Белый Дом. Расстрел

10 февраля 1990 г. Ружомберок. ЧССР

Вокзал

1 февраля 1990 года Правительство Югославии направляет в автономный округ Косово войска, чтобы положить конец противостоянию между вооружен­ными отрядами этнических албанцев и официальными сербскими властями.

В этот же день, 1 февраля 1990 года Болгарское правительство уходит в отставку.

А через неделю, 7 февраля, в СССР, в Москве, члены Центрального Комите­та КПСС сами же голосуют за отмену собственной монополии на политиче­скую власть в СССР. Совершая «политическое харакири».

Ружомберокский вокзал был полон оживления. На улице стояла от­тепель. Мороза не было. На дорогах блестели лужи из грязного мокрого снега. Тяжёлый эшелон стоял, гордо демонстрируя миру лоснящиеся новенькие коробочки БТРов-«семидесяток». Снова стучали кувалды, выбивающие из-под грузных колёс колодки. И вот первый БТР запу­стил двигатели, издал сигнал и медленно пополз по доскам платформы. Впереди задом двинулся офицер, вытянув вперёд руки и зовущими дви­жениями, как мать обычно зовёт к себе годовалого ребёнка, делающего первые шаги, повёл за собой грузную машину. Наконец, последняя ма­шина коснулась земли и пристроилась к вытянутой колонне. Впереди всей этой чистенькой колонны — начальник караула гвардии старший лейтенант Майер. И вскоре возглавляемая им колонна БТРов тронулась, повергнув редко встречающееся местное население в чувство лёгкого шока.

Некоторые возмущённо размахивали руками. Некоторые просто смотрели недоумённо. Некоторые просто не обращали никакого вни­мания. Лишь один усмехнулся и поднял большой палец вверх, в знак одобрения.

Колонна невозмутимо шла в расположение полка. Советские воен­ные испытывали особое чувство злорадной приподнятости.

Проскользнувшая впереди колонны «Шкодовка», с хрустом наехала на полузамёрзшую лужу, обдав грязными брызгами девушку, стояв­шую у края дороги перед переходом. Та сжалась вся, отряхиваясь, и тут, увидев идущую воинскую колонну, зажмурилась, приготовившись к очередному удару брызг.

— Тише! Сбавь обороты! — крикнул Майер водителю.

БТР затормозил прямо перед лужей. Медленно, аккуратненько так объехал её. Девушка подняла голову, мило улыбнулась. Майер, гордо восседая в люке, улыбался. Он чувствовал себя не то, что героем — на­стоящим джентльменом! Он наклонил голову, улыбнулся в ответ и по­махал рукой девушке. Колонна двинулась дальше. Девушка провожала загадочным взглядом благодарности уходящую головную машину. И тут, совершенно внезапно, один из сзади идущих БТРов смачно бухнул­ся в жижу своими толстыми массивными колёсами, неожиданно обдав девушку с ног до головы,.. но Майер этого уже не видел, счастливо при­ближаясь к родным стенам своего полка! Девушка растерянно смотре­ла вслед удаляющейся длинной воинской советской колонне.

Некоторые из прохожих не обращали никакого внимания на БТРы, но некоторые смотрели недоумённо, а некоторые возмущённо кричали, размахивая руками.

— Vojenské, späť!(*Военные, назад!)

— Chceš zabiť našu revolúciu?(*Хотите расстрелять нашу революцию?)

— Vráť sa domov, kde si?(*Идите домой! Куда вы?)

— А вот вам, выкуси! — Майер стукнул левой рукой по согнувшейся в локте правой руке. — Назад? Хрен вам назад! Только вперёд! — он бодро продемонстрировал местным своё «боевое» расположение духа, да так, что все те, кто имел удовольствие это лицезреть, как-то сразу сникли. БТРы, один за другим, проходили через отворённые врата сво­его гвардейского полка, способного ещё на «подвиг любой»: «Только отдайте приказ, и мы надерём зад всей этой вражеской своре, мать их так разэдак!..»

Расположение седьмой роты

Седьмая рота с первых же дней дала понять Тимофееву, что не «всё коту масленица». Что бывает и так. Майер вошёл в канцелярию роты и воскликнул, увидев товарища.

— Ба! Влад, вот так ёшкин кот! А ты чего здесь у нас? Как я рад тебя видеть, дружище! Выслушав про случившиеся изменения, он хлопнул товарища, вид которого говорил сам за себя.

— Да не грусти ты, я же вот в этой роте уже сколько! И ничего! Сей­час эта рота уже вообще закачаешься в сравнении с тем, что здесь было при Несветайло, когда я только пришёл! А знаешь, ты меня, конечно, прости, но я даже рад, что ты теперь здесь вместо Хашимова! Это мне сейчас, по возвращении из командировки — лучший сюрприз!

— Да ладно, Сашка, я тоже рад! Правда то, что мы теперь с тобой в одной роте, — это единственное, чему я рад! Ладно, давай, иди, отдыхай, небось столько дней в карауле,.. устал?!

— Если честно, то не очень! Спал в поезде сутками! Помыться бы только! Такое чувство у меня, что я перенёсся в далёкий 68-й! И вот, только что оккупировал Чехословакию! Странное такое чувство у меня тут возникло сегодня! Ах, и хорошую технику я к нам в полк пригнал! Муха(*Новая)! Вах-вах-вах! — он закачал головой в разные стороны и зацокал языком на грузинский манер.

— Ладно, иди, мойся, а я сегодня здесь остаюсь ответственным!

Майер ушёл. А Тимофеев, проведя «проверку» и «отбой», сам устро­ился в канцелярии, приказав установить здесь койку.

Он закинул сапоги на дужку кровати, сохраняя готовность подско­чить в любой момент, если услышит команду дневального или что ещё. И, провалившись в уютный кокон матраса на панцирной сетке, уснул.

Сон Тимофеева

Тимофеев шел в разношерстной толпе. Большинство было одето в гражданскую одежду. Некоторые несли красные советские государ­ственные флаги, некоторые флаги имели чёрно-красный окрас и каку­ю-то непонятную Тимофееву символику. Все были возбуждены.

— Вы откуда такие красивые? — спросил короткостриженный немо­лодой человек в гражданской одежде группу военных в галифе с лампа­сами, в которых Тимофеев сразу узнал казаков, которые своей экзоти­ческой внешностью выделялись из толпы. Правда, на некоторых были лишь казачьи с красными околышами фуражки, в остальном же — обыч­ная гражданская одёжа.

— Из Приднестровья? — прозвучал вопрос из группы людей.

В ответ раздались возгласы одобрительного приветствия.

— А вы?

— Я, как и многие здесь, из Союза офицеров! — ответил тот.

Здесь было много обычных гражданских людей. Стариков в очках, ба­бусь, подростков.

Однако вскоре демонстрантам дорогу преградили какие-то солдаты в касках и с громадными щитами.

— Социализм нужно защищать! — выкрикнул кто-то из толпы демон­странтов.

— За Советскую власть! — раздался другой выкрик.

Солдаты впереди в ответ угрожающе забили палками по щитам.

«Совсем юные солдатики, такие же, как у нас в роте, — подумал Ти­мофеев, — странно всё это как-то! Что это за солдаты такие, что против Советской власти, которую вроде как они всегда и были призваны за­щищать от происков „контры“ всякой?»

— Эти солдаты,.. они что, против Советской власти? — воскликнул Тимофеев с явной долей возмущения.

— Против, выходит, — буркнул седой мужчина в кепке.

— Они что, контра?

— Контра, сынок, скорее сейчас мы!

— Это почему?

— Это же они теперь их «буржуазную революцию» защищают. Выхо­дит, что мы самая настоящая «советская контрреволюция!» Во как оно вышло-то!

— Хм! — пожал удивлённо плечами Тимофеев, вдруг почувствовав себя на месте тех «белогвардейских прихвостней», восставших, в своё время против захватившей власть «большевистской гидры»…

Возбуждение нарастало. Среди толпы было много людей пожилого возраста, женщины и даже дети.

— Товарищи солда-а-т-ы-ы-ы! Слу-ушай мою кома-а-нду-у-у-у!!!! Рас-с-ступи-и-ись!!! — рявкнул Тимофеев. Но солдаты в милицейской форме не отреагировали, лишь яростней стали бить палками по щитам.

— Р-р-рас-с-с-тупи-и-ись! — прокричал он снова.

Но в следующую минуту удары посыпались со всех сторон на Ти­мофеева, отдаваясь гулом в его черепе. Всё вокруг словно провалилось в пелену, за которой ничего не было видно. Только слышны ругань и звуки ударов. Кровь лилась из его разбитого носа по глотке и капала на асфальт.