I
Безусловно, человеческое горе не описать одним романом, и уж тем более маленькой историей. Это настолько огромный душевный океан, который присутствует в каждой человеческой душе по умолчанию, что если кто-либо осмелиться приравнять его с чем-то индивидуальным, то будет караться призванием «преступник». Настолько Горе масштабно. Оно входит в Сенат чувств, где всем знакомое нам состояние души решает глобальную проблему нашего настроения на сегодняшний день. Почему именно Горе? Возможно, именно на нем основывается история, которая была придумана спонтанно, не простаивало, как хорошее вино несколько лет, и не обдумывалось тысячами думами с бесконечных углов. Эта история пишется здесь и сейчас, и не имеет пока продуманного и логического конца. Она как путь личности- может оборваться уже на следующей минуте.
Свободный, свежий, сырой городок, где каменная плитка стоит ровнее, чем пьяная горстка мужиков, поддерживающих друг друга и идущих искать приключения на свою пропитую голову. Все обыденно здесь, все просто. Вон опытная и пышная мать несет под руку своего малыша, который, хихикая, показывает на всех своим липким от леденца пальцем, а доблестный родитель дает наглецу хороших подзатыльников, чтобы тот не позорил их гордую семью и вел себя прилично на улице. Где-то пробежала черная лохматая собака, хоть вечер был прохладный, но этому зверю, пушистому и огромному, было невыносимо жарко, и он, высунув свой длинный и массивный язык, бежал рядом с молодой парой влюбленных, постоянно смеющихся и то и дело посматривающих смущенно друг на друга, желающие поцеловаться, но не имеющие смелости это сделать. Городок находился среди степей. Высоких гор, глухих лесов рядом не было и быть не могло. Все в нем просто и неброско. Такой городок мало чем мог завлечь давнего туриста, побывавшего много где, но мечтательному поэту это, на удивление, опрятное поселение покажется местом скопления вдохновения и открытых звезд, а затем он пропьет все свои незначительные деньги в баре, стоя рядом с незнакомыми мужиками. Все просто. Не было в этом городе чего-то грустного, чего-то уникального, трагичного, страдального. Он небольшой. Оттого и неинтересный. Поэтому все в округе лишь крутят пальцем у виска перед тем, кто захотел переехать в эту глушь. Там не на что смотреть, кроме бесконечных баров, не на чем отвести душу, кроме борделей. Одна школа, один сад, одна любовь и несколько сортов пива. Как вы поняли, этот городок специализировался на производстве пива и на этом же жил и процветал. Наверно, я назову этот городок Пивоварня. Да, Пивоварня. Мне так захотелось. Естественно, это уютное и алкогольное поселение имело другое прозвище на карте, но дайте мне оставить романтизм таинственности места действий в этом непримечательном произведении.
Люди здесь были счастливы. У них все есть- Пиво! Иной религии не существовало- Пиво! Другой радости не было- Пиво! Увы, но все так просто. И как в таком городе, где кроме Пива! ничего не знают и знать не хотят, находить интересные сюжеты? Неужели обыденность людей зацепит другого обыденного человека? Вряд ли. Но начался этот рассказ как раз-таки в Пивоварне, так почему именно здесь?
Вы присматриваетесь к окнам? Или стесняетесь, что хозяин дома посчитает вас подозрительным и вызовет полицию? Вы пытались разглядеть в бликах окон лица, смирно обитающие в своем замке? Я думаю, что многим дела не было до окон. Ну, окно и окно. Оно хорошо тогда, когда ты смотришь на улицу, но никак не в дом. Да и стесняешься вглядываться в чужую, интимную жизнь незнакомого тебе человека. Что подумают остальные? Подумают скверно. Скажут:,,Смотри-и-и! Ишь какой вор нашелся. Полицию вызывайте!». И все. Ты за столом перед комиссаром пытаешься оправдаться, что просто любишь смотреть в окна. А скучный полицейский ответит:,,Ну и чудак! Да тебя в психбольницу надо, а не в тюрьму. Все воры тоже любят смотреть в чужие окна». И что ответить этому человеку? Зачем доказывать ему то, до чего он никогда не додумается? В его жизни и так кроме обыденности ничего не существовало. Может быть, он специально стал хранителем порядка, чтобы сделать свои дни интереснее, но ведь в таком деле нет места оправданиям, исходящим из души. Убив человека, я лишь заведу себя в угол, сказав, что просто люблю убивать. Нет, в таких делах сентиментальности и душевности нет, поэтому все постоянно подозревают друг друга. Нет верности. Ведь какой человек довериться прохожему и даст ему ключ со словами:,.Ты мой друг!». А ведь за окнами сидят люди в безопасности. Они за четырьмя стенами. За семью замками. Сидят и наслаждаются уединением.
Я украдкой посматриваю в окна. Иногда мне удается заметить угрюмый и страшный взгляд жильца, как раз смотрящего из окна. Иногда мне везет увидеть смиренные дела домоседцев. Иногда я являюсь счастливым участником какого-нибудь события. Редко из окна мне улыбаются в ответ на мой любопытный взор. Но все же из всех,,иногда» и,,редко» выделяется одно окно. Я проходил мимо него осенью. Это был красивый двухэтажный дом, и именно из окна второго этажа я заметил прекрасную девушку с белыми волосами, с красивым лицом, но какими-то печальными глазами. Она смотрела куда-то вдаль. Окно ее было открыто. На улице стояла осень, сентябрь с первыми дождями. Она молча смотрела на дерево, которое росло на противоположной стороне улицы. Ее глаза блестели серым оттенком. Несмотря на всю красочность этого города, которую я чувствовал в любое время года, этот печальный взгляд удивил меня. Я видел прекрасную белую березу, которая под каплями дождя светилась под фарами проезжающих машин. Сырой и свежий воздух ветром разносился повсюду, подгоняя первые опавшие листья лететь вместе с ним. Ветки под весом небесной воды шевелились, словно костлявые руки извилистого монстра, однако и в нем была неописуемая красота. Хоть тучи присутствовали в небе, но более тяжелые и темные братья были ближе всех к нам и их быстрое, но плавное движение можно было увидеть невооруженным глазом. И весь мир был так красив, но скучен! А в глазах этой красавицы я не увидел никакого восхищения. Она сидела у окна, словно ее заставили это сделать. Какой-нибудь ужасный принц бросил ее в этом закрытом доме. Девушка пристально следила за запотевшим окном. Ее глаза сливались с цветом осевших на стеклянную поверхность каплями. Вдруг ее губы зашевелились. Она что-то сказала, но слов не было слышно из-за шума падающего дождя.
Я смотрел наверх, прикрывая рукой свои глаза. Она не видела меня, ее завлекли ее же мысли. Девушка медленно подняла открытую банку тушенки и что-то положила туда. Зачерпнула небольшую порцию ложкой, ее рот медленно стал что-то жевать. Я следил за ней, удивленный и очарованный таким странным поведением такой равнодушной персоны. Обычно все во время дождя закрывали, завешивали шторами окна и уходили в свой уют, а я оставался одиноким странником улиц. И во время дождя я редко смотрю в стекла. Я бы и сейчас не посмотрел, если бы какая-то странная сила не подняла мою голову и не свела мой взор с этим прекрасным ликом. Она была красива и странна. Дожевав, девушка выплюнула что-то красное из своего рта в банку. Снова что-то неслышно проговорила. И вдруг я услышал громкий и серьезный голос.
— Быстро закрой окно! Закро… Господи! Ты поранилась?
Женщина по старше, видимо, ее мать подбежала к девушке и быстро закрыла окно. Из-за запотевшего стекла я больше не мог любоваться такой открытостью дома. Еще немного стоя под дождем и наблюдая за мутными силуэтами, я пообещал себе, что буду теперь ходить по этой улице каждый день и надеяться увидеть снова эту загадочную девушку.
Осень довольно грустное время года для меня. Хоть в ней и есть та полная палитра природных красок, та свежесть земли и пик лесного шума, но небо вечно закрыто тучами. Небо- для меня главная часть любого пейзажа. Голубое небо- украшение любой картины или даже приравнивание ее к шедевру. А если на небосводе присутствуют величественные города облаков… Хороните меня с открытым гробом, пожалуйста. В осени нет такого. Вечные тучи навевают такую хандру, что хочется сесть в углу какого-нибудь заведения и просто демонстративно показывать, как тебе плохо, или быть загадочной личностью, смотрящей на всех исподлобья. Да… Такое время вряд ли захочется вспоминать. Но оно существует, как существуют зима, лето, весна. Осень- это неотъемлемая частичка всего года, которая находит, как и другие сезоны, своих людей по нраву и которая помогает определить твое взросление.
Думая об осени, я вспоминал эту девушку. Она была так прекрасна и печальна. Я не раз проходил мимо того дома, но окно на втором этаже вечно было закрыто шторой. В моей голове возникла страшная мысль: она заметила тогда меня. В ту дождливую пору. Она заметила мой любопытный взор и ужаснулась. И даже порезала себе рот! Но как бы в противовес моей тревоге на другую чашу весов вставали рассуждения о ее холодном голосе, грустном лике, вечном замирании взгляда на запотевшем окне. Вряд ли бы она продолжала оставлять окно открытым, зная, что внизу стоит незнакомец, нагло наслаждающийся ее красотой. Удивительно. И при мысли об этой странной реакции во мне вдруг начинает светиться теплый лучик надежды, что девушке понравилась моя безмолвная компания, если она, конечно, заметила меня. Вдруг красавица специально так странно себя вела, чтобы привлечь мое внимание? Неужели это намек, что когда-нибудь я снова ее увижу? Нет, это уже мечты. Безусловно, я человек поэтичный, но мечтателем становится пока не стремлюсь, поэтому пора бы добавлять в мою голову крупицу реальности и рациональности. Многое обдумав, походив под окнами, я все же принял за правильные суждения мысли, шедшие вторым (или средним) порядком. Все взвешенно и имело хоть какую-нибудь логическую развязку. Но мечты… Они пробивались. Пробивались и стремились завладеть мной. Однако чувство уважения к незнакомке и страх беззакония остановили меня от идеи стучаться в окно виновнице моих бесконечных дум.
В Пивоварне в начале октября часто шли дожди. Проливные дожди. Поэтому я особо часто стал выходить на улицу и бродить по мощенным дорожкам. Постоянный стук капель головы приводил мысли в определенный такт движения, что помогало сосредоточиться в иных моментах и определится со своими желаниями. Чего я хотел? Деньги у меня были. В работе не нуждался. Все прожитые годы накопили мне существенный капитал, так что я мог проводить ближайшие 10 лет в достатке. Переехал я в этот город после одного скандала в больнице, где я работал репортером, а потом и вовсе по чистой случайности меня назначили смотровым одного интересного мальчика. Это происшествие, конечно, немного надорвало мое психическое состояние, чуть ли не отправив меня в монастырь, но я смог найти в себе силы заниматься любимым делом. Писательство. Ах, как было приятно найти среди стольких занятий это благородное ремесло и как приятно снова не уставать восхищаться этим искусством! Красота! А Пивоварня показалась мне крайне поэтичной. Глухое местечко, исторические улочки, неуловимые просторы, красочные дома, вечно пьяные люди. Здесь я нашел свое вдохновение. Здесь я нашел свой источник творчества. Этот городок скучный, обыденный. Но когда тебе уже 40 лет, обыденность становится чем-то удивительным, таким новым и необычным, что самые масштабные фентезийные миры, придуманные фантастами, не сравняться с привычным рабочим столом ленивого бухгалтера, полного всяким мусором и бумажками. Чем-то такой беспорядок привлекает, заставляет смотреть на него снова и снова, не отрывая глаз. Этот бардак настолько естественный, что просто начинаешь воображать, при каких условиях эта бумажка попала на клавиатуру. Может быть, хозяин стола был по уши в долгах и, принеся эту бумажку домой, очищал свой пистолет для дальнейшего устранения всех кредиторов. Он собирался переступить черту несчастья прямым путем. Да, абсурдно. Но как же необычно вот так стоять над чьим-либо столом и просто мечтать, придумывать сюжеты. Для меня обыденный мир был истоком творчества. Пивоварня идеально подходила под очаг всего самого обыкновенного, самого банального.
И вот среди всего обыденного и поэтичного я встретил эту девушку. Настолько поэтичную, что все прошлое поэтичное было уже не таким интересным. Вся голова была забита ею. Странной, печальной, задумчивой, красивой леди. Ах, ну как же я страдал, когда снова видел закрытое окно, зарешеченное шторами! Мне нужно было как-то отвлечься. Найти новый ориентир, способный на время стать для меня чарующим Божеством. Но кроме этой девушки ничего в голову не лезло! Ну не может же все мое сердце крутиться вокруг этой незнакомки! Я не раз и не два влюблялся. Имел прекрасную жену. И вот сейчас моя пылкость должна исчезнуть. А тут она разыгралась. Что за бред? Как такое терпеть? Да и что мне делать? Я влюбился в нее? Неужели? С первого взгляда? Нет. Нет, нет, нет. Ни за что. Не может быть. Я не влюблюсь в ту, которую вижу впервые. Которую даже не знаю!
Почему я заговорил о влюбленности?.. Вечно мы так, как только дело заходит о знакомстве с любым человеком, первым делом сразу думаем о возможной любви с ним, словно делаем прогнозы о возможных путях развитий вместе с этим бывшим незнакомцем. И странно, как люди любят романтику, несмотря на ее банальность, предсказуемость, известность. Мы хотим любить. Любовь создает в наших сердцах смысл жизни. Мы обретаем стимул существовать и продолжать делать то, что нам и до этого вряд ли нравилось, но теперь «есть смысл». Любовь что горе. Такое же всеобъемлющее и неописуемое. Но все же моя любовь… Я не могу влюбиться в нее. Я, наверно, заинтересован в ней. Она хранит какие-то тайны. И ее секреты требуют разгадки, она страдает от их нерешенности. Я так думаю. Если это так, то как мне их решить?
Дождь не просто приводил мысли в такт, он их ускорял, делал конвеерными. Меня словно понесли на плечах дикие кони, и бежали они так быстро, что моя координация потерялась еще в начале мимолетного пути. Истинная мука людей- их мысли. Они же и наше спасение.
Бродя по мокрым пешеходным дорогам, наступая на лужи между плитками, я промок до нитки. Скоро будет зима, а с ней и болезни. Лучше укрыться где-нибудь. Люди здесь хоть и вечно пьяные, но добрые и гостеприимные. Я заметил ближайший ларек. Он был скромным, но ярким и атмосферным. Зайдя в уютное заведение, я сразу же почувствовал запах фотопленок. Таких… пыльных, похожих немного на листы бумаги. Это, видимо, фотоателье. Небольшая прихожая с полочками из черного дерева, на которых в особом порядке лежали обмотанные в цилиндр те самые пахнущие фотопленки. Каждая полочка имела свой год в желтой рамочке. Я ходил вдоль хранилищ памяти, рассматривая с интересом и любопытством эти черные тонкие бумажки, на которых еле-еле можно было разглядеть изображение. Здесь были снимки недавнего времени. Я замечал года настоящие, года прошлые. Но пока прошлого столетия не видел. Из этой комнатки выходила небольшая арка. Вместо двери была штора. Раздвинув ее, я зашел в большое помещение с огромным количеством полок, подобных тем, что я видел в прошлой комнате. Здесь уже начиналось прошлое столетие. Это была словно приличная библиотека. Потолки в три метра высоту, и все стены уставлены полочками с пленками. Освещала это хранилище большая люстра, пережившая, вероятно, не одно столетие. Впереди был виден лестничный пролет. Винтовая лестница уходила вниз. Идя по скрипучем полу, на котором вальяжно разлегся старый ковер, я подошел к чугунным перилам. Из черного металла сделали настоящие маленькие сюжеты с небольшими человечками, пейзажами, животными и предметами. Удивительно! Я еще минуты две стоял и рассматривал только начало спуска, а потом все же решился пойти вниз по лестнице. Каждая ступенька, стоило на нее наступить, громко пошатывалась, передавая свое беспокойное движение соседним. Это создавало колебания всей лестнице, отчего я крепко держался за перила. Каменные, заставленные большими фотографиями в рамке стены сопровождали мой шатающийся спуск. Я вышел в коридор. Он вел направо, и вдоль него расположились множество дверей, а в конце выделялись настоящие ворота, ведущие неизвестно куда, но обещающие настоящее приключение. Я подошел к одной двери, подергал за ручку. Заперто. Здесь уже не так веяло пылью. Видно, тут кто-то живет. Ковер чистый, растения, стоящие в горшках рядом с каждым проходом, были недавно политые, освещение ярче, ручки отполированы. Все ухожено, в отличие от верхнего этажа, где на каждой полке с пленкой был свой слой пыли. Наверно, хозяин специально их не чистит, думает, чем больше пыли, тем древнее фотография. Здесь приятно пахло. Свежо, немного отдавало пивом и яичницей. Подо мной иногда поскрипывали половицы, но я продолжал идти дальше. Почти дошел до ворот, но меня сзади окликнул старческий голос.
— Эй! Куда идешь? Кто таков?
Это был сгорбленный дедушка в выглаженной голубой рубашке с коричневыми брюками. На его переносице сидели большие очки. Его большие серые глаза удивленно смотрели на меня.
— Я, — начал я оправдываться, — зашел укрыться от дождя, а потом увидел фотопленки и заинтересовался…
— Тебе кто разрешал входить в мой дом, сорванец? — старец злился, надувшись.
— Кто там шумит? — послышался женский голос из ближайшей двери. Проем открылся. В коридор вышла грузная женщина в фартуке. Она посмотрела сначала на деда, потом на меня и спросила.- Вы пришли фотографироваться?
— Нет! — завопил старик.- Никаких фотографий! Нет, нет, нет. Сейчас не время! Не та погода! Проваливай!
— Постойте, — я старался успокоить странного жителя этого ларька, — я всего лишь зашел укрыться от дождя. Вы не так поняли.
— А, так вы просто от дождя укрыться пришли, — улыбнулась женщина, — Хорошо, хорошо. Не хотите ли поесть? Мы как раз приготовили завтрак.
— Вы уверены?
— Полностью!
— Ни за что! — никак не мог угомониться старик.- Не пущу!
— Климент, успокойся, — она посмотрела на старика, и тот аж ахнул от испуга. Что это был за взгляд? Но потом женщина по-доброму улыбнулась мне и указала внутрь комнаты за дверью.- Прошу, проходите.
Я зашел. Большая кухня с длинным столом, полным всякой еды. Множество стульев были готовы принимать на себя посетителей. Вдалеке виднелся огромный камин, а проход на кухню ограждался от приемной пищи дверью и стеклянной оградой. Я только сейчас осознал весь диссонанс внешнего вида ларька и настоящих размеров этих комнат. Для кого так много еды наготовлено?
— Что вы предпочитаете?
— Я, наверно, воздержусь от еды.
— Вы нас обижаете, — взмахнула руками женщина.- Ну, хоть хлебом вы питаетесь?
— Питаюсь.
— Тогда берите, сколько влезет, пока весь остальной народ не пришел.
— Вы точно уверены, что так можно?
— Да-да, я уверена. Кушайте же, — она усадила меня на стул и подала запеченного гуся с чесноком. Затем рядом поставила большую миску с овощами, фруктами, салатами, а поодаль принесла корзину с хлебом и кружку с какой-то водянистой жидкостью.
Я посмотрел на все эти убранства с подозрением и стал немного откусывать кусочки сначала от гуся, потом от огурца и помидора. Женщина удалилась на кухню, а старик сел рядом со мной и шепотом проговорил мне прямо в ухо:
— Сколько тебе нужно денег?
Я удивился и подавился хлебом.
— Зачем денег?
— Чтобы ты ушел.
— Хотите, я сейчас уйду.
— Давай. Быстро.
Он стал пихать меня своими морщинистыми руками. Я встал, бросив кусок хлеба в тарелку с мясом и пошел туда, куда хозяин вел меня, пихая костлявой рукой. Вышел в коридор, услышал какой-то нарастающий гул. Старик начал ругаться.
— Пленки уже проснулись. Придется идти через основную библиотеку. За мной!
Он нелепо, хромая на правую ногу, шел к воротам. Я следовал за ним и слушал множество оскорблений в свой адрес. Сейчас все настолько быстро и неожиданно повернулось в обыденной жизни в новую сторону, что мысли до сих пор остались там, на улице, под дождем. Сейчас мной двигают только чувства. Чувства интереса, любопытства, энтузиазма. Оглядываясь, я слышал, как гул людских голосов все приближался, словно нечто неумолимое из глубин океана дает звуковой сигнал о том, что вот-вот тебя схватит в свои челюсти размером в континент невиданно морское чудище. Своими хилыми ручонками старик распахнул врата.
— Скорее же!
Я вошел и помог ему закрыть массивные ворота, в щели заметив открывающиеся в коридоре двери. Гул стих. Мы оказались у входа в спуск какого-то туннеля. Был этот спуск широким, словно в метрополитене. Этот маленький ларек все больше и больше делал мое представление о мире неправильным. Теперь я буду по-другому смотреть на дома, вспоминая это происшествие. А ведь я виновник этой встречи. Мягкий свет настенных светильников показывал мне убранства великолепного декора в стиле уютной деревянной усадьбы. Зеленый окрас никак не мог сочетаться с бывшим величественным коридором, однако массивные врата словно чертили границу между этим нескладным дизайнерским решением. Ступени, как слои торта, рассеялись в ширину пять метров и вели прямо вниз. Спуск обещал быть недолгим, конец пути был виден уже в начале, однако в этом ларьке могло быть все. Да, вопросы, тайны, загадки появились при первой винтовой лестнице, но сейчас я не хотел думать о всех знаках вопроса и просто следовал за хозяином. Эхо разлеталось, даже несмотря на плотные ковры, на дальние дистанции. Лишь потолок был мрачным, потрескавшимся от времени и грозил провалиться ни первый год, однако все никак не мог исполнить своего обещания.
— Забудь все, что здесь видел, — сказал старик, когда мы спустились и пошли к небольшой дверце.
— Хорошо, — но забыть такое я, конечно, никак не мог.
Пройдя невзрачный туннель, перед мной открылась библиотека невиданных размеров. Колонны полок уходили вниз, скрывая свой конец мраком. Нас от великолепия отделял небольшой заборчик, предостерегающий новичков и неуклюжих людей от неумолимого и страшного падения. Это помещение представляло собой большую окружность, кольцо, где в середине и выступали хранилища знаний. Старик чихнул, большой гул разнесся и возрос до таких децибелов, что невольно хотелось закрыть уши.
— Не смей издавать громких звуков, — шептал старик, но эхо преувеличивала его шепот до нормального голос.- Если хоть один невольный шум изойдет по твоей причине, ты полетишь в эту пропасть, — он указал за заборчик.
Я кивнул и тихо шел за ним. Меня поражали размеры этой библиотеки. Лишь тусклый свет солнца сверху пытался через купол осветить ободок, по которому мы шли. Каждая полочка была заставлена книгами, отчего общий вид этого чуда являлся настолько многообразным, что глаз не хватало, дабы рассмотреть непрекословное великолепие этих колонн. Цветовая гамма обложек создавала детализированную картину, которую на темном фоне хотелось рассматривать все больше и больше. Это помещение было мрачным, таинственным и величественным. Оно манило невольно меня. Я сам не заметил, как подошел к окраине, схватился руками за перила и посмотрел вниз.
— Стой! — пискнул старик.- Ты что удумал?!
— Я… хотел посмотреть на высоту этих колонн, — шептал ему в ответ, но он пригрозил мне.
— Скоро будешь на своей шкуре испытывать всю глубину этих пещер.
Мы обошли это помещение и вошли в небольшую комнатку, где посередине стояла коробка с вырезом. Рядом лежала черно-белая фотография, изображение которой я не мог разобрать. Снизу была надпись,,Вид из окна. 1826 год». Напротив висел потрет мужчины с высоким лбом и усталым взглядом.,,Жозеф Нисефор Ньепс». Так звали мужчину на картине. Я долго смотрел на портрет и не заметил, как старик что-то усердно пытается открыть своей огромной связкой ключей. Когда же, наконец, он подобрал нужный ключ, сказал мне:
— Проваливай!
Я молча вышел, и хозяин громко закрыл дверь. Еще немного меня слепили лучи солнца после дождя. Я понял, что оказался на центральной Площади, а позади меня хмуро стоял серый дом. Немного еще погодя, я ошеломленный пошел домой…
II
Несколько дней я снова и снова вспоминал о случайном моем посещении маленького с виду ларька. Я даже название не помнил этого заведения. Единственное, в мою память точно отпечаталось место, откуда я вышел. Центральная Площадь. Серый дом. Тайны. Тайны. Тайны. Много тайн… А ведь Пивоварня обещала мне спокойное время перед смертью, но, видимо, судьба решила иначе. В чем же… В чем же был основной секрет этого городка?
После мной овладела горячка. В эти дни я особенно болезненно для своей головы думал о грустной девушке снова и снова. Эти печальные глаза отпечатывались в моей голове, когда я пил очередные таблетки, а бледное лицо и шея ее странно появлялись в тенях вечерней стены, освещенной одной лишь лампой на столе. Во время болезни мой разум застрял в том мире отчуждения, где для тебя нет разницы, что происходит за окном твоего дома: какой дождь льет, что за человек бродит, откуда слышны крики и стуки снаружи. Все было замкнуто в одном доме, олицетворяющим мой внутренний мир: такой же горячий, пламенный, непостоянный и переменный. Чем меньше был мой жар, тем меньше чувствовал я жаркое свечение ламп и люстр. Оттого они казались мне холодны. Для любого мечтательного человека постоянная тьма- намек о тупике жизни, из которого надо выбираться, зажигая все новые и новые свечи. Я понял это предупреждение жизни и решил все же хоть чем-нибудь заняться. За долгое время сделал уборку, сел за писательский стол, штрихом ручки запечатлев лишь пару рассказиков, и, спустя еще время вышел на улицу.
Эта вылазка в белый свет невероятно ослепительно встретила меня после долгих часов болезненного одиночества. Мои мысли встретили серьезный удар, потрясение, выражавшееся в долгом признании общества. Встретив первого человека, я смотрел на него, как попугай на интересную вещичку. Такими же любопытными и бесцветными глазами, наклоняя голову и пытаясь рассмотреть подвох в этом материальном теле нового существа. Прохожие не обращали на меня внимания, хоть некоторые враждебно, чувствуя мой взгляд, отходили от меня куда подальше. Бродя по улочкам, я все больше возвращался к социальной жизни, которая пропала и была вытеснена болезнью из моего окружения. Окна вновь привлекали меня, заставляя вглядываться в них, и соблазн был слишком велик, чтобы отказаться. Смотря на первое встреченное мне окно, я вновь вспомнил о ней и вновь ненадолго закрылся в своих мыслях. Следил за разрезами между плиток и старался наступить на них, чтобы, как мне пришла эта мысль в голову, не,,умереть» от столь мистической и губительной поверхности плитки, поэтому именно бетонные трещины являлись для меня спасением, на которое я наступал. Разумеется, воображаемая смерть много раз уже забрала меня на тот свет, ноги не слишком ловки, однако это не мешало мне все больше и больше входить в этот дорожный азарт, отвлекаясь от тягучих дум. Так я и дошел до центральной Площади.
Просторное пространство, с множеством лавок скамеек и любых других сидячих мест, окруженное по периметру деревьями и обустроенное для редких туристов, навлекло на меня еще большую волну воспоминаний. Серый дом. Я лихорадочно стал оглядываться и искать мрачное строение, из которого меня ногами выволокли на улицу. Жители Пивоварни любили здесь отдыхать культурно, разумеется, с кружкой пива в руках и в невероятном алкогольном состоянии, в котором оба наплыва- культура и пьянство- действовали на бедную людскую голову быстро и завлекающе. В глазах их так и виднелась эйфория от происходящего мозгового штурма, поэтому все живое здесь было вялым и расслабленным, как это всегда бывает в Пивоварне. Среди рассеянной толпы мой взгляд постоянно останавливался на похожих, но не точно таких же домах. Я бродил по площади и вдруг услышал выстрел. Такой громкий, такой неожиданный и страшный, он выделялся на фоне спокойствия и умиротворения городка. Мое внимание быстро и предательски переместилось именно на звук этого выстрела. Я снова стал просачиваться через толпу и увидел нервного, высокого, крупного телосложением, яро дышащего, в сером пальто и пистолетом в руках человека. Он крикнул на уже мертвое тело неизвестного бедолаги.
— Я же сказал, убери от меня свое чертово пиво! Ненавижу этот пьяный сброд!
Жители городка, пьяные и блаженствующие, непонимающе смотрели на психопата, угрожающего им пистолетом, и ничего не делали, даже не паниковали, а просто стояли и любопытно поглядывали на единственный лучик неправильности Пивоварни. Вдруг рядом с великаном стала прыгать маленькая девочка, и ее белые волосы подлетали от прыжков и небрежно спутывались на спине. Она тянулась короткими ручками до руки незнакомца и громко жаловалась:
— Да прекрати же ты! Сколько можно убивать невинных людей! Перестань сей-час же! — и с этими словами девочка била по животу психопата.
— Вы все должны умереть! Ваше пьянство должно исчезнуть, а этот город гореть в аду! — он пару раз выстрелил в несчастных, и те, пьяные и вялые, падали на землю.
— Да прекрати же ты! — визжала девочка, и убийца все же успокоился немного. Спрятав пистолет, психопат взял за руку девочку, все еще кричащую на него, и быстрыми шагами уходил в определенном направлении.
Я решил проследить за этими странными людьми. Они слишком уж выделялись в скучной, однообразной и пьяной Пивоварне. Никто из прохожих не стал паниковать и вызывать полицию, все просто смотрели на убегающего убийцу, а спустя некоторое время словно теряли его из виду (хотя на немноголюдной и обширной Площади сложно было не заметить убегающего высокого мужчину) и уже тогда начинали ужасаться трупам, валяющимся на плитке. Вокруг неожиданно быстро зародился хаос, который обязан был прийти на 10 минут раньше, но из-за вялого настроения общества набирал обороты только сейчас. Кто-то в панике достал телефон и стал звонить в полицию, кто-то кричал, кто-то вдумчиво смотрел на трупы, словно был хирургом высшей степени и интересовался работой пистолета, оценивая, можно ли еще спасти эту тушку или нет. Мне сложно было уследить за беглецами, но все же высокая макушка мужчины в плаще являлась для меня ориентиром, к которому я неумолимо приближался.
Убийца с девочкой подбежали к домам, расположившимся по периметру Площади, и резко свернули вдоль них. Терпеливо и монотонно идя по мокрой и сырой каменной плитке, они приблизились к серому дому. Тому серому дому, который я так старательно искал, изначально ступив на территорию Площади. Мужчина открыл дверь и тут же затолкнул туда девочку, которая возмущалась и продолжала осуждать его. Они исчезли в доме. Он был таким серым и скучным, что нетрудно было потерять его из виду, находясь в двух шагах от него. Я увидел, что дверь была не заперта. Эти двое так спешили, что забыли полностью закрыть дверь, и из маленькой щели лился теплый желтый свет. Культурность в данный момент разгромно проигрывала любопытству и детективному азарту, поднявшемуся в моей душе так высоко, что мне казалось, мое предназначение изначально заключалось в исследовании новой тайны. Тайной она являлось только для меня, ведь только моей везде сующей свой нос голове было интересно то, что вообще происходило за эти дни. Я осторожно просунул указательный палец в щель и открыл ее. Маленькая комнатка, из которой меня так бесцеремонно выгнал этот старик. В середине так же расположилась коробка и картинка с надписью. Приятный запах дерева, фотопленки и еще каких-то химикатов отзывался здесь. Позади на стене висел портрет Ньепса. Я медленно обошел стол, искоса посмотрев еще раз на картинку и приблизился к двери. Открыв ее, я почувствовал бурный поток прохладного ветра, какой бывает в больших и просторных помещениях небывалого масштаба. Это библиотека. Эхом раздавался разговор мужчины и девочки.
— Сколько раз ты будешь убивать невинных жителей из-за своих больных нервов?
— Пока этот городок не опустеет.
— В тебе вообще есть что-то, кроме гнева?
— Да, ненависть.
— Боже, ты воплощение глупого ужаса и гнева.
— Вайолетт, здесь жил всякий народец, но тот, что живет сейчас…
— Он такой же, как все!
— Он олицетворение человеческих пороков!
— И ты думаешь, что если истребишь их всех, то в мире воцариться спокойствие и доброта?
— Да!
— Ты эгоист!
Дверь закрылась.
Я осторожно вышел в библиотеку. Она так же поражала меня своими размерами. Каждая полка с каждой книгой, обязательно неправильно стоящей, делали из обычных, скучных и величественных колонн детализированную и уникальную статуэтку, словно кто-то положил большие карандаши в пенал и оставил их на долгие-долгие годы, а те покрылись пылью, которая неравномерно оседала на поверхности письменной принадлежности. И все это было вечно окутано тусклым светом, скрывающим жуткие тени и непроглядную тьму впереди.
Я медленно шел к двери, в которую зашли незнакомые мне люди и чувствовал, эту сырость, этот книжный запах, которые вместе с ветром образовывали свой внутренний мир, отличающийся от внешнего и всеобъемлющего своими правилами, тишиной, неприкосновенностью. Подойдя близко к ограде, за которую грозил меня толкнуть старик, мне захотелось закричать и разрушить спокойствие этого места. Я так и представил, какое эхо получилось бы и какие обитатели библиотеки (дальше пошла уже фантастика) могут появиться из темноты и улететь вниз, в самое ядро, осесть там и больше не вылезать. Мое тело казалось таким ничтожным, как книга, по сравнению со всеми этими колоннами. Воображение делало из меня странника, увидевшего храм настоящего божества, тихого, угрюмого, величественного. Я узрел то, чего мои глаза никогда не могли захватить своими узкими зрачками. Меня рассматривала с разных сторон камера, летая между полками и приближаясь к единственному человеку, посмевшему стоять среди этой красоты. Слишком просторно…
Думая о чуде этого сооружения, в голову пришла мысль, о строителе этого творения. Кто он? Сколько он строил? Как много здесь книг? Безусловно, я был любителем статистики, тем самым человеком, который приходит в восторг от цифр на бумаге. Конечно, вместе с графиками и результатами, спрашиваешь себя и об финансах, потраченных на ЭТО. Боишься представить, сколько состояний ушло на постройку библиотеки. Каждая книга, это ведь тоже копейка, которая в сумме со всеми этими единицами дает число колоссальных масштабов кошелька.
Наконец, дойдя до двери, я еще раз закрыл глаза, чтобы лучше обострить осязание и почувствовать, прохладу и сырость ветра, заставляющего мурашки бежать по коже от невероятной чувствительности тела в такие моменты. Открыл глаза и вздохнул, ручка дверцы повернулась. Снова тихий и теплый коридор с многочисленными дверьми по бокам. Все закрыты. Впереди виднеется поворот на лестничный пролет. Он особенно выделялся. Темный, мрачный, таинственный. Пока все остальное здесь не скрывало от тебя что-либо, не изображало страшные тени, оно являлось простым и дружелюбным. Я тихо закрыл дверь и стал идти по коридору. Разумеется, мое любопытство требовало от меня зайти в какую-нибудь боковую дверь, и мой страх и сознание не могли этому противится, так как сами того хотели. Выбрав первую попавшуюся ручку, я повернул ее.
Эта был огромный бассейн. Пахло хлоркой и какими-то духами. Вода бурчала из-за постоянной работы насосов, а панорамное окно впереди было какой-то иллюзией, ведь природа относилась к какой-нибудь Южной Америке. Дикие леса, высокие горы, разнообразная флора и фауна. Все двигалось, но не могло быть реальным, ведь климат Пивоварни не позволял сделаться такому чуду, а под землей это уже точно никак нельзя было построить. Хотя кто знает.
Обойдя все помещение, я вышел. И снова очутился в коридоре. Шурша ногами по ковру, я услышал голоса, говорящих на повышенных тонах. Однако они были настолько тихими из-за шумоизоляции помещения, что еле тревожили тишину и без того спокойного коридора. Прислонившись к двери, я пытался разобрать какие-нибудь слова. Но удалось мне только опознать голос того психопата, девочки и старика. Мне что-то подсказывало уходить отсюда, но любопытство упорно держала меня здесь, сковывая ноги.
— Опять?! — старик громко вопил.- Опять ты убил из-за пива?! — его палка била мягкий ковер.
— Он тыкал мне в лицо кружкой. Я взбесился и…, — убийца виновато оправдывался перед хозяином ларька.
— Взбесился, — карикатурно повторил слова мужчина старик.- Ты постоянно бесишься! Ты можешь, наконец, излечить свои поганые нервы?!
— Я стараюсь, но меня все здесь бесит. Все!
— Ты записался к психологу, как я тебе и говорил? — голос деда сделался более спокойным и деловитым.
— Да.
— И как идет прогресс?
В ответ была лишь тишина.
— Я спрашиваю, какие результаты?! — старик начинал снова гневаться.
— Я его убил…
— Что?! — отчетливо донесся звук громкого стука палки.- Этого-то за что?!
— Он… Слишком много говорил…
— Это его работа! — старое тело плюхнулось на кровать.- Дурак! — протянул досадно хозяин.
— Он говорил, что мне стоит уехать из этого города, что тут все пьяные и что я всегда буду беситься…
— Ну так уезжай отсюда! Тебя никто не держит!
— Вы знаете, я не могу покинуть вас. Я дал вам клятву…
— К черту твою клятву! Вали отсюда, ради Бога! Ты скоро и меня застрелишь!
— Ни за что! — мужчина воскликнул это гордо.- Я никогда не подниму руку на семью Ньепсов. Я дал клятву вашему прапрапрадеду…
— Опять та же пластинка, — устало проговорил старик.- Прекрати. Никто больше не нуждается в твоей охране. Никогда не нуждался.
— Как… Никогда…, — мужчина ошеломленно подошел к двери. Я в страхе чуть не отстранился, но понял, что никто выходить не собирается, и снова стал слушать разговор.
— Ты никогда не нужен был нам. Ты обычный крестьянин, которого случайно сфотографировал мой прапрапра… тьфу! Короче, предок. Да, ты служил нам верой и клятвой, но теперь твои услуги нам не нужны. Можешь уходить.
Молчание.
— Дядя! — вдруг крикнула девушка.- Пусть остается!
— Виолетта, он убьет еще больше людей.
— Я помогу ему!
— Ты ему уже не первый год помогаешь. Он безнадежен. Он- большая проблема.
— Он мой друг!
— Не будь ребенком! — крикнул старик.- Он- убийца! Монстр! Машина разрушений! Я устал вечно читать в газетах об очередных таинственных убийствах! Никаких новостей про садоводство- одна криминалистика!
— И кто из нас еще ребенок? — дерзко ответила девушка.
— Ах, вы… Неблагодарные твари! — старик опять гневно вопил.- Столько лет о вас заботишься, а вы… Прочь!!!
Я услышал шум приближающихся шагов. Нужно было уходить. Оглянулся. Одни сплошные двери. Шаги все ближе. Я тут же вбежал в дверь напротив и оставил небольшую щель, чтобы проглядывать за обстановкой. Тишина… Резкий шум открывающейся двери, из которой вышли девушка и мужчина в пальто. Они молча шли по коридору. Все затихло…
Вдруг меня что-то утащило назад, закрыв дверь…
III
— Тс! — передо мной стоял толстый мальчик с серой кожей, его губы были грязными, а брови густыми. Он подсветил себя снизу фонариком так, что его пухлая физиономия становилось еще более пухлой: свет особенно подчеркивал круглые щеки и слившийся с шеей подбородок. Мальчик глухо произнес.- Кто ты?
— Я? — я недоумевающе смотрел на него и чувствовал, как его жирные пальцы держат мои плечи, как небольшой мячик. Этот мальчик был настоящим великаном.
— Ты! — он грозно посмотрел на меня, скрестив свои густые брови, отчего его детское лицо и огромное тело стали куда строже.
— Я сюда попал случайно…, — пока что другой отмазки в моей голове не нашлось, однако, все еще разглядывая это неприятное лицо, я старался придумать достойную причину своего ненамеренного попадание в этот странный мир.
— Врешь! Я видел тебя здесь раньше. Тебя дедушка вел за собой, — он оглянулся в темноту и снова пристально взглянул на меня.- Ты с ним знаком? Кто ты?
— Я с ним не знаком. Я тогда случайно попал.
— Ты ему не друг?
— Нет.
— Тогда кто ты?
— Ридл.
— Ты тут живешь?
— Да, недалеко от центральной площади.
— Тут весь город недалеко от центральной площади, — небрежно ответил великан и отвернулся с фонариком, оставив меня в полной темноте. Затем, как гром, прозвучал крик этого мальчика. Эхо, которое бывает только в огромных помещениях, пришло ко мне обратно с еще большей силой.- Он ему не друг! Спокойно!
Тут же по стенам зажглись многочисленные огни, которые устремлялись все выше, пока не поднялись на несколько десятков метров вверх. Присмотревшись, я понял, что на меня смотрят тысячи детей-великанов, внимательно оценивая меня. Цилиндрическая комната была окружена небольшими отсеками, в которых лежали эти… ребята. Я ошеломленно смотрел вверх. Повсюду, как маленькие звезды в отражении реки, мерцали огни фонариков детей, любопытно и недоверчиво поглядывающих на меня.
— Что тебе здесь нужно? — проговорил строго тот самый мальчик, который встретил меня здесь.
— Я следовал за убийцей, который застрелил несколько людей на площади и пришел сюда, — на меня смотрели сотни взглядов, помещение, несмотря на весь масштаб, хорошо прогревалось, и было не холодно.
— А до этого? — великан причмокивал, когда говорил, а его веки постоянно сужались, пытаясь разглядеть своего собеседника в тусклом свете.
— Зашел случайно.
Мальчик устало вздохнул и развернулся снова, косолапо идя к своей кровати.
— Да-да! — кричал он, махая мне одной рукой.- Все вы,,случайно заходите», а потом дедушка гневается, что мы снова кого-то пропустили. Нам и так тут живется не очень!
Его непропорционально большое тело плюхнулось на койку.
— Тебе здесь не место! — он грозно указал на меня пальцем.
— Знаю, — присмотревшись к нему, я не увидел в нем какой-то серьезной угрозы. С годами пришла особая способность чувствовать в людях в той или иной степени враждебность или опасность. Опыт помогает при знакомстве с новыми людьми оценивать их нутром и интуицией, подсказывает, кому доверять. Поэтому я так смело и расслабленно стал оглядываться и ходить по твердому металлическому полу.- Все вы меня отсюда прогоняете, и я снова тут.
На моем лице появилась улыбка, которая взбесила мальчика.
— Тогда мне придется тебя навеки тут и оставить, — он хрустнул своими жирными детскими пальцами.
Раздался громкий скрип, который услышал каждый.
— Он идет! — кто-то крикнул сверху.- Гыц!
Все стали выключать свои фонарики и прятаться в койках. Огни на стенах хаотично затухали, снова погружая помещение в темноту. Мальчик посмотрел на меня, пристально и грозно, обдумывая что-то. Я смотрел на него непонимающе и нагло. Наконец, великан прорычал:
— Дуй сюда! — он указал на свою койку.
Я мигом прыгнул на его кровать, прижавшись к стене. Мальчик грузно и неуклюже лег на кровать, прикрыв себя одеялом и оставив для меня немного места. Его тяжелая туша продавила мягкую постель. Дверь открылась, и комнату осветил небольшой клочок яркого коридорного света. Между длинными волосами, головой и шеей великана была маленькая щель, сквозь которую виднелась часть комнаты. Тело мальчика страшно подымалось со вздохом и медленно и шумно опускалось при выдохе. От него исходил легкий неприятный запах, а пара жирных волос лезла мне на лицо.
Зашел старик, глухо постукивая своей палкой.
— Что за шум?! — высоким и вопящим голос, который разнесся эхом, проорал хозяин.
Никто не ответил. Тишина. Слышны только дыхания великанов.
— Я слышал, что вы здесь болтали, — палка медленно прокружилась, указывая на каждого, кто спит на своих кроватях.- Признавайтесь, кто шумел в сонный час?!
Снова тишина. Старик топнул ногой, развернулся, подошел куда-то и щелкнул выключателем. Зажегся свет. Ослепительно яркий. Многие стали притворно-сонно стонать, будто бы были только разбужены.
— Подъем, обманщики! — кричал старик.- Кто здесь шумел?!
Никто не отвечал. Кто-то подтягивался, кто-то зевал, кто-то продолжал нежится в кровати.
— А-ну! — строго приказал хозяин.- Выстроились все передо мной!
Мальчик, до этого смирно лежащий на кровати, встал, накинув на меня одеяло. Запах был отвратный, но я терпел и незаметно следил за происходящим.
Целая армия великанов спускалась со своих мест, громко падая или мастерски спускаясь, держась за койки товарищей. Они выстроились перед маленьким стариком, который на их фоне казался еще более маленьким и сгорбленным. Однако огромные дети с трепетом и страхом слушали вопящую речь хозяина, который нервно и истерически стучал палкой по полу.
— Я еще раз спрашиваю, кто шумел?!
Колонна великанов не дрогнула. Тишина.
— Молчите, — подозрительно протянул старичок.- Нагло молчите и не хотите говорить своему дедушке, кто шумел!
Он грозно стукнул палкой прямо перед ногой какого-то ребенка. Тот боязливо дрогнул и тут же стал на свое место. Хозяин присматривался к его двойному жирному подбородку и презрительно продолжал свою речь.
— Вы же понимаете, что нельзя обманывать своего дедушку? Вы понимаете, что ложь карается работами? Вам мало тех условий, которые я даю вам сейчас?!
Кто-то в колонне покачал головой, кто-то совестно дергался, но многие смирно стояли и молчали.
— Неблагодарные, — наконец жалко и грустно проговорил старик.- Я вам столько дал! Столько дал! А вы!
Хозяин раздосадовано стучал своей палкой вдоль выстроившихся детей-переростков. Видно было, что на их толстых лицах были сострадание и совесть. Вдруг тот самый мальчик громко сказал.
— Это я.
Старик мигом обернулся. Его жалкая физиономия преобразилась в довольную ухмылку кота, который раскусил свою хитрую жертву.
— Н! — притворно и удивленно спросил старик.- От кого я не ожидал такого, так это от тебя! Ты же первый среди всех Н в комнате! Как ты мог!
— Простите меня, дедушка, — мальчик виновато опустил голову.
Старик подошел к нему и снизу-вверх посмотрел в его глаза. Затем палкой поднял его жирный подбородок и ласково произнес.
— Ничего. Ты признался. Это самое главное.
Все облегченно выдохнули. Колонна тут же расслабилась.
— А теперь! — хозяин снова стал по-командирски кричать.- Продолжать обеденный сон!
Великаны тут же стали подыматься на свои койки, а мальчик подошел к своей кровати и забрал у меня одеяло, укрывшись сам. Свежий и чистый воздух меня окружил. Я уже привык к той вони одеяла этого потного мальчика, оттого было так приятно вновь дышать чистым воздухом.
Старик выключил свет и громко крикнул всем.
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, дедушка! — со всех сторон, как шум водопада, прозвучали ответы великанов.
Дверь закрылась. Вновь наступила темнота. Мальчик вскочил, включил фонарик, встал и повел меня к двери.
— Теперь, — говорил он торопливо и тихо.- Вали отсюда и больше никогда сюда не приходи. Понял?
— Да, — отвечал я и, разумеется, лгал.
Мальчик приоткрыл дверь, осмотрел все и приказал мне.
— Беги!
Я вышел из комнаты в коридор. Стоило мне ступить на красный ковер, как какая-то дверь позади меня закрылась. Это был старик. Впереди проход в библиотеку. Я побежал на выход.
IV
Выйдя на улицу, я тут же почувствовал ужасный запах. Когда глаза привыкли к дневному свету, меня поразила картина, изображающая Площадь. Несколько десятков убитых лежали на сырой плитке. Небо было спрятано за бездушными серыми тучами, из которых даже капли не вылетело. Кровь растекалась по земле, как дождевая вода. Рассеянные и пьяные лица умерших или смотрели на равнодушное небо или прятались в земле. Вокруг метались полицейские, оградившие место убийство, фотографирующие трупы и пыхтящие своими детективными головами. Я аккуратно, стараясь не наступить ни на кого, ступал по площади, зажмурив нос. Меня вдруг обдало дрожью. Какой-то легкий холод повеял и заставил меня остановиться.
— Эй! — прокричал кто-то сзади.- Ты что здесь делаешь?
Мужчина в униформе и с медицинской маской на лице подошел ко мне.
— Я вышел из своего дома и…
— Пройдемте со мной, — он быстро ухватил меня под руку и повел, маневрируя между телами, к еще одному полицейскому только уже в синем свитере и коричневых брюках, который разговаривал с девочкой.
Подойдя к ним, ведущий меня мужчина громко проговори.
— Вот еще один тут ходил!
Он небрежно толкнул меня к человеку в свитере. Я посмотрел на него. Острый нос, темные волосы, особенно выделенные скулы, большие и вечно щурящиеся глаза, потрескавшиеся губы, небольшая щетина под носом, плоские уши и морщинистый лоб на его физиономии составляли все вместе очень задумчивый, но в то же время туманный вид. Несмотря на это, эмоции, которые выражало его лицо, придавали ему вид очень впечатлительного и, между тем, чувствительного человека, который в разговоре пытается дополнить своей рассказ мимикой, оставляя движения тела в статичном положении. Этот мужчина в свитере рассеянно посмотрел на меня, а потом, разглядев достаточно мою одежду и вид, задумчиво-удивленно стал изучать меня, стараясь проникнуть через глаза в душу.
— Еще один? — голос у него был молодой и бодрый. Видно, что человек недавно перебрался в это алкогольное царство, где самый энергичный человек раз в неделю становится вялым, уставшим и хмурым.- То девочка, теперь…
Он посмотрел на меня, потом на девочку. Я тоже взглянул на собеседницу и узнал в ней ту самую красавицу, смотревшую печально из окна. Пару капель пота появились на моем лице, но тут же пропали.
— Постойте, — он пристально взглянул на меня.- А вы случайно не знаете эту девочку?
Я посмотрел в сонные, уставшие глаза. Они молили что-нибудь придумать, иначе случиться долгое разбирательство, которое никому не нужно.
— Да, — пропел я, — Это… Моя сестра.
— Сестра? — переспросил полицейский, посмотрев на меня еще более пронзительно.
— Да, младшая сестра.
— И как же ее зовут?
Я стал вспоминать. Откуда я мог знать ее имя? И в голове прошлись все воспоминания из прошлого…
— Вайолетт.
Девочка изумленно посмотрела на меня.
— Это правда? — взглянул на нее полицейский.
— Да, — она наигранно уверенно кивнула, но в ее голосе слышалось удивление.
— После всего этого ужаса, — я стал врать, чтобы ситуация казалась куда более правдоподобнее, — моя сестра в страхе убежала. Я пытался догнать ее, но хаос, что творился здесь, в итоге разделили нас. Я думал, что уже не увижу ее, — моя игра заставила задуматься полицейского.
— Хорошо…, — он посмотрел на кого-то позади нас.- Можете идти.
— Спасибо, что нашли мою сестру!
Я вместе с девочкой стал идти в сторону своего дома, но мужчина в свитере взял меня за локоть.
— Постойте. Вы видели лицо убийцы?
— Нет, — на этом я хотел закончить, но мои мысли, стоило мне взглянуть в глаза следователю, почему-то сами собой продолжили, — но я запомнил его силуэт.
— Отлично! — полицейский заметно оживился.- Могли бы вы мне его описать?
— Конечно. На нем был плащ темно-серого цвета, мешковатые черные брюки и лакированные туфли.
— Благодарю вас. Если вы его снова заметите сообщите нам, пожалуйста, — он стал уходить в сторону группы людей в белых комбинезонах.
— Разумеется! — я тоже стал отстранятся от него.
Мы вышли на улицу, где жила эта девочка. Когда площадь скрылась за углом дома, она оказалась впереди меня и направила на мой лоб дуло пистолета.
— Откуда тебе известно, как он называл меня?
Я остановился и посмотрел на нее. Видно, что это было очень личное.
— Это просто совпадение, — мой голос звучал спокойно, даже несмотря на потенциальную пулю в моей голове.
— Ты бы вероятнее всего сказал Виолетта, но произнес именно так. Откуда ты знаешь мое имя?
Она взвела курок.
— Простое совпадение, — беспечно пропел я, не показав ни капли тревоги, хотя пальцы мои нервно дрожали, а пот стал стекать по телу.
— Врешь, — мрачно и злобно проговорила девочка.
— Как я мог забыть человека, который на улице просто убил человека.
— Ты… помнишь? — она опустила пистолет.
— Конечно. Такое трудно забыть.
— Как ты можешь помнить его… Он же не существует.
— Со стороны он казался довольно-таки живым, — мои глаза наблюдали, как девочка ошеломленно отвечала мне непонимающим и даже испугавшимся взглядом, и облегченно вздыхали, ведь возможная попытка умереть была исчерпана
— Неужели у тебя…
Вдалеке прозвучал взрыв. Девочка тут же встрепенулась.
— Вот он где! — хищно проговорила она и стала убегать.
Я пошел за ней. Бежать как-то не хотелось, да и вряд ли я мог упустить ее на одной улице, где из поворотов- входы во дворы. Девочка хоть и была красивой, но спортивными данным не блистала: уже спустя пару десятков метров ее темп заметно поубавился, а тяжелое дыхание доходило до меня. Я уже подходил к ней, как вдруг она резко повернула в переулок между двух трехэтажных домов. Мой темп увеличился. Я повернул туда же, но никого не увидел, хотя узкий переход на другую улицу был длинным и темным. Остановился, прислушался… Тишина. Лишь вдалеке шумели редкие машины, разъезжающие по немногочисленным улицам Пивоварни. Я медленно и аккуратно стал идти по переулку, прислушиваясь к каждому шороху и всматриваясь в каждый самый темный угол. Никого. Девочка словно испарилась.
Я обернулся. Никто не убегал. Даже заветного силуэта не наблюдалось.
Я вышел на противоположную улицу. Она была куда шире той, что была до, и заметно оживленнее. Здесь встречались прохожие, в панике бежавшие в свои дома, бездомные собаки, единственные существа в этом городе, которые все так же беспечно рыскали по мусорным бакам в поисках провианта и наслаждались свободной жизнью блохастого пса, а в больших количествах туда-сюда метались полицейские и их верные металлические кони, делавшие всей это суматохой иллюзию, будто на одного человека в Пивоварне приходится сотня суетных людей в синей форме. Но среди всей этой паники людей и спокойствия псов не было девочки. Улица хоть и была богата на оживление, чем другие районы, но все равно плотность потока была все еще невелика, так что убегающего маленького ребенка можно было заметить без труда. Пройдя вдоль улицы, я вздохнул и решил направиться домой.
Позади послышались выстрелы, которые разрывали тишины вечно пьяной Пивоварни. Они не волновали меня. Я знал, как и все, кто стреляет, но мне еще было известно, что угроза получить пулю в лоб мне не грозит, и лучше пойти домой и крепко уснуть, чем пытаться догнать то, что, скорее всего, тебя убьет.
Чувствовал, что с этой парочкой я еще встречусь.
V
Вечером следующего дня я стоял около чахлой осины и наблюдал, как жители Пивоварни хоронили ужасающе огромное количество умерших во вчерашней резне неизвестного убийцы граждан. Один человек перестрелял невинных граждан тихого городка, а затем исчез, не оставив ни следа. Меня не слишком волновало исчезновение самого отбитого психопата мира, как вопрос о запасе арсенала знакомого Вайолетт. Откуда у него так много огнестрельного запаса в таком мирном и спокойном городке? В Пивоварню уже направились тысячные толпы журналистов, которые в скором времени заполнят улицы городка и, как бы противно это не звучало, компенсируют всех мертвых хотя бы на пару недель.
Люди горько плакали над могилами своих знакомых, друзей, родственников. Я думал об убийце. Что же с ним происходит? Причина его зверств спрятана не в корысти. Им не движет материальные цели. В голове мелькали немногочисленные кадры нашей встречи с ним. Убийца лишал жизни одним движением, и все из-за пьяного состояния жертвы. Неужели он терпеть не может алкоголь? Или у него есть свои убеждения, нарушение которых грозит немедленным лишением на тот свет? Тогда что это за убеждения? Не может же даже самый импульсивный человек тут же хвататься за лезвие ножа, когда незнакомый человек всего лишь наступил на его ботинки. Гнев хоть и страшная штука, но способная поддаваться контролю. Если же человек не обделен способностью самоконтроля, его сажают в психбольницу. Но этот убийца… В нем гнев не просто царит или движет им, он буквально состоит из ненависти.
«Он же не существует».
Не существует… У него нет материального тела, его помнят только до первых секунд исчезновения, а имя и внешность невозможно отобразить в голове, хотя одежда всплывает в памяти очень четко. Это ненависть… Как смерть, только если та куда более объективна и приходит в срок, то это лишь ее последователь, помогающий делать свою работу. Это сеятель хаоса, которые почему-то живет именно в этом городе, знаком именно с той девочкой и ссорится именно с тем стариком. Почему же он бродит не по всему миру? Неужели на него действуют законы физики?
Кто же все эти люди, которые окружают ненависть? Возможно, это ограничители, кандалы, удерживающие гнев от тотального разрушения Пивоварни, являющейся местом спокойствия и вечного пьянства, раздражающего ненависть. Это точка кипения настоящей войны, где жизнь и смерть выставляют своих генералов на важную и вечную битву за души землян. А бедные жители Пивоварни варятся в этом месиве…
Тот старик явно не ограничитель. Именно из-за него и началась трагедия, которая позволила ненависти убивать. Он… смертный. Обычный смертный, имеющий только… клятву с ненавистью? Что? Бред какой-то…
Люди постепенно стали расходится. Погода стояла серая, какая и полагает быть в траурные дни. Только дождя не было. Серые тучи душили надежду и счастливые мысли в головах людей. Сейчас победила смерть. Именно она является на этот день властительницей Пивоварни.
Власти направили в Пивоварню огромное количество техники и людей на чистку улиц городка. Вонь стояла ужасная. Жителям советовали оставаться дома и не открывать дома, пока последнее разлагающееся тело не будет отправлена в похоронное бюро, которое явно завалено работой. Сейчас на улицах куда оживленнее, чем в самые радостные праздники. Трагедия сближает людей больше, чем счастье.
Я быстро шел по мощенным плиткой улочкам домой. На похороны всех умерших обязан был прийти каждый. Это была дань уважения и сожаления погибшим и оставшимся в живых. Сегодня во всех заведениях, которые не закрылись, бесплатно раздавали еду. Проходя мимо небольшой забегаловки, известной своими теплыми светильниками, создающими домашний уют, я почувствовал, как мой желудок повелительно просил поесть. Решение было принято охотно, так как терпеть больше это зловоние было невозможно. Колокольчик радостно звенел, что на фоне всеобщего горя было неуместно и неловко. Заведение было не слишком заполнено людьми. Из постояльцев здесь сидели только малообеспеченные граждане или такие, как я. Мне приглянулся столик возле угла. Присев, я стал медленно вдыхать этот отфильтрованный воздух и выбирать блюдо в меню. Выбор был богатым. Разнообразие блюд впечатляло, а спиртных напитков, даже будучи в Пивоварне, и подавно. Мои глаза недолго бегали по темно-голубым страницам меню и, прислушавшись к мольбам желудка, выбрали обычный суп с сухарями.
Сделав заказ, я стал молча смотреть в окно. Мимо проходящие люди, прикрывая рты, быстро шли домой подальше от зловония. Скучно смотреть на мир из уютного помещения, когда нет ощущения чужого человека. Ты чувствуешь ответственность, находясь в здании- ты гость или хозяин- и это не позволяет с такой легкость и бесстыдством глядеть на жизни других. Какие тут жизни? Это спешка, суета. Она безразличная и скучная, может даже заразить и ввести в угнетающую меланхолию и раздумье. Когда ты на улице, то в твоей душе нет тех нравственных оков, тебя не теснит общественный взгляд, твои ноги не чувствуют стен- свобода поможет в любой момент сбежать в самый темный переулок и исчезнуть навсегда. Оттого смотреть в окна чужих домов куда веселее. Я становлюсь наблюдателем, камерой, которую никто не замечает, но она все видит. Мои зрачки фиксируют все, мозг запоминает повадки живущих в домах, у тебя появляется информация- ценный и важный инструмент, который в определенный момент поможет тебе. Тебя не волнует, что думают люди внутри. Они стеснены стенами. Пока хозяин откроет входную дверь, я уже буду пристально наблюдать за другими гражданами беспечной Пивоварни. Им становится жутко, мне становится весело. Все думают, что по улицам их пьяного города ходит психопат, что вот он убийца, но я неосознанное прикрытие настоящего монстра. У меня есть роль в этом сценарии…
Я- наблюдатель.
— Ваш заказ, — официант поставил на стол ароматный суп. Из тарелки еле видимыми горячими струйками поднимался вверх пар.
— Благодарю. Могу ли я сразу оплатить счет?
— Конечно.
Сотрудник на время удалился. Я снова повернулся к окну. Напротив меня стоял низкий мужчина, толстый и сгорбленный. Он смотрел прямо на меня и слегка улыбался, отчего на его щеках появлялись морщины. Его четкий подбородок сверкал, узкие ноздри широко раскрывались, отчего его грудь под серой курткой подымалась. Из-под шапки торчали пряди прямых коротких волос. Низкий лоб от улыбки становился еще меньше: его еле заметные брови так же, как и грудь вздымались вверх, а усмехающиеся глаза хитро глядели на меня. Несмотря на зловонье на улице, его руки в перчатках даже не поднялись, чтобы перекрыть нос.
— Вот счет, — неожиданно отвлек меня официант.
Я сунул ему купюру.
— Сдачи не надо. Вам на чаевые.
— Спасибо вам. Приятного аппетита.
— Спасибо…
Я повернулся обратно к окну. Мужчина пропал. Колокольчик зазвенел. Незнакомец вошел. Откланялся метрдотелю и стал направляться прямо ко мне. Меня это насторожило. Он вальяжно проходил мимо столиков, постоянно незаметно улыбаясь, иногда неуклюже сталкивался с сотрудниками и мило извинялся. Мужчина подошел к моему столику.
— Вижу, у вас не занято, — его протяжный, высокий голос немного картавил, мурча на звуке «р». — Меня зовут Атан.
Я ничего не ответил и смотрел на него снизу-вверх. Не дождавшись ответа, Атан бухнулся на стул, немного ойкнув.
— Ужасное зловоние в городе.
— Да, — немного понаблюдав за собеседником, я принялся за суп. Этот неожиданно наглый поступок меня смутил, но не полностью вывел из колеи.
— Может, и мне что-нибудь заказать?
— Как хотите.
— Вы были уже на похоронах?
— Да.
— Ужасающее зрелище, правда?
— Да.
— И ведь неизвестно, кто убийца.
Я промолчал, съев пару ложек. Незнакомец снял шапку и повернулся, пытаясь найти официанта. В глаза сразу бросилась большая лысина, которая, как остров в море, блестела под светом ламп. Сделав заказ, мужчина снова повернулся ко мне.
— Интересно, — он нагнулся ко мне поближе, — что вы делали у Ньепса?
Я остановился и медленно посмотрел на него. Его круглое невзрачное лицо улыбнулось шире- морщины на щеках стали отчетливее.
— Кто такой Ньепс?
— Как? — веки удивленно выставили белые глаза с красными венами.- Вы не знаете, кто такой Ньепс?
— Понятия не имею, — я равнодушно ответил и снова собирался взять ложку супа.
— А та лавочка? Та библиотека? Те Пленки? Разве вы их не помните?
Ложке снова пришлось упасть на тарелку. Я еще пристальнее взглянул на него.
— Хорошо. Допустим, я знаю, кто такой Ньепс. Зачем вам знать, что я забыл?
— Простое любопытство, — он своей пухлой рукой стал подпирать свой тяжелый подбородок.
— Оно вас приведет к тому психопату.
— Но ведь вы знаете, кто он, — мгновением появился его желтоватый оскал.
— Лишь видел.
— А Вайолетт?
— Ее я выручил от полиции. Не более.
— Но почему вы пришли второй раз? Когда в свое первое посещение Климент ясно дал понять, что вам здесь не место? Неужели тоже любопытство? — он довольно смотрел на меня.
— Обычное совпадение.
— Не думаю, что человек, любящий нагло смотреть в чужие окна мог бы случайно попасть в самое скрытое место этого города.
— Скрытое?
— Вы единственные, кто «случайно» попал в дом к Ньепсу. Остальные годами ждали приглашения и платили невероятные деньги, чтобы потомок знаменитого изобретателя сделал единственную фотографию.
— Я везучий человек.
— С этим спорить не буду.
Официант принес небольшой стакан светлого пива. Белая пенка лопалась у самого верха, а пузырьки газа по стенкам взбирались вверх. Мужчина поблагодарил сотрудника и начал медленно, тщательно пробуя каждый глоток, пить. Я же доел и собирался уходить подальше от этого неприятного незнакомца. Видя, как я встаю, мужчина вальяжно поднял на меня глаза и коротко спросил.
— Хотите я отведу вас снова туда?
Он хитро щурился, делая периодически небольшие глотки. Я смотрел на него и проклинал все его существо.
— Разумеется, — сквозь зубы процедил я.
Мужчина широко улыбнулся и в один глоток выпил весь стакан, громко стукнув им о стол и сверху положив деньги.
— Тогда вперед! — его морщинистые щеки довольно ухмылялись.
VI
Мужчина привел меня к тому самому месту, откуда и началось мое знакомство с главной тайной Пивоварни. Вход в непримечательный ларек. Я намеренно искал вывеску, гласящую о названии фотоателье, но над маленький чугунным навесом ничего не было. Это было невзрачное место без названия и адреса.
— На картах города нет этого здания, — стал объяснять мне незнакомец, который снял шапку и снова стал светить своей лысиной при входе в помещение.- Юридически этого здания не существует, хоть оно и стоит в центре города- настолько неприметны владения Ньепсов. Каждый, кто посещает этот дом, тут же забывает о его местоположении, если не посетит его три раза. Правда, магия?
Мужчина, улыбаясь, прошел мимо полок с фотопленками и, подойдя к лестнице, прислонил ухо к перилам.
— Его нет. Пойдем.
Тучное тело в мешковатой куртке, которая особенно громко шуршала в тишине здания, быстро спускалось по винтовой лестнице, заставляя ее дрожать и колебаться. Я следовал за ним, еле успевая за ногами проводника. Мы спустились в коридор с красной ковровой дорожкой. Мужчина уверенным шагом шел мимо многочисленных дверей, которых, как мне показалось, становилось все больше. Резко повернув в последнюю левую дверь, он поманил меня рукой. Я очутился в узком каменном проходе, похожим на подземные туннели в каком-нибудь замке. По бокам тускло горели факела. Пригнувшись, незнакомец эхом говорил мне:
— Каждый, кто носит имя Ньепса, приносит в этот дом новую комнату, отличную от другой. Кто-то строил невероятные помещения, наподобие библиотеки, а кто-то отличился лишь бассейном за непримечательной дверью. Но лишь один Климент не пополнил коллекцию дома новыми апартаментами. Вечные слуги семьи были в ужасе и шоке. Он однажды так и ответил своему уже погибшему отцу: «Я не собираюсь содержать этот дом!» Такое решение взбудоражило всех. Причиной такого наглого поведения преемника стала обыкновенная любовь не только к девушке, но и к мирной жизни. После смерти Артура Ньепса Климент получил в наследство все владения своей семьи, но никак о них не заботился. Сейчас этот дом в запустение. Многие слуги или освобождены, или добровольно, в память о былом величии Ньепсов, остались верно служить Клименту, который только и делает, что старается всех прогнать из своего дома.
— Что это была за любовь? — подземные туннели тянулись бесконечными извилинами. Шея затекала, а колени начинали болеть.
— Тетя Люсия. Ты ее наверняка уже видел.
— Она готовила еду…
— Верно! Она занимается исключительно готовкой, так как прокормить одних только Пленок невероятно сложно, поэтому времени на содержание дома у нее нет.
— Кто такие Пленки?
— Те карапузы, в кровати одного из которых ты прятался.
— Это швейцары?
— Климент ненавидит швейцаров. Это обычные рабочие, которые из-за жадности нынешнего хозяина совсем перестали производить пленки для камеры и обленились. Хотя и в этом сейчас нет необходимости.
— То есть эти карапузы создают сами себя?
— Что? Нет-нет-нет! Мы называем карапузов Пленками, потому что они раньше создавали пленки для фотоаппарата. Настоящие имена- это буква из фамилии Ньепса и порядковый номер.
— Н-1? — в моей голове возник образ мальчика.
— Правильно!
— Разве это не детский труд?
— Им уже за сто лет. Они не стареют. Как и все мы…
Наступило молчание. Эти стены в тишине давили еще больше, мне становилось трудно дышать, конца не было видно за спиной сопровождающего, я срочно стал продолжать разговор.
— Убийца- это тоже слуга Ньепса?
— Да. Он был телохранителем Ньепсов. Однако Климент отправил его охранять свою племянницу, так как терпеть его не может.
— К чему такая ненависть?
— Его всегда недолюбливали. То ли из-за работы, которую он выполняет, то ли из-за его размытости?
— Размытости?
— Никто не может запомнить его внешность, только одежду, а имя и подавно никому неизвестно.
— Он никому не рассказывал о себе?
— Рассказывал. Видимо, не раз, но никто не запомнил. Никто из нас не способен отчетливо вспомнить что-нибудь о нем. Только Климент и племянница четко помнят его. Оттого он их и ценит.
— Почему же его никто не запоминает?
— Это одна из загадок дома Ньепсов. Правда, никто не стремится ее разгадать.
— Потому что никто не помнит?
— Именно.
Стал дуть сильный попутный ветер. Мы скоро выйдем. Мои затекшие шея и ноги из последних сил подталкивали впереди идущего. Осознание конца сделало ощущение боли чувствительнее.
— Вот мы и здесь! — сказал мужчина, когда его спина разогнулась, а я вслед за ним вышел в огромное… Нет, огромнейшее помещение, пещеру, похожую на дно какого-нибудь каньона, где ввысь устремляются многочисленные и величественные колонны, а сверху разрезает пыль, осевшую в воздухе, тусклые лучи света.
— Это…, — начал одушевленно я.
— Библиотека! — радостно подхватил спутник.
— Огромная…
— Она больше всего самого большого в мире. Здесь так много книг, что мне еще многое придется прочитать и записать, хотя я здесь уже два столетия.
— Это все книги…
— Это знания Земли. Вся ее культура и история в этих многочисленных столбах, на которых держится дом Ньепса.
— Откуда она здесь?
— Удивительная находка второго из Ньепсов, который обнаружил наполовину заполненную библиотеку. Он сразу же выкупил эту землю и построил дом. С каждым новым поколением хранилище пополнялось с геометрической прогрессией, но Климент и тут прервал многолетнюю династию.
— Настолько противен этот старик, — в голове появился образ хозяина дома, и все восхищение от библиотеки немного испортилось.
— Здесь все его не любят.
— Так почему вы еще служите ему?
— Клятва, — четко и как-то грозно произнес мужчина. Я посмотрел на него.
— Почему же вы не можете ее нарушить?
— Мы не в силах это сделать. Для нас клятва- святое дело. Ньепс подарил нам бессмертие, и мы стараемся отплатить сполна.
— И когда же ваша плата закончится? — в этот момент моя душа затрепетала. Я сделал что-то, что не стоило творить. Изменил мир- перемены будут страшными. Меня стали колоть в один миг тысячи ножей, но тут же все стихло.
Атан подошел к полке и взял книгу. Страницы быстро сменялись. Слуга Ньепса задумался, медитируя путем перелистывания листов книги.
Я снова обернулся на библиотеку. Огромные колонны, как ноги греческих титанов, спускались водопадами книг на холодную землю, покрытую пылью, грязью и бетоном. Наверху все было мутным из-за осевшего тумана, частицы которого парили и мешали лучам света проникать к нам. Возле полок были бра для факелов. Книги разной величины, цвета и толщины, как чешуя на коже дракона, покрывали столбы знаний.
Вдруг Атан хлопнул книгой.
— Когда умрет Климент, — эти слова эхом проходили сквозь туман.
— Вряд ли это случится скоро, — спокойно отвечал я, рассматривая корешки книг.
— Смертью мы не командуем. Когда надо, она придет.
— Тогда всех убийц надо оправдать, — мой черный юмор вызвал во мне все те же неприятные ощущения.
Мужчина затих.
— А нас посадить пожизненно, — тихий шепот дошел до меня. Я обернулся. Атан смотрел вверх, стуча кончиками пальцев по обложке.
,,Устроить бы здесь диванчики и брать по монетке за вход, тогда богатство польется рекой», — эта мысль появилась неожиданно и не вовремя. Резкий дух дизайнера начал прикидывать расположение декоративных предметов по периметру библиотеки: куда поставить столики, как устроить освещение, где поставить стулья, где поместить ковры. Меня испугала такая перемена настроения в голове. Мужчина, наблюдая за мной, вдруг изменился с озабоченного лица на привычное хитрое.
— Нам пора выходить отсюда. Из-за разности давления и отсутствия чистого воздуха голова может затуманиться. Потом и сознание потерять можно.
Атан пошел обратно к двери, откуда мы вышли в эту библиотеку. Вдруг кто-то громко загоготал. С полок колонн взлетели силуэты огромных костлявых птиц.
— Это… кто? — я таращился на черные тени неизведанных существ, отходя назад. Каждый взмах крыльев приближался все ближе и ближе. Я чувствовал, как два зорких глаза смотрят прямо мне в сердце. Пролетая между колонн, птицы быстро, как шумные самолеты, спускались прямо к нам. Их длинные острые клювы довольно гоготали. Туман вокруг них волной разлетался по сторонам, оставляя расплывчатые профили их тела в воздухе. Некоторые книги с огромной высоты падали прямо на пол. За одной птицей появилась другая, а за ней- третья, и так все доросло до настоящей армады туманной библиотеки, которая с громким гоготом, как гром, стремилась нагнать нас. Атан вышел вперед.
— А-ну цыц! — еще громче цыкнул он, и птицы вмиг умолкли и остановились в воздухе, махая большими крыльями. Затем он обернулся ко мне и виновато улыбнулся.- Это естественные обитатели библиотеки, которые давно не видели здесь новых лиц. Они давно устали от меня. Ты им понравился сразу, — в тусклом свете промелькнуло его подмигивание.
— Здесь еще и своя экосистема…
— Тут много обитателей, только менее общительных. Эти сорванцы самые дружелюбные, — Атан подошел к одной из птиц и стал гладить ту по клюву.
— Может, это галлюцинация? — голос дрожал вместе с ногами.
— А какими ты их представляешь?
— Большими… Костлявыми… Страшными…
— Какого они цвета?
— Серые.
— Пойдем-ка наверх.
— Тогда какого они цвета? — голос надрывался, ноги еле держали.
— Ты все правильно сказал, — спокойно произнес мужчина.- Пойдем наверх.
Он взял меня за руку и стал выводить из библиотеки. Птицы позади нас досадно гоготали в унисон, тревожа тишину огромной пещеры. Шурша курткой, Атан вывел меня коридор и стал тяжело дышать. Его грудь быстро поднималась вверх и вниз.
— А ты… тяжелый…
Я упал на пол. Здесь был чистый и свежий воздух. Пахло еще чем-то очень вкусным. С трудом мне удалось встать на красный ковер. Отдышавшись, мужчина принюхался и быстро стал выводить меня из дома Ньепсов вверх по винтовой лестнице.
— Тебе пора идти. Люсия приготовила ужин для Пленок. Скоро нас снесет отсюда целая армия голодных великанов.
Мы быстро взбирались по лестнице, расшатывая ее. На улице мои легкий прорезал холодный воздух. Закрыв рот и нос рукой, я пытался отогреться.
— Беги домой, — приказал Атан.- Мы еще точно увидимся, — он улыбнулся.
Я побежал домой, все еще тяжело дыша
VII
Открыв дверь, я надеялся, что меня кто-нибудь встретить у порога с предложением пойти в дом Ньепса. Моя комната все еще была окутана запахом медикаментов, которые остались от болезни. Первым делом, зайдя в мою квартиру, вы заметите странное решение расположить кровать чуть ли не прямо у входа, если быть точнее, то слева от двери. Таким образом, проявлялся коридорчик, который вел к столу напротив входа и окну, находящемуся за рабочим местом. Слева уходила дверь на кухню. Она представляла из себя самую обычную кухню одинокого человека: два стула, 3 тарелки, большая часть из которых всегда лежит грязными в раковине, черная, словно полная угля, печка, под нею же духовка, а затем маленький старый холодильник, давно уже не хранящий в себе никаких продуктов. На холодильнике лежит пачка кофе, а на столе, рядом со столовыми приборами, никогда не находившимися на законном месте- в ящике под ними- расположились уже использованные пакетики зеленого чая. Обеденный стол пустой. На стене одиноко тикают часы. В углу- узкая дверь в санузел. Приходится вечно обегать дом, чтобы попасть в уборную или, по совместительству, ванную. С собой я никогда не ношу много вещей, а если те и имеются, то всегда безобразно валяются на рабочем столе возле окна. Среди всего хлама особенное место, которое отделяет все остальные вещи, имеет большая кожаная тетрадь и ручка, прислонившаяся рядом. Если бы не мои порывы бережливости, то в доме, кроме ручки и тетрадки больше ничего бы не было.
Обыкновенно я иду есть в местные заведения, в которых еда стоит дешево, а пиво чуть ли не бесплатно раздают. Моя улица представляет собой сплошную прямую, бесконечно уходящую вдаль. Она, как и все остальные семь проспектов, соединяются центральной площадью- главной неалкогольной достопримечательностью Пивоварни. Иногда по улицам можно увидеть общественный транспорт, точнее, два старых автобуса, которые отдыхают в последние три дня недели, поэтому у местных жителей никогда не болеют ноги, а бегущий куда-то человек- это и вовсе обыденность, которую в другом городе приняли бы за излишнюю суетность. Но Пивоварня не может быть суетной. Самый мирный уголок мира не знал о каких-либо потрясениях, но недавнее массовое убийство написало свой абзац в летописи городка. Люди вокруг вдруг вышли из вечного пьянства, попали в реальность и не могли понять, что же случилось с их жизнью, потому что существование с вечерней кружкой пива и без нее почти никак не отличается. На первый взгляд не отличается. Когда у тебя в голове есть мысль о том, что вечером тебя ждет приятное вознаграждение в виде душистой и свежей, светлой и нефильтрованной кружки пива, то мозг автоматически начинает расслабляться, и день приносит больше радости, даже несмотря на возможные неудачи, потому что тот самый желанный момент в любом случае придет. Если же эту награду отнять, то вмиг все проблемы ощущаются куда острее, любая оплошность тяжелее бьет в ребра, хотя раньше это ощущалось, как небольшой шлепок. Одно условие делает реальность приятнее, стоит его убрать- все. Жизнь.
Все жители Пивоварни были счастливыми. Хмурый день ощущался, как летний, а плохое событие забывалось в алкоголе. Все хорошо было в этом городе, пока не погибло свыше ста человек.
Сто человек, а вечное смирение города сошло на нет. Никакие войны не могли сломить жизнерадостного духа пивных граждан, а один неизвестный убийца навек поменял привычный лад горожан. И нельзя точно сказать, почему все так резко поменялось. Возможно, дело в заметном опустении. Если вчера в это время, как обычно, плелся уже знакомый тебе незнакомец на работу, то сегодня он был похоронен среди остальных таких же случайных бедолаг, и это ощущается невероятно странно. Ты потерял деталь, которая сделала из одинакового пейзажа эффект дежавю. Обычный человек стал для тебя винтиком, без которого ты чувствуешь себя неуютно и одиноко. В этом неосознанном чувстве единства прохожих и заключается единство всего человечества.
Я вышел поесть в первом попавшемся мне ресторане. Улицы были наполнены чувством тоски и печали, которое никак нельзя было здесь встретить. Переезжая в Пивоварню, я знал, что меня бесконечно будут вдохновлять эти обыденность и туманность окружающего мира, но блаженство города разрезала молния горя и траура. Это меня волновало. Я снова стал ощущать себя не в том месте. Раньше окна таили в себе уют и радость, сейчас- тревогу и непонимание. И все равно, вглядываясь в эти стекла, я чувствовал знакомое ощущение, которое никак не мог вспомнить. Тротуарные плитки уже не ставили меня в воображаемую ситуацию жизни и смерти. Во мне вдруг исчезла фантазия. Появилась романтика, от которой я вечно пытаюсь избавиться. Это меня раздражало. Это меня бесило.
Впервые за долгое время я шел, опустив голову вниз. Сначала мой взгляд проникал в чужие дома через стекла окон, но мне это надоело. Мысли в голове путались, небо тоже, как на зло, тяготило меня своими кучерявыми тучами, выстроившимися рядам небольшими холмиками, сквозь которые кое-как пробивались лучи света. В таком рассеянном состоянии я увидел первую столовую, в которую и собирался зайти…
Но не увидел женщину, неожиданно вышедшую из узкого перехода. Наши тела столкнулись, и сумка, которая была у нее в руках, полетела на землю, не пытаясь удержать содержимое внутри.
— Извините…, — рассеянно ответил я, выходя из запутанного клубка дум.
— Это вы меня простите, — послышался озабоченный и мягкий голос пострадавшей.
— Давайте я вам помогу, — мне нужно было отвлечься, и кто-то свыше решил снизойти и помочь мне, за что я ему бесконечно благодарен.
— Ох, спасибо вам большое!
Собрав все продукты в сумку, я отдал хозяйке ее вещь.
— Еще раз спасибо вам! — обеспокоенно заговорила женщина. Она была немолода, но на ее лице еще сохранились черты былой молодости, которая таила в себе острые скулы и мягкие губы с невысоким лбом. Ей можно было дать не больше тридцати пяти лет, однако эти уставшие глаза сразу старели собеседницу на десяток годов. В ее хрупком и, кажется, постоянно дрожавшем теле осталась привычка грациозно подавать руку в знак благодарности. В отличие от высокомерных дам, имеющих такую же привычку, в действиях этой женщины были робость и искренность, которые преображали уже немолодую барышню в милую и добрую мадам.
— Не стоит благодарности, — мне показались черты лица незнакомки до боли знакомыми.- Может, мне вас довести до дома?
— Ох, что вы! Что будет, если мой муж нас увидит? — она озабоченно и печально опустила взгляд.
— Мы ему все объясним.
— Но он вспыльчивый и может сотворить много дурного…
— Не беспокойтесь, мне все равно в вашу сторону.
— Правда? — она немного подняла голову.- Если нам по пути…, — сомнение выразилось на ее лице. Когда она стала поднимать глаза, я понял, что меня ждет отказ, поэтому решил взять инициативу на себя, только чтобы вновь не оставаться наедине с этим мысленным клубком.
— Не стоит ждать!
Я повел ее вперед, взяв бережно под локоть. Видя, что спутница покорно последовала за мной, я опустил ее руку. Только сейчас до меня дошло, что мне безумно повезло: если бы этой даме нужно было идти совсем в другую сторону, то проблемы ждали бы меня. Но мы шли. Вокруг царил тот же траур, однако теперь меня не захватывали тяжелые мысли, не имеющие никакого смысла. Я был рад, что моя собеседница не задалась вопросом, откуда я знаю, в каком направлении она живет. Тогда пришлось бы срочно придумывать какую-нибудь ерунду, чтобы оправдать себя.
— У вас кто-нибудь из знакомых погиб? — этот бестактный вопрос сразу пристыдил меня, но, на мое удивление, женщина спокойно на него отвечала.
— Слава богу нет. Но у наших соседей сын умер.
— Вы были на похоронах?
— Конечно! Было так грустно… Многих из наших знакомых постигло такое горе! А, извините за такой вопрос, у вас кто-нибудь… ну…
— Нет, — подхватил я.- Я здесь живу один и переехал недавно, так что никаких знакомых или родственников у меня здесь нет.
— Почему же вы переехали сюда?
— Хотел спокойствия и уединения.
— Разве вы не за алкоголем?
— Я уже давно не пью, — отвечал я, немного умиляясь простоте мадам.
— Как так? — она искренне удивлялась.- Вы просто нарушаете законы этого города. Вы никогда не пробовали здешнего пива?
— Никогда, — улыбнулся я.
— Боже мой! — женщина чуть не всплеснула руками, но вспомнила про сумку.- Что ж вы тогда находите в этом городе?
— Много всего, — мне вспомнились последние приключения.
— Вы странный.
— На странных мир держится.
— Как именно?
— Вы пользуетесь воображением?
— Да, — озадаченно ответила собеседница.
— Это странные его придумали.
— Как же они придумали то, чего не существует.
— Так же, как человек придумал все. До него- это была Земля с животными. После него- все.
— Вы сумасшедший человек, — она засмеялась.
— Для любого другого города я абсолютно нормальный.
— Но для Пивоварни нет!
— Все относительно, — произнес я словами великого ученого.
— Вы еще и физик?
— А вы знакомы с этой наукой?
— Я работала в одном пивном доме, выводила новые сорта и участвовала в создание новых машин по изготовлению этого продукта, — стыдливо и тихо произнесла собеседница.
— Такой талант! Почему же вы не продолжаете свое дело?
— Сперва свадьба, потом дочка.
— Семья…, — почему-то это навлекло меня на мысли о жизненных преградах. Снова путаница.
— Без этого никуда, — на ее лице появилась печальная улыбка.
— И вы счастливы?
— Очень, — солгала она.
Мы подошли к тому самому дому, где я впервые увидел Вайолетт.
— Вот и мой дом.
— Вот как? — я поднял голову. Окно было закрыто.
— Спасибо вам большое, что проводили меня! — женщина поставила сумку на землю и стала признательно жать мне руку.
— Не стоит.
Вдруг дверь открылась и оттуда выглянул мужчина с грозными глазами. На нем была рубашка в синюю полоску и строгие брюки. Некогда красивый и строгий стан его немного ожирел, но не потерял былой привлекательности. Он громко рявкнул.
— Лилия! Вот и ты! — мужчина взглянул на меня и немного нахмурился.- А это кто?
— Это…, — начала робко женщина, нервно хватая сумку и боязливо подходя к мужу.
— Я случайно столкнулся с вашей женой и решил в знак извинения проводить ее до дома. Мне все равно надо было идти в ту же сторону, — старательно вежливо я проговорил эти слова.
— Ах, вот как, — задумался хозяин и изменился в лице.- Что ж! А не хотите ли зайти к нам на чай?
— Коломан, — мадам удивленно на него посмотрела.
— Я не против, — приветливо улыбнулся.
— Чудесно! Просим в гости! — громко засмеялся мужчина и растворил двери.
Я поднялся по лестнице, пройдя мимо озадаченной Лилии. Стоило мне ступить за порог, как тут же явно в нос ударил четкий запах каких-то духов, который озадачил меня. Вещи в доме словно дополнение к запаху: аккуратные, декоративные, кукольные. В декоре преобладал белый цвет, который сочетался с мягкими оттенками различных красок. Мебель была недешевая, изящная и какая-то мраморная. Сразу было видно, что семья небедная. Вокруг царило ощущение неправдоподобности и наигранности. Окружение будто бы компенсирует свое несчастье красивыми вещами, прикрывается богатством, скрывая где-то в глубине дома беспорядок, в котором находится вся правда. Аромат помещения только подтверждал догадки.
В этом доме живет Вайолетт? Сначала я не поверил, что девочка, угрожавшая мне дулом пистолета, может быть такой же «ненастоящей», как и место ее обитание. Однако в голове возник еще раз образ знакомой барышни, только теперь особое внимание уделялось гардеробу. На ней были розовая пышная юбка ниже колен, белоснежный свитер с длинными рукавами, в которых прятались руки с пистолетом и ножом, длинные шерстяные гетры с высокими ботинками. Весь образ ее, как частичка паззла, подходил дому, в котором она жила. Эта неестественность и картинная ложь передались и ей, но чем-то она отличается. С ней что-то не так… Как бы похоже она не одевалась, Вайолетт не будет частью этого дома, девочка будет выделятся даже среди самых сверкающих и пышных декораций, потому что в ее душе… Есть отличительная особенность…
— Вот сюда, прошу! — учтиво подвинул мне стул муж Лилии.
— Благодарю вас, — стол был без скатерти, тоже белый, изящный и грациозный. На нем расположились узкие бокалы, через которых мир искажался в иллюзии стекол.
— Как же к вам обращаться? — присаживаясь напротив меня, произнес хозяин дома.
— Мистер Ридл, — на лице наигранная улыбка.
— Мистер Ридл, значит. Приятно познакомиться! Меня можете называть Коломан, — он протянул через стол руку. Я пожал ее. Собеседник быстро ее потряс и обратно убрал к бокалу.
— Хотите чего-нибудь выпить? — он уже повернулся к жене, которая стояла позади, все еще непонимающе глядя на мужа.
— Спасибо, но я не пью.
— Даже пива, — глаза у того округлились не меньше, чем у жены.
— Даже пива, — улыбнулся я.
— А чаю?
— Чаю… Думаю, можно.
— Чудесно! — он радостно обратился к Лилии.- Лилия, завари-ка нам чаю.
— Хорошо…, — мадам повернулась к полкам с различными кухонными нуждами и стала искать чай.
— В каком пивном доме вы работаете, мистер Ридл?
— Ни на каком.
— Тогда что вы тут делаете?
— Живу.
— И ничего не делаете?
— Почему же ничего? Я писатель.
— Писатель? — мужчина вскинул брови.
— Да.
— Тогда задам предыдущий вопрос. Что вы тут делаете?
— Не поверите, но Пивоварня меня вдохновляет.
— Это скучнейшее место? — ошеломленно произнес мужчина.
— Да, — улыбнулся я.
— Советую вам уехать отсюда, потому что ваш талант вы быстро пропьете.
— И куда же мне уехать?
— Ну, например, в какую-нибудь деревню. У нас в стране такие восхитительные деревни! А природа… Красота!
— Вы не городской?
— Нет, все детство провел в провинции, до сих пор люблю с семьей выезжать на отдых.
— Это чудесно, однако думаю, Пивоварня мне подойдет куда больше.
— Что ж, — тот вздохнул, — поэту про вдохновение сложно что-то рассказывать. Ему виднее.
— Точно. Рад, что вы благоразумен.
— С моей работой я просто не могу быть не благоразумным, — мужчина гордо поднял грудь.
— Неужели вы важная личность?
— Еще какая. Я директор пяти крупных пивных домов. Думаю, вы это и сами заметили, — он самодовольно позволил мне полюбоваться тем, что я и так давно заметил.
— Впечатляет. Можно вас спросить?
— Конечно.
— О чем вы мечтаете? — собеседник вмиг стал озабоченным.
— Мечтаю? Разумеется, о счастье семьи.
— Благородно. Не ожидал такого от директора пяти крупных пивных домов.
— Вы на что-то намекаете? — он начинал хмуриться.
— Ничуть. Просто мне интересны мечты людей. Сам-то я уже добился всего, чего хотел, остается только жадно искать чужие цели, чтобы приметить что-нибудь себе.
— Ох, вот оно что, — Коломан расслабился и вернул доброжелательный вид.
Все это время позади стояла Лилия, держа чайник в руках. Она боялась подавать голос, смотрела выжидающе на мужа, и в ее взгляде было удивление. Когда собеседник, наконец, уследил за моими глазами, он повернулся телом назад.
— Вот и чай! Наливай его скорее, гость уже заждался.
Лилия аккуратно подошла ко мне и налила в бокал чаю. Затем отошла на свое привычное место и, опираясь об стол, продолжала внимательно слушать наш разговор.
— Вы все наливаете в бокалы? — с интересом спросил я, крутя бокал в руках.
— Больше у нас никаких емкостей для напитков нет. Да и чай мы, если честно, пьем редко.
— Дайте угадаю, по утрам- шампанское, в обед- пиво, на ужин- вино?
— Почти, — улыбнулся Коломан.- По утрам у нас вино, а на ужин шампанское.
— У вас же есть ребенок?
— Да, дочка.
— Ей уже можно пить?
— Разумеется, нет. Но это Пивоварня, здесь дети с младенчества начинают употреблять алкоголь.
— Интересная привычка.
— Скорее обычай. Алкоголь- символ этого города.
— И несмотря на это, Пивоварня- одно из самых культурных и тихих мест, где я бывал.
— Такая вот аномалия. Для многих жить в вечном алкоголе- мечта, а для нас- обыкновенная жизнь.
— Быть может, это Рай.
— Точно! — мужчина достал из кармана небольшую фляжку и вылил содержимое в свой бокал.- Это обычное пиво, — пояснил он.
— Вот оно как. Чай тоже с пивом?
— Мы не такие извращенцы, — засмеялся Коломан. С каждым вздохом у него поднимались плечи и грудь.
Я немного отпил. Крепкий и горький чай. Не люблю горькое, оно тут же портит весь настрой. Особенно на работу. Меня больше мотивирует сладкое, и несмотря на то, что я заядлый сладкоежка, пока сахарного диабета у меня никакого не наблюдается. Хозяин жадно выпил весь бокал и с громким выдохом поставил сосуд на стол.
Вдруг послышался телефонный звонок. Мужчина снова замешкался и достал из кармана дорогой и стильный смартфон.
— Простите, по работе звонят, — оправдывался он, вставая с места.- Мне придется вас покинуть, а вы можете поговорить с моей женой. Приятно было с вами познакомиться, — Коломан кивнул и вышел из дома.
После довольно громкого звонка, тишина стала еще тише. Я смотрел на бокал с чаем, а Лилия, не зная, что делать, мяла руки и крутила чайник. В три глотка я опустошил свой бокал и обратился к хозяйке.
— Как зовут вашу дочку?
— Вайолетт, — ответила робко она.
— Красивое имя, — я не удивился и стал крутить стеклянный бокал в руках.
— Простите… моего мужа, — женщина присела напротив. Я взглянул на нее. В ее глазах был стыд, удивление и непонимание.- Я не ожидала такого поведения от него. Обычно он не любит гостей. Особенно мужчин… Но в этот раз он был радушен, и вы ему даже понравились. Однако все равно простите его. С ним бывает такое, когда настроение хорошее.
— Ничего страшного. Вы и он прекрасная семья. А можно взглянуть на комнату вашей дочки?
— Комнату дочки? — она сразу поменялась в лице. Тут же в глазах появились первые волны недоверия.- Зачем?
— Я встретил ее после той катастрофы на площади. Тогда полицейские осматривали периметр, и она была там живой. Я чудом тогда выжил. Меня тоже привели к, видимо, детективу, где мы и встретились. Затем я сказал, что Вайолетт- моя сестра, и нас отпустили.
— Вот оно что…, — она явна не цеплялась за те вещи, на которые обратил бы внимание обыкновенный человек. Хозяйка думала о чем-то другом, немного отдаленном от событий на площади, и в ее глазах была какая-то огненная туманность.- Спасибо вам большое. Вот так совпадение!
— Мир состоит из подобных случайностей.
— Да, да, вы правы, — Лилия явно обдумывала будущее.
— Я могу посмотреть на комнату вашей дочери?
— Да, да, конечно.
— Благодарю вас. Я быстро и тут же уйду.
Ответа я не получил.
Лилия осталась сидеть в раздумьях на кухне, а я тихо и осторожно поднялся по крутой лестнице. Наверху оказались три двери. Заглянув в одну из них, я увидел высокую и мягкую кровать, покрытую узорчатым покрывалом, книжные полки, которые в интересном дизайнерском стиле охватывали всю стену. Многочисленные книги стояли на белых деревянных подставках. Рядом с окном- письменный стол, убранный и аккуратный, на котором гордо восседают две миниатюрные статуи Адама и Евы. Плюшевые игрушки рядом с подушками. Типичная комната девочки, полная розовых и нежных тонов. Она была уютной. Но меня интересовало другое.
Я подошел к окну с широким подоконником, на котором удобно сидеть, открыл его и выглянул вниз. Там я стоял… Оттуда я видел ее… Тут она меня не замечала, печально глядела вдаль, рядом с ней было запотевшее окно, по которому вниз падали капли дождя. Если бы она тогда посмотрела вниз, то увидела жалкого маленького человека, безобразно смотревшего на нее, и это определенно ее напугало. Поэтому даже хорошо, что только один я глядел на ее задумчивое лицо. Один я…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.