Бесплатный фрагмент - Башня Кадуча

1. Самый бесполезный из племени

Почему он улыбается? Лишь этот вопрос отчего-то волновал меня в тот момент, когда моего брата Кадуча сбрасывали с башни — возведенного им огромного каменного монстра. В этот миг меня должна была переполнять эйфория победы: мои старания не прошли даром и завершились успехом. Народ яицан, наконец, понял свою ошибку, что все эти годы служил безумцу, потакая его странным идеям, и теперь выбрал себе достоянного вождя — меня, Амрона! Я же в момент триумфа, наблюдая казнь своего сумасшедшего низвергнутого братца, думал лишь об одном: почему он улыбается? Он улыбался, когда стоял на вершине башни и слушал приговор. Улыбался, когда его подвели к краю. Улыбался, когда его столкнули вниз. И даже теперь, когда бездыханное тело валяется у моих ног, глядя остекленевшим взглядом вверх, на башню, на свое безумное творение, на губах мертвого вождя застыла все та же счастливая улыбка.

Впрочем, мой младший братец Кадуч с детства слыл странным. В то время когда я с другими мальчишками бегал по лесу, охотясь на белок, упражнялся в борьбе, учился стрелять из лука, метать камни и копья, Кадуч чаще всего задумчиво сидел в каком-нибудь укромном уголке. Обычно просто наблюдал, но иногда что-то чертил палочкой на песке или строил из камней пирамидки.

— Хватит заниматься ерундой, — бывало, говорил я, беспощадно круша какую-нибудь очередную его постройку. — Пошел бы лучше поиграл с другими мальчишками!

Кадуч же молча собирал разбросанные палочки и камни и, не говоря ни слова, настырно продолжал свое занятие.

Он любил долго смотреть на то, как работают люди: как строят хижину, как разводят огонь, как носят воду и дрова, как какая-нибудь женщина полощет в реке белье (и, я могу поклясться, интересовали моего брата в этот момент вовсе не ее прелести). О чем же он тогда размышлял, что творилось в его странной голове, знал только сам Кадуч. Иногда братец вдруг вскакивал со своего места и начинал помогать тому, на кого до этого лишь долго пялился. При этом сыпал дурацкими вопросами:

— Почему именно так надо складывать дрова для костра? Почему именно в этом месте, а не, скажем, вот там? Ах да, тогда загорится хижина!.. Об этом я как-то не подумал… А кремень для розжига может быть любой формы или только такой?

Узнав же все подробности, Кадуч мгновенно терял к этому делу интерес и возвращался на прежнее место, чтобы снова бездельничать и лишь наблюдать.

Однажды Кадуч точно так же взялся помочь шить одной женщине. За этим занятием его застукал я и рассказал вождю, нашему отцу Кажову. Тот пришел в ярость, и нерадивый сын получил взбучку.

— Мужчине не пристало заниматься женской работой! — кричал на него отец. — Как и женщине — мужской!

— Но почему? — возмутился было Кадуч. — Мне интересно попробовать!

— Потому что так устроено наше общество: каждый занимается своим делом.

Правда, тем же вечером я увидел Кадуча, выходящего из хижины той женщины. Видимо, брат все-таки уговорил ее показать, как шьют из шкур одежду.

Помню, однажды, во время еды, брат вдруг спросил меня:

— Амрон, ты когда-нибудь задумывался, почему мы едим жареное мясо?

— Едим, потому что оно вкусное.

— Да нет, я не об этом, — помотал он головой. — Я о том, как люди вообще додумались жарить мясо?

— Не знаю, — пожал я плечами. — По-моему, его жарили всегда. Этому мы научились от предков.

— Но ведь кто-то первый додумался взять плоский камень, поставить его на огонь, положить сверху мелко нарезанное мясо, добавить пряных трав и жарить сколько нужно, чтобы получилось так вкусно, — задумчиво сказал Кадуч. — Как это пришло ему в голову? А ведь до этого кто-то должен был придумать, как разжигать огонь!

— А по мне, так все равно, кто это придумал и зачем, — ответил я, уплетая мясо. — Это вкусно, продлевает мне жизнь, делает меня сильнее, а большего знать и не надо.

Или вот еще случай. Однажды опытные охотники объясняли нам, как загнать зверя, куда нужно наносить удар, чтоб прикончить его быстро и без лишних усилий, как потом донести добычу до деревни. Кадуч слушал внимательнее всех и задавал больше всего вопросов, причем таких нелепых, что никому и в голову не пришло бы такое спрашивать. Да только проку от этого оказалось мало, ведь во время похода в лес мой брат оказался самым плохим охотником, а когда несли добычу домой — еще и самым слабым.

Вообще, в племени яицан Кадуч прослыл самым бесполезным. Достигнув совершеннолетия, мой младший братец так толком ничему и не научился. Он не мог по-нормальному развести огонь, удить рыбу, охотиться, строить. Когда мы враждовали с соседним племенем гурденов и наши воины вступили в схватку, Кадуч испуганно жался позади строя, так и не нанеся копьем ни одного удара. Потому, когда наш престарелый отец заболел и стало ясно, что дни его сочтены и он должен передать власть одному из сыновей, ни у кого даже сомнений не возникло, кто из нас двоих должен сесть на трон вождя и надеть костяную корону.

И вот отец призвал нас, чтобы объявить свою волю. Его вынесли из хижины вождя, положили у трона: сидеть он уже не мог. Вокруг столпилось все племя.

— Сыновья мои, — обратился он к нам, с трудом произнося слова. — Я прожил долгую жизнь, и вот пришла пора отправиться к предкам. А посему я должен передать костяную корону одному из вас — тому, кто достоин вместо меня возглавить народ яицан. Но прежде я хочу задать вам вопрос: что каждый из вас намерен делать, когда станет вождем?

— Я обещаю и впредь чтить традиции нашего народа, — с готовностью воскликнул я. — Обещаю быть сильным и ловким охотником — примером для всего племени. Обещаю, что народ наш будет и сыт, и силен. Я поведу воинов яицан и отплачу за все обиды нашим недругам кинрепосам и гурденам. И не только они, а все, кто станет у нас на пути, познают нашу ярость!

Отовсюду послышались возгласы одобрения. Отец тоже удовлетворенно кивнул.

— А что скажет мой второй сын? — обратился он к Кадучу. — Как собираешься править ты?

— Я построю башню!

Над деревней повисла тишина, даже женщины перестали причитать и всхлипывать по умирающему вождю — все с недоумением уставились на моего странного братца. Тот же продолжал, теперь уже обращаясь не столько к отцу, сколько ко всему народу яицан.

— Нет, не я… Мы выстроим башню! И будет она высотой до небес! Такая башня, какой еще не видывал свет!

Какое-то время на него смотрели молча, пораженно. Мой братец всегда был странным, но чтобы настолько… А потом вдруг грянул хохот.

— Вот так вождь! — послышались восклицания. — На кой нам сдалась эта башня?

Кадуч поднял руку, призывая к тишине.

— Скажите, кто мы? — спросил он, когда смех и возмущенные возгласы стихли, и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Мы всего лишь один из многочисленных народов, населяющих нашу землю. Так? Кто, скажем, вон за теми горами, за этим морем или лесом знает о нашей крохотной деревеньке? Мы никому не известны и никому не интересны! Никчемный народец, один из многих. Когда же мы выстроим башню, о нас узнают все. Не только наши соседи кинрепосы и гурдены — все народы восхитятся, глядя на нашу башню. Про яицан заговорят везде! Когда же нас с вами не будет и мы отправимся к предкам, останется наше величественное творение — башня. А наши внуки и правнуки, глядя на нее, с гордостью скажут: «Ее строил мой предок!»

Жители деревни молчали. Я всматривался в их лица и заметил на них сомнение. «О чем они думают? — поразился я. — Это же бред сумасшедшего!» С недоумением глянув на отца, я увидел, что и тот задумался, переводя взгляд с одного сына на другого. А потом умирающий вождь снял с головы костяную корону… и протянул ее Кадучу!

— Строй свою башню, сынок, — вымолвил он. И, обратившись к своему притихшему народу, добавил: — Вы же помогите ему в этом! Да будет так!

Я просто не поверил своим ушам! Отец, верно, пошутил? Однако тот не взял своих слов обратно и не отобрал короны у своего чудаковатого младшего сына. Наоборот, дал знак, что разговор окончен, и его унесли обратно в хижину.

На следующий день великий вождь Кажов умер. Тем же вечером в центре деревни был сложен погребальный костер, на который водрузили тело бывшего правителя. И, глядя, как пляшут отблески огня на лице моего братца Кадуча, сидящего на троне в костяной короне, я пришел в ужас, понимая, какие беды ждет мой народ яицан под властью нового безумного вождя.

2. Самая безумная идея

На следующий день после похорон Кадуч прошелся вокруг деревни, поглядел по сторонам, что-то измерил шагами, а потом заявил, взойдя на холм и топнув ногой:

— Здесь! Вот тут мы выстроим нашу башню! Это место возвышается над лесом, отлично видно даже с дальних гор, и наша башня будет далеко заметна с моря.

После чего повелел мужчинам отправляться в лес на поиски бревен, а женщинам — плести из кожи веревки, чтобы с их помощью эти бревна таскать. И, что поразительно, народ подчинился! Я-то думал, что за минувшую ночь люди хорошенько все обдумают и поймут, насколько странна и бесполезна эта затея. Однако вся деревня безропотно принялась за ее воплощение. Быть может, оттого, что все с молоком матери впитали: слово вождя — закон? А возможно, на них действительно произвели впечатление слова Кадуча. Что ни говори, но мой младший братец, когда нужно, мог быть очень убедительным. Даже я в тот момент, когда он произносил свою пламенную речь, на какой-то миг проникся его словами. Но именно на миг, ведь рассудок тут же возразил: в его задумке нет никакого смысла!

— Глазам не верю, он и правда собирается это сделать, — говорил я, нервно прохаживаясь взад-вперед по хижине. — Он действительно решил ее построить!

— Кажов был великим вождем, но, по-моему, на старости лет твой отец выжил из ума, — сказала мне жена. — Ты — самый сильный из мужчин, лучший воин и охотник. Именно к тебе по праву должна была перейти власть!

— Дело вовсе не во власти, — возразил я, остановившись. — Я думаю лишь о будущем яицан. Если бы я видел, что выбор отца принесет благо моему народу, я не колеблясь принял бы его решение. Но то, что задумал избранный племенем Кадуч, — это же безумие! Для чего нам нужна какая-то башня? Мы затратим на нее много сил и времени! Зачем?

— Не переживай, — успокоила жена, ласково обвив руками мою шею. — Вот увидишь, очень скоро народ яицан поймет, что под предводительством Кадуча занимается ерундой. И тогда они отберут у него костяную корону и отдадут более достойному.

Однако шли дни, но работы по возведению башни не прекращались. Вот уже у подножия холма громоздится куча бревен, вот уже на вершине растет сложенная из них башня. Мне тоже пришлось включиться в работу. Во-первых, не мог же я бездельничать в то время, когда все племя трудится. А во-вторых, находясь среди своих соплеменников, я имел возможность говорить с ними и влиять на их мнение.

— Тяжелое, зараза, — сказал я, когда мы с одним мужиком, Агядуртом, волокли к месту строительства очередное бревно.

— Да уж, — согласился тот, с трудом передвигая ноги. На его голых плечах багровели раны, натертые веревкой. Однако он оптимистично прибавил: — Ничего, вот выстроим башню — тогда отдохнем!

— Ну, нам до этого момента все равно не дожить…

— Почему ты так решил? — От такого заявления мой напарник даже остановился.

— Посуди сам, — принялся объяснять я. — Мы строим уже больше месяца, а башня все еще высотой едва ли в два человеческих роста. И дальше дело пойдет еще медленнее. Все подходящие бревна вблизи деревни мы уже собрали, теперь таскать их приходится издали. И каждый раз уходить за ними все дальше и дальше. Кадуч хочет выстроить башню до небес? Как по-твоему, сколько времени уйдет на ее постройку при таком положении дел?

Агядурт задумался, поглядывая то на бревно, то вдаль — туда, откуда мы его приволокли, то вперед — на холм, где, несмотря на все усилия, никак не росла обещанная Кадучем башня.

— Уйдет столько, сколько нужно, — проворчал Агядурт, снова схватившись за веревку, и двинулся вперед, увлекая за собой тяжеленое бревно. Я тоже присоединился к нему. И все же заметил, что зародил в своем трудяге-соплеменнике зернышко сомнений. А вскоре это зернышко проросло… Но вовсе не так, как я ожидал.

На следующий день Агядурт пришел к месту строительства, ведя за собой быка.

— Зачем ты его привел? — поинтересовался я.

— Мой бык очень силен! — похвастался Агядурт.

— Поздравляю! И что с того?

— А вот что! — Сказав это, Агядурт привязал один конец веревки к бревну, второй — к быку, после чего хлопнул животное ладонью по заду. Бык, недовольно замычав, нехотя пошел, без труда увлекая за собой тяжеленое бревно.

— Агядурт, ты молодчина! — вскричал подбежавший Кадуч.

После чего повелел привести всю имеющуюся в деревне живность, пригодную для перетаскивания тяжестей. И, к моей большой досаде, дело на стройке пошло.

3. Самая большая лодка

Идея Агядурта весьма помогла в строительстве, но не решила главной проблемы — времени. Животные облегчили труд людей, но скорость строительства не очень-то ускорили. Ведь за поваленными деревьями уже приходилось ходить едва ли не к дальним горам. Бык, бывало, полдня волок одно бревно.

Как-то раз толстяк Кинтобар, только что вернувшийся издали с очередным огромным бревном, устало оперся о ствол растущего у холма дерева и с сожалением сказал, погладив кору:

— Эх, мог бы я тебя свалить. Тогда бы нам с быком не пришлось тащиться за бревнами в такую даль.

Эти слова услышал стоявший поблизости Кадуч.

— А ведь это идея! — воскликнул он. — Вокруг полно деревьев! Если бы мы могли их валить, а не дожидаться, когда они упадут сами, строительство пошло бы куда быстрее!

Вскоре после этого с десяток человек уже тянули за веревки, закрепив их на вершине кроны. Но сколько они ни старались, сколько ни гнули дерево, сломать его так и не удалось. Не очень-то помогли и привлеченные к этому делу быки и бараны.

— Ствол слишком толстый, — проворчал Кинтобар. — Был бы тоньше, мы бы его разом!..

Сказав это, он поднял сухую ветку и переломил ее о колено.

— Точно! — Кадуч поднял к небу палец. — Надо сделать дерево тоньше!

Взяв острый камень, которым женщины выделывают шкуры, мой брат принялся колотить им ствол. Древесина неохотно, но поддавалась: щепка за щепкой, Кадучу все-таки удалось в одном месте сделать достаточное углубление, чтобы, подключив еще с десяток человек и животных, мы, наконец, смогли переломить злополучный ствол. Вот только на это ушло так много сил и времени, что можно было пару раз сходить за бревнами в дальний лес.

— Не печалься, брат, — сказал я, присев рядом с отчаявшимся Кадучем на ствол с таким трудом поваленного дерева. — Просто пора тебе признать, что твоя идея неосуществима. Жили яицан испокон веков без башни — проживем и впредь.

Кадуч ничего на это не ответил. Лишь поднялся и, окинув взглядом расположившихся на стволе соплеменников, бросил:

— Ну, чего сидим? За работу!

Сам же пошел к своей недостроенной башне, о чем-то размышляя.

Дня три бродил Кадуч мрачнее моря в пасмурную погоду. Я издали наблюдал, как он ощупывает стволы, как снова и снова пытается рубить их каменным скребком, как роет землю и упирается в могучие корни и как после каждой неудачи в отчаянии отходит от дерева.

«Ну давай, брат, — думал я, с улыбкой глядя на его отчаянные потуги. — Признай, наконец, что ты неправ — брось это дело!»

И вот как-то раз после очередной попытки одолеть вековое дерево выбившийся из сил Кадуч уселся у корней, опершись спиной о ствол.

«Ну вот, теперь он точно сдастся!» — решил я, наблюдая за ним издали.