Бесплатный фрагмент - Большеникольский Ломоносов: Иван Яковлевич Барков

«ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ — ЭТО НАШ ЛОМОНОСОВ!»

Село Большеникольское привольно раскинулось на равнине Южного Урала, где отроги гор уже прочно перешли в лесостепь, в окружении многочисленных перелесков и озёр. Куркумляк, Южиган, Горькое, Малый Селиткуль…

Округлое, заросшее по берегам камышом и тростником озеро Куркумляк — на северной окраине села. Название осталось от прежних кочевых народов. В переводе с тюркских языков — «сухое, песчаное». В особо засушливые годы Куркумляк оправдывает свое название, практически пересыхая.

Эту часть села в Большеникольском и посейчас называют «Разорихой» — по имени стоявшей здесь когда-то деревни. Почему Разориха? А потому, говорят местные жители — и краеведческие источники им не возражают, — что в стародавние времена часто разоряли деревню степняки-кочевники. Но так и не смогли выжить отсюда упорных поселенцев.

С набегами воинственных степняков связывает местная молва и название озера Южиган на юго-западе села. На его берегу когда-то, мол, сожгли кочевники при набеге деревню. Но ее отстроили заново, и звали с тех пор — Жиганкой. Отсюда, дескать, и Южиган.

Есть, правда, сторонники и другой версии. Нет, не о том, разумеется, что некогда саму деревню населяли лихие и разбойные «жиганы». Землепашцы здесь были работящие, спокойные и крепкие — себя в обиду не дающие, но сами к криминальному поведению не склонные. Эту вторую версию некоторые краеведы выводят от тюркской формы имени Джахан. Хотя с чего бы перебравшимся сюда из центральной и южной частей России поселенцам называть свою новую деревню именем некоего Жигана-Джахана — решительно непонятно.

А можно прямо здесь предложить и третью версию, за давностью лет и отсутствием свидетелей — ничем не хуже первых двух.

Жиганами когда-то в России называли не только каторжных сидельцев. Иногда, если верить солидным этимологическим словарям, в XVIII–XIX вв. именовали так и людей, проигравшихся в карты. А, может, не только тех, кто самолично проигрался в азарте?

— Помню хорошо, как папа нам, маленьким, рассказывал, — вспоминает Анна Ивановна Петрашева, дочь Ивана Яковлевича Баркова. — Предки его были крепостными в Курской деревне. Однажды помещик взял да и проиграл их вместе с деревней в карты. И предупредил уже «не своих» крестьян — новый хозяин-де человек очень крутой и жестокий, так что бегите лучше, пока не поздно, на восток, за Урал, там земли свободной много…

Было ли именно так на самом деле, или Иван Яковлевич, любивший рассказывать своим детям истории и сказки не только классические, но и собственного сочинения, немножко пофантазировал, чтобы им было интересней, — кто теперь скажет?

Как бы там ни было, без малого двести лет назад, в 1828 году из двух деревень, Разорихи и Жиганки и сложилось село — ныне Большеникольское, а первоначально — просто Никольское. Как гласит официальное краеведение: «названное курскими однодворцами в память о своей малой родине».

Теперь, спустя два века, для многих поколений сельчан малая родина — это уже само Большеникольское. И память здесь крепкая, долгая. Включая память о земляках.

— Как-то я в один из своих приездов на родину папы, когда его давно уже не было с нами, разговорилась с незнакомыми мне женщинами у сельского магазина, — рассказывает Анна Ивановна Петрашева. — Сказала им, что я дочь Баркова, а они мне в ответ: «Ну как же, — конечно, помним. Иван Яковлевич — это же наш, большеникольский Ломоносов!».

ПОМНЮ, ЛЮБЛЮ И ГОРЖУСЬ!

Анна Ивановна ПЕТРАШЕВА (БАРКОВА) пошла по стопам отца, став старшим преподавателем кафедры математического анализа Южно-Уральского госуниверситета (ЧПИ):

— Народная мудрость гласит — родителей не выбирают. Значит, кому как повезет. Мне повезло. У меня прекрасные родители — любящие друг друга (они прожили вместе 42 года), любящие детей — нас было шестеро, три сына: Геннадий, Юрий, Иван, три дочери: Октябрина, Маргарита, я, — и очень отзывчивые на беды людей.

Сначала о маме, Екатерине Андреевне Барковой (Шулаевой). Родилась она, в городе Верхнеуральске, рано осталась без отца, воспитывала ее бабушка. Закончила церковно-приходскую школу с отличием и ее приняли в гимназию, где мама училась тоже на «отлично» и, так как была сиротой, получала стипендию. Но закончить гимназию не успела, свершилась революция. Мама переехала в Челябинск. Сначала работала с беспризорниками, в детском доме, а потом послали ее ликвидировать безграмотность в Октябрьском районе, где она и познакомилась с моим папой.

Теперь о папе. Предки его, перебравшиеся на Урал из Курской губернии, носили фамилию Борковы. И сегодня в Большеникольском можно встретить Борковых. А папа Барковым стал не по собственной прихоти — это в городе, когда папа уехал учиться, очередной делопроизводитель, оформляя ему справки, ошибся в одной букве — так дальше и пошло из одного документа в другой.

Родители папы были бедны, батрачили на богатеев. Отец его, Яков Иванович умел читать, считать, пел в церкви. А вот мать, Мавра грамотой не владела. Было у Якова и Мавры пятеро детей: Максим, Елизавета, Полина, Анна и Иван.

Дед Яков считал, что грамоте надо учить только сыновей, а дочерям следует заниматься хозяйством и семьей. Максим и мой папа учились в церковноприходской школе. Максим потом уехал на Алтай, а папа остался в деревне. Батрачил, пас скот — а все свободное время читал книги из церковной библиотеки. Читал он все книги подряд, а отец подарил ему грифельную доску. Многие сейчас даже не представляют, наверное, что это такое, а папа этой грифельной доской очень дорожил.

Разрешали ему пользоваться книгами из местной школы. Грамотных в селе тогда было очень мало, и когда папа вступил в комсомол, то стал заведовать избой-читальней — появилось в селе к тому времени такое заведение. Избачом он только год пробыл, а потом его выбрали председателем сельсовета.

Папа уже был женат, в семье подрастали трое детей, но страстное желание учиться по-настоящему у него не пропадало. Мама это видела и понимала его. Так, с полного семейного согласия поехал он в Златоустовский индустриальный техникум, а потом и в Пермский педагогический институт, на исторический факультет.

О том, как мой папа сдавал экзамен по математике, рассказал мне спустя много-много лет профессор Пермского университета Евгений Григорьевич Гонин.

Все абитуриенты сидели в одной аудитории, преподаватели записывали условия задач на доске. И как только закончили писать, сразу в аудитории один из абитуриентов крикнул: «Я уже все решил!». Проверили — все верно! А когда узнали, что этот молодой человек поступает на исторический факультет, то были удивлены и повели его к директору института. Там побеседовали с этим молодым человеком — а это и был мой папа — и настоятельно посоветовали ему поступать не на исторический, а на математический факультет.

Но на математический надо было сдавать вступительный экзамен по химии, а папа в деревне ни учебников, ни книг по такой науке даже не встречал. Условились, что он сдаст экзамен позже. Потом, правда, папе этот экзамен «простили».

Когда папа поступал в институт, Евгений Григорьевич Гонин был молодым преподавателем и экзаменатором. Еще он рассказывал мне, что папа всегда сидел на лекциях на первой парте и за лектором не записывал — только внимательно слушал, а записывал по памяти, уже придя домой.

Учиться было очень тяжело материально, мама работала в деревне учительницей русского языка, а в семье было уже трое детей. Но папа институт закончил. А после окончания тоже работал учителем а школе, а в 1935 году переехал в Челябинск, где стал работать в институте повышения квалификации кадров народного образования, а с 1936 года — в педагогическом институте…

Забегу сразу на 12 лет вперед. Хорошо помню, как в октябре 1948 года нам домой принесли телеграмму из Москвы: «Защитил единогласно. Целую. Папа».

Папа мог защитить кандидатскую диссертацию гораздо раньше, но — война, дети, которых было уже шестеро, и постоянные заботы о куске хлеба не оставляли времени для научной работы.

А работал он много, с книгами не расставался. Тогда в магазинах товар заворачивали в плотную бумагу, и папа дома не разрешал ее выбрасывать — этой бумагой он обертывал книги, а в наружном кармане пиджака у него всегда лежали заточенный карандаш и резинка. Читая книги, папа вопросы и решения записывал на этой оберточной бумаге, которая и служила ему черновиком и не давала книге запачкаться.

Дома была большая библиотека, много математической литературы, и все книги были обернуты этой оберточной бумагой. Я не могла найти нужную мне книгу без помощи папы, а он всегда моментально находил необходимую книгу с первого раза. Помню и его аккуратные пометки карандашом на полях.

Книги папа любил с детства, относился к ним бережно и даже трепетно, а читал очень много. Предпочитал классическую русскую литературу, его любимыми писателями были Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, И. С. Тургенев, Н. В. Гоголь. Отрывки из произведений Толстого и Чехова папа знал наизусть. Он часто перечитывал любимые произведения или фрагменты из них в минуты отдыха и при этом, восторгаясь каким-нибудь выражением героя произведения, начинал смеяться на всю квартиру, как ребенок.

Басни Крылова он знал наизусть и рассказывал внукам, поэтому и внуки, идя в школу, уже знали многие басни наизусть. Любил читать детям сказки Пушкина, да и сам сочинял сказки неплохо. Был у нас в семье даже свой домашний сказочный герой, придуманный папой: маленький человечек с длинной бородой и большими усами, который жил в уголке, проказничал сам, но беззлобно, а нас за плохие дела наказывал и поощрял за хорошие.

…Когда началась война, старшему из сыновей, Геннадию, родившемуся 30 октября 1931 года, не исполнилось и 10 лет. Старшие сестры, Маргарита и Октябрина, работали на патронном заводе, сколачивали ящики для снарядов. Потом обе закончили естественно-географический факультет педагогического университета, обе были директорами школ. А на плечи Геннадия в войну легли заботы по хозяйству, так он рано стал взрослым. Папа работал сутками напролет, несмотря на то, что был болен туберкулезом.

У нас была корова, и только благодаря ей, наверное, мы выжили. Корову мы летом пасли на пустыре у железной дороги, где потом, спустя многие годы, построили агентство Аэрофлота. На зиму надо было и сена ей запасти и картошки.

Так жили тогда многие, трудно было всем. Но у папиной сестры Анны погиб на фронте муж, осталось пятеро детей, папа помогал и им тоже.

После войны жить нашей большой семье, как и всем вокруг, стало чуть полегче. Отменили карточки, в магазинах стали появляться в свободной продаже продукты и промтовары. Правда, были огромные очереди, но можно было уже что-нибудь купить. Да и дети подросли, помощников стало больше. Только когда закончилась война, папа смог вплотную заняться написанием давно продуманной им диссертации.

Геннадий поступил на физико-математический факультет Челябинского пединститута и окончил его с отличием в 1954 году. Он был активным студентом, выступал на спортивных соревнованиях за честь факультета, а на самодеятельных концертах в институте исполнял песни и романсы. У него был красивый голос. Геннадий больше всех нас был похож на папу: характером, способностями. Рассказывают, что папа в молодости тоже пел, но я не слышала папиного пения (время тогда было тяжелое — не до песен).

После окончания института Геннадий поступил в аспирантуру Казанского университета к профессору, доктору физико-математических наук Борису Михайловичу Гагаеву, основавшему в Казани кафедру математического анализа и 40 лет руководившему ею, воспитавшему за эти десятилетия много учеников, среди которых были выдающиеся математики. С нашим папой Борис Михайлович поддерживал тесные научные отношения, и в Казанском университете аспирантов «челябинской школы» ценили по-достоинству.

Аспирантуру Геннадий окончил успешно. Летом 1962 года был приглашен на Всесоюзный съезд математиков, выступал там с научным докладом и вернулся домой очень довольный результатами своего выступления. Он был талантливым математиком, готовился к защите диссертации, но внезапно заболел. Защита была перенесена на декабрь, а 15 ноября 1962 года брат умер. Халатность врачей.

Смерть старшего сына отняла много лет жизни у папы.

Без отца остались дети Геннадия: Ольге было тогда четыре с половиной годика, а Андрею и того меньше — всего-то два с половиной. Заботы о внуках папа взял на себя. Ольга окончила одновременно с общеобразовательной и музыкальную школу, а потом факультет прикладной математики ЮУрГУ, Андрей — металлургический факультет ЮУрГУ, стал инженером.

Папа всегда старался помогать людям. Я шутила, что у нас всегда были «дни открытых дверей». К нему шли с просьбами и городские знакомые и приехавшие из родного села, никому он не мог отказать. Но, помогая людям, он никогда не считал их обязанными ему.

Массу времени занимала у папы работа с аспирантами, он вел математические кружки со студентами, стал привлекать в кружки школьников. И в 1964 году организовал научное общество учащихся (НОУ), которое существует и до настоящего времени. Многие папины ученики по его рекомендациям прошли через аспирантуру Казанского университета.

Поддерживал папа постоянные связи и с преподавателями педагогических институтов Перми, Свердловска. Математические конференции проходили поочередно в этих городах. Все доклады выступающих в Челябинске печтались в «ученых заметках», которые издавались у нас в городе. В Перми и Свердловске такой традиции тогда еще не было.

Папа читал лекции по всем разделам высшей математики, а также такие курсы, которых в других вузах в те времена не было: математическая логика, основание арифметики. Он опубликовал 15 научных работ. Его наградили орденом «Знак почета». Первым среди всех преподавателей вузов Челябинска он был награжден орденом Ленина. Папа был очень скромным человеком, но этой наградой он гордился, понимая, что государство высоко оценило его вклад в подготовку студентов, будущих учителей.

Хотя папа вырос в совсем простой батрацкой семье, его интеллигентность чувствовалось во всем. Можно много рассказывать о нем, о его поступках и делах, о его любви к людям. Люди, встречая меня и узнав, что я дочь Ивана Яковлевича Баркова, принимают меня как родного человека. Он оставил о себе добрую память. И я говорю всем: папу я помню, люблю и горжусь им.

— В нашей семье, сколько себя помню, всегда был большой обеденный стол, — рассказывает Анна Ивановна Петрашева (Баркова). — Когда жили тесно, а дети были маленькими, мы за этим столом, примостившись на уголке, делали школьные уроки, читали книги. И папа, проходя мимо, всегда обязательно гладил по голове и говорил что-нибудь ласковое. Это было такое счастье!

А когда выросли, и старшие обзавелись уже своими семьями, разъехались, то все равно старались как можно чаще собираться в родительском доме за этим большим столом, сначала двумя поколениями, потом и тремя - за ним дружно помещались и двенадцать и пятнадцать человек.

ОН БЫЛ ЗАБОТЛИВЫМ ОТЦОМ

Октябрина Ивановна МИЗГИРЕВА,

старшая дочь Ивана Яковлевича Баркова, «Отличник народного просвещения», «Ветеран труда», награжденная медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

— Мне особенно хочется рассказать о том периоде, когда я стала взрослее и лучше могла оценить его влияние на нас. В трудные военные годы он смог выдержать все тяготы. Детей было шестеро. Зарплаты его хватало на покупку одной буханки хлеба, поэтому ему приходилось искать дополнительную работу, он давал уроки математики в обеспеченных семьях за сахарин, за хлеб. В институте ему тоже помогали — выделяли для детей вещи, присылаемые союзниками, из Америки. У меня, например, была шуба из синтетики. Кроме того, выращивали картофель на подсобном хозяйстве института. Я думаю, что в это время он умудрялся даже находить время и силы для работы над диссертацией, так как защитил он ее вскоре после окончания войны.

Осталась в памяти у меня его общественная работа. Он мог убедительно поговорить со студентами и призвать к работе по восстановлению института. Во время войны здание было занято оборонным патронным заводом, а часть института в это время находилась по улице Калинина.

Он был заботливым отцом. Несмотря на занятость, всегда уделял внимание детям и воспитывал нас на произведениях русских классиков. Устраивал негласные соревнования — кто из нас больше выучит наизусть сказок Пушкина, стихотворений Некрасова.

Рассказывал нам много сказок (я думаю, что многие из них он сам сочинял). Самой большой похвалой от него было, когда гладил по голове и внимательно смотрел в глаза.

В нас с детства воспитывал любовь к чтению, в семье был культ книги. Он собрал большую домашнюю библиотеку, и в ней были книги не только по специальности, но и философские труды, лучшая художественная литература.

Несмотря на занятость, родители находили время для походов  в драматический театр, на концерты. С удовольствием слушали музыку, песни в исполнении Клавдии Шульженко, Александра Вертинского.

Отца интересовали многие вопросы, без книги я не могу его представить. Люди с уважением и почтением к нему относились. Односельчане могли за сто километров придти за советом или за составлением какой-нибудь деловой бумаги. Они знали, что он им поможет. У земляков была гордость за него.

Его квартира была открыта для всех. Частыми посетителями были студенты и аспиранты. Я думаю, и на работе у него было много друзей, в хороших отношениях он был с профессором, доктором психологии В. М. Экземплярским, с первым деканом физико-математического факультета, профессором М. М. Юревичем, с заведующей кафедрой элементарной математики, доктором наук Е. С. Кочетковой.

Он оставил достойную смену и в институте и в семье. Дети получили высшее образование. Дочь Маргарита стала лучшим директором школы в Самаре, заслуженным учителем РСФСР.

ТАЛАНТ УЧИТЕЛЯ — В НАСЛЕДСТВО ОТ ОТЦА

На протяжении десятилетий, начиная с середины 70-х годов ХХ века, многие самарские родители буквально мечтали о том, чтобы их дети учились именно в «третьей» — средней общеобразовательной школе №3 с углубленным изучением отдельных предметов.

Эту громкую заслуженную славу школы и ее многочисленные добрые традиции, которые живут и поныне, заложила Маргарита Ивановна ЕРМАКОВА (БАРКОВА), дочь Ивана Яковлевича,  ставшая первым директором новой школы и руководившая коллективом ее педагогов четверть века.

Заслуженный учитель России, отличник народного образования, она была педагогом по призванию — свой первый школьный урок в качестве учительницы Маргарита провела, когда ей было всего 16 лет.

Закончив Челябинский педагогический институт, Маргарита Баркова первый год преподавала в школе №8 Челябинска. А затем, выйдя замуж, переехала в Ейск.

В своей почти полувековой трудовой биографии была и рядовым учителем, и завучем, и директором школы, и инспектором РОНО, и заместителем председателя райисполкома.

Ставшую такой знаменитой на всю Самару среднюю общеобразовательную школу №3 имени Героя Советского Союза В. И. Фадеева ее директор создавала, по сути, «с первого кирпичика» в 1972 году. И сейчас на встречах выпускников в школе неизменно вспоминают самыми теплыми словами Маргариту Ивановну, перенявшую подлинный талант быть Учителем с большой буквы от своего отца.

Виталий Добрусин, заслуженный работник культуры РФ: