Бесплатный фрагмент - Евгений Белкин

Пролог

Зачем придумали, вообще, стихи писать?

Хореи с ямбами и прочий амфибрахий…

Порою хочется послать всё это на хуй

И так, как было, прозой рассказать.

Но вот опять слетятся музы и амуры,

Когда смеркается вечерняя пора,

И будто слышен скрып гусиного пера,

А не щелчки ключей клавиатуры.

Не принесут ни славы, ни бабла

Слова, в размер составленные рядом,

Но отравить способны, словно ядом,

Ответные недобрые слова.

Так для чего ж писать и кто читатель?

Ужели в этот виртуальный век

Такой найдётся в мире человек,

Чтоб стал стишков каких-то почитатель?

Скорей, отнюдь. Но надо понимать,

Что прекратят сменяться дни и ночи,

Настанет час предстать пред светлы очи

И показания за все дела давать.

Из заповедных десяти основ

Все понемногу что-то нарушают:

Жену у ближнего, к примеру, возжелают

Иль создают кумиров из певцов.

На небесах таких грехопадений

Никто б от скуки вынести не смог,

И потому, оставив декалог,

Желают позитивных впечатлений

И вопрошают, искренне любя:

«Чем племя человечье ты прославил?

Земной удел навеки ты оставил

Прекраснее, чем был он до тебя?»

«О, я репостил, силы не жалея.

Котятками, и фотками детей,

И изреченьями умнейших из людей

Я интернеты сделал красивее».

«А был ли благ твой путь земной?»

«Куда же блаже? Я ведь даже

Был на работе крайне важен.

Начальник был доволен мной.

На мне одном была забота:

С утра его опередить

И полный чайник вскипятить

К его приезду на работу.

Вообще, я скромно жил и тихо:

Не доставляя никому вреда,

Я и добра не делал никогда,

Но не чинил и лиха.

Бывали, каюсь, дни такие

Что лишнего порою пил,

Но никогда жену свою не бил,

И на свои бухал, не на чужие».

«Великой волей дан тебе был разум.

Как мудро ты распорядился им?»

«Я миссию терранов проходил

И протоссов всех изничтожил разом».

«Всевышний, он, наверное, дебил…

Таких в котёл бросать засранцев,

А не под кущами средь агнцев

Селить, чтоб он нектары пил».

Тут враты огненной геенны

Перед безумцем растворились,

В них тут же бесы появились,

Несут трезубцы охуенны.

И грешник на колени пал,

И молит, и в поклонах бъётся.

В итоге, бедный, признаётся:

«Ведь я стихи ещё писал!»

«Вот как? Искусство доставляет!

Стихи его несите мне!

Постойте, черти, в стороне,

А там посмотрим, чьим он станет».

Том со стихами достают.

Вот фолиант на длань ложится,

И за страницею страница

Пред светлым взором предстают.

Но вскоре взор, что так блистал,

Совсем становится невесел:

«А забирайте его, бесы.

Такой хуйни понаписал!»

***

Нет в жизни проку от стихов,

После неё, по ходу, тоже,

И вклад поэтов так ничтожен

В сравненьи с замыслом богов.

Увы, не каждый оказался

В том месте и на том пути,

Где он сумел себя найти,

И в памяти людской остался.

Но я, хотя бы, попытался.

Эпизод один

«Вещей престранных в мире много,

Но всех престраннее — судьба:

Никто, я думаю, не в курсе,

К чему, вообще, ведёт она.

Иной вчера был на вершине,

Сегодня ищет, что пожрать,

Потом случайно подфартило,

Но вновь сумел он всё просрать.

Другой, путём трудов, лишений,

Всего добился в жизни сам,

Но рока перст непредсказáнный

Отправил это всё к хуям.

Сидят у Ясеня три норны

И нити режут невпопад,

Им по приколу судьбы мира

Кромсать и править на свой лад.

Но высший промысел возможен

В причинно-следственной фигне,

И смысл, неведомый людишкам,

Таиться может в ней вполне.

Так что ж теперь не выпить пива,

Коль жизни путь известен мой

И нет назад уже дороги?

Да, нет дороги мне домой…» —

Так размышлял, в купе возлёжа,

Печальный будущий студент,

Своих родителей надёжа,

Короче — абитуриент.

Он был неглуп, но и не гений,

Читал и Сартра, и Камю,

Но в думах экзистенциальных

Не признавался никому.

Сын из приличного семейства:

Отец — на ферме, в школе — мать,

Другого он не видел плана,

Как в институты поступать.

Хотя горячего желанья

Граниты грызть он не имел,

Но и границ своей отчизны

Копать он тоже не хотел.

Нет перед ним громадья планов

Слетать на Марс, построить БАМ

И посвятить остаток жизни

Служенью людям иль богам.

Закрывшись зόнтом фатализма,

Как покорившийся судьбе,

На дальней станции за пивом

Под дождь он вышел из купе.

«Стоянка ровно три минуты!» —

Предупреждает проводник.

И наш герой бежит с пакетом

К ларьку по лужам напрямик.

Но — вот беда! — окно закрыто,

А за окном томятся в ряд

Будвайзер, Балтика и Туборг,

В пакет к нему они хотят.

«О, где же ты, ларька хранитель,

Когда так нужен ты мне днесь,

Лишь три минуты есть в запасе…»

А из кустов: «Да здесь я, здесь!»

Качнулась куща, ветвь согнулась,

И из листвы являет лик

Зарос щетиною суровой

В дырявом свитере мужик.

Заправлен свитер как попало,

Что из ширинки край торчит.

Паскудный вид не замечая,

Мужик задумчиво ворчит:

«Да что за жопа-то, ей богу,

Полдня ни поезда совсем,

А сядешь срать, ети за ногу,

Так сразу, сцуко, нужен всем».

С замком расправился на двéри,

Вошёл в ларёк, открыл окно,

Взял деньги чинно, пиво выдал —

Но было поздно всё равно:

Гудком со станцией прощаясь,

Уж мерно двигался состав,

Свой путь урочный продолжая

И никого не подождав.

Был наш герой в смущеньи полном,

И, взглядом поезд проводя,

Он сел на мокрую скамейку,

Щеку к киоску прислоня.

Однако ж вспомнил он о норнах

И прочих происках богов,

И что расстраиваться вздорно,

Раз путь такой ему готов.

Воспрял от дум он этих сразу,

Чему способствовал глоток

Из банки сделанный. Под пивом

Принять гораздо легче рок.

Тут заскрипела дверь киоска,

С другой от лавки стороны,

И слышно было, как прошлёпал

Тот мужичок опять в кусты.

«Эх, мля! — раздáлось из акаций. —

Всё снова тихо и темно.

Смогу теперь посрать нормально.

Теперь-то времени полно». —

«А скоро ль следующий поезд?» —

«Ипать! Опять ты тут?! Ага,

Никак ларёк ограбить хочешь,

Пока я делаю дела?» —

«Богатство вашего киоска

Меня ни капли не ебёт.

Я не из тех, кто для наживы

На сделку с совестью идёт.

Пока ларёк вы открывали,

Мой поезд смылся втихоря.

Я тут торчать теперь обязан,

Во многом вам благодаря». —

«Повёл ты речь, конечно, дерзко, —

Ему ответ был из кустов, —

Но говоришь ты, парень, честно,

И я помочь тебе готов.

Зайди пока в киоск, укройся

От проливного-то дождя,

А я, разделавшись с делами,

Приду немного погодя.

Там щёлкни чайник, что на плитке,

И в жёлтом тазике с водой

Стаканы, те, что возле печки,

Пока с «Доместосом» отмой».

Наш фаталист всё так и сделал:

В ларьке уютно и тепло,

Свистит вскипевший махом чайник,

Блестит гранёное стекло.

Мужик на ящике с жевачкой,

Наш друг — на бочке огурцов.

Один пьёт чай, другой пьёт пиво.

С таких хозяин начал слов:

«Меня Вергил зовут Иваныч,

Иван мой батя, значит, был,

А дед мой был казак Вергила,

И в честь него вот я — Вергил.

По мне так что? Оригинально.

А как тебя зовут, вообще?

Хоть говорил ты и нахально,

Но мне, признаться, по душе». —

«Я не хотел, прошу пардону,

Ни в коем разе оскорбить.

Но мне и по сейчас досадно,

Что не смогу я в срок прибыть.

К тому ж в купе остались вещи,

Найти их я не знаю как.

Хоть документы и со мною,

Но всё равно я был дурак.

Зовут меня Евгений Белкин,

Я еду в город, поступать.

Экзамен завтра ровно в восемь.

Жаль, мне теперь там не бывать…» —

«Не так уж жаль, — Вергил заметил,

Поверх стакана подмигнул. —

Хотел бы сдать — учил сидел бы,

А не за пивом скаканул».

Евгений думал возмутиться,

Но вдруг почувствовал, что да,

Плевать хотел он на экзамен,

И всё на свете ерунда.

Когда всем рулит провидéнье,

Покуда норны режут нить,

К чему какие-то движенья?

Уж лучше пива здесь попить.

Примерно этими словами

Вергилу Женя отвечал,

Но тот бесшумно рассмеялся

И головою покачал:

«Ну нет уж, друг, твой поезд скоро,

Ты мне всю ночь не нужен тут.

Получишь вещи по приезду

И сразу дуй в свой институт.

Приходит поезд в семь ноль восемь,

Успеешь даже выпить чай,

Потом давай сдавай экзамен

И лишь попробуй мне не сдай!»

Вергил плечо ему похлопал,

Весьма его приободрил,

Но после паузы минутной

Серьёзно с ним заговорил:

«Ты фаталистских, будто, взглядов?

Слыхал за это я дерьмо:

Мол делать ничего не надо,

Раз всё случается само…» —

«А вы считаете, конечно,

Я глуп ещё, совсем юнец,

А человек всем управляет

И счастья своего кузнец?» —

«Лишь крайность зрить — то свойство юных:

Добро и зло; здесь тьма, там свет;

Тот чёрен, этот бел — никак иначе,

Полутонов для вас как будто нет.

Зачем же дан был человеку разум?

В насмешку что ли, чтобы посмотреть,

Как он, всё зная, чувствуя, смышляя,

Всю жизнь под чью-то дудку будет петь?

Ужели будто мелом на асфальте

Начертан кем-то наш с тобою путь,

И мы, о том не зная, тупо прёмся,

Не смея ни на шаг с него свернуть?» —

«А как тогда?» — «Ты дальше слушай.

Ты волен делать то, в чём есть резон.

Из всех путей ты можешь выбрать лучший,

Хотя не факт, что это будет он.

Порой вмешаться может в дело случай,

И лучший, как казалось, из путей,

Благими вымощен задумками, бывает

Приводит в омут полный ёбаных чертей.

Другой пример, совсем тому обратный:

Любовь ты повстречаешь на пути.

Случится ж это, друг, не специально,

Её, поверь, нарочно не найти.

Казалось бы — судьба, куда деваться?

Осталось только жить да поживать.

Вот тут как раз так просто обосраться,

И чувства нежные все напрочь обосрать.

Невероятны вариации Вселенной,

Непредсказуемы и наши в ней дела,

Но если вечно ждать судьбы веленья,

Увидишь — жизнь никчёмная была».

«Я понял вас, — ему ответил Белкин,

Задумавшись на несколько минут. —

Я мог бы, право, даже согласиться,

Но свой пример хочу представить тут». —

«Давай, валяй, пока ещё есть время». —

«Есть дядя у меня, он брат отца.

Я, кстати, буду жить в его квартире,

Пока что он в разъездах без конца.

Особенный он тем, что у Фортуны

Он первый в списке, если не один,

И если может что хорошее случиться,

Как пить дать, что случится это с ним.

Какое бы ни начал дядя дело,

Его ждёт непременнейший успех,

И сам он удивлён, что удаётся

То, что не получается у всех.

Тут я уже молчу про лотереи,

Про казино отдельный разговор.

Скажу лишь, что к столу с сукном зелёным

Его не подпускают с давних пор.

В лихие времена свобод внезапных

Был, говорят, за ним и криминал,

Но не осталось по архивам данных,

И в сводках он ни разу не бывал.

Потом серьёзный бизнес он задумал,

Политика, оффшоры, все дела.

Везде ему почёт и уважуха,

Куда б его судьба не завела.

Сейчас немолод он, остепенился,

Хотя и не женат, и нет детей.

Турист, теперь он занят посещеньем

Различных континентов и морей.

Не зная бед, нужды, сомнений, страха,

Идёт он смело всюду и всегда.

Он знает точно — что бы ни случилось,

Над ним горит счастливая звезда.

С ним ничего плохого не случится:

С рожденья застрахован от всего

Он просыпается и снова спать ложится,

А фатум злой не знает про него.

Его пример — другим наука.

Нам провидéнье будто говорит:

Фортуна — как дворняга-сука,

Раз привязалась — до последнего бежит». —

«Успех лишь в том, что он богат и празден?

Позволь, но в том не вижу счастья я.

Успешен тот, кто занят важным делом

И у кого семья есть и друзья.

Ты говоришь, он не женат и не был?

И нету у него совсем детей?

Не ошибусь, предположив, пожалуй,

Что настоящих не имеет он друзей.

И, наконец, разумных, добрых, вечных

Каких наделал дядя в жизни дел?

Чтό людям он в наследие оставит,

Чтоб был благословен его удел?

Быть может, непрерывное везенье —

Проклятие, страшнейшее из всех,

Ведь человек не создан для безделья,

В его природе — достигать успех:

Мечтать, стремиться, думать, развиваться,

Обламываться, падать и вставать,

Заветной цели с боем добиваться…

И о другом тотчáс начать мечтать.

А тут — пиздец: осталось три копейки,

Купил лото — и вновь миллионер,

А вот с призванием, семьёй, друзьями

Никак не получилось, один хер». —

«Мы не о том, — сказал в ответ Евгений. —

Сейчас ты о проклятии сказал,

А значит превосходство злого рока

Над волей человеческой признал».

Вергил опешил, почесал затылок,

Дыру на свитере на пузе почесал,

Щеку без почесанья не оставил

И всё же головою покачал:

«Боюсь, мы очень многого не знаем,

И рассужденья наши ни о чём,

Мы, как волхвы, сидим тут и гадаем,

Но остаёмся каждый при своём.

Вот слышен стук колёс, идём скорее.

Стоянка три минуты, поспешим.

Я знаю проводницу из плацкарта,

С ней быстро дело мы твоё решим».

Чрез пять минут лежал на верхней полке

Евгений в полуяви-полусне.

Он весь промок, а полустанок тихий

Исчез в густой таёжной синей тьме.

Эпизод два

Минýли дни и стали чуть короче,

Хладнее стали ночи и длинней.

На низком небе тучи огласились

Тоскливой песней клина журавлей.

Желтьё листов осыпалось на лужи,

Сиверкий ветер начал задувать,

И, как то положено природе,

Природа стала нахрен увядать.

Какой тоской, случается порою,

Подобный климат напрягает нас,

Когда воззримся с грустию немою

На жёлтых листьев тротуарный вальс.

Но есть ли молодым до листьев дело?