Бесплатный фрагмент - Долгая память

ПОВЕСТИ

ДОЛГАЯ ПАМЯТЬ

Больше всего я расстроилась в музее истории Риги. Знала бы — не пошла.

Сам по себе музей, — часть ансамбля Домского собора, обычный, в смысле, интересный. Я вообще люблю все это рассматривать: кремневые наконечники, каменные топоры, оловянные брошки с грубыми застежками, рыцарские доспехи, городские ключи размером с курицу, модели парусников и дуэльные пистолеты — игрушечное детство человечества. И всегда найдется что-нибудь особенное: на втором этаже мы набрели на деревянную фигуру барабанщика шведской армии, который ростом был с десятилетнего мальчика, а лицом напоминал Петра I. Приезд русского царя в Ригу, — решили мы, произвел на рижан такое сильное впечатление, что оно отразилось в прикладном искусстве.

А про визит этот рижане рассказывают с удовольствием, нажимая на факт, что в Ригу император явился инкогнито — но в сопровождении двухсот саней. Горожане вежливо делали вид, что Петра не узнали: ну так, путешествует молодой человек роста раза в полтора выше среднего и со свитой… Добавлю, не удержусь, свой любимый исторический анекдот, с Ригой, правда, не связанный. Приезжает в Кенигсберг Петр I, и губернатор хвастается перед гостем технической новинкой — самодвижущимся инструментом для колесования. Петр, человек, как известно, любознательный, до техники охочий, просит показать новацию в действии. Губернатор огорченно разводит руками: как назло, сейчас в тюрьме — ни одного осужденного. «Ну что за пустяки, — отвечает император, — да возьмите хоть из моей свиты»…

…Надо сказать, что и Рига произвела на Петра впечатление. Рассматривая гравюры старого города, мы мгновенно угадывали очертания Петропавловской крепости. Видимо, дома под остроугольными крышами, огражденные надежной каменной стеной, показались великому реформатору воплощением его западной мечты…

Я посмеялась петровским усикам барабанщика и двинулась дальше. Мой спутник окликнул меня и невежливо показал пальцем на разверстую спину деревянной фигуры. Нагнувшись, я заглянула внутрь: шестеренки и катушки с намотанными на них веревками должны были, по-видимому, приводить в движение сложный механизм и побуждать барабанщика стучать палочками и крутить головой. Буквально, как в фильме «Лучшее предложение», где главный герой собирает шестеренки от робота, которого изготовил когда-то чешский мастер-часовщик. Я думала, это фантазия авторов фильма, но, оказывается, такие роботы были в позднем средневековье обычным делом. Если подумать, то часы устроены сложнее…

То есть все начиналось очень хорошо. А расстроилась я в зале, который показывал быт советского времени. Кстати, ничего драматического: они не заострились на темных сторонах жизни под советским гнетом. Я вошла в этот зал и начала радостно кидаться от одного предмета к другому: «Ты это никогда не видел — „Sigulda“, их на заводе ВЭФ изготавливали, мы крутили тумблер и слушали „вражеские“ голоса по такому приемнику»…

— Послушай, — спросил мой спутник, — на чем она работала — на газе или электричестве? Рядом с белой плитой стояла корзинка с дровами. — Дрова что ли туда засовывали?

— Ты что, это духовка!

Что-то случилось вдруг со мной. Словно все вокруг: молодой человек в куртке с капюшоном, служительница на бдительном посту, музейные витрины с советскими рублями — отступило и пропало из поля зрения. Я, шестилетняя девочка с двумя косичками, стояла на кухне, у белой плиты, а мама, молодая, в зеленом крепдешиновом платье, держала в руках широкую алюминиевую кастрюлю: «Леночка, проверь, нагрелась ли плитка».

И я, взрослая тетя, стоя посреди рижского музея, послушно протянула руку над черным кружком… Это называется «долгая память». Я забыла, от чего работает плита, но рука помнила движение: ладонь идет медленно вниз, навстречу нагретому воздуху…

— Электрическая, — догадался молодой человек, нагнулся и обнаружил провод. ***

На стене висела фотография — знаменитый Балтийский путь. Летом 1989 года живой цепочкой от Таллина через Ригу до Вильнюса стояли люди, взявшиеся за руки. И я была в этой цепочке. Хорошо помню место на Ратушной площади, где за левую руку меня держал мой питерский приятель, с которым я и приехала в Ригу, а за правую — незнакомый латыш. Мы стояли так, взявшись за руки, не помню, сколько времени, и ждали счастья. Где он теперь, тот латыш, где та рука?

***

Рига — очень красивый город. Даже сейчас, когда мы насмотрелись табакерочных немецких городов, повидали роскошь Тосканы, кажется, уже ничем нас не удивить. Но нет. Рига — очень красивый город.

А представьте, как это выглядело, когда мы приезжали сюда из Советского Союза.

Прибалтика была — наша заграница, наша Европа. Вежливые пешеходы, дамы в буржуазных шапочках, вязанных, но буржуазных, с цветочком гденибудь на боку, тягучий акцент: «Пожа-а-а-луйста», бульвар Райниса, кофейни, крошечные пирожные. Христорождественский кафедральный собор был обращен в то время в Планетарий. Сейчас-то он блещет золотыми куполами, а тогда там, как раз на входе, располагалось кафе, тусовочное место, типа петербургского «Сайгона». Называлось оно «Божье ухо»; музыканты, художники и те, кто думал «неправильно», ходили туда встречаться с друзьями, пить кофе из маленьких чашечек и смотреть на звездное небо. Средневековые узкие улицы, пиво и свиные ушки на закуску. Вывески на чужом языке и чувство неловкости.

Прибалты разговаривали с нами вежливо, это была не холодность, а они не выглядели жертвами — просто инопланетяне. Даже если ты дружил с ними, пил кофе в «Божьем ухе» и ругал советскую власть, ты все равно всегда чувствовал невидимую стеклянную перегородку, они, как скафандрами, покрыты были этим стеклом. Мука любого советского русского интеллигента. Тебе не предъявляют счет, но ты все равно не можешь от него уклониться.