Дрезд из Дроздена

Жилл Былл Билл

Жилл Былл Билл.

Это три брата.

Билл, несмотря на своё грозное имя, отличался очень добрым характером. Характер был добрый, а Билл — нет.

Поэтому характер ушел от Билла к Жиллу.

И стал Билл бесхарактерный.

Вот.

Не для кого

Новый Год очень торопился, очень боялся опоздать в город. И все-таки опоздал, потому что рейс отменили из-за снегопада, и Новому Году пришлось лететь своим ходом. Он сломал левое крыло, а из правого ветер вырвал добрую половину перьев — вот так выглядел Новый Год, когда опустился на площадь города.

Он опоздал — часы показывали уже десять минут первого. Тогда Новый Год осторожно перевел все часы в городе, чтобы никто ничего не заметил.

Потом Новый Год украсил все елки в городе, бережно положил под елки подарки. Принес из магазинов индейку и настрогал оливье. Без одной минуты двенадцать откупорил шампанское, а поскольку Президента по телевизору почему-то не было, Новый Год сам поздравил всех с самим собой.

Так как артистов в телевизоре тоже не было, Новый Год сам спел на сцене. А поскольку людей в домах тоже не было, Новый год сам разрезал торт и выпил бокал за свое здоровье.

Люди так и не появились. Пару дней назад они что-то праздновали, над городом был большой фейерверк, облачный гриб. Новый Год очень волновался, ведь люди выдумали себе новый праздник и совсем забыли про него…

В лесу

Я выслеживал его в лесу.

То ловил, то терял за деревьями его тощий силуэт, сам прятался по кустам, чтобы он не обернулся, не заметил меня. Прятал в рукаве кинжал, чтобы подобраться незаметно, вонзить в грудь по самую рукоятку.

Он шел по лесу, то замедляя, то ускоряя шаг, иногда останавливался на лесных полянах, садился в тени деревьев передохнуть. Тогда я тоже замирал, выжидал, высматривал его в свете полудня или в легких сумерках.

Я должен был убить его.

Я уже не помнил, за что. Может, он отравил моего короля или убил на дуэли моего брата, может, он обесчестил мою сестру или моя жена сбежала с ним безлунной ночью. Может, он предал нашу империю или долгие годы тиранил народ.

Я уже не помню.

Из года в год, из века в век, я иду за ним по лесу, выслеживаю в туманных сумерках тощий силуэт. Он идет в лес — все дальше и дальше, изредка оглядывается, ищет в зарослях мою ускользающую тень.

Иногда — очень редко — наши взгляды встречаются, и мы поспешно отводим глаза.

Мы идем друг за другом, он убегает, я догоняю, уже который век. Я давно уже не помню, в чем он виновен передо мной, а он давно не помнит, за что я преследую его.

Мы гонимся друг за другом по бесконечному лесу, чтобы забыть, что мы заблудились в этом лесу давным-давно и безвозвратно. Мы преследуем друг друга, чтобы хоть чем-то отвлечь свои умы. Чтобы забыть, что мы выпали из своего мира, своего измерения, что в нашем мире не осталось ничего кроме бесконечного леса.

Закон о ликвидации

На заре веков появилась идея создать супергероя нового типа — человека разумного. Новизна идеи была в том, что до этого героями комиксов становились сплошь существа неразумные, обезьяны, крупные хищники или парнокопытные. Но создатели комикса сделали ставку на человека — и не прогадали.

С самых первых серий придумали фантастическую историю, как именно человек стал разумным: крупная обезьяна поселилась в районе с высоким уровнем радиации, мало-помалу мутировала, сбросила шерсть, встала на две ноги, мозг обезьяны увеличился в два раза.

Изначально по замыслу авторов комикса человек был изгоем в мире зверей, его считали никчемным выродком, дегенератом. Очень нескоро и очень постепенно человек доказал свое превосходство. Но как доказал…

Как и положено всякому супергерою, человек был наделен сверхспособностями. Вначале его уникальные возможности ограничивались умением добывать и укрощать огонь, а так же делать из камней оружие и убивать других животных. Долгое время авторы комикса не могли придумать ничего более оригинального, и человек из серии в серию удивлял читателя фантастическими сражениями с дикими зверями и себе подобными.

Мало-помалу интерес к похождениям человека начал угасать, и к концу века сошел бы на нет, если бы права на комикс не перекупили другие авторы. Они добавили по-настоящему свежие идеи, дали человеку новые виды оружия, в частности совершенно невероятную задумку — научили человека управлять огнем. К сожалению, фантазия у разработчиков комикса оставляла желать лучшего — они привлекали внимание читателя тем, что давали герою всё новые и новые суперспособности. Но к чести авторов можно сказать, что они не просто снабжали своего персонажа чудесными возможностями, но и объясняли, как он добился того или другого, — сочинял чертежи летательной машины или дальнобойной пушки.

Интерес к похождениям человека вырос с новой силой, однако, в скором времени эпопею супергероя пришлось прекратить. Незадачливые авторы наделили человека таким разнообразием сверхспособностей, что случилось то, что должно было случиться: человек вырвался из-под контроля своих создателей, покинул пределы комикса. В канун нового 2014 года герой был казнен согласно закону о ликвидации бесконтрольных персонажей.

Уважаемые читатели, присылайте свои пожелания, биографию каких супергероев вы хотите увидеть на страницах новых выпусков «Мира Комиксов».

Которой нет

Нет, это, немыслимо.

Безумие, и ничего больше.

То есть, мы-то с вами в двадцать первом веке понимаем, что это безумие, кого ни спроси — скажет, бред полный. А в более ранние века люди упорно в это верили, в учебниках изучали, читали по параграфам, верили, сдавали экзамены. Слушали лекторов, с ученым видом кивали головами, да-да-да, так и было.

Мы-то знаем, что это легенда.

Лестница в небо.

Чушь полная, лестница в небо. Ну, вы посудите сами, вот пишут вам в истории, собрал вождь своих соплеменников, повелел выстроить лестницу от земли до небес.

И ведь верят люди.

Да вы подумайте сами, как такая лестница вообще могла быть построена? Что значит, в небо? На какое расстояние? До орбиты Плутона? За пределы Солнечной системы? За пределы Галактики? Даже для того, чтобы построить лестницу от Земли и до орбиты Плутона, нужно столько материала, сколько не найдется на всей нашей планете.

Вспомним о рабочей силе. Представьте себе, сколько нужно человек, чтобы построить лестницу от земли до небес? Представили? Ну, хотя бы приблизительно? Причем сделать это в кратчайшие сроки, за три дня и три ночи, как написано в легенде? Представили? Для того, чтобы выполнить такой титанический труд, нужно количество людей, в сотни раз превышающее современное население земли. А теперь вспомните, кому не лень, численность населения земли в начале неолита. Прикинули? Вот и скажите, как эти полтора человека выстроят лестницу в небо.

Ну и те, кто знаком с инженерным делом, скажите мне: какой материал выдержит нагрузку лестницы от земли до небес? Правильно, никакой, лестница сломается под собственной тяжестью. Но в те далекие времена лестницы, видно, не знали законов физики, поэтому лестница в небо не упала. Как же, вождь повелел, у вождя не забалуешь…

Дальше — больше. Летописцы прошлого писали, лестница была из чистого золота. И все историки послушно подхватывают — из чистого золота. И украшена бриллиантами. И райские птицы пели на перилах. И никто никогда не задумывался, откуда взялось столько золота. Как же, из казны вождя, у вождя казна у-ух, безразмерная…

Я уже не говорю о том, что земля вращается, и лестница вместе с ней, а куда она денется. И значит, рано или поздно лестница в небо столкнется с каким-нибудь небесным телом, сломается. О том, как это столкновение отразится на земле, я тактично промолчу.

Так что, это не более чем легенды.

Не может быть лестницы в небо.

А она… есть.

Я был на ней в прошлый отпуск. Взял запас еды на месяц. Дошел до орбиты Луны, погулял по лунным кратерам. Помянул тех, кто ушел по лестнице вверх и не вернулся.

На обратном пути стер себе ноги до крови, должно быть, лестница отомстила мне, что я в нее не верю.

Лестница, которой не может быть.

Лестница, которая есть.

Василёк Василиск

— Кто там?

(это в дверь стучат)

— Это василек василиск.

Хозяин гостиницы задумывается:

— Кто-кто?

— Василек василиск.

— Постойте-постойте, вы кто — василек по имени Василиск или василиск по имени Василек?

— А я не знаю…

— Ну, вы посмотрите, у вас там какое слово с большой буквы написано — василиск или василек?

— М-м-м… все с маленькой. Отоприте дверь, мне холодно!

На улице дождь.

Хозяин задумывается.

— Да как же я вас пущу-то… если вы василёк по имени Василиск, так мы вам очень рады, мы любим васильки, вы у нас на подоконнике цвести будете. А если вы василиск по имени Василёк, так как же я вас пущу, вы тут всё спалите, а то и вовсе посмотрите на нас, и мы обратимся в камень… нет-нет, я не могу вас пустить.

Утро.

Ласточки в небе.

Первый осенний туман, он всегда приходит вперед самой осени.

Хозяин выходит на крыльцо, смотрит, как падчерица подметает лестницу.

А у колодца зацвел василек.

Не было василька, а вот зацвел.

— Постойте-постойте, да не вы ли тот василек, который стучал ночью в дом?

— К вашим услугам.

— Ой, как некрасиво вышло… мы просим прощения, я был уверен, что вы василиск…

— Ничего страшного…

— Мы так боимся василисков…

— Я понимаю…

— Добро пожаловать, уважаемый василёк!

Темнеет.

Смотрит в окна луна, думает, какой ей быть, еще летней или уже осенний, ночь-то с лета на осень, с августа на сентябрь…

— Василиск! Василиск!

Крики падчерицы в темноте дома.

Хозяин бежит на лестницу, на ходу набрасывая халат.

— Василиск! Василиск!

Хозяин чиркает спичкой, оборачивается…

Темный силуэт…

Занесенный кинжал…

…человек с кинжалом замирает, обращенный в камень.

Голос падчерицы за спиной хозяина:

— Грабитель! Грабитель!

Незнакомый голос за спиной же:

— Не беспокойтесь, прекрасная леди, он больше не опасен.

Хозяин спохватывается:

— Так что ж вы не сказали, что вы — василиск?

— Я же говорил. Василиск Василек.

— Огромное вам спасибо.

— Не за что… всегда рад помочь…

Дрезд из Дроздена

В Дрездене жил дрозд. Каждый день он летал над Дрезденом и смотрел на город.

Но однажды ему сказали:

— Если вы дрозд, вы должны жить в Дроздене, а если вы живете в Дрездене, вы должны быть дрезд. Вы кто — дрозд или дрезд?

— Я дрозд, — ответил дрозд.

— Тогда вы должны жить в Дроздене, — сказали дрозду.

И выгнали его из Дрездена.

Делать нечего, дрозд полетел искать город Дрозден.

А в городе Лондоне жил слон. Каждый день он ходил по городу и смотрел на его красивые улицы.

Но однажды ему сказали:

— Если вы слон, вы должны жить в Слондоне, а если вы живете в Лондоне, вы должны быть лон. Вы кто — слон или лон?

— Я слон, — сказал слон.

— Тогда вы должны жить в Слондоне, — сказали слону.

И выгнали его из Лондона.

Делать нечего, слон пошел искать город Слондон.

А потом они встретились. Дрозд, который искал Дрозден и слон, который искал Слондон.

И отправились вместе по белу свету искать свои города.

Но так и не нашли.

Тогда они решили сами построить город. Только никак не могли договориться, какой же город им строить: Дрозден или Слондон.

Так и не договорились.

Поэтому городов Дрозден и Слоднон не существует.

Мировая линия

— А вам кого?

Хозяйка смотрит на незнакомых людей на пороге, этим-то что надо…

— А мы к мужу вашему.

Их двое. Один постарше, один помоложе.

Хозяйка вздрагивает. Как издеваются, честное слово…

— Так он умер вчера.

— Мы знаем… а мы ему одну вещь должны вернуть…

Хозяйка сжимает зубы, ну как издеваются, честное слово, будто сами не понимают, что никакие вещи мужу сто лет не нужны…

— Вот…

Протягивают моток красной веревки, длинный моток…

— А… с-спасибо… только это… не нужно, наверное, уже…

— Нужно-нужно… Это знаете, что нужно сделать…

Яркая вспышка в сознании.

Спотыкаюсь на перекрестке.

Отмечаю про себя: это здесь.

Здесь.

— Дяденька, а что вы делаете?

Жду, что меня так спросят. Вот так подойдет кто-нибудь и спросит:

— Дяденька, а что вы делаете?

И мне снова придется что-нибудь врать. Что я… м-м-м-м… вот так даже ни одна ложь на ум не приходит. Что я тротуар огораживаю, видите, тут ремонт будет… А? Чего ремонт? Не знаю, чего, моё дело — огородить. Нет-нет, не бойтесь, воду не отключат. И свет не отключат. И интернет тоже. И вообще кончайте в интернете сидеть, вон какая погода стоит.

Нет. Никто ничего не спрашивает, всем без разницы, все спешат по своим делам. Выхожу на трассу, продолжаю тянуть тонкую красную нить через улицу…

…визг тормозов.

— Парень, ты мне еще раз под колеса сунешься, я тебе башку отверну на хрен!

Смотрю вслед автомобилю.

Он разобьется сегодня, подрежет кого-то на мосту, вылетит в реку, грохнется о парапет.

Провожу линию.

Одну.

Другую.

Третью.

Я так всегда работаю, сначала выискиваю точку, в которой линии сходятся.

Яркая вспышка в сознании.

Это здесь.

Здесь.

Втыкаю колышек.

Тяну от колышка линии, тонкие нити, красные, синие, зеленые, черные, белые. Это они не от природы такие, нет. Это я их сам разрисовываю, чтобы понятнее было, а то запутаюсь к чертям, мало не покажется.

Итак, здесь они сходятся. Две линии. Закрепляю нити на тонком колышке.

Осторожно разматываю одну из нитей. Я называю её Герда. Так написано на линии. Может, я написал. Может, еще кто.

Я не помню.

Итак, Герда. Теперь линия идет вдоль улицы по тротуару. А вот здесь линия свернет в кафе за столик у окна. И снова на улицу. Потом в магазин одежды. Вот так. Потом снова на проспект, с проспекта в маленький переулок, в подъезд, по узкой лестнице, потом в маленькую комнатку под самой крышей. Потом линию снова нужно спустить из комнатки, несколько раз попутать по городу, перевести в предыдущий год. Потом линия идет прочь от большого города на вокзал, по рельсам, по рельсам, через холмы, через реки, через туннели, в крохотный городишко, даже не отмеченный на карте, в маленький дом у околицы, в комнатку на чердаке, потом в большую кухню, никуда-ты-не-поедешь-выдумала-тоже-актрисой-она-станет-да-все-актрисы-шлюхи-там-все-через-постель, потом ниточка петляет по крохотному городку, а начнется она в этом же доме в большой спальне…

Вот так.

Закрепляю колышек.

Теперь к колышку нужно привязать две другие линии, с которой началаса третья. Пока они обозначены просто — фазе и мазе, а нет, дер фатер и ди муттер надо было написать… дер фатер унд ди муттер поехали на хутор…

Возвращаюсь в большой город на перекресток. Веду другую линию. Она у меня обозначена как Алекс. Потом линия потянется к роскошному отелю в центре города, в казино, в бар, снова в казино, потом в аэропорт, потом на виллу на побережье, в комнаты наверху, в отцовский кабинет сидишь-сиднем-хоть-бы-слетал-куда-развеялся, потом в престижный университет (отчислили), потом Баунти (острова такие), потом Мальдивы (тоже острова такие), потом Париж, потом Пекин, потом еще что-то, какие-то репетиторы, курсы, учебники, брошенные на пол — сами-читайте-свои-гребаные-книжки, какие-то развивающие курсы… Начнется эта линия здесь… нет, вру, не здесь, а на Лазурном берегу.

Вбиваю колышек, цепляю линию.

Готово.

Цепляю еще две, фазе и мазе.

Вот теперь действительно, фазе и мазе.

Возвращаюсь в город, где встретились две нити, Герда и Алекс.

Жду.

Я уже знаю, что будет. Вот идет Герда быстрым шагом, ей какую-то роль обещали и не дали, ну, актриса из неё, мягко скажем, так себе. Вот Алекс несется на скорости сколько-то там в час, сколько-то там промилле, отсюда не вижу, сколько…

…машина впечатывается в стену.

Отворачиваюсь.

Не люблю смотреть на кровь, сколько смотрю, столько не люблю.

— Злой ты.

Это жена.

Моя жена.

— Злой, злой, злой!

В пылу какой-то очередной ссоры, уже не помню, что там не поделили, шубу новую не купил или ковер сигаретой прожег.

Пожимаю плечами.

Сама знала, за кого замуж выходит.

Хочу в ответ наорать, забыла, как у неё самой мировую линию выправил, если бы не я, где бы она сейчас была, нигде бы она сейчас не была, в сырой земле, а так живет, ну, не по-царски, конечно, но тоже жить можно…

Смотрю на линии.

Герда.

Алекс.

Осторожно развожу их в стороны.

Люди меня не видят.

Не замечают.

— А это что… ремонт, что ли?

Тетенька с авоськами смотрит на меня, на ленты в моих руках.

— А-а-а… ага, ремонт.

— А что, воду отключат?

— Да нет, не отключат… э-э-э… асфальт ремонтировать будут.

— А у нас перед домом когда? Не пройти, не проехать!

Отбиваюсь от рассвирепевшей тетеньки:

— Да я же не знаю, я же не администрация…

— Да я на вас жалобу накатаю, ни черта не делаете, только деньги получаете!

— Ты чего такой?

Это жена.

— Да… день тяжелый.

— Да у тебя все дни тяжелые.

А ты как хотела, сама знала, за кого замуж идешь…

Жена замирает. Приглядывается ко мне.

— Или опять?

— Чего опять?

— Ох, дождешься, тебя с работы выкинут…

— А ты не каркай, тоже мне Каркуша нашлась…

Визг тормозов.

Машина кувырком.

Артур выбирается их машины, наклоняется над Гердой…

— А что-то у вас вот тут линии не оборвались…

Это шеф.

Развожу руками.

— Ошибся.

— Что-то часто вы ошибаться стали…

Это наш с шефом разговор.

Которого не было.

Разговора.

И шефа тоже.

Я сам себе хозяин…

Сам…

«Повесить мировую линию над перекрестком».

Это из моего ежедневника.

Вспомнить бы еще, что это значит.

«Узнать про человека без мировой линии».

А вот это я помню.

Человек.

Без мировой линии.

Я увидел его вчера вечером на перекрестке. Еще подумал — показалось, ну быть не может, чтобы человек без мировой линии. Присмотрелся — нет, никакой ошибки.

— Постойте! Вы обронили!

Это я. Вынимаю из кармана телефон, бегу за прохожим без мировой линии.

Оборачивается.

Парень как парень, ничего примечательного.

— Э-э-э… — он хлопает себя по карманам, вытаскивает свой телефонишко непонятной модели, — э не, это не мое.

Отчаянно соображаю, что дальше. А почему у вас нет мировой линии — вот так в лоб спросить. Не поймет. А вам не кажется, что мы где-то встречались. И что дальше. Разрешите с вами познакомиться. Что за ерунда, это если бы я к девушке подошел, это сгодилось бы, а тут парень, или сейчас и это в порядке вещей…

Хватаюсь за соломинку:

— А заработать не хочешь? Мне тут на даче кой-чего надо, у меня спина…

Парень смотрит на меня, как кажется, с презрением:

— Да не, всю неделю занят… вообще из института из этого не вылезаем…

— А-а-а, учишься…

— Да не… мы там пятое измерение делаем.

Говорит с гордостью. Ага, вот чем тебя зацепить…

— Ну, вообще круто, я думал, у нас молодежь вообще пропащая, а тут…

— Да какая молодежь, мне тридцать один…

Киваю.

Что-то щелкает в памяти.

Тридцать один…

Тридцать один…

Хочу спросить, как звали его родителей.

Не спрашиваю.

Уже знаю.

Вывожу мировые линии.

Одну, две, десять.

— Дяденька, а что вы делаете?

Вот так. Началось.

— А оцепляю…

Вешаю линии.

— А снег бросать будут?

— Ага…

Весь город опутан тонкими линиями.

Да что город — весь мир.

Где-то погуще, где-то пореже, где-то и вовсе такое хитросплетение линий, что не разобрать.

А надо.

Разбирать.

А здесь они обрываются.

Все.

Разом.

Кто?

Да линии, кто же еще.

Странное чувство. Вернее, вообще никаких чувств. Тут надо испугаться. Прийти в отчаяние. Ну, я не знаю еще, что.

А тут — ни-че-го. Мысли какие-то всё не о том, левый ботинок жмет, правый разваливается, на хрена я их вообще купил, а дома картошки нет, жена купить просила, или чего-то другого нет, сейчас уже и не помню, чего, да я никогда ничего кроме работы не помню, сколько раз ей говорил, меня по хозяйству что-то просить бесполезно, а в парке объявление какое-то висело, птиц там каких-то экзотических привезли, только адрес не указали, вот теперь ходи по парку, ищи-свищи этих птиц…

Не о том думаю, не о том.

Смотрю на оборвавшиеся линии.

Пробивается в голове через птиц, через ботинки, через все одно-единственное —

Почему?

Вот так.

В один момент.

Были линии.

И не стало.

Нет, они не обрываются, тут другое что-то. Изгибаются, плавятся, как будто попытались вырваться в другое измерение и сгорели.

Вздрагиваю.

В другое измерение.

В другое…

А я узнал, где оборвется его мировая линия.

Даром, что у него нет никакой мировой линии.

А вот.

Это сложно — проследить мировую линию, которой нет. Это высчитывать надо.

Ему будет сорок лет.

Он умрет в самолете.

Странно, что не в аварии, а так, просто. Тут даже не сердце, тут я не знаю, что. Тут ничего. Вот так бывает, был человек — и нет.

Как обрезать мировую линию.

Это я записал в ежедневнике.

Тут же зачеркнул.

Невозможно обрезать линию, которой нет.

Оставьте свои исследования, это плохо кончится.

Репетирую эту фразу.

Снова.

Снова.

Снова.

Понимаю, что ничего я ему не скажу.

Бесполезно…

А здесь был мир.

А?

Нет, сейчас его нет уже.

Почему нет-то? Да физик какой-то его разнес… доигрался с измерениями… то есть, не он доигрался, это уже после него.. он умер, в самолете там что-то с сердцем… а ученички его уже поиграли с измерениями… устроили… А? Ну, если бы еще лет двадцать пожил, глядишь, доделал бы чего…

…просыпаюсь.

Спрашиваю себя, что я видел.

С кем я только что говорил. Кто мне только что отвечал.

Не знаю.

КАК ОБРЕЗАТЬ МИРОВУЮ ЛИНИЮ

НАЙТИ…

КАК ОБРЕЗАТЬ СЕБЕ МИРОВУЮ ЛИНИЮ

НАЙТИ…

КАК ПРИШИТЬ К МИРОВОЙ ЛИНИИ КУСОК ДРУГОЙ МИРОВОЙ ЛИНИИ

НАЙТИ…

Ничего я этого не ищу.

Негде искать.

Ни один поисковик таких ответов не даст.

Всё сам.

Ничего…

Не привыкать…

— Здравствуйте. А вы жена такого-то?

…и здесь даже неважно, какого — такого-то, может, у него вообще нет имени…

Да, а что?

— Вы только не бойтесь… Мировая линия вашего мужа…

Вот так вот скажут моей жене.

Вернее, не скажут.

Некому будет сказать.

— А вам кого?

Хозяйка смотрит на незнакомых людей на пороге, этим-то что надо…

— А мы к мужу вашему.

Их двое. Один постарше, один помоложе.

Хозяйка вздрагивает. Как издеваются, честное слово…

— Так он умер вчера.

— Мы знаем… а мы ему одну вещь должны вернуть…

Хозяйка сжимает зубы, ну как издеваются, честное слово, будто сами не понимают, что никакие вещи мужу сто лет не нужны…

— Вот…

Протягивают моток красной веревки, длинный моток…

— А… с-спасибо… только это… не нужно, наверное, уже…

— Нужно-нужно… Это знаете, что нужно сделать…

Леди На Лестнице

— А вас за что сюда?

Это ко мне обращаются. Понять бы еще, где я, и кто они все, которые меня обступили, и вообще как я сюда попал…

— А вас сюда за что?

Отчаянно соображаю, развожу руками:

— Ни за что.

— Как ни за что, раз попал сюда, значит, виноват…

Спохватываюсь:

— А… ну да. За убийство.

Тот, кто спрашивал меня, фыркает:

— Ишь, умный какой, тут все за убийство.

— Ну отчего же все, очень даже не все, я вот, например, украла бриллиантовое колье, — возражает кто-то.

— А я продал врагам чертежи звездолета на паровом ходу.

— А я…

— Хватит, хватит… это всё понятно… а ну-ка дайте на вас посмотреть…

Отскакиваю.

— Я… не позволю.

Понимаю, что придется драться. Одному против всех.

— Ладно, оставьте его, черт с ним…

Отворачиваются, уходят. Все. Разом. Я даже не ожидал, что они так быстро от меня отступят, не будут требовать, настаивать, ничего не будут…

Меня.

Оставляют.

Одного.

Идут в гостиную пить чай.

Странное чувство, обида какая-то, как в детстве, а-а-а-а, со мной играть никто не хо-о-о-чет…

Отворачиваюсь.

Оглядываю дом — не дом, настоящий замок, винтовая лестница извивается по этажам, сквозь узкие арки пробивается серый сентябрьский вечер, освещает картины на стенах, на картинах сплошь книги, книги, книги, книги…

— А у меня привидение есть.

Оборачиваюсь. Её я, кажется, ещё не видел… нет, видел, она поодаль стояла, когда меня допрашивали.

Она повторяет:

— А у меня привидение есть. Хотите, покажу?

Киваю:

— Хочу.

Жду, что она набросит на себя белую простыню и завоет страшным голосом.

Что-то белое, полупрозраченое появляется на лестнице наверху, горестно вздыхает, идет по ступенькам. Только сейчас понимаю, что вижу женщину, молодую, вроде бы миловидную, светлые волосы до пояса, белое платье, лицо не видно, стоит спиной… поворачивается, — еле сдерживаюсь, чтобы не заорать во всё горло, когда вижу почерневший от времени череп вместо лица.

— Вот… у меня привидение… её муж убил… а потом она с того света вернулась и его убила.

Призрак тает в пустоте.

— Вот оно как…

— Меня из-за этого сюда… из-за привидения.

Удивленно смотрю на неё:

— Да ну?

— Ну да. А вас из-за чего?

— Слушайте, ну честное слово, не знаю.

— А дайте я посмотрю.

Отступаю от неё, назад, назад, назад, почему я не хочу, чтобы она меня смотрела, почему…

Натыкаюсь на кого-то сзади, кто-то хватает меня…

— Нет, ты правда, показывай, что у тебя там, а то мало ли…

Пытаюсь оправдаться.

— Да я ничего такого…

— Чего — ничего такого, скрываешь, значит, есть, чего скрывать!

Они обступают меня, гневно шуршат страницами…

Крик.

Там, внизу.

В гостиной.

Все разом забывают про меня, кидаются кубарем по лестнице вниз, в гостиную, шуршат страницами, расталкивают друг друга, у кого-то выпадает листок, успеваю прочитать — «…эта ночь выдалась особенно тёмной, ближе к полуночи разразилась гроза, и мне казалось, кто-то ещё должен умереть в эту ночь…», а дальше не успеваю, страницу отнимают.

Возгласы.

Крики.

— Быть не может…

— Невероятно…

— Какой кошмар…

Расталкиваю толпу, пробираюсь вперед, вижу…

…кто-то еще пытается вытащить большую книгу из пылающего камина, но тщетно, — пламя уже пожирает обложку.

И кто-то в толпе — кажется, тот, кто первый спрашивал у меня, а тебя за что — провозглашает, громко, отчаянно:

— Убийство!

— Где вы были в момент убийства?

Это спрашивают меня.

— Я говорил с…

…понимаю, что не знаю её имени.

— ..у неё привидение.

— А, с Леди На Лестнице… понятно. Леди, вы это подтверждаете?

— Да, сэр.

— Леди, а вы сами где были в это время?

— Я говорила с…

— Дом Изгнанников, — называю своё имя.

— Кто может подтвердить это?

Киваю:

— Я могу подтвердить.

Потерянный Свет недоверчиво смотрит на меня:

— А ведь покойный всё с расспросами к вам приставал, что да как, да почему, да за что вас сюда… Вы на него злобу затаили, не так ли?

— М-м-м…

— Значит, вы его и убили?

Фыркаю:

— Если буду убивать всех, кто на меня злобу затаил, вокруг меня вообще никого не останется.

Леди На Лестнице хихикает.

Нас допрашивают. Всех. По очереди. Все оживлены, еще бы, настоящее убийство, в кои-то веки наши знания пригодились…

— А вы где были? — спрашивает Потерянный Свет у книжонки в невзрачном переплете.

— В чайной беседке.

— Кто может подтвердить это?

— М-м-м… н-никто.

— А вот ваша вчерашняя ссора с покойным…

— Да он меня довел, понимаете!

— Вы тогда крикнули, что убьете его.

— Да вы понимаете… ну, в сердцах я, в сердцах…

— Что в сердцах, всё очевидно, вы его…

Спохватываюсь:

— Стойте! Это не он!

— Не он?

Все недовольно смотрят на меня, а тебе вообще кто право голоса давал…

— Где вы видели, чтобы убийцу сразу нашли? Где вы видели, чтобы убийцей был тот, кого сразу подозревают?

На меня смотрят со снисхождением, а ведь дело говорит.

— А я видел…

Это уже позже. В маленькой гостиной на третьем этаже, где в окна заглядывает осенняя луна.

— А я видел…

Это книжечка в потертом переплете.

Спрашиваю:

— Что вы видели?

— Я видел… как убийцу с самого начала подозревали.

— Где?

— А вот…

Открывает свои страницы, читаю…

Не понимаю:

— Это что? Сразу нашли, кто убийца?

— Ну…

— Ну, так неинтересно.

— Вот именно… вот меня сюда и отправили… А вон Роза Во Льдах, у неё вообще убийцу не нашли. А вон Опера Призрака, там убийства не было, оказалось, герой сам застрелился.

Ударяет гонг.

Раз.

Два.

Три.

Все встают, все направляются к лестницам, понимаю, что нас хотят собрать в зале на первом этаже.

Рассаживаемся по креслам, Леди на Лестнице тянет меня за собой, усаживает рядом с собой.

— Итак, дамы и господа, сейчас я назову имя убийцы…

Смотрю на Потерянный Свет, похоже, он здесь за главного.

— …убийца тот, от чьего имени ведется повествование!

Недовольный ропот в зале.

Кто-то испуганно ахает.

— Но… это же против всяких правил!

— Нет-нет, этот прием считается в детективе законным! Итак, дамы и господа, я спрашиваю вас: у кого из вас повествование идет от первого лица?

Молчание.

Тишина.

Потерянный Свет поворачивается к сидящему у окна:

— У вас?

— Н-нет.

— Покажите себя.

Книга покорно раскрывает страницы.

— Гхм, и правда… а у вас?

— Нет.

— Покажите.

Шорох страниц.

— Пожалуйста.

— И правда… А у вас?

— Вот.

— Гхм… Вы?

Председатель подходит к Леди на Лестнице.

Пауза.

— Я…

— У вас повествование от лица убийцы?

Меня передергивает. Чувствую, что должен заступиться за Леди, здесь, сейчас, да почему должен, кому должен, кто мне вообще эта Леди, никто…

Леди На Лестнице открывает страницы.

— Вот. Рассказчик — друг убийцы… «В ту роковую осень, когда я приехал к Эдварду, он переживал один из самых тяжелых периодов своей жизни — он только что потерял молодую супругу, прелестную Элизабет, которая…»

— Довольно, довольно… Благодарю вас… а вы что скажете?

Потерянный Свет поворачивается ко мне.

С трудом выжимаю из себя слова:

— У меня… повествование… не от имени… убийцы.

— Покажите.

Хочу заорать, возмутиться, вы не имеете права, за кого вы меня принимаете, как вы можете мне не верить — тут же умолкаю, понимаю, что не отвертеться.

Спохватываюсь.

— А… а у убитого от чьего лица повествование было?

— Постойте-постойте, дайте вспомнить…

Напоминаю:

— Убитая книга называлась «От первого лица»

— А, ну да… от лица убийцы. Верно.

— Ну вот видите… сожалею, уважаемый председатель, но на этот раз ваша проницательность вас подвела.

Откланиваюсь.

— Что же, в таком случае…

Председатель не успевает договорить. Стук в дверь. Два джентльмена на пороге, один из них держит в руках…

Нет…

Не может быть…

Совпадение…

И всё же…

Так и есть — книга с надписью «От первого лица», посетитель бережно опускает книгу на полку.

— Мы приносим свои извинения, — начинает человек, — произошла ужасная вещь. Недавно мы имели честь посетить вашу великолепную библиотеку и в результате вопиющей неосторожности я уронил в камин одну из книг… «От первого лица». Но не беспокойтесь, пожалуйста, я заказал в типографии точно такую же книгу, лучший мастер сделал переплет… мы еще раз приносим свои глубочайшие извинения…

От Первого Лица смотрит на гостей:

— Ничего страшного, господа. Но впредь прошу, будьте поосторожнее.

Пауза.

— Как так? Этого не может быть! В детективе непременно должен быть преступник, злой умысел!

Это председатель.

— Но это не детектив… это жизнь…

…я проснулся среди ночи оттого, что кто-то остервенело колотил в ставни. Всё бы ничего, но я снимал комнатенку на третьем этаже под самой крышей и вряд ли кто-то мог добраться до моего окна, не сломав себе шею. Я даже было подумал, что летучие мыши устроили переполох — но стук повторился. Кто-то очень хотел войти…

Набросив халат, я распахнул окно — и в комнату влетела книга.

— Чему обязан столь поздним визитом? — спросил я.

— Спасите её… прошу вас…

— Простите — кого?

— Книгу… мою Леди…

— А что с ней? — я уже готов был звонить переплетчику по поводу того, что очередная книга повредила обложку.

— Они уничтожат её…

— Кто?

— Да книги же, книги! Они решили, что это она убила «От Первого Лица»…

Полный бред… я же говорил, это я уронил книгу в камин… честное слово, не хотел… я всё исправил…

— Но им обязательно нужен преступник! Они же детективы! Они ищут убийцу! Их слишком много, я не смогу их остановить. Вы же человек… вы же можете…

Я уже протянул руку, чтобы надеть пальто, но тут же спохватился:

— М-м-м… Может, позвать подкрепление? Давайте я соберу других людей…

— Некогда, уважаемый сэр.

Меня передернуло:

— Книги — народ серьезный, как бы они меня одного не разорвали на куски.

— Я вам обещаю.

— Вы?

— Я вам обещаю, — повторила книга, — с вами ничего не случится.

— Откуда вы так уверены?

Детектив замахал страницами:

— Вот, посмотрите… я знаю вашу историю… от начала до конца…

Уже выбегая на лестницу, я успел прочитать первые строчки книги:

— А вас за что сюда?

Это ко мне обращаются. Понять бы еще, где я, и кто они все, которые меня обступили, и вообще как я сюда попал…

— А вас сюда за что?

Отчаянно соображаю, развожу руками:

— Ни за что.

Я побежал за книгой, которая уже полетела в темноту улиц, подсвеченных фонарями — я догадывался, что она хранит в себе немало тайн, которые касаются моей судьбы…

Вокруг фонаря

…когда нет тумана, можно подняться на башню и посмотреть в телескоп на фонарь, вокруг которого вращалась наша планета. Фонарь был очень красивый, старинный (наверное, он был поставлен еще в позапрошлом веке), он был украшен фигурками фантастических птиц. До наших дней астрономы знали только пять фигурок, мне же посчастливилось открыть еще две — моё имя внесли на доску почёта.

Если очень-очень приглядеться, можно было увидеть улицу, подсвеченную фонарем, а иногда — если очень-очень повезет — угол дома и освещенное окно, на балконе которого были розы.

В кругу ученых не утихали споры, сколько еще будет гореть фонарь, и долго ли до рассвета. Кто-то говорил, что рассвет не наступит никогда, и фонарь будет гореть вечно — но таких умников поднимали на смех.

Кто-то осторожно спрашивал, что будет, когда фонарь погаснет — но таким умникам ничего не отвечали…

Ку-ку

Ку.

Что такое ку?

Верно — полгода.

А вот почему Ку — это полгода, никто толком и не знает.

На контрольной только трое ответили.

А всё просто.

Что кричит ку-ку-шка?

Верно, ку-ку.

Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?

И начинается.

Ку-ку —

Год.

Ку-ку.

Два года.

Ку-ку.

Три…

Вот.

А ку — это год.

Ходит человек по лесу, ищет Ку-Ку.

Утром-то он на огороде рылся, землю копал, а потом в лес пошел.

Соседи смотрят, головами кивают, молодец человек, работящий, хозяйственный, чуть свет, он уже землю копает, вот бы и нам так.

Человека Марком зовут.

Ходит, собирает в корзину Ку.

Ку-ку, ку-ку, ку-ку.

Ку-ку и не сразу найдешь, кукушки же, они везде летают, порх-порх, ку-ку своё роняют в траву… Это редко повезет, если ку-ку-шку увидит и сразу спросит:

Ку-ку-шка-ку-ку-шка, сколько мне жить осталось?

И подбирает ку-ку.

А так обычно ходит по лесу, ищет.

Собирает в корзину.

Полгода.

Год.

Два.

Три.

Вот и корзина полнехонька на двадцати годах.

Идет человек домой.

Человека Марком зовут.

Дом у Марка хороший, добротный, Марк его сам своим руками построил, а что, Марк на все руки мастер.

Приходит Марк домой, плащ на крючок вешает, болотные сапоги снимает, чаю себе брусничного заварит…

А вот куда Марк ку-ку сложит?

В корзину?

Нет.

В шкаф?

Нет.

На каминную полку?

Не-ет…

Неужели не догадались?

Правильно.

Конечно, в часы.

Да не в простые, а в часы с ку-ку-шкой, вот она и будет куковать:

Ку-ку.

Ку-ку.

Ку-ку.

Много у Марка ку-ку. Много лет. Вот год, кода Марк в Грецию ездил. Вот год, когда Марк миллион выиграл, дом себе купил. А вот…

А вот это Ку, это особенное Ку.

Это полгода, когда Марк с Элизабет встретился.

Элизабет…

…в дверь стучат.

Не успел Марк про Элизабет рассказать.

Звякает колокольчик над дверью.

Марк открывает — в прихожую врывается шум дождя.

Входит человек, мокрый до нитки.

— Вечер добрый.

Марк кивает:

— Добрый.

— Позвольте обсушиться…

— Да, конечно же… входите…

Марк разводит огонь в камине, пламя лижет хворост.

Кукушка распахивает дверцу в часах:

Ку-ку.

Год.

Хороший год.

Урожайный.

Счастливый год.

В этот год у Марка с Элизабет сын родится.

Гость с удивлением смотрит на ку-ку, видно, первый раз видит, чтобы ку-ку из часов выпало. Марк хочет незаметно подхватить ку-ку и закинуть обратно в часы — а поздно, видит взгляд гостя, заметил гость.

Ку-ку.

Делать нечего, Марк открывает часы, вынимает ку-ку, раскладывает на столе среди чашек, ку-ку рассыпаются с легким стуком, поблескивают в свете очага.

Марк показывает. Вот это годы, которые уже прожиты, вот это Марк диплом получил, вот это Марк в детстве велосипед собрал, сам собрал, детали по помойкам нашел, в горы поехал, потом велосипед у Марка развалился… А это вот Марк с приятелями лодку тащит, по озеру плавать будет, а это будущее Марка, в этом году Марк с женой и детьми в Египет поедет…

Гость смотрит.

Восхищается.

Похоже, первый рад гость видит такое.

А вот…

— А это что?

Гость подхватывает Ку, вертит на ладони.

Марк с воодушевлением рассказывает, а это его лучшее Ку, это полгода, когда Марк Элизабет встретил, в городок один на полгода по работе заехал и встретил, под конец хотел телефон попросить, а вместо этого ляпнул — выходи за меня…

Гость хмурится.

— Так это же мои полгода.

— Простите?

Это мои полгода. А я-то дурак смотрю-смотрю, куда Бетти подевалась, а она вот она где!

Марк хочет возразить, не успевает. Гость перебирает года, один за другим, один за другим…

А это что? А это же моя победа должна быть, а не твоя, ты хоть учебник физики раз в жизни раскрывал, лауреат ты наш?

Марк снова не успевает ничего сказать.

— А это что… ничего, что на выигрыше не твоя фамилия написана?

Марк откашливается:

— Мне очень жаль… боюсь, произошла ошибка… не беспокойтесь, я верну вам ваши годы… посмотрите, какой из них ваш?

Гость наклоняется над столом.

Смотрит.

Марк взмахивает топориком.

Ку-ку.

Второпях обшаривает карманы гостя, высыпает на стол годы, годы, годы, годы, годы, ку-ку, ку-ку, ку-ку…

А хорошие годы у человека, уж куда лучше, и жена у него, и детишки, и по белу свету он поездил, журналист какой-то преуспевающий…

Ку-ку-шка в часах.

Ку-ку.

Ку-ку.

Ку-ку.

Марк снова роется на заднем дворе, копает землю, соседи смотрят, кивают, работящий человек Марк, и огород у него в полном порядке… нам бы так…

Начала и середины

Первое начало

— И давно это у вас?

Он смотрит на меня, перебирает данные.

— Три года.

Меня передергивает. Вертится на языке фраза — где ж вы раньше-то были — н говорю, мне это не поможет, это уже ничего не изменит.

— Что же… будем лечить.

Добавляю про себя — знать бы еще, как.

Второе начало

Вот было такое, мечтали, что болезней не будет.

Когда не будет?

Когда возродимся в новой жизни.

Переход людей к оцифрованному сознанию планируется не позднее 2050 г…

Умирали в муках, корчились от боли, мечтали, вот потом не будет всего этого, боли, страданий, смертей, там, там, в будущем, далеком и безоблачном, где не будет ни мора, ни глада, ни смерти, где люди откажутся от материальных тел…

Третье начало

Эта книга о нелегкой борьбе, которую я вёл со своей болезнью. О нелегкой борьбе, в которой я одержал победу, несмотря ни на что. Были моменты, когда мне хотелось опустить руки и сдаться, и только поддержка близких помогла мне пережить черную полосу моей жизни. Я адресую эту книгу всем тем, кому кажется, что уже всё потеряно, и в жизни никогда не будет ничего хорошего. Этой книгой я хочу показать, что выход есть всегда.

Первая середина

— Опишите симптомы.

— Ну, вы понимаете… у меня такое чувство… как будто я не один… как будто в моей голове еще кто-то…

— В смысле? Голоса?

— Да нет… как будто кроме моей личности ещё какая-то личность в голове живет.

— Раздвоение личности…

— Навроде того.

— А это, знаете, вирус сейчас ходит…

— Да в том-то и дело, что проверялся я на вирусы, ничего такого!

— Да? Интересно, интересно…

— Вам, может, и интересно, а мне-то как с этим жить?

— Мы обязательно вам поможем… Не волнуйтесь вы так…

Вторая середина

Из отчета.

…имеем дело с беспрецедентным случаем, первым в мире заболеванием. Каким-то образом в сознании одного человека выросло, подобно раковой опухоли, другое сознание. План лечения будет устанавливаться и корректироваться по ходу лечения…

Третья середина

— Вот что… боюсь… у нас нет другого выхода… Мне придется поговорить с вашей второй половиной.

— В смысле… с моей женой? Я не женат…

— Да нет… с тем сознанием… которое выросло внутри вашего.

— Нет, об этом даже речи быть не может.

— К сожалению, тогда я не смогу вам помочь.

— А это… обязательно?

— Боюсь, что да… Не беспокойтесь, это ненадолго… на полчаса… не больше.

— А вы уверены, что я…

— …вернетесь в свой разум, вернетесь.

— А если нет?

— Я гарантирую… вернетесь…

Четвертая середина

Сеанс

— Это вы, Крайтон?

— Крайтона здесь нет.

— Значит, вы и есть его альтер-эго?

— (смеется): Я себя таковым не считаю.

— Ну… вы живете в его сознании…

— …скорее, он живет в моем.

— Как вас зовут?

— А это имеет значение?

— Вообще-то да.

— Спросите об этом Крайтона. Он знает.

— Он говорил, что ему ничего не известно про вас.

— (иронично): Да неужели?

— И всё-таки, как вас зовут?

— Черных моя фамилия.

— И откуда вы…

— …а вы сами догадайтесь. Зря, что ли, учились?

— Да знаете, первый раз такое вижу…

— Ну-ну… Это мы не проходили, это нам не задавали… парам-пам-пам…

— Расскажите пожалуйста…

— …ничего я вам больше не скажу.

— Но…

— Черр-р-р-т…

— Это вы, Крайтон?

— Я, конечно, кто же еще-то…

— Я говорил с вашим вторым я…

— Да? И что же?

— Боюсь, придется задать вам несколько вопросов…

Первое окончание

— Скажите… а вы кем работаете?

— Оцифровщиком сознания. А что… это имеет значение?

— Похоже, что имеет… а кем вы работали?

— Оцифровщиком сознания.

— Вы работали один?

— Н-нет…

— У вас был партнер по бизнесу, не так ли?

— Да.

— Как его звали?

— Послушайте, это не имеет никакого отношения к…

— Его фамилия была Черных, не так ли?

— Откуда вы…

— …знаю. Он умер?

— Да. Несчастный случай…

— А вы уверены, что это был несчастный случай?

— Он остался в конторе на ночь…

— …а где вы были в эту ночь?

— Я бы не хотел…

— …боюсь, это очень важно.

— Я был у одной дамы…

— …и она, конечно же, может это подтвердить?

— Разумеется.

— И сколько вы ей заплатили за то, чтобы она подтвердила?

— Откуда вы…

— …вы убили совладельца вашего бизнеса… не так ли?

— Вы ничего не докажете, я…

— Обычное дело… к сожалению, не такая уж редкая ситуация. Каким-то образом он завладел вашим сознанием…

— Вы сможете уничтожить его?

— А почему я, собственно, должен его уничтожать? Вы убили его, и…

— …доктор, а ничего, что вы оцифровали своё сознание без лицензии?