Меня об этом сам хозяин просил пару дней назад, сообщая о его скором прибытии.

— Ничего не меняется. Придёт время, и он доиграется.

— В каком смысле?

— Мне самой мало что известно. Но я не доверяю ничему подпольному. Это всегда приводит к горестям. Вот увидите.

— Поверьте мне, ничего противозаконного он не совершает.

— Всё равно ничего хорошего. Когда-нибудь он пожалеет об этих делах. Но ладно, не будем болтать. За прогулки и разговоры вам ничего не грозит, а вот мне.

Я кивнула ей, а затем пошла к немецкой литературе и начала перебирать книги, думая о том, какие книги стоит поставить на образовавшиеся пустые места. Мимо меня прошёл Рауль Форже, который нес старые тома. Рауль — двадцатичетырёхлетний работник на складе, широкоплечий блондин с довольно правильными очертаниями лица. Он был в немного мятой сероватой рубашке, коричневыми укороченными брюками и ботинками того же цвета. А позади него шёл Камилло, который заметив меня, замедлил шаг, и я решила подойти к нему. В нем было либо нечто чарующее, чего я не понимала, возможно, мне нравилось слушать его речи о литературе, ибо я сама разделяла его мнение. Он не высказался прямо, но я поняла его мысль, как мне это показалось, для него мода была поверхностна, всего лишь пустышкой, но, не следуя которой, ты сильно усложняешь себе жизнь. Так же думала и я.

— Как прошли ваши дела? — Спросила его с улыбкой на лице.

— Я получил что хотел.

— Тома Кретьена да Труа.

— Именно.

— Вам, видимо, очень нравится его творчество, если вы решили платить за тома, которым не одна сотня лет.

— Не мой любимый представитель куртуазной литературы, но это незаконченное произведение весьма неплохое.

— То есть вас действительно интересует данное направление средневекового творчества?

— Вы сами говорили, что эта тематика довольно популярна. Вот я и есть жертва этой моды.

— И вас она интересует только поэтому? Потому что внезапно стала популярной и такой пока что остаётся?

— Если честно, мой интерес этой темой сильно выходит за пределы этой тенденции. И моё увлечение относится не только к романам и поэмам.

— Если так, то, можете ответить мне на вопрос, как вы считаете, идеи куртуазной любви, которыми наполнены рыцарские романы, существовали ли в реальной жизни? Просто я и представить не могу, чтобы они хотя бы частично отражали реальность.

— Не отрицаю. И не спорю с тем, что эти романы слишком идеализированы. Но тем не менее даже сейчас во многих кругах наигранная учтивость никуда не исчезла. В этом нет ничего особенного и необычного. Если упускать многие моменты ради того, чтобы отображать выдуманную систему правил отношения к особам благородной крови, то в итоге получается как раз то, что вы можете наблюдать в этих романах. Тем более, это творчество во многом имеет данный вид благодаря придворным поэтам, которые будучи слугами, не могли не воспевать благородство господ и не превращать их в совершенства.

— То есть все девушки благородной крови.

— Именно. Мнение об иных представительницах очень сильно падало, они уже не были подобны матери Бога, а скорее чуть ли не первые грешницы. Да и у самих таких людей были куда более простые представления обо всём, даже о любви. Как было раньше, так и осталось сейчас.

— Но всё равно это ужасное время.

— Не спорю, но даже у этих веков были свои уникальные и необычайно прекрасные плоды. — На мгновение он остановился, оглянулся, а затем продолжил. — Прошу меня простить, мадемуазель, но я должен покинуть вас, у меня остались неотложные дела, к сожалению. Прощайте.

— Прощайте.

Он слегка поклонился мне и вскоре покинул магазин. А я начала думать о нём, сама не зная почему. Меня мало интересовала литература средних веков, хотя некоторые творения Ренессанса мне всё-таки оказались по нраву, но это уже были совсем другие творения. Но слова Камилло меня очень занимали. В некотором смысле я благоговела перед его рассуждением, которое было, к несчастью, быстро завершилось, несмотря на то, что я даже придумала ещё несколько вопросов, ответы на которые мне были неважны, но я смогла бы тогда продолжить слушать его. Но он ушёл, возможно, потому что он был либо действительно занят, либо я была ему плохим собеседником, либо всё это вместе. Всё же я мало что могла сказать ему, но я, правда, получала некое удовольствие, слушая его. Да, иногда всё-таки встречаешь интересных людей, одним из них был Камилло Аччайоли, он ушёл, как уходили и другие, оставив за собой некую слабую грусть, которая недолго сохранялась.

IV

Весь оставшийся рабочий день я провела в некоем унынии, по сравнению с Камилло, все остальные посетители казались мне довольно скучными или глупыми. И в этом унынии провела весь свой день. Мне хотелось сбежать ото всех, но не могла. Я лишь тешила себя тем, что скоро снова останусь наедине с Раймоном. И с каждым часом тоска по нему становилась всё сильнее и сильнее, хотя я знала, что он рядом. Я бродила по магазину, надеясь его встретить, к негодованию Клотильды, но к нему так и не зашла, а он не покидал своего места.

В послеобеденное время мне было особо скучно на своём месте, и я искала себе повод как-то уйти от него. У меня это плохо удавалось, но в какой-то миг я вспомнила о Камилло и Анри и, желая разбавить как-то ожидание, решилась подняться наверх. Когда я всё-таки поднялась, я поняла всю глупость моей идеи, но и возвращаться не хотела. Я ходила из стороны в сторону и возле комнат услышала какие-то смешки и речь, которую я не могла разобрать, пока из любопытства не подошла поближе.

— Я давно вся твоя. — Звучал мелодичный весёлый голос Одели.

— Я знаю, любовь моя. Какие у вас прекрасные волосы, Одели, одно наслаждение прикасаться к ним. — Отвечал ей Генри.

— Так что ваш отец? Он всё ещё обижен на тебя? Спустя столько долгих лет.

— Ещё не знаю. Я написал письмо, в котором выражал глубокое сожаление о произошедшей ссоре. Возможно, очень поздно. Всё-таки прошёл не один год, но, может быть, за это время он уже остыл. Всё же я тогда был очень юн. Он должен понять, что всё произошло по моей глупости, виной которой молодость.

— Я надеюсь, он простил тебя. Всё-таки он твой отец, что бы ни произошло, он всё равно будет им.

— Возможно, и простил. Всё-таки я давно уже не тот. У меня есть работа, крыша над головой, любимая девушка. Я сам сожалею, глупо было сбегать от проблем в другую страну. Но тем не менее, встретив тебя, я обрёл куда большее, чем кто-либо мог бы мне предложить, если бы я принял условия отца. А теперь я надеюсь, что и потерянное можно будет ввернуть.

— Будем ждать. Я думаю, он может мыслить здраво.

— Будем ждать. Но я упомянул в письме и тебя. Ему, наверное, будет лестно, что ты благородной крови. Разве что я назвал тебя своей женой. Может быть, это мало значит, но сам титул говорит другим, что ты лучше их, даже какая-то близость к нему. Никто не будет думать о том, что он не имеет никаких привилегий, что всё богатство было растрачено, что сам титул — скорее титул учтивости.

— Да, так даже лучше. Это сделает тебя более взрослым человеком в его глазах.

— Как только я получу удачный ответ, мы навсегда покинем этот безнравственный город и эту страну. У меня есть некоторые накопления, на них мы даже сможем съездить куда-нибудь. А если говорить про родовое поместье и его территории, то он даёт неплохой доход, да и к тому же там очень тихо и красиво. Тебе понравится Йоркшир.

— А если он не простит?

— Значит, мы останемся здесь. Когда здесь будет менее людно, мы всё равно устроим свадьбу. Мне даже самому стыдно перед вами, что я давно так не поступил. Работа занимает большую часть моей жизни, с этим приходится считаться, но мне всё равно стыдно перед вами.

— Я знаю, что ты не бросишь меня, мне не нужно этому подтверждение. Но если не придёт добрая весть, то свадьбу лучше отложить до июля, будет меньше работы здесь. Но я не уверена, что стоит рисковать своим положением, чтобы что-то мне доказать, разве что если я буду беременна.

— Не переживай об этом, любимая, тем более, я уверен, что к июлю ты забудешь об этом месте.

— Я надеюсь.

— Я тоже надеюсь на это. А сейчас нам следует возвращаться. Возможно, меня никто искать не будет, но вас… Тем более, мсье Мартель не самый приятный человек, с ним, конечно, можно договориться, если что-то ему предложить, но всё равно. Сейчас тебя отпустили, но вряд ли надолго. Вот только, дорогая, будь осторожнее в следующий раз.

— Я постараюсь.

Дверь резко открылась, меня охватил испуг, я попятилась назад и чуть не упала, споткнувшись о свою же ногу. И упала бы, если бы Генри не схватил меня за руку. Резким движением он схватил меня за запястье и остановил моё неизбежное падение. Но лучше бы упала, может быть, я бы тогда провалилась. Мне было стыдно за то, что я подслушивала, но я не могла перестать. Я всегда была любопытной, это сложно отрицать. Тем более, это касалось маркизы, или, проще говоря, Одели, которая была чуть ли не соперницей в моих глазах.

— Госпожа Лефевр.

— Да, это я, я просто мимо проходила. — Заметавшись, нелепо мямлила, ибо меня спалили с поличным за то, что подслушивала.

— Что бы вы здесь ни делали, я бы хотел, чтобы вы не говорили никому, что вы нас застали.

— Я и не собиралась. Только в следующий раз ведите себя тише.

— Это не повторится, госпожа. — С опущенной головой произнесла Одели за спиной своего любовника.

— Ладно, ладно. Возвращайтесь на свои места. Вам не стоит быть здесь.

— Как скажете, мисс… госпожа Лефевр. — Немного запнувшись, ответил Генри.

Одели взяла его за руку, и они быстро спустились вниз. А я провожала их взглядом, и, хотя они быстро скрылись, я всё равно продолжила смотреть на лестницу, где потерял их мой взор. Если бы моё сердце не горело от любви, если я бы сама не наслаждалась от взаимности этих чувств, то я бы сгорела от зависти, их обожание было непринуждённым и лёгким. Но у меня был Раймон, и, хотя у нас всё складывалось не так легко, но тем не менее мы были друг у друга. Но красота Одели заставляла меня вспоминать о своей собственной внешности. Но если бы знала, что Раймон во мне ценил, то, может быть, дурные мысли не так сильно меня бы одолевали.

Вскоре эта мысль меня настолько сильно поглотила, что я пролила пару слёз. Я даже слишком часто думала о том, что ему нужно моё родство с хозяином. Иначе я не могла объяснить его тягу к той, кто больше похож на пугало, которым пугают ворон. И в моём воображении вокруг него было не одна молодая девушка, которым он отдавал предпочтение. Да, я ревновала без причины, но ревновала. Глупые чувства, в которые я не верила сама. Но что поделать, я любила прекрасного человека, будучи сама обделённой этим качеством.

Я спустилась вниз, сбегая от этих болезненных идей. Внешняя жизнь с её мелкими проблемами — неплохое лекарство от внутренних бед. Лучше я буду слушать не самых интересных людей, чем буду слушать себя и свои печальные рассуждения. Жаль, что большая часть людей, которые могут быть мне интересны, сами знают, что им нужно, и моя помощь им никогда не требовалась. Но, к сожалению, было много неприятных людей, которых я, видимо, чем-то привлекала. Одним из таких представителей в этот день был мужчина лет тридцати двух в недурном костюме, который, однако, был ему маловат, да и брюки слишком подкорочены для него.

— Вы же работаете здесь? — Спросил он немного нервно.

— Да.

— Мне нужен подарок для одной достойной женщины, что вы могли бы посоветовать?

— Любой подарок зависит от вкусов человека, которому вы что-либо дарите, тем более если вы решились взять какую-нибудь книгу, то с этим вообще нельзя угадать, ведь кто-то обожает творчество графини де Лафайет, а кто-то — графа де Сада. Даже мода ничего хорошего не даст в этом деле. Ибо книга — не платье, например, которое можно оценить, взглянув на него и потрогав ткань.

— Мне нужно что-нибудь, что можно было назвать добрым тоном.

— Я повторюсь, это зависит от её вкуса, а вкус бывает совершенно разным. Даже самая хорошая книга для кого-нибудь может показаться отвратительной. Поэтому я ничего не могу вам сказать.

— Хотя бы что-нибудь приличное.

— Например, какой-нибудь сборник Шекспира. — Сказала я, что первое пришло в голову.

— Это как-то скучновато. Любой говорит о Шекспире и знает пару строк, этим нельзя никого удивить.

— Не знаю, может быть, «Собор Парижской Богоматери» Гюго?

— Нет, нет, нет. Ещё сравнит меня с уродцем. — Уже более угрюмо и отстранённо говорил.

— Я не могу вам ничего посоветовать, ибо вы сами не знаете, что хотите. — Уже более раздражительно начала я. — Выберете книгу потолще и подороже, может быть, повезёт. И не надо задерживать меня.

— Да как вы общаетесь с покупателями? — Слегка разозлившись, начал выступать.

— Извините, но больше ничем вам не могу помочь. Я гаданиями не занимаюсь.

— Чёрт с… — хотел он нагрубить, но всё-таки сдержался. — Ладно, я ухожу.

Я не отреагировала, я была зла, меня всё раздражало, но выплеснуть эмоции было не на что и не на кого. Возможно, у меня бы в итоге это удалось, но я быстро вернулась в чувства. А привела меня в себя невысокая светлая девушка лет шестнадцати в пышном белом платье чуть ли не до колен. Она сидела на одном из диванчиков и улыбалась, держа в руках пару томов произведения Санд «Мопра». Я выросла на романах Санд, да и сейчас готова их поглощать как воздух. И я в нетерпении, когда появится на свет следующий. Ибо они великолепны, такие разные, но все такие замечательные. Это зеркала её прекрасной души, отражение истории жизни, по-моему, одной из величайших женщин нашего времени.

Смотря на неё, я испытывала некую радость, причина которой была, может быть, в том, что мой выбор любимой писательницы был одобрен очаровательным созданием, а, может быть, я находила в ней себя. В любом случае, мне было это приятно. Я даже хотела с ней заговорить, но к ней подошла замужняя девушка лет девятнадцати в скромном зеленоватом платье, которая взяла её за руку и увела её прочь.

Шло время, и когда, к моей радости, рабочий день закончился, я вышла на улицу и стала глядеть на небо. Оно было почти чистое, лишь в разных уголках неба медленно проплывали небольшие одинокие облака. Но многолюдность улицы портило это прекрасное впечатление. Не прошло и пятнадцати минут, как сзади подошёл ко мне Раймон и взял меня талию, когда я отвлеклась на пролетающих надо мной птиц, чем он меня слегка напугал.

— Каждый вечер для меня награда за проработанный здесь день. — Начал он задумчиво.

— А как я рада тебя видеть. — Произнесла, прижимаясь к нему и уронив свою голову ему на плечо.

— Неплохой вечер. Может быть, пройдёмся по саду. По тому прекрасному саду, где мы ходили в тот день, где ты подарила мне первый поцелуй. Такой кроткий и сладкий.

— Пойдём туда, куда ты захочешь. Мне не важно, к Люксембургскому дворцу или в катакомбы.

— Люксембургский дворец нам куда ближе. Тем более его сад, от нас он чуть ли не в двух шагах. Но если ты хочешь, мы можем прогуляться и по катакомбам, всё-таки многим людям нравятся такие места.

— Люди настолько привыкли видеть смерть, что она стала ещё одним развлечением. Мне сложно их понять, но тем не менее это так. Но не будем об этом, просто веди меня, я буду рядом, любовь моя, меня не волнует наш путь, как для прогулки, как и по жизни, для меня важно лишь то, что я буду с тобой. Всё остальное — лишь мелочи, которые меня мало интересуют.

Он взял меня за руки, а затем поцеловал меня в лоб и медленно повёл за собой. Я прижималась к нему, иногда слегка поднимая голову и смотря на него. Он был для меня всем, таким я его видела, и всё вокруг переставало существовать. Я хотела вечно быть рядом с ним, быть его покорной рабой. Зачем вся гордость и добродетель, когда они мешают быть счастливой? В глубине души мне хотелось, чтобы он требовал ему починиться. Он как мужчина мог бы мною куда лучше распорядиться, чем я сама. А он вёл меня спокойно по улице и не предпринимал ни одной попытки превратить мои сладкие грёзы в реальность.

Наш магазин находился в пяти минутах ходьбы, если не меньше, до фонтана Медичи, возле которого Раймон впервые меня поцеловал. Но не прошло и минуты, как наш путь завершился. На перекрёстке на большой скорости в нас резко повернул кабриолет. Я успела только закричать. Кучер на ходу спрыгнул с неё, а лошадь стала неуправляема и мчалась прямо на нас. Раймон оттолкнул меня в сторону, только сам он отпрыгнуть не успел, да и времени не осталось.

Никто не ожидал, но прямо перед ним пустой кабриолет свернул на дорогу, где, чуть не столкнувшись омнибусом, всё-таки остановился, лишь слегка задев правую руку Раймона. И только когда я увидела его на ногах, я смогла понять, что именно произошло. Перед моими глазами нёсся на нас кабриолет, а затем была пустота, и лишь потом я вновь осознаю себя на грязной дороге, на которую я не самым удачным образом упала.

Раймон подбежал ко мне, взял меня за руку и помог встать. Я осмотрела своё платье, попыталась отряхнуть, но от этого было мало толку.

— Я рад, что с тобой всё в порядке.

— Ты спас меня. — Говорила я, снова прижавшись к нему.

— Ты бы и так осталась цела, эта кляча повернула передо мной.

— Так всё кончилось?

— Да, всё кончилось.

— Милый, могу ли я быть ещё более благодарной, могу ли я ещё сильнее тебя любить? Ты спас меня. Сначала мою душу, а сейчас и жизнь. — Говорила я, прижавшись к нему и начав вертеть головой, пытаясь закопаться в нём и уронив пару слёз, а затем продолжила, подняв на него глаза. — Ты моя опора и защита. Мой благородный рыцарь, чуть жизни не лишился из-за меня. Я никогда не забуду об этом. Я вечно буду тебя любить.

— Если ты считаешь меня своим рыцарем, я буду им. — Осмотрев моё платье, спустя пару секунд продолжил. — Ты можешь идти?

— Да, но немного больно.

— Тебе бы домой.

Он обошёл меня и аккуратным движением уронил меня на свои сильные руки. Я закричала во время падения, но когда обнаружила себя будто парящей в воздухе, я засмеялась. Но этот смех омрачила картина того, что было вокруг. Вокруг собралось много людей, остановилось даже движение транспорта. Они образовали некий круг, что-то рассматривая.

— Что случилось там, дорогой?

Мы пошли, или, скорее, он пошёл, держа меня на руках. Вскоре мы обнаружили, что там был тот самый кучер, он был мёртв. В неестественной позе он лежал в небольшой лужице крови у головы и открытым переломом руки. Я не поняла, что именно его убило, может быть, само падение, а, может быть, попал под чьи-то колёса, но мне не хотелось этого знать. Я отвернула голову.

— Вот тебе и свидание. — Произнёс Раймон и понёс меня в обратную сторону. — Нам не стоит задерживаться здесь. Иначе нам придётся участвовать в разбирательствах этого события, и без нас тут полно свидетелей. Им то будет всё равно на то, что тебе нужен покой.

Я ничего не ответила, меня тяготила мысль о смерти. Я была в шаге от неё. У меня было много желаний в жизни, много целей, много дел, а один случай мог всё перечеркнуть. И в чём тогда была бы моя жизнь? Я не хотела умирать, я хотела жить. Но я редко думала о том, что жизнь не длится вечно. Она коротка, но, кроме ожидания, я ничего в ней не имела.

А рядом со мной был человек, которого я любила, кому принадлежало моё сердце, моя душа. Он готов был отдать свою жизнь ради моей. Он спокойно нёс меня через улицы, даже не задумываясь, как сильно всё горело внутри меня. Если бы у меня и были когда-то сомнения насчёт него, вызванные некоторым непонятным даже мне страхом, то с этого дня уже не существовало и его. В душе я уже полностью ему принадлежала.

— Тебе удобно то? — Сказал он, продолжая нести меня на руках.

— Да, любовь моя. Спасибо тебе.

— Ты даже не представляешь, как приятно держать на руках такую милую девушку. Пусть все видят нас и завидуют.

— Особенно моё платье. — Произнесла я из некоего ехидства, когда самой были приятны эти мысли.

— Хорошо, я понял, идём домой.

— Ты не понял, я бы рада где-нибудь провести оставшийся вечер, только где-нибудь вдали от людей. Где мы могли бы остаться наедине, где нас никто бы не смог найти.

— Катрина.

— Я люблю тебя и хочу быть только с тобой.

— Это взаимно. — Ответил он остановившись, а затем снова продолжил шаг. — Осталось пару домов пройти.

— Так быстро. — Со вздохом, в котором было много печали, произнесла я.

Спустя полминуты я была уже у своего дома. Он медленно опустился на одно колено и аккуратно поставил меня на землю. Когда он поднялся, я прыгнула на него с объятиями. В тот миг, когда я уже не была стеснена в движениях, я обхватила его шею, встала на носочки и сама поцеловала его, хотя обычно самой сделать даже такой шаг мне было довольно трудно. А он лёгким движением прижал меня к себе, его губы прикасались к моим волосам, лбу, носику, щекам и губам. Я заливалась краской и разгоралась.

— Тебе стоит идти. — Внезапно начал он тоскливо. — Может быть, ты не просто ушиблась.

— Но я не хочу, я хочу остаться с тобой.

— Мы не можем стоять здесь вечно, к сожалению.

— Да, но мы можем быть там, где не будем так скованны. Где ничто не помешает нашей любви.

— Но мы здесь, к несчастью. Мне жаль, но нам нужно прощаться. Надеюсь, завтра увидимся, дорогая. Прощай.

— До завтра. — Тоскливо ответила я.

Он взял меня за руку и поцеловал её на прощание. Я долго стояла у двери и смотрела ему вслед, а когда он всё-таки скрылся, я вошла в свой дом. Я сожалела о таком скором расставании, мне хотелось продолжения, большего, а он ушёл. Вся трепетала, но трепетала уже одна. Снедаемой, мне оставалось лишь ждать, когда пыл мой угаснет. И снова ждать, когда он, наконец, решится.

Но самое главное — он мог просить у меня руки. Я многим оправдывала его медлительность, но я сама хотела знать причину. Деньги — не та проблема, которая между нами может стоять, её я часто преувеличивала, чтобы верить в её существование, но на самом деле всё было куда благоприятнее. Анри сам предлагал мне и Раймону помощь, в случае если нам нужно будет отдельное место в этом мире при вступлении в брак.

Нет ничего, о чём бы я, как и любая молодая девушка, так сильно не мечтала как о свадьбе, я бы получила заботливого и любящего мужа, а он — меня, которую так сильно его любит. Но он не решался. Не решался каждый день, а я каждый день была готова ответить согласием.

V

А я ждала и ждала. На следующий день мы всё-таки дошли до Люксембургского сада, но и там ничего, кроме поцелуев, я так и не получила. Такая была у меня жизнь, в ней мало что менялось, но когда я узнала, что у моей сестры будет младенец, что Одели сама скоро станет любимой женой, мне стало ещё сложнее ожидать от Раймона шага вперёд в наших отношениях. Мне хотелось хотя бы какое-то движение вперёд. Но его не было, даже несмотря на то, что мы застыли не в тех отношениях, остановка на которых мужчине была бы особенно желанна.

Всё время я только лишь ждала. Каждый день несильно отличался от предыдущего. Я перестала надеяться на какие-либо изменения, но они подошли незаметно. И вот спустя неделю, когда я собиралась спуститься вниз вместе с Жозе и Анри после обеда, нам на встречу медленно и гордо поднимался Камилло. С этого момента всё и началось.

— Анри, госпожа Монье. — произнес он, поднося свои губы к руке моей сестры, которую она ему протянула.

— Перейдём в кабинет. — Сказал ему Анри. — Это не лучшее место для разговора.

Они пошли, а я за ними. Безвольно, погрузившись в состояние некой задумчивости, когда я думала обо всём и в то же время ни о чем, о том, что первое придёт в голову. Когда мы зашли, Жозе присела на небольшой новый диванчик в стороне, Анри встал позади стола, Камилло перед ним, а я осталась в дверях, следя за каждым их словом.

— Я думаю, не стоило куда-то уходить. Мне ненужно много времени, я только зашёл проверить, выплатили ли по векселям.

— Да. Не беспокойся, Камилло.

— Осторожность лишней не бывает. Ты сам должен это понимать, да и если что-либо пойдёт не так, это всё равно будет моя вина. Поэтому я здесь.

— Пожалуй, но мы нечужие люди.

— Знаю, Анри, знаю. Раз уж я пришёл, скажите, как здоровье госпожи?

— Лучше, благодарю вас. — Ответила она.

— Хорошо, я очень рад, тогда не буду вас задерживать. Вряд ли у вас были на меня планы.

— Как раз наоборот, у меня есть к тебе одна просьба. Ты можешь сильно меня выручить.

— Говори. Я сделаю всё что только возможно.

— Мне интересен Жан Антуан Демаре, я слышал, вы были знакомы.

— Не самый приятный человек, если говорить честно. Кроме как на красивые слова, он сам ни на что не годен.

— Так ты знаешь, где его найти.

— Он обычно он появляется вместе с госпожой Лоран. Скорее всего, послезавтра я встречу их. Могу попробовать представить тебя. Но я бы не советовал с ним иметь какие-то дела. Ничем хорошим это не кончится.

— К несчастью, я уже с ним связался. Представлять нас необходимости нет. Но, к сожалению, я не могу отлучиться в последнее время, поэтому я прошу тебя. Ты всё передашь лучше меня, в этом я не сомневаюсь.

— Если ты этого хочешь, я всё исполню.

— Благодарю тебя, вот только как давно ты посещаешь разные приёмы, чаепития и прочие приглашения?

— Не сказал бы что часто, но всё равно хотелось бы ещё реже. — Ответил Камилло, слегка усмехнувшись. — Если честно, то я не люблю такие мероприятия, но без знакомств просто не выжить в Париже, какими бы ни были мои желания, в неформальной обстановке куда проще вести дела и находить партнёров. Но ты не беспокойся, мне не доставит труда выполнить вашу просьбу.

— Знаю, всё же я благодарен тебе за это. Может быть, тебе пригласить кого-нибудь с собой?

— Не стоит, это будет лишним. Обычно я всегда один, меня это вполне устраивает. Да и новые люди всегда некстати. Всё-таки я не хозяин салона, чтобы распоряжаться кому приходить.

— Я думаю, нашей Катрине смена обстановки пошла бы на пользу. — Оживившись, сказала сестра. — Как тебе моя идея, дорогая?

— Я не знаю. — Начала мямлить от испуга, что кто-то заметил меня, ибо я была здесь лишней. — Одна.

— Соглашайся, сестрёнка, немного разнообразия тебе пойдёт на пользу. Если ты боишься остаться одна, то возьми с собой Раймона.

— Вот он точно будет не против этого. — Засмеявшись, добавил Анри.

— Хорошо, сестрёнка. — Тихо ответила я и обратилась к Камилло. — Если вы не против такого общества, как я и мсье Ришар. Вам, наверное, будет очень неудобно.

— Я буду рад исполнить желание госпожи Монье — вашей сестры, мадемуазель…

— Лефевр.

— Мадемуазель Лефевр, послезавтра я подъеду. Если вы желаете посетить сам обед, а не приехать после него, то в одиннадцать я буду ждать. Если нет — в половину первого. Это не совсем прилично, но пара слов сгладит это.

— Я не знаю, что и сказать. Может быть, в половину первого будет лучше.

— Как скажете, я буду ждать вас на углу улицы.

— Хорошо, господин Аччайоли.

— Раз всё решено, перейдём к мсье Демаре. — Сказал он, обратившись к Анри.

Я подумать не могла, что Анри и Жозефина знакомы с ним. Но это было так. Ещё больше меня удивляло то, что до недавнего времени я его никогда не видела, а если и видела, то лишь мгновение. Я строила самые разные догадки, но ничего так и не смогла придумать. Возможно, они могли познакомиться на каком-нибудь приёме или на балу, но эти версии были глупыми. Анри не был общительным человеком, чтобы бывать в таких местах. Поэтому лично для себя я тогда предположила, что познакомились они именно в театре.

Сама мысль поехать куда-то в глубине души была принята резко отрицательно. Мне казалось это недопустимым и неприличным. Но я всё равно согласилась. Приятный ласковый голос Жозе сыграл своё дело, и я уже не могла пойти назад. Камилло, каким бы он не был приятным человеком, вызывал во мне страх. Но с другой стороны общение с ним доставляло мне некоторое удовольствие. У меня складывалось противоречивое мнение насчёт него, но скорее негативное. Не знаю, была ли причиной его холодная речь, либо его взгляд презирающий жизнь и её шум, на который я старалась не обращать внимание.

— Вы не будете против, если мы вас покинем? — Спросила Жозе, беря меня за руку.

— Нет, дорогая.

— Вот и славно. — Сказала она.

Мы вышли, и продолжение их разговора, к сожалению, я не слышала. Всё-таки мне очень хотелось знать, зачем всё это, зачем нужна была я. Но я решила об этом расспросить Жозе, ибо это была её инициатива.

— Зачем мне там быть? — спросила я. — Я чужая, никто не любит незнакомых гостей. Вот я приду, а все будут лишь ждать, когда я покину их, ведь посторонний человек должен их смущать.

— Катрина, ты преувеличиваешь, даже слишком. А зачем тебе быть там? Ты хотя бы просто отдохнёшь, например, а то каждый день одно и то же. Ты сама не устала от всего этого?

— Но что я там буду делать?

— Приедете, пообщаетесь, попьёте чай и вернётесь назад. Вот и всё.

— Но зачем тогда я? Чай пить я могу и здесь. Вряд ли он сильно отличается от того, что будут поданы там. Да и обстановка здесь куда спокойнее, чем в окружении малознакомых людей.

— Кат, тебе будет полезно. Даже обычная смена обстановки. Разве это не замечательно? А насчёт работы не беспокойся, я всё устрою. Или Анри, скорее всего, Анри.

— Если ты так считаешь. Но тем не менее мне кажется, что это не для меня. Мне приятно, что у меня есть возможность туда попасть, но я чувствую, что это не моё место. Может быть, я ошибаюсь, мне незнакомо всё это.

— Я уверенна. Тебе не стоит переживать. Тебе никто не будет надоедать, если ты это захочешь. Это не то событие, где все будут к тебе приставать. Обычный салон, кто-то общается, кто-то играет. Вот и всё.

— Для тебя, может быть, и обычный. Но раз ты говоришь, я поеду. Вот только у меня остался один вопрос, который меня сильно беспокоит. Откуда вы знаете господина Аччайоли? Да и можно ему доверять?

— С Камилло познакомился Анри, где — я не знаю. Мы были тогда в Венеции, это было сразу после нашей свадьбы, желая как-то отвлечься от забот Парижа, мы поели туда на месяц. Да и на время скрыться от всех, а в особенности от Монье-старшего. Где-то в середине нашего путешествия в одном кафе возле набережной Скьявони, название которого не помню, Анри представил нас друг другу. Он хороший человек, по словам Анри, но очень странный. А если говорить о нас, то нам он показал все самые красивые места своего города, даже те, о которых знают только венецианцы. Да и к тому же познакомил нас с историей этих мест, что мне показалось весьма интересным.

— А в Париже?

— В Париже он живёт почти лет десять, возможно и меньше, не помню, но достаточно давно. Ещё я слышала, что он возвращается иногда в родную Венецию или отправляется в Рим к родственникам или ещё куда.

— Не так уж много. Это всё?

— У него несколько фабрик, он занимается тканями, в основном — шёлка, зато какие. Его переливчатые ткани просто волшебны, но и стоят соответствующе. Хотя какое платье можно сшить из его…

— Жозе. — Перебила я её.

— Извини, я хотела сказать, что он обеспеченный человек, вот и всё. Больше мне о нём неизвестно. Он довольно отстранённый, чем очень сильно пугает. Но, как я и сказала, я мало что знаю. Я рада его видеть, но для меня он чужой человек.

— Тогда не буду мучать тебя расспросами. Благодарю тебя, я, пожалуй, пойду. Работа, да и Раймона надо предупредить.

Мы разошлись, я спустилась вниз, где меня, как и всегда, встречала недовольная Клотильда. Я встала за кассу, где выполняла одинаковые действия не задумываясь. Голова моя была заполнена мыслями о поездке. Я боялась, что Раймону она не понравится, боялась опозориться перед людьми. Моё выходное платье было давно старомодным, к тому же меня могли признать дурнушкой.

Я ждала, когда снова встречусь с ним, не желая отвлекать его от работы. Когда наша любовь стала известна всем, отношение Анри к нему и его положение быстро изменилось, но по сравнению со мной, его положение не было непоколебимо и не давало никакой власти.

Если говорить о Камилло, то как очаровательный незнакомец он потерял уже то впечатление, которое он имел после первой встречи. Он был мне приятен, но уже не так как при первой встрече, и я всё сильнее ощущала холод в душе, когда он находился рядом.

А Раймон, я переживала за их встречу, у меня было чувство, что эта встреча ничем хорошим не закончится. Они слишком разные, у них не было ничего, что заставило бы хорошо относиться друг другу. В этой ситуации Раймон был много ниже Камилло, чуть ли не зависел от него. И я боялась, что такое положение причинит большой удар его гордости и самолюбию. Но уже не было пути назад.

VI

Со страхом, но я ждала вечера, когда я могла спокойно обсудить сложившуюся ситуацию, заложницей которой по слабовольности я стала. Не будь сестры или будь время у меня взглянуть на всё здраво, то я бы точно отказалась. Вне магазина моя уверенность в общении с другими людьми резко исчезала. Ибо в «Доме влюблённых в книгу» я чувствовала себя хозяйкой, у меня было на это полное право, а вне его я была никем, никем мне и предстояло быть.

Как обычно, встретилась с Раймоном у витрин, через них я увидела его приближение и побежала на встречу, а когда он только вышел из дверей, на его шее уже висела я. Он слегка прижал меня к себе и поцеловал в лоб. Я смотрела на него, боясь потревожить и прервать это чудное мгновение.

— Милая. — Сказал он всё-таки.

— Любовь моя, я не знаю, как именно тебе сказать, нам бы кое-что обсудить.

— Мне жаль, очень жаль, но я не могу остаться. — Немного печально говорил он, а после ещё одного поцелуя в лоб продолжил — Я должен немедленно пойти на остров. Я очень сожалею о том, что не могу побыть с тобой хотя бы одну минуту, я и так опаздываю сейчас. Я бы ранее предупредил, но у меня не было возможности это сделать, хотя и очень этого хотел. Прости меня.

— Но это очень важно. Ты даже не представляешь насколько. Особенно для меня.

— Мне очень жаль, любимая. Я должен бежать, иначе я вряд ли смогу это сделать когда-либо ещё.

— Ты можешь выслушать меня, а затем найти кучера. Ведь это касается не только меня, это касается нас двоих.

— Я не могу задерживаться, слишком много проблем, у меня и так с деньгами одни долги. Я каждый день работаю, ни минуту спокойствия, а всё равно одни долги. И чем дальше, тем их больше.

— Но почему? Тебе не так уж плохо платят. Я в любой момент могу спросить у Анри. Например, прямо сейчас подняться и узнать всё.

— Я знаю, дорогая, если честно, я бы не сказал, что не так уж плохо, всё же он мог бы платить и больше. Но спасибо хотя бы на этом. Это сложно объяснить, а времени у меня, к сожалению, нет.

Я видела, что ему тяжело. Мысли о его проблемах всегда вызывали у меня жалость. Мне хотелось проклинать его брата, я была уверенна, что, если бы не он, мы были бы давно уже мужем и женой. И я была единственный, кто мог помочь ему, поэтому я иногда помогала ему с деньгами, мне они были мало нужны, а вот ему. Я представляла, что может значить даже один сантим, но у меня были Анри и Жозе, я не нуждалась особо ни в чём. Мне стоило лишь попросить. У меня было с собой некоторое количество серебряных монет разных номиналов, и поэтому я решила ему их отдать, чтобы он хотя бы как-то оживился.

— Вот, возьми. — Произнесла я, протягивая ему их. — Здесь хватит на дорогу, да и останется ещё.

— Я не могу их принять, всё-таки я мужчина. Это я должен обеспечивать тебя, а не наоборот. Мне, правда, очень неприятно видеть себя таким.

— Прошу тебя, мы и так почти семья. Разве от того что ты возьмёшь их, у нас от этого что-то убудет? Да и к тому же у меня они всё равно лежат без дела.

— Как скажешь, ты убедила меня, тем более, против нужды не пойдёшь. — Сказал он, взяв деньги. — Я очень благодарен тебе, любимая.

— А теперь ты можешь задержаться, милый, хотя бы в качестве благодарности. Здесь около пятнадцати франков, с них много не убудет, а мы успеем всё решить. Прошу тебя.

— Если это срочно, то ладно, я поступлю так, как это решила ты, любовь моя.

— Но что тебе нужно на острове? И как ты собираешься найти эти деньги, о которых говорил? Что это за долги, и почему их всё больше и больше?

— Если честно, суть проблемы не совсем в деньгах. Это сложно объяснить, дело скорее в расходах, нежеланных расходах, а не в заработке. Как тебе уже давно известно, у меня лишь одна проблема в этой жизни. И имя ей — Поль Ришар. Да, да, как всегда — мой брат. Я слишком часто о нём говорю, но ничего с этим не могу поделать. Развлечения всегда требуют денег, и почти всегда немалых. А если говорить о том, что происходит сейчас, то у него есть мысли на наш общий дом. Наша матушка души в нём не чает, поэтому если самому не лезть в эти дела, то совсем скоро я поселюсь вместе с остальными горемычными в маленькой комнатушке.

— Это ужасно, как можно таким быть? У него нет совести, или он не понимает, что этим приносит другим вред? Или ему кажется, что деньги рисуют? Может быть, и рисуют, но если этим будем заниматься мы или кто-либо ещё, то этим заработаем только каторжные работы.

— Я не знаю, что у него на уме, любовь моя, я ничего не знаю, и ничего с этим сделать не могу, но если ему не потакать, всё может стать ещё хуже. Ибо если ему отказать, то можно совсем всё выпустить из рук, а так, хотя бы иногда, но можно куда-то его повернуть в благополучное русло.

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня. — Произнесла я, прослезившись от его слов и жалости к нему.

— Я знаю, моя любимая Катрина. — Прошептал он на ушко, а затем, поцеловав мою щёку, продолжил. — У тебя было какое-то дело. Вряд ли ты остановила меня, чтобы поговорить о моём брате. Он не достоин того, чтобы о нём думало такое прекрасное и благородное создание.

— Да, дорогой, мне нужно было тебе сообщить, что послезавтра после обеда первой смены мы отправимся на какой-то званый обед или что-то, чего я сама не знаю, я только поняла, что мы туда придем почти под конец и пару часов побудим там, но это, к сожалению, всё. Я больше ничего не знаю.

— Что же мы там будем делать? Нас не приглашали, да и среди них не наше место. По крайней мере, не сейчас.

— Я не знаю, но моя Жозе настояла, чтобы я там была. Я не хотела, но ей нельзя отказать. Это просто невозможно. Вот я и согласилась, но без тебя я не смогу там быть. Мне будет слишком одиноко и страшно, а ты, с тобой я буду чувствовать себя везде спокойно.

— Я понял тебя, наверное, и мы там будем вместе с ней? Или только ты и я, а госпожа Монье останется здесь?

— Нет, дорогой, только я, ты и старый друг Анри и Жозефины.

— То есть одного меня тебе недостаточно, чтобы присматривать за тобой. Ладно, видимо, он и есть наш пропуск. Но ты его хотя бы знаешь? И можно ли ему доверять?

— Я не знаю, для меня он совершенно посторонний человек, но если моя сестрёнка ему доверяет, то и я должна. Да и причин думать о нём плохо у меня нет и никогда не было.

— Хорошо, по крайней мере, знакомство с богатыми людьми никогда не бывает лишнем, жаль, что только так и можно чего-то достичь в этой жизни. Пару слов нужным людям и на следующий день у тебя целое состояние.

— Как скажешь, тебе только нужно найти хороший костюм. Без красивого фрака тебя и не пустят туда, а если и пустят, то сочтя за лакея или ещё за какого-нибудь слугу. Хотя, может быть, они и сами куда лучше выглядят.

— Не переживай так, я знаю где его достать. Это для меня не проблема. Так что всё будет хорошо. Поверь тебе.

— Раз всё хорошо, то тогда и я рада. Знаешь, любимый, я боялась, что тебе не понравится эта идея даже сильнее чем мне.

— Нет, я очень рад. Может быть, с кем-нибудь заведём дружеские отношения, может быть, даже станем членами их общества. Они такие же люди, разве что с большим числом странностей и слишком высоким мнением о себе.

— Раз ты очень рад, тогда я счастлива, любимый. У меня будто камень с души свалился. Ты не представляешь, насколько теперь мне легче.

— Ты слишком часто разные мелочи превращаешь в проблемы. Взгляни на этот мир проще и не надо загонять себя. Но ладно, я увлёкся, я, пожалуй, пойду, дорогая. Только скажи время, я буду там. Обещаю.

— Половина первого у магазина, дорогой.

Я крепко прижалась к нему, не желая покидать его, даже пару раз успела его поцеловать, но как бы я сильно не прижималась, он всё равно выбрался из моих объятий и, поцеловав в меня лоб, а затем мою руку, покинул меня. Я смотрела ему в след, а он не оглянулся. Вскоре он затерялся среди людей. Я заплакала. Я должна была радоваться, но мне было обидно, я не хотела оставаться одна, а ещё из-за какого-то брата, которого я даже не знала и не видела.

Я смотрела вдаль, спустя какое-то время я всё-таки перестала плакать, но слёзы ещё оставались на моём лице. Через несколько минут я ощутила слабое прикосновение к моей руке, я обернулась, позади меня стоял Анри. Он увидел моё заплаканное лицо и аккуратно убрал оставшиеся слёзы с моего лица.

— Что-то случилось?

— Нет.

— Тогда откуда слёзы?

— Мне просто грустно.

— Сейчас должна выйти Жозефина, она сможет тебя утешить, только не плачь больше.

— Не буду, Анри. Спасибо тебе.

Он ничего не ответил, и мы стояли молча, а когда всё-таки вышла сестренка, я уже полностью пришла в себя. Анри слегка прижимал к себе свою жену, а она держала меня за руку. Так мы дошли до дома, где после разошлись по комнатам. Я не думала о том, что в этот момент делает Раймон. Для меня это было неважно, главное — что я увижу его завтра, послезавтра, и надеялась, что для нас будет выделена целая вечность.

И после этой мысли меня начало занимать то, в каком именно виде я буду там. У меня было хорошее шёлковое платье нежно-голубого тона с глубоким вырезом и широкой юбкой. Где-то были даже несколько нижних юбок, чтобы придать платью объём, но всё равно это было не то, да и ходить во всём этом было непомерно тяжело. Вот только одним платьем дело не ограничивалось. Даже от одной мысли о собирании волос и всех этих лент, цветов, заколок я чуть не падала в обморок, но это было лишь началом. Столько времени, сил и жертв как моих, так и служанок, без которых справиться вовсе невозможно, только ради того, чтобы тебя хотя бы не засмеяли.

VII

Как бы я ни боялась дня этой поездки, он всё же наступил. Первым делом Анри позволил мне не выходить на работу, сказав, что он всё устроил. Вместе со мной осталась моя сестра, которая с раннего утра руководила всем хороводом служанок, что состоял из Розы и более молодой Эвы. Эва — двадцати пяти летняя светловолосая немного худощавая и молчаливая личная служанка Жозефины. Подобранная с улицы сирота Февральской революции.

Всё моё утро прошло в круговороте разных юбок, корсетов, платьев, туфель и прочего, прочего, прочего. К моде я была довольно равнодушна и считала, что она не требует таких жертв, а тем более нынешняя. Я никогда не понимала, зачем нужны эти глупые попытки превратить себя в императрицу Евгению, если я и рядом с ней не стою. Но Жозе хотела из меня сделать её. Мне было очень неловко, а всё это вращение вокруг меня казалось мне ужасно неестественным.

Когда с основной частью образа было закончено, мне было сложно пошевелиться и даже дышать, корсет, который я носила, был зашнурован необычайно туго, он сжимал мне все внутренности. А также все эти нижние юбки, туфли на каблуках и огромное платье были мне в тягость, очень неудобные и непривычные. Куда лучше было моё обычное скромное платье и легкие туфли без каблуков. Я даже несколько завидовала в этом плане мужчинам, их костюм с каждой новой модой был всё удобнее и практичнее. Накинул на себя, привёл по-быстрому в порядок и пошёл хоть во дворец Тюильри.

Последней частью были волосы, Эва сама собирала их в некие валики, которые затем опускались длинными слегка закрученными локонами на мою голую шею. Задумка была, конечно, замечательна, но мне казалось, что мне это не подходило.

— Ты даже не представляешь, как ты всё-таки прекрасна. — Сказала наконец сестра, вставляя в мои волосы голубые цветы.

— Вот только я не понимаю, как в этом можно ходить. — Задумчиво и немного тоскливо говорила я. — Это насилие над собой.

— Ты привыкнешь, дорогая. Поначалу всегда тяжело, так в любом деле, но со временем ты начинаешь осваиваться и получать от этого наслаждение.

— Надеюсь, что ты права, иначе я не выдержу этот день. Во всём этом я чувствую себя очень некомфортно. Мне и так мои обычные юбки не доставляют удовольствия, а теперь всё ещё хуже. Теперь чуть ли не каждый элемент моего туалета доставляет кучу неудобств.

— Я знаю, Катрина. Но ищи в этом что-то хорошее, всё-таки теперь тебя увидят немного в ином свете. Ты предстаешь перед любимым в качестве необычайной красавицы.

— Ты так считаешь?

— Конечно. Можешь сама на себя взглянуть.

Я должна была видеть перед собой в зеркале милую девушку, но, к сожалению, я видела в ней себя, не хватало только красных от слёз глаз, чтобы завершить сходство с какой-нибудь крысой, с которой я всегда себя сравнивала. Только в пышном туалете мои недостатки были ещё больше очевидны, нужно было лишь взглянуть на моё лицо. Я ничем не отличалась, такая же невзрачная продавщица, только в пышном платье, которое, как мне казалось, придаёт только комичность моей неприглядной внешности.

— Не знаю.

— Тебе не нравится, дорогая?

— Всё замечательно, благодарю тебя, я просто боюсь всего этого.

— Ты слишком много переживаешь. Как я ранее сказала, ты просто побудешь пару часов рядом с достойными людьми и уйдёшь. Ты можешь даже всё это время посидеть молча, тебе ничего за это не скажут, это не бал всё-таки.

— Хорошо, сестрёнка. Может быть, я именно так и поступлю.

— Тебе бы на шею что-нибудь, но найти бы что-нибудь в цвет. Хотя, я думаю, обнажённая шея будет даже краше. Только перчатки обязательно возьмите.

Я надела эти длинные белые перчатки, которые вручила мне Жозе, и на этом моё перевоплощение в светскую даму было завершено. К сожалению, на всё это ушёл не один час, после чего Жозе, пожелав приятно провести время, покинула меня, и я осталась ждать, когда настанет нужный срок.

Время шло ужасно медленно, я ужасно жалела о том, что отказалась от более раннего времени, почему-то побоявшись долго находиться там. Я бы успела и к одиннадцати, но, увы, нужно было ждать ещё полтора часа. К счастью, я могла занять это время чтением своей настольной книги, которая для меня была отражением этого мира. Эта книга носила название «Леоне Леони». В ней так много любви, так много страданий. Это произведение я перечитывала не один раз, и каждый раз я будто всё заново переживала. И его я перечитывала снова, погружаясь то в сладкие грёзы любви, то в жестокую реальность.

Когда я погрузилась в мир доброй и любящей Жюльетты, время ускорило свой шаг настолько, что будто прошёл лишь только миг, а уже как начался первый час, и ко мне в комнату вошла Роза.

— Уже минут десять, вам стоило бы выйти. — Сказала неторопливо она.

— Спасибо вам. — Ответила ей, случайно прихватив с собой книгу.

Я медленно пошла, придерживая юбку платья. Погода была ясной, безветренной. Я невольно улыбнулась яркому солнцу, который освещал мне путь. Я даже радовалась своему платью, в котором я боялась сделать лишний шаг в сторону, думая о том, как бы не упасть и не испортить его. Возможно, через моё нелогичное веселье проявлялась тревога, а, возможно, это имело другую причину.

Вскоре, выйдя на улицу магазина, я заметила проносящихся мимо пару закрытых чёрных экипажей без каких-либо символик, окна которых украшали золотые рамы. Они остановились у нашего магазина. Я побежала к ним, а когда всё-таки достигла цели, я увидела ожидающего Камилло возле одной из карет.

— Мадемуазель Лефевр. — Сказал он, поклонившись. — Вы рано.

— Как и вы, господин Аччайоли.

Он слегка усмехнулся и подошёл ко мне, устремив свой взор на мою книгу, а затем снова поднял на меня глаза.

— Эти мероприятия невероятно скучны, я согласен с вами, но у вас будет не так много времени побыть наедине, к вашему несчастью.

— Почему?

— Вам придётся как-то отвечать на восхищения вашей красотой, которыми вас будут осыпать.

— Вы слишком преувеличиваете, а насчёт книги. — Немного покраснев, говорила я. — Я не хотела её брать, так получилось.

— Можете её взять с собой, мне кажется, вам не понравится это общество, как и любое другое даже больше, чем мне. Но, может быть, своим примером привьёте им любовь к книгам.

— Вы так считаете? Мне будет всё это неприятно?

— Я уверен, к сожалению. Я знаю, что вы сами уже не в восторге от происходящего. Быть гостьей у чужих людей — не самое приятное ощущение.

— А зачем вам два экипажа? — Спросила я, оглянувшись и желая сменить тему. — Мы втроём могли бы поместиться и в одном.

— Один для вас и вашего спутника, другой — для меня. Я подумал и решил, что вам будет неловко рядом со мной, не хотел портить поездку влюблённым своим присутствием. Да и мне самому будет очень неудобно находиться между вами.

— Я не знаю, что и сказать.

— Лучше скажите где ваш кавалер. — Сказал он, посмотрев в свои карманные часы. — Он уже давно должен был быть здесь, а его всё нет.

— Вы извините его, он слишком занятой человек.

— Хорошо, я подожду, мне некуда спешить. Но тем не менее этот жест плохо о нём говорит. Человек дела, видимо, из него не выйдет.

— Господин Аччайоли.

— Да, мадемуазель Лефевр. Вы что-то хотите сказать?

— Скажите честно, вам же не по нраву вся эта затея. Даже я понимаю всю глупость идеи Жозефины, но зачем вы согласились? Я могу понять её, но не могу понять вас. Если вы хотите оказаться в дурном свете, это можно сделать куда проще. Тем более, вы согласились привести не только меня, а ещё и Раймона.

— Мадемуазель Лефевр, я согласился на это по тем же причинам что и вы.

Через несколько минут вышел Раймон, он был в слегка поношенном костюме, который немного не подходил по размеру, но на нём он смотрелся всё равно замечательно. На его широких плечах что угодно выглядит хорошо. Он вышел из магазина и протянул руку Камилло, а он, хотя и неохотно, но всё-таки её пожал.

— Господин Аччайоли.

— Я так понимаю, Раймон Ришар. Что же мсье Ришар, садитесь. Я поеду следом позади. Всё уже решено. Мне нет смысла смущать вас своим присутствием.

— Как скажете, господин Аччайоли.

Я села в карету, изнутри она была такой же чёрной, как и снаружи. Внутри я только обнаружила алые занавески, которые были раздвинуты. Я прикоснулась к ним, они были из очень приятной плотной ткани, но я не могла понять какой. Вскоре в карету сел Раймон и закрыл дверь и окна.

Экипаж начал движение, в полумраке Раймон взял меня за талию, другой рукой он прикоснулся к моей щеке, слегка повернул мою голову к себе и поцеловал меня. Я положила в сторону свою книгу, уронила голову на его плечо и протянула ему руку. Он начал играть с моими пальчиками, а затем я почувствовала прикосновения его губ у запястья.

— Вы так прекрасны. А какие у вас волосы, эта Одели завидовала бы вам, если бы вас увидела. Как они украшают ваш лик, ваш чудный милый лик.

Его слова вгоняли в меня краску, заставляли меня краснеть, но его слава были так приятны и сладки, что я теряла возможность мыслить здраво, я упивалась его словами и ничего не могла сделать, а он — всё что угодно. Лишь наличие кучера где-то впереди сдерживало меня отдаться ему, а ему — взять меня. Но вскоре яркое жгучее пламя в груди стало утихать, не найдя для себя нового топлива. Я прижалась к его груди и иногда посматривала по сторонам, а затем снова на его него, наслаждаясь его близостью ко мне. А он тихо поглаживал то мою руку, то спину, то голову.

— Ты же рада, что мы туда едем? — сказал он, прервав наше молчание.

— Я рада, что я с тобой. Остальное не важно.

— Я постараюсь быть рядом, но кто знает, что от меня будут требовать. Может быть, мне придётся тебя покинуть. Мне будет тогда тебя сильно не хватать, но и тебе будет вряд ли легко.

— Если что, я найду себе занятие. Можешь за меня сильно не переживать. Всё будет хорошо. Не сомневайся в этом.

— Да, сейчас мы там по желанию твоей сестры, а потом мы сами будем приглашать кого захотим. Ты только представь, сама себе госпожа среди богатств и слуг, которые бояться не то слово тебе сказать. Прекрасная жизнь, но она не так далеко, как может это показаться.

— Ты, правда, в это веришь?

— Да, добиться пару влиятельных друзей, затем они пригласят тебя в свой круг. Всё сейчас делается просто. Если есть связи — не пропадёшь, вот только получить их — это самое трудное. Но у нас есть шанс, который мы не упустим.

— Я надеюсь.

Я несерьёзно воспринимала его идеи достичь этого богатства, по его рассуждению, оно чуть ли не с неба должно свалиться. Вряд ли это было так просто, но что можно с него взять? Если я была глупой наивной девочкой, то он тем более. Я соглашалась с ним, не желая его обижать, лишь бы он улыбался и был счастлив. А его радость была и моей.

— Вот увидишь, всё пройдёт лучше некуда.

— Ты только веди себя прилично, иначе тебя пригласят только шутом. — Усмехнувшись, произнесла я.

— Зато заметят, а именно это и нужно.

— Если ты уверен, любимый, я спокойна.

— Да, любовь моя.

Ехали мы не так уж долго. Хотя окна были закрыты занавесками, но через небольшие щелки я заметила Нотр-Дам-де-Пари, потом знакомые стены Луврского дворца и Пале-Руайаля, а затем мы всё-таки остановились. Остановились в месте, которое поразило меня огромными светлыми зданиями, стоявшими как братья близнецы, своим обликом вместе с дорогими кафе и роскошными ресторанами, которые будто заявляли всему городу о своём превосходстве над другими. Мимо проходили молодые люди, будто сошедшие из модных журналов, проще говоря, мы были на Итальянском бульваре.

Как только я вышла, взгляд мой метался из стороны в сторону, мне даже хотелось найти ресторан «Мезон Доре», о котором я была наслышана, но так и не смогла это сделать. А вскоре за нами остановился экипаж Камилло, и он вышел к нам.

— Нам на второй этаж.

Он зашёл в дом, а мы за ним. По широкой тёмной деревянной лестнице с вырезанными перилами мы поднялись к нужной квартире. Камилло зашёл, к нему подошёл лакей, а мы остались в дверях.

— Вот мы и пришли, не так всё и богато, как можно было себе это представить. — Сказал мне тихо Раймон.

— Да, но всё же это лучше, чем имеет каждый из нас вместе взятый.

— Теперь уже поздно сожалеть, так что посидим, пообщаемся, попьем чай. Ты же так это описывала, разве нет?

— Идёмте за мной. — Вернувшись, строгим тоном произнёс Камилло.

Мы зашли, пред нами появилась светлая белая огромная гостиная, которая была довольно пустой, в центре этой комнаты стоял большой белый стол, за которым сидели три дамы, одной было лет двадцать, второй — тридцать три, а третьей — тридцать девять, и господин лет тридцати четырёх. Они вели какой-то разговор, в основном — две первые дамы. В стороне возле небольшого темного шкафа стояло ещё два молодых господина, которые общались между собой.

— Прошу прощение за опоздание, госпожа Морно. — Сказал он, поклонившись второй женщине, а затем и остальным.

Сама госпожа Морно имела приятное кругленькое лицо, которое обрамляли рыжее волосы. С пышной грудью она была в желтоватом платье с юбкой на кринолине и светло-фиолетовым корсажем.

— Ладно уж, хотя бы пришли, мы то уже соскучились по вас. А кто с вами?

— Госпожа Лефевр — одна из владелиц самого большого книжного магазина в Париже, а её спутник — господин Ришар. Я упоминал о них, если не забыли.

— Книжный магазин, как это похоже на вас, мой дорогой Аччайоли. — произнесла вторая дама.

— Как скажете, графиня.

Эта графиня — графиня Леконте, темноволосая женщина с более скромным туалетом. В тёмно-зелёном платье она сидела рядом со своим мужем. А её дочь находилась в стороне от них. Такая же темноволосая девушка в светлом платье с очень широкой юбкой, которая имела воланы, цвета которых представляли собой чередование белого и розового.

— Госпожа Лефевр, господин Ришар, садитесь за стол. Вам сейчас подадут чаю.

Вскоре к нам вышла горничная в скромном шерстяном чёрном платье и белом фартуке и налила нам чай. За столом продолжалось общение между леди Леконте и госпожой Морно. Раймона быстро увел один из мужчин, который ранее вёл беседу в стороне. Камилло куда-то исчез.

— Вы же купили загородный дом? — заговорила графиня.

— Да, мне кажется, там довольно уютно и тихо. — Ответила госпожа Морно.

— Зачем вам отказываться от шума Парижа?

— От этого шума быстро устаёшь, от шума и чужих глаз. Знаете, хочется спокойствия, быть собой, а здесь ты должна быть той, какой хотят тебя видеть.

— Идея неплохая, я даже завидую вам и вашей смелости, ибо я бы не смогла сменить этот город на какую-нибудь глушь, а тем более моя дочь.

— Госпожа Лефевр, имея самый крупный книжный магазин, вы, наверное, встречаете много интересных людей? — Спросил меня граф.

— Иногда, может быть, и встретишь, но они не кричат о своём появлении. Поэтому даже не заметишь, как мимо тебя пройдёт, например, известный драматург.

— Но шансы то есть.

— Есть, но, в основном, внимание к себе привлекают те, кто его меньше всего достоин.

— Так как ваш магазин называется?

— «Дом влюблённых в книгу»

— Красивое название — очень хорошая реклама. Я сам там бывал, приятное место, если подняться на второй этаж. У вас там что-то вроде научных книг, они, видимо, мало кого привлекают.

— Многие образованные люди, особенно учёные люди не могут позволить себе упустить новое научное открытие. Разница лишь в том, что они не будут ходить кругами, не зная, что им нужно.

— Возможно, вы правы, госпожа Лефевр. Вам на самом деле нравится это место?

— Да, быть на расстоянии вытянутой руки от величайших творений разных эпох и народов и при желании погрузиться в них.

— Очень интересные рассуждения.

— Чем-то напоминают на мысли господина Аччайоли. Пожалуй, я соглашусь с графиней. — Сказала госпожа Морно. — Не удивительно, что вас представил именно он.

— Возможно, они одного круга. — Добавила леди Леконте.

Вскоре Камилло вернулся к нам и сел не так далеко от меня. Я смотрела на него с недоумением. Мне было приятно вспомнить о своём магазине, поговорить о том, что было мне понятно. Я переживала, что буду белой вороной, но, к счастью, это не случилось. Но некоторые мысли о близости к Камилло оскорбляли меня. Они были неявными, лишь небольшими намёками, но я могла их понять.

— Вот и вы, господин Аччайоли. Мы как раз о вас говорили. — Обратилась к нему графиня.

— Моя жизнь не столь интересна, чтобы она могла быть темой обсуждений.

— Может быть, отсутствие подробностей только будоражит фантазию. Расскажите, что у вас нового у вас произошло?

— Вас это расстроит, но совершенно ничего не произошло.

— Тогда скажите, например, как ваши фабрики.

— Как всегда. Ничто не стоит без дела, всё в работе. Это значит хорошо.

— Я надеюсь, что так и дальше будет.