Десять писем к подругам

Посвящается Елене

Рассказ

Посвящается Л. Ш.

С вечера у Сергея Петровича разболелся зуб. Всю ночь он ворочался, принимал анальгин, ненадолго засыпал и снова просыпался. Около шести утра Сергей Петрович проснулся и понял, что больше не заснёт. Осторожно, стараясь не разбудить жену, он выбрался из постели и прошёл в гостиную. Хотел включить телевизор, но передумал. Вместо этого подошёл к стоявшему в углу высокому узкому шкафу, спохватился и вернулся на цыпочках в спальню. Достал из тумбочки ключ, пошёл и отпер шкаф. Внутри лежало охотничье ружье. Сергей Петрович вынул его из шкафа и провёл рукой по гладкому деревянному прикладу. Он очень любил это ружье, любил возиться с ним, чистить и смазывать. Когда Сергей Петрович в молодости служил срочную, его всегда ставили в пример другим солдатам за то, что он содержал свой «калашников» в образцовом состоянии. И позже, став офицером, Сергей Петрович всегда тщательно следил за оружием. Он подолгу тренировался в тире и метко стрелял и из пистолета, и из автомата, и из пулемета. А служил Сергей Петрович Трофимов не где-нибудь, а в Главном разведуправлении Министерства обороны. Было это, правда, давно, в советское время. Потом СССР распался, пошли реорганизации, и в середине 90-х годов Сергей Петрович, выслужив пенсию, подал в отставку. Пробовал было заниматься бизнесом, но ничего у него не получилось. И, помыкавшись несколько лет, отставной офицер прибился к охранному агентству, которое организовал его бывший сослуживец. Там и застрял. В то время, о котором идёт речь, Сергей Петрович сторожил богатый дом на Малой Бронной.

Жил Сергей Петрович вдвоём с женой Татьяной. Вместе они были уже лет пятнадцать, но детей им бог не дал. Как-то раз Татьяна завела разговор о том, что можно было бы усыновить ребёнка, но муж этого не одобрил. Он и сам точно не мог сказать, почему, но мысль о том, что в доме появится чужой мальчик или девочка, была ему неприятна. И жена больше никогда к этому не возвращалась. А так жили Сергей и Татьяна хорошо, ссорились редко и всегда по одной и той же причине. Дело в том, что Сергей Петрович был болезненно ревнив, знал за собой этот недостаток, но ничего поделать не мог. Стоило им с женой оказаться в компании, как Сергею сразу начинало казаться, что мужчины бросают на его жену циничные взгляды. Если Таня заговаривала с кем-нибудь, Сергей Петрович внимательно следил за выражением её лица, пытаясь угадать, испытывает ли жена к собеседнику какой-то особый интерес. Если ему казалось, что мужчина Татьяне нравится, он мрачнел и по возвращении домой устраивал жене скандал. После ссоры Сергей Петрович пару дней молчал, потом ему делалось стыдно, и он шёл мириться. Жена его прощала, и супруги жили дальше. В душе Сергей Петрович понимал, что никаких причин подозревать Татьяну у него нет. Она была женщиной спокойной и домашней. В гости и в кино ходила с мужем, а после работы обычно сразу возвращалась домой. Работала жена Сергея Петровича в большой туристической фирме. Начинала менеджером по продажам, а потом получила повышение и стала супервайзером — инспектором, проверявшим работу других сотрудников. Несколько раз в год Татьяна ездила в командировки. Официально — для того, чтобы проконтролировать работу зарубежных офисов или посмотреть отели, которые предлагали компании иностранные партнёры, на самом деле — просто отдохнуть. «Маленький, но приятный бонус», — говорила она мужу. Сам Сергей Петрович был домоседом. Путешествия не любил и искренне удивлялся коллегам, мечтавшим на старости лет купить домик в деревне. Из Москвы Сергей Петрович выезжал обычно два раза в год — в отпуск и на охоту с друзьями…

…Боль не отпускала, и Сергей Петрович подумал, не почистить ли ему ружье, чтобы хоть немного отвлечься. Но оружие было в идеальном порядке, и он, вздохнув, убрал его обратно в шкаф, шкаф запер, а сам пошёл страдать дальше. В девять утра Сергей Петрович позвонил в стоматологическую клинику, но там сказали, что смогут принять его не раньше пяти. Записавшись на приём, Сергей набрал номер своего напарника Григория и попросил подменить его после обеда. Гриша поворчал, но обещал приехать часа в три.

К пяти вечера Сергей Петрович приехал в клинику. Ему хотелось побыстрее попасть в кабинет к врачу и покончить с мучившей его болью. Но врач был ещё занят, и Сергею Петровичу предложили подождать. Зуб после очередной порции анальгетиков тихонько ныл. Мужчина сел на низкий кожаный диван и стал думать, чем бы заняться. На столике возле дивана лежало несколько журналов, и Сергей Петрович взял один полистать. Почему он взял именно этот журнал? Да просто потому, что тот был новым. Другие, засаленные и обтёрханные, судя по всему, валялись в приёмной не первый месяц. Журнал назывался «Кто». Это был типичный женский глянец. С обложки Сергею Петровичу улыбалась симпатичная девушка в коротком красном платье. Внутри, если верить анонсам, его ждали статьи о безоперационном увеличении груди, о новой эффективной диете, обзор косметических средств по уходу за кожей лица в холодное время года — осень стояла на дворе, а также история развода молодой актрисы, в последнее время много снимавшейся в телесериалах. Сергей Петрович никогда не читал таких журналов и про себя удивлялся, зачем их вообще издают в таких количествах. Мужчина заглянул в конец и чуть не присвистнул — сто пятьдесят тысяч тираж. «Столько хорошей бумаги уходит, — подумал Сергей Петрович. — Жуть!» Он начал листать журнал безо всякой надежды найти что-нибудь интересное. Косметические средства, светские сплетни и гороскопы нисколько Сергея Петровича не волновали, и он уже совсем было собрался отложить номер, как вдруг в самом конце наткнулся на рубрику «Читальня». Редакция коротко извещала, что под этой рубрикой в журнале публикуются рассказы молодых писателей. Сергей Петрович не особенно любил читать, а если и брал в руки книгу, то она, как правило, оказывалась детективом. Но здесь выбирать было не из чего. Рассказ назывался «Тысяча миль отовсюду». Имя автора Сергею Петровичу ничего не говорило. Он стал читать и постепенно увлёкся…

…Герой рассказа — репортёр, никогда раньше не писавший о путешествиях, неожиданно получает от туристической фирмы приглашение поехать с группой журналистов на экзотические острова…

…Название страны, в которую отправился герой, оказалось Сергею Петровичу знакомо. Так совпало, что несколько месяцев назад Татьяна тоже возила туда группу. Она рассказывала мужу, что сразу несколько столичных турфирм начали разрабатывать новое направление. Вернулась Татьяна из поездки довольная, острова ей понравились. «Одно плохо, — говорила она, — очень далеко лететь». И слова, вынесенные в название рассказа — «Тысяча миль отовсюду», были девизом на гербе островного государства…

…Сначала герой никуда не хочет ехать. Ведь надо почти на две недели бросить работу, лететь куда-то за тридевять земель, потом «отрабатывать барщину» — писать рекламную статью, вворачивая при всяком удобном случае название щедрой туристической компании. Герою все это делать противно, но он думает: за свои деньги я до этих островов никогда не доберусь, а тут есть шанс, быть может, единственный в жизни, съездить туда за чужой счёт. И он едет. Глубокой ночью такси привозит его в аэропорт Домодедово… В аэропорт Домодедово…

…«Татьяна тоже летела из Домодедово, — подумал Сергей Петрович, — и тоже ночным рейсом»…

…В аэропорту герой знакомится с сотрудницей турфирмы, которая сопровождает группу. Та не обращает на него особого внимания. Она озабочена тем, что несколько человек опаздывают, а те, что уже приехали, норовят разбрестись по магазинам и барам. Как сторожевая собака, женщина пытается сбить бестолковых журналюг в кучу. Наконец, багаж сдан, паспортный контроль пройден, и все загружаются в самолёт. Герой и женщина оказываются в соседних креслах…

…«Все ясно! — решил Сергей Петрович, — сейчас у них будет роман»…

…Мужчина и женщина разговаривают. Сначала он расспрашивает её о работе, потом о том, где она училась. Наконец, следует неизбежный вопрос: «Вы замужем?» Выясняется, что героиня замужем, что детей у неё нет и что её муж — бывший военный…

…Сергей Петрович опустил журнал на колени и откинулся на спинку дивана. Ему стало обидно за мужа героини, которого, как он предполагал, вскоре должны были обмануть. Сергей Петрович вообще не любил читать про супружеские измены и отлично понимал, почему. Он всегда представлял себя на месте обманутого мужа, и от этих мыслей ему делалось нехорошо. Б-р-р-р-р! Сергей Петрович поёжился. Он даже решил дальше не читать, но потом подумал: «А если я ошибаюсь? Вдруг все будет не так, и она не даст этому козлу…» Ему очень захотелось, чтобы рассказ закончился именно так, и он снова стал читать. Однако дальнейшие события оставляли все меньше надежд на благоприятный, с точки зрения Сергея Петровича, исход…

…Путешествие продолжается. Герои все время куда-то едут на автобусах, плывут на паромах и летят на самолётах местных авиалиний. Каждый день их ждёт новый остров, каждую ночь — новый отель. Но в этой круговерти мужчина и женщина не теряют друг друга из виду, стараются быть рядом. Им хорошо вдвоём. Разговоры героев все откровеннее. «Ты когда-нибудь изменяла мужу?» — спрашивает герой, когда они с героиней оказываются на вершине какого-то вулкана и смотрят с высоты на океан. «Нет», — отвечает женщина смущённо. И не понятно, отчего ей неловко — от вопроса или от того, что она такая неопытная…

…«Тьфу!» — подумал Сергей Петрович…

…И вот на третий или на четвёртый день пути мужчина стучится вечером в дверь номера, где живёт его новая знакомая…

…«Ну, вот сейчас», — весь напрягся Сергей Петрович…

…Но нет. Женщина неожиданно заболевает, отравившись какой-то туземной едой. Ей очень плохо. Ни о каком сексе не может быть и речи. Она просит мужчину уйти, она не хочет, чтобы он видел её такой. Но герой не уходит. Он даёт больной лекарство и остаётся дежурить у её постели. Он держит женщину за руку, рассказывает ей смешные истории, читает вслух. А когда героиня засыпает, просто сидит молча и смотрит на неё. И понимает, что впервые за долгое время влюбился. Под утро он тихо уходит…

…Сергей Петрович снова отложил журнал и прикрыл глаза. Он чувствовал, что ему вот-вот откроется какая-то тайна и что лучше не читать дальше. Он хорошо помнил, как Татьяна, вернувшись с островов, среди прочего рассказала, как она отравилась и промучилась целую ночь. Но, к счастью, у одного из членов группы нашлось лекарство, которое буквально за один день поставило её на ноги. Сергей Петрович даже запомнил, как называлось лекарство, — интестопан. Он сидел и думал, что хорошо бы его сейчас вызвали в кабинет и избавили тем самым от необходимости дочитывать. Но врач все был занят, и Сергея Петровича не вызывали. Он стал читать дальше…

…И вот наступает последний вечер. Группа возвращается на главный остров архипелага, в столицу, откуда предстоит лететь в Москву. Путешественники поселяются в отеле под названием «Аттикус»…

…И это название Сергей Петрович знал. Как-то раз Татьяна разыскивала запропастившийся куда-то проездной. Тот никак не желал находиться. Тогда Таня в сердцах вывалила на стол в кухне содержимое своей сумки. Среди ключей, пудрениц и прочей дребедени Сергей увидел визитную карточку, на которой крупными синими буквами было напечатано «Аттикус». «Что это?» — спросил он у жены. — «Что?» — рассеянно переспросила Татьяна. — «Аттикус». — «Ах, „Аттикус“, это — отель», — улыбнулась женщина. И добавила: «Очень хороший. Помнишь, я ездила на острова?»

…После ужина вся компания спускается в бар, чтобы отметить окончание прекрасного путешествия. Мужчина и женщина пьют вино, а потом незаметно уходят. Им хочется побыть вдвоём. Они гуляют по набережной и спустя полчаса оказываются у дверей номера, где живёт женщина. Секундное замешательство, и они входят в комнату…

…Сергею Петровичу показалось, что он падает куда-то вниз, а что там внизу, неизвестно. Описание любовной сцены было довольно банальным, но Сергею Петровичу было не до стилистических красот…

…Мужчина раздевает женщину. Нежно целует её. Шея, плечи, грудь. На пути к самым нежным местам его губы касаются шрама. Небольшой шрам в нижней части живота, след от операции по удалению аппендикса. Обычный шрам, но рядом ещё один — совсем маленький, похожий на запятую…

…Сергей Петрович знал, откуда взялся этот маленький шрам. Когда Тане было семнадцать, её привезли в больницу с приступом аппендицита. Привезли поздно, воспалившийся отросток лопнул, начинался перитонит. Врачи долго и больно чистили брюшную полость от гноя и поставили девочке специальную дренажную трубку. На этом месте и остался маленький шрам, похожий на запятую…

…Сергей Петрович сидел и пытался припомнить, изменилось ли что-нибудь в его отношениях с женой после её возвращения с островов. Были хоть какие-нибудь намёки, по которым он мог бы догадаться? Нет, не было намёков. Разве только одно: в те дни в постели Татьяна была очень покорной, податливой и с какой-то особенной нежностью спешила удовлетворить все его нехитрые желания. «Как мне теперь с этим жить?» — подумал Сергей Петрович…

…В эту секунду дверь врачебного кабинета распахнулась, и оттуда вышел пациент — лысоватый, дородный мужчина в сером твидовом пиджаке. Он посмотрел на Сергея Петровича и улыбнулся ему немного сочувственно, как человек, который только что пережил что-то неприятное, улыбается человеку, которому неприятное ещё только предстоит. Мужчина подошёл к вешалке и, смешно пыхтя, стал натягивать пальто на своё крупное тело. Из кабинета выглянула молоденькая сестра и посмотрела на Сергея Петровича: «Вы — Трофимов? Проходите…»

…Татьяна Трофимова вернулась домой около девяти часов вечера. Она отперла дверь и вошла в прихожую. В квартире было темно. «Странно, — подумала женщина, — Сережа должен был уже вернуться». Она положила сумку на столик у зеркала, разделась, скинула сапоги и босиком пошла в комнату. Щёлкнула выключателем, обернулась и чуть не вскрикнула. На диване очень прямо сидел Сергей Петрович. Между колен у него было зажато ружье. Рядом на полу стоял стакан и бутылка виски «Белая лошадь». Виски в стакане было на самом дне.

— Господи, Сережа, как ты меня напугал! — воскликнула женщина. — Что ты тут сидишь в темноте с ружьём?

— Здравствуй, Таня, — тихо сказал Сергей Петрович…

…Около девяти вечера сосед Трофимовых Стас Воронин, программист одной из компьютерных фирм, вышел из квартиры, чтобы выбросить мусор. Проходя мимо соседской двери, он услышал громкий хлопок, похожий на выстрел. Стас замер, прислушиваясь, но никаких звуков из-за двери больше не доносилось. Помедлив секунду-другую, он двинулся к лифту…

…Сергей Петрович сам вызвал милицию и сдался властям. Он сознался в убийстве жены и сотрудничал со следствием. Суд учёл это при вынесении приговора.

День Потапова

Посвящается И. Л.

Арина Юрьевна предъявила охраннику пропуск, прошла по узкому коридору и через открытую дверь шагнула в больничный парк. Широкая обсаженная липами аллея вела к главному корпусу — приземистому двухэтажному зданию дореволюционной постройки. Вблизи утренний воздух казался прозрачным, но вдалеке сгущался в туманную дымку, делая контуры предметов размытыми и нечёткими. Было тепло, но вокруг витал уже горьковатый запах сырых опавших листьев, предвещавший осень. Арина Юрьевна шла к главному корпусу, шла, как обычно, не быстро и не медленно, уверенно, не оглядываясь по сторонам. Точно к цели. На женщине был длинный светло-серый плащ и лёгкий серо-голубой шелковый шарф. Большие тёмные очки скрывали половину лица. Слегка подкрашенные волосы без единого седого волоса были красиво уложены. Моложавая, ухоженная, хорошо сохранившаяся женщина. Арина Юрьевна шла к главному корпусу, и каблуки её туфель выстукивали на асфальте чёткое «тук-тук, тук-тук»…

Войдя в вестибюль, Арина Юрьевна сняла очки и сунула их в карман плаща. Затем достала из другого кармана мобильный телефон и отключила звонок. Хотя было уже одиннадцать часов, в холле никого не было, только за стойкой регистратуры тихо переговаривались о чем-то две медицинские сестры. Когда Арина Юрьевна вошла, они на секунду прервали разговор и вопросительно посмотрели на гостью.

— Я — в неврологию, — бросила Арина Юрьевна и свернула направо, в длинный коридор, уходивший вглубь здания. Судя по всему, дорога была ей хороша знакома. С левой стороны коридора тянулись окна, через которые был виден парк, с правой — двери с табличками «кладовая», «старшая сестра», «ординаторская». Потом пошли двери с номерами, — палаты неврологического отделения. Эта часть больницы вид имела довольно унылый. Но Арине Юрьевне надо было не сюда. Она дошла до конца коридора и свернула налево — в переход, соединявший старый корпус с другим, недавно построенным. Новое здание было чище и свежее. Большие окна пропускали много света, на полу лежал не вытертый линолеум, а хорошая плитка, двери палат не глухие деревянные, а с матовыми стёклами. Здесь не было того ощущения безнадёжности, которое царило в старом корпусе. Даже запах здесь был какой-то иной, приятный. Обычно лечились в новом корпусе всякие шишки, люди с положением и деньгами. Часть палат была платной.

Арина Юрьевна подошла к стойке, за которой сидела дежурная, молодая симпатичная девушка в накрахмаленном халатике и аккуратной белой шапочке.

— Здравствуйте, Арина Юрьевна, — сказала девушка.

— Здравствуйте, Лиза, — приветливо ответила ей посетительница.

Она знала девушку в лицо, но имени, конечно, не помнила, и сейчас просто прочитала его на бейджике.

— Скажите, а где Ольга Константиновна? — спросила Арина Юрьевна медсестру.

— В 17-й палате, она вас ждёт, — ответила та.

— Спасибо.

Арина Юрьевна миновала ещё несколько дверей и остановилась у палаты под номером 17. Пару секунд она постояла, как человек, которому предстояло войти в холодную воду, поправила шарф на шее и нажала ручку.

Комната, в которую попала Арина Юрьевна, была просторной одноместной палатой. Кровать, шкаф, тумбочка, письменный стол у окна, пара стульев, а справа — в небольшом углублении — мягкое кресло и подставка с большим ЖК-телевизором. На окне две пары занавесок — лёгкие и более плотные. Если бы не преобладание больничного белого цвета, комнату можно было принять за гостиничный номер.

Когда Арина Юрьевна вошла, в палате находились три человека. Заведующая отделением Ольга Константиновна, невысокая пухлая блондинка лет сорока, стояла возле кровати и наблюдала за тем, как медсестра хлопочет вокруг мужчины, сидевшего в инвалидном кресле. Мужчина был в махровом халате, надетом поверх полосатой больничной пижамы, на ногах у него были большие уютные, отделанные мехом тапочки. Лет мужчине было пятьдесят или около того, он был худ и вид имел болезненный: щеки запали, нос заострился, на голове сквозь поредевшие седоватые волосы была видна бледная кожа. Мужчина сидел очень прямо, положив руки на подлокотники кресла, и неотрывно смотрел в одну точку перед собой. Все происходившее вокруг его совершенно не интересовало.

Заведующая Ольга Константиновна, услышав звук открываемой двери, обернулась.

— Здравствуйте, Ариночка! — заулыбалась она гостье. — Как ваши дела?

Арину Юрьевну, не терпевшую фамильярности, передёрнуло. «Убить бы тебя за Ариночку», — подумала она, но виду не подала.

— Здравствуйте, Ольга Константиновна, — проговорила она спокойно, — все хорошо, спасибо.

— Вы хотите побыть с Ярославом Николаевичем здесь? — спросила заведующая. — Или может быть в холле?

Арина Юрьевна на секунду задумалась.

— Я с ним погуляю, — наконец произнесла она, — посижу на воздухе. Это можно устроить?

— Конечно, конечно, — захлопотала Ольга Константиновна.

— Марина, — обратилась она к медсестре, — накройте Ярославу Николаевичу плечи одеялом и наденьте ему на голову шапочку.

— Не надо шапочку, — сказала Арина Юрьевна, — там не холодно, а одеяло на всякий случай давайте.

— Хорошо-хорошо, я сейчас позову Павла Сергеевича, — прощебетала Ольга Константиновна и вышла из палаты.

Сестра Марина достала из шкафа мягкое коричневое одеяло и набросила его на плечи больного. Тот не шелохнулся. Арина Юрьевна подошла к мужчине и осторожно провела рукой по его щеке. Лицо больного было чисто выбрито. «По крайней мере, они за ним смотрят», — подумала она.

В этот момент в палату вернулась Ольга Константиновна. Вместе с ней пришёл дюжий санитар в длинном халате и тяжёлых ботинках.

— Вот, Павел Сергеевич, будьте добры, отвезите Ярослава Николаевича в парк… Арина Юрьевна, где бы вы хотели посидеть?..

— Около фонтана… там скамейки есть, — ответила Арина Юрьевна.

Санитар обошёл кресло с мужчиной, взялся за ручки и покатил его из палаты.

— Скажите, Ольга Константиновна, а когда у вас обед? — повернулась Арина Юрьевна к заведующей.

— В два часа.

— Извините, а можно сейчас что-нибудь приготовить?

— Простите?

— Ну, суп какой-нибудь, кашу, — произнесла Арина, глядя вслед удаляющемуся санитару, — я хочу его покормить.

— Я все сделаю, — закивала Ольга Константиновна, — не волнуйтесь!

Арина Юрьевна пошла было к двери, но потом остановилась и пристально посмотрела на заведующую.

— Ольга Константиновна, он действительно ничего не помнит? — спросила она.

— Увы, Арина Юрьевна, ничего, — посерьёзнела докторица.

— И никого не узнает?

— Нет. Полная амнезия.

Арина Юрьевна развернулась и вышла из комнаты.

В дальнем углу больничного парка две аллеи сходились, образуя небольшую круглую площадку, в центре которой располагался фонтан. Вокруг фонтана стояли четыре деревянные скамейки. Арина Юрьевна никогда не видела, чтобы фонтан работал, и вообще сомневалась, что к нему подведена вода. Но место это ей нравилось, здесь было тихо и уютно. Санитар подкатил кресло к одной из скамеек и поправил одеяло, которым был укрыт безмолвный мужчина.

— Спасибо, — сказала Арина Юрьевна, — вы можете идти.

Павел Сергеевич молча кивнул и удалился.

Арина Юрьевна села на скамейку и погладила мужчину по голове.

— Ну, здравствуй, Потапов, — сказала она, обращаясь к человеку, сидевшему в кресле. — Как ты себя чувствуешь?

Никакой реакции не последовало. Мужчина по-прежнему сидел в кресле совершенно неподвижно, и только налетевший лёгкий ветерок пошевелил его редкие волосы. Арина Юрьевна взяла руку мужчины, погладила его пальцы и неожиданно порывисто прижала их к своим губам. Мужчина как будто что-то почувствовал, голова его чуть дрогнула, но взгляд оставался таким же бессмысленным, как и прежде. Арина Юрьевна бережно положила руку мужчины на подлокотник кресла. Лицо женщины, до этого закрытое и надменное, смягчилось и словно осветилось изнутри. В глазах её стояли слезы, но она сдержалась и не заплакала. Наоборот, улыбнулась и снова погладила мужчину по голове.

— Давай поговорим, Потапов, — произнесла она, глядя в его тёмные карие глаза.

— Ты изменился, но глаза у тебя такие же… Ты меня слышишь? Что ты слышишь, Потапов? А? Ты, правда, ничего не помнишь? Ничего не понимаешь? Ничего-ничего?

Мужчина молчал.

— А помнишь, Потапов, как мы познакомились? На втором курсе. Игорь тогда только начал за мной ухаживать. Он сказал, что у него есть приятель, который по вечерам подрабатывает гардеробщиком в театре и может достать контрамарку. Я тогда ещё подумала: «Прикольно!». И мы отправились к тебе в театр… Ты мне сразу понравился, Потапов. После спектакля ты, конечно, выдал нам пальто без очереди. Но я предложила Игорю тебя подождать… И мы тебя ждали, а потом втроём шли поздним вечером по Сретенке и болтали о всякой ерунде и смеялись… Было холодно, зима, но мы ничего не замечали. Тогда я, наверное, и влюбилась в тебя, Потапов.

Арина Юрьевна поправила одеяло.

— Тебе не холодно? Ты чувствуешь холод? Ты вообще что-нибудь чувствуешь? Как это может быть? Ты был живой человек, умный, весёлый, нежный… А теперь? Теперь ты кто, Потапов?

Губы её задрожали, но она снова взяла себя в руки.

— После того вечера я стала требовать от Игоря, чтобы он тебя всегда приглашал на вечеринки, на концерты, куда мы с ним собирались… Он страшно злился, ревновал, но отказать мне не мог. И я мечтала, что ты однажды ты меня пригласишь…

Мужчина продолжал сидеть совершенно неподвижно. Арина Юрьевна снова погладила его по руке.

— И ты меня пригласил. В пиццерию на Кутузовском проспекте. Это была первая настоящая пиццерия в Москве, и желающих отведать итальянской еды было много, у дверей выстроилась длинная очередь. Холод стоял собачий, а мы ждали долго — часа два, не меньше — и основательно продрогли. Ты страшно психовал, боялся, что мы до закрытия не успеем. А мне было просто хорошо стоять, прижавшись к тебе. Уже стемнело, когда нас, наконец, впустили. Мы оказались за одним столиком с другой молодой парой — они выдержали очередь вместе с нами. И все мы испытывали огромное облегчение от того, что наши жертвы оказались не напрасны. Мы были в тепле, жизнь была прекрасна, и все любили друг друга. А тут ещё принесли вина… Настоящего итальянского вина. И мы, замершие и голодные, приняли на грудь грамм по двести красного, и стало совсем хорошо! И мы за столом все перезнакомились и стали говорить друг другу всякие приятные вещи. И наши соседи сказали, что мы с тобой, Потапов, — красивая пара. И мы не возражали. И говорили в ответ какие-то комплименты. А потом принесли еду — это была такая закрытая пицца с сыром и ветчиной, кажется, она называется «кальцоне». И мы поели, и стало так хорошо, что просто и описать невозможно…

Меж тем осенний день вступал в свои права. Туман окончательно рассеялся, и сквозь жидкие облачка пробивалось солнце. На дорожках парка появились люди — неспешно гуляющие пациенты и деловито спешащие куда-то врачи. Вдалеке по подъездной дороге прошуршал автомобиль скорой помощи. Но Арина Юрьевна ничего этого не замечала, она была там, в мартовском вечере 83-го года…

— А потом мы вышли хмельные на улицу и вдохнули морозного воздуха. И ты вызвался меня проводить домой, Потапов. И я согласилась. И ты остановил мотор. Эдакий студенческий шик! Хотя денег у тебя было совсем мало, я знаю. Но ты умел тратить последние копейки с таким видом, как будто в кармане у тебя был миллион… И мы поехали. В тот день моих родителей не было дома, они уехали куда-то отдыхать, и я пригласила тебя подняться… Я ничего такого не имела в виду, Потапов, честное слово. Я же была девственницей! Просто мне было хорошо с тобой и не хотелось расставаться. А ты подумал, что я тащу тебя в койку и стал ко мне приставать. А я не могла, Потапов, правда, не могла. Я была так воспитана, что первым мужчиной у женщины должен быть законный муж. Я хотела тебя, но не могла… Понимаешь? А ты на меня обиделся. Была уже глубокая ночь, метро не работало, и я оставила тебя ночевать. Помнишь? Я постелила тебе в гостиной, а сама легла в своей комнате. Долго не могла уснуть, все ворочалась, думала… Знаешь, Потапов, в какой-то момент я готова была побежать в гостиную, нырнуть к тебе под одеяло, прижаться, и будь, что будет. Но так и не решилась…

В конце аллеи, которая вела к фонтану, показалась медсестра Марина в наброшенном на плечи пальто. Она катила перед собой тележку, на которой стоял поднос, накрытый большим металлическим колпаком.

— Обед для Ярослава Николаевича, — проговорила она, подойдя к скамейке, на которой сидела Арина Юрьевна.

— Спасибо, Марина, — сказала женщина.

— Может быть, вам помочь, Арина Юрьевна? — спросила медсестра.

— Нет, спасибо, я справлюсь.

Марина ушла, а Арина Юрьевна сняла металлический колпак и положила его рядом с собой на скамейку. Под колпаком оказалась миска с супом, тарелка, на которой лежала куриная котлетка и немного жидкого картофельного пюре, и стакан компота.

— Если честно, Потапов, я никогда не кормила человека, потерявшего память, — сказала Арина Юрьевна, повязывая мужчине салфетку. — Надеюсь, ты помнишь, как глотать пищу?

Арина Юрьевна набрала в ложку немного супа и попробовала.

— Это — щи, Потапов, довольно вкусные, — сказала она и поднесла ложку ко рту мужчины.

Первая попытка оказалась не очень удачной, почти все содержимое ложки вылилось больному на халат.

— Попробуем ещё раз, — терпеливо сказала Арина Юрьевна и зачерпнула ложкой немного бульона.

На этот раз ей удалось ловко влить жидкость в рот мужчине, не пролив ни капли. Она увидела, как дёрнулся его кадык, он проглотил еду.

— Ну, дело пойдёт, — с улыбкой произнесла женщина, — всё будет хорошо, Потапов, всё будет хорошо.

Скормив мужчине почти всю миску, Арина Юрьевна вытерла ему рот и продолжила свой монолог.

— Но ты обиделся на меня, Потапов. И мы стали отдаляться друг от друга… А потом ты влюбился в эту дуру Медникову, рыбу холодную. Букеты ей таскал! Поджидал после занятий с глупым видом. А ей ты даром был не нужен! Она бывало, как увидит тебя с цветками, так глаза и закатывает: «О господи, опять этот…» Весь факультет над тобой смеялся. А мне хотелось Медниковой в рожу вцепиться.

Арина Юрьевна замолчала и перевела дух. Потом взяла ложкой немного пюре и поднесла ко рту пациента. Тот послушно проглотил еду.

— А мне ты потом прислал письмо. Удивительно деликатный поступок! Объяснился. Написал, что так и так — прости, полюбил другую. А то я не знала! Да я, Потапов, всё про тебя знала. Как я ревела над этим твоим письмом, разорвала его на мелкие кусочки…

Арина помолчала, потом заговорила спокойнее:

— Вру я, Потапов. Ничего я не разорвала, цело твоё письмо, хранится в надёжном месте.

Женщина снова замолчала, потом спросила:

— Хочешь пить, Потапов?

Она взяла стакан и дала больному немного компота. Тот сделал большой глоток, пролив несколько капель на салфетку.

— Ну, вот, и хорошо… А через год Игорь сделал мне предложение. И я согласилась. Свадьба была назначена на 5 сентября, а 2-го или 3-го числа ты позвонил. Ты звонил из какого-то автомата, было плохо слышно. Ты предложил встретиться, а я в ответ заявила, что выхожу замуж. А ты как будто не услышал и продолжал твердить, что тебе обязательно надо меня увидеть. Я начала злиться. «У меня свадьба! — кричала я тебе. — Я занята!» А ты все повторял, что тебе нужно только десять минут, десять минут… Дурак ты, Потапов! Пока я была свободна, ты другой цветы таскал, а как только я решила устроить свою личную жизнь, так тут же тебе потребовалось меня видеть. Балбес!

Арина Юрьевна скормила мужчине ещё несколько ложек пюре, потом отломила маленький кусочек котлеты и с некоторой опаской вложила его мужчине в рот. Но больной справился и с твёрдой пищей.

— Наконец, я сдалась. Я сказала, что единственное время, когда смогу тебя увидеть, — это утро в день свадьбы… Ты спросил «где?». Где-где? Дома у меня, конечно. В той самой квартире, где мы с тобой едва не трахнулись. Это было странное зрелище, Потапов, я этого никогда не забуду. Какой-то бред! Квартира невесты за несколько часов до бракосочетания. Мама, её сестра — моя тётя, мои подруги — все носятся по комнатам, что-то гладят и что-то пришивают. Я в наполовину готовом свадебном платье на булавках и с розой в волосах. И вот среди этого хаоса появляешься ты, бывший ухажёр невесты. Трудно себе представить фигуру менее уместную в этот радостный день. Но ладно если бы ты просто зашёл на минутку поздравить свою подругу и пожелать ей счастья. Так нет! Ты отозвал меня в сторонку и начал нести сущую околесицу. Ты вдруг предложил мне бросить жениха и бежать из-под венца! Куда!? Оказывается, ты все продумал. Ты говорил про какого-то своего друга, который был тебе чем-то обязан и предоставил в твоё распоряжение квартиру. И мы согласно твоему плану должны были укрыться в этой самой квартире. Укрыться! От кого? От погони? Я смотрела на тебя и думала, что у тебя крыша поехала. Но это вовсе не значило, что и окружавшие тебя люди должны были сойти с ума. Никто никуда не побежал, Потапов. Свадьба состоялась.

Арина Юрьевна накрыла тарелки с остатками еды металлическим колпаком и отодвинула столик в сторону. Аккуратно сложила салфетку и положила рядом с собой на скамейку.

— Я потом, Потапов, жалела, что не сбежала. Мне не хватило… безумства. Ресторан заказан, гости приглашены. Как это все можно было бросить? Да и Игоря стало жалко…

В кармане у женщины завибрировал телефон. Она вынула трубку, мельком глянула на дисплей и дала отбой.

— В нашей жизни с Игорем было разное. Но самое хорошее, что случилось, — родился Венька. Он славный мальчик, Потапов. Мне удалось его не испортить. Ты его знаешь… Вы знакомы. Мы однажды обедали все вместе несколько лет назад. Он тогда был ещё студентом. Вы разговаривали, смеялись… Помнишь, Потапов? Не помнишь.

Женщина погладила мужчину по щеке.

— А через пять лет мы с тобой снова встретились. Ты позвонил, чтобы поздравить меня с днём рождения. Мы болтали как ни в чем не бывало… Хи-хи… Ха-ха… Как дела?… А у тебя?… Ты где сейчас работаешь?.. А ты где?.. Как муж?… Объелся груш. Нет-нет, это шутка, муж нормально. А ты не женился?.. Нет, один как перст… А живёшь там же — на Плющихе?.. Н-е-е-т, я теперь на ВДНХ… Опять в коммуналке?… Ха, подымай выше — в отдельной двухкомнатной квартире… Ого! Надо приехать к тебе в гости, посмотреть, как ты устроился… Приезжай… И приеду… Приезжай!.. И приеду!.. И я приехала. Это был серый зимний день, каких бывает много. Мы сидели с тобой на кухне и пили чай. А потом ты опять стал ко мне приставать. После стольких лет, после всего, что было… И я так тебя захотела, Потапов! Как же я тебя захотела! Но я не могла в тот день. У меня были месячные, живот побаливал. А ты опять обиделся. Как тогда, в 83-м. В этом было что-то комическое. Но в тот момент ты был не способен это оценить. Ты надулся, как мышь на крупу. Я поняла, что если я сейчас уйду, то мы уже никогда не увидимся. Я уже стояла одетая в прихожей, пришло время прощаться. И я… Я взяла тебя за грудки, чуть было не приподняла над полом и притиснула к входной двери. И сказала: «Обещай мне, что ты ещё раз пригласишь меня в гости. Слышишь? Обещай!» Сначала ты совершенно обалдел, но потом в твоих глазах, наконец, мелькнуло какое-то понимание. «Да-да, конечно, — пролепетал ты, — приезжай…» Это — одно из самых хороших воспоминаний в моей жизни, Потапов.

В кармане у Арины Юрьевны снова зажужжал телефон. Женщина отключила его, не вынимая.

— Я приехала к тебе через три дня. И мы впервые были вместе. А потом стали встречаться. Один раз в неделю, два, иногда три. Мне было трудно, Потапов, трудно выкраивать время для наших свиданий. У меня была семья, маленький ребёнок, работа. Я тогда уже работала в банке. Мне приходилось все время изворачиваться и врать. Врать мужу, врать сослуживцам, даже сыну мне приходилось врать… Это были десять месяцев непрерывного вранья. Если бы я была Пиноккио, Потапов, нос у меня был бы метра три. На работе вдруг начались какие-то вечерние совещания, неожиданные выезды к клиентам в область, сверхурочные. Я вдруг вспомнила и начала навещать каких-то тётушек, бабушек, подруг детства. Я была так изобретательна, Потапов. Мой мозг работал, как бортовой компьютер, он рассчитывал время и прокладывал маршрут, он выгадывал десять минут здесь и полчаса там, чтобы вечером или днём я могла провести с тобой час или два… Но ты знаешь, Потапов, я не испытывала никаких угрызений совести, никаких сомнений, потому что я любила тебя. Единственное, о чем я жалела, это то, что я не могла ночевать у тебя. Нет, не из-за Игоря, наш брак уже шёл ко дну, из-за Веньки… Он всегда ждал, когда я приеду и зайду пожелать ему спокойной ночи.

Арина Юрьевна встала, чтобы поправить одеяло, которым был укрыт мужчина. Когда она положила ему руки на плечи, он едва заметно вздрогнул и повернул голову, словно хотел увидеть, кто там у него за спиной. Арина Юрьевна поспешно села на скамейку и заглянула больному в глаза. Но там по-прежнему была пустота.

— А однажды я едва не прокололась. Точнее, я прокололась, Потапов, просто Игорь не стал устраивать скандала. Помнишь, осенью, в начале сентября, ты простудился и лежал дома с высокой температурой? Ты даже по телефону не мог разговаривать, у тебя голос пропал, ты сипел что-то в трубку. Я ринулась к тебе. Ты был всегда такой сильный, уверенный, а теперь лежал совершенно больной, несчастный, беспомощный. И я любила тебя такого, наверное, сильнее, чем здорового. Я поменяла тебе постельное белье, приготовила чай с малиной, а потом… Потом я разделась догола и легла с тобой. Мы лежали рядом под одеялом, и я что-то рассказывала тебе — о работе, о Веньке, ещё о ком-то. Я вдруг представила себе, что ты мой муж и что это мой дом и что мне не надо никуда идти. Я гладила тебя и вдруг почувствовала, что у тебя встал. И я легла сверху, накрыла тебя своим телом и оттрахала, как следует… Это было так сладко! А ты лежал подо мной мокрый, как мышь. Я встала, завернула тебя, как ребёнка, в сухое. И ты уснул — спокойный, а я опять прилегла рядом. Просто так, на минуточку… Я проснулась от ужаса. За окном было темно, я посмотрела на часы — был двенадцатый час ночи. Я вскочила, начала одеваться, стараясь не разбудить тебя, выбежала из квартиры, помчалась домой. Я бежала, что было мочи. Почему-то мне казалось, что если я приеду до полуночи, это будет ещё вечер, а если после, то ночь. И спрос с меня будет совсем другой. Я вошла в дом в десять минут первого. Венька давно уже спал, в прихожей меня встретил Игорь. Внутренне я была готова ко всему, думала, он станет кричать, требовать объяснений. Но он ничего не сказал, просто повернулся и ушёл к себе в кабинет… Ты знаешь, Потапов, я теперь думаю, что, если бы он начал тогда орать, я бы ему тут же всё выложила. Всё! А на следующий день собрала бы вещи, взяла бы Веньку и ушла. И, может быть, наша жизнь сложилась бы тогда иначе… А так все осталось по-старому. И я про себя радовалась, что все обошлось. Я даже не стала тебе ничего рассказывать. И мы ещё три месяца встречались. А потом ты меня бросил. Это было в декабре. Холодный снежный вечер в декабре. Мы стояли на улице возле моего дома. Я не помню весь разговор, помню только, что я спросила: «Значит, мы не будем больше встречаться?» И ты коротко ответил: «Нет». Ты встретил другую женщину, Потапов. Эту суку крашеную! Я даже не хочу называть её имени. У неё может быть только одно имя — дрянь! Как ты не понимал этого, Потапов? Ты такой умный человек, который все всегда понимал, все так тонко чувствовал. Как ты не раскусил её? Ей нужны были деньги, ничего, кроме денег. И как только на горизонте показался богатенький мужичок, она тебя сразу бросила. Выкинула за дверь, как щенка. Я не шпионила за тобой, Потапов, честное слово! Не пыталась ничего узнать… Это пришло само… Всегда находятся доброхоты, которые рассказывают, с кем встречается твой муж и что говорит у тебя за спиной лучшая подруга. Наша общая знакомая, которая поведала о твоём неудачном романе, думала, что мне будет приятно. Что я смогу насладиться твоим падением. Нет, Потапов, мне не было приятно. Хотя, признаюсь, на одно короткое мгновение мною овладело мстительное чувство, но только на одно мгновение. А потом… Потом я стала ждать, что ты позвонишь. Я думала, ты вернёшься. Но ты не звонил. Почему ты не звонил, Потапов? Ты боялся? Ты думал, что я ненавижу тебя? Дурачок! Ты не вернулся. А спустя какое-то время я узнала, что ты женился. Я ничего не могу сказать плохого о твоей жене, я видела её всего один раз в жизни, когда однажды случайно встретила вас в супермаркете. Она ничем особенным мне не запомнилась, но хочу верить, что она была тебе хорошей женой. Потом у вас родилась девочка, потом вторая. Саша и Маша, я помню. Вот так… Ну, а я пошла своим путём…

Налетевший неизвестно откуда порыв ветра раскачал верхушки деревьев, и сухие бурые листья стали торопливо падать на дорожки, на скамейки, на сидевших возле фонтана людей. Один лист лёг на колени Арине Юрьевне, она взяла его, повертела несколько секунд в пальцах и бросила на землю.