Бесплатный фрагмент - Два слова о походе князя Игоря Святославича

Предисловие

Существует ли более загадочная книга, чем «Слово о полку Игореве? Смыслы, которые были понятны в прошлом, теряются уже для следующего поколения, имеющего уже другой исторический контекст и приоритеты. Забываются факты. В дальнейшем даже даже сами слова забываются. Забываются аллюзии, при переписке теряются части текста, наконец сама единственная рукопись сгорает при пожаре в имении графа Мусина-Пушкина в 1812 году. Перед современным исследователем — проблема огромной трудности, необычайной масштабности: реставрация великого памятника древнерусской литературы, проблема, которая вряд ли когда-либо будет окончательно решена, но даже небольшие продвижения в ее решении все имеют огромное значение для русского мира, русской культуры.

Я начал работать над текстом «Слова о полку Игореве» еще в 1995 году, когда началась первая чеченская война. «Слово о полку Игореве» было первым повествованием в русской литературе о воине, попавшим в плен к врагу. Мы жили в то время в небольшой станице в Краснодарском крае, которая называлась Подгорная. Имена других станиц — Бесстрашная, Спокойная… — все напоминали нам о войне России с Кавказом. Как и военные вертолеты, пролетавшие над головами по направлению к Чечне.

Я прочитал введение к сборнику переводов «Слова», в котором говорилось, что мелкий князь по имени Игорь совершил неудачный грабительский поход на половцев, попал в плен, и потом совершил побег из плена, чему очень радовалась вся русская земля. Я ничего не понял и ничему не поверил. Его казнить надо было, что дружину погубил, а они радуются…

Потом много лет пытался я опровергнуть по частям эту галиматью. Игорь не был мелким князем. Он претендовал в будущем на златой престол Киева. Все, что происходило, имело огромное значение.

Слово первое. Мария Васильковна

В деле о «Слове» полоцкий след

Вопрос об авторстве «Слова о полку» оказался особенно интригующим, поскольку круг возможных авторов не столь уж и широк. Уже одно то, что автором «Слова» должен быть, скорее всего, какой-нибудь князь, резко сужает круг кандидатур.

Правда высказывалась гипотеза о безвестном ратнике из войска Игоря… Но трудно предположить, что ратник будет по своей воле столь резко высказываться о русских князьях — это было опасно, да и просто невозможно. Среди предполагаемых авторов не княжеского рода называли книжника Тимофея, певцов Митусу, Ходыну (только кто это такой?), конюшего Тимофея Рагуиловича, тысяцкого Мирошку Наздиловича, летописца Петра Бориславича и некоторых других. Но всё же — мало верится…

Гораздо интереснее — неожиданное утверждение, что сам же князь Игорь и был автором «Слова». Эта, ныне очень популярная гипотеза, высказывалась И. Кобзевым, писателем Чивилихиным, автором ныне забытого романа-эссе «Память», поэтом-переводчиком Шарлеманем. Эту же гипотезу развил и поддержал в своей книге архитектор В. Буйначев.

Вспомним: «Слово о полку Игореве…» — а дальше? Дальше могло бы стоять имя автора. И мы читаем: «Игоря, сына Святослава, внука Ольгова». Итак, автор назван? Да нет — это могло быть лишь простое пояснение, о каком-таком Игоре речь пойдёт. (Такое, но чуть более краткое «пояснение» мы найдём и в тексте поэмы, где уж точно не об авторе речь: «были полки Олеговы, Олега Святъславлича»).

Есть и ещё повод для сомнений. В «Слове» в положительном ключе говорится о князе Владимире Глебовиче Переяславльском («ранен князь Владимир, горе и туга сыну Глебову»). А это — враг князя Игоря. Игорь так не мог о нём писать.

Называют и других князей. Тема полоцкой ветки княжеской родословной в «Слове» непропорционально велика, что как-то (во всяком случае на первый взгляд) не вяжется с основным сюжетом. А потому, как считает В. Махновец, автором мог бы быть Владимир Галицкий, тот самый, что в опере Бородина поёт: «Как бы мне добраться чести…». Он был женат на дочери Святослава Киевского, Болеславе. Её мать — жена Святослава, Мария Полоцкая. Назывался и другой ее сын — Владимир.

Ну и так далее. Хоть имён называют много, круг всё-таки не слишком широк. И постепенно сужается. Всё это — круг семьи и близких великого князя Святослава, который и сам причастен к созданию «Слова»: ведь в центре повествования находится его «златое слово, со слезами смешанное». Вряд ли Автор посмел бы сильно перевирать слова великого киевского князя.

Так каков же «круг» Святослава? Когда думаешь об этом, начинаешь понимать — очень уж близких людей из княжеского сословия у великого князя не было вовсе. Ярослав Черниговский? С ним как раз отношения очень напряжённые (что отразилось и в «Слове»: «Не вижду силы брата моего, Ярослава»). Двоюродный брат Игорь (герой «Слова»)? Да, конечно, но… Его можно не считать, уже обсудили. Рюрик Ростиславич? Отношения с соправителем, скорее всего, очень не простые, их лучше бы характеризовать словами «плохой мир».

Нет никого, кроме… княгини Марии Васильковны, жены. А ведь недавно ещё были высказаны и такие гипотезы: автор «Слова» — Ярославна, жена Игоря. Это предположение делает киевлянин М.А.Абрамов. Или автор — Агафья Ростиславовна — невестка Игоря (автор гипотезы — И. Державец). А всё-таки очень интересная мысль: автор — женщина!

В это хочется верить — потому что в «Слове» очень много — о любви, о долге, о семье, и очень кратко — о деталях сражения. Много в «Слове» женщин и о женщинах: о «жёнах русских», о «половецких девках», о Глебовне, об Ярославне, о Деве-Обиде, которая всплеснула лебедиными крылами, о Карне и Желе — богинях языческого славянского пантеона (наверно, языческих персонажей или аллегорий явно женского рода).

А вот самый центральный эпизод поэмы — русичи «победили половцев в первом сражении» (которого, правда, не было). И о чём же идёт речь? О злате и паволоках, о драгих япончицах и оксамитах, об узорочье половецком… А потом: «Дремлет во поле Ольгово храброе гнездо…» — в этом удивительном эпизоде есть даже какие-то оттенки материнства! Чем больше вдумываешься, тем яснее — так может написать только женщина, только мать (и скорее всего — многодетная). Которая много ночей провела над колыбелью, убаюкивая своих засыпающих детей.

Половцы, победившие Игоря, вторглись на Русь: готские девы звенят русским златом, вспоминают Шарукана, которого в своё время победил князь Святослав Ярославич. А Святослав видит смутный сон на киевских горах: языческий обряд своих собственных похорон. «Тощие тулы» (наверно, служанки-монашки?) «негуют» его, очевидно, обмывают его мёртвое тело.

А когда Кончак с Гзой гонятся за Игорем в конце поэмы, то обсуждаются проблемы, которые вполне могут быть названы «семейными»: как быть с «соколёнком» (то есть с князем Владимиром, сыном Игоря, оставшимся в плену). Кончак предлагает опутать красной девицей, Гза против: «Не будет нам и девицы, не будет нам и сокольца»…

Ни в одном произведении древнерусской литературы нет такого обилия персонажей женского рода. Нет такого внимания к семейным проблемам.

С другой стороны — много и о животных разных, о птицах, волках, лисах, полозах. Ну что ж — были же в Древней Руси и женщины-охотницы. Например, Мария Васильковна, жена киевского Святослава…

Обратимся ещё раз к полоцкой версии. Ко времени, когда написано «Слово», как утверждают историки, Болеславы, жены Владимира Ярославича, уже не было в живых (хотя это и не точно, и даже есть исследователи, которые выступают за авторство Болеславы). И если предположить, что написал «Слово» кто-то из детей Святослава, то основным «информатором» автора была, верно, их мать — Мария Васильковна. А почему бы не предположить тогда, что она сама и есть — автор?

Позвольте, могут спросить, да возможно ли, чтобы в какой-то там дремучей старине, в 12-м веке появилось такое чудо — женщина-поэтесса? Да и были ли там вообще грамотные женщины? — спросит кто-нибудь.

Подобный вопрос свидетельствует о полной неосведомлённости, ибо — были, да притом обладавшие широкими, глубокими познаниями во всех областях тогдашней мировой культуры! Например, тётка Марии — Ефросинья (у которой Мария, наверно, и воспитывалась и училась хотя бы некоторое время) была одной из самых образованных женщин не только на Руси. Став монахиней в 11 лет она научилась переписывать книги, и зарабатывала этим (а также своими переводами с греческого) какие-то средства для своего монастыря. Там же при монастыре Ефросинья организовала школу для девочек (!).

Когда пятилетняя Мария переехала в Полоцк, куда приглашён был княжить Василько, Ефросинья, безусловно, не оставила Марию своим вниманием. В те ведь времена об образовании княжеских детей обоего пола заботились в первую голову.

Лет в 14 Мария вышла замуж за Святослава (тогда девушек выдавали замуж рано). Дальше — долгие скитания по заштатным городкам. Святославу пришлось много раз сменить покровителей и место жительства прежде чем по праву старшинства (и после жаркой схватки за престол) он стал Киевским князем. Влияние умной и глубокой женщины на князя, который и сам не страдал отсутствием ума, было велико. В летописях пишут, что лишь по одному совету Марии, даже не обсудив ничего с боярами и дружиной, напал Святослав на смоленского князя Давыда — по одному лишь её совету! Умела же Мария убеждать.

Это было так. У Марии со Святославом, в то время княжившим в Чернигове, был сын Глеб. Великий князь Всеволод в одном из своих походов взял его в плен и сделал как бы заложником. Мария и Святослав были вне себя и сочли, что вправе любыми способами вредить мономашичам. Первый, кто попался под руку, был Давид Ростиславич. Святослав с Марией ловили рыбу в Днепре, а Давид мирно охотился. Он никак не мог считаться виноватым в истории с Глебом. Но ростиславичи сковывали действия Святослава как союзники Всеволода. И Мария со Святославом решились напасть на Давида. После чего они собирались в поход спасти сына. Давид же, как только понял, что происходит, пустился в бега, а Мария и Святослав стали стрелять в него из луков. Но тот всё-таки сбежал.

Для нас же важно одно — Мария активно вмешивалась в политику и умела убедить мужа, во всяком случае, когда речь шла о детях. Летописец особенно выделяет, что совет Святослав держал лишь с Марией и воеводой — в те времена, однако, было принято советоваться с боярами и с дружиной, а не с женой.

9 князей, к которым обращён призыв «Слова», — мономашичи, потомки Мономаха. Поэтому некоторые исследователи (Б. Рыбаков, например) высказывают мнение, что автор «Слова» должен быть из той же ветви княжеского родословного древа. Но это мне кажется маловероятным.

В то время на Руси ведь было два киевских князя-соправителя — Святослав и Рюрик, правда Святослав считался «старейшим». Он владел Киевом, а Рюрик — «областью», то есть киевской землёй, кроме самого города. Святослав — внук Олега (как и Игорь), а Рюрик — мономашич. Рюрик Ростиславич в «Слове» упоминается, но — разве так как Святослав? Возникает чувство, что автор «Слова» вообще не считает его великим князем. «Ты, буй Рюрик и Давыд! Не ваши ли воины злачеными шеломами по крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рыкает как туры раненые саблями калеными на поле неизвестном?»

Никаких восхвалений. Никаких славословий. Никакого восхищения. Никакой дипломатической лести. Да и вообще, если внимательно прочитать «златое слово», видно, насколько в подтексте хвалебных слов мономашичам сарказма и скрытых обвинений. Это явно писал не мономашич. Мария же Васильковна — могла.

В «Слове» интересно сказано по поводу «главного мономашича»: де жаль Владимира Мономаха «нельзя было к горам киевским навечно пригвоздить», вот они и ссорятся… «Пригвоздить» — ничего себе комплимент!

Когда писалось «Слово о полку Игореве», Мария со Святославом прожили уже примерно 40 лет. У них было пять сыновей и три дочери. Еще примерно через 10 лет Святослав умер. Мария была у его смертного одра.

И ведь вот какая странная история произошла в день смерти Святослава (об этом сообщает летопись). К Святославу пришли гости из Византии сватать его внучку Ефимью за византийского цесаревича. Святослав не мог выйти к ним — был слаб и речь его была невнятной. Очнувшись от забытья, спросил он княгиню свою: «Когда будет день святых Маккавеев?». Она ответила: «В понедельник». Князь сказал: «О, не дождусь этого дня». И перед самой смертью приказал постричь себя в монахи. Княгиня же подумала, что он говорит о каком-то сне, возможно, о подобном сну в «Слове о полку». И почему-то отказалась звать священников. Возможно, как сторонница опального митрополита Климента, дела с нынешним иметь не хотела. Потому что дальше летопись пишет, что Святослав сказал: «Я верую в единого Бога». На что можно было так ответить? Климент мог быть сторонником диофизитства, признающего у Бога две различающиеся природы — божественную и человеческую. И, видимо, Мария продолжала спорить, поскольку Святослав вынужден был послать за сватом своим Ростиславом. Так повздорили Мария с мужем у самого его смертного одра…

Во всяком случае поступок Марии очень характерен, очень узнается проблематика «Слова». И не случайно Мария, видимо, просила летописца описать это событие, в историческом масштабе, в общем-то, ничтожное, но косвенно подтверждающее её авторство (либо сама и описала).

Сам же Святослав «Слово» написать, разумеется, не мог (хотя, впрочем, его кандидатура предлагалась и не раз): вряд ли он стал бы в таком ключе писать о самом себе. Самовосхваления такого рода можно ожидать от кого угодно, только не от утонченного и умудренного автора «Слова». Да и дел у великого киевского князя немало, не до поэтических забав. И если так, то шансы именно Марии Васильковны оказаться автором (или одним из авторов) «Слова о полку Игореве» — самые высокие.

Одним из важнейших аргументов в пользу Марии Васильковны — так называемая «сфрагида»: поэтическая печать автора или авторов. Конечно, это место толковано-перетолковано, что не мешает мне дать свое толкование (впрочем, достаточно очевидное).

pекъста боянъ и ходына свѧтъславлѧ

пѣснотворьца стараго веремени

ярославлѧ и ольгова коганѧ хоти

То есть: «Говорили Боян и Ходына Святослава — песнотворцы старого времени, Ярослава и Олега кагана». «Песнотворца» — это двойственное число, а «возлюбленная» князя Олега, «хоть», наверно, попала сюда случайно. Слова: «хоть», «и», вероятно, отосятся к следующей фразе: «Хоть и тяжко голове без плеч».

Песнетворцы старого времени — это поэты и певцы, воспевающие старые времена, более чем столетней давности, а может, — и гораздо более. При таком толковании Боян — один из авторов «Слова о полку Игореве», т.е. он современник «Слова». Второй автор — «ходына» Святослава, жена Святослава Всеволодича Киевского. Это и есть наш герой — Мария Васильковна Полоцкая. Эти же авторы, видимо, написали и исполняли в свое время так и не дошедшие до нас сказочно-фантастические поэмы о старых князьях Ярославе, Мстиславе, Романе…

Однако могут сказать: этого не достаточно; в конце концов, и ваша «сфрагида» может быть прочтена и истолкована по-другому. Ведь все, что там говорится, это что два певца, которые раньше пели о древних временах, повторили некое общее высказывание «Хоть и тяжко голове без плеч, худо и телу без головы». И куда денется тогда ваша уверенность в том, что вы нашли настоящих авторов «Слова»?

И все же. «Говорил Боян и ходына Святослава…». Вряд ли эта строка, эта приписка «ходына Святослава» к имени Бояна — мало значима. Может быть, это переписчик, который еще помнил имена авторов поэмы, вставил эту строчку, чтобы увековечить авторов поэмы? Тогда, скорее всего, — это прямое указание на авторов поэмы.

Значит — авторов два! О Бояне, который, как увидим ниже, оказался экс-митрополитом всея Руси Климентом Смолятичем, подробно расскажем во второй части повествования. Следующие же главы будут посвящены Марии Васильковне — может быть, главному автору великой поэмы. Я полагаю, что именно ей принадлежит первоначальный текст, который в дальнейшем был видоизменен, значительно сокращен и дополнен Бояном — то есть Климентом Смолятичем, изменившим, в сущности, сам смысл «Слова о полку». Но я уже забегаю вперед.

Акростихи? Мезостихи? Лабиринты?

В 1997 году в издательстве МГУ вышла небольшим тиражом интереснейшая книжка — «Затаённое имя». Она продавалась в «Университетской лавке», но почти никто ее не покупал, а зря — эта книга содержала важное открытие (правильнее сказать — предположение). Автор — Георгий Владимирович Сумаруков, известный среди исследователей «Слова» своей гипотезой, толкующей упоминания зверей и птиц в «Слове» как тотемов половецких племён. Так вот Г.В.Сумаруков и выдвинул первым идею, что автор «Слова» — жена Святослава «великого и грозного» киевского князя — Мария Васильковна. Оказывается, это имя зашифровано, как пишет Сумаруков, в первых буквах строк утраченной рукописи по принципу акростиха. Рукопись не сохранилась, но если принять среднюю длину строк примерно в 30 букв, то «краестрочные записи» можно попытаться прочитать. И это получается!

Приведу пример, найденный Сумаруковым:

мысленудревулетаяумомъподъобл

акысвиваяславыобаполысеговремени

рищавътропутроянючресъполянагорыпет

ибылопесьигоревитогоолгавнукунебур

ясоколызанесечрезъполяширокаягали

Сумаруков обнаружил среди возможных краестрочий 5 «Марий», фразу «сие писа Мария», фразу «Сие писа сестра» перед строчкой «Брячислава ни другаго Всеволода». Известно, что Мария Васильковна была им сестрой, так что всё, казалось бы, сходится.

суланетечетъсребренымиструям

икъградупереславлюидвинаболотомът

ечетъонымъгрознымъполочаноиъ

подъкликомъпоганыхъединъже

изяславъсынъвасильковъпозвонисвоимио

стрымимечиошеломылитовскияпритреп

аславудедусвоемувсеславуа

самподъчръленымищитынакровав

етравепритрепанълитовскымимечии

схотиюнакроватьирекъдружину

твоюкняжептицькрылыприодеазве

рикровьполизашанебысьтубрат

абрячиславанидругаговсеволода

У Марии Васильковны действительно БЫЛ брат по имени Брячислав. К этому «краестрочию» мы еще вернемся.

Когда я прочитал книжку Сумарукова, мне показалось, однако, что применяя подобный «метод чтения» краестрочий, там можно найти и прочитать всё, что угодно. Никакой статистической оценки ведь Сумаруков не приводит. Как бы всё это проверить? — думалось мне.

И чтобы опровергнуть исследователя, я составил небольшую компьютерную программку поиска краестрочий (очень несложную). Предположим, я ищу какое-то слово-краестрочие, например, «сестра». Сначала программа ищет букву «с», потом отступает на 30 знаков и сканирует от этого места назад и вперёд до семи букв в поисках буквы «е» (ведь строчка может быть разной длины, 30 — это только среднее значение!) Если буква «е» найдена, также точно ищем следующую букву — «с»… И так можно просмотреть весь текст — от начала до конца.

Что же получилось? Когда я попытался набирать слова «сестра» и «сие писа» вариантов оказалось так много, что пришлось выключить принтер. Я уже, было, счёл, что всё исследование Сумарукова — ошибка, основанная на иллюзии, но попробовал ещё набрать слово «Мария». И — был прямо-таки потрясён. Всего получилось 114 «акростихов». Они объединялись в 23 группы, накладываясь друг на друга. Это явление можно объяснить тем, что если, предположим, в тексте найдено сочетание «мар», то найти «акростих» с «Мария» более вероятно, чем найти все имя целиком. И эти группы располагались в тексте «Слова» равномерно, приблизительно через шестьсот знаков, и так — от начала до конца! Вот эта распечатка.

…Когда я взглянул, как располагаются первые выходящие из работающего принтера группы вариантов, то я был поражен удивительной равномерностью их расположения. Я поэтому сразу же предположил, что это — страницы первоначальной рукописи. Я посмотрел на календарь и часы. Было 23 апреля 1998 года, 16 часов 10 минут.

Что меня сразу буквально потрясло, так это совпадение размера страниц, как они получаются при вычислении, с их предполагаемым размером у Сумарукова: приблизительно 20 строк по 30 знаков, то есть 600 знаков на странице. У меня на первой странице 571 знак, на второй — 603, на третьей — 584, на четвертой — 579, на пятой — немного больше: 775… Компьютер смог вычислить, казалось бы, навсегда утерянные, рассыпавшиеся в прах несколько веков назад страницы великой рукописи! А еще не верят, что рукописи не горят!

«Мария». Как это слово писали в древности? Оказывается через i. Эта буква называется в древнеславянской азбуке «ижеи».

Русская современная буква «и» — там другая и называется по-другому: «иже». Но в «краестрочиях» — «и».

Так. Сумаруков этого мог и не учесть… Но это не все! Что могло стоять на месте последней буквы «я»? Оказывается тоже могло быть две разных буквы. Во-первых, юс малый, во-вторых, йотированное А. Юс малый выглядит так: ѧ. И в «акростихах» почти везде стоит именно он. По современным правилам церковно-славянского языка (как мне сказали) кроме первой буквы также почти всегда для передачи звука «я» употребляется юс малый. Однако, в древности это было не так! Применялось другое правило. Юс малый писали после согласной для ее смягчения, а после гласной, там где слышится «йа», писали йотированное А. Получается, что имя Мария в те времена должны были бы, скорее всего, писать именно с йотированным А. И как же быть с открытием? С лабиринтами? Значит, это все — просто ошибка? случайное совпадение?

Я решил поискать, как писалось имя Мария в старых текстах. Открыл книгу В.Л.Янина «Я послал тебе бересту», и сразу нашел нужную берестяную грамоту. Очевидно, это был план иконы. Имя Мария написано несколько раз как раз в том написании, как на «акростихах»!

Конечно, я знал, что имя «Мария» так или иначе (даже если бы не было тайнописи) в качестве краестрочия какое-то количество раз в тексте «Слова» обязательно должно найтись. Но случайные появления этого слова и располагаться на протяжении всего текста должны были бы случайно. Равномерность же расположения доказывает их НЕ случайность. Интерпретировать эту равномерность можно только одним способом: автор ставил (или ставила!) имя «Мария» практически на каждой странице рукописи!

Имя автора — на каждой странице! Чего же боле?!

Ради точности попробовал набирать и другие слова: «Игорь», «Ольга», «Яирам» (это — искусственное имя, Мария наоборот, оно тем хорошо, что повторяться должно с той же частотой, что и Мария) — везде получался полный хаос. А имени «Игорь» вообще компьютер найти не смог — буквы имени встречаются слишком редко. Только одно-единственное пока имя — Мария распределяется столь равномерно.

И ещё одна проверка: набираю текст летописного рассказа (из Ипатьевской летописи) и пускаю ту же программу с «Марией» — нет! Полный хаос! Итак, всё получается только с одним словом (может, в дальнейшем найдутся другие такие слова?) «Мария» и только в «Слове о полку Игореве».

Вот числа. Один вариант «Марии» в «Слове» приходится в среднем на 124 знака, а в контрольном тексте — на 240 знаков, то есть примерно в два раза реже! И это при том, что частоты соответствующих букв равны. На одну группу в контрольном тексте приходится в среднем 2,72 варианта слова «Мария», а в «Слове» — 4,8 вариантов. Это свидетельствует о большой работе с текстом, проведённой автором «Слова», чтобы увеличить число скрытых слов «Мария» и добиться каких-то необходимых ему поэтических особенностей текста (о чём пойдёт речь ниже).

Размахивая распечаткой, я побежал демонстрировать свое открытие домашним. Но никто не заинтересовался. «А? Что там? Какие-то полосочки? Ну это все… совпало, наверно… Ладно, ты за хлебом-то сходил?»

…Я вышел из высотки МГУ. Шел дождь. Мне хотелось плакать. Я вытащил свои распечатки. Дождь, мелкий и нудный, начал чертить на них тоненькие потоки. Я подумал: «К черту науку! К черту все мои открытия! Вот пойду сейчас и… и… выкину все эти „открытия“ в урну!»

И вдруг я увидел тоненькую девушку и узнал в ней мою знакомую журналистку, которая еще только доучивалась на журфаке.

— Привет!

— А, здравствуйте! — отвечаю.

— Что не веселы? Голову повесили?

— Так, — говорю, — как-то… Дождь вот.

Помолчали немножко. Дождь струился за воротник.

— Открытие, — говорю, — совершил. Да только оно никому не нужно.

И рассказал все от начала до конца. Она слушала, и глаза у нее были настолько широко открыты, что, казалось, в них отражается вся высотка МГУ. Так и получилось, что я не выбросил свои распечатки из-за девушки, которая одна поняла и оценила мою находку. Вот это называется: явление Музы.

Кружева имен — реальность?

И как только принтер вывел на бумагу эти результаты, стало ясно… что ничего не ясно. Я сделал небольшую книжечку-реконструкцию «Слова», где на каждой странице красными буквами значилось имя «Мария». Потом я ее многим показывал, в том числе специалистам-палеографам, ученым, изучающим древние рукописи. Все удивлялись, но объяснить это странное явление никак не могли. Что это такое? На что похоже? Для чего и кем придумано? «Не знаю, — говорил я, — во всяком случае, это сделал не я».

Не скрою, меня тоже мучили эти вопросы, да и сейчас (хотя прошло уже немало лет) продолжают мучить. Вся беда в том, что мы имеем дело с совершенно уникальным произведением. Для физика, например, важна воспроизводимость эксперимента, для историка, для археолога необходимо найти РЯД явлений, объектов одного и того же типа. Если этого нет — все наши умозаключения вынужденно считаются гипотезами.

А здесь… невозможно было даже предложить какое-то реалистичное и непротиворечивое объяснение. Да, статистические отклонения, ну так что же? Что это означает?

У Камю в романе «Чума» есть такой эпизод: жителям города сообщают, что количество заболевших и умерших от чумы, скажем, 15 человек. Но жители никак не могут это оценить: город-то большой, может быть, в нем ежедневно умирают столько людей… Может быть, отклонения, которые мы получили, исследуя «Слово», вполне нормальны, часто встречаются? Или — редко, но нам-то какое дело: раз встречаются, значит, это, может быть, как раз тот редкий случай. Вот это и есть объяснение. Разве мало в мире редкого?!

Как-то привелось мне зайти в букинистический магазин в Театральном проезде. И там я купил факсимильное переиздание мусин-пушкинского издания «Слова» 1919 г. (то самое, о котором еще Чивилихин писал, что сначала принял его за подлинник). Оказалось, это еще интереснее самого подлинника. Дело в том, что в конце книги приводилось описание бумаг А.Ф.Малиновского, относящихся к «Слову». Это описание сделал профессор М. Сперанский. Он очень подробно их описывает и даже приводит две фотографии. Одна из них особенно интересна.

На ней — переписанный текст начала «Слова». Перед каждой строчкой стоят две черточки: //. Не означает ли это, что текст передается строчка за строчкой? Действительно! Что еще может обозначать этот рукописный знак? Это очень важно. Ведь в первом издании скорее всего длина строки нарушается. А если на этой маленькой страничке А.Ф.Малиновский передает строчки так, как они были в рукописи Мусина-Пушкина, то предположение Сумарукова, что средняя длина 20—30 знаков на строку — подтверждается. И это — оцените сами — очень сильный аргумент.

Страничка из бумаг Малиновского заканчивается словом «рокотаху». В этой части нет ни одного имени «Мария». Ах! Если бы оно там было! Все, возможно, было бы уже сразу полностью доказано! Но имя «Мария» начинается лишь со следующей строчки:

ПочнеМъ же, братие, повесть

сию отъ стАраго Владимира до

нынешнегоИгоРя иже истягну умъ

крепостiю своею, И поостри сердца своего

мужеcтвомъ наплънивсЯ ратного духа,

наведе своя…

Начинается, как видите, с 6-го знака. То есть «тайнописные знаки» Сумарукова — вовсе не акростихи, а мезостихи, где вертикальная строчка помещается в середине текста, либо то, что в поэтике называется поэтическими лабиринтами. То есть это — картинки из букв в тексте.

Наконец, страница про братьев Марии, та самая страница, где Г.В.Сумаруков нашёл «краестрочный текст»: «сие писа сестра» перед строчкой «Брячислава ни другого Всеволода». «Мария» оказалась от этого «текста» на расстоянии 14 знаков, то есть почему-то сдвинутой на половину строки. И тут меня осенило! Если расположить буквы «сестра» и «Мария» по вертикали в середине страницы, то строка «Брячислава ни другого Всеволода» составит перекладину креста!

Теперь, имея «на руках» «группы» того, что раньше мы условно называли вслед за Сумаруковым, акростихами, можно попытаться восстановить и эти поэтические лабиринты. Я приступил к поиску. Вот — некоторые восстановленные гипотетические лабиринты в «Слове о полку».

Здесь и два сокола, один повернут относительно другого на 900, и солярные знаки, и два лука, и, наконец, крест с надписью «сестра Брячислава ни другого всеволода Мария»…

Это напоминает одну старинную книгу: Рабани Маври «De laude Crucis». Ее написание относят к 6 веку н. э. Мы видим как бы «второй текст», буквы, входящие в лабиринт, «над» соответствующей картинкой. Возможно, такие картинки были и в изначальной рукописи «Слова». Читая текст вслух, этот «второй текст» лабиринта услышать невозможно, его можно лишь увидеть, посмотрев на страницу в книге. В этом смысле текст лабиринта секретный. Предположим, если после исполнения какому-то из слушателей певцы дарят такую всячески разукрашенную книгу с текстом песнопений, то его делают своего рода соучастником, понимающим тайный смысл этой книги и этих песнопений.

В III веке н.э. в Риме жил поэт Оптатиан Порфирий, который свободно владел всеми тремя типами стиха (акростих, мезостих и телестих, где слова составляются из последних букв строк). Он прославился также своими комментариями к Горацию.

Вот что о Публии Оптатиане Порфирии пишет Мережковский: «Написал он на своем острове поэму в прославление императора центонами из Вергилия: отдельные стихи древнего поэта соединялись так, что выходило новое произведение. Этот головоломный фокус понравился при дворе: Оптатиан угадал дух века. Тогда приступил он к еще более удивительным фокусам: написал дифирамб Констанцию стихами различной длины, так что строки образовали целые фигуры, например, многоствольную пастушью флейту, водяной орган, жертвенник, причем дым изображен был в виде нескольких неравных коротеньких строчек над алтарем. Чудом ловкости были четырехугольные поэмы, состоявшие из 20 или 40 гекзаметров; некоторые буквы выводились красными чернилами: при соединении красные буквы внутри четырехугольников изображали то монограмму Христа, то цветок, то хитрый узор»…