Краткая биография: родился в 1994 г. в Ульяновске. Окончил Высшую школу печати и медиатехнологий в Санкт-Петербурге по направлению «Издательское дело». Живу в Санкт-Петербурге. В 2014 г. стал лауреатом Санкт-Петербургского поэтического конкурса «Критерии свободы» имени Иосифа Бродского. Тексты публиковались на сайтах «Топос», «Полутона», «Новая карта русской литературы».

Растение мох

***

Рождается при первом слове — город,

всегда на берегу реки.

От слова — к городу,

от города — неспешно к лесу.

Они за разом раз меняются местами

и всё время друг друга вспоминают.

В городе рождается пар.

И сходит вечер,

сходит каждый вечер,

и можно на него смотреть.

Город светится к лесу

почти что летним фонарем,

пока совсем темно.

Потом приходит и редеет

силуэт о протяжённых листьях,

знакому тень бросая у окна на стол.

История не произнесена —

и в улице всё так же смирно

продолжают прорастать

растение папоротник,

растение мох.

Я коротаю время, дожидаясь

позднего цветения.

Лак на дереве.

Лицо у куколки.

И жду, ловя занозы в пальцы.

Смотрю о бьющейся посуде

и слушаю, как я чего-то недослышал.

Меня просили что-то принести

у входа в дом.

Когда я узнаю себя в истории,

я убегаю в лес

у входа в дом.

Я вижу, как возделывают двор,

как двор не может быть возделан.

Я всякий раз позвать пытаюсь имя

и на пороге комнаты устроить новый сад.

Так я ни разу ничего не произнёс.

Так я был счастлив городом зелёным.

Этими пальцами есть паутина света

и каждая черта строений надо мной —

и рассказанная криком воля —

по городу вечерний пар.

Станутся тёплые сумерки,

в которых я всё менее подвижен,

но дрожу. Я превращаюсь в лес.

Иду смотреть, как свеж и зелен

город у меня, как юность

глянет старостью

и снова юностью.

Отец зачем-то топором рубил сундук,

по переулку разлетались щепки.

Я вижу, как возделывают двор:

шагая в лес, я забываю лес.

Я скрадываю листья,

чтобы потом найти их в книге,

в которой сказано: «не начинай воды».

Смотри, я складываю листья.

Редея, дальше миф живёт растительный,

мир замирает горький:

растение папоротник,

растение мох,

растение папоротник,

растение мох.

Богатырская застава

восемь стихотворений

(Найти зачем-то то,

что только что искал,

тех, кто

неуспокоен.)

По улице у края склона идёт лошадь,

иногда останавливается.

Смотрит шелест листьев.

Нет почти — себя,

и «прежде» сходится с «потом»

в тонком свете солнца,

которое вот-вот взойдёт.

Безостановочно движение

по улице у склона.

Не повторяется — идёт всегда

вовне.

И, не замерев, забор,

и дерево — растёт,

и рамами дрожат дома.

Это могли бы быть поступки

в неуспокоенных садах.

В движении встаёт

недвижная

застава,

кто мог осесть,

но кто без устали взмывает,

шагает шаг

на босу ногу.

Восходит

огромное гнедое солнце.

Уходит лошадь,

смотрит переулок.

И маленькое дерево растёт под окнами,

у дверей подъезда.

Вживую вижу — как на фотографии.

Вот так смотрю — ищу по фотографиям

то, что только что закончилось,

и тех, кто всегда только что ушёл.

Пыль не кончается.

Те, кто не мог не быть, все встали во единый круг:

кто равноудалён. И я ищу, не говоря их,

а только называя встречи: с первых зим,

как их уже наверняка не знаю до конца,

как всё-таки они — не завершились.

Сегодня я подумал, что они меняют фокус,

потому что этим утром стало очень хорошо.

И продолжаются рядом

другие времена года.

Я ими понимаю —

сном-продолжением

о простоте вида за окном

и обстановки дома.

В дождливый день почти закончился

туман, и вечнозелёная изгородь глядит

на путь воды и времени.

И день скоро разольётся,

и так я замираю:

давно поставленным окном,

солнечным светом в зеркале

в этой части дня.

Всё это я собрал;

всё это собирание есть я —

в интерьере и в пейзаже.

И ни одна зима не прекратилась,

туман спустился в снег.

Они стоят и могут оберечь

рекой и тем, как смотрит лошадь —

за много вёрст от города — и всё же

здесь. Помалкивать хотят.

Когда они стоят, но яблони стоят,

то остальное — здесь — как будто неподвижно,

да это и неважно.

В яблоневых листьях

здешних многих яблонь,

в когда-то деревянных окнах

стекленеет свет, и те, кто дома, не включают

верхний свет,

а улицу хотят: пусть светит.

И мало помнят те, над нами кто стоит,

но помнят землю — так земля жива,

так стекленеет взгляд у лошади,

под яблоней стоящей.

Со временем в заставе каждый

всё больше каменеет.

Не знают, что делать теперь

со своими именами.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.