Бесплатный фрагмент - Как это было?!

Вступление

Листаю биографию

Листаю биографию,

Не чью-нибудь, свою,

Попутно фотографии

Из шкафа достаю….

Как будто повторяются

Походы и бои

Со снимков улыбаются

Товарищи мои.

Годы в прошлом остаются,

Годы в памяти живут,

Словно пульс тревожно бьются

И покоя не дают

Давайте вспомним

Вместе с вами

Давно минувшую войну

Не меркнет слава

Тех, с годами,

Кто отстоял нам тишину.

Война

Много — ли лиц у войны? Кто скажет?

Много, очень много!

И черных, как бездна океана, и серых, как беспробудная, сизая, слякотная осень с ее непроходимой, непролазной грязью и промозглым холодом и кроваво-красных, залитых кровью миллионов людей, мечущихся среди грохота рвущихся бомб.

И свистящих, воющих мин, бесшумно подкрадывающихся снарядов рвущих, коверкающих, уродующих человеческие тела.

И белых, золотисто — желтых в те короткие моменты, когда солнце вдруг освещает землю ласковыми радостными лучами, а вокруг тишина и ощущение нереальности всего вокруг.

Их много этих страниц войны прочитанных и не прочитанных, написанных и не написанных, тысячами людей видевших эту войну. Прошедших, проползших, пролетевших, проплывших этот ад, созданный злой волей людей не в потустороннем мире, а здесь, на планете Земля, в мире живущих, хищно истребляющих друг друга людей.

Страниц написанных и теми, кто о войне только слышал и по-своему оценивает сейчас, по сегодняшним меркам, все, что было.

Сколько же написано правды, неправды, героического и подлого. И сколько бы ни писали, обо всем написано не будет никогда. Воевали миллионы людей и у каждого свое видение прошедшего Свое ощущение, свое восприятие событий, связанных с местом и временем каждого в этой войне.

Война — это не только бой, атака, подвиг, героизм. Война это тяжелейшая беспросветная, бесконечная круглосуточная работа в совершенно немыслимых, экстремальных условиях, между жизнью и смертью.

Я начал свои воспоминания о войне подобными рассуждениями, потому что буду писать о буднях войны, тяжелейших и страшных, смешных и трагических, светлых и серых, а в общем горестных и безрадостных, как всякая война.

Глава 1

Часть 1

Дорогу осилит идущий

21 июня 1941 года. Живем в Станиславе, (ныне Ивано — Франковск, западная Украина), куда отца направили работать в 1940 году. Закончена учеба в школе.

Выпускной вечер. Радость окончания школы и грусть расставания с друзьями.

Планы, надежды, надежды….

В начале 1941 года, я со своим товарищем и другом по классу Борисом Хляпом направили свои документы в г. Ленинград в Высшее Военно-Морское инженерное ордена Ленина Училище им. Дзержинского, где готовили инженеров для ВМФ, с просьбой принять нас на учебу.

Вызов в Ленинград мы получили в июне 1941года с указанием срока прибытия на экзамен. 26.06.1941г. Двадцать второго началась война.

Немцы бомбят соседние города. Что делать? Семейные советы наших родителей закончились вердиктом «Дети (т.е. я и Борис) должны ехать в Ленинград». Война, вероятно, скоро закончиться и незачем терять год учебы. Решено — сделано. Мы собрали необходимые вещи, и пошли на вокзал.

В связи с бомбардировками железных дорог ясности, когда и куда идут поезда, не было. Нужно было садиться на любой идущий в сторону Ленинграда поезд и далее, на «перекладных» добираться до цели. Просидев на вокзале около суток (нас навещали родные, и там я в последний раз видел свою маму).

Мы узнали, что поезд, стоящий на дальних путях должен идти в нужном направлении. Выяснив, где он стоит, (это был эшелон, состоящий из товарных вагонов (теплушек)). Мы запрыгнули в пустую теплушку, темно, в верхней части вагона, почти под потолком, по два маленьких окошка с каждой стороны, постелили, на дощатый пол, газетку, на нее положили вещи, уселись сами. Вскоре, грязный, весь в пыли и копоти, состав, вздрагивая, со скрипом, ритмично перестукивая колесами, двинулся в путь. Выходить на бесчисленных остановках мы не решались, боясь отстать от поезда, только боязливо выглядывая через приоткрытую дверь, чтобы выяснить, что творится вокруг. Эшелон стоял на путях больше, чем шел. Так прошла первая ночь.

Утром поезд остановился на большой станции, где-то на подъездных путях. Я пошел искать вокзал, оказалось, что это станция Тисменица. Набрал там кипятка, прояснил обстановку и поезд пошел дальше. Под вечер, на станции Черткова, дверь вагона снаружи распахнули, и к нам, внутрь, полетели мешки, узлы, чемоданы, потом запрыгнули их владельцы. Нас отодвинули в угол, стало шумно, темно и душно, но, несмотря на неудобство, нам стало легче и спокойней. Рядом люди. Это лучше, чем быть одним. Так добрались до Жмеринки. Сидим в вагоне. Ждем, что делать? Дверь теплушки (ворота) открыта. Душно. Смотрим. Неожиданно, из теплушек головной части состава начали выпрыгивать (а иначе не выйти) люди, выбрасывать вещи и, оглядываясь по сторонам, двигаться к вокзалу.

Вдоль состава пронеслась команда:

— «Выгружайсь, поезд дальше не пойдет!»

И опять мы на вокзале, среди мечущейся толпы, пытающейся узнать, как и когда можно уехать. Среди ночи выясняется, что скоро пойдет пассажирский поезд с добавленными вагонами до Киева. Бежим к месту его прибытия. Темно, светомаскировка. И толпа, толпа нервная, возбужденная, агрессивная.

«Берем» вагон штурмом. Борька захватывает вторую полку, мне достается третья, под самым потолком. По-пластунски (иначе нельзя, низко) заползаю на неё.

Лежим на своих полках, а в вагоне толкотня, шум, битва за места, полумрак.

Наконец вагон дёрнулся и начал движение. В каком-то полузабытьи заснул. проснулся от неугасающего гомона в вагоне. Уже утро. Светло. Пытаюсь, вращаясь с бока на бок размять своё затёкшее тело. Смотреть с третьей полки можно только вперед и вниз.

Смотрю на противоположной от меня полке, привстав на локте, лежит красивая девушка с вьющейся, спускающейся вниз толстой косой соломенного цвета. Лицо в полуулыбке, глаза серые, широко открытые. Совсем непохожая на боязливого, угнетенного обстоятельствами человека. Она не просто лежит, думая о настоящем и будущем. Она оживленно болтает с Борькой, как будто это не бушующий вагон, а лазурный берег моря. Так, в несколько успокоенном состоянии, прибываем в Киев.

И опять мы на вокзале, и опять те же вопросы: где, когда, куда? Так прошёл день. Но нам повезло. Есть поезд до Ленинграда через Белоруссию. Вынужденных остановок много. Иногда долгих, иногда коротких. На них, если это полустанок или вокзал, покупаем что-нибудь съедобное.

Наш, вначале приличный вид, приобрёл несколько потрёпанную форму.

Не унываем, все-таки движемся. Впереди крупный железнодорожный узел Орша. Он очень нужен немцам. Ими брошены огромные силы для его захвата. По времени конец июня 1941года. Круглосуточные бомбежки, артиллерийские обстрелы. А тут подоспели и мы. Помочь обороне не можем, а вот проскочить хотим. Но хотеть одно, а сделать — совсем другое.

Не доезжая до Орши, на каком-то полустанке, поезд остановили. И простояли там часов восемь. В момент затишья поезд, буквально, как борзый конь рванул с места. В вагоне все, что могло упасть, упало. Поезд же то мчится, то вдруг замедляет движение, то опять делает рывок. Все просто, немецкий самолет, иногда не один, бомбит или обстреливает поезд из крупнокалиберных пулеметов. В наш поезд не попали. Мы проскочили и продолжали путь.

Оршу немцы все — таки захватили, и было это 14 июля 1941 года, то есть через полмесяца после нашего проезда через неё. Освободить её удалось 27 июня 1944года.

Наконец поезд останавливается, и мы прилипаем к окнам.

Неужели доехали? Да проскрипели, проползли, промчались, проскочили, пробились, доехали: Московский вокзал, Ленинград. Путь наш был долог и труден. Примерно 2000 км.

Город, который Гитлер приказал стереть с лица Земли, город, на уничтожение которого были брошены сильнейшие боевые соединения немцев, живет и борется.

Ленинград бомбят по несколько раз в день. Горят Бодаевские склады, в которых находятся мобилизационные запасы продовольствия. Засланные, или завербованные диверсанты, световыми ракетами, указывают важные цели для бомбежки.

Повышена бдительность. Ловят шпионов. А я с Борисом, после нескольких дней пути, грязные, уставшие, одуревшие от увиденного, представляли собой весьма заметную подозрительную парочку.

Перед войной мне сшили очень красивое коричневое кожаное пальто прекрасного качества. Я был в нем. Легкие хромовые черные сапоги. Гимнастерка и галифе (брюки), на голове кубанка.

За спиной вещмешок, и все это в измятом, испачканном в пути состоянии, Борис выглядел примерно также. Выходим на привокзальную площадь. Перед нами Невский проспект. Голова, как на шарнирах, вращается во все стороны. Мы так втянулись в поиск и движение поездов, что не верится — доехали. В радостном порыве обнимаемся. Наш восторг прерывает громкое требование:

— «Ваши документы». Перед нами стоит милиционер и очень внимательно осматривает нас. Мы тоже, онемев от неожиданности, рассматриваем его. Такой встречи мы не ожидали. «Документы» еще настойчивее требует милиционер. Показываем паспорта и вызов в училище. Читает. Напряжение на лице милиционера сменяется на доброжелательное внимание.

— «Вам прямо по проспекту, упрётесь в Александровский сад, пересекайте его прямо и слева от арки — вход в училище» — говорит он, возвращая документы. Такая процедура повторилась еще пару раз на нашем пути к училищу. Проходила она спокойно и безболезненно.

Вот оно — долгожданное Адмиралтейство, в котором расположено училище. Впервые оно было заложено по указу Петра I в 1704 году как верфь- крепость. Все в дереве. Здание П-образной формы боковые части здания обращены к Неве. В 1711 году в центральной части здания была построена башня со шпилем.

Вторично, на том же месте в 1727—1738 году, в камне, Адмиралтейство было реконструировано.

Третий вариант (на том же месте) в 1806—1823 году, по проекту русского архитектора А. Д. Захарова, был возведён существующий вариант Адмиралтейства.

Главный фасад вытянут параллельно Адмиралтейскому проспекту от Зимнего дворца (Дворцовая площадь) до площади Декабристов (где стоит памятник Петру I). Длина фасада — 406 метров, боковые части здания 168 метров. В центре здания башня (высота 72,5метра), увенчанная позолоченным шпилем с корабликом — флюгером (длина 1,92м, высота 1,58м, вес 65 кг)

Нижняя часть башни прорезана аркой (центральный вход в здание), закрывающейся искусно выполненными тяжелыми металлическими воротами.

По сторонам арки расположены скульптурные группы «морские нимфы, поддерживающие Земную сферу». По углам нижнего куба башни четыре статуи полководцев древности: Ахилла, Аякса, Пирра и Александра Македонского.

Над колоннами второго куба установлены статуи, олицетворяющие четыре стихии: Огонь, Воду, Воздух, Землю, четыре времени года: Весну, Лето, Осень, Зиму, четыре ветра: Южный, Западный, Северный, Восточный.

Башня Адмиралтейства как эмблема Города Героя изображена на медали «За оборону Ленинграда».

С левой стороны от ворот арки неприметная дубовая дверь. Рядом на стене, чуть выше человеческого роста, закреплена доска с надписью:

«Высшее Военно-Морское инженерное Ордена Ленина училище имени Ф.Э Дзержинского» и под надписью изображён якорёк.

Потоптавшись у двери и набравшись храбрости, входим в помещение. В углу стоит застекленный макет паровой машины.

Окно дежурного по училищу. У внутренней двери пост. Курсант, одетый по форме дня, с палашом, боцманской дудкой и нарукавным знаком «рцы» (нарукавная повязка шириной около 8 см, с полосами: синего, белого, синего цвета одной ширины).

Подаём дежурному документы и вызов. С рассыльным он направляет нас в пункт сбора кандидатов в курсанты. Далее помывка, еда, медкомиссия и в формируемые группы по 20—25 человек, для сдачи экзаменов. Часть дневного времени уходит на выполнение различных работ, вторую часть дня проводим в аудиториях, готовимся к сдаче экзаменов.

Кстати, одной из работ было рытьё «щелей» траншей в Александровском (Сашкином, как его называют питерцы и курсанты) саду.

Через много лет, в памяти запечатлелась картина, когда по воздушной тревоге (налет самолетов на город) раскрывались ворота под Адмиралтейским шпилем, и через них выливался большой поток курсантов старших курсов и абитуриентов в гражданской одежде и устремлялся в траншеи, вырытые в Александровском саду. А бывало, что и в момент, когда в классах шли экзамены, в траншеях искали друг у друга правильные ответы на экзаменационные вопросы.

Я и Борис сдавали экзамен в одной группе. Конечно, новизна обстановки и необычайность бытия усложняли подготовку и сдачу экзаменов, но нас было двое, и мы уверенно отвечали по всем предметам. В результате — мы кандидаты, зачислены в училище.

Теперь, чтобы стать курсантами нам нужно пройти общевойсковую подготовку и принять присягу. Для этого мы должны на месяц выехать на остров «Вольный».

Время — август 1941г. В то время под Ленинградом в Финском заливе в устье реки Нева был остров — Вольный-это небольшой кусок земли длиной около 2 км и шириной меньше километра. Низменный заболоченный кусок земли с неимоверным количеством комаров и всякой кусачей мошки.

В центре острова возвышенное плато. На нем один одноэтажный домик со смотровой вышкой и небольшая гавань, куда могли заходить небольшие парусники, катера, шлюпки.

Первую партию сдавших экзамены отправили сразу же, и я попал в нее, а вторую, где был Борис, должны были отправить на следующий день.

В нашу задачу входила подготовка палаток, столовой, бытовых помещений, к приезду всех сдавших экзамен на все факультеты училища.

А таких было четыре: Паросиловой, Дизельный, Электротехнический, и Кораблестроительный. Как часто бывает в жизни, вмешался случай. Вместо второй группы кандидатов, в которой был Борис, прислали выпускников Бакинской спец. школы, имевших преимущества при поступлении.

Борис волею судьбы не стал курсантом этого училища. Мы даже не попрощались, и я не знал, куда он уехал и где живут его родители. Наша встреча состоялась в Ленинграде в 1946, когда мы были уже морскими офицерами, лейтенантами орденоносцами.

Но вернемся на остров. Высадившись из шлюпок, мы активно включились в работу и к вечеру палатки были поставлены, все необходимое имущество расставлено и нас по болотистой тропинке, в трусах и ботинках (больше ничего) повели к заливчику, где можно было искупаться и помыться. Не обошлось без курьезного случая.

Мы шли по тропинке вразброд, переговариваясь. Командир шел сзади, покрикивая на нас, чтобы шли быстрее, не разговаривали. В какой-то момент после его команды я громко произнес:

— «Рота моя, слушай меня…»

Все засмеялись, а кто-то сказал:

— «Еще один командир нашелся». Когда мы пришли к месту купания нас построили.

Командир произнес:

— «Кто сказал — выйти из строя».

Понурив голову, я вышел из строя. Мне было заявлено:

— «Желание быть командиром похвально, но всему свое время. А для приобретения навыков необходимых курсанту, два наряда вне очереди. Сегодня заступить дневальным» Я сказал:

— «Есть!» и встал в строй. Первое в жизни наказание, первый в жизни урок — не «выпендривайся». Первое в жизни дневальство. О, вы не знаете, что значит быть дневальным в лагере, в прохладную ветреную ночь, на берегу Финского залива. О холоде, комарах, желании спать я уже не говорю. Нужно промести метлой все дорожки и посыпать свежим песком, подбелить разделительные полосы, принести и залить все питьевые бачки кипяченой водой. Проследить, чтобы вовремя встали рабочие по камбузу, дневальные по шлюпкам ну и так далее.

Часть 2

Начало службы в ВМФ

Месяц мы прожили на острове. Изучили уставы, оружие, противогаз, научились ими владеть и приняли присягу на верность Родине. Было это 10. 08. 1941года. Пока мы готовились праведно служить, немцы продолжали активно наступать, стараясь взять Ленинград в кольцо блокады.

Верховным командованием принято решение на передислокацию училища в город Правдинск. Маршрут перемещения мы, конечно не знаем. Подошедший к училищу, по Неве, средне волжский грузовой теплоход Серго Орджоникидзе, и пришвартовавшийся против арки здания выходящей к Неве, вызвал у нас недоумение. Хочешь недоумевать? Недоумевай. Главное выполняй что прикажут. А приказано: «Срочно начать погрузку всего переносимого имущества, необходимого для проживания и обучения курсантов на новом месте». Это много, это сложно. Это трудно, но за несколько дней это сделано.

Мы на судне. В вещмешках наше личное имущество и сухой паек.

Сижу на верхней палубе, недалеко от установленного на ней зенитного пулемета и если раньше смотрел на Неву с берега, то теперь смотрю на берег с Невы. Подошел Сашка Супрун (в будущем доктор технических наук), сел рядом:

— «Мечтаешь?» — спросил он.

— «Нет, думаю о родных. Город Станислав занят немцами. Где мама, папа, брат, ему всего 7 лет». Молчим.

— «Давай перекусим» — неожиданно предложил он, меняя тему разговора и развязывая свой вещмешок, в котором сухой паек, выданный нам на всё время пути.

— «Давай» — соглашаюсь, хотя в этот момент есть не хотелось. А он уже держит банку шпрот, раздумывая как её открыть.

— «Ты их ел?» — спрашиваю.

— «Да, ел».

— «Вкусные?»

— «Вкусные».

— «А я не ел. Давай откроем мясные консервы».

— «Посиди, я пойду к ребятам, открою шпроты, попробуешь».

Приносит. Пробую. Или с непривычки к такой еде, или место где мы были не то, я заявил:

— «Мне не нравится, (сейчас я с удовольствием их ем) — мне лучше мясные.

— «Давай меняться» — предлагает Сашка, я согласился.

Вскоре судно снялось со швартовых, и мы двинулись в неизвестность, по Волго–Балтийскому пути. Назывался он (путь) раньше, во времена А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, — Мариинский водный путь, и приказал его строить Павел1.

Строится и перестраивается он до сих пор. Получился путь, соединяющий пять морей: Балтийское, Белое, Черное, Азовское, Каспийское. Длина его 1100км. На пути расположены 11 шлюзов.

Несколько из них мы проходили. Причем, курсантов, по непонятной мне причине, высаживали на берег, и когда судно проходило через шлюз, все опять возвращались.

Справка: шлюз — гидротехническое сооружение на судоходных и водных путях для обеспечения перехода судов из одного водного бассейна (бьефа) в другой с различными уровнями воды в них. С двух сторон шлюз ограничен затворами (воротами), между которыми располагается камера с регулируемым уровнем воды.

Прошли Неву, Ладожское озеро, реку Свирь, Онежское озеро, (здесь начало Волго -Балтийского канала), Белое озеро, по реке Шексна до Рыбинского водохранилища, по реке Волге, по Горьковскому водохранилищу до Правдинска.

Вот и Правдинск. Команда:

— «Всем находиться на своих местах».

Организованно покидаем судно.

Город встретил слякотью и грязью. Разместили нас в нескольких зданиях. Так нашим зданием стал клуб. Предстояло то, что загрузили на судно в Ленинграде выгрузить и разместить в указанных местах.

Мы перенесли тюки с робами (роба — это рабочая форма одежды матросов из белого или синего цвета плотного материала, у курсантов только белого цвета) с судна на машины, затем с машин на места складирования. Складом стало довольно просторное место под сценой клуба. Первый курс расположили в зрительном зале городского клуба, под сценой которого складывали привезенные тюки.

Первый вечер на новом месте. Получаем постельное бельё и матрасы, доедаем сухой паек, у кого он остался, и укладываемся на полу зала (стулья убраны к стенам штабелями, до потолка).

К утру многие скатились со своих матрасов, так как пол в зале был покатым (наклонным). Позже поставили железные двух ярусные койки. Занятия проходили в других зданиях, не больших помещениях, где были оборудованы классы.

В октябре нас начали готовить к отправке на фронт. В занятия включили изучение полевого и боевого устава пехоты.

В номенклатуре военных подразделений, до войны, морских бригад не было.

18 октября 1941 года, был издан приказ Народного комиссара обороны (НКО) СССР И. Сталина №00110 «о формировании новых, самостоятельных военных соединений — морские бригады. В этих бригадах число моряков, (начальствующего состава и рядовых) должно составлять от 20 до 50%. Остальные из госпиталей, мобилизационного резерва, работающих в тылу. В бригады назначались курсанты морских училищ. Заканчивающим курс обучения курсантам присваивалось звание лейтенанта. Матросы присылались с кораблей всех флотов. Формирование производилось в разных военных округах. В училище пришел приказ министра ВМФ СССР, адмирала флота Николая Герасимовича Кузнецова, об отправке части курсантов в формирующиеся бригады.

По решению начальника училища инженер — капитана 1 ранга Крупского были назначены учебные смены, идущие в бригады морской пехоты. В их числе была и наша. Я, Володя Коц, Саша Иоффе (после войны сталинский стипендиат), Ашот Саркисов (после войны контр-адмирал начальник высшего морского училища в Севастополе, член-корреспондент Академии наук СССР), Толя Рошаль, Юра Маклаков (в будущем главный механик легендарного судна — парусника Крузенштерн), Юра Кирюшкин и другие.

Всех не помню, но с частью ребят, прошедших войну и бывших в этой группе мы встретились после войны в базовом матросском клубе в городе Ленинграде в 1970году. Это была встреча всех моряков, воевавших в морских бригадах.

Мы это: кандидат технических наук В. Коц, инженер-капитан 2 ранга Б. Лев, инженер- капитан 2 ранга И. Рыжик, инженер-капитан 2 ранга Е. Федосеев, генерал-майор Таубин, инженер-капитан 1 ранга Смирнов, инженер Фридман. А тогда, учившиеся на 5 курсе Таубин и Федосеев, ушли на фронт в присвоенном им звании лейтенант, остальные, с первого курса — старшинами 2 статьи.

В Правдинске, в училище нашей группе назначили сопровождающего офицера, вручили документы и вперед.

Куда вперед?

Оказалось: в Приволжский военный округ, в 85-ю морскую стрелковую бригаду. Штаб военного округа в городе Куйбышеве (ныне Самара).

Теперь вагон, перестук колес и 7 ноября 1941года мы в штабе Округа. Мы — это 37 молодых парней с большими серыми мешками (по-флотски: кисы) в руках. Сопровождающему объяснили: — вам в райцентр Похвистнево, на формирование.

В Похвистнево, куда мы добрались только к вечеру, в приёмном пункте нас накормили, указали, где можно отдохнуть и велели утром прибыть в штаб бригады за получением назначения на должность в различные подразделения. Как приказано — так и сделано.

Жужжащей, шепчущейся между собой, кучкой курсантов, нетерпеливо ждущих решения своей судьбы, сидим, стоим, ходим по небольшой комнате — коридоре. От «нечего делать» рассматриваем двери, на которых таблички с надписями их владельцев. Наружная дверь открывается, входит подполковник:

— «Смирно!» — сопровождающий офицер докладывает:

— «Группа курсантов — старшин прибыла для прохождения дальнейшей службы в морской бригаде». Подполковник здоровается, на что получает хорошо отрепетированное, громкое:

— «Здравия желаем товарищ подполковник!».

Он, вместе с сопровождающим нас офицером, заходит в свой кабинет. Мы затихли, почти молчим. Ждем. Наконец наш офицер выходит из кабинета. Молчит. Мы замерли. Обращается к нам совсем не по-военному

— «Ну что ребята, я вас покидаю, желаю вам» — тут он остановился и немного помолчав, продолжил — «воевать успешно, побеждать и оставаться живыми. А сейчас, по одному, заходите в кабинет и получайте назначение».

Прошло еще несколько минут. Прощание с каждым, рукопожатие, похлопывание по плечу. Открылась дверь. Подполковник еще раз попрощался с офицером и, обращаясь к нам сказал:

— «Прошу по одному».

Вошел в кабинет, дверь не закрыл. Кто пошел первым не помню. Но процедура назначения на должность и подразделение была такая: перед подполковником лежит штатная книга бригады. Будучи офицером армейским, подполковник решил, что раз у нас звание старшин, то он может поставить всех нас старшинами подразделений. Вызывают к нему первого. Он записывает в штатную книгу и объявляет Сашке Иоффе:

— «Вы старшина первой роты первого батальона»

Следующий стал старшиной второй роты первого батальона и так далее. Когда очередь дошла до меня, в штатной книге был 120мм отдельный, минометный дивизион на механизированной тяге.

Я вошел и бодро доложил:

— «Старшина 2 статьи Рыжик прибыл для получения назначения на должность!

На что последовал быстрый ответ:

— «Вы назначаетесь старшиной 1 батареи 120 мм отдельного минометного дивизиона 85 Морской стрелковой бригады».

Попытался робко возразить, что я всего лишь что-то вроде младшего сержанта, в ответ услышал:

— «Вы старшина, какой статьи меня не интересует, и Вы должны получить предписание и явиться к себе в часть. И больше не морочьте мне голову!».

Часть 3

Формирование 85 Морской бригады

Дивизион, в который я был назначен, состоял из 2-х батарей, по 6 минометов в каждой. Личного состава -145 человек.

Старшиной 2 батареи был назначен Толя Рошаль. Москвич, домашний городской мальчик, умный и совершенно беспомощный во всех житейских вопросах. Небольшого роста, щупленький со светлыми волосами и большим носом, он явно не представлял собой значительную фигуру властного старшины, которому подчиняется весь личный состав батареи.

Я же по своей внешности и деловым качествам недалеко ушел от него, хотя был несколько побойчее и разворотливее.

Было мне 17 лет и 10 месяцев от роду.

Получив предписание в один дивизион, нам следовало найти его и доложить командованию. Выяснив, что дивизион формируется в селе Старый Амонак, в 12 км от Похвистнево, и что никаких транспортных связей с ним нет, надо искать возможность добираться самим, мы пошли с Толей на базар.

Побродив, между санями, приехавшими на базар, мы нашли парня из этого села. Он согласился нас подвезти, но только когда закончит свои дела.

Дело было утром, а освободился он к вечеру, стало темнеть. Мы погрузились на розвальни и по слякоти поехали в неизведанное.

Вначале о нашем внешнем виде.

Флотская форма: Шинель, немного расклешенные на фанере черные, суконные, матросские брюки, на ногах ботинки, на голове уже не бескозырка, а фуражка.

На рукаве шинели, у кисти руки две узкие позолоченные полоски, указывающие на воинское звание «старшина второй статьи». В училище нам выдали полный комплект обмундирования. В него входили:

— суконная и фланелевая рубахи, (голландка);

— гюйсы (две штуки — голубые воротники с полосками);

— два комплекта белой робы (белая рабочая голландка, брюки);

— тельняшки, носки, полотенце, ботинки хромовые и рабочие, зимняя шапка.

Все это укладывалось в большой темно- серый мешок, который назывался «Киса».

В таком виде с большими мешками мы приехали, в кромешной тьме, в село с интересным названием «Старый Амонак». Оно было погружено во мрак, но парень, который безвозмездно привез нас, привел к какому-то дому и долго стучал. Как он объяснил нам в этом доме штаб и должен быть дежурный.

Наконец в доме послышалось движение, и сонный голос поинтересовался: «Кого это по ночам черти носят, как будто для этого нет дня?». В проёме открывшейся, освещенной керосиновой лампой, двери, появилась фигура мужчины в обычной фуфайке.

Выяснив, кто мы он закрыл дверь, и сказал: «Пошли!». И мы пошли за ним, ориентируясь по чавканью его сапог по грязи.

Вскоре мы оказались у дома, через щели в ставнях которого пробивался свет. Провожатый пояснил: «Здесь проживает комиссар части, вот вы ему и докладывайте о своем прибытии. Никакого другого начальства здесь нет». На стук вышел мужчина, провожатый что-то ему сказал, и тот, скомандовав, чтоб мы обождали, вошел в дом.

Вид у нас был отвратный. В мокрых, грязных ботинках и брюках, промокшие (на улице моросил мелкий дождь), мы напоминали мокрых куриц. Через пару минут нас пригласили в горницу.

Посреди неё стоял длинный стол, освещенный керосиновой лампой, на нем — большой старинный самовар и какая-то еда. За столом сидело несколько мужиков в возрасте 30—35 лет в обычной одежде. Во главе сидел мужчина такого же возраста, в вышитой белой рубашке, со стоячим воротником. Усатый. Это был комиссар минометного дивизиона. Мы представились по должностям и званиям. Обратившись к одному из сидевших за столом, он сказал:

— «Отведи хлопцев на квартиру, да смотри, подбери почище».

Опять слякоть, грязь, темень. Мы у очередного дома, стучим, выяснение отношений. Дверь открыла молодая женщина и предложила войти. Посыльный ушел, а мы остались стоять у дверей среди лужи от стекавшей с нас воды.

Женщина, я не запомнил ее имени, предложила снять одежду, повесила ее у печки, согрела чай. Мы перекусили (у нас был с собой сухой паек) и улеглись спать. Утром, приведя себя в порядок, я и Толя Рошаль отправились в штаб.

Обстановка была такова: Из командования был только один комиссар в звании «капитан» и около 15 солдат призванных в армию по мобилизации. Вскоре должны были прибыть командиры дивизиона, батарей, взводов, комиссары, личный состав из гражданки и из моряков черноморского флота, «списанных» с кораблей для формирования Морских бригад. Предполагалось, что бригада будет на механической тяге. Пока же нам дали взятых в колхозе, более 10 лошадей (на случай если не будет машин). Личного оружия и минометов не было. Старшина батареи должен был обмундировать мобилизованных, разместить, водить в столовую, организовать питание, чистку и выводку лошадей.

Этим старшиной был я. В батарее было всего несколько рядовых, призванных с гражданки. С ними я решал все задачи. Особенно помог мне рядовой Шумилин. Мужчина лет тридцати, видя мою неопытность, старался помочь. А иногда и сделать за меня то, что я не знал, как сделать.

Самое страшное было накормить людей и лошадей. Столовая была батальонная, и к моменту обеда на столах стояли бочки с едой. Бачки (кастрюли) с первым и вторым блюдами дежурный с дневальным по батарее получал в раздаточной (у поваров) и ставил их на столы.

Солдаты садились за стол по десять человек (по пять с каждой стороны стола) и бачковой (это один из десяти человек) разливал из бачка по тарелкам. Бачковые периодически менялись.

Я и Толя Рошаль никогда не могли в этой столовой поесть. Нам просто не доставалось еды. Выручала наша «киса». Мы меняли у хозяйки, где жили свои вещи на еду.

К моменту отправки на фронт от полной морской кисы почти ничего не осталось. Её заменил армейский вещмешок с полученным армейским обмундированием.

Это были: шинель, шапка, хлопчатобумажная гимнастерка со стоячим воротником, брюки галифе, нижнее белье льняное и фланелевое, носки, портянки, кирзовые сапоги. Из флотского остались суконная и фланелевая рубахи, черные суконные брюки, тельняшки.

Через некоторое время прибыли командиры. Это должны были быть артиллеристы. Но прислали лейтенантов, окончивших то же училище, в котором я начал учиться на первом курсе-училище им. Дзержинского. Они закончили пять курсов, получили звание «лейтенант» и были направлены в формирующуюся Морскую бригаду.

Ехали они в бригаду все равными, а после назначения стали начальниками и подчиненными. Так первый вошедший стал командиром дивизиона, следующие за ним — командирами батарей и взводов.

Они не имели представления о том, что делать также, как и я. Ну, а об оружии и минометах у них было весьма смутное представление. Людей в батарее было мало. Ждали эшелон с моряками с кораблей черноморского флота. Это были моряки (краснофлотцы — такое было звание) с крейсеров Красный Крым и Красный Кавказ, корабли 1928 года постройки.

Во время бомбежки Севастополя, они получили повреждения. Тем не менее, корабль Красный Крым, уже в 1942 году, участвуя в боях, получил звание: «Гвардейский крейсер».

Эти корабли были в строю до 1959 года.

Эшелон с моряками из Севастополя шёл долго, с большими остановками на различных полустанках.

Наконец он добрался до станции Похвистнево. Командир дивизиона, лейтенант Таубин, узнав о его прибытии «помчался» штаб формирования бригады с просьбой дать в дивизион побольше моряков. Ибо соотношение моряков и не моряков (а это было от 20% — 50%) решалось именно в дни пополнения личного состава.

В то время краснофлотцы служили пять лет. Младшим командиром можно было стать после 2-х — 3-х лет службы, лучшие посылались в учебные отряды, и закончив их возвращались на свой корабль на старшинские должности. К нам прибыли эти «ребята».

Все они были старше меня, походившие по морям и океанам. Уверенные в себе, знающие службу. За время движения эшелона, с бесконечными остановками, стали не очень дисциплинированы. По не официальной моде тех лет и от незанятости во время поездки, не все, но некоторые, расклёшили свои флотские брюки (это сложная процедура расклёшить брюки от колен до ботинок без клиньев из материи), а ленточку на бескозырке удлинили так, что она заканчивалась ниже пояса. Я для них был — салага (молодой, неопытный, незнающий), но тем не менее, я их командир. Старшина батареи. Меня выручало почтительное отношение к званию. Приказы они были приучены выполнять. Особенно было сложно закрепить за ними лошадей, и заставить ухаживать за ними.

Мне казалось, что я слабый старшина батареи, просил командира назначить меня в отделение разведки, но получил отказ в категорической форме.

Во время формирования Морской бригады в селе Старый Атмонак в моей деятельности было много смешных казусов, вызванных моей молодостью, отсутствием жизненного опыта. Например, нужно раздать морякам батареи пол-литровые эмалированные темно-зеленые кружки и одновременно сахарный песок. Батарея еще не полностью укомплектована. Было всего человек 20—25. Напомню, все жили по разным домам. Я со своим товарищем Толей Рошаль, тоже жили в небольшом чистеньком домике.

Сейчас смешно об этом говорить, но в углу комнаты, на полу я расставил полученные кружки, и добросовестно по столовой ложке, поровну насыпал в эти кружки сахар, пока не разделил.

Когда же я все сделал, возник вопрос:

— «Ну, а что дальше?»

В углу комнаты стоят кружки с сахаром, а как их теперь раздать морякам? За этой глубокой думой застал меня батареец, рядовой Шумилин. Спокойный, доброжелательный. Видя мои затруднения в хозяйственной деятельности, он старался мне помогать. В этот раз, зайдя ко мне по какому-то вопросу, и увидев меня в глубокой задумчивости, сидящим перед кружками с сахаром, он сразу смекнул, в чем дело.

Но виду не подал.

— «Что старшина задумался?» — спросил он.

— «Да вот разделил сахар, но не знаю, как это все раздать. Не носить же мне их каждому по избам!».

— «А, это просто», — ответил он, и неожиданно быстро, я даже не успел ничего сказать, ссыпал сахар обратно в мешок. В другой собрал кружки и сказал, что сам раздаст каждому.

Эпизод из жизни. Смешной, но он был. Мне еще не раз приходилось в бытность старшиной раздавать по 100 грамм водки из больших бутылей (по 4—6 литров), сгущенное молоко по50 грамм из 3 килограммовых металлических банок и другой еды, выдаваемой каждому на руки. Но уже был опыт, и все получалось.

В делах и заботах ноябрь 1941 г. подходил к концу. Под Москвой шли ожесточённые бои и нам приказали готовиться на фронт. Лошади стоят в конюшне, привязанные за шею верёвками. Никакого снаряжения нет. Куда и во что, и как их запрягать — никто не знает. Батарея не вооружена. На весь личный состав оружие только у командира батареи — наган и 14 патронов.

В таком состоянии в начале декабря 1941года, нас грузят в эшелон и бросают полным ходом, без остановок, к Москве. Прибываем мы на какой-то вокзал прямо в Москву. Морозы стоят страшные. В теплушке холодно, хотя в каждой установлена «буржуйка».

Чугунная печурка, которую топят 24 часа в сутки, возле нее тепло. Мы спим в шинелях и сапогах, всё же к утру покрываемся инеем. Хлеб дают на вагон буханками, а он как кусок гранита. Чтобы разделить на каждого, его рубят топором.

В малой, двухосный теплушке, четыре полки. Если всем лечь на один бок и плотно прижаться друг к другу, то на полке помещается 8 человек. Всего в таком вагоне 32 человека.

В четырехосных — в два раза больше.

Пару дней жили, не выходя из вагонов, ожидая, что нас бросят в бой. Но как? Ни знаний, ни оружия.

Неопределенность, неясность, безделье, холод. Не скажу голод, но желание поесть не лучшее состояние человека.

Каких только разговоров не наслушаешься! Батарея у нас многонациональная. Вот один из таких обсуждаемых вопросов. Был такой краснофлотец Рыбалко. Крупный плечистый, круглолицый, уверенный в себе парень. Украинец. Вот он говорит:

— «А сколько у нас в батарее украинцев?», далее по другим национальностям. Начали разбираться и закончили опять-таки выводом Рыбалко:

— «Да, батарея у нас многонациональная. Вот только евреев нет. Они не воюют».

Я ехал в этом же вагоне. Батарея моя. Отношение ко мне к этому времени установилось уважительное. Вмешиваюсь в беседу.

И хотя всегда говорил по-русски, обращаюсь к Рыбалко на украинском языке:

— «А чому ты гадаеш, Рыбалко, що у нас нема евреив?». Он, несколько удивился вопросу на украинском языке, но отвечает мне тоже по-украински:

— «Товарищу старшина, а дэ вы их бачылы? Покажтэ мэни, хочь одного!» Все заинтересовано слушают наш диалог. Что я ему отвечу. Я перехожу на русский и говорю:

— «А я? Смотри. Видишь? И воевать будем вместе!». Немая сцена в вагоне. В полной тишине заикающийся голос Рыбалко:

— «Но як же так? Не може буты. Вы це нагадалы!».

Пока мы стояли на железнодорожных путях, на фронте под Москвой произошли знаменательные события. Впервые с начала войны немцев разбили и заставили их отступить.

Справились без нашей 85 Морской бригады.

А нас, в этом же эшелоне, не высаживая, не вооружая, бросают на Карельский фронт.

Фронт

Для ясности напомню общую обстановку в стране, перед началом войны. Общая численность Вооружённых Сил к июню 1941 года составила более пяти миллионов человек. В западных приграничных округах было 170 дивизий (стрелковые, кавалерийские, танковые, моторизованные) и две стрелковые бригады. Это 2 680 000 человек. 1800 тяжелых — «КВ» и средних танков Т-34. Много легких, устаревших танков, орудий и минометов. Самолетов 37500 из них новых типов 1540. Когда началось вторжение немцев, советские войска были рассредоточены на территории от Баренцева до Черного моря. Общая протяженность фронта составляла 4,5 тыс. км, в том числе 1125 км приходилось на морские побережья, прикрывавшиеся Военно-Морским Флотом. Северный, Балтийский, Черноморский флоты насчитывали 220 000 человек, 182 корабля основных классов — 3 линкора, 7 крейсеров, 45 лидеров (это класс корабля) и эсминцев,127 подводных лодок.

Фашистская Германия, захватив к этому времени многие европейские страны — Чехию, Францию, Бельгию, Австрию, Польшу, почти всю их технику, и вооружение использовала для вооружения своей и без того хорошо вооруженной и отмобилизованной армии. Таким образом, соотношение сил складывалось не в пользу Красной Армии.

5 декабре 1940 года на очередном секретном совещании штаба вермахта, его участники, не сомневаясь заявили, что война против СССР будет завершена в течении 8 недель. Была составлена директива за №21 от 17.12.40 года, подписанная Гитлером, названная «Операция Барбаросса».

Удар наносился мощными, хорошо отмобилизованными, имеющими богатый, успешный боевой опыт, силами, по очень широкому фронту. Особое внимание уделялось немедленному взятию Москвы.

Гитлер говорил:

— «Я не сделаю такой ошибки, как Наполеон, когда я пойду на Москву, я выступлю достаточно рано, чтобы достичь её до зимы».

В этой связи в сухопутных войсках вермахта зимнее обмундирование было предусмотрено только на каждого 5-го солдата.

Вот такая, абсолютная уверенность в своей победе.

Позже, уже после окончания войны, художники Кукрыниксы (Куприянов, Крылов, Соколов) изобразили эту «уверенность» в шарже под названием «Начало».

Каким был конец этого «начала» знает вся Европа. Разгром их элитных войск под Москвой был для них и всего мира шоковым. А для меня и нашей Морской бригады победа под Москвой завершилась переброской на Карельский фронт.

Карелия

Площадь Карелии составляет 179 000 квадратных километра, это в два раза больше чем площадь Венгрии, в полтора раза больше Греции, в шесть раз больше Бельгии, и равняется Грузии, Армении, и Азербайджану вместе взятым.

В Карелии 41,5 тыс. озер и 6 000 рек. Общая площадь озер и рек равна 28,5 тыс. кв. км, то есть 16% территории Карелии. Карелия вытянута с севера на юг. Расстояние между самой южной точкой и самой северной равно 790 км. 92 000 кв. км — более половины территории покрытой лесом.

Если посмотреть на карту, то видно, что вся западная сторона территории граничит с Финляндией, а восточная омывается водами Онежского озера, Вычозера, Белого моря, а с севера Баренцева моря. По всей территории Карелии от Ленинграда до Мурманска, вдоль восточного побережья проходит всего одна железная дорога.

С начала войны со стороны Финляндии, на границе с Карелией от Баренцева моря (г. Киркинеса) и до Балтийского моря (г. Котка) расположились войска финнов и немцев. Горнострелковый корпус и 36 армейский корпуса немцев, третий армейский корпус финнов, карельская и юго-восточная армии финнов, финские ВВС, армия «Норвегия».

К концу 1941 г. им удалось прорвать оборону по отдельным участкам границы и вклиниться на территорию Карелии.

Сплошной линии фронта не было.

Это была прерывистая зигзагообразная линия, вдоль которой разворачивались боевые действия. С целью более оперативного руководства боевыми действиями 23 августа 1941 г. решением Ставки Верховного Главнокомандующего был создан Карельский Фронт.

Командующий генерал — лейтенант Фролов В. А. Начальник штаба полковник Лев Соломонович Сквирский.

Задача — оборона Севера и Ленинграда.

На северных направлениях фронта Мурманском, Кандалакшском, Лоухском, Ругозерском и Медвежьегорском — оборона Мурманска и Кировской железной дороги. Дороги, по которой шли все грузы из Мурманска от наших союзников США и Англии. К ноябрю — декабрю 1941 года положение наших войск значительно ухудшилось.

Немцы и финны активно наступали по всей линии фронта, значительно потеснив наши войска. 2 октября. 1941 столица Карелии взята немцами. Концу 1941 они оккупировали две трети территории Карелии. Но железная дорога оставалась у нас. Для её захвата немцы ввели немецкую армию «Лапландия», дивизию СС «Норд» в полном составе и отдельный танковый батальон.

Эти силы помогли им добиться успеха в боях за Софьянгу и Кестеньгу и двинули их для прорыва к станции Лоухи. Это значило, что нависла угроза над Кировской железной дорогой. Взятый в боях пленный показал, что в дивизию «Норд» приезжал шеф войск СС Гиммлер и от имени Гитлера приказал к 7 ноября любой ценой взять станцию Лоухи и перерезать Кировскую железную дорогу.

Бои за Лоухи шли непрерывно. Особенно активно немцы вели себя 11.11.41. Ураганный огонь артиллерии, бомбёжка авиации, танковая атака вдоль дороги Лоухи — Кестеньга. Все атаки были отбиты.

На следующий день наши войска нанесли артиллерийский удар по засеченным ранее целям. 27 батарей обрушили шквал огня на противника. Немцы прекратили попытки взять станцию. По данным разведки мы узнали, что финские полки, участвовавшие в боях, возвращаются в свои дивизии, а немцы начали строить себе жильё и, стало быть, поняли, что придётся зимовать на 40-м километре от станции Лоухи, а не на самой станции, как они рассчитывали. Приказ Гитлера они не смогли выполнить. После 8 декабря 1941 года войска Карельского фронта не отступали на всём пространстве от полуострова Рыбачий до реки Свирь. Но бои шли ожесточённые на всех направлениях. Немцы пытались захватить Карелию. Главной задачей был выход к Беломоро — Балтийскому каналу и захват Кировской железной дороги. Основные удары были нацелены на станцию Лоухи, Масельскую, Медвежьегорск. В последние дни декабря в составе Масельской оперативной группы были сосредоточены 289 и 367 дивизии и 61, 65, 66, и 85 (моя) Морские стрелковые бригады.

Надо отметить, что если станция Лоухи не была взята немцами, то станции. Масельская, Медвежьегорская были в их руках. Перед нами стояла задача овладеть станциями Масельская и Медвежьегорск, выровнять фронт и занять оборону параллельно линии Кировской железной дороги

Глава 2

Часть 4

Я на фронте

Я достаточно подробно описал обстановку на одном из участков боев на Карельском фронте — Лоухское, Масельское направления, потому что именно на этих участках я начал участвовать в боевых действиях.

Как это было?!

Разгром немцев под Москвой в декабре 1941 года позволил Верховному командованию перебросить 85 Морскую стрелковую бригаду от Москвы на важное Лоухское направление в Карелии.

Но мы этого не знали. Эшелон, начавший свой путь под Куйбышевым, сделав 2-х дневную остановку в Москве, продолжал свой путь почти нигде не останавливаясь.

Езда в эшелоне, это целая эпопея. Мороз до — 40 С. В вагоне иней на стенах, и вместе с тем душно и смрадно. Темно. Светится огонёк в буржуйке посреди вагона и там же свечка.

На нарах по восемь человек на боку, на досках. Жёстко. Много суток не раздеваемся. Для удобства вместо подушки — противогаз.

Вокруг «буржуйки» и днём и ночью сидят, кому не спится. Я ещё и старшина. На коротких остановках получить в хозяйственном вагоне хлеб, узнать готовность обеда на кухне.

Собрать всех, когда готово, и выстроив батарею с котелками в руках подвести к вагону с кухней. Проверить вагоны с лошадьми, их состояние. Забот полно.

Чем ближе к северу, тем короче день. Наконец мерное перестукивание колёс прерывает скрип тормозов и долгожданное «Выгружайсь».

Распахиваем двери теплушки и ничего не видим. Темень, ни зги. Наконец глаза начинают привыкать к темноте и различать силуэты. Выгружаемся.

Выводим лошадей, сгружаем сани, украденные в деревне, фураж. Эшелон уходит.

Вокруг лес. Зданий не видно. Помещение станции где-то в стороне. 3 декабря 1941 года Бригада высадилась на станции Лоухи. «См. карту»

Напомню, что Лоухи находятся рядом с Заполярным кругом. В это время там несколько месяцев длится полярная ночь. Значит примерно 20 часов в сутки абсолютная темень и около четырёх часов серые сумерки.

Только изумительной красоты многоцветные сполохи Северного сияния освещают землю. Но Северное сияние длится недолго, час, потом исчезает.

Получаем команду расположиться на ночлег. Костры только маленькие, прикрытые ветками. Располагаемся прямо на земле, нарубив в качестве подстилки ветки елей. Пытаемся построить что-то вроде шалашиков из таких же веток

Лошадей привязываем к соснам, каждый устраивается, как может. Кто сидит, кто, дремлет или спит. Разговоров мало. Оружия нет. Противник недалеко. И очень часто делает лыжные вылазки. Свой наган командир отдаёт дневальному.

Так проходит ночь.

Бригада располагается недалеко от станции в лесу и активно готовится к боевым действиям. Нас одевают в зимнюю одежду — ватные брюки, фуфайки, валенки, полушубки, зимние рукавицы и каждому лыжи.

Это моя работа.

Хуже с лошадьми. Их надо запрягать. Нужна сбруя, уздечки, вожжи, подпруги, чересседельники. Для верховых лошадей — седла, попоны. Нужен фураж-сено, овес.

Для лошадей выдали противогазы, но запрягать их в сани нечем.

Ожидается получение миномётов. Командиры усиленно изучают правила стрельбы из миномётов, умение вести глазомерную подготовку.

Мы живём в одной землянке вместе, с ними изучаю эти науки и я. Должен сказать, что у меня получается это не хуже.

Обстановка вокруг сложная. Мы ещё не в боях, но рядом.

Немцы рвутся к железной дороге. Финны беспокоят лыжными набегами. Не дремлют финские кукушки — снайперы.

По одному ходить не разрешается.

Командиры получили новенькие белые полушубки. Солдаты такие же, но БУ (бывшие в употреблении).

Разница заметна.

«Кукушки» начали отстреливать командиров. Командиры переоделись в БУ. Тогда начали стрелять по командирскому снаряжению.

Наганы начали носить где угодно, но не в кобуре.

Житейских, а их на фронте тоже хватает, казусов было предостаточно.

Где достать сбрую для лошадей, чем их кормить, если не подвезли овёс и сено? Как сделать, чтобы они не замерзали? Где раздобыть керосин или бензин для освещения землянок?

И ещё сотни задач, которые лежали на плечах старшины батареи.

Следует помнить, что мы живём в лесу,

полярная ночь, темно днём и ночью. Мороз. Рядом идут бои. Нам выдали личное оружие — карабины.

Вместо 120 мм. миномётов нам дали 82 мм, но мы были рады и этому, активно готовились к боям, и вскоре вступили в них.

Тактико — технические характеристики 82-мм миномета образца 1941 года:

Калибр — 82мм

Масса мины — 3,1 кг

Масса в боевом положении -52 кг

Начальная скорость мины — 211 м/сек

Скорострельность 25 -30 выстрел/мин

Дальность стрельбы -3,4 км.

Наши стрелковые батальоны вышли к линии фронта, а мы должны были поддерживать их огнём наших миномётов. Задача — удары по пехоте и по огневым точкам противника.

Особенностью карельского фронта было отсутствие дорог, большое количество болот и топей, озёр. Линия фронта была извилистой, обходящей эти малопроходимые места, особенно летом, весной. Между линией окопов иногда было 300—500 метров, а иногда и несколько километров. Так называемая «нейтральная зона», по которой ходили, и мы и финны, и немцы для разведки противника. Ещё до прибытия на фронт я начал просить командира батареи освободить меня от должности старшины батареи и назначить командиром отделения разведки. Тем более что в батарее были люди более опытные, чем я, служившие в кавалерии и больше подходящие для этой должности.

Разведка

В январе 1942 года, я был назначен командиром отделения разведки. Лоухи немцы взять не смогли, но Масельская, Медвежегорская были в руках финнов, и нужно было их оттуда выбить. Выровнять линию фронта параллельно железной дороге, обеспечив её работу.