Бесплатный фрагмент - Феликс и Серебрата

Перед расстрелом надо обязательно отоспаться…

А слова?…

Слова — это пустое.

Часть 1

Довелось мне в начале века давать частные уроки математики на Рублево-Успенском шоссе…

Репетиторство — не люблю — в нем есть что-то постыдное — похоже на проституцию.

Как деве любви, при первой встрече с клиентом, репетитору надо выложиться, показать достоинства и талант… — доказать, что за малые деньги быстро можно сделать из лентяя дуралея трудолюбивого гения.

Как ночная бабочка — репетитор должен быть глубоким психоаналитиком, а иногда гипнотизером.

Но преподавать люблю — особенно длинноногим студенткам.

Был месяц март — горячая пора.

Первый год ЕГЭ (Единого Госэкзамена для школьников) … Сижу, пью кофе… Вдруг Звонок.. Срочно требуется репетитор на Рублевку!

Добрался на своем Байке по ориентирам до одиноко стоявшего дома с колоннами в Жуковке.

Охрана недоверчиво осмотрела мой Байк и меня в косухе — но пропустила… Подъехал к большому желтому Дому с колоннами, как у Русского музея. Открыл тяжелую дверь, прошёл в обширну залу. Лакеи и швейцары меня не встретили..

Появилась строгая симпатичная управляющая Ольга, женщина средних лет. Приняла мой шлем… и неизвестно зачем провела по Дому, показала гостиную, зимний сад и бассейн, а затем без долгих консультаций — к ученице.

К атрибутам богатства я не проявляю симпатии… Они мне чужды.

Понимаю — хочется этой мишурой от других забор высокий поставить, чтоб в душу не лезли…

Меня не тронули залы с полотнами Милле и Курбе. Четырехэтажный монстр был похож на усадьбу Шереметьевых… с тремя элеваторами, гостиной, где можно расположить две роты замерзших гренадер.

Не вызвал восторга и умиления двухуровневый бассейн, в водоеме которого можно при случае мыть трех индийских слонов. Ни произвела впечатления, как на специалиста, система вентиляции и «кондишн» воздуха, создающие в пространстве морской и горный воздух с запахами йода, озона, водорослей и медуз.

Не удивила меня зимняя оранжерея — с цветущими оливковыми, лимонами и зрелыми гроздями винограда в марте месяце.

Кого в Москве этим можно удивить?

Это не пригород Парижа Фонтенбло или Версаль..

Это — Ж.у.к.о.в.к.а.

Удивила меня ученица. Звали ее Серебратой, а точнее Златой.

Серебрата была шестнадцатилетней тонконогой девицей с фигурой балерины и миловидным, выщипанным от угрей лицом шлюшки-аристократки. И остро выраженной психопаткой…

На первом занятии я констатировал: при слове математика с ней начинается паника, лицо покрывается розовыми пятнами, быстро переходящими на красивую шею, белые ручки с ухоженными тонкими пальцами.

В области математики она представляла собой маленького математического идиотика, который не умеет ни складывать, ни вычитать, ни умножать простые числа типа -1 и +3…

Для меня был удар, когда я узнал от Серебраты, что она прекрасно сочиняет прозу, пишет стихи, берет уроки сольфеджио, и отлично музицирует на рояле…

Я тайно влюбился в нее — так влюбляется врач в долго и мучительно умирающего больного.

После первого урока строгая Ольга передала шлем и поставила грандиозную педагогическую задачу — подготовить Злату к майскому экзамену ЕГЭ за короткий срок — за два с половиной месяца…

Это был вызов… для меня, Байкера Баркова.

Мне нравятся неординарные личности. Для Серебраты я выработал уникальный метод преподавания… Сначала я решил покорить ее волшебством чисел, красотой линии графиков функций, особенно синуса и косинуса…

Затем обрушил на ее головку все богатства знаний, выработанные многими поколениями математиков — от Пифагора, Коши, Лейбница, Лапласа, Тейлора до Лобачевского и Софьи Ковалевской… Я долго и упоенно рассказывал ей историю страстной любви подростка Софьи Ковалевской к Федору Михайловичу Достоевскому, которого Серебрата почему то боготворила.

Я намерен был вызвать в девичьем сердце острую ревность к прославленной математичке.

Через мистические образы, решая самые сложные задачи высшего математического анализа, курса неоднородных дифференциальных уравнений, я пытался внедриться в ее младое сознание.

Серебрата распалялась, краснела, бледнела, нервно теребя тонкими пальцами острые коленки, но следовала за моей логикой решения, с постр оением самых сложных веерообразных изоклин в трехмерном пространстве.

Часть 2

Описываемые события — подлинные, имена в целях исторической правды не изменены.

Мы с Серебратой, любовались формированием Хаоса — колбасами Минковского, «сосиськами» Бжезиньского, В абстрактном гильбертовом пространстве следили, затаив дыхание, за крестом Коха и борьбой под ковром Серпиньского.

Для непосвященных в теории детерминированного хаоса и фракталов отсылаю к Википедии — немного фантастические, но очень реалистичные математические картины.

Потрясённая, с присущим ей девичьим воображением и любопытством, девушка искренне, но с трудом, следовала за моей бешено развивающейся логикой трагедии решения задачи. Что там Шекспир!

Я и сам не знал порой, к какому концу я приведу её.

Серебрата, бедная девочка, в течение нескольких минут после таких занятий всё забывала.

Словно урока и не было.

Но у неё оставался чудесный непривычный осадок загадочности, схожий с запахами сухой ромашки и конопли.

Для Серебраты я постепенно становился таинственным проповедником внезапно открывшегося для души ребенка волшебного мира, где властвовал холодный гений алгебры.

Через неделю я познакомился с папой Серебраты. Звали его Феликсом.

Все в Доме называли его только по имени.

«Феликс едет. Феликс решил.. У Феликса болит голова.. Феликсу надо погладить брюки…».

Папа Феликс для своих лет необычайно молодо выглядел, был в хорошей спортивной форме, по-рублевски накаченным, с волчьими воровскими повадками.

Феликс был разносторонне развитым интеллектуалом: любил гонять на бешеной скорости на желтом спортивном «Порше», любил летать в облаках Подмосковья на своем маленьком военном истребителе Фантоме, и, как водится у людей рисковых профессий, — любил менять каждую неделю прыщавых коротко юбчатых пацанок.

Кроме того, Феликс владел сетью банков, клиник, имел множество автосалонов, выпускал гламурный журнал «Мастер и Маргарита», был владельцем кирпичного завода под Ржевом, цеха которого теснились на площади в несколько футбольных полей.

Феликс имел кучу долгов, которые отбивали у него вкус к жизни.

Феликс — мой одногодка и закончил тот же университет, что и я. То есть был нормальным парнем… В дальнейшем, из разговора с ним я узнал, что он, бывший инженер-физик и сын своего, в штатском, отца, курирует закрытые, военные предприятия и делает отличный бизнес.

Занятия по математике продвигались успешно. Мы с Серебратой, наконец, перешли от

высшего математического анализа к усвоению непростых арифметических операций.

До ЕГЭ — оставалось полтора месяца.

Я предпринял ряд виртуозных ходов.

Перед симпатичной домоуправительницей Ольгой я поставил ультиматум. Для успеха дела Серебрата должна со мной заниматься или «долбить» математику по четыре часа каждый день без перерыва, невзирая на субботу и воскресенье.

Я еще студентом подметил, что непрерывность занятий делает чудеса в голове. Что там происходит с сетью нейронов и серой жидкостью наука не знает до конца. Но я замечал лично, как студент-двоечник среди пьяной компании студентов в «общаге», вооружившись хорошим конспектом лекций, взятым у своей красивой подруги, изучал лекции за сутки (без перерыва на еду) и успешно сдавал экзамен на хорошо и отлично. Помню наш сокурсник Дима Могилевский нам с Павловым рассказывал:

«Экзамен что! Фигня!

От учёбы отвлекают девчата.

Кинешь бывало палочку и снова за конспект лекций!»

Чтобы вовлечь в губительный процесс освоения материала Серебрату я

придавал числам некую половую жизнь…

Так отрицательные целые числа типа -1, -2, -3 и т. д. являлись у меня, естественно, мальчиками — и были вонючи и неаккуратно подстрижены.

Положительные числа +1,+2,+3 и т. д. являлись, соответственно,

девочками…

Эти цифры благоухали и были романтически красивы.

В результате операций сложения, вычитания и умножения отрицательных и

положительных чисел рождались

дети-числа.

Если, конечно, родители-числа не были лесбиянками (т.е. оба положительные), или геями (т.е. оба отрицательными числами).

Если мама преобладала (например +5—3=+2) над папой, то рождалась

девочка (+2), а если наоборот (например -5+3=-2) рождался мальчик (-2).

При операции сложения с одинаковыми числами (например +5—5=0) дети-числа не рождались.

Я объяснял такой парадокс, что папа-число или мама-число

при совершении полового числового акта использовали противозачаточные средства, тем самым нарушали закон природы.

Процесс половой игру с числами взбудоражил Серебрату и она начала делать головокружительные успехи в алгебре…

При вдалбливании в девичью неразвращенную голову сложного понятия

производной функции в точке — я усложнял драму полов и переходил на животный мир. Описывал вот такую картину спаривания из семейства хоботовых.

«Функция — это большой розовый слон,» -говорил я и при этом рисовал большого индийского слона на листе бумаги с осями координат x и y, а Серебрата старательно его закрашивала розовым фломастером.

«Касательная — это подруга розового слона или мама», — продолжал я и при этих словах энергично проводил большую прямую линию, которая касалась бока слона только в одной точке.

— «Но, что же такое производная?» -недоумевала Серебрата.

«А производная -это маленький розовенький слоненок», -говорил я и

вычерчивал на графике маленького слоника..

«Я все поняла», — хлопала в ладоши Серебрата:

— «Папа розовый слон-функция трахнул маму розовую слониху-касательную и в результате у них родился маленький слонёнок — ПРОИЗВОДНАЯ» — с детской любовью к слонам вздыхала она, и при этом закрашивала розового слоника…

Мои занятия продвигались и никто не предполагал, что вскоре я

буду участником трагедии.

После знакомства с Феликсом и Серебратой

меня начали одолевать два вопроса, на которые я не мог найти ответы.

Первый вопрос. Почему Серебрата, имея отличные

успехи в литературе, музыке и прочем, в области математики до моего знакомства с ней была нуликом?…

Второй вопрос. Как удалось Феликсу моему одногодке и сокурснику по

университету, вести сейчас такой вот богемный образ жизни, а я должен прислуживать ему, как лакей.

Множество Жулиа. Фрактал.

Часть 3

На первый вопрос я очень скоро нашел ответ..

В просторной гостиной, где проходили занятия, стену закрывал натянутый холст. По размерам он мог соперничать с панорамой Обороны Севастополя профессора класса батальной живописи Франца Алексеевича Рубо.

Явно маститый художник на нашем полотне изобразил обряд венчания в православной церкви.

Как сейчас в памяти встает перед моими глазами чудотворное полотно: бело-серые и голубоватые краски создают полумрак. Откуда-то сверху, через лукообразные прорези бойниц в высоченном куполе церкви струится дымка бело — голубоватого света. При этом все участники обряда венчания, располагающиеся рядом с алтарем, становятся волшебными участниками таинства.