Бизнес в стиле horror

АТАМАН

1920 год, июль, Россия, Цивильский уезд Казанской губернии, деревня Чутеево.

Как плетью ужален мчит от деревни к реке мала́й. Тельце жилистой молнией режет духмян луговой, кулачки месят воздух и трава рвется под стопами. Стиснул зубы и бежит как на маяк — в сторону пылающего круга, что почти закатился за небесный край.

Крут правый берег Кубни, речки извилистой, не широкой. На берегу высоком восседает дед, как камень выточенный ветром и залитый солнцем.

В трех шагах от деда, на смятом высокотравье, возлежит мужчина — крупный, как конь, а волосы — будто огонь живой играет. Раскинулся спиной по траве, руки-бревна закинуты за голову, ветерок треплет волосы, как невысокое пламя на бревнах. Рубище грубой серой ткани свободно облегает до пят могучее тело, подчеркивая бугры мышц, широту кости.

По платью огневолосого скачут кузнечики, бегают муравьи и вокруг порхают мотыльки да стрекозы. Лицо богатыря выбрито ну чисто булыжник. Закат подсвечивает медный загар, в глазах малахитовыми узорами тонут облака.

Огневолосый приподнял голову, смотрит на деда и говорит: «Шакур абый, друг мой, скажи как есть, чего пытает от тебя Верховный?» — от голоса огневолосого дрожат травы, а муравьев разве что не подбрасывает на земле.

Старец молчит. Взор устремлен к расплавленной вишне солнца. Речные воды играют, да шумит молодой лес потудыяк реки. Цикады и сверчки заполняют эфир стрекотом. Огневолосый богатырь смотрит на деда неотрывно.

У деда волосы седы, а борода черна. Скулы не выпирают, глаза посажены узко. Тюбетейка расшита узором: что-то геометрическое, а внутри кружков-квадратов будто травы сплетаются. Рубаха отменного льна, отбеленная, косой ворот. Штаны добротные в отвесную полоску. Яловые сапоги.

Сидит дед, будто намаз читать собрался. Руки покоятся на бедрах, в левом кулаке смяты листки с пробитым на пиш-машинке текстом. За поясом нагайка, за голенищем нож.

Спина пряма и широка, за спиной 800 дворов деревни Чути.

Огневолосый приподнялся на одну руку, посмотрел в сторону деревни и продолжает:

«Шакур абый, ты атаман завидный. Люди в округе готовы жизнь за тебя отдать. Ни тебя, ни деревню не пощадит Хозяин, своего добьётся.

Как друг говорю: лет через пяток пришлют за тобой 25 конных красноармейцев; тебя срисуют и повяжут. С ватагой али без, но повяжут. Не смейся, Шакур абый. Лично позабочусь, чтобы повязали. Не смогут, сам помогу.

Повезут в Казань, да у тебя свои уши от Кремля до Китая, да гонцы и добрые кони — совсем как в Орде ямская служба устроена. По сему разлетится весть в мигновение ока. И мужики с шести ближних деревень устроят засаду на конвой: с вилами и топорами против винтовок.

Любит тебя народ, о последствиях не подумают. Что такое 25 против пары сотен крестьян в ярости? Заметь, больше двадцати пяти не пришлют, чтоб выйти не побоялись. Порвут солдатиков на кровавые лоскуты. Ты ж, атаман, чуешь, как дале обернется. И связи в НКВД не помогут, хоть и высоки твои связи.

Придут каратели и все шесть деревень… Бунтовщиков — в показательный расстрел, в твоей деревне всех подчистую. Так будет, и о́но неотвратимо.

Ровненько по наказу председателя совнаркома Владимира Ильича, как грится: «вести беспощадную и террористическую борьбу и войну против крестьянской и иной буржуазии, расстреливать заговорщиков, никого не спрашивая и не допуская идиотской судебной волокиты».

Вон у тебя в руке бумаги с грифом «совсекретно», почитай. Через 5 лет одну напишет голова местного ОГПУ, а вторую следом получит лично и тайно прокурор Верховного Суда РСФСР Рогинский по прозвищу Огнетушитель.

Я даже не вспотел, когда их доставал… се про бумажки говорю. Почитай, пока солнце не закатилось. Уважь, атаман. Не просто так присылають моего уровня гонцов». — Закончил речь огневолосый и, бросив взгляд вдаль на бегучего пацаненка, поворачивается к атаману Шакуру.

Атаман отвечает тихо и слова звучат в голове богатыря четко, минуя стрекот, ветер, шелест волн травы: «Старое солнце пусть закатится, а за́утро посмотрим».

Раскрывает кулак, разглаживает листки, печатный текст открывается взгляду:

Докладная записка. 25.07.1925.

Совершенно секретно.

Необходимы срочные мероприятия для ликвидации гнезда бандитов:

Во-первых, необходим немедленный арест Шакура Рахимова и Ко.

Во-вторых, очистка всего низового Сов. аппарата от преступного элемента и предание их суду совместно с Шакуром и Ко.

В-третьих, высылка авторитетной комиссии или товарища со следственным аппаратом и арест виноватых лиц, облечённого полномочиями по советской и партийной линии.

В-четвёртых, создание широкого процесса с привлечением участия общественного мнения в лице самих крестьян.

В-пятых, изучение материалов с точки зрения зарождения «Шакуровщины» с принятием мер к предотвращению возможности новых зарождений подобной «Шакуровщины».

Только при условии немедленных и решительных мер против «Шакуровщины» мы сумеем привлечь крестьянство к делу, т.е. развязать их язык и восстановить на должную высоту авторитет местного низового советского аппарата.

С Коммунистическим приветом

ВРИД Начальника Татарского отдела ОГПУ

Штахановский

Атаман сминает обе записки, раскатывает в комок левой ладонью по бедру, приговаривая:

«Прямой ты как дрын, ипташ-товарищ дорогой, как есть говоришь, в лоб. Верховный моим палачом тебя назначил, а ты сразу ко мне пришел, как давний друг, не побоялся Самого. Думаю, по своей охоте пришел, не по приказу. Так?» — сказал Шакур, чуть повернулся и с легкой улыбкой наблюдает за собеседником.

Огневолосый снова откидывается на спину, устраивает пламя головы на руках и, глядя в облака, рокочет: «Точно так, Шакур абый. По своей охоте. Есть у меня наблюдения кое-какие, только умозаключения получаются странные. Не могёт такого быть, как грится.

Вот, наприклад, тебя взять. В наследство от прадедов получише науку жреческую, хотя в магию твой род не лез со времен Чингисхана. Жрецам мутить вы не мешали. Почти. В мировые дела не лезли. Однако и жили не таясь. Шумели суть крепко, да не по округе, а по странам. Короче, кое-что знали, только Верховному сие не мешало.

Вдруг ты, атаман, возшумел нарочито, с вызовом. Такую сеть преступную создал, что жандармы всех губерний за головы хватались. Пропал конь — ищи в Чутеево. Пожаловался в полицию — от полиции по шапке и получи. Везде свои люди, всё смазано.

Торгово-сбытовую сеть смастырили — любо-дорого смотреть. Подделка казенных документов на коней — лучшая в стране. Лучших коней ищи у Шакура, все знают.

Так нашумел, что Дом Романовых объявляет тебя личным врагом императорского двора. Однако ж покровители при дворе остались. И отдадим должное полиции — все-таки спымали и повязали много ваших. На каторгу отправили, не сумел ты откупиться-выхлопотать. Думаю, потому так, что Хозяин уже решил тебя потопить».

— В первую руку, Верховный жрец мне не хозяин. Во вторую, держи бумажки, — отвечает атаман, и комок совсекретных записок по дуге летит в сторону огневолосого.

Тот поймал левой рукой, бумажки вспыхивают и без пламени быстро превращаются в белесый пепел. Ветерок подхватывает прах с ладони и уносит в сторону реки.

Огневолосый продолжает: «Большой вопрос: пропал бы в Сибири на каторге Шакур или не пропал. Да, революция помогла. Красные освободили тебя и твою ватагу как социально близких. Сказочно повезло!»

Атаман молчит. Огневолосый чуть выждал и продолжает: «Из Сибири домой вы целый табун пригнали! Кони — сказка! Думаю, и каторга и табун пошли на пользу, ты оброс новыми связями в Красной России.

Агенты твои в милиции во всех чинах, в Кремле покровители, в деревнях свои уши, руки; проводники, ямские переправы, схроны от Владивостока до Москвы. Работаете как часы.

Приметно другое. Посмотри, как бытует деревня твоя. Не ватажные люди, а простые бедняки, которые в делах твоих не состоят.

Продразверстка полным ходом идет, изъятием зерна заправляют дурни городские, в башке ни полпонятия нету — изымают семенной запас, на посевную ни зернышка, ни ползерна не оставят. А в Чутеево все поля засеяны, всяк бедняк получает лошадь и зерно к посевной.

В других деревнях уже кошек-собак съели, а у вас на улицах кошаков как звезд на небе, собаки во дворах брешут. Дети, вон, по лугам одни бегают, без присмотра. Вишь, сюда мало́й чешет? С виду дрыщ, а силенки-то есть.