Я сидел в кресле перед пультом управления и постепенно отходил от взлётной перегрузки. Вжимающая меня в кресло гигантская сила утихала, а моё тело вновь вспоминало привычную тяжесть в условиях искусственной гравитации корабля. Зрение возвращалось к былой чувствительности, а окружающие меня предметы становились ярче и чётче. До этого из-за высокого артериального давления внутри, обстановка вокруг меня была тусклая и в красноватых оттенках.

Я взглядом выхватывал потолок со светильниками и часть передней стенки с панелью приборов. Передо мной словно включили экран, постепенно увеличивая яркость и обзорность. Моя голова дико болела неизвестно почему. Её словно схватили в тиски и безбожно сдавливали. Пытаясь вспомнить предшествующие события, я наткнулся на мутную тёмную мглу в своей памяти и даже не сразу понял, что ничего не помню, как я оказался в этом кресле.

— Ильюха, — позвал я напарника, — а откуда мы взлетели? Ты помнишь?… Илья!

Ответом мне была тишина. Я повернул голову направо, где должно быть кресло командира, и мой взгляд упёрся в стену. Тут же я осознал, что сижу в этом самом командирском кресле. Ничего не понимая, почему я нахожусь на месте командира корабля, я повернул свою больную голову налево.

— Илья?! Ты где?!

Кресло помощника, то есть там, где согласно штатному расписанию должен сидеть я, было пустым. У меня внезапно похолодела спина. Я приподнялся с кресла и огляделся.

— Илья! — снова позвал я, — ну, хватит шутить! Вылезай! Где ты?

Вновь я не услышал ни ответа, ни привета. Только сейчас я заметил, что одет в скафандр для выхода в открытый космос, но без шлема. Выпрямившись в кресле и оглядываясь по сторонам, я заприметил шлем от своего скафандра валяющимся под пультом около кресла помощника. Это был точно мой шлем, расцветка совпадала с цветом моего скафандра. Моё сердце усиленно и неприятно забилось, когда я всмотрелся издали в свой шлем. Заляпанный кровью, с треснутым стеклом, но целый лежал он соединительным кольцом на полу.

Я непроизвольно подтянулся к замку шлема на скафандре в районе шеи и застыл с поднятой правой рукой. Сердце замерло, а дыхание остановилось, рука в перчатке была окровавлена. Кровь смешалась с каким-то коричневатым песком и уже почти засохла. Мне стало не по себе, чья это кровь? Я пошевелился, но почувствовал, что вроде бы сам цел и не ранен.

— Илья!!!

Я вскочил с кресла и кричал во весь голос, зовя своего командира и давнего друга.

— Илья! Чёрт тебя дери, хорош прятаться!

Я стремительно вышел в коридор и с ужасом увидел кровавые следы, ведущие от входного шлюза сюда в блок управления. Это были мои следы! На ботинках скафандра была запёкшаяся кровь, смешанная с какой-то грязью.

— Илья! Ты где?!

Ничего не понимая, я вернулся в блок управления и ещё раз осмотрел свой шлем. Шлем был разбит, но сохранял свою форму и, наверное, частичную герметичность. Трещины в стекле были влажными. Я одел шлем и затянул замок. Скафандр надулся автоматически, но тут же я услышал тихий свист воздуха через трещины шлема. Глянув на индикатор давления на правой рукаве, я обнаружил утечку воздуха, но не критичную. В таком скафандре я смог бы запросто несколько десятков минут протянуть в открытом космосе.

Я вылез скафандра и осмотрел его. Правая перчатка была окровавлена, на подошвах ботинок в протекторах липкая смесь крови и песка с пылью, колени и грудь скафандра заляпаны кровью. На спинном ранце по центру была большая вмятина. Я судорожно слился вспомнить последнее, что помню, совершенно ошалело рассматривая свой скафандр. Всё, что отчётливо всплывало в памяти, это то, как я с Ильёй сидим в своих креслах перед пультом управления и пытаемся выправить курс корабля.

— Да, точно! — моя память начала обнажать подробности прошедших событий, — в нас угодил мелкий метеорит, с которым почему-то не справилось защитное экранирующее поле. Эта писчинка на невообразимой скорости прошила внешний регулятор расширителя пространства, и наш корабль стало закручивать, меняя курс и траекторию полёта. А что дальше? Почему дальше всё, как в тумане, в густом тумане, я же не сошёл с ума. Ильюха, ну, где же ты?

Бросив свой скафандр на пол, я стал обыскивать корабль. Заглянул во все каюты, грузовой отсек, силовой модуль, осмотрел кают-компанию. Сильнейшая головная боль никак не проходила, с каждым движением доставляя мне невыносимые страдания. Непроизвольно постанывая от боли, я сделал себе инъекцию сильного обезболивающего. Боль в голове слегка отступила, и я почувствовал зверский голод, словно не ел очень-очень давно. Я схватил питательные батончики и стал их поедать один за другим, продолжая рыскать по кораблю. Ильи нигде не было.

— А я же очнулся в кресле после перегрузки, — думал я, — значит, был взлёт, а раз был взлёт, то была и посадка, но куда? Что это за амнезия, чёрт её возьми, куда подевался Илья? Вообще где я сейчас и какой день?

Тщетно обшарив весь корабль, я вернулся к пульту управления и в диком смятении упал в кресло командира. Необъяснимо для себя я не решался включить пульт, я боялся узнать нечто ужасное. Во мне смутно зрело чувство какой-то произошедшей беды, о которой я совершенно ничего не помню. Если Ильи нет на корабле, это может значить только одно — он погиб. Покинуть корабль было не на чем.

— А кровь? Это что, его кровь? Что же произошло? Нападение? Нет, это ерунда! Может мы пытались починить корабль и Ильюха погиб? Тогда откуда эта грязь? — эти вопросы накидывались на меня бесконечным потоком, терзая моё воспалённое сознание.

Логика мне подсказывала, что мы оба вышли в открытый космос после остановки пространственного движителя для починки регулятора расширителя. Там что-то произошло, видимо, Илья получил травму, несовместимую с жизнью, я пытался его спасти, перепачкался в его крови, но моего друга унесло в открытый космос.

— Нет, чего-то не клеится, — вслух рассуждал я, — даже если Илья получил смертельную травму, я не мог перепачкаться в его крови в открытом космосе, тем более вывозиться в какой-то грязи.

У меня не было травмы, я был полностью здоров, не считая головной боли. Но что это за провалы в памяти? Взяв себя в руки, я включил пульт.

Первое, что я увидел и осознал, это время. Со времени последнего чёткого воспоминания, когда мы пытались выправить курс корабля, прошли почти сутки.

— Амнезия на двадцать часов, — я даже присвистнул, — такие штуки могут происходить после серьёзной травмы, а моя голова цела и вроде бы соображает нормально. Бред какой-то… А голод? Значит, всё это время я ничего не ел. Почему?

Вторая порция информации придала мне надежды на благополучный исход полёта, корабль следовал плановым курсом к Земле, но с сорока пятичасовой задержкой. Уже менее чем через сутки я должен был приземлиться на космодром Дальних Космических Экспедиций. Корабль был полностью исправен, снаружи не было никаких посторонних предметов. Регулятор расширителя пространства функционировал в штатном режиме.

Я загрустил, на меня накатывало чувство невосполнимой потери. Мне стало не хватать моего давнего друга Ильюхи, с которым я прошёл очень много. Хотя, наша нынешняя работа была весьма опасна и связана с высоким риском для жизни. С самого детства мы дружили с ним, учились в одном классе, влюблялись в одних и тех же девчонок, бывало, даже дрались из-за этого. Но всякий раз наша дружба брала верх, и мы не растеряли её в жизненных перипетиях, став взрослыми. Я безгранично доверял Илье, а он мне. Не раз мы спасали друг друга в различных дальних походах по просторам Вселенной. Мы были отличной командой, и руководство Дальних Космических Экспедиций поручали нам самые ответственные задания, требующие слаженной работы и взаимного доверия.

Я продолжал просматривать технические параметры корабля и убеждался в штатном его состоянии. Ценный минерал, который мы везли на Землю из созвездия Лиры, был в порядке. Если бы не отсутствие Ильи, разбитый и запачканный кровью скафандр, всё было бы в норме. Я так и не получил ни единого ответа на свои вопросы и на главный из них — что произошло?

Поднявшись с кресла, я не находил себе места. Моя тревожность нарастала с каждой минутой. Я чувствовал, что устал, но спать не хотел. Меня мучило и мучило полное отсутствие понимания произошедшего. Я метался по блоку между креслами, словно лев в клетке. Именно так, я был в клетке своей памяти, осознание этого ввергало меня в беспомощную злобу на самого себя. Потеря друга усиливало эту мою злость. Меня мелко затрясло, что мне было ново. Я весьма волевой космонавт, много раз побывавший на краю гибели, всегда прекрасно помнивший произошедшие события. Но эта ситуация выводила меня из равновесия, у меня начался мандраж, что со мной никогда не происходило раньше.

Вернувшись к пульту управления, я стал восстанавливать траекторию полёта корабля, чтобы попытаться понять, откуда мог стартовать корабль, и где я мог набрать столько коричневой грязи вперемешку с кровью своего друга. Сейчас я уже не сомневался, что кровь была именно Ильи. Мои руки тряслись сами по себе, и я никак не мог их унять.

Оказалось, траектория полёта корабля исходит из звёздной системы 61 Лебедя, от одной из необитаемых планет, примерно в восемь раз тяжелее Земли.

— Так вот, куда нас занесло, — понял я, — и вот откуда эта чудная боль в суставах.

Я всё никак не мог понять, почему у меня в теле было ощущение, будто я таскал дикие тяжести. Эта совсем не крошечная планета была спутником гигантской планеты в двенадцать масс Юпитера, вращающаяся вокруг 61 Лебедя, в каких-то одиннадцати с небольшим световых годах от Солнца. Если бы не этот чёртов метеорит, то мы бы уже были дома, а теперь корабль снова начинал разгоняться, сжимая пространство перед собой и расширяя его за собой.

Бортовой навигатор показал мне, как изменилась траектория полёта корабля после попадания метеорита. Корабль стало закручивать в сторону и через несколько секунд мы бы врезались в тот самый спутник. Я отчётливо вспомнил, что мы с Ильёй кинулись к пульту управления, после срабатывания тревоги, быстро оценили ситуацию и поняли, что корабль несёт на какое-то небесное тело.

— Лёха, — сказал тогда Илья, — нам не уйти от столкновения, отключаем пространственный движитель и включаем тормозные двигатели! Прямо сейчас!

— Конечно! — я коротко ответил, и посадочная перегрузка вдавила нас в кресла.

Через несколько минут корабль стоял на грунте, а мы ощущали чудовищное притяжение. Гравитометр показывал восемь G. Это был кошмар для нас и наших тел.

Я сейчас вдруг внезапно вспомнил это и так обрадовался, что дальше вспомню всё. Но не тут-то было. Мои воспоминания мутнели. Пошли обрывки, ошмётки памяти.

— Лёха, — из памяти выплыл голос Ильи, — мы долго здесь не протянем, надо выходить наружу, постараться определить и починить неисправность.

Память вытащила следующий обрывочный эпизод, как мы с Ильёй в скафандрах стоим снаружи корабля и смотрим на повреждение регулятора расширителя пространства. Поломка была плёвая, крошечный метеорит на невообразимой скорости перешиб болт крепления регулятора, и тот просто отогнулся в сторону. Делов-то, взять лом, поправить на место регулятор и поставить новый болт.

И всё! Сколько я не силился вспомнить дальнейшие события, натыкался только на мутную тёмную мглу в своей памяти. Полный провал! Амнезия! Я снова и снова прокручивал все эпизоды в памяти, надеясь, что продвинусь дальше, но всё было тщетно.

Я заставил себя успокоиться, сел в кресло и закрыл глаза. Мне надо было спокойно, отвлёкшись, подумать о чём-то другом. И тут я вспомнил доктора Ли, непроизвольно улыбнувшись. Забавно, но с гибелью Ильи я стал свободен от своего прежнего обещания. Эта милая изящная китаяночка работала психологом в Управлении Дальних Космических Экспедиций. Мы с Ильёй оба сначала положили на неё глаз, но узнав об этом, сразу применили свою давнюю клятву, по которой обещали друг другу не завоёвывать одних и тех же девчонок. С доктором Ли по долгу службы мы встречались регулярно до и после полётов, но я и Илья свято соблюдали свою клятву. Наша дружба была дороже.

Теперь же я вспомнил эту красивую, хрупкую на вид восточную женщину с очаровательным акцентом и осознал, ощутил, что она мне безумно нравится. Сейчас путь к её сердцу для меня был свободен. Я давал волю своим чувствам, своим желаниям. Однако вдруг мне стало совестно, это было, словно нечестно по отношению к моему другу. Я опять затосковал по Илье, но в то же время моя жизнь продолжалась уже без него, и я мог не оглядываться на былые договорённости с ним. Тем не менее, мысли о докторе Ли точили меня изнутри, будто я предаю память друга.

Я переключился на воспоминания об Илье. Надёжный, честный, добрый друг, которого я никогда не предавал. Он мне был больше, чем брат, он был вторым мной. Что же произошло? Как он погиб? Мог ли я предотвратить это? Я снова начал изводить себя безответными вопросами.

— Лёха, … Лёха, — услышал я слабый голос Ильи.

Я открыл глаза и поднялся в кресле. Передо мной в скафандре стоял Илья. Стекло шлема было полностью разбито, а вместо лица моего друга было кровавое месиво. Там, где должен быть рот, пузырясь и пенясь, вспучивалась кровь, и слышался голос Ильи:

— Лёха, … Лёха…

— Ильюха! — крикнул я, — что с тобой?! Я сейчас тебе помогу… Где тебя так? Где ты пропадал?

Я захотел вскочить с кресла, но неведомая огромная сила удержала меня в нём, а мои руки и ноги словно обросли свинцом и не могли пошевелиться. Илья двинулся ко мне, протянув в мою сторону обе руки. Холодная липкая жуть растекалась по моему телу…

— Лёха, Лёха, — его голос приобрёл хриплый и зловещий тон…

…Я очнулся от кошмарного видения и понял, что заснул в кресле, думая об Илье. У меня не выходил из головы страшный образ моего друга из сна. Неужели, нечто похожее было наяву, ведь наши сны есть некое отображение действительности или размышлений о нём.

Оставшееся время до прибытия на Землю я провёл в бесплодных попытках вспомнить всё, перемежая их непродолжительным сном. Первым делом, ещё до приземления, я, выйдя на орбиту Земли, связался с руководителем полёта и сообщил о пропаже командира корабля, кратко описав всё, что помнил. Я прекрасно понимал, что предстоит расследование, результаты которого для меня непредсказуемы, поэтому я должен быть абсолютно открыт и всячески ему содействовать.

Я дописываю своё объяснение обстоятельств перелёта из созвездия Лиры к Земле и по-прежнему утверждаю, что абсолютно не помню причин исчезновения командира корабля, своего друга Ильи.

***

Он сидел один в кабинете психологической помощи, а доктор Ли с руководителем полётов стояли за полупрозрачным стеклом и смотрели на него.

— Ну, как? — спросил Игорь Иванович, обращаясь к психологу-китаянке, — ваше мнение, доктор Ли?

— Я уфелена, сто он не помнит больсе нисево, — акцент доктора Ли был милым, но говорила она серьёзно, — я боюсь са его расум, если он фсё уснает.

— Вы считаете, что ему не следует всё узнавать?

— Не сейтяс. Его амнесия не психологитеская, а физитеская. Фсё, сто он сделал, он не сабыл. Он не мог это сапомнить. Фактитески там был не он, а лись его тело. Его расум, его соснание тогда ему не плинадлесали, — она продолжала говорить с очаровательным китайским акцентом.

— Но, ведь Алексей сам это…

— Нет, не Алексей, это был не он. Моё мнение таксе подтвелздает наш физиолог доктой Кейц. Вы се дофеляете его мнению?

— Безусловно! И как с ним следует поступить?

— Пока мне это полносю не ясно. Мосет статься, сто он не смосет фообще фосплинять плавду. Его следует к этому аккулатно подготофить.

— Доктор Ли, Алексей может же скрывать от нас свои воспоминания, чтобы избежать…

— Плостите, сто пелебиваю фас, Иголь Ифанофич, но Алексей флюблён ф меня и полностью отклофенен со мной, пытаясь мне понлавиться, — её милый, нежный тон и акцент могли сбить с толку любого её собеседника, но только не руководителя полётами.

— Ох, я бы не был так в этом уверен, уважаемая доктор Ли, мужчина старается выглядеть перед нравящейся ему женщиной лучше, чем он есть на самом деле, скрывая свои жуткие стороны.

— Только не Алексей, — доктор Ли смотрела на Игоря Ивановича очень внимательно, — он бесхитлостный и бесслобный, он осень хосет фсё фспомнить и понять, сто там плоисошло. А для этого надо влемя.

— Да, уж, беззлобный…

Прошло несколько дней, Алексей проводил время в беседах с доктором Ли, отдыхал и гулял на свежем воздухе. На третий день во время очередного сеанса у психолога, вошёл Игорь Иванович и молча пригласил Алексея к выходу. Доктор Ли недоумённо подняла брови, но руководитель полётами весьма однозначно остановил её жестом руки, покачав головой, и китаянка осталась в кабинете.

— Алексей, — начал Игорь Иванович, когда они вышли в коридор и пошли в направлении конференц-зала, — на меня давят сверху, поэтому я вынужден выдернуть тебя от доктора Ли и продолжить уже без неё.

— Вам что-то стало известно? — Алексей искренне и с надеждой посмотрел на своего начальника.

— Да, — коротко отрезал тот.

— Расскажите мне, не мучайте, — умоляющим тоном попросил пилот, — пожалуйста!

— Не здесь и не я…

Они зашли в конференц-зал, где было несколько боссов и техник Саша, который всегда работал с Ильёй и Алексеем после их полётов. Лица у всех были даже слишком серьёзными. В стороне Алексей приметил трёх бравых сотрудников службы безопасности и заподозрил неладное.

— Коллеги, здравствуйте, — обратился Алексей ко всем, — все вы ради меня здесь собрались? Это очень лестно.

— Здравствуйте. Присаживайтесь, Алексей Викторович, — это говорил директор учреждения, — мы собрались здесь, чтобы полностью расставить все точки над «i». Проведя расследование и исследование вашей памяти, нам стало очевидно, что вы не помните и не знаете произошедших событий. Эта ваша амнезия не является вашей волей или вашей защитной реакцией. Это уникальный случай, который нам ещё надо полностью изучить.

Алексей тревожно смотрел на директора, будто речь шла о ком-то другом, но не о нём самом.

— Вы сказали, что последним помните эпизод, когда вместе с Ильёй стоите снаружи корабля и осматриваете поломку, — уточнил директор.

— Да, именно так, — подтвердил Алексей немного растерянным тоном.

— Александр, прошу вас, начинайте с выхода экипажа из корабля, — попросил директор.

— Что начинайте? — Алексей удивлённо посмотрел на директора.

— С некоторых пор на всех кораблях, при возникновении нештатной ситуации, ведётся голографическая запись событий внутри и снаружи корабля, — отрывисто пояснил директор.

— А почему мне сразу её не показали? Почему я не знал об этом? Я бы уже всё узнал…

— Это информация не вашего допуска, — холодно перебил его директор, — пожалуйста, смотрите.

В центре зала возникла голограмма. Алексей увидел корабль, часть грунта, на котором тот стоял и выходящих из шлюза себя и Илью.

— Лёха, — голос Ильи звучал из голограммы, — ступай осторожно, а то с такой гравитацией подвернёшь ногу, тащи тебя потом на себе. Ха-ха.

— Да, уж, — собственный голос Алексея был ему чужим, — тяжеловато. Ну, и что там?

Две фигуры в скафандрах медленно, преодолевая гигантскую силу притяжения, продвигались к регулятору расширителя. Саша чуть ускорил голограмму, и вот два космонавта стояли уже у регулятора.

— А, да тут ерунда, — голос Ильи был почти весёлым, но резковатым, — заменим болт и прикрутим эту штуку на место.

— Да-а, нам повезло, — отозвался Алексей, — могло быть и хуже…

— Что значит, повезло? — в голосе Ильи вдруг пробилось раздражение, — ты считаешь, что мы попали на гламурную вечеринку с девчонками? Ты весишь без малого тонну и еле шевелишься из последних сил! Повезло ему!

— Ильюха, — голос Алексея тоже приобрёл оттенок недовольства, — я же в том смысле, что могло быть и хуже, вон смотри, десятью сантиметрами левее и всё, движителю хана. Или вообще корабль насквозь…

— Правее, левее. Хорош трепаться, работать надо! Быстро шуруй в грузовой отсек за болтом номер шестнадцать К-три, — командовал Илья.

— А чего это ты тут раскомандовался? Я кто тебе? Мальчик на побегушках? Сам шуруй за болтом, а я регулятор на место поставлю, — Алексей говорил почти зло.

— Я тут командир, и ты будешь исполнять мои приказы! Ты посмотри на него! — Илья почти кричал.

— Вечно мной командует и помыкает, — голос Алексея бубнил себе под нос, а сам он побрёл в сторону входного шлюза.

— Чего ты там бубнишь? Давай-давай, шевели ногами чаще и веселее!

— Вот, гад, — слова Алексея были еле различимы.

Саша ещё чуть промотал изображение записи вперёд. Алексей с инструментами стоял у места поломки, а Илья устало сидел рядом на выступе опоры корабля.

— Я не понял, а чего это ты тут расселся? Я что ли за тебя работать буду?

— Надо будет, и будешь работать! Ишь ты, цаца какая! — рявкнул в ответ командир.

Тут оба космонавта свалились на грунт и молча недвижно лежали так почти четыре часа. Саша проматывал голограмму, и пояснил, что Илья и Алексей потеряли сознание из-за огромной гравитации. Сила тяжести усилилась, когда спутник, на котором были парни, повернулся вокруг оси. Основная гигантская планета каким-то образом добавляла в гравитации. Сейчас гравитометр показывал более двенадцати G, и парни были в отключке. Лишь тренированный организм космонавта помогал им выдерживать такие адские нагрузки.

— Я абсолютно этого не помню, — медленно и тихо сказал Алексей, недоумённо глядя на голограмму, — мы никогда так грубо друг с другом не разговаривали. Это же не мы! Такого не может быть!

Никто ему не ответил, все молча смотрели на изображение. Вот при пяти G Илья пошевелился, поднял голову и позвал напарника.

— Чего орёшь? — голос Алексея был хриплый, — что полегчало? Ну, так давай работать быстрее, пока опять не накрыло. Видишь, как вертится быстро, полнеба уже закрывает основной гигант. Здесь видимо гравитационная пила.

— Не умничай, — огрызнулся Илья, — тоже мне гений астрофизики, лучше вставай и держи ключом болт!

Между ними шла словесная перепалка, всё усиливаясь по эмоциональному фону. Они никак не могли разобраться, кто должен держать болт, а кто крутить ключом. Они препирались, пока не зазвучал сигнал окончания запасов кислорода в их скафандрах. Оба разом кинулись к шлюзу и уже внутри, наполняя скафандры воздухом, продолжали переругиваться. Они начали вспоминать детские обиды, Илья припомнил Алексею свою первую любовь, которую, по мнению Ильи, Лёха у него отбил. Обзываясь на Алексея, Илья остервенело надевал скафандр, почти отталкивая своего друга. Видно было, что между друзьями зреет серьёзный конфликт, причём, на ровном месте.

— Кто-нибудь мне может пояснить, что с нами такое творилось там! — Алексей непонимающе смотрел на присутствующих в конференц-зале, — это не мы, это какое-то безумие! Ну, разве вы все этого не видите?!

Он даже вскочил с кресла на ноги, а присутствующий доктор Кейц сказал лишь:

— Нам точно это не известно, но, думаю, это воздействие на вашу психику той самой гравитационной пилы.

Снова голограмма стала прокручиваться быстрее, пока оба космонавта лежали внутри корабля без чувств в условиях чудовищной гравитации. Так продолжалось часов пять. Очнувшись, оба облачились в скафандры и, почти матерясь друг на друга, медленно вышли устранять поломку.

— Ты что это, гнида, творишь? — стал орать Илья на Алексея, — кто так держит болт?! А ну отвали в сторону, щенок-недоучка!

Илья оттолкнул Алексея так, что тот упал, но с трудом поднялся.

— Это кто гнида, это кто щенок?! — так же орал Алексей, — ты что это делаешь, сволочь?!

Он накинулся на Илью, и они оба повалились на грунт, катаясь, мутузя друг друга и ругаясь, на чём свет стоит. Так продолжалось до нового витка гравитации и до потери ими сознания. На этот раз в отключке они были всего пару часов, и первым очнулся Алексей. Он с трудом поднялся, не обращая внимания на всё ещё лежащего друга, подошел к регулятору, вставил болт на место и стал аккуратно его затягивать ключом. В это время очнулся Илья и увидел, что Алексей устраняет поломку самостоятельно. Медленно вставая, Илья приметил рядом с собой камень средних размеров, с усилием взял его в обе руки и стал подходить к своему другу со спины.

Тяжёлый удар камнем по ранцу скафандра на спине бросил Алексея на корпус корабля. Шлем стеклом ударился о заворачиваемый им болт и дал трещину. Нечленораздельный крик Алексея раздался из голограммы. Он попытался вывернуться, но Илья схватил его за плечи и с силой стукнул ещё раз шлемом о корабль. Трещина на стекле стала больше, и послышалось шипение воздуха из стекла.

— Ты ублюдок!!! Как ты чинишь?! Убью гада!!! — брызгал слюной Илья, продолжая колотить Алексея о корабль, разбивая стекло шлема всё сильнее.

Алексей не удержался на ногах и упал на колени, при этом ему удалось как-то извернуться и рукой подсечь Илью. Тот рухнул навзничь. Собрав последние силы, Алексей прыгнул на грудь Илье, приметил рядом камень, которым его ударил командир, схватил его обеими руками и занёс над головой…

— Стойте! Стойте!!! — крикнул Алексей, вскакивая с кресла в конференц-зале, — остановите голограмму! Саша, пожалуйста, останови это! Я тебя умоляю!

Саша нажал на паузу. Голограмма застыла. Алексей в ужасе смотрел на то, как он сам сидя на груди своего лежащего друга занёс над ним весьма увесистый остроугольный камень.

— Вы должны досмотреть всё до конца, Алексей Викторович, — чётко произнёс директор, — доктор Ли достаточно с вами поработала, чтобы вы вспомнили или узнали всё произошедшее там. Продолжайте, Александр.

Алексей зажмурился и закрыл лицо ладонями, оставшись стоять в проходе между креслами. Он понял, что произойдёт дальше. До его слуха из голограммы донёсся глухой удар, и треск стекла, сильное шипение воздуха, затем, сдавленный крик Ильи. Ещё удар… Ещё… Убийственные звуки прекратились, лишь прерывистое дыхание Алексея с тихим свистом воздуха через трещины в его шлеме доносились из голограммы.

— Вот тебе, гадина, — слышал Алексей собственные слова из голограммы, — вот тебе за всё! За всё!!! На… получай! На тебе…

Когда стихли ругательства, Алексей опустил трясущиеся руки, приоткрыл глаза и посмотрел на голограмму. Обезображенный труп его друга с проломленным шлемом и кровавым месивом вместо головы недвижно лежал на грунте возле корабля, а помощник командира корабля, как ни в чём не бывало, прикручивал болт крепления регулятора расширителя пространства. Алексей отказывался верить, что это был он сам.

— Господи, — он схватился руками за внезапно невыносимо пронзительно заболевшую голову, в безумном ужасе глядя на себя в голограмме, — что я натворил?… Он же мой… Он же был моим другом…

Тем временем, человек на голограмме совершенно спокойно окончил ремонт, схватил труп за ноги и передвинул его под сопла двигателя. После этого, он зашёл в корабль и уже, собирая остатки сил, в условиях нарастающей гравитации рухнул в командирское кресло, сорвал с себя шлем и бросил его на пол. Перед самой потерей сознания, он запустил процедуру взлёта, которая случилась спустя пять часов, когда была пауза в гравитационных пиках.

Появились два человека в белых халатах и увели обезумевшего Алексея из конференц-зала.

— Он же был моим другом, он же был моим другом, — непрерывно повторял он, глядя невидящим взглядом перед собой и держась обеими руками за голову.

***

Тихий мерный монотонный писк монитора пульсоксиметрии разносился по палате. На реанимационной койке лежал человек с перебинтованной головой, подключённый к мониторам пациента, а рядом в гостевом кресле сидел спящий мужчина в форменном комбинезоне космонавта Дальних Космических Экспедиций.

Вдруг пациент дёрнул указательным пальцем правой руки, где был установлен пульсометр. Писк из прибора зазвучал чуть чаще, а на мониторе участились пилы электрокардиограммы. Вот пациент снова вздрогнул пальцем, и пульсометр свалился на простыню. Техника мгновенно среагировала, и из горы приборов донёсся резкий непрерывный тревожный сигнал. Человек в кресле открыл глаза и сразу посмотрел на пациента.

Глаза человека на больничной койке быстро и беспорядочно двигались под закрытыми веками. Его конечности подрагивали, а электрокардиограф сходил с ума. Быстрым движением, человек в форменном комбинезоне поднялся с кресла и склонился над больным.

— Лёха, Лёха, — говорил он радостно, — ты очнулся? Ты меня слышишь? Это я! Это я!

В это время в палату стремительно вошли врачи и, отодвинув космонавта, начали чётко выполнять свою работу. Пациент постепенно приходил в сознание. Его глаза приоткрылись, он увидел мутные очертания врачей в белых халатах.

— Доктор, — еле слышно и хрипло произнёс он, — я слышал голос… его голос…

Пульс пациента снова пополз вверх.

— Доктор, это был его голос, — продолжал очнувшийся, на его глазах появились слёзы, — понимаете? Доктор! Его! Он же был моим другом, я его… я же его… как же так? Как мне дальше жить? Доктор…

Послышался прерывистый сигнал критического уровня пульса и артериального давления.

— Срочно вводите инъекцию, — голос врача был чётким, — у него посткоматозный шок. Быстрее, у него запредельные показатели!…

Вновь всё стихло, врачи ушли, а пациент, как прежде недвижно лежал на койке.

— Эх, Лёха, Лёха, — тихо сказал человек, уже несколько дней дежуривший возле больного, — что там такое с тобой? Где твоё сознание?

Он взял его за руку, и пациент медленно приоткрыл глаза, почувствовав прикосновение.

— Илья? — глаза больного широко открылись в искреннем удивлении, а писк из приборов снова участился.

— Лёха, спокойно, всё хорошо, — улыбаясь, говорил его друг, — ты очухался, это уже хорошо.

— Так там…, — запинаясь и явно плохо ещё оценивая реальность, ответил Алексей, — я же тебя там… погоди, … так ты жив?!

— Ну, кончено, жив, — улыбнулся Илья, — и как видишь, вполне здоров. И ты поправишься. Вон как тебя починили, как новенький теперь будешь.

— Я… новенький, — ещё растерянно глядя на Илью, бормотал он, — меня починили? А разве я поломался? Но ведь ты там меня,… а я там тебя… так это было… или не было…

— Да-а, — протянул Илья, — врачи меня предупреждали, что при выходе из комы у тебя будет путаница в голове, но у тебя там не путаница, а явно какая-то иная реальность. Давай-ка, брат, возвращайся в суровую действительность из своих радужных облаков.

— Ильюха, — немного приходя в себя сказал Алексей, — если ты и в правду жив, а я сам здесь, то там было совсем не радужно.

— Да, где там? Я понимаю, что у тебя какая-то белиберда в голове. Эй, Лёха, давай возвращайся.

Алексей схватил крепче руку друга и внимательно посмотрел ему в глаза.

— А авария, метеорит, регулятор расширителя, дьявольская гравитация? — он не отпускал руку Ильи.

— Эка тебя головой шмякнуло, брат! Да, не было никакой аварии, и расширитель в полном порядке. Метеорит был, но пролетел мимо, а корабль не пострадал. Опять не послушался меня, ну как всегда! Эх, ты! — посмеялся Илья, — ничего, скоро голова встанет на место.

— Мы же аварийно приземлились на спутнике гравитационного монстра, и там я тебя… я камнем… прости меня, Илья, — на глазах Алексея снова появились слёзы.

— За что? Ты ни в чём не виноват передо мной. Ну, разве что ослушался и принялся убирать свой шлем от скафандра. Я же сказал тебе, брось его и мигом в кресло, а ты заладил: «разобьётся, разобьётся». Ну, и в итоге, что произошло?

— А что произошло? — непонимающе спросил Алексей.

— Башку ты разбил, вот что! Не помнишь? — снисходительно сказал Илья, — ещё бы! Я бы так брякнулся головой, вообще бы концы отдал. А ты ничего, крепкий.

— Расскажи, — умоляюще попросил Алексей друга, — пожалуйста, не томи.

— Да, что же с тобой такое? Сейчас расскажу. Ну, мы летели на корабле, я сидел в кресле и читал, а ты возился возле шкафа со скафандрами. Ты проверял их техническое состояние и держал в руках свой шлем. Прозвучала тревога, на нас летел огромный метеорит, с которым не справилось бы экранирующее поле. Начался пятисекундный обратный отсчёт перед резким автоматическим маневром уклонения. Ты же знаешь, при таком маневре могут быть перегрузки до двенадцати G.

— И что? — Алексей только сейчас поднял левую руку и дотронулся до своей забинтованной головы.

— Правильно трогаешь! Надо было бросить этот шлем и мухой в кресло, но ты же аккуратист, тебе надо было обязательно положить шлем на место. Я даже прикрикнул на тебя, но было поздно. Вот той самой перегрузкой тебя и шмякнуло головой об косяк двери отсека. Полбашки тебе снесло. Теперь у тебя с правой стороны в черепушке титановая пластина. Слава богу, мозги целые остались. А потом почти десять часов до Земли я держал тебя окровавленного на руках, боясь, что ты это… ну-у… таво… Оказал тебе медицинскую помощь, но нужна была экстренная операция. Ты был частично в сознании, периодически надолго отключаясь. Я очень боялся за тебя, … ну, … за твою жизнь и старался с тобой говорить о всякой ерунде, вспоминал детство, девчонок, в которых мы с тобой одновременно влюблялись. Значит, ты этого не помнишь.

— Я помню, — Алексей вдруг оживился, — я помню доктора Ли…

— Какого доктора Ли? Нет у нас никакого такого доктора.

— Как нет? Но ведь она же…

— Она? Да, уж, крепко же тебе досталось! Что тебе привиделось такое, пока ты трое суток был в коме?

— Я увидел, какими мы можем стать, если потеряем нашу человеческую суть, если перестанем уважать друг друга, если дадим волю своим низменным, самым гадким и мерзким чувствам, если свернём со своего внутреннего нравственного ориентира. Это просто кошмар.

— Ты всё это помнишь?

— Более чем, Илья.

— Расскажешь? Тебе это будет полезно, заодно избавишься от этого своего страха в глазах.

Алексей, не выпуская руки друга, рассказал Илье всё своё коматозное видение про них.

— Прости меня, Ильюха, — тихо окончил свой рассказ Алексей, — я только сейчас понял, что в глубине души не позабыл детские обиды на тебя, я не простил их тебе почему-то, хотя давно уже должен был. За их непрощение я очень виноват перед тобой. Прости меня.

Алексей смотрел в глаза своему другу и не увидел в их ни тени злобы или обиды. Он сумел отпустить этот груз, смог избавился от него, к Илье не было больше тайных глубинных претензий и недомолвок. Тот по-дружески похлопал Алексея по руке.

— А что, это идея, про голографическую видеозапись, — сказал Илья немного погодя, выслушав весь тот ужас, что привиделся его другу, — надо будет подкинуть эту твою идею руководству.

Алексей поправился и продолжил бороздить с Ильёй дальний космос. В итоге, плод травмированного мозга Алексея стал полезным для их дружбы. Всякий раз, когда у них возникали разногласия по работе или в жизни, и они начинали раздражаться, либо Илья, либо Алексей говорили:

— Тот камушек в 61 Лебедя помнишь?!

Они оба смеялись и сразу находили компромисс.

Октябрь 2020 г.

Реальность

«Будьте осторожны со

своими желаниями — они

имеют свойство сбываться.»

М. А. Булгаков. «Мастер и Маргарита»,

вариант романа в самиздате 1960-х годов.

Они сидели на высоком берегу у излучины реки. Тёплый летний день улыбался им обоим, а ласковое солнце отражалось в дрожащей воде речной стремнины. По-простому, уперев руки за спиной и выпрямив босые ноги на мягкой зелёной траве, пожилой седой человек вёл неспешное повествование о своей минувшей жизни. Волнообразно уходя вдаль, покрывая холмы и невысокие горы, тонула, дрожа в толще тёплого воздуха, тайга на том берегу. Широкая сибирская река неспешно несла свои воды мимо него и его внука. Несмотря на свои шубутные четырнадцать лет Петька слушал деда внимательно, изредка задавая вопросы и уточняя детали.

***

Парнишка в начале их беседы рассказывал о себе, о своей семье, всё то, что не знал его седой дед. Петька никогда до этого не видел дедушку и не знал о нём. Это была их первая встреча. Ему было непривычно называть дедушкой этого старого человека, появившегося в жизни паренька буквально вчера. Петька всю свою жизнь считал дедом по отцу другого. Тот другой дед всячески баловал его с младенчества, учил его рыбачить, даже в тайне от отца и матери научил делать рогатки и распугивать ворон с огорода. Тот другой дед помогал внуку по математике, когда бывало не получалось, ведь он был когда-то учителем в школе. К тому другому деду Петька приезжал каждое лето в гости в далёкое сибирское село.

Вчера вечером с Петькой связался отец и сообщил, что к нему в Сибирь приедет его настоящий дедушка.

— Петя, — сказал папа, — завтра к вам приедет один человек. Не удивляйся, это мой настоящий биологический отец, о котором я сам узнал неделю назад от мамы, от твоей бабушки.

— Значит, — недоумённо ответил Петька, — он мой дед? Тогда дедушка Валя, не мой настоящий дедушка?

— Нет, Петя, дедушка Валя как был твоим дедом, так и остаётся им. Да, оказывается он мой отчим, но это ничего не меняет, для меня он самый настоящий отец. Он меня воспитал и взрастил. Он любит тебя своего внука и то, что он не твой родной по крови дед, повторюсь, никак не влияет на ваши отношения. Ведь так, сын?

— Я тебя понял, папа, теперь у меня будет ещё один дед. А какой он?

— Он интересный и необычный человек, хоть и очень пожилой. Он просто очень долго отсутствовал на планете Земля и сильно постарел за время полёта.

— Так он космопроходец! — воскликнул Петька, — вот здорово!

— Да, он из тех самых космопроходцев, что много лет назад отправились к Альфа Центавра.

— Я смотрел новости и видел, что на Землю неделю назад вернулся только один человек, — восторгу мальчишки не было предела, — так это мой дед! Мы же в школе изучали эту историю. Погоди, получается, что он улетел в том же году, когда ты родился. Так ты его никогда не видел? Я вот только забыл его имя…

— Василий Николаевич.

— Точно! Значит, я внук такой знаменитости! Вот пацаны удивятся…

— Э-э, парень, — голос отца стал строгим, — не задирай нос, молодой человек, не ты бороздил межзвёздное пространство и не ты потерял всех своих товарищей в чужом неизведанном мире. Так что с уважением и почтением. Понял меня?

— Да, понял, — пыл паренька поостыл.

— И нечего трепаться своим пацанам! Сначала познакомься с Василием Николаевичем, поговори с ним, послушай. Потом уже будешь хвастаться, если сочтёшь нужным.

— А что, с ним как-то не так?

— Да всё так, просто пообщайся с ним.

— А как мне к нему обращаться?

— Ты уже большой парень, вот сам вместе с ним и реши. Вспомни, как я тебя учил. Ну, всё, пока. Привет бабушке и дедушке Вале.

— Пока, папа!

Утром следующего дня, когда солнце только оторвалось от остроконечного покрывала тайги, на пороге дома появился человек. Он был знаком всем жителям Земли из новостей, как единственный вернувшийся из эпохальной экспедиции к ближайшей звезде. Вышедшие встречать его Петька, дед Валя и бабушка Оля были несколько удивлены контрастом в облике гостя. В новостях это был бравый космопроходец, герой, нашедший у соседки Солнца пригодную для человека планету. Именно благодаря ему появилась возможность осуществить мечту многих учёных и фантастов о заселении людьми других планет. Сейчас же перед хозяевами традиционного рубленного бревенчатого дома стоял иной человек — глубокий старик, слегка сгорбленный, полностью седой, с очень печальным взором. Он с грустью смотрел прямо в глаза бабушке Оле. Петька заметил этот взгляд и посмотрел на деда Валю. Тот взял внука за плечо.

— Здравствуйте!

Голос гостя звучал глухо и неуверенно, он явно сильно волновался, не отрываясь от глаз своей бывшей любви, своей Оли.

— Здравствуйте, — сказали негромко почти хором хозяева дома, а дед Валя добавил, — проходите в дом, Василий Николаевич.

Рукой, лежащей на плече внука, Валентин развернул Петьку и зашёл с ним в дом.

— Здравствуй,… Оленька, — услышал Петька за спиной глухой голос космопроходца.

— Ну, здравствуй, Вася, — несвойственно тихо отозвалась бабушка Оля, — жизнь прошла, и вот ты появился. Заходи, коли пришёл.

Петька краем глаза заметил, как внезапно погрустнела бабушка, а дед Валя чуть нахмурился. Василий Николаевич зашёл в дом словно стесняясь самого себя, неловко потупив взгляд в пол, как нашкодивший мальчишка. Он изучающе поглядывал на Петьку, а тот, в свою очередь, стараясь скрыть любопытство, поглядывал на этого необычного, единственного в своём роде землянина.

За завтраком все четверо почти не разговаривали. Лишь дежурные слова вежливости, в которых Петька улавливал сильное напряжение. Своим ещё юным умом он понимал, что когда-то между его бабушкой и гостем были чувства, результатом которых стал его папа. Их сын появился на свет буквально за два месяца до отлёта той эпохальной экспедиции.

Вся эта история про деда Васю была парнишке неизвестна до вечернего сообщения отца. После этого бабушка и дедушка поведали внуку о его биологическом деде. Оказывается бабушка и дед Вася в юности любили друг друга. Бабушке не было тогда и двадцати лет, она очень не хотела, чтобы её любимый отправлялся в неизведанные дали. Это означало бы расставание почти на всю жизнь.

Случилось так, что бабушка Оля забеременела, но боялась признаться в этом Васе. Она опасалась, что её возлюбленный воспримет это обстоятельство как попытку заставить его отказаться от полёта. Она скрывала своё деликатное положение, пока скрывать уже было невозможно. Вот тогда и произошёл их бурный разрыв. Вася, бросив сгоряча нечто вроде: «это ты нарочно так, знать тебя больше не знаю после этого», с головой ушёл в подготовку к полёту, а Оля с нервным срывом попала в больницу, едва не потеряв ребёнка. Космопроходец даже не узнал о рождении сына, улетев к Альфа Центавра. Бабушка Оля так и не простила его.

Мальчишка плохо спал этой ночью, он размышлял над услышанным и до полночи читал источники об экспедиции к ближайшей звезде. Теперь он знал почти всю официальную информацию об этом. Бабушка сторонилась гостя и неохотно разговаривала с ним. Дед Валя после завтрака сказал, что им с бабушкой надо отъехать по неотложному делу, не уточнив по какому. Парень догадался, что космопроходец приехал именно к нему и именно с ним ему предстоит общаться. Бабушка с дедушкой уехали, а дед Вася всё ещё сидя за столом неожиданно предложил:

— Петя, может пойдем погуляем? Погода хорошая. Знаешь какое-нибудь живописное место?

— Знаю, — Петька даже вздрогнул, но постарался не показать волнения, добавив, — у излучины реки очень красиво. Давайте туда пойдем, Василий Николаевич.

— Хорошо, — гость медленно поднялся из-за стола с усилием упираясь в столешницу, чуть покряхтывая, — только, пожалуйста, давай договоримся с тобой, что я дедушка Вася или дед Вася и на ты. Лады?

— Лады, — Петька сделал паузу и робко произнёс, — пойдем на речку, дед Вася.

— Ну, вот и молодец! Не тушуйся, я обычный человек.

Они медленно брели к берегу реки. Петька нёс в руках корзину с продуктами для пикника, заранее приготовленную бабушкой. Дед Вася тяжело передвигая ноги, натуженно сопел и первое время молчал.

— Петя, — вдруг произнёс дед Вася, — ты можешь подумать, что зря я приехал и зря стал бередить прошлое, да и тебя ещё втянул…

— Нет, — тихо отозвался парень, — я не о чём таком не подумал, наоборот, мне интересно расспросить вас…

На последнем слове старик неожиданно озорно и лукаво посмотрел на парнишку.

— Ой, — Петька чуть покраснел, — я ещё не привык… Мне интересно расспросить тебя про твоё путешествие, про то, что мало кто знает. Расскажешь?

— Разумеется, внучек! Только для начала расскажи, что ты знаешь обо мне.

Петька кратко пересказал вечерние разговоры с отцом и с бабушкой и с дедушкой.

***

— Ты, наверное, знаешь, с чего всё началось. Ещё в начале двадцать первого века шли большие споры в среде астрономов есть ли планеты у ближайшей звёздной системы или нет. Планеты то открывали, то «закрывали», достоверно не имея данных. Лишь когда почти в середине века люди смогли получить управляемый термоядерный синтез, человечество получило фактически неограниченный источник энергии. Вот тогда-то и вспомнили про идеи межзвёздных полётов, предложенные ещё знаменитым учёным Стивеном Хокингом. Учёные построили огромный лазер с гигантской световой энергией и разместили его на Луне. Затем запустили в сторону Альфа Центавра сотни тысяч наноспутников на световом парусе. Под действием света лазера с Луны этот искусственный рой разогнался до половины скорости света.

Человечество очень надеялось найти планетную систему, о которой велись споры, но подспудно просто жаждало обнаружить пригодный для жизни иной мир. Мы ждали чуть больше двадцати лет, постоянно отслеживая сигналы от роя посланцев. Люди с трепетом и с таким юношеским вожделением вслушивались в сообщения от роя, что эти события становились главными на Земле. Все массово бросали свои дела и с жадностью слушали, смотрели, читали эти сообщения. Затем, рой замолчал, просто не хватало мощности передатчиков.

И вот однажды мы дождались! Потеряв в пути бо́льшую часть наноспутников, рой обогнул тройную соседку Солнца и направился в обратный путь. До Земли долетели всего двадцать три спутника. Представляешь! Этих крошек отловили и извлекли информацию из их памяти.

— Да, — вставил Петя, — я знаю, мы изучали это в школе. Спутники обнаружили у компонента А звезды Альфа Центавра несколько планет, в том числе планету с водой, сушей и кислородом.

— Совершенно верно, Петя. Что творилось на Земле, сложно описать. Я тогда как раз был в твоём возрасте. Это был всемирный праздник! Именно тогда, когда пошли разговоры о снаряжении экспедиции к ближайшей звезде, я твёрдо решил принять в ней участие. Во что бы то ни стало! Я упорно добивался шаг за шагом поставленной цели. Пройдя десятки строгих отборов, я был зачислен в основной отряд. За время полёта роя наноспутников, учёные усовершенствовали технологии и создали пилотируемый корабль, способный доставить людей до ближайшей звезды в сравнительно короткий срок.

В этот ответственный момент жизни я встретил твою бабушку, и меня угораздило влюбиться в неё. Это не нарочно. Эти чувства выше нас, они сильнее разума. Но когда я осознал, что из-за чувства к девушке я могу лишиться своей мечты, мой разум взял верх. Какой же я был идиот! Я знаю, что очень виноват перед ней. Я кляну себя за то, что бросил её беременной и не остался с ней на Земле. Сейчас бы я не сделал этого ни за что! Но что было, того не вернёшь. Я был молод, горяч и не думал о других. Вот и поплатился за это одиночеством и быстрым старением. Пожалуйста, Петя, не жертвуй своим счастьем во имя эфемерных целей! Это того не стоит! Счастье человечества слагается из личного счастья каждого человека, а не наоборот!

Если знаешь, в состав экспедиции вошли десять человек, пять девушек и пять парней одного возраста. Но ты не знаешь, что у нас была вторая запасная миссия, эдакий план Б. Нас намеренно отправили парами, тщательно совмещая и подбирая психологически и физиологически. Перед самой отправкой нам не запрещали общаться, даже близко в личном плане. Я ещё переживал разрыв с твоей бабушкой, но мне уже нравилась одна девушка тоже по имени Оля. Запасная миссия заключалась в том, что, если мы обнаружим планету, пригодную для жизни, то должны основать на ней колонию людей и стать первыми поселенцами в иных мирах. Мы готовились дать начало новой жизни вдали от Земли и в глубине души уповали на это. Именно огромное желание стать прародителями нового мира, новой версии цивилизации двигало на самом деле многими из нас. Мной же двигало стремление к открытиям, к приключениям, к банальной романтике, свойственной юности.

Технологии светового паруса в сочетании с фотонным двигателем разогнали наш корабль до трёх четвертей скорости света, а весь экипаж пока был в состоянии гибернации. Учёные уверили нас, что в этом состоянии человеческий организм сохраниться лучше, плюс релятивистский эффект сокращения времени. Знаешь о нём? В земном летоисчислении мы добирались до звезды чуть больше девяти лет, а по внутренним часам корабля прошло только шесть.

— Вот, дед, мы пришли. Нравиться тут?

— О-о, да! Вид великолепный! Но знаешь, что поразительно, это место очень напоминает мне ту планету. Только вместо реки там широкий изогнутый каньон, как раз похожей формы, а дальше невысокие холмистые горы. Два солнца, одно, как наше, второе значительно меньше, но тоже ярко светит. Ты представляешь, идёшь и отбрасываешь две тени, одна ярче, а другая тусклее. Красный карлик лишь видно сквозь атмосферу. Что-то я отвлёкся, давай сядем прямо здесь на траву. У-ух-х, устал я что-то, внучек! Сниму-ка я ботинки, да пройдусь по травке босяком… Чудесно! Теперь посидеть, устал я, пока мы шли…

Мы все спали в своих капсулах, а корабль разгонялся семь месяцев, и несколько лет летел в межзвёздной пустоте на невообразимой скорости. В конце фазы торможения нас вывели из долгого сна. Однако произошло непредвиденное, релятивистский эффект в сочетании с гибернацией сотворил немыслимое. Одно дело много раз проводимые эксперименты в земных условиях, и совсем другое — в реальных. Мы проснулись в возрасте двадцати восьми лет, но по биологическим часам нам было больше сорока, хотя, нам утверждали, что мы будем прежними двадцатидвухлетними. Более того мы все стали бесплодными, это подтвердило сканирование наших организмов.

Твой отец и ты, Петя, единственные потомки космопроходцев. Это одна из веских причин моего возвращения на Землю. Я должен был, просто обязан в конце жизни увидеть воплощение своей плоти и крови.

С девушками случилась жуткая истерика — все мечты и стремления оказались теперь неосуществимы. Гнетущая психологическая обстановка воцарилась на корабле, пока мы облетали звёздную систему, завершая торможение. Мы ходили понурые, раздражались по любому малозначительному поводу. Несколько раз доходило до драк между парнями. Связываться с Землёй было бессмысленно, ведь ответа ждать более восьми лет — Солнце в четырех с лишним световых годах. Никакой предполётный психологический тренинг и усиленная подготовка к возможным стрессовым ситуациям, в конечном итоге, не смогли нас всех уберечь от непозволительного в подобной экспедиции поведения. Суровая реальность оказалась сильнее. Думаю, что наша психика в этих новых условиях дала сбой, который учёные не смогли предвидеть.

До планеты оставался месяц лёта, когда случилось непоправимое. Среди нас были две, уже сформировавшиеся пары Женя с Катей и Коля с Машей. После пробуждения и осознания нашей неполноценности они жили обособленно и почти не контактировали с остальным экипажем. И вот однажды на корабле раздался сигнал несанкционированного выхода в открытый космос. Мы все бросились к шлюзу, но было поздно. Четыре фигуры в скафандрах уже удалялись от корабля. Мы видели их в иллюминатор. Это было страшное зрелище! Поверь мне, Петя! Ребята собрались в кружок и одновременно потянулись руками к замкам своих шлемов. В следующее мгновение четыре шлема отлетели, оставив быстро рассеявшееся облачко воздуха. Четыре моментально замёрзших тела с поднятыми к шее руками, хаотично вращаясь, удалялись от корабля. Ребята не выдержали свалившихся на нас на всех испытаний и совершили групповое самоубийство.

Этот кошмар привёл к ещё большему разладу в команде, особенно когда обнаружили отосланное на Землю предсмертное послание ребят. В нём говорилось о том, что земляне не могут, не должны, не имеют права покидать свой дом и искать иные мира для расселения. Это позволит человечеству безнаказанно гадить в собственном доме, не заботясь о последствиях.

— Мы возомнили себя хозяевами Вселенной, — говорили погибшие, — но у нас самих огромный и прекрасный дом. Зачем нам ещё? Всяк сверчок знай свой шесток — гласит народная мудрость. Наша команда стала первой жертвой неуёмного желания людей поисков иного пристанища. Мы четверо добровольно покончим с нашими мучениями, а остальная команда уже обречена. Никто из нас не вернётся на Землю!

Когда прошёл первый шквал эмоций от произошедших с нами изменений и гибелью ребят, мы постарались взять себя в руки и продолжить миссию. Основной план по исследованию обнаруженной роем планеты никто не отменял. Мы продолжили работу. Однако команды как таковой уже не было. Мы потихоньку начали ненавидеть друг друга. Былые симпатии улетучились, бесплодие сделало нас грубыми, в нас пробудились самые гадкие черты характера. Мы сначала мысленно, а затем почти открыто желали друг другу смерти в адских муках. Это было словно массовое помешательство.

Тем не менее, корабль, управляемый искусственным интеллектом, вышел на орбиту планеты. Вскоре мы немного пришли в себя, когда обнаружили, что этот мир очень похож на земной. Это было невероятно! Голубая планета с белыми вихрями облаков, огромными океанами и бескрайними материками. Мы увидели растительность, правда, несколько иную, но планета имела биологическую жизнь. В оставшуюся команду великолепие вида нового мира вселило оптимизм. Мы прекратили распри и сосредоточились на работе. Поразительно, но мы все единодушно выбрали место посадки недалеко от берега океана в долине у подножья гор.

Собрав необходимый инструмент, оборудование, приборы, съестные запасы и семена для посадки, мы перешли в посадочный модуль и отправились к планете. Корабль остался на орбите, накручивая витки вокруг планеты. Он должен был транслировать на Землю все наши действия и открытия. В этом и состояла основная миссия.

Первое время мы жили в модуле, но затем выстроили небольшой дом из привезённого материала. Дышалось хорошо, даже легче, чем на Земле. Гравитация почти такая же, но было непривычно фактически без ночей. Близясь к закату, одно солнце завершало свой дневной путь, а на востоке всходило второе солнце поменьше. Когда заходило и оно, то уже занималась заря от большого светила.

Мы высадили в местную почву семена и стали ждать. Пока ожидали урожай, мы поуспокоились и, в принципе, жили вполне нормально. Поняв, что почва плодородна и можно запросто выращивать земные культуры, мы вдруг опять все рассорились. Команда разделилась, одни говорили, что надо улетать на Землю и, попытаться не входя в гибернацию, прибыть на Землю, где нас излечат. Другие утверждали, что на это не хватит провианта. Надо пожить здесь и вырастить побольше еды, чтобы попытаться выжить на обратном пути. Ведь в отсутствии разгонного лазера, фотонный двигатель мог бы разогнать корабль лишь до четверти скорости света. А это двадцать лет на возвращение. Расчеты показали, что нам надо пробыть на планете не менее десяти лет, чтобы запастись едой на обратный путь. Однако система жизнеобеспечения корабля может не справиться с шестью душами за такое долгое время, и тогда все погибнут. Искусственный интеллект корабля показал нам, что безопасно может добраться до Земли без гибернации только один. Это он зря нам сказал. Представляешь, Петя!

Мы стали опасаться, что каждый из нас при первой же возможности запрыгнет в модуль и улетит на корабль, а там на Землю. Командир корабля Константин приказал входить и выходить из посадочного модуля только всем одновременно, но мы никому не доверяли, даже сами себе. Следовало отправить модуль на корабль пустым и выращивать урожай, накапливая запасы. Так и решено было. Мы вынесли из модуля все необходимые вещи и оборудование, подозрительно следя за каждым шагом, за каждым движением другого.

Перед самым стартом модуля Костя сказал, что забыл какой-то важный инструмент или что-то в этом роде, я уже не припомню. Помню, как Костя двинулся было к входу в модуль, а Вика молниеносно схватила топор и, прежде, чем мы все сообразили, что та задумала, вонзила широкое лезвие в уходящую спину командира. Костя сдавленно крича, рухнул в проход модуля ничком и захрипел. Остальные девушки завизжали, а я и Рома застыли в оцепенении от увиденного. Вика с окровавленным топором бросилась к трупу Кости и забрала у него коммуникатор связи с кораблём.

— Слушай, дед, — немного напуганным голосом сказал Петька, — жуть какая-то! А в новостях передавали, что команда погибла от какой-то болезни, а у тебя, мол, оказался врождённый иммунитет к ней. А оказывается там было такое…

— Так кто тебе правду скажет. Зачем марать образ героя и портить впечатление от великого открытия. Величие человеческого разума и науки обязано быть незыблемым и незапятнанным.

— А что было дальше? — неподдельно заинтересовано спросил внук.

— Давай-ка, Петя, попьём чего-нибудь. Во, как солнышко печёт, жарко…

— Сейчас посмотрим, что тут бабушка приготовила…

— Спасибо, Петя, а то в горле пересохло… Вкусно…, а я помню этот морс, Оля меня частенько им угощала, пока мы были вместе. Она научилась варить его от своей бабушки. Эх, дурак я дурак…

Что было дальше я плохо помню, все события, как в тумане. Выйдя из оцепенения, я бросился на Вику. Подоспели Рома и девушки. Началась заваруха, крики, ругательства. Я помню, что модуль поднялся в небо, а мне дали по голове, пока я на него глядел. Потом вспоминаю, как оказался в глухом лесу, тяжело дыша после быстрого изнурительного бега. В руках у меня был тот самый роковой топор и невесть откуда взявшийся коммуникатор связи с кораблём. Видимо, мне удалось его схватить и дать дёру оттуда. Голова гудела, а на затылке была шишка. По коммуникатору я выяснил, что пустой модуль возвратился на корабль. На этой планете осталось теперь пять человек. Попытки вызвать ребят по радио не привели ни к чему. Внезапно я обрадовался этому, потому что подспудно именно этого и хотел. Мне ещё до приземления представлялось, что я один на этой планете, и эта безумная эгоистичная мысль меня особенно грела. Я всячески гнал её от себя, но она упорно лезла мне в голову, рисуя картины блаженного пребывания в новом мире.

Я брёл по инопланетному лесу куда глаза глядят, ничего не опасаясь. Это было странно, в чужом мире могли подстерегать самые неожиданные неприятности, но меня это не пугало. Лес мне что-то напоминал, словно это была смесь всех известных мне растений и производных от них. Правда, и весь внешний вид планеты был поразительно похож на Землю, поэтому остальное уже не могло так удивлять. У меня вообще появилась гипотеза, что у каждой звезды есть планета похожая на Землю, тем более, у звёзд одного класса.

Пару часов я шёл сквозь лес и проголодался. Мне надоело продираться сквозь эту чащу, и буквально через несколько минут я вышел на простор, где были луга и росли необычные деревья с какими-то плодами. Я осторожно сорвал один их них и, разломив плод, лизнул. Вкус меня потряс, это была смесь клубники, ананаса, банана или ещё каких-то напоминающих мне земных фруктов. Я не стал сразу его есть, а решил прислушаться к своему организму. Мало ли это отрава. Тут я подумал, что неплохо бы попить воды, заодно узнать, какая она здесь. Посмотрев по сторонам, я приметил низинку, в которой нашёл ручеёк. Вода на вкус была приятная и, сделав пару робких глотков, после паузы я напился от души.

Прошло несколько земных суток. Я спал под деревьями, пока светило солнце поменьше. Ел фрукты с деревьев, при этом почувствовав прилив сил. Я уже перестал вызывать ребят по радио и почти не печалился этому.

Обходя гигантские просторы долины, прилегающих к ней гор, без опаски купаясь в реках, я проникался к этому новому миру необычным чувством. Я будто попал на Землю в эпоху до людей. Природа девственная и прекрасная. Разные незнакомые птицы, насекомые, полное отсутствие зверей. Может звери от меня убегали? Меня чуть страшила мысль о встрече с инопланетной фауной.

Так прошёл земной месяц, затем другой. Мой наручный хронометр исправно работал. Я продолжал жить на этой планете, как первобытный человек, занимаясь собирательством и не особо нуждаясь. Нас всех учили выживать без благ развитой цивилизации, но там это было просто.

Однако я приметил одну особенность, которую не мог тогда никак объяснить. Всякий раз, как я хотел пить или есть, я обязательно находил еду и питьё. Если мне хотелось спать, то я непременно скоро находил весьма хорошее место для сна. Потихонечку мне становилось скучно. Корабль по-прежнему пустым летал на орбите планеты, а от ребят не было ни слуху ни духу. Как-то во сне мне неожиданно привидилась Оля, не твоя бабушка, Петя, а та другая, член экипажа. Она мне нравилась, но после всех событий сильно постарела, впрочем, как и все мы, стала грубой и непривлекательной. Теперь же я вспоминал её улыбку, забыв про обидные слова, сказанные ею в мой адрес. Я сам был не ангел и так же наговорил ей всякой гадости, о чём сейчас очень сожалел.

Проснувшись, я улыбнулся своему сну и решил возвратиться на место приземления посадочного модуля. Я шёл полдня по долине в сторону того глухого леса, как вдруг вдалеке на том берегу очередной речки увидел фигуру человека. Немного испугавшись, я пригнулся и прикрылся кустами, но человек меня заметил и замахал мне руками, что-то крича. Я вслушался и узнал голос Оли. Перебравшись через речку, я увидел перед собой немного напуганную, но улыбающуюся Олю. Она словно помолодела, явно отдохнув за это время от всех тех диких событий. Свежий воздух, вода, чистая еда сделали своё дело, и передо мной стояла хорошенькая женщина немного старше своего возраста, но очень привлекательная.

От Оли я узнал, что она также практически не помнит событий после убийства Кости, но помнит, что убежала сломя голову, обронив свой коммуникатор. Всё это время она жила в лесу и питалась ягодами, разными найденным вкусными кореньями. Я попросил прощения за своё прежнее поведение и выразил надежду, что она сможет меня простить. Она меня пожурила, но также попросила прощения. Мы обнялись, и я почувствовал, что хочу её поцеловать. Она не сопротивлялась. Это было начало наших отношений в этом чужом, но удивительно спокойном мире.

Мы оба осторожно направились в месту нашей первой стоянки. Там мы нашли только полуразложившийся труп Кости. Мы его похоронили и стали думать, как найти остальных. Найдя утерянный коммуникатор Оли, мы смогли общаться на расстоянии. Мы начали жить в выстроенном доме, питаясь выращенными культурами, собирая в соседней долине фрукты и ягоды в лесу.

Так прошёл земной год. Мы с Олей были абсолютно счастливы и жили как супруги. Она принимала меня таким, какой я есть, а я не видел в ней ничего такого, что меня бы раздражало. Я действительно её полюбил. Мы решили вообще не возвращаться на Землю, хоть и не могли произвести потомство.

Спустя ещё год мы нашли останки Иры. Судя по всему, она с кем-то жестоко подралась, получив смертельные раны, от которых и скончалась. Немного позже мы с Олей нашли Рому, точнее то, что от него осталось. Он упал с утёса и сломал себе шею. Викторию мы так и не нашли. Решив, что она тоже погибла, мы продолжили свою счастливую жизнь.

Жилось нам легко, на планете было всё. Мы развили нашу интуицию до такой степени, что безошибочно определяли места, где была вода и еда. Много путешествуя по окрестностям на несколько дней пути, мы достаточно просто научились ловить съедобных птиц и находить питательные яйца пернатых.

За горами с противоположной океану стороне начиналась бескрайняя холмистая местность, нечто вроде пустыни красновато-бежевого цвета. Там был каньон, по форме напоминающий вот эту реку, Петя. Мы с Олей иногда любили вот так же, как мы сейчас с тобой, внучек, сидеть и смотреть вдаль на волнообразные холмы, уходящие за горизонт. Мы отбрасывали по две тени, потемнее и посветлее от двух солнц, а над нами сквозь небо светил красный карлик, еле угадываясь в высокой лазури атмосферы.

Как-то нам очень захотелось молока, свежего молока и всяких молочных продуктов. Через пару дней мы наткнулись в горах на стадо милых и вовсе не пугливых травоядных существ, похожих на овец, коз и коров одновременно. Мы пригнали несколько особей к своему дому и стали их разводить. Вкуснейшее молоко было нам наградой. Хранить молоко было негде, и требовалось изготовить нечто вроде глиняной посуды, если похожий минерал на планете есть. Я решил попробовать копать и почти сразу наткнулся на материал с нужными свойствами. Мы наделали много глиняной посуды и обожгли её в печи, которую с помощью этой же глины и сделали. Мне было безумно жалко резать для еды этих милых копытных, но мясо мы не ели уже очень давно. Потихоньку я привык к этому неприятному, но необходимому действию.

Прошло долгих восемь лет нашей с Олей счастливой жизни, я стал забывать Землю и не мыслил уже другой цивилизованной жизни. Одежды наши давно изорвались, и мы жили, как Адам и Ева в эдемском саду, ни в чём не нуждаясь. Меня даже нисколько не удивило, что за это время положение планеты не изменилось никак. Два светила так и бегали по небосклону друг за другом, не давая ночи ни минуты. Я пришёл к выводу, что эта планета находится в одной равновесной точке пространства между тремя звёздами системы Альфа Центавра. Планета лишь вращалась вокруг своей оси примерно со скоростью Земли. Такое положение космического тела несколько противоречило законам небесной механики, ведь такая точка пространства должна была быть неустойчивой, но планета каким-то образом оставалась на месте. Ты, Петя, наверное, это ещё в школе не изучал, ну и не забивай себе этим голову. Мы с Олей не смогли установить причины такого поведения планеты, да, честно говоря, и не очень-то хотели.

Как раз в то время пришло сообщение с Земли, в котором были сильная обеспокоенность произошедшими печальными событиями с четырьмя членами экипажа, а также надежда на информацию о новой планете. Мы совсем забыли сообщить на Землю об этом райском мире, но в тоже время нам не хотелось этого делать. Пусть этот мир будет пренадлежать только нам. Это был расчётливый эгоизм. Мы договорились с Олей, что проживём тут всю жизнь и только в конце своего пути отправим сообщение землянам об этом мире. Нас же уже наверняка считают погибшими.

Понимаешь, Петя, тогда я и впрямь был уверен, что это рай и думал, что живу с любимой женщиной.

— А что, разве это было не так? — внук удивлённо поднял брови.

— Увы, Петя, оказалось всё иначе. Я приелся такой безмятежной жизнью, мне отчаянно захотелось переживаний, потрясений и боли. Во мне проснулся какой-то мазохист. Как-то однажды я непроизвольно представил себе, что моя Оля заболела и умерла. Я прогонял от себя эту мысль, как мог, но она назойливо всё вертелась у меня в голове. Меня это жутко пугало, но также меня подсознательно интересовало, как я здесь смогу или не смогу жить без своей жены. Эта безумная мысль не давала мне покоя, постоянно бередя мои успокоенные нервы. Это парадоксально, но мне захотелось страдать, мне хотелось испытать огромное горе и загрустить или вовсе погибнуть там от печали. Зачем я этого захотел?

Так и произошло, Оля тяжело заболела чем-то и через несколько месяцев умерла у меня на руках. Я страшно и безутешно рыдал, даже пытался броситься с утёса на камни и разбиться насмерть, но не смог. Схоронив свою Олю, через день я заметил изменения в погоде, которых никогда не было прежде. Поднялся ветер, пошёл проливной дождь, стало холодно. Я сидел в доме, топил печь и еле согревался. Тоска, безграничная, всепоглощающая тоска овладела мной. Я несколько дней не ел, спал в полузабытьи.

Потом дождь прекратился, и выглянули оба солнца, высвечивая два светлых пятна на полу моего дома через окна. Я был в таком подавленном состоянии, что сейчас, Петя, уже плохо помню тот момент. Моё воспалённое сознание спуталось, и я стал вспоминать образы с родной Земли. Передо мной всплывали видения из моей прошлой жизни. Мне чудились табуны лошадей, далёкие снежные вершины и города у их подножья, волны океана и паруса на горизонте. Это было настолько правдоподобно и чётко, что я вдруг осознал непреодолимую ностальгию по своему дому, настоящему дому. Вернуться на Землю! Эта мысль теперь принялась заполнять всего меня.

Я вышел из домика и буквально обмер от увиденного. Огромный океан, который всегда был спокоен и ласков, бурлил и пенился прибоем, а на горизонте виднелись два паруса. Я протер глаза, но корабли не исчезли. Услышав сзади нарастающий шум, я обернулся, и моё сердце замерло. Невдалеке мимо меня нёсся табун диких мустангов. Поднимая клубы пыли своими копытами, мощные тела тёмных взмыленных скакунов скрывались в сизой мгле.

— Дед, а пыль откуда? — спросил паренёк, — ведь ты сказал, что лил дождь несколько дней.

— А я о чём! Это меня и поразило. Ну, ладно, не видел я до этого зверей, ладно, появились лошади, но пыль-то откуда? Если бы только это, мой взгляд выхватил дальние горы, которые я видел столько лет и привык к ним, но теперь они были выше, на вершинах был снег, а перед ними раскинулся город с высокими зданиями. Я тряхнул головой, но видение не исчезало, и тут до меня стало доходить, что я схожу с ума.

Продолжая смотреть по сторонам, я видел удаляющийся табун, который скрылся за лесом. Паруса на горизонте медленно смещались на юг, а город сверкал стеклом и металлом в свете двух солнц. Однако, всё было настолько натурально, что я усомнился в своём сумасшествии. Я зашёл в дом и запросил через коммуникатор связи у корабля снимок этого места. Через некоторое время рассматривая полученное изображение, я увидел, что город действительно есть. Это было немыслимо!

— Значит, тебе не показалось? — внук был удивлён.

— Нет, это было реальностью! Я направился в этот город и через несколько часов, уставший вошёл в него. Город был пуст, но там были дороги и здания из стекла и бетона. Словно его бросили все жители только что. Было жутковато. Можешь себе представить, Петя, я один в целом городе. Но откуда он? Я потрогал здания, стекла домов, всё было настоящим. Все двери были заперты. Тогда у меня мелькнула шальная мысль, я нашёл камень за ближайшим углом и с силой швырнул его в ближайшее окно. Стекло со звоном разлетелось, разносясь эхом в зловещей тишине квартала. Я взял в руку большой осколок стекла, осмотрел его и бросил на асфальт, глядя на мелкие стеклянные брызги. Ничего меня не удивило, стекло как стекло.

И вдруг я испугался, я догадался, что всё это иллюзия, материальная иллюзия. Абсолютно всё! Понимаешь, внучек, вообще всё! И эта природа, и эти горы, и этот город, сладкие фрукты, барашки, мустанги… Я обомлел. Всё, окружающее меня, было ненастоящим, но и настоящим одновременно. Даже моя усопшая жена Оля, с которой я прожил душа в душу больше восьми лет, иллюзия, фантом, материальный мираж. А я всё никак не мог понять, почему мы ни разу не поссорились, я всегда чувствовал её настроение, а она мои желания. Я только сейчас понял, что такого быть не могло. Настоящие люди не могут так, невозможно всегда быть всем довольным.

Сломя голову, задыхаясь от бега, я убегал обратно в свой дом, но уже не был уверен, что и он реален. Пока я убегал из города, даже не оборачиваясь, я дал команду кораблю выслать за мной посадочный модуль. Из последних сил, с остановками на передышку я спешил навстречу спасению, навстречу реальности. Вот в небе показался модуль и через несколько минут, я чуть живой улетал с этой дьявольской планеты. Глянув вниз с высоты полёта на домик, где я счастливо прожил столько лет, я закричал от ужаса. Там внизу стояла живая Оля и, улыбаясь, махала мне рукой. Закрыв ладонями лицо, я ждал прибытия на корабль.

— Дед, — спросил, внимательно слушавший внук, — а почему планета дьявольская? По-моему, там очень классно, всё, что захочешь, тебе это и будет. Здорово! Еда, вода, даже подруга жизни. Мне бы так. Как в сказке по-щучьему велению, по-моему хотению…

— Извини, Петя, что перебиваю, но это только на первый взгляд хорошо. Там получалась жизнь однобокая, как бы тебе сказать, слишком приторная и слащавая, не настоящая, искусственная, нереальная. Единственно реальным для меня был мой ребёнок, твой отец. Я не знал тогда мальчик у меня или девочка, но именно стремление увидеть продолжение себя двигало тогда мной.

— А дальше как было? Что на самом деле случилось с твоими товарищами, ты узнал?

— Нет, Петя, я так и не понял, куда девались живые мои товарищи. Теперь я уверен, что те останки ребят, которые мы с фантомной Олей видели, такие же материальные иллюзии, как моя тамошняя жена. Ты знаешь, меня только сейчас посетила мысль, что может быть с моими товарищами ничего того не произошло. Каждый из нас жил в своей иллюзии. Ребята и сейчас там живут, не зная, что всё там ложь, а я бросил их там, считая их мёртвыми. Господи! Что же я натворил! Правильно, ведь пропала радиосвязь с ребятами, когда я убежал, получив по голове. Вот тогда-то мы и оказались каждый в своей иллюзии. А может Костю Вика не зарубила? Это тоже был обман?

— Дед, — Петька положил руку ему на плечо, успокаивая, — не волнуйся, ведь ты не знал этого.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.