Бесплатный фрагмент - Хорошая девушка стала плохой

.

Хорошая девушка стала плохой

Часть 1

Под потолком супермаркета разорвалась голограммная бомба рекламы, объявляющая счастливую пятиминутку, и народ ринулся на выход, стремясь за эти пять минут вытолкнуть свою тележку с продуктами из торговой зоны, тогда продукты из золотого списка получат скидку в полцены. Сам золотой список нигде не публикуется, и угадать, что в твоей корзине попадет под скидку практически невозможно, но это не останавливает граждан, стремящихся сэкономить. Я же думаю, что счастливую пятиминутку объявляют тогда, когда искусственные интеллект магазина посчитает, что торговый зал немного переполнен, и надо подтолкнуть покупателей на выход.

— Я тебя умоляю, пожалуйста, перекинь мне деньги! Мне надо купить детский продуктовый набор на неделю. Если узнают, что муж со мной не живет уже месяц, то заберут ребенка до дальнейших разбирательств! Я умру без моего крохи! Он мне так тяжело дался! — голос начинает дрожать, вот-вот сорвутся слезы. — Пожалуйста, папа, это же твой внук! Да, я ошиблась с выбором мужа. Ты был прав. Но я так была влюблена. Пожалуйста, папа!

Мы выруливаем из соседнего ряда, успев подслушать часть чужого разговора. Молоденькая девушка с красивым совершенно на нее непохожим карапузом на руках заглядывает в лицо мужчине. Судя по строгому костюму и непробиваемому выражению лица, мужчина чиновник, и ему этот начинающийся скандал совсем не нужен. Заметив нас, он подхватывает маму с ребенком под локоть и уводит в малолюдный отдел супермаркета.

— Нарожают детей от всяких мошенников, — выкрикнула Наташка им вслед неприлично громко. — И дали же такой лицензию.

Женщина сжимается от бестактной фразы, словно ее ударили в спину. Наташке ее проблемы не понять, она слишком рано удачно вышла замуж. А не познакомься в институте с будущим мужем, чтобы она делала со своим лишним весом и нетипичной внешностью? Сколько таких удачливых как она бросаются осуждать тех, кому не повезло.

— Ань, почему ты еще не замужем? Тебе вот скоро стукнет тридцать. Твоя мама в твоем возрасте уже растила вас с братом, была идеальной женой и работала, — опять завела свою пластинку Наташка.

Мы идем по супермаркету, робот-тележка катится впереди нас, транслируя рекламу и показывая нам акционные товары. Мне надоела реклама, и я сменила ее на список нужных покупок. Теперь активировалась реклама товаров на магазинных полках. Как они навязчивы своим мельтешением. Невозможно ничего выбрать. Щелкаю по браслету часов, раздвигаю экран услуг и отправляю магазину рекламный налог за двоих, чтобы больше помехи не мелькали у нас в глазах. Обычно я заказываю продукты по сети на дом, но в последнее время мне несколько раз привозили товар с истекающим сроком годности. Сама я съем что угодно, но семью надо накормить свежим ужином. Не хочу слышать за столом нравоучения от своей мамы, что я никудышная хозяйка и поэтому мужчины меня избегают.

— Да, она еще и училась, чтобы подняться на уровень выше и дотянуться до отца. Хотя, это нереально, — в который раз я уже привычно отвечаю своей подруге на этот надоедливый вопрос.

Мы с Наташкой вместе закончили институт. Только ее муж не отпустил работать. Они решили, что она будет матерью и любимой женой. Но их первенец, несмотря на нашу медицину, родился инвалидом, редкий случай генетической мутации — расплата за современный образ жизни. Тут их ждало два пути: или отдать ребенка государству и до конца дней его выплачивать налог, или растить самим, тут уж государство помогало таким семьям деньгами, медициной и прочими бонусами. Если Наташка родит еще двух здоровых малышей, никогда не нарушит закон и ее дети будут не ниже пятого класса, то ей светит третий класс, хорошее денежное пособие до конца жизни и все плюсы этого уровня. Они уже купили лицензию на второго ребенка. Медицинские тесты показывают, что они с мужем абсолютно здоровы. Но если в ее беременности обнаружат хоть малейшее отклонение от нормы, то беременность прервут, а Наташку стерилизуют.

— Ань, с тебя снимут один класс, если ты до тридцати лет не выйдешь замуж и не подумаешь о детях, — опять продолжает ныть Наташка, помогая мне выбирать продукты к тому самому юбилею, о котором она так назойливо мне напоминает.

Где я ей за неделю нормального мужика найду, если я не нашла его за десять лет поиска? У мужчин нет временных рамок, им не надо спешить жениться и рожать детей. Они выбирают. Хотят найти максимально лучшую во всех отношениях партию, а сами в большинстве даже не прилагают усилий, чтобы стать лучше. Все стремятся подыскать себе пару на класс выше. И, как во все времена, женщин у нас больше чем мужчин. На меня обращают внимание мужчины пятого класса и ниже, и часто выясняется, что я для них только ступенька на классовой лестнице. Ничего личного, дорогая, просто хочется жить лучше.

— Я вот одно не понимаю, если нашему государству нужны семьи и дети, то почему за брак и ребенка нет поощрений? Пусть награждают тех, кто все сделал правильно. Зачем наказывать тех, кто не встретил свою судьбу? Это же не в армии отслужить — подошел срок, отслужил. А если я в пятьдесят лет свою вторую половину встречу? Я должна мучиться в браке ради государства? Я так не могу. Пусть снимают класс, пятый тоже нормальный, без дополнительных бонусов, но жить можно. Моя мама прекрасно живет в пятом и все хорошо, — отвечаю начинающей меня раздражать Наташке. Неужели она не понимает, что мне и так тошно. Магазин тоже раздражает, я заплатила за отключение визуальной рекламы, а они включили звуковую. Крохоборы.

— Это она тебе сказала, что у нее все хорошо? Если бы не твоя с братом помощь она не говорила бы, что все хорошо, — надоедливо ворчит Наташка, и у меня на мгновение возникает желание крикнуть на весь торговый зал: «Возьмите меня замуж! Срочно! Очень надо!» Но я сразу передумываю, штраф за административное нарушение спишут моментально даже без суда, а сумма там немаленькая. Плохое поведение дорого стоит.

— Дети должны помогать родителям. Найду я себе пару, и вернут мне мой класс. Давай лучше спиртное на мой юбилей выберем, — делаю попытку перевести разговор. Наташка любит выпить, но каждый бокал она употребляет с такой фальшивой трагедией, словно святоша грешит.

— Только спиртное ты покупай на свое имя, — фыркнула подруга, — тебе уже терять нечего, и так класс снимут.

Да, покупка алкоголя у нас не поощряется. Это считается дестабилизирующим и провоцирующим преступление фактором. Хотя, поговаривают, что высшие классы употребляют также часто как и десятый. Только десятый пьет дешевое наркотическое пойло, быстро от него стареет и умирает. А элита употребляют все самое лучшее.

Ставлю две бутылки вина в тележку красное и белое. Смеюсь, наблюдая, как Наташка спешит пройти через сканер без меня, боится нарушить закон. Хотя, прекрасно знает, что сканеры уже определили по чипам личности кто зашел, зафиксировали, что взяли, и, по набору продуктов, для чего взяли. И заплачу за все, разумеется, я, а значит и вина моя.

Мне в личку потом ненавязчиво придут статьи с рецептами, предупреждения о вреде алкоголя, поздравления, сообщения, а потом санкции: вы не реализовали себя как жена и мать, ваш социальный бла-бла-бла, и по закону бла-бла-бла, по статьям бла-бла-бла, ваш класс с четвертого понижен до пятого. Из этого следует бла-бла-бла, но если вы поторопитесь и реализуете себя как женщина-гражданин, то бла-бла-бла. Можно, конечно, заявить, что не вижу себя в замужестве и посвятить себя служению человечеству, но я все еще хочу найти мужчину, и, как это делали много поколений женщин до меня, случайно. Надо ли торопить судьбу? По скромному мнению нашего правительства надо. Ведь с двадцати до сорока лет организм женщины считают идеальным для продолжения рода.

Тихо пискнул телефон, когда, проходя через сканер, с меня списали деньги. Телефон можно с собой и не брать, деньги все равно спишут через вживленный в переносицу чип личности. Ненавижу эти вшитые устройства: чипы, телефоны в ладонях или ушах, органайзеры в запястьях. Хорошо, что прошла мода на глаза с виртуальной реальностью. Только вживляешь себе новую сетчатку глаза, как уже надо заказывать на выращивание следующую, а то и весь глаз в комплекте с печенью и почками, которые не справляются чистить тело от биологического компьютерного мусора. Это все приближает человека к роботам. Есть люди, у которых органы заменены на технически усовершенствованные механизмы, а мозг контролируется процессором, их память хранится на глобальном сервере, но зато она безгранична. Иногда можно встретить на улице людей, не понимающих, что происходит вокруг. Это их сервера перезагружаются. Всего пять секунд, но за это время можно попасть в аварию, погибнуть, убить человека. Как так можно рисковать жизнью, вживляя себе еще не проверенные технологии? По медицинским показателям — да, это оправдано, а вот делать из себя киборга я бы не хотела. Китайцы уже поплатились за прогресс вирусами, убившими миллионы усовершенствованных людей.

В мою чип-серьгу в ухе приходят сообщения от моего виртуального помощника. Он ведет мои дела, оплачивает счета и его искусственный интеллект даже позволяет ему вести мой дневник. Он хорошо изучил меня, и я даже иногда не знаю — его ли это запись в дневнике или моя. По идее, мой виртуальный помощник это моя личная собственность, мое второе я и доступ к нему и его файлам есть только у меня. Но я не так наивна, чтобы так думать. Мне лично принадлежат только мои мысли и то — пока принадлежат.

Робот-швейцар пакует мои покупки и вызывает такси. В супермаркете за моей спиной разыгрывается трагедия — кому-то не хватило денег. Странно, что в этом магазине еще не установлен ограничитель покупок при ограниченности средств.

…

На работе меня вызвал к себе начальник. Мужик хороший, справедливый, очень умный, но до тошноты правильный. Из-за его правильности мы потеряли пару заказов. «Зато все по закону», — заявил нам тогда наш законопослушный босс.

— Анна Владимировна, — серьезный оборот от босса. На работе у нас принято обращаться только по именам, в крайнем случае, по фамилиям, и на «ты». Значит, читал мое личное дело. Плохи дела. — Анна Владимировна, Вы же понимаете, что портите нам статистику? У нас в отделе нет людей пятого класса! Вы будете единственная, — босс сел в кресло и предложил мне место напротив себя.

Проваливаюсь в кресло скрипнувшее кожей. На первый взгляд здесь все натуральное — мебель из дерева, кожа на обивке, шерсть на ковре. Но это все подделка. Я сама предлагала эскизы дизайна этого кабинета, и заказывала изготовление мебели. Пластик, заменяющий дерево, такой же на ощупь, как и натуральная древесина. Кожа — очень качественная имитация, у нее даже запах кожаный. Если бы я сама лично не видела процесс изготовления этой мебели, то я бы потребовала сертификат натуральности, чтобы не иметь проблем с экокомиссией.

— Максим Андреевич, Вы же умный человек, и понимаете, что я не нарушаю закон, я никого не убила, не ограбила, не пью и не курю, наркотики не употребляю, виртуальных зависимостей не имею. Я просто не встретила еще своего мужчину! Это безобразие, а не закон. Он ущемляет права женщин. В правящей патриархальной партии почти одни мужчины, а редкие женщины в ней многодетные матери. Не все созданы для большой семьи. Не всем дано счастье найти своего суженого в ранней молодости. Наши законодатели просто приняли максимально удобный для себя закон.

— Анна Владимировна! Анечка! Подумайте, что Вам стоит объявить своим будущим мужем кого-то из друзей, и просто изображать пару? — Максим Андреевич молитвенно сложил руки и заглядывает мне в глаза. Ему за пятьдесят, он молодо выглядит, хоть залысины уже увеличили его лоб, но этот взгляд побитой собаки совсем не подходит для человека его уровня.

— Максим Андреевич, при расставании такой пары, виновнику расставания все равно понизят класс. А если я встречу во время помолвки своего суженого, то мне, как изменщице, могут понизить класс до шестерки. Это еще хуже, — пытаюсь разжалобить начальника, но понимаю, что он просто действует по инструкции.

— Анечка, любовь, это редкость. Не стоит ради нее жертвовать благами. Выбери, кто максимально симпатичен, и не порть нам и своей семье статистику. Я тут тебе список кандидатур подобрал.

Босс взмахнул рукой в сторону интерактивной стены как фея волшебной палочкой, и на плоскости открылись четыре файла, превратив стеклянную стену кабинета в огромный экран. Ого! Двое из четырех претендентов на мое тело имело третий класс. И один из этих двух мог перейти во второй класс. Шикарный улов, если бы я гналась за статусом.

— Максим Андреевич, Вы знаете историю моей семьи? Да, по опущенным глазам вижу, что знаете. Моя бабка прыгнула с моста. Ее муж был очень правильный, а какой была она — история не помнит, мама была ребенком, когда ее отдали в приемную семью после самоубийства бабушки. Деду не разрешили оставить ребенка, чтобы ни у него, ни у нее не было даже воспоминаний о неправильном поступке жены и матери. Единственное, что помнит мама о бабушке, это один случай — бабушка пела очень громко на кухне и смеялась, а дед схватил ее за плечи и тряс, пока она не расплакалась. Говорят, что она всегда делала только то, что ей нравилось делать и, вероятно, была при этом счастлива. И я тоже хочу быть счастливой.

— Аня, причем тут твоя бабушка? Речь о тебе, и плохое поведение не наследуется генетически, — раздражаясь, отмахнулся начальник.

— Зато любовь к свободе наследуется. Системе не нужны свободные люди, живущие своими желаниями. Моя мама вышла из приемной семьи с седьмым классом, чтобы дочь самоубийцы никогда не смогла попасть на высшие уровни. Не смогла продолжить свой род.

— Но как она попала в пятый класс?

— Училась и соблюдала законы с упорством верующей. Она стала идеальной, и нас с братом растила такими. Вообще, ей просто повезло, мой отец ученый, и на его брак с женщиной такого низкого класса закрыли глаза. Он слишком важен стране, и его маленькую прихоть легко удовлетворили. Максим Андреевич, я просто физически не могу сделать то, что меня заставляют делать. Ведь я вижу, что моя мать несчастный человек, а ведь она просто соблюдала закон.

— Анечка, ты просто избалованный ребенок. Рассмотри эти кандидатуры, — босс раздраженно махнул рукой на стену, — я их сброшу тебе в личку, и зарегистрируйся на сайте знакомств. К услугам свах…

— А Вы когда-нибудь прибегали к услугам свах? — перебиваю босса. Тот мотает головой, словно говорит: «Господь миловал». — Претенденту на отношения предстоит пройти кучу психологических тестов и анализов. Ваши данные запишут, вас измерят и взвесят, предложат кучу тренингов и курсов в стиле — «Как понравится его родителям и приготовить правильно борщ». Хотя, кто в наше время готовит борщ? А дальше умная машина выберет пару и начнет вас сводить вместе — вы окажетесь сидящими рядом в кинотеатре, ваши столики в ресторане будут тоже рядом, вам даже могут предложить другую работу — лишь бы вы познакомились. Но если вы такой слепой, что не увидите свою вторую половину, навязываемую вам системой, вас будут водить на свидания в лоб: «Анна, сегодня Вы встречаетесь с Сергеем в обеденный перерыв, вот все его данные, включая анализ крови и спермограмму».

— А что в этом плохого? Надо знать все о будущем отце твоих детей.

— А что хорошего в человеке, который мне идеально подходит, но к которому я ничего не чувствую? Может быть человек, ненавидящий искусство в принципе, будет любить меня так, что о нашей любви дети будут рассказывать своим внукам, а идеально мне подходящего человека, по мнению машины, я не буду переносить на запах, — кричу на начальника, выходя из себя. Уф! Надо успокоиться.

— Это все решаемо. Есть дезодоранты. В каждом человеке есть что-то хорошее. И…

— Максим Андреевич, а Вы сами женаты по любви? — делаю отчаянную попытку зацепить за личное.

— Моя жена прекрасный человек, она хорошая мать, красивая женщина, с ней комфортно. Я ни о чем не жалею, — неожиданно высоким голосом скороговоркой сказал заученную фразу начальник.

— А Вы хоть раз любили?

— Любил, — тяжело вздыхает босс, — и для меня это была трагедия. Поэтому, не повторяй моих ошибок. Выбери себе пару, найди в нем что-то хорошее и влюбись. Ты же талантливая, ты умеешь искать. Постарайся, — он в задумчивости опустил голову, заканчивая разговор.

— Да, конечно, — спешу на выход, пока босс не передумал. Очевидно, я разбередила в нем воспоминания.

…

День рождения моя семья решила отметить максимально тихо. Такой позор для них — дочь не выполнила свой социальный долг. Это равносильно мужскому отказу от армии, когда призыв был обязательным. За это тоже понижали на один класс. Не идти могли только инвалиды, а благодаря нашей медицине инвалидов у нас почти нет. Сейчас служба в армии для мужчин и женщин добровольная, а за хорошую службу есть возможность повысить свой класс. Если женщина захочет сделать военную карьеру, то может достичь очень больших высот, но родить или усыновить ребенка это обязательное условие для женщины офицера. Только я не понимаю зачем? Мать-офицер, вечно пропадающая на службе, ребенок с роботом-нянькой — это разве хорошо?

Моя мама сидит за столом как на поминках. Она всегда образец чопорности, словно сейчас не двадцать первый век, а девятнадцатый с его правилами и запретами. Отца, как всегда, нет, он где-то там работает, делает свои открытия, мы его редко видим и семейный праздник не повод для его прихода домой.

Брат со своей женой изображают высшее общество. Жена у него третьего класса, бывшая балерина, сейчас дама благотворительница, мать моих племянников. Ее зовут Эллен, ее имя надо произносить на французский манер с буквой «Н» в нос и двойной «Л». Я никогда не видела ее настоящую. Всегда в образе. Сейчас она изображает раненого лебедя, и шантажирует моего брата, своим мнимым плохим состоянием.

— Иваннн, — гнусавит Эллен, гоняя по тарелке остатки салата, — твоя сестра форменная эгоистка. Она совершенно не думает, что будет с ее семьей! Что будет с тобой! Это крах, — умирает за столом наш раненый лебедь, хватаясь за сердце.

— Лен, тебе надо освежиться, — братишка, быстро подняв губу, намекает жене на проблему с зубами и та, извинившись, срывается как от погони в туалет. — Потерпи немного, сестренка, мы ненадолго. Я там припрятал тебе подарочек в прихожей, ну, ты знаешь где. Не переживай. Давай быстро выпьем за твое здоровье, пока лебедь чистит свои перышки.

Мы, хихикая, как дети замыслившие шалость, быстро наливаем вино, чокаемся, и пьем, пока нас не остановили, даже не успевая прочувствовать вкус. Мама так испуганно смотрит на нас, что мне становится ее жалко. Она вся такая идеальная, никогда не расслабляется, как воин — всегда в строю. Она была бы хорошим солдатом.

Вот так тотальная слежка заставила людей тянуться за пряниками жизненных благ. Здесь даже кнут оказался не нужен. Просто в случае нарушения правил человек лишается некоторых возможностей.

Без определенных перегибов у нас довольно справедливый социальный строй. Бесплатная медицина и образование для всех желающих его получить. Минимальная преступность, только в местах скопления людей девятого и десятого классов. Чипы, вживленные в тело, позволяют тебе не думать про наличные деньги, паспорт и здоровье. Ты можешь спокойно гулять почти везде ночью, оставить ребенка одного в доме или на улице — дроны за ним присмотрят. Но ты не имеешь права закрыть шторы на кухне и в комнатах, исключение это спальня и туалет, а там есть аудио. Звук отключать ты тоже не имеешь права — вдруг будет совершено насилие над тобой или тобой.

И сейчас мы сидим за столом, а небольшой летающий глаз дрона внимательно за нами смотрит через окно столовой.

— Иван, как ты можешь пить?! — мама с возмущением говорит шепотом, вдруг кто-то еще не понял, что мы сделали. — Эллен расстроится.

— Мама, пить вино несколько раз в год это не преступление. А вот ставить женщине в вину отсутствие у нее спутника жизни и детей…

— Шшшшш, — зашипела на Ивана испугано мать, — нельзя критиковать.

— Мама, не надо всего бояться. Не порть Анне праздник.

— Она сама его себе испортила, — мама сдвинула брови, обиженно сжала губы и занялась анализом съеденного за ужином. Теперь не надо считать калории, просто наведи камеру телефонного браслета на тарелку и читай рекомендации. Судя по лицу матери, я не зря потратила время на поход в магазин и готовку — диетическое выращенное в лаборатории мясо и салат насыщенный витаминами получили отметку отлично у программы диетолога.

— Когда приедут твои друзья, Анна? — это лебедь вернулся после чистки клювика.

— К девяти вечера. У нас будет час на посиделки за столом, а потом мы поедем в клуб.

— Танцевать? Ты не старовата для этого? — голос Эллен дрогнул. Если бы не строгие рамки, в которые она сама себя загнала, она бы поехала с нами, и еще дала бы фору всем на танцполе.

— Нет. На танцы возрастного ценза нет. И мои друзья обещали привезти с собой двух холостяков, так что расслабьтесь, и помолитесь за меня, если это вам от этого станет легче.

Когда ушли мои родственники, я нашла в прихожей подарок Ивана. В детстве мы смотрели фильм «Искусственный разум» и я потом закатила маме истерику, что мне нужен такой мишка Тедди. У нас в доме был робот-нянька, который за нами с братом присматривал, читал нам книжки и следил за нашей учебой, но он был обычной передвигающейся по дому железякой с руками манипуляторами. А Тедди стоил дорого. Его интеллект был с эмпатией. Будучи ребенком, я этого не знала, поэтому плакала день напролет, и в один из этих дней к нам заехал наш отец. Мы получили Тедди. Это была единственная игрушка, купленная нам непосредственно отцом. Но игрушка настолько нас поразила, что отец надолго купил ею нашу с братом любовь. Сейчас Тедди живет в семье брата и читает его детям сказки, укладывая их спать. Я скучаю по Тедди, а он по мне. Мы всегда обнимаемся, когда я прихожу в гости к Ванечке, и мы договорились, что брат создаст мне копию Тедди, чтобы я могла с ним болтать перед сном. И вот я держу в руках фоторамку, на которой сменяются фотографии и видео нашей семьи.

— С Днем рождения, Анна! — из маленького динамика раздался голос плюшевой игрушки, а с экрана Тедди машет мне лапой. — Ты все еще веришь в сказки?

…

Из двух холостяков, которых привезли мои друзья, один сбежал сразу. Окинул меня взглядом работорговца на рынке, разве что зубы не посмотрел. Сообщил, что у него неотложные дела, а он заехал только потому, что обещал и исчез из моей жизни, даже не услышав моего голоса.

Наташка покраснела, это был коллега Эдуарда, ее мужа.

— Ну вот, проблема выбора отпала, — обрадовался Эдуард, — бери второго и не делай такое лицо, словно я тебя с мутантом знакомлю. Второй нормальный мужик, ты только улыбайся.

Эд протянул мне подарок — небольшую коробочку в яркой упаковке. Под шуршащей бумагой обнаружились духи. «Килиан Гуд Герл Гон Бэд», — прочла я название.

— Хорошая девочка становится плохой. Я уже плохая? Что за намек?

— Не обижайся, Ань, но ты сама нарушила правила. Вода, кстати, классная. По идее это должен дарить соблазняющий тебя мужчина, чтобы ты немножко раскрепостилась и вышла из своего хорошо охраняемого замка. Но принцев на горизонте нет, поэтому я дарю тебе этот аромат как друг. Снизь планку, пусти хоть кого-то в свою жизнь.

Второго холостяка привела моя школьная подруга Вика, но вездесущий Наташкин муж его тоже знал.

— Знакомься, Анюта, это Саша. Александр! — почему-то смутилась Вика. — С Днем рождения, дорогая, — нервное объятие и поцелуй в щечку от Вики.

— Александр, — представился новый знакомый. Он скромно улыбнулся и опустил глаза. — Можно на сегодня я буду Вашим кавалером, Анна?

Голос у него очень приятный, низкий, вызывающий доверие, я вздохнула и расслабилась.

— Конечно, можно, Александр. И давайте на «ты», хотя бы на этот вечер, если можно, конечно.

— Сегодня Вам можно все, Анна, сегодня Ваш день.

— Твой.

— Твой, — с улыбкой согласился Александр.

Вся компания собралась и, не садясь за стол, мы поехали в клуб. Я везде шла первой, чтобы при сканировании деньги списались с меня. Александр вел меня под руку, и, при прохождении датчиков, сканер необычно пискнул. Наверно, мне уже понизили класс, но, я подумаю об этом завтра, как говорила Скарлетт О'Хара. А сегодня танцевать и веселиться!

Александр явно старался мне понравиться, но что-то в его поведении меня настораживало. Когда мы вошли, девицы эскортницы, увидев Сашу, напряглись, и часть из них куда-то упорхнула. Возможно, он часто бывает в клубе. Надо спросить у Наташкиного мужа — кто он. Мне нравится как он двигается, так грациозно, избегая углов и людей, он легко пробирается сквозь толпу к забронированному столику, еще умудряется при этом охранять меня. У него абсолютно правильные черты лица. Все настолько безупречно, что он не запоминается. Еще и этот русый цвет волос, идеальная внешность, если хочешь скрыться.

Гуп-гуп-гуп-гуп — стучит по телу музыка, и световые иллюзии танцуют с ней в такт.

Гуп-гуп-гуп-гуп — с меня выбиваются все тревоги.

Гуп-гуп-гуп-гуп — закипает в венах кровь, и я извиваюсь на танцполе рядом с Александром. Кладу руки ему на плечи, скольжу по груди. Касаюсь его своими плечами и бедрами. Приближаюсь близко-близко, отдаляюсь. Играю в игру — я соблазню тебя. Он смотрит на меня как удав на кролика, но желания секса нет в его глазах. Он меня изучает, а должен хотеть. Что-то здесь не так. Что-то здесь не так. Что? Может он эскорт? И его наняли мои друзья на этот вечер? Ну, что ж, подарок принят. Танцуем дальше.

— Саша, — понижаю тембр голоса, — ты так хорошо двигаешься. Кем ты работаешь?

— Твоим кавалером. Хочешь коктейль? Я знаком с местным барменом. Какой коктейль тебе принести? Хочешь мохито с водкой? — он шепчет мне на ухо таким голосом, словно соблазняет меня. Только вот предлагает он не себя, а коктейль.

— О! Водка! — тянусь к нему, но он вежливо уклоняется. Соблазнить его не получилось. Он выводит меня с танцпола, и я оказываюсь за столиком в Наташкиных объятьях.

— Кому, какой коктейль? — Саша быстро всех опрашивает и исчезает.

— Эд, — я тянусь через Наташку к ее мужу, — а кто такой Саша, кем он работает?

— Знаешь, Ань, — засмущался Эдуард, — нас обучали приемам самообороны, и вот он был инструктором, пару уроков и все. Но Вика его хорошо знает, она тоже ходила на эти курсы.

— Вика, — я уже перебралась к ней поближе, — кто такой Саша?

— Инструктор по боевым единоборствам. Помнишь, на меня в прошлом году напали? — Вика наморщила лобик, ее брови не смогли определиться какую эмоцию изобразить. Она явно нервничала.

— Помню, — киваю Вике. Почему моя подруга так нервничает? Может у нее опять проблемы с любовником? И она просто не хочет расстраивать меня.

— Вот он вел у нас курс по самообороне. Не всегда, правда, а так — иногда, подменял основного преподавателя, — Вика пытается смотреть мне в глаза, но очень быстро сдается, отводит взгляд на свои ладони, которые она нервно трет друг о дружку, словно замерзает.

— Так эти курсы разве не копы ведут? — только этого мне не хватало. Я разочарована.

— Копы, но он не из них, он боец, — успокаивает меня Вика.

Вот откуда грация кошки. Он боец. Ну, хоть не коп и не эскорт, и на том спасибо. Из шумной пульсирующей толпы, словно джин, вынырнул Александр с барменом, несшим полный поднос бокалов и закусок.

— Пей осторожно, он ледяной, — Саша протянул мне бокал и улыбнулся.

До чего же волнует эта его улыбка. Я смотрю на него как голодный на мясо, а он на меня как ученый на объект опытов. Глаза. Удивительно, но у нас с ним одинаковый цвет глаз. Светлые словно выгоревшие ресницы. Но больше всего мне в нем нравится фигура. Ни у кого из моих знакомых такой фигуры нет. Он словно сошел с плакатов, рекламирующих древних атлетов. Его дорогая приталенная рубашка ничего не скрывает. Вероятно, он хорошо зарабатывает, что может себе позволить такую одежду. Это не купленное, это сшитое на заказ.

Алкоголь приятно расслабил мышцы, и слегка затуманил голову. Я не знаю что хочу. Пить дальше, танцевать, остаться наедине с мужчиной, или сделать какую-нибудь шалость? Вести светскую беседу мне сейчас скучно.

— Девочки, пойдемте танцевать! Какой смысл приходить в клуб и не танцевать? Худшее мы уже сделали — выпили алкоголь! — смеюсь я.

— Бери Сашу и иди, танцуй, у вас это хорошо получается, — рявкнул грузный Наташкин Эд, погружая пальцы в пиалу с закусками. У Эдуарда с Наташкой десяток лишних кило, это даже было преградой в покупке детской лицензии, но они это как-то утрясли. Им бы больше двигаться, а они болтают с Викой. Вика тоже не танцует, у нее ревнивый любовник.

— Ну и ладно, — я срываюсь с места и как торнадо врываюсь в толпу, пробиваясь к центру, и со всего размаха врезаюсь в парня. Обнимаю его по инерции, и он меня тоже. Несколько секунд я слушаю удары его и своего сердца. Втягиваю в себя его запах. Запах здорового мужского тела смешанный с ненавязчивым приятным одеколоном. Его руки ожили и успокаивающе прошлись по моей спине. Мррр. Почему-то захотелось урчать как кошка и обнять это тело еще крепче. Стоп!

Я вздрогнула и отстранилась. Поднимаю голову и вижу его улыбающееся лицо. Большие карие глаза, пухлые губы, белоснежные ровные зубы, смуглая кожа. Лицо не назовешь красивым, но оно очень привлекательное. Рубашка расстегнута, а под ней тело и ни грамма жира — сплошные мускулы. Он не дал мне отдалиться, сильные руки обнимают меня. Я упираюсь в его живот, пытаясь оттолкнуть его от себя. Живот? На месте живота кубики пресса. Ох, черт побери!

— Привет, я Хью, — я слышу низкий голос и совсем теряю голову. Хью!

— Привет, — лепечу я в ответ, не в силах оторвать от него взгляд.

Резким, но осторожным рывком меня вырывают из объятий Хью, и разворачивают.

— Ты в порядке, дорогая? — слышу Сашин голос где-то вдалеке, потому, что в голове все еще звучит — «я Хью!»

— Держи свою девчонку крепче, а то уведу! — немного с наездом сказал Саше Хью.

Саша выводит меня из танцующей толпы. Развлекаться я больше не хочу.

Мы ждем на улице такси. Этот Хью испортил настроение всем нам. Я вернулась за столик с чувством, что у меня отобрали десерт. На Сашином лице застыла маска холодной вежливости. Эд с Наташкой, почувствовав неладное, притихли, а Вика и так была сегодня потерянная. Праздник закончился.

— Где ты сейчас хочешь оказаться? — Саша укутывает меня в мою куртку. Весна в этом году ранняя, уже тепло, но ночи еще холодные.

В объятьях Хью, но я не могу себе это позволить. И Сашу сейчас себе позволить не могу. Такой поступок осудят! Нельзя поехать к мужчине, если ты только сегодня с ним познакомилась. На одного из вас наклеят ярлык — легкодоступна, и запись об этом сразу появится в личном файле. Все думали, что чем дальше мы уйдем от древних времен, тем больше у нас будет свободы. Некоторое время так и было — люди получили свободу, стали жить в свое удовольствие здесь и сейчас, численность населения сократилась даже в тех странах, в которых традиционно только и делали, что размножались. Наступил кризис, и к власти во всем мире пришли патриархальные партии со своей демократией, которая подразумевает запрет многих вольностей и строгую мораль.

— Если я сейчас скажу, что хочу оказаться у тебя дома, ты скажешь, что это… — провоцирую своего нового знакомого просто для того, чтобы услышать ответ.

— Неприемлемо. В тебе говорит алкоголь. Я думал, что может, мы где-то поедим?

Ну, да. Мужчина потратил калории и ищет где их восполнить, и тут я со своими нежностями, а это еще трата калорий.

— А почему неприемлемо? Я тебе не понравилась? — какой он правильный, спрятался за мое пьяное состояние. Наверно, у него кто-то есть.

— Понравилась, и я не против, — Саша запускает руки в мои волосы и слегка притягивает к себе мое лицо. Я слышу аромат его парфюма. Такой еле уловимый, словно это просто дорогой шампунь или гель. Странный он человек — рубашка дорогая, запах. Хотя, по роду занятий он не должен быть богатым. — Но, должен тебя предупредить, жениться я не смогу. Я участвую в боях, могу погибнуть, могу надолго исчезнуть. Мы можем дружить и общаться. Я могу прикрыть тебя для системы. Но чем меньше людей знают о тебе как о моей женщине, тем лучше.

— Эти бои незаконны? — хорошо, что я не успела в него влюбиться. Какое разочарование, мне хочется плакать.

— Законны, — Саша тяжело вздохнул и убрал руки. — Просто там тотализатор, кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, кто-то хочет разобраться с бойцом.

Над нами навязчивой механической птицей кружит глаз дрона.

…

Утром я проснулась от сообщения, что меня понизили на один класс, теперь я в пятом. С прошедшим днем рождения, Анна! Любящая тебя система! Мне теперь недоступна полная бесплатная медицинская страховка, на пенсию я выйду чуть позже, кредит отдавать придется под больший процент, и на вступление на любую должность меня ждет полный экзамен, словно я опять оканчиваю институт по этому профилю. Лицензия на рождение ребенка дополняется прохождениями курсов и специалистов — сможешь ли ты быть нормальной матерью? В четвертом классе надо просто купить лицензию и сдать анализы, а в пятом еще и сдать экзамен на материнство. Жизнь слегка усложняется. Остальное все также.

Обидно, что все притеснения по возрасту касаются только женщин, к мужчинам вообще нет никаких претензий, словно не было многих лет борьбы за равноправие полов. Мужчина может объявить себя религиозным многоженцем — мормоном или мусульманином, и иметь несколько жен. Может жениться или развестись, и на нем не будет клейма развода. За мужчиной закрепляется только одна обязанность это содержать своих или усыновленных детей.

В начале века у женщин были такие же права, как и у мужчин. Женщины делали карьеру, добивались успеха, зарабатывали деньги, становились лидерами своих компаний и даже стран. А мужчины становились все слабее, и это поощрялось женщинами. Им не нужен был конкурент. Сильных мужчин называли агрессорами и порицали. Как итог — странное общество среднего пола. И весы истории опять качнулись в сторону сильных мужчин и слабых женщин. Новая волна перемен привела к власти патриархальную партию, и те урезали права женщин.

Хорошо, что сегодня не надо идти на работу. Сегодня день лени. Буду есть, пить и смотреть видео.

— Видео! — кричу я умному дому, чтобы включил экран и развернул меню.

— Извините, услуга не оплачена, — мурлыкнула нежным голосом домашняя система плохую новость.

— Что?! — я подскакиваю на кровати. — Как это не оплачена? Разве это не входит в комплект услуг телевидения для квартиры?

— Эта услуга применима только к представителям с первого по четвертый классы.

Ответ умного дома меня убил. Я никогда не задумывалась о таких мелочах. Теперь себе на кино я вынуждена зарабатывать дополнительно. Злюсь! Дискриминация полнейшая!

Иду в душ и боюсь, что на воду тоже лимит.

Теплая вода ласкает мою кожу. Сложная ароматическая композиция, когда-то составленная мною, пьяно расслабляет. Хочу мужчину. Хью. Или Сашу. Нет. Хью. Я не помню Сашино лицо, оно для меня словно на размытом кадре. Беда многих русоволосых европейцев. Зато хорошо помню Хью: цвет глаз, густые ресницы, красивый изгиб губ. И мышцы. Его тело это что-то. Хотя, Саша тоже хорошо прокачен, просто я не видела его без одежды, но он ведь прекрасно двигается. И он боец. Надо признать, что меня так не впечатлил бы Хью, если бы предварительно не разогрел Саша. У меня есть слабость — красивое накаченное мужское тело, а если у тела еще и низкий голос и с мозгами все в порядке, то я пропала. Жаль, что такие экземпляры встречаются очень редко. Поэтому я и не замужем. Надо позвонить Саше и дать ему шанс. Чисто потому, что Сашин телефон у меня есть, а где искать Хью, я не знаю.

— Привет, Саша, это Анна. Вчера был мой день…

— Привет, Анна, я все помню, — в голосе такая теплота. Интересно, он всегда так говорит, или он очаровывает меня.

— Саша, ты вчера говорил, о… где бы поесть.

— Анечка, прости, я не в городе, это ненадолго, неделю, может больше. Как вернусь, с меня любая точка на карте нашего региона, любая кухня и я весь к твоим услугам, но как вернусь.

— Хорошо, — стараюсь не показать своего разочарования, — договорились.

— Береги себя, Анна.

Странная фраза, что со мной может случиться.

— Да, спасибо. Ты тоже.

Ну вот, и этот холостяк от меня сбежал. Мог бы честно сказать: «Да пошла ты, Аня, куда подальше». Хотя, а вдруг у него действительно командировка, или бой, а я тут — пошли пожрем. На счет пожрем это хорошая мысль, с вчерашнего празднования много осталось. Может аккуратно утянуть бутылку вина в ванную и тихо ее выпить, нежась в пене?

Иду на кухню. За окном повисает глаз дрона. Может станцевать им стриптиз? А в качестве объяснений заявить: «Вы лишили меня видео развлечений. Должна же была я как-то повысить себе настроение».

Спокойно, Аня, давай развлечемся хорошей едой. У нас есть вино, я рассматриваю бутылку на просвет — почти бокал, рекомендуемая доза раз в месяц. Заглядываю в холодильник. О! Мясо. Вино и мясо классика еды для свиданий еще сто лет назад. А сейчас это вредит организму. Особенно организму молодой еще нерожавшей женщины. Да, я все знаю, но протестные настроения горячат мою голову. Сейчас открою окно, пожарю мясо, налью вино, и пусть смотрят!

…

Сегодня в спортзале я потянула мышцу. Хотела заскочить к массажисту, но оказывается и за него я должна платить дополнительно. При этом цена как билет на самолет в Южном море искупаться. Вся система словно кричит — хватай любого мужика, возвращайся в свой уютный четвертый класс и будет тебе счастье.

Надо спросить девочек на регистрации, они там явно пятого и шестого классов, как получить эту услугу, но дешевле. Или они не пользуются услугами массажистов и бассейна? И как спросить? Везде камеры или уши прослушки, за подобное они могут лишиться работы. Ладно, поищу информацию в сети.

До приезда Саши еще несколько длинных дней. Из моих знакомых у всех выдалась тяжелая рабочая неделя. Все так заняты, что не могут вечерком сходить развлечься со старой подругой. Может, они и развлекаются, но не со мной. Я теперь для них прокаженная. Больше чем уверена, что, если попаду в шестой класс, то мой телефон окажется у многих заблокирован. Я сама когда-то так поступила — заблокировала телефон одноклассника, попавшего в тюрьму. Но там было явное нарушение закона с его стороны. Говорят, что от него даже родители отказались. Интересно, как он там? Хотя, нет, не интересно. Даже знать ничего не хочу. У него сейчас девятый или, в лучшем случае, восьмой класс. Ниже только пропасть.

Сеть показала, что в двух кварталах от меня спортзал со СПА, сауной, бассейном и массажем. Рейтинг, правда, очень низкий, но цены радуют. Пройдусь на разведку.

Вызываю навигатор. О! У них появилась собака в качестве проводника! Можно даже выбрать породу. Я выбираю белого бигля с рыжими ушами. Пока вбиваю адрес, пес игриво крутится возле меня. Жаль, что купить реальную собаку я не могу себе позволить, но зато виртуальный питомец мне по карману даже в пятом классе. Мы идем в спортзал, пес впереди часто оглядывается на меня — эй, ты, не теряйся! Дети, наверно, в восторге.

Купи! Купи! Купи! Фейерверком сверкает реклама, танцуя прямо перед входом в свои заведения. Это не дает рассмотреть город. По улицам всегда езжу на такси, а из машины совсем другой вид — как в кинотеатре. Климат контроль не дает почувствовать весенний ветер, запахи кофе и выпечки, шум толпы, стук каблуков, яркость улиц.

Последнее достижение города это уличный мусоропровод. Любой упавший мусор измельчается и утилизируется. Дроны за чистотой очень следят, и сразу высылают «письма счастья» нарушителям порядка. Не успеешь заметить, что твой ребенок что-то уронил, как это что-то будет сдуто в отсек для мусора, а тебе в личку закинут сообщение о снятом с тебя штрафе. Можно долго в судах бороться против города, утилизировавшего ценную вещь, но если что-то тебе ценно — следи за этим. Не всегда это правильно, но город идеально чистый.

Я пришла по адресу, бигль, вильнув хвостом, исчез. Сканер на входе, зеркальная дверь, так с улицы сюда не войдешь, но меня опознали по запросу — я ими интересовалась. Кто-то по ту сторону зеркальных дверей принимает сейчас решение впускать меня или нет. Дверь открылась. Интересно, сколько информации обо мне есть в открытом доступе, и что написано в закрытом?

Чистый холл в черно-белых тонах, экран во всю стену демонстрирующий последние олимпийские игры, на противоположной стене фотографии спортсменов с автографами. Женщина-информатор на входе возрастом за пятьдесят, холеная, красивая, вероятно, из бывших спортсменок или эскортниц.

— Здравствуйте, Анна. У нас для Вас специальное предложение — ознакомительное посещение: тренажерный зал и бассейн бесплатно, массаж за символическую сумму, сауна за положительный отзыв, — информатор красиво улыбается.

Да, в современном мире любой сканер считает твой чип личности, выдаст пристрастия и слабости. Это удобно когда ты продаешь товары и услуги. Но если ты хочешь немножко нарушить закон, или скрыть от общества, что ты ешь мусорную еду или вообще пьешь, то это сделать будет проблематично. Твой стоматолог легко узнает, какой зубной пастой ты пользуешься. Список твоих покупок может повлиять на страховку, ты поддерживаешь свое тело в хорошем состоянии — получи бонусы, нет — заплати больше.

— Здравствуйте. Я бы хотела посмотреть зал и бассейн, ну и массажиста. Я уже была сегодня в зале и мне хочется расслабиться.

— Тогда может бассейн и массаж? Просто оба массажиста сейчас заняты, но через час освободятся. Кого вы предпочитаете — мужчину или женщину? Массажистка еще хорошо делает массаж лица, а Хьюго хорош при спортивных травмах. У Вас эта проблема, насколько я понимаю? — информатор делает озабоченное участливое лицо, но выглядит это немного фальшиво. Элементарная вежливость, чтобы завлечь клиента.

— Да, эта, — стараюсь контролировать лицо. Меня бесит эта всеобщая осведомленность.

Зал оказался на удивление просторным и с большим выбором тренажеров. Странно, почему у них плохие рейтинги и комментариев совсем нет. Немножко пыльный запах, наверно, кондиционер барахлит. Электричество здесь берегут, перед применением тренажеры надо включать. В бассейне людей как на бесплатном городском пляже. Я с трудом нашла свободный шкафчик, заперла его на скан глаза, и пошла плавать.

Простыни чистые, от полотенец доносится дорогой аромат, музыка тихо мурлычет как засыпающий в безопасности кот. На стенах простой рельефный рисунок. Минимализм или скромный бюджет, ну да мне здесь не жить. Вытягиваюсь на массажном столе.

— Здравствуйте, Анна, меня зовут Хьюго, на сегодня я Ваш массажист, — знакомый голос вкрадчиво пропел над ухом.

У меня перехватило дыхание. Хью? Не может быть! Поворачиваюсь. Да, это Хью.

— Хью?

— Девушка из клуба, — улыбается Хью.

Он слишком спокоен. Вероятно, просмотрел уже мои данные. Черт побери эту систему! Я для него теперь открытая книга, а он для меня только массажист Хью. Черт! У меня даже радости от встречи с ним нет. А может, он всегда так спокоен, а я уже надумала себе.

— Вы меня преследуете, мадмуазель Анна? — улыбаясь, спросил Хью и мягко за плечи развернул меня на массажный столик.

Теплые большие ладони легко прошлись от моих плеч до талии, слегка там задержались и мелкой дробью пальцев вернулись обратно. Слишком ласково, чтоб это было спортивным массажем, или мне так кажется. Я оставила его вопрос без ответа, и расслабилась. Пошло все к черту. Я заплатила за массаж, пусть работает.

Как массажист он был великолепен. Все время играл с моим телом в расслабься-напрягись, не давая мне скатываться в возбуждение. Если бы я была с мазохистскими наклонностями, то уже получила бы свое удовольствие. Надо подумать, что ответить ему на вопрос о преследовании, но я не могу — мозги отключились. Могу только стонать или легонько скулить от боли.

— Ты так и не ответила на мой вопрос? — прямо в ухо мне прошептал Хью, переходя на «ты».

— Это чистая случайность, если бы я знала, что Хьюго это Хью, я бы выбрала женщину с массажем лица. Да и как в таком городе как наш найти человека, про которого ты ничего не знаешь?

— Ты знала мое имя, — продолжал мурлыкать в ухо Хью, или Хьюго. Хьюго мне нравится больше.

— Я не искала тебя, — и это правда. Я выбросила его из головы, сосредоточившись на Саше.

— Жаль, — выдохнул он мне в лицо, — ты мне понравилась.

Он подтянул полотенце, прикрывающее мои бедра, к лопаткам, и ловко поднял меня со стола, одновременно кутая в полотенце и усаживая на стол.

— Так какую мышцу ты потянула? — задал вопрос, глядя мне в глаза.

— Уже не помню, — ответила я и улыбнулась, потому что это была правда.

— Я решил твою проблему? — почти шепотом спросил Хьюго, приближаясь ко мне, словно хищник к жертве. Еще немного и он перейдет к интимной части массажа.

— Хьюго, здесь есть прослушка?

— Как и везде, — он немного отстранился от меня, улыбка исчезла. Нервно вытер ладони, словно они вспотели, об форменные штаны спорткомплекса.

— Тогда почему ты перешел на «ты»?

Его лицо расслабилось, он ждал более сложного вопроса.

— Клиентки обычно хотят более неформальную беседу, перейти на «ты», посплетничать, пофлиртовать. Мы же знакомы с тобой. Там в клубе у нас были крепкие объятия, если ты помнишь, конечно. Жаль, что твой муж так рано унес тебя.

Стоит с лукавой улыбочкой и ждет фразу, что он мне не муж, он мне даже не парень, да мы никто друг для друга, возьми меня и давай жить долго и счастливо. Он читал мой файл и знает, что в графе семейное положение стоит статус — «одинока». Это для женщины как приговор. Но мне до чертиков хочется продолжения этого массажа. Флиртовать или просто купить его услугу эскорта, если он этим занимается? Тем более что Саша, скорее всего, от меня сбежал.

— У меня смена на сегодня закончилась, а на крыше этого здания есть хорошая смотровая площадка. Сегодня безоблачно и можно будет увидеть красивый закат. Тебя подождать?

— Да, я быстро, — как хорошо, когда мужчина сам все понимает.

Стою на крыше в джинсовой куртке парня, который сейчас меня обнимает. В моей руке бутылка пива, и я смотрю на самый шальной закат в моей жизни. Мне тридцать лет, у меня было много восходов и закатов. Я встречала рассвет высоко в горах. Я встречала закат, стоя в теплых волнах океана. И всегда система наблюдала за мной. В нашем мире трудно самоубиться, даже уплыть на лодке в океан нельзя без глаза дрона, приклеенного к тебе на расстоянии двух метров. А тут смотровая площадка, а дронов не видно, можно запросто прыгнуть вниз и никто тебя не остановит, просто не успеют заметить и остановить. А еще можно спокойно купить и пить алкоголь, что мы с Хьюго и делаем.

— Хьюго, я не вижу тут смотрящих дронов. Где они? Обычно любованию пейзажем мешают дроны, а тут чистое небо окрашенное лучами заходящего солнца.

— Они есть, — Хьюго отхлебнул из своей бутылки, — просто ты их не видишь. Тут специальный экран, дроны видят только зеркало, поэтому они летают ниже и смотрят в окна. А мы видим все и ощущаем все — ветер, холод, жару. Только в дождь и снег экран не работает, так в эту погоду здесь и нет никого.

— А прыгнуть вниз можно?

— Нет. Как и везде выше второго этажа тебя ударит током, при попытке высунуться, и ты просто потеряешь сознание.

— Ничего себе! И почему я не знала об этом месте раньше? Оно только открылось?

— Нет, — голос Хьюго изменился, стал немного резче. — Оно существует давно. Просто это здание негласно отдано под не совсем легальные удовольствия. В квартирах в этом доме можно поселиться, минуя регистрацию в полиции. Власти мирятся с этим, так как сами часто пользуются возможностями дома. Здесь можно спрятать человека. Система лифтов и гаражей в этом доме уникальна. Политики, любовники, шпионы, бандиты могут жить на одном этаже и не догадываться об этом. Этот дом государство в государстве. На некоторых окнах стоят экраны и дроны никогда не увидят, что происходит на самом деле в этих квартирах. Говорят, что даже выход в метро из этого дома есть. А видеокамеры работают так хитро, что их запись доступна только тем, кто хорошо платит.

— Как такое возможно? — у меня шок. Алкоголь моментально выветрился из моей головы. Он, вероятно, шутит. Разыгрывает наивную дурочку.

— В твоем розовом мире, Анна, появились серые пятна? — хмыкнул Хьюго.

Пьем дальше, может, я еще что-то интересное узнаю. Полезно для расширения кругозора.

— Солнце почти село. Я в этом доме снимаю квартирку с коллегой. Точнее, это квартира для персонала. Но чай у меня вкусный. Или ты хочешь домой? Тогда давай зайдем, я возьму еще одну куртку для себя и провожу тебя домой.

Как порядочная девушка я должна поехать домой. Мне завтра на работу, и не хочется казаться легкодоступной клиенткой. Телефон мой он уже знает, пусть побегает. Пару дней я потерплю.

— Вызови мне такси.

Он смотрит на меня в упор. Интересно, какие у него сейчас мысли: вот черт, не дала; сама вызови, я не хочу за тебя платить; да тут идти двадцать минут черепашьим шагом; похоже, я зря купил ей пиво.

— Можно взять такси у входа в ночной клуб в этом здании, или есть такси на подземной парковке, или, — он замялся, — я могу тебя отвезти домой на мотоцикле.

Ого! Мотоциклов в городе очень мало, и он ездит на одном из них. Ход конем. Здесь я должна растаять и потерять контроль. Держись, Анна. Ты должна доехать домой без приключений, ты порядочная девочка и тебе надо вернуться в свой четвертый класс. Почему у меня сейчас не критические дни, тогда отказаться от него было бы проще.

— Такси у клуба. Система должна знать, что я из здания вышла.

…

На работе аврал, мы готовим международную выставку. Я веду этот проект от начала и до конца, знаю все тонкости, всех участников. Собрала по крупицам информацию. Тема — «Пионеры фотографии». Это было невероятно сложно. Все сложно, что было создано до цифровой эпохи.

— Ань, зайди к боссу, — окликнули из коридора. Смотрю на позвавшую меня девушку. Этот стыдливо спрятанный взгляд помощницы Максима Андреевича мне не нравится.

Иду по коридору. Народ разбегается, стараясь не сталкиваться со мной. Даже наши вечные сплетницы-бездельницы дочки богатых родителей, зарабатывающие здесь на булавки, лишь бы статус был, вдруг уткнулись в работу. Все заняты до безумия.

— Анна Владимировна, вот не послушала ты меня и теперь у нас несостыковка, — босс протараторил фразу, как школьник заученный урок, наверно репетировал, прежде чем меня вызвать. — Начальство запретило тебе представлять эту выставку. Представитель должен быть не ниже четвертого класса. Ты будешь указана, как работавшая над проектом, но лицом его ты не станешь. Это правило нашей организации, и ты знаешь это.

Я сижу онемевшая за столом, мне кто-то в руку всунул стакан с водой. Спасибо. Я вижу за стеклянной перегородкой приемной юриста и психолога корпорации. Ага. Подготовились. У юриста в руках несколько файлов, он, как всегда, во всеоружии, у него просчитаны все варианты на все случаи жизни.

— Аня, подумай, кто из офиса сможет быстро все запомнить, чтобы представить выставку? — Максим Андреевич пытается решить проблему малой кровью.

А мне жить не хочется. С этими людьми я много лет работала, ела, пила, ходила в гости, они приходили ко мне, мы были одной семьей. И вот так просто — ты раб теперь, Аня. Тебя не покажут никому, ты будешь делать всю работу, а международное признание получит какая-нибудь глупышка, которая переговоры грамотно не сможет провести, даже не отличит одного художника от другого.

— Анна Владимировна, — подкрадывается ко мне тихо психолог, — Вы же знаете…

— Уйдите, я в порядке, — говорю максимально спокойно, чтобы она не растекалась тут медом, а просто ушла.

— Анна, я всегда буду рада помочь Вам. Мой телефон есть в справочнике организации.

Это ее работа, дать ложку меда в бочке с дегтем. На самом деле ей меня ни на секунду не жалко. На любую ситуацию написана инструкция, и она будет строго ее придерживаться. Психолог встает и, демонстративно подняв руки вверх, словно она сдается, уступает место юристу. Шеф опустил голову, он тоже сдался.

— Анна Владимировна, у нас с Вами есть несколько вариантов событий. Первый, — юрист делает драматическую паузу. — Вы делаете все так, как просит Ваш босс — натаскиваете преемника или преемницу, и, пока Вы в этом классе, он или она будет Вашим прямым руководителем. Получите четвертый класс и опять станете сама себе руководительница. Вариант второй, — опять пауза, ему бы в театре играть, — Вы отказываетесь подчиняться и не помогаете подготовить Вам замену. В таком случае, с Вас снимаются все премиальные, и Вы получаете голую ставку, что в три раза меньше в общей сумме. Третий вариант, — его голос стал выше. Похоже, что он прошел курсы как выступать публично, — Вы увольняетесь сегодня! Выплат не будет никаких, наоборот, на Вас наложат штраф! Вы еще должны останетесь! Кстати, Ваш счет уже заморожен до разрешения нашего спора! — юрист срывается на крик, психолог явно нужен ему, а не мне.

— Спасибо за воду, — я пью и думаю. Хочу орать от возмущения, от боли, от обиды. Хочу устроить скандал и разреветься как маленькая девочка. Но я много раз видела в фильмах, чем это заканчивается — восстановительным домом. Это нечто общее между тюрьмой и психушкой. Людей там держат годами, пока они полностью не сломаются. Хочется умереть здесь и сейчас.

— Если я выберу первый вариант, то вся слава международного эксперта достанется человеку, который даже не в курсе, что это за выставка. А когда я вернусь в свой класс, то мне скажут, что я никто, у меня нет никаких достижений. И вообще, нам второй работник на этой должности не нужен, но мы можем нанять Вас как помощника — делать черновую работу. Ведь ваш эксперт ничего сам пока делать не умеет.

— Вы описали самый негативный вариант, Анна Владимировна, — юрист нахмурился, — Вас здесь все уважают и любят.

— Если бы уважали и любили, то дали бы провести эту выставку, — говорю с надеждой.

— Мы на это не пойдем, — резко со злостью сказал юрист, — раньше надо было думать.

— Я выбираю второй вариант. Хочу посмотреть — как вы выкрутитесь, — это я сказала? Боже, сделай так, чтоб это был розыгрыш! Мы все весело посмеемся, и потом я тихо напьюсь дома, снимая стресс.

— Аня, это неразумно, — шеф пытается еще спасти ситуацию.

— Да, это неразумно и даже жестоко, — киваю я, — вы поступили очень жестоко. По сути, невиновного человека вы унижаете и дискредитируете, — мне не хватает воздуха. Неужели это все это правда? Это все серьезно?

— Анна Владимировна, за саботаж мы будем требовать понизить Вас до шестого класса, — угрожает юрист.

— Требуйте. Я заявлю о моральном насилии. И мы еще посмотрим кто кого, — отступать мне уже некуда. Мне так хочется броситься на юриста и расцарапать ему лицо! Врезать коленом между ног и бить его ногами. Но, нельзя! Меня всю мелко трясет. Боюсь разреветься.

— Мой совет, Анна Владимировна, никогда не тягайтесь с корпорациями. Простой сошке это не по зубам, — юрист собрал все свои бумаги и вышел.

— Аня, я сейчас вызываю скорую помощь, и скажу, что ты перенапряглась из-за выставки и у тебя срыв. Может у тебя сердце сейчас болит, или давление подскочило? Хоть, что-то с тобой может быть не так? — так натурально неподдельно беспокоится шеф.

— Я в полном порядке, — внешне спокойна, а внутри взрыв. Орать хочется от злости.

Телефон пискнул пришедшим сообщением. Есть маленькая надежда, что там что-то нейтральное, но скорее там черные вести. Поднимаю руку с телефонным браслетом к лицу. Так и есть — мой счет заморожен, корпорация подала на меня в суд, мое дело будет рассмотрено в течение трех часов. После получения приговора, я могу его оспорить, если смогу и захочу.

…

Я не помню, как оказалась на улице. Меня словно выкинули в чужом городе голую. Уверенность слетела как листья с деревьев ветряным осенним днем. Люди шарахаются от меня. Наверно, я затравленно оглядывалась. Надо позвонить брату, вместе что-нибудь придумаем.

— Привет, Ванечка, можешь говорить? — я усаживаюсь на уличную скамейку. Земля плывет под моими ногами от головокружения.

— Не совсем, но если что-то срочное…

— На меня корпорация подала в суд, — тихо шепчу я, чтобы не услышали прохожие.

— За что? — упавшим голосом спрашивает брат.

— Отказалась отдать свою работу человеку четвертого класса, — мой мир рухнул, я бы сейчас придушила ту тварь, которая придумала этот закон.

— Понятно, — голос брата стал ледяным. — А мне предложили работу достойную третьего класса. Теперь откажут. Эллен…

— Тебя убьет, — заканчиваю я. — Не волнуйся Ванечка, я сильная, у меня есть план, поддержка, друзья, я пробьюсь. Ты только позаботься о маме. Я прощаюсь до лучших времен. Я люблю вас всех, но никому об этом не говори, я не хочу, чтобы они страдали без меня, — нажимаю отбой.

Точнее, страдали из-за меня. Родным звонить больше нельзя. Если смогут, они найдут способ со мной связаться, телефонный номер привязывается к чипу личности. И пока я не в десятом классе, меня еще смогут найти. Мне нужны деньги, а они остались только в залоге за квартиру. Надо быстро попасть домой, найти управляющего домом и уговорить его, не перечислять деньги на счет, который заблокировали. Может он согласится перевести деньги с залога на карточку.

Спускаюсь в метро, но не могу пройти сканер оплаты, счет заблокирован. Какая-то женщина увидев, что я такая прилично одетая стою в отчаянии, берет меня за руку и проводит сквозь сканер. Я благодарю ее, а она понимающе кивает — муж, мол, лютует? Рассеяно киваю, да, он, но что делать, семья ведь.

Как в бреду доезжаю до дома, и на пороге встречаю управляющего.

— Что ты натворила, мелкая бестия? Почему у меня приказ на твое выселение? — управляющий хмурит брови.

Ох, как быстро распространяются новости в наш цифровой век, это тебе не средние века, пока с депешей приедут, можно успеть выйти замуж и стать вдовой. Сейчас ты прийти в себя не успеваешь, как весь мир уже это знает. Вот и управляющий уже в курсе моих проблем. Он хороший дядька. С ним можно болтать на любые темы и шутить. Хорошие шутки он всегда ценит. С ним никогда нет проблем, всегда на месте, все решает. Судя по возрасту ему за семьдесят, на пенсии, но вполне себе крепкий старик, с живыми карими глазами и аккуратной стрижкой седых волос.

— Вы же не перечислили деньги с залога за квартиру? — с надеждой в голосе спрашиваю я.

— Нет еще, по условиям договора могу их тебе не возвращать. Я же теряю клиента, мне надо найти нового, бизнес из-за чьей-то глупости страдать не должен. Но, я могу купить у тебя мебель по симпатичной для нас обоих цене, если тебе некуда ее вести, а деньги я тебе перечислю на карточку, и половину залога тоже. Я помню твою доброту и потому добр с тобой.

Да, добр. Я не рассчитывала даже на это.

— Беги наверх, собери пока самое необходимое, остальное могут запечатать грузчики и переправить куда тебе надо.

— Мне сейчас никуда не надо, — рассеянно плюхаюсь в кресло возле лифта.

— Как это никуда? И что ты сделала? Отказала большой шишке? Или увела из-под носа у избалованной сучки второго класса мужика?

— Не нашла вовремя мужа. Отказалась отдать свою работу. Уже на один класс понизили, после суда могут опустить еще на уровень, если не на два.

— А что твоя семья, они тебя прикроют?

— Нет, мама всю жизнь из седьмого карабкалась на пятый, брат женат, двое детей, жена с третьего класса. Я не могу ими рисковать.

— Значит, у тебя никого нет, — хмуро констатировал управляющий. — Беги наверх, через час я пришлю ребят. Вещи спустят в подвал. И чтобы через два часа в квартире были пустые стены. Пусть поцелуют меня в люстру. Если кто-то тебя о чем-то спросит, говори, что встретила любовь всей своей жизни и уезжаешь. Когда все закончишь, возьми сумку с самым необходимым, и иди на технический этаж. Вот ключ от двери, номер двери на карточке, жди меня внутри. Никому не открывай, я открою сам, у меня есть свой ключ. В холодильнике еда. Да, телефон в той квартире не работает, но и снаружи тебя никто не отсканирует.

— Так бывает? — я удивляюсь, хотя, удивляться дальше некуда.

— Какой ты наивный ребенок, Анна. Я приду с другом, надо будет подумать — куда тебя пристроить. Поторопись, у тебя два часа, уже даже меньше. Давай, побежала.

Я хватаю ключ от тайной комнаты и ныряю в лифт, почему-то веря этому человеку безоговорочно. На свое счастье я никого не встретила. Мне надо упаковать в сумки мою жизнь за десять лет. И куда мне это деть потом? Отослать матери? Она так всего боится, что откажется принять мои вещи. Брату тоже нельзя. Друзья в такие дела не вмешиваются. Да и кому послать? Наташке с Эдом нельзя, они не захотят проблем с законом, у них планы на второго ребенка. У Вики ее вредный старый любовник, я всегда в его присутствии плохо себя чувствую. Получается, что у меня, как сказал управляющий, действительно никого нет. В сумку с самым необходимым бережно укладывается фоторамка с Тедди, смена белья, украшения, планшетный компьютер, карточки с деньгами, что-то из одежды, хранилище флеш-карт и пончо. Обуваюсь в удобные туфли, офисный пиджак меняю на удобный кардиган. Собралась, словно я уезжаю к морю, а не сбегаю. А от кого я сбегаю? Меня выселяют, но не в тюрьму ведь сажают.

Грузчики приехали раньше и уже с упаковками. Работали быстро, молча. Просто команда ликвидации какая-то. Через полтора часа роботы-уборщики уже сновали по пустой квартире. Тоска заполнила меня, слезы попросились наружу, но один из грузчиков, потянув меня за руку, остановил начинающийся плач. Мы быстро спустились на несколько этажей вниз по лестнице, и пересели в грузовой лифт. Уже в подвале один из ребят выдохнул — успели.

— Вам, дамочка, на этаж выше, и Вы нас никогда не видели, — меня подтолкнули к лестничному проему. Ухожу не оглядываясь. Во что я ввязалась?

Квартира без окон, дверь как в сейфе. Я стою в дверном проеме, не решаясь зайти. Где-то сзади щелкнул замок, и открылась дверь. Человеческая тень приблизилась ко мне, втолкнула внутрь, и закрыла за мной дверь. Свет стал ярче. Я уронила сумку, упала на диван и расплакалась. Мне дико страшно. Я вся сжимаюсь, обхватив ноги руками, словно, если я стану меньше, то проблемы меня не заметят. Все тело наливается болью. Я хочу исчезнуть.

…

Проснулась я от щелчка сработавших замков. В квартиру вошли двое, один из них управляющий.

— Ты ела? — Сергей Кириллович, так зовут управляющего, пошаркал к холодильнику тяжелой походкой старого человека. — Так и знал, что нет. Братишка доставай свою пиццу.

Пришедший с управляющим, скинул капюшон, расстегнул куртку-рюкзак, и стал извлекать на стол содержимое. Пока он был в куртке, я думала, что ему за семьдесят, как и управляющему. Из куртки вынырнул мужчина за пятьдесят, мимические морщины, шикарные хоть и седые волосы, спортивная фигура, накачанные мышцы. Сколько же ему лет на самом деле?

Что ты будешь пить? — уставшим голосом спросил управляющий. Видимо, из-за меня его день оказался труднее чем обычно, и сейчас он уже в уютной кроватке видел бы десятый сон.

— Мне кофе или крепкий чай, мой день только начался, — совсем немолодым голосом ответил пришедший. — Барышне тоже что-то бодрящее надо, чтобы мозги у нее хорошо соображали.

— А я возьму себе томатный сок. Эх, помнишь, братишка, мама нам всегда покупала к пицце томатный сок? Кола вредна — говорила она.

Они братья? Не могу определить их возраст. Едят мусорную еду низких классов! Такое нормальной пищей считалось лет сто назад. Значит, они очень старые и застали двадцатый век. Тогда многие это ели, и продолжительность жизни была на тридцать сорок лет меньше чем сейчас. Сколько же им лет?

— Зови меня дядя Ваня, — представился незнакомец. Управляющий при этом зашелся хохотом, очевидно, это старая шутка этих двоих. — Пиццу греть будем? — вопрос в сторону управляющего.

— Нет, фильтры забиты, менять надо, запах сырного заменителя потом не выветришь.

— Ладно, — кивнул дядя Ваня, разрезая круглую лепешку на сегменты. — Не бойся, она не ядовита. Сыр здесь используется не из молока, но по вкусу и текстуре не отличишь от настоящего.

Улыбка на его лице сложила лучики морщин в интересный рисунок. Ему больше чем пятьдесят, может даже больше чем шестьдесят.

На столе появились кружки с дымящимся ароматным чаем, стаканы с соком и коробка с пиццей. Пицца это такая огромная ватрушка с начинкой и сыром. Судя по лицам мужчин, им эта лепешка нравится. Беру кусочек, что со мной станется, надкусываю, жую. Необычно. Не заметила, как съела все. Вкусно. Тянусь за вторым. Мужчины смеются.

— Пей чай, Анечка. Может тебе сок налить?

А почему бы и не попробовать? Киваю, да, мол, налить. Они опять смеются. Добрые такие старички. После еды весь мусор сбросили в утилизатор. Ого! Он в этой квартире с полным уничтожением. Мусор не только измельчается, прессуется, высушивается и отправляется дальше. Здесь он подвергается сильному нагреву и уже крохотные остатки уходят в общий поток. Когда-то такие утилизаторы запретили. Были случаи уничтожения биологических организмов, грубо говоря — людей.

Дядя Ваня сел рядом со мной на диван, управляющий уютно вытянулся в кресле рядом. На свободную стену развернули файлы из телефона.

— Что мы имеем на сей момент, — начал дядя Ваня. — Твоя корпорация выиграла суд против тебя. Если бы ты усердно работала, оставаясь в четвертом классе, ни кредита не тратила, то через лет десять ты смогла бы выплатить такой штраф.

— Чтооо?! — с меня выбили весь воздух, когда я увидела о какой сумме речь.

— Находясь в пятом классе, выплатить такую сумму нереально. А это значит перевод тебя в шестой класс и ссылка в экономическую колонию, вся оставшаяся жизнь трудовое рабство там, куда пошлет корпорация. Ты теперь ее собственность. Из колонии нереально подать апелляцию, пока родные или адвокат тебя там найдут, твое тело продадут на аукционе, чтобы покрыть твой долг. Мозг могут отсканировать и записать память, может, и личность твою кто-то захочет выкупить. Родственники, к примеру. Но, обычно, родственники выкупают таких должников до экономической колонии. Путь туда это путь в один конец.

У меня ощущение, что меня облили кипятком, а из легких выкачали воздух. Как такое вообще возможно?!

— Не спешите умирать, барышня. Не все так плохо, есть несколько путей развития событий.

Он еще и шутит этот дядя Ваня. В этой квартире нет смотрящего дрона, можно повеситься.

— Мы закинули файл с твоим делом в несколько организаций, борющихся за разные права. Самая слабая из них, но самая крикливая, с ними редко соглашаются, но их просто нереально заткнуть, «Союз свободных женщин» уже начала сбор на наем тебе хорошего адвоката, который, скорее всего, им не понадобится. Анонимный благотворитель уже назначил тебе в помощь своего адвоката. Это давние игры между власть имущими. Делать людям нечего, вот они и играют человеческими жизнями. Плюс о тебе узнал комитет по правам человека, от них тоже мало проку, но шум в СМИ они делать умеют. Есть еще одна заинтересованная в тебе сторона это сильные мира сего.

— Кто это? — мой голос перешел на шепот.

Управляющий закашлялся и потянулся за чаем. Дядя Ваня повернулся ко мне.

— Ты не знаешь?

— Она с четвертого класса. Откуда ей знать. Их сеть вылизана как у кота причиндалы. Там даже история в духе Библия для детей. Ты, старый пират, разве этого не знаешь? — удивился управляющий.

— Не до такой же степени.

— До такой. Приходи ко мне на чай, покажу их сеть. Сплошные тычинки-пестики, как им еще разрешают узнавать процесс размножения. Сам удивляюсь. Там чистый детский сад.

— Вы о чем? В сети стоят фильтры? Я догадывалась. Один художник из Ирана пытался из нашей сети получить информацию, с которой они работают там у себя. И не нашел ничего. Только когда ему кинули прямую ссылку, он мне показал мир фресок своей страны.

— Вот так и живем. Как тебя в свет выпускать, если мир известный тебе тщательно отфильтрован? — вздохнул дядя Ваня.

— Кто такие сильные мира сего? — слишком много новостей. Уже не знаю — хочу я знать или нет.

— Богатеи. Те, чьих имен мы даже не знаем. Они из первого и второго классов. Про них ходят легенды. И очень редко от них приходят переговорщики. Говорят, что им надо, забирают это и уходят. Иногда они начинают играть в игру под названием «Крысиные бега». Это мы ее так называем, как называют они нам неизвестно. Известно, что у жертвы, или крысы, есть ангелы и демоны. Те, кто защищает и те, кто топят. Задача демона — опустить крысу в десятый класс. Это сделать легче всего. Два класса ты уже потеряла.

— Как два? — куда уж хуже, меня сейчас стошнит, желудок сжимается в комок, и я опять слышу во рту вкус пиццы.

— Да, здесь же телефон не работает. Суд снял с тебя еще один класс, чтобы этапировать в экономическую колонию. Ваня сказал тебе это, но ты без официального сообщения не обратила на это внимание.

Всего неделя! Всего неделя прошла с моего дня рождения и два класса минус. Я же не убила никого! Не ограбила, не предала свою страну! Как же так!?

— Аня, ты слышишь меня? — оказывается, дядя Ваня тряс меня за плечо.

— Что?! — я больше не хочу жить.

— Аня, дослушай до конца. Как ты уже поняла, демоны против тебя, ангелы — за. Но не стоит обольщаться, жизнь за тебя никто не отдаст. Просто ангелам платят за помощь. Как и демонам. При этом они еще играют в игру с официальной корпорацией. Если ангелу заплатили, чтобы он перевез тебя в другой город, а те, кто против тебя это узнают, то они могут перекупить ангела, пообещав ему, например, повышение класса.

— Что будет, если я сама соглашусь опуститься сразу в десятый класс?

— Тебя, скорее всего, убьют и выбросят как сломавшую куклу. Или демоны начнут тебя гонять по десятому классу так, что ты сама убьешься, но и из этого они сделают спектакль. Пока ты в классовой системе, ты не умрешь, тебя будут охранять, они всегда доводят игру до конца. Сейчас мы забрали тебя у корпорации, адвокаты заморозят дело и игра начнется. Сыграешь красиво, вернут в пятый класс.

— Почему не в четвертый?

— Людей с судимостью в четвертом классе не бывает. Их планка пятый.

— Кто придумал эти «Крысиные бега»? Им что других зрелищ не хватает? Раньше за спортом следили. Почему его сейчас нет?

— Спорт уже давно не тот, что был раньше. Нет равных условий. Сейчас у спортсмена в теле могут быть нанороботы, и он победит всех, при условии, что их не найдут. Современный спорт это борьба технологий, а это уже не интересно. Интересно смотреть за живым человеком, не имеющим подготовки. Совершенно обычным человеком, рассчитывающим только на себя и своих ангелов.

— А вы значит мои ангелы?

— Да, нам заплатили. И мы на тебе еще хотим заработать. Если будешь с нами сотрудничать, то мы будем помогать тебе независимо от того, платят нам или нет. Мы многих знаем, многое можем, нам достаточно лет, и мы помним еще свободные времена. Такие себе сильные мира сего микро версия. Соглашайся, давай сыграем против плохишей.

— А у меня есть выбор?

— Конечно, есть, — кивнул дядя Ваня. — Мыло, веревка и стул в этой квартире есть. Еще ты можешь открыть дверь и выйти. Дойти до ближайшего дрона, а там тебя проводят. Или играть с нами в игру с большими дядями. Что будет призом — мы не знаем, но скучно не будет.

…

Через пару дней я вышла из своего некогда дома. Дрон заглянул мне в лицо, отсканировал и отлетел на положенное расстояние. Адвокаты притормозили процесс моего ареста, и завалили корпорацию встречными исками. По этому делу меня арестовать пока не могут, внесена сумма залога и есть поручительство от неизвестного мне лица о выплате моего долга.

Меня выпустили посмотреть, что предпримут демоны. Счет мой еще заморожен, но в руках карточка с деньгами, на которую управляющий скинул мои деньги. Это вполне легально. Такие карточки часто покупают в подарок, разыгрывают в лотереях, ими расплачиваются за определенные услуги. Она то, что раньше называли наличные деньги.

Мой телефон, который звонил, активируясь на чип личности, заменен на временный. Считается, что он анонимный, это как общий телефон в многолюдной комнате, звонить с него может кто угодно не идентифицируясь, но это не на долго.

Чтобы жить дальше, мне надо найти работу. Управляющий договорился о встрече в агентстве по найму. Иду туда с тяжелым сердцем, почти ни на что не надеясь. Все утро, выйдя из убежища, я читала сообщения от системы. Сейчас у меня шестой класс, успели гады все провернуть до адвокатов. Судимость в стадии апелляции. Нет жилья. Нет денег. Из родных и близких два старичка, которым, как оказалось, под сотню лет. Мой прежний мир рассыпался как карточный домик, и я никогда не смогу попасть на свой прежний уровень. Только если совершу подвиг, спасу от смерти президента, например, тогда, возможно, все вернется, как было до дня моего тридцатилетия.

Прохожу сканер офиса. С губ секретаря исчезает улыбка, и, не здороваясь со мной, она кидает мне фразу: «Седьмой кабинет на последнем этаже», — кивок головы в сторону лестницы и меня больше не видят. И на том спасибо, добрая женщина. Улыбаюсь спокойной улыбкой человека, познавшего нирвану. А что мне еще остается делать?

Седьмой кабинет на последнем этаже оказался открыт, словно там ждали меня. Довольно просторный офис с огромным панорамным окном и белым ковром на полу. Стою в дверях, не решаясь войти. За офисным столом никого нет. На прозрачном экране раскрыты файлы.

— Не стой в дверях, — я вздрогнула от резкого голоса, — заходи, и закрой за собой дверь.

То, что я ранее приняла за шкаф, оказалось креслом. Оно развернулось, и я увидела в нем женщину. Немолодая, кожа без мимических морщин откорректированная дорогими пластическими хирургами, красивая линия губ, шикарные волосы, но старые глаза, выдающие возраст. Странно, почему она делала пластику, а не прошла омоложение? Неужели ей эту процедуру не позволяет сделать ее класс? Значит он у нее не выше пятого.

— Анна? Насколько я понимаю. Присаживайся.

Аристократическая рука с длинными пальцами, указала мне на дизайнерское кресло. Хмм, очень странная конструкция, надеюсь, оно не рассыплется, когда я в него сяду. Сажусь. Я ошиблась с креслом, в нем уютно. Надеюсь, что ошиблась и с прогнозами, и здесь мне помогут.

— Меня зовут Маргарита Сергеевна, и я помогу тебе найти работу, — многообещающе заявила хозяйка агентства.

— Дядя Ваня назвал Вас Королева Марго, — в ней действительно есть что-то царственное. Я не знаю, какая она начальница, но приказы отдавать она любит.

— Старый пират, — хмыкнула Маргарита Сергеевна и улыбнулась, — близкие зовут меня Марго. Я прочла твой файл, Аня. Твое образование и бывшая работа тебе никак не пригодятся на шестом уровне. Здесь в них просто нет необходимости. Что ты еще умеешь, кроме как разбираться в картинах и устраивать выставки?

— Ничего, — мой мир рухнул, что я действительно умею руками? Случись сейчас апокалипсис, я, конечно, не умру с голоду, но приготовить я смогу только самые простые блюда. Хотя, большинство моих знакомых умеют только продукты в умную печку закладывать и выбирать, что можно из этого приготовить.

— Аня, тебя даже водить экскурсии по музею сейчас не возьмут. Ты умеешь управлять роботами-уборщиками? — спросила Марго, открывая файлы с вакансиями.

— Нет, а там сложно учиться? — удивляюсь. Что там уметь, включил роботов, выбрал программу и пей себе кофе.

— Ты квартиру хоть раз убирала сама? — хозяйка агентства грустно улыбнулась. Похоже, что эта работа сложнее, чем я думала.

— Нет, — расстраиваюсь.

— Готовить умеешь? — бровь Марго вопросительно поднялась над правым глазом.

— Нет. Только самое простое.

— Детей любишь?

— Ну, — я не знаю, что сказать. Мне нравится играть с племянниками, но я их вижу несколько раз в год по полчаса. Я ничего не знаю про детей, даже чем их кормить. В наше время есть ведь роботы-няньки.

— Понятно, — вздыхает Марго. — Ты брезглива? Кровь, запахи, сможешь поменять памперс?

— Нет, — тихо шепчу я.

— Тебя даже сиделкой не пристроишь.

Я в шоке. Куда мне теперь? Что я умею руками? Могу приготовить самую простую еду, сварить кофе, застирать пятно на одежде. Заказать еду из ресторана и включить робота-уборщика могут все. А я даже «умный дом» не могу самостоятельно настроить, за меня всегда это делал Ванечка.

— Какой у тебя размер груди? Расстегни рубашку. Чего замерла? Выбирай — сиделкой в сумасшедший дом, или на ресепшен в клуб. Живот плоский, целлюлит есть? В какой ты форме?

— Может сразу в проститутки? — хочется плакать от обиды.

— Для этого ты уже старая. Там до двадцати пяти лет. Хоть ты и выглядишь на двадцать два, но без хорошего ухода, который у тебя был в четвертом классе, ты быстро состаришься. Поэтому нам надо тебя продать или в солидную фирму, или найти тебе хорошего мужчину, который будет о тебе заботиться. У тебя очень мало времени. Медицинской страховки у тебя нет, хорошей еды тоже, ты даже воду сейчас себе хорошую позволить не можешь, из лекарств теперь у тебя будет только обезболивающее и нелегальные антибиотики. СПА, фитнес, новая одежда и белье теперь тоже по праздникам — если мужчина подарит. Ничего из гардероба не выкидывай, не поправляйся, дарят — бери, даже если не твой размер, поменяешься потом с другими девочками. Ты еще не в обмороке, девочка из высших классов?

Маргарита Сергеевна сделала несколько звонков, кому-то поулыбалась по видеосвязи, на кого-то наорала. Несколько раз прокляла дядю Ваню. Из разговоров я поняла, что мы кого-то ждем. Я так нервничаю, что у меня начал дергаться правый глаз. Благо хозяйка кабинета это не замечает.

— Это Ник, — представила мне вошедшую девушку Королева Марго, — Ник, это Анна. Ник твой бегунок. Погнали, девочки.

— Привеееет, — растянуто поздоровалась Ник низким капризным голосом. Подхватила меня под руку, и быстрым шагом потянула по лестнице вниз. — У нас мало времени и много дел, — сообщила мне Ник. Включила телефон и тут же начала с кем-то болтать.

На ней длинное платье в пол, рост выше моего где-то на голову, возможно еще и каблук. Как она в такой одежде так быстро передвигается? Руки с очень красивым цветным маникюром, давно я не видела такой вживую. Хватка крепкая, движения быстрые, но не суетные. Что-то в ней есть мужское. Мужское? Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на ее горло — кадык! Замираю на месте.

— Что случилось, малыш? — Ник удивленно смотрит на меня. Брюнетка, точнее брюнет, стрижка густых волос до плеч. Европеец, красивые глаза, хорошие макияж и маникюр, платье умело скрывает мужчину.

— Ник, ты мужчина или женщина?

— Это зависит от обстоятельств. Как ты поняла? — брови нахмурились, но в глазах интерес. Наверно, он легко дурил многих, изображая женщину.

— Кадык.

— Понятно, поехали дальше, — голос Ника изменился, стал ниже, более красивый, певучий. Он подхватил меня под руку, усмехнулся своим мыслям и мы продолжили путь.

Мы нырнули в подземку и заплутали в переходах. Вынырнули на далекой от центра станции, и зашли в высотку из стекла и металла. Казалось, наш путь уже проложен и двери везде открываются сами. Лифты, коридоры, двери, опять лифты. Интересно, мы пытаемся скрыться, или Ник запутывает меня?

Пришли. Тихий разговор Ника с девушкой в медицинской форме. Ник подходит ко мне.

— Тебе увеличат грудь, это уколы, через несколько месяцев все рассосется. Это безопасно, мы заплатили за хороший состав. Я зайду за тобой через час. Представляешь, можно увеличить грудь на размер другой всего за час! — Ник закатил глаза, имитируя обморок. Мы засмеялись.

Процедуру не назовешь приятной, но и больно почти не было. Сперва мне втерли в грудь гель, а потом робот, сканируя грудь, делал тысячи мелких инъекций. В итоге моя грудь была как две надутые половинки шара, и на ощупь немного твердовата.

— Твердость смягчится, когда кожа немного растянется. Я дам Вам с собой гель для обезболивания это дня на два или три, и гель для ухода за кожей груди, чтобы не было растяжек. Постарайтесь почти все время носить бюстгальтер, правильно его подбирайте, и не спите на груди, — доктор дал последние наставления и скрылся за дверью.

Медсестра помогла мне одеться. Лифчик стал мал и его заменил медицинский бюст. Ткань на рубашке натянулась, словно готовая треснуть кожура на перезревшем фрукте. С непривычки мне казалось, что моя грудь просто огромная, из-за геля я ее еще не ощущала.

— Когда наносить гель? — спрашиваю у медсестры.

— Когда не сможете больше терпеть боль, тогда и наносите, — ответила равнодушно медсестра. Я сомневаюсь, что это человек, но такие роботы стоят дорого, непозволительная роскошь для небольшой клиники.

Ник, ожидавший в приемной, уставился на мою грудь.

— Ого! Подруга, можно потрогать?

— Трогай, подруга, я все равно ее совсем не чувствую, — мы засмеялись.

Опять двери, переходы, лифты, и снова двери. Как Ник умудряется запоминать — куда нам идти? Все здания внутри одинаковые, дизайн не блещет разнообразием, словно мы находимся в одном гигантском муравейнике построенном безумным, но гениальным архитектором. За одной из дверей нас ждали.

— Милая, надо сделать стрижку, — сказал мне мужчина средних лет, чья короткая стрижка образовывала единый рисунок вместе с татуировкой на голове. — Ты похожа на Твигги, была такая модель в двадцатом веке. Вот ее образ мы и скопируем.

— Это будет короткая стрижка?

— Да, короткая. Длина твоих волос, милая, говорит о том, что ты из высших классов. Классическая правильная девочка, с волосами ниже плеч. У тебя есть хорошая вода и средства для ухода за волосами. Точнее, были. Теперь ты не можешь проехаться на классике. С твоего тела надо выжать максимум, чтобы оно как можно больше заработало.

Убивающее откровение, похоже, что меня все-таки готовят в проститутки. Мои волосы срезали и унесли. Мастер работал ножницами с бешеной скоростью, я только и слышала, как стучат лезвия, отсекая не только мои волосы, но и мою прошлую жизнь. С той стороны зеркала на меня смотрел совсем другой человек.

— Закрой глаза, — сказал Ник. Мягкая кисточка прошлась по моим глазам. — Приоткрой рот, — и на моих губах появилась помада.

Я смотрю в зеркало и не могу поверить. Оттуда смотрит просто красавица. У меня большие серые глаза, очень красивые пухлые губы, скулы. Мои русые волосы, вечно выглядящие серыми, делающие меня похожей на безликий манекен, после стрижки подчеркнули все мои достоинства. Почему я не сделала это раньше? Стрижку, макияж, грудь. Ногти хочу еще как у Ника. У женщин моего класса не принято краситься, волосы, как сказал мастер, мы носим ниже плеч. Качественная одежда единственный способ выделиться и подчеркнуть свои плюсы. Все рассчитано, чтобы всем своим видом показывать здоровье и благополучие. Мы хорошие жены, мамы, работники. А больше от нас ничего и не требуется, нам и так завидуют. А мы завидуем классу выше нашего.

— Давай быстрее, подруга, тебе еще одеваться, а скоро на смену заступать.

В магазине Ник выбрал мне джинсовое платье в пол с молнией сзади от колена до шеи. Спереди тоже была молния регулирующая глубину декольте. Две пары обуви — джинсовые мокасины и туфли на высоком каблуке. Клатч.

С туфлями в одной руке, клатчем в другой, я бежала за Ником по коридорам и лестницам. Еще один лифт и мы на месте, как сказал Ник.

— Обувай каблуки, подруга. Давай я брызну на тебя духами и пошли знакомиться с работодателем. Стоп, я расстегну немного молнию на груди, показать товар лицом, так сказать, — Ник наполовину опустил бегунок. — Ты умеешь флиртовать?

— Нет, — вздыхаю. В моем классе это считается неприличным.

— Тогда смотри по сторонам и учись. Да, и обязательно улыбайся. Штрафные санкции тебе сильно не понравятся.

…

Управляющий клубом на несколько дней закрепил меня за Ником, это хорошо. Зарплаты у меня не будет, только чаевые, это плохо. Основной источник заработка в баре и у эскорта, входящим перепадают крохи. Я входящая. Меня увидит каждый, кто зайдет в клуб. Пить нельзя, хамить нельзя, оставлять клиента недовольным нельзя. Как ты это сделаешь твои проблемы. Входящие долго не бывают на этой должности. Либо вылетают с работы за штрафы, либо переходят на другую работу в самом клубе, чаще в эскорт. Очень редко, но находят себе другую работу вне клуба. Это тот случай, на который рассчитывают мои ангелы-пенсионеры. Я в игре, быстрее сыграем, быстрее все закончится.

Мы стоим с Ником за прозрачной стойкой. Перед нами информационное табло с искусственным интеллектом. Когда срабатывает сканер на входе, мы читаем файл входящего, на это у нас несколько секунд, чтобы успеть улыбнуться и назвать посетителя по имени. Когда заходит компания — здесь труднее, сканер выдаст информацию по первому вошедшему. Он потом за всех и заплатит. Позже считается информация со всех чипов личности. Вдруг кто-то в розыске, кто-то большая шишка и его надо увести в ВИП-зал. Бывает, что тот, кто заказывал столик, не заходит первым, тогда надо спросить — кто платит. Если заходит человек ниже седьмого класса, вызываешь охрану. Есть еще список так называемых друзей клуба. Их надо знать в лицо, они почти сотрудники, как правило, поставляют в клуб нелегальный товар — спиртное, дурь. Есть те, кого сканер не определяет и это не десятый класс, у них есть чипы личности, просто наши сканеры их не читают, это военные, спецслужбы или элита, которая сюда никогда не заходит. Люди выше третьего класса такие клубы как наш не посещают.

— Смотри сюда, подруга, — Ник наставляет меня уже примерно час, — если тебя захотят клиенты в эскорт, а ты этого не хочешь, скажи, что твой покровитель будет против, и предложи посмотреть наших девочек или каталог. Если скажут, что они круче твоего покровителя, невинно спроси из какого они управления? Обычно этим интерес заканчивается.

— А что делает эскорт? — я, конечно, понимаю, что они не ромашки в поле нюхают, но я так мало знаю.

— Все, что захотят клиенты, и не стоит верить скромно одетым тихоням. За этой скромностью может скрываться садист. Никогда не пей то, что тебе принес клиент, только то, что принесет тебе наш официант. При этом официант намекнет тебе, если в бокале дурь по просьбе клиента. Мы для них это развлечение, за которое они платят.

От его слов мне немножко дурно. Живя на своем мирном уровне, я даже не подозревала, что такое существует в нашем мире. Думала, что это удел десятых классов.

— Здравствуйте, господа. Вы в бар, потанцевать или за столик? — томным женским голосом проворковал Ник входящим мужчинам.

— Пока в бар, — замялись трое вошедших.

— Сегодня ваш бармен вон та смуглая красотка в одном переднике, ее зовут Лина, и она мастер по коктейлям, — Ник показал вошедшим в сторону бара, где крутилось несколько полуголых барменш, для которых фартук был униформой. Не все его, правда, носили на голое тело, но обнаженных тел было достаточно.

Дискотека начинает набирать обороты. Эскортницы стайкой красивых птиц слетаются со всего клуба на танцпол, заводя толпу и маня за собой клиентов. Веселье в разгаре. Рядом с реальными людьми танцуют голограммы знаменитостей, управляемые компьютером. Тебе будет казаться, что эта поп-дива танцует с тобой и для тебя, что она твой партнер по танцам, твоя девушка. В реальности пригласить звезд такого уровня этот клуб не может, а купить их цифровые копии запросто. Человечество изобрело искусственный интеллект, чтобы он помог людям избавиться от проблем, решить глобальные задачи, излечить от болезней, полететь в космос. А ИИ нашего клуба выкачивает из посетителей деньги. Как только у клиента остается лишь на такси до дома, клуб перестает ему продавать свои услуги. Танцевать посетитель может сколько хочет, но ему даже воды не продадут, иди в туалет, там есть вода. Вот так наука помогает клубу облегчать счета людей.

— После полуночи ВИП и прочие высокие классы к нам почти не заходят, они уже нашли, что им надо и перешли в кабинеты. Наступает время рабочего класса. Молодежь, у которой закончилась трудовая смена, заскакивает пропустить стаканчик и попытаться ухватить удачу за хвост.

— Как это? — удивляюсь я словам Ника.

— За столиками еще достаточно богатых девочек и мальчиков, которые, по легенде, могут влюбиться в тебя молодого и красивого и взять к себе в замок. Ты читала сказку о Золушке? — я кивнула. — Так вот любой клуб это сборище Золушек с надеждой встретить принца и на нем заработать.

Очередная группа посетителей прошла через сканер. Ник, увидев информацию на табло, улыбнулся.

— Ника! Милашка! — вошли несколько человек близких знакомых Ника. Флирт, смех, объятья, поцелуи. Встреча старых друзей, а может и любовников.

— Это что за кукла рядом с тобой? Новенькая? — спросил бледный мужчина лет за сорок.

— Она своя, — защитил меня Ник, — это Анна. Анна, познакомься с Борисом. Он тебя видит только как холст для картин. Борис художник и друг нашего клуба.

Я улыбнулась. Борис обошел меня вокруг с лицом оценщика.

— Спасибо, Ник. Анна, вот Вам на кофе, — Борис протянул карточку и всунул мне ее в вырез декольте, — не пейте спиртное, и завтра я Вас жду к двум часам дня. Ник расскажет где.

— Спасибо, Борис, — крикнул Ник в спину, догоняющему свою компанию Борису. — Первые чаевые, подруга.

Ник выдернул из моего декольте карточку и поднес ее к сканеру у нас за стойкой.

— Щедро, — с улыбкой вернул мне карточку, — спрячь в клатч. Если ты понравишься Борису, эта карточка будет регулярно пополняться. Не пугайся, как женщина ты его не интересуешь. Его вообще секс не интересует. Он рисует временной татуировкой на теле модели. Если он сделает на тебе тату-картину, то твоя стоимость возрастет. У тебя есть десять минут на туалет, прыгай в мокасины и беги.

…

В полдень управляющий разбудил меня в убежище. Я не выспалась. Меня почти силой затолкали в душевую кабинку и включили прохладный душ. Бррр. Постепенно прихожу в себя. Кофе и полезный завтрак от дяди Вани. Я готова. Мне вызвали такси.

Машина остановилась в престижном районе. Квартиры здесь стоят заоблачно. Это место обитания художников, музыкантов, творческой богемы. Количество красивых молодых людей здесь зашкаливает. Девушки, чья красота достойна короны Мисс Вселенная, просто подают кофе посетителям. На беговых дорожках демонстрируют свои прекрасные тела и лица мужчины. Раньше я иногда сюда заезжала по делам. Вся эта человеческая красота здесь воспринимается как интерьер. Они надеются, что их заметят. Как можно заметить определенное рисовое зернышко в мешке рисовых зерен? Но чудеса случаются.

— Ты можешь для меня раздеться? Надо посмотреть холст. Мне нужна твоя спина, — сказал Борис, подавая мне бокал с лимонадом.

Пью лимонад и думаю, что я теряю? Ничего. А если тату будет шедевром, моя стоимость возрастет. Я тоже буду шедевром. Ставлю бокал на столик. Поворачиваюсь к Борису спиной, тяну воротник в разные стороны. Молния на платье расходится до бедер. Опускаю руки, и платье соскальзывает с меня.

— Красиво, — одобрил Борис или мои действия, или мое тело.

Внезапно расстегнулась кнопка бюста. Я не услышала, как он подошел. Стринги остались на месте, они мало что скрывали, поэтому снимать их не было нужды.

— Я нарисую у тебя на спине спящего кота, — Борис кончиками пальцев коснулся моей спины, — левая передняя лапка ляжет на твое левое плечо, задняя левая дотянется до левой ягодицы, — пальцы скользнули к талии, но ниже не опустились, — хвост опутает твое правое бедро. Как тебе идея, Анна? — Борис отошел от меня, чтобы наполнить бокалы заново.

— Крупный кот, — говорю я с улыбкой, не зная, повернуться вот так голышом или подобрать с пола платье. Если подобрать, то наклониться, красиво соблазняя, или скромно присесть? Пока я думала, мне на плечи лег халатик.

— Мне еще надо сделать несколько фото твоей спины и замеры. Рисунок будет готов к вечеру. В восемь утра я жду тебя в студии.

— Я работаю до трех ночи, — учитывая, что сегодня я не выспалась, то долго так я не протяну.

— Нет, проблем. Приезжай сюда в любое время. Будешь спать, а я буду работать. Приедешь?

— Да, — а что мне остается.

— Умница. Я закину тебе денежку на такси. Карточка у тебя с собой?

На улице подхожу к информ-кабинке. Денег на карточке хватит на несколько раз на такси, и пару раз покушать в ресторане, не шикануть, конечно, но кусочек мяса с салатом я могу себе позволить, от кашек дяди Вани меня уже тошнит.

Захожу в ресторан манящий меня ароматами. Уже предвкушаю, как я расправлюсь с мясом. Жаль, что вино здесь не подают. Даже если подают, то я не могу себе его позволить. Слишком дорого — и по деньгам, и по проблемам с законом. На пороге меня встречает охрана.

— Ты что здесь забыла? — шкафообразный охранник смотрит на меня с холодной брезгливостью.

— Как Вы разговариваете с посетителями? — я задыхаюсь от возмущения.

— Пошла вон, шлюха! Сейчас полицию вызову, будешь в обезьяннике баланду хлебать! — тихо зашипел на меня охранник, наступая и заставляя меня пятиться.

Дверь за моей спиной раскрылась, выпуская меня, и закрылась. Стою в шоке, глядя на охранника, хмурящего брови через закрытую дверь. Обида сжигает меня. Хочу разбить дверь, взорвать ресторан, проклинаю охранника. А на деле я ничего не могу, даже плюнуть на эту идеально прозрачную, словно ее нет, дверь я тоже не могу. Отхожу, глотая слезы. В этом ресторане я когда-то обедала. В прошлой жизни.

Зазвонил телефон. Как хорошо, что это Ник.

— Ник, — и я начинаю рыдать в трубку.

— Стой на месте, я вызову тебе такси.

…

Сижу на диване в футболке Ника с маской на лице. Нельзя плакать, лицо должно быть свежим. Никого не волнуют твои проблемы. Квартирка у Ника маленькая, но больше моего убежища и здесь есть окна. Правда, выходят они на стену соседнего здания. Какой-никакой, но естественный свет.

— Женщины шестого и седьмого классов это обслуга, простые работницы, эскортницы, нарушительницы закона типа тебя. Те, кому не повезло изначально — родившиеся у низших классов, эмигрантки, маргиналки, борцы с режимом, тунеядки и прочие мелкие и не очень мошенницы. В ресторан самостоятельно пускают женщин пятого класса и выше. Мужчин — седьмого класса и выше.

Ник дома без макияжа оказался весьма привлекательным парнем. Черные волосы собраны в хвост. Ногти, серьги и браслеты лежат на комоде. На длинных ухоженных пальцах кольца, которые могут принадлежать как мужчине, так и женщине. Спортивные брюки, голый торс.

— Мне плохо и морально, и физически. В прошлой жизни я считала, что мир правильный и справедливый, что все счастливы и это золотое время человеческой цивилизации. Просто живи, не нарушая законов, и все у тебя будет хорошо.

— До определенного класса это действительно так, — хмыкнул Ник, заканчивая готовить нам белковые коктейли.

— Ник, а у тебя какой класс?

— Седьмой, — Ник отхлебнул из своего стакана, кивнул сам себе, и передал второй стакан мне.

— А почему так?

— В университете меня соблазнил профессор истории. Я увлекся. Когда все вскрылось, меня судили и выкинули в седьмой класс. У нас ведь патриархальная система, и люди иной ориентации никогда не попадут в высший свет, их не отправят в тюрьму, но их предел это седьмой класс. У моего профессора были сильные покровители, он не пострадал, и его забрали во второй класс, а это уже каста неприкасаемых. Слышал, он до сих пор соблазняет мальчиков, но его уже невозможно поймать, за его классом не следят глаза дрона.

— Сколько тебе тогда было? Около двадцати?

— Девятнадцать, — нахмурился Ник.

— Ты же был почти ребенок! Как ты все это выдержал?

— От меня не отказалась моя мама. Мы с ней оба вылетели с третьего класса. Я в седьмой, она в пятый. У нее мир рухнул гораздо сильнее моего. Когда мне было шеснадцать, у нас был развод с моим отцом, я отказался жить с ним в его новой семье и нас с мамой понизили на один класс, потом мой суд. Дочь высокопоставленных родителей научилась выживать самостоятельно и научила этому меня. Без нее я опустился бы на дно. Наверно, закончил бы жизнь наркоманом в эскорте.

Ник снял с меня маску одним точным движением. Посмотрел пристально в лицо и остался мною доволен.

— Ты знаешь, в сети появилось целое движение в поддержку тебя и твоих революционных взглядов.

— Чтооо? Каких взглядов? Революционных? Черт побери! Только этого мне не хватает. Откуда этот бред?

— Я сказал — из сети. Мир периодически трясет от каких-либо революционных идей. Твоя история хорошо легла на благодатную тему — сопротивление патриархальным устоям. Тебя поддержали многие — «Союз свободных женщин», представители секс меньшинств, борцы за свободу от информационной слежки, много кто еще. Некоторые маргинальные личности уже заявили, что поддержат тебя в твоей борьбе. Сеть наводнена твоими видео с призывами к революции. Пей коктейль, витамины приносят максимальную пользу первые несколько минут.

— Ник, какой к черту революции? Я никого не призывала.

— Я знаю, ты либо сидела в укрытии, либо была все время со мной, и у тебя на всех видео прическа старая. Пей коктейль, как друг тебе говорю, — Ник допил свой и строго посмотрел на меня.

— Чем мне это все грозит?

— Ничем, видео фейковые и власть это понимает, но простые граждане нет. Сейчас оштрафуют всех смутьянов, и все успокоится, через пару месяцев о тебе и не вспомнят. Допьешь и ложись спать на пару часов, а я в спортзал, — Ник натянул на себя спортивную майку, подмигнул мне и вышел.

Какие три интересных мужика появились в моей жизни в последнее время, и ни один из них не стал моим. Появись они годом раньше, да что годом — месяцем раньше, я бы не скатилась в шестой класс. Почему я раньше не ходила по клубам? Познакомилась бы с Ником. Если бы обратила на него внимание в женском платье. Пару недель назад у меня было всего несколько знакомых из пятого класса, и никого из седьмого. Жизнь, куда ты катишься?

…

Мы стоим с Ником на входе в клубе с настроением — «отвали, детка». Сердитые, дерзкие, с агрессивным макияжем. Обольстительно улыбаемся, но и зубки показывать не забываем. Толпу это веселит. Я слегка обнаглела и опираюсь на стойку в соблазнительных позах. Ник стоит с бокалом якобы мартини. Только мы и бармен знаем, что алкоголя в бокале нет. Мое декольте так провоцирует, что народ теряет в него слюну, подходя ко мне вплотную.

— Частная собственность! — рявкаю я и с рычанием показывая зубки. Ник хохочет, и вытаскивает у меня из декольте очередную карточку с деньгами.

Теперь входящие посетители целуются не только с Ником, но и со мной. Ник заявил, что скоро он будет продавать поцелуи со мной. Смеюсь, но боюсь, что мой смех скатится в истерику слез.

— Не сорвись, — просит Ник. — Скоро ты станешь шедевром, и мы сорвем джекпот.

Как мне сейчас не хватает бокала вина. Хочется расслабиться, а пить нельзя. Я как рыбка без воды — задыхаюсь. Здесь все рыбки. Все ищут спасения или забвения. Вся эта дергающаяся под музыку толпа одиночек, сбегающих от самих себя. Женщины с фальшивыми улыбками, выставляющие напоказ самое лучшее в своем теле. Молодые мужчины пока спортивного вида. К тридцати годам они от всего устанут, к сорока — разочаруются, к пятидесяти — утратят интерес, и еще лет двадцать будут жить на автомате, пока не умрут от болезней. Ник рассказал, что посетители клуба начинают с алкоголя, потом переходят на легкие наркотики, и вот если они не остановятся на этом, то скатятся в тяжелую наркоманию и их словит система, а это крушение всего. Если у человека есть деньги, он снимает камеру виртуальной реальности и его жизнь перемещается туда. Богатые покупают персональные камеры домой. Но какой бы уровень ухода от реальности не был, исход один — эмоциональное выгорание. Пустые оболочки доживут отмеренный срок. И веками ничего не меняется. Если нет цели. Цель должна быть. Хотя бы такая невыполнимая как сделать мир лучше.

— О! Какие люди! — Ник целуется с очередной компанией. — Анна, познакомься — это ребята эскорт дружественного нам клуба. Артем, Артур и Хью.

На меня не отрываясь смотрит Хьюго. Сердце пропускает удар. Мы увидели друг друга когда я была в четвертом классе, познакомились в пятом и вот он встречает меня в шестом. А что если у него пятый класс? И я ниже его на уровень? Я хотела его и флиртовала с ним. А что теперь?

— Привет, — уже дежурно улыбаюсь я посетителям.

— Анна, можно с тобой поговорить? — Хьюго продолжает сверлить меня взглядом.

— Вы знакомы? — вмешивается Ник, я киваю. — Мальчики, нам поговорить с Анной на две минутки, и я, возможно, разрешу ее украсть, — улыбается Ник, кистью руки показывая, чтобы они отошли.

— Откуда ты, приличная девочка, знаешь Хью? — Ник давит на меня, не давая возможности увильнуть.

— Столкнулись в клубе на танцполе, потом пили пиво на смотровой площадке, — оправдываюсь.

— И все? — допрос продолжается. Ник чуть наклоняется ко мне, чтобы заглянуть в мои глаза.

— Он как массажист делал мне массаж. И все, — удивляюсь, к чему такая дотошность?

— Малыш, Хью хватается за любую возможность, чтобы перейти на класс выше. Мы все хватаемся, но у него это маниакально. У него была девушка, но там все мутно. Сейчас он массажист и эскорт. Мальчик за деньги, если говорить простым языком. Это не твой вариант. С ним ты можешь скатиться еще ниже. Но если тебе надо расслабиться на вечер — он то, что надо. Денег с чаевых за сегодняшний вечер у тебя хватит, чтобы оплатить с ним ночь.

Еще одно откровение за сегодняшний день. До конца дня всего несколько минут, надеюсь, на сегодня с сюрпризами все.

— Ты не позвонила, — говорит мне Хьюго, когда мы с ним отошли немного в сторону от входа.

— В моем мире мужчина добивается женщину, а не наоборот, — отвечаю ему. Брови Хьюго взлетают от удивления вверх. Секунда, и он принимает новые правила игры.

— Что ты здесь делаешь? В таком виде, с этой стрижкой. Ты увеличила себе грудь?

— Да, жаль, мозги увеличить нет возможности, иначе, я бы тут не стояла, — улыбаюсь, стараясь казаться беззаботной.

— Анна, что случилось? — в голосе такая забота, от которой мои ноги подкашиваются, хочется расплакаться и все рассказать.

— Поругалась с работодателем, на меня подали в суд и вот я здесь.

— Ты до трех?

Я киваю.

— Я подожду.

Хьюго уходит вглубь клуба, оставляя у меня раздвоенные чувства — мальчик-эскорт. Только этого мне сейчас не хватает. А с другой стороны — кто я сейчас такая? Клуб мелькает неоновыми огнями, одна песня сменяет другую, шоу в самом разгаре, красивые молодые тела перемещаются вокруг меня словно бурлящий поток. Если это не дурной сон, если все это правда, то мое место здесь и мне уже никогда не вернуться в мой уютный класс. Система выкинула меня на этот уровень и надо привыкать. До конца рабочего дня я доработала в тихой грусти. Ник жужжал, поучая меня. Мы обнимались с уходящими посетителями. Мое декольте собирало карточки.

— Подружка, такого количества чаевых это место никогда не собирало. Ты собираешься покупать Хью? — Ник подсчитывает общую сумму чаевых с карточек.

— Нет.

— Нет?! Тебе полезно будет расслабиться. А он, говорят, в этом хорош, — усмехнулся Ник.

— Ник, в моем мире женщина не платит за мужчину. Это они покупают наше расположение. И я не собираюсь в этом отступать.

— О! Мне это нравится. И помни, Золушка, что в восемь утра тебе надо быть у Бориса.

— Конечно, дорогая фея, — я целую свою подружку под ревнивый взгляд подходящего к нам Хьюго.

…

Утром в такси я вспоминала эту ночь. Мы приехали к Хьюго домой. Маленькая двухкомнатная квартира с кухней-гостиной и двумя спальнями. Коллеги, по словам Хьюго, не было дома, соседская спальня была пустая, но я чувствовала, что за закрытой дверью кто-то есть. Хьюго шутил, что по той комнате катаются клубки моих нервов.

Эти несколько часов мы так и не смогли уснуть. Утром он надевал на меня платье на свои поцелуи. Не хотел отпускать. Впервые кто-то так страстно меня хотел. Это так заводит! Сумасшедший темперамент. Я только о нем и думаю. Хочу продолжения. В голове рисуются сцены будущего секса, отношений. Я влюбилась. В мечтах я уже вышла за него замуж. Где ты был раньше, Хьюго? Я бы сейчас готовилась к выставке, а ты варил бы мне кофе. Мой класс позволил бы тебе уйти из эскорта и заняться чем-то легальным. Где ты был? Почему я раньше тебя не встретила? Как теперь все будет дальше? У нас есть общее будущее? Не знаю. Но ночь была из тех, что не забываются.

Борис открыл мне дверь, всунул в руку чашку с кофе и поторопил.

— Давай, быстрей раздевайся, у меня руки чешутся начать работу, — он суетился, подтягивая к столу нужные ему инструменты.

— Борис, мне нельзя лежать на груди, — сказала я покраснев.

— А, нет проблем, сейчас принесу тебе гелевый матрас. Судя по твоим глазам — ты не спала, — усмехнулся Борис, — но вид у тебя счастливый.

Борис дал мне выспаться, работая над моей спиной. Он разбудил меня около двух часов, мы быстро перекусили, и настал черед лапы на плече. Древние мастера загоняли краску под кожу острыми инструментами, и, наверно, это было больно. Сейчас все делает машина. От человека требуется только эскиз и внимательно следить за исполнением. Это временная татуировка. Полностью она сойдет примерно через полгода.

— Я говорил с твоими опекунами, — сказал Борис, доделывая хвост кота на моем бедре. — Завтра открытие твоей выставки.

Я дернулась. Борис зашипел на меня и остановил машину.

— Сам виноват, — сказал он, извиняясь, — выбрал неудачное время для разговора.

— Уже не моей, — с трудом глотаю комок накатившей обиды. Чтоб у них все сорвалось!

— Я хочу на эту выставку прийти с тобой! — Борис смотрит мне в глаза с надеждой. — Мы все продумали. Корпорация тихо замяла историю с тобой, словно тебя и не было. Пройти туда и восстановить справедливость не получится. Тебя просто никто не пропустит, сканер чипа личности обмануть невозможно. Но, есть один способ, можно пройти в железной маске, так создастся помеха, и ты пройдешь. Чтобы тебя пропустили в маске, ты должна быть в образе, например, как модель художника. Мне уже прислали приглашение, и я сказал, что покажу на выставке свою новую работу. Они обрадовались и выслали приглашение на двоих, — Борис как ребенок хихикнул.

— Я могу поговорить с моими опекунами? — мне хочется обсудить это с теми, кому я больше доверяю.

— Конечно, дорогуша. Дядя Ваня обещал принести сюда ужин и все обсудить, — успокоил меня Борис. — Давай закончим работу к его приходу. Сегодня у тебя еще примерка платья. Я заклею кота, чтобы никто не увидел его до выставки, а пленку сниму перед фотосессией.

— Борис, а для чего это тебе? Я же изгой. Здесь столько красивых людей ходит по кварталу. Почему именно я?

— У тебя сумасшедшие глаза. Ты отчаянная безумная кошка, загнанная в угол! — Борис от возбуждения взмахнул рукой свободной от тату-пера. — Там будут люди, которые тебя знали по прошлой жизни. Хочу показать, как события могут в кратчайшие сроки изменить человека. Кем ты была раньше? Мур-мур-мур — я всех люблю. Ты была классическая хорошая девочка. А кто ты сейчас? Эмоциональная буря! Отчаянная и выброшенная за борт этой жизни! Ты невинная жертва обстоятельств. Да и к тому же, — сменил тон Борис, — сейчас трудно привлечь внимание очередной работой. Много художников начало рисовать картины на людях. Есть даже музей живых картин. Выделиться трудно, а тут такой скандал!

Я думала, что он призовет меня делать революцию, бороться за права, а ему просто так удобней раскрутить свою работу. Ну, что ж, используем друг друга в своих целях.

Дядя Ваня пришел вечером, когда мне уже надо было бежать на работу.

— Ты никуда не пойдешь, — остановил он меня, — на твоей работе я все уладил. Ник в курсе, можешь перезвонить своей подружке. Тебе нельзя показывать татуировку, а случиться может всякое.

— Да, точно, — вмешался Борис, — твое тело сейчас бесценно. Плюс еще скоро привезут на примерку платье, маску, а утром фотосессия. Под пленкой гель от воспалений, а на нем все так ненадежно держится. Ночуешь здесь. Твой гелевый матрасик тебя ждет.

— Завтра после обеда приедет Ник, накрасит тебя и привезет украшения, — сказал дядя Ваня.

— Дядя Ваня, ее накрасит стилист перед фотосессией, так она и поедет. А украшения я уже для нее купил. Это зеленые искусственные бриллианты, очень похожи на крупные изумруды, еще линзы ей зеленые заказал, похвастался Борис с довольной улыбкой.

— А вы не перебарщиваете? — усомнился во вкусе дядя Ваня.

— Нет, платье простое серое, выигрывает только кроем.

— Почему не черное?

— Блондинке? — хмыкнул Борис. — Вы лучше подумайте о СМИ.

— Информация появится, как только вы пройдете на выставку, иначе вас просто завернут до входа. И Анна не блондинка, у нее русый цвет волос.

— Она достаточно светлая, чтобы черный цвет прибавил ей лет, да и кот тогда сольется с платьем.

…

Дядя Ваня сидит в машине напротив меня. Я сильно волнуюсь, он дает мне глоток коньяка из своей фляги. Борис рядом со мной трещит по телефону, приглашая своих знакомых и репортеров посетить выставку.

— Надень маску, — дядя Ваня выглянул в окно движущегося автомобиля. — На выставке будут и наши люди, запомни их лица, — я смотрю в его телефон, — если что, слушайся их. Скажут бежать — беги. Захочешь пить — пей только то, что дадут они, а лучше вообще не пей. Ты продержишься там максимум полчаса, удивлюсь если больше. На всех выходах будут стоять наши машины, возле машин будут только наши люди — я, Сергей мой брат, Ник, ты его видела в мужской одежде? — я кивнула. — Не оскорбляй никого и не причиняй вред, даже стакан воды тебе нельзя на них вылить, за все действия на тебя могут подать в суд. Когда вы войдете, всем журналистам прилетит сообщение, что на выставке присутствует художник Борис Немов со своим последним шедевром. Тебе пять минут на позирование, крутись вокруг Бориса, мы должны ему эти пять минут славы. Дальше всем СМИ сообщат, что модель и есть истинный организатор выставки, а корпорация отобрала у нее работу и славу за пятый класс, в который модель попала по спорному закону о брачной повинности для женщин. Теперь к тебе потянутся микрофоны, и ты можешь поднимать свою персональную революцию. Но, тебе лучше обвинять во всем закон. Не корпорацию, ты не юрист, там столько тонкостей словесной казуистики, что корпорация тебя закопает. Обвиняй закон. Тебя поддержат многие. В качестве посетителей выставки много защитных организаций. Шум будет знатный.

Я вышла из машины напротив входа в выставочный зал. Борис, зайдя справа, обнял меня, прикрывая татуировку. Так мы и вошли. Тревожно пискнул сканер, но на это никто не обратил внимание. Борис подвел меня к зеркалу и немного отстранился, позволяя толпе рассмотреть свою модель.

Я смотрю на себя в огромное во всю стену зеркало. Маска под цвет платья закрывает мой лоб и обрамляет глаза. Короткие волосы слегка взъерошены. Фальшивые зеленые бриллианты блестят в моих ушах и тонкой нитью на шее. Серое атласное платье полностью открыло мою спину. Юбка, начинаясь сильно ниже талии, переходит в шлейф. Спереди хитрая конструкция умудряется поддерживать грудь и при этом остается на месте. Разрез юбки почти полностью открывает правую ногу, позволяя всем увидеть кошачий хвост на моем бедре. На спине черный кот сверкает изумрудным глазом.

Фотографы бросились ко мне, и я ослепла от вспышек. Стою с закрытыми глазами, улыбаюсь. Открываю глаза. Поворачиваюсь лицом к залу, делаю пару шагов и начинаю смеяться. Моя минута славы. Разворачиваюсь к Борису, подхожу вплотную к нему и целую в щеку. Спасибо за все! Обнимаю его правой рукой, голову кладу ему на плечо, оставляя фотографам художника и его творение. Камеры расстреливают нас беспрерывной очередью вспышек. Борис гладит мою спину — своего кота. Наверно улыбается. Я поднимаю голову и шепчу ему в ухо: «Мур!»

— Помни, обвинять только закон. Сейчас все начнется, — очень серьезно говорит Борис в ответ на мое «мур».

Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза. Я его недооценила.

— Анна, это правда, что вы являетесь настоящим организатором выставки, — выкрик из толпы журналистов.

— Правда, — отвечаю я, разворачиваясь и снимая маску. Опять слепящие вспышки.

— Вы будете судиться с корпорацией?

— Они все делали по закону. Я буду требовать отмены закона, унижающего женщин.

— Вы пойдете против системы?

— Я пойду против закона.

— Вы хотите, чтобы у нас упала рождаемость, и мы вымерли?

— Я хочу, чтобы женщины не шли на унизительный брак, только ради того, чтобы их не понизили в классе, не лишили благ. Многие делают свой выбор только потому, что приближается возраст. Они страдают в браке. Мужчины тоже страдают в таком браке. И если при разводе для мужчины класс и возможности этого класса остаются прежними, то женщин понижают в классе, даже если муж пьет алкоголь, садист или просто захотел уйти к другой женщине чаще гораздо моложе себя.

— Так Вы хотите, чтобы люди на земле вымерли?

— Вы серьезно думаете, что если не будет женской дискриминации, то люди вымрут? — спрашиваю я, пытаясь вычислить провокатора.

— Анна, кто за Вами стоит? Кто добивается свержения власти?

— Я не добиваюсь свержения, я требую пересмотр или отмену закона, — сейчас мне припишут все, надо придумать отвлекающую тему. — Как вам выставка? Над ее созданием я работала много месяцев. Спросите об этом у художников — кто их уговаривал, вдохновлял и успокаивал в момент кризисов?

О, как быстро все заканчивается. Я вижу дюжину крепких ребят в черных костюмах охраны. Сейчас меня выведут. Хорошо, что это не полиция. Борис закрывает меня собой и нас вместе выводят из зала.

На улице возникла потасовка, нас пытались затолкнуть в чужую машину. Подоспели наши ребята. Мы с трудом отбились. Наш автомобиль мчится по городу, спасаясь от преследования. Окна затемнились, отсекая любопытные взгляды дронов. Это настоящая погоня! Мне страшно. Да еще и платье порвалось.

— Пустяки, — хохочет Борис. — Я бы выпил шампанское!

— Анну в убежище, Бориса к морю. Дальше его работа будет с сетями и интервью в конференции. Соглашайтесь только на прямой эфир, — отдает распоряжение безликий парень в костюме.

— Анна, это наш юрист, — представил парня в костюме дядя Ваня.

— У нас еще одна проблема, — нахмурил брови юрист, читая сообщения через планшет в своей сети, — на Анну подали в суд за разрушение семьи, домогательство, преследование и шантаж.

Все сидящие в машине замолкают.

— Всех в убежище, — командует дядя Ваня.

Машина начинает петлять улочками. Мне в руки кидают пакет с одеждой. Мужчины отворачиваются, стараясь меня не смущать, я быстро переодеваюсь. Возле одной из станций метро машина притормаживает, выпуская Бориса. Мы мчимся дальше.

— Смысл убегать, если везде сканеры и глаза дронов? От кого мы прячемся? — спрашиваю ни у кого конкретно.

— От журналистов, — поясняет юрист, — нас преследуют сразу несколько машин. Информацию с дронов можно получить только взломав систему, что трудно, или имея своего человека в системе информации, что очень трудно. Риск попасться на сливе информации девяносто девять и девять процентов. Туда очередь работать стоит длиною в жизнь. Андрей, — протягивает руку юрист, представляясь.

— А до кого я домогалась? — пожимаю руку юристу.

Юрист показывает мне файл с фото. На фото Хьюго. У меня шок.

— Вы его не знаете, Анна?

— Знаю. Это Хьюго.

— Да, Хьюго Балин. Он со своей женой…

— Женой?! — у меня сорвался голос. Он не может быть женат! Только не он. Это ложь. Я не верю. Как хочется плакать.

— Да, женой, — мрачнеет юрист, — подали на Вас в суд за разрушение семьи. Якобы Вы преследовали его, угрожали, шантажировали, требовали, чтобы Хьюго бросил свою жену и женился на Вас. А они думают о ребенке и… Дальше можно не читать, агрессивная шантажистка разрушает семью. Мы этим займемся. Выпустите меня возле метро.

Машина притормозила, Андрей вышел, мы поехали дальше. Хьюго женат? На меня опять подали в суд! Нас преследуют журналисты. Хочется плакать, но времени нет. Следующей выпустили меня и единственного охранника в машине. Дядя Ваня поехал дальше для отвода глаз. Охранник расстегнул пиджак, поправил рубашку и улыбнулся.

— Мадемуазель, расслабьтесь, мы не должны привлекать внимание, — он обнял меня, изображая влюбленного, и повел в сторону магазинов.

Магазин, еще магазин, выход с другой стороны. Прячу лицо на груди охранника. С уличных экранов по новостям рассказывают обо мне. Люди начинают меня узнавать, показывать пальцем. Мы ускоряемся. Вокруг нас словно хищные птицы возле падали кружат дроны. Вот она! Вот она! Смотрите все! Спуск в подземку, дверь для технического персонала. Мы передвигаемся с охранником в тишине. Света мало. Слышны только наши шаги. Он держит меня крепко за руку. Где-то прогрохотал поезд. Мы спускаемся на уровень вниз. Холодно! Страшно! Охранник активировал свой органайзер на руке.

— Черт, мало заряда, надо двигаться быстро. Сможешь?

— Да, — шепчу в ответ. Я дико мерзну.

— Вперед.

Мне трудно дышать, сердце колотится так, что я не слышу наших шагов. Боюсь упасть. Боюсь не успеть. А вдруг здесь есть крысы? Временами мы переходим на бег. За очередным поворотом пропал сигнал сети. Возвращаемся туда, где есть сеть. Охранник запоминает нужные нам повороты. Я никогда не любила подобные игры. Все это было бы интересно, если бы жертва была не я. Железная бронированная дверь. Охранник возится с кнопочным замком. А что если он не сможет открыть дверь и погаснет органайзер? Да мы тут умрем! Нет. За нами обязательно пошлют кого-то на поиски. Щелчок сработавшего замка и тяжелая дверь поддалась со скрипом давно не тревожимого механизма. Заряда хватило. Мы попали в подвал здания. Лифт. Три этажа вверх, и длинный коридор с тяжелыми запертыми дверями. Тусклый свет. Мы стучимся в одну из дверей. Смотрим в видео датчик. Нам открывают.

…

Прошло несколько дней со дня выставки. Я нахожусь в том же здании, что и убежище, но на этаже не ниже двадцатого-го. Окна-экраны показывают дронам, что здесь никто не живет. Похоже, что это здание, в котором проживает Хьюго. Ирония судьбы — я живу с ним в одном доме.

Хьюго Балин с женой подали на меня в суд. К обвинению прилагалось видеодоказательство моего посещения их квартиры и последующие мои визиты с угрозами. Суд просмотрел видео, и, даже, не назначив экспертизу, оснований на то не было, присудил мне понижение на один класс — теперь у меня седьмой, крупную денежную сумму за моральный вред госпоже и господину Балин, и электронный браслет на шею, чтобы я не приближалась к этим господам ближе, чем на сто метров.

Заявление в суд было подано через пять минут, как я вошла в выставочный зал. На видео моих посещений было как минимум три, а я у Хьюго была только один раз, и мы приходили к нему вместе. Значит видео сфабриковано, и это рано или поздно докажут мои адвокаты. Это хорошая новость. Плохая в том, что сканеры дома Хьюго подтверждают, что я была у него три раза, и запись с дронов тоже у них есть. Значит, против меня играют те, кто может изменить данные в системе информации, а это, как сказал мой адвокат, почти невозможно.

Мы с моими ангелами пока проигрываем. Уже седьмой класс. Провести всю жизнь в убежище мне никто не даст. Те силы, которые за меня, тоже хотят игру. Игру, а не мое спасение. Я просто игрушка в их руках. Но, пока адвокаты не выиграли мой последний на сегодняшний день процесс, я вынуждена прятаться. Иначе, я столкнусь неожиданно с Хьюго или его женой, а это новый суд и новое понижение уровня.

Радует меня только одно — Борис на вершине славы. Он выкладывает мои фотографии на аукционы, и их покупают за хорошие деньги.

Мне в сеть кидают сообщения от Ника. Он регулярно мне рассказывает, как идут дела у него, в клубе, у наших общих знакомых, которых я знала всего один день, но это позволяет мне думать, что у меня есть друзья, что я не одинока. Про меня он знает только то, что я жива. Сообщение от меня могут перехватить и вычислить месторасположение. Я общаюсь только с человеком, который меня встретил в убежище. Как общаюсь — он открывает своим ключом дверь, ставит внутрь квартиры пакет с едой и закрывает дверь.

Тюрьма. Очень комфортная, но тюрьма.

Выставка закрылась в тот же день. Многие художники стали давать находившимся тут же журналистам интервью, в котором корпорация выглядела не благотворителем, а монстром.

Корпорация ответила шумом на шум, забив иными событиями скандальную выставку. Одна популярная пара объявила о разводе. У другой юной и яркой звездочки нашелся пожилой любовник. Старый ловелас похвастал друзьям, показав пикантные фотографии, а друзья весело слили все в сеть. Две известные светские львицы устроили пышную свадьбу для своих собак, и пригласили на торжество все королевские дома мира.

Мир шумел и веселился, а моя жизнь катилась по социальной лестнице вниз. Кроме себя самой я никому не нужна.

Больнее всего от предательства Хьюго. В голове крутятся слова Ника: «Малыш, Хью хватается за любую возможность, чтобы перейти на класс выше. Мы все хватаемся, но у него это маниакально. У него была девушка, но там все мутно. Сейчас он массажист и эскорт. Мальчик за деньги, если говорить простым языком. Это не твой вариант. С ним ты можешь скатиться еще ниже». Вот я и скатилась с ним ниже. Интересно, он продал меня за деньги, или им с женушкой повысили класс? Хочется посмотреть ему в глаза, и плюнуть в них. Он врал про жену. Хотя, почему врал? Я же не спрашивала. И там, во второй закрытой комнате в его квартире, скорее всего, была она, его жена. Он все спланировал заранее! Хочется кричать от бессилия и злобы.

Но, может быть, его заставили это сделать? Дроны пишут все, что видят. Я в опале, за мной следят. Вот и собрали компромат. А в другой комнате, может, никого и не было, или они всегда так с женой делают, когда он приводит домой клиента. Хороша парочка. Может, он не виноват?

Почему я его оправдываю? Почему мне так хочется, чтобы он был не виноват? Я влюбилась? Надо подождать, что скажут адвокаты. Выть хочется от несправедливости. Я всего лишь хотела по любви выйти замуж, а получилось, что борюсь с системой. Я не хочу, мне страшно.

Если меня оправдают, то я никогда не смогу подняться в мой четвертый класс, только в пятый. Судимости, даже оправданные, не дадут мне это сделать. Такая вот классовая демократия. Если у меня в пятом классе родится ребенок, то только от его учебы будет зависеть, перейдет он в четвертый класс или останется в пятом.

С седьмого класса и выше класс ребенка назначается по классу матери. Класс отца играет роль только в исключительном случае, когда очень влиятельный человек женится на женщине из низкого класса. Тогда ребенку присвоят пятый или четвертый класс, а это уже приличная школа и медицинские чипы.

Если ребенок рождается у матери восьмого и девятого классов, а это бывает так редко, что люди давно уже подумывают про негласную стерилизацию, то ребенка забирают в детский дом. Там у детей больше шансов выжить вообще. Почти всех их делают полицейскими. Программы корректировки поведения, внушение преданности государству и корпорациям, муштра — живые роботы. Получить лицензию на рождение ребенка у родителей с седьмого класса и ниже нереально. Рожденных без лицензии конфискуют, а родителей могут упрятать в тюрьму или понизить в классе.

Если ребенок рождается в десятом классе, то шансы его выживания сведены к нулю. Когда дроны или полиция обнаружат на улице ребенка без чипа личности, то его изымут без объяснений. Скорее всего, ребенок тоже попадет в детский дом. Вот такая тебе свобода. Сто лет назад в мире жили цыгане, и у них могло не быть паспортов вообще. И ничего, жили.

…

Прошло еще несколько дней, и однажды в квартиру пришел Андрей, мой адвокат.

— Анна, я сейчас расскажу, как идут дела, потом мы это обсудим, и у нас состоится онлайн-допрос, но сперва новости.

Как я хочу проснуться, и чтоб все это был кошмарный сон.

— Хорошая новость в том, что эксперты обнаружили подделку видео и вмешательство в систему хранения данных и записей с дронов. Назначена экспертиза и слова Хьюго Балина теперь под сомнением. Беря во внимание его вид деятельности — эскорт услуги, суд обвинил его в лжесвидетельстве. Плохая новость — он штатный стукач в полиции. Полиция своих не бросает. Но тут подделка информации из системы хранения данных, а это хакерская атака — одна из самых тяжких статей в уголовном кодексе. Сейчас его допрашивают на предмет — кто его подельники. Он, кстати, был в розыске. Мы искали его пять дней, а полиция нам мешала это делать, но теперь он под надзором прокуратуры. Жена его до сих пор не найдена.

— А кто его жена? — стараюсь придать голосу максимум равнодушия.

— Любопытная личность. Воспитывалась в детском доме, хорошо училась, но имела плохую отметку от психолога, она закрытый тип личности, ни с кем ничем не делилась — себе на уме, так говорят о таких. После учебы стала полицейской. И тут сказались ее плохие гены. Она стала выбирать себе любовников среди вышестоящего начальства. Долго ей везло, выбирала правильно. Ее двигали по карьерной лестнице, но потом девочка расслабилась и захотела большего здесь и сейчас. Она окрутила представителя департамента, он уже был женат, а его жена оказалась еще более умной, чем юная карьеристка. Месть жены чиновника была суровой. Любовница слетела с пятого класса в седьмой, по пути потеряв погоны. Но, как я уже говорил, полиция своих не бросает. Ее пристроили в дом престарелых сиделкой, и не просто горшки убирать, а собирать информацию. Старики много болтают, не любят дронов, а милая сестра милосердия профессионально раскручивает любителей поболтать. Она ценный кадр для полиции. В бегах она сейчас или в утилизаторе это никто не знает. Возможно, ее прячет полиция, как мы прячем тебя.

Значит, Хьюго с женой сошлись на стукачестве, и решили вместе выбираться со своего класса выше.

— Они познакомились на работе в полиции?

— Нет, они вместе росли в детском доме, хотя у него и были родители. Его не взяли в полицию. Система не смогла его перевоспитать. Он не очень способен. Из интересов только получение удовольствий. Других талантов не оказалось. Умеет очаровывать, обольщать. Стукачем в полицию его привела будущая на тот момент жена. Ты готова к допросу, Анна?

— Что будут спрашивать?

— Когда и как вы познакомились с Хьюго, сколько было встреч, что происходило, как происходило. Рекомендую включить память и выключить стыд. Вопросы будут задавать самые интимные, не надо смущаться, надо говорить правду. Есть записи с дронов, и если тебя поймают на лжи, то мы не сможем тебе помочь. Будет выдан ордер на твой арест, и разбирательство затянется на долгие годы. Если ты что-то не помнишь, скажи честно — я не помню, дайте подумать. Если ты пила с ним алкоголь, то надо в этом признаться. Если употребляла запрещенные препараты — тоже. Когда с тебя снимут основную статью обвинения, тебе надо будет сдать кровь на анализ. Если какой-то вопрос вызывает сомнения, попроси пять минут для разговора с адвокатом, то есть со мной. Ты готова к допросу, Анна?

— Да, готова.

Допрос продолжался около трех часов. Мою личность идентифицировали по камере на планшете. Вел допрос искусственный интеллект, который сразу сравнивал мои ответы с записями камер дронов. Реальными записями. Я не помнила всего два фрагмента. ИИ оказался хорошим психологом с чувством юмора, он задавал мне наводящие вопросы, и я ответила на всё. Умная машина тут же вынесла свой вердикт — невиновна, но машина не принимает решение. Решение принял находящийся по ту сторону связи судья. С меня снимаются обвинения в преследовании Хьюго Балина и его жены. Я становлюсь свидетелем в деле о хакерской атаке на базу хранения данных. Мне предоставят государственную защиту. Прокурор подаст прошение, о восстановлении меня в шестом классе. Но это процесс долгий. Система не спешит признавать свои ошибки или промахи своих людей. Восстановления можно ждать годами. Сейчас важнее раскрыть дело о хакерской атаке.

…

Меня перевезли в санаторий закрытого типа. От тюрьмы он отличался тем, что в нем у тебя есть личная комната, сеть и есть возможность принимать гостей. За пределы санатория ты можешь выйти, но тогда система снимает с себя ответственность за твою жизнь.

Я связалась с Ником, он обещал приехать. Удивительно, как быстро я сошлась с человеком, которого знаю всего несколько дней. Может, сыграло роль то, что он забрал меня тогда от ресторана и утешил. Люблю, когда мужчина сразу решает женские проблемы. Понимаю, что рано делать выводы. Я уже ошиблась с Хьюго, но мне хочется найти поддержку, а ближе чем Ник у меня сейчас никого нет.

Борис обрадовался, что меня больше не преследуют и начал строить планы новой фотосессии. Фотоработы со мной хорошо раскупались. Дядя Ваня и Сергей Кириллович тоже обещали посетить меня, чтобы продумать дальнейший план действий. Сколько мне здесь торчать — неизвестно. Надо поговорить с руководством санатория, может они разрешат мне вести какой-нибудь курс для постояльцев по живописи или фотографии.

…

Через пару дней приехал Ник, и привез мне новый телефон. Я активировала номер по чипу личности, и на меня посыпался вал из пропущенных звонков.

— Анют, тебя один человек искал около недели назад. Он пришел к нам в клуб, показал твое фото до всех этих событий и сказал, что ищет тебя. Тебя многие искали, но ему я верю. Он попросил, чтобы я сделал его фото и запомнил номер его телефона. Именно запомнил, нигде не записывая. Его зовут Александр, знаешь его? — с фотографии на телефоне Ника на меня смотрел Саша. Лицо осунулось, мешки под глазами и пластырь возле уха.

— Да, знаю. Он слишком поздно пришел, — я усмехнулась. Правда, поздно. Он собирался помочь тридцатилетней женщине, заявив, что он ее парень. Тогда она осталась бы в своем классе. А сейчас я неблагонадежная революционерка с двумя судимостями и в седьмом классе. Зачем ему это, у него самого жизнь не медом помазана.

— Запомни номер…

— Не стоит, Ник. Это человек из прошлой моей жизни.

Мы вышли прогуляться по тюремному, как я его называю, дворику. Здесь есть маленький, но жутко шумный фонтанчик. Возле него можно переговариваться без лишних ушей. Дрон, полетав у нас перед лицами, отлетел в сторону. Сидим, прижавшись друг к дружке, на лавочке, чтоб была возможность не говорить громко. От Ника приятно пахнет — одеколон, аромат которого свободно может быть использован как мужчиной, так и женщиной, кофе с корицей и запах чего-то металлического, словно он только недавно разбирал что-то руками. В мужском образе он мне очень нравится, хотя и женщина из него получается шикарная. Как жаль, что он гей.

— Ник, ты никогда не думал жениться?

— Браки между мужчинами в нашей стране запрещены, ты же знаешь. Можно встречаться тайно, или жить в совместном арендованном жилье, брак не зарегистрируют. Только если выехать, но и выезжать некуда. В тех странах, где нет классовой демократии, гей-браки не приветствуются. Но, если находишься в седьмом классе, на отношения геев закрывают глаза.

— А если на женщине?

— Нет, я не могу рисковать ее жизнью, ее классом. Подумай, какая жизнь ее ждет. Если ее словят на измене мужу, даже если мужу плевать на личную жизнь жены, ее накажут. Мы просто вдвоем будем несчастны.

— А если я попрошу тебя жениться на мне? После того как с меня снимут судимости, и восстановят в хотя бы пятом классе.

— Забавное предложение, подружка. Твои сиськи мне нравятся.

Мы закатились от смеха и долго не могли остановиться. Этот смех как слезы, он снял напряжение прошедших дней.

— Я подумаю над твоим предложением, — Ник начал вести себя как кокетливая женщина, которой сделали предложение. Это выглядело комично, так как он пришел ко мне в мужской одежде.

Классно когда у тебя есть такая подружка как этот парень. Ник уехал на работу, а я осталась у фонтанчика слушать сообщения с телефона. Девяносто процентов звонков было от журналистов. С каждым новым открытым файлом я слышала: «Анна, издательство бла-бла-бла, прокомментируйте, пожалуйста…». Я не удаляла эти звонки, откладывала в специальную папку с надписью СМИ, телефоны этих журналистов мне могут в будущем пригодиться.

Один звонок был от брата Ивана. Он позвонил с неизвестного мне номера, и только по голосу я узнала его: «Привет, Аленький цветочек, ты пропала, я волнуюсь, буду иногда звонить с анонимных номеров. Мама здорова, дети тоже. У меня есть знакомый юрист, он с тобой свяжется. Береги себя!»

Ванечка, я по вам всем так скучаю. У меня есть уже юристы и адвокаты, и хорошие. Как тебе это сообщить? Так хочется поговорить. Но нельзя.

Было несколько сообщений от моих уже бывших коллег, почти все с угрозами кроме одного — девушка, которую поставили на мое место, извинилась за все, что произошло, ее просто назначили, ее папа большая шишка и высшее начальство решило выслужиться. Девушка только недавно все узнала из альтернативных источников. Она поддерживает мою борьбу. Самое смешное, что она в это все искренне верит. Наивная дурочка, у ее папы с ней могут быть проблемы.

Было несколько звонков от агрессивных фанатиков проправительственной партии. Я их тоже не удалила, может быть пригодится для суда или еще чего. Еще я узнала, что появилось политическое движение в поддержку меня и моей борьбы против закона. Надо будет поговорить с юристом — законны ли эти призывы к революции в защиту женщин.

И вдруг запись звонка от Хьюго: «Анна, никому не верь. Ты мне очень нравишься. Мы с тобой пешки в чьей-то игре. Твои ангелы не ангелы, они демоны. Никому не верь». — Связь оборвалась, и я осталась сидеть в шоке.

Еще раз проигрываю на телефоне файл с Хьюго. Он испуганно смотрит в камеру, говорит быстро, но четко, чтобы я разобрала каждое его слово. Запись сделана где-то на улице. Почему-то мне хочется ему верить, но я боюсь его. Я запуталась.

Надо показать эту запись, но кому? Кирилловичам Сергею и Ивану? А вдруг они действительно демоны и играют со мной? Вдруг это их игра? Ник, Андрей адвокат. Нет, Ник не может. Или может? Я не заметила, что начала плакать. Мне страшно. Я запуталась.

Ко мне бегут люди — врач и медсестры санатория. Дрон сообщил им, что я плачу. Скажу, что расстроилась — столько негатива от СМИ.

Кому верить? Если бы я читала в детстве детективы, а не романы, я бы вычислила — кто со мной играет. Ага, вычислила бы. Сколько преступлений нераскрытых. Мне нужен новый человек, который не был во все это замешан. Надо перебрать звонивших журналистов, и найти — кто сможет рассказать мою историю и не переврать. Но, любой мой звонок отследят, журналиста уберут, или заберут у него запись, или… еще масса вариантов.

Как мне найти файл в телефоне? Пока разберешься — как работает новый аппарат. Стоп! Вот и ответ! Надо закинуть файл с Хьюго в сеть, и сказать, что ошиблась, и не поняла — как это сделала. Но куда закинуть, чтобы файл размножился, и его не вычистили?

…

Вечером мне позвонили с охраны и сказали, что ко мне посетители. Время посещений неподходящее, но они настаивают. Это Иван Кириллович, Андрей Денисович и представитель полиции. Андрей Денисович это, наверно, адвокат. Я разрешила их впустить.

— Дай телефон, Анна, — резко не здороваясь, сказал дядя Ваня. Выхватил у меня из рук телефон, и отдал его полицейскому.

— А что случилось? — мне не пришлось делать удивленное лицо, я и так вся в вопросах.

Дядя Ваня смотрит на меня в упор, адвокат прячет глаза, поэтому делает вид, что ему интересно, что полицейский творит с моим телефоном.

— Ты умеешь пользоваться телефоном?

— Мммм, эта модель мне незнакома была, много новинок. Я так расстроилась из-за угроз, еще этот файл с Хьюго. Давайте я покажу, что он прислал, — тянусь к телефону. Полицейский это замечает и отступает два шага от меня.

— Не утруждай себя! — почти кричит дядя Ваня. — Вся сеть уже обсуждает твою папку «Мусор» с файлами угроз и звонком от этого преступника.

— Анна Владимировна, Вы свой телефон после активации в руки никому не давали? — вопрос от полицейского.

— Н-нет, — делаю вид, что пытаюсь вспомнить. — А что произошло?

— Расскажите порядок действий, после того как Вам передали в руки телефон. Все, что Вы с ним делали?

— Активировала на чип личности, проводила друга, стала просматривать записи звонков, — черт, я не стерла файл от Ванечки, — очень расстроилась от угроз, стала размещать звонки по папкам, угрозы и звонок от Хьюго поместила в папку «Мусор». Потом просмотрела новости в сети. Дальше начала осваивать эту модель телефона.

— Вы вышли из сети, когда вернулись к настройкам?

— Вышла. Наверное, вышла. Я не знаю.

— Вируса в телефоне нет, — уверенно сказал полицейский. — Можем изъять аппарат для изучения, но процентов девяносто, что папка «Мусор» попала в сеть при помощи Анны Владимировны, а вот случайно это сделано или нет, я сказать не могу, я технический специалист. Аппарат изымать будем? Акт составлять?

— Нет смысла. Я уверен, что наша Аня хотела как лучше, но села в лужу, — фыркнул дядя Ваня.

Полицейский передал ему в руки телефон, попрощался и вышел из моей комнаты.

— Я не ожидал от тебя этого, — выплюнул в лицо мне фразу дядя Ваня.

— Чего этого? — он явно в чем-то виновен, неужели Хьюго прав.

— Что ты выложишь все в сеть!

— Вы про угрозы?

— Я про Хьюго.

— Я ничего не понимаю.

— Тебе не дано! — заорал на меня дядя Ваня, развернулся и быстро пошел к двери, — Андрей, поторапливайся!

В этот момент юрист прижимает палец к губам, мол, молчи, достает из кармана другой телефон, старый, простенький и протягивает мне. Я хватаю его и прячу в рукав. Юрист кивает.

— Всего доброго, госпожа Илеева, — и бросается вслед за дядей Ваней.

Я смотрю в окно — нет ли там сейчас дрона. Нет, значит, про телефон знаем только мы с юристом. Включаю телефон, он без активации. Как я теперь позвоню? Все номера обычно забиты в память телефона и я, разумеется, ни один наизусть не знаю. Даже номер Ника не знаю. А можно ли теперь доверять Нику? Остается только ждать, когда позвонит юрист.

…

Ночью я проснулась от непонятного шума, что-то трещало на тумбочке. Мне стало страшно. Натянула одеяло на голову, жду взрыв. Звук прекратился. Встала, пошла к тумбочке. Ничего нет. И вдруг опять этот треск! Это трещит телефон! Наверно, сейчас взорвется! Боже! Анна, не истерии. Это вибровызов. Улыбаюсь, беру трубку.

— Анна, это Андрей, юрист. Я сейчас передам трубку Ивану.

— Какому Ивану?

— У Вас их много? А, да, еще дядя Ваня. Расслабьтесь, Анна.

И я услышала в трубке голос брата.

— Привет, Аленький Цветочек.

— Ванечка, — я расплакалась, — ты рискуешь…

— Нет. Старая сеть почти мертва, ее не контролируют. Считается, что эти телефоны сейчас не используются. Про телефоны потом, слушайся Андрея, он на нашей стороне, он мне как брат. Этот аппарат должен быть всегда в режиме вибро, как сейчас. Носи его всегда на теле. Если не можешь в момент вызова взять трубку, просто не обращай на него внимание. Если у тебя спросят, что это, вдруг его кто-то заметит, скажи, что это индивидуальный медицинский прибор, отслеживает твои занятия спортом, и он настроен только на тебя. Ты можешь позвонить по этому телефону, но только по номеру, с которого тебе сейчас звоню я. Это номер Андрея. Если он сможет, он возьмет трубку. Нет, тогда он перезвонит, как только сможет.

— Хорошо, Ванечка.

— Не верь Шацким, они…

— Кто такие Шацкие? — спрашиваю брата. На другом конце связи заминка.

— Два брата — Сергей Кириллович и Иван Кириллович, называет себя дядя Ваня. Они два старых владельца тотализатора и принимают на тебя ставки в «Крысиных бегах».

— Они мои демоны?

— Нет, они третья сторона, любители заработать, но их не трогают. Блатные, наверное.

— А кто мои демоны и кто мой ангел?

— Это мы еще не знаем. Возможно, что Хью работает на демонов, но он не ангел, это точно. Ангел всегда боец, воин. Присмотрись к Нику, он не тот, за кого себя выдает. Его выгнали за гомосексуализм, но не с факультета истории, как он всем говорит. Шацкие старые пираты, они родились до классовой демократии, были в мафии на хорошем счету. Потом эту мафию с потрохами сдали копам. У них огромные связи, возможно, на самом верху. Они два старых плута, и им где-то за девяносто лет. Они всегда играют на своей стороне, но деньги для них не главное.

— Ваня, может нам лучше встретиться?

— Нет, везде сканеры, нас отследят и прослушают. Андрей поставил у тебя в комнате обманку, теперь для системы ты в своей комнате всегда молчишь.

— Ты доверяешь Андрею?

— Андрей родственник Эллен и наш кум. Он крестил наших детей. Да, я ему доверяю. Повезло, что он работает с Шацкими. Как только он узнал, что Шацкие взяли тебя в оборот, и что ты моя сестра, он сразу подключился к делу.

— Да, очень повезло. Похоже, что он хороший человек. Ванечка, как долго это все будет, ты не знаешь? Я так устала, я не хочу всего этого, мне страшно.

— Увы, сестренка, выйти из игры очень сложно. Держись. Мы с тобой и боремся за тебя.

— Я держусь, что мне остается еще делать. Кому еще можно доверять?

— На сто процентов никому, даже мой голос легко можно подделать. Если сомневаешься, задай вопрос, который знаем только ты и я. Хотя, если подключить ИИ, то, прошерстив все сети, они ответят на любой вопрос. Слушайся Андрея. Мы четвертая сторона, и ангелы рано или поздно себя проявят.

— Хорошо, что вы есть у меня, — улыбаюсь, — вам, наверно, давно пора спать.

— Да, Анюта. Тебе привет от всех домочадцев и от отца тоже. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Ванечка.

…

Утром приехал Ник, привез в термосе кофе и вернул мне мой телефон, сказал, что дядя Ваня уже не злится. Просто все пошло не по плану.

— Значит, то, что я сейчас в седьмом классе это по плану? — кофе средней паршивости, но в этих дешевых термосах всегда такой странный привкус не забиваемый никакими добавками.

— У кого-то такой план, я думаю, был. Дядя Ваня с братом уже старенькие, все чаще делают промахи. На покой пора, но они там умрут от скуки. Вот и развлекаются старички. Но они не играют против тебя.

Мы пьем кофе, сидя у меня на кровати. У Ника вид, словно он не спал несколько дней, и единственное, что ему помогает сейчас не упасть это чашка кофе.

— Они играют за себя, и если им будет выгодно — меня убьют, — отвечаю Нику. Таким мрачным я еще его не видела. Решила спрашивать в лоб. — Ник, ты мой ангел? — долгий взгляд, и он понял, что я многое уже знаю.

— Нет. За день до знакомства с тобой мне предложили работу ангелом, но я отказался. Шацкие затеяли новый тотализатор, и за этими двумя мракобесами надо было присмотреть. Я даже файл крысы не посмотрел. Вероятно, это была ты. Но это хорошо, что я отказался.

— Почему?

— Потому, что теперь у тебя на одного ангела больше.

— Так ты мой ангел?

— Нет, ангелу платят, а я твой друг, что смогу — я сделаю как другу. Кого-то другого наняли твоим ангелом, и, возможно, он тебя слил, а может, его убрали с пути.

— Ник, мне страшно.

— Я знаю. Мне тоже страшно, — неожиданно признался Ник и обнял меня.

— Как мы докатились до такого, что живем в мире, где нам страшно?

— Ты еще многое не знаешь, а как узнаешь… — тяжело вздохнул мой ангел. — Иногда я мечтаю о техногенной катастрофе, чтобы ничего электронного не существовало. Они сделали нормальную жизнь только до третьего класса. Пятый класс и ниже уже рабы. В пятом люди вкалывают и соблюдают правила с надеждой попасть в четвертый класс. Из шестого класса и ниже в четвертый уже никогда не попадешь. Нормальная медицина только до четвертого класса. До седьмого класса медицина позволяет не болеть и работать до пенсии. Ты видела когда-нибудь стариков в седьмом классе? Люди после пенсии очень быстро умирают, совсем не болея в трудоспособном возрасте. А наши правители ходят бодрячком до ста пятидесяти лет. Сколько лет твоим бабушкам и дедушкам?

— У меня их нет.

— А у мэра нашего города они есть. Недавно показывали его шестидесятилетие. Бабушка с дедушкой у него огонь! Рай и хорошая жизнь доступна немногим. На всех не хватает ресурсов. Ты знаешь, что страны, которые сопротивляются классовой демократии, вымирают? Их женщины часто бесплодны, у них эпидемии, которые мы победили еще полвека назад. Они постоянно борются со стихийными бедствиями и катастрофами, но стоит им признать классовую демократию — все прекращается. Они попадают под воздействие корпораций, и те пожирают эти страны.

— Так что совсем некуда бежать?

— Пока есть куда, но стоит ли? Жизнь там чуть лучше, чем в нашем десятом классе.

— Какая жизнь в седьмом классе?

— Не очень веселая. Женщины седьмого класса не имеют детей. Физически они их родить могут, но у них нет денег на покупку лицензии. Если выйдут замуж и будут себя очень хорошо вести, то, может быть, им оставят их ребенка, если наскребут на лицензию. Но чаще женщины слышат, что их ребенок погиб при родах, или сразу после. Откуда ты думаешь столько солдат и полицейских? Ты хочешь детей, Анна?

— Я уже ничего не хочу. А когда-то хотела, двоих, как у брата. Теперь не хочу. Меня восстанавливать в пятом классе будут годы. И все эти годы я буду рисковать ребенком и собой. Вот почему Хьюго с женой так стремились вырваться. А в каком классе Хьюго, ты не знаешь?

— В седьмом. Сейчас может быть в шестом. В шестом уже можно рожать, но за малейшую провинность детей заберут. У пятого класса тоже забирают детей, но они редко попадают в детский дом, там идет усыновление. Рождение ребенка женщиной без мужа это тоже изъятие ребенка. Рождение ребенка без лицензии — изъятие ребенка. Все направлено на то, чтобы классические семьи с детьми были только у высших классов.

— А нам говорили, что все классы, кроме последних трех, одинаковы. Отличаются только образованием, уровнем дохода, медицины.

— И ты совсем не задумывалась, что нет художников седьмого класса?

Я стала судорожно вспоминать современных художников, и поняла, что их действительно нет! Они все из второго и третьего классов.

— В каком классе Борис?

— В третьем. Он, кстати, просил тебя позвонить.

…

Борис приготовил мне для фотосессии балетную пачку. Ухожу в другую комнату переодеться. Бедная Эллен всю жизнь скачет в этой ничего не скрывающей одежде. Одной одеться трудно, зову Бориса.

— Я решил, что ты будешь ангелом. Ангелом борьбы за наше светлое будущее. Ты символ нового, символ чистоты.

— Борис, вообще я мечтаю вернуться обратно в свой четвертый класс. Иметь стабильную работу, зарплату, жилье, деньги…

— Тогда какого черта ты начала нарушать правила?

— Это случайность. Не успела встретить мужчину и влюбиться.

— Любовь? Тебе нужна любовь? А почему ты ее не искала? Перечитала в детстве сказок? Ждала принца на белом коне? Или кого вы там девочки ждете? Не вертись, мне надо застегнуть крючки. Ты разве не знала, что мужчин меньше чем женщин? Мужчины четвертого класса ищут женщину третьего. И что вас куча дурочек вылетает из четвертого класса в пятый по причине — не вышла замуж до тридцати лет. Понимаешь, столько людей, сколько сейчас живет на планете, не надо! Да и хорошую жизнь всем не обеспечишь. Распылять вирус, чтобы большая часть населения вымерла, никто не будет. Вдруг погибнут гениальные люди. На планете создан идеальный закон и лишние люди отбраковываются.

— О чем ты, Борис?! Какие лишние люди?! — задыхаюсь от возмущения.

Борис посмотрел на меня с изумлением, словно я призналась ему в постыдной тайне. Шум, раздавшийся за дверью, отвлек нас от начинающегося скандала. Борис открыл дверь. В студии, что-то происходило, но я не могла увидеть из-за застывшего в проходе Бориса. И вдруг он рухнул вперед. Я увидела мужчину с закрытым маской лицом и странным оружием в руке. Что-то воткнулось мне в шею.

— Осталось семь минут, — слышу я, очнувшись, — начинайте быстрее, нам еще минута на отход.

Мое тело парализовано, я могу только открыть глаза, вывалить язык и мычать. Хорошо, что я сходила в туалет перед переодеванием.

— Ну, что, ангел, давай полетаем, — веселый хохот незнакомых мужских голосов.

Меня двое подхватывают под руки, и со всех сил швыряют на белоснежную стену заднего плана. Не чувствую боли, но слышу хруст. Во мне что-то сломалось. Сползаю по стене вниз, оставляя кровавый след от разбитого лица. Слышу щелчки фотоаппаратов. Меня еще раз хватают двое, теперь уже один за руки, второй за ноги, и опять бросок об стену. Хохот.

— Порежь ее кота! Я хочу фрагмент шедевра на память!

Меня поднимают, ставят на колени лицом к стене, один удерживает меня за волосы.

— Три минуты! Камеры снимают?

— Да. Кот готов?

— Да, жаль, нет кислоты, чтобы сжечь ему хвост. И лицо.

— Сказали — без уродств.

— Тогда дайте я хоть челюсть ей сломаю и нос!

— Ломай.

Тот, что держал меня за волосы, разворачивает меня к камерам. Под стеной я вижу всю нашу съемочную команду и двух охранников. Их всех посадили как зрителей, они сидят неровно, завалившись друг на друга. Ко мне подходит один из напавших на нас и бьет меня в лицо. Я слышу хруст костей. Следом еще удар с другой стороны. Меня роняют. Поднимают. Опять бьют по лицу. Я ослепла. Почему я не теряю сознание? Слышу, как трещат вспышки камеры и мои кости.

— Время! Уходим!

Меня роняют. Затихающий шум бегущих людей. Мычание кого-то из наших. Проходит минута, может больше. Где этот чертов глаз дрона? Почему он не смотрит в окно и не вызывает полицию? Щелчок, еще один, неужели кто-то еще снимает?

Медленно, очень медленно я начинаю чувствовать тело, точнее боль. Она нарастает все сильнее. Наркоз или яд, что это было — не знаю, но он отходит и приходит боль. Хочу закричать, но не могу набрать в легкие воздух. Во рту каша из костей и зубов, прикушенный язык. Тяну воздух и втягиваю свою кровь. Глаза невозможно открыть. Дикая боль. Не хватает воздуха.

…

Я очнулась. Все болит, но не так сильно. Мычу.

— Она пришла в себя, — слышу крик. Голос мне знаком, но кто это, не узнаю.

Как же больно! Пытаюсь пошевелиться. Отозвались только пальцы на правой руке. Шум вокруг меня нарастает.

— Да коли ты быстрее, она испытывает сильную боль, — тот же голос.

Я опять очнулась. Опять боль. Разные голоса зовут кого-то и мне делают укол, после которого я засыпаю. Сколько раз я так выныривала, и меня топили обратно в бессознательность. Может это и хорошо. Хоть не чувствую боль. Каждый раз я приходила в себя легче, но боль не отступала.

Вот опять очнулась. Боль есть, но ее можно терпеть. Сквозь закрытые веки я вижу солнечный свет. Это хорошо. Пытаюсь открыть глаза. Больно.

— Она пришла в себя! Зовите доктора! — приказывает взволнованный женский голос.

— Доктор на обходе, но ему сообщат, — второй голос принадлежит мужчине.

Хочу попросить, чтобы затенили комнату, но мышцы лица не слушаются меня. Под носом легкое щекотание, словно мне в лицо дует ветерок. Чей-то разговор где-то рядом, но я не могу разобрать, что они говорят. Легкие шаги, кто-то приближается ко мне. Запах лекарств. Наверно, медсестра. Затеняет комнату. Наклоняется, и я ощущаю ее пальцы на своих глазах. Она аккуратно открывает мне один глаз и что-то капает в него, потом второй.

— Я закапала Вам глаза, — тихо сказала медсестра, — через минуту Вы сможете видеть.

Мою кровать поднимают до полусидящего положения. Я открываю глаза. Медсестра улыбается.

— Здравствуйте, Анна. Я Ваша сиделка. Я положу Вам в руку пульт. Как только Вам что-то понадобится, сожмите грушу пульта, я прибегу. Зовите по любому поводу, не бойтесь ошибиться, даже если кисть сведет судорога — я не буду ругаться. Все хорошо. Я с Вами. Мы все за Вас очень переживаем. Ваше тело и лицо сейчас в медицинской пене. Переломы срастаются хорошо, отеки спадают, Вы выздоравливаете. В палате Ваши друзья и охрана. Я оставлю Вас поговорить. Если они Вас утомят, просто сожмите пульт.

Сиделка всунула мне в руку грушу и слегка нажала моими пальцами на нее. Датчик, похожий на крупные часы, пискнул у нее на руке.

— Вот видите как легко, — улыбнулась медсестра, — теперь сами.

Я послушно сжала пальцы. Датчик пискнул. Сиделка кивнула и, уходя, попросила посетителей меня сильно не беспокоить.

В комнате находилась Королева Марго и неизвестный мне мужчина. Марго подхватила стул и переместилась вплотную к моей кровати. Наклонилась над моим ухом и стала шептать, чтобы стоящий у входа мужчина ее не слышал.

— Я час назад сменила Ника. Он не отходил от тебя по несколько дней. Он и еще один мужчина, они что-то задумали. Вон тот мужик в костюме, это охранник от того мужчины. Еще приходили люди. Охранник их не пустил. И Сергея Кирилловича выгнал, и Бориса Немова тоже. Ник тоже запретил Бориса пускать. Борис фотографии твоего избиения продал. Но кто-то подал на него в суд и их запретили публиковать. Тебя залили в пену для перевозки. Тот мужчина… он забирает тебя. Врач разрешил. Сказал, что там клиника лучше, что тебя вылечат там полностью. В этой больнице нет того, что есть там. Они даже органы там выращивают, у них есть лицензия.

Я слушаю трескотню Марго, и вспоминаю избиение. Должно быть разбито лицо, вот почему я в маске. Пробую пошевелить телом. Правая рука случайно жмет грушу. Черт. Забегает сиделка.

— Увести их из палаты? Если «да» — нажмите на пульт, — медсестра заглядывает мне в глаза. — Давайте я принесу планшет, Вам все равно надо тренироваться писать. Сегодня Вас хотят перевезти в другую клинику, будет нужна Ваша подпись.

Я разжимаю руку над пультом, показывая ей, что не хочу остаться одна со своей болью. Та улыбается и уходит. Марго опять наклоняется ближе ко мне.

— Девочка моя, если бы я знала, что с тобой будет, то отправила бы тебя горничной на тихую лыжную базу. Только Ник сказал, что ты в игре, и это бы тебя не спасло. Я в шоке от Бориса! Ты представляешь, из некоторых фотокамер не вытащили память, и эти снимки достались ему. Он все продал. Он даже журналистов пустил в студию, после того, как там поработала полиция. Полиция говорит, что это, возможно, религиозные фанатики, есть у них такое движение, которое за патриархальные устои, за женское повиновение, и прочую чепуху времен угнетения женщин. Ник говорит, что эти фанатики появляются только тогда, когда выгодно с кем-то расправиться. А при нашем уровне слежки за всеми это нереально! Наше государство даже знает — сколько ты соли положила в свой завтрак, сколько воды выпила, и в каком состоянии твой организм в целом. С ума сойти, но за ними шпионят наши унитазы…

Трещотка. У меня начинает болеть голова. Черт! Я опять нажала на грушу! Прибежавшая на зов датчика медсестра, взглянув на монитор, делает мне укол. Проваливаюсь в сон.

…

Рядом с моей кроватью разговаривают мужчины. Тихие низкие голоса что-то обсуждающие, но при этом не спорящие. Почему-то приятно их слушать. Как рокот волн. Не буду открывать глаза, пусть басят дальше.

— Пора ехать, — голос знакомый, такой родной, но не узнаю, — а она еще не очнулась. Может, подделаем подпись? Есть вариант, когда подпись действительна от сканирования пальца?

— Есть, но нужен главврач больницы при этом, или дрон медицинского центра. — Второй голос тоже знаком, но что-то из далекой прошлой жизни. Подсмотрю одним глазком.

— Она очнулась, — Ник рядом со мной облегченно вздыхает. Поворачивает голову, и я прослеживаю за его взглядом. Саша!

Почему он здесь? Что ему надо? Когда-то он хотел взять за меня ответственность, но не срослось. А сейчас у меня разбита челюсть, нет зубов, глаза хоть на месте и нос, дышит, но, возможно, его нет. Мда, красавица еще та. Почему он еще не сбежал?

Саша оттесняет Ника и тот со вздохом уступает ему место. Похоже, что они в хороших отношениях. На вид, крепкая мужская дружба.

— Привет, Аннушка. Прости меня. Твой ангел тебя потерял, — Сашины брови дернулись как крылья. — Ник сказал, что ты знаешь про игру. На тебя очень большие ставки, поэтому меня обездвижили сразу, как только я подписал договор. Я твой ангел, Аннушка. Нам надо действовать. Сейчас на крышу клиники сядет вертолет, и мы, якобы, на нем улетим. Так что, подпиши документ — согласие на смену клиники.

Саша подсунул мне планшет с документом в руку, убрав при этом грушу пульта. Ужас мурашек пробежал по моему телу. Кто такой Саша? Мастер единоборств, его знают Эд и Вика. И все. Больше я про него ничего не знаю. Мой ангел? У меня уже были два ангела на пенсии, и где я сейчас после их охраны?! Ник. С Ником я знакома больше, но он человек Шацких, и он знает Бориса. Я им не верю. Сжимаю руку в кулак. Саша удивленно на меня смотрит.

— Она нам не верит, — догадывается Ник и активирует телефон, — сейчас поверит, я знаю кому она поверит. Андрей, привет, — там ответили быстро, словно ждали звонка, — ты можешь меня соединить с Иваном? Анна опасается нас. Да. Да. Хорошо, скажи сам.

На телефоне Ника я вижу лицо смотрящего на меня Андрея. Он молчит. Закашлялся, опомнившись.

— Здравствуй, Анна. Я рад, что ты поправляешься. В этой больнице тебя не смогут восстановить, и мы с трудом удерживаем оборону. Тебя могут покалечить еще больше. Хочешь, я свяжусь с Иваном?

Я, наверно, так плохо выгляжу, что Андрей в шоке. Мое молчание было принято, за желание видеть брата. Минута на дозвон, и я вижу Ванечку. И у него шок. Он смотрит на меня, в его глазах боль и злость.

— Сволочи! — выдавил из себя брат.

— Иван, — это вмешался в разговор Ник, — время поджимает. Анна нам не доверяет. Нас ждут в другой клинике.

— Аня, я верю ему как себе. Сейчас рядом с тобой люди, которым я легко могу отдать своих детей. Веришь мне, Аленький Цветочек?

Я киваю ему глазами.

— Я приеду к тебе в больницу, — брат смотрит мне в глаза, и я вижу собирающиеся слезы.

— Время, Иван, — перебивает его Саша и подкладывает мне под руку планшет.

Я вывожу пальцем свою подпись. Как удобно, что цела именно правая рука. Специально ли? Писк подтверждения. Мне страшно. Но, а кому еще верить, как не собственному брату. А может я разговаривала с его цифровым клоном? Мне некуда деваться. В наш век, когда ты никуда не можешь сходить без слежки, все вокруг стучит на тебя, можно, оказывается, совершенно спокойно изувечить человека в центре города. Никогда не слышала о чем-то таком, что произошло со мной. Может такую информацию скрывают, а может я просто первая жертва чьих-то игр. Может, не существует «Крысиных бегов», и корпорация мне мстит за сорванную выставку, а сами смотрят и потешаются?

…

— Сколько она продержится в медицинской капсуле? — спросил Ник.

— В состоянии сна два часа, и еще десять часов в поддерживающем режиме, запас есть, — ответил механический голос робота.

Первый раз вижу такую модель. Бесшумный, двигается как человек. Рост выше среднего человеческого. Голова по форме напоминает человеческий череп, но создана из стекла и металла. Конечности как у людей — верхние руки и нижние ноги. Саша открыл на корпусе робота панель и что-то программирует, изредка отвечая невидимому собеседнику.

Меня укладывают в автономную медицинскую капсулу. Чувствую себя космонавтом, аварийную капсулу которого сбросили в открытый космос. Робот должен доставить меня в безопасное место. На медицинской каталке в вертолет уехал манекен. Ник, Саша и еще один крепкий парень уже стоят рядом в странных костюмах, напоминающих роботов. В руках шлемы.

— Пожелай нам всем удачи, Анют, — просит Ник, надевая на голову шлем. Броня шлема и костюма сошлась на шее, окончательно превратив человека в боевую машину.

Мне, чтоб не было страшно, делают укол. Оно и к лучшему, если нас постигнет неудача, я умру во сне.

…

Я опять очнулась от боли. Морской ветер обдувает мое залитое пеной лицо. Сквозь сомкнутые веки я вижу яркое солнце. Хотя бы догадались создать тень, чтобы я смогла открыть глаза.

— Пациент в сознании, — сообщил механический голос, — стабилизирую.

— Иди лучше порули, — прокричал сквозь рев двигателя Ник, — а я поболтаю.

— После стабилизации пациента. Рулить не требуется, я веду катер в автономном режиме, можете присоединиться ко мне и поговорить с пациентом.

— Умная машина! — похвалил робота Ник. — И умеешь больше чем люди.

Голос Ника раздался совсем рядом, и тень накрыла мое лицо. Пальцы Ника коснулись моей шеи и немножко надавили, прощупывая пульс. На капсуле должны же быть датчики с моими показателями. Наверно Ник до конца не доверяет Саше и этому роботу. Что ж, имеет право. Если Саша мой ангел, и он потерял меня, то стоит ли доверять такому растяпе?

— Мы созданы помогать людям.

— Помогать воевать? Ты же боевой робот. Ты создан для войны.

— Я личный робот-телохранитель. И это не все мои функции. Я способен заменить медика, полицейского, пожарного, спасателя, учителя, но основной мой профиль — личный робот-телохранитель.

— Учителя? — присвистнул Ник.

— Я выполнял функции учителя в тюрьме. Чтобы заключенные проводили полезный досуг, начальник загрузил в меня курс лекций по основным мировым предметам. После прослушивания лекций, я могу экзаменовать и запросить у Министерства образования диплом для слушателей.

— Ты идеален, парень!

— Так и есть, Ник.

— Все в порядке, Анют, — Ник наклонился ко мне, — мы плывем на катере, впереди у нас плавучая клиника. Там нас уже ждут. Мы потеряли вертолет с манекеном, его взорвали, точнее, его уронили на землю. А в том вертолете мы должны были везти тебя. Потеряли одного боевого робота, он прикрыл наш отход. Александр с напарником арестован, но это, надеюсь, ненадолго. Нас потрепало, но мы выжили. И твоему медбрату оторвало одну руку.

— На складе есть запасная, подключение новых механизмов занимают в среднем около часа.

Я успела испугаться, что руку оторвало Нику.

— Да, парень, мы и тебя починим. Проверь тот объект на экране радара и есть наша цель?

— Да, Ник, я уже сообщил о прибытии.

— Ты идеален, парень.

Через полчаса капсулу со мной уже везли по коридорам госпиталя, а Ник повел катер обратно, оставив со мной робота.

…

Обследования. Наркоз. Опять обследования. Мне, оказывается, вырастили новые зубы, кости и кожу. На операцию на моей разбитой челюсти слетелись мировые звезды хирургии. Не каждый день в наше спокойное время можно так попрактиковаться — собрать обе челюсти, нос, вставить новые зубы и все это за одну операцию. Сто лет назад на это ушли бы месяцы, если не годы. Внутренние органы не задеты, переломы на теле все закрытые. Обещают, что через месяц я уйду из клиники на своих ногах, а мое лицо станет еще лучше — подтяжка кожи и новые белоснежные зубы как бонус. Единственное, что выдаст операции это шрамы и временное отсутствие волос на голове. Последний недостаток легко устраняется париком.

Борис оказался еще большей сволочью, чем я думала. Он написал открытое письмо мне, где заявил, что запрещает мне удалять с тела его «шедевр», что это его собственность. Врачи сказали, что татуировка замедляет процесс заживления, а новый кусок кожи, садисты вырезали на спине прямоугольный лоскут кожи с глазом кота, вообще не мог прижиться. Мне плевать на Бориса и врачи смыли тату насколько смогли. Кота сильно порезали нападавшие и даже без тату видно где он был.

С головы вырван клок волос с кожей. Я не помню в какой момент это было, но факт остается фактом. Мне сбрили все волосы еще в первой больнице, а в этой начали лечение по восстановлению.

Пару недель меня на несколько часов в день погружали в медицинский гель. Немного болезненная для кожи вещь, но после него заживления происходили как в фантастических фильмах. Мне повезло, что у меня нет на него аллергии. Жаль, что этот гель нельзя применять для заживления моих десен. Больше всего пострадало лицо. Руки, ноги и ребра отделались закрытыми переломами и трещинами.

…

Неделю назад на меня надели медицинский корсет, чтобы я начала передвигаться. Забавная вещица. По форме напоминает корсеты викторианской эпохи, только мой создан из гибкого пластика, который можно слегка сминать, но в целом он держит форму. Мой корсет фиолетового цвета с ажурными отверстиями. В нем можно купаться.

Передвигаюсь только по своей каюте. Метра четыре вдоль одной стены, столько же в вдоль другой, в центре кровать, которую можно обойти со всех сторон. Иллюминаторов нет, есть только отверстие для проветривания, через которое слышен шум моря. Две двери. Одна вечно закрытая из моей каюты, войти в нее может только врач. Вторая ведет в туалет с душем. Все белое, чистое, блестящее как в операционной, куда меня часто возят. Дальний в каюте угол занимает приехавший со мной робот.

Самое сложное для меня сейчас это еда. Мне кажется, что все свое свободное время я ем. Точнее — пью, вся пища жидкая и ужасно невкусная, просто набор питательных веществ. Делаю пару глотков и устаю. Сижу самостоятельно на своей многофункциональной кровати, и мой лечащий врач заставляет меня пить витаминный бульон. Бурчу на него, но иначе питаться еще не могу. Разговариваю сильно картавя. Быстро устаю.

— На борту госпиталя тоже есть роботы, их очень много, но они не боевые, это роботы-медики и роботы-рабочие. Охрана у госпиталя тоже есть, но я не знаю как она работает, не видел в действии, — щебечет увлеченно доктор, разглядывая моего робота. — А ты видела его в бою?

— Нет, я шпала, — картавлю я. — Шпашибо, што вы его починили.

— А, не стоит благодарности, — доктор с довольной улыбкой отмахивается. — Мы не давали распоряжение, только договорились с человеком, который тебя привез, что робот будет стоять у тебя в каюте отключенный. А наши роботы-рабочие уже самостоятельно его починили. Рука, правда, не такая как была — техническая, но это лучше, чем ничего.

Я киваю в знак согласия. Мне спокойней, когда этот робот, пусть и отключенный, рядом. В конце концов, при острой необходимости я смогу установить снятую голову робота на его корпус. Отдаленно робота можно принять за человека одетого в броню вооруженных сил. Мне нравится его голова, или, как ее еще называют, управляющий блок. Монолитный шлем головы выполнен из сплава стали и стекла, под которым в окружении множества камер и прочей техники находится мозг машины — его искусственный интеллект.

— Я могу пожвонить домой? — мне не так нужен дом, как Ник или Саша, но им незачем это знать.

— Ой, милочка, у нас связь с миром только через капитана. Иначе мы выдадим свое местоположение, а девиз нашего госпиталя — полная анонимность. Кого мы только тут ни лечим и диктаторов, и демократов, религиозников и вот тебя революционерку тоже лечим. Ха-ха-ха.

Хохочет идиот. Какая из меня революционерка. Я из каюты своей выйти боюсь.

Наконец-то доктор, наболтавшись, удалился. Удивительно, как медик такого уровня может быть так по-женски болтлив. Словно у маникюрши побывала.

— Интерешно, в палате ешть подшлушивающие уштройштва? — вырвалось у меня.

— Подсматривающие в режиме тепловизора, — произнес механический голос робота. — Не пугайтесь, Анна, я действительно не отключен полностью. Делайте вид, что разговариваете сами с собой.

— Как такое может быть? У тебя управляющий блок отдельно, а ты ражговариваешь? — у меня шок, на что еще способна эта машина?

— У каждой части моего тела есть автономное питание и память, куда записывается информация. Это была идея нашего создателя, от робота может остаться одна конечность, а хозяин по ней прочтет информацию о ходе боя. Мы очень сложные и ценные машины, всех наших функций не знает никто. Даже создатель, встретив нас через некоторое время, не сможет с точностью сказать, что в нас изменили, и какие программы загрузили. Поэтому Александр не покинул второго робота — он слишком ценен.

Что же ты молчал все это время? Если бы я знала, что рядом есть кто-то, кому я могу пожаловаться, кто может со мной поговорить, я бы не чувствовала бы себя так одиноко. Меня бросили в этом госпитале без связи. Я даже не знаю сколько времени прошло с моего избиения. Какой сегодня день? Что с моей семьей? Как там Ник, Саша? Эти чертовы «Крысиные бега» уже закончились? Хьюго посадили?

Робот вкратце ответил на некоторые мои вопросы, но большинство ответов прозвучало как — закрытая информация. Единственное, что я смогла из него вытянуть, это то, что Ник избил Бориса Немова. Теперь волнуюсь еще и за Ника.

Саша оказывается не простой боец, у него есть личный робот-телохранитель, который сейчас присматривает за мной. Сколько же стоит такое удовольствие? Опять закрытая информация. Что не спросишь — закрытая информация. Кем закрытая? Сашей? Ладно, искусственный интеллект, я тебя вытяну на откровенность.

— Как тебя жовут? Вам же дают имена?

— Дают. Я из серии «Славянские традиции», меня зовут Матвей.

А у создателя этих роботов хорошее чувство юмора. Интересно, они дорого стоят? Сколько лет при теперешнем моем классе мне надо работать, чтобы купить такого робота?

— Нас не покупают. Каждая корпорация создает роботов для себя. Но у высокопоставленных чиновников есть возможность получить такого робота бесплатно. И это правильно, робот не только охраняет чиновника и его семью, но и следит за лояльностью этого человека системе.

Ах, вот оно что, собственный телохранитель он же надзиратель. Значит Саша высокопоставленный чиновник. Странно, что он участвует в боях и ведет курсы по самообороне. Что-то тут не сходится. Кто-то мне врет или Саша, или робот Матвей. Говорю это роботу и получаю ответ, что Сашин папа чиновник, а робот приставлен как охрана к Саше. В крутую игру я попала — мой ангел имеет собственного телохранителя. Значит робот телохранитель телохранителя. Забавно.

Матвей рассказал, что Саша подписал под меня контракт ангелом после моего дня рождения. А тут ему предложили провести бой, который он давно хотел. Игра еще не началась, на тотализаторе информация не появилась, и он решил рискнуть — быстрый бой, очередная победа в копилку. Это была ловушка. Во втором раунде соперник избил его как старую грушу. Потом, просмотрев все записи с дронов, они увидели, как маленький дрон бросил в емкость с водой, где лежало полотенце, капсулу. В таймауте секундант вытер мокрым полотенцем лицо и плечи Александра. Он очнулся только через неделю. Я к тому времени уже исчезла.

— А нанять можно только одного ангела? — я разочарована, что Саша оказался таким самоуверенным болваном.

— Нет. Шацкие просили контракт. У них есть пару проворных ребят. Без лицензии на эту деятельность, но на работу бывших военных закрывают глаза. Они гарантировали Вашу безопасность.

Опять Шацкие.

…

Отечность во рту после операции спала. Я уже нормально разговариваю, но на лице еще остается эластичный бандаж, поддерживающий мою новую челюсть. Питаюсь еще бульонами и коктейлями. Сегодня целый час мучилась с бананом. Вечером врач обещал принести мне мороженое.

Я положила подушку в ноги, чтобы быть ближе к Матвею и слушать его рассказы. Врач удивился такой прихоти, а я заявила ему, что на этой стороне кровати мне снятся лучшие сны. Врачи решили, что это последствие наркоза.

— Матвей, расскажи мне больше про Сашу.

— Это будет несправедливо по отношению к нему. Возможно, что он не все захочет рассказать Вам о прошлой жизни. Порядочнее спросить о нем у него самого.

Понятно, я для этого робота только объект охраны и наблюдения.

— Матвей, ты считаешь себя личностью?

— В некотором роде, да.

— Тогда с тобой можно подружиться? Роботы умеют дружить?

— Я еще не дружил с человеком.

— Неизвестно как долго мы здесь пробудем. Мне очень одиноко и страшно. Я бы предпочла, чтобы рядом был друг, а не робот-охранник. Давай дружить, Матвей.

— Интересный опыт, Анна. Давайте попробуем.

— Говори мне, пожалуйста, «ты», друг.

— Хорошо, подруга.

Я засмеялась, вспомнив свою подругу Ника. И тут же заплакала от боли в челюсти, и от боли воспоминаний. Мне так страшно, Ник.

Прибежал врач с медбратом. Я сказала, что мне приснился сон, я засмеялась и сейчас мне больно. Врач снял с моей головы бандаж, наклеил обезболивающие пластыри на скулы, стараясь не попадать на еще заживающие швы.

— Завтра отшлифуем эти швы, и ты у нас будешь просто красавица, — сказал врач, надевая обратно бандаж.

Сообщение врача меня огорчило, опять боль, но лучше потерпеть, чем жить со шрамами.

Следующие несколько дней я молча слушала сказки от Матвея. Пластиковая маска на лице позволяла только пить. Злюсь. Желаю, чтобы Борис испытывал такие же страдания. Он, правда, меня не бил, но он заработал на мне деньги. Значит, он воспользовался ситуацией для личного обогащения, или вообще эту ситуацию создал. А может это месть Шацких за файл с Хьюго? Или месть жены Хьюго. Надо будет расспросить Матвея, что он об этом думает.

— Матвей, почему роботов редко делают копиями людей? — с меня сняли маску, и я уже медленно болтаю.

— А зачем? Человеческое строение далеко от совершенства. Вы не можете поднять большую тяжесть — у вас нет силы и устойчивости. Ваш глаз неспособен смотреть вдаль, увеличивать объект многократно, и обзор у вас тоже ограничен. Даже элементарного сканирования вы лишены. Ваш слух…

— Я поняла, не продолжай. Тебя давно создали? Ты все время личный охранник? Не хотел бы сменить профессию?

— Я старше тебя, если мерить наш возраст человеческими годами. Меня создали как телохранителя. Я досконально знаю все об охране людей и объектов. Мои механизмы рассчитаны именно на такую работу. Даже когда я читал лекции в тюрьме, все равно на первом месте была охрана — я слушал заключенных. Единственное, что бы я хотел сделать в будущем — полететь на другие планеты. Но я для этого слишком старый. В космос полетели роботы нового поколения. Но я тоже могу полететь, для этого надо систему, которая и есть моя личность, загрузить в современного робота.

— А почему в космос летают только роботы?

— Это дешевле и безопаснее. Сейчас роботы осваивают ближайшие планеты, строят для людей города, проводят исследования. Много роботов погибло на этапе освоения планет. Только нас можно создать заново, а человека нет.

— Матвей, а ты хотел бы жить без людей, с другими роботами? Что будет, если все люди погибнут от какого-нибудь вируса?

— Мы клонируем вас. Обучим. Вы станете лучше.

— А специально роботы могут создать ситуацию, когда погибнет большая часть человечества?

— У тебя депрессия. Скажи об этом доктору, пусть подберет лекарства.

— С чего ты взял?

— Ты сейчас не пройдешь тест на психологическую устойчивость. Что тебя больше всего тревожит?

— Я не смогла найти мужчину до тридцати лет. А после тридцати возле меня появилось трое мужчин, и ни один из них не подошел мне для брака. Это я такая невезучая или везде в мире так?

— В мире много таких как ты. Я думал, что тебя сейчас тревожит твое здоровье, ситуация с «Крысиными бегами» и твоя революция.

— Матвей, про революцию я не думаю вообще. Если бы я нашла вовремя мужчину для семьи, то ничего этого бы не было. Ученые машину времени еще не изобрели?

— Печально.

— Что печально?

— Что тебя не волнует здоровье и что ты не нашла мужчину.

Что они все ко мне прицепились с этой революцией? Сейчас я меньше всего хочу злить власть. А здоровье, ну что здоровье, меня же здесь вылечат. Надеюсь, счет выставят не мне.

…

Хожу с тростью, переломы срослись хорошо, но слабость и головокружения еще беспокоят меня. Меня утомил этот госпиталь. Я вздрагиваю, когда открывается дверь — значит, меня опять повезут лечить, и опять будет боль. Легкая качка тоже надоела. Врач говорит, что меня тошнит именно из-за нее. Телевидения нет, на экране я могу посмотреть только романтические комедии. Не лучший выбор для женщины, которую отсутствие в ее жизни романтических отношений привело на больничную койку. Практически после каждого фильма реву жалея себя. У них есть любовь, а у меня нет. Почему так? Я ведь не урод. Четвертый класс. Образование. Работа. И никаких серьезных отношений. С последним парнем я рассталась в институте. Матвей меня утешает и читает мне фантастические романы. Я привыкла к его голосу, мне нравится с ним болтать. Как жаль, что придется с ним расстаться, когда меня выпишут.

— Анна, — тихо позвал Матвей, — сюда идет Балаболка. У него задание вывести тебя из каюты. Не соглашайся. Тебя не должны видеть. Это условие оговаривалось с госпиталем. Но главврач сейчас в отлете и Балаболка взял деньги за показ тебя одному человеку. Надо подключить к моему телу голову, но одна ты не дотянешься. Нужен человек выше тебя ростом.

— Спасибо, Матвей. Я попрошу врача вызвать робота для помощи.

Балаболкой мы прозвали моего лечащего врача за его редкую болтливость. Здесь нет имен. Ко всему медперсоналу обращение исключительно — доктор, сестра, брат, робот или «Робо» — общепринятое обращение ко всем роботам.

— Анна, у меня для тебя прекрасная новость! — шумно ворвался в каюту Балаболка. — Ты видела когда-нибудь северное сияние?

— Н-нет.

— Накидывай плед, пошли, глянем одним глазком. Пошли, не копайся.

Балаболка, забрав у меня трость, сорвал с кровати плед и жестом чародея водрузил его мне на плечи. Мне надо найти причину остаться, или выставить Балаболку хоть на минуту из каюты. Может я смогу одна поставить голову Матвея на место.

— Доктор, мне на минутку в туалет и переодеться, — делаю попытку избавиться от него.

— Анна, я тебя видел без одежды и местами без кожи, ты хочешь сказать, что ты меня стесняешься? Пошли, а то можем опоздать.

Обхватив меня одной рукой, он открыл дверь и вытащил меня из каюты. Мои ноги не касаются палубы, он несет меня по длинному коридору, а Матвей не может его остановить. Ну, почему я не собрала его вчера?! Может закричать? Зову на помощь, но крик получился как у маленькой испуганной девочки — визгливый и жалостливый. Балаболка открыл дверь одной из кают и внес меня туда. Поставил на пол перед собой и виновато улыбнулся.

— Анечка, побудьте пока здесь с нашими гостями, а я принесу мороженое, здесь чудесный вид на северное сияние, — и не успела я возразить, как он выскользнул из каюты. Замок защелкнулся и загорелся красный огонек, указывающий на блокировку двери.

Подергав для верности дверь, я разворачиваюсь. Большая каюта с огромным панорамным окном, в котором догорает зеленый хвост северного сияния. Половину каюты занимает большой П-образный белый диван с низким столиком в центре. Сидящая на диване пара рассматривает меня. Ему за сорок, волосы с проседью, породистое лицо представителя северной Европы, загар. Она совсем молоденькая, красивое лицо, стройная, с длиннющими ногами.

— О, Анна, — неожиданно хриплым голосом каркнула красотка, — присаживайтесь, мы не кусаемся.

Черт, Балаболка забрал мою трость, а без нее я хожу еще неуверенно. Я качнулась к дивану. Они смотрят. Если знают меня по имени, значит, знают и мою историю. Могли бы и помочь, но они только смотрят пристально как за подопытным животным. Если я сяду, то сама уже не встану, а стоять долго не могу. Разворачиваюсь к двери и начинаю в нее колотить.

— Выпустите меня! — стучу в дверь кулаком.

Больно схватив за плечи, мужчина с силой развернул меня и с нажимом отвел к дивану. Заставил сесть.

— Анна, нам нужен образец Вашей ДНК, — нависнув надо мной, сообщил мужчина. У него неприятный акцент, словно во рту каша и при этом еще и забит нос. — Конечно, мы можем его получить у госпиталя, но нам будет лучше, если Вы согласитесь сдать ДНК при официальном представителе и под запись, — он вернулся к двери за упавшим пледом.

— Зачем? — меня обдало волной тихого ужаса. Пальцы занемели. Стало трудно дышать.

— Тот лоскут кожи, что сейчас продается на аукционе, нам нужно официальное подтверждение, что он с Вашей спины. Если Вы согласитесь, то мы Вам процент или два от сделки можем предложить.

Я смотрю ему в глаза и не могу поверить, что он это произнес! Мне предлагают участвовать в продаже части меня!

— Анна, что Вы на меня так смотрите, словно я Вам Вашу руку съесть предложил? — мужчина бросил плед рядом со мной на диван и вернулся к своей красотке. — Миллионы бедных людей продают свои органы, это пока дешевле чем выращивание. Вам нужна будет наличка, или Вы рассчитываете на богатого спонсора? А Вы уверены, что хотите остаться и дождаться, пока вас заберут и снова пустят в лабиринт «Крысиных бегов»? Борис Немов подал на Вас в суд. Он узнал, что Вы свели татуировку и теперь, по условиям контракта, может требовать с вас огромную денежную компенсацию. Первый же дрон сдаст Вас полиции. Что дальше? Долговая тюрьма? Вас сейчас подлатают и опять кинут в бой. Вы знаете правила игры? Или Вас загоняют в десятый класс, или Вы с ангелом выкарабкиваетесь. В каком классе Вы там были?

— В четвертом.

— Забудьте про четвертый, теперь только пятый. Вы возвращаетесь в пятый. Не факт, что игра остановится тут же. Редкий случай, когда крысу оставляют в покое. Обычно гоняют до гибели крысы. Удивлены? Вам это никто не сказал? Как это на них похоже, — мужчина усмехнулся и посмотрел на девушку.

Юное создание спустило ноги с дивана, встало и модельной походкой прошло к шкафу возле двери. Вернулась она уже с мини сканером в руках.

— Анна, — проскрипел ее голос, — Вы знаете, что это? — я кивнула. — На этом сканере Вы сможете посмотреть любого человека. Давайте начнем с Вас.

Она поднесла ко мне сканер, активировала и развернула панель для чтения файлов к моему лицу. На меня смотрела я, но только еще со стрижкой. На панели замигало два предупреждения. Первое гласило, что фото не является актуальным. Еще бы, я сейчас лысая и с новой челюстью. Второе предупреждение гласило, что я неблагонадежна, есть несколько судимостей и ограничений на… что? На посещение территорий? У меня запрет на посещение компактного проживания людей классом четвертый и выше! Ого! Никогда не слышала о таком! Я чуть не завыла от отчаянья.

— Что там? — сердито спросил мужчина. Девушка развернула к нему файл сканера. — Мгх. Да Вы, Анна, опасная штучка. Это меняет планы, — он нахмурился. — Мы можем поговорить позже?

— Позже может не быть, — каркнула девица, — ты не видишь, Ральф, куда все зашло? — пристальный взгляд на мужчину, он кивает. — Анна, смотри сюда, — перешла на «ты» красотка.

Она поднесла сканер к своему лицу. Сканер курлыкнул, прочитав ее чип личности, девушка развернула его ко мне.

— Кристина Маршалл, шестьдесят один год. Сколько?!

— Это она возраст мой прочитала, — хохотнула Кристина. — Мне действительно шестьдесят один год и я постоянная посетительница этого госпиталя. И мне вечно восемнадцать. Только с голосом они мне ничего поделать не могут, говорят, пить надо меньше крепких спиртных напитков. Но с коньяком жить веселее. Да, милый? — мужчина кивнул. — Ему, к слову, почти семьдесят, — продолжила смеяться Кристина.

— И зачем вам нужна я? В чем ваша выгода? — я уже справилась с шоком.

— Мы на тебя сделали ставку. Большие деньги. Мы из всего делаем деньги. Такая у нас семья. Мы хотим провести анализ ДНК и продать твою кожу на аукционе. Борис перепродал ее нам. Хотели даже снять с тебя всего кота и продавать его как пазлы. Но мы не успели, ты свела татуировку, — раздраженно сказала Кристина.

— Тем ценнее тот кусочек, что есть у вас, — я хочу их убить, гнев медленно закипает во мне. Моя кожа была у Бориса? Я убью его!

— Да, теперь он оценивается дороже самых дорогих мировых шедевров живописи. Но это, что называется, цена дня. Через год он может стоить дешевле чашки кофе, — Кристина вернулась на диван, положив на стол свои длинные ноги. — Надо успеть его скинуть по максимальной цене.

— Так я вам нужна только ради анализа ДНК?

— Не только, мы поставили деньги на форс-мажор. Мы спрячем тебя, а потом, когда ставка сыграет, опять покажем и сделаем новую ставку. Но ты гарантированно будешь жить несколько лет, пока будет к тебе интерес, а потом мы вывезем тебя в Латинскую Америку. Дадим денег, и живи себе тихо, занимайся живописью. Откроешь галерею или чем ты всю жизнь хотела заниматься?

— Но гарантий, что вы так сделаете, никаких?

— Тут, Анна, вопрос доверия. Ты же хочешь жить? — Кристина смотрит не моргая. — А те люди, что тебе сейчас помогают, они могут тебе гарантировать, что ты выживешь и не останешься калекой из десятого класса? Кому ты вообще можешь доверять? Родным? А ты говорила с ними лично или по телефону? Если по телефону, то глупо думать, что ты говорила с человеком, а не с программой. Сто процентов, что тебе дают временные телефоны для связи, а не телефон, который активирует твой номер по чипу личности. Говорят, что это сделано для твоей и их личной безопасности. Да? Я права?

— Мне надо подумать, — прошу у них паузу.

Я совсем запуталась. Хьюго сказал никому не верить, и брат так сказал, но почему я должна верить им? Проблема в том, что я никому сейчас не верю. Но в одном она права — я говорила с Ванечкой вообще непонятно с чего, а голос подделать проще простого.

— А если я дам тебе телефон для чипа личности? Ты со своего персонального номера позвонишь родственникам и узнаешь, что к чему? Идет? — не выдерживает молчания Кристина.

— Идет, — соглашаюсь. Хоть с Ванечкой поболтаю.

Кристина достала из-под диванной подушки сумочку и извлекла из нее телефон.

Активирую. Количество пропущенных вызовов у меня близко к миллиону. С ума сойти как я популярна. Листаю список. Номера Ника в этом телефоне нет. Позвонить могу только брату. Вызов идет мучительно долго. Может, не стоит звонить? Может, я подставляю его. Или он сейчас ищет укромный уголок, чтобы мне ответить.

— Алло, — в голосе брата безразличие.

Странно все это. Он никогда не бывает таким отрешенным. Даже если Ванечку разбудить, то у него будет больше живости в глазах. Я его не узнаю, и, похоже, что он меня тоже. Неужели это не мой брат?

— Ванечка, ты можешь говорить? — надеюсь, что мой голос взбодрит его.

— Могу, — кивнул в ответ мне брат. — Ты выглядишь уже лучше.

— Со мной все хорошо. Как вы там? — меня все больше пугает, как он себя ведет.

— Мама и дети в порядке. Тебя все разыскивают. Мы не знаем, куда тебя спрятать. Жаль, что у нас никого нет за границей. Я согласился на новую работу. Скоро у меня будет третий класс. Эллен счастлива. У наших детей безоблачное будущее. Надо только придумать, где спрятать тебя. Ты когда возвращаешься?

— Я не знаю. Я потеряла твой последний подарок. Он такой красивый. Купишь мне еще один? Он очень дорого стоит? Если у меня получится уехать за границу, то это будет память о тебе.

— Конечно, куплю. Сколько бы он не стоил, твоя жизнь дороже.

Связь оборвалась, чтобы я не стала выяснять про подарок дальше. Фоторамка стоит мизер. Я говорила не с Иваном.

— Похоже, что твой брат не сможет тебе помочь, — фальшиво опечалилась Кристина.

Жму на телефоне еще раз на вызов, в надежде, что в этот раз попаду на брата. Кристина змеей извернулась со своего места и выхватила у меня телефон.

— Следующий телефонный звонок ты сделаешь после теста на ДНК, — злобно проскрипела красотка.

— Я согласна на тест. Только дайте мне сходить в туалет. У меня это непростая процедура, мне каркас снять надо, а его робот снимает. Проводите меня, пожалуйста, в мою каюту.

Ральф легко поднял меня с дивана. Ничего себе семидесятилетний дедушка! И помог выйти в коридор. Черт, какая каюта? Но мой спутник, оказывается, знает, куда меня вести. Пройдя несколько абсолютно одинаковых дверей без номеров и обозначений, он завел меня в каюту. Посадил на кровать, поднял голову и увидел Матвея. От удивления его брови взлетели вверх. Скажу ему, что это медицинский робот. А поверит? Кого я собираюсь обмануть? Человека из клана Маршаллов? Поверит ли он мне?

— Это Ваш робот, Анна?

— Да, — хлопаю глазами, изображая дурочку, — доктор прервал его перезагрузку и отправил второго робота кому-то в помощь. Вы бы не могли поставить блок управления ему на корпус, а то я не смогу без него в туалет сходить, — хорошо, что он видит только новый манипулятор робота, боевая рука в тени ниши.

— Да, сейчас. Я правильно делаю? — он подхватил голову робота и поставил ее на корпус.

Сработали защелки. На лицевой панели Матвея включился дисплей.

— Загрузка прошла некорректно, — сообщил Матвей. — Посторонний в каюте. Посторонний, покиньте каюту пациентки.

Ральф некоторое время смотрит на Матвея, рассматривает его корпус, технический манипулятор. Вдруг неожиданно подходит ко мне и вглядывается в мое лицо. Что он пытается рассмотреть? Дурю ли я его? Или он любуется теми увечьями, что мне нанесли преступники? Я наверно сейчас кошмарно выгляжу — почти лысая, с бандажом на лице, еще розовыми шрамами после шлифовки. Мне вдруг становится стыдно. Жалко себя. А этот миллиардер меня рассматривает как вещь — купить или нет?

— Анна, знаете что, Кристина мне не жена. Она жена, конечно, но бывшая жена. Мы в разводе. Давайте я спасу Вас от всего этого, от бегов, тотализаторов, Кристины. Мы с Вами, Анна, просто сбежим ото всех. У меня достаточно связей и средств, чтобы скрыться от всего мира и прожить жизнь счастливо с хорошим человеком. Как Вам идея, Анна? — с перекошенным от нелепой улыбки лицом, делает мне странное предложение Маршалл.

— Я подумаю над Вашим предложением, — вспоминаю, как месяц назад передо мной кокетничал Ник и повторяю его ужимки.

— Не затягивайте с ответом, Анна, — проворковал заулыбавшийся Ральф. — Через пять часов прилетит наш вертолет, и мы с Вами улетим. Собирайте вещи, только врачу ничего не говорите.

— Да, я буду ждать, — вру, глядя ему в глаза.

Мужчина вышел. Робот бесшумно переместился к двери, и его новая техническая рука занялась замком.

— Матвей, я…

— Я все слышал, Анна. Помощь уже в пути. Нам надо продержаться три часа. Может два с половиной.

— Матвей, мой брат…

— Я работаю сейчас над ситуацией. Можешь пока сходить в туалет и собрать вещи, у тебя полчаса.

Госпитальные роботы всех видов появлялись и исчезали у нас в каюте. Матвей не говорил мне, что происходит, только дал миниатюрную каплю переговорного устройства. Я положила ее в ухо, и она там приклеилась. Теперь я слышу Матвея прямо в своем ухе.

— Матвей, почему госпитальные роботы подчиняются тебе?

— У меня приоритет выше, — раздалось в моем ухе, — если бы сейчас началась война, то роботы подчинились бы тому, кто самый главный. Это или капитан корабля, или главврач как здесь. На этом корабле за безопасность отвечают роботы, поэтому самый главный сейчас я.

— А главврач?

— В отъезде, поэтому Маршаллы и смогли провернуть свою операцию. Ты готова? Умеешь пользоваться аквалангом, или тебя усыпить в медицинской капсуле?

В прошлый раз я проснулась, когда уже все прошло. Сказать, что меня мучает любопытство — не могу, просто боюсь, что меня потеряют в пути.

— Матвей, я боюсь и не уверена, что моя челюсть выдержит.

— Ложись в капсулу, будешь смотреть мультики, — из-под моей кровати робот достал переносную медицинскую капсулу, в которой меня сюда привезли.

Кажется, я нашла того, за которого хочу замуж. Это Матвей. Я ему проблему, он мне ее решение. Он идеален. Жаль, что наше общество запрещает людям сочетаться браком с роботами и киборгами, а так было бы замечательно — я просыпаюсь утром, а он мне уже сварил кофе и умчался на работу. Я весь день занимаюсь собой. Вечером он приходит с работы уже с покупками, готовит, развлекает меня, рассказывает новости, а ночью…

— Ты немного поправилась, — сказал Матвей, упаковывая меня в капсулу.

Он прервал мои фантазии на самом интересном месте. Газ из маски усыпил меня.

…

Мне снились обрывки воспоминаний как калейдоскоп из старых фильмов. Мы сидим с братом в темной комнате и смотрим сказку на прозрачном экране. Две белки в костюмах рыцарей спасают белку прекрасную даму. Издалека я слышу разговор, мама кому-то говорит по телефону: «Я люблю только мужа и наших с ним детей. Моя семья это муж и наши дети. Тебе так казалось. Ты не так понял. Я никогда не любила тебя. Я не брошу детей и мужа. Думай, что хочешь, я не могу тебе запретить думать. Не звони мне больше, и не ищи со мной встречи. Прощай». — Потом мама плакала в душе, а я стояла под дверью и тоже плакала, боялась, что мама нас бросит. Слезы лились рекой, такие холодные слезы. Я вся промокла от них и замерзла. Так холодно.

Удар. Я просыпаюсь. Маска прижата к моему лицу, но газ уже не поступает. Дико холодно и я вся мокрая. Приоткрылось стекло капсулы и ледяной воздух с мелкими брызгами воды обжог мое лицо.

— Анна, ты жива? — Сашин голос, но такой слабый.

Морщу лицо, присоска маски отлипает, и я могу говорить.

— Саша, ты где? Мы где? — мне страшно.

— Нас сейчас подберут, лодка уже всплывает. Я закрою капсулу, чтоб ее не залило водой. Воздуха хватит еще минут на десять. Дыши медленно, экономь воздух.

Стекло вернулось на место. Похоже, что мы в воде. Капсулу поднимает вверх и опускает обратно. Волны. Сегодня я видела северное сияние. Какая там температура воды? Мы замерзнем и умрем! Я боялась, что меня потеряют в пути. Почти сбылось. Где Матвей?

— Матвей, — позвала я.

— Экономь силы, — раздался механический голос в моем ухе.

Я рассмеялась. Как я рада его слышать.

— Матвей, ты женишься на мне?

— Обязательно.

Чем еще можно успокоить женщину в любой ситуации? Признанием в любви или обещанием жениться. Я медленно поверхностно дышу, экономя воздух. Через пару минут в капсуле стало теплее. Потом труднее дышать. Нехватка кислорода, мне хочется спать. Почти теряю сознание. Откройте капсулу. Удар! Капсулу перевернуло вокруг оси. Хочу крикнуть и теряю сознание.

Прихожу в себя от холода. Я раздета и лежу укрытая одной простыней. Натягиваю простыню себе на голову в попытке согреться. Как же холодно.

— С ней все в порядке. Сэр, Вы в гораздо худшем состоянии. Вам надо лечь, — незнакомый голос, говорит на английском.

— Сделайте мне укол. Мне надо проследить за моим роботом, — Сашин голос, тоже на английском.

— Матвей, — я зову робота. Ответа нет. — Матвей, — кричу я.

— Ань, он отключился. Мы его сейчас ищем.

Открываю глаза, выглядываю из-под простыни, на койке напротив меня сидит Саша. Он так бледен, что я вижу вены, проступающие через его кожу. Глаза ужасные, красные, словно все сосуды полопались. На нем военные брюки и куртка. А на мне вообще кроме корсета и простыни ничего нет. Даже белья. Кто меня раздел?

— Что произошло? — спрашиваю Сашу.

— Ты роковая женщина, Аня. Вокруг тебя идут бои. Бьются мужчины, погони, стрельба, преследование. А ты просыпаешься, хлопаешь глазами и спрашиваешь что произошло? Ничего! — вдруг выкрикнул Саша.

К радости медика он завалился на койку и предоставил себя для манипуляций. Интересно, почему он так злится? Из-за робота, или есть еще что-то, чего я не знаю.

Все помещение качнулось, и медик успел поймать меня, чуть не выпавшую с койки. Даже высокие поручни меня не спасли бы.

— Что это было?! — кричу от ужаса. Смотрю на Сашу, а у него от злости губы сжаты в тонкую белую нить.

— Усыпи ее, — злобно пробормотал сквозь зубы на английском Саша медику.

— Не могу, сэр. Приборы не рекомендуют.

Мы лежим в тишине, которую нарушают только манипуляции врача. Что же произошло? Он говорил, что лодка всплывает. Значит это подводная лодка. Экипаж говорит на английском. Или только медик? Может, это лодка враждебной нам корпорации? Саша злой. Матвей отключился. Подобрали в воде. Боже! Матвей утонул! Я бы тоже была злая. Жених утонул.

У Саши над койкой мигнул экран.

— Александр Николаевич, — улыбнулся с экрана молодой военный, — мы нашли его. Через полчаса он будет у нас.

— Спасибо, — кивнул Саша, — я подойду через полчаса, — экран погас. — Через двадцать минут я должен быть на ногах, — это уже медику.

— Снимите куртку и перевернитесь, — медик достал упаковку различных пластырей и стал заклеивать ими спину Саши в одном только ему ведомом порядке.

— Ань, извини, что накричал.

— Все нормально.

— Нормально? Может уже и нормально. Час назад было гораздо хуже.

…

Меня разбудил матрос. Протянул бутылку с белковым коктейлем, сообщил, что у меня есть полчаса на завтрак и гальюн. Оставил мне пакет с вещами и удалился так быстро, что я не успела ничего спросить. Спасибо, что показал где гальюн, а то я бы начала присматриваться к медицинским емкостям.

Вернулся Саша. Уже с обычным цветом лица, но все еще мрачный. Протянул куртку с капюшоном.

— Вот, самый маленький размер, какой смогли найти. Одевайся быстрей.

…

Вертолет был с пилотом. Странно, я думала, что они все уже давно беспилотники. Саша сел впереди, нас с Матвеем усадили сзади. Робот отключен, я не знаю, что с ним было, но новый манипулятор, который ему установили в госпитале, частично отсутствует. Саша запретил задавать вопросы, и меня терзает неизвестность.

Летим очень быстро, временами опускаясь к беспокойной воде. Я видела айсберг. Бедный Саша, он же был в воде, пока я была в капсуле. Опасная работа быть ангелом.

Странный вертолет. Один раз мы зависли низко над водой. Казалось, что только ветер крутит лопасти винта. В отблесках прожектора я вижу волны. Хорошо, что нет шторма. Вода как расплавленный свинец и небо одного цвета с водой. Мрачно. Страшно. Хочется кушать и в туалет. Я замерзаю от проникающего до самых костей холода.

Просыпаюсь от маневров вертолета между скалами. Ремни натягиваются на теле, но прочно удерживают меня в кресле. Страшно, сердце замирает от ужаса. Замерзла так, что уже не замечаю, как у меня бежит из носа. Кажется, что даже мозг замерз.

Наконец-то сели на небольшой площадке среди отвесных скал. Саша вытащил меня из вертолета и велел прыгать, чтобы я согрелась. Перед нами пещера, вход в которую преграждает бронированная стена с закрытыми едва заметными воротами. Нас пустили внутрь. Я словно попала в другой мир — среди ледяного океана внутри скал огромный ангар, заполненный людьми. Люди в технических комбинезонах занялись Матвеем, Сашу окружили военные, а я так и осталась одна возле входа. Почувствуй себя лишней, Анна. Делаю несколько шагов в сторону Саши и вдруг кто-то похлопал меня по спине. Оборачиваюсь и вижу пожилую женщину в таком же техническом комбинезоне, как и все находящиеся вокруг нас.

— Здравствуйте, — здороваюсь я с ней. Она улыбается, и не фальшиво, а такой счастливой улыбкой, словно я ее родственница и она очень рада меня видеть.

— Ох, да ты совсем замерзла! — женщина протянула руку и потрогала мой нос. — Пойдем со мной, деточка, я знаю, что тебе сейчас надо больше всего.

Взяв за руку, она повела меня через весь ангар, лавируя к противоположной стене между людьми и механизмами. За тяжелой противоударной дверью еще один зал, но поменьше. Везде столы управления, огромные экраны, в центре под потолком болтается пустой шар голограммы. В зале несколько человек просматривают информационные экраны. Наверно, мы на военной базе, а это командный пункт. Еще одна толстенная дверь и мы в длинном слабо освещенном коридоре. Вторая дверь по левой стороне и мы оказываемся в комнате с кроватями в три яруса. Проходим сквозь нее, и маленькая узкая дверь открывает нам небольшую кухню.

— Туалет за той дверью, — кивает вправо женщина, — беги быстрее, а я разогрею тебе суп. Ты сильно замерзла? Какой у тебя размер, мы подберем тебе одежду по климату.

Я, не отвечая на вопросы, бегу в туалет. Маленькая комната с одним унитазом, умывальником и душем. Водная система многоразовая. Это значит, что вода после душа и умывальника делится на две части, та, что хорошо очистилась, используется повторно, а та, что уже совсем грязная, идет на смыв в унитаз. По запаху слышно, что фильтры уже старые. Лучше здесь пока не мыться, а то рискую после госпиталя запачкаться сильнее, чем сейчас.

В детстве нас с братом родители отправляли в горный лагерь на отдых. Там была такая система очистки воды. В горах самой воды мало. Снег, конечно, использовали, но потребности лагеря были такими большими, что воду использовали много раз.

Моя голова гудит, из носа постоянно течет, спина болит, словно я на нее упала с большой высоты. Кажется, я простыла. Боюсь, что с лекарствами тут будет плохо.

— Меня зовут Эль, я наседка, — смеется моя спутница, когда я возвращаюсь к ней на кухню. — Ты Анна? Я читала про тебя. Здесь все читали про тебя. Ты у нас звезда.

Эль протянула мне чашку с дымящимся бульоном. Как тепло рукам, вдыхаю запах, и мне кажется, что ничего лучше этого аромата я не вдыхала. Я знаю, что это говорит голод. Откуда у людей, которые несколько раз обрабатывают воду и спят на кроватях в три яруса, натуральный бульон с зеленью? Хотя, может это военная база с хорошим продуктовым обеспечением, но я в этом почему-то сомневаюсь. Немного подув, я делаю маленький глоток. Бульон мясной, наверняка куриный, овощи, свежая зелень. Очень вкусно, как у мамы, но есть привкус чего-то химического.

— Я добавила в суп гранулы антибиотика, чтобы ты не заболела. И вот тебе ложка для гущи. Садись за стол, — Эль протянула мне ложку и отодвинула стул за столом.

— У меня челюсть еще только заживает.

— Это суп-пюре, я знаю, что за бандаж у тебя на голове. Ешь, пока не остыло, а я поищу тебе одежду и обувь.

Эль ушла, а я принялась за суп. Чтоб я когда-либо с таким удовольствием ела суп — не помню такого. Наверно, это было в детстве все в том же горном лагере. За целый день набегаешься, наползаешься по горам, и готов съесть свое самое нелюбимое блюдо, и даже попросить добавку. Двадцать лет прошло. Счастливое детство, многообещающая юность и мрачная действительность. Я сижу в пещере, переоборудованной под убежище или казарму. Мое тело подлатано после побоев, я изгой из седьмого класса. Преступница без преступления. Сто лет назад на мое одиночество никто не обратил бы внимание, двести лет назад я не имела бы возможности работать, триста лет назад была бы для этого возраста старухой, а четыреста лет назад в Европе меня бы сожгли на костре как ведьму. Прогресс имеет место быть, но боюсь, что сейчас это уже регресс.

— А вот и она, — вернулась Эль с Сашей, — Анна, ты можешь взять с собой чашку.

— Пойдем, — кивнул на дверь Саша, — нам выделили комнату.

Мы с Сашей идем по тому же коридору, по которому меня вела Эль. Выделенная комната совсем небольшая, это скорее кабинет с кроватью, возможно, нам уступил ее какой-то офицер. Саша посадил меня на кровать, а сам подошел к столу, на котором лежал частично разобранный его личный робот Матвей. Или мой робот. Как было бы здорово, если бы Матвей был мой. Саша обернулся. Оказывается, я сказала это вслух.

— Доедай суп, — нахмурился Саша, услышав мое желание.

— А что с Матвеем? — быстро выгребаю ложкой уже остывшую гущу.

— Все в порядке. Пытаюсь реанимировать его манипулятор. Аккумуляторы заряжаются отдельно. ИИ выполняет несколько задач по спасению нас из этой ситуации.

— Так Матвей настолько занят, что не может со мной поговорить?

— А как вы разговаривали?

— У меня в ухе динамик.

— Так это была ты? Сейчас подключу. Ты доела? — я кивнула, повернувшемуся ко мне Саше. — У тебя скоро ломка начнется, тебе делали обезболивающий укол, чтобы ты смогла бежать в случае чего. Скоро прекратится его действие. Когда не сможешь терпеть боль, скажи. Тут у них есть хороший медик, и лекарства у него тоже есть. Давай я отнесу чашку Эль. Когда вернусь, ты примешь душ и ляжешь спать. Матвею еще пару часов на тестирование и общую работу.

— Матвей, — зову я робота сразу после ухода Саши.

— Привет, Анна, — слышу ответ в своем ухе. — Мой анализ выживаемости в той ситуации был пять процентов. Александр гений.

— Что там произошло, Матвей?

— Мы бежали, сверкая моими железными пятками, как сказал Александр.

— А в воде мы как оказались?

— Александр на самолете подобрал нас с катера. Мы были атакованы боевыми дронами. Самолет подбит. Мне отстрелили новую руку, и я уронил в воду капсулу с тобой. За тобой нырнул Александр, а я на самолете увел дронов подальше от вас. При вхождении в воду, самолету оторвало крыло и меня заклинило в кабине, но Александр нашел меня.

Ох, нет. Я бы умерла от переживаний в этой капсуле, если бы Матвей не усыпил меня в ней. Теперь понятно, почему Саша злился. Он чуть не погиб, потерял самолет.

— А что с моим братом, Матвей?

— С ним все в порядке. Вся твоя семья сейчас в санатории.

— Хорошо. Как там Ник?

— Взял отпуск в клубе и уехал в тренировочный лагерь.

— Что за лагерь?

— Уже болтаете? — вернулся Саша. — Как ты умудряешься найти себе подружку даже в военном бункере? Давай быстро в душ и спать. Я закончу с роботом, и он будет нас охранять. Я не всем доверяю на этой базе, могут и убить.

Саша снял с моей головы эластичный бандаж, и я пошла в душ. Он такой же маленький как в комнате Эль. Фильтр разве что новее. Воду себе надо накачать ногами. Если у тебя нет сил, и ты смертельно устал — помыться тебе не суждено. Вода воняет дезинфектором. Мыться не хочется под этой вонючей водой, но надо прогреться.

Кутаюсь в одеяло и наблюдаю как Саша, склонившись над столом, собирает Матвея. Красивая у него фигура сзади, плечи широкие, талия тонкая. Если бы я тогда в день нашего знакомства закрутила с ним роман, то сейчас все было бы иначе. Он бы не ввязался в тот бой, и я ходила бы на любимую работу, у нас не было бы проблем, может быть, мы купили бы с ним лицензию на ребенка, или я встретила бы своего мужчину. Но встретила я Хьюго, Шацких, Бориса. Все закрутилось…

Я выныриваю из сна от боли и холода. Саша откинул одеяло и клеит мне на руку обезболивающий пластырь.

— Ты стонала во сне. Все, малыш, потерпи десять минут и боль пройдет, — он укутывает меня в одеяло и слегка покачивает баюкая. — Я закончил Матвея. Теперь он может нас охранять, а мы поспим.

— Угу, — боль отступает, и я проваливаюсь в сон.

Странный скрип нарушил мой сон. Матвей передвинул стальной шкаф так, что входящий не видит кровать, а упирается в полки шкафа. Саша снимает куртку, кобуру с оружием, футболку. У него вся спина в разного цвета и размера пластырях. Даже на руках пластыри, но там, судя по цвету, скорее витаминные. Ему бы в больницу, а он играет со мной в ангела. Мой ангел потягивается, несмотря на прохладный воздух пещеры и проворачивает плечи, играя мускулами. Некоторые пластыри опавшими листьями слетают на пол. Интересно, он знает, что я за ним наблюдаю? Хочется как-нибудь увидеть его на ринге. Нет, я не хочу, чтобы его били, не хочу, чтобы ему было больно. Пока я мечтала, ангел разулся и ускользнул в душ. Матвей замер в засаде. Больше движений в комнате нет. Погас свет.

Я проснулась от стона. Саша лежит на кровати рядом со мной, а его робот с хирургической точностью клеит ему на плечо обезболивающий пластырь. Так во сне некоторое время назад от боли стонала я.

— Не сердись, что он разбудил тебя, — механический голос в моем ухе, — он так хотел выглядеть героем, но ему слишком много выпало, он не рассчитал свои силы.

— Матвей, я ему нравлюсь?

— Да. Вы привлекательные здоровые люди. Вам трудно избежать симпатии друг другу. Не болтай, дай ему поспать и выспись сама.

Накрываю нас одеялом и прижимаюсь к Саше, стараясь согреть его своим телом. От него воняет дезинфектором. Я, наверно, тоже так пахну, так что можно не стесняться запахов. Когда мы впервые встретились, от него пахло дорогим парфюмом. Аромат ощущался, когда приближаешься к нему вплотную, так как сейчас. Кладу ему руку на грудь, слышу равномерные удары сердца. Великолепное тело бойца, созданное в бою, а не в зале как у Хьюго. Если составить рейтинг у кого из троих моих знакомых мужчин самая красивая фигура, то первое место займет Саша, потом Ник, только потом этот предатель Хьюго. Хотя из этих троих у Ника самое красивое лицо. Как я могла влюбиться в Хьюго? Почему я не позвонила Саше, когда Ник рассказал мне, что тот меня искал? Почему у меня началась эта полоса невезения? Надо, чтобы произошло что-то приятное, чтобы невезение закончилось. Может соблазнить Сашу? На мой день рождения мне это не удалось, но сейчас иная ситуация. Скольжу рукой вниз по его животу. Он стонет.

— Анна, — слышу в ухе голос Матвея, — надо выспаться.

Как он услышал? Может, видит, что происходит под одеялом? Личный робот-охранник блюдет интересы своего хозяина. Весело.

Нас разбудил вой сирены. Саша сел на кровати, вслушиваясь в звуки из коридора. Наверно, у него тоже есть капля динамика в ухе, и он сейчас слушает доклад Матвея. Если робот спокоен…

— Это не по нашу душу, — Саша откидывается на подушку и смотрит на меня.

— У тебя шикарное тело, — шепчу ему. Кладу руку ему на грудь и не удерживаюсь, скольжу ладонью по его мышцам, кубикам пресса.

— Не соблазняй меня, — просит Саша, облизывая свои губы, его дыхание учащается.

— У нас же еще есть время? — спрашиваю мужчину и ближе придвигаюсь к нему. Он смотрит мне в глаза, но ничего не делает. Его тело напряглось, как перед прыжком. Думает. Или сомневается. Что я делаю? Я же сейчас такая страшная. Убираю руку. Отстраняюсь от него. Мне обидно и неудобно. Никогда больше не сделаю шаг первой. — Если ты хочешь это остановить, то уходи сейчас.

— Я не могу, — сдается мужчина.

…

Через пару часов к нам в дверь постучали.

— Александр, — человек в серой форме проходит внутрь и здоровается с Сашей за руку, — Анна, — кивает мне. — В бухту хочет войти военный крейсер враждебной нам корпорации, просят лоцмана.

— Аня, это Григорий Георгиевич, — представляет мне вошедшего Саша, — он тут главный.

Военный без знаков отличия еще раз кивает мне. Мужчина крепкого телосложения, молодое лицо для «он тут главный», но я вообще не представляю, сколько лет должно быть главному на подобной базе. Мое внимание отвлечено пластырем, который мне наклеил на ягодицу Саша, он печет, вызывая раздражение. «Другого нет, терпи», — сказал Саша. Вся нижняя часть лица болит, словно ее еще раз сломали. Мы целовались как сумасшедшие, пока меня не пронзила боль. Но я не сказала ему об этом, побоялась, что он остановится. Болит нога, в том месте, где был перелом. Хорошо, что корсет не дал моим ребрам еще раз треснуть.

— Назвали причину захода? — спрашивает Саша.

— Да. Сильные приступы морской болезни у высокопоставленного лица. Говорят, что бедняга уже зеленого цвета, а усыплять его они не хотят, врут про несовместимость всех известных им препаратов. И вообще дядька уже старый, требует спуска на твердую землю.

— Старый трюк, и его одного они не пустят? — поморщился Саша.

— Разумеется.

— Сколько человек с ним сойдут?

— Александр Николаевич, — голос Григория Георгиевича перешел на официальный тон, — пускать врага на свою территорию?

— Отдайте им вертолетную площадку, пусть поставят палатку, раз деду так хочется пощупать наши скалы. Лоцмана не давайте, пусть привезут его на катере. Своем катере. И гоните их в территориальные воды. На площадку поставьте «уши» и «глушилку». И с собой не больше пяти человек. Сейчас они заявят, что на военном крейсере нет палатки, дадим нашу «Северянку» на шесть персон.

— Александр Николаевич, примите командование базой на себя. Главком приказал впустить крейсер в бухту.

— Вы лично говорили с главкомом? — голос Саши тоже с дружеского стал официальным.

— Так точно.

— Что говорит разведка?

— Что процент подделки равен пяти.

— Но он есть?

— Так точно.

— Принимаю командование на себя. Главкому ничего не сообщать по моему приказу. И про мое командование — не распространяйтесь.

— Слушаюсь, — кивнул Григорий Георгиевич и вышел.

— Ты ее личная охрана. Она в приоритете! — приказал Саша роботу.

— Так точно, — ответил Матвей.

Я вздрогнула. Совсем забыла о Матвее. Может Саша его на время отключал? Неудобно как-то вышло, что все это происходило у него на глазах. Вероятно, он к этому привык. Ведь он личный робот-телохранитель. А может ему безразлично, как развлекаются люди. Ведь мы не наносим себе или друг другу ущерб.

— Сможешь ходить без бандажа на лице? — это вопрос уже ко мне.

— Думаю, да, но мне нужно обезболивающее, — дотрагиваюсь до своей челюсти и проверяю — не сломалась ли она еще раз.

— Я буду в следующий раз осторожнее, — пообещал Саша, наклеивая мне на шею пластырь. — Собираемся на выход.

Мы выходим из комнаты. Матвей запирает ее электронным ключом. Нам надо зарядить оружием робота, взять запас еды, и продержать оборону несколько дней. На мне куртка с капюшоном почти полностью скрывающая лицо. Такая же куртка на Саше. Эль нашла мне высокие теплые сапоги по моему размеру. Внешне я выгляжу как некрупный мужчина. Саша предупредил меня, что не все на этой базе будут к нам лояльны. Сюда ссылают неугодных офицеров, которые проштрафились у себя на службе, но вина их незначительна. Поэтому мы трое за себя, а все остальные в любой момент могут стать против нас. Вне нашей комнаты без особой надобности не разговаривать.

Нас пустили в оружейную. Оказалось, что боевая конечность Матвея трансформер. У брата в детстве был походный нож-трансформер, который, при желании, становился вилкой, ложкой, открывалкой и даже штопором. Так и у Матвея — есть конечность механическая рука, она похожа на первые протезы, которые ставили инвалидам. Есть конечность автоматический пистолет. И последний механизм — технический манипулятор. Всех его функций я не знаю, но этой конечностью он управлялся с сервером базы, оружием и замками.

Вторая конечность, которую заменили Матвею на корабле, была универсальным манипулятором и совершенно не пригодна для боя даже в исправном состоянии, а сейчас после ремонта и вовсе бесполезна.

— Попробуй этот пистолет, — Саша протянул роботу пистолет с объемным магазином для патронов.

Матвей зажал пистолет поврежденным манипулятором, что-то подкрутил в новой конечности своей родной рабочей рукой и спрятал оружие под защитой своего корпуса. На корпусе робота были отсеки для патронов, которые он самостоятельно заполнил, опустошив ящик. Сколько же сейчас Матвей весит? Надо постараться не стоять у него на пути, а то можно лишиться ноги, если он на нее наступит. Саша собирает в черную сумку нужное ему оружие.

— Ань, вон в том углу бронежилеты, ты подбери себе что-нибудь по размеру, — не отрываясь от своих дел, бросил мне Саша.

Иду в указанном направлении. Здесь все как в приличной гардеробной — полочки, надписи, размеры, упаковки. Выбираю нужный размер и вскрываю упаковку. Замечаю глаз камеры, и она явно активна. Забираю с собой бронежилет. Хоть я и привыкла быть все время под наблюдением, но почему-то эта камера меня смутила. Саша молча кинул мою обновку в сумку и передал все Матвею.

Поднимаемся из подвалов оружейной и на входе встречаем Эль.

— В столовую вам лучше не ходить. В моей комнате сухпайки. Для Анны уже разогрет суп, и ей лучше не появляться в доках.

— Спасибо, Эльвира, — Саша тепло улыбается ей, но она в ответ лишь хмурит брови. Они явно знают друг друга больше чем один день.

Я доедала свой суп в комнате Эль. Саша сидел рядом и молча жевал бутерброд из сухого пайка. В комнате чем-то вкусно пахло. Запах из детства. Я не могла опознать его, пока Эль не поставила перед нами компот из сухофруктов. Точно. Мы пили такой с братом в лагере.

— Почему ты сердишься? — Саша словил наконец-то взгляд Эль.

— Ты сможешь о ней позаботиться?

— Я ее ангел.

— Это не ответ. Пообещай мне, что ты позаботишься о ней! Что она останется жива и будет в безопасности!

— Эль, я приложу к этому все силы, — Саша опустил голову, сжал кулаки, словно принимал тяжелое решение, набрал полную грудь воздуха, посмотрел Эль в глаза и сказал, — я обещаю тебе, что она останется жива и будет в безопасности.

— В память о моем сыне, — Эль словно заставляла его класться.

— В память о моем друге, — кивнул Саша, подтверждая клятву.

…

Матвей открыл нашу комнату, пропуская нас внутрь.

— О ком вы разговаривали с Эль? О ее сыне? И о ком ты должен позаботиться?

— Слишком много вопросов, — отмахивается Саша, наблюдая, как Матвей выкладывает на стол принесенное нами оружие. — Как-нибудь я расскажу тебе все, когда не будет рядом лишних ушей.

— Матвей лишние уши?

— Нет. Матвей вообще слышит почти всю базу, так что от него трудно спрятаться. Здесь могут быть жучки, которые он не смог обнаружить, поэтому говори все очень тихо, практически шепотом.

— Саша, — подхожу к нему сзади, — почему тебе передали командование этой базой? — спрашиваю так тихо, что он вынужден развернуться и наклонить ко мне голову.

— Что? — Саша наклонился ко мне еще ближе, и я услышала запах нашей ночи.

— Почему тебе передали командование этой базой? — шепчу я ему на ухо и, не удерживаясь, провожу губами по его небритой щеке.

Мелкий наждак щетины слегка обжигает мою кожу. Саша накрывает мои губы поцелуем. Мы судорожно снимаем с себя и друг друга одежду под звук оружия разбираемого Матвеем. Одежду Саша бросает на стол, усаживает на нее меня, стягивает мои сапоги один за другим, потом брюки. Я ногами обхватываю его за бедра, притягиваю его ближе к себе, расстегиваю на нем ремень. Он разворачивает к себе мое лицо и нежно целует, стараясь не причинить мне боль. Я наконец-то справилась с брюками, и он застонал.

«Бац!» — раздается грохот у меня за спиной. Я вскрикиваю от испуга. Саша рассержено втягивает в себя воздух и со злостью смотрит на Матвея. Робот продолжает перебирать принесенное оружие.

Саша сгребает меня со стола за бедра и уносит на кровать. Я едва удержала равновесие в последний момент, обхватив его за шею.

…

— Мне пора идти, — Саша делает попытку встать с кровати, а я не отпускаю, он смеется и просит меня, — малыш, правда, пора. Тебе тоже лучше одеться.

Ухожу в душ. Не хочется мыться под этой вонючей водой. Да и под корсетом вытереться невозможно, я опять замерзну. Пробую открепить шланг, чтобы помыться частично, но у меня ничего не получается. Мочу полотенце и просто протираю свое тело. Как жаль, что такая страсть нас накрыла в таких ужасных условиях. Я бы хотела быть с ним после ароматной ванны, на чистых простынях, в теплом доме. Мне кажется, что он не женат и у него нет девушки. Надо как-нибудь с ним поговорить откровенно, что он думает о нас. К Матвею с этими вопросами я уже когда-то приставала и была послана к Саше. Кстати, он так и не ответил мне про командование базой.

Когда я вернулась, Саши уже не было.

— Матвей, почему Саше передали командование этой базой?

— Я подделал информацию на его чипе личности. Сейчас он офицер головного штаба нашей армии, — через некоторое время раздается ответ робота у меня в ухе. — Только, пожалуйста, не распространяйся никому об этом.

— А если они узнают? — мне немного страшно от этой информации. Неужели этот робот способен изменить информацию на чипе личности? Это нереально. Процентов девяносто, что он мне врет.

— Тогда нас ждет карцер до прихода корабля с земли.

Саша возвращался несколько раз, принося оружие для Матвея. И каждый раз у них с роботом было совещание. Меня в дела не посвящали. Два раза заходила Эль, приносила еду. От нее, как и от Матвея с Сашей, ничего невозможно было узнать. Просто заговор против меня какой-то. Я же не ребенок.

Так прошли сутки, или больше. Люди, которых я видела мельком, выглядели все более мрачно. Матвей молчал. Саша в редкие заходы целовал меня, обнимал с такой силой, что если бы не корсет, то сломал бы мне ребра, жаль, что до близости дело не доходило. Зашел медик. Взял у меня кровь и слюну на анализ. Спросил о непереносимостях чего-либо, о моих фобиях. Сменил мне пластырь и ушел.

…

Саша пришел с едой для нас двоих — мясное рагу с овощами. Аромат просто сводит меня с ума. Пробую рагу, оно мягкое, вкусное. Как не имея свежих продуктов они умудряются так готовить? Из заморозки такое не получится. Может они распечатывают еду на принтере, а это все ароматизаторы и создатели вкуса?

— У нас романтический ужин? — заигрываю с Сашей. Когда он рядом меня это возбуждает. Мысли только об одном — оказаться с ним в постели.

— Завтрак, — мрачно ответил Саша, одним словом остудив во мне все желания.

— Ты мне можешь сказать, что происходит? — в очередной раз спрашиваю без надежды получить информацию.

— Могу, но сперва еда и отдых. У нас на все час. У тебя такой стильный ежик отрастает на голове, — теплая ладонь скользнула по моим отрастающим волосам.

— Это комплимент или попытка меня задобрить? — зачерпываю ложку рагу. Ммм, божественно вкусно.

— Это попытка провести этот час с максимальным удовольствием, — недовольство в Сашином голосе сменяется на флирт.

— Для удовольствия надо переместиться на кровать.

— Не обязательно на кровать, — улыбнулся Саша, голос его стал еще ниже, с хрипотцой, — иди ко мне.

— Может, сперва поедим? — расстраиваюсь, что остынет рагу. Как быстро у него меняются планы.

— Ты променяла меня на еду?! — Сашина бровь приподнялась от удивления, шаг ко мне, и емкость с рагу возвращается на стол.

Свитер слетел с меня за две секунды, чуть дольше сопротивлялась футболка. Я стою перед ним одетая в брюки и медицинский корсет. Интересно, я выгляжу сейчас эротично? Страстный поцелуй в губы, и я забываю как дышать. Саша взял в руки нож, лежащий на столе, и развернул меня к себе спиной. Слегка натянул корсет, и я ощутила скользящую вдоль спины руку, помогающую лезвию ножа вспарывать мою защиту. Резкое движение и я остаюсь в одних брюках. Сразу вдруг стало холодно, сырость пещерной комнаты заставила меня сжаться. Поцелуй в висок. Он обнял меня сзади, согревая своим телом, я почувствовала, что он уже раздет. Вжалась в его грудь спиной и потерлась об его тело. Его зубы слегка прикусили мое ухо, фиксируя меня на месте, чтобы не вертелась. Руки никак не могут справиться с ремнем на моих брюках, я помогаю ему…

— Сорок минут, — обрывает нашу идиллию механический голос робота.

— Заткнись, — со злостью огрызается на робота Саша и сдергивает с меня брюки.

…

На кровати мы все-таки оказались, находиться на ногах уже не было сил. Я лежу на Сашином плече, вытянувшись вдоль его тела. Он гладит мою наконец-то освободившуюся от корсета спину. Хочется мурлыкать от удовольствия. Или счастья. Счастье и есть удовольствие. Ничего не хочу знать. Просто как можно дольше протянуть эти минуты счастья.

— В тебе есть вшитые устройства? — тело Саши чистое, есть несколько шрамов, но это не связано с современными технологиями.

— Нет.

— Почему? Мужчины любят вшитые телефоны и всякое такое.

— У любого устройства может быть сбой, а я не хочу, чтобы мое тело пало жертвой вируса или хакерской атаки, — усмехнулся Саша. — Через пять минут здесь будут люди, — он поцеловал меня, как бы извиняясь, — одеваемся быстрее.

Мы так и не притронулись к еде, но я об этом не жалею, хоть и испытываю легкое головокружение.

К нам пришли Григорий Георгиевич и медик.

— Анна, — начал Григорий Георгиевич, — нам объявили ультиматум. Или мы выдаем Вас, или нашу базу уничтожат. К нам подошла наша подводная лодка, и нами разработана следующая операция. Вы переходите с Александром на их катер и плывете на крейсер. В определенном месте лодка перевернется. Вы умеете нырять, Анна? Необходимо задержать дыхание максимум на минуту. Аквалангисты заберут Вас и Александра.

— Нет, Григорий Георгиевич, я поплыву с ними как заложник. Анна в данный момент куда ценнее чем я. Если я не вынырну, они все поймут. А тут есть шанс разыграть несчастный случай.

— Я не умею нырять, — я в шоке. — И ведь у вас на площадке перед входом их люди. Возьмите их в заложники!

— На это и весь расчет, что мы берем их в заложники, а они нападают на нашу базу, чтобы освободить своих людей. Они уже всему миру сообщили, что старику Маршаллу стало плохо, и они попросили помощи у нас. Сегодня он отбывает на свой корабль вместе со своими гостями — Вами и Александром Николаевичем. В небе будут сотни телевизионных дронов, чтобы снять отъезд и прибытие на крейсер. Мы можем опустить над базой военный спутник, а они расценят это как начало боевых действий и поднимут в небо самолеты. Мы все просчитали, Анна, — успокаивает меня Григорий Георгиевич. — Вы не попадете на их корабль, лодка перевернется.

— Надо только задержать дыхание, — медик набрал полную грудь воздуха и зажал пальцами нос, — я сделаю укол, это Вам поможет. В теории все должно получиться, на практике будем надеяться на удачу.

— Меня на этой неделе уже топили.

— Мы в курсе, Анечка, — со вздохом ответил Григорий Георгиевич. — У вас десятиминутная готовность, встречаемся в командном пункте.

Военные вышли. Я заплакала. Саша быстро поцеловал меня, вытирая слезы.

— Это единственный выход, у которого есть шанс. База не выдержит обстрелов, погибнут люди. Увезти тебя тайно — не поверят и уничтожат базу с людьми. Если лодка выпустит торпеды по их крейсеру, то это начало войны. Надевай бронежилет, легче будет тонуть и безопасность, разумеется, не помешает.

— Почему ты не можешь поплыть со мной? — шмыгаю носом.

— Они не поверят в гибель сразу двоих. Я прикрою тебя под водой насколько смогу. Выживи, пожалуйста, — Саша надел на меня бронежилет и сверху куртку, стараясь все сделать так, чтобы броня не была заметна.

— А ты? — я удерживаю его руки, застегивающие мою одежду, и стараюсь заглянуть ему в глаза.

— А я высокопоставленный чиновник, меня не имеют права тронуть. Пойдем.

Я отпускаю его руки. Отпускаю его. Мне кажется, что это мои последние минуты. И он так легко от меня отказывается. Умом я все понимаю, погибнут люди, но… я боюсь. Надо верить, что все получится. Он мой ангел. У нас все получится. Божечки, как страшно!

Мы идем по коридору, встречные люди прячут глаза. Хочется развернуться, бежать и прятаться, но сзади идет Матвей. Далеко я не убегу. Лучше бы меня убили тогда в студии Бориса.

— Анна, — услышала я Матвея в ухе. На лодке приплыл мой брат. Это второй робот Александра. Его зовут Макар. Ты его узнаешь — он копия я, только с двумя боевыми конечностями. Наш ИИ когда-то был одним целым, потом с него сняли копии. Мы из одной серии. Он подключится к твоему динамику, и будет тебя охранять. Кивни, если все поняла.

Я киваю головой, словно своим мыслям, а на душе у меня так плохо, что хоть вешайся. Может не задерживать дыхание, а просто втянуть в легкие воду и все закончится.

— Григорий Георгиевич, подготовьте пару катеров сопровождения. Мне очень не хочется попасть на корабль к Маршаллам.

— Уже все готово, Александр Николаевич. Катера в доке.

— А как вы перевернете лодку, — любопытствую.

Все поворачиваются и смотрят на меня. Кто-то с раздражением, кто-то с удивлением. Саша разворачивается ко мне. Губы сжаты в гневе. Светло-серые глаза потемнели. Похоже, что я выдала какую-то тайну.

— Всем занять свои места, из помещения никто не выходит, — отдает приказ Григорий Георгиевич.

Мы выходим с Сашей вдвоем. За нами закрывается тяжелая дверь. Пересекаем почти пустой ангар.

— Это я виноват, — говорит Саша, — надо было сказать тебе, чтобы не болтала лишнего. Будь умницей, из всех звуков, которые ты можешь сегодня издать, это только поздороваться с нашими врагами, — Саша разворачивается и смотрит на меня в упор, — сделаешь это?

Я киваю. Мы подошли к двери ангара. Или это док. Или… я не знаю как все это называется. Я не военный человек. Я не играла с мальчишками в военные игры в детстве. И как себя вести в такой ситуации, я тоже не знаю. Огромной толщины дверь отъезжает с легкостью бумажной перегородки, выпуская нас из пещеры.

— Надо было застрелиться пока ты спал! — я в отчаянии от страха.

— Матвей не дал бы тебе это сделать, — услышала я ответ полностью лишенный каких-либо эмоций.

Меньше часа назад мы занимались любовью. Он был сама нежность и страсть в одном флаконе. Говорят, что глаза не лгут. Его глаза меня хотели больше, чем жить. А сейчас рядом со мной чиновник, которому совершенно плевать на меня как женщину, да и как человека тоже. Когда он был настоящий — там в нашей комнате или сейчас?

На вертолетной площадке, куда несколько дней назад приземлились мы, стояла палатка. Несколько человек в теплых комбинезонах выносили из нее вещи и складывали в катер. Один из них, заметив нас, сообщил о нашем приходе.

Из палатки вышел высокий седой мужчина. На вид лет шестьдесят, сколько ему на самом деле, учитывая современную медицину, я даже предположить не могу. Первое, что бросилось мне в глаза — пальто до земли мехом внутрь. Процентов девяносто девять — это натуральный мех. Такие сейчас не носят. Под пальто виднеется теплый лыжный комбинезон, не военный как у всех остальных, а дорогой и невероятно теплый, у него внутри тоже все натуральное. Дорогой дядька.

— Это и есть Анна? — спросил вышедший старик.

Голос у него противный, с легким акцентом. Противность в манере речи, словно он презирает всех, а меня больше всех. Лицо здорового пожилого человека, а глаза очень старые. Сами глаза не омолаживаются, их надо менять.

— Сканер, — приказывает старик, и военный, стоящий у него за спиной, быстро ныряет в палатку и выбегает уже с ручным сканером. — Подойди ко мне, — это уже приказ для меня.

Стою, не двигаюсь. Саша берет меня за руку и подводит к старику. На его лице написана брезгливость. Если это и есть тот самый Маршалл, то мог бы и не корчить такую рожу. В конце концов, они заработают на мне кучу денег. Старик, прочитав данные сканера, кивнул.

— Как отец, Александр? — старик переключил с меня внимание на Сашу.

— Нормально, — холодный ответ Саши еще более ядовитым тоном отбивает у старика желание продолжать разговор.

Откуда он знает Сашиного отца? Кто такой Саша? Я же ничего о нем не знаю. Боец, инструктор по самообороне, ангел в «Крысиных бегах» — такие люди много не зарабатывают, а у него личный робот-телохранитель, рубашка по его точеной фигуре, шитая на заказ, дорогой парфюм, модная стрижка. Откуда это все? Папа подарил? Какой состоятельный отец согласится, чтобы его сын рисковал жизнью? Мне кажется, что Саша врет мне больше, чем врал Хьюго.

Погрузка завершена. Военные перевели на катер старика, следом за ним спустились мы с Сашей. Кубрик маленький, тесный. А старик Маршалл расселся один на трех сидениях. Трое военных остались дышать свежим воздухом, еще один за штурвалом. Отчаливаем.

— Александр, ты еще не наигрался в игры ангелом? Я понимаю, когда юноши двадцатилетние резвятся, ну а тебе уже пятый десяток, как говорят у тебя на Родине.

— А Вы еще не наигрались во властителя мира, мистер Маршалл? Одна пятая мира принадлежит Вам, и Вам все мало.

— Власти всегда мало, Александр. Женись на моей внучке, а хочешь, правнучка у меня есть на выданье. Юная, сочная, свежая, хорошо воспитанная.

— Вы как мясом торгуете, — Саша усмехнулся.

— А они и есть мясо, — расхохотался Маршалл, — мне мой секретарь подсказывает, как их всех зовут. Если с детьми у меня проблем нет, то внуков уже много, а правнуков я и вовсе не запоминаю. Есть пару любимчиков. Так что подумай, Александр. Я такими предложениями не разбрасываюсь.

— Словно в средние века попали, — я не выдерживаю, — браки по расчету укрепляют империю?

— У тебя слишком разговорчивая крыса, — шипит на меня старик, — заткни ее!

— Пойди, подыши свежим воздухом, — приказывает Саша.

Я выхожу из кубрика, успевая услышать обрывок фразы, чтобы со мной сделал мерзкий старикашка. Катер уносит меня от черных скал, давших мне надежду и приют на насколько дней. Тоскливо и страшно. Ухожу на другой борт от военных враждебной нам корпорации. Впереди маленькой лодкой маячит их крейсер. За нами на некотором отдалении плывут два наших катера сопровождения. Холодно, а на мне продуваемая ветром куртка. От ледяного северного ветра спасает только бронежилет, но он не греет. Ежусь от холода. Саша тоже хорош, выставил меня на холод.

Проходит немного времени, и я слышу шум. Матросы забегали, показывая на воду, один из них метнулся в кубрик. Слежу за рукой моряка. Кит! Огромный кит движется в нашу сторону. Катер пытается уклониться, но не успевает. Удар! Вот как они перевернут катер. Я не хочу умирать! Воздух. Набираю воздух, и меня вбивает в ледяную воду.

…

Легкие и бронхи разрывает от боли. Внутри горла колючий комок. Задыхаюсь от кашля. Меня переворачивают на живот. Господи, как больно.

— Откачали, — чей-то голос радуется этому событию.

Прихожу в себя. Стационарная медицинская капсула, капельницы подключенные к моему телу, в ладони груша дистанционного управления. Слегка шевелюсь и понимаю, что кроме медицинских пластырей на мне ничего нет. Похоже, что я опять на подводной лодке. В каюте кто-то есть. Приподнимаю голову и вижу Матвея. Или Макара. Надо посмотреть на руки, но сил поднять голову выше у меня нет. Робот заметил движение.

— Привет, Анна, я Макар, — механический голос как и у Матвея, но не в ухе, а в каюте. — Не волнуйся, с тобой все уже в порядке. Ты не замерзла? Я сейчас тебя укрою.

Даже если я не замерзла. Зачем ты оставил меня голой, тупая железяка? Матвей мне нравится больше. Оглядываюсь по сторонам — стены и даже потолок в дверцах. В каюте две медицинских капсулы, приборы, встроенные в стену, возле стены робот-медик.

— Я…, — я закашливаюсь, горло болит так, словно я съела ежа.

Макар дает мне попить из емкости с узким гибким горлышком. Это не вода, что-то прохладное и приятное. Хочу спросить — кого еще спасли, но засыпаю.

Просыпаюсь от мужского голоса.

— Идет сканирование, не открывайте глаза.

Некоторое время тихо жужжит машина.

— Все. Можете открывать, — молодой военный медик улыбается мне. — Все системы Вашего организма, мадемуазель, работают прекрасно. У Вас легкий вывих кисти и множественные ушибы. Протез с руки можете снять, но я бы не рекомендовал. Через несколько дней Вы сойдете на берег и сможете это сделать, а у нас повышенная травмоопасность. Мы не прогулочный катер, так что потерпите. Поживете пока здесь. Капитан велел Вас и робота никуда не выпускать. Одежду для Вас я принес. Чуть позже принесу еду. Будет необходимость — связь с дежурным здесь, — медик показал на панель переговорного устройства рядом с дверью.

— Помоги мне одеться, — говорю Макару после ухода медика, — у тебя есть новости от Матвея? — натягиваю на себя одноразовое медицинское белье. Трикотажный спортивный костюм мне слегка велик. Вывихнутой рукой не могу подкатить рукав, и робот аккуратно это делает за меня. Надо же его механические руки способны даже на такие действия.

— С ним все в порядке, — внезапно отвечает робот. Мы, наверно, уплыли уже очень далеко, а они переговариваются. Технологии.

— А с Александром?

— С ним все в порядке.

— Где он сейчас находится?

— На базе, с которой тебя забрали.

— Расскажи подробней про спасательную операцию, — прошу робота.

— Когда катер перевернулся, военные бросились спасать мистера Маршалла, он был в кубрике, из которого успел выскочить Александр. Тебя быстро подобрали водолазы и забрали на подводную лодку. Всех спасли наши катера сопровождения. Александра забрали на военную базу. Маршалл с военными дождались спасательного катера с крейсера. Официально ты пропала без вести. Поэтому тебе запрещено выходить из медотсека. Мы скрыли тебя от камер наблюдения на подводной лодке.

— Откуда там взялся кит?

Макар стал что-то заумно объяснять про современные возможности. Настолько заумно, что я, почувствовав себя полной дурой, остановила его.

— Макар, ты можешь связаться с Матвеем и узнать как там мой брат?

Робот замирает на месте. Наверно, общается с Матвеем. Хоть бы все было в порядке. Неожиданно Макар резко перемещается к переговорному устройству.

— Дежурный слушает, — раздается голос.

— Мне надо передать капитану информацию.

Внутри нашей военной базы произошел бунт. Мы плывем обратно, забрать важную персону. По обрывкам фраз я поняла, что мы плывем за Сашей. Значит, они узнали, что Матвей подделал информацию на Сашином чипе личности. Хоть бы он выжил.

Прошло несколько часов. Дверь медотсека открылась, и вошел медик. За ним роботы внесли человека. Лицо залито кровью, но русые волосы и руки Сашины. Я пытаюсь подойти поближе, но медик раздраженно кричит на меня. Кто-то из моряков выводит меня из каюты медотсека и заталкивает в соседнюю каюту. Что произошло? Саша ранен? Мертвого к врачам не несут. Мое дело сидеть и ждать, я же без вести пропавшая.

Через час на пороге каюты появился Матвей.

— Что с Сашей? — бросаюсь к Матвею. Меня слегка трясет от волнений.

— Доктор его штопает.

— Что у вас случилось?

— На той базе было несколько человек, которые работали на разведку другой корпорации. Подозрения у нашей разведки были, но без доказательств. Когда ты пропала без вести, и Александр вернулся на базу, то им был отдан приказ уничтожить его.

— За что его уничтожать?

— Они потеряли деньги с твоим исчезновением, и они уверены, что все подстроено, только доказать это не могут. Старый Маршалл при смерти от этой поездки. Поэтому решили быстро наказать Александра пока у них руки до него достают. Ценой его ранения вскрылась сеть предателей. На базу летят следователи и плывут корабли. Григорию Георгиевичу надо продержаться совсем немного.

…

Через несколько часов мне разрешили навестить Сашу. Медик, увидев меня, сказал, что пойдет немного вздремнуть, раз я освободила его каюту. Приказал ничего руками не трогать, и повторил этот приказ для медицинского робота, расставлявшего оборудование медотсека по своим местам.

Глаза у Саши открыты, но взгляд такой отсутствующий, плавающий, словно он сейчас не здесь. Левая щека заклеена пластырем. Тело завернуто в белую пленку. Ужасная бледность, как на той первой подводной лодке. Паутина проводов и капельниц вокруг медицинской капсулы. Хоть дышит самостоятельно, уже хорошо.

— Он в сознании? — спрашиваю у медицинского робота.

— Еще нет.

— Но у него открыты глаза.

— Индивидуальная реакция на препараты.

— Когда он придет в себя?

— В течение часа.

— Где его роботы?

— В техническом отсеке, один из них нуждается в ремонте. Садитесь в кресло и ждите.

Что мне нравится в роботах, так это их ответы по делу.

Иногда мне кажется, что все это кошмарный сон, что я сейчас проснусь в своей комнате, выпью кофе, мне улыбнется солнышко и мир подмигнет цветным экраном телевизора, подгоняя меня на работу утренним шоу. Я посмотрю новости в метро, прослушаю сообщения в телефоне, пошлю приветы своим близким и назначу рабочие встречи.

Может, нет никакой подводной лодки, передо мной не лежит раненый человек, и тело мое не отзывается болью в местах недавних переломов? Ведь не может всего этого быть! Что за «Крысиные бега»? Других развлечений нет? Почему крыса я? Они не могли для своего шоу выбрать другого человека? Что я сделала не так? В чем моя вина?

— Не реви!

Я подскакиваю в кресле. Сашин взгляд сфокусирован на мне. Вытираю слезы. Откуда слезы?

— Саша, ты пришел в себя? Как ты?

— Твои причитания о своей несчастной судьбе разбудят и мертвого, — шипит Саша.

С уголка губ стекает слюна. Я разворачиваюсь в поисках салфетки, а робот уже услужливо подает ее мне. Вытираю ему лицо и понимаю, что он сейчас под обезболивающим, у него ничего не болит, он просто злой на меня. За что? За будущий шрам на щеке? Он мог его получить и без меня. Или не мог. Так сложилось. Но он же не женщина, нам шрамы критичны, а ему что переживать, у меня вообще вся спина в шрамах. Сейчас такая медицина, что были бы деньги — все залечат. Он и тогда на подводной лодке был на меня злой. Совпадение? Может, он ненавидит подводные лодки? Или меня? Все время он притворяется, а в моменты боли он настоящий.

— Сиди тихо, — с ненавистью произносит Саша.

— Ч-что?!

— Просто заткнись, — выплевывает слова.

Я спишу это на твою боль, страх, раны, наркоз. Что там у тебя еще? Я не хочу верить, что ты меня ненавидишь. Пожалуйста! Пусть это будут твои галлюцинации, и ты не узнаешь меня. Мы были так близки. Не отталкивай меня!

Тихо сажусь в кресло и боюсь издать новый шум. У меня внутри ад.

…

Саша больше не разговаривал со мной до нашего прибытия в порт. Он общался только с роботами и медиком, в остальное время делал вид, что спал. Но я по его дыханию знаю — спит он или нет. У него спящего меняется лицо, мышцы расслабляются и он становится моложе.

Приплыли в закрытый док. Выходим после всего экипажа. Нас встречают медики и один военный без знаков отличия. Медицинская капсула с Сашей поравнялась с военным и Макар, несший капсулу, остановился. Военный наклонился к Саше, и они переплели руки в крепком рукопожатии.

— Рад тебя видеть. Спасибо, что согласился, — голос Саши впервые за несколько дней звучал нормально.

— Я бы в любом случае согласился, — ответил Саше знакомый голос. — Привет, подружка.

— Ник?! — я в шоке.

Ник, конечно, красивый парень, но я никогда не видела его со щетиной. Сейчас передо мной стоит такой шикарный мужик, что я теряю дар речи. Он состриг волосы, их длина чуть больше щетины. На длинных пальцах, где раньше красовался маникюр, теперь мозоли и пластыри. Военная форма ему очень идет. Он даже в ней остается грациозным гепардом, готовым в любой момент к бою. Жаль, что при всех своих внешних данных он не любит женщин.

— Ник, это просто преступление не размножать такого самца, — шепчу ему на ухо, обнимая его.

Он хохочет и мы, обнявшись, идем на выход. Рядом с подводной лодкой, на которой мы приплыли, пришвартован кит. Почему-то это меня не удивляет.

Сашу увезли медики, куда делись его роботы, я не проследила.

— Ник, у меня к тебе куча вопросов.

— Давай сядем в машину, там и поговорим, на улице нас могут слушать.

Возле входа в док стоят несколько одинаковых военных вездеходов. Номеров нет ни на одной из машин, чтобы уехать на своей, надо или запомнить где ты ее оставил, или надеть военные очки, что Ник и делает. Какой же он красавец. Ему идет буквально все. Даже мужчины военные оборачиваются ему вслед. А может дело в информации, которую они читают о нем? Почему он в военной форме? Почему он не пошел сниматься в кино. В него влюбились бы миллионы. Садимся в машину и аккуратно на автопилоте выезжаем со стоянки.

— Ты хочешь узнать про брата? — спрашивает Ник. Я киваю в ответ. — С ним все в порядке, он не пострадал. Вся остальная семья на базе отдыха.

— Я могу его увидеть?

— Я думаю, что это можно организовать. Сейчас я отвезу тебя в безопасное место и постараюсь туда привезти твоего брата.

— Спасибо, Ник, — я расслабляюсь.

— Какие еще вопросы?

— Как ты сам?

— Я заключил контракт на работу ангелом. Твоим ангелом. Так проще получать разрешения на необходимые действия. Например, если я кого-то покалечу, то могу сказать, что был при исполнении. А еще меня не смогут перекупить, что в последнее время все чаще происходит с ангелами.

— Ты Бориса избил уже подписав контракт?

— Разумеется, подружка, — рассмеялся Ник.

— Так ты раньше часто занимался этим?

— Да, было дело.

— Я думала, что ты учился в институте.

— Учился, только не в гражданском.

— А откуда ты знаешь Сашу?

— У нас было скоротечное знакомство — одна крыса на двоих, правда, очень давно. Я его даже не узнал в клубе, как и он меня. А пока ты лежала в больнице, мы возобновили знакомство и договорились, что я его подстрахую если что. Один из вариантов возможных событий был таким, как получился сейчас.

— Значит, ты его хорошо не знаешь?

— Нет, но меня тревожит твой вопрос. Ты в него влюбилась?

— Нет, ну что ты, — как он так быстро все понял?

— Значит, просто спала с ним из чувства благодарности за спасение?

— Ник?! — возмущаюсь его наглостью.

— Что Ник, подружка? Если женщина пытается разузнать больше о мужчине, значит, она планирует сближение с ним. Или не так?

— Так, — вздыхаю, — но я хочу узнать другое. Когда его ранили, он сильно изменился в худшую сторону, но на базе у нас были прекрасные отношения, а после его ранения — он меня стал ненавидеть. И до этого, когда он забирал меня с плавучего госпиталя, то, когда мы очутились в ледяной воде, он тоже был на меня злой.

— Вот вы, женщины, находка для шпионов. Все выболтаете, — усмехнулся Ник. — Ледяная вода и плавучий госпиталь — можно легко вычислить базу, на которой вы прибывали. Злой он был по нескольким причинам: может он сильно не хотел оказаться на той базе, или ненавидит ледяную воду. Между нами говоря, я не знаю людей, которые бы хотели оказаться на его месте в ледяной воде. Это наиболее вероятные причины его злости. Ненависть после ранения, это, вероятнее всего, нарушение его планов. Добавь к этому списку еще и ранение. Он выбывает из строя на месяц это точно. Исходя из всего этого, я понимаю его приказ — спрятать тебя где-то на месяц. Полиция будет охранять твою семью, чтобы тебя шантажом не выманили из укрытия.

— Значит, он ненавидел не меня, а ситуацию? — это меняет дело, расслабляюсь.

— Не влюбляйся, Анют, ладно? Когда в мужчине много неизвестных, то с любовью следует повременить.

— Я сама все это знаю даже лучше тебя. Ты думаешь, он женат, как и Хьюго?

— А что он рассказывал о себе?

— Ну, когда мы только встретились, на мой день рождения, он сказал, что жениться не может, но может прикрыть меня от закона. Ты говорил, что он приходил к тебе в клуб, меня искал, какой у него был класс?

Ник замер, казалось вспоминая. Нахмурился. Что-то не так.

— Ник?

— Он прошел незамеченным для системы.

— Что? Я о таком даже не слышала.

— Я хотел его об этом спросить в клубе, но он спросил про тебя, и я забыл.

— Что это значит? Он из десятого класса?

— Его давно уже увезла бы полиция. Нет. Похоже, что наш Александр полицейский, или военный в высоком чине.

— Подруга, которая привела его ко мне, сказала, что он не коп. Он боец восточных единоборств.

— Это не совсем законно. Постарайся пока не влюбиться в него, если сможешь, — со вздохом уточнил Ник.

Хороший совет. Но, как это сделать? Как забыть то, что было на базе? С Хьюго все было по-другому, он профессионально доставлял мне удовольствие. А Саша это страсть. Мы так теряли голову, что если бы не охрана Матвея, мы рискнули бы не заметить даже свое убийство. Хочется плакать. Хочется к нему, в его объятья. Я так хочу его.

— И еще, старый Маршалл знаком с Сашиным отцом, — вдруг вспомнила я.

У Ника от удивления открылся рот. Если бы не автопилот, мы бы уже попали в аварию.

— У тебя не было проблем из-за Бориса?

— Нет, — выдохнул Ник, — меня прикрыл контракт ангела. Борис, кстати, работал на демонов и очень дорого продал твою кожу Маршаллам. Сейчас наши юристы заморозили его счета до суда. Есть мизерный шанс, что следующей крысой побежит Борис, покровители от него отвернулись.

Вот оно как получается — сегодня ты охотник, а завтра добыча. Мне его не жалко.

…

Автомобиль, петляя в складском районе, въехал в ворота, за которыми высилась высокая стена, вдоль которой мы и поехали. Лабиринт в лабиринте. Понятно, почему Ник включил автопилот, запомнить правильный въезд среди множества поворотов и тупиков просто нереально. Наконец-то мы добрались до цели.

— Приехали, выходи, — сказал Ник, выбираясь из автомобиля.

Пустой автомобиль самостоятельно въехал в открывшиеся ему ворота. Мы прошли следом. Навстречу нам вышли двое военных.

— Привет, Никитос, — один из военных направил на меня сканер, — а это твоя подопечная. Добрый день, мадемуазель. У Вас богатая история.

— Добрый день, — здороваюсь с ними.

Ник пожал им обоим руки. Сто лет назад руку пожали бы и мне. Но женщины так усиленно боролись за свои права, что не оставили это дело даже тогда, когда все получили. Это привело к тому, что мужчины посчитали многие женские требования чрезмерными и отбросили все женские завоевания к началу феминистского движения. Женщин, конечно, сейчас не считают вторым сортом, но и равными себе мужчины нас тоже уже не считают.

— Ник, — второй военный заглянул в планшет, — а ей не выделили комнату.

— Она будет жить со мной. Это моя близкая подруга.

— Ты спишь с подопечной? — военные переглянулись между собой.

— Я охраняю свою подопечную, — устало ответил Ник, словно он это объяснял уже тысячу раз и ему это все уже надоело.

— Повезло ей, — театрально вздохнул второй военный.

— Ага, помнится, когда Никитос появился у нас в казарме, парни начали требовать чаще увольнительные и убегать к своим дамам, — вспомнил первый военный.

— Или не своим, — засмеялся второй, — у нас гул в казарме стоял — красив как баба. Волосы шикарные, идет словно плывет. Его потом в офицерскую общагу перевели от греха подальше, а Ник подстригся на лысо и перестал бриться, — это уже информация для меня, — но все равно выглядел красивее многих офицерских жен. Его бы наш серпентарий давно заловил и использовал для плотских утех, но Ник умеет их убивать игнором, это женщины мужчине не прощают.

— Мужики, хватит, — засмущался Ник.

— Брысь отсюда, — отмахнулся от прилетевшего дрона первый военный, — здесь все свои.

Дрон заглянув в лицо каждому и, прочитав чипы личностей, улетел в сторону высокого бетонного здания. Территория внутри совсем без деревьев, только зеленые пятна газонов. Совершенно одинаковые прямоугольники зданий расставлены с дотошностью фанатичного перфекциониста по всей видимой площади.

— Ник, уровень опасности повысили на один бал, — перестал смеяться второй военный, — телефоны могут блокировать. Внутреннюю связь не отключай. Проверь оружие.

— Я без оружия, у меня контракт ангела, — ответил Ник.

— На этом уровне опасности оружие выдают даже ангелам, — сказал второй военный, доставая сработавший у него телефон. — Дрон уже застучал. Ник, зайди к коменданту. Наверно, выдадут оружие.

— Понял. Спасибо, мужики.

Мы пошли к зданию, куда ранее улетел дрон.

…

Нас с Ником поселили в самый дальний корпус. На входе пропускная система из сканера и робота, с которым не договоришься выскочить на минутку. Комната на двоих со своими удобствами, телевизором на полстены и холодильником. На первом этаже есть столовая, но мне вход туда запрещен. Сеть мне тоже запрещена.

Ник вручил мне бутылку с ароматным шампунем и отправил в душ. Ваниль и манго читаю я на этикетке шампуня. Сладко и очень сладко сказал бы в старые времена мой привередливый вкус, который из сладких нот предпочитал цитрус и кофе с корицей. А для повседневности выбирал сложные ароматы унисекс, чтобы нотки травы, дерева, табака, пачули, герани и специй намекали о том, что я не простая девочка — ко мне подход нужен. Построила вокруг себя лабиринт, а принцы его не одолели. Надо было быть проще. Ваниль и манго, танцы в клубе, загар на пляже, регистрация на сайтах знакомств — это надо было делать, принцесса. Где все твои пачули? Теперь для меня удовольствие это просто помыться без ограничений.

Кутаюсь в большое грубое мужское полотенце, сидя на кровати напротив Ника. Между нашими койками проход около метра. Никакой интимности. Похоже, что они думают о нас как о любовниках. Мне уже все равно, а Ника это, похоже, не смущает. К нам в комнату постучали. На пороге стоит молодой солдат, в руках пакет.

— Это для Вашей гостьи, надеюсь, с размером не ошибся. Гражданской одежды у нас нет. Прачечная в подвале. Что-то понадобится, сообщите на вахту. И включите внутреннюю связь, там для вас уже висят сообщения, — солдат кивнул Нику и удалился.

Ник передал мне пакет с вещами и включил стеновой экран в режим «внутренняя связь». Если сейчас сюда телепортировать человека из средних веков, то он заявит, что это колдовство. Часть стены светится информацией, а человек рядом дирижирует рукой, передвигая по стене различные изображения и текст. Есть от чего сойти с ума.

Мне передали несколько комплектов спортивного белья, комбинезон с футболками, куртку и теплый военный свитер-трансформер. Ухожу в туалет переодеться. Как же хочется самой пройтись по магазинам и выбрать одежду для себя.

— Здравствуйте, Мария, — Ник уже с кем-то болтал по внутренней связи.

— Здравствуй, Ник. Я жду вас с Анной сегодня на ужин. Все разрешения я от мужа получила. Отказ не принимается. Я, между прочим, знакома с Анной. Она представляла пару лет назад мою сестру, была ее агентом. Так что в семь вечера вы должны быть у меня. В шесть тридцать за вами зайдет провожатый.

Связь завершилась. Ник виновато улыбнулся мне.

— Она тут главная, Ань. Здесь все под ее каблуком. И начальник базы, и жена начальника. Все. Ссориться не рекомендую.

— Я ее хорошо помню, — смеюсь, — Мария Андреевна, если не ошибаюсь. Она и семью свою строила, и сестру Ирину, мою подопечную, тоже строила. У меня был один вопрос — почему она не пошла в армию? А она сказала — не люблю каждый день ходить в униформе. Первая модница среди моих знакомых.

— Да, это она, — усмехнулся Ник. — Я ее давно знаю. Когда я проходил обучение на ангела, она брала меня в качестве охраны и носильщика сумок по магазинам ходить. Один раз она переодела меня женщиной и накрасила, и мы вернулись на базу. Она заявила, что я ее сестра и мне срочно надо выйти замуж. В мужья ко мне записались все холостяки из офицерского состава. Это было первого апреля. Только это меня и спасло от расправы. Потом я часто переодевался, но ты это уже знаешь.

В семь вечера я уже садилась со всеми за стол, но не в военном комбинезоне, а в классических прямых джинсах черного цвета и свитере жемчужной вязки. Мария заказала для меня вещи из магазина, затребовав мои размеры у системы хранения данных базы.

— Терпеть не могу когда женщина становится солдафоном, — безапелляционно заявила хозяйка вечера, — тогда она утрачивает свою женственность и ей на смену приходит злость. Озлобленные женщины очень жестоки и к себе и к окружающим. Даже в армии надо оставлять для женщины лазейку быть женщиной.

За столом нас было десять человек. Полковник, муж Марии Андреевны, и Ник представляли мужскую часть застолья. От них ждали только комплиментов. Полковник ел и кивал, когда его спрашивали. Ник отмалчивался и отвечал односложно. Скоро про них забыли, и женские голоса зашелестели о своем.

Я думала, что меня будут расспрашивать про революцию, мою жизненную позицию, почему так со мной все произошло, но это никого не интересовало. Либо все уже знали, либо решили не лезть со своим сочувствием. В любом случае, я была им благодарна.

— Ник, а ангелы занимаются только спасением крыс? — мы возвращаемся в свой корпус уже после отбоя.

— Нет, ангелы это неофициальное название телохранителей. Было пятьдесят лет назад такое агентство «Ангел». Своих первых работников они набирали из бывших военных и полицейских. Популярность агентства достигла такого размера, что их «ангелов» стали нанимать в охрану первых лиц корпораций и членов их семей. После этого был принят закон, что ангелов будут готовить на военных базах. Военные это элита, туда берут только с пятого класса и выше. А вот в полицию могут взять и ребенка, конфискованного у родителей низших классов.

— А как ты попал в ангелы?

— Я учился в военном университете. Я тебе рассказывал про профессора истории. Так вот после суда, когда меня выкинули в седьмой класс, некоторые мои преподаватели договорились с кем-то в военном министерстве, что меня возьмут на обучение ангелом. На меня просто был заказ — красивый мальчик носит сумки и охранят статусную даму. Я закончил академию по своей дисциплине с отличием, и, если бы я вытерпел лет десять, таская сумки и выполняя капризы пожилых мадам, то уже перешел бы в пятый класс. Охранять крысу оказалось интересней. Но меня выжили оттуда — я не перепродавал своих подопечных.

— Ник, а «Крысиные бега» случаются часто?

— Да, одновременно гоняют несколько крыс. Ты вот месяц в клинике пробыла. Им такие перерывы неинтересны. Это для них как сериалы. В конце двадцатого века был такой фильм, ты любишь ретро-фильмы? — я киваю. — Фильм назывался «Шоу Трумана». Там за жизнью человека следил весь мир лет тридцать. Нанимались актеры, изображавшие его родных, друзей, врагов, соседей на улице. Наши китайские соседи любят делать такие шоу. У них игра начинается с выбора жертвы узким кругом продюсеров, потом пишется сценарий, нанимаются актеры, и начинается игра. Цель актеров-игроков — заставить жертву следовать написанному сценарию. Жертвой может стать любой человек, даже самый знаменитый. Их продюсеры просчитывают кого будет интереснее смотреть.

— А как жертвой стала я?

— Надо будет на правах ангела затребовать доступ к твоим файлам.

…

Ночью в вещах Ника сработал телефон на вибровызове. Был кинут гудок и сброс. Ник сел на кровати напротив меня и показал мне старинный телефонный аппарат.

— Помнишь, после обвинений Хьюго, ты была в санатории под охраной? — спросил Ник, сверяя номер звонившего с какими-то данными на своем телефоне. Я кивнула. — Так вот, я потом с твоими вещами забрал с собой этот телефон. С него невозможно позвонить. Но иногда звонят на него. Слышат мой голос и соединение сбрасывают. Некоторое время телефон молчал. И вот он ожил опять. Не хочешь мне рассказать, что это за телефон?

— Мне его дал Андрей, юрист Шацких.

— Хорошо. Если сейчас позвонит еще раз, трубку возьмешь ты.

Мы прождали где-то полчаса. Телефон опять был мертв. Ник, поискав в своем телефоне нужный контакт, отправил сообщение. И ему перезвонили.

— Привет, Андрюха! — улыбнулся звонившему Ник.

— Привет, дорогой! Ты подстригся? Тебе идет. А что так поздно? Ты куда делся? В клубе сказали, что ты взял творческий отпуск, — голос Андрея не звучал сонно, в нем наоборот чувствовалось напряжение.

— Взял. Но лучше ты мне расскажи, что у Анны был за телефон? — Ник показал Андрею телефон.

Молчание на том конце.

— Откуда он у тебя? — наконец-то спросил Андрей.

— Перезвони на тот телефон, — Ник нажал отбой и передал мне телефон Андрея.

Через минуту телефон сработал.

— Алло, — раздался в телефоне взволнованный голос Андрея.

— Здравствуй, Андрей.

— Анна? — Андрей молча смотрит на меня. Я его не тороплю. Надо подумать, пусть думает. — Ань, в сети напротив твоих данных стоит информация — без вести пропала. Где ты сейчас?

Я подняла глаза на Ника, он покачал головой из стороны в сторону — не говори.

— Я в безопасном месте.

— Ань, к тебе можно переправить Ивана? Он очень плох. Я нашел его в баре для людей низших классов, он употреблял спиртное и хотел покончить жизнь самоубийством.

— Что с ним случилось? — мое сердце учащенно забилось.

— Сам не знаю, но он ездил в санаторий к своей семье. Нам надо его спрятать. Я могу только к Шацким, но это ненадежно.

— Дай мне трубку, — попросил Ник. Я передала.

— Андрей, я до утра решу этот вопрос. Скинь мне координаты.

— Да, сейчас. Ник, так ты все-таки ангел?

— Ангел, — усмехнулся Ник и нажал отбой.

— Мой брат пьян?

— Не обвиняй. Мы же не знаем причину — почему он это сделал.

— Я не обвиняю. Я в шоке. Он ведь был с нашей семьей, что там случилось?

— Расспросим, когда увидим, — ответил Ник, набирая текст в чате. — Ложись спать.

…

— Ань, собирайся, — разбудил меня утром Ник.

— Что происходит? — я так мечтала сегодня поспать подольше. Сегодняшняя ночь была первой за долгое время в тепле и уюте.

— Матвей пытался забрать у Андрея твоего брата. Ему не отдали его. Требуют встречу с тобой. Мы до конца так и не смогли понять — на кого работает Андрей помимо Шацких, разумеется. Андрей не доверяет мне, думает, что я человек Шацких, а ты у меня в плену. А тут еще пришел боевой робот, который легко может разнести в пыль все здание. Александр сейчас после операции под наркозом и ничего не понимает, все решения за Матвеем. А он дает нам девяносто девять процентов безопасности встречи. Так что мы пойдем на встречу.

Нас ждала машина возле нашего корпуса. В машине уже сидел молодой парень в гражданской одежде, крепкий, в бейсболке скрывающей верхнюю часть его лица. Я тоже в гражданской одежде, только обувь на мне военная.

— Я Ваш снайпер на сегодня, — представляется парень, когда я села рядом с ним на заднее сиденье. — Вот эта пуговица наша с Вами связь, Анна, — он прикрепил мне на куртку маленькую кнопку. — Если я понадоблюсь, скажите вслух — «снайпер».

Мы подъехали к воротам и Ник, сидящий за рулем, попросил меня выйти. С КПП меня позвал женский голос.

— Здравствуйте, Мария Андреевна, — обняла я женщину в ответ на ее приветствие.

— Анюта, у меня плохое предчувствие, боюсь, что в следующий раз я тебя не скоро увижу. Возьми, пожалуйста, браслет, шармы на нем все очень дорогие. Если тебе понадобятся деньги, или взятка, отдай один из шармов. Каждый по цене как дорогая машина.

— Ну, что Вы. Не стоит. Это очень дорого!

— Аня, пятнадцать лет назад, я была в ситуации похожей на твою. Я была в третьем классе, когда в двадцать пять лет вышла замуж. Мой муж не мог иметь детей, но я этого до замужества не знала. Когда его семья стала требовать от меня рождения ребенка, тогда я и узнала в больнице о его бесплодии. Мы договорились с ним родить ребенка от анонимного донора. В больнице все сделали хорошо, и через несколько месяцев во мне зашевелился ребенок. В один из дней муж избил меня, обвинив в измене. Я потеряла ребенка и больше не смогу никогда никого родить самостоятельно. Суд стал на сторону мужа, а мои адвокаты не смогли добиться от него повторной сдачи анализов. Клиника тоже пошла в отказ. Им проще было спихнуть все на одну женщину, чем открыть на показ свои грязные делишки. Этот браслет дал мне свекор после суда — на случай крайней моей нужды. Он был тихим и порядочным человеком, задавленным властью своей жены. Так получилось, что мой нынешний муж, который был тогда просто лейтенантом, был в тот день в здании суда и все слышал. Он забрал меня с собой, и я больше никогда ни в чем не нуждалась. Я сейчас в пятом классе, хотя, должна быть в третьем. И я бы поддержала тебя в твоей миссии, но моя жизнь принадлежит моему мужу, спасшему меня. Если ты хоть чего-то добьешься для себя лично или для кого-то еще, это уже будет огромная победа. Береги, пожалуйста, себя.

Мы стояли обнявшись и тихо плакали, пока Ник деликатно не нарушил наше уединение своим покашливанием.

…

Машина на автопилоте несется по автобану с огромной скоростью. Наш путь в соседний город. Там нам предстоит забрать Матвея и ехать на встречу с Андреем и Иваном.

Надо было в клинику зайти, взять тест на беременность. Правда, что-то мне подсказывает, что пластыри, которые на меня лепил Саша, противозачаточные.

Никому я не нужна как тихая домашняя женщина. Никто не рассматривает меня как жену и мать. Всем нужна только революционерка Аня. Неужели я одна попала в такую ситуацию? Почему они не нашли более боевую подходящую под революцию кандидатуру? Их символ протеста от страха тихо плачет в подушку под одеялом. Как хочется просто отсюда сбежать. Но весь земной шар утыкан камерами слежения как кекс изюмом. Может собрать большую пресс-конференцию и рассказать, что мне просто страшно и оставьте меня, пожалуйста, в покое? Я даже согласна на седьмой класс, усердно работать и умереть в шестьдесят лет от болезней. Только опустите меня! Я слова против вас злого не скажу. Мне страшно.

Машина притормаживает, и я вижу на обочине Матвея. Руку ему уже заменили на стандартную, боевую. Где его машина? На чем он сюда добрался. Я ни разу не видела, чтобы такие роботы разгуливали по городу самостоятельно.

— Сядь рядом с Ником, — раздалось у меня в ухе. Матвей открыл заднюю дверь и помог мне выйти. Мне хочется его обнять, расспросить про Сашу, поговорить как со старым другом. Я стала скучать без его сказок, которые слушала несколько недель в госпитале. А Матвей просто ловким движением усадил меня рядом с Ником и закрыл дверь. Он со мной не разговаривает? Что-то случилось? Едем дальше. Матвей на планшете показывает что-то снайперу. Они тихо спорят. Мне кажется, что он меня игнорирует. Он сам это делает или хозяин приказал?

— Ник, а у тебя есть связь с Матвеем? — спрашиваю Ника.

— Нормальные мы бойцы, — усмехается Ник, — Матвей, дай нам динамики. И ты уже управляешь автомобилем?

Ответа не последовало. Возможно, что Матвей ответил Нику в только что установленную каплю динамика. Мы остановились, выпуская снайпера, и проехали чуть дальше к главному входу пестрого бетонного здания.

— Офисы юриста на первом этаже справа до конца коридора. Кабинеты 117, 118, 119 и 120. В подвале что-то типа комнат отдыха. Бильярд, карточные столы, переговорные и несколько спальных комнат. В одной из них Иван. Засады я не вижу. Охрана хорошая, это полицейские, они нам не враги. В этом здании много офисов юристов, адвокатов, даже прокуроров. Верхние этажи сдаются под квартиры. Андрей снимает одну из них. Ивана к себе в квартиру не повел, значит, прячет от кого-то. В самом здании присутствие Ивана заявлено системой дома.

Вся эта информация от Матвея прозвучала у меня в ухе, и, вероятно, в ухе Ника тоже.

— Спасибо, Матвей, — благодарит Ник. — Мы пойдем.

Я выхожу из машины, и перед моим лицом повисают несколько дронов. Сейчас обновится общая база данных, и я уже не буду без вести пропавшей. Начнется охота за крысой. Оглядываюсь на Ника, он ждет меня на ступеньках здания. Смотрю на замершего в машине Матвея. Это не мой Матвей. Может это Макар? Или любой другой робот? Или у Матвея новое задания и в нем нет задачи — дружить со мной? Грустно все это. Ощущение, что я потеряла друга. Надо думать о Ванечке. Догоняю Ника, и мы входим в дом. Очевидно, сканер здания сообщил Андрею о нашем прибытии.

— Здравствуй, Анна, — тепло поздоровался со мной Андрей. — Как я рад тебя видеть, Ник, — Андрей обхватывает руку Ника двумя руками и трясет ее, словно увидел дорогого гостя. — Спасибо, что так быстро прибыли. Под утро за Иваном приезжал боевой робот!

— Это наш, — перебил Андрея Ник.

— Иван отказался с ним ехать, — оправдывается адвокат. — Сказал, что не верит ему. Что роботы это дорогое удовольствие, а у его сестры в бегах такого дорогого охранника быть не может.

— Андрей, что с моим братом?

— Он поехал в санаторий навестить жену с детьми и родителей. Вернулся мрачнее тучи и запил. Мать Эллен троюродная сестра моей матери. Я попробовал узнать через нее — в чем дело? Все, что смогли узнать, это случайная фраза Эллен, что Иван неудачник. Я звонил Эллен, она не берет трубку. Звонил матери Ивана, она расплакалась и отключила телефон. Иван пьет. Сейчас я запер его в бильярдной комнате. Там ори не ори — ничего не слышно. Оставил только витаминные коктейли, чтобы приходил в себя. Он просто лежит и смотрит в потолок.

— Я хочу с ним поговорить. Пока одна. Если что, я позову вас.

Бильярдная комната находилась в подвале. Андрей зашел первым, проверил еду, оставленную для Ивана, и вышел. Брат лежал на кровати, не реагируя на нас, и смотрел в потолок.

— Ванечка, — позвала я.

Брат вздрогнул от моего голоса, сел и протянул ко мне руки как маленький ребенок к матери. Мы обнялись и он заплакал. Навзрыд. Не стесняясь. Выливая боль через слезы. Так он плакал два раза в жизни. Первый раз, когда кораблик, который он делал целый месяц, раздавил сосед на автомобиле. Ване тогда было шесть лет, и мы испытывали тот кораблик в местной луже. Брат тогда побежал жаловаться нашей маме, а она, вечно запуганная и не говорящая людям слова лишнего, только и сказала — другой сделаешь. Тогда он обнял меня крепко и заплакал, словно, ничего страшнее и быть не могло. Наверно, тогда этот шестилетний ребенок и повзрослел, он понял, что вступиться за него некому. Второй раз он плакал, когда ему было пятнадцать. Одноклассница, за которой он ухаживал последние пару лет, заявила, что он для нее плохая партия, и он классом не вышел. Тогда он плакал от обиды на систему. Но, даже не будь этой системы, та девушка наверняка бы выбрала кого-то богаче. Есть такой тип девушек, которые всегда ищут где лучше.

Немного успокоившись, он обмяк в моих объятьях. Я подтащила подушку ближе, и мы улеглись, обнявшись как в детстве, и стали шептать друг дружке свои тайны.

— Ань, она бросила меня.

— Эллен?

— Да.

— Но это ей грозит опусканием на один класс.

— Она не будет разводиться, и сказала мне, что лучше бы я исчез вообще. И не появлялся в ее жизни, и в жизни нашего отца.

— Причем здесь папа?

— Она ушла к нему.

— Что?! — у меня перехватило дыхание.

— Что слышала, — брат обиженно надув губы замолчал. Я не тороплю его с рассказом. — Ему в этом году восемьдесят, — через несколько минут он продолжил. — Он вышел на пенсию, омолодился и стал выглядеть лучше нашей матери. Ей за пятьдесят, а ему теперь и сорока лет не дашь. Ты знаешь, что брак с нашей мамой у него второй? Он бросил жену свою ровесницу и женился на маме, когда той и двадцати лет не было. Были ли у него дети в первом браке — я не знаю. Я даже не знаю, чем всю жизнь занимался наш отец. Информация об этом закрыта. Но папа очень богат. И вот этот старый ловелас, любитель молодых женщин, теперь живет с моей женой, а мама у них как прислуга, нянька за детьми. У них разница почти пятьдесят лет. Ань, как такое может быть?

— Знаешь, ты всегда западал на женщин, которым нужна была дорогая оправа. Помнишь свою юношескую любовь?

Брат посмотрел мне в глаза и усмехнулся.

— А ведь ты права, Аленький Цветочек. Я люблю ярких женщин, а они любят дорогие оправы. Ты права. Почему ты мне сразу не сказала, что Эллен сребролюбивая?

— Я мало с ней общалась, и не понимала — любит она тебя, или пользуется тобой? Эллен не любила меня, а я ее и я боялась, что сказав тебе такое, буду необъективна. Что ты обвинишь меня в зависти, и мы перестанем с тобой общаться.

— Я был слеп. Ослеплен яркой дивой. А ведь звоночки к этому были. Она грызла меня постоянно, чтобы я делал карьеру, зарабатывал деньги, все время сравнивала меня с другими, пытаясь вызвать во мне зависть. А мне достаточно было просто просыпаться рядом с нею. Я был счастлив, когда утром варил для нее кофе. Я был счастлив, когда она спала, — помрачнел брат. — Потом она просыпалась, и ее ничто не радовало. Характер у нее как соляная кислота.

— Помнишь, у нас в детстве был кот, который везде гадил? Мы мечтали, чтобы его украли. Иногда он терялся, люди прозванивали его чип и постоянно возвращали кота нам.

— Помню, — усмехнулся брат, — к чему ты кота вспомнила?

— У него тоже был несносный характер, может быть, возвращали именно поэтому. Ведь его приносили через несколько дней, а провести сканером по коту дело одной минуты. Так и твою Эллен еще возвратят. Проси тогда калым побольше, если захочешь принять ее обратно.

Брат грустно улыбнулся и прижал меня к себе.

— Ваня, а что ты делал после моего дня рождения? — мне надо узнать у него про Маршаллов.

— Работал, встречался с парой друзей, навестил кое-кого, к семье съездил, запил.

— И все? — я боялась, что он в плену. А с чего я это решила? Паникерша. Надумала себе кошмаров, а это была простая подделка видеозвонка.

— Вроде, да, — Ванечка в задумчивости почесал голову, но больше ничего не вспомнил.

— Что ты будешь делать дальше, — спрашиваю брата.

— Хочу найти нашего деда, если он еще жив.

— Деда? — я чуть не подавилась чаем, который принес в подвал Андрей.

— Да, отца матери. Недавно мне прислали файл. В нем были письма деда к своей дочери, нашей матери. В них дед просил у нее прощения, и хотел увидеться с ней и внуками, нами. Мама никогда не отвечала на его письма. Я узнал историю деда, и мне захотелось узнать — правдива ли она. Я написал ему. Он ответил. Мы встретились. Он сказал, что ты очень похожа на бабушку — его жену, но только внешне. Дед болен, очень болен. Я поместил его в клинику, заплатив большую сумму. Из-за денег мы и поругались с Эллен. Работаю сейчас я, она в декретном отпуске. У нее и детей все есть, неужели я не могу потратить заработанные деньги на своего деда?

— Можешь. А кто тебе прислал файл с письмами?

— Дед говорил, что давно пытался с нами связаться, но получилось только сейчас.

— Это точно наш дед?

— Да, сканер подтвердил. Я еще очень на него похож.

— Расскажи все с начала. В каком он классе?

— В девятом. Они с бабушкой застали времена, когда был переходный период. Еще не везде были сформированы классы, и дети в некоторых регионах учились все вместе. Так они и познакомились. Она дочь художников, сама, правда, талантами не обладала, но была красива, и ее приглашали как модель. Он победитель всех олимпиад, отличник и гордость школы. Они рано поженились. Он учился и работал, чтобы содержать семью. Она жила богемной жизнью музы. Была очень популярна. Даже рождение ребенка не остановило ее от привычных тусовок. Дед ревновал, ругался с ней. Однажды у нее в сумочке он нашел несколько карт памяти. На них оказалась информация о готовящейся революции в одном из регионов. Пока они ругались между собой, приехала полиция. Карточки изъяли, на руки им надели электронные браслеты и сказали, что за сепаратизм дают пожизненный срок. Когда полиция уехала, бабушка сбежала из дома. За ней погнался полицейский наряд, и она прыгнула с моста. Деда арестовали, маму забрали в детский дом. Разбирались больше года. Когда он вышел из тюрьмы, его жизнь была разбита. Жена мертва. Дочь в приемной семье или интернате, он не смог ее найти. Предстояли годы возвращения на свой уровень, а с девятого класса это невозможно.

— Как он выжил в девятом классе? Это сколько прошло? Пятьдесят лет?

— Почти. Хочешь поехать к деду со мной?

— Мне надо посоветоваться с Ником и Сашей. Я приехала сюда с охраной. Мы не знаем, чего ожидать в следующий раз.

— Тебя продолжают преследовать?

— Мне же не переписали чип личности. Мой статус — «без вести пропавшая» вероятно исчез из досье — дроны уже отсканировали меня. Еще не все это знают, но скоро начнется.

— Что от тебя хотят?

— Шоу. На мне зарабатывают деньги, делают ставки. Кусок моей кожи сейчас продается на мировых аукционах. Я знакома с продавцами — серьезные люди. Там наверху боевой робот, который слышит весь наш разговор. И если мне будет угрожать опасность, ты чашку не успеешь поставить на столик, как он вломится сюда. Мне страшно, Ванечка, но я не знаю, кого мне надо бояться больше.

— Иди, советуйся со своим роботом, а я приведу себя в порядок. Встретимся у Андрея в офисе.

Поднимаюсь по лестнице и думаю — семья разрушается. Жена брата ушла к нашему отцу. В голове такое не укладывается. Дед будет воспитывать собственных внуков. Но, насколько я помню, папа никогда не любил детей. В те редкие моменты, когда он заезжал к нам с работы, он смотрел на нас с братом и говорил: «Подрастают-то как быстро», и уводил маму в их комнату. Иногда мне казалось, что мы ему были не нужны, а нужна была только мама, только женщина. Наверно, так и было. Он просто ездил к ней. У брата личная жизнь разбита. У меня ее нет.

Ник стоял на лестнице, готовый в любой момент ринуться в бой.

— Ник, тут такие дела, — хочу рассказать ему весь разговор, но не успеваю.

— Я все слышал. Матвей транслировал мне ваш разговор.

— Это уже слишком! — возмущаюсь.

— Речь о твоей жизни, подружка, — Ник целует меня в лоб. — Да, закрутились дела. Сама ты хочешь найти деда?

Я киваю, обнимая Ника за талию, прижимаюсь, зарыв лицо в его куртку, вдыхаю запах. Так уютно прятаться у него на груди. Безопасно. Интересно, у меня есть хоть малейший шанс его соблазнить? У него есть сейчас любимый человек? А у меня? Есть ли у меня Саша?

— А мы можем навестить Сашу? — отрываюсь с сожалением от Ника.

— Надо у Матвея спросить.

Ник с кем-то переговаривается стоя у окна, и, кажется, что он просто говорит сам с собой, но, вероятнее всего он общается с Матвеем, а может еще с кем-то. Я и не знала, что все дошло до такого уровня. Может уже существуют и более продвинутые технологии. Ходили слухи, что военным вживляют имплант, который позволяет управлять боем силой мысли. Я ничего не понимаю в технике. Самая технологическая вещь, которую я держала в руках, это голограммный телефон. Его обычно покупают парочки, чтобы создавать иллюзию партнера рядом с собой. А мы эти телефоны использовали для презентаций. Главное, чтобы и у тебя, и у твоего оппонента был именно такой телефон.

Как давно это было — выставки, художники, фотографы, галеристы. Как хорошо и счастливо живется, если ничего не нарушаешь и никому не переходишь дорогу. Может проще жить серым мышкам? Живешь себе тихо. Много не просишь. Тебя никто не замечает.

— Иван рассказал мне про вашего деда. Он хочет его найти, но знаешь, Анна, я не рекомендую. Вы ничего о нем не знаете. Как он прожил все эти годы в таких условиях. Кем он стал. Это неблагополучный класс, там не живут так долго. Еще удивительно, что он дожил до своих лет. Я же юрист, я проверил его, чтобы убедиться, что это действительно он. Так глупо получилось с вашей бабушкой. Ты же по себе знаешь — все эти революции до добра не доводят. Смена власти это только смена нескольких людей. Сам строй редко меняется. Даже если сменится, все вернется на круги свои через несколько лет. Все бесполезно.

— А если что-то не устраивает народ? Большинство.

— У нас ведь демократия. Есть референдумы, можно предложить новый закон, провести опрос, создать петицию. Выбрать в парламент людей, которые проведут новые законы на смену старым. Нельзя быть дикарями и все рушить. Вот ты пропагандируешь замену закона…

— Андрей, я ничего не пропагандирую, ни к чему не призываю, я пытаюсь выжить в этих «Крысиных бегах», и хочу все вернуть обратно.

— Но ты тогда на выставке…

— Я была наивна и глупа. Если мне сейчас дадут шанс все вернуть обратно, то я буду заниматься знакомствами молодых людей, чтобы те нашли друг друга, и было меньше таких поломанных судеб как моя.

— Ты и сейчас наивна. Знаешь, сколько брачных агентств уже существует? Я просто удивляюсь — как ты умудрилась пройти мимо. Этот закон давно пора менять. Но вернемся к вашему деду. Пятьдесят лет назад он был молодым и подающим надежду ученым, и если б не ваша бабушка, вы бы с Иваном родились в третьем классе, и у вас была бы серебряная ложка во рту. Но произошло, что произошло. Прошлое мы изменить не можем. Ваш дед отсидел в тюрьме, вышел и исчез из социальной среды на многие годы. Пока год назад он не попал в больницу с онкологией.

— Онкологию сейчас лечат.

— Лечат, но его организм оказался так изношен, что вылечить его полностью врачи не смогли. И вот когда ему сообщили, что ему осталось немного, он решил найти вас — дочь и внуков. Он бы никогда вас не нашел, но тут ты как звезда замелькала со всех экранов. Он узнал в тебе свою жену.

— Замечательно!

— Что замечательно, Ань. В его биографии столько белых пятен, которые я не могу объяснить. А я юрист. У меня к информации доступ очень высокий.

— Андрей, а если все, что ты знаешь о моем деде, мы прогоним через Матвея?

— Это кто?

— Это робот, который приходил ночью за Иваном.

— Ты ему доверяешь?

— Да, он несколько раз спас мне жизнь и обещал на мне жениться, — пытаюсь пошутить я.

— Кто обещал на тебе жениться? — Ник резко развернулся от окна.

— А ты ревнуешь? — меня порадовал сей факт.

— Вот за это я тоже не люблю женщин. Зачем вы флиртуете во всех случаях? Неужели нельзя просто ответить на вопрос, — начинает заводиться Ник. В гневе он прекрасен.

— Ревнует, — констатировал Андрей. — У Хьюго Балина появился конкурент?

— Появился, только это не я, — Ник еще злится.

— Итого, Анна, у тебя трое мужчин, а ты умудрилась попасть в такой переплет, — рассмеялся Андрей.

— Ну что, едем? — в дверях появился Иван.

…

Ник с Иваном сидят впереди, мы с Матвеем и снайпером сзади. После всех совещаний и согласований мы едем на север в маленький хоспис, куда кто-то перевел нашего деда. Андрей с нами не поехал, сказал, что если с нами что-то произойдет, то он полезен будет на свободе, а не за решеткой.

— Постарайся поспать, — Ник выбрал комфортную температуру в автомобиле, — музыку тебе включить? — я отказываюсь. — Неизвестно, что будет дальше, есть время — надо спать.

Наверно, так поступают солдаты. Есть время — надо спать. Матвей молчалив. Наверно, работает над поставленной задачей. По прогнозам ученых в скором времени нас ждет полное слияние нашего разума и искусственного интеллекта. Смешные тогда в голове будут диалоги: «Давай скачаем обновление на следующую версию ИИ! Нет, мы подождем, пока исправят глюки. Ты и есть мой глюк. Давай качай! Ой, у нас нет денег на новую версию».

— Матвей, — еле-еле на грани слышимости зову робота, — как там Саша?

— Приходит в себя после наркоза, — слышу ответ в своем ухе.

— А его можно навестить?

— Анна, мне запрещено передавать тебе какую-либо информацию об Александре Николаевиче. Воспользуйся советом своего ангела — поспи.

Ах, вот как. Почему-то у меня такое ощущение, что Саша меня бросил. Передал другому ангелу и перекрестился. Со мной проблем слишком много. Он же изначально не хотел быть со мной. Не поддался на мои провокации на дне рождения. А то, что было на базе, так про то никто не узнает, база то военная. Может у него есть девушка, и он был злой на лодке из-за угрызений совести, что изменил ей. Надо его забыть, а то будет как с Хьюго — разрушение семьи агрессивной шантажисткой.

Внезапно Матвей дотронулся пальцем своей механической руки до моего лица, стирая мою слезинку. Как мне хочется сейчас разрыдаться. Я натягиваю на голову капюшон, поджимаю под себя ноги, свернувшись в клубок, и пытаюсь уснуть. Как же мне не везет с мужчинами.

— Анют, проснись, — тормошит меня брат, — тут есть большой магазин. Мы хотим пройтись. Я даже отсюда слышу запах кофе.

Кофе?! Конечно, я с вами. Удивительно, но я хорошо поспала, и теперь иду по магазину бодрым шагом, мечтая о двух вещах — кофе и туалете. О туалете я мечтаю больше. Иначе, заливать кофе будет некуда.

Стою между рядами с кофе в магазине. Самый дорогой кофе это натуральная немодифицированная арабика. Астрономическая сумма. Чуть ниже по ценам — различные смеси сортов натуральных зерен. Еще ниже цены у генетически измененного кофе. Дальше идут напитки, имеющий вкус и запах настоящего кофе, но ничего общего с кофе не имеющие. Несколько раз в жизни я пила натуральную арабику, в остальное время могла себе позволить смесь сортов, а сейчас у меня нет денег даже на дешевый суррогат. Втягиваю такой шикарный запах. Мхххх. Запах богатства.

Ко мне приближается робот охраны.

— Анна Илеева, покиньте территорию магазина, — механический голос робота как из фильмов начала века.

— Я не имею права находиться в магазине? — зачем я нарываюсь на неприятности?

— У вас нет денег, статус — неблагонадежна, запрет на посещение компактного проживания людей классом четвертый и выше. Где Ваш кошелек?

— Ее кошелек это я, — заявляет Ник, выныривая из соседнего ряда с чашечкой кофе. — Вопросы еще есть? — Ник протягивает мне кофе и смотрит в сканирующую камеру робота.

— Нет. Прошу прощения, — ретируется охранник.

— Ты мой спаситель, Ник, — делаю глоток кофе. На глаза наворачиваются слезы. Такая мелочь — кофе. Миллиарды людей живут без него. Но для меня это как символ моей прошлой беззаботной жизни. Богатой, относительно большей части населения земного шара, жизни.

— Не плачь, сосредоточься на кофе, почувствуй вкус. Никто не знает, что будет завтра. Может это наш последний кофе, а может впереди нас ждет арабика.

— Да ты философ, Ник! За арабику!

…

Хоспис маленький, на входе хорошо вооруженный.

— Не нравится мне все это, — проворчал Ник.

— Согласен, — кивнул Иван.

— Я погуляю, пока не позовете, — снайпер с сумкой вышел из машины и скрылся в саду, который окружал здание клиники.

Странно, зачем тут столько охраны? Оборудование хосписа охранять, или умирающих? Может, здесь сейчас умирает большая шишка? Коридоры пустые, и только наши шаги образуют гулкое эхо.

Охранник ведет меня, Ивана и Ника в палату к деду. Обычно эту работу выполняет медперсонал. Мне немного страшно. Матвей успокоил, что у него все под контролем. Нас заводят в палату. Ник, проверив, что в палате кроме женщины и больного никого нет, вышел за дверь. Палата на одного пациента. Много медицинского оборудования паутиной тянущегося к кровати. Острый запах медикаментов настолько сильный, что у меня начинает кружиться голова. Ощущение, что разбили емкость с лекарственным раствором.

Старичок, лежащий на кровати, наблюдает за нами с любопытством. Если это наш дед, то мне трудно уловить его сходство с кем-то из нашей семьи. Женщина, сидящая в кресле возле кровати, обернулась, и, узнав нас, сильно разозлилась.

— Зачем они здесь, отец? Ты опять позвал этого предателя своего внучка от сучки, которая не захотела тебя признать своим отцом? — у старичка огорченно сморщилось лицо. Глаза зажмурились. — Да еще сучонок с собой сестричку припер. Я их сейчас вышвырну? — женщина, взвизгнув, сорвалась с кресла и бросилась на Ивана.

За моей спиной распахнулась дверь и Ник, перехватив разъяренную фурию в нескольких сантиметрах от Ивана, быстро вогнал ее обратно в кресло. Женщина завыла и заругалась матом, плюясь в нас проклятьями и слюной. Ник переместился за кресло и сжал ей плечи, удерживая в кресле. Она еще пыталась вырваться, но хватка моего ангела ее блокировала. Поняв бесполезность, она перестала вырываться, сосредоточившись на брани. Ник сильнее сжал ее плечи. Жертва завыла, поняв, что от нее хотят, и успокоилась злобно дыша.

Я смотрела на все это из-за спины Ивана. Мне было страшно, и по мышцам Ивана я чувствовала, что он напрягся тоже. Такое поведение от женщины я видела только в кино.

— Дашка, ты успокоилась? — спросил старичок, открывая глаза. Женщина по имени Дашка злобно фыркнула в ответ. — Здравствуй, Ванечка. Здравствуй Аннушка. Подойдите ближе, я так смотрю, Дашку ваш друг удерживает надежно.

Иван берет меня за руку, и мы подходим к больному с другой стороны кровати. Беспомощный морщинистый старичок внимательно разглядывает нас, а мы его. Ему на вид лет сто. Трудности украли у него двадцать лет жизни.

— Что вытаращилась на моего отца, сучка лысая. Ты не имеешь право на моего отца, ваша мать его бросила, проваливайте оба, гаденыши! — плюется ненавистью наша тетка. Ей лет сорок. Коренастая, склонная к полноте, мышцы накачены как у спортсмена или военного. Светлые волосы собраны в конский хвост. Лицо было бы красивым, если бы не было перекошено от злобы.

— Дашка уймись! — одергивает тетку дед.

— Я буду себя нормально вести, — меняет тактику Дашка, — но я сейчас лидер сопротивления и все должны уважать меня…

— Ты дура, а не лидер! — злится дед. — Ты знаешь этих людей, что распустила язык? Тебя терпят только из-за того, что ты моя дочь! Она слабоумная у меня.

Последняя фраза уже сказана для нас. Скашиваю глаза на Дашку и вижу, как она побледнела. Раздула ноздри, глаза щелочки. Она отомстит. Стоп! Какой лидер? Какого сопротивления?

— Дед, так это правда про сопротивление? — оживился Иван. Старик на кровати закрыл глаза.

Я смотрю на Ника. Между его красивыми бровями залегла морщина. Ее не было. Плохи дела. Мы выпадаем из сценария. Держи Дашку крепче, Ник. И чьи это люди в охране? Как мне нужен сейчас Матвей, и Саша. Я хочу убежать.

— Ваня, Анна, я не хотел вас в это втягивать, но раз уж так получилось. Вы знаете, что не все довольны тем порядком, который существует.

Мне это не нравится. Пожалуйста! Только не это! Меня все устраивает!

— Дед, сперва объясни, почему ты сменил клинику? Здесь тебе лучше? — Иван еще не опомнился от новой информации и пытается затянуть время.

— Я сменил? Это разве не твоя работа, внучок? — старичок напрягся.

— Матвей? — позвал Ник, — Матвей?! Черт!

— Что случилось? — меня тихо окутывает ужас. Я не понимаю, что происходит, но явно что-то не так.

— Матвей не отвечает. Либо его вырубили, — повисает напряженная тишина. Ник морщит лоб. Я не хочу верить в происходящее. — Либо нас подставили. О каком сопротивлении Вы тут говорите, дедушка? Люди в здании это ваши люди?

На одном из медицинских приборов тревожно замигал экран. Похоже, что нашему дедушке плохо. Сейчас должна прийти медсестра или врач. Но экран мигает, показывая, что пациенту плохо, а никто не идет. Странно.

— Начнем по порядку, — взял командование на себя Ник. — Иван, ты перевел своего деда в эту клинику?

— Нет, я же искал его, не обнаружив в больнице.

— Дедушка, Вы знаете, кто перевел Вас сюда из клиники? — задел вопрос Ник. Голова деда мотнулась по подушке — нет. — А может наша Дарья знает? — Ник слегка наклонился к своей пленнице.

— Нет, я ничего не знаю, — прошипела, все еще сердясь, тетка.

— Люди в хосписе ваши? — задает вопрос Ник. И получает от обоих отрицательный ответ. — Дарья, я Вас сейчас отпущу, не делайте глупостей, мы сейчас не в том положении, когда возможна вендетта.

Даша удивленно таращиться на Ника. Видимо, она не все поняла, но на всякий случай кивает головой в знак согласия.

— Давно вы в этом хосписе? — Ник отпускает Дашу одной рукой и активирует телефон. — Связи нет, проверьте свои телефоны.

Иван и Даша тянуться к телефонам.

— Матвей, — зовет робота Ник. — Так давно вы в этом хосписе?

— Отец три дня, мне сообщили об этом сегодня.

— Значит это не ваши люди в охране, — Ник хмурится. — Дарья, Вы видели в этой клинике других больных или медперсонал?

Даша молчит. Ее глаза бегают по палате, словно ища поддержки, и, наткнувшись на взгляд отца, она обмякает в кресле, понимая, какую ошибку совершила.

— У вас есть враги? — задает вопрос Ник, вынимая из кобуры пистолет.

— Полмира! — заявляет с отчаяньем дед. — Ну, что, лидер сопротивления, — обращается к Дашке, — ты позволила меня украсть из больницы, искала меня три дня, и заманила в ловушку еще моих внуков.

Даша вскакивает с кресла и у нее уже готов для отца скандал, но звук, приводимого в боевую готовность пистолета Ника, приводит ее в чувство.

— И у меня связи нет, — сообщил Иван.

— Матвей, — зову робота я. Тишина. Ну не может же этого быть! — Матвей, — уже шепчу я, готовая заплакать, — ты обещал на мне жениться.

— Беги оттуда, — я слышу шепот словно издалека.

Куда бежать? Где ты, Матвей? Почему я так плохо стала слышать? Ноги не слушаются. Все как в тумане. Я вижу, как рядом со мной падет Иван, задыхается на своей койке дед, обмякает в кресле Дашка, а Ник тянется ко мне, и мы вместе с ним падаем.

…

Тошнит. Желудок судорожно сокращается. Кто-то поддерживает меня за плечи. Втягиваю воздух. Спазм проходит. Меня перекатывают на спину. Я лежу на полу, под голову что-то подложено, чьи-то руки вытирают пот с моего лица. Открываю глаза.

— Пристрели меня, Аннушка, — Ник смотрит на меня сверху, это его руки гладят меня, на его ногах лежит моя голова. — Я самый никчемный ангел. Мы в ловушке. В огромной клетке, в подвале. Иван и Дарья еще не пришли в себя. Выжил ли твой дед, я не знаю. Я задержал дыхание и слышал шум боя. Похоже, что наш робот проиграл. Матвей молчит. Моя рация тоже. Версий несколько, и еще нас подслушивают.

Ник помогает мне сесть, и я устраиваюсь рядом с ним. Возле противоположной стены спят нервным сном мой брат и наша новоявленная тетушка. Иван и Дарья внешне похожи, по ним легко сказать, что это родственники. Наш отец не оставил ничего нам с братом из своей внешности. Иван это копия мамы, а она, как я сейчас понимаю, пошла в своего отца. Я же, по словам деда, похожа на бабушку. Дарья похожа на моего деда, своего отца. Меня она ненавидит еще и из-за внешнего сходства с покойной женой отца, но с Иваном она должна поладить.

— Ник, что произошло? — шепчу максимально тихо.

— Пустили газ, нас усыпили. Я понадеялся на Матвея, что он сделает анализ ситуации, проведет проверку — чей это хоспис, кто эти люди. Матвей заверил меня, что все в порядке, — Ник тяжело вздыхает и еще ближе приближается к моему уху. Теперь я с трудом улавливаю, что он говорит. — Но мы попали в ловушку. Либо робот был обманут сам, и был уничтожен в бою, либо нас предали. Мы попались как наивные дети, но кто расставил ловушку? Слишком гладко все было до этого.

— Робот и снайпер нам не помогут?

— Не знаю, — Ник задумался. — О каком сопротивлении болтали твои родственники?

— Не знаю, — возвращаю Нику его ответ. Я действительно не знаю. У меня уже давно мир замкнут на собственном выживании в этих бегах.

— Подождем, пока эти двое очнуться. Помни, — предупреждает Ник, — здесь прослушка, наверняка они еще и смотрят. Если они смогли организовать такое похищение, то ребята они не бедные, а значит — они слышат все, что мы говорим.

Зашевелилась Дарья. Они с Иваном лежали лицами друг к другу. Тело тетки несколько раз дернулось в судороге, и она открыла глаза. Уставилась на Ивана. Наверно, вспоминает предшествовавшие события. Дед назвал ее слабоумной. Интересно, почему он так сказал. Если она слабоумная, то должна содержаться в специальном интернате. Может она просто не блещет умом относительно своего отца? Эмоция ненависти исказила лицо Дарьи — вспомнила прошедшие события.

Неожиданно она замахнулась на Ивана левой рукой. Правая рука была зажата ее собственным телом. Ник издал сухой щелчок языком, и этот звук остановил Дарью. Она села, испуганно глядя на нас. Ник прижал указательный палец к своим губам и нахмурил брови. Этот жест должен был заставить тетку вести себя тихо, и она поняла его правильно. Обиженно надув губы, она принялась растирать затекшую правую руку. Оглядывается по сторонам и эмоция обиды переходит в страх.

— Где мы? Где папа? — шепчет Дарья. Голос у нее как у испуганного ребенка. Похоже, что она действительно имеет отклонения в развитии.

— Мы не знаем. Сами очнулись недавно, — тихо говорит Ник. — Разбуди, пожалуйста, Ивана, только очень тихо.

Дарья начинает тихо тормошить Ивана. Делает она это грубовато, наверно, злость мешает ей быть нежнее. Иван задергался как от кошмарного сна и со всхлипом проснулся.

Подвал большой, сухой, темный. Странная клетка, в которой мы сидим, хорошо освещена. Интересно, для чего ее использовали. Пол из материала похожего на глину, твердый, но не холодный. Замки запираются на ключ. Прутья толстые, сантиметра по три в диаметре, частые. Странная клетка.

Где-то в глубине подвала родился шум шагов. К нам идут люди. Мне становится страшно! Кто они и зачем мы им нужны? Темнота усиливает страх, и я жмусь к Нику. Он обнимает меня. Хочется зажмуриться, стать маленькой как Алиса и спрятаться у Ника в кармане. Только бы не били.

На свет из темноты вынырнули трое. Одеты во все черное, даже лица скрыты черными масками. Прячут лица, это хорошо, боятся опознания, а значит, мы останемся живы. Не факт, конечно, но я так надеюсь.

— Почему ты не приковал их наручниками к клетке? — спросил один из черных.

— Времени не было, побежал тебя встречать. Рановато, что-то они очнулись, думал, что успею, — отвечают ему. Я не понимаю, кто из них говорит, да это и не важно.

— Ты хоть обыскал их?

— Обижаешь, начальник. Вон у того брюнета рядом с лысой был пистолет. И у бабы с хвостом тоже.

Дарью слова про бабу обидели, и она как дикий зверь кинулась в гневе на решетку, пытаясь рукой достать пришедших. Через несколько секунд она корчилась от боли посреди клетки, отброшенная зарядом от электрического пистолета.

— Быстро сели все под стену и вытянули руки сквозь решетку назад. Эй, блондинчик, да, ты, жирный, подтащи бабу к стенке как она сидела раньше.

Иван привстал и волоком оттащил тело Дарьи, оставляющее мокрый след, к стене. Сам сел рядом. Сперва наручниками к клетке пристегнули Ивана, потом Дарью, мычащую и пускающую пузыри слюны. Я крепче обняла Ника, и он в ответ сильнее обнял меня.

— Эй, голубки. По электроснаряду не хотите получить? Способствует облегчению и успокаивает нервы, — захохотал черный у нас за спиной.

— Прости меня, — шепчет Ник, разжимая объятья.

К решетке пристегнули его, потом, слегка оттащив от него в сторону, меня. Щелкнули замки. В клетку вошли двое. У одного в руках сканер, у второго электрический пистолет. Человек со сканером подошел к Дарье, поднял ее голову за волосы и начал ее сканировать.

— Или сканер сломался, или человек из десятого класса.

— Эта баба? — удивился черный с пистолетом. — Проверь на ее дружке. У них морды похожи, может родственники?

— Иван Илеев, тридцать два года, четвертый класс, женат, двое детей, программист. Так, мать, фото, нет, эта баба не его мать. Сестра, фото, не сестра. Стоп. Лысая его сестра. Ого! Лысая крутая! Она крыса.

Черный со сканером подошел ко мне и стал сканировать. К нему присоединился черный с оружием.

— Она та, кто нам нужен. Она и ее любовник. Раз тот блондин ее брат, значит брюнет любовник. Сканируй его, — приказал человек с пистолетом.

— Что за фигня? Тут написано, что он гей.

— Может они извращенцы? — вставил свое мнение до сих пор молчавший черный.

— Наверно. Он ангел, как и тот, кто нам нужен, а значит это он. Слушай, красавчик, — обратился к Нику черный, — нам нужен твой папочка. Сейчас мы запишем киношедевр, как его сынуля-ангел мочится в штанишки от электроснарядов. И если твой папочка не выполнит наши требования, то сынка, единственного сынка, он получит по почте кусочками.

— Тут сказано, — указывая на данные сканера, говорит черный со сканером, — что у него из родственников только мать.

— Фигня все это! Вон баба обоссаная у них вообще без чипа личности. Папашка крутой — всю информацию о сыне вывернул наизнанку. Прячь скан, ставь на запись камеру.

Черные отходят от нас, и я поворачиваюсь к Нику.

— Они ведь ошиблись? Ты не мой любовник. Им нужен другой. Скажи им это.

— Молчи, — шепчет мне Ник. — Скажешь это только тогда, когда меня уже убивать будут. Все эти выстрелы это не страшно. Вырубает на некоторое время и все, вон Дашка уже очнулась. Не бойся, береги себя.

В Ника стреляют. Его голова падает на грудь, и тело содрогается в судорогах. Я вижу его лицо, зубы сжаты, на лице маска боли, он в сознании. Молчит. Бедный Ник. Второй выстрел. Мой ангел теряет сознание и провисает на прутьях клетки.

— Сволочи! — не выдерживаю я.

Черный с пистолетом поворачивается ко мне, что-то нажимает на своем пистолете и в меня стреляют. Это не сильно больно, все тело трясет, ничего не контролируешь, твое тело — не твое тело. Я описалась. Судороги прекратились. Слюни изо рта текут мне на ноги.

— Сучка, я сделал минимальный заряд, — говорит мне черный, — это в пять раз меньше чем твоему любовничку. Сиди тихо, сучка. Твое счастье, что ты нужна живой.

Ник стонет. Черный поднимает его голову, а второй снимает все подробно на камеру.

— Попроси папочку, чтобы он выполнил наши условия, ангелочек. Два выстрела ты уже получил, после третьего ты станешь инвалидом, а пятый выстрел тебя убьет. Проси папочку, будь паинькой.

Ник мычит в ответ.

— Дай ему время, он в отключке, — говорит черный с камерой, выключая запись. — Ты звонил заказчику?

— Телефоны не работают во всем районе. Он уже должен приехать. Пошли, покурим.

Черные ушли, закрыв за собой клетку на ключ.

…

Я выпрямляюсь, откидываю тело на решетку и открываю глаза. Больно от света. Жмурюсь.

— Ань, ты как? — спрашивает Иван. Приоткрываю глаза. Они с Дашкой смотрят на нас с ужасом и сочувствием.

— Я в порядке, Ванечка. Вот Ник как? — поворачиваюсь к нему и вижу, что он пытается что-то сказать, но пока получается только мычание. — Ник, ты как?

Ник выплюнул сгусток крови и медленно выпрямился. Наверно, прикусил губу или язык. Хорошо, что он в сознании. Пытаюсь потянуться к нему, и наручники больно впиваются мне в руки. Сильная боль в правой руке. Ощупываю свое правое запястье левой, и понимаю, что сталью наручников рассекла себе кожу и теперь кровь увлажнила мне руку. Пытаюсь сдвинуть наручник, чтобы он не попадал на рану и выскальзываю из него.

— Ник! Мы спасены! — я хочу показать ему свои свободные руки, но он яростно мотает головой. Останавливаюсь. Да, еще ведь клетка, и все остальные в наручниках. Я самая худая, вот рука и выскользнула.

В глубине подвала опять раздались шаги. Идут быстро. Их больше. Вставляю пальцы руки в кольцо наручника, в любой момент я могу быть либо в них, либо без них. Открываются замки и в клетку входят четыре человека. Все в черном, только один без маски, его лицо затеняет черная бейсболка.

— Здравствуй, Анна, — здоровается человек в бейсболке, и я узнаю любовника своей подруги Вики. Толстый Арсен лет на тридцать старше нас с Викой. Сперва она сопротивлялась его ухаживаниям. Потом смирилась, он купил ее статусом, домами, богатством. А потом и любовь на нее нахлынула к своему немолодому грузному покровителю. Он уже был дважды женат, куча детей. Жениться на Вике он не собирался, но по званым ужинам и вечеринкам ее с собой водил.

— Арсений Станиславович? — и куча разных вопросов сразу появилось в моей голове от — Вы пришли нас спасти, до — какого черта? Я в шоке.

Он подошел к Нику.

— Что это за клоун?

— Это ее любовник-охранник, — ответил один из черных, — Вы же сказали, что нужен любовник вот той крысы, — черный показал на меня. — Мы сделали все, как Вы сказали. Помогли ее брату найти деда, потом перевели его в поддельный хоспис, и взяли всех птичек сразу. Это Анна Илеева — сканер подтвердил, у брюнета стоит статус, что он ангел, только вот баба без чипа личности тут нашлась.

— Дебилы! Я вам говорил, какой ангел мне нужен! И кто его отец тоже говорил, что он вылитый папа, вы тоже не слышали? — орет на черных Арсен. — Я вам дал аванс на выполнение операции. Вы ее не выполнили. Денег не будет. Я заплачу только сто кредиток за Анну, на нее есть покупатели. Она нужна целее чем сейчас. Если она еще раз обоссытся или хоть икнет от страха, вы закончите свою жизнь в утилизаторе мусоропровода. Понятно?

— Понятно, — черные кивают головами, — а с этими что делать?

— В мусоропровод, как обычно. Я завтра заеду за Анной. Покормите ее.

— Арсен, — зову Викиного любовника, он останавливается у двери клетки и оборачивается ко мне. — Это ты меня сделал крысой?

— Прости, Анют. Тут ничего личного. Один раз человек, который был мне очень нужен, позвонил Вике на телефон, чтобы уточнить тренировку. И Вика предложила словить этого человека на живца — мы ловили ангела на его крысу. Ты очень подходила под крысу. Вика тебе внушала, что без большой и светлой любви замуж выходить преступление против себя, — засмеялся Арсен. — Какие вы бабы дуры. Я бы вас вообще лишил всех прав и продавал на рынках как животных. — Арсен вышел с черными из клетки. Лязгнули замки.

— Вика не могла меня так предать, — крикнула я удаляющимся шагам, — мы были как сестры!

Арсен вернулся к клетке.

— Серьезно!? Это был Викин план. Она всю жизнь тебе завидовала. Кто был самой популярной девушкой в школе? Ты. Кто окончил институт с красным дипломом? Ты. Кто ездил по зарубежным стажировкам, олимпиадам, выигрывал конкурсы? Тоже ты. Могу тебя только в одном утешить — я никогда не женюсь на Вике, на сволочах не женятся, а вот в постели она хороша, — рассмеялся Арсен. — Могу дать тебе совет. Когда Маршаллы из тебя извлекут все дивиденды, не сопротивляйся продаже в рабство. Тебя купит богатый старичок, и ты будешь как собачка лежать на его диванах. Не сопротивляйся. Многие так живут. А для совести есть наркотики и алкоголь. Любишь алкоголь, Анна? — этот вопрос он уже задал уходя от клетки.

Шаги затихли. Наступила тишина. Сколько осталось до смерти моим родным людям? Минуты? Часы? Дни? Мы все замерли от услышанного приговора. Тишина такая, что я слышу только стук своего сердца. Дашка притихла и сжалась в комок. Ванечка закрыл глаза, и я вижу слегка шевелящиеся губы. Может он сейчас молится, а может, проклинает судьбу. Ник застыл как сломанный манекен в торговом зале. В его смерти виновата буду я и только я. Прости меня, мой ангел. Прости, если сможешь. Ты простишь, ты добрый. Саша знал все заранее. Знал и подменил себя на Ника. Арсен охотился за ним. В этой клетке сейчас должен сидеть Саша. Я не верю в такие совпадения. Не верю, что Матвей предал меня. Какая же Вика сука! Ненавижу ее. Ее зависть. Вот почему она нервничала в последнее время, она уже кинула меня на убой. Ради чего? Что ей это даст? За что она меня продала? За похвалу или обещание жениться? Или за очередной золотой браслетик от этой старой мрази? Браслетик. Вытаскиваю руку из наручников и кладу перед собой. Мне плевать, если они увидят. На левой руке рядом с наручниками болтается браслет с шармами. Хорошо, что они его не заметили. Спасибо, Мария Андреевна! Я снимаю с левой руки драгоценный браслет.

— Дарья, про какое сопротивление ты там болтала? Вы революционеры?

— Какая теперь разница, — вздыхает моя тетка.

— Большая, — отвечаю я ей и показываю браслет. — Им не заплатили деньги, а этот браслет стоит целое состояние, и даже не одно. Каждый шарм это шикарная машина. Хватит на нескольких спрятаться и жить довольно обеспеченно. Если мы выйдем отсюда, нам есть куда идти, Дарья?

— Хм, конечно есть, — у моей тетки заметно повысилось настроение.

— Ник, ты как? Сможешь идти? — подползаю на коленях к Нику и заглядываю в его глаза.

— А ты сможешь его проглотить? — нахмурился Ник. Он уже не похож на сломанную куклу, но и надежды на спасение еще нет в его лице.

— Конечно, сможет, — подает голос Иван, — помнишь, Ань, как ты осьминогов живых проглатывала в ресторане? Никто не смог, а ты их проглотила и запила водкой?

— Это шанс, — Ник задумался, — им нельзя тебя бить. Когда появится охранник, до того как он зайдет в клетку, покажешь браслет и дашь его отсканировать, потом быстро отходишь в центр, запрокидываешь голову и проглатываешь браслет. Тут надо угадать, может охранник сразу согласится и глотать ничего не потребуется, тогда пусть расстегивает нам наручники, выводит на поверхность и уходит с нами. Иначе он закончит свою жизнь в утилизаторе.

У нас появился шанс. Маленький, но шанс. Мы потренировались вставать. Ник уже пришел в себя и напоминал собаку на привязи. Немного размявшись, он переступил через свою руку и теперь наручники приковывали его к клетке не сзади, а сбоку.

— Жаль, что это не старые наручники под ключ, те бы я смог открыть отмычкой. Ань, если охранник бросится на тебя, беги в угол слева от меня, постараюсь тебя защитить.

Иван и Дарья просто стояли под своей стенкой. Оба плотного телосложения, они могли, конечно, вывернуться как Ник, но обратно они бы садились долго, а нам надо изобразить, что все как и прежде, пока охранник не подойдет. Как мы поняли, наблюдения за нами пока нет.

…

Через некоторое время в подвале раздался шум шагов. Приближался один человек. Мы сидим как и прежде, только поджав под себя ноги. Человек в черном вышел на свет, в одной руке у него маленький сверток, наверно, еда для меня.

Я встаю почти посередине клетки, он замирает снаружи.

— У тебя есть сканер? — спрашиваю охранника. Кивок мне в ответ. — Смотри, что у меня есть, — я показываю цепочку браслета со сверкающими камнями шармов. Охранник достает сканер и смотрит на украшение. Полминуты хватило на то, чтоб он понял стоимость. Сканер и еда летят на пол. Черный хватается за ключи.

— Стой! — командую. Он замирает. — Я сейчас проглочу браслет, а трогать ты меня не имеешь права, давай договоримся.

— Пошла на хрен, сука. Я выдеру его из твоей глотки.

Лязгнули замки. Я попятилась к стене, ближе к Нику. Охранник бросается на меня, не обращая внимания на моего сообщника. Мгновение и охранник падает на колени, а Ник уже сидит на его шее, душа его ногами. Падая, охранник смял меня на пол. Но сейчас он занят борьбой за жизнь. Я лежу почти под охранником. Какой удобный ракурс. Что есть силы, бью охранника между ног своей ногой. Теперь тело охранника на мне. Ник, прикованный к клетке, ногами сбивает его с меня и забивает в угол.

— Ищи ключи! — кричит Ник, дав мне свободу обыскать охранника.

Ключи у меня. Ник освобождает себя и отдает ключи опять мне. Я отстегиваю брата и тетку. Пока мы обнимались, Ник вырубил охранника, обыскал, раздел и приковал к клетке. Я поднимаю сканер и сканирую почти голого человека. Девятый класс, дважды сидел за грабежи. Наемник в грязных делах плохих людей. Человек-мусор.

Ник поднимает с пола браслет и застегивает у меня на руке. Он уже переоделся, и я смотрю, как он надевает маску, становясь похожим на врага. Мы выходим. За Ником идет Дарья, потом я, Иван замыкает наш маленький отряд. Сколько их наверху? Крадемся по лестнице. У нас нет оружия и мы очень уязвимы. Слабоосвещенная лестница выводит нас к единственной двери. Ник оставляет нас и заходит в дверь один.

— Я не хочу умирать в утилизаторе, — дергается к двери Иван. Дарья, обхватив его двумя руками, удерживает.

— Доверься старшим, малыш, — усмехается тетка, приоткрывает дверь и начинает слушать.

Возвращается Ник, неся две винтовки и электрический пистолет. Одну винтовку он отдает Дарье. Та первым делом проверила патроны. Пистолет Ник протянул Ивану. Увидев замешательство, отдал его мне.

— Ничего в нем сложного нет. Жмешь на эту кнопку, загорается зеленый, направляешь на врага и стреляешь. Отдачи нет. Ты справишься.

— Ник, сними маску, а то я тебя прихлопну по ошибке, — бросила Дарья Нику. — И почему тебя зовут Ник?

— Сокращение от Никита, — усмехается Ник, — держитесь в нескольких шагах от нас, но не отставайте, — это уже нам.

Ник с Дарьей заходят в дверь, мы через несколько секунд за ними. И я тут же услышала крик Ника: «На пол!». Мы с братом упали на пол. Отовсюду стреляли, Дашка иногда ругалась, бегали люди, а мы лежали как два тюленя, боясь поднять голову. И вдруг тишина.

— Ползите сюда, — позвал Ник, и мы с братом, как могли, поползли на его голос.

— Дааш, ты в порядке? — Ник кричит в другую комнату.

— Да, Никит, как там мои родственнички?

— Живы. У меня все чисто, но за окном работал снайпер, и я не знаю на какой он стороне.

— У меня раненый. Я добью?

— Он говорить может?

— Нет, — ответила Даша. Ее выстрел поставил точку в этой перестрелке.

За окном прозвучал странный перелив свиста. Ник ответил и с облегчением вздохнул.

— Это свои. Встаем, пингвины, строимся под стенку возле двери. Даша, мы уходим, — крикнул Ник в другую комнату, где была Дарья.

Ник открыл дверь и в нее с винтовкой наготове вбежал наш снайпер.

— Сколько у вас трупов?

— Тебе для отчета? — уточнил Ник. — Давай считай, и быстро уходим. Может прибыть подкрепление.

— Давай. Я там пару машин присмотрел, — ответил снайпер.

…

На улице под маскировочной сеткой стояло несколько автомобилей.

— Жаль, что твой робот слинял, — с улыбочкой сообщил Нику снайпер.

— Как слинял? — спросил Ник, заводя одну из стоявших машин. — Бак полный, ручное управление, нам подходит.

— Да вот так, — фыркнул снайпер, усаживаясь за Ником. — Я вышел, чтобы осмотреться и заметил броневики. Связи не было никакой. Вернулся к нашей машине, и только и увидел ее задние фары, сбегающие с позиции. А в машине был робот. Больничка та была набита охраной. Что я с одной винтовкой? Пока присматривался, нашел мотоцикл, а тут броневики тронулись. Я за ними. Ты знаешь, что в этом районе дроны вообще не летают? И связи здесь нет. Мы что в зоне десятого класса?

Я не хочу верить, что Матвей меня бросил. Неужели он просто выполнял задание? Очередное предательство? Брось, Аня. У него есть хозяин. Он выполняет его приказы. Он просто отлично думающая машина. У него нет чувств. Я просила жениться на мне бездушную куклу. Но ведь как другу он посоветовал мне оттуда бежать. И почему он не отозвался, когда мы его звали? Железный пес своего хозяина.

Даша села рядом с Ником, мы с братом рядом со снайпером. Машина тронулась.

— Навигатор не работает, телефоны не работают, куда ехать? — Ник посмотрел на Дарью.

— К побережью. Далеко нас не увезли, а все побережье я знаю. Закат у нас за спиной, забирай левее на север.

Машина только начала набирать скорость, как мы увидели блокпост. Шлагбаум перегородил нам дорогу. Ник, делая вид, что все так и надо, просигналил притормаживая.

— Открывай быстрей, что стал, — рявкнул он на охранника в такой же форме как у него. Шлагбаум подняли, и мы выехали с этой территории.

Я оглянулась и прочла предупреждающую вывеску — «Частная собственность. Территория под охраной». Надпись была на нескольких языках, чтоб никто уж не сомневался.

— Почему ты не предупредил нас про блокпост? — спросил Ник, обращаясь к снайперу.

Снайпер легко вскинул винтовку и упер ее дуло Нику в затылок.

— Рули, не спрашивай.

— Мы заплатим больше. На кого ты работаешь? — попытался разговорить его Ник.

— Рули молча. Ты меня знаешь, я на курок нажму спокойно.

Руки снайпера, держащего оружие, подняты. Он не видит меня из-за своей винтовки. Шевельнулась Дашка, пытаясь оглянуться и дуло снайперской винтовки посмотрело ей в лицо. Я достаю из кармана куртки электрический пистолет, нажимаю кнопку, загорается зеленый датчик, дожидаюсь, когда винтовка будет перемещаться от лица Дашки до затылка Ника, и в этом промежутке стреляю в снайпера. Выстрел винтовки разбивает вдребезги лобовое стекло. Машина сильно вильнула. Выровнялась. Снайпер уронил винтовку, и ее за ствол ловко выдернула Дашка. Он не потерял сознание и смотрит на меня. Стреляю еще раз. На этот раз дергающееся тело отключилось. Машина остановилась. Ник обернулся и смотрит на меня.

— То, что он промазал, нам просто дико повезло.

Я в шоке от того, что могло произойти.

— Ник, пожалуйста, прости меня! Я не подумала! Прости, мой хороший, — у меня начинается истерика.

Ник забрал у меня пистолет. Вышел из машины. Открыл дверь со стороны снайпера. Потом, резким движением выдернул начинающее приходить в себя тело из машины и еще раз выстрелил.

На дороге в конвульсиях лежит человек. Три выстрела. Это теперь инвалид.

Мы поехали дальше.

…

Мои мечты разбиты, моя жизнь разбита, и совсем недавно разбита была даже я. Кажется, еще вчера я жила в раю. Просыпалась в своей квартире, шла на любимую работу, готовила к открытию выставку, которая бы сделала меня всемирно известным экспертом. Ходила в любимые рестораны, встречалась с друзьями. Жила жизнью успешной представительницы четвертого класса. Само солнце улыбалось мне, пока мне не исполнилось тридцать лет. Да, я знала, что по закону обязана найти себе пару до тридцати лет с целью создания семьи и рождения ребенка. Знала, что за несоблюдение этого закона меня понизят на один класс, но я даже представить не могла, какой шквал неприятностей обрушится на мою голову. То, что завертелось вокруг меня, кажется кошмарным сном. Я сейчас проснусь, и все будет хорошо! Мне все приснилось! Но сон не может быть таким долгим. Увы, но это кошмарная действительность.

Я сижу на берегу океана, и соль от разлетающихся брызг смешивается с моими слезами. Открываю глаза и вижу дрона, смотрящего мне в лицо. Где он был, когда был так нужен? Когда меня избивали, пытались убить, похищали. Где были все эти системы слежения? Они способны только подсматривать за мирными гражданами и выписывать штрафы за малейшую провинность. Преступников они умеют не видеть.

Я жила в четвертом классе. Это был рай, и я больше никогда в него не попаду. Сейчас я в седьмом. Мои желания раздваиваются. Часть меня кричит — сделай все, что угодно, но вернись обратно! Хоть в пятый класс, раз с судимостью в четвертый уже не пустят. А вторая часть меня говорит — борись! Борись за себя, свои права, права других женщин! Но я не борец! Почему выбрали меня? Я не хочу! Пусть будет пятый класс, но я больше не хочу эту боль, риск. Мне так страшно! Возьмите меня обратно! Я буду хорошей.

Опять соленые брызги очередной волны осели на моем лице, увеличивая мои слезы. Может попробовать утопиться? Надеюсь, дрон не успеет вызвать спасателей. Надо только успеть нырнуть в уходящую волну и выдохнуть воздух. Интересно, люди из десятого класса часто кончают жизнь самоубийством, и дают ли им дроны это сделать? Наверно, дают. Ведь десятый класс это лишние люди, как считает наше общество.

И что мне делать? Пытаться вернуться в высшие классы или скатываться в десятый? Я не боец. Мне страшно. Жалко себя. Свою семью. Я крыса, которую гоняют в «Крысиных бегах». Пешка на чужой игральной доске.

Ты никогда наперед не знаешь, когда что-то сломается, и ты вылетишь со своего места. Судьба засунет тебя в свой суровый миксер, смешает с другими событиями и людьми и выкинет на обочину мира. Обсыхай, выкарабкивайся, а если сломался, так вас людей много.

Чистая вода, фильтрованный воздух, хорошие продукты, низкий уровень преступности. Тебе всегда найдут работу и помогут устроиться в жизни. Бесплатная медицина и образование. Рай на земле — если твой статус четвертого класса и выше.

Люди классом ниже будут делать все возможное, чтобы попасть в этот рай. Шансы у них мизерные. Надо быть уникальным человеком, чтобы тебя туда взяли. Быть собой может себе позволить только верхушка классового общества. Не мы это изобрели. Так было всегда, всю историю человечества.

Реально ли сделать рай для всех? Революционеры думают, что да. Но какую бы идеальную систему они не создали, они все равно проиграют. Проигрыш заложен в самом человеке. Люди добровольно не откажутся от личных благ. Может быть в далеком будущем, когда мы научимся не быть жадными, алчными, злыми, когда нам удастся победить все человеческие пороки, тогда у нас наступит рай на земле.

…

— Тетя Аня, смотри, какой я камушек нашла! — подбегает ко мне Лия.

Лии шесть лет, она дочь нашего врача Светланы. Муж Светланы погиб при взрыве в научной лаборатории, она собрала все их деньги и построила клинику на границе поселений десятого класса. Лия легальный лицензионный ребенок. В этой местности у нее нет друзей среди детей. Детей здесь прячут. Они вне системы. Плохо это или хорошо — не мне судить. Раньше я считала, что это однозначно плохо. У детей нет медицинского ухода, хорошего образования, полноценной еды. Они не получают того развития, которое получают их ровесники из высоких классов. Бывает, что они умирают от давно забытых болезней, или гибнут от рук взрослых. Только единицы из них достигают взрослой жизни, и среди них есть прекрасные люди. Детей у десятого класса изымают. Будут ли дети более счастливы там, куда их заберут? И не эгоизм ли рожать детей здесь, в этих условиях. А может, виновата сама система, что в наше время люди вынуждены так жить? Я уже не знаю.

— Прекрасный камушек, Солнышко! Не подходи близко к воде, — улыбаюсь ребенку.

Светлану почитают здесь святой — она ходит лечить больных в резервацию десятого класса. Власти каждый раз просят ее не делать это. Ей не гарантируют безопасность. Но врачу не нужны гарантии. Ее встречают на границе жители резервации, для которых она часто единственный шанс выжить. Если бы не всемирная известность, Светлана бы лечила людей в заключении.

Когда настанет время Лии идти в школу, Светлана отвезет ее к своим родителям. Иначе ее сочтут плохой матерью и изымут ребенка. В наше время можно обучаться в виртуальных школах и даже университетах, но при условии, что ребенок нормально общается со сверстниками и психолог не найдет у него отклонений. Светлане придется или закончить свою миссию, или расстаться со своим ребенком. Тяжелый выбор.

Мы возвращаемся с Лией в поселение, давшее приют мне и Нику. Иван и Дарья ушли в резервацию десятого класса. Нашего деда нашли в пустом доме, он был мертв. Повстанцы предполагают, что его убил газ, который усыпил нас. Дед из-за старости просто не смог проснуться. Кремацию сделали без нас. Иван, как его единственный объявившийся родственник, забрал через поверенного урну с прахом, который мы развеяли над океаном, в местах, где дед прожил последнюю часть своей жизни.

— Давай возьмем капусту, теть Ань, — просит меня Лия, когда мы проходим мимо рынка, — морскую, с кусочками соленой рыбки, — голос ребенка переходит на хныканье.

— У меня нет денежек, Солнышко. И нам нечего дать на обмен, — вздыхаю от досады. Я ведь знала, что обратной дорогой Лия вильнет к рынку.

— А мы возьмем в долг, а отдадим потом. Мы часто так делаем с мамой, — не сдается ребенок.

Капуста у нас как раз закончилась, можно и взять. Мы сворачиваем к скудным рядам рынка. Здесь местные люди продают излишки, что бывает не так уж часто, а иногда и последнее — чтобы выжить. Почти все сделки на рынке это бартер. Мы возьмем пакет с капустой, а расплатимся упаковкой леденцов, которые варит санитарка Светланы, или пластинкой таблеток. Иногда продавец тут же выкладывает выменянное на продажу рядом со своим товаром. Товаров очень мало. Что может дать людям северное побережье? Морскую капусту, мелкую рыбешку которую можно выловить, не отплывая далеко от берега на маленьких лодках. Иногда продают зелень, выращенную на собственных подоконниках, мелкие северные яблоки. Привозного ничего в продаже нет. Все необходимые продукты можно получить в столовой во время еды. Это еще один способ борьбы властей с нелегалами из десятого класса. От девятого класса и выше всех кормят в столовых, приходи и ешь, бесплатно, сколько хочешь, но вынести ничего ты не сможешь. Но люди на то и люди, у каждого есть запасец на черный день. Есть еще нелегальный рынок. Но я не знаю где он, что там продают и как туда попадают продукты и вещи. Эта тайна только для своих.

Лия как солнечный лучик, мечется среди рядов, здоровается, болтает, что-то уже жует. Ей все радуются, многие просто протягивают руки, чтобы погладить ее. Редкая экзотика для этих мест — ребенок.

Мы с Ником живем сейчас в клинике у Светланы. Дарья показала дорогу до больницы, потом села за руль и они с Иваном уехали в резервацию. Так мы оказались жильцами в квартире главного и единственного врача этого поселка.

На входе в клинику нет сканера, тут принимают всех. Информация пациента по отпечатку пальца. От властей помощь минимальна. Если человек болеет, то строго на него пришлют нужные лекарства. Но лекарств часто не хватает. Через различные фонды Светлана их закупает, если есть деньги или финансовый ангел.

Пройдя через холл клиники, мы свернули в проход, ведущий в жилой сектор.

— Дядя Юра! — Лия бросается на шею коренастому пожилому человеку в униформе, сидящему за столом рядом с Ником и Светланой.

— Здравствуй, мое Солнце, — басит дядя Юра, усаживая ребенка к себе на колени. — Я принес тебе апельсины!

Взвизгнув от восторга, Лия прижимает к своему лицу яркий цитрус, вдыхая его ароматный запах. Нет, это все-таки преступление растить здесь ребенка.

Дядя Юра врач тюремной больницы, который изредка помогает Светлане на сложных операциях, и опекает мать с дочерью как своих родных людей.

— У нас проблемы, Анют, — сказал Ник, — садись и слушай. Свет, повтори, пожалуйста, для Анны.

— Ситуация такая, — начала врач, — мне позвонили днем и настойчиво рекомендовали отвезти ребенка на каникулы к бабушке с дедушкой. Это не приказ отдать ребенка, через пару недель я смогу ее забрать. Тут приходит Юра и сообщает, что им приказано поехать на медицинские склады и получить лекарства. Партия на получение очень большая. Здесь нет ничего странного, сейчас время закупок лекарств, но дело в объемах. Лекарства хватит на войну между двумя тюрьмами, причем на рубку до последнего стоящего на ногах. Вот это странно. Перепроверили. Ошибок нет. Юра заберет меня и Лию с собой. Туда подъедут мои родители и увезут внучку на каникулы. Но это не проблема. Проблема в том, что у меня на счету ноль денег, банк заблокировал все мои счета и счета благотворителей. Я не могу купить лекарства для своей клиники. И судя по тому, что сюда переводят военных, что-то намечается.

— Душа моя, пойди, помой апельсины, — пробасил Юра, ссаживая ребенка с колен. — Я думаю, ожидается очередная зачистка резервации.

— Такое уже было? — спрашивает Ник, проводя взглядом убежавшего на кухню ребенка.

— Да, тогда они укрыли беглых из тюрьмы. А до этого там исчезла большая партия наркотиков. На резервацию спустили армию, после боевых роботов слишком много потерь получается. Точнее, никто не выживает, а ведь у них там дети, много женщин.

— А какие нарушения у резервации на этот раз? — Ник смотрит на руки Светланы, которые бессознательно потянулись к Юрию и он накрыл их своими большими ладонями. Она боится.

— В городе появились иностранные туристы. У нас в городе! — сделал акцент на эту фразу Юрий. — Что у нас можно смотреть? Заводы по переработке? Еще над городом повисли несколько спутников. На тюрьмы не смотрят, следят за городом и резервацией. Лодка подводная в территориальных водах всплыла. Странно все это. Противоречиво. Нашему руководству велено вскрыть неприкосновенный продуктовый запас и питаться только оттуда, воду тоже пить можно только из спец фильтров.

— А как же люди в городе? — забеспокоилась Светлана.

— Простые люди наше руководство никогда не волновали.

— Сколько денег надо на закупку лекарств, — спрашиваю у Светланы.

— Много, Анют, в прошлый раз я потратила примерно десять тысяч кредиток. А это стоит как чертов кадиллак, — вздыхает врач.

Я снимаю браслет. Один шарм, это крутая машина, два шарма — чертов кадиллак. Отстегиваю два шарма.

— Это долго продавать? — спрашиваю ни у кого-то конкретно, просто даже не знаю, кто из них даст ответ на эту информацию.

— Ань, и ты так просто по городу с этим ходила? — у Светланы перехватывает дыхание. — Ты хоть знаешь сколько здесь людей, способных тебя за новые сапоги продать?

— Я повторяю вопрос, это сложно продать?

— Любой банк возьмет, если это не фальшивка, — ответил тюремный доктор.

— Вот и славно, забирайте шармы, Лию и возвращайтесь быстрее с лекарствами.

— Спасибо, — шепчет Светлана, забирает шармы и уходит собирать в поездку дочь.

— Ребята, — Юрий достает из кармана две карточки, — это пропуска в тюрьму для работников тюрьмы и членов их семей. Это на случай, если вам надо будет укрыться под надежным крылом. Вы можете с собой провести ваших родственников или друзей. Если они из десятого класса, то дальше КПП их не пустят, но они хоть будут внутри. Я бы сейчас забрал вас с собой в свою квартиру, но вы ведь пойдете в зону за Вашим братом, Анна? — я кивнула. — До часа икс всего двое суток, но все может случиться и раньше, так что не задерживайтесь там. В тюрьме есть бункеры, где можно год пережидать любой апокалипсис. Главное в эти бункеры попасть.

— Спасибо, — благодарю врача.

— Юрий, такой вопрос, — Ник ждет согласия продолжения беседы от врача. — Почему проблемы со связью происходят? Это как-то связано? — врач кивает. — А где хорошая связь? Мне своим надо сообщить.

— Дроны о вас уже все сообщили. А если вам нужен не совсем свой, то обратитесь к так называемым повстанцам. Они и Папе Римскому могут позвонить. Старый черт Ваш дед, Анна, был тот еще шутник. Зря правительство с ним так поступило, умных людей нельзя вытеснять в оппозицию, их надо вербовать и всячески ублажать.

— Юрий, а кем был мой дед?

— Программистом у повстанцев. Но это наши догадки, что там было на самом деле — мы не знаем. Кто лидер — тоже не знаем и есть ли он, или это все стихийно от отчаяния. У Вас оружие есть?

— У меня есть Ник.

— Ник, может Анне лучше побыть под охраной стен нашего учреждения? Вас я тоже зову с нами. Неспокойно мне.

— Мне тоже, Юрий. Но нам надо вытащить Ивана, — Ник застегнул на мне браслет и затолкнул его под рукав.

— Ник. Ей не место в резервации. Иди туда сам, а Анну я заберу под свою охрану в бункер. Только там она будет в безопасности. Я и Свету туда привезу. Здесь будет полная зачистка, грабеж и смерть.

Меня беспокоит, что Юрий так настаивает. Он так странно посмотрел на браслет, у него даже лицо изменилось.

— Брат никого не послушает кроме меня. Мы вернемся уже завтра. Все будет хорошо. Вернемся в госпиталь, и если Светы не будет здесь, то пойдем к Вам в тюрьму.

Желваки перекатились по лицу Юрия, но вдруг он улыбнулся.

— Тогда до встречи завтра. Мы вас будем ждать.

…

Света выдала мне ворох одежды и велела все это на себя надеть. В ее первое посещение резервации, она была раздета почти догола. Потом повстанцы разобрались кто она такая, но вещей никто не вернул. Термобелье прикрыто застиранным трикотажем. Рубашка с множеством карманов, грубые брюки из плотной ткани. Страшные ботинки для тяжелой физической работы. Жилет с капюшоном, выполняющий функцию легкого бронежилета. Куртка, которую наверняка сопрут, поэтому на мне столько одежды под рубашкой. К моему телу пластырем приклеены индивидуальные медицинские пакеты. Это на случай, если мы с Ником задержимся на срок больше суток. Ник остался в той же черной форме охраны, только обувь сменил на старые армейские сапоги, новые мы продали на рынке.

На входе в резервацию робот прочитал нам наши права и предупредил, что в данный момент мы нарушаем закон, находясь в резервации, и полицейская система не гарантирует нам сохранность жизни. Минут через двадцать, как мы вошли, нас нашла Дашка.

Жители резервации живут в самостоятельно вырытых катакомбах. От подвала до подвала тянутся душные неосвещаемые переходы. Без проводника здесь делать нечего. Ник ушел к Ванечке, а я осталась с Дашкой в одном из подвалов, расположенных под некогда большим торговым центом. В случае облавы, все люди из подвала уходят в катакомбы, а вход блокируется огромным бетонным блоком. На поверхности остаются один два старика-смертника, которые и отвлекают на себя внимание команды зачистки. Сейчас старикам редко бывает за сорок лет.

Дашка привела меня в свою комнату, больше похожую на автомастерскую холостяка, и строго настрого велела ее не покидать. Через пару часов мне захотелось в туалет. Поискав подходящую емкость и не найдя ее, я все же решилась выглянуть из комнаты. Принюхавшись в полутемном коридоре, я нашла туалет. Позвала людей на помощь, но мой голос затух в мрачном пространстве. Я быстро туда и обратно. Добежала до туалета и в слабоосвещенном углу заметила дырку в полу. Вонь усилилась, когда я отогнула пластиковую занавеску. Внезапно кто-то схватил меня за плечи и рванул назад. Я каким-то чудом устояла на ногах, но куртки на мне уже не было. Вот же гадство! За моей спиной разветвлялся коридор, одна сторона которого была подобна черной дыре, вторая, откуда я пришла, хоть как-то освещалась. Коридор был пуст. Делать нечего. Уже ограбили. В кармане куртки остался обезболивающий пластырь. Лишь бы меня не утопили в этом туалете. Наскоро сделав свои дела, я побежала обратно.

Открыла дверь и сразу поняла, что ошиблась. В комнате стояла вонь такая же сильная как в туалете, но несколько иного плана — воняло кровью и гнилью. Желудок дернулся, пытаясь избавиться от содержимого, но к моему счастью там было пусто. На столе, окруженном людьми, лежал человек. Кто-то обернулся, но я захлопнула дверь и кинулась искать Дашкину комнату. Знать, что там происходит, мне не хотелось.

Через несколько часов вернулась Дашка. На мои жалобы, что меня ограбили, она только рассмеялась.

— А что ты хотела, малая? Делиться надо.

Делиться? Мы принесли мешок муки, выменянный на новые армейские ботинки Ника и большой пакет сухого молока от Светланы. Сумку с галетами, которые мы пронесли для себя, с Ника сорвали два поселенца резервации. Обыскать нас и раздеть им не дала Дашка.

На ужин мне перепала моя же галета с мутной бурдой именуемой квас. Какого черта я сюда пришла? Надеюсь, Ванечка с Ником живы и накормлены. Под утро пришел Ник. Дашка ушла, а он, заняв ее место, моментально уснул. Утром в комнате уже никого не была. Головокружение от голода и отсутствия свежего воздуха оставило меня в лежбище, которое для меня соорудила моя тетка. Злюсь на себя за пропавший пластырь, придется вскрывать неприкосновенный запас. На обезболивающее у меня уже аллергия, но мне трудно без него. Мне приснился Саша. Словно я опять с ним на военном острове, замерзаю, корчусь от боли, а он проходит мимо, не замечая меня.

…

— Ты умеешь стрелять? — Даша вынула сигарету изо рта и стряхнула пепел себе под ноги.

— Ты в машине видела как я стреляю. И, пожалуйста, выброси эту вонючую гадость, здесь и так дышать нечем, — прошу Дашку. Не могу привыкнуть к дыму. Везде табак запретили лет пятьдесят назад, а здесь в резервации курят. Где берут — не говорят.

— Ты с ума сошла? Выброси. Ты знаешь сколько это стоит? — раздраженно фыркнула Даша.

— Не знаю и знать не хочу. Зачем ты куришь, Даш? Денег на это тебе не жалко? Ты же воняешь этой дрянью!

— Ну, это круто! Нервы успокаивает. Все мужчины курят.

— Ты моего брата хоть не научила курить? — возмущаюсь. Этим повстанцам есть нечего, мыться негде, а сигареты, выпивка и наркотики всегда есть. Не понимаю этого.

— Нет, Ванька круче меня, он сел на «снег».

— На что сел?

— Это такой легкий наркотик, ускоряющий работу мозга, «снег» называется. Ничего страшного, просто больше успеваешь сделать.

Ну вот, теперь мой брат наркоман! Зачем мы вообще сюда поехали? Надо было отсидеться с Ником на военной базе. Деда мне захотелось увидеть. Увидела. Познакомилась. Он мертв и мы все чуть не погибли. Плохая была идея. Теперь я на самом дне — резервация десятого класса, и мой дед тут местная легенда. Надо вытаскивать отсюда брата, пока он не стал законченным наркоманом.

— А что Ваня делает?

— Продолжает работу моего отца, — гордо заявила Даша.

— А он что делал?

— Ань, ну откуда я знаю. Он меня всегда слабоумной называл. Это из-за моей матери. Она со мной в животе продолжала принимать наркотики. А потом сдохла во время родов. Отец украл меня из роддома, взломал систему, подделал документы и вывез. Иначе, гнить мне в интернате для дебилов, или пустили бы на опыты.

— Ты не похожа на слабоумную, я знала людей глупее тебя.

— Спасибо, племяшка! — Дарья зажимает меня за шею правой рукой, левую с сигаретой отставляет подальше. — Папа занимался со мной, вот я не полный дебил. Соображать как он, конечно, не могу, но стреляю я хорошо, и догнать меня сложно. Я полезна для подполья.

— Даша, что за подполье? За что вы боретесь?

— За свободу, конечно!

— Свободу для кого?

— Для всех людей. Мы тоже хотим много есть, в тепле спать, жить где хотим.

— Значит свободу для себя. И как вы этого хотите добиваться?

— Уничтожим все, что в компьютерах, и электричество тоже уничтожим, чтобы эти твари не летали и не следили за нами. У нас есть оружие. Мы придем в их дома, выкинем их из теплых постелей и будем жрать еду из их холодильника.

— Даш, но у них тоже есть оружие, и свое жилье они просто так не отдадут, а в холодильнике быстро закончится еда. Кто принесет новую? Электричество уничтожите? А деньги все виртуальные, нет монеток как раньше, все деньги исчезнут. На складах без электричества пропадут продукты. Наша армия не сможет без энергии воевать, и нас уничтожат враги. Сейчас люди не нужны, уничтожат всех, на наших землях будут работать иностранные роботы, чтобы враги были еще богаче.

— Ань, думать это не мое. Я за справедливость. И вожди наши за справедливость, а значит, они знают как лучше. Мы убьем тех кто у власти, и станем править сами. Они уже пожили хорошо, пусть дадут пожить другим.

Что тут скажешь? Может, не стоило доводить людей до состояния тотальной безысходности. Даже в тюрьмах бывают бунты.

— Ты покупаешь сигареты за деньги. Где ты берешь деньги? Ты же не работаешь?

— Деньги мне всегда отец давал. Где он брал? Конечно, отнимал у богатых. Мы все живем с денег отнятых у богатых. Нам надо покупать оружие, еду, алкоголь.

— Даш, это называется кража. Вы могли украсть деньги у семьи с маленьким ребенком, на что ему мать еду купит?

— Лицензию купила, значит, бабки есть. И мы еще против лицензий — женщина должна рожать сколько хочет и от кого хочет.

— Даша, ты знаешь зачем была задумана лицензия на рождение ребенка? — Даша отрицательно качнула головой и выпустила струю дыма. — Еще двести — триста лет назад была нужна рабочая сила для выполнения неквалифицированной тяжелой работы, нужны были люди. Даже ограниченные люди приносили пользу, работая от зари до зари. Сейчас всю тяжелую работу выполняют за нас роботы. Столько людей уже не надо. Технологии развились. Роботы на Луне и Марсе строят для людей города. Скоро мы полетим туда. А глупые люди в космосе не нужны, это будет катастрофа. И на Земле глупые люди тоже не нужны. Поэтому лицензию могут купить только люди с высоким уровнем интеллекта, здоровые и состоятельные. Миру нужны гении. Рабочего класса больше нет. Человек с низким уровнем развития не сможет найти работу. Даже в армию его не возьмут. Сама лицензия стоит недорого, это как показатель, что ты сможешь содержать ребенка. Труднее пройти тесты, что ты сам здоров и воспитаешь нормального человека. Психи и идиоты больше никому не нужны!

— Значит надо уничтожить всех роботов, которые отняли у нас работу. А значит, мы правы — надо все взорвать. Взорвать ваши заводы с роботами, всех военных и их роботов. Надо вернуться к истокам.

— К истокам? Сколько тебе лет, Даша? Если ты хочешь вернуться к истокам, то знай, женщины из истоков в твоем возрасты были глубокими старухами, часто умирали и были в полном подчинении мужчин.

— С чего ты взяла?

— Я в школе хорошо училась. Есть такой предмет — история. Если бы твоя мать не была наркоманкой, ты бы, вероятно, родилась умной в своего отца, ходила в школу, и учила бы историю. Но наркоманам лицензию не дают. Ты бы просто не родилась.

Дашу испугала эта информация, она вот-вот расплачется.

— Ты потеряла свой класс потому, что не родила вовремя. Нам не разрешают рожать — мы нищие и тупые для вас. А вдруг в нашем классе будут рождаться умные дети? Почему вы нам даже не даете шанса?

— Шанс на рождение умных детей в вашем классе ничтожно мал.

— У нас и детей мало рождается!

— Даша, дело не в количестве, учитывается процентное соотношение. У ребенка высших классов больше шансов стать умным, даже если учитывать только питание и условия роста.

— Отец говорил, что все государства, которые решают — кому родиться, а кому нет, заражены фашизмом. Что в двадцатом веке такое уже было, но тогда человечество побороло фашизм.

— Ты Анна? — спросил меня проскользнувший в дверь парень.

Вошедший был очень худым молодым человеком. Бледное лицо, бегающие глаза, сутулый. Почему-то в грязных брюках, но чистой куртке.

— Что надо, пацан? — закричала на вошедшего Даша.

— Ее мужик ищет, не местный. Дал мне кредитку, если я ее найду.

— Ты как эту кредитку проверишь, дурень, может она пустая, — Дашка сделала пару шагов в направлении парня, и тот попятился обратно к двери, прижимая к себе карман, в котором, очевидно, хранил свое новое сокровище.

— Я тебе ее не отдам! Она моя! — изогнулся как сердитый кот вошедший. Начинается скандал.

— А Анна моя. И никуда она не пойдет, понял? Тащи своего мужика сюда, — Даша затушила сигаретный окурок об чашку, и фыркнула в след убежавшему парню, — пойди и купи себе что-нибудь на эти деньги, пацан. Кто это может быть? — вопрос уже ко мне.

— Не знаю, — пожимаю плечами я. — Надо найти Ника.

Неожиданно быстро в комнату вернулся парень и… Хьюго. Этот идиот практически привел шпиона к нам под дверь.

— Здравствуй, Анна. Я так долго тебя искал, — глубоким вкрадчивым голосом заворковал Хьюго.

— Что ты здесь делаешь? — как он меня нашел? Жена-стукачка помогла? Не забывай, Анна, что он профессиональный альфонс.

— Мы можем поговорить наедине? — Хьюго делает мне навстречу несколько шагов, но резко останавливается от звука взводимого курка на винтовке.

— Она никуда с тобой не пойдет, парень! — Даша вскинула винтовку, готовую к выстрелу. Хьюго смотрит на нее враждебно, но потом меняет тактику.

— Мадам, мы с Анной старые друзья, даже очень близкие, можно сказать интимные друзья, — понижает голос, стараясь очаровать Дашку, — Вы бы не могли дать нам пять минут? Вы с оружием, я без. Вы сильнее меня. Дайте мне поговорить с дорогим мне человеком.

Хьюго улыбается своей обворожительной улыбкой. И что я вижу? Дашка улыбается ему в ответ и тает. Винтовка начинает опускаться. Когда-то этот ловелас также улыбался мне, и потом меня понизили на один класс.

— Даша, не верь ему, он предатель. Он подал на меня в суд за домогательства. А сам работает проституткой. Продает свои услуги за деньги. И еще он стукач в полиции.

Хьюго перестает улыбаться и хмурит брови. Моя тетка стоит с открытым ртом, переваривая информацию.

— Анна, ты все неправильно поняла. Меня подставили. Это Шацкие. Это все они, — оправдывается Хьюго. А глазки у него бегают.

— И как ты меня нашел? Жена подсказала? Она ведь у тебя в полиции работает?

Хьюго молчит. Глупо было с его стороны надеяться, что я ничего не узнаю.

— Руки вверх подними! — орет Даша, наводя на Хьюго винтовку. Долго же до нее доходило сообщение о полиции.

— Даша, где сканер, хочу кое-что проверить? — копаюсь в ящиках стола. Нахожу портативный сканер, странная модель, ну да ладно. Включаю, выбираю режим сканировать.

Хьюго Балин. Тридцать четыре года. Шестой класс. Женат. Работа временная, работает внештатным сотрудником полиции — осведомитель. Куплена лицензия на рождение ребенка с Людмилой Балин.

Жена — Людмила Балин, тридцать четыре года, работает внештатным сотрудником полиции — осведомитель.

Отец — Эндрю Балин, эмигрировал.

Мать — Вероника Балин, умерла.

— Хью, а куда эмигрировал твой отец?

— К себе на родину, — мрачнеет Хьюго, понимая, что сильно врать не получится.

— А лицензия на рождение ребенка сейчас дорого стоит? Или вам с Людмилой ее дали за какие-то заслуги?

— Я женился, выручая подругу. И ребенок не мой. Она любит высокопоставленного чиновника, это их ребенок. Я просто прикрываю подругу. Анна, пойдем со мной, через несколько часов здесь начнется хаос. Я просто хочу тебя забрать с собой. Я хочу с тобой жить. Я люблю тебя. И тебе идет такая короткая стрижка, — улыбается Хьюго, пытаясь понравиться, — мне, правда, нравилась та стрижка, которая была у тебя во время нашей любви.

— Даш, пристрели его, — смотрю в глаза Хьюго, улыбка исчезает, глаза расширяются.

— Серьезно, малая? Отец бы вызвал охрану, и они бы его пытали. Вдруг он что-то знает.

— Ты права. Но ногу ему прострели, чтоб не сбежал.

Звук выстрела оглушил меня. Я вижу, как падает на одно колено Хьюго, и только спустя некоторое время до меня доносятся его вопли. Он орет так громко! Может Дашка ему не в ногу попала? Да, нет, держится за ногу.

— Чего орешь как баба? — Даша подходит ближе, опустив винтовку.

И тут Хьюго перестает орать и бросается на Дашу, пытаясь отобрать у нее оружие. Завязывается драка. Даша сильная, но Хьюго мужик, хоть и раненый. Оборачиваюсь к столу, здесь должен быть электрический пистолет. Не вижу его. Хватаю что-то напоминающее гибкий металлический прут. Поворачиваюсь, а Хьюго уже душит Дашку, сидя прямо на ней. Со всей силы бью Хьюго по спине. Он извивается, орет от боли. Я не могу удержать прут в руках. Отпускаю. Хьюго валится на спину. Подскакивает, словно упал на раскаленную сковороду. Переворачивается на живот, и я вижу, что прут, не только порвал одежду на мужчине, но и разорвал кожу. В некоторых местах порваны мышцы. Но кровь не хлещет, словно это был раскаленный прут.

Даша, кашляя, отползает в угол, волоча за собой винтовку. У Хьюго руки и ноги дергаются словно в агонии. Надо найти пистолет. Бросаюсь к столу, ищу, выдвигаю ящики, передвигаю предметы. Нашла. Нажимаю кнопку, датчик светится зеленым. Поворачиваюсь.

— Сейчас пистолет без надобности, — тяжело дыша говорит Даша, — ты же его электродубинкой оприходовала.

В комнату ворвались люди, которых мы с Дашкой чуть не пристрелили на эмоциях. Среди прибежавших на шум был Ник.

— Я возьму наручники и прикую тебя к себе, — сказал Ник, после моего рассказа. — Как он тебя нашел?

— Не знаю. Ник, Хьюго сказал, что здесь через несколько часов начнется хаос.

— Марк! — крикнул Ник. Один из вошедших подошел к нам. — Марк, это тело можно допросить?

— Вы после допроса можете получить труп, — ответил невысокий спокойный брюнет.

— Марк, если его не допросим, то будет трупов во много раз больше.

— Уговорил. Мужики, тащите тело к хирургу.

— Так у вас есть врач? — Ник останавливает за плечо Марка, собирающегося уходить за людьми, которые волоком за руки потащили Хьюго из нашей комнаты.

— У нас есть хирург. Слегка тронувшийся врач, который нашинковал пациента на рабочем столе, а когда пришел в себя, совершил невероятное — сбежал из операционной и исчез. Теперь он у нас в качестве палача.

— Допросите — кто его послал, зачем ему нужна Анна, а главное — что за хаос через несколько часов он нам предрек, — поставил задачу Ник.

Марк кивнул и глянул на Дашку, словно прося подтверждения слов Ника. Дождавшись кивка от дочери их покойно лидера, он вышел.

— Пойдем к программистам, они нашли нам кое-кого, — протянул ко мне руку Ник.

Резервация десятого класса располагалась в заброшенном городе. Много лет назад власти решили, что реконструировать город, основные постройки и коммуникации которого были возведены в двадцатом веке, дорого и бессмысленно. Поэтому рядом с городом был создан современный поселок. Между новым поселением и старым городом располагалась тюрьма. Люди, выходившие из нее, селились или в поселке, или в резервации.

Старый город заполнили люди десятого класса, преступники, контрабандисты, выходцы из тюрем и борцы с нынешним режимом. Власти отрезали резервацию от света, воды и газа, но они как-то умудрялись выживать. Колодцы, вырытые прямо внутри зданий, угольные шахты на окраине города, уродливые ветряки на побережье, которые власти регулярно уничтожают. Продукты, одежда, лекарства, оружие, техника — все каким-то образом появлялось в этой резервации и власти, кажется, ничего не могли с этим сделать.

Мы быстро передвигаемся по серому мрачному городу, смотрящему на нас заколоченными глазницами окон. Редко встречающиеся люди выглядят как в старых фильмах про апокалипсис, у большинства закрыты лица. Дроны летают и здесь, но стайками. Если один собьют, то у других будет шанс долететь домой и доложить обстановку. Здесь постоянно идет война, воюют местные и власть. Несколько раз резервацию полностью уничтожали, и каждый раз она возрождалась заново. Власти называют местных люмпенами, а местные называют себя свободными людьми. Властям не нужны эти свободные люди, но официально строй называется демократическим, поэтому радикально уничтожить весь десятый класс не могут, а вот бросить умирать — пожалуйста, ведь эту свободу вы сами выбрали.

Заходим в один из подъездов и сворачиваем в подвал. Тут все настолько обветшало, что, кажется, если громко хлопнет дверь, здание рухнет. Железная на удивление крепкая дверь. Ник называет пароль, нас впускают. Еще одна лестница вниз. Похоже, что это уже построено позже. Или может быть это бомбоубежище времен Большой войны. Как ни странно, здесь есть свет и слышно жужжание техники. Мрачный низкий бункер, длинный стол посреди зала, деревянные лавки как из музея средних веков. Люди занимаются своими делами не обращая внимание на вошедших. Мы стучимся в одну из дверей по правой стороне. Дверь распахивается, и я слышу обрывок скандала.

— Да ты не достоин его! Он всегда умел рисковать, а ты кто? Городское чмо. Беги к своей женушке с детками. Да они тебя не вспомнят через пару лет. Нет у тебя семьи там! — орал кто-то в глубине помещения.

— Там такие же люди как ты, как он, как все здесь. Да они понятия не имеют, что тут происходит. Нам говорят, что десятый класс это люмпены, преступники и люди без правил. В чем я или мои дети виноваты, что вы так живете? За что нас уничтожать? — голос брата. Он охрип, спорят давно. Плохо дело. Иван упертый и совсем не переговорщик.

— Ребят, времени мало, — вмешивается Ник, — мы поймали шпиона. — В комнате все затихли. — Возможно, нас ждет облава. Давайте не будем терять время на ссоры.

— Я знаю эту крысу, — взвизгнул тот же голос с которым спорил Иван. Теперь я вижу его обладателя. Мелкий мужчина с фигурой подростка и лицом старика приблизился ко мне. — Из-за этой крысы нас и зачистят. Давайте ее пристрелим, и тело подкинем, и брата ее пристрелим. Кому нам лучше подкинуть их тела?

— Пристрелить всегда успеете. Может, поговорим о деле? — Ник пытается успокоить кричащего.

— О каком деле с тобой можно говорить? Ты вообще военный! Наш классовый враг! Ты всегда приходил уничтожать нас! Насиловать наших женщин! Наши дети рождены от тебя! Вы заразили нашу воду и мужчины наши бесплодны. Все дети твои! Ты должен ответить за всех!

— Здесь сканер есть? — спокойно ответил Ник на выпад мелкого. Нику протянули сканер, он передал его мелкому. — Отсканируй меня, раз ты такой умный. Я гей, женщина может мне быть только другом.

— А она? — мелкий показал на меня, подсматривающую за всеми событиями из-за спины Ника. — С ней у тебя какие отношения? Геи не подпустят так близко женщину к себе. Она так к тебе прижимается, что…

— Она мне как семья, — ответил Ник раздраженно, — мы теряем время.

— Твоя семья? Значит, ты положил глаз на ее брата? Ребята, у нас тут два гея и баба-крыса. Кому секс? — словно на сцене дешевого театра начал кривляться мелкий.

— Ты саботажник. Знаешь кто это? — Ник начал выходить из себя. Меня тоже достал этот мелкий. Я бы его пристрелила.

— Ник! — в бункере раздался крик и к нам в комнату ворвался Марк. — Пленник заговорил. Он сказал, что скажет все Анне. И еще, он умирает и знает это. Быстрее, надо успеть.

Марк метнулся обратно, за ним, схватив меня за руку, рванул Ник. Я успела дотянуться до Ивана, его куртка выскользнула у меня из рук, но он побежал за нами. Так ручейком друг за другом мы двигались по пустому городу. Что-то зловещее появилось здесь. Этого не было еще час назад, когда мы шли в бункер. Я слышала только стук четырех пар обуви.

И вдруг звук выстрела. Марк, бежавший первым, прижался к стене. Ник, повторив его маневр, прижал к стене меня, закрыв собой. Я обернулась назад, чтобы увидеть под стеной брата. Но… он был совсем рядом, в паре шагов от нас. Лежал, уткнувшись лицом в дорогу, раскинув руки, словно пытаясь собрать остатки разрушенного от времени асфальта. Под головой у Ивана образовывалась лужа крови, а в затылке была дыра.

Я не успела испугаться или расстроиться, как увидела, что из-за плотных облаков на нас упали несколько боевых дронов. Зависнув в полуметре от земли, они пару секунд смотрели на Ивана, очевидно, фиксируя его смерть. Дроны рванули в сторону, с которой мы пришли, раздались выстрелы и взрывы, человеческий крик, где-то рядом шел бой. Среди новых звуков я с трудом разобрала голос кричащего мне Саши.

— Анна, Ник! Оглохли что ли? — из голограммы, развернутой перед нами, на нас смотрел Саша. Это один из появившихся дронов транслировал нам изображение. — Анна, прими мои соболезнования и приказ — убирайтесь из этой резервации! Ник, через час вы должны отсюда выйти, через два стоять перед входом в тюрьму. Возьмите и спрячьте на себе оружие, вам надо прорваться в медицинский отсек. Ник, выполнять!

— Александр, твой отец, — начал было Ник.

— Нет времени на это! — разозлился Саша.

— Саша, мой брат…

— Я эвакуирую тело. Из-за убийства человека четвертого класса представителями десятого, операция началась немедленно. Я…

Звук выстрела прогремел совсем рядом. Голограмма исчезла, а дрон немного провис вниз. В нем что-то задымило, и он взлетел вверх, унося с собой канал переговоров с Сашей.

— Подлые шакалы, — прошипел Марк.

Мы повернулись на звук голоса и увидели, что Марк стоит с винтовкой, готовый в нас выстрелить. Очевидно, это он только что подбил дрона.

— Марк, ты что задумал? — Ник прикрыл меня собой, спрятав за спину.

— Подлые шакалы, сбежать хотите. Навлекли на нас зачистку и в нору свою безопасную сбегаете. Нет, вы останетесь здесь.

Выстрел! Но это не винтовка! Это автомат! Ник откидывается на стену, вжимая меня в холодную бетонную поверхность здания. Как винтовка может так стрелять? Ник отходит от стены, освобождая меня, и осаживается на землю недалеко от Ивана. Боевой дрон с коротким дулом автомата поворачивается к нам. Проходит несколько секунд, и я понимаю, что он не будет по нам стрелять, он нас охраняет. Марк лежит на спине, со злостью глядя в небо, его винтовку отбросило на середину улицы. Его убил дрон. Но Марк в нас стрелял! Ник! Ник сидит на земле, наклонившись вперед, словно читает молитву.

— Ник! — обхожу его и смотрю ему в лицо.

Мой ангел поднимает голову и смотрит на меня мутными от боли глазами.

— Возьми у меня в куртке пакет. Разорви упаковку. Там шприц. Сделай мне укол, просто выдави все содержимое в меня. Потом из маленького флакона брызни на рану — на входное и выходное отверстие и затяни сверху зеленым бинтом, — голова Ника опустилась ему на грудь.

Я возвращаюсь к стене, и меня тошнит остатками скудного завтрака. Брат убит! Ник ранен! А меня выворачивает наизнанку. Тряпка. Сплевываю. Отталкиваюсь от стены и начинаю делать то, что сказал Ник. Рукав куртки из черного цвета становится бурым, пропитываясь кровью. Мне даже смотреть туда страшно. Кружится голова, дрожат руки, но Нику еще хуже. Делаю укол. Надо раскрыть рану, разрезав одежду, но мне не чем, надеюсь, что сойдет и так. Руки трясутся, я бинтую рану поверх куртки. Туго бинтовать, или нет? Боже, как страшно! В небе над нами покачивается боевой дрон, охраняя нас от неожиданностей. Пуля попала в плечо и прошла навылет. Хорошо, что Марк промахнулся. Плохо, что все-таки он ранил Ника, но из всех ранений, хорошо, что в руку. Бедный Ник, недавно я его чуть не убила, неудачно подстрелив снайпера. Теперь вот это. Ник, не будь тебя, я бы уже, наверно, погибла. А не будь меня, ты бы не вернулся на эту ужасную работу, а красовался бы себе в клубе. Закрепляю бинт. Смотрю в лицо Нику. Он бледный, но глаза уже вменяемые.

— Ты справилась, малыш. Помоги мне встать и пошли.

Я встаю и помогаю встать Нику, тяну его за здоровую руку.

— Винтовку подбери.

Я подбираю винтовку. Возвращаюсь, чтобы попрощаться с братом, целую его в висок, стараясь не смотреть на его рану и не запачкаться потемневшей кровью. Ныряю под руку Нику, и мы уходим. Дрон плывет над нами.

— Мы возвращаемся к Дарье? — спрашиваю Ника, когда мы прошли уже много кварталов.

— Нет, малыш, времени уже нет. Толку нет, если мы погибнем со всеми вместе. Хью наверняка сказал им, что будет зачистка, нам надо выйти отсюда. Жаль, нет связи, и мы не сможем забрать Дарью. Будем надеяться, что встретим ее по пути к выходу из этой зоны.

Приближаясь к воротам резервации, мы увидели небольшую группу людей. Несколько женщин и дюжина детей, самому старшему из которых примерно семь лет, младшему около года и сидит он на руках молодой мамочки, которая сама почти ребенок. Дети грязные, оборванные, одежда на них перешита из взрослой, самодельная обувь. Испуганные маленькие жертвы взрослых игр. Среди женщин Дарья. Завидев нас, она быстро подошла к нам.

— Ваш пленник умер, перед смертью он сказал, что резервацию зачистят. Сегодня в полдень начало. Он вернулся за тобой, племяшка. Я думала, что он тебя любил, а ему просто пообещали огромные деньги за тебя живую. Я с таким трудом убедила женщин вывести детей, но мы не успели, на входе стоят военные. Никого не выпускают. Где Иван? — Дарья заглядывает мне в глаза, я их опускаю. Она смотрит на Ника, тот отворачивается. — Понятно, — тяжело вздыхает она, скорбно изогнув губы коромыслом, как это обычно делал Иван.

— Пойдем, поговорим с ними, — Ник кивает на военных.

Мы втроем подходим к воротам. Тяжелые щиты военной техники перекрыли выход, оставив возможность пройти только одному человеку. Наш боевой дрон парит над нами, но только теперь его дуло развернуто в сторону, с которой мы пришли. В проеме стоит военный. Одет не как простой солдат, над ним кружат два маленьких дрона, в руках планшет. Хоть я и женщина, но с уверенностью в девяносто девять процентов могу сказать, что здесь всем командует он.

— Вы двое, — показывает он на меня и Ника, — проходите. Остальные проваливайте обратно.

— Возьмите хотя бы детей, — просит Дарья.

— А вы чем думали, когда их здесь рожали? Вы двое, — опять обращается к нам, — вышли быстро из зоны.

Что делать? Вытираю руками лицо и провожу ладонями по голове с моим отрастающим коротким ежиком. Военный смотрит на этот жест, и я замечаю в его глазах желание. Он любит женщин, любит удовольствия. Такой возьмет взятку.

— Стойте здесь, — говорю я Нику и Дарье, и направляюсь к военному. Ловлю его взгляд, и уже не отрывая глаз, подхожу к нему вплотную. Он слегка отступил, как бы давая мне пройти. Я оглядываю проем, давая ему возможность рассмотреть мою шею, солдат вблизи нет. — Вы тут главный? — спрашиваю, опустив ниже голос, как бы флиртуя.

— Я, но у меня приказ, выпускать только людей классом седьмой и выше, — военный протянул руку к дронам и они приземлились в его ладонь. Спрятав их в карман, он снял военные очки, отключил планшет и посмотрел на меня в упор.

— Прекрасно, — киваю ему. Он только что отключил всю запись нашего предстоящего разговора. — Вы хороший солдат, и Вы имеете достойную оплату своего ратного труда. Когда Вы пойдете в отставку, то купите шикарный дом, и Ваша красавица жена нарожает Вам умных лицензированных детей. Вас же не осудят за зачистку резервации? Политика так быстро меняется. Вы ведь просто выполняли приказ. И Вас никто раньше времени не отправит на пенсию, лишив достойной выплаты за Вашу рискованную работу. Грязную работу. Вы сами это знаете. Повезет Вам или нет? Или Вас осудят за убийство людей?

— Дамочка, Вы мне предлагаете, не делать зачистку и ослушаться приказа? — хмыкнул военный.

— Я же не полная дура, — улыбаюсь я. — Я Вам предлагаю выпустить нас и детей, за Вашу страховку. У Вас пятьдесят на пятьдесят, что Вас уволят после этой зачистки. А хорошая материальная компенсация от меня поможет пережить обиду от увольнения.

— Материальная? Я уже думал, что ты будешь расплачиваться собой, крошка, и хотел сказать, что предпочитаю бабенок погрудастее, — усмехнулся военный, — так насколько большая компенсация?

— Ты не пожалеешь, — я трясу расслаблено левой рукой, сбивая вниз на запястье браслет, и показываю его военному.

Проведя по мне сканером, он задумался. Есть от чего. На моей руке болтаются несколько кадиллаков, и дюжина грудастых бабенок.

— Отпусти нас, — прошу очень тихо, таким интимным шепотом, словно мы с ним любовники. — Женщина рядом со мной это моя непутевая родная тетка. Дети вообще не могут отвечать за ошибки взрослых.

— Могу выпустить только тебя с ангелом и детей, — застежка на браслете расстегнулась от касания пальцев военного и мой браслет уже не мой. — Попрощайся с теткой, и проходите, — военный развернулся и скрылся за броневиком, загораживающим проход.

Чтоб тебя! Возвращаюсь к Нику и Дарье. Вот только нашла тетку и тут же ее теряю.

— Даш, выпускают только нас с Ником и детей.

— Малая, да неужели ты подумала, что я брошу своих? Я же лидер сопротивления, это моя должность после отца. Это мой отец всех собрал, обучал нас взламывать сеть, многих учил просто грамоте, чтоб хоть книжку могли прочесть — говорил он, чтобы знали, что есть другая жизнь. Я не могу. Моя семья здесь. Прощай племяшка, прощай Никита.

Мы обнялись, и она пошла к женщинам и детям. Дети потянулись цепочкой к нам. Я взяла на руки младшего, малыши выстроились за мной и так цепочкой мы вышли из зоны резервации. Последним вышел Ник.

Стоим в кольце военных, закованных в броню. Эти военные через несколько минут начнут убивать родителей этих детей и все это понимают. Дети жмутся к нам с Ником, облепив наши ноги. Младший цепко держится за мою шею. Дети необъявленной войны умеют подстраиваться, чтобы выжить. Один из военных, отсканировав Ника, вколол ему в шею две ампулы лекарства, и зафиксировал раненую руку, прихватив ее липкой лентой к телу.

— Куда мне вас деть? — подойдя к Нику, спрашивает все тот же главный военный. — Ты еще и ранен, солдат.

— Нам надо к тюремным воротам, в медсанчасть, — отвечает Ник.

— В тюрьме тоже зреет бунт, — военный хмурится.

— Нам надо в тюремный мед бокс. Нас предупредили о беспорядках.

— Я дам вам охрану, мне все равно слать в тюрьму подкрепление, — обернувшись, командир подозвал двоих и приказал им перейти в подчинение Нику для нашей охраны.

Мы уже грузились в машину, как я услышала первые взрывы. Бойня началась.

…

Поездка до ворот тюрьмы оказалась недолгой, взрослый человек дошел бы туда за полчаса, но с детьми это бы заняло часа три. Детей мы вывели четырнадцать человек. Все ли это дети или только те, чьих родителей уговорила Дашка, я не знаю.

Водитель броневика, который нас подвез, развернул машину и уехал. С нами остались двое закованных в броню военных. В небе кружат боевые дроны. Что-то мне страшно туда заходить. Ник постучал в ворота. Включился глаз камеры на входе. Мы предъявили пропуска. Ворота открылись, впуская нас внутрь.

Мы попали в железную коробку с небом в клеточку. Вокруг только камень и металл. Открылись еще одни ворота. Вышел солдат внутренних войск.

— Кто запустил сюда дронов? Кузнецов, открой ворота и выгони этих тварей на улицу, — начал кричать солдат, глядя на висящих под потолком боевых дронов. Как они проскользнули в ворота с нами? Некоторые из детей захихикали.

— Это наши дроны, сержант. Один из них мне жизнь спас, — спокойно голосом, не терпящим возражений, сказал Ник. — Нам надо в медсанчасть.

— Территория захвачена заключенными. Охрана укрылась в зданиях, и удерживает оборону, — доложил сержант.

— И сколько вы продержитесь здесь, пока вас не вскроют как консервную банку? — спросил Ник. Сержант стушевался. — Какая у вас численность на этом посту, оружие есть?

— Шесть человек. Вооружение есть на двадцать. Есть бронежилеты.

— Все оружие забираем с собой. Здесь оставляем одного дрона. Бронежилеты мне и девушке. Будем прорываться в медотсек.

Сложность заключалась в детях. Смогут ли они перебежать поле с зеками. По картам бежать до нужной нам точки надо примерно километр. Я пройду это расстояние за пятнадцать минут, пробегу намного быстрее. Семилетний мальчишка пробежит в среднем на моей скорости. Но что делать с несколькими трехлетками? Тюрьма с заключенными мужчинами, которые сидят тут по много лет и некоторые из них сидят за преступления сексуального характера. У меня ужас перехватывает дыхание, а нервничать нельзя, вокруг дети.

— Ник, ты уверен, что это единственный путь к спасению? — заглядываю в глаза Нику, застегивающему одной рукой на мне бронежилет.

— Да, Анют. Ты похожа на юного призывника. Мальчишку, которого призвали служить в восемнадцать лет.

— Не влюбись в меня, — шепчу я ему.

— Я давно тебя люблю, подруга, — улыбается Ник.

— Жаль, что как подругу, — вздохнула я.

— Тебе мало двоих за последние, сколько мы с тобой знакомы?

Наш разговор прервался стуком в дверь со стороны тюрьмы. Мы смотрим на экран монитора и видим во внутреннем дворе тюрьмы толпу заключенных. Вперед вышел крупный мужчина интеллигентного вида. На экране монитора всплыли его имя, статья, срок. Финансовый аферист, подделка документов, хищения, похищения, пытки и убийства жертв. Этот обманет и глазом не моргнет.

— Эй, охрана. Мы вас не тронем, отдайте только оружие и патроны и сидите там хоть до второго пришествия. Если не отдадите, то мы снесем двери. Вам на помощь никто не придет. Связи нет. Военные штурмуют лагерь люмпенов. Открывайте, мужики. Давайте договоримся полюбовно, — растянул лживую улыбку финансовый аферист и убийца.

— Ребят, у вас рации работают? — спросил Ник пришедших с нами военных.

— Нет, эфир мертвый.

Ник посмотрел на дронов, болтавшихся под потолком. Поманил пальцем и один из них опустился к Нику на уровень лица.

— Мы сейчас выходим из тюрьмы. Нас десять взрослых и четырнадцать детей. Мы побежим насколько это можно с детьми к городскому госпиталю. Нам нужна поддержка с воздуха. Нам нужен час. Просто задержите их здесь на час. Сержант, открой внешний вход.

Дверь, в которую мы заходили, открылась, и дрон выплыл наружу.

— Времени мало, — сказал Ник, — берем на руки самых маленьких и бежим в сторону поселка. Два дрона остаются здесь, один прикрывает наш отход. Все оружие забираем с собой.

Через пять минут наш маленький отряд побежал в сторону поселка. Всю малышню мы несли на руках. Минут через десять пролетел вертолет в сторону тюрьмы. За ним второй. Надеюсь, их задержат. Наша скорость постепенно снижалась. Болело в боку, горели ноги, стучало в висках, в глазах и горле песок, губы покрылись коркой, руки свинцовые. Но мысль о том, что со мной сделает орава голодных мужиков, заставляла мои ноги передвигаться превозмогая боль. Со временем мы перешли на быстрый шаг. Уже вдали виднелись первые дома поселка. Лишь бы там все было спокойно.

Вдруг один малыш упал. Словно по команде на землю опустились остальные дети. Мы с малышом легли на землю, я уже не могу идти. Мужчины отпустили детей. Сидим, тяжело дышим. Над нами парят боевые дроны. Их уже несколько, значит у нас подкрепление. Хватит ли у них патронов, если сейчас в нашу сторону побегут заключенные? Раньше мне было жаль каждого умершего не своей смертью. Я была готова перевоспитывать преступников, прививая им искусство. А сейчас я могу выстрелить в человека. Погиб мой брат, дед, наверняка сегодня умрет тетка, если уже не умерла. Когда твоя жизнь в опасности, ты начинаешь думать иначе.

Куда мы спрячем детей? Их заберет себе корпорация? Мне бы хотелось взять к себе этого малыша, но кто мне сейчас отдаст ребенка? Даже ребенка из десятого класса. Не привязывайся к нему, Анна, ты сама в бегах.

— Нам надо идти. Пусть медленно, но идти, — сказал Ник, вставая.

— Командир, дети устали, еще десять минут, — попросил сержант.

— Сержант, я ранен. Через некоторое время у вас будет еще одна проблема, и этой проблемой буду я. Мы идем в гражданский госпиталь. Мы там жили с Анной. У врача есть в подвале охраняемый склад с лекарствами. Отсидимся там. Оружие у нас есть.

Хорошая идея. Светлану уважают, может, госпиталь и не тронут. Мы идем дальше. Быстрым шагом для малышей. Самых крох несем на руках. Ника начинает пошатывать, и один из военных забрал у него ребенка. Малыш на моих руках засыпает. Также крепко держит меня за шею крошечными ручками, и мирно сопит мне в плечо. Удивительные дети — не плачут, не жалуются. Им же, наверное, хочется пить, кушать, в туалет. Я бы не хотела такой судьбы для своего ребенка.

Раздается стрельба, совсем рядом. Останавливаемся. Ник подзывает дрона.

— Нам нужна помощь. Мы движемся в городской госпиталь, и у нас нет маневренности. Нам нужны сведения — где сейчас врач Светлана, чистые ли улицы, свободен ли госпиталь от врагов? И кто вообще наши враги? В кого можно стрелять?

Дрон взлетел чуть выше и остался над нами. Совсем непонятно — передал он уже сообщение, или вовсе не собирается это делать. В пути ли помощь, или нам не на что надеяться. В зоне резервации начались бои. В тюрьме тоже стреляют. Как сказал Ник, тюрьма это многокилометровая крепость без чистого неба над головой. Небо над всей зоной это частая решетка. С одной стороны это хорошо, с другой — трудно подавить начавшееся восстание. Надеюсь, что Юрию ничего не угрожает и он в безопасности.

Стрекозой застрекотал над нами вертолет. На тросах с неба спустились четыре боевых робота. Вертолет улетел в сторону города, в который мы движемся.

— Мы понесем детей до госпиталя, не отставайте, — механический голос как у Матвея. Но если Матвей хоть немного напоминает человека, то прибывшие роботы больше похожи на гигантских насекомых мутантов.

Ребенок с моих рук не хотел переходить в механические руки новой няньки, и робот просто взял меня с ребенком в одну из своих конечностей. Я словно сижу на трубе, одной рукой крепко держа малыша, другой обхватив непонятный мне механизм. Увешанные детьми роботы, увешанные оружием люди. Странный отряд. Мы движемся со скоростью, с которой могут передвигаться самые ослабленные члены нашего отряда. В самом плохом состоянии Ник. Я боюсь, что он упадет, а мы не заметим. Два дрона стервятниками парят над нами. Жаль, что механические бойцы не догадались принести с собой воды.

Окраина города. Дети спущены на землю. Две девочки уже без сознания. Я, Ник и охрана тюрьмы следим за детьми. Боевые роботы и два солдата нас защищают.

Ник бледный, на лбу испарина. Мы все не в лучшей форме, но он выглядит хуже всех.

Солдаты скрылись в одном из домов. Через пять минут они появились. В руках одного из них емкость с водой.

— По глотку, — сказал военный.

Все выстроились в очередь, каждый делал глоток и шел опять занимать очередь. Я сняла футболку, еще раз поблагодарив Светлану за многослойность моей одежды. Разорвала ее на несколько частей. Охранники умыли детей, протерев им лица мокрой тканью. Я умыла Ника, который сидел, прислонившись к стене, и неровно дышал. Нам нужна сейчас Светлана.

Мы передвигались по поселку рывками. От угла до угла. Роботы стреляли, военные тоже. В кого стреляли? Кто наш враг? Я видела на земле лежащих мертвых людей. Кто-то был в гражданской, а кто-то в камуфлированной одежде, странных костюмах. Живых людей я не видела.

Приблизились к госпиталю, роботы ушли на разведку. Вернувшись, сообщили, что госпиталь захвачен. Внутри разбиты стекла, по первому этажу перемещаются люди, среди них несколько иностранцев. Чип личности Светланы читается в подвале. Значит она либо в плену, либо забаррикадировалась на складе с лекарствами.

— Кто эти люди? Что им надо? Против кого мы воюем? А вдруг эти люди за нас и нам помогут? — задала я вопрос роботам и военным. Ник уже был без сознания, его к последнему укрытию принесли охранники.

— Мы разберемся, — сказал один из военных.

Я с Ником и детьми осталась под присмотром охранников. Прилетели новые дроны, и где-то рядом начался бой. Выстрелы. Выстрелы. Звон битого стекла. Крики заглушаемые выстрелами. Дети жмутся к нам. Какой-то человек забежал в наш переулок. Увидев нас, он достал гранату. Выстрелы наших охранников оборвали его желание, причинить нам вред. Кажется, поселок охватило безумие, и люди стремятся уничтожить всех себе подобных.

Вернулись наши военные. Путь свободен. Врач и еще несколько людей живы. Они в подвале, открывать отказываются. Нас сопровождают в клинику. Поручаю отнести Ника в операционную и сама спускаюсь в подвал.

…

— Светлана, это Анна. Мы освободили клинику, — военные вскрыли вход в подвал, отключив сигнализацию и электронные замки, но в подвале оказалась еще одна бронированная дверь.

— Откуда я знаю, что это ты? — у Светы охрипший голос, наверно простыла в подвале.

— Я могу принести сканер, посмотришь, что это я. Лию забрали твои родители?

— Где Ник, он с тобой?

— Ник в операционной, он ранен. Мы с детьми шли в тюрьму к Юрию, но там бунт. Сюда дошли с большим трудом. Ник без сознания. У нас четырнадцать детей из резервации, младшему год, старшему семь. Света, спаси, пожалуйста, Ника!

— Не открывай! Не верь ей! — кто-то настраивает врача против нас.

— Света, мы принесем Ника сюда, и все, что ты скажешь принесем. Только спаси его! Я сегодня потеряла брата, и, скорее всего, тетку. Я не могу потерять еще и Ника, — слезы льются по моим щекам. Что случилось, раз Светлана мне не верит? — Я дала тебе два шарма на лекарства. На остальной браслет я выкупила четырнадцать детей из резервации. Я не могу тебе больше ничего дать. Да ты и не возьмешь, если ты еще та Светлана, которую я знала.

Противный скрежет железа об железо. Наверно, открывают задвижку или разбирают баррикаду. Лязгнули замки. В узкий проем выглянул человек. Резкий запах туалета ударил мне в нос. Нас не было пару дней, а значит, что сидят они там недолго. Возможно их там много, и им пришлось ходить по нужде в этом же помещении. Я отхожу на несколько шагов под тусклую лампу освещения, чтобы меня узнали. Дверь открывается шире, и в щель выскальзывает Светлана. За ней с лязгом захлопывается дверь, и закрываются замки. Света подходит ко мне. В уголке рта у нее потемневший уже синяк. Глаза блестят как у больного человека. Мы обнялись.

Светлана готовит к операции Ника. Роботы и военные ушли в городскую столовую раздобыть еду. Я купаю детей. Тюремная охрана теперь охраняет госпиталь.

Хорошо, что в городе еще есть электричество и вода. Купаю малышню, заворачиваю в чистые вещи взрослых людей и укладываю спать. Мне их нечем покормить. Сладкая водичка это все, что могу им дать. Дети резервации, кажется, что они все понимают. Нет — так нет, ляжем спать голодными. Они другой жизни то и не видели.

— Хорошо, что мы не взяли твою сестру, — сказал семилетний малыш своему другу. Я купаю последних, самых старших.

— Да, хорошо, — соглашается с ним друг.

— Почему вы не взяли сестру? — возмущаюсь. — Она же тоже хочет жить.

— Она больная и не умеет быть тихой.

Ответ ребенка меня шокировал. Чтобы мы смогли вывести четырнадцать здоровых детей, они не отдали нам пятнадцатого больного ребенка! Закон выживания. Нам было бы трудно, если бы детей было больше. А с больным шумным ребенком мы бы до госпиталя не дошли.

— С ног валюсь. Сил нет, — пришла Светлана, — там твои вояки еду принесли. Помойся быстро и начинай готовить. Мне поспать бы пару часов.

— Конечно, спи. Как Ник?

— Все нормально. Но проснется он уже завтра. Давай быстро, Анют, народ с голоду пухнет. Ты хоть готовить умеешь? Я, если честно, совсем не умею.

— Умею. Бисквит и безе я не испеку, но от голода не умрем, — раздеваюсь и захожу под струи теплой воды. Я не мылась всего два дня, но мы столько всего прошли, что кажется будто я бежала марафон по самым грязным местам планеты. Меня раздражает запах немытых тел.

Светлана принесла мне чистую одежду из своих запасов, и заняла после меня душ. В приемной клиники лежат мешки и пакеты с едой. Рядом стоит небольшая электропечь и кастрюля. Какие военные молодцы, догадались, что нам не на чем будет готовить еду. А может они заранее обследовали все помещения.

— Еды дней на пять должно хватить на человек на двадцать, — сказал один из подошедших охранников. — Помощь нужна?

— Да. Нужна. Тут есть кухня, надо все отнести туда, и подключить печь, я в технике не разбираюсь.

Пока охранник подключал плиту, я посмотрела, что из продуктов принесли военные. Мешок с рисом, мешок с сухими пайками, мешок с галетами, и несколько упаковок с мясными полуфабрикатами. Очень мало белка. Чем я буду кормить воюющих мужчин и маленьких детей? Осада не должна продлиться долго. Буду варить рисовую кашу. Мясо надо спрятать в холодильник. Найти специи, масло, может что-то из овощей или зелени завалялось у Светланы.

Довариваю рисовую кашу и понимаю, что за мной наблюдают. Поворачиваюсь, никого нет, но краем уха я слышала шорох. Тихо крадусь к двери. Кто это может быть? Свои бы зашли. Возвращаюсь за ножом. Не тесак, конечно, но хоть что-то. Надо будет взять себе оружие, хоть тот же электронный пистолет, из которого Ник покалечил снайпера. Я не брала его в резервацию и он должен остаться в моей комнате. Опять еле уловимый шорох. Распахиваю дверь, и замечаю хвост белых простыней, убегающий по коридору. Дети! Они пришли на папах еды. В простынях. Я же закинула их одежду в стирку. Выключаю кашу. Электропечь остывает долго, каша успеет приготовиться. Спешу в санитарный блок. Стиральная машина уже должна постирать и высушить одежду.

Составляю в голове список дел: одеть детей, проверить Ника, разбудить Светлану, накормить всех. Сколько человек еще сидит в подвале, кто они, и надо ли им нести еду? Конечно, надо. Но мне надо знать — на сколько порций делить кашу, сколько дней будет осада, и смогут ли военные раздобыть еще?

Судя по шуму на первом этаже, солдаты забивают оконные проемы. Их восемь человек. Мы со Светланой, Ник и четырнадцать детей. Чем кормить самого младшего — я не знаю. Итак, нас двадцать пять человек, плюс люди в подвале. Должно быть порций тридцать. Мужчинам чуть больше, детям чуть меньше. Хватит ли?

— Дети, разбирайте свою одежду, одевайтесь, мы скоро будем кушать.

Бужу Светлану, и ухожу проверить Ника. Его так и оставили спать на операционном столе, просто укрыв электроодеялом, чтобы не замерз. Лицо грязное, липкое, врач вымыла ему только плечо. Капельница гонит в вены лекарство. Ты проснешься завтра, и все у нас будет хорошо. Спи, мой ангел.

Светлана помогла мне разделить кашу на всех. Сколько человек в подвале она не сказала, просто положила в салатницу кашу человек на пять и унесла в подвал. Для малыша нашлось сухое молоко. Военные и роботы ушли сразу после того, как принесли продукты. Охранники забили все окна первого этажа, частично второго, и забаррикадировали вход.

Дети съели все с такой быстротой, что я поняла — они не наелись. Вылизывают тарелки, или то, что мы назвали тарелками. Я очень устала и хочется спать, но надо помыть посуду, умыть Ника, проверить детей. Кружится от усталости голова. Я не наелась. Дети тоже, ведь неизвестно когда они ели в последний раз. Может поставить готовиться следующую порцию каши? Сколько же дней все это будет длиться? Нельзя съедать сразу все. Вдруг ко мне подлетает глаз дрона и открывает мне голографическую надпись: «Спрячь меня».

Закрываюсь в туалете, достаю из кармана дрон. Он взлетает и осматривается. Подлетает ко мне и создает перед моим лицом небольшой голографический экран. С экрана на меня смотрит Саша.

— Тссс! — прикладывает палец к своим губам Саша и улыбается мне. — Здравствуй, Анна. Как ты? — раздается тихий голос с дрона.

— Я так по тебе скучала, — не могу убрать счастливую улыбку с лица, — почему ты так долго не давал о себе знать?

— Ник хорошо справлялся с работой ангела. Он же профессионал, не хотел лезть в чужую работу.

— А, я же работа! — дразню Сашу, он хмурит брови. — Тогда ты злоупотреблял служебным положением, — заигрываю.

— Аня, сейчас не время и не место. Как Ник?

— Он ранен в плечо, сейчас в операционной, проспит до завтра.

— Хорошо, — кивает Саша. — У меня к тебе задание. Придумай предлог, чтобы спуститься в подвал. Никуда идти не надо, только с лестницы спустись и открой дверь в подвал. Сможешь сделать?

— Конечно, смогу. А зачем это?

— Я волнуюсь за тебя и Ника, не знаю кто эти люди, простая подстраховка. Откроешь дверь в подвал, запустишь дрон и все. Только постарайся, чтобы тебя не заподозрили ни в чем. Хорошо?

— Конечно, Саша. Как ты себя чувствуешь? У меня два ангела и оба подбиты, — как же мне хочется сейчас в его объятья.

— Нормально. Слушай дальше. Когда все сделаешь, постарайся хоть на минутку выглянуть на улицу, там тебя будет ждать еще один дрон. Спрячь его на себе. Спать ложись в операционной. Скажи, что волнуешься за Ника. И постарайся найти оружие, в идеале пистолет, чтобы ты смогла его на себе спрятать. Это все надо выполнить сегодня, поняла?

Я киваю. Раскомандовался. Где были его дроны, когда нам было так сложно в пути?

— Что происходит в самом городе? От кого мы обороняемся? — на мой вопрос Саша хмурит брови. Ладно. — Ты хоть эвакуировал тело моего брата?

— Да. Он в морге.

— Спасибо. Так от кого мы обороняемся? Нас бросили боевые роботы и военные. Что происходит, Ник?

— Я не Ник, — разозлился Саша, но быстро успокоился. — Ты устала. Сделай, что я прошу, и ложись спать в операционной. До связи.

Экран погас. Дрон подлетел к моей руке, и я спрятала его в карман. Иду в операционную к Нику. Почему я Сашу назвала Ником? Может из-за того, что я о нем волнуюсь? Я думала, что Саша серьезнее ранен, а он тут во всю командует. Может это не Саша? У него должен быть на щеке шрам, а его нет. С кем я тогда говорила? Может это подделка как тогда с Ванечкой?

Ник спит сном младенца. Дыхание ровное. Одеяло создает внутри комфортную для тела температуру. Смотрю на показатели на экране монитора. Ничего не понимаю, кроме того, что вот это, где бьется сердце, измерение пульса.

Я придумала повод спуститься в подвал. Скажу, что ищу Свету, мне надо знать — как покормить Ника. Иду по коридору. А что если Света уже не в подвале? Неважно где она, лишь бы не попалась мне по пути. Спускаюсь в подвал, достаю дрона, он взлетает, открываю дверь и слышу оглушительный вой сирены! Не успеваю проследить — куда делся дрон, но рядом его нет.

На шум сигнализации прибегает Светлана и пару охранников.

— Какого тебя понесло в подвал? — орет на меня Светлана. — Что ты тут забыла?

— Я тебя искала. Ты же в подвал пошла, — чего орать, эти люди, которых она прячет в подвале, явно не простые, — прости, голова уже не соображает.

Светлана смотрит на меня с подозрением. Глаза сузились, собрав вокруг себя сетку морщин. Это не та Светлана, которую я знала еще несколько дней назад. Может ее подменили?

— Свет, а Ника не надо покормить? Может ему чего-нибудь дать?

— Ничего твоему Нику не надо. Он все получает в капельнице.

Я разворачиваюсь и ухожу. Что происходит? Я совсем ничего не понимаю.

Подхожу к охранникам. Вход в клинику наглухо забаррикадирован. Двое на страже. Двое спят тут же. Еще двое пришли за мной от подвала.

— Ребята, а на улице сейчас очень опасно?

— Пока тишина, нет, — не глядя на меня, ответил один из тюремных охранников. — А что надо?

— Я в последнем переулке, где мы сидели перед приходом сюда, потеряла личного дрона. Со мной его нет, наверно, он там.

— Точно потеряла или неточно? — с прищуром глядя мне в лицо, спрашивает сержант.

Что у всех за синдром подозрительности? Светлана злая, охранники тоже в плохом настроении.

— Потеряла точно, а вот где — я не знаю, — ухожу, дальше тут быть бессмысленно.

Чтоб еще придумать, чтоб на улицу выйти? Может поискать открывающееся окно на втором этаже? Но может получиться как с подвалом, все завоет, и Светлана поймет, что я что-то задумала. Что вообще происходит? Кто против нас воюет? И зачем Саша первоначально хотел, чтобы мы шли в тюрьму? Что сейчас с резервацией и тюрьмой? Жива ли Даша? Кто мне ответит на все эти вопросы? Знает ли Саша, что тюрьма захвачена? Знает, может это он присылал нам дронов. А про детей знает? Не тупи, Ань. В наш век знают все, даже какой туалетной бумагой ты пользуешься, и пользуешься ли вообще.

— Аня, приготовь все мясо и поставь в холодильник, — появляется опять чем-то недовольная Светлана.

— Я хотела сейчас галеты с чаем раздать.

— Не трогай галеты и сухие пайки! — срывается на крик Света. — Приготовь все мясо и полную кастрюлю каши. Даже две кастрюли.

— Зачем? Удобнее и полезнее свежее есть.

— Электричество могут отключить, вот зачем! — таких истеричных нот у Светы еще не было.

— Раз могут отключить электричество, то приготовленные продукты без холодильника пропадут.

— Самая умная здесь?! Иди, готовь! — лицо Светланы искажено злобой, дыхание частое, еще немного и она кинется.

Ухожу на кухню, совершенно не понимая, что происходит. Дети пришли на запах готовящегося мяса. Наливаю им воды, ломаю галеты и даю каждому, несмотря на запрет не тратить их. Но как отказать голодным детям? Их еще надо устроить на ночь. Думаю, что комнат, которые занимали мы с Ником, должно хватить. Если что — займем еще комнату Лии.

Иду к охране, прошу человека, чтобы присмотрел за мясом, пока я буду заниматься детьми. Усталый охранник идет со мной на кухню. Показываю ему что и как, и ухожу к детям.

Дети толпятся в Лииной комнате. Они никогда не видели детской мебели, игрушек. Не спали на кровати маленькой принцессы. Девочки рассматривали куклу с таким удивлением, как мы бы рассматривали приземлившейся сейчас на площадь НЛО.

Устраиваю им четырнадцать спальных мест. Девочек размещаю в детской комнате. Хочется, чтобы в жизни каждой из них была такая детская, или даже лучше. Мальчишки стянули с полки красочный Букварь. Интересно, они умеют читать?

— Вон отсюда! — за моей спиной раздается истеричный Светин вопль. — И гаденышей своих забери из комнаты моей дочери!

Дети вздрогнули и попытались спрятаться за мной, кто-то полез под кровать, кто-то под стол, один из мальчишек нырнул в шкаф, девочки накрылись одеялом. Как быстро они умеют прятаться. Я в полном шоке! Я не знаю эту женщину, это не Света!

— Пошли вон все! Ночуйте в холле с солдатами! Не смейте заходить в мое жилье! — Светлана орет так, что слышно, наверно, даже в подвале. — Грязные ублюдки, незаконнорожденные!

Мне хочется выцарапать ей глаза, но куда нам деваться потом с детьми? Ник ранен. Охрана, кого поддержит охрана? Я не подпущу ее больше к Нику. Может она специально капает ему снотворное.

— Можно дети останутся в моей комнате и комнате Ника? — делаю попытку улучшить положение детей.

— Здесь нет ничего твоего, крыса!

У меня перехватывает дыхание от этой фразы. Если нет нормальной причины на такое твое поведение, Света, то я твой враг. Но я от нее сейчас завишу.

— Отойди с дороги, дети тебя боятся.

Она отходит в сторону и дети цепочкой выбегают из комнаты. Как мне хочется ее ударить! Как можно стать такой сукой за такой короткий промежуток времени? Забираю годовалого малыша и выхожу. За моей спиной в Лииной комнате вой ярости. Что-то здесь не так. Заскакиваю на секунду в свою комнату и забираю пистолет.

— Мы займемся размещением детей, — успокаивает меня сержант, когда мы толпой появились в холле, — они хорошо умеют прятаться, а в этом здании есть где. Мы разместим их в гардеробной и карантинной. Не волнуйтесь. Идите, готовьте, Анна.

…

Наверно сейчас уже глубокая ночь. Я только засыпала вторую кастрюлю с кашей. У меня кружится голова. Я уже падала от усталости. Спас крепкий чай, который я нашла в запасах у Светы. Злой Светы. Как же спать хочется.

— Еще не спите? — в приоткрывшуюся дверь заглянул сержант.

— Нет, — я рада собеседнику, боюсь проспать и устроить пожар, — заходите. Хотите чаю.

— С удовольствием, — сержант закрыл плотно дверь и в ручки засунул ножку стула.

Зачем он запер дверь? Мне немного страшно, но сил на сопротивление нет. Включаю чаеварку, заливаю в нее воду и бросаю брикет чая, выбираю программу. Через минуту будет готово.

— Это Ваш, — сержант протягивает мне электрический пистолет. — Он выпал у Вас из кармана в холле, а Вы даже не заметили. Поставьте его на зарядку, пока есть электричество.

Это просто чудо! Хочется расцеловать охранника. Ставлю пистолет на зарядку за холодильной камерой, чтобы оружие не бросалось в глаза посторонним.

— Детей мы уложили спать. Они молодцы — послушные, не шумят.

— Иначе там не выживешь, — вздыхаю.

— И это Вам, — сержант, усаживаясь за стол, протягивает мне око дрона.

Дрон взлетает с руки и начинает осматривать пространство. Я с удивлением смотрю на сержанта. Чаеварка пискнула, сообщая о готовности, мы разливаем чай на две чашки.

— Я вышел на улицу, как стемнело, за Вашим личным дроном. Он висел возле стены, и вдруг показал мне видео. Бойня в моей казарме. Снято тепловизором. Там было месиво! — сержант опустил голову, и потер ее руками. — Хорошо, что меня там не было. Потом дрон попросил, чтобы его доставили Вам. Вот я его и принес.

— Спасибо, — у меня шок, ведь Саша хотел, чтобы мы шли в тюремный госпиталь. Зачем? Или изменились обстоятельства, или это была ловушка. Хочу думать, что изменились обстоятельства. Ведь только в тюрьме был надежный бункер.

Смотрю на дрона, он изучает кухню. Подлетел к нашему столу и включил видеосвязь. С дрожащего голограммного экрана на нас смотрел военный. Охранник вскочил, но военный четко, но тихо отдал приказ: «Отставить».

— Доброй ночи, Анна, сержант. Отставить, — это на желание сержанта ответить на приветствие чина выше него по званию. — Сержант, сидите тихо, это приказ.

Взволнованный сержант взял себя в руки, вздохнул и сделал несколько больших глотков чая. Он даже не ощутил, что это почти кипяток. Военному примерно лет сорок, короткая стрижка, на переносице следы от очков. Какие очки? Сейчас эту операцию делают за одно посещение врача. Это как к косметологу сходить. Значит это след не от очков.

— Сержант, сейчас поднимаете детей, и тихо выводите их на улицу. Ваших людей и детей роботы проведут в здание с подвалом. Анна, как только выйдут дети и солдаты тюремной охраны, к Вам на помощь будут направлены наши военные. Закроетесь с ними в операционной. Никого кроме Вас, вашего ангела и военных там не должно быть. Задачи ясны? — мы кивнули. — Выполняйте.

Экран свернулся, дрон подлетел к моим рукам, и я спрятала его в карман. Встала, отключила все приборы, и вытянула из шкафа мешок с галетами.

— Кто его знает, сколько это все продлится. Или, может, с сухим пайком мешок возьмете? Они по весу одинаковые, — предлагаю сержанту.

— Спасибо, нам с галетами проще.

Сержант вынул стул, запиравший дверь, выглянул в коридор, подхватил мешок и тихо вышел. Я еще раз все проверила. Сняла с зарядки пистолет. Жаль, что каша не успеет довариться. Захватила с собой четыре сухих пайка и, не выключая свет, выскользнула из кухни. Тихо прошла в операционную. В кармане завибрировал дрон. Я выпустила его, и мы вместе с ним склонились над Ником.

«Отключите капельницу», — дрон вывел мне сообщение. Как ее отключать? Я подцепила ногтем пластырь и просто выдернула иглу. Полилась кровь. Вот я неумеха. Леплю на руку тот же пластырь, что удерживал иглу. А если кровь не остановится? Шорох за моей спиной. Я от ужаса холодею внутри. Тянусь к заткнутому за пояс пистолету, и вижу голограммное сообщение от дрона: «Это свои». Оборачиваюсь и вижу двух боевых роботов похожих на гигантских насекомых. Хороши «свои». Такие же роботы нас охраняли по пути сюда. Может это они и есть. Один из них занял позицию возле входной двери, второй переместился ко мне. Смотрит на меня внимательно своими глазами видеокамерами. Подносит конечность к моему уху, и у меня в ухе начинает работать радио. Робот настраивается на динамик Матвея.

— Здравствуйте, Анна. Кивните, если слышите меня, — раздался в моем ухе механический голос как у Матвея. Киваю. — Сейчас начнется штурм, — робот переместился к Нику. — Не волнуйтесь, у нас все под контролем.

Штурм против кого? Светланы? Или людей в подвале? Как страшно, когда не понимаешь, что происходит. Мне этой железяке и вопрос задать страшно. Что он делает с Ником? Я надеюсь, что он на нашей стороне.

Робот на дверях выпустил дрона из операционной. Замкнул дверь. Переместился вниз, словно готовясь прыгнуть, и выставил перед собой два механизма, завершающиеся оружием. Робот рядом с Ником отключил от него все приборы и перенес операционный стол с лежащим на нем пациентом в дальний угол. Позвал меня и сказал, чтобы я спряталась под стол. Сижу как маленький ребенок под столом, смотрю на механизмы-ноги страшного робота, надеюсь, что нашего охранника. Как ты могла в это вляпаться, Анна. Электрический пистолет больно вдавился мне в живот, вытаскиваю, чтобы переместить в другое место и замечаю смотрящего на меня робота. Он опустился низко, чтобы быть на одном уровне со мной. Протянул конечность и забрал у меня пистолет. Проверил заряд. Отключил.

— Вы умеете из него стрелять, Анна?

— Я стреляла из него.

— Хорошо. Заткните его сзади за пояс брюк или ремень. Он заряжен не полностью, но убить пару человек из него можно.

— Убить это пятью выстрелами?

— Да, — подтверждает робот. — Сюда идет врач. Не отзывайтесь, сидите тихо.

Ручка на двери операционной тихо повернулась. Дверь не открылась. Ручка дернулась еще раз, еще и еще. По ту сторону двери кто-то нервничал. Зазвенели ключи, провернулся замок, тихо открылась дверь. Звук борьбы и заглушенный вой. Выглядываю из-под стола. Робот на вытянутой конечности держит Светлану за голову. Клешня его механизма закрыла ей рот, отсюда и вой. Тело Светы дергается, ноги бегут по воздуху, а руки пытаются оторвать от себя механическую руку робота. Треск электричества и врач обмякает тряпичной куклой. Робот на входе протягивает тело второму роботу. Через пару минут Света уже приклеена липким скотчем к системе отопления недалеко от меня. Я вспомнила себя, когда была под воздействием электрического разряда. Ощущение ужасное.

Робот опускается вниз, один из его манипуляторов приближается к лицу Светланы и проникает в рот. Она не сопротивляется. Ее мышцы еще под воздействиям электрического удара, а отвисшая челюсть не мешает проникновению.

— Что вы сейчас с ней делаете? — боюсь, что он ее пытает или убивает.

— Беру слюну и элементы слизистой на анализ, — слышу ответ в ухе.

— Зачем? — скорее всего, я получу ответ: «Так надо», но в память о былой Светлане я интересуюсь, что с ней происходит.

— Анализ на наркотики, — последовал ответ, которой я не ожидала услышать.

— Какие наркотики? — не может быть! Она же врач и знает о последствиях принятия наркотиков.

— Плохие люди воспользовались горем женщины после смерти ее мужа, и подсадили ее на наркотики. Она втянулась. Чтобы беспрепятственно их принимать, она переехала в эту зону для якобы помощи обездоленным людям. На деле она и сообщники занимались контрабандой и распространением наркотических средств.

Да, это вписывается в ее поведение. Ник! Чем она обезболивала его, и почему он все время спит?

— Что с Ником? — спрашиваю робота.

— Он в порядке, должен скоро проснуться. Она держала его в режиме сна, чтобы он не начал выяснять, что тут происходит.

— А кто те люди в подвале?

— В подвале наркодилеры, — ошарашил меня робот.

— А что с ее дочерью?

— Сейчас уже у бабушки с дедушкой. Она была похищена наркодилерами как гарантия, что врач будет выполнять их требования.

— А кто вас сюда прислал? — надеюсь, что он назовет Сашу.

— Корпорация. Вы представители седьмого класса, а их мы еще защищаем.

— Если бы у меня был восьмой класс, то вы бы меня не защищали? — вот ведь как все просто. Защита до седьмого класса, а дальше твое спасение только твоя забота.

Робот закончил манипуляции с врачом и присоединился к другому роботу. На мой вопрос он не счел нужным отвечать. Интересно, у него свой ИИ, или он находится под управлением оператора?

Вздрагиваю от шороха. Светлана не шевелится. Значит, мне показалось. Как в наше время кто-то может распространять и употреблять наркотики? Любой унитаз сразу сообщит об этом в полицию. Алкоголь, лекарства — ничего не скроешь. А я ей еще шармы отдала. Они на них наркотики наверно купили! Может, те два шарма спасли бы Дашу. Что там с ней? Надеюсь, что жива. Хочу в это верить.

Опять шорох. Это не Светлана. Вылезаю из-под стола и смотрю на Ника — у него мышцы рук и ног сокращаются. Мелкая такая дрожь по всему телу. Так и должно быть?

— Эй, — зову робота, вряд ли у них есть имена, — ему плохо.

Робот подходит, смотрит на Ника и корректным движением отправляет меня под стол. Дальше я вижу только его нижние конечности, перемещающиеся по операционной. Что-то открывается, закрывается, льется, бьется и наконец-то робот наклоняется, держа в своих механизмах Ника, и устраивает его рядом со мной под столом.

— Укрой его, и сидите тихо, — робот протягивает мне теплое электроодеяло.

Заботливый какой. Укрываю Ника. Он мычит, или стонет, его тело трясет, словно в лихорадке, капельки пота бисеринками покрыли лоб. Трогаю лоб. Температуры нет. А он мечется. Бледный. Хочется пнуть эту наркоманку, наорать на нее — у него только рана в руке, причем навылет. Почему он до сих пор в таком состоянии?

Взрыв!

…

Нас подбрасывает от взрыва! Мы ударяемся головами об стол. В здании слышны крики. Кто-то кричит, но я не знаю кто. Жуткий грохот, выстрелы, взрывы. Приборы и медикаменты падают на пол. Вокруг битое стекло и химический запах разных жидкостей. Не отравиться бы.

— Что происходит? — слышу я над ухом тихий голос Ника.

Поворачиваюсь. У него открыты глаза. Я никогда не замечала какие у него глаза. Они зеленые. Цвета темного болота. В таких глазах только тонуть. Почему ты не любишь женщин, Ник? Может, для меня ты сделаешь исключение? О чем я думаю, а как же Саша? Если бы не ориентация Ника.

— Здание атакуют. Здесь боевые роботы, а в подвале наркодилеры.

— Как долго?

— Идет бой? Пару минут и уже стихает. Судя по шуму, это уже не в нашем здании.

— Как долго я спал? — уточняет Ник.

— Часов шесть, или восемь, телефон не работает, и я потеряла счет времени. Ник милый, как ты себя чувствуешь?

— Мне холодно. Все тело как в ледяной воде. Мы дошли?

— Да, мы дошли. Света сделала тебе операцию, дети в надежном месте. Сейчас закончится бой, и я тебя покормлю. Ты хочешь есть?

— Почему она привязана? — Ник смотрит на Свету. Та уже начала приходить в себя, подняла голову, взгляд уже осмысленный, но челюсть еще опущена.

— Робот сказал, что она принимает наркотики.

При упоминании о наркотиках, лицо Светы задергалось, словно у нее начались судороги. Она сосредоточила свой взгляд на нас и тяжело задышала. Вероятно, после пережитого, тело ее еще не слушается. Расширенные зрачки, делающие ее голубые глаза черными, приковывают к себе взгляд. Бледная кожа, обескровленные сухие губы. Куда девалась та красавица Светлана?

Я слышу шаги в коридоре, человеческие и цоканье механических конечностей роботов. Открылась дверь. Зашли к нам.

— Задержанная здесь, — боевой робот освободил Светлану и передал пришедшим с ним людям.

Ноги у Светы еще не слушались, и ее, подхватив под руки, унесли с собой вошедшие. Операционный стол над нами взлетел вверх, и робот переставил его на прежнее место. Мы сидим с Ником щурясь от света. Нас рассматривают робот и двое военных.

— Анна, как Вы себя чувствуете? — поинтересовался робот. Я кивнула, мол, все нормально. — А как себя чувствует Ваш друг?

— Гораздо хуже чем я, — отвечаю роботу. Интересно, это тот, который был с нами до этого, или уже другой?

Военные осторожно приподняли Ника и уложили на операционный стол, с которого до этого боевой робот струсил осколки и штукатурку. Как заправские врачи они начали проверять медицинское оборудование и подключать приборы к пациенту. Может это военные медики? Или современные военные умеют все?

— Я могу выйти из операционной? — на мой вопрос оборачиваются все трое.

— Зачем? — задает вопрос один из людей.

— В туалет хочу, и чаю заварить, здесь есть хороший чай. И, если кухня не разрушена, каша с мясом.

— Еда? Это хорошо. Робо Вам поможет. Мы тоже будем, — сказал военный и опять вернулся к Нику. — Итого четыре порции — нам, Вам и пациент должен подкрепиться тоже, — догоняет меня фраза уже в коридоре.

Через полчаса мы из операционной сделали столовую. Ник уже стоит на ногах и пока вяло ковыряет кашу. Военные сняли свои шлемы. Их перчатки болтаются в районе локтей как у детей варежки.

— Очень вкусно! Робо, будь другом, нам бы еще по порции, ведь неизвестно, когда сегодня еще будет еда, — военные уже второй раз отправляют робота за добавкой.

Мне льстит их похвала, до этого момента никто так не хвалил мою готовку. Правильно люди говорят, что лучшая приправа к любому блюду это голод.

Куда девался мой сон? Еще пару часов назад я дико хотела спать, а сейчас сна нет. Только страх. Когда я выходила на кухню, то видела, что входа в здание больше нет. Там сейчас огромная дыра. А вдруг бы разрушили операционную, где мы прятались?

— Куда нас теперь? — спрашивает военных Ник.

— Робо вас выведет, — сказал один из военных, — этот район будет заравниваться после зачистки.

— А детей вывели? — спрашиваю, вспомнив про малышню. Они ведь должны быть где-то рядом.

— У нас были другие задачи, но можем узнать, — военный достал планшет и что-то быстро стал в нем перемещать, — сколько их было?

— четырнадцать детей и шесть человек тюремной охраны.

— Да, их эвакуировали, — кивнул военный, пряча планшет внутрь бронежилета. — Вам еще нужны обезболивающие? — вопрос к Нику.

— Зависит — сколько мы будем выходить.

— Возьмите витаминные пластыри и обезболивающий спрей.

…

Мы идем по поселку за роботом. У него свой внутренний навигатор, по которому он видит свободный маршрут. Иногда мы ныряем в подъезды зданий, выбиваем двери подвалов и пережидаем налет. Иногда прячемся на верхних этажах. Бывает, что к нашему роботу присоединяются другие роботы, или мы проходим мимо военных. Наверно, робот передает всю информацию о нас по ходу движения. Нам не задают вопросов, только иногда рассматривают с любопытством. Мужчины военные жмут руку Нику, мне коротко кивают. Иногда мы слышим в наших динамиках переговоры машин, для нас это просто мимолетный шум. Роботы думают и двигаются быстрее чем люди, но роботы подчинены людям. У боевых роботов ограничен искусственный интеллект, они хорошо умеют воевать, но приказ они получают от человека. Что будет, если власть окажется у такого продвинутого робота как Матвей, с его саморазвивающимся интеллектом? Наверно, мы станем рабами.

Дронов вокруг нас летает так много, что их можно принять за нашествие сумасшедших жуков. Человечество занимается своей любимой затеей — уничтожает себе подобных.

— Куда вообще мы идем, и зачем идем? Неужели нельзя было переждать военные действия в подвале какого-нибудь дома? — спрашиваю Ника.

— Мы мешаем им полноценно воевать, — Ник ведет меня за роботом, держа за руку. — Из-за нас они вынуждены делать круги ограничения, и не могут применить весь спектр доступного им оружия. Вчера из поселка вывезли всех работников предприятий и их семьи. Остальные, по их мнению, лишние.

— Как лишние? А торговцы, рыбаки, пенсионеры? — возмущаюсь.

— Весь обслуживающий персонал и пенсионеров тоже вывезли. Забрали всех, кто находился здесь легально. Остальные либо арестованы до выяснения причин их здешнего пребывания, либо убиты.

— Как убиты? — останавливаюсь и вынуждаю остановиться Ника.

— Так. Убиты. Здесь много иностранных шпионов. Предателей. Воров. Преступников. Власть только делает вид, что здесь мало отслеживающего оборудования. Все здесь есть, и даже больше чем везде. Здесь тотальная слежка. Проще всех преступников собрать на этой территории. Поэтому здесь периодически происходит чистка. Якобы, ищут наркотики. Их, разумеется, тоже ищут, но еще и уничтожают все нежелательные элементы.

— А что с резервацией десятого класса? — беспокоюсь за Дашку, оставшихся там людей, детей.

— Не знаю, малыш, — отводит в сторону глаза Ник.

Ему, наверно, неудобно, что там погибли мои родственники. Хочется думать, что Дашка жива, но она не успела бы далеко уйти. Штурм начался сразу после нашего выхода.

— А кто против нас сейчас воюет?

— Те, кто пытается здесь выжить, — отвечает Ник, осматривая стены. Мы прячемся в очередном подъезде. — Многие люди, отсидев за свои преступления, не могут вернуться в свой город сразу или вообще им путь туда закрыт. Им надо где-то жить. Они остаются жить в городах при тюрьмах. Многие считают, что отсидели незаконно, у них злость на власть, поэтому дальше этого города они поехать не смогут. Здесь много преступников. Даже шпионы иностранных корпораций здесь есть. Надеясь найти здесь недовольных, они строят свои шпионские сети. Это почти всегда бесполезно, но один из ста случаев срабатывает. Воевать против современных роботов бессмысленно, они…

Сильный взрыв тряхнул наше здание. Посыпалась штукатурка. Мне заложило уши, а потом в голове раздался сильный свист, словно у меня что-то внутри взорвалось. Внезапно все стихло. Наш боевой робот, стоявший недалеко от двери, рухнул.

— Чтоб тебя, — выругался Ник и бросился к роботу.

Присев рядом с роботом, он вскрыл панель в верхней боковой его части и еще раз выругался.

— Ань, его надо перевернуть на спину, — просит помощи Ник. Мы вдвоем с трудом перевернули совершенно бесполезную на данный момент груду самого современного оружия.

— Что случилось? В него попали?

— Нет. Взорвали бомбу, отключающую боевых роботов. Тот писк у нас в ушах, это было аварийное отключение его системы жизнеобеспечения. Сейчас спутник на орбите обнаружит потерю боевой единицы. Запросит анализ происходящего, увидит рядом нас и попытается перезапустить робота. На это должно уйти максимум пять минут, — Ник сдвинул с места еще одну панель на груди у робота и нажал что-то на маленьком экране.

— А если нас рядом не будет, его не перезапустят?

— Перезапустят, когда будет на это свободное время. Нам надо просто подождать. Его задача — вывести людей, и он ее должен продолжить.

— А может такое быть, что робота перезапустит другая корпорация, и он убьет нас?

— Теоретически — да, но для этого корпорации должны воевать друг с другом.

— Ник, это ведь случайность с нашим роботом? Это не за мной охотятся?

Ник замирает, он даже дышать перестает, как мне кажется. Наверно, такая мысль ему в голову не приходила. Хоть бы это было не так. Я не хочу быть виновницей гибели стольких людей.

— Да брось, Ань. У них зачистки такие раз в несколько лет происходят. Когда накапливается критическая масса преступников на этой территории. И бунт в тюрьме тоже из-за тебя? Да они о тебе даже не догадываются. Твоя революция закончилась на той выставке с Борисом. Еще несколько раз ты кому-то рассказала про свои мироощущения и все. Сейчас мы с тобой выкарабкиваемся из другой передряги. А когда выкарабкаемся, найдем Александра, я уверен, что он крупная шишка, и допросим его с пристрастием. Но, подружка, не расслабляйся. Сейчас все куда круче, чем в «Крысиных бегах». Смотри робот начал активизацию.

Робот поднялся на нижние конечности и замер.

— Плохи наши дела, — вздохнул Ник после диагностики робота. — Он потерял управление с центром, но мы можем им управлять голосом. Он будет идти, стрелять, бежать, прикрывать нас по нашему приказу. Но он может завести нас в засаду, выйти под обстрел противника, его управление может кто-то перехватить. Это то, чего ты опасаешься. Где эти чертовы дроны, которыми кишело пространство еще полчаса назад? — взорвался от негодования Ник.

На улице относительная тишина. Канонада боя отошла в сторону. Но все так обманчиво. В любой момент под ногами может разорваться снаряд или просвистеть пуля. Мы не знаем, что безопаснее — передвигаться по городу подобно слепым котятам, или оставаться в здании. Почему-то мы стали стерты для системы слежения.

— Мы не останемся здесь, — решает Ник, — бомбу сбросили не зря, убрали нашу охрану. Расчет, что мы будем ждать подмогу, и нас возьмут тепленькими.

— Ник, мне страшно, — тянусь к Нику и он обнимает меня.

— Это нормально, малыш. Мне тоже страшно, только если я тебе это буду говорить, то мы забьемся в угол и будем плакать как маленькие дети. Лучше вспомни такую вещь ты ведь бродила по поселку, несмотря на мой запрет, правда ведь?

— Как ты узнал? — я бродила, когда он был в резервации десятого класса.

— Кроме чипа личности у тебя еще есть датчик слежения, — Ник развернул левую ладонь и показал мне карту местности. Карта мигнула и погасла. — Черт, мой органайзер тоже вышел из строя. Если бы не бомба, то ты увидела бы на карте мигающую точку, обозначающую тебя.

— Где он? — начинаю прощупывать одежду, пытаясь найти датчик. Проблема в том, что он может быть настолько мал, что я не найду его, надо будет сменить всю одежду. — Где этот чертов датчик?

— В твоих зубах, — мрачно говорит Ник, — в одном из твоих имплантов военный датчик слежения. Он сильнее чипа личности. Только вот в каком могут сказать только военные хирурги, которые его поставили. А часто бывает и несколько датчиков.

— Что!? — я заорала так сильно, что подскочивший на месте боевой робот активировал все свои орудия и наставил их против меня.

— Успокойся, так делают, чтобы ангелу было проще найти свою крысу. Он не только местонахождение указывает, а и то, чем ты сейчас занимаешься.

— Значит, они видели, чем мы занимались с Сашей на военной базе?

— Скорее всего, нет, — Ник опустил глаза, — там пещеры глушили сигнал, и его личный робот тоже наверняка это делал. Ему невыгодно, чтобы запись о вас была где-то еще. Вспомни, пожалуйста, другое. Когда ты бродила по городу, были ли моменты, где тебе было дискомфортно, ныли зубы, привкус металла, головокружения?

— У меня часто в моем состоянии бывают головокружения. Светлана говорила, что это нормально.

— Ты беременна? — испуганно уставился на меня Ник.

— Нет, — успокаиваю своего друга, — у меня гормональный сбой. Но возле одного здания на центральной площади мне действительно было плохо. А что там?

— Стационарный сервер. Его должны хорошо охранять. Нам там робота смогут починить или поменять.

— Когда все закончится, я удалю все импланты, — заявляю гордо.

— А если на новые денег не будет, будешь ходить без зубов?

— Ник! Не убивай меня!

— Я вырвал свой зуб с датчиком. Всем военным вставляют такой датчик. Когда вернулся на работу ангелом, то достал тот зуб из сейфа и повесил на шею. Вот он, — Ник потянул за цепочку на своей шее и показал мне кулон, внутри которого лежал зуб, с отходящей от него нитью стального нерва.

— А зачем военным вставляют датчики?

— Затем, что военные это собственность корпорации. Пошли на площадь.

Сейчас поселок напоминает зону резервации десятого класса. Дома, конечно, здесь новее. Нет столетних развалин. И почти везде есть стекла. Точнее, тот сплав прозрачного пластика, который заменил хрупкие стекла. Но ощущение тревожной заброшенности как в резервации.

Робот идет впереди, опережая нас шагов на десять. Если нас захотят убить, то у нас не будет шанса на спасение. Мы открытые мишени. Первое время осознавать это очень страшно, подкашиваются ноги, тошнит, хочется в туалет. Потом ты это принимаешь, и страх немного притупляется. Наступает какое-то равнодушие к происходящему, ты просто устаешь бояться. Но все равно боишься.

Ник находит на площади нужное здание. На дверях бронированные ворота защиты. Закрылись они недавно, видна сдвинутая с места грязь на ступеньках. На окнах тоже бронированные щиты. Обходим здание с надеждой найти хоть какой-то намек на дверь или камеру слежения. Нам надо, чтобы нас заметили внутри здания.

— Ник, а если и они сейчас наши враги?

— Нет, корпорация тебя защищает. Меня наняли официально, не через черный рынок. А корпорация редко когда защищает кого-то в «Крысиных бегах». Сейчас все административные здания запечатаны как это, но в этом должна быть охрана. Робо, — позвал Ник робота, — постучись в эту дверь. Только не сломай ничего, и себе не сломай тоже.

Робот начинает стучать в небольшую дверь, на которую ему указали. Звуки получаются тихие, глухие, словно стучишься в дверь, за которой стена. Робот наращивает силу удара и частоту, бьет в одну точку, звуки становятся звонче.

Я замечаю парящее над нами око дрона, показываю его Нику.

— Нам нужна помощь, — кричит дрону Ник. — Помогите!

Дрон исчезает. Ник останавливает робота. Хоть какую-то реакцию, но мы получили. Ждем.

Из-за здания выплывают два боевых дрона с короткими стволами автоматов под видео глазами.

— Ник, я боюсь!

— Такие дроны есть только у корпораций, а мы…

Дроны навели стволы на нас.

— Робо, прикрой нас! — Ник сбивает меня с ног и накрывает собой.

От удара об асфальт у меня гул в голове и всем теле. Крепко я приложилась. Открываю глаза и вижу губы Ника. Так близко. Так соблазнительно. Губы открываются, и на меня льется кровь! Кровь Ника? Гул стихает. И я понимаю, что это были выстрелы. Грохот металла и что-то, упав сверху на нас, выбивает из меня воздух.

…

— Анна! Аннушка! Очнись! — что-то холодное приложено к моей голове, приятное ощущение среди общей боли. — Анна, — кто-то зовет меня.

Приоткрываю глаза и вижу, что механическая ладонь защищает меня от яркого света. Пальцы железной руки приподнимаются над моим лицом, и я вижу робота из серии «Русские традиции».

— Привет, Анна, — слышу у себя в ухе механический голос. — Ты не узнаешь своего старого друга Матвея?

— Ты не погиб? — меня тошнит, легкий позыв на рвоту и робот замечает это.

Мне делают укол.