Изображая зло

Глава 1. Инферион

Огибая лужи и перепрыгивая через бордюры, по тёмной улице двигался мужчина. Поджарый, высокий, с волосами цвета соломы — спустя тринадцать лет в нём вполне угадывались черты прежнего Александра Кроули. На его выгодное положение указывало практически всё: дорогой покрой пальто, фирменный белоснежный костюм, который не пользовался популярностью из-за необходимости блюсти чистоту, золотые запонки, марка недавно выпущенных в продажу швейцарских часов. Внешне Александр выглядел человеком состоятельным, оттого стороннему наблюдателю показался бы странным тот факт, что он бесстрашно передвигался по кварталу, куда ходить остерегались даже местные. Это была территория условного беззакония, процент преступности там побил все рекорды. Из-за дурной славы люди объезжали квартал стороной и порой слагали совсем уж невероятные легенды.

Александр не впервые туда забредал. Скорее всего, будь он кем-то другим, нарвался бы на неприятности в лице так называемых «обитателей подземного царства». Но каждая собака знала, что с ним лучше не связываться. В их глазах Александр Кроули обладал неограниченной властью. Он казался каким-то мифическим персонажем, сильным, опасным, а главное, непредсказуемым.

Укрывшись под козырьком здания, он закрыл зонт, стряхнул дождевые капли и вошёл внутрь. Завидев гостя, охранники мигом расступились, пропуская Кроули в пахнувшее теплом и пряностями помещение. Один из работников услужливо забрал у него верхнюю одежду и мокрый зонт. Задавать вопросы никто не решался, ровно как и интересоваться целью визита. Александр Кроули был тем редким клиентом, который имел бесспорное право делать всё что угодно. Полураздетые девушки, обычно глядевшие на посетителей с вызовом и ухмылками, опустили глаза, некоторые даже попытались прикрыться шалью. Ни одна из них Александру не была нужна: он пришёл не за сексуальными развлечениями.

На верхнем этаже, в пёстрой комнате его поджидала хозяйка борделя. Мало кто мог бы догадаться по внешнему виду этой сильной волевой женщины, чем она занималась; о гиблой репутации свидетельствовала разве что развязность поведения — но кто из нынешнего времени не развязен? Загорелая, плотно сбитая, с длинными тёмными волосами, красиво убранными на затылке, Урсула заведомо не пользовалась косметикой. Она была полностью уверена в своей неотразимости, чем могла похвастать не каждая её соратница.

— Входите, мистер Кроули, — мягко улыбаясь, она пригласила гостя в свои покои.

Александр ловко обогнул стоявший посреди комнаты кофейный столик и присел в предложенное пухлое кресло.

— Вы ведь пришли не ради душевных разговоров? — женщина чиркнула спичкой и подожгла кончик сигареты. — Впрочем, выслушать вас могу, хотя у меня нет образования психолога.

— Пожелай я исповедаться, обратился бы к священнику.

— Вряд ли. Многие мужчины снимают девушек отнюдь не из-за секса. Вы не представляете, сколько трагических историй доходит до наших ушей, а всё, что мы можем — прижать бедняг к груди, словно возлюбленных, — глаза Урсулы потемнели. — Что вас интересует, мистер Кроули?

— Для начала я хочу понять причину повсеместного сожжения борделей в стране. Ваш, миссис Фостер, один из немногих уцелевших.

— Мои люди соблюдают законы.

— Думаю, дело не только в этом.

— Вы правы, — Урсула постучала окурком по дну пепельницы. — И всё же нас спасает абсолютная законность заведения.

— Значит, те бордели были незаконными?

— Не совсем. Мистер Кроули, вам не приходило в голову, что те, кто стоят за массовым уничтожением борделей, борятся вовсе не с проституцией, а с рабством? — Урсула деликатно выдержала паузу, предлагая гостю время на осмысление. — Не одного вас волнует эта проблема. Когда наш бизнес подвергся угрозе, я решила выяснить, чем отличаются те дома, почему именно их сжигают. Оказалось, туда привозят девушек из других, неблагополучных стран. Похищают, отнимают документы или же обещают высокую зарплату, заманивают и превращают в секс — рабынь. Рабство сейчас больная тема, мистер Кроули. Хвала богам, мой дом не причастен ко всем этим ужасам. Все девушки находятся здесь по собственной воле, у них есть врачи, страховка. Все их права соблюдены.

— Вот, значит, в чём дело. Я не зря к вам обратился, миссис Фостер. Вы меня не подвели.

— Я умная женщина. Я умею выживать в этом мире.

Александр молитвенно соединил ладони и прислонил к губам. Задумчивый взгляд тёплых медовых глаз устремился в пространство.

— А вы не в курсе, кто эти неизвестные? — полюбопытствовала Урсула.

— В узких кругах их называют Рыцарями Ночи. Эта слаженная группировка объявила о себе пару лет назад и за короткий срок успела многое наворотить. Я считаю, Рыцарей готовили: они отличаются крайней жестокостью, неспособностью к малейшему проявлению милосердия, дисциплинированностью и, главное, профессионализмом. У них явно есть командир. Но пока он держится в стороне.

— Может, они из какой-нибудь религиозной конфессии?

— Увы. Это бы сразу бросилось в глаза. Нет, они абсолютно политизированы. До последнего момента я не знал, почему их привлекли бордели: в Европе проституция легализована. Но теперь понял, какую они преследуют цель. Дело даже не в рабстве — рабство будет всегда, только в другой форме. Нет, они хотят лишить власти одного очень могущественного человека.

— Кого?

— Кто заправляет притонами, конечно.

Тонко выщипанные брови Урсулы поползли вверх.

— Мафию?

Александр коротко кивнул.

— Насколько мне известно, с мафией у вас проблем нет.

— Откуда? — он направил на неё цепкий взгляд.

— Я же сказала, я умею выживать. И потом, мы из одной колоды, мистер Кроули. Сшиты из одного материала. Я должна гнить в тюрьме, помните? Из-за какого-то кретина мой бизнес, моя жизнь, надежды — всё было бы разбито. Меня хотели арестовать, но вы, — Урсула подалась вперёд, жадно вглядываясь в гладко выбритое сосредоточенное лицо мужчины. — Вы спасли меня. Подарили свободу.

— Вы были невиновны, я просто…

— Ой, да кто обращает внимание на жалкие лепетания старой шлюхи? Меня бросили бы за решётку, не будь я такой же, как вы!

Рука миссис Фостер с аккуратными, покрытыми прозрачным лаком ногтями коснулась ладони Александра. Он не отстранился, позволяя женщине подобраться ближе, от кончиков пальцев до воротника рубашки, вниз по золотым запонкам к пряжке ремня. Урсула была немолодой, но ухоженной и приятной. От неё не несло одурманивающе-сладкими духами, тело пахло естественными соками, и это ему нравилось.

— Нас породил ад, — прошептала она, расстёгивая молнию на брюках.

Александр схватил Урсулу за волосы и оттянул их назад. Сжав челюсти, женщина покорно заглянула ему в глаза — там плескалось море холодности и не было ни малейшего намёка на желание.

— Вы мне не противны, — низким голосом ответил он. — Но если захочу потрахаться, подберу другую. Не из борделя.

— Как грубо, — Урсула поморщилась. — Словно мы животные какие-нибудь.

Александр отпустил её, застегнул ширинку и поднялся с кресла, оставляя женщину беспомощно лежать на ковре. Она проводила его странным, слегка испуганным взглядом.

— Нет. Не животные, — произнёс он, приблизившись к тёмному окну. На улице сгустилась ночь, неровный свет фонарей едва справлялся с мраком.

— Не хотите пачкаться шлюхой? — потирая шею, Урсула поднялась на ноги и отправилась к шкафчику за припрятанным коньяком. — А вы не из тех… Другие мужчины берут здешних девушек и как-то не думают, сколько раз они побывали в чужих объятиях. Предпочитают всяких экзотических красавиц, смугляночек со сложными именами, или похожих на звёзд. Я всё про это знаю. Знаю, что каждая девушка надеется встретить любовь, настоящую, вечную, но так погрязла во всей этой заразе, которая именуется проституцией, что уже не может иначе жить. Повадки, привычки, мышление, психика, даже чёртова походка пропитаны развратом, доступностью, жаждой секса. А вы…, — губы раздвинулись, обнажив белые зубы. — Вы чистюля. Самолюбивый засранец. Педант. Живёте ради себя самого. Мы для вас грязные. Неудачники, которые только и умеем что раздвигать ноги. И вы всегда будете смотреть на нас свысока. Вы и другие мужчины, трахающие моих девочек. Но знаете что? — Урсула облокотилась о столик. — Когда-нибудь на вас посмотрят свысока. Однажды и вы окажетесь недостаточно хороши!

— Только не говорите, что весь этот душещипательный монолог родился потому, что я не дал вам отсосать, миссис Фостер, — Кроули устало вздохнул. — Вы слишком подвержены эмоциям, контролируйте себя, в конце-то концов.

— Посмотрим, как вы будете себя контролировать! — прошипела женщина и вынула толстую колоду аспидно-чёрных карт.

— Не надо.

— Я была уверена, вы в курсе, что это такое, — она поцеловала колоду. — И не ошиблась.

— Они предвещают беду.

— Они глаголют истину.

— Ценой крови.

— Вы пришли сюда за ответами, мистер Кроули. Инферион удовлетворит все ваши пожелания.

С этими словами Урсула с размаху бросила в него карты. Как лезвие, рассекая воздух, они полетели в мужчину. Александр инстинктивно прикрылся руками, защищая горло. Несколько карт всё же порезали кожу, а ловкие пальцы вдруг поймали одну — невольно, неосознанно.

Урсула вышла вперёд, чтобы прочесть рисунок. Алчность застыла на её лице при виде выступившей крови. Обагренная чёрная карта гласила: «Судья».

— На вашей безупречности балансируют весы Ада, — Урсула процитировала надпись.

— Моей?

— Эта карта символизирует вашу сущность, мистер Кроули. Вы по натуре Судья. Решаете, кто имеет право на жизнь, а кто нет. Одним даёте шанс, у других отнимаете. Ни деньги, никакие другие ценности не влияют на тот исход, что вы предписываете. Ад содрогается пред вашей справедливостью. Вы — тёмная сторона Фемиды. Это не божественное всепрощение. Это воздаяние по заслугам — через пытки и муки к смерти.

Александр не сомневался в правдивости услышанного.

Единственная причина, по которой он обратился к Урсуле — её мистическая натура. Архаичное, издревле занесённое в разряд преступлений колдовское начало, отринутое моралью и перечёркнутое здравым смыслом. Он сам был бокором. Впервые встретившись, они сразу почувствовали друг друга. Урсула не представляла опасности, её способности ограничивались виртуозным владением гадальными картами, в частности Инферионом — адской колодой, куда были занесены все оттенки одержимости, человеческого зла, духовной тьмы. Александр терпеть не мог предсказания. Как любой смертный, он терзался любопытством насчёт грядущего, карты соблазняли не хуже опытной шлюхи, строящей из себя стыдливицу, и, как всякий искатель, сталкивался с чудовищным обманом ожиданий — стыдливица оказывалась шлюхой. Мамаша Фостер побаивалась его: она имела дело с практиком вуду, который до смерти мучил людей, даже не прикасаясь к ним. Одно успокаивало женщину: Александр никогда никого не трогал просто так, от скуки или жажды удовольствия. Его жертвами становились приговорённые к смерти — преступники, масштаб деяний которых мог покрыть небо и землю, но против которых были бессильны государственные законы. Александр сам выносил приговор. И потому Урсула знала, он не причинит ей вреда. Что могла сделать проститутка? Разве что указать путь.

Позволяла она себе и дерзкие игры. Урсула была женщиной страстной, а Александр, несомненно, её привлекал. Урсуле впервые довелось общаться с мужчиной, который, не будучи импотентом, оставался равнодушен к ласкам и даже насмехался над ними: бывалую в плотских утехах это дразнило, вызывая острый аппетит, как у голодного перед едой. Азарт придавал движениям резвости, настроение менял быстро, — и вот только-только оттасканная за волосы, пошатывающаяся на ногах мамаша Фостер уже уверенной кошачьей поступью приближалась к застывшему, как изваяние изо льда, детективу.

— А здесь то, что предстоит испытать, — Урсула указала на карту, примостившуюся на его ботинке. — «Опыт суровости Зла направляет гнев». Неистовый.

— Что это значит?

— Это значит, что совсем скоро гнев станет вашим попутчиком.

— Обычно я сдержан в чувствах, — Александр поднял таинственную карту, в полёте порезавшую ему кисть. — Не представляю, что может вызвать во мне гнев, да ещё подобного рода.

— Инферион отвечает на все вопросы, — Урсула лукаво улыбнулась и жестом обвела комнату. — Разве вы не заметили его?

— Кого?

— Своего врага.

Прямо напротив Александра полыхал странно выделявшийся из прочих символ.

«Жезлоносец».

Медленно и опасливо Александр поднял роковую карту.

— Это ваш враг, — пояснила Урсула. — Могущественный, легендарный. «Вверенным ему Жезлом он пронзает сферы, скрепляет печати, олицетворяет власть Ада».

— Вы сказали легендарный?

— В разных поверьях Жезлоносец предстаёт под разными именами, но суть у него одна. Рождение этого демиурга прописано в Древе Судьбы с начала сотворения мира, — женщина с подозрением покосилась на собеседника. — При мне ещё ни разу карта Жезлоносца не выпадала. Не думала, что увижу её в действии.

— Враг, — Александр завороженно разглядывал багровый знак. — Вы уверены в толкованиях? Что если всё это ошибка?

— Ошибка? — будто оскорбившись, мамаша Фостер указала на ещё одну карту, прилагавшуюся к предыдущей и расположенную так, будто она оттеняла загадочного Жезлоносца. — Читайте, читайте, что здесь написано! «Сошествие: ступени в бездну есть путь к Владычеству». Он будет великолепным, ваш враг! Само его существование вас прогневает. Потому что вы не сможете от него избавиться, не сможете побороть!

Урсула словно вошла в раж. Её глаза полыхали торжеством, грудь вздымалась.

— Бред, — ответил Кроули и с отвращением бросил карту. — Сказки для дураков!

— Когда-то и вы считали вуду сказкой. Или нет?

— Вуду — это сила. Энергия.

— Неубедительно для обычных людей.

— Я не обычный человек.

— Поэтому у вас необычный враг, — Урсула подошла к мужчине вплотную. — Я знаю, что у вас есть власть, мистер Кроули. Не найдётся ни одной двери, которую бы вы не распахнули. А теперь представьте появление того, кто поставит вашу власть под удар.

— Я убью его.

— Он не отмечен в качестве жертвы, — Урсула вздохнула с притворным сожалением. — Кем бы ни был этот человек, он знаком с магией столь же прекрасно, как вы. И каждый его шаг будет только распалять ваш гнев.

Александр не хотел больше обсуждать эту тему. Урсуле разговор доставлял немалое наслаждение, а потворствовать продажной шлюхе было выше его сил, к тому же предсказания несли неопределённость, из-за чего количество вопросов страшно прогрессировало.

— Пусть будет, что будет, — Александр вновь надел маску отстранённости.

— Разве вам не интересно знать…, — начала было она, но Кроули резко оборвал:

— Что толку? Почему меня должен беспокоить человек, с которым я даже не знаком? Пока что его вообще не существует.

— Карты указывают, что вы крепко связаны друг с другом, что союз между вами невозможен, — Урсула с какой-то пошлой фальшивой царственностью заняла кресло, её загорелое лицо укрылось в полумраке. — Судьба настигнет обоих. Никому не под силу сбежать от рока.

— Что определяет рок?

— Ход истории. Сиюминутный выбор.

— Где граница между выбором и предопределением?

— Она лежит между случайностью и необходимостью. Выбор случаен. Это свобода. Предопределённостью движет необходимость.

— Значит, наша вражда с некой…, — Александр пытался подобрать подходящее слово, — легендарной личностью порождена необходимостью? Но для чего?

— Для чего? Почему? Зачем? За что? — Урсула театрально закатила глаза. — Я слышу эти вопросы каждый раз, когда раскрываю карты. Стоит человеку узнать, что его ждёт несчастье, смерть, он впадает в отчаяние, рвёт на себе волосы и начинает искать Бога. Бежит за высшей справедливостью, надеясь, что его пожалеют. Бесполезно! Бесполезно прятаться, бесполезно задавать вопросы, мистер Кроули. Хотите, расскажу одну восточную сказку? Однажды волхв предсказал султану, что его красавица-дочь, отрада очей, вскоре умрёт. Испугавшись, что с султаншей расправятся в гареме змеюки — соперницы, он велел построить высокую неприступную башню, где бы она жила, ни в чём не нуждаясь. Но в день, когда башня была построена, султанша умерла. Кажется, от укуса кобры.

— Даже если бы султану ничего не сказали, она бы всё равно погибла, — ответил тот. — Получается, исход заранее известен, а свободный выбор ничего не меняет?

— Исход определён необходимостью. В чём необходимость смерти, мистер Кроули? Не в том ли, чтобы исполнить предназначение, с которым явился в мир, не в том ли, чтобы толкнуть историю на новый виток развития?

— Возможно.

О чём подумал в тот момент Александр, Урсула не смогла бы сказать при всей своей проницательности. Глаза детектива потемнели, будто в воспоминаниях пронеслась целая жизнь. Таким она его ещё не видела. Сколько трагедий Александр вынес прежде, чем обрёл силы, достиг власти? Впервые женщина задумалась над этим, увидев тени прошлого на сникшем лице. Повинуясь импульсу, Урсула покинула кресло и смело к нему шагнула. Нежное прикосновение к щеке отвлекло Александра от размышлений. Она намеревалась вернуть расположение, показав полную самозабвенную готовность обогреть и приласкать. Однако детектив отвёл протянутую руку и посмотрел на Урсулу так, словно столкнулся с чем-то непозволительным и ужасным.

Одного его сурового взгляда вполне хватило, чтобы заставить ведьму отойти в сторону.

— На пути вы встречали немало недоброжелателей, — сочувствующе прошептала она. — Разучились доверять людям? Клянусь, далеко не все желают вам зла. Не запирайтесь в кокон. Не надо отвергать тех, кто искренне хочет помочь.

— Вы это о себе?

— Я вижу гораздо больше, чем может показаться. Я хорошо разбираюсь в чужих сердцах. Ваше покрыто коркой льда, настолько крепкой, что её и лезвием меча не пронзить, но иногда солнце всё же проникает внутрь, освещая самое сокровенное. В такие минуты вы снимаете маску, становитесь настоящим.

— Ну, а вы? Обнажаете своё сердце? Обнажали ли вообще когда-нибудь? — Александр выдавил ядовитую ухмылку, а затем схватил Урсулу за локоть и резко подтащил к себе. — Суккуб… Кому как не вам известно, что в нашем мире нет ничего настоящего! И это место… оно пропитано ложью. Вся ваша натура — ложь. Сколь бы убедительно вы ни говорили, ничто не изменит вашей сущности. А мы ведь похожи, миссис Фостер. Похожи больше, чем может показаться! Нам не познать другой жизни. Для таких, как мы, нет завтрашнего дня — это и есть цена нисхождения в ад. Цена Сошествия.

Невесомым движением он провёл по волосам Урсулы, коснулся её пухлых губ своими, пробуя на вкус. В поцелуе не было желания, Александр действовал с сугубо исследовательским интересом, словно ставил научный опыт. Его губы были равнодушны и холодны. Поняв, что обманулась, Урсула сама оттолкнула Кроули — она не легла бы с мертвецом ни за какие деньги. Совсем не удивившись её реакции, Александр гадко улыбнулся и брезгливо вытер рот.

— Все желают зла, миссис Фостер. Даже в самой чистой душе обитает тьма. Люди такие, какие есть. Никому не дано судить их природу.

Глава 2. Начало войны

Шлёпая по лужам, при резких поворотах врезаясь в углы зданий, по лондонским улицам нёсся мужчина — взмокший, уставший, но упорно продолжавший бежать. Его лицо заливала кровь, багровые пятна покрыли и штаны, и куртку — араб только что разбился на машине. Преследователи, которые и подстроили аварию, устроили жестокую гонку: Рыцарей Ночи он замечал в каждом переулке. Дорогу в темноте разобрать было трудно. Несколько раз мужчина падал, срывал кожу с ладоней и расшибал колени.

Стоило ему свернуть в очередной проулок, как внезапно впереди выскочил автомобиль. Араб подумал о том, что стоит развернуться, но люди в масках показались прямо из-за спины. Нижнюю часть их лиц прикрывала ткань, обманчивый свет фонарей отразил алчные глаза.

— Мустафа!

Он обернулся на голос. Из машины вышел человек, которого он никогда прежде не видел.

— Вы кто?

— Разве твой хозяин обо мне не рассказывал?

— Кем бы вы ни были, Ибрагим с вас шкуру спустит! Вы не знаете, с кем связались!

Один из Рыцарей подлетел, как буря, и щедро ударил Мустафу под дых. Тот согнулся пополам и закашлял.

— Следи за языком, тварь! — прорычал Рыцарь и отодвинулся в сторону с чувством выполненного долга.

— Моим людям не нравится, когда на меня повышают голос, — пояснил неизвестный и соблаговолил выступить из тени.

Теперь Мустафа хорошо мог разглядеть нежданного собеседника. Пугливый взгляд заскользил по аккуратно уложенным чёрным волосам, резким, как у хищника, чертам лица, а затем натолкнулся на странную особенность — обесцвеченный, белёсый правый глаз, который резко контрастировал с обсидиановым левым.

— Чего вы хотите? — спросил Мустафа, принимая поражение.

— Передай Ибрагиму, я закрываю его бизнес. Отныне его восточные коллеги никого не продадут в рабство как шлюху. Это моя земля, — незнакомец сделал паузу. — Или я заставлю твоего хозяина смотреть, как Европа будет захлёбываться грязной арабской кровью.

Ибрагим Хассан не достиг бы своего положения, если бы не соглашался идти на риск. Бояться он перестал давно; жизнь состояла из борьбы, и страх за собственную шкуру не имел веса — по сравнению со страхом лишиться той власти, что загребли его крепкие руки. За долгие годы у Хассана выработалась великолепная интуиция: надвигавшуюся опасность он распознавал быстро. Поэтому, когда охрана ввела в кабинет его сподручного Мустафу, насмерть перепуганного и с разбитым лицом, Ибрагим понял, что накануне произошло нечто из ряда вон выходящее… Мустафу трясло так, словно он побывал в аду.

— Ради Аллаха, скажи, что случилось?

— Это всё они!

— Они?

— Рыцари Ночи, или как их там… Они сожгли ещё один притон!

— Что?

— Наш бордель сожгли… Никто не выбрался… Ты не поверишь, они заперли и заживо сожгли всех, кто там был! О, Аллах, когда кончится этот кошмар?!

— Ты видел этих ублюдков?

— Как тебя сейчас!

— Запомнил лица?

— Они были в масках. Они… они меня преследовали. Знали, что я приду в тот притон, они знали и выжидали! На моих глазах сожгли всю охрану! Я слышал крики несчастных, видел, как пламя пожирало тела! О, Аллах, прости нам грехи наши! Я ехал на машине, хотел скрыться, но они не позволили… Гнались за мной. Я врезался в столб. Еле выбрался. Бросился бежать, но они окружили… Они были повсюду, Ибрагим! Как будто весь Лондон кишел ими!

— Ты бредишь.

— Клянусь, клянусь, Ибрагим!

— Что было дальше? Что они тебе сказали?

— Ты не поверишь, — голос Мустафы понизился до шёпота. — Ко мне вышел их хозяин. Я видел их главного, Ибрагим!

— Ты уверен?

— Он сам сказал, что эти Рыцари — его люди.

— Почему он решил показаться? Почему заговорил с тобой? — предчувствуя неладное, Хассан схватился за чётки.

— Он хотел, чтобы ты услышал его слова. Через меня передаёт послание. Поэтому и не убил, как остальных.

— И что я должен услышать?

— Он сказал, что закрывает твой бизнес. Что ни ты, ни твои коллеги больше никого не продадут в рабство, — Мустафа испуганно отступил назад, заметив ярость в глазах Ибрагима. — Сказал, что это его земля. Если ты не смиришься, он зальёт Европу арабской кровью.

— Вот шайтан! — заорал тот и принялся мерить шагами кабинет. — Да кто он такой? Откуда взялся этот урод? Что он о себе возомнил?

— Он не назвал своё имя. Но его люди…

— Что?

— Они ему очень преданны. Я ответил, мол, Ибрагим шкуру спустит, а этим шакалам мои слова не понравились. Он даже команды никакой не давал, те сами за него заступились, поколотили меня…

— Эти Рыцари стали большой проблемой. Из кое-каких источников я узнал, что большинство этих шакалов — бывшие националисты, не так давно чинившие мелкие уличные беспорядки. Как хотя бы выглядит их хозяин, можешь описать?

Мустафа растерялся.

— Ну?!

— Его сложно описать. Он какой-то не такой.

— Чего ты мелешь? Какой ещё не такой?

— У него глаза разноцветные. Один чёрный. Не карий, а именно чёрный, как смола. Вторым глазом он вроде как не видит.

— Высокого роста, низкого?

— Высокий, выше меня. Брюнет.

— Уже кое-что.

— Милосердный Аллах, да вот же он!

Мустафа едва не задохнулся, когда увидел на экране человека, о котором говорил. Громкость была убавлена, поэтому никто на телевизор внимания не обращал.

Мустафа вначале даже решил, что это обман зрения. тем не менее, мужчина, минувшей ночью возглавлявший налёт, как ни в чём не бывало давал интервью в прямом эфире.

— Он? — Ибрагим удивился не меньше сподручного. — Ты точно уверен?

— Я что, похож на идиота? Или на слепого?

Ибрагим пропустил выпад мимо ушей и нажал на пульт, усиливая звук.

Неизвестный полностью отвечал описанию Мустафы. С непринуждённым видом он что-то рассказывал сидевшей напротив ведущей. Девушка с микрофоном в руке посылала кокетливые улыбки.

— Вас называют самым перспективным политиком века. Какого это — находиться в центре внимания, оправдывать ожидания тех, кто вверил вам власть?

— Власть мне никто не вверял, я забрал её силой, — поймав изумление на лице ведущей, мужчина мягко рассмеялся. — Шутка. На самом деле нет ничего дороже надежд моих сторонников. Они укрепляют во мне веру.

— И во что же вы верите? — завороженно спросила девушка.

— Я верю, что вместе нам удастся изменить мир. Изменить к лучшему. Мы не позволим врагам подорвать устои, разрушить нашу жизнь. Великая Римская империя пала, когда на её территорию пришли варвары и объявили себя полноправными гражданами. Варвары вытеснили настоящих римлян. Нельзя допустить, чтобы история повторилась. Подорванная экономика, делёж городов, терроризм — лишь малая доля того, что получил европеец, пустив на порог своего дома волка в овечьей шкуре.

— Вы не боитесь, что вас обвинят в нацизме?

— Если нацизмом называют желание защитить родину, культуру и самобытность, пусть обвиняют. Стыдно бояться собак, лающих на караван. Что бы человек ни делал, им всегда будут недовольны. Пора уже понять, это движение не остановить. Если в прошлом совершил ошибку, жди, когда последствия ударят по тебе, — разноцветные глаза обратились в камеру. — От последствий нельзя уйти. Рано или поздно наступает час расплаты. Вопрос лишь в том, какова цена. Если ошибка велика, платить придётся очень и очень дорого.

— Спасибо, что пришли на передачу, господин Тессера. Уверена, после этого интервью ваш рейтинг подскочит.

Мустафа перевёл недоумённый взгляд на хозяина. Густые брови Хассана сошлись на переносице, губы сжались в тонкую линию.

— Что всё это значит? — осторожно спросил Мустафа.

— Это значит, нам объявили войну.

— Войну? Нацисты?

— Теперь у них появился лидер. Очевидно, он подмял их мелкие шайки. Наших противников уже ничего не сдерживает, — Ибрагим от злости скрипнул зубами. — От змеи следует избавиться, пока она ещё маленькая. Господин Тессера… Кем бы вы ни были, я найду способ заставить вас замолчать!

— Извини, если отвлекаю. Я принесла чай.

Мэри Говард прошла в кабинет и водрузила на стол поднос. Воздух наполнился приятным ароматом трав.

Мелькарт отвлёкся от бумаг и поднял взгляд на женщину.

— Спасибо, Мэри. Чай будет весьма кстати.

Она кивнула и собиралась уйти, но голос Мелькарта задержал её.

— Сегодня с нами ужинает Гектор.

— Тогда я подам блюдо на три персоны. Будут ли особые распоряжения?

— Нет, — он снова погрузился в бумаги.

Уходя, Мэри прикрыла за собой дверь.

Многие опасались смотреть её хозяину в глаза: они казались ужасающими и производили странное впечатление. Мелькарт лишился возможности видеть правым глазом, — зрачок залила белизна, и он будто бы опустел. Левый, аспидно-чёрный, внушал чувство тревоги.

Тринадцать лет назад Рид Картрайт и Морган Айронс привезли мальчика в Марокко. Привезли со страшными новостями: любимая госпожа, будучи обманутой предателями, рассталась с жизнью, защищая наследника. Мэри едва в это поверила. Гибель фрау Морреаф для всех стала серьёзным испытанием. От душевных терзаний Мэри отвлекало плачевное состояние Мелькарта: ему требовался постоянный уход. Наёмники сразу же вернулись в Англию: компания нуждалась в перестановке сил, — и они оставили его на попечение экономки. Сколько пришлось пережить Мэри и беспомощному Мелькарту, вспоминать не хотелось: это было худшее время. Она его выходила. Выходила, применив все чудеса женской жалости.

Они ничем не были обязаны друг другу. После трагической смерти фрау Морреаф, если бы Мэри захотела уйти, никто бы её останавливать не стал. Но она увидела в мальчике птенца своей госпожи, детёныша, которого Виктория однажды привезла показать. Оставаясь преданной до самого конца, Мэри взяла на себя ответственность за его судьбу.

Считал ли он экономку своим другом? Пожалуй. Мелькарт понимал, что многим обязан этой степенной рассудительной женщине. Гости поражались, когда заставали их вместе за одним столом, ведь обычно хозяева не разделяли трапезу с прислугой. Однако Мелькарт отказывался есть, если за стол не садилась Мэри: не обретя за долгие годы собственную семью, он относился к экономке как к некому её подобию. Поэтому забрал из Марокко в Англию и поселил в большом доме в Хаверинге. Мелькарту нужен был человек, которому он мог полностью доверять.

Дом, как и компания, миллиарды, прибежища по всему миру, достался от фрау по наследству. Интерьер Мелькарт почти не менял. Не только из-за того, что ему всё нравилось. Каждая вещь, каждая находившаяся там деталь принадлежала Виктории. Поэтому он по-прежнему изучал бумаги под льющийся свет старомодной лампы, откинувшись на спинку потёртого кресла. Кабинет дышал атмосферой прошлого, но это нисколько не мешало работать.

Мужчина добавил в чай две ложки сахара, помешал и отпил, промывая горло превосходным мягким напитком. Хотел подняться, но боль в ноге дала о себе знать. Мелькарт скривился, несколько раз глубоко вздохнул и потянулся за тростью.

Прошло тринадцать лет, а он так и не сумел избавиться от боли. Врачи разводили руками, не помогла ни одна операция. Сломанная кость давно срослась, но какой-то нерв до сих пор защемляло.

Он повредил ногу при падении. Тот день был самым страшным в его жизни: мужчина вспоминал трагедию с содроганием. Люди называли время лучшим лекарем, но даже оно не излечило рану.

Проломленный об острые камни череп, разбитое тело, красная кровь на неприлично белом снегу. Кровь растекалась всё быстрее, окропляла горы, заполняла собой мир. Густая, со вкусом железа и рождественских сладостей. У Мелькарта не хватало сил слезть с женщины. Он не понимал, что сломал ногу, как не понимал того, что Виктория была мертва. И ненавидел себя за омерзительную беспомощность. Продрогшего от холода, в состоянии беспамятства его оттащили от неподвижного тела. Тяжкая боль накрыла в самолёте, когда мальчик открыл глаза и увидел свою изувеченную ногу. А рядом лежала Виктория. На то, что Мелькарт очнулся, ни Рид, ни Морган внимания не обратили. Рид пытался стереть кровь с посиневшей и сухой кожи женщины и дрожащими руками делал перевязки, а Морган с непроницаемым выражением лица стоял в стороне: он знал, что Виктории больше нет. Рид, похоже, тоже это знал, но верить не хотел. А когда об этом узнал Мелькарт, в кабине самолёта раздался крик.

Её вытащили на носилках на территории Англии. Мелькарт проводил взглядом безвольно повисшую руку, которую Рид поспешил убрать фрау на грудь. Нанятый врач поднялся в самолёт, вправил кость и туго обмотал ногу марлей. В следующий раз Мелькарт проснулся уже в другом месте, на варварски роскошной кровати в марокканском особняке. Над ним склонилась миссис Говард и заботливо убрала со лба прядь волос. Мелькарт ослабел настолько, что не разговаривал и почти не двигался. Мэри не отходила ни на шаг, кормила с ложки, как маленького, будила, когда настигали кошмары, и сидела рядом вплоть до рассвета, держа за руку. Она не просто помогла выздороветь, она заставила собраться из раздавленных кусков. Мелькарту время от времени приходилось наблюдать, как Мэри подходит к окну и трясётся от беззвучного плача. Но, замечая его присутствие, она вытирала слёзы и спрашивала, не нужно ли чего-нибудь сделать. Понимала ли она, что сделала гораздо больше, чем от неё ждали?

Гектор Антарес появился к семи.

— Так вот где ты обитаешь, — гость привередливо оглядел помещение. — Забавно.

— Тебе не нравится? — Мелькарт вышел ему навстречу.

— Не то чтобы… Просто странно оказаться в твоём логове. Ведь именно здесь рождаются все твои гениальные идеи?

— Не все, — Мелькарт улыбнулся. — Я рад, что ты приехал.

— Не мог же я проигнорировать приглашение. И потом, ты всё равно бы меня достал, — Гектор завалился на кожаный диван, который располагался прямо напротив зажжённого камина, с независимым видом вытянул ноги и подложил руки под голову. — У меня вообще-то были дела. Так что не думай, будто я приехал только потому, что мне нечем заняться.

— Не хочу вдаваться в подробности твоей личной жизни. Эти слухи про то, что ты стал вегетарианцем, неправда, надеюсь? Миссис Говард приготовила замечательное мясное ассорти, и если ты сейчас откажешься от ужина, я тебя убью.

— Вегетарианцем? Я похож на травоядное?

— Ты похож на человека, у которого семь пятниц на неделе.

Гектор рассмеялся.

— Разве когда-то было иначе? — ответил он. — Я живу ради удовольствий, а вот ради чего живёшь ты, непонятно.

Мелькарт лениво погладил рукоять трости, однако от внимательного взгляда Гектора не укрылось, как напрягся хозяин дома.

— Ты подался в большую политику. Я смотрел интервью. «Стыдно бояться собак, лающих на караван». «Что бы человек ни делал, им всегда будут недовольны». Намеренно издеваешься? Выступаешь против мигрантов из Северной Африки, а сам цитируешь их пословицы. Ты бы ещё Коран прочитал. Неужели твои сторонники настолько тупы, что не замечают очевидного?

— Не все умны, как ты. Людям, этой отаре овец, нужен пастырь. Я веду их в будущее. Будущее, которое определяю сам, — пальцы Мелькарта шаловливо пробежались по стволу трости. — Когда-то меня учили играть на скрипке. Я на удивление хорошо чувствовал музыку, хотя редко брал в руки смычок. Наверное, во мне всё же есть музыкальные таланты, и поверни история в иное русло, я стал бы скрипачом. Но я сделался политиком. И теперь на нервах людских, как на струнах, создаю особую композицию, — в левом чёрном глазу всколыхнулась алчность. — Мне недостаёт оркестра.

— Я понял, — сухо ответил Гектор. — Хочешь, чтобы я тоже заиграл?

— Твою музыку я жажду услышать более всего.

— И какая мне отведена партия?

— Основная.

Гектор кашлянул.

— Ты будешь моей правой рукой, моим первым помощником, — продолжил Мелькарт. — Эту роль я могу доверить только тебе.

Выражение лица Гектора изменилось.

— Не слишком ли много власти для одного человека? Для такого, как я? — он с ловкостью соскочил с кресла и быстро приблизился к Мелькарту. — Ты же знаешь, меня опасно искушать подобными вещами. Я начинаю терять голову.

— Именно поэтому ты мне и нужен, — раздался невозмутимый ответ. — Уверен, держать в узде Рыцарей для тебя не составит проблем.

Некоторое время Гектор молчал, с сомнением разглядывая на мужчину, который опирался на трость с самым непринуждённым видом, как будто не предлагал ничего существенного.

— Почему? Сам не справляешься со своей армией?

— Мне придётся отлучиться на неопределённый срок. А люди не должны чувствовать себя брошенными.

— Куда-то уезжаешь?

— Да.

Гектор кивнул.

— Всё очень серьёзно, — Мелькарт дотронулся до его плеча. — Многое положено на карту. Я обратился к тебе, помня, что вместе мы всегда выходили победителями.

— Ты отнимаешь у меня свободу. Я ведь прекрасно понимаю, обратного пути не будет. И не надо убеждать меня в том, что я смогу потом уйти.

— Я никогда тебе не лгал.

Гектор отвернулся, но Мелькарт ухватил пальцами его подбородок и заставил на себя посмотреть.

— Нас связывают узы крепче кровного родства. Будь у меня выбор, я не пожелал бы себе другого брата. В минуты опасности ты не выпускал моей руки, так не делай этого и теперь.

— Ты во мне не сомневайся! — бросил он, будто обидевшись. — Нет такой причины, по которой я бы тебя подвёл. Я окажу любую услугу, о чём бы ты ни попросил.

Мелькарт не мог рассказать о целях предстоящего путешествия, многие аспекты его жизни оставались тайной. Гектор далеко не всё знал о человеке, которого считал другом; впрочем, этого не требовалось, чтобы понимать, с кем имеешь дело. Несколько лет они делили комнату в университетском общежитии и за это время необычайно сблизились. Грек по национальности, худощавый пронырливый Гектор Антарес проникся к Мелькарту как к младшему брату: одинокий сирота сумел внушить глубокую симпатию. Несколько раз им довелось заняться незаконным предпринимательством. Они по-всякому добывали деньги, но также ради забавы быстро их тратили. В отличие от соседа, чей блестящий ум проложил ему путь в науку, Гектор с головой окунулся в преступный мир — прибыльные махинации и грабёж.

— Хорошо, что ты предложил это мне, а не кому попало.

— Так ты согласен?

— Я был согласен с тех пор, как получил приглашение. Приятно сознавать, что ты обо мне помнишь!

Мелькарт остался доволен услышанным. Он собирал верхушку — людей, на чьи способности будет опираться в предстоящей борьбе. Безбашенный грек Антарес, явившийся из мира беззакония, укротил бы жестоких Рыцарей и легко бы управлял ими в отсутствие хозяина. Сентиментальные разговоры о дружбе и привязанности привили необходимое чувство долга. Мелькарт играл сердцем Гектора, но никогда бы в этом не признался. Он не хотел видеть на лице полюбившего его человека разочарование.

Глава 3. Наследие

Александр понял, что в его квартиру проникли, не успев переступить порог. Рука сразу же потянулась за пистолетом. Мужчина осторожно начал подниматься по лестнице, стараясь не упустить ни малейшего шороха или тени. Предчувствие не обмануло: в доме действительно обнаружился чужак. Увидев незваного гостя, Александр с облегчением опустил оружие.

— Обычно перед приходом предупреждают.

— Всё ещё думаете, что стены могут вас защитить? — Сен-Жермен наградил застывшего в дверях хозяина широкой улыбкой. — Распространённое заблуждение.

Он захлопнул книгу и вернул на положенное место. Цепкий взгляд Кроули ухватил выгравированное на корешке название — «La Divine Comédie».

— Простите, что не принял вас должным образом. Ваша Светлость предпочитает портвейн, виски, херес? Располагайтесь, прошу.

— Выберите на свой вкус.

Детектив с нечитаемым выражением лица прошёл на кухню, выхватил из закромов первую попавшуюся бутылку и, смачно откупорив, разлил по бокалам янтарную ароматную жидкость. В иных обстоятельствах он бы не стал выпивать, настроение было не то. Однако отказывать в гостеприимстве графу не позволила репутация, пусть даже вышеупомянутый вломился без разрешения. И причину этого Александру очень хотелось знать.

— Что-то случилось?

— Не следите за новостями?

— Я был занят, — небрежно бросил в ответ. — О каких именно новостях идёт речь?

С пояснениями Сен-Жермен не спешил: его, казалось, больше интересовала окружающая обстановка, нежели суть дела. Взяв бокал, он медленно прогулялся по гостиной. Постучал по стеклянным стенкам графина, подцепил статуэтку леопарда — подарок коллег по случаю праздника, — повертел и брезгливо поставил обратно. С любопытством изучил африканскую маску: Александра подмывало спросить, понял ли гость, что это его руками сделан фетиш, но сдержался. Солнце, проникавшее через высокие окна, боязливо обволакивало мрачную фигуру алхимика. Да и всё с виду угождало под критику. Чутьё подсказывало, что Сен-Жермен квартирой недоволен. Дорогая светлая мебель, чёрный паркет, громоздкое фортепиано в углу, оставшееся от предыдущего владельца — Александру так и не удалось вселить сюда жизнь.

— Вам известно, кто такой Мелькарт Тессера? — наконец, спросил граф, насмотревшись.

— Политик, — тот равнодушно пожал плечами. — Кумир националистов, идейный вдохновитель радикалов… ну, и всех недовольных…

— Его имя вам раньше не встречалось?

— Возможно, встречалось.

— Мелькарт Тессера не тот, за кого себя выдаёт.

— Как и все политики.

— Боюсь, вы не понимаете ситуацию, Кроули, — Сен-Жермен присел на диван. — Честно говоря, я до последнего надеялся избежать этого разговора. Но пришло время выложить карты на стол. Я не имею права молчать.

Какой-то неведомый импульс заставил детектива устроиться в кресле напротив, так, чтобы собеседнику было удобнее.

— Если Ваша Светлость сочтёт уместным моё замечание…

— Разумеется.

— Мелькарт Тессера… Это ведь имя того самого исчезнувшего ученика Виктории Морреаф?

Алхимик коротко кивнул, сжав челюсти.

— Надо же, тринадцать лет… Сколько воды с тех пор утекло, — Александр смочил горло алкоголем и поморщился. — Я слышал, в ордене его деятельность не приветствуют.

— Я ждал его возвращения, — перебил детектива граф. — Как и предполагалось, ядовитая змея выросла в дракона и начала мстить. Это для вас тринадцать лет чуть ли не целая жизнь, а для меня, для Совета — лишь несколько томительных минут.

— Совета? Причём здесь Совет Девяти?