Бесплатный фрагмент - Господин, которого убили дважды

Глава 1

*

Усадьба Верховских горела огнями: Владимир Борисович давал званый вечер в честь именин своей жены, Анны Васильевны. Гости пока не танцевали, но оркестр уже гремел, а слуги то и дело сновали в толпе, поднося шампанское и закуски.

Однако не всем было весело в этот вечер. В тихом уголке усадьбы, у оплетённой розами арки, стояла женщина в темно-синем платье, отделанном кружевом. Плечи её слегка подрагивали, а с губ то и дело срывались тихие всхлипы.

Вдруг где-то за её спиной хрустнула ветка. Дама в синем обернулась и, старательно вглядываясь в тёмный силуэт, представший перед ней, спросила:

— Кто здесь?

— Это я, Софья Константиновна. Неужели вы не узнали меня?

Голос был до боли знаком, и женщина наморщила лоб, пытаясь понять, кто стоял перед ней.

— Я не понимаю… Кто вы?

— Ein Teil fon jener Kraft, die staets das Böse will und staets das Gute schafft. Рад видеть вас!

— Ах, Алексей Николаевич! — она приветливо улыбнулась, наконец узнав встречного. — Я тоже очень рада вас видеть. Признаться, вы меня напугали, — в голосе её чувствовались недавние слёзы, и тот, кого назвали Алексеем, настороженно спросил:

— Простите мне моё любопытство, но с вами всё хорошо? Вы плакали?

— Нет, не извольте беспокоиться. Всё прекрасно, право, — Софья говорила с горестной иронией, и, Алексею стало нестерпимо жаль её.

— Мне пора идти. Дмитрий, должно быть, уже потерял меня. До скорой встречи, — попрощавшись, она направилась к дому, откуда доносилась музыка. Постояв в саду ещё с минуту, мужчина пошёл вслед за ней.

В полонезе, вальсе и мазурке прошли следующие два часа. Алексей Якунин безуспешно искал свою знакомую в толпе. Завидев вдалеке именинницу, он направился поздравить её и засвидетельствовать своё почтение.

— Алёшенька, дорогой, здравствуй! — радостно воскликнула Анна Васильевна.

— Поздравляю вас с именинами, дорогая тётушка. Пусть улыбка не сходит с ваших уст, — он поцеловал ей руку.

— Алёша, ты, может быть, останешься на пару дней у нас? — спросила тётя после их непродолжительной беседы. — Я хочу познакомить тебя с одной девушкой — тебе уже давно пора было найти невесту!

Алексей поморщился, и, сдерживая раздражение, ответил:

— Я буду очень рад.

Признаться честно, ему совершенно не хотелось расстраивать тётушку. Многие годы она делала тщетные попытки женить его, и ужасно обижалась, когда тому не нравились выбранные ею девушки. Все, как на подбор, глупые и наивные или же невероятно надменные, они ни капли не интересовали Алексея.

— Ты знаешь, у нас останутся ещё Елизаровы и Реутовы.

— Елизаровы? Чудесно. А Реутовы? Я никогда не слышал о них.

— Они приехали навестить меня из Воронежской губернии. С Юлией Михайловной мы знакомы с девичества. Она вдова, после смерти мужа у неё осталось двое детей: сын, Павел — врач, и дочь, Марья — писаная красавица, ей только-только исполнилось шестнадцать. Вся их семья сейчас в трауре, поэтому они не принимают участия в празднике. Мы можем пройти в гостиную, чтобы я представила тебя им.

Что-то отвлекло внимание Алексея. Среди толпы мелькнуло синее платье, отделанное кружевом, и послышался знакомый голос.

— А вот и Софья Константиновна. Пойдём, поприветствуешь её.

Что-то внутри Якунина словно загорелось, и его обдало жаром. Алексей, стараясь сдержать нелепую улыбку, последовал за Анной Васильевной и вскоре увидел Софью.

— Софья Константиновна, здравствуйте! Мой дорогой племянник, Алексей Николаевич, хочет засвидетельствовать вам своё почтение, — зачастила Анна Васильевна.

— Мы с Алексеем Николаевичем уже виделись, — Софья улыбнулась, но улыбка это была вымученной, встревоженной.

— Замечательно! А где же Дмитрий Сергеевич? — поинтересовалась тётушка.

— Он отошёл к карточным столам, должно быть.

— В таком случае, позвольте узнать, какую кадриль я буду иметь честь танцевать с вами? — заговорил молчавший до этого момента Якунин.

— Я думаю, следующую.

Мазурка закончилась, оркестр принялся играть кадриль, и Алексей подал руку Софье. Они, как предписывал этикет, беседовали о какой-то нелепице весь танец, но почти не слушали, что говорят: оба пристально смотрели друг на друга, и, казалось, что между ними пробегали искры. Софья улыбалась, но на этот раз не вымучено, а счастливо, и в глазах её плясал огонь, как будто ей снова было шестнадцать.

Танец закончился, и они разошлись. Алексей хотел было пригласить Софью на следующий краковяк, но кто-то из знакомых подошёл поприветствовать его, и дама исчезла в толпе.

— Алёша, вот ты где! Пойдём, я хочу познакомить тебя с Реутовыми, — послышался голос тётушки. Она неожиданно появилась за спиной, и Якунин вздрогнул. Решив не расстраивать именинницу, он последовал за ней.

Рядом с окном, в самом углу гостиной, Алексей увидел троих человек. Первая дама — старшая Реутова, как догадался Алексей, была одета в строгое чёрное платье. Она была по-девически статна, хотя на лице её уже появились первые морщины. Рядом с ней, облокотившись о подоконник, стоял молодой мужчина, невероятно похожий на неё. Те же серо-голубые глаза и прямые светлые волосы, тот же орлиный профиль — всё свидетельствовало о том, что это её сын. Чуть поодаль прохаживалась девушка в чёрно-коричневом платье. Из-за пышных рукавов жиго её и без того тонкая талия казалась осиной.

— Юлия Михайловна, позвольте представить вам моего племянника, Алексея Николаевича Якунина.

— Чрезвычайно рад встрече, — сказал мужчина, поцеловав даме руку. — Позвольте выразить вам мои глубочайшие соболезнования.

— Спасибо, — она улыбнулась по-светски, прохладно и надменно. — Разрешите представить вам моего сына, Павла Александровича.

— Приятно познакомиться, Алексей Николаевич. Анна Васильевна много о вас рассказывала, — с улыбкой сказал мужчина.

Пока Юлия Михайловна отвлеклась, чтобы позвать дочь, тётушка отошла, а мужчины продолжали молчать. Мысли Павла были заняты чем-то другим.

— Алексей Николаевич, могу ли я обратиться к вам с просьбой? — наконец заговорил он.

— Разумеется. Я в вашем распоряжении.

— Я недавно видел в окне невысокого рыжеволосого мужчину, у него был тёмно-зелёный галстук-бабочка. Быть может, вы знаете этого человека?

— Должно быть, вы говорите о Дмитрии Елизарове? Я не припомню других рыжеволосых знакомых у тётушки.

— Должно быть. Благодарю вас. Прошу меня извинить, но я отойду: мне нужно поговорить с ним, — с этими словами Реутов отправился на поиски Елизарова.

— Алексей Николаевич, я хочу представить вам свою дочь, Марью Александровну, — не успел Павел отойти, как перед Алексеем появилась Юлия Михайловна.

— Я очень рад нашему знакомству.

— Спасибо, это взаимно, — младшая Реутова, как и положено молодой и хорошенькой девушке, стыдливо улыбнулась, а щёки её зарделись румянцем.

— Раз уж я не буду иметь честь танцевать с Марьей Александровной, то быть может, я могу угостить вас чем-нибудь?

— Благодарю, мы с Машей будем весьма рады шампанскому, — сказала Юлия Михайловна.

Марья залилась краской и смущённо проговорила:

— Прошу меня простить, но я совсем не люблю шампанского. Извините, пожалуйста, я вовсе не…

— Всё в порядке, — прервал её тираду извинений Алексей и ушёл за напитками. Краем уха он услышал гневный шёпот Юлии Михайловны, отчитывавшей дочь. Когда Алексей вновь подошёл к ним с бокалом шампанского для старшей Реутовой, осведомилась:

— Я слышала, Алексей Николаевич, что вы служите. Должно быть, вы офицер?

— Имею честь быть поручиком.

— Военное дело — это так страшно… А вам приходилось убивать, Алексей Николаевич? — спросила, взволнованно взглянув на него, Марья.

«Какое чистое и наивное создание», — подумал, улыбнувшись, Якунин, а затем покачал головой.

— Я никогда не был на войне, да и на дуэлях не убивал. Но то, о чём вы говорите, Марья Александровна, дело весьма нехитрое. Человек по природе своей склонен к жестокости.

— Боюсь, что здесь я с вами не соглашусь. Как может ребёнок, невинный ангел, быть склонен к жестокости? — вмешалась в разговор старшая Реутова.

— Вы правы, Юлия Михайловна, в том, что мы рождаемся непорочными, однако, с каждым годом становимся лишь хуже, — он устало улыбнулся, — Прошу меня извинить, но я должен отойти. До скорой встречи!

Когда они попрощались, а светская беседа была закончена, Якунин пошёл на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом и встал, прислонившись к раскидистому дуб.

Что может быть прекраснее майской прохладной ночи? Отблески луны падали на водную гладь пруда, в которой отражались берёзы, покрытые нежной молодой листвой. Аромат сирени и цветущих яблонь дурманил, и на душе было хорошо и легко, как бывает только у наивных гимназистов и влюблённых.

Где-то за спиной Алексея послышался шум.

— Ах, вот вы где, ненаглядная моя! — в тоне говорившего чувствовалась ирония, не предвещавшая ничего доброго.

— Дмитрий, я…

Женский голос… Да это же Софья! Якунин резко обернулся. Перед его глазами предстала она, а рядом — невысокий рыжий мужчина с зелёным галстуком-бабочкой на шее — Дмитрий Елизаров, её муж.

— Думаете, я не видел, как вы смотрели на него?

Софья что-то тихо сказала, потупив взгляд. Его лицо покраснело, а голос задрожал от ярости:

— Не забывайте: всё, что у вас есть, эти наряды, эти деньги, да хоть то, что ваш отец ещё не умер от голода — всё это только благодаря мне! И какая за это благодарность? Вы даже ребёнка мне не можете подарить, а теперь решили ещё и изменить? Помните: стоит мне захотеть, и ваша карета превратится в тыкву, а сами вы умрёте в нищете!

Они оба замолчали, и тишину прерывали лишь всхлипы Софьи.

— А всё же мне интересно, — мужчина усмехнулся в усы, — это заиграли мещанские корни вашей маменьки или же вы решили уподобиться дамам полусвета?

— Как вы можете! Я… я ненавижу вас! — она разрыдалась и закрыла лицо руками.

Кровь запульсировала в висках, и, не в силах больше сдерживать гнев, Якунин вышел из тени высокого дерева, направляясь к паре.

— Добрый вечер. Если у вас, Дмитрий Сергеевич, есть вопросы, касающиеся нашего с Софьей Константиновной танца, то можете задать их мне, а не издеваться над несчастной женщиной, — Алексей быстрыми шагами приблизился и встал рядом, в упор глядя на Елизарова.

— Добро пожаловать, милостивый государь! Вы легки на помине. Как я погляжу, вы благородный рыцарь, защищающий прекрасных дам от драконов. Ну и где же тогда ваша шпага с конём?

— Конь у меня есть, — Алексей подошёл к Дмитрию ещё на шаг. — А на шпагах сражаются только с мужчинами.

— Что вы сказали? — Елизаров, словно ужаленный, подскочил на месте.

— Раз вы только и можете, что срывать свой гнев на женщине, а не высказать мне свои претензии, то у меня возникают сомнения в том, настоящий ли вы мужчина и благородный ли вы человек.

— Молите Господа, чтобы я ослышался! — почти что прошипел Елизаров.

— Отнюдь, ваш слух вас не подводит.

— Мерзавец! — голос оскорблённого Дмитрия дрожал от ярости. Миг, и перчатка уже брошена к ногам его обидчика.

— Нет! Нет, умоляю, не надо! — Софья встала между ними. Оба, не обращая на неё внимания, продолжали буравить друг друга взглядами.

— Со временем и местом определимся позже, — старясь подавить гнев, проговорил Елизаров. — До скорой встречи, а мы с супругой с вашего позволения покинем вас, — он приобнял Софью и направился к дому.

Алексей хотел было выкрикнуть что-то, но она обернулась и с мольбой взглянула на него, и тот понял все без слов.

Дмитрий Сергеевич Елизаров

**

Было страшно. Казалось, он боялся впервые в жизни, но не за себя: вдруг с Софьей что-то случится? Это ужасное бездействие мучило Алексея. Он то и дело вскакивал с кровати и бродил по комнате, вороша воспоминания, а затем снова садился.

Он знал Софью с тех далёких времён, когда мальчишкой жил в имении Верховских. Сонечка, тогда ещё Лазарева, была у них частым гостем. «Остра на язык и уж слишком смешлива», — так говорила о ней тётушка. И правда, девичий смех звонким колокольчиком всякий раз разливался по дому во время званных вечеров и семейных ужинов. Невысокая, пышная, темноокая, она с первой их встречи увлекла собой пятнадцатилетнего Алексея, и тайные свидания в саду у раскидистого дуба навсегда остались в его памяти. Однако пришло время отправляться на службу, и Якунин уехал в Петербург. Прошло пять долгих лет, прежде чем они увиделись снова. Софья вышла замуж за Дмитрия, стала Елизаровой, и теперь больше звонкий смех не звучал по вечерам гостиной. Бывшая возлюбленная Алексея остепенилась, сделалась строгой и серьёзной, но каждый раз, когда при виде Якунина она восклицала «Ах, Алексей Николаевич!», а в голосе чувствовались столь знакомые, милые сердцу нотки, сердце его сжималось от терпкой тоски. Да, он тосковал, и каждое воспоминание о ней несло лишь боль, а потому весной тысяча восемьсот девяносто первого года он вновь уехал в Петербург и продолжил службу. Но вот, спустя пять с половиной лет он вернулся в ставшие ему родными края, вернулся с позором… «Нет, надо гнать от себя эти мысли, решительно гнать» — подумал Якунин перед тем, как отдаться во власть Морфея.

Казалось, что в тревоге прошла вся ночь, но спустя пару часов он, проснувшись, обнаружил, что сумел задремать, а затем снова провалился в беспокойный сон.

Разбудил его громкий крик. Быстро одевшись, Якунин бросился вниз по лестнице. Мысли роились в его голове, возможные варианты развития событий представали перед глазами… Но вот они — тревожно распахнутые двери. Софья в ночном одеянии без сознания лежала на кровати, а испуганная горничная приводила её в чувство. Дмитрий же сидел в кресле, но струйка крови, стекающая по его виску, не оставляла сомнений в том, что с ним произошло. От кресла отошёл Павел.

— Мёртв. Судя по всему, застрелили несколько минут назад, — еле слышно сказал он.

Стало так тихо, что Алексею было слышно, как бешено бьётся его сердце. Казалось, что время остановилось. Сколько уже прошло? Несколько секунд, минута, час? Гости и хозяева имения, горничные — все молча стояли, не веря в случившееся. Наконец Алексей негромко сказал:

— Вы видите где-то пистолет? Он мог застрелиться?

Все словно очнулись ото сна и принялись осматриваться, однако же поиски не увенчались успехом. В воздухе повисло недоброе молчание, и дышать в и без того душной комнате стало трудно.

Тишину прервал Владимир Борисович, принявшись отдавать распоряжения. Засновали слуги.

— Выведите женщин, никого сюда не пускайте. Софью Константиновну надо перенести куда-нибудь. И дверь, заприте сюда дверь!

Закончив, он обратился к жене и гостям:

— Прошу вас, пройдёмте в гостиную — надо решить, что делать дальше.

Все проследовали за ним. Софью уложили на диван, и горничная снова принялась хлопотать над ней.

Павел подался вперёд.

— Пропустите, я сам! — крикнул он и достал пузырёк из чемоданчика, поднёс его к носу Софьи. От резкого запаха нашатырного спирта все поморщились. Новоиспеченная вдова открыла глаза и проговорила слабым голосом:

— Дмитрий… Где он? Что произошло? Я видела его…

— К несчастью, Дмитрия Сергеевича, да упокоит Господь его душу, больше нет с нами. Его… — в комнате вновь повисла зловещая тишина. Никто не мог поверить в произошедшее. — Его застрелили, — сказал еле слышно Владимир Борисович.

— Кто? Кто сделал это? — повисло неловкое молчание, и она почувствовала, что всё смотрят на неё, словно ожидая, что она что-то скажет. — Когда я вошла, то никого не увидела, а Дмитрий… — испуганной Софье казалось, что взгляды окружающих прожигают её насквозь. — Почему вы все так на меня смотрите? Неужели вы считаете, что это сделала я? Что я его убила? — голос её задрожал, и она замолчала, стараясь сдержать слёзы.

— Успокойтесь, Софья Константиновна, никто и не думал об этом, — попыталась успокоить её Анна Васильевна.

— Павел говорил, что у Алексея Николаевича была назначена с Дмитрием Сергеевичем дуэль, — вмешалась в разговор Юлия Михайловна.

— Дуэль? Алёша, какая дуэль? — от удивления Анна Васильевна, по своему обыкновению, по-гусиному вытянула короткую шею вперёд.

— Я собирался рассказать вам, но не успел. Дело в том, что мы с Дмитрием Сергеевичем несколько повздорили в саду.

— Несколько повздорили? Да вас бы сослали за это! Или вы решили поиграть в рыцарей?!

— Успокойтесь, дорогая, мы разберёмся с этим позже, — сказал Владимир Борисович. — Меня куда больше сейчас волнует, кто совершил это ужасное преступление. Надо как можно скорее сообщить в полицию, — с этими словами он хотел было выйти из гостиной, но его остановила Анна Васильевна.

— Нет, ни в коем случае! Это будет пятно на нашей репутации! А Алёша… что станет с ним?

— Я обращусь к становому приставу Андрею Петровичу Сафонову. К счастью, он наш хороший знакомый. Уверен, он непременно поможет нам, — сказав это, Владимир Борисович вышел.

Все постепенно стали расходиться по комнатам, и в гостиной остались лишь Алексей и его тётушка.

— И кто тебя за язык тянул, Алёша? Как ты только посмел вызвать на дуэль моего гостя?! Да ещё и в мои именины?! — она ходила по комнате, сцепив руки в замок.

— Вы ошибаетесь, тётушка. Покойный сам вызвал меня на дуэль.

— И из-за чего же, позволь узнать?

— Он счёл мои словами оскорбительными, в то время как на правду не принято обижаться.

— Что ты такого сказал ему?!

— Я лишь отметил, что он не мужчина. Видите ли, дело в том, что он унизил Софью Константиновну, довёл её до слёз из-за того, что она танцевала со мной и ему что-то померещилось… Вместо того чтобы поговорить со мной, он срывал свой гнев на ни в чём не повинной женщине!

— А тебе-то какое дело? Она его жена!

— Я… — Алексей поймал себя на мысли, что не может дать честного ответа на этот вопрос, — не мог позволить твориться такой несправедливости!

— Ах, несправедливости!.. Так вот, в чём дело! Пока я ищу ему невесту, он развлекается с замужней дамой!

— Что вы такое говорите, тётушка? Между нами ничего нет и не может быть, я готов поклясться вам в этом, — стараясь сохранять спокойствие, хотя это было и не просто, сказал Алексей.

— Тогда почему же ты сделал это? Дуэли под запретом, и ты это прекрасно знаешь. Вас сослали бы, а теперь тебя ещё и могут начать подозревать в убийстве! Ох, не будет мне покоя с тобой, не будет…

— Не беспокойтесь за меня. Я невиновен и смогу это доказать. Спокойной вам ночи, тётушка, я хочу пойти подышать свежим воздухом

— Да уж, хорошо ты подметил — спокойной. Очень спокойной, милый мой, — грустно усмехнулась Анна Васильевна. — Ступай с Богом.

***

Всю ночь лил дождь, барабаня по крыше и заглядывая в окна. Не успокоился он и к утру. Ветер бросал в лицо сорванные им листья, словно сейчас был сентябрь, а вовсе не май. Занимался рассвет, и на серых тучах появился лёгкий румянец восходящего солнца.

На душе у станового пристава Сафонова было неспокойно, и дело было вовсе не в разбушевавшейся стихии. Он знал семью Верховских довольно давно, и что за время их знакомства только ни происходило: то утопится служанка, то украдут жемчужное колье у Анны Васильевны… Однако же убийство дворянина в его голове никак не вязалось с этими милейшими людьми.

— Приехали, Андрей Петрович, — сказал, взглянув в окно, урядник Филимонов. Они вышли из экипажа и прошли по дорожке, усыпанной щебнем, прямиком к дому.

Сафонов был коренастым жилистым мужчиной тех лет, что обычно называют золотой осенью жизни. На его тонких губах извечно играла усмешка — то ли ироничная, то ли по-отечески ласковая. Внешне становой пристав был бы ничем не примечателен, если бы не его огромные оттопыренные уши. В юности Андрей Петрович, признаться честно, ужасно их стеснялся, однако с годами попривык и даже полюбил свою особенность.

Когда пристав в сопровождении своего помощника вошёл в дом, никто уже не спал. У порога его встретил Владимир Борисович, и они втроём прошли в гостиную, где собрались все гости имения.

Софья Константиновна, бледная и заплаканная, сидела в кресле, уронив голову на руки; неподалёку стояли, оживлённо беседуя о чём-то, Павел и Алексей. Марья взволнованно прохаживалась по комнате. Юлия Михайловна негромко переговаривалась с Анной Васильевной. Завидев полицейских, все затихли.

— Я бы сказал вам, дамы и господа, «доброе утро», но боюсь, что оно вовсе не доброе. Сразу после того как я осмотрю место преступления, мы немного побеседуем, — Андрей Петрович направился к комнате покойного.

— Постойте! Я хотел кое-что сказать вам, — бросил ему вдогонку Павел.

— После того, как мы осмотрим комнату, если вы не возражаете, — обернулся пристав.

Реутов пожал плечами, и полицейские зашли в спальню покойного, заперев за собой дверь.

В томительном ожидании прошло около получаса. Алексей встал у окна и то и дело поглядывал на Софью, не решаясь подойти.

— Я очень надеюсь, что это сделал кто-то из посторонних… Разве может убийца находиться среди нас? Искренне верю, что Андрей Петрович как можно скорее найдёт преступника, — взволнованно проговорила Анна Васильевна.

— Им не придётся искать, — равнодушно ответила Софья, — не придётся.

— О чём вы говорите, Софья Константиновна? — удивлённо глядя на новоиспечённую вдову, спросила Юлия Михайловна.

— Всё очень просто. Разумеется, меня обвинят, как в детективных романах. А кто, если не я, кто мог это сделать? Самая логичная версия, — она нервно усмехнулась. — Мне ведь даже никто из вас не верит. А я не убивала, я… — она замолчала, пытаясь сдержать подступившие слёзы.

— Не беспокойтесь, Софья Константиновна. Даже если вы и убили его, то вы были не одни, — заговорил молчавший до того Павел. — Я успел осмотреть тело и кое-что понял.

— Что? — спросили хором Софья и Алексей.

— Я заметил, что его роговица высохла, но кровь была ещё совсем свежей, следовательно, когда в Дмитрия Сергеевича стреляли, он был мёртв уже около часа или двух.

Глава 2

— Но кому это может быть нужно? — с ужасом спросила молодая вдова.

Все взгляды были прикованы к Павлу.

— Об этом мы узнаем позже, — раздался хрипловатый бас Андрея Петровича, стоявшего в дверях. — А вы, должно быть, врач? — обратился пристав к Реутову.

— Да, однако более теоретик, чем практик. К слову, это и было тем, что я хотел сообщить вам, — ответил Павел.

— Что же, благодарю за ценную информацию, — кивнул пристав. — А сейчас я предлагаю побеседовать. Владимир Борисович, не могли бы вы предоставить нам какую-нибудь комнату для этого дела?

— Конечно. Я думаю, мой кабинет может подойти. Пройдёмте, я провожу вас.

Минуту спустя Павел и Андрей Петрович сидели в креслах за столом друг напротив друга, а урядник Фёдор Иванович примостился на стуле, приготовившись записывать всё, что скажет свидетель.

— Итак, я буду чрезвычайно благодарен вам, если вы немного расскажете о себе. Как вас зовут, сколько вам лет, откуда вы, где получали образование, служите ли — следствию будет важна любая информация.

— Меня зовут Павел Реутов, мне двадцать четыре года, я учился в Императорском Московском университете, планировал стать военным врачом, как и мой отец, но после его смерти, царствие ему небесное, я принял решение остаться в нашем имении с матерью и сестрой.

— Где сейчас ваши мать и сестра?

— Они приехали со мной, и, думаю, вы скоро побеседуете с ними.

— Чудесно, чудесно… А что касается ныне покойного? Вы были с ним знакомы ранее? В каких отношениях состояли?

— Мы впервые встретились здесь, на балу. Признаться честно, — Павел замялся, — Дмитрий Сергеевич мне вовсе не понравился. То ли он показался мне чересчур заносчивым, то ли просто по какой-то причине был неприятен мне… Именно поэтому, когда он попросил быть его секундантом, я отказался.

— Секундантом? Позвольте, я, кажется, чего-то не знаю.

— Да, простите. Дело в том, что Дмитрий Сергеевич вызвал Алексея Николаевича на дуэль. Я понимаю, что это незаконно, но… Они несколько повздорили.

— Вам наверняка известна причина их ссоры, так ведь?

— Помилуйте, об истинной причине я могу только догадываться. Вы человек хваткий и вовсе не глупый, и наверняка поймёте всё сами.

— Но всё же я бы очень хотел услышать это именно из ваших уст.

Павел помедлил, а затем сказал:

— Алексей Николаевич проявляет излишний интерес к Софье Константиновне, теперь уже вдове Дмитрия Сергеевича. Могу предположить, что ссора произошла именно на этой почве.

— Занятно, занятно… Но откуда у вас такая версия?

— Достаточно посмотреть на них, когда они рядом. Искры летят, — Павел усмехнулся.

— Что же, благодарю вас. Позвольте последний вопрос — чем вы занимались вчера ночью, скажем, с часу до четырёх?

— Пытался уснуть, а после вышел в сад, должно быть, в третьем часу.

— Может ли кто-то подтвердить ваши слова?

— Наверняка кто-то из горничных видел меня, когда я выходил.

— Чудесно. В котором часу вы приехали сюда на бал? Я имею в виду, раньше или позже четы Елизаровых?

— Неужели это так важно? — в голосе Павла почувствовалось раздражение.

— Очень, очень важно. Если бы вы приехали раньше и узнали, в какой комнате будут гостить Елизаровы, то вам бы не составило труда зайти к Дмитрию Сергеевичу и добавить куда-либо яд.

— Он был отравлен? Быть может, это был просто сердечный приступ?

— Пока это всего лишь предположение, но вскрытие покажет. Так что насчёт моего вопроса?

— А что если я его застрелил? — Павел расхохотался.

— Вы врач, и сразу бы поняли, что он мёртв, а умные люди, как правило, стараются стрелять по живым, — невозмутимо ответил Андрей Петрович.

— Сочту это за комплимент. Но зачем же мне было травить Дмитрия Сергеевича?

— А это мы узнаем позже. Я жду вашего ответа: приехали вы раньше или позже четы Елизаровых?

— Мы с матерью и сестрой приехали раньше.

Пристав кивнул головой и сказал:

— Что же, благодарю за нашу беседу и не смею вас больше задерживать. До скорой встречи.

Мужчины распрощались, урядник Филимонов пошёл за следующим подозреваемым, и вскоре в кабинет вошла Софья Константиновна, облачённая в тёмно-коричневое платье — вероятно, траурным она пока не успела обзавестись.

— Здравствуйте. Прошу вас, присаживайтесь. Выражаю вам свои соболезнования. Да не оставит вас Господь в эту непростую минуту.

— Спасибо, — тихо ответила Софья.

— Я буду премного вам благодарен, если вы немного расскажете о себе.

— О, в таком случае это будет долгая история… Что конкретно интересует вас?

— Всё, что вы считаете нужным. Об остальном я спрошу сам.

— Я — Софья Константиновна Елизарова, урождённая Лазарева. Моя мать была богатой мещанкой, а отец — обедневшим дворянином. В шестнадцать лет я вышла замуж за покойного Дмитрия. Мы прожили в браке девять лет.

— Благодарю за ответ. Теперь же позвольте вернуться к настоящему. Чем вы занимались этой ночью, скажем, с часу до четырёх?

— Я была в комнате. Кажется, пыталась уснуть. Да, я пыталась уснуть, — по лицу Софьи пробежала тень.

— Кто-то может подтвердить ваши слова?

— Дмитрий мог бы, — она тяжело вздохнула.

— Позвольте задать вам странный вопрос, Софья Константиновна.

Женщина слегка кивнула.

— Что вы столь тщательно пытаетесь скрыть от меня на своей шее?

— Пытаюсь скрыть? Почему вы так решили?

— Вы поправляете воротник каждые несколько секунд, и в эти моменты по вашему лицу становится ясно, что вам больно. Смею поинтересоваться, почему.

— Чего вы добиваетесь, Андрей Петрович? — голос молодой вдовы задрожал от возмущения.

— Простите мне моё любопытство. Я лишь хочу узнать, что служит этому причиной — тому обязывает моя профессия.

Руки Софьи скользнули по ткани платья, открывая тёмно-фиолетовые следы вокруг тонкой шеи. Пристав отпрянул.

— Простите, я вовсе не хотел…

— Думаю, вы понимаете, что это и откуда. Он ужасно ревнив… Был ужасно ревнив, — её губы тронула печальная усмешка. — Я вышла замуж против воли родителей, потому что любила, очень сильно любила… Но не Дмитрия, а того, каким я представляла его. Настоящий же мой супруг оказался совершенно другим человеком. И зачем я всё это вам рассказала? Ну что же, теперь вы подозреваете меня ещё больше.

— Напротив, если вы не стали лгать, то, вероятно, ваша совесть чиста, по крайней мере, мне очень хочется в это верить. Итак, это значит, что вы не совсем пытались уснуть, так ведь?

— Верно. Дмитрий был нетрезв, он… — Софья замолчала. — Я заперлась в своей комнате и ждала, когда он успокоится. К часу Дмитрий пошёл спать, а я просто лежала на постели. Ближе к четырём часам я услышала какие-то звуки и решила проверить, всё ли в порядке. Сначала я взглянула в замочную скважину, но увидела, что мой супруг сидит в кресле. Тогда меня охватила смутная тревога, и я решила проверить, что же там шумело. Дальше, думаю, вы всё знаете.

— Значит, вы могли зайти к нему в любое время. Один лишь выстрел, и все мучения закончены. Занятно, занятно.

— О чём вы? Я же сказала вам правду! Неужели вы подозреваете меня в убийстве собственного мужа?!

— Я подозреваю всех, Софья Константиновна, всех до единого. Я хотел бы ещё немного расспросить вас о покойном Дмитрии Сергеевиче, если вы не будете против.

На лице Софьи промелькнуло выражение разочарования и тревоги, и она вымученно, неестественно вежливо сказала:

— Безусловно, я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

— Ваш муж, кажется, владел несколькими предприятиями, и, следовательно, неплохим состоянием. Кому оно достанется по завещанию?

— Какая-то часть пойдёт на благотворительность, какая-то перейдёт его двоюродному брату, остальные же деньги получу я, — она замолчала, а затем, горько усмехнувшись, продолжила: — А вам вот и второй мотив. Как удобно, не правда ли?

Пристав кивнул.

— А что касается поведения Дмитрия Сергеевича незадолго до смерти? Вы не заметили чего-либо необычного?

— Кроме того, что он был просто в бешенстве, когда узнал, что я танцевала с Алексеем Николаевичем… Должно быть, ничего. Хотя нет, постойте — до этого он словно был чем-то очень доволен.

— Доволен, потом невероятно зол — часто ли с ним случались такие перемены

Софья Константиновна Елизарова

настроения?

— Да, очень часто.

— И последний вопрос, Софья Константиновна: вы кого-либо подозреваете? Быть может, у покойного были враги, недоброжелатели?

— Дмитрий никогда не посвящал меня в свои дела, так что, боюсь, я не смогу ответить на этот вопрос, — Софья замолчала, а затем робко спросила: — Андрей Петрович, когда я смогу забрать тело?

— После того, как придут результаты экспертизы. Мы отправили его в город несколько часов назад. Вы приняли решение похоронить вашего покойного супруга здесь?

— Не думаю, что у меня есть другой выход. Вы не могли бы посоветовать кого-то, кто мог бы помочь в этом скорбном деле?

— Безусловно, Софья Константиновна, безусловно. Вечером Фёдор Иванович проводит вас к отцу Иоанну, нашему приходскому священнику.

— Я буду очень признательна.

Пристав кивнул и сказал:

— Что же, благодарю за откровенность и не смею вас более задерживать, — сказал Сафонов, а затем обратился уже к Филимонову:

— Фёдор Иванович, попросите-ка господина дуэлянта.

Софья побледнела ещё сильнее и, старясь не выдать волнения, быстро вышла из кабинета. Урядник последовал за ней.

Вскоре в импровизированную допросную вошёл Алексей.

— Здравствуйте, Алексей Николаевич, здравствуйте! Анна Васильевна много рассказывала о вас, очень рад нашему знакомству, — поприветствовал его Сафонов.

— Здравствуйте. Благодарю, это взаимно, — сухо ответил Якунин.

— Так как я о вас довольно много знаю, предлагаю перейти сразу к делу. Насколько я знаю, с покойным вы не ладили.

— Я знал его давно, но никаких дружеских чувств к нему никогда не питал. О нашей ссоре в саду вам наверняка уже донесли.

— В таком случае, вы, должно быть, хотите рассказать мне о её причине?

— Видите ли, Андрей Петрович, я имел дерзость пригласить на танец жену этого достойного во всех отношениях господина, тому что-то почудилось, и он решил выместить гнев на Софье Константиновне. Я не мог не вступиться за неё, ведь если мы в чём-то и провинились, то вина должна была быть на мне. С Дмитрием Сергеевичем мы повздорили, и он вызвал меня на дуэль.

— Вы должны были сообщить об этом в суд.

— Вы прекрасно знаете, что моё воспитание никогда бы не позволило совершить это.

Пристав пожал плечами и спросил:

— Чем вы занимались ночью, с часу до четырёх?

— Пытался уснуть.

— Да что же это такое! Кажется, здесь этой ночью не спал абсолютно никто. А кто мог бы подтвердить ваши слова?

— Пожалуй, никто.

— Занятно, очень занятно… То есть у вас был и мотив, и возможность убить Дмитрия Сергеевича, не так ли?

— Если бы я хотел убить его, то сделал бы это двумя днями позже, на дуэли. Прошу вас не оскорблять меня подобными подозрениями — я офицер, и никогда бы не поднял руку на беззащитного человека.

— Почему же вы решили, что он был беззащитен?

— Я видел, в какой позе он находился, когда мы все прибежали на крик Софьи Константиновны. Судя по всему, он либо спал, либо был сильно пьян.

— Благодарю, я понял вас. До скорой встречи, Алексей Николаевич, до скорой встречи.

— До свидания, — всё столь же сухо ответил Якунин, выходя из комнаты. Филимонов проследовал за ним и вскоре вернулся в компании Реутовых, старшей и младшей.

— Рад приветствовать вас, сударыни. Кто я такой, полагаю, вам уже известно. Вас зовут, — обратился он к даме, — Юлия Михайловна?

— Всё верно, Андрей Петрович. Хочу представить вам мою дочь — Марью Александровну.

— Рад знакомству. Присаживайтесь, прошу вас. Я буду очень признателен, если вы ответите на несколько вопросов.

— Вопросов? Разве вы подозреваете нас в чём-то?

— Юлия Михайловна, я не в первый раз сталкиваюсь с убийством. Поверьте, вначале я вынужден подозревать даже стены.

Старшая Реутова презрительно хмыкнула, а затем гордо сказала: