18+
Цена свободы (дверь через дверь)

Бесплатный фрагмент - Цена свободы (дверь через дверь)

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее

Объем: 336 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Эта книга посвящается Попову Михаилу Александровичу, профессионалу своего дела, врачу скорой неотложной помощи, моему хорошему, доброму другу, безвременно оставившему нас в тяжелый 2020 год. Вечная память. Всегда в моем сердце.

Вступление

Осторожно ступая, оставив автомобиль на уже привычном месте, Возков оказался возле развалин здания технологического института. Размокшая от дождя земля затрудняла спуск вниз. Дважды Возков вынужден был остановиться, найдя рукой единственную опору в виде тонкой ветки тальника. В точь-точь так, как было тогда, было много лет назад, когда он и его друг Феликс обнаружили то, что изменило всю жизнь, что прежнею, что настоящую, и то, что должно изменить будущую жизнь. Только теперь ни для него одного, ни для друга Феликса, а для всех них, всех без всякого исключения.

Глухо, отрывисто стучало сердце. Трепет, пришедший в голову из дождливого сумрака, наполнял сознание, не принося с собой положенного волнения, а лишь заявляя о себе, о своем присутствии, и обозначая этим, что встреча состоится, её нельзя избежать, от неё нет нужды прятаться.

Потребовалось три минуты. От старой наполовину разрушенной стены тянуло влажностью. Битый кирпич, перемешанный с землей, позволил ногам обрести твердую опору. Оставалось закурить. Оставалось дождаться, когда, нарушая всё возможные грани реального, через ржавую металлическую дверь появится человек, с которого всё началось, человек — пророк, человек — мессия, но самое главное, — тот человек, с которым Возкову предстояло поменяться местами, предстояло занять его место, чтобы самому стать, и пророком, и миссией, и идолом нового мира, который так же, как и тогда, тридцать три года назад, находился по другую сторону старой заржавевшей двери, через проход, через еще одну дверь.

Дверь через дверь. Всего лишь небольшой промежуток, который вся жизнь, больше, стоит открыть, и он вместит в себя миллионы жизней.

Кажется, бесконечными были истекшие минуты. Кажется, остановилось само время. И необходимо всего лишь мысленно перевернуться с боку на бок, посмотреть на расположенные прямо перед глазами цифры часов, понять: еще есть целых два часа, всё сейчас происходящее сон, застрявший между прошлым и будущим, он никуда не уйдет, никогда не покинет сознание.

Если только поддаться. Если поверить влажному мареву и полностью отрешенной атмосфере.

«Нет, не сейчас, всё то, что было уже пройдено» — передернул сам себя Возков, и сразу после этого начала открываться дверь.

Кровь остановилась. Сдавило дыхание. Егор Свиридов смотрел на Возкова, без всякого удивления. Он ожидал, он знал, он чувствовал. Только вот глаза, в них не было ничего общего с теми глазами, которые уже видел Возков, тогда еще просто Влад, тогда, когда одиннадцать прожитых лет плохо различали контрасты и нюансы скоростного потока.

В тех глазах была доброта, умноженная на целеустремленность и уверенность, без примеси превосходства и тщеславия. Они светились малообъяснимым ликованием, в них, как в зеркале, отражалась убежденность в праведности выбранного пути. Даже в те страшные минуты, когда, наблюдая за Егором со стороны, под крышей всемогущего управления госбезопасности, видя его избитым и раздавленным, даже тогда, не было того, что предстало перед Возковым сейчас. Эти глаза, они были не просто лишены всего прежнего, они излучали противоположное. Злость и превосходство. Надменность и расчет. Время, дополнением ко всему этому. Неестественно глубокие морщины, укравшие еще десять лет. Снизу скривленный рот, потерявшая упругость кожа на щеках и шее.

— И почему-то я не удивлен нашей встрече, господин следователь — лукаво улыбаясь, произнес Свиридов, сделал он это громко, что эхо на целую секунду застряло между развалин кирпичного здания.

— Я бы удивился — ответил Возков, стараясь не выдать того, что он испытывает ощутимое внутреннее напряжение.

— Вы имели возможность удивиться во время нашей первой встречи. Я не слежу за календарем, могу предположить, что это было вчера — смех прорывался сквозь слова Свиридова.

— Позавчера, но я ожидал вас увидеть. А если удивился, то только тому, что вы заметно изменились, и я сейчас не о внешности — к Возкову стало возвращаться самообладание, пока частично, но от головы отхлынул сильный прилив жара.

— Вы проницательны, впрочем, и раньше вам было этого не занимать — произнес Свиридов, и только сейчас на его лице появились смутные тени сомнений, секунда догоняла следующую, пришла еще одна, еще одна, составляя общее, рождая неизбежную паузу.

— Теперь вы удивлены? — спросил Возков, видя, что Свиридов впал в некоторое недоумение.

— Вы, вы тот мальчишка, конечно, как я сразу не смог догадаться. Вы не Виктор Андреевич, вы его сын. Вот почему тогда наш разговор затянулся. Признаться, вам удалось поставить меня в неловкое положение — не скрывая интереса, что в голосе, что в выражение лица, говорил Свиридов.

— Всё это так, но обстоятельства изменились. Теперь мы с вами поменялись местами — четко и уверенно, заметно жёстче, произнес Возков.

— Нет, зачем вам это. Разве вам недорога память, разве вам безразлично дело вашего отца — всё более изумленно говорил Свиридов.

— А вот здесь, вы господин Свиридов ошиблись. Мне очень дорога память об отце. Мне еще дороже смысл и суть прожитых лет, и вот поэтому, сейчас мы с вами не будем делать одно дело. Ведь на это вы рассчитывали? Не самым сложным казалось вам, сделать то, что когда-то сделали сотрудники госбезопасности. Но не до конца, малость ошиблись, а может кто-то из них захотел ошибиться специально. Всё ведь частность. И для вас сейчас частное определяет больше, чем то, за что вы не пожалели собственной жизни, вместе с ней, жизни своих двенадцати последователей — как можно спокойнее говорил Возков, будучи уверенным, ощущая, что это именно то, зачем ему было необходимо оказаться здесь, зачем был необходим этот разговор.

— Нет, ничего не сможет мне помешать. Я не для того вернулся вновь, чтобы вы или кто еще открыли двери настежь — этому не бывать. Я явился не для того, чтобы умереть вновь, не для того, чтобы воскреснув, заново отправиться в небытие. Вы знаете, что это? Вы имеете об этом хоть какое-то представление?

Часть первая

1

Зачем было обманывать самого себя? Ведь ничего стоящего и даже хоть как-то приемлемого не получалось. Сколько ни старался, сколько ни отдавал этому занятию времени, ничего не выходило. И это терзало, мучило, и не было объяснения, каким образом появился этот превосходный роман. Написанный его почерком, в его тетрадях, в его комнате, но с одним исключением. Ему всего лишь снилось, что он работает над книгой. Снилось несколько ночей, кажется, три. Может больше, но точно, что случились эти ночи одна за другой в последней декаде сентября. Дальше необычные события уступили своё место скучной повседневности. Так пролетели две недели.

Работа, дом, в гости к родителям. После прогулки по вечернему городу, благо погода выдалась на удивление превосходной. Почти весь сентябрь было сухо и тепло. Лишь иногда, один или два дня, напоминали о себе кратковременные дожди. Затем ветер заставлял корабли чёрных туч отправиться дальше, и вновь возвращалась комфортная идиллия, которая в дневное время дополнялась хоть и скуповатым, но всё же по-осеннему ласковым солнцем.

Вот тогда, одним поздним вечером, странная книга напомнила о себе, переместившись из сна в реальность. Константин просто наткнулся на неё, уронил на пол две из пяти тетрадей, которые лежали до этого на небольшой книжной полке, слева от стола, ближе к балконной двери. Одна тетрадь раскрылась. Синие чернила аккуратно и ровно складывались в предложения, страница за страницей, вот середина, вот окончание, вот номер один, на титульном листе. И пробирающий насквозь трепет: этого не может быть, каким образом.

Дыхание сдавило в тот момент. Ладошки покрылись холодной влагой. Глаза повторяли то, что уже имело место в голове. Пришлось отложить тетрадь, чтобы попытаться осознать, прийти в себя. Но ведь отдых не мог изменить наличие факта, да и до ночи, до того момента, когда попадешь в очередной водоворот сновидений было далеко. Еще необходимо уснуть, а сейчас и здесь реальность. На кухне только что отключилась, издав щелчок, микроволновая печь. На улице, прямо под балконом, кто-то громко разговаривал. Время замерло на отметке в десять часов вечера. Понимания не было. Не было и ошибки. Почерк принадлежит ему. Тетради его. Комната его. Сон и случившееся в нем тоже имели место.

Константин какое-то время сидел на диване, смотрел на книжную полку, куда, на своё место, он вернул исписанные черновики. Прошло десять минут, к разогретому ужину он так и не прикоснулся. За окнами стало окончательно темно. Нужно было закрыть балконную дверь, так как комната стремительно наполнялась ночной прохладой, и отголоски несильного ветерка колебали, старались приоткрыть, листочки написанного им романа.

Константин вновь открыл первую тетрадь, затем бегло просмотрел остальные, и только после этого, стараясь ровнее и глубже дышать, углубился в чтение. Текст давался легко. Это лишь подтверждало: материал написан им самим. Только смутно что-то необъяснимое крутилось в голове, наплывало и исчезало, заставляя усомниться в произошедшем. Не было в подсознании базы, того из чего всё должно произрасти, а быть должна, быть на самом переднем плане.

Но поверить хотелось куда сильнее, чем отвергнуть. Пусть необходимо будет время, совсем неважно, что что-то еще, но случившееся необходимо принять. Нет никаких иных вариантов, кроме того, что наваждение выбрало его, выбрало совсем неспроста, и теперь нет никакого смысла этому противиться. Перед ним его роман. Многие действия и диалоги он уже видел, во многих из них ему довелось участвовать. Неважно, что происходило это в запредельном для понимания пространстве, данное уже не может иметь значения. Его роман в его руках. Глаза впиваются в строчки. Чувство эйфории, превосходства, порочного самолюбования наполняет душу. Успело остановиться время. Наступившая полночь не двигалась с места, а Константин не мог оторваться от собственного произведения.

Ночь пролетела незаметно. Константин отключился ко сну ближе к шести утра, когда за окнами появились звуки проезжающих мимо дома автомобилей. На какое-то время происходящее в романе переместилось в область сновидений, и теперь Константин невольно повторял пройденный материал еще раз. Только порядок усвоения изменился, теперь всё перескакивало с места на место, что-то чем-то дополнялось, менялось местами. И можно было бы принять происходящее за возможность нереализованных вариантов, а можно было подумать, что несоответствие лишь часть еще непрочитанного текста. Как бы там не было, но продолжение играло с автором. Дополнения просили изменений, роману не хотелось оставаться в подготовленной форме, ему многое не нравилось, и, черт побери, если не именно это ощущал Константин, переворачиваясь с боку на бок, вытягивая и поджимая ноги и руки. Ну, а затем всё исчезло, вернулось туда, где ему и положено быть, в тетради с серыми обложками, во власть синих чернил, и пространство, которое еще предстояло познать.

Была еще одна неделя, в течение которой полностью испортилась погода. Теперь частым гостем стал мелкий непрекращающийся дождь, зачастую смешанный с ненадежным мокрым снегом. От этого всё вокруг стало унылым и мрачным, холодным и склизким. Хорошо, что возле дома, по пути на работу, скрашивая непогоду, имелся асфальт, местами тротуарная плитка, и было всего два размытых грязью вдребезги участка, но их хватало, чтобы уделать грязью обувь, чтобы то же самое случилось с брюками. Хотя понятно, что главное заключалось не в этом, оно пряталось в самой атмосфере холодного уныния, когда осень не хочет без боя оставить свою власть наступающей зиме. А как было бы здорово, разве у кого-то может возникнуть сомнение? Нет, конечно, нет. Первые чистые дни, с обилием белоснежного, но уже не мокрого снега, когда на термометре минус пять, и ограниченное временем солнце старается подарить как можно больше своего света. Уже не так много в нем тепла, но и этого достаточно, чтобы прояснилось не только, уставшее от серости и мрака зрение, но и для того, чтобы в два раза чище и глубже стало дыхание. Чтобы тело почувствовало странный прилив сил, которому нет особого объяснения, но может из детства, с того времени, которое не ориентируется на законы сохранения тепла и внутренней энергии, а просто радуется тому, насколько хорошо здесь и сейчас.

Всё это придет. Появится чуть позже. А сейчас Константин всего лишь представлял недалекое будущее, возвращаясь от родителей к себе домой, в квартиру, которая досталась ему от бабушки, и случилось это уже четыре года назад. За это время он успел её обжить, полностью переделать под себя, успел сделать так, чтобы всё воспринималось сызнова, всё иначе и по-новому. Лишь с помощью воспоминаний можно было представить квартиру в том виде, который существовал при бабушке, еще раньше при бабушке с дедушкой, а вместе с ними, при самом Константине, которого тогда чаще именовали Костиком, и голос бабушки через открытое окно, который зовет Костика домой к ужину, очень часто находил себе место в памяти Константина.

Может не стоило ничего менять. Может лучше было оставить всё как есть и тогда ничего бы не являлось, не стучалось, но ведь простейшее говорит об обратном: дело ни в вещах, ни в интерьерах, ни в стенах, а всего лишь в памяти, в уважении и любви к этой памяти. И кто-то улыбнется: как можно любить память? Наверное нет, а вот воспоминания любить можно и очень легко это делать, они лица, они люди, они события, они всё равно, что я сам.

Странная страна ощущений. Бывает, что легкая и приятная, чистая и радостная, но вот иногда, когда наслаивается на благостный спектр что-то чужеродное, тогда сдавливает и всё видится иным. Так и сознание Константина всю эту слякотную неделю металось подобно загнанному зверю. Раздваивалось, не давало покоя. С одной стороны книга, которая не предоставляла однозначного ответа, на несформулированный вопрос: что есть что, кто и когда, я или не я, как такое случилось, ведь есть пробелы и текст не является окончательно цельным. В нем недостает несколько связующих частей. Не нужно быть гениальным редактором или автором, чтобы понять и осознать это.

Мне предлагается заполнить пустоты. Это такой вызов, такая игра, или всё же нужно дождаться знака свыше, который каким-то пока что неизвестным действием всё поставит на свои места.

Константин выбрал первый из возможных вариантов, и, как уже было упомянуто выше, ошибся. У него ничего не получалось. Слова не складывались в предложения. Вымученные фразы не становились одним целым с теми, что были придуманы ранее. Получался сплошной сумбур, временами напоминавший абракадабру. Никакого смысла, никакой связи, и всё это, несмотря на ту помощь, что оказывала уже написанная часть книги. Только продолжить, только дополнить. И в голове представлен не один вариант возможных событий, но нет, работа не спорилась. Угрюмо, с насмешкой, тикали настольные часы. Еще более надсмехалась периодически появляющаяся луна. Если было бы возможно, то Константин со всего размаху запустил в её окружность этими самыми часами, а затем бросил эту пытку, смирившись с тем, что он не имеет никакого отношения к написанию проклятого романа. Часто хотелось заплакать от бессилия. Еще чаще хотелось всё бросить, а затем ритуальным образом, сжечь зловещую рукопись, чтобы она больше никому не сумела доставить столько разочарования и противоречивых чувств.

Целая неделя, после еще два дня, а ведь не упомянутой осталась еще одна из заявленных сторон. И в те минуты Константин уверенно разделял свои мысли и действия. Книга была одной историей. Незнакомка, которую он уже много раз видел в своих снах и видениях, которую, к своему удивлению, опознал в странной рукописи, была другой историей. Если бы он знал, уничтожая на мелкие клочки очередной испорченный лист бумаги, насколько он ошибался. Всё это были звенья одной цепи, которые предстояло соединить вместе, а уже после дождаться чего-то куда большего, о чем тогда точно представления не было.

2

Сколько раз в литературе использовалось это избитое клише. Кажется, что не нашлось того, кто взялся и посчитал количество. А сколько в разговорной речи? Страшно подумать, или нет, здесь как раз всё не так печально и сложно. Просто подкралась некоторая ошибка. Перепутались произнесенные слова, которые и есть разговорная речь, и слова, оставшиеся несказанными для окружающих — они же мысли, они же мечты, они же глубокие и тайные воздыхания. Вот в них образ таинственной незнакомки, таинственного незнакомца, явление настолько распространённое, что действительно страшно подумать, и точно невозможно заняться подсчётом, потому, что нет в этом никакого смысла, потому, что ничего от этого не изменится, и в очередной раз, всё вернется на круги своя, и напрасно рассуждать о том, что современность успела избавиться от всякого присутствия романтики, — нет, не дождетесь.

Он увидел её внезапно, молния прорезала сознание. Верилось и не верилось, скорее было ощущение, что кажется, что вот-вот и тенистый сквер поглотит, скроет явившееся видение. Ведь в этот вечер старый сквер, изменив привычному за прошедшие дни, мог похвастать удивительно хорошей погодой. Было сухо и тепло, мерещилась странная дымка от теплого воздуха, который, поднимаясь вверх, смешивался с влажностью, приходящей со стороны неподалеку находившейся реки. На лавочках было много народу. Маленькие дети играли возле своих молодых мам. Звонкий смех отчетливо был слышен через приоткрытую раму окна. Через это же небольшое отверстие в комнату проникали и многие другие звуки, которыми щедро делился с Константином старый сквер. Но этого показалось мало, и Костя вновь вышел на балкон, чтобы еще раз увидеть её, чтобы сполна насладиться вечерней безмятежностью, а после оставил балконную дверь полностью открытой. Благо было тепло. Хорошо за день прогрелась квартира, и, точно, до самой поздней ночи не захочется спать.

Странно, но увидев её, Константин лишь на минуту испытал неожиданное удивление, затем это исчезло, уступив место чему-то не то что ожидаемому, но скорее предсказуемому, тому, что должно было произойти, а спустя коротенький отрезок времени, перейти в осознание: что вот она, что так бывает, что имя этому любовь с первого взгляда. К сожалению, или напротив, но яркому эпизоду не суждено было случиться. Но имелся другой, куда более продолжительный, уже не эпизод, но не менее романтичный сценарий.

Всё, буквально всё, в ней было таким, как ему представлялось. Какой-то неизвестный и очень добрый волшебник сумел прочитать мысли, смог проникнуть в святые святых, и наяву воплотил облик девушки, о существовании которой много раз мечтал Константин. Не нужно спрашивать, где и как это происходило. Уже исходя из слова незнакомка становится понятно, что речь идет о природе явлений, которые именуются грёзами. Просто и сложно, всё одновременно. Но настолько притягательно, настолько чисто и наивно, что нельзя допустить и намека на какую-либо пошлость. И данное никогда не покажется удивительным, от того что, разве с вами было иначе? Большинство не раздумывая ответит: нет, было именно так. А спустя минуту задаст еще раз уже озвученный вопрос. Сделает это для себя, но вновь получится, что на рассмотрение всех остальных, которые вынуждены будут согласиться, даже если их не коснулось своим очарованием загадочная и манящая к себе страна грёз.

Коричневые, с янтарным оттенком, волосы девушки едва касались плеч. Притягивающие к себе выразительные глаза, отражали нежную утонченность. Константин не мог издалека разглядеть цвет глаз незнакомки, но уже сейчас точно знал, что не ошибется, что глаза девушки не удивят. Они будут мягко серыми. Выше очаровательные, длинные ресницы. Самую малость тонковатые губы, отталкивающие моментальную страсть прочь, но говорящие: спешить не нужно, нужно почувствовать, необходимо потратить время, и чем больше его будет, тем лучше, глубже.

Еще мочки ушей, которые были видны краешком, в них аккуратные золотые сережки. С ними трепетное волнение, зовущее ниже, еще ниже, к отлично обозначенному контуру груди, так как незнакомка была одета в яркое платье, что не очень сочеталось со временем года, несколько лучше с теплым вечером, и идеально подходило к тому, чтобы Константин сразу увидел девушку, чтобы его взгляд и не подумал отвлечься на что-то еще. Так и случилось.

От того показалось, что еще чуть-чуть и начнет кружиться голова. Еще три секунды, и захотелось бегом броситься на улицу, чтобы не было потеряно ни одной лишней минуты. Но сделав движение в сторону зальной комнаты, Константин остановился в проеме балконной двери. Мысли и чувства, они требовали своего, им хотелось паузы, им требовалось, пусть кратковременного, но упорядочивания. С жару в холод. Вверх и вниз. Ведь ничего нельзя испортить.

Слово, движение, взгляд, вдох, что-то пошло не так, и мгновенно исчезнет ставшая реальностью мечта. Если бы знать предназначение. Если бы быть уверенным в неизбежности. Тогда бы сразу, сшибая всё на своем пути.

Константин, взяв в руки сигарету, вернулся на балкон. Незнакомка сидела на прежнем месте. В её руках была книжка, но читать она не могла, потому что к этому времени стало заметно темнее и вот-вот должны были заработать фонари уличного освещения, которые в один миг сделают старый сквер еще более уютным. Справившись с сигаретой, Константин ощутил, что успокоился и как можно увереннее пошёл на встречу со своей мечтой. Шел медленно и при этом не пытался перебирать варианты, что было бы естественно, первых, самых важных слов. Напротив, старался отключиться от любого нервного напряжения. Прекрасно осознавая, что неуверенность в любом случае не замедлит вылезти наружу, только боялся не этого, а куда худшего, что она возьмет и не пойдет на какой-либо контакт вовсе.

Когда Константин свернул с большой дорожки на меньшую влево, когда между ними оставалось всего пару метров, незнакомка повернула голову в сторону идущего к ней Константина, улыбнулась и тут же смущено опустила глаза вниз. Сердце Константина готово было выпрыгнуть из груди. Участился пульс. Сдавило дыхание, и ноги, вместо того, чтобы приобрести дополнительную уверенность, сделались ватными. Казалось, что следующий шаг, и он начнет терять равновесие. «Почему она так посмотрела, она как будто ждала меня» Мысль промелькнула секундой, ноги всё же не подвели, а спустя секунду Константин должен был говорить. Девушка подняла глаза. Константину не удался первый слог, но он смог преодолеть, прилив сковывающего напряжения.

— Здравствуйте, я не мог не подойти.

— Почему? — очень спокойно, но при этом уверенно, спросила незнакомка.

На её лице не было какого-то особенного удивления. Интерес, да. Но никакого ощущения случившейся неожиданности. К тому же не обманул цвет её глаз, он был ровно таким, каким и представлял Константин. Всё остальное, от этого захватывало дух. И даже сейчас, когда мечта находилась в одном шаге, Константин еще до конца не мог поверить в случившееся. Казалось, что несколько предложений, всего пару минут рандеву, и проведение исчезнет. Просто, обыденно превратится в вечернюю дымку, а он останется, будет стоять напротив пустой лавочки и думать о том, что неизведанное мало чем отличается от привычного, что оно может быть не менее жестоко. Но, слава богу, опасения лишь промелькнули, а девушка произнесла, на этот раз, чуть громче:

— Меня зовут Алена. Вчера я сидела на той лавочке. Несколько раз видела вас на балконе, но вы не захотели выйти на улицу — закончив говорить, Алена указала рукой в направлении дома Константина, а сразу после этого вновь загадочно улыбнулась.

Константин ничего не мог понять. Он был поглощен её созерцанием. Голова начинала кружиться от аромата её парфюма, а глаза раз за разом искали её руки. Никогда до этого, ни разу, и даже в мыслях, Константин не имел понятия о том, насколько могут быть красивыми женские руки, как могут волновать длинные пальцы, маникюр, два тонких золотых колечка.

— Что же вы молчите? Вы ставите девушку в неловкое положение — Алена постаралась засмеяться, а её глаза, отбросив стеснение, смотрели в глаза Константина.

— Я не могу Алена. Я не могу заставить себя говорить. Я не должен так сразу, но я не видел такой красивой женщины — неуверенно, испытывая прилив неподдельного волнения, произнес Константин.

Алена смутилась, отвела глаза.

— Меня зовут Костя, и я не видел вас Алена вчера. Если бы видел, то уже вчера был бы перед вами.

— Разве? Мне показалось, что вы не сводите с меня глаз — игриво улыбалась Алена.

— Странно, но теперь не имеет значения, ведь состоялся сегодняшний вечер, и я предстал перед вами — начиная успокаиваться, произнес Константин, но еще не решался сесть рядом с Аленой на лавочку.

— Согласна, но что же вы стоите — сказала Алена.

— Да, я в оцепенении и не совсем хорошо соображаю — произнес Константин и только после этого сел на лавочку.

— Но от чего? — игриво проговорила Алена.

— Я уже сказал, но еще есть что добавить.

— Не тяните и давайте перейдем на «ты», а то как-то неудобно — Алена выразительно посмотрела на Константина, в её очаровательных глазах мелькнула крохотная искорка.

3

— Я не видел тебя вчера, но видел до этого много раз. Прошу не принимать мои слова за бред сумасшедшего, хотя сейчас я сам сомневаюсь в собственной вменяемости — произнес Константин.

Чувство неуверенности по-прежнему сковывало. Лицо покраснело, и хорошо, что вечерний сумрак скрывал внешние проявления. Не мог изменить ситуации высокий фонарь, находящийся в пяти метрах от них. Две соседние лавочки оставались незанятыми. Пространство старого сквера незаметно опустело. Лишь две семейные пары с детьми оставались здесь, совсем неподалеку от памятника известному писателю. Они что-то живо обсуждали, иногда переходили на смех, а у самого выхода, там, где всего три метра до перекрестка, дополняемого то зеленым, то красным, то желтым светом светофора, сидел пожилой мужчина. Сидел на в точь такой же лавочке, возле правого края. Рядом с ним лежала книжка. И если бы Константин мог разглядеть, если бы захотел это сделать, если бы не было темно, просто об этом подумал, то увидел бы, что эта книжка точная копия той, что сейчас находилась возле Алены.

— Интересно, но где ты мог меня видеть — произнесла Алена.

Только по её глазам, по выражению лица, было видно, что она наперед знает ответ и сейчас спрашивает лишь для того, чтобы углубиться, последовать в эту сторону дальше.

…Ощущение метались. Необычная игра, на которую она согласилась, чтобы выяснить природу не совсем понятного явления, оказалось не только не опасна, а, напротив, была привлекательной. И этот парень ей нравился. Высокого роста, с правильными чертами лица, с открытыми приятными глазами. Самую малость смущающийся, ровно настолько, насколько и было положено, оказавшись возле незнакомой девушки. Да, и ей их встреча не далась бы так легко, и если бы она не была готова к ней заранее, то точно повела себя иначе. Скорее, впала бы в ступор, что-то мямлила и хотела как можно скорее избавиться от неожиданно появившегося кавалера, которого приняла бы за психа или еще что хуже. А так всё было хорошо. Иногда, самую толику, забавно. Где-то чуть-чуть неуютно, но чем дальше, тем еще интереснее. Их встреча предопределена, и вот еще секунда, и он начнет говорить о том, что уже сказал тот странный мужчина, которому не поверила, отказалась. Но когда он появился в её дворе во второй раз, то сама к нему подошла и как бы невзначай напомнила ему о вчерашнем разговоре, будучи уверенной, что ничто никуда не делось, и не ошиблась в этом. Незнакомец, ласково улыбнувшись, поднял на неё свои грустные глаза и, оставив позади крохотную паузу, произнес:

— Моя милая девочка, неужели я смогу вас обмануть. Если бы у вас не было вопроса, а у меня не было на него ответа, то не было и нашей встречи. Вам ведь очень сильно хочется узнать, где находится вторая часть той необычной книжки, над которой вы работали, и не работали, и делали это не одна, а в соавторстве с красивым молодым человеком. Разве я не прав?

— Вы способны проникнуть в мои мысли и ощущения. Мне сейчас должно быть страшно. Я должна как можно скорее броситься бежать. Но почему я не чувствую никакой опасности, почему её нет, она не исходит от вас — пробормотала Алена, стараясь самой себе объяснить своё же необычное поведение.

Всё происходящее казалось ей сном, чем-то похожим на это, но ведь нельзя было отрицать существующего. Книга была, точнее её часть. Всё там написанное было не похоже на то, что сочиняла она сама. Но от чего так сильно хотелось, чтобы текст принадлежал ей, чтобы она имела к этому самое непосредственное отношение, и когда в одну из ночей появился этот привлекательный парень, разве в тот момент всё ни встало на свои места. Жаль, что пока лишь в стране неизведанных грёз, только ведь не покидало чувство: один шаг, один день, и нереальное обретет почву, станет близким, станет таким же, как эта минута. Пусть от этого иногда становилось страшно. Чаще ощущалось волнение, с ним трепет, которые не спешили покинуть, а лишь усиливались, лишь старательно объясняли: проведение имеет своё назначение, ты и до этого касалась незримого, тогда стоит ли удивляться тому, что всё это пришло к тебе, что это стало частью твоей жизни. После этого страх начинал сдавать свои позиции. Роман требовал соединиться со своей отсутствующей частью. Схожие ощущения мучили Алену, поэтому сильно хотелось поверить незнакомому мужчине. Тем более Алена уже два раза видела, как этот мужчина здоровался, а затем разговаривал с её отцом. А человеку, который был знаком с её отцом, Алена могла доверять. Отец никогда не будет иметь знакомство, по-приятельски разговаривать, с нехорошим человеком. Ведь нет более порядочного и честного человека, чем её родной отец. Это Алена знала, к этому она привыкла еще с детства, и даже то, что когда-то характер и взгляды отца помешали её дружбе с одним парнем, затем с другим, Алена не жалела. Отец оказался прав. Сергей впоследствии попал на очень долгий срок в места не столь отдаленные. Андрей превратился в законченного дебошира и алкоголика, а от того не хотелось завидовать его жене Марине, которую Алена знала с детских лет, с которой когда-то училась в одном классе.

— Папа, а кто тот мужчина, с которым ты сегодня разговаривал возле машины — спросила Алена у отца.

— Кто, когда? — не понял Алену отец.

— Ну, пожилой, когда ты на работу с обеда поехал — уточнила Алена.

— А этот, ну, это необычная история — непонятно ответил отец и добавил к этому улыбку.

— История? Интересно — произнесла Алена.

Отец с удивлением посмотрел на дочь.

— Тебе-то какой интерес? — поинтересовался отец.

— Просто так — не зная, что ответить, произнесла Алена.

— Когда-то я учился в одном классе с одним странным парнем, звали его Егор. Только вот уже после окончания школы, спустя какое-то время, я узнал, что Егор попал в неприятную историю. Его забрали люди из управления государственной безопасности. Много об этом говорили — поведал отец.

— А этот мужчина здесь при чём? — не удержалась Алена, предчувствуя что-то необычное и странное.

— Так вот, несколько дней назад я встречаюсь с человеком очень похожим на Егора, ну, только состарившимся. К тому же он сам ко мне подошел, руку протянул.

— Вы Борис Алексеевич Богданов?

Я ответил:

— Да, это я.

— Очень похож на самого себя, на того, кто на фотографии. Только годы нас меняют, но и им до конца это не под силу — улыбаясь, произнес мужчина.

Я же остолбенел. До меня начало доходить и это казалось невозможным.

— Егор? — спросил я.

— Нет, огорчу вас Борис Алексеевич, я двоюродный брат Егора. Зовут меня Владимир Иванович. Живу я в Краснодарском крае. Очень давно не был у вас в городе. Приехал на похороны тетки, а уже затем захотел посмотреть на знакомые с детства места, где осталось столько прекрасных, детских воспоминаний. Вы, конечно, меня не помните. Я тоже припомнить не могу, но мы должны были встречаться. Вы были с Егором друзья, а я приезжал не один раз в гости к брату и к тетке Наталье — спокойно говорил Владимир Иванович.

— Да, конечно, брат близнец, точнее почти близнец. Вы были сильно похожи — вспомнил я, и теперь было совсем неудивительно, что я принял Владимира Ивановича за Егора.

— А что с братом? — робко спросил я, не ожидая услышать чего-то хорошего и не ошибся.

— Егор, к сожалению, по-прежнему в психиатрической больнице. Он ничего не помнит, никого не узнает. Не узнал и меня, когда я приходил к нему. Доктор сказал: что он временами реагировал на присутствие свой матери, моей тетки, но и то, это так, на уровне скрытых эмоций. Но тетка Наталья умерла. Поэтому, я был вынужден, приехав сюда, снять комнату. Мне сейчас даже негде остановиться, не считая гостиниц и аренды — мрачно пояснил Владимир Иванович.

— А как же квартира? — спросил я, сам не зная, зачем мне это понадобилось.

— Квартира, тетка Наталья переписала её на соседку Елену, которая ей помогала, жили рядом, постоянно общались. Еще ведь Лена с детства дружила с Егором. Ты должен её помнить — ответил Владимир Иванович.

— Помню, но давно не видел. Кажется, она попала под машину, теперь инвалид — произнес я.

— Да, поэтому, я и не стал поднимать дела, ведь единственный наследник я, и можно было бы узнать, что и как. Но я решил: пусть будет так. Тем более Елена Андреевна почти не выходит из дома — разоткровенничался Владимир Иванович.

— Наверное, правильно — произнес я, а после мы пожали друг другу руки и расстались.

Алена с отцом пили чай на кухне. Теплый вечер проникал через окно светом окошек соседних домов. Через приоткрытую форточку внутрь попадало легкое дуновение свежести. Сильно постаревшим, но от того более любимым, выглядел папа. За этим, приятным теплом вспоминалась мама и сильно в этот момент захотелось рассказать папе о том, что у его дочери так же состоялся разговор с двоюродным братом некого несчастного Егора, который касался другой темы, что никоим образом не имела отношения ни к заключенному в психушку Егору, ни к его умершей матери, ни к соседке по имени Елена.

Только в последний миг Алена передумала, а спустя десять секунд спросила:

— А почему Егором заинтересовались люди из управления госбезопасности?

— Точно не знаю, но он болтал много лишнего. Сам я тогда с ним уже почти не общался, поэтому, определенно тебе сказать не могу. Он ведь был не один, там имелась целая группа, и мне совсем непонятно, почему он оказался у психиатров, вероятно, что все они тоже. Мы же были уверены в том, что их ликвидировали, самым банальным образом. Еще он написал какую-то книжку, её затем изъяли власти. Можешь представить, что было содержанием этого литературного опуса. Я, кстати, тебе говорил о твоем увлечении — произнеся заключительные слова, отец очень серьезно посмотрел на дочь.

— Ну, папа, я пишу о любви, о драконах, о школе волшебников — умиленно произнесла Алена и в этот же момент ей почудилось: а если есть связь между странной книгой в её столе, и той, о которой сейчас рассказал папа.

— Взрослая уже девочка, а какие-то драконы, волшебники — ласково улыбнулся отец.

— Мне нравится, мне интересно — отреагировала Алена.

— Замуж тебе надо — серьезно произнес отец.

— Да, только, где мне найти жениха, который бы тебя устроил — засмеялась Алена.

— Если нормальный парень, то я только рад буду — смутившись, ответил отец.

На этом разговор закончился. Папа отправился смотреть телевизор, возмущаться вслух, разговаривая то ли с самим собой, то ли с телевизором. Алена вернулась в свою комнату. Вытащила из стола две белые, толстые тетради, на которых были изображены розовые тюльпаны. Выше них, её рукой было написано «дверь через дверь», часть первая. На второй тетради можно было увидеть то же самое, за исключением одного, там была надпись: часть вторая.

…«Странно, что случилось, откуда у неё появился интерес. Или может обычное любопытство, тогда ничего. И можно было вовсе ничего не говорить, ограничиться ответом: не знаю, так какой-то прохожий, спросил что-то незначительное» — размышлял Борис Алексеевич, сидя возле включенного телевизора.

«Если всё это имеет какую-то связь. До сих пор неприятное ощущение, но ведь это был Егор. Зачем ему понадобилось лгать, конечно, он не знает о том, что известно мне: Владимир Иванович, он же двоюродный брат Егора, умер ровно четыре года назад, умер за месяц до того, как умерла мама, которая и сообщила мне, о том, что Володьки не стало, затем долго объясняла: кто это, что я должен помнить. Не совсем понятно было: зачем мне всё это, так просто, так случившийся факт, ведь много лет нас ничего не связывало, если бы ни Егор, если бы ни всё с ним связанное, если бы ни эти проклятые сны, что стали настоящим кошмаром, в прямом и переносном смысле, явившиеся сразу после смерти мамы. Еще Наталья Владимировна, не было на её похоронах Владимира Ивановича, и быть не могло, не было и Егора, с которым чуть позже состоялся этот странный разговор. Алена, с её ненормальным увлечением, но не было же ничего этого, никогда она не занималась литературой, сочинительством. Примерно, всё одно время, чуть больше, чуть меньше» — пелена страшного тумана накрывала сознание Бориса Алексеевича.

«Кондрашов, только он остался живым. Только он, как ни в чем не бывало, спокойно существовал, делал карьеру, во многом преуспел. Теперь он убит, при невыясненных обстоятельствах. Лишь слухи, лишь домыслы. Какой-то грабитель, случайный бедолага. Почему Егор не стал со мной разговаривать откровенно? Ведь это он убил Кондрашова. Наталья Владимировна, а что, если и её убил Егор. Но нет, она же его родная мать, она единственный близкий ему сейчас человек. И знает ли Егор о том, что я, исполнив просьбу его матери, уничтожил эти черновики. Всё в одно время. Всё, примерно, в одно время» — мрачные мысли не хотели отпустить, давили и опустошали, слишком необычно происходящее, мало реального в этом.


4

— Видел в нереальном мире собственных фантазий, неужели такое бывает — рассмеялась Алена, только её смех не имел в себе ничего ироничного, в нем была открытая, чистая простота.

— Сам не верил в это, но оказывается, что подобное вполне возможно, а дальше ты можешь притвориться, что поверила мне или открыто сказать: такого не бывает.

— А если я верю, по-настоящему верю — томно прошептала Алена и оказалась ближе к Константину, их тела соприкоснулись.

Константин внутренне вздрогнул, он не ожидал такого поворота событий, поэтому накрыла волна предательского напряжения, но продержалась она недолго, быстро сменившись приятным теплом, от которого веяло чем-то окончательно состоявшимся, невероятно реальным.

— Тогда я самый счастливый человек на земле, и всего от того, что мечта стала явью. Сейчас находится рядом со мной, и я ощущаю, что становлюсь раскованным, и то, что мне осталось самую малость для того, чтобы погрузиться в полное райское блаженство.

На самом деле Константин чувствовал себя несколько иначе и до райского блаженства было еще далековато. Всего на всего позади остался первый этап, конечно, важный, но ведь предстояло двигаться дальше, а вот здесь Константин начинал теряться. А что, если судьба лишь решила над ним посмеяться, что, если не будет никакого продолжения.

И в такие моменты совсем не важным выглядело то, что очень легко состоялось их знакомство, не менее легче наладился разговор, а всё от того, что, создавая будущее, в какие-то моменты необходимо использовать каждую минуту, осознавать ценность любого мгновения. Ведь именно они должны стать основой, они определяют всё то, что и произойдет в будущем. Но в какой степени? Но на долго ли? Может сумма усилий будет равна одному году. Может случиться всего один месяц. А возможно, что неделя. Небольшая, длинной в семь дней, от понедельника до понедельника. Вполне может быть. Но ведь бывает и иначе. Целая жизнь. Огромное количество времени будет отпущено, станет возможным, благодаря вот этим нескольким дням, нескольким часам.

Об этом думал Константин, ожидая реакции на свои слова от Алены. Алена не торопилась, она пару раз улыбнулась, посмотрев на Костю, несколько раз обвела взглядом окончательно опустевшее пространство старого сквера.

— Есть ли мне место в твоем райском блаженстве? — спросила Алена кротко, намеренно изобразив умиленную гримасу, которая уже во второй раз обозначала, что ответ известен и лишь хочется небольшого, но очень важного, чтобы Костя говорил ей комплименты, чтобы открыто признавался в том, что хочется услышать.

— Ты сама знаешь ответ — пристально смотря Алене в глаза, произнес Константин.

— Не передумаешь? — игриво спросила Алена.

— Я нет, а ты? — ответил Константин.

— Это зависит от тебя — засмеялась Алена.

— Ну, тогда всё в порядке — наиграно выдохнул Константин.

— Расскажи о себе — ласково проговорила Алена и, проявив инициативу, нашла своей ладошкой ладонь Кости.

Сердце Константина забилось быстрее. Приятное тепло начало наполнять каждую клеточку тела.

— А что бы ты хотела знать? — произнес Константин, не зная с чего начать.

— Чем занимаешься, например — уточнила Алена.

— Работаю, бываю дома, о тебе думаю, иногда сочиняю никому ненужные рассказы — ответил Константин.

— Ты меня видел во сне или придумал в своём воображении, может я стала героиней одного из твоих творений? — спросила Алена, после чего повернулась в сторону, стараясь глазами обнаружить того самого странного мужчину, который сидел на лавочке, возле выхода из сквера, но его не было.

— И там, и так, еще я узнал тебя на страницах необычной книги, и не поверишь, случилось это уже после того, как я с тобой заочно познакомился — не испытывая ожидаемого волнения, произнес Константин и тут же прижался к Алене ближе, она выразительно на него посмотрела, но не стала отказываться от более плотного контакта.

— И всё же получается, что ты меня придумал — улыбаясь, прикоснувшись щекой к щеке Кости, проговорила Алена.

— Да, но не совсем, потому что я был уверен в том, что ты существуешь, что ты где-то рядом со мной, что ты ищешь меня, как и я тебя — испытывая прилив сильного возбуждения, несколько неуверенным голосом, куда более томно проговорил Константин, и казалось, что еще одно мгновение, еще несколько слов, и их губы обязательно соприкоснутся, но предвидение всё же забежало несколько вперед, потому, Алена вместо того, чтобы поддаться встречному порыву, лишь произнесла.

— Я тебя хотела найти, наши желания совпали, но если бы ни один человек, то ничего бы у нас не вышло.

— Какой человек? — не скрывая удивления, спросил Константин.

Но Алена не ответила на вопрос, произнеся.

— Ты говорил, что пишешь рассказы.

— Я, да, рассказы небольшие, для себя по большей части — ответил Константин.

— Что ты стесняешься, я страдаю тем же самым пороком, безрезультатно, но, не теряя надежды — улыбнулась Алена.

— Правда?! — с неподдельным восторгом отреагировал Константин.

— Да, о любви, о драконах — с придыханием произнесла Алена.

Константин хотел сказать: здорово, но не успел, Алена раньше добавила к сказанному.

— Значит, ты прочитал обо мне на страницах чужой книги, и кто автор?

— Ты не поверишь, но мне думалось, что автор — это я — начал Константин.

У Алены на секунду приостановилось дыхание, хотя к этому моменту она уже должна была понимать, что всё, что говорил странный мужчина, брат Егора, не является вымыслом. Но всё же, когда перешли непосредственно к книге, то интрига усилилась кратно. И вот оставался один маленький шаг.

— Как понять думалось? — прошептала Алена.

— Это очень странная история. Никогда до этого я не сталкивался с чем-то подобным — вторя шепоту Алены, произнес Константин.

Алене уже не терпелось поведать о своем опыте общения с книгой, этим помочь Косте дополнить то, о чем он сейчас говорит.

— Ты её писал, и в тоже время не писал, но в какой-то момент всё это стало реальным фактом и очень захотелось поверить, что всё написанное там принадлежит тебе — тихо произнесла Алена.

Костя кивнул головой.

— Еще эта книга, она часть моего сознания, она у меня внутри, но в тоже время бывает навязчивое ощущение, что она не имеет ко мне никакого отношения — дополнил Константин.

— И еще она неполная, не хватает несколько частей — сказала Алена.

На улице к тому времени уже вступил в свои права поздний вечер. Алена начала зябнуть, еще крепче прижалась к Косте. Видя, что Алене холодно, Константин снял с себя кофту и протянул её Алене.

— Нет, ты представляешь, как я буду выглядеть — возразила Алена.

— Уже темно, никто кроме меня тебя не увидит, а для меня ты не можешь выглядеть плохо.

Алена согласилась. Кофта была ей велика, не сочеталась с платьем, но сразу стало теплее.

— Откуда ты знаешь об этом? — до конца не понимая сути, спросил Костя, вернувшись к тому, что не могло остаться неоконченным — Действительно ведь не хватает — продолжил Костя, почувствовав присутствие некого озноба, то, что виделось лишь романтическим волшебством неожиданно расширилось, потянуло за собой, но не испугало, а, напротив, еще сильнее заставило почувствовать присутствие магии, которая уже не только случайное счастье от её близкого дыхания, их скорого откровения, но и общая, объединяющая тайна. И точно, что этого нельзя было не почувствовать. Разве можно было отказать вечеру, в стремлении создать совершенное чудо. Прошел всего час, оно явилось, оно стало общим прикосновением.

— У меня всё то же самое и от того нам было суждено встретиться — произнесла Алена.

— У тебя недостающая часть этой странной книги? — спросил Константин.

— Да, только почему ты называешь её странной. Мне кажется, что она, скорее, волшебная. Ты же читал её, и там описан наш с тобой мир, но в другом измерении, там то, что должно произойти с нами, стать нашим. А самое удивительное, не создается ощущения обыкновенного вымысла, как бы, это не имеет отношения к привычной фантастике.

Алена говорила очень тихо, чтобы никто не мог услышать, хотя возле них и так никого не было. Костя глубоко и чисто дышал, уже в какой раз понимая: счастье состоялось, оно здесь, оно сделало всё вокруг себя иным. Таким, что обычный взгляд получил возможность проникать сквозь время, что самое привычное слово уже не слово, а часть гениальной поэмы, и так всё, и так во всём. Огромная вселенная, в которой на самом центральном месте он и Алена, с ними не раскрытая тайна, за ней еще большее таинство, именуемое одним словом, но не для никого не секрет, что это слово может вместить в себя ни только поэму, ни только роман, ни только этот таинственный вечер — оно может стать всем, оно иногда больше, чем жизнь — имя ей любовь.

— Ты думаешь, что этот мир существует. Неужели у тебя такие же ощущения, что и у меня — произнес Константин.

— Я думаю, что всего лишь нужно открыть где-то спрятанную дверь, которая рядом с нами, совсем недалеко от нас — утвердительно ответила Алена.

— Действительно, что может быть проще, и мы обязательно отыщем эту дверь — согласился с Аленой Константин.

Ему верилось и не верилось. Ощущение всё еще пытались обмануть, и в тоже время, нельзя было скрыть присутствия предельно близкой истины.

— Я видел тебя в книге. Я представил тебя раньше. Но как ты отыскала меня? Ведь если бы ты не пришла, сколько времени бы я тебя искал — Константин произнес то, о чем хотел спросить раньше.

— Один человек помог нам, я уже упоминала об этом — начала Алена, но Костя вмешался.

— Да, помню, посторонний человек? — спросил Константин.

— Ну, да, если бы не он, то мы могли еще долго не узнать друг о друге — мило улыбалась Алена.

— А ты меня не видела? Я думаю, что в твоей половине обязательно должно быть что-то обо мне — несколько напряженно спросил Константин.

— Есть о тебе, и тебя я прекрасно представляла, знала, как ты будешь выглядеть — лицо Алены не изменилось, она так же, как и пару минут назад, испытывала наслаждение от слов, от собственных теплых ощущений, от присутствия Кости рядом — Но я понятия не имела, где тебя искать — добавила Алена, а Константину стало на секундочку стыдно за свой первый вопрос, ведь он и сам понятия не имел, где и как искать Алену, и, если бы она не нашла его сама.

— Он сказал тебе, где ты можешь меня увидеть? — спросил Константин.

— Да, он мне рассказал о том, что ты существуешь, о том, что есть вторая часть книги, и о том, что мы с тобой написали эту книгу совместно — пояснила Алена.

— Чудесно, но откуда ему обо всем этом известно — как бы отвлеченно произнес Константин.

— Он сказал: об этом позже расскажу — просто ответила Алена.

— Это означает, что мы еще встретимся, если я правильно понял — стараясь соответствовать интонации Алены, проговорил Константин.

— Я думаю, что да. Нельзя подобное истолковать иначе — рассмеялась Алена.

— А как он выглядел, интересно, может я его тоже встречал — произнес Константин.

— Он пожилой, при этом красивый мужчина, еще степенный такой — с наигранной серьёзностью сказала Алена.

— Но это мало, о чем мне говорит — улыбнулся Константин.

— Особых примет не заметила — прошептала Алена.

— А имени моего он не назвал? — тоже шепотом произнес Константин.

— Нет, но он тебя знает, даже если ты его не видел — произнесла Алена.

— Вполне может быть, что я его видел — предположил Константин.

— Может, но он мне предложил с тобой познакомиться, он уверил меня, что ты меня ждешь, ищешь меня — шептала Алена.

— Сущая правда, он был прав, он знал, о чем говорил — Костя своими губами начал искать губы Алены, она не замедлила откликнуться на его инициативу, оборвавшаяся секунда превратилась в долгий, страстный поцелуй.

5

— Проводи меня домой — попросила Алена.

— Тебя не потеряли, а то мы засиделись допоздна и не заметили этого — улыбнулся Костя.

— Папа сегодня на работе в ночь, поэтому никто меня не схватится — ответила Алена.

— Ну, тогда, ладно — сказал Костя, сразу после этого поднялся на ноги, хотел протянуть руку Алене, но его отвлек посторонний шум.

Костя повернул голову на звук и увидел, что с другой стороны, с дальнего входа в сквер, появились двое мужчин, один, из которых, транспортировал другого, поскольку его товарищ был мертвецки пьян.

— Так мы идем? — напомнила Алена.

— Да, сейчас, конечно — ответил Костя, повернувшись к Алене, но тут же вновь отвлекся навстречу идущим, что-то притягивало, что-то совершенно необъяснимое, пришедшее из ниоткуда, а парочка припозднившихся незнакомцев, к этому моменту уже оказалась прямо посередине центрального пятачка, возле памятника знаменитому писателю. Второй, тот, что был в невменяемом состоянии, не причинял особых неудобств тому, кто был первым и был значительно моложе — это можно было разглядеть, несмотря на полностью сгустившуюся темноту. Этот первый лишь аккуратно направлял пьяного, иногда заставлял тормозить, чтобы не увеличивалась скорость, которая мешала размеренности движения, и второй участник начинал терять заданный курс, его заносило в стороны, он начинал выпадать вперед, опережая свое тело, своего сопровождающего.

— Это еще кто? — спросила Алена, незаметно оказавшись рядом с Константином.

— А я почем знаю — честно признался Костя, подумав о том, что Алена неправильно выразилась: так как будто они ждали кого-то, а появились те, кого они никак не ожидали.

— Мы пойдем, уже настоящая ночь наступила — произнесла Алена, и вновь Константину показалось: что-то не то, не может ночь быть игрушечной.

— Пойдем — согласился Костя, его рука нашла руку Алены, но в этот миг случилось неожиданное.

— Подождите, не уходите — произнес молодой мужчина, тот самый, который помогал пьяному товарищу.

Алена с Костей многозначительно переглянулись.

— Вы к нам обращаетесь? — спросила Алена.

— Да, здесь помимо вас никого нет — спокойным, даже приятным, голосом ответил молодой мужчина.

— Чем мы вам можем помочь? — спросил Костя, полагая, что он обязан вести разговор, а не Алена.

— Мне нужно отойти на несколько минут по малой нужде, но я не могу оставить Феликса Эдуардовича без присмотра, даже на секунду — попросил незнакомец — Кстати, меня зовут Дмитрий — добавил к сказанному Дмитрий и тут же по-свойски протянул руку Константину, а секунду спустя таким же образом поздоровался с Аленой.

— Костя — представился Константин.

— Я Алена — добавив необязательное местоимение, представилась Алена.

— Очень приятно — очень учтиво отреагировал Дмитрий.

— Так я отойду? — продолжил Дмитрий.

— Но, только недолго, и вы можете сделать это за ближайшими кустами, не нужно особо удаляться — улыбаясь, предложила Алена.

— Нет, я так не могу, я вот, буквально, к вот этим строениям — смутившись не согласился Дмитрий.

— А что с вашим спутником? — спросил Костя.

Дмитрий уже успел сделать шаг в сторону, но вынужден был остановиться.

— Он не пьян, вы неправильно поняли — произнес Дмитрий, хотя Костя и Алена не определяли состояние спутника Дмитрия, как пьяного.

Алена открыла рот, ей хотелось, чтобы Дмитрий более подробно пояснил состояние своего друга, если последний не пьян, но Дмитрий мгновенно скрылся из виду, а его товарищ по имени Феликс Эдуардович сидел на лавочке. Голова была опущена вниз, кажется, что он окончательно отключился, может даже больше, от этого Алена произнесла: — Такое ощущение, что он умер.

— Нет, но пьяным он не выглядит — произнес Константин, стараясь более внимательно рассмотреть лицо Феликса Эдуардовича.

— Да, страшноватый вид у этого мужчины — резюмировала Алена и не испытывая страха близко подошла к Феликсу Эдуардовичу, который сидел в виде каменного изваяния.

На нем был черный, дорогой костюм. Под пиджаком белая рубашка, на шее галстук, и Алена безрезультатно пыталась точно определить оттенок мужского аксессуара. На ногах черные туфли, а правая рука выделялась присутствием золотого кольца и крупной печатки. Возраст Феликса Эдуардовича можно было определить между сорок пять и пятьдесят лет. Стрижка была короткой. Волосы не скрывали заметной седины, и еще несколько оттопыривались уши. Само же лицо ничем особенным не выделялось. К тому же глаза Феликса были закрыты, а всем известно, что глаза не только зеркало души, но определяющая часть индивидуального облика человека, его особая неповторимость. А так; нос, рот, губы, ресницы, подбородок — всё усреднено, всё приемлемо, без каких-то изъянов.

— Кажется, он все-таки не дышит — неуверенно произнесла Алена, а после взяла рукой запястье Феликса Эдуардовича, пытаясь нащупать пульс.

Но из этого ничего не выходило.

— Только этого не хватало — не скрывая недовольства, произнес Константин.

— История — отвлеченно проговорила Алена.

— Пусти — сказал Костя и сам оказался возле Феликса Эдуардовича, но выяснить, мертв или жив последний, Косте не удалось, поскольку из темноты появился Дмитрий.

— Ваш товарищ, кажется, умер — сразу выпалила Алена.

— Или потерял сознание — предложил другой вариант Константин.

— Он отключился, я боялся именно этого, но времени у меня не хватило — пояснил Дмитрий, а после поочередно посмотрел на Алену и Костю.

— У вас очень красивая девушка — следом произнес Дмитрий, обратившись непосредственно к Косте.

— Извините, но это правда, вы очень красивая — теперь Дмитрий обращался к Алене, благо они стояли рядом, на расстоянии пары шагов друг от друга, возле ничего не подозревающего Феликса Эдуардовича.

— Спасибо — прошептала Алена, Костя не мог не обратить внимания на то, что Алене понравился быстрый и открытый комплимент, в отличие от него самого, жгучей иглой кольнуло чувство скорой ревности.

— От чего он отключился? — спросил Костя, после того, как Дмитрий закончил безуспешно трясти Феликса Эдуардовича за плечо.

— Это всё таблетки. Я не знаю, каким образом это происходит, но иногда он впадает в такое состояние. Вроде принимает привычную дозу, а результат получается не очень хорошим — обстоятельно и при этом довольно беззаботно рассказал Дмитрий.

— Но надо же срочно обратиться к врачу, если препарат дает настолько яркий и ненормальный, побочный эффект — не удержавшись, вмешалась Алена.

— Я за него не могу обратиться, а ему уже говорили по этому поводу, и не один раз — отреагировал, на слова Алены, Дмитрий.

— Может он принимает что-то наркотическое и без всякого участия врача — предположил Константин.

— Нет, не беспокойтесь, никаких наркотиков, там что-то вроде антидепрессантов — вновь не согласился Дмитрий.

— Вам нужно вызвать такси. У вас есть деньги? — предложила и спросила Алена.

— Нет, ни в коем случае, если вы приняли его за мертвого, то, что может прийти в голову таксисту — на этот раз голос Дмитрия звучал тревожно.

— Тогда позвоните кому-нибудь из знакомых — не унималась Алена.

— Уже очень поздно, да и некому, если навскидку — еще более тревожно, с заметным беспокойством, отреагировал Дмитрий.


… — Андрей, что там у тебя. Он вошел с ними в контакт? Что Феликс, мать его — в телефоне Андрея Камышова раздался нервный и напряженный голос Возкова.

— Всё хорошо, Владислав Викторович, Димка своего не упустит — бодро ответил Камышов.

— Феликс что, ты не ответил — продолжил Возков, но после первого ответа Камышова, он мгновенно успокоился: всё идет нормально, должно быть нормально.

— Он отключился, а Свиридов ушел, как мы и предполагали — доложил Камышов.

— Ты видел, как он исчез? — спросил Возков, уже куда более спокойным тоном.

— Нет, виноват, Владислав Викторович — ответил Камышов.

— Ничего страшного, продолжай наблюдение, вплоть до квартиры. Если что пойдет не так, то сразу сообщай мне. Я возьму процесс в свои руки — произнес Возков.

Ничем неприметный автомобиль белого цвета стоял, спрятавшись в тени двух кленов, сразу за перекрестком, на расстоянии десяти метров от светофора. За рулем сидел крупный мужчина в темной кофте, которая полностью сливалась с такого же цвета автомобильными чехлами, что находились на сидениях авто. Уже более двух часов мужчина внимательно наблюдал, сначала за Аленой, затем за внезапно появившимся Егором Свиридовым, после за ними обоими, плюс еще один объект на балконе четырехэтажного старого здания, а в довершение, за всей странной троицей.

Постоянно на связь выходил непосредственный руководитель, и Андрей Камышов точно и обстоятельно докладывал обстановку. В какой-то момент ситуация стала выходить из-под контроля. Поскольку, время истекало, вот-вот эти двое влюбленных, поспешат ретироваться, а Димы с Феликсом всё не было.

Прошло еще пять минут. Парень поднялся на ноги. Камышов приготовился. Но только он собрался покинуть свой наблюдательный пост, чтобы задержать влюбленных, как появился Дима, транспортирующий еле живого Феликса Эдуардовича. Камышов выдохнул с облегчением: всё идет по плану. Хотя сути этого плана он не понимал. Единственное, что приходило в голову: так лучше, всех сразу, вместе, а не по-отдельности.

6

— В любом случае, нужно что-то делать — пробурчал Костя.

— Да, вот если бы вы мне помогли. Я не остался бы в долгу — тихо произнес Дима.

— Мы-то чем можем помочь? — спросила Алена.

— Вас Алена не может испортить даже эта кофта, которую вам одолжил Константин — вместо ответа на прямой вопрос, произнес Дима.

— Неужели — проворковала Алена.

— Так чем мы можем помочь? — на этот раз тот же вопрос был озвучен Костей.

— Я не довел его совсем чуть-чуть. Он живет неподалеку, отсюда всего триста метров, может и меньше — пояснил Дима, и с надеждой на понимание, смотрел на Алену и Костю, но они молчали.

— Я очень вас прошу, мне сильно повезло, что встретил вас, ведь на улице ночь, и совсем никого могло не быть.

Отказаться было неудобно. Голос Димы, выражение его лица, даже движения и жесты, располагали к себе, проникали положительным и вызывали откровенное ощущение сочувствия. Еще десять минут назад совершенно незнакомый человек, сейчас, самым странным образом, виделся чуть ли ни одним из старинных приятелей, с которым давно не виделись, а встретились внезапно, невзначай, и такое стечение обстоятельств, но как можно проигнорировать просьбу, как можно проявить черствость.

— Под руки его потащим? — спросил Костя.

Лицо Димы расплылось в благодарной улыбке.

— Да, не много усилий, а после я угощу вас прекрасным вином, если хотите, то великолепным коньяком. Конечно, закуска. Мы поговорим, мы ближе познакомимся Сегодня обольстительно волшебная ночь, теплая, располагающая к себе.

Странно, но последние слова зачеркнули остатки сомнений, и правда, изумительный вечер, следом должна быть волшебная ночь.

Обозначенные Димой триста метров дались нелегко. Несколько раз останавливались. Постоянно оглядывались по сторонам, и со слов Димы, больше всего опасались появления автомобиля полиции. Но, славу богу, полицейские в эти минуты патрулировали другие улицы и переулки, а Костя, Дима, Алена, с нагрузкой в виде Феликса Эдуардовича, оказались возле кирпичного пятиэтажного дома, являющегося довольно современным строением, рядом с которым имелось несколько чем-то похожих домов близнецов, которые совместными усилиями создавали что-то вроде небольшого, уютного, элитного уголка, совсем рядом с одним из центральных проспектов, но спрятавшись, окутавшись в полное умиротворенное, и заслуженное стоимостью, спокойствие.

На въезде во двор имелся шлагбаум. Весь периметр внутренней территории ярко освещался несколькими прожекторами. Компания нечаянных приятелей, преодолев пространство двора, оказалась возле самого крайнего подъезда, где пришлось остановиться, чтобы передохнув, начать подъем на верхний, пятый этаж.

— Лифт не работает, что-то случилось, обещали ведь в ближайшее время исправить — осведомленно произнес Дима, это добавляло солидности, и точно не оставляло сомнений в том, что Дима не чужой человек Феликсу Эдуардовичу, а, напротив, очень близкий, хорошо знакомый.

— Беда по одной не ходит — пошутила Алена.

— Ты о чем? — не понял Костя.

— Я о том, что касается Феликса Эдуардовича — ответила Алена.

— Да уж, такой вот день — невнятно произнес Дима.

— Время сколько? — спросил у Димы Костя, когда они готовы были начать последний этап транспортировки Феликса Эдуардовича.

— Почти час ночи — ответил Дима.

Квартира не подвела. Просторный коридор был необычно длинным, и если бы не включился маленький, настенный светильник, расположенный в том месте, где коридор расходился в две разные стороны, то можно было бы подумать, что этому темному проходу нет предела. Одна стена, ограждающая пространство коридора, была глухой, а вот противоположная, имела дверные проемы, один, что ближе вёл в большую, даже на первый взгляд, кухню, второй, что располагался дальше, открывал проем в гостиную, именно в её периметре оказались Дима и Костя, положив, на расположенный вдоль ближней стены диван, Феликса Эдуардовича.

— Ну, вот и всё, спасибо огромное, но не спасибо единым — улыбнулся Дима — Пойдемте на кухню, хочу угостить вас, и не отпущу отсюда, пока это ни произойдет — добавил Дима.

Алена с Костей многозначительно переглянулись, но отказываться не стали. На дворе ночь. Торопиться точно не нужно, тем более истекшая пятница уже успела оставить своё место субботе, а значит, время, чтобы выспаться и отдохнуть будет предостаточно.

— Я хочу выпить за наше неожиданное и странное знакомство — предложил Дима, поднявшись из-за стола, за которым, к этому времени, они все успели разместиться.

Алена сидела рядом с Костей, Дима напротив них. Стол выдвинули на середину. Большое окно, что за спиной Алены и Кости, было зашторено. Мягкий, приятный свет наполнял пространство помещения, волнующим рубиновым цветом переливаясь в хрустальных бокалах. На столе помимо открытой бутылки, имелась еще одна запасная. Рядом с ней нехитрая закуска в виде фруктов, колбасы и сыра

Странными бывают обстоятельства, которые предлагает нам наш жизненный путь. Люди не имеет друг о друге никакого понятия, живут своей жизнью, занимаются тем, к чему привыкли, общаются с теми, кого давно знают, и даже не подозревают о том, что в один прекрасный день судьба преподнесет сюрприз, сможет всё поставить с ног на голову, и случится новая неожиданная встреча. Следом за которой изменится вся жизнь, всё станет иным, куда более интересным и лучшим. Нельзя отвергать вызовы. Нельзя отказывать себе, узнать, приобрести, почувствовать.

Казалось, что Дима может говорить бесконечно. К тому же в его словах было что-то не так. Всё о чём он говорил состоялось, но он не имеет к этому никакого отношения. Всё это принадлежит им двоим, это их вызов, их приобретение, с которым начало нового этапа, куда более лучшего, цельного, успешного. А ему они всего лишь помогли доставить до дому больного товарища, ничего в этом нет особенного. Почему он говорит столь странные, пафосные мысли вслух — вот именно такой набор размышлений и сопоставлений крутился в головах, что Кости, что Алены. Еще нужно отметить, что в сознание Кости странные несоответствия занимали всё же значительно больше места, чем в голове Алены, но всё же это было обоюдным, может от того они, нежно улыбнувшись, переглянулись.

— Давайте выпьем за чудесное событие — произнесла Алена, уже в какой раз глянула на Костю, улыбнулась Диме.

— Невероятное событие, если я не ошибаюсь — странно, но страстно, поддержал Дима.

Соприкоснулись изделия из хрусталя. В истории осталась первая порция, воистину превосходного, вина.

«Познакомься с ними получше, войди в доверие. Они должны видеть в нас друзей, не врагов. Действуй смело, заинтересуй, подготовь их. Тем более Феликс, на наше счастье, как раз соответствует нужному в нашем деле контексту» — отчетливо звучали в памяти Димы слова Возкова.

— Я уже представился, но сделаю это еще раз, в полном объеме: меня зовут Стрелков Дмитрий Владимирович, я помощник, доверенное лицо Феликса Эдуардовича Вишневского, да, того самого, который сейчас отдыхает в соседней комнате — произнес Дима и во второй раз наполнил бокалы вином.

— Очень приятно — произнесла Алена.

— Мне тоже — добавил Костя.

— А вы чем занимаетесь? — спросил Дима.

— Подождите, Вишневский, а это не тот самый Вишневский, ну, хозяин издательского дома «Время» — спросила Алена, её красивые глаза смотрели на Диму, с нескрываемым желанием услышать положительный ответ.

Костя ощутил что-то похожее на первые зачатки ревности, слишком красива была Алена, слишком сильно, наполненная дурманом чувств, кружилась голова, а Дима ответил с гордостью: — Да, это он и есть.

Алена широко улыбнулась. Поправила свалившуюся на лоб прядь волос. После чего произнесла неуверенно, но при этом в её глазах сверкали притягательные искорки всё углубляющегося ощущения совершенного счастья.

— Я думала, что человек такого масштаба, должен проживать в большом загородном доме, в одном из элитных поселков.

— Всё верно, и Феликс Эдуардович имеет не просто отдельный загородный дом, а настоящий замок, в одном из поселков для богачей. Квартира же, ну, это так, для особых случаев — пояснил Дима, при этом его лицо светилось благодушием и отличным настроением.

«Как же хорошо всё складывается. Кто бы мог подумать» — думал Дима, переводя глаза с Алены на Костю.

— Так вы не сказали, чем занимаетесь — вернулся назад Дима.

— Мы по адресу, и теперь вы будете обязаны нас отблагодарить, и не только вином и сыром — засмеялась Алена.

— Конечно, какие могут быть вопросы. Я думаю, что многое возможно, даже то, о чем вы сейчас не имеете никакого представления — загадочно улыбался Дима.

— Я пишу романы. Костя тоже литератор. Неужели вы нам не поможете? — ласково, заигрывая, говорила Алена, не сводя глаз с Димы.

— Уверен, что Феликс Эдуардович, когда придет в себя, то сам захочет вас отблагодарить. Да, и мы в стороне не останемся — произнес Дима, и последнее из сказанного показалось Косте странным, но он не решился озвучить: кто это мы.

— Так что можете считать, что контракты у вас в кармане, что издание ваших творений уже состоялось. Правда, размеры тиража, условия, здесь я не имею компетенции, но в остальном, будьте уверены — очень легко, не моргнув глазом, говорил Дима, следом за этим, содержимое бокалов отправилось по назначению. Алена почувствовала приятную волну легкого опьянения. Не особо практикующий в употреблении спиртного Костя, чувствовал схожие с Аленой ощущения. А Дима наполнил посуду в третий раз.

— Если всё это правда, то я должен, уже не поверить в чудо, а должен с ним смириться. Разве можно было подумать, что в моем жизненном календаре предусмотрен такой волшебный день — вслух озвучил свои мысли Костя, ему хотелось обнять Алену за плечи, чуточку этому мешал находящийся рядом Дима, но спустя всего несколько секунд, Костя всё же проделал задуманное. Алена не стала противиться, и еще большее тепло, смешанное с выпитым вином, дурманило голову, переходя в позывы увеличивающегося возбуждения.

Сильная и страстная палитра чувств кружилась не в воображении, она вылезла наружу, стала частью пространства, между Костей и Аленой. Нельзя было не ощутить. Нельзя было не почувствовать. И играющие искрами глаза Алены трепетно подтверждали существование, обретенной в реальности магии.

— Надо посмотреть, что там Феликс Эдуардович — спохватилась Алена.

Они ведь и вправду как-то забыли о том, что находятся в квартире Феликса Эдуардовича, и о том, что он лежит без движения, в соседней комнате, в нескольких метрах от них.

— Нормально всё с ним, такое уже не в первый раз. Через несколько часов он проснется, правда, плохо будет помнить о том, как отключился, как оказался дома — спокойно отреагировал Дима.

— Точно? — спросил Костя, не от того, что у него возникли какие-то сомнения, а лишь от того, что нужно было как-то отреагировать, проявить участие.

— Пойдем, посмотрим — беззаботно произнес Дима.

Предложение было принято, и подвыпившая компания отправилась в соседнюю комнату. Феликс Эдуардович не изменил своего положения. Кажется, что он даже не шелохнулся. Нет, не кажется, он точно оставался в неизменной позе, напоминая труп. На лице лишь не хватало синеватого оттенка, а так вполне бы сгодился за мертвеца.

— Всё же странное состояние у Феликса Эдуардовича. Я бы всё же вызвала скорую помощь — произнесла Алена.

— Нет, ни в коем случае, это сильно не понравится самому Феликсу Эдуардовичу. Уже была схожая ситуация — несколько театрально проговорил Дима.

Спорить с ним никто не собирался. Алена и Костя лишь многозначительно переглянулись.

— Давайте наконец-то покончим с бутылкой вина — предложил Дима.

7

Прошел час. Вторая бутылка, с дорогим вином, потеряла в объеме ровно половину содержимого. Алена сильно захмелела. Приятная, легкая эйфория наполняла голову, хотелось смеяться над каждой произнесенной глупостью. Куда-то очень далеко улетучились любые намеки на возможную тревогу. Казалось, что весь мир сумел уместиться в пространство незнакомой кухни. Всё мысли, любые понятие, привычные штампы, возможные идеи, и даже сладость самых лучших воспоминаний — все это стало частью происходящего здесь и сейчас. Закрылись двери. Доступнее стали образы. Незримая пелена сокращала пространство, и всего в одном шаге находилось ощущение полного, уже безвозвратного счастья, которое не стоит торопить, оно само сделает то, зачем явилось. Ладонь, уже в какой раз, нашла ладонь Кости. Общее тепло сокращало расстояние до неприличного. Более тусклым показался электрический свет.

— Мне необходимо вас покинуть, всего на полчаса, может меньше — неожиданно произнес Дима, Костя отстранился от поглощения Алены глазами, повернулся в сторону Димы.

— Но, мы тогда тоже пойдем — произнес Костя, желая вернуться назад, пройти тем же маршрутом, на секундочку остановиться возле перекрестка, чтобы, держа Алену за руку, оказаться вместе с ней у себя дома, там, где никто не сможет им помешать, никто не окажется лишним.

— Нет, пожалуйста, оставайтесь, вдруг очнется Феликс Эдуардович — улыбаясь, не согласился Дима.

— А куда тебе нужно идти, сейчас не самое лучшее время — попыталась уточнить Алена, хотя на самом деле, она была совсем не против такого развития событий, и ей настойчиво казалось, что Дима хочет оставить их с Костей наедине. Пусть, мысль виделась примитивной и эгоистичной. Что в этом такого?

— Я забыл папку с документами, здесь недалеко, в нашем офисе. Если Феликс Эдуардович очнется, увидит, что документов нет, то мне очень сильно влетит, у шефа испортится настроение, и все наши планы, сами понимаете — с наигранной озабоченностью проговорил Дима.

— Вряд ли он очнется до утра — предположил Костя.

— Думаю, что нам лучше не рисковать Я быстро, туда и обратно.

Дима демонстративно достал связку ключей. Взял в руки телефон и начал сосредоточенно перелистывать странички.

— Тогда, пойдемте вместе — тихо произнёс Костя, но Алена высказала противоположное мнение.

— Дима один сходит, а мы останемся, присмотрим за Феликсом Эдуардовичем. Вдруг понадобиться помощь.

— Ладно, как хочешь — быстро согласился Костя, сообразив, что особой разницы нет, главное, что уйдет Дима, и не нужно тратить время, чтобы дойти до своего дома, не нужно лишних слов, чтобы Алена оказалось в квартире.

— Вот и здорово, одна нога тут, другая там — широко улыбаясь, произнес Дима.

— Можешь не торопиться — довольно откровенно произнес Костя, при этом он не смотрел на Диму, его взгляд был устремлен к Алене, только понять смысл озвученного должны были, и Алена, и Дима.

— Ну, особо задерживаться мне тоже негде — развел руками Дима, после чего быстро покинул квартиру, оставив Алену и Костю наедине.

— Давай еще выпьем вина — предложил Костя.

— С удовольствием — смело ответила Алена.

— Нам лучше не уходить отсюда вовсе, пока ни очнется Феликс Эдуардович — серьезно сказала Алена.

Костя сразу понял, о чем думает Алена, но выразил некоторую долю сомнения.

— Мы же не можем знать: сколько он будет в таком состоянии. Может он к вечеру очнётся, не будешь же здесь сидеть. Нужно просто взять у Димы номер телефона.

— Я почему-то уверена в том, что он не обманет — произнесла Алена.

Костя отреагировал на слова Алены, пожав плечами, и тут же потянулся к ней, чтобы поцеловать.

— Уверен? — ласково проворковала Алена.

— Никогда не был настолько уверен, настолько одержим. Одного твоего присутствия достаточно, чтобы свести меня с ума — шепотом ответил Костя.

— Я тоже — прошептала Алена.

Целовались они жадно. Лишь на несколько секунд теряли губы друг друга, чтобы перехватить воздуха. Руки Кости, забыв обо всем на свете, тискали грудь Алены, её талию, ноги выше коленок.

— В спальню, пойдем в спальню — тяжело и страстно дыша, прошептал Костя.

— Где она? — не уступая Косте, шептала Алена.

— Где-то должна быть — томно отреагировал Костя, ощущая неистовое возбуждение.

— Точно должна — еле слышно шептала Алена.

— Нет сил ждать — выдохнул Костя, и немножко испугав Алену, начал поднимать её на руки.

— Не урони — улыбнувшись, произнесла Алена, а спустя мгновение, оказавшись на руках Кости, начала искать своими губами его губы.

Двигались наощупь. Немного помогал отсвет, идущий из кухни. Затуманенная чувствами логика всё же подсказывала предсказуемое направление. И спустя десять секунд, Костя ногой открыл дверь. Они не ошиблись, перед ними была спальня с большой кроватью посередине, со шкафом справа, зеркалом, столиком.

Костя сделал еще два шага. Кровать даже не заскрипела, когда они погрузились в мягкое блаженство и тут же отдались друг другу с еще большей страстью. Через минуту другую одежда оказалась лишней, полетела куда попало, а Костя и Алена уже потеряли возможность говорить. Бешеная страсть, приблизившись к завершающей стадии, поглощала целиком. Горячие волны наполняли воздух. Тяжелое, томное дыхание заменяло собой, успевшую ретироваться, тишину. Еще несколько минут ласки и объятий, еще несколько минут возбужденных прикосновений, горячей влажности обнаженных тел, и откладывать развязку стало невозможно. Костя слился с Аленой в одно целое. Алена стала частью Кости. Короткие пять минут стоили целого месяца, может и больше, ведь этот отрезок поглотил собой больше, он же прогнал последние отголоски страха и сомнений. Теперь Костя и Алена окончательно нашли друг друга.

— Люблю тебя — простонал Костя.

— И я тебя — ласково прошептала Алена.

— Небольшой перерыв, давай даже не будем подниматься с кровати — неравномерно дыша, произнес Костя.

— Нет, сейчас придет Дима. А может уже пришел. Мы точно ничего не слышали — засмеялась Алена.

— В такие моменты, точно не стоит переживать — улыбнувшись, отреагировал Костя.

— Мне безразлично, поверь — тихо шептала Алена.

Сейчас она прижалась к Косте, положила голову ему на правое плечо. Её волосы приятно касались его разгоряченного тела. Волнующая близость заставляла Костю вновь почувствовать прилив желания. Он перевернулся на бок, нашел её губы. На этот раз их движения были намеренно неторопливы, хотелось отдаться глубине и куда более выраженной чувственности.

— Еще вчера я не могла и представить, что происходящее возможно — шептала Алена.

— И я — вторил Костя.

— Давай опубликуем наш совместный роман, с помощью Димы и Феликса Эдуардовича, конечно, потратим время, доработаем материал вместе — неожиданно предложил Костя.

— А если объявится настоящий автор — не выражая эмоций, мягко и даже отстраненно, отреагировала Алена.

— Мы его создатели, это было предназначено нам, только для нас с тобой — томно шептал Костя.

— Да, так будет правильно, а если накроют сомнения, то я спрошу у того странного мужчины — еле слышно, с придыханием, согласилась Алена.

Сразу после этого наступила минутка молчания. Движения ускорились. Начал разгоняться пульс, — и в этот момент в спальне загорелся яркий свет.

Костя мгновенно приподнялся, в положение полулежа. Первую секунду он ничего не мог разглядеть. Глаза, ослепленные ярким свечением, ничего не видели. Алена же, напротив, уткнулась лицом в подушку.

— Дима, что ты, разве не видишь — громко произнес Костя.

Но ответил Косте совсем не Дима.

— С Димой вы встретитесь несколько позже.

Низкий, сильный, мужской голос заполнил пространство комнаты. Костя видел перед собой мужчину среднего возраста, среднего роста. Короткостриженого, крепкого, плотно сбитого телосложения. Глаза незнакомца смотрели открыто и ясно. Они же дополнялись прямым носом, волевым подбородком, губами, которые, обозначали что-то похожее на дружелюбную улыбку.

— Я не понимаю, что происходит, что вам от нас нужно? — промямлил Костя.

— Андрей, как там Феликс? — произнес незнакомец, и только сейчас Костя увидел находящегося возле двери высокого мужчину с совершенно безразличным взглядом, с нескрываемой апатией ко всему происходящему.

— Нормально, как приедем, я вколю ему катализатор, к утру будет лучше, чем прежде — голос высокого мужика соответствовал его телосложению, был низким, размеренным.

— Дмитрий где? — вновь обратился к Андрею незнакомец.

Костя смотрел на них, ощущая что-то двойственное. Нужно было бы панически бояться, истерически трястись, но поведение ночных гостей, интонация, с которой они общались между собой, не торопили принять очевидного варианта, оставляя что-то недосказанное, что-то еще не озвученное. Алена же по-прежнему лежала, уткнувшись лицом в подушку, видимо, надеясь, что странное недоразумение вот-вот испарится само собой.

— Здесь он, позвать — ответил тот, кого звали Андреем.

— Аккуратно берите Феликса, и в машину — озвучил незнакомец и сразу после этого взглядом вернулся к Косте и Алене.

— Не стоит особо переживать. Вы у нас в гостях, а к гостям мы относимся с уважением — произнес незнакомец, после широко улыбнулся.

— Алена Борисовна не прячьтесь от меня, покажитесь наконец-то — совсем уж по-свойски проговорил мужчина.

— Объясните хоть что-то, вы из полиции? — произнес Костя, глазами определяя местонахождение одежды.

— Нет, мы из управления госбезопасности, а это одна из наших рабочих квартир.

— Ничего не пойму — прошептал Костя, а Алена, прикрывшись покрывалом, приняла сидячее положение.

— Возков Владислав Викторович, со мной мои помощники и подчиненные: Стрелков Дмитрий и Камышов Андрей — представился незнакомец.

— Константин — начал Костя, но Возков его перебил, чем ввел в еще большее замешательство.

— Не нужно, мы прекрасно знаем, кто вы, чем занимаетесь, как оказались здесь.

И всё же голос Возкова звучал дружественно, без напряжения и надменной, тяжелой официальности, и именно благодаря этому положение не казалось катастрофой, но и не выглядело случайной ошибкой. Так просто, так не хватало чего-то еще, и напрягало, что человек из страшного управления не торопился, просветить своих гостей о том, что же происходит.

— Давайте не будем терять времени, я покину вас на несколько минут. Вы быстренько оденетесь, а затем поедем к нам — спокойно и обстоятельно произнес Возков, глянув на свои наручные часы.

— Мы уже у вас — пробурчал Костя.

Возков не отреагировал на недовольство со стороны Кости, повернулся спиной и пошел к двери, не оборачиваясь, он произнес: — Три минуты.

— Ерунда какая-то — продолжил бурчание Костя, оказавшись на ногах, он, первым делом, подал Алене лифчик и трусики, сразу после этого начал одеваться сам.

— Получается, что Феликс Эдуардович никакой не издатель — говорил Костя, быстро заканчивая с одеждой.

— Почему? — спросила Алена, у неё не так быстро продвигался процесс, на который было отведено три минуты.

— Этот Дима лгал нам, значит, и про Феликса ложь — произнес Костя, сейчас он был полностью готов, и с нескрываемым волнением смотрел на Алену, не мешали любоваться ею никакие странные обстоятельства.

— Кажется, я знаю, в чем дело — еле слышно прошептала Алена.

— Скажи — еще тише прошептал Костя.

Алена посмотрела на дверь, затем на Костю.

— Это из-за книги, из-за нашей с тобой книги — произнесла Алена.

— Готовы? — через дверь спросил Возков.

— Да — ответила Алена.

Возков тут же отворил дверь.

— Следуйте за мной — произнес он.

Алена и Костя молча исполнили распоряжение. Когда, проделав всего несколько метров, они оказались возле проема в гостиную комнату, то синхронно посмотрели на диван, где еще недавно находился Феликс Эдуардович, но диван был пуст, и даже аккуратно застеленной выглядела накидка.

— Феликс Эдуардович, он не издатель, он кто-то другой? — спросила Алена у Возкова.

— Конечно, это первое, что должно вас, мои дорогие, интересовать. Понимаю, и хочу, если так можно сказать, вас обрадовать. Феликс, и вправду, издатель. Странное совпадение или всё же что-то большее — интригующим голосом, не оборачиваясь, ответил Возков.

— Может, всё же просветите нас, по поводу происходящего — произнес Костя.

— Позже, чуточку позже, хотя вы и сами уже должны были нащупать связующую нить. Или мы вас сильно напугали? Если так, то извиняюсь. В наши планы этого не входило. Мне нужно, чтобы между нами возникло взаимопонимание — ответил Возков, тем временем они оказались на улице, где возле самой лестницы крыльца, стоял микроавтобус, рядом с ним обычный легковой автомобиль.

— Разве для возникновения взаимопонимания необходимо действовать таким образом — произнесла Алена, и сама ощущала, что слова даются ей легко, без лишнего напряжения и, тем более, страха.

— Мне хотелось, чтобы вы познакомились ближе, очень близко — расплылся в улыбке Возков, это было видно, несмотря на еще сохраняющую свои позиции осеннюю ночь.

— А тот мужчина, который рассказал мне о том, что нужно прийти в старый сквер, он тоже ваш сотрудник? — спросила Алена, хотя всё это время в её голове настойчиво обретали своё место совсем иные выводы, и она не ошиблась в этом.

— Не будем торопиться, но, однозначно, нет. Тот мужчина — это противоположная сторона нашего с вами совместного дела, очень необычного дела. Сейчас вам завяжут глаза — ответил Возков.

— Мне, нам, необходимо позвонить — произнес Костя.

— Нет, пока звонков не будет — отрезал Возков, впервые его голос прозвучал жестко.

— Глаза, зачем? — спросила Алена.

— Вы не должны знать, где будите находиться. Данное, для вашей же безопасности — вновь, довольно, жестко произнес Возков.

За спинами Кости и Алены появился Андрей Камышов, дальше, их временно лишили зрения. Два автомобиля тронулись с места, осветив пространство двора своими фарами. В микроавтобусе находился Феликс Эдуардович, рядом с ним Камышов, за рулем Дима. В легковом автомобиле, на заднем сидении Алена и Костя, управлял автомобилем Возков. Автомобили долго блуждали, кружили по улицам города, пока ни оказались в однообразии загородного шоссе. Костя старался соображать: в какую сторону увозит их этот необычный конвой, но из этого ничего не выходило. К тому же, через какое-то время, когда начала успокаивать нервы ровная, прямая дорога, очень сильно захотелось спать. Костя посмотрел на Алену, она уже успела отключиться, прислонив голову к его плечу.

Часть вторая

1

Где-то в дальнем углу, почти неразличимо, двигались тени. Их было несколько, одна накрывала другую, затем они менялись местами, образуя незатейливые фигуры. В полной тишине, в абсолютно непроницаемом мраке. Лишь отсвет, лишь замена оттенков, с совершенно черного на более мягкий, сходный с темно-синим. Увеличивалась скорость. Всё более причудливыми становились фигуры, перекрещивались линии. Необычное зрелище завораживало и тянуло за собой. Было в нем что-то необъяснимое, что пришло не отсюда, что не имеет ко всему происходящему, по обе стороны от мрачного здания, никакого отношения. Инородный, неосознанный мир, обретя себя, вторгался и отвоевывал для себя всё больше пространства, используя начинающее оживать сознание Егора.

Но не это было главным.

Нельзя было точно сформулировать. Невозможно было даже начать попытку это сделать. Только потустороннее, опережая действие и время, перескакивая с одного абзаца на другой, само готовило почву, объясняя: прелюдия, это всего лишь ознакомительный фрагмент, основное впереди, необходимо дождаться. Страшно, или до ощущения ужаса притягательно, но деваться было некуда. Только то, что есть, что возможно. С этим недвижимость формы, с этим вспышки, включающиеся нейроны, готовые осуществить запуск неведомого измерения, которое близко, так, что ледяной комок прополз по телу, по тому телу, которое давно было утеряно, которому давно были недоступны любые формы ощущений.

И вот накатила волна, вот расширилась рамка. Потянуло внутрь настолько сильно, что затуманилось, поменялись местами пол и потолок. Прошла секунда. Обрыв, заставил ощутить потерю слабого дыхания, и пол вернулся на своё место. Теперь Егор его отлично ощущал. Теперь он мог видеть потолок. Впервые за много лет, ровно с того момента, когда это было в последний раз, в тот момент, когда, использовав последнюю возможность вдохнуть воздух, слыша тяжелое, чужое дыхание, ловя кожей злобные взгляды, Егор обреченно закрыл глаза. Ничего даже не успело закружиться. Лишь несколько вздрогнуло, приостановилось, чтобы двинуться вновь, и спустя еще несколько мгновений, врезалось во что-то темное и громоздкое. Расшибло напрочь, погрузив в полную темень, где уже ничего не было. Да, и вспомнить об этом стало возможным только в эти мгновения. Если бы они не случились, то и момент разрыва мозга, не напомнил о себе, а остался там, где случился, где оборвалась последняя доля секунды.

А после движение оказалось на потолке. Повторило несколько фигур, расширилось, поменяло цвет. Мгновение, и испугав саму себя, застыла контрольная пауза. Небольшой макет городских зданий и улиц, из кабинета архитектурного управления, появился прямо на потолке. Следующая секунда, и стали доступны детали и фрагменты. Появились люди, которые двигались, останавливались, разговаривали. Игрушечные машинки разных цветов, сопоставимые масштабом, деревья, лавочки, рекламные щиты, опоры линии электропередач, светофоры, фонтан, возле которого памятник, клумбы.

Бесполезным стало перечисление. Миниатюра, ничего не подозревала. Забавная миниатюра жила своей жизнью, а Егор еще сильнее вжался в холодную поверхность бетонного пола. Быстро и отрывисто застучало сердце. По телу один за другим прокатились приливы сильного жара. Несколько раз нервным тиком передернуло лицо, грудь и ноги. Хотелось закрыть глаза, но из этого ничего не выходило. Сильная боль прорезала голову, как только плотные шторы век, перекрывали зрение. Нужна была еще одна минута. Её нужно было дождаться, её нельзя было пропустить. Егор потянулся головой вверх, попробовал ощутить руки. Попытка провалилась. И именно в этот момент началось основное действие.

Сначала, увеличив давление, распирая кровеносные сосуды, стремительно стал приближаться потолок. Казалось, что еще несколько мгновений, пару вдохов и выдохов, и, превратившись в пресс, потолок раздавит, не оставив мокрого места. Просто похоронит, втиснет в свою материю, завершив то, что было недоделано, недоведено до конца. Но на расстоянии в полметра, может даже меньше, зловещая плоскость отступила назад. Сразу стало легче дышать, прояснилась часть сознания. Реальной стала внеочередная пауза, за которой начал меняться цвет. Фиолетовый переходящий в красный, желтый следом за синим, зеленый, и вновь фиолетовый. Пока ни остановилось, пока ни насытилось, переполнив измученную голову Егора, сознание которого металось, пытаясь спрятаться в любую из предполагаемых щелей. Но ничего, но никакой возможности, и незримое движение сменилось новым откровением, наконец-то потянув действо к финалу.

Фиолетовый макет хорошо знакомого мира увеличился в размере кратно. Ближние фрагменты зданий достигали тела Егора. Затем возвращались на своё место, им на смену спешили следующие участки. Всё перемешивалось, всё менялось местами. Исчезало и появлялось вновь, рассказывая Егору о чем-то своем, о том, чего он не знал, о том, что не поддавалось анализу и предположениям. Калейдоскоп движения, где ничего постоянного, потому что через минуту исчез первоначальный формат. Пришедший следом был значительно объемней, и виделось, что еще совсем чуть-чуть, и враждебный сознанию потолок, не сможет вместить в себя всю полноту представления. Только ощущения, уже в который раз, обманули. Мысленные образы бросились вдогонку оживающему мозгу. Впервые сработало предчувствие, и на потолке можно было разглядеть два противоположных, но очень похожих друг на друга, мира. Раздвигая границы, сокращая пространство, один из них начал поглощать другой. Происходило это акцентировано, казалось, очень медленно. Похожие объекты менялись, дополнялись новыми элементами, вмещали в себя иное пространство. Незримо и страшно, не представляя колоссальных контрастов, но отчетливо поедая, убивая сущность, саму изнанку, в которой, не находя себе места, металось из угла в угол отравленное метаморфозами сознание Егора. То тесная, лишенная всего, палата, то люди, внимающие каждому его слову, то уставшее лицо матери, то кровь на кафельном полу и уплывающие в неизвестность стены, то развалины строений, то камерное убранство холодного коридора, в нем два восхищенных мальчика. Первый мир, второй мир. Потусторонний поток энергии, свет. И следом лишь один из миров. Еще больше, еще явственнее.


2

Это был странный мир. Он был и не был одновременно. Здесь можно было передвигаться, но очень короткими, очень небольшими шагами, чтобы не столкнуться с одной из стен, которых не было видно, но ощущались они отлично. Они же сдавливали пространство, делали его не только замкнутым, но и страшно тяжелым, что трудно дышать не от того, что не хватает воздуха, а от того, что сам воздух не тот. Он напитался металлическим привкусом, стал дополнительным элементом из ряда ядовитых металлов, которые оседали в горле, сковывали язык, хотя последнее не было особо важным, ведь язык был лишним. Не с кем и незачем было говорить. Здесь, вообще, ничего не было, здесь никогда никого не было. Лишь тяжесть и вязкость, лишь сырость и темнота. Во всем этом он, он этому хозяин, он же узник всего этого. И всё же этот странный мир существовал.

Не сразу, кажется, когда оказался здесь в третий раз, и когда увеличилось время пребывания, тогда Егор дал название, пространству собственного спасения, назвав это закутком. Но ведь не с первого раза, и даже может, было не третье пребывание, может, случилось это гораздо позже, но именно тогда, когда появились частички осознания, проблески ощущений — все то, чего он был лишен, не осознавая, находясь в полной, непроницаемой тьме. Просто не был, он просто не существовал.

А должен ли был попасть сюда? Это был первый вопрос, который поставило перед своим хозяином сознание. Должен ли? Или произошла ошибка. Кто-то, что-то не предусмотрел, кто-то до конца не сумел продумать технологию, или просто недосмотр, банальная халатность. Совершенно естественно, что Егор не имел ответа на свои вопросы. Никто не мог ему их дать. Никто и никогда даже не попробует этого сделать. А значит, ответы на все вопросы нужно искать самому, благо, что пространство расширилось. Значительно хуже было со временем. Эта штука совсем не поддавалась определению и пониманию. Когда и как ему удается оказаться в закутке. Почему, и какая сила возвращает обратно в полный, непроницаемый мрак, и какова связь между двумя сущностями. Часто казалось, хотелось думать, что, несомненно, иначе ничего этого не было вовсе. А так, выходит, случилось чудо, и через какой-то временной отрезок, он уже мог перемещаться на расстоянии более трех метров, он восстановил возможность осязать запахи, он свободно мог размышлять. Пусть не было ни одного звука. Не было очертаний предметов. Но отлично слышал самого себя. Он смог бы увидеть, если бы темнота спасительного закутка предоставила какой-нибудь предмет, а так, лишь оттенки и монолитные преграды, но это уже зрение, может еще лучше, обостренное зрение.

И всё же, сколько времени? И нужно ли это определение? В темноте — нет, нет никакого смысла. Но здесь, в пространстве собственного мира — здесь осознание необходимо. Ведь тогда возможным стало бы упорядочить процесс, можно было бы что-то с чем-то связать, что-то от чего-то предположить. Принять течение времени обычным образом? Как бы здорово это было. Но нет, ужас заключался в том, что и это было недоступно. Солнце, его движение, лишь в памяти, лишь насущная часть воображения.

Что может быть более страшного. Разве когда-нибудь задумывался об этом. Что значит находиться вне времени, если сохраняется сознание, не желающее принять подобного расклада. И все объяснения: что время продолжает свой ход, не дают никакого успокоения. Как оно идет? Сколько его прошло? И каково твоё место? Где ты сейчас? На каком отрезке, в прошлом, в будущем, или всё остановилось между несколькими минутами. Одна из которых имела место, когда шприц с вредоносным веществом впился в вену, а другая, когда сознание начало стремительно ускользать прочь, оставляя всё больше и больше места наползающему мраку. Может, как-то иначе, только спустя неосознанный интервал, закуток превратился в полноценную комнату, и наконец-то Егор увидел контуры своего мира, где самая дальняя стена включала в себя дверь. Настоящую, из железа, закрытую, один в один похожую на ту, с которой всё началось…


…Очень осторожно, ощущая сильное сердцебиение, Егор потянул дверь на себя, а когда она подалась вперед, то испугался. От чего-то не покидала уверенность в том, что дверь заперта, что много, много лет никто её не открывал, а тот, кто сделал это последний раз, очень давно исчез с земной поверхности, переместился вниз, найдя себе приют на одном из городских кладбищ.

Далее сильный скрип врезался в мозг, добавил испугу и напряжения, и Егор отпустил дверную ручку. Думая, что дверь сейчас с огромной силой, стукнув металл об металл, вернется на своё место, но этого не произошло. Дверь осталась в таком положении, в каком её и оставил Егор. Перед ним была щель размером пять-шесть сантиметров. Неестественность застряла посередине сознания: если с таким усилием я тянул её, то почему она не возвращается назад, ведь её ничто не удерживает. Егор глубоко выдохнул, отошел на метр назад, после чего тревожно оглянулся. Вокруг никого не было. Лишь загадочный пейзаж развалин старинного здания, к которому уже имел возможность привыкнуть. Под ногами куча кирпичей, которые являлись его работой. Это он в течение нескольких дней, с помощью молотка, разбирал кирпичную кладку, увидев через небольшое отверстие, что за этой стеной имеется небольшая, темная ниша. Всё было следствием. Не казалось странным то, что он уже знал об этом. Но всё равно подкашивались ноги, сдавливало внутри, голова боролась с неприятным кружением доводов и мыслей.

Какая разница, возвращается дверь на место или нет. Не от того исступление переходит в нервную тряску, совсем не от того, причина происходящего в другом, в том, о чем сейчас было даже страшно подумать. Но ведь потянуло сюда, когда, как казалось, в этом уже не было никакой нужды. Ведь роман был практически закончен. С гордостью можно было подправлять недочеты, с ощущением малообъяснимой эйфории, нужно было готовиться к работе над чистовым, окончательным вариантом. А потянуло сюда, и где-то маячило, что это необходимо для полного утверждения и осознания. Оказалось, что нет. Невероятное играя своим превосходством, предложило продолжение. События, описанные в романе, не захотели оставаться лишь в нём. Сейчас, отложенной секундой, они собирались предстать перед автором в реальности. Сознание же металось от непередаваемого ужаса, только от этого страшно было открыть уже образно открытую дверь. Там за дверью Егора ожидал тот мир, который он придумал, который был его детищем.

«А если нет, если я не создавал его. Если он сделал это сам, используя меня. Если я всего лишь жалкое орудие в руках чего-то страшного, но почему страшного? Ведь данный мир, он, напротив, мир справедливости и счастья, он тот мир, о котором лишь можно мечтать, он то, от чего нельзя отказаться» — металось в сознании Егора, и он еще раз осмотрелся по сторонам.

«Но я боюсь, я боюсь того, как встретит меня моё же творение. Вдруг захочет оставить меня у себя. Я же где-то читал о подобном, если это так, то это неприемлемо. Уйти и не смотреть, вернуться к рукописи. Глупо, всё одно преодолеть искушения не удастся».

Егор вновь взялся за грубую металлическую ручку. После реальностью стала долгая пауза, продлившаяся никак не меньше минуты. Затем, Егор, закрыв глаза, со всей силой потянул дверь на себя. Поток чужого воздуха окатил с ног до головы. Инородный шум поглощал слух. Страх не позволял открыть глаз. Егор не решился, он сделал самый важный в жизни шаг с закрытыми глазами. За спиной сильно и громко стукнула закрывшаяся дверь.

3

— Значит, вы Егор Евгеньевич не хотите добровольно предъявить черновики вашей антигосударственной книжки — произнёс следователь, по фамилии Возков Виктор Андреевич.

Просторный кабинет находился на первом этаже солидного здания в самом центре города. На крыше здания красовался огромный трехцветный флаг. Выше входного портала имелся герб государства, рядом символика находящегося здесь ведомства. Окна были большими. Лестницы широкими, каждая из них была покрыта ковровой дорожкой, поэтому шаги в управление госбезопасности были неслышны. Ровно то же самое можно было сказать о словах, о делах, о людях, о судьбах, и о многом, что всегда притянет к безысходной обреченности.

Ниже имелся колоссального размера подвал, еще ниже второй ярус, далее третий ярус подземного помещения, но он к этому времени использовался редко, от того люди бывали там нечасто. Зато ходило множество слухов о том, что именно на этом уровне есть три камеры, в которых убивают, из которых, пользуясь подземной галереей, трупы вытаскивают в другой подвал, что в здании через дорогу, а оттуда увозят в те места, о которых можно услышать много легенд, но нельзя найти ни одного подтверждения.

Егор не попал на третий ярус. Ему повезло, и второй ярус его не затронул. Содержали Егора на первом этаже подземелья, в обычной одиночной камере. Без права свиданий, переписки, и тому подобного.

— У меня нет, и никогда не было никаких черновиков. Я сразу писал книгу начисто — опустив голову вниз, произнес Егор.

— Прекратите врать. Та рукопись, которую мы изъяли у вас, является переписанной, выведенной начисто. Или вы думаете, что мы ничего не соображаем, что у нас нет экспертов по подобным вопросам. Еще раз спрашиваю, где черновики вашего учения? — очень спокойно произнес Возков.

— Их нет, я имел ввиду, что походу переработки, я уничтожил черновой материал — невнятно, тихо сказал Егор, по-прежнему не поднимая головы.

— Вот вы уже запутались, то было, то не было, то уничтожили. Лучше было бы просто указать местонахождение этих бумаг, или того человека, которому вы передали рукописи. И еще подумать о том, что из-за вас под статью попали двенадцать ваших соратников, и их участь, тяжесть неминуемого наказания сейчас зависит от вас Егор Евгеньевич, от того станете ли вы с нами сотрудничать или по-прежнему будите упираться и нести всякую ахинею.

— Они ничего не сделали, они просто поверили мне — произнес Егор и наконец-то поднял голову к верху.

— Вы же умный, молодой человек. Зачем говорите впустую. Ваши соратники, последователи, они не просто вам поверили, а распространяли бред вашего учения. Так что особой разницы между вами нет, ну, за исключением того, что вы автор антигосударственной пропаганды, что вы всё это задумали и пытались, с их помощью, осуществить. Впрочем, из этого всё равно ничего бы не вышло — закончив говорить, Возков улыбнулся, что-то ироничное, снисходительное было в его улыбке.

Егора передернуло. Тупость и ограниченность, возведенные в систему, в принцип, в смысл. И во всё это, этот человек убежденно верит, всё это является не только убеждением, ведь всё это, есть он сам. Вся огромная система состоит из таких как он. Их множество, и еще больше объем их ограниченного мышления. Поток идиотизма. Нагромождение штампов, в которых букашки. Одни больше, другие меньше. Одни разноцветные, другие серые и невзрачные. Какой же силой необходимо обладать, чтобы заставить их сделать самое простое, заставить задуматься. Ведь ни создать, ни повторить, а всего лишь начать думать. Ужасно, и вот этот следователь, для него нет ничего, ему нет никуда дороги.

— Я думаю, что не вам решать. Возможно или невозможно — гордо ответил Егор.

— Не смешите меня. Не вы первый, не вы последний. А система как стояла так стоит. Вся эта история мне очень хорошо знакома. Новое учение, существование мира добра и справедливости. Он в одном шаге, нужно всего лишь увидеть, послушать пастырей, последовать за ними. Более умные особи всегда хотят манипулировать менее образованными и наивными представителями общества. Так было, так будет — спокойно, с философским налетом, говорил Возков.

— Ну и вы, вы занимаетесь тем же самым. Разве это не так? Только у вас нет ни добра, ни справедливости, ни равенства. У вас лишь алчность, злоба, и непомерное превосходство. Можно долго продолжать список отрицательных определений — высказался Егор и вновь опустил голову вниз, не желая дальнейшего продолжения.

— Значит, не хотите облегчить свою участь, участь ваших последователей — резюмировал Возков.

— Отпустите их, я один отвечу за всё — тихо произнес Егор.

— Чтобы они продолжили распространение вашей идеи, чтобы они из рук в руки передавали, оставленное вами, писание. Вы Егор Евгеньевич смешны в своей наивности. Но я хочу быть терпеливым. Сейчас вас отведут в камеру. Там совершенно нечем заняться, кроме того, чтобы думать. Так вот, там вы будите много размышлять. И я настойчиво вам рекомендую вспомнить о реальной участи, о той неизбежности, которую вы уже над собой свершили. Но её еще можно скрасить. Не забывайте о том, что у вас больная мать. Помните, и о ваших друзьях.

— Я не изменю своих показаний — произнес, не смотря на Возкова, Егор.

— Ну, это вам лишь кажется. Поверьте мне, мы умеем разговаривать несколько иначе, но мне не хотелось, я надеюсь на ваше благоразумие.

После, спустя несколько секунд, еще раз внимательно посмотрев на Егора, следователь Возков нажал на кнопку. В кабинете появились двое сотрудников, которые молча сопроводили Егора до камеры.


4

…Когда Егор открыл глаза, то испуг очень быстро сменился восхищением. Перед ним находился его мир, тот который он поместил на страницы своего романа. Улицы, люди, предметы, атмосфера, запах, и еще всё остальное, то, чего нельзя воспроизвести словами, но очень легко и просто ощутить, так, что нет сомнения: это сейчас дано лишь тебе, может измениться, пролетит минута, и всё это будет для всех остальных, но сейчас, это твоё, только твое, лишь для тебя.

Не двигаясь с места, Егор провел бесконечные пять минут. Его глаза воочию видели то, что уже было воспроизведено головой. И могло бы статься, что подобное не должно шокировать. Только вывод поверхностен, слишком надуман, а увидев, глаза не хотели подчиниться тем образам, которые уже имели своё место на бумаге. Нет, между чернилами, между авторской фантазией, и между реальными красками, видами, чувствами пролегла целая пропасть, которую не перешагнуть, не заметив, это нужно почувствовать, нужно принять. Еще раз сделать своим.

Легкие наполнялись кровью. Близкое головокружение туманило эйфорией голову, а проходящие рядом с Егором люди не замечали его вовсе. Не обращали на него никакого внимания, ни понимая, ни зная, ни ощущая, что здесь и сейчас, на небольшом пятачке, возле старинного здания, стоит и смотрит на них их же создатель. Если бы они могли знать. Если бы могли принять то, что невозможно. Но они всего лишь спешили по своим делам, они занимались тем, что их волновало, что было им необходимо.

А Егор осторожно двинулся с места. Ноги слушались исправно. Дышать было легко и приятно. Восприятие дополнялось тем, чего не было в романе, тем чего он не додумал, просто не представляя себе такого огромного количества разных деталей, моментов, видов. Но главное, люди, и они не удивляли. Они были такими, какими их уже видел, какими он их уже знал. Ведь перед ним находился мир его мечты, который был и не был авторской собственностью. И очень хотелось верить, что да. Проходили минуты. Еще больше опьянял поток встречного ветра. Смешивались чувства и мысли, и уже, очевидно, ощущалось, что нет. Водоворот восторга, не принимающий единых правил. Да, и этого было не нужно. Может после, но не сейчас. Сейчас пусть будет то, что есть. С волной невероятного наслаждения, с захлестывающим приливом непередаваемого кайфа.

Улицы, такие, как и по ту сторону двери. Похожие, точные копии домов. Зеленые насаждения, бордюры, ограды, столбы уличных фонарей, хорошо знакомый сквер, лавочки, дорожки, светофоры, чуть меньше автомобилей — всё похоже, всё сравнимо, но при этом совершенно иное. Откуда это ощущение? Собственный разум, где всё это уже было. Через воздух, через кровь, что может быть проще, и всё находящееся здесь дышало тем, чего не имелось там за дверью, чего там критически не хватало, что было утеряно или еще не успело родиться. Может, и люди, может, и они, а если они говорят на другом, незнакомом языке. Что если они никогда не знали того наречия, с помощью которого автор представил знакомый им мир. Ведь создатель даже не подумал об этом. Ерунда, не более того, но лезет внутрь, сливаясь общим, одним круговоротом.

Егор остановился. Постоял в нерешительности несколько секунд, а после этого пошел навстречу двум молодым женщинам, одна из которых катила впереди себя коляску.

— Девушки, извините, как мне пройти на Новособорную площадь? — спросил Егор, потому что они сейчас находились совсем неподалеку от этого места, нужно было сделать один правый поворот, дальше вниз, по одной из перпендикулярных центральному проспекту улиц.

— На какую? Нет у нас такой площади — удивившись, ответила девушка, как раз та самая, которая прогуливалась с ребенком.

Её подруга смотрела на Егора с интересом. Каждая из них была молода и красива. От них веяло счастливой безмятежностью. Егору стало не по себе. Появилось чувство чужеродности. Захотелось скорее сделать несколько шагов в сторону, чтобы незнакомые девушки не почувствовали исходящей от него посторонней ауры, которую сам Егор, в этот момент, ощутил очень сильно, стоило вступить в контакт, стоило соприкоснуться.

— Вы не ошиблись? — вопросом вернула Егора на прежнее место одна из девушек.

— Я нет, я не знаю — промычал Егор, отходя в сторону.

— Ему нужна нынешняя площадь Революции — хриплый, старческий голос раздался позади молодых женщин.

Моментально пахнуло мраком и разложением. Оставленный за дверью собственный мир, одним мгновением, напомнил о себе. Егор отошел на пару метров. Девушки недоуменно переглянулись и пошли дальше, а жуткая, древняя старуха двинулась на сближение с Егором.

— Иди до первого поворота, там вниз метров триста, и будет тебе Новособорная. А ты ведь не отсюда. Я чувствую знакомую ауру. Меня не обмануть. Ты из мира страстей. Ты из моего мира, мира порочных страстей. Как я тоскую, сколько бы я отдала — скрипела, переходя на хрип и близкий плач, древняя, как сама смерть, старуха.

В её глазах Егор видел ужас, тот мрак от которого нужно бежать, раз и навсегда, чтобы нигде и никогда не ощутить, не почувствовать того, чего не должно быть здесь, того, что если и было, то давно должно умереть. Но ведь есть, ведь не успел провести здесь часа, как вылезло, как напомнило, подарило отгадку на многие сомнения. В утрированной, в изуродованной временем форме, но есть, но существует. А значит, имеется другое, знакомое содержание, спрятавшееся в темных, сырых углах, за поворотами и слухами, в тени, за паутинами, чтобы затаиться, чтобы сохраниться и ждать своего часа. Нет, просто отголоски, просто остаточное явление, и я не мог этого не ощутить, я обязан был получить информацию.

Нет, бежать не нужно. Нужно закончить дело, нужно уничтожить.

— Парень, ты оглох? Дай мне свою руку — произнесла старуха, придвинувшись к Егору ближе, и в этот момент Егор изменил первоначальное желание уйти, не вступая в контакт.

Старуха передвигалась с большим трудом. Её сгорбленная фигура походила на вопросительный знак. Закутанная в черное, с основательной палкой в руках. Кустистые, несоразмерные брови прятали за собой мутные глаза, но, даже учитывая это обстоятельство, Егор отлично видел злобный отсвет, пробивающийся сквозь мрачную, мутную пелену.

Руки были выпилены из старой, пересушенной древесины. Огромные синие вены безобразны, представляя собой лишнее, этой женщине уже не нужное, течение крови. Должно быть что-то другое, что заменит известный биологический процесс. Тонкий прямой нос. Казавшиеся еще более тонкими сухие губы, за которыми, поспешно удивив Егора, обозначался ряд ровных, хоть и пожелтевших зубов. Седые волосы лишь несколькими прядями выбивались из-под черного платка, а на правой руке, поймав солнечный луч, блеснули два больших перстня из золота.

— Дай мне руку, не отказывай старой, несчастной женщине, в возможности прикоснуться к отголоскам её эпохи.

Егор протянул старухе руку. Ледяной холод почувствовался сразу, как только соприкоснулись их конечности. Мгновение, и Егор попробовал убрать свою руку, но старуха крепко вцепилась в неё. В такой странной позе проследовали они к двум близлежащим лавочкам, которые располагались как раз в том месте, где в мире через дверь, находился ненавистный Егору памятник, известному местному богатею, которого уже давно причислили в ранг местной достопримечательности. Сейчас же здесь было пусто. Лишь окружность, лишь красивые, благоухающие ароматом, цветы.

— Вы знаете, что должно находиться на этом месте? — спросил Егор и указал рукой на расположенную прямо напротив них клумбу с цветами.

— Памятник — глухо произнесла старуха.

— Откуда вы это знаете? — испытывая нервное напряжение, спросил Егор.

— Как же мне не знать. Мне больше ста лет. Девчонкой я была, когда его поставили. По праву он своё место получил. Оркестр играл. Цветов множество было. Счастливые люди, все из известных фамилий, образованные все — с чувством нескрываемой ностальгии говорила старуха, Егор глубоко выдохнул, приготовился озвучить следующий вопрос, как старуха его опередила:

— А ты милок, лучше мне расскажи: откуда о памятнике знаешь, и не пытайся меня обмануть, об этом ты здесь ни у кого не мог узнать, не отсюда ты.

Егор не знал, что и как правильно ответить мрачной старухе.

— Ты ведь из моего мира, который я потеряла восемьдесят лет назад — стараясь смотреть Егору в глаза, говорила старуха.

— Как это случилось? — сухо спросил Егор.

— Просто, вошла в одну дверь, следом была другая, которая и привела меня сюда. Навсегда, ты слышишь, навсегда, на всю жизнь, поместив в ад земной, и только сегодня, я почувствовала этот прилив воздуха. Подумала: смерть, таким образом, зовет, а здесь ты. Скажи, что ты она и есть, не огорчусь, обрадуюсь. Запах от тебя, страстью пахнет, вожделением тянет — голос старухи преобразился, стал четче, громче, уверенней, как будто с неё вычли те двадцать лет, которые она прожила в своем изначальном мире.

— Где располагались эти двери? — продолжил Егор.

— Сейчас, это здание технологического института — ответила старуха.

— Там много дверей — отвлеченно произнес Егор.

— Нет тех дверей, их больше нет — прошептала старуха.

Егор ощутил озноб. Он оказался здесь, минуя двери, точнее, он воспользовался ими лишь в одном направлении, а далее, сразу открытое пространство. Комок подступил к горлу.

— Там, это вновь там? — спрашивала старуха, ощущая положительный ответ.

— Да — ответил Егор.

— Ты пришел, чтобы забрать меня. Мне снилось, мне виделось. Я много лет мучилась. Мне позволят умереть дома — возбужденно, насколько это было возможно, шептала старуха.

— Я пришел сюда не за тобой. Я пришел из твоего мира, чтобы уничтожить его, призвав этот мир тому на смену, чтобы то, что ты боготворишь старая женщина, исчезло, перестало существовать раз и навсегда — спокойно, размеренно произнес Егор, глядя на сгорбленную, ставшую еще меньше, фигуру старухи.

— Я думала о том, что сама смерть явилась ко мне в твоем обличии, но я ошиблась, предо мною сам сатана — произнеся эти слова, старуха отодвинулась от Егора на несколько десятков сантиметров.

— Для тебя, да — отреагировал Егор.

— Пусть, пусть будет так, но ты проведешь меня, ты позволишь мне — еле слышно, боясь получить отрицательный ответ, прошептала старуха.

— Пойдем — ответил Егор и поднялся с лавочки, старуха последовала его примеру.

Шли они долго. Старуха постоянно крестилась и оглядывалась по сторонам. Егор бросал на неё короткие взгляды: если вернувшись, она умрет прямо там, сделав несколько шагов, то нельзя будет желать большего символизма.

Никто не остановил их на входе в учебное заведение. Пожилая вахтерша, напротив, робко поздоровалась с Егором, затем то же самое сделали еще несколько человек.

— Они приветствуют тебя, они твои рабы — шептала старуха, но Егор не оборачивался к ней, он ощущал колоссальную уверенность, он знал куда идет, где ждут его двойные двери, с ними будущее, которое с каждым шагом виделось всё более и более неизбежным.

— Всё они рабы, всё они лишь тени, потерявшие свою сущность, утратившие способность личного наслаждения, амбиций, власти, превосходства — твердила своё старуха.

Егор не отвечал. Поворот вправо, просторный коридор, меньше осветительных плафонов, широкая лестница, и прямо под ней первая из дверей.

— Но не ты, ты не можешь быть с ними, ты многое сделал, многое случилось. Но нет тебе места рядом с ними.

— Ты откуда можешь знать? Сознание твоё ограниченно. Было таким, таким осталось — после долгого молчания озвучил Егор, остановившись возле двери.

— Да, это путь домой. Ты его открыл. Где же ты был раньше — произнесла старуха, пораженная случившимся. Сколько лет, сколько раз, она бывала здесь, ничего не было, лишь стена, ровная, холодная, безжалостная.

Егор потянул дверь на себя. Тёмное пространство между дверьми поглотило звуки. Всего несколько шагов, тяжелое дыхание старухи за спиной, и вторая дверь легко поддалась. Безжизненный сумрак — вот что встретило странную пару. Следом влажное зловоние, перемешанное с отравленным воздухом. Сразу стало трудно дышать. Поплыло зрение, почувствовали неуверенность ноги.

— Ну, вот и дома — мрачно произнес Егор, облокотившись о кирпичную кладку наполовину разрушенной стены, которая должна быть частью, оставленного за спиной, здания технологического института.

Старуха не ответила. Егор искал её глазами, но нашел не сразу. Внизу, на коленях, она жадно вдыхала отравленный воздух. Её сморщенное лицо светилось абсолютным безумием. Брошенным оказался черный платок, вместе с головой, тряслись седые волосы, а спустя десять секунд, всё тело старухи охватили судороги. Она громко хрипела, хватала ртом серую воздушную массу. Егор подошел ближе. Всё было так, как он предполагал. Старуха умирала. Егор отвернулся, посмотрел на пасмурный свод неба, когда его взгляд вернулся, всё было кончено. Старуха лежала на спине, широко раскинув руки. Её глаза были открыты, в них застыло безграничное отражение счастья. Прошло еще двадцать-тридцать секунд. Егор, не отводя глаз с тела старухи, ждал. Очень медленно, по частичке, по сантиметру стало преображаться мертвое тело. Процесс завораживал своим откровением. Нельзя было отвести глаз. Егор и не пытался этого делать, наблюдая, как древняя старуха превращается в красивую молодую женщину. Здесь стоило затормозить время, и если бы он мог, если бы имел такую власть, то отведенные пять минут продлились бы втрое, но и без этого зрелище поражало. Древность, обернувшаяся молодостью. Красота и изящество, ставшие тленом. Горстка серого вещества, напоминающего пепел — это было всё, что осталось, что своим принял мир порочных страстей. Егор постоял еще минуту, а затем быстро пошел в сторону дома. Очень сильно хотелось спать. Сознание взбесившись, требовало отдыха.


5

— Врешь, ты отлично знаешь об этом, но не удивился тому, что памятника нет на месте — произнесла молодая красивая девушка, улыбнувшись, в её черных волосах блеснула крохотная искорка.

Егор улыбнулся в ответ. Застыла между ними небольшая пауза, повисло отведенное мгновение.

— Я сразу тебя узнала. Я подобно хищному зверю ориентируюсь по запаху. Но не знаю, где еще осталось окошко, вот ты мне его и покажешь — не дождавшись слов от Егора, продолжила девушка.

И ведь что-то сатанинское наполняло её чистый, чуть низковатый голос. И если бы не светило яркое майское солнце. Если бы не наполнялась вся окрестность весенней свежестью, готовящейся перейти в лето. Если бы дурманом чистоты не переполняло голову, то можно было подумать: еще немного, еще самую малость, и незримая волна обхватит, обдаст ледяным холодом, потащит за собой, туда, где на расстоянии одного квартала, осталась та самая дверь, которую только что, эта милая девушка назвала окошком. Та самая, за которую многое бы она отдала, лишь бы оказаться возле неё, лишь бы переступить заветный порог.

— Возможно, что это так — уклончиво ответил Егор.

— Значит, я не ошиблась. Наш мир существует, он никуда не делся, а всего на всего произошла ошибка, которую еще возможно исправить — на время забыв о находящемся рядом Егоре, сама себе шептала девушка, и огромная гамма эмоций витала на её лице. Здесь было всё: восторг, непонимание, сюрприз, сбывшиеся ожидания, и вновь неверие.

— Теперь я хочу спросить. Скажи, когда исчез этот чертов памятник? — как можно спокойнее спросил Егор.

Девушка подняла на Егора свои большие глаза, после не отводила их, наверное, с полминуты, как будто хотела вспомнить.

— Произошло это очень давно, восемьдесят лет прошло с того момента. Вся жизнь была впереди. Сколько возможностей и ожиданий. Красивые люди, изысканные слова. Роскошь и блаженство. Нега утомления. Фантазии, и их осуществление. Всё это было, всё это должно было быть моим. Но неизвестно откуда, из самой преисподней, по приказу самого сатаны, появился этот проклятый человек. Всего один год потребовался ему, чтобы уничтожить всё, чтобы лишить людей права быть людьми — нервно, акцентированно произнесла девушка.

— А что же бог? — спросил Егор.

— Бог? — перепросила девушка.

Егор утвердительно кивнул головой.

— Видимо, он решил, что здесь никого не осталось, поэтому удалился через всю ту же дверь, прочь отсюда — улыбнувшись, ответила девушка.

— Сразу решил? — настаивал на своем Егор.

— Нет, было еще два года, а после не осталось ничего и никого, кроме двенадцати свидетелей, а после я осталась одна — ответила девушка, не сводя глаз с Егора.

— Откуда пришел этот человек — Егор постарался спросить спокойно, но внутри всё кипело: сколько всего интересного, сколько того, что не вошло в рукопись, чего не предусмотрел, что могло бы стать прологом, может окончанием.

— Этого я точно не знаю, но он знал, что делает, он не был похож на тебя — произнесла девушка, взяв Егора за руку.

— Он был один? — еще один вопрос наполнил пространство сновидения, еще одна несуществующая секунда пропала бесследно.

— Нет, с ним были люди. Его слуги, помощники ему — произнесла девушка — Проведи меня через дверь, я не хочу здесь оставаться — добавила она.

— Всему своё время — отреагировал Егор, быстро поднялся и, не обернувшись, поспешил прочь.

— Новособорная площадь в другой стороне — догнал Егора неприятный старческий голос.

Эхо повисло в воздухе, задержалось в воображение.

«Получается, что не я автор этого произведения, что я не имею к этому никакого отношения. Ведь есть кто-то еще, кто явился в этот мир, чтобы создать общество всеобщей справедливости и счастья, которое до этого являлось таким же кошмаром, как и то, из которого пришел я, который подобно ему, обязан уничтожить старое и гнилое, чтобы и в моей реальности вступил в свои права мир справедливости и счастья» — переливами, вспышками металось в сознании Егора, пока он ни проснулся в холодном поту, долго глядя в темноту безразличной ночи, поддерживающей своим молчанием тот странный трепет, что испытывал Егор.


6

— В присутствии своих последователей и еще, как минимум, пятидесяти человек, вы Егор Евгеньевич говорили о том, что некий, иной мир, общество равенства и справедливости является возможным — устало, испытывая сильное недосыпание, спрашивал у Егора следователь Возков.

— Да, что в этом такого. Разве можно отрицать возможность прозрения и стремления к лучшему. Если существует система тотального неравенства и насилия, то, без всякого сомнения, имеет право на существование обратное общественное устройство — спокойно ответил Егор.

— Допустим, но, чтобы это, так называемое, общественное прозрение свершилось, вы призывали людей присоединиться к вашему верованию. Вы агитировали граждан, чтобы они отрицали утвержденные законом порядки, и, конечно, понимаете насколько это серьезное преступление — произнес Возков.

— Нет, в этом нет никакого преступления — не согласился Егор.

— Вы так считаете? Создать антигосударственное сообщество — это не преступление? Подбивать людей на открытый протест и бунт, на шествия и незаконные сборища — это не преступление? — начиная раздражаться, пафосно спрашивал Возков, и в это же время, неотрывно думал о том, что делать с поведением и неуспеваемостью сына в школе, как объяснить единственному отпрыску, что учеба необходима, что она основа основ, что отец не будет его обеспечивать и контролировать вечно.

— Я не призывал людей к бунту, не призывал их к сопротивлению порядку и закону — ответил Егор.

— Так ли? У меня достаточно другой информации. Но, если вы открыто не призывали граждан к прямой конфронтации с властью, к массовому выходу на улицы, то это ничего не меняет. Согласитесь, что открытые акции, всего лишь, явились бы следующим шагом, в вашей политической программе. Андрей Кондрашов, вот что поведал нам: Неоднократно Егор говорил о том, что сначала нужно убедить людей последовать за нами, принять наше учение, наши убеждения, а затем, когда количество последователей станет значительным, то мы позовем их за собой, и нам останется сделать всего несколько шагов, чтобы проклятый режим насилия и лжи рухнул. А сейчас, на этом важнейшем этапе, убеждение и агитация. Всё в наших руках. Само время играет на нашей стороне. Были ли такие речи? Неужели вы не говорили всего этого на ваших собраниях? — произнес Возков, и всё же Влада нужно как следует отлупить, хватит его жалеть, упустишь момент, и тогда, считай, пропало. Сколько подобных историй. Взять хотя бы Сашку Скворцова. Не уследил за ним Борис, жалел его — вот результат, сейчас Сашка мертв, единственный сын мертв. А мог бы жить, сделать карьеру, но нет, компания, наркотики.

— Я всего лишь говорил о том, что возможно другое общество, с почитанием качественно иных ценностей — ответил Егор.

Ему было тяжело. Сильно сказывалась усталость, которую он испытывал, находясь в полном одиночестве, в замкнутом пространстве, где кроме размышлений, самоанализа было ничего недоступно. День походил на день. Ночь не отличалась от ночи. Так раз за разом, и даже время исчислялось не с помощью часов или солнца, а при помощи звука, внутреннего распорядка тюремного каземата.

— Или вот, из показаний Ивана Старцева: Егор объяснял нам, что всё очень просто, что когда мы возглавим большое количество последователей, то пойдем, то откроем двери. Точнее, Егор поведет нас за собой, чтобы открыть двери. Неужели, Егор Евгеньевич вы думаете, что мы поверим в существование неких дверей, которые нужно взять и просто открыть и тогда всё изменится. Нет сомнения, что всё это всего лишь образные приемы, а двери вы собирались открывать совсем иным образом. Ваши соратники даже не пытаются отрицать того, что вы являетесь неким пророком, проводником новой, справедливой жизни. У меня и сейчас достаточно оснований, чтобы вы никогда не вышли на свободу, но мне интересно понять некоторые вещи, именно поэтому продолжаются наши разговоры. Ну, и конечно, мне по-прежнему необходимы черновики вашего учения.

Возков всё время поглядывал на часы. Хмурый, дождливый день стучался в окно кабинета. Вместе с этим, не покидало чувство угрюмой меланхолии, и еще, быть может, вот этот мессия, может от него тянет настолько необъяснимой тоской. Хотя нет, ведь он, напротив, призывал к миру добра, справедливости, счастья, всеобщего взаимопонимания и любви. На меня, скорее, что на меня, всё это действует обратным образом. Им плюс, нам минус. И почему нам? Скорее, мне, моим ощущениям и размышлениям. Угрюмо и неказисто, какая примитивная банальность, а ведь многие согласны поверить. Лишь бы ничего не делать. Лишь бы не решать собственные проблемы самим. Куда проще, чтобы нашелся пророк, с набором красивых слов, чтобы он повел за собой, чтобы сделал всё за тебя, а тебе осталось лишь принять это, сделаться счастливым, богатым и образованным.

Каждая копейка на счету, каждое действие в копилку, каждая мысль во благо собственной борьбы за место под солнцем. И, конечно, нет вероятности в том, что ты займешь самое лучшее место, даже одно из лучших. Нет, но принцип совокупности, чтобы часть к части, чтобы час к часу, а год к году. Сын продолжает дело. Сын принимает положение, добытое и определенное отцом. Так и только так. Разграничение, но и мне не один раз хотелось перепрыгнуть через головы, получить большее, не напрягаясь. Сын, да нужно попробовать заинтересовать Влада, ну, хотя бы тем, чем на самом деле занимается его отец. Насколько важна его работа, почему она уважаема и обеспечивает безбедное существование семьи. Конечно, романтика борьбы со злом, с преступниками государственного масштаба, не с какой-то уличной шпаной или маргинальными отморозками. Ничего пацану неинтересно. Читать не хочет. Спортивную секцию бросил. Лень и беззаботность. Весь день бы на улице слонялся с друзьями.

Егор молчал, опустив голову вниз. Слова следователя были безразличны. Всё одно, всё уже решено. Нужно принять, такова неминуемая участь. Можно ли было иначе? И предательство, и то, что отвернулись, отреклись в один момент, всё это тоже было предсказуемо.

— Скажите, Егор Евгеньевич вы, действительно, верите во все ваши пророчества и учения. Ответьте, мне интересно узнать. Что движет человеком. Неужели вы не видели для себя иного пути. Вы же поступили на бесплатное обучение в университет. Да, понимаю, трудно. Вы из бедной семьи, но первый шаг был сделан. Значит, нужно работать, добиваться, использовать свой талант, да, не побоюсь этого слова, в нормальном направлении. У вас ведь была реальная возможность изменить свой социальный статус, а это значит, что вы могли создать задел на будущее, для ваших же потомков. Здесь нет ничего необычного. Всего лишь стремление и терпение.

Возков поднялся из-за стола. Он несколько секунд смотрел на Егора, ожидая ответа. Егор медлил. Казалось, что он занимается формулировкой ответа, но на самом деле это было не так. Ответ на подобный вопрос Егор знал, слишком много размышлял над этим вопросом. Поэтому, сейчас думал: насколько всё примитивно устроено. Вот и следователь, этот странный, обремененный пустыми заботами человек, не удержался и озвучил ровно то, что является сущностью их понимания, основой понимания всего общества. Если тебе повезло или ты сумел добиться, чтобы на тебя упала частичка милости со стороны избранных, то на основании этого, ты обязан упасть на колени, обречен, рассыпаться в почитании своих благодетелей. А после двигаться дальше, наступая на головы тем, кому не повезло, тем, на кого не обратила свою милость всемогущая система неравенства.

— Я убежден в том, что люди имеют право на лучшее, не просто имеют, а обязательно получат другой мир, в котором не будет того, о чем вы мне только что говорили — начал Егор, но Возков вмешавшись, произнес: — То, о чем я говорил, что ненормального в моих словах? Ничего никому не должно даваться просто так. Я говорил о терпении и стремлении, о преодолении.

— Говорили, но имели ввиду другое, вы подразумевали шанс, счастливое стечение обстоятельств, для человека из нищенской среды, которому посчастливилось, которому, возможно, была дана некая частичка таланта, и не более того — настаивал на своём Егор.

— Продолжайте, я послушаю вас господин пророк — улыбнулся Возков и тут же подумал: нужно рассказать Владу об этом человеке, лучше показать, чтобы Влад понял к чему приводит пустота, праздность и нежелание осознать важность соблюдения норм и правил. Пусть Влад увидит, насколько жалок этот человек, и насколько справедливы слова отца, которых ему не хочется принимать.

— Другая дорога возможна, она могла бы случиться, но даже стань она успехом, то всё равно значение сего лишь узенькая полоска, лишь замшелый мирок, возведенный одним человеком, для одного человека. С заборами и стенами, через которые не только массивные двери, но и пропуска, но и определители, по принципу, свой, чужой. Скучно, пошло и беспросветно. Какой здравомыслящий человек захочет променять опьянение свободы, равенства, братства, на вот это, на кусочек замкнутого, мрачного пространства, за которым ничего, окромя того, что я, мне, моё.

Егор, закончив говорить, открыто посмотрел на Возкова, который находился прямо перед ним, смотрел, выражая полное непонимание.

— А вы Егор Евгеньевич здоровы психически? На днях вам предстоит пройти экспертизу, и я сейчас стал сомневаться. Может, всё это всего лишь бред умалишенного человека. А как иначе, слушая вас, у меня складывается именно такое ощущение. Впрочем, дела это не меняет. Так или иначе, вы одинаково опасны для общества. Лучше скажите, наверное, в последний раз по-хорошему прошу: где находятся черновики вашего бредового учения?

— Я здоров, я отдаю отчёт в своих словах. И я честно вам говорю, что уничтожил все черновые варианты, и еще, я не писал учения, я написал книгу. Вы понимаете разницу? — глянув на настенные часы, произнес Егор.

Время подходило к двум часам дня. На улице ничего не изменилось, было так же пасмурно, было сыро, но и это радовало Егора. Возможность видеть обычный пейзаж через окно — это была великая радость, пьянящий глоток воздуха, поэтому попадая в кабинет следователя, у Егора первые минуты начинала кружиться голова, мелькало в глазах. Мысли о том, что всё это очень скоро станет невозможным сильно пугали, заставляя испытывать что-то схожее с ощущением близкой бесполезной истерики…

…И всё же, какая поразительная природа авторства. Всего лишь отрезок времени, в нем лист бумаги, в нем карандаш, в нем ты сам. А дальше минута за минутой, погружение глубже, еще глубже. Не заметил, как лист бумаги перестал быть как таковым, он превратился в огромный мир. Там есть ты, там нет тебя. И почему, откуда такое сильное ощущение: всё это не имеет никакого отношения к тому, что виделось полчаса назад, к тому, что задумывалось вчера. Вот от этого становится не по себе. Ну, почему, и какая магия определяет течение, вовлекая в пространство своего мира. Я управляю процессом или он играет со мной. Играет с тобой, с листком бумаги, с карандашом, со сгустившимся за окнами вечером.

Авторство и вера во что-то большее. Вопрос как часть ответа. Всегда и всюду. Авторство подвластно тебе. Авторство, не имеющее к тебе никакого отношения, живущее своей жизнью, находящееся рядом с тобой, но не являющееся частью твоего существа. От этого бежать, не знать, не планировать. Для этого, принимать, участвовать. Всего лишь зная: дорога одна, цель едина.

Авторство — это то, что вокруг и всюду. Автор — это ты вовлеченный в действие, не всегда тобой определенное.

… — Мне нет особой разницы, мне куда важнее смысл содержания, а как это правильно назвать, то здесь всё просто, и определяется как антигосударственная деятельность. Кстати, я напомнил вам Егор Евгеньевич о том, что нужно добровольно указать местонахождение вашего произведения. Не просто так, а чтобы вам же помочь. Да, не стоит удивляться. Я не самый отпетый злодей, в уже хорошо вам знакомом ведомстве, скорее, напротив. Хочу сказать, что ваши соратники уже дали немало показаний на эту тему, и очень скоро опасный объект будет ликвидирован. Так же нами были приняты меры для того, чтобы за это время не появилось еще отпечатанных копий. Так что, только добрая воля, поверьте, это много значит — высказавшись, Возков вернулся за своё рабочее место.

— С печатью ясно, а что если от руки? — сам не зная зачем, но скорее, чтобы продлить пребывание возле окна, спросил Егор.

— Согласитесь, что на это необходимо много времени. У ваших последователей, которые еще не арестованы, его нет — отреагировал Возков.

— Как сказать — не согласился Егор, вызвав раздражение Возкова.

— Бросьте, вы проиграли. Умейте признать поражение. Конечно, я отлично понимаю, о чем вы сейчас. Сохранить, передать новым адептам, чтобы после вашего исчезновения не погибло дело. Только и мы не будем сидеть, сложа руки. Я надеюсь, что вы понимаете, о чем я сейчас говорю. И еще, ответьте мне на один вопрос: стоила ли игра свеч, соизмерима ли заплаченная вами цена, с учетом вашего печального будущего, с пониманием, куда привели вы своих друзей.

— Глупый вопрос, господин следователь, я уже ответил на него, но еще раз скажу, что цена свободы бывает настолько высока, что человеческая жизнь, десять человеческих жизней — это пыль, сущий мизер. Свобода стоит намного дороже, но и любой вклад имеет значение, в этом деле не пропадет ничего, всё пойдет на алтарь, всё будет учтено.

— Ну, хватит, даже меня не хватает надолго. У вас свобода понятие эфемерное, а мы живем реальными ценностями, которые можно ощутить, осознать, иметь — всё больше раздражался Возков.

«И всё же сегодня вечером состоится серьезный разговор с сыном. Где гарантия, что Влад, в один прекрасный день, ни попадёт в компанию подобных элементов» — думал Возков, и эти размышления больно кусали отцовские чувства.

Что если Влад окажется здесь, но не за этим столом, не на отцовском месте, а по другую сторону. Как можно будет это пережить? Тогда только пулю в висок, только пулю.

— Ваши ценности — это не свобода, то всего лишь возможность получить материальные благо, чем больше вашей, мнимой свободы, тем больше барахла. Настоящая же свобода к этому никакого отношения не имеет. Вы понятия не имеете о том, что такое свобода: она внутренний мир, она то, что доступно единицам, и так было, так будет, господин следователь.

— А как же те, которым вы предлагаете обрести свободу скопом, как с этим быть? Еще я вижу, что вы не совсем даете себе отчет в собственном положении. Очень скоро с вами начнут разговаривать иначе. Думаю, что наши беседы покажутся вам чем-то милым и добрым — не смотря на Егора, что-то записывая на листочке бумаги, произнес Возков.


7

Бесконечность казалась чем-то близким. Определения ей не существовало. Пространство было ограниченно стенами, но при этом лишь в первые несколько попаданий в периметр закутка, возникало ощущение паники, которое давило на сознание: следующий раз места будет меньше, стены сдвинуться ближе к проходу. А затем отпустило. Площадь замкнутого мира не менялась. В нем появилось значительно больше воздуха, от того банальным образом стало легче дышать. Мозг, наполняясь кислородом, начал потихоньку восстанавливать свои функции. Происходило это медленно. Слишком много энергии отнимало первоначальное осознание. Очень большое количество вопросов, которые не получая ответов, могли лишь нагружать, дополнять объемность, и без того, беспросветного мрака. Неужели они оставили ему двойственную природу специально. Может, это тот интеллектуальный следователь, фамилия которого затерлась, исчезла. И ведь нельзя отрицать варианта, что всё произошедшее обычная практика, несовершенство технологии. Или застывшая в потерянном времени минута, которая, что бесконечность, что дополнение к вечности, а значит, замерший маятник в любой момент двинется, сорвется. Всё исчезнет безвозвратно. Не вернется, не перекрутится. Только и без того механизм неизвестен. Мрак сравнимый со смертью. Если бы было возможно сравнить, но нет сомнения в том, что вряд ли что-то может быть ближе, чем смерть. Отсутствие, вакуум, до той поры, пока тихое шуршание, дополненное импульсом желтых вспышек, ни вторгнется в пространство непроглядной и несуществующей темноты. И только после, появятся признаки собственного я, первые минуты, слабые еле ощутимые.

«С чем это можно сравнить?» — неестественно выпадал из ряда лишний вопрос. Но если погружение в небытие сродни с летальностью, то совсем неудивительно, что выход из этого самого небытия, можно считать рождением, может воскрешением. Только ни того, ни другого не чувствовалось. Скорее, запрограммированный цикл, в котором всё отдано установленному распорядку. Всегда одинаковому, от этого понятному, как заученное движение, но с одной небольшой разницей. Все эти движения осуществлялись сами по себе, и никогда не удавалось увидеть себя в пространстве камеры-палаты, лежащего с закрытыми глазами, являющегося трупом, у которого продолжает биться сердце. Но и здесь закрадывалось странное несоответствие: почему нельзя увидеть, если эта картинка была отчетливо доступной, если она многократно находила себе место в сознании, пусть чаще была размытой, мелькающей, подобно коротеньким кадрам из немого кинофильма, это не могло изменить осознания. Куда важнее выглядело то, что внутренний, еще плохо управляемый, мир требовал, настойчиво хотел увидеть иную часть раздвоенного существа, сделать это глазами. Просто, ровно так, как делают это обычные люди. Точно так, как было раньше, но не теперь, но не сейчас, а сейчас продолжало ускоряться, затем быстро тормозить. Стены приближались и удалялись. Увеличивалась высота потолков, с этим уменьшался собственный рост, с ним возраст, мысли, несказанные слова. Движение просило приблизиться к двери, но последняя привлекая и притягивая к себе, в один миг удалялась, а следом за этим начинал пропадать весь мир темного закутка, пока ни исчезал вовсе, уступая своё место полному забвению, которого Егор уже не имел возможности ощутить. Без мыслей, без слов, без снов…

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее