Кавказская Швейцария

В ходе архивных исследований о жизни и творчестве поэта чеченца Айбулата Константина в период с 2012 по 2017 гг. Среди множества изученных печатных и рукописных материалов касаемых Чечни и Кавказа начались попадаться неожиданные находки в виде научных статей, которые буквально приходилось выискивать в различных журнальных фондах библиотек России, не буду описывать все те трудности, связанные с выявлением представленных в данном изложении, считая своим долгом природного чеченца изыскать и представить эти научные статьи различных авторов XIX — XX вв. С огромным уважением к этим людям, которые потратили много месяцев подробно описывая географию, этнографию и природу Чечни. Многие исторические факты описанные в этом сборнике уникальны. Уверен, что представленные статьи и заметки будут полезны историкам и краеведам. Статьи представлены сохранением дореволюционной орфографической стилистики без редакторских изменений и сокращений. Не могу подобрать слова, чтобы выразить свою огромную благодарность библиографам и библиотекарям РНБ, РГБ, ГПИБ за неоценимую помощь оказанную в выявлении этих материалов и за предоставленную возможность фотографировать необходимые материалы. Представленные в этом сборнике материалы являются всего лишь частью имеющихся в наличии в моем личном архиве материалов, которые по мере возможностей будут публиковаться.

В связи с тем, что в ходе дальнейших исследований выявилось много интересных материалов, которые было решено дополнить к изданию 2017 года.

М. М. Мурдалов,

соискатель степени кандидата

исторических наук КНИИ РАН

Кавказская Швейцария

(Из путешествия по Чечне и Дагестану)

Маленькая нефтяная столица. — Превращение города в станицу. — Слобода Воздвиженская. — Один из фактов, выражающих симпатии горцев к завоевателям. Что караулят в Воздвиженской. Забытый край и новый эдем. Что такое абреки и как их создают.

Многие восхищаются и увлекаются красотами и достопримечательностями военно-грузинской дороги. Действительно, этот путь через гигантский горный кряж есть одна из гордостей Кавказа. В нем отпечатлелась вековая победа человеческой настойчивости над могучею стихией. Не будет ересью, однако, утверждать, что военно-грузинская дорога пролегает далеко не через самые живописные местности Кавказа, что среди необъятного Кавказа можно указать много интересных местностей, более эффектных, хотя и менее восхваляемых, чем те, которые пересекаются знаменитым горным трактом между Европой и Азией. В подтверждение, попросим читателя последовать за нами в глубь хребта по мало известному и совершенно не описанному Шатоевскому тракту, представляющему собой недостроенную кратчайшую перевальную дорогу через главный Кавказский хребет, параллельно военно-грузинской, а также дорогу к мало известному дачному месту «Ведено», расположенному по пути к альпийскому озеру «Эзенам». История этого недостроенного и недоконченного пути весьма поучительна. Проект перевального пути по направлению Грозный — Воздвиженская-Тифлис возник, кажется, еще в 50-х годах. Этот, в свое время много обещавший шоссейный путь доведен до Евдокимовского укрепления (85 верст от Тифлиса), но совершившееся в 1877 году проведение дороги от Ростова до Владикавказа, начального пункта военно-грузинской дороги, заставило прекратить дальнейшие работы. В результате, в качестве памятника грандиозного, но погибшего проекта осталась эта недоконченная дорога, по красоте неизмеримо превосходящая военно-грузинскую. В то время как много воспетые красоты последней являются какими-то отрывочными и спорадическими, Грозно-Евдокимовский тракт, начиная от реки Боргуна, есть непрерывное олицетворение чего-то волшебного поэтического и даже поражающего живописностью местности, мало описанной, но во всех отношениях замечательной и обильной такими чудесами природы, как минеральные реки.

Наш путь начинался от Грозного. Этот город, знаменитый своими нефтяными источниками и известный, как маленький Баку, поражает своим крайне невыгодным расположением, на равнине, в самой низменной части ската холмов, носящих громкое название «Сунженского хребта» (от реки Сунжа). Трудно было выбрать более неудачное место для города, служащего, в буквальном смысле слова, сточной канавой для всей окружающей местности. Климатические условия здесь незавидные: африканская жара летом, сырость и невылазная грязь зимой, с неизбежной малярией, донимают обывателя.

До проведения Петровской ветви и открытия нефтяных промыслов, Грозный был заурядным и совершенно безвестным захолустьем. О нем если и говорили, то на короткое время по поводу одной некрасивой истории, кончившейся крахом грозненского общественного банка, дополнившим собой эпопею, завязанную Юханцевым и Рыковым.

Любопытно, к слову, что в грозненском крахе не оказалось виновных: всех отцов города, преданных суду по делу банка, оправдали… по безграмотности, так как они единогласно заявили, что не могли разобрать подносимых им для подписи бумаг безграмотных, подписывались другие. Следовало найти этих «других», но они успели в продолжение процесса, длившегося 15 лет, покинут наш бренный мир.

Нужно заметить, что «крестоносцы» составляют подавляющее большинство грозненской думы и усиленно поддерживают в ней консерватизм, который настойчиво проводит требование жить так, как жили наши отцы, упорно сопротивляясь не только возникновению такого учреждения, как городская библиотека, но даже отрицая насущность элементарных удобств, как мостовые. Действительно, во время распутицы здесь по улицам, кроме двух-трех мощеных, нельзя ездить, а ходить можно лишь на ходулях.

Впрочем, такое неустройство маленькой нефтяной столицы, кроме косности обывателей, объясняется также недостаточностью материальных средств и теми ненормальными отношениями, которые сложились между гражданским и казачьим населением, т.е. терским казачьим войском. Оно владеет тут выгонами, нефтяными промыслами, на войсковой же земле находятся станция и все заводы.

Войско, не довольствуясь отнятием у города выгонов, заявило притязание даже на самую городскую территорию и ведет в этом направлении процесс с городом, которому угрожает опасность остаться без выгонов, без собственно земли и превратиться в станицу. Возможно, что нам придется быть очевидцами редкого в истории зрелища, именно превращения города в станицу, т.е. деревню. Все эти факты, конечно, не требуют никаких комментариев и, конечно, не приходится, при столь ненормальных условиях удивляться отсутствию прогресса на Кавказе и малому приобщению туземцев к цивилизации.

Несмотря на миллионные обороты по нефтяным операциям город остается бедным, а бюджет его нищенским. Ни железная дорога, ни нефтяная промышленность не приносят в кассу ни одной копейки. Мало того, войско, благодаря правам давности и другим юридическим основанием, лишило город выгонов. Обывателям негде пасти скот; они чувствуют себя как бы в осаде со стороны казачьего населения.

Но, оставим Грозный и направимся в горы.

Выехав из города и обогнув целую серию огородов и городскую рощу, т.е. правильнее, целый лес, мы поехали на широкую Воздвиженскую дорогу; минувши частные владения с живописными рощами и оригинальным мусульманским фамильным кладбищем, мы простились с древесной растительностью почти до самой слободы Воздвиженской. На протяжении почти 20 верст, по обе стороны широкого, в чисто русском духе, тракта, уставленного телеграфными столбами и почти на всем протяжении пересекающего поля кукурузы и проса, не было ни одного деревца. Общая обстановка и впечатление такое, как будто бы едешь по бойкому тракту Новороссии или Бессарабии; и только неясные силуэты гор, то ласкающих своим зеленым покровом, то чарующих своей гигантской высотой с ослепительно белыми конусообразными снежными вершинами, напоминают путнику, что он находится на Кавказе.

При поезде экипажа, целые стаи горлиц пугливо выпархивали из кукурузы, такие же стаи беззаботно дремали на телеграфных проволоках и как-то лениво перелетали дальше при нашем приближении. Вообще, местности, прилегающие к Воздвиженской дороге, очень заманчивы для охотников. Совершивши легкий, почти незаметный подъем в гору, мы прибыли в слободу Воздвиженскую. Этот уголок Кавказа, расположенный на преддверии к горному кряжу, производит приятное впечатление зеленью своих садов и тенистыми аллеями то полей и акаций. Кроме мягкого климата, таким результатом благоприятствовало обилие пресной родниковой воды. Здешние сады дают прекрасный урожай фруктов, а многочисленные баштаны — столь же обильный урожай арбузов и дынь. Некоторые жители даже промышляют экспортом фруктов, терпя, однако же, все неудобства колесного пути в Грозном, особенно чувствительные во время распутицы. Бесспорно, здесь имеются все данные для развития и всех других отраслей сельского хозяйства, например, пчеловодства, молочного дела и лесоводства. Мы не сомневаемся, что прокладка хотя бы узко — колейного пути к этой малоизвестной житнице доставила бы много продуктов на кавказские и южнорусские потребительские рынки.

Кроме того, как местность с мягким климатом, не столь знойным как низменности Терской области, Воздвиженская могла привлечь дачников и даже постоянных жителей. Польза такой рельсовой ветви оправдывается еще необходимостью сделать более доступными те местности, чудные и оригинальные по своей природе и климату и, может быть, ископаемым богатствам, описание которых представим дальше. Лесные богатства смежных горных местностей также обеспечили бы груз для железной дороги. Многие достоинства сл. Воздвиженской были оценены военной администрацией, устроивший здесь зимнюю и летнюю стоянку войск. Для зимней стоянки, кажется, более чем на 2 полка пехоты и кавалерии, выстроен: вместительные казармы, цейхгаузы, конюшни и др. сооружения, внешний вид которых свидетельствует как о широких планах строителей, так и о внушительности положенных здесь капиталов, вероятно достигающих нескольких сот тысяч рублей. Квартировавшие в Воздвиженской войска вносили в свое время значительное, хотя и несколько одностороннее, оживление. Еще большее оживление создавали лагери, в которых сосредотачивалось до 2000 войска. Теперь сл. Воздвиженская в смысле военного лагеря забыта и заброшена, вероятно, потому, что сменивший ее Пятигорск представляет больше удобств и, между прочим, в смысле представляемой в этим модным центром возможности соединить приятное с полезным. Также опустилась Воздвиженская и в отношении зимней стоянки, так как вся масса войск, нужная в свое время для охраны большого района, выведена отсюда и здесь остался один или половина батальона для несения караульной службы. Мы полагаем, что проведение здесь давно желаемой рельсовой ветви доставит возможность утилизировать хотя бы в качестве жилых домов и железнодорожных складов эти пустующие каменные постройки, на которые, к сожалению, время наложило уже печать.

Рассказывают об одном прискорбном инциденте, случившемся в 1886 году во время дивизионных лагерей, доказывающем, что враждебное чувство к завоевателям еще не вполне остыло у горцев. В один прекрасный день вода в бассейне, проведенная по гончарным трубам с гор, оказалась темно-серого цвета и насыщенной мылом. Как выяснилось, это было шалостью горцев, впустивших в источник целый пуд мыла и совершенно испортивших воду. Само собою, разумеется, что такая шутка доставила немало хлопот военному начальству.

Этот забытый и заброшенный лагерь находится по пути дальнейшего следования, т.е. по Шатоевскому тракту. Насажденный солдатами питомник успел разрастись в обширную рощу, почти сливающуюся с рощей из ольхи, дуба и орешника, среди которых в большом изобилии рассеяны плодовые деревья- алыча, груши и яблони. Алычи особенное изобилие, ее никто не собирает, да и некому, кажется, собирать эти грандиозные, не имеющие владельца, т.е. никому не принадлежащие, запасы. Действительно, в отношении изобилия фруктов и всяких «плодов- земных» — здесь просто рай земной. Сезон начинается полевой земляникой, затем на сцену выступают вишни, а заканчивается алычой, жерделами (род абрикосов) и др. плодами, частью дикорастущими орехами и, наконец, дикой ежевикой, этой наиболее поздней ягодой, венчающей сезон фруктов и ягод. Здесь приходится видеть такие картины, как, например, приезд целых обозов для собирания дикорастущих и никому не принадлежащих фруктов. И, конечно нет ничего невероятного в рассказах о том, что кочевники и абреки в этом новом эдеме «не сеют и не жнут», а сама природа кормит их. Винограда в этой местности мало: как здесь, так и в Грозном и окрестностях, он страдает от паразитов, а в Грозном филлоксера истребила безвозвратно целый виноградный район и местные культуртрегаты- казаки, как водится, при таком бедствии, погубившем целое достояние, не ударили палец о палец.

Сл. Воздвиженская для Шатоевского тракта имеет такое же значение, как Владикавказ для военно — грузинского, благодаря своему положению близ начала живописного Аргунского ущелья, образуемого двумя грядами гор, покрытых лиственным лесом, и прорезываемого рекой Аргуном, принимающей в этом месте приток Шаро-Аргун. Здесь, в самой широкой части ущелья, приютился чеченский аул, по миновании которого опытный в знании местности извозчик предупредил, что тут могут быть абреки и посоветовал зарядить наши охотничьи двустволки.- «Очень здесь пошаливают, а в ауле самый притон конокрадов».

Абрек — это название приводящее в трепет путешественника по Кавказу, но мало понятное для некавказца. Абрек не просто разбойник, а нечто более сложное и мало постижимое, порождаемое местными условиями. Проникнутый сознанием нелегальности своего существования, не дорожащий жизнью, а потому способный на самые отчаянные поступки, он очень хорошо понял психологию страха и усвоил девиз: натиск и неожиданность, при которой у настигнутой жертвы не будет даже возможности подумать о сопротивлении. Мало того, сюрпризы вроде внезапного появления точно з земли выросшего вооруженного субъекта с занесенным кинжалом или взведенным курком револьвера и мгновенно возникший страх за жизнь парализуют у застигнутой жертвы всякую способность соображения. Только подобным психическим состоянием можно объяснить невероятные факты, например, ограбление целого каравана тремя абреками, причем даже вооруженные пассажиры безропотно дозволяли обобрать себя до ниточки, и только впоследствии, оставшись без всего, соображали, что они могли не только оказать сопротивление, но даже в буквальном смысле шапками закидать. Тем же психическим состоянием объясняется возможность ограбления целого казначейства среди бела дня, при массе пассивных зрителей, каковой случай имел место в Поти.

В текущей прессе посвящается много места вопросу об искоренении разбоев, этой язвы Кавказа, против которой все принятые до сих пор меры оказались крайне недействительными. Впрочем, такой результат не удивителен. Все эти меры сводятся к запугиванию карами прогрессивно возрастающей жесткости, начиная от тюрьмы и включительно до смертной казни, присуждаемой военными судами по законам военного времени. К таким, чисто первобытным приемам и сводится борьба с разбоями. Правда, наряду с этим приходится в текущей прессе встречать и разумные советы, ставшие, впрочем, трюизмом, о необходимости поднятия уровня благосостояния и просвещения. Но кроме общих причин малой культурности местности, есть еще и другие социальные условия, которые, по нашему мнению, создают и поддерживают разбой, это неприспособленность наших юридических положений, а в особенности — пенитенциарной системы (системы наказаний) к условиям инородческого быта.

Прежде всего, спросим, кто является обыкновенно абреками? Большею частью, люди беглые, ссыльные и каторжники, вообще — люди, над которыми тяготеет какое-нибудь преступление в прошлом. Что побудило их бежать на Кавказ и превратиться в разбойников? Представить себе это не трудно. Если каторга и последующая за нею ссылка для северянина — лютое наказание, то для кавказца лишиться на всю жизнь гор, теплого южного солнца и чарующего величия Кавказа — хуже самого лютого наказания. Для русского Сибирь — злая мачеха, а для горца она хуже преисподней. Бежать из ссылки и поселения, по нашим законам, — преступление, тяжко и сурово наказуемое, а для горца это — физиологическая необходимость. Мы полагаем, что если разбои не исчезнут окончательно, то, по крайней мере, контингент абреков сократится тогда, когда будут сданы в архив ложно культуртрегерския привычки приводить к одному знаменателю все юридические отношения, не взирая ни на различие нравов и быта, ни на этнографические особенности. Если лишение свободы есть неизбежное последствие преступления, то во всяком случае им следует пользоваться не для того, чтобы ожесточать и развивать чувство мстительности и ненависти к цивилизации в такой первобытной натуре, как горец. На этом основании мы осмеливаемся утверждать страшный вред такой меры, как поселение после всякого наказания, влекущего за собой лишение свободы, поставить осужденного приблизительно в те же условия, в какие он был поставлен раньше. Суровыми мерами ничего нельзя исправить; с усилением их, как показывают факты последнего времени, только усиливаются и учащаются случаи разбойничьих нападений, принимающие нередко характер настоящих партизанских набегов. Таков характер нашумевшего в свое время набега на потийское казначейство, или случившееся в июне 1904 года нападение на почтовый поезд в 11 верстах от областного города Владикавказа. Вспомним, наконец, «взятие в плен» тех или других путешественников и т. п. единственный верный путь к устранению подобных ненормальностей — это обратиться к мерам культурного характера, основанном на изучении Кавказа и анализе своеобразных бытовых и экономических особенностей этого девственного края.

Под гнетущем впечатлением мыслей и рассказов об абреках въехали мы в Аргунском ущелье. С обеих сторон перед нами высились две зеленые гряды гор, отлого спускающиеся к долине, представляющей расширенное русло реки Аргуна. Далее эта долина становилась уже и уже, преображаясь мало-помалу в настоящее ущелье с стремительно несущейся на дне его рекой, сила течения которой уничтожает все препятствия и прокладывает пути через горы. В 9ти верстах от Воздвиженской, спустившись с горы, мы переехали большой Аргунский мост, а немного погодя, очутились около лесничества, при котором устроено одно из малоизвестных учебных заведений на Кавказе, именно Воздвиженская лесная школа, уютно расположенная около холодного родника. Затем, почти до самого Шатоя не расставались с берегом р. Аргуна, то крутым и скалистым, то отлогим и густо поросшим лесом, но всегда — очень высоким и спускающимся к реке грандиозной пропастью. Эти крутые скаты безопасно, но всегда очень жутко, в особенности под впечатлением рассказов о всяких трагических происшествиях, например, сорвавшихся в пропасть экипажах с пассажирами, обвалах и оползнях, нередко тоже- с человеческими жертвами.

Говорят, никто не умеет так искренно молиться, как путешественник на море, во время бури. Мы думаем, столь же искренно должны молиться путники, впервые проезжающие над этими безднами, всецело вверившие свою жизнь кучеру и тройке умных животных. Начиная с Аргунского моста, чувствовался все усиливающийся запах сероводородного газа (тухлых яиц) распространяемый водами быстро текущего Аргуна. Этим газом, приносимым впадающими в верховьях серными родниками, обильно пропитаны воды Аргуна. Эта серная река, насыщающая сероводородным газом окрестности на большое расстояние, представляет одно из редких и замечательных явлений природы. Принимая во внимание громадное насыщение воды Аргуна сернистоводородным газом, следует, в свою очередь, заключить о значительной крепости (в смысле содержания этого газа) питающих реку источников. Было бы весьма интересно сделать исследование воды, как самих источников, так и реки, и выяснить, сколько серы, в виде сернистого водорода, уносится и непроизводительно теряется.

Вероятно, деятельности источников, прекратившихся в давнее время благодаря вулканическим пертурбациям, обязаны происхождением залежи серы, найденные на одной из гор на берегу Аргуна и одно время разрабатывавшиеся. Но теперь эти залежи заброшены, так как оказались неблагонадежными, что можно было, априори, предвидеть судя по происхождению их, кроме того, дело это было обставлено большими трудностями: сырую руду пришлось спускать с горы жалобами и с большими трудностями переправлять на другую сторону Аргуна, где расположен был завод поблизости Шатоевского тракта. Значительная примесь сернистого водорода к воздуху ущелья не осталась без последствий в смысле отсутствия птиц и всякого живого населения без сомнения, не выносящего примеси этого ядовитого газа. Однако же растительное царство в этом отношении гораздо выносливее, одевая сплошным лесом гористые берега серной реки. Местами попадаются настоящие альпийские луга с их характерной, ярко зеленой окраской. Флора большей частью отличается разнообразием, но имеет вполне альпийский характер, выдвигая виды, несвойственные низинам. В сравнении с последними характерно обилие тайнобрачных: хвощей и низкорослых папоротников. Среди зеленого ковра травянистых растений, застилающих лесные склоны, преобладают сложноцветные и некоторые резко волосистые виды пульманария: среди этой флоры приятно ласкает взор небесно-голубая примула, тоже один из альпийских видов. Было бы весьма интересно выяснить, могла ли повлиять на подбор флоры особенность атмосферы Аргунского ущелья, насыщенной сероводородным газом.

Во всем течении Аргун, благодаря большой высоте падения воды, представляет значительную живую силу, которая, без сомнения, сослужит ценную службу в ту давно ожидаемую счастливую эпоху, когда этот оригинальный, но дикий край станет более заселенным и культурным. Пока же вся утилизация течения Аргуна ограничивается 2мя- 3мя крайне примитивными лесопилками, распиливающими по одной доске в час. Без сомнения, в случае проведения рельсовой ветви от Грозного до Воздвиженской, потекут к нему, кроме других достояний природы, также обширные лесные богатства, которые будут вечными, при умелом пользовании ими с соблюдением законов о защите лесов от хищнической эксплуатации.

После трудного и рискованного подъема вверх по ущелью, сдавливавшему взор, мы выехали на просторную поляну, окаймленную теми же ослепительно зелеными холмами. Вдали виднелись жилые строения. Несомненно, было, что мы подъезжаем к Шатою. Не доезжая слободы, среди балки, на противоположном берегу Аргуна обрисовываются две старинных каменных башни, называемых здесь греческими. Такие же постройки часто встречаются по военно-грузинской дороге и во многих местах Закавказья (знаменитая башня Тамары). Без сомнения, это — остатки старины глубокой, но только исследование специалистов может пролить свет на происхождение этих башен и выяснить, построены ли они греками, или генуэзцами, или относятся к временам популярной царицы Грузии, Тамары. По назначению, это, вероятно, сторожевые башни, в виду положения их в проходе между горами, что, в свою очередь указывает на пользование этим проходом прежними обитателями края. Представляется просто невероятным, что столь интересный исторический памятник, как эти сторожевые башни, не сумели оценить, и ими воспользовались, (как мне рассказывали люди, которым не имею пава не верить) ни более ни менее, как в качестве мишени для стрельбы. Одна из башен от такого просвещенного применения сильно пострадала, но не разрушилась окончательно, вероятно, благодаря значительной прочности сооружения.

Слобода Шатой мало отличается по обстановке от хороших и благоустроенных деревень. Постройки уютные и весьма приличные, свидетельствующие о зажиточности слобожан. Но русское население незначительное — всего 14 семейств, преобладающий же контингент населения- горцы, чеченцы. Здесь же расположена крепость, т.е. ряд построек, обнесенных рвом и кирпичной стеной с амбразурами. Русское население состоит преимущественно из служащих и отставных нижних чинов. Местность кругом слободы очаровательная. Зеленые горы гордо возвышаются над обширной горной площадью, где раскинулись строения, такая же зеленая гряда окаймляет местность с востока и с запада, а с юга высятся конические снежные вершины. И среди этого ландшафта на дне глубокой пропасти шумно струится серная река. Чудный воздух и прекрасный климат при обилии плодов земных дополняют прелести этого очаровательного уголка.

По прибытии в слободу, я встретил знакомого учителя с супругой — это были единственные дачники, проводившие здесь лето. Подумаешь, какой абсурд и какая в то же время жестокая ирония! Этот край чудной красоты, эта дивная Швейцария дана нам природой только для того, чтобы два человека могли воспользоваться ее райскими прелестями! Не считаем, конечно, случайных туристов, а также лиц, пребывающих здесь поневоле, как солдаты, офицеры и другие должностные лица. Между тем сколько удовольствия и пользы для больного и переутомленного человека могла бы доставить эта чудная местность, если бы стала более доступной и кроме того, более известной. Все здесь благоприятствует учреждению «воздушного курорта». Ветвь на Воздвиженскую, кроме других экономических последствий, способствовала бы разрешению и этой задачи, хотя отчасти. С другой стороны, возникает вопрос, неужели же так трудна задача дальнейшего продолжения скорого и удобного пути. Ведь современная техника выдвинула много способов сообщений в горных местностях, как, например, зубчатые, подвесные и др. дороги. Неужели же эксплуатация их не удешевится пользованием даровой силой горной реки, при превращении ее в электрическую энергию? Впрочем, предоставляем судить об этом специалистам инженерам.

После кратковременного отдыха, подали нам новую смену лошадок, и мы продолжали путь до заветной цели для всех туристов, до Чортова моста. Снова покатили по ущелью, проложенному невероятным трудом людским и кровью, с неизменными пропастями и горными видами, еще более дивными и величественными, чем в Шатоевском тракте. Через час мы очутились в горском ауле, в котором находится знаменитый мост. Вскоре весь аул — стар и млад высыпал лицезреть редкое событие — приезд русских туристов. Нас обступили взрослые жители, с симпатичным, благородной наружности, муллой во главе, приглашая нас следовать по указываемой ими дороге к замечательному сооружению. Все приветливые добродушные лица. Оставивши им на попечение лошадей, мы отправились к мосту. Непривычному человеку нужно много набраться храбрости, чтобы решиться перейти через этот висящий мост, гнущийся под ногами пешехода и непрерывно качающийся. Но наши любезные провожатые наперерыв доказывали, что такой переход не страшен и в подтверждение несколько раз целыми группами перебегали через него, а некоторые пустились даже плясать на мосту. Чортов мост представляет истинную достопримечательность, так как служит образцом туземного, доморощенного и вполне самобытного строительного искусства. Этим сооружением гордятся жители аула: они вложили в него все свои познания, заимствованные от предков, все остроумие и много труда.

В этом мосту нет ни одного железного гвоздя, — говорил мне почтенный мулла, действительно, отдельные составные части скреплены попросту деревянными, довольно толстыми дубовыми клиньями. Это и понятно. Железо здесь весьма дорого и его трудно подвезти, за то леса — большое изобилие. Но достается этот материал тоже нелегко: его нужно вырубать на горных склонах, подчас труднодоступных, и спускать вниз, по склону горы. Общий принцип устройства этого дивного моста представить не трудно. На берегу наложен параллельно ущелью ряд толстых бревен. Сверх них кладутся перпендикулярно такие же основательные бревна, прикрепляемые, как выше сказано, деревянными клиньями и выступающая над пропастью. Эта система бревен засыпается балластом и утрамбовывается. Выступающие над пропастью концы балок и являются местом прикрепления поперечных жердей, на которые настлана плетеная настилка моста, устланная, в свою очередь, шалёвками. Перила незатейливые, плетенные и едва могут оказать препятствия для того, кто потеряет равновесие и волею судеб вынужден будет совершить воздушную прогулку на дно пропасти с 75ти саженой высоты.

После осмотра этого интересного сооружения и обратного перехода по мосту в аул, к нам посыпались приглашения в гости — напиться чаю, посмотреть туземную пляску женщин и т. п. Все эти любезные приглашения пришлось отклонить, в виду надвигавшихся сумерек и затруднительности путешествовать по горным дорогам в ночное время. Своею совершенно бескорыстной любезностью, предупредительностью и приветливостью эти добродушные горцы произвели самое благоприятное впечатление. Но жутко было вспомнить, что история сношений с этим добрым народом запечатлена железом и кровью. Еще более жутко почувствовалось, когда я узнал, что в селе нет школ, что грамотных только — мулла, да еще 2—3 человека, и что культурная раса, подчинившая горные племена, не внесла ничего нового и совершенного в этот быт, укрепленный преданиями и сложившийся в безвестной глубине веков.

При взгляде на здешние лица, безусловно, бросается в глаза весьма совершенный индоевропейский тип. Не только здесь, но и почти нигде на Кавказе я не встречал монгольских типов. По-видимому, далеко не легкая историческая задача — выяснить происхождение и генеалогию этих кавказских племен, — представляют ли они осевших в горах и обособившихся древних колонистов, или же зашли сюда во время великого переселения народов. С такими мыслями я простился с симпатичным муллой и его единоплеменниками. Шоссейная дорога, столь же замечательная по ландшафту, простирается до Евдокимовского укрепления, откуда начинается перевал в местности по ту сторону кавказского хребта. Уверяют, что от этого крайнего пункта шоссе до Тифлиса не более 75 вер., но дорога ненадежная и доступная лишь в хорошую погоду. Эта недостроенная и неоконченная дорога была намечена в качестве перевальной между Северным Кавказом и Закавказьем, но проведение рельсового пути до Владикавказа направило все грузовое и пассажирское движение через военно-грузинскую дорогу. Впрочем, было одно событие прискорбного характера, которое заставило вспомнить об этой забытой и заброшенной дороге — именно, холерная эпидемия 1892 года. В то время как в разгар эпидемии по железным дорогам и наиболее оживленным трактам учреждены были карантины и обсервационные пункты. Здесь, в горных теснинах, проход был свободен для каждого если были препятствия, то исключительно — созданные природой. Мне рассказывали, что этим обстоятельством пользовались пассажиры, отбывающие карантин близ Тифлиса, и перебирались через горы до Грозного, чтобы продолжать путь на Владикавказ и далее. Панический страх был столь значителен, что никогда не садившиеся на лошадь решались ехать верхом по тропе, с большой опасностью для жизни. В подобном сообщении нет ничего невозможного, и оно доказывает лишь, как мало действительны карантинные меры против заноса эпидемий, так как нельзя же расставить стражу на каждой проселочной меже и на каждой тропинке.

При проезде через такие горные укрепления, как Шатой и Евдокимовская, весьма любопытно также изучить быт военного населения этих укреплений, отрезанного от культуры и живущего здесь безвыездно, особенно во время распутицы. Вспомнил я один факт из путешествия в Саксонскую Швейцарию. Там мне показывали чудные дороги, проведенные руками солдат пионеров. Невольно думается, не полезнее ли было бы, вместо сидения в крепостных стенах, в мирное время, использовать военную силу для борьбы с природой, для постройки дорог и мостов в здешних малодоступных местностях. Для здешних местностей полезен был бы тип воина-работника, а не война караульщика, пригвожденного к крепости. Об этом следовало бы подумать. Времена битв и военных стычек давно уже прошли для Кавказа, и пора сменить эту эпоху периодом строительства и культивирования края.

В Шатое меня удивило еще одно обстоятельство. Во время ночлега на постоялом дворе нас предупреждали, что не нужно закрывать на ночь окна — предосторожность, которую мы считали до сих пор везде и всюду необходимой и обязательной. Приятно было хоть одну ночь провести, не прибегая к обычным культурным приемам ночлега — запиранию окон, ставен, даже форточек и чуть ли не закупориванию всех малейших отверстий. Ясно было, однако же, что обязаны мы такой безопасностью жизни местным экономическим условиям и общему настроению жителей. Под очаровательным впечатлением всего виденного и испытанного возвращались мы, весело катя под гору, в Грозный, для того, чтобы оттуда начать путь в другие интересные местности Кавказской Швейцарии — слободу. Ведено и озеро Эзенам.

В один из ясных дней позднего августа, рано утром, выехали мы из Грозного с целью посетить места иного характера, чем Шатой, но не менее интересные. Прямо на восток, перпендикулярно к Воздвиженской дороге, тянется широкий Веденский тракт, пересекая кукурузные поля и редкий, серый от дорожной пыли, кустарник. Начиная от моста через Аргун, близ железнодорожной станции того же имени и Веденского села Устар-Гардой, дорога круто поворачивает на юго-восток. Здесь снова я встретился со старым знакомцем Аргуном, который во время своего извилистого пути, от Воздвиженского лесничества до станции железной дороги, на расстоянии около 50 верст, потерял весь сероводородный газ и предстал пред нами в виде большой горной реки, быстро несущей свои мутные воды: по каменистому руслу. Построенный здесь висячий мост — весьма основательной конструкции и, по-видимому, способен выдержать хороший натиск стихий во время половодий. Впрочем, по силе разрушения, Аргун уступает следующей за ним и тем же трактом бешеной речке «Джалке», слывущей здесь врагом железнодорожных насыпей, мостов и др. сооружений. Почти 30 верст мы ехали равниной, засеянной кукурузой, пересекаемой множеством речек. Редко попадался кустарник, эта истинная приманка кавказских охотников: здесь реяли и кружились дикие горлицы, близко перелетая через дорогу. На эту излюбленную кавказскую дичь можно охотиться, даже не сходя с экипажа.

Вдали перед нами чудный горный ландшафт. Над горными лесами, освещенными утренним солнцем, высились остроконечные пики снежных гор. Снег и облака смешивались в одну белую массу, так что трудно было простым глазом различить границу этих двух стихий. Скоро, достигши Карачаевского ущелья, мы оказались лицом к лицу с этой обстановкой. Осеняемые нежной листвой бука и обильно вьющегося хмеля, по извилистой и далеко небезопасной дороге, проехавши несколько мостов и мостиков через речку Халхула, мы достигли плоскогорья, на котором расположены крепость и слобода Ведено. По сие время этот пункт известен в качестве очень дешевого дачного поселения. По всем условиям это — типичный воздушный курорт, только мало известный и потому малопосещаемый, чему способствует большое расстояние от железной дороги и отчасти отсутствие всяких удобств. Прибывшему на время здесь очень трудно найти ночлег, а вместо такового предлагают обычно квартиру, т.е. голые стены, без мебели. Продовольствие также сопряжено с затруднениями. Прибывающего в Ведено туриста поражает обыкновенно невыгодность расположения слободы, остающихся далеко по пути. Такое явление, впрочем, понятно. Ведено, это бывшая Шамилевская твердыня, основывалось, конечно, не курортными целями и, понятно, не те же цели руководили русской властью при выборе места для крепости. Около укрепленного пункта возникло поселение, а им впоследствии, после замирения, воспользовались в качестве дачного места. Так что правильнее будет заключить, что настоящего дачного места и курорта еще не существует, а есть только благородные природные условия для устройства такового в будущем, но не здесь, а ниже, т.е. севернее.

Удивительно, что в настоящее время Ведено не только не развивается, но падает. Во время стоянки там войск, жители имели некоторый заработок, лишение которого теперь, после ухода оттуда войск, не может окупиться во время дачного сезона. В сущности, Ведено, как дачное место, имеет значение, главным образом, для Грозного, отчасти для Владикавказа, редко заезжают туда из других местностей. Но, вообще, контингент дачников незначителен. Местное русское население, в составе 70 дворов, состоит главным образом, из отставных нижних чинов. Между ними есть весьма почтенные, служившие во времена Шамиля и даже участвовавшие во всех военных действиях той эпохи. Рассказы этих старых служак весьма интересны. Может быть, небезынтересно отметить один эпизод, имевший место в Ведено предшествовавший событиям в Гунибе. Ведено было одной из последних позиций этого повелителя Дагестана; отсюда он отступил на Гуниб где вынужден был сдаться. Отступление Шамиля из Ведено сопровождалось следующим эпизодом. Поджидая русских с севера, он укрепился на высокой скале. Но нашелся свой «Эфиальт», который показал начальнику русского отряда обходную тропинку, и неприятель показался оттуда, откуда его не ожидали. Но бывалый и находчивый Шамиль не растерялся и зло посмеялся над врагом. После появления русских войск занялась жаркая перестрелка. Вскоре, однако, со стороны горцев перестали отвечать на выстрелы. Все недоумевали, — считать ли это хитростью или осторожностью, но с русской стороны бомбардировка продолжалась целый день. Потом собрали военный совет и решили идти на приступ.

Рано на заре осторожно ползли на скалу 2 полка пехоты. Вот добрались до вершины, достигли редутов и с победоносным «ура» проникли внутрь позиции. Но велика была досада, когда штурмовавшие, вместо отчаянного отпора неприятеля, застали неожиданную картину. Внутри укрепления не было ни души человеческой, торчали лишь две негодных пушки, около которых мирно паслись горные барашки. Все увез с собой накануне хитрый Шамиль и укрепился на Гуниб. Конечной целью нашего путешествия было озеро «Эзенам», называемое в общежитии «Форельным». Это альпийское озеро является главной приманкой туристов. По расспросам мы узнали, что дорога на это озеро — не из приятных, что все время приходится ехать по страшной крутизне, над пропастью. Кроме того, вся местная публика была парализована имевшим место незадолго до нашего прибытия фактом ограбления двух пассажиров, инженеров из Грозного. На следующее утро мы весело покатили по направлению к озеру, под охраной двух револьверов и охотничьей двустволки, по кавказскому обыкновению, всегда готовых к бою. Дорога, на протяжении 5 верст, шла через густой лес, затем спустились в лощину, где расположен аул с весьма трудным названием. Отсюда предстояло начать серьезный и трудный подъем на, так называемый, «Форельный перевал», на высоту не менее 500 саж. Этот перевал был почти виден, добраться до него было нелегко: вместо почти отвесного подъема пришлось колесить почти 22 версты по дороге, опоясывающей несколько раз, наподобие ленты, высокую возвышенность. Тогда как по прямому направлению к перевалу, с которого открывался вид на озеро, было не более 5 верст. Но таковы условия горных стран: там все близко, но недоступно и недосягаемо.

Выехавши из аула, в самом начале подъёма, мы видели полуразрушенную временем башню, столь же загадочную, как и та, которая встретилась нам перед Шатоем.

Поразительно, что типографическое нахождение этих башен.

Изменился здесь ландшафт, изменились и люди. Здесь граница Дагестанской области, в той части ее, которая населена малочисленным населением тавлинов. Они мало отличаются костюмом, только весьма оригинальны их мохнатые шапки.