Бесплатный фрагмент - Архитектура гражданских зданий Центральной Азии

Предисловие*

1991 год, год приобретения таджикским обществом независимости и самостоятельного пути развития, для научной общественности Республики Таджикистан стал особым. Именно с этого знаменательного периода ученые получили право беспрепятственного доступа к культурному и духовному наследию на обширной территории Центральной Азии, где живут родственные таджикам народы Ближнего и Среднего Востока. Те скудные научные сведения, которые получали ученые до недавнего времени по редким зарубежным изданиям, не позво­ляли получать целостное представление о материальной культуре, в частности, архитектуре, монументальном искусстве и строительном деле.

Развитие компьютерной технологии и подключение Таджикистана к международной се­ти Интернета намного расширили интеллектуальное пространство, откуда мы, ученые таджик­ского государства, стали черпать духовное богатство и через которое приобщились к банку данных о культурном наследии народов не только Востока, но и всего мирового научного ми­ра. Это, несомненно, большое благо и мы пытаемся не только приобщиться к интеллектуаль­ному миру самим, но и учим и позволяем делать это молодых ученым Таджикистана.

В свете вышесказанного, хотелось бы особо подчеркнуть, что временный спад научной деятельности в сфере истории архитектуры и искусства, связанный с известными событиями 1992—1994 гг., постепенно преодолевается, и сейчас все больше молодых людей стремятся приобщиться к глубокому проникновению в архитектурно-художественное наследие не только таджикского народа, но и как можно больше расширить свои познания о памятниках материальной и художественной культуры на территории соседних стран Центральной Азии, в том числе Узбекистана, Кыргызстана, Казахстана, России, Афганистана, Ирана и Северной Индии. Именно глубокому изучению древних и средневековых гражданских зданий на обширной территории Центральной Азии посвящает свою монографию кандидат архитектуры Саодат Рустамовна Мукимова. К этой книге она шла более 15 лет, начав свои первые шаги в мир ис­торико-архитектурной науки уже в студенческие годы (1991—1996 гг.), когда она проходила научно-реставрационную практику в древнем городе Худжанде. В последующем, после бле­стящей защиты дипломного проекта «Духовно-эстетическая школа в городе Душанбе» (она закончила Таджикский технический университет, который завершила с дипломом «с отличием»), Саодат Муки­мова Государственной квалификационной комиссией в 1996 году была рекомендована к по­ступлению в аспирантуру Таджикского технического университета, где под руководством доктора исторических наук, профессора Мирбабаева А. К. стала проводить научные исследо­вания в избранной области архитектуры.

В 2000 году выполнила и защитила кандидатскую диссертацию на соискание ученой степени кандидата архитектуры по теме «Историко-культурные аспект развития мадраса в условиях исламского мира (истоки, развитие, типологические особенности, взаимодействие и преемственность традиций)» по научной специальности 18.00.01 — Теория и история архи­тектуры, реставрация и реконструкция историко-архитектурного развития.

Работая на кафедре Гуманитарных дисциплин (преподавала обще-гуманитарные дис­циплины «Культурология» и «История таджикского народа», совмещая преподавание специ­альных дисциплин «Архитектурное проектирование» на архитектурной специальности фа­культета Строительства и Архитектуры), Саодат Мукимова целеустремленно продолжила свои научные изыскания в избранной научной специальности, часто выезжала в различные регионы Таджикистана, соседние Узбекистан, Кыргызстан и Казахстан для изучения в исто­рико-архитектурном и современном планах общественные, культовые, учебно­-просветительские здания и сооружения (Табл. 1). В результате за относительно короткий срок (2002—2006 гг.) смогла провести исследования по широкому аспекту общественных и культовых зданий Центральной Азии и издать несколько учебных пособий, книг и моногра­фий (частью в соавторстве). В русле своих научных интересов она смогла в условиях жест­кого конкурсного отбора добиться грантов для продолжительных поездок сначала в Японию, затем в США, Дубай, Швецарию, где собрала значительный материал для научного задела по подготовке докторской диссертации. В результате на свет вышли такие книги, как «Мадраса Мавераннахра и Хорасана» (учебное пособие, в соавторстве), «Культурология. Краткий кон­спект лекций» (учебное пособие, в соавторстве), «Средневековая городская культура Цен­тральной Азии» (учебное пособие, в соавторстве), «Архитектура лечебных учреждений Цен­тральной Азии. Древность и средневековье» (в соавторстве), «Некоторые проблемы истории и культуры Таджикистана» (учебное пособие, в соавторстве), «Архитектура дворцов Цен­тральной Азии», «Архитектура научных центров Востока». Одновременно Соадат Мукимова активно участвует с докладами во многих международных, республиканских и вузовских конференциях и симпозиумах в Душанбе, Худжанде, США.

Другой сферой деятельности молодой ученой является методологическая и иная по­мощь начинающим, таким же как она сама, молодым ученым. Так, например, при её дея­тельной неофициальной консультации были подготовлены кандидатские диссертации иран­ских ученых Хамида Бабазаде и Парвиза Мохибали, посвященные отдельным аспектам гра­жданского и культового зодчества Ирана и Центральной Азии.

В настоящее время ученый совет ТТУ имени академика М.С.Осями утвердил тему докторской диссертации Саодат Мукимовой «Историко-архитектурные аспекты развития общественных зданий Центральной Азии (истоки, генезис, типологические особенности, взаимодействие и преемственность традиций)» и зачислила ее в докторантуру Университета, где была подготовлена настоящая монография.

Считаю, что в данной книге она смогла обобщить весь тот огромный материал, кото­рый был собран за последние 15 лет научной деятельности. Несомненно, издание настоящей книги станет весомым вкладом в деле изучения историко-архитектурного наследия Цен­тральной Азии, в особенности, на территории распространения таджикского народа. Выяв­ление взаимосвязей культур народов на обширном пространстве центрально-азиатского ре­гиона (например, на трассах Великого Шелкового пути) позволит уяснить многие вопросы общности и, вместе с тем, своеобразия близких в этнокультурном плане народов, общие кор­ни которых уходят в эпоху энеолита и бронзы. Пользуясь случаем, хочу поздравить автора с завершением и изданием настоящей монографии, которую ждут не только историки, архи­текторы, искусствоведы, но и студенты архитектурных и гуманитарных вузов стран Цен­тральной Азии.

Научный редактор издания, доктор архитектуры, профессор С.М.Мамаджанова, февраль, 2007 года, г. Душанбе

Введение

Культура стран Центральной Азии занимает в древний и средневековый периоды особое место в истории мировой цивилизации, также как и архитектура стран этого региона огромно­го азиатского континента является одним из важнейших разделов мирового зодчества. Интерес и значимость центрально-азиатского региона определяются сложной историей, религией, культурой. Поэтому значение древней и средневековой архитектуры здесь трудно переоце­нить, в том числе для зодчества дальних и сопредельных стран. Ведь Центральная Азия ис­пытала на себя влияние различных культур античности (Ахеменидского Ирана, Греции, Рима, Индии, Китая и др.) и, в то же время, распространила собственное влияние на огромные терри­тории, измеряемые ареалом распространения арийской культуры, в том числе религии.

Как известно, архитектура стран Центральной Азии эпохи древности и средних веков явилась основой для становления средневековой архитектуры исламского мира, причем и не только в данной части азиатского материка. Регион стал передаточным звеном (ретранслято­ром) для формирования мусульманской архитектуры далеко за его пределы, в частности, в странах Юго-Восточной Азии, Северной Индии, Индонезии, Китае и других областях и странах (Табл. 2 — Гл. 1; Табл. 2 — Гл. 8).

Общеизвестен вклад народов стран, возникавших и развивавшихся на территории сре­динной части Азии, в таких областях, как история, религия, математика, астрономия, меди­цина, лингвистика, литература и др. Поэтому закономерным является большой интерес уче­ных стран как всего Востока, так и Запада к арийской культуре, сыгравшей значительную роль в формировании культуры всех народов, населявших Центральную Азию в древности и средневековье1.

Не надо забывать, что в сложении средневековой архитектуры Центральной Азии, в частности, мусульманской, сыграли важную роль и страны Ближнего (Переднего) Востока. На­пример, значительный вклад в такие области исламской культуры, как городское строитель­ство и организация городской жизни внесли страны Арабского Востока2. Архитектура Цен­тральной Азии I — VIII вв., впитавшая достижения древнейших стран Бактрии, Парфии, Хо­резма, Согда, Маргианы, Ферганы и земель саков, также сыграла значительную роль в сло­жении зодчества и городского строительства исламского периода. В целом, центрально­азиатский регион указанного веков характеризуется преемственностью культурных и худо­жественных традиций, но в то же время имеет определенные характерные особенности, от­личающие его искусство и архитектуру от первобытного искусства древнейших обитателей среднеазиатских земель и от позднейшего мусульманского искусства Среднего Востока поры развитого и позднего средневековья.

Необходимо отметить так называемый «имперский» период I — IV вв. н.э., когда Великая Кушанская империя, наряду с Римом, Парфией и Ханьским государством, завершила раздел всех наиболее передовых в культурном отношении стран и областей древнего мира между этими могущественными державами3 (Табл. 2 — Гл. 1).

Ярким образцом творческого освоения и развития различных традиций служит откры­тие советскими археологами построек Халчаяна и Айртама, наиболее ярко отражающих ис­кусство и архитектуру кушанского периода. Культовые постройки Кара-Тепе, Тепаи-Шах, Дальверзин-Тепе, Ак-Бешима, Кувы, Хорезма и других центров срединной части Азии I — VII вв. являются образцами синтеза архитектуры, скульптуры и живописи, в которых воплоти­лись достижения мировой культуры и искусства. В свою очередь, как пишет Б.Я.Ставиский в своем труде, искусство и архитектура Центральной Азии, несомненно, имели воздействие на страны Парфии (западной), индийские владения Кушанской империи, Китай и в известной мере на Римскую империю, где кроме прочего получает распространение культ среднеазиат­ско-иранского божества Митры4. Не менее яркие примеры взаимовлияния и творческих взаимодействий дают памятники архитектуры и монументального искусства средних веков на территории Мавераннахра и Хорасана, включавшие такие страны, как Иран, Афганистан, Северная Индия, Восточный Туркестан и другие: дворцы, мечети и минареты в Тарик-хане в Дамгане, соборные мечети в Наине, Исфахане, Казвине, Барсиане (Иран), Термезе, Бухаре, Самарканде, Шахрисябзе, Худжанде (Мавераннахр), Бусте, Герате, Балхе (Афганистан), Ахмедабаде, Джайпуре, Дели, Агре (Индия), Туркестане и других местах5 (Табл. 4,5 — Гл. 8). Таким образом, зодчество стран Центральной Азии, особенно в эпоху феодализма, на данной стадии его изучения предстает перед нами как широкий круг сложно взаимодействующих между собой художественных культур многих народов, объединенных, однако, некоторым единством идейно-эстетических взглядов и создавшихся на их основе стилевых черт.

Отсюда возникает необходимость глубокого и всестороннего изучения явлений, кото­рые предшествовали и, в конечном счете, предопределили черты локального своеобразия в архитектуре, искусстве и строительном деле общественно-культовых сооружений в древно­сти и средневековье.

В искусствознании и историко-теоретических исследованиях по архитектурно­художественному и строительному наследию стран Центральной Азии накоплен достаточ­ный материал, который отражен в трудах ученых бывшего СССР. Среди этих изданий наи­более значительны «Всеобщая история искусств» в 6 томах, «Весобщая история архитекту­ры» в 12 томах, энциклопедический словарь-справочник в 5 томах, «Искусство стран и наро­дов мира» и многое другое.

Большой вклад в систематизацию и освещение огромного историко-архитектурного наследия стран Центральной Азии внесли советские ученые В.В.Бартольд, В.Л.Воронина, Б.В.Веймарн, Л.С.Бретаницкий, Л.И.Ремпель, Г.А.Пугаченкова, А.Л.Якобсон, Т.П.Каптерева, П.Ш.Захидов, В.Н.Карцев, А.Б.Раллев, О. Ходжас, С.Г.Хмельницкий, С.М.Мамаджанова, Р.С.Мукимов, Х.Х.Хакимов, Р.М.Муксинов, Б. Глаудинов и др. Каждый из этих авторов вно­сил своё понимание закономерностей развития искусства и архитектуры Центральной Азии. Так, типологические аспекты развития архитектуры мусульманского Востока рассмотрены В.Л.Ворониной. Проблемы локального своеобразия и их истоков в архитектуре стран Ближ­него Востока отражены в работах Н.И.Брунова. В его работе «Очерки по истории архитекту­ры» зодчество стран Переднего и Среднего Востока, исповедавших ислам, рассматривается как целостное явление6.

В 1974 году вышла работа Б.В.Веймарна «Искусство арабских стран и Ирана VII — XVII вв.», в которой иранская средневековая архитектура рассматривается как составная часть мирового искусства и где автор выделяет изобразительность как одну из важнейших проблем в истории мирового искусства и пытается рассмотреть ее в связи с другими вопросами худо­жественного творчества на Ближнем и Среднем Востоке в эпоху феодализма7.

Архитектура Ближнего и Среднего Востока является предметом исследований архитек­тора А.Б.Раллева8, в которых он раскрывает особенности формирования архитектуры на­званных регионов в контексте мировой архитектуры, а также дает ряд оригинальных науч­ных концепций формообразования культовых, дворцовых и иных памятников.

Архитектуре Центральной Азии изучаемого периода посвящено большое количество литературы. Прежде всего необходимо отметить фундаментальный труд Г.А.Пугаченковой «Пути развития архитектуры Южного Туркменистана поры рабовладения и феодализма», изданный в 1958 году, в котором прослежены основные этапы формирования зодчества Юж­ного Туркменистана в широкой взаимосвязи с архитектурой сопредельных облас­тей9. Культовая и дворцовая архитектура Центральной Азии древних и средневековых перио­дов являются сферой научных интересов Б.Я.Ставиского10. Культовые и дворцовые соору­жения, древние городища Хорезма нашли отражение в трудах С.П.Толстова11.

Домусульманская культовая архитектура Центральной Азии рассматривается В.Л.Ворониной с позиций взаимосвязи с существовавшими религиями буддизма, зороаст­ризма, маздеизма, христианства12. Средневековой архитектуре Центральной Азии (генезису, формообразованию, строительным приемам) посвящена монография В.А.Нильсена13. Большой вклад в исследовании памятников архитектуры Центральной Азии внес Б.Н.Засыпкин14. В его работах много внимания уделено проблемам генезиса, архитектурной композиции, формообразования, декора, а также реставрации и охраны памятников.

Конструктивные особенности среднеазиатских минаретов освещены в работе А.М.Прибытковой15. В этой работе впервые анализируются пропорциональные соотношения центрально-азиатских минаретов и выполнена таблица сравнительного анализа башенных сооружений. Проблемы архитектурной формы, типологии декора, композиции минаретов Центральной Азии в свое время нашли отражение в работах В. Л. Ворониной16, Г. А. Пугаченковой, М. Е. Массона17, В. А. Нильсена18 А. А. Асанова19 и других авторов.

В той или иной степени вопросы развития архитектуры Центральной Азии I-ХП вв. в своих исследованиях осветили Н. М. Бачинский, Б. А. Литвинский, Л. И. Ремпель, Л. Ю. Маньковская, К. С. Крюков, М. С. Булатов, Е. Н. Немцева, П. Ш. Захидов, Д. А. Назилов, М. К. Ахме­дов, Р. С. Мукимов, С. М. Мамаджанова, Р. М. Муксинов, Б. А. Глаудинов и другие, труды кото­рых отмечены в списке литературы настоящей книги.

Архитектурное наследие Таджикистана автор изучила, как по трудам таких ученых- архитекторов, как С. Г. Хмельницкий, М. Х. Мамадназаров, Р. С. Мукимов, С. М. Мамаджано­ва, Х. Х. Хакимов, Сайёра Мукимова, так и по собственным натурным исследованиям в исто­рических городах Худжанде, Ура-Тюбе-Истравшане, Исфаре, Канибадаме, Пенджикенте, Душанбе, Кулябе и др. Из названных авторов привлекает внимание краткая, но емкая исто­рия национального зодчества Таджикистана, написанная Р.С.Мукимовым и С.М.Мамаджановой20. а также три монографии, написанные как единолично самим автором, так и в соавторстве, непосредственно касающиеся тематики нашей книги: эти коллективная книга «Мадраса Мавераннахра и Хорасана» (1998 г.), «Архитектура дворцов Центральной Азии», изданная в 2002 году и «Архитектура мечетей Ближнего и Среднего Востока», опуб­ликованная в 2003 году21.

Зарубежная литература по архитектуре и искусству Центральной Азии невелика. Это в основном труды по искусству стран мусульманского Востока (Ф. Зарре, А. Гайе. Э. Дица, А. Саладена, Ф. Мартина и др.), а также более поздние работы (К. Кресвелл, М. Димант), где архитектура и искусство стран Центральной Азии отдельно не рассматриваются, а излагают­ся попутно с историей искусств сельджуков Малой Азии и империи Тимура.

В специальных трудах, посвященных историко-архитектурным изысканиям в Иране, Ираке, Сирии, Афганистане и т.д., в работах А. Грюнведеля, А. Стейна, Э. Херцфельда, А. И. Годар, А. Поопа, Д. Шлюмберже и других, архитектура и искусство Центральной Азии так­же рассматривается попутно в свете толкований о роли и месте различных цивилизаций (в основном, персидской) в истории культуры. По справедливому замечанию Л. И. Ремпеля, «сам принцип рассмотрения искусства Средней Азии в качестве ответвления «персидского» искусства не выдерживает критики»22. Большинство трудов, изданных за рубежом по архи­тектурному наследию исламского мира, объединяет их приверженность к понятиям «му­сульманская архитектура», «мусульманское искусство». Но некоторые из них отходят от об­щепринятой «мусульманской направленности» исследований. Например, американский ис­ламовед М. Ходжас высказал ряд веских соображений на этот предмет: «Нет общей цивили­зации, ассоциируемой с христианством или с буддизмом. В исламе же, несмотря на обшир­ность его распространения, никогда не прекращались контакты. Тем не менее, культура, ас­социируемая с исламом, столь же дифференцирована и гетерогенна, как и всякая другая. Бо­лее того, иудеи, христиане, хинду не только живут в сфере мусульманской культуры, они ор­ганические ее участники, активно действуя в культурном диалоге, поэтому сущность исто­рической цивилизации надо отделять от религии как поля деятельности»23.

Проблемам «мусульманского искусства» посвящена работа известного ученого О. Грабара. По его мнению, ислам в искусстве народов Ближнего и Среднего Востока пре­терпевает известную эволюцию. Наиболее целостна исламская архитектура в VII — XIII вв. В X в. целостность нарушается, а после монгольского нашествия разделяется на отдельные очаги в различных регионах. После османской экспансии в XVI веке наступает конец араб­ской гегемонии24.

Вышеперечисленные (далеко не полные) труды и публикации, дополняя друг друга, создают общую картину становления и развития архитектуры Ближнего и Среднего Востока, в том числе Центральной Азии. Вместе с тем целенаправленные научные исследования по истории архитектуры стран Центральной Азии с целью выявления закономерных особенно­стей развития культовой архитектуры мусульманского периода ранее не выполнялись. Во­просы влияния ислама на трансформацию прежних (доисламских) и сложение новых архи­тектурных форм в рассматриваемом регионе также не исследованы и требуют отдельного осмысления.

Важность и острота проблем определяются общими идейно-политическими задачами в использовании и сохранении архитектурного наследия этого региона. Историческая среда новых городов требует особого изучения закономерностей сложения древней архитектуры и особенно общественно-культовых. Архитектура общественно-культовых зданий всегда была одной из главных градоформирующих сооружений феодальных городов. Именно в культо­вой и общественной архитектуре наиболее полно и рельефно выражены художественные особенности региона их строительства. В этом отношении исследуемая общественная и культовая архитектура исламской религии вызывает особый интерес в связи с вышеизло­женным разным пониманием «мусульманской архитектуры» и определением степени влия­ния ислама на трансформацию доисламских сооружений и формирование исламской обще­ственной культовой архитектуры. В общественном и культовом зодчестве исламских госу­дарств находило приложение художественное творчество мастеров средневековых городов, и в них в наибольшей степени воплотились достижения искусства и строительной техники разных народов, объединенных единой идеологией.

Однако, несмотря на объединяющую огромные регионы общую исламскую религию и даже то, что многие страны были объединены политически, зодчество многих стран было лишено самостоятельности. Не подлежит сомнению и другое: в различных областях и стра­нах распространение исламской религии, значение и сила ее воздействия были отнюдь не одинаковы. Это в полной мере относится и к странам Центральной Азии (например, в быв­ших постсоветских республиках Средней Азии), где ислам до недавнего времени по-разному воспринимался зодчими, по-разному ими понимался, а потому различно отражался на всем процессе формирования монументальной архитектуры.

Для Республики Таджикистан данная проблема (общественно-культовая исламская архитектура) является актуальной в связи с большим размахом строительства культовых и ис­конно традиционных в прошлом общественных зданий после приобретения республикой су­веренитета в 1991 году. Для понимания общих принципов формирования современных мад­раса и мечетей, чайхан и махаллинских (гузарных) общественных центров огромное значе­ние имеет изучение исторического опыта развития общественно-культового зодчества на ог­ромной территории распространения ислама.

Вышеперечисленные мотивы, а также необходимость восполнить некоторый пробел в изучении вопросов влияния ислама на формирование культовых (и общественных тоже) сооружений стран Центральной Азии, а также современная практика подобного строительства, в которой еще больше конкретизируются общие принципы их архитектурно-планировочной организации, определяют наше обращение к ней для специального научного исследования.

Примечания к введению

1. Э. А. Грантовский. Ранняя история иранских племен Передней Азии. — М.: Наука, 1970, с. 7- 64; В. И. Сарианиди. Афганистан: сокровища безымянных царей. — М.: Наука. 1983, с. 28—43; В. М. Массон. Урбанизация и городской образ жизни // Массон В. М. Вопросы культурного наследия. — Ашхабад, 2002, с.22—25; Мукимов Р. Истоки зодческого искусства Ариев Цен­тральной Азии. — Душанбе: АН РТ, 2005. — 60 с.; Ариана и Арйанведжа. История и цивили­зация. Коллект. тематич. монография./Авторы Негматов Н. Н., Мукимов Р. С., Хакимов Н. Г., Воднев В. В., Мандельштам А. М. — Худжанд: Ношир, 2006. — 712 с., ил.;и др.

2. М. Аль-Хабиб. Арабская вязь на стенах. Единство каллиграфии и архитектуры // Курьер ЮНЕСКО. — М., 1973. — №1, с. 41; Б. Ародаки. Медресе — первые университеты Арабско­го Востока. // Там же, с. 35; В. В. Бартольд. Ислам после пророка. Отделение церкви от го­сударства. Сунны пророка. — Соч. — Т.6. — М.: Наука, 1966; Е. А. Беляев. Арабы, ислам и арабский Халифат в раннее средневековье. — М.: Прогресс, 1965; Л. С. Бретаницкий. Ху­дожественное наследие Переднего Востока эпохи феодализма. — М.: Советский худож­ник, 1981; Мукимова Саодат. Сущность ислама и его отражение в архитектуре мечети Таджикистана // Очерки истории и теории культуры таджикского народа. Сборник ста­тей. — Душанбе: АН РТ, 2006. — С. 187—207; и др.

3. Б. Я. Ставиский. Искусство Средней Азии. Древний период (VI в. до н.э. — VIII в. н.э.). — М.: Искусство, 1974.

4. Б. Я. Ставиский. Искусство Средней Азии. Древний период (VI в. до н.э. — VIII в. н.э.). — М.: Искусство, 1974.

5. ВИА, в 12-ти томах. — Т.8. — М.: Стройиздат, 1969, главы 3, 4, 5; А. А. Короцкая. Сокрови­ща индийского искусства. — М.: Искусство, 1966; Она же. Архитектура Индии раннего средневековья. — М.: Стройиздат, 1964; Г. А. Пугаченкова. Зодчество Центральной Азии. XV век. — Ташкент: Издат. литер, и искусства. 1976; Р. С. Мукимов. История и теория тад­жикского зодчества. — Душанбе: ТНИИПАГ-ТТУ, 2002; и др.

6. П. И. Брунов. Очерки по истории архитектуры. Т. 1. — М.-Л.: Стройиздат, 1981.

7. Б. В. Веймарн. Искусство арабских стран и Ирана (7—17 вв.). — М.: Искусство, 1974.

8. А. Б. Раллев. История архитектуры развивающихся стран.- Киев: Вища школа, 1986.

9. Т. А. Пугаченкова. Пути развития архитектуры Южного Туркменистана поры рабовладе­ния и феодализма. — М.: Наука, 1958.

10. Б. Я. Ставиский. Кушанская Бактрия: проблемы истории и культуры. — М.: Наука, 1977; Он же. Искусство Средней Азии, указ, соч.; и др.

11. С. П. Толстов. Древний Хорезм. — М.: АН СССР, 1948.

12. В. Л. Воронина. Доисламские культовые сооружения Средней Азии // СА. — 1960. — М. — №2.- С. 42—55.

13. В. А. Нильсен. Монументальная архитектура Бухарского оазиса Х1-ХП вв. — Ташкент: АН Узб. ССР, 1956.

14. Б. Н. Засыпкин. Архитектура Средней Азии. — М.: АН СССР, 1948.

15. А. М. Прибыткова. Конструктивные особенности среднеазиатских минаретов Х-ХП вв. // АН. — 1964. — М. — Вып. 17, с. 196.

16. В. Л. Воронина. Сырцовые минареты верховьев Зеравашана // Тр. АН Таджикской ССР. — Т. XX. — Сталинабад: АН Тадж. ССР, 1960. — С. 55—59.

17. М. Е. Массон, Г. А. Пугаченкова. Гумбез Манаса. — М.: АН СССР, 1950.

18. В. А. Нильсен. Становление феодальной архитектуры Средней Азии (5—8 вв.) — Ташкент: Фан, 1966.

19. А. А. Асанов. Памятники архитектуры средневекового Хорезма. — Ташкент: Узбекистан, 1971.

20. Р. С. Мукимов, С. М. Мамаджанова. Зодчество Таджикистана. — Душанбе: Маориф, 1990.

21. А. К. Мирбабаев, Р. С. Мукимов, С. Р. Мукимова. Мадраса Мавераннахра и Хорасана. Учеб­ное пособие. — Душанбе: Мерос, 1998. — 185 с., ил.; Саодат Мукимова. Архитектура двор­цов Центральной Азии (традиции и взаимосвязи). — Бишкек: Технология, 2002. — 127 с., ил.; Саодат Мукимова, Савлатби Хаитова. Архитектура мечетей Ближнего и Среднего Востока (вопросы традиций и современности). — Душанбе: ТНИИПАГ, 2003. — 176 с., ил.

22. Л. И. Ремпель. Архитектурный орнамент Узбекистана. — Ташкент: Фан, 1961.

23. Цит. по: В. Л. Воронина. Ислам и архитектура // АН. — 1983. -М. — Выл. 32, с. 157.

24. The Genius of Arab Civilization. — Oxford, 1978, p. 78—79.

Глава Первая

Условия развития зодчества Центральной Азии

Своеобразие зодчества Центральной Азии1, в том числе Ирана2 и Таджикистана, связа­но с географическим положением страны, геологическими и климатическими факторами ок­ружающей среды обитания. Тем более, что Таджикистан и Иран в их исторических границах (например, в составе государства Сасанидского Ирана, впоследствии Хорасана и Мавераннахра) отличаются весьма специфичными условиями развития архитектуры и монументаль­ного искусства. В связи с этим рассмотрим условия развития архитектуры и искусства на территории Центральной Азии и Ирана, акцентируя внимание на Таджикистан как части центрально-азиатского региона.

1. Географическая и природно-климатическая среда. В целом, географическая среда Таджикистана в современных границах, установленные всего лишь 80 лет назад, не отражает всего того разнообразия, которое привело за несколько тысячелетий к особой культуре, на­званная академиком Н.Н.Негматовым «Таджикским феноменом» среди многочисленных на­родностей и племен на обширной территории Центральной Азии. Вот что по этому поводу он пишет в своей книге «Таджикский феномен: теория и история»: «Исторический Таджики­стан занимал западные подножия высочайших хребтов «Высокой Азии» — горного узла Ги­малаев и Тибета, полностью Тянь-Шань. Памиро-Алай, Гиндукуш, Иранское нагорье, Аму- Сырдарьинский и Мургабо-Герирудский бассейны, т.е. высокогорья, нагорья, предгорные адыры. речные долины, равнины, стенную полосу и пустыни западной части Центральной Азии. Ландшафты исторической родины таджиков весьма разнообразны, зависят от высокой аридности климата (сухой, свойственный пустыням и полупустыням), очень богаты и разно­образны подземными и наземными ископаемыми, флорой и фауной. Особенности природы, климата и хозяйственности ресурсов Исторического Таджикистана выпестовали способный, трудолюбивый, терпеливый, напористый, интеллектуально развитый таджикский народ, ав­тора уникального ренессансного «Таджикского Эхе» (X — XI вв.) и феноменальных много­гранных творений мировой цивилизации»3. Поэтому будет более правильно характеризовать географическую среду Таджикистана не только в пределах его современных границ, но и в целом Центральной Азии.

Таким образом, с учетом вышеизложенного, мы можем охарактеризовать Центральную Азию в ландшафтном плане как плодородные долины, барханы пустынь, неприступные гор­ные кряды Памиро-Алая и Гиндукуша, мягкие склоны предгорий Копетдага (по Н.Н.Негматову — Кабутака) и др. (Табл. 1, р. 2 — Гл. 1). Мощные лессовые отложения на рав­нинах Центральной Азии обеспечивали строителей простейшим подходящим материалом — глиной. Отсутствие строительного леса и повсеместное распространение лесса еще в древ­нейший период обусловили его самое широкое использование на всем Среднем Востоке в качестве основных строительных материалов производных лесса — пахсы и сырцового кир­пича (Табл. 6 — Гл. 1). История этого строительного материала свидетельствует, что уже в VI тысячелетии до н.э. жилища поселений раннего неолита Юг-Западной Средней Азии, Джейтуна и Чапан-Депе, были построены из глиняных блоков овального сечения поперечником 20—25 см и длиной 70 см4. На протяжении тысячелетия происходит замена глинобитных стен сырцовыми: ранние сырцы имели вид «булки», которые принимают правильную прямо­угольную форму (на поселениях юга Туркменистана) 5. Все это свидетельствует о том, что материалы из сырой глины принадлежат к самым древним в мире (Табл. 10 — Гл. 1).

Вся Центральная Азия отличается резко континентальным климатом: здесь климат пус­тынь по мере продвижения в горы сменяется степью, озелененными оазисами, умеренным климатом и климатом полярного высокогорья. Равнинные районы включали долины крупных рек — Амударьи, Сырдарьи, Заравшана, Мургаба, Герируда, Кофарнихона, Вахша и других, вдоль которых с древних времен селились люди, создавая орошаемые культурные оазисы, по­селения и города. Именно в бассейнах крупных центрально-азиатских рек сосредоточены ос­новные сельскохозяйственные районы и зоны расселения. Более половины обрабатываемых земель в регионе орошается речной водой. Почти половина территории Центральной Азии (между прочим, и Таджикистана) расположена на высоте более 3000 метров, а высокие хребты Гималаев, Памиро-Алая и Тянь-Шаня поднимаются здесь на высоту до восьми тысяч метров.

После крутых серпантинов горных дорог и троп, соединяющих Западный Китай с Восточным Ираном, Северную и Северо-восточную Индию и Пакистан со Средней Азией и да­лее на север особенно ощутимо многообразие равнинного и степного ландшафта. Только иногда горизонт меняется очертаниями курганов с мягким абрисом пологих склонов, под осыпями которых скрыты остатки древних поселений.

Следует отметить, что глубинные горные области Афганистана, Таджикистана, Кыргызстана, Западного Китая и Тибета до начала XX века были недоступны для исследовате­лей. Между тем, в горах названных стран по сей день скрыто немало памятников древнейше­го зодчества и монументального искусства, открытие которых имело бы большое значение для современной историко-культурной науки. Например, известный востоковед А. Е. Снесарев, посвятивший изучению Афганистана многие годы, писал, что горные препятствия, ко­торые приходится преодолевать путнику, производят потрясающее впечатление. «Лошадь по этим путям не пройдет. Я шел когда-то этими тропами. Переводчик моего друга из свежего и бодрого человека стал стариком, люди седеют от тревог, начинают бояться пространства»6. А известный путешественник Марко Поло, посетивший в ХШ веке горный Бадахшан, писал следующее: «В этом царстве узких проходов неприступных мест много и вражеских нападе­ний народ не боится. Города их и крепости на высоких горах в неприступных местах»7.

Исторически и географически Центральная Азия, в том числе Исторический Таджики­стан, всегда была узлом, в котором во все эпохи скрещивались крупнейшие на Азиатском материке художественные культуры и архитектурные идеи. Великий Шелковый путь, проле­гавший из Рима в Китай, был на своем главном отрезке в руках народов Центральной Азии. Эта трансазиатская магистраль сыграла огромную роль во взаимодействии архитектурно­художественных культур Востока и Запада (Табл. 2 — Гл. 8). Столь же большое значение име­ли пути, проходившие через центрально-азиатский регион с юга на север. По ним с древ­нейших времен осуществлялись связи Индии и Ирана с народами степного пояса, а за его пределами — с народами верховьев Волги, Сибири и Дальнего Востока8.

А теперь несколько слов о природно-климатической характеристике современного Таджикистана, который в нынешних государственных границах был образован в 1924 году в составе Узбекской ССР как автономная республика. Эти же границы были сохранены в 1929 году при выделении ее в качестве самостоятельной Таджикской ССР, а также после распада СССР, когда 9 сентября 1991 года был объявлен суверенитет таджикского государства.

Территория Республики Таджикистан расположена между 36°40z и 41°05х северной ши­роты и 67°3 Iх и 75°14z восточной долготы, что находится внутри Средней Азии. Территория республики вытянута на 700 км с запада на восток и на 350 км с севера на юг. Она имеет сложное очертание границ, отражающих не только историко-географические особенности расселения таджикского народа в Средней Азии, но и директивного (по Р. Масову — «топор­ного разделения») 9 проведения национально-государственного размежевания после установ­ления Советской власти в Туркестане в начале 20-х годов XX века.

Таджикистан граничит с Узбекистаном и Кыргызстаном на западе, севере и севере- востоке. На юго-востоке республика граничит с Исламской республикой Афганистан и Ки­тайской Народной республикой. Общая протяженность государственных границ Республики Таджикистан составляет 3000 км, из которых 430 км приходится на границу с Китаем, а 1460 км — с Афганистаном. На западе в пределы республики вклиниваются пустынные и полупус­тынные участки Ту райской низменности, которые постепенно переходят в холмы и предгорья. На востоке ее территория примыкает к крупнейшим горным массивам и плоскогорьям Центральной Азии, о которых говорилось выше. Площадь республики — 143,1 тысяч кв. км, в 2006 году численность населения Таджикистана составила 7 млн. человек, из них городских — 26%. В целом, в Таджикистане 22 городов, более 50 поселков городского типа, более 3360 сельских населенных мест с тенденцией их уменьшения10.

Свыше 85% населения проживает в пространстве до 1500—1600 м. над уровнем моря. Коренное население Таджикистана составляет таджики (62%), узбеков здесь проживают 23,5%, русских 7,6% и другие. Следует добавить, что в связи с суверенизацией республик бывшего СССР в 1991—93 гг. в республике начались большие миграционные процессы, что ощутимо повлияло на демографический и национальный состав населения, который пока не поддаётся прогнозам11. Следует также добавить, что большинство таджиков проживают за пределами своей республики. В Афганистане живут 7,2 млн. таджиков, в Узбекистане — более 3 миллиона, другие проживают в Кыргызстане, Казахстане, Российской Федерации, Иране, Китае и Пакистане, т. е. по всей территории Центральной Азии.

Территория Таджикистана с глубокой древности включала как равнинные, так и горные районы Средней Азии. Горы занимают здесь 93% его территории. На востоке страны возвы­шаются горные хребты Тянь-Шаня и Памира, там находится высочайшие горные вершины Центральной Азии.

Таджикистан как район с большими колебаниями высот характеризуется разнообрази­ем климатов, сменяющих друг друга в высотном направлении. Здесь можно наблюдать как климат субтропиков (Вахшская долина), пустынных равнин, степных предгорий (предгорная часть долины рек Заравшана, Южный Таджикистан), так и полярный климат вершин (Ягноб, Горный Бадахшан и др.). В целом, климат Республики Таджикистан не выделяется своими природно-климатическими характеристиками в общей природной среде Центральной Азии, как отмечалось выше, в основном он резко континентальный. Здесь довольно холодная, но кратковременная зима и знойное лето. Поэтому разрыв между температурами зимы и лета достигает до 30°С и более.

По гидроресурсам Таджикистан занимает второе место среди стран СНГ (после Рос­сии). Все его реки текут к озерам или теряются в песках Туранской низменности. Благодаря горному рельефу и климату, Таджикистан имеет огромное количество ледников (60% ледни­ков Центральной Азии), хранилища пресной воды, регулирующими водный баланс рек цен­трально-азиатского региона.

Недра Таджикистана богаты разнообразными полезными ископаемыми, многие из ко­торых разрабатывались с глубокой древности, как, например, медные рудники Наукатского месторождения эпохи бронзы. Всего в республике выявление более 300 месторождений свинца, цинка, золота, лазурита, угля, нефти, газа и других полезных ископаемых, из кото­рых эксплуатируются лишь около 100 месторождений.

Отдельные части территории Таджикистана по географическому положению, особен­ностям рельефа, климату, сочетанию высотных природных поясов сильно разняться друг от друга. Поэтому вся территория республики делится на 5 природно-географических областей, в целом совпадающие с историко-культурными и архитектурно-художественными зонами со своими отличительными локальными школами (кандидат архитектуры М.X. Мамадназаров выделяет большее количество архитектурно-художественных школ с некоторыми варианта­ми в природно-климатических областях) 12: Северный, Центральный (верховья Заравшана, Каратегин, Дарваз, Ягноб), Юга-Западный Таджикистан, Западный и Восточной Памир13.

Таким образом, разнообразие природно-климатических особенностей горных, предгор­ных и равнинных районов Таджикистана, изолированность ландшафтных групп друг от дру­га в пределах его территорий и хозяйственная относительная независимость отдельных его областей привели к различиям в формах материальной культуры, к образованию локальных стилей в архитектуре и монументальном искусстве. На формирование этих локальных тра­диций зодчества и искусства, в свою очередь, оказали влияние климат, демография, нацио­нально-бытовые особенности, цветовые пристрастия населения каждого культурного регио­на в отдельности.

Иран (Исламская Республика Иран), составляющий с Центральной Азии единый куль­турный регион, на севере омывается водами Каспийского моря и граничит на северо-востоке с Туркменистаном, а на юге и северо-западе — Азербайджаном; на юго-западе ограничивает­ся Персидским и Оманским заливами. На востоке Иран граничит с двумя государствами — Афганистаном и Пакистаном, а на западе — с Ираком и Турцией. Большая часть современно­го Ирана находится на одноименном нагорье. В целом же вся территория Ирана характерна наличием пустынь и полупустынь с субтропическим континентальным и сухим климатом. Население Ирана 36.9 млн. человек, в основном персы.

Афганистан (Исламская Республика Афганистан) полностью расположен на террито­рии Центральной Азии и граничит как с Республикой Таджикистан (на севере), так и Ираном (на западе). На востоке и юго-востоке республика граничит с Пакистаном и узкой полосой на северо-востоке с Индией и Китаем. Соседство с этими странами чувствуется как в языке (аф­ганский язык является одним из диалектов персидского языка), так и природно-климатических условиях: климат здесь континентальный, сухой, в ландшафтном аспекте в Афганистане преобладает пустыни и полупустыни в сочетании с горами (с северо-востока на юго-запад протягивается Гиндукуш). Здесь проживает более 15,5 млн. человек.

— Историко-культурные и социально-экономические предпосылки развития гражданских зданий. Общность естественно-географической среды, о которой речь шла выше, социально-экономическое развитие, взаимодействие политических явлений, языковая и культур­ная близость народов Центральной Азии, а более всего, Средней Азии, способствовали тесно­му переплетению их исторических судеб. Характерную черту их этно-социальной структуры составляла с древнейших времен соседство и сосуществование оседлости и кочевничества. Именно в оседлоземледельческих оазисах Центральной Азии уже в эпоху неолита возникают зачатки строительного и изобразительного искусства, развитие которых в дальнейшем приво­дит к становлению и синтезу архитектуры как высшей формы искусства. В связи с этим оки­нем ретроспективным взглядом, хотя бы бегло, основные вехи истории Центральной Азии, чтобы лучше понять условия развития архитектуры и монументального искусства на террито­рии Мавераннахра и Хорасана. Они будут нужны при освещении памятников среднеазиатско­го искусства и той эволюции художественных идей, которые в них запечатлены.

Ознакомление с археологическими материалами таких ученых, как В. М. Массона, Дж. Мелларта, В. А. Ранова, Б. А. Литвинского, Г. А. Пугаченковой. Д. Уильбера, П. Бернара, Б. Я. Ставиского, Н. Н. Негматова, В. И. Сарианиди, А. Ю. Якубова, А. К. Мирбабаева, В. В. Со­ловьева, Э. В. Ртвеладзе, И. А. Ахророва и многих других (их труды указаны в списке литера­туры) позволило нам всмотреться в прошлое Центральной Азии далеко за грань историче­ских времен — к эпохам палеолита и неолита, а также времен бронзового и раннежелезного веков. Они обогатили нас данными о материальной и художественной культуре исследуемо­го нами региона во всем ее многообразии и проявлении в историко-культурных связях.

Самые ранние этапы развития культуры на территории Средней Азии восходят ко вре­мени нижнего палеолита (от 800 до 100 тыс. лет до н.э.), свидетельства чему выявлены ар­хеологами близ г. Нарына в ущелье Бакирган-сая в Северном Таджикистане (на границе с Кыргызстаном). Для изучения среднего палеолита (от 100 до 40 тыс. лет до н.э.) выдающееся значение имели раскопки в гроте Тешик-Таш на юге Узбекистана, а также в гроте Аманкутан близ Самарканда, в Кайраккумах на севере Таджикистана и в других пунктах вдоль Сырда­рьи. Верхний палеолит (40—10 тыс. лет до н.э.) представлен находками в Туркменистане (Красноводская стоянка), в центре Самарканда и других местах. Это уже время образования древних общин с господством материнского рода и зарождения искусства, о чем свидетельствуют* наскальные и пещерные рисунки первобытных предков таджиков в горном Бадахша­не (грот Шахты на Восточном Памире).

Эпохе ново-каменного века (неолита) предшествует этап, именуемый археологами мезолитом и ранним неолитом (10—5 тыс. лет до н.э.). Он характеризуется началом сложения хозяйства земледельцев и скотоводов. Время неолитической культуры (от 6 до 3 тыс. лет до н.э.) ознаменовано начальным развитием примитивного земледелия, укреплением родовых общин, появлением племенных объединений. Наиболее развитые формы неолитической ци­вилизации представлены памятниками Южного Туркменистана, а также Юга Узбекистана и Таджикистана. Открытие в 1976 году в верховьях Заравшана поздненеолитического поселе­ния Саразм позволило открыть новую страницу в истории цивилизации на территории Тад­жикистана, которая по уровню развития культуры стояла на уровне ближневосточных циви­лизаций. Выдающимся достижением среднеазиатской цивилизации является овладение плавкой металла и его употребление в период энеолита (5-начало 3 тыс. до н.э.), что позво­лило быстрому развитию земледелия и скотоводства в различных зонах среднеазиатских оа­зисов. Например, в культуре Кайраккума (Северный Таджикистан) этот период запечатлен прогрессом строительного дела и как проявление его высшей формы — архитектуры, появле­нием мелкой скульптуры, развитием орнамента (как особой абстрагированно-линейной, зна­ковой формы художественной передачи образов окружающего мира).

Бронзовый век, названный так археологами в связи с появлением бронзовых сплавов и развитием самой древней металлургии, в южных областях Средней Азии приходится на III — II тыс. до н.э., заметно запаздывая в ее степных, в основном в северных зонах. На юге же он ознаменован формированием древней цивилизации с протогородами (Сапаллитепа, Дашлы, Алтын и др.), расширением межплеменных связей, сложением института власти. Открытие же ранней древне-земледельческой цивилизации на Саразме позволило расширить ареал распространения древней металлургии, в частности, на север Таджикистана14.

В это же время слагается монументальная архитектура, высокого совершенства дости­гает керамика, продолжается развитие орнамента, терракотовой скульптуры, ювелирного де­ла. В культуре этой поры наблюдается общность с высокоразвитой древневосточной культу­рой переднеазиатского мира. Конец II-начало I тыс. до н.э. отмечается большими миграци­онными процессами племен, в частности, индоевропейской общности, из Средней Азии на юг и юго-запад. Как считает Б. Г. Гафуров, именно Средняя Азия с примыкающими рай­онами была основным центром распространения индоиранских племен и древней областью их обитания15. Более того, одно из версий Б. Г. Гафурова означает, что кайраккумское насе­ление и является теми арийцами, родину которых так долго не могут обнаружить исследова­тели. Они, попав на юг Таджикистана, переправившись через Амударью, частью направи­лись на юго-запад, к берегам Средиземноморья и, очевидно, образовали Хеттское государст­во с выборным царем, говорящим на индоевропейском языке16. По археологическим призна­кам рассматриваемое время было уже раннежелезным веком. В этот период отмечается не только появление железной индустрии, но общее изменение облика материальной культуры (керамики, орудий труда).

В священной книге зороастрийцев «Авесте» упоминаются многие географические рай­оны, которые историки отожествляют со многими известными регионами Средней Азии. Так, Арьянэм Вайчех отожествляется с Хорезмом, Бахди — с Бактрией, Моуру — Маргианой* или Мервом, Нисаим — с Нисой у предгорий Копетдага (Кобутака). Основная же часть Сред­ней Азии в древнем эпосе ирано-язычных народов, вошедшем в великую книгу «Шахнаме» Фирдоуси (начало XI в.), именовалась Тураном и выступала как бы антиподом лежащего к юга — западу от него Ирана17. Свидетельства древних авторов о далеких этапах среднеазиат­ской истории крайне скудны и далеко на всегда достоверны, будучи, порой, основаны лишь на искаженных временем или расстояниям, а порой просто легендарных сведениях. Таковы данные Ктесии Книдского о походе на Бактрию в IX- начале VIII в. до н.э. ассирийского царя Нина, который проник в глубь страны, где долго и безуспешно осаждал столицу Бактры (ны­не город Балх на севере Афганистана) 18. Полагают, что в этот период в областях Средней Азии проходил процесс сложения государственных образований (Древняя Бактрия, Хорезм, Согдиана) в виде конфедераций племен. Они, однако, не смогли противостоять в VI в. до н.э. удару войск иранской державы Ахеменидов (Табл. 2 — Гл. 1).

На зодчество Ахеменидского Ирана большое влияние оказала строительная культура Мидии и сопредельных областей Северного Ирана. Эта связь прослеживается как в структу­ре городов, типах сооружений, так и технике строительства. В целом же, в Ахеменидском Иране на основе преемственности традиций сопредельных стран, а также входивших в дер­жаву народов были разработаны новые принципы планировки и пространственной компози­ции, создан монументальный стиль архитектуры, который ярко проявился в грандиозных дворцовых сооружениях.

Включение в состав могущественной державы Ахеменидов (VI — IV вв. до н.э.) сущест­венно повлияло на социальную структуру среднеазиатских областей. Они вошли на положе­нии сатрапий (административных областей), в числе которых иранские клинописные надписи упоминают Парфию, Бактрию, Согд, Хорезм, область полукочевых народов-саков; в подчине­нии Ахменидов входил и Моуру-Мерв. Население всех этих стран исповедовало зороастризм. В результате освободительных восстаний племен и народов Средней Азии уже во второй по­ловине IV в. до н.э. хорезмийцы образовали независимое от Ахеменидов государство.

Бактрия ахеменидского периода имела не только высокий уровень художественной и строительной культуры, но и известна развитием ирригационного строительства и ремесел: гончарного, ткацкого, бронзолитейного и др. Крупные городские поселения существовали и на территории Северного Таджикистана. Таков, например, Кирополь, был построен ахеме- нидским царем Киром в VI в. до н.э. на месте современного города Истравшана (Муг-Тепа). Он был укреплен тройным рядом стен, имел цитадель, окруженная стенами общей протя­женности около 600 м.19. Академик А. М. Мухтаров в своей книге «История Ура-Тюбе» на­звал Ура-Тюбе «Курушкада», т. е. «город Кира», 2500-летие которого было отмечено в сен­тябре 2002 г.20. Последние изыскания ученых Таджикистана (Н. Н. Негматова, А. К. Мирба- баева и др.) позволили выдвинуть им новую версию о локализации Курушкада в районе Кур- ката (городище Ширин) близ современного районного центра Нау21.

Завоевания Александра Македонского в IV в. до н. э. (330-е годы до н. э.) областей Бак- трии, Парфии, Согда и Маргианы ввели народы Центральной Азии в сферу культуры и ис­кусства эллинизма. Влияние последней проявилось в применении черепицы, каменных рель­ефных фризов и скульптурных деталей, профилированных цоколей баз колонн «аттическо­го» типа, ионических и коринфских капителей и др. Однако ордерные принципы компози­ции, широко вошедшие в архитектуру Центральной Азии, далеко не совпадали с ордерами греко-римского зодчества22. В середине Ш в. до н. э. номинальная власть греками была утра­чена и перешла в руки местных правителей. В области Парфии возникло самостоятельное государство Аршакидов (Ш в. до н. э. — III в. н. э.), впоследствии расширившее свои владения на весь Иран и некоторые ближневосточные страны. В Бактрии возникает Греко-бактрийское царство, на какое-то время распространившее свою власть на Согд и к югу вплоть до Севера — Западной Индии, но оно просуществовало лишь около ста лет.

Между 140—130 гг. до н. э. Греко-Бактрийское государство распадается и образуется Кушанское царство (Южный Таджикистан, Северный Афганистан, Северная Индия, Южный Узбекистан), которое достигает своего могущества в 1-начале II в. н. э. В это время продол­жают существовать Парфия, Согд, Хорезм.

Создание централизованных государств обеспечило в Центральной Азии подъем про­изводительных сил, создание разветвленных ирригационных систем, рост числа и размеров городов, развитие внутренней и международной торговли и ремесел. И на всем этом фоне — расцвет античного искусства: архитектуры, скульптуры, монументальной живописи, созда­ние высокохудожественных изделий из металла, камней-самоцветов, терракоты, кости.

Как и во всем древнем мире, идеологию древней Центральной Азии во многом определя­ла религия. Ведущая роль здесь принадлежала маздеизму (в формах поклонения огню). Из Ин­дии при Ку шанах проник буддизм, однако были и местные культы и верования — поклонение идолам, почитание Великой богини — Матери, культ домашнего очага, культ предков. В Ш-П вв. до н.э. бактрийская и парфянская знать почитала богов эллинского пантеона, в пору позд­ней античности в область Мерв проникло христианство, в степной среде издревле существовал шаманизм. Эта пестрота культовой идеологии наложила существенную печать на древнее ис­кусство Средней Азии, в частности, на монументальную живопись, скульптуру и архитектуру.

Образование в IV в. Сасанидского государства является важнейшим этапом истории Ирана, знаменующим не только политические, но и серьезные социальные сдвиги в судьбах страны, ставшей на путь феодализма. В это время Иран играл видную роль в торговле. Вели­кий Шелковый путь связывал его с Китаем и Средней Азией на Востоке, Римом и Средизем­номорьем на Западе.

В III- IV вв. в общественной жизни Центральной Азии происходит постепенный спад. Парфия. а затем и Кушанское царство рушатся под ударами войск Сасанидского Ирана. Этот период ознаменован постепенным переходом к эпохе феодализма. В VI — VII вв. в социальной структуре ведущую роль приобретает сословие землевладельцев-дехкан. «Время среднеази­атского рыцарства» — так иногда именуют этот период раннего феодализма. Средняя Азия распадается на ряд небольших историко-культурных областей, вступивших на путь феодали­зации: Согд, Бухара, Уструшана, Фергана, Термез, Ахарун, Шуман, Хутталь, Кобадиан, Чаганиан и др. В середине VII в. Иран в результате арабской экспансии фактически потерял самостоятельность.

Расчлененность Средней Азии не мелкие самостоятельные владения позволил в начале

— века Арабскому Халифату захватить ее. Самарканд, например, был взять приступом в 712 году, Бухара — в 709 году, в 710 году — Шуман и др. В результате захвата Средней Азии арабами эта территория (Среднеазиатское Междуречье, названная арабами Мавераннахр, т.е. «Заречная») на столетие была в составе Халифата Омейядов, затем Аббасидов.

Как пишет Г. А. Пугаченкова. арабы в культурном отношении стояли гораздо ниже за­воеванных ими народов, но они обладали тем, чего этим народам не хватало — единством власти и единством идеологии, каковой был только что народившийся ислам 23. И если на первых порах арабское завоевание, как и всякое завоевание, принесло с собою тяжкие по­следствия, то уже к IX в. жизнь здесь стабилизируется. В частности, привлечение арабами к управлению областями местной знати привело к тому, что возвышается местная аристокра­тия. Так, 821 году образовывается государство Тахиридов из местной знати, которое в конце

— века переходит в правление Саманидов, создавших первое таджикоязычное государство на значительной части Центральной Азии с высокоразвитой культурой, в том числе архитек­турой, монументальным искусством, наукой, техникой, городским хозяйством. Этот период учеными характеризуется как Эпоха Возрождения, т. е. Таджикское Эхе24. Этот этап связан с окончательным утверждением феодализма. Иран в этот период в результате народных дви­жений отпадает от Халифата. В конце IX в. Хорасан и Восточный Иран вошли в среднеази­атское государство Саманидов. В Западном Иране к 935 году сложилось государство Буидов.

Во второй половине X в. в результате обострения внутреннего положения государство Саманидов распалось (999 г.). Владение к северу от Амударьи перешло под власть Караханидов, которая ликвидировалась лишь в 1212 году. В середине XI в. в Средней Азии образовалось государство Сельджукидов — кочевников в своей основе. В XII — XIII вв. возвышается Хо­резм, куда вошли Мавераннахр, Афганистан и часть Ирана. В период XI- начало XIII веков отмечается в целом подъем культуры, начатый еще при Саманидах: архитектура, монумен­тальная живопись, резная орнаментика, поэзия, философия, различные виды научных знаний. На них свою печать наложил ислам, и теология занимала среди наук одно из ведущих мест. Но при всем том именно Восток поднял на новый уровень ряд точных и естественных наук — ма­тематику, астрономию, географию, медицину, которые связаны с выдающимися именами: Ал- Фараби, Ал — Хорезми, Абуали ибн-Сино, Абу Райхан Беруни, Омар Хайям и др.

В начале XIII века Центральную Азию захватывает Чингиз-хан. Известно упорное со­противление города Худжанда под предводительством Тимур-Малика. В результате мон­гольского завоевания многие города, ремесла, сельское хозяйство пришли в упадок. Совре­менник и очевидец начало XIII в. Ибн-ал-Асир повествует об этом как о «самой ужасной ка­тастрофе и величайшем бедствии, подобного которому не видывали ни день, ни ночь на зем­ле, и которое разразилось над всеми народами, но в особенности над мусульманами …«25.

В 1256 г. монгольские войска вторгаются в Иран, который внук Чингиз-хана Хулагу объявляет особым улусом ив 1261 году получает титул Иль-хана. Государство Ильханидов, расположенное между Ефратом, Персидским заливом, Индией, владениями Чагатаев и Золо­той Орды, соседствовало также с вассальными государствами Сельджукидов, Ширвапшахов, Куртов и др. В середине XIV в. уровень культуры Ирана, подорванный при Ильханах, со временем восстанавливается. В этот период широко известны исторические труды, состав­ленные Ата Меликом Джувейни, братом везира и особенно Рашид ад-Дином. Строились ме­чети, Мадраса и многочисленные мавзолеи. Были возведены обсерватории в Марате и Тебри­зе. Двор Газан-хана покровительствовал наукам и искусствам, при нем возникла знаменитая тебризская школа миниатюристов.

В архитектуре монгольского периода совершалась плавная эволюция унаследованных от ХП в. конструкций, форм и декора. Намечается тенденция к утонченной изысканности форм — широко развиваются сталактиты в качестве декоративного заполнения куполов и тромпов, украшения карнизов и тяг26. В конце XIV века правителем Мавераннахра становит­ся Тимур, «обладатель счастливого созвездия», как его именуют летописцы тимуридского двора. Разрушитель и разоритель многих цветущих городов, он застраивает и украшает свою столицу — Самарканд, который историографы отныне именуют «сияющей точкой земного шара». Истребляя во время походов воинские силы и мирное население разных стран, он на­правляет из них в Мавераннахр тысячи мастеров и ремесленников на жительство в целях за­стройки городов, подъема ремесла и торговли. Он налаживает широкие международные свя­зи — к самаркандскому двору прибывают иноземные делегации от послов из Китая (на восто­ке) до посольства из далекой Кастилии (на западе), глава которого Рюи Гонзалес де Клавихо оставил бесценный по своему содержанию дневник с подробным описанием увиденного им в далекой стране27.

Из Хорасана, Ирана, Ирака, Индии и иных стран Тимур отсылает в Самарканд ученых, поэтов, зодчих, художников, каллиграфов, которые совместно с местными силами поднима­ют культуру Мавераннахра на новый уровень. Монументальные здания эпохи Тимура и Тимуридов приобретают особенно крупные размеры. Появляется и развивается тенденция к общему обогащению форм и их обильному декорированию. Благодаря чрезмерной декора­тивности во многих случаях нарушается присущая предыдущим периодам органическая связь декора с конструктивными формами.

Несколько скромные масштабы имеют архитектура и монументальное искусство в про­винциальных центрах — Худжанде, Ура-Тюбе, Кулябе и других городах на территории Исторического Таджикистана.

Характерная черта столичных и провинциальных дворов — меценатство. Покровитель­ство литературе, музыке, художественному оформлению рукописей, архитектуре, изобрази­тельному искусству было не просто хорошим тоном, но и потребностью в среде тимуридской знати. Но главное в том, что в эту эпоху, как никогда ранее, художественная культура глубоко проникает в среду городских сословий — ремесленников, мастеров разного профиля, купечества. Многие городские лавки являются своеобразными клубами, где проходят встре­чи-маджлисы, целью которых были не просто пирушки, но интеллектуальное общение: спо­ры, живой обмен шутками, чтение новых стихов.

Время Тимура и Тимуридов отмечено в Центральной Азии подъемом монументального строительства и расцветом разных искусств, причем все это приобрело новые черты, что ощущали и сами современники. Так. историк Ибн Арабшах прямо отмечает, что тимуридские постройки Самарканда были выстроены «в новом стиле».

В начале XVI в. династия Тимуридов была свергнута в Средней Азии узбеками Шайбанидами, а в Иране — персами — Сефевидами. С этого времени областями Средней Азии правят узбекские ханы из династии Шайбанидов (XVI в.) и Аштарханидов (XVII в.). Вряд ли Ко­лумб, Васка да Гама и Магеллан могли представить, пишет Г. А. Пугаченкова в своей книге «Шедевры Средней Азии», сколь роковым образом скажутся их великие географические от­крытия на судьбу столь удаленной от Пиренейского полуострова страны, как Средняя Азия. А между тем переход европейской торговли с Индией и Юго-Восточной Азией на морские пути свел почти на нет роль транзитных караванных дорог, пролегавших через ее обширные пространства. В XVI -XVII вв. Средняя Азия оказалась выключенной почти из международ­ной экономической жизни, сохранив лишь тянувшуюся на северо-запад нить торговых свя­зей с Россией. И это изоляция определила всю нарастающую ее отчужденность от окружаю­щего мира и от того бурного хода истории, какой переживали в ту пору Европа и близкие к ней страны мусульманского Востока, например, Турция.

Спад экономики, неупорядоченность политической жизни далеко не всегда знаменует упадок культуры, поэтому считать, что в Центральной Азии в XVII — XVIII вв. был кризис и упадок не совсем верно. В частности, творческий потенциал ее еще не был исчерпан и давал новые всходы. Еще возводятся величественные здания гражданской и культовой архитекту­ры, на русских рынках еще славятся местные ткани, ковры, чеканные изделия, еще продол­жается художественное оформление рукописей. И только в начале XVIII в. созидательная деятельность здесь почти прекращается, т. к. всю страну охватывает социальный, политиче­ский. экономический упадок, что повлияло на развитие градостроительства, архитектуры, монументальное искусство. Лишь в конце столетия страна выходит из состояния кризиса, мучительно вступая в Новое время. Однако продолжает развиваться народное зодчество. Именно творения народных мастеров XIX — начало XX в., определяемое нами как архитек­турный фольклор, всегда являлась главной питательной средой для развития архитектуры и архитектурно-декоративного искусства.

В 1860-м году Средняя Азия присоединяется к России в качестве ее восточной коло­нии. Здесь образовывается Туркестанское генерал-губернаторство с центром в городе Таш­кенте. Присоединение Средней Азии к царской России было вызвано расширением рынка сбыта русских товаров, утверждением монополии на хлопок и рядом политических причин. Хотя народы Средней Азии освободились от феодального гнета, они попали под гнет коло­низаторской деятельности царской России, что продолжалось вплоть до Октябрьской рево­люции в 1917 году и установлением в следствие этого Советской власти в Туркестане.

В Иране в это время (1925 г.) устанавливается монархический режим Реза-шаха Пехле­ви. В 1978 году в результате народного движения, переросшего в национально- освободительную революцию, провозглашается исламская республика. А Афганистан, нахо­дящийся в XIX веке под контролем Англии, в результате освободительного движения в 1919 году провозглашает свою независимость, а в 1978 году становится демократической, в начале XXI века Афганистан становится исламской республикой.

— Архитектурно-художественные и строительные традиции. Архитектура и искус­ство возникли в Центральной Азии еще на заре цивилизации — вместе с появлением первых архитектурных сооружений. Монументальное искусство, которое всегда сопровождало архитектуру, а иногда и составляло ее суть — искусство глубоко традиционное. Оно формируется мед­ленно и не исчезает даже после того, как архитектурные формы, с которыми оно связано, схо­дят со сцены. И только последовательные изменения бытовых запросов и вкусов побуждают его приспосабливаться к новым материалам, формам, приемам строительного дела.

Каждая эпоха о которых речь шла выше, располагает своими строительными и отде­лочными материалами. Для античной Центральной Азии и Ирана — это сырцовый кирпич и битая глина-пахса, иногда с облицовками, в Бактрии — камень, в восточной Парфии — керами­ческие плитки. Поздняя античность характеризуется наличием в монументальном искусстве ганча (местная разновидность гипса) под резьбу и литье. Раннее средневековье дает блестя­щий взлет известных ранее видов декора, использует пластические качества глины, резной и литой ганч, резьбу по дереву, но не употребляет трудоемкий камень. X век — торжество пли­точного жженого кирпича при активности его сопутствующих — резного дерева и резьбы по штуку. X1-XIII вв. характеризуются триумфом неполивной архитектурной керамики, фигур­ного жженого кирпича, резной терракоты. В это время встречаются также первые образцы с поливами и глазурью. XIV — XV вв. являются вершиной разных видов глазурованной керами­ки и декоративных росписей, закрывающих почти все наружные и внутренние поверхности стен, куполов, сводов и арок архитектурных сооружений. XVI- XVII века подводят итог предшествующим успехам (Табл. 10 — Гл. 1). Как отмечают Г. А. Пугаченкова и Л. И. Ремпель, мастера отбирают и испытывают вновь то, что было создано раньше во всех видах монумен­тального искусства со времени появления растительных и геометрических арабесок28. Они ищут и находят новые решения, изыскивают способы и средства упрощения и удешевления строительных работ.

Все вышеприведенные этапы в развитии пластичных видов искусства и архитектуры от­личаются строительными и отделочными материалами, техническими и художественными идеями, стилистикой образов и тем, что можно назвать, обобщая, эстетической концепцией архитектуры. Кратко остановимся на архитектурно-строительных и художественных традици­ях на территории распространения таджикско-персидской культуры, которая, в целом, как уже отмечалось выше, соответствует просторам Центральной Азии и Ирана. Причем, этот анализ надо начать с эпохи доклассового общества, которую можно назвать эпохой древности.

Одним из древнейших оседло-земледельческих культур с высоким уровнем урбанизации на территории Исторического Таджикистана является поселение Саразм, зародившееся в бас­сейне реки Заравшан29 (Табл. 3. р. 1 — Гл. 2). Как показывают исследования, оно обживалось в течение полутора тысяч лет, с середины IV тысячелетие до н.э., т. е. в период существования Раннего царства древнеегипетского государства. Раскопки Саразма наглядно показывают, что строительная культура была здесь очень развита и поэтому можно говорить о существовании в III — IV тыс. до н.э. сформировавшейся системы строительного производства, а может и архи­тектурного «проектирования». Иначе, как объяснить возведение дворцового комплекса, отли­чавшегося четко разработанной планировкой, прямоугольными линиями стен и даже пропор­циональными соотношениями прямоугольных помещений. Для строительства подобного мо­нументального сооружения необходимо было предварительно выполнить замысел планиро­вочной композиции в виде макета или чертежа на глиняной или иной пластине, а может быть на пергаменте, как это имело место в Древнем Египте в III- II тыс. до н.э.30. А это свидетельст­вует о раннем этапе развития архитектурной профессии, а значит и системы гармонизации ар­хитектурных сооружений, что относится к сфере синтеза искусств и архитектуры, о раннем этапе высокого уровня обработки металла, дерева, камня и других материалов.

В раннежелезный век высокого развития получает монументальное гражданское строительство в Мидийской державе, традиции которого были переняты Ахеменидским Ираном в VI в. до н.э. (монументальные дворцы Экбатаны, башенные загородные дома, гробницы Дукан-и Дауд близ Сарпула, Кызкапан у деревни Сурдаш, Курх-у-Кич недалеко от Сулеймании и др.). В историю мирового зодчества архитектура и искусство Ахеменидского Ирана вошла в основном своими дворцовыми сооружениями, среди которых видное место занимают па­радные многоколонные залы и жилые зимние дворцы, в архитектуре и монументальном ис­кусстве которых можно увидеть многие традиции предшествующего периода (в Пасаргадах, Персеполисе, Сузах). Именно на основе раннеиранских и пасаргадских колонных залов с портиками был создан новый для Востока тип огромного монументального квадратного в плане зала, очень высокого, со стройными колоннами, свободным, просторным интерьером, предназначенного для торжественных светских церемоний31. Примером раннего памятника на территории юга Средней Азии является поселение Сапаллитепа (II тыс. до н.э.), располо­женное ныне на территории Сурхандарьинской области Республики Узбекистан. Поселение было раскопано узбекским археологом А. Аскаровым и, по его мнению, территория Шерабадского оазиса явилась местом сложения культур высокоразвитых земледельческих племен юго-западных областей Средней Азии, северо-восточного Ирана и Северного Афганистана, где впоследствии образовалось древнее государство Бактрия32.

Изучение архитектурно-планировочной структуры поселения позволило выявить до­вольно высокий культурный уровень развития строительного искусства населения, объеди­ненного в большесемейные общины. Например, полы жилых комнат были выстланы кирпи­чом с тщательной обмазкой сверху глиняным раствором. Стены также покрывались глиня­ной обмазкой с примесью рубленной соломы-самана. Помещения, служившие для хранения продуктов, были отделаны наиболее тщательно: полы покрывались керамическими плитка­ми, степы штукатурились ганчем.

Протогородская регулярная структура поселения, тщательная продуманность фортифи­кации стен, четкая конфигурация стен и другое явно наталкивают на мысль о предварительной продуманности планировки, монументализации внешнего облика крепости, немаловажное значение имели и сплошная гладь пахсовых стен, четкое деление поверхности на вертикаль­ные щели — проходы в ловушки, зубчатая горизонталь над стенами с системой бойниц и бое­вых амбразур. Все это, несомненно, говорит о том, что зодчие уже в эпоху бронзы имели пред­ставление о объемно-пространственной композиции, придания фасадам нарастающей мощи и силы, т. е. они обладали многими средствами синтеза архитектуры с искусством композиции.

Дальнейшее развитие архитектура и пластическое искусство получили в пору первых государственных образований, когда Центральная Азия вошла в круг цивилизаций Древнего Востока. Начиная с VI в. до н. э. значительная часть Центральной Азии (Хорезм. Согда, Бак­трия, Парфия и др.) вошла в состав Ахменидского Ирана. Дворцовые и храмовые помещения украшались наряду с ковровыми тканями архитектурной резьбой. Мотивами убранства, как и в прикладном искусстве той поры, были фигурные зубцы, пальметты, цветы лотоса, позднее появляются фигуры зверей, близкие мотивами архитектурного декора Вавилона и древнего Ирана, изображения священных деревьев, небесных светил и символов, связанных с различ­ными древнейшими земледельческими культами. Примерами могут служить находки, обна­руженные в древнебактрийских городищах Калаи-Мир в Шахритусском районе (Хатлонской области) Таджикистана, Мараканде (Самарканде), крупном городе Согда VI — V вв. до н.э., Бактрах в Северном Афганистане и др. Так, об уровне развития художественного ремесла в Бактрии можно судить по предметам Амударьинского клада, содержащего большое количе­ство предметов искусства из серебра и золота. Как предполагают ученые33, этот клад — часть сокровища знаменитого храма Анахиты в Бактрах, разрушенного Александром Македон­ским. В целом, Амударьинский клад представляется вещественным свидетельством знаком­ства бактрийской знати с культурой и искусством Ахеменидского Ирана и более других го­сударств Передней Азии — Ассирии и Мидии, с изделиями греческих мастеров, с традициями степных племен Евразии, обитавших и близ Бактрии, в частности на Памире.

Фантастические звери и полулюди, священные деревья, небесные светила и символы — таков арсенал образов прикладного искусства Древнего Востока, из которых черпал свои мо­тивы древний архитектурный декор Средней Азии34. Глина, гипс, скульптурно обработанные блоки камня, стволы деревьев обуславливали монументальную компоновку крупночленных масс с четкой тектоникой, подчинившей себе все пластические средства искусства.

В пору греческих монархий и местных образований эпохи эллинизма (Греко-Бактрия, Парфия, племенной союз Кангюй, могущественное Кушанское царство) сложился ряд архитектурных школ и наметилась эвллюция каждой из них. Например, зодчество Парфянского периода впитало в себя сложные инородные влияния. Но в основе строительства лежат местные корни, традиции Ассирии и древнего Ирана (например, многоярусный ордер Ашшура и Урука). В строительстве шли поиск рациональных, отвечающих местным условиям, форм и конструкций. Эти поиски привели, как отмечает В.Л.Воронина к конструкции купола на тромпах, осуществленных на рубеже следующего, сасанидского периода35. Появились новые типы зданий (рынки и каравансараи), возникает дворовый план жилых зданий с айванами.

Для архитектуры Северной Бактрии (южные районы Таджикистана и Узбекистана) издавна характерно применение сырцовых блоков и сырца для стен, коридорообразной системы узких помещений, окружавших главный зал или двор, балочно-стоечные и сводчатые системы перекрытий (Гл. 1 0 Табл. 8,9). В построении антаблемента и массивных колонн выработался особый греко-бактрийский ордер. В буддийских наземных храмах, монастырях (вихара), погребальных и памятных культовых сооружениях (ступа), пещерных храмах и гротах заметна близость архитектуры Бактрии к индийским формам. Разработка массивных форм этой архитектуры пилястрами, аркатурами, профилированными тягами и скульптурными деталями являет собой переосмысление эллинистических образов в духе и характере восточной античности и эстетики буддизма. Стены сложенные из сырца, облицовывались камнем и терракотовыми плитами. Широко применялись горельефы и круглая скульптура из мергелистого известняка, покрытия краской, тонкой штукатуркой, а иногда и позолотой36.

В декоре появляются сцены, символы и атрибуты, присущие образам божеств греческого пантеона. Одновременно использовались античные профилированные тяги, пилястры или вер­тикальные раскреповки, различные обломы (валики, выкружки, скоции), близкие греческим и римским образцам. Местными оставались украшения, занесенные из Индии при Кушанах37.

Капители из Шахринау вторят композитным капителям, известным по находкам в Па­кистане (Джемальгари, Буткара) и Афганистане (Хадда). Пришедшие из эллинского мира ионические, коринфские и композитные раскрашенные капители, порой с человеческой фи­гурой или головой между листьев аканта и валют, указывают на Передний Восток, как один из источников архитектурного декора, уже достигшего там большой зрелости и собственного выражения38.

На каменном фризе из Айртама (II в. н. э.) крупные аканты поставлены стоймя впере­межку с полуфигурами гениев-музыкантов и фланкированы на углах волютами, некоторую скованность форм можно отнести за счет канонов буддийской иконографии. В пластичном декоре из глины с алебастровым покрытием буддийского святилища из Дальверзинтепа (II — III вв.) ощущается утонченность образов, возрастающий интерес к игре форм и деталей, что ведет к их некоторой манерности39.

В последующие эпохи синтез монументального искусства и архитектуры проявляется в памятниках буддийского искусства: пещерный монастырь Кара-тепа II — IV вв., буддийский монастырь Аджинатепа VII — VIII вв. — свидетельствует о большой стойкости ряда канониче­ских образов. И в то же время в архитектурном декоре этих памятников обнаруживается по­явление новых мотивов (буддийский культовый центр Каратепа в Старом Термезе) 40.

Светское искусство развивалось рядом с буддийским. Наиболее ярким проявлением светского монументального искусства было искусство дворцовое и самым значительным па­мятником этого вида искусства первых Кушан является дворец на городище Халчаян41.

В архитектурном декоре Парфии (в части территории Юго-Западной Средней Азии) было немало приемов, заимствованных из западно-эллинистической строительной техники, в частности капители ионические, коринфские и композитные с фигурными вставками. В ук­рашении зданий употреблялись терракотовые аканты — матовые или покрытые красным ан­гобом. Появляются каменные каннелированные пилястры, вводятся фризы из триглифов и метоп, переработанных на местный лад. В них органично сочетаются греческие мотивы (па­лица Геракла, маска льва) и парфянская символика (лук, колчан, династийный знак Аршакидов и полумесяц). Приземистые и тяжелые архитектурные формы парфянской Нисы облаго­раживались раскрашенными статуями, плетенными тканями, художественной терракотой, декоративной росписью. В убранстве интерьеров вводятся маски мимов, красные гирлянды, переплетенными черными лентами, терракотовые остролисты и аканты. Большую роль игра­ли, видимо, утварь из дерева и кости, парфянские малиново-красные ковры. Получает широ­кое распространение окраска стен в черный и красный цвета с лощением42.

В V — VIII вв. (раннее средневековье) в Центральной Азии появилась новая архитектура: феодальные замки — кешки, крепости, богатые городские и загородные дворцы, дома, создан­ные на основе новых принципов планировки, разработки сводчатых конструкций и обогаще­ния приемов декора. Кешки, возведенные на глинобитной платформе (похоронив под собой порой руины античных сооружений), часто имели гофрированные поверхности стен, подни­мающихся над как бы усеченной пирамидой основания. Кешк включал ряд сводчатых поме­щений, расположенные в два-три этажа по сторонам узкого крестообразного коридора, или группы комнат, окружавшую купольную зал. Лишь терракотовые диски и плиты в форме зубцов составляли внешний декор кешка, главное же убранство находилось внутри здания. Оголенные стены увешивались тканями; во дворцах они покрывались росписью и резьбой по ганчу и дереву. Живопись, резьба, лепнина, архитектурные детали составляли плоскостную систему перекликающихся между собой мотивов и тем. Синтез искусства и архитектуры в эту пору достигает совершенства43. Стиль пластических видов искусств существенно меняет­ся, так же, как и стиль архитектуры. Собственно, это один большой стиль, общий для всех форм искусства эпохи. В целом же архитектура Центральной Азии V — VIII вв. подвела черту под античным наследием эпохи Кушан и с необычайным блеском отразила вновь возникшие в местной среде связи и контакты Средней Азии с Сасанидским Ираном, Византией, Индией и Китаем. Благодаря им, старые земледельческие культуры юга пришли в прямое взаимодей­ствие с культурами Сырдарьи, Таласа, Семиречья и кочевническим искусством Южной Си­бири и Горного Алтая. Подтверждением сказанному, например, является обнаружение во дворце афшинов в Бунджикате, столице Уструшаны, сцены росписи с изображением волчи­цы, кормящей двух младенцев, что является воспроизведением известного сюжета, быто­вавшего в древней мифологии многих народов и канонизированного в древнем Риме44. Не менее интересные параллели дают материалы археологических изысканий на территории, далеких от Средней Азии: в низовьях Волги, на Алтае, Семиречье и дальше45. Общение мас­теров Сирии, Месопотамии. Византии и Дальнего Востока отвечало условиям хозяйственно — политической жизни страны, расположенной на Великом Шелковым пути, имело своим ре­зультатом появление ряда блистательных монументальных памятников, где наиболее полно отражен синтез искусств и архитектуры: росписи в Балалык-тепа, резное дерево и глиняные рельефы из Джумалак-тепа (оба памятника V — VI вв. на юге Узбекистана); роспись и резной ганч исключительного совершенства из дворцового комплекса VI — VIII вв. в Варахше под Бу­харой, росписи во дворце правителей Самарканда на Афрасиабе, роспись и резное дерево в комплексе храмовых, дворцовых, жилых и других сооружений V — VIII вв. в Пенджикенте и во дворце правителей Уструшаны в Шахристане.

В VIII — IX вв. Средняя Азия подпала под власть Арабского Халифата. Войска халифата грабили города, жгли «идолов», уничтожали сюжетные изображения как чуждые догмам ис­лама. Но уже в IX — X вв. власть Халифата ослабевала.

Успехи строительного искусства вызвали во всем Среднем Востоке переворот в градо­строительстве и архитектуре, а с ним и расцвет пластических видов искусств.

Переход от сырца к жженому кирпичу, и разработка на его основе арочных, сводчатых, купольных конструкций потребовали виртуозного владения техникой кладок. Фигурная кладка кирпича стала искусством, в котором точный расчет сочетался со знанием основ прикладной математики и геометрии (Табл.4 — Гл.1). Лучшими памятниками этого вида архитек­турного декора являются мавзолеи Саманидов в Бухаре (IХ-Хвв.), Араб-Ата (X в., с. Тим Самаркандской области), завершающие эпохи согдийского зодчества и дают начало новому характеру синтеза искусств и архитектуры, полный расцвет которого наступил позже46. На всем Среднем Востоке, вопреки языковым, этническим и государственным различиям, на­блюдалась тяга к науке, носившим прикладной характер. Строительное искусство требовало универсальных знаний. Пластические искусства исламского мира отказались от языческих образов прошлого: геометрические, растительные узоры и эпиграфический орнамент стали их главным содержанием. Новая строительная техника и технология строительных и отде­лочных материалов, как и новая эстетическая концепция архитектуры в целом, определила в Центральной Азии стиль архитектурного декора эпохи Саманидов как явление новое и про­грессивное. Как бы велико ни было влияние исламской идеологии (появление как таковых мечетей, мавзолеев, ханака, мадраса и др.) на архитектуру и искусство всей Средней Азии IX — X вв., оказало влияние прежде всего преемственность местных доисламских и, прежде всего, сасанидских, традиций, их архитектурно-художественных идей и форм47.

Классическими образцами синтеза искусств и архитектуры IX — X вв. являются: в Иране — мечети в Исфахане, Ширазе, Шуштере, мавзолеи в Кермане, Эберку и др., В Южной Турк­мении — резьба по ганчу в мавзолее-мечети Шир-Кабир в Машхаде (X в.); в Таджикистане — резной деревянный михраб в Искодаре (X в.), резное дерево горных районов в верховьях Заравшана и Исфарысая; в Узбекистане — резной ганч в залах дворца Саманидов на Афрасиабе в Самарканде (IX — X вв.) и в купольном зале (X в.) на том же городище, резной штук мавзолея Араб-Ата (X в.) и др.48

XI — начало XIII вв. — время полного расцвета градостроительства и архитектуры феодального Востока вообще и Центральной Азии в особенности. На смену общехалифатскому и местному древнему стилям приходит новый, который поглощает их и выдвигает собствен­ную законченную систему растительных и геометрических орнаментов. Сущность этой сис­темы в математически строгом построении орнаментов и блестящей разработке техники от­делочных работ. Для каждого конкретного материала устанавливаются особые приемы пере­работки мотивов, взятых из общего запаса форм. Теория орнамента становится наукой, на­полненная искусством. Новое направление основано на принципах построения растительных геометрических орнаментов, вписанных фигур и медальонов.

Среди памятников XI — XIII вв. выделяются высоким совершенством техники кирпичной кладки и рисунка: в Иране — соборные мечети Натанза, Эберку, Йезда, мадраса в Исфахане, Гарладане, Кирмане; в Южной Туркмении — минареты Месториана, мавзолеи Мервского оази­са Аламбердара, каравансарай Дая-Хатын, минарет в Узгене; В Таджикистане: дворец в Хульбуке (XI в.), мавзолеи Южного Таджикистана (Х-ХП вв.) Ходжа Машад, Ходжа Дурбад, Тилло Халоджи, Ходжа Нахшрон; в Южной Киргизии — мавзолей Шах Физиль в с. Сафит Буленд (XI в.), в Южном Узбекистане — дворец правителей в Термезе (ХП в.), мавзолей Хаким ат-Термизи в Термезе (XI -XII вв.) и многие другие. Образцами высокого совершенства в резьбе по дереву на протяжении XI- XII вв. являются колонн из горных районов Таджикистана (Курут, Фатмев, Урметан в Айнийском районе), резные колонны Джума-мечети в Хиве49.

Синтез искусств и архитектуры Центральной Азии XIV — XVII вв. можно рассматривать в целом как возрождение искусства после монгольского нашествия. Главными этапами раз­вития архитектуры и пластических искусств этого насыщенного событиями периода следует считать: середина XIII — 70-е гг. XIV вв., период Тимура (70-е гг. XIV — начало XV вв.) и пе­риод последующего развития архитектуры и искусства при Тимуридах и их преемниках. Наиболее интересными периодами из названных были два последних, когда было возрожде­но полностью монументальное искусство XI — XIII вв. и поднято на новую ступень достиже­ния прошлого на основе преемственности и инновации традиций. На основе содружества ме­стных и пришлых мастеров уже в конце XIV века складывается единая на всем Среднем Востоке художественная школа. В стремлении к синтезу искусств (исключая скульптуру) создавались лучшие творения эпохи — мечеть Гавхаршад в Мешхедже, мадраса в Харгирде зодчего Кавам ад-Дина Ширази, мавзолей Гур-Эмир, мечеть Биби-Ханым, ряд блестящих мавзолеев в комплексе Шахи-Зинда в Самарканде. Для их убранства, помитмо облицовок, были использованы настенные росписи в интерьерах, элементы из папье-маше с золоченными рельефами и прорезями в виде медальонов и цветов на синем фоне, создающие эффект художественных тканей.

В XV веке происходит скачок в развитии архитектуры и пластических видов искусств в Самарканде, Герате и других центральных городах Мавераннахра и Хоросана. В это время широкое применение получил резной мрамор, роспись его синей краской и золотом, иногда в сочетании с кашином, майоликовые плитки с синим рисунком по белому фону и местные имитации плиток под кашин с рисунком кобальта, штампованная терракота в интерьерах и айванах, росписи (пейзажная живопись и узорная) синим по белому и в технике кундаль (по­золота рельефа). Все это выполнялось, хотя и в духе сложившихся ранее традиции, но ори­гинально. без подражания известным прежде образцам50.

В эпоху узбекских ханств (XVI — XVII вв.) синтез искусств звучит часто в прежнюю си­лу, особенно в Сефевидском Иране, Бухаре и Самарканде, где продолжают господствовать двойные купола, щитовидные паруса или нарядный каскад сталактитов51. Здесь совершенст­вуются приемы кирпичных облицовок сборными плитами и широко применяется цветной штук, особенно в узорном оформлении интерьеров, на стенах, в чашах куполов; блестящее развитие получают кирпично-орнаментальные своды. Из примеров на территории Таджи­кистана можно привести мадраса Абдулатиф Султана в Истравшане (XVI в.), мавзолей Шейха Муслихиддина в Худжанде (XII, XIV — XVII вв.) и др.52.

XVII в. в Иране ознаменован расцветом огромного столичного города Исфахана, где окончательно формируется площадь Мейдане-Шах и где самый большой из мечетей своего времени является Месджиде-шах (табл. 23). Из дворцовых ансамблей следует назвать дворец Али-Капу («Высокие ворота») с дворцовыми павильонами Хашт-Бехишт, Чехель-Сутун и др.53.

Мадраса Абдулазизхана в Бухаре (XVII в.) — последнее купольное здание, построенное в период зенита архитектурно-декоративного искусства. Народные мастера сохраняли тра­диционные навыки и на склоне этого искусства в XVIII — XIX вв., хотя владение ими падало и мастерство угасало54.

Таким образом, можно считать, что архитектура и искусство Центральной Азии, в том числе Таджикистана за последнее тысячелетие претерпевали эволюцию. Школы мастеров сре­динной части Азии (Северный Хорасан, Тохаристан, Кашкадарья. Бухара, Самарканд, Таш­кент, Фергана, Хорезм, северные области Туркестана) разнообразили архитектуру и искусство своего времени, создавали местную традицию синтеза пластических искусств, их особые при­знаки и черты стиля. В течение длительного времени продолжали жить лучшие традиции на­ционального архитектурного декора и приемы, накопленные мастерами на протяжении много­векового строительного опыта, истоки которого идут от Сасанидского Ирана и первого тад­жикского государства Саманидов, культура которых в свою очередь, основывалась на преем­ственности традиций более раннего периода, в частности Ахеменидского Ирана.

Примечания к первой главе

1. Под понятием «Центральная Азия» мы принимаем всю огромную центральную зону ази­атского материка. В историко-культурном значении Центральная Азия — это регион исто­рико-культурной общности народов, населявших современные области Монголии, Синь-Цзяна, среднеазиатских государств, Казахстана, Восточного Ирана, Афганистана, Паки­стана, Северо-Западной Индии.

2. Иран в историко-культурном плане всегда условно разделялся на Западный и Восточный. В целом Иран исторически испытывал влияния традиций культуры, в том числе архитектуры и искусства, древних стран Междуречья, впоследствии — Мидии. В период создания Ахеменидского Ирана многие традиции Мидии и сопредельных стран, например, древней

3. Армении, были восприняты и распространены по всей территории державы, в том числе Средней Азии. В необходимых случаях мы будем под понятием Центральная Азия вклю­чать и весь Иран.

4. Н. Негматов. Таджикский феномен: теория и история. — Душанбе: Оли Сомон, 1997, с.21.

5. И. Б. Шишкин. У стен Великой Намазги. — М.: Наука, 1977, с. 24—34.

6. В. М. Массон. Средняя Азия и Древний Восток. — М. — Л.: Наука, 1964, с. 27.

7. А. Е. Снесарев. Афганистан. — М., 1921, с. 36.

8. Р. С. Мукимов, С. М. Мамаджанова. Памятники архитектуры и культуры Таджикистана. — Душанбе: ТПИ, 1984 с. 10.

9. Г. А. Пугаченкова, Л. И. Ремпель. Очерки искусства Средней Азии. -М: Искусство, 1982, с. 3.

10. Р. Масов. История топорного разделения. — Душанбе: Ирфон, — 1991, с. 6—19.

11. О первых итогах Всеобщей переписи населения 2000 года см.: Народная газета, №23 (1915), 8 июня 2000 года.

12. Таджикская ССР. Энциклопедический справочник, изд. 2-е.- Душанбе: Глав. науч, редак. ТСЭ, 1984., с. 7—8, 51—54; Республика Таджикистан. Отчет по человеческому развитию. 1995 г. — Душанбе: ПРООН, 1995, с. 2—4.

13. М. Х. Мамадназаров. Таджикское народное жилище // АСУ. — №11.- Ташкент. — 1990, с.5

14. Таджикистан. Природа и природные ресурсы. — Душанбе, 1982, с. 132—221; Республика Таджикистан. Отчет по человеческому развитию. 1995 г. — Душанбе: ПРООН, 1995, с. 9- 38; Р. Б. Баратов, В. П. Новиков. Каменное чудо Таджикистана. — Душанбе: Ирфон, 1988. с. 4—8; и др.

15. А. В. Иконников. Стиль времени и время бесстилья // ДИ СССР. — №5, с. 21—23.

16. Б. Г. Гафуров. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. — М.: Наука, 1972, с. 19.

17. Б. Г. Гафуров. Таджики, указ, соч., с. 13.

18. Г. А. Пугаченкова. Шедевры Средней Азии. Альбом. — Ташкент: Изд. литер, и искусства, 1986, с. 11.

19. Б. Г. Гафуров. Таджики, указ, соч., с. 50.

20. Б. Г. Гафуров, Д. И. Цибукидис. Александр Македонский и Восток. — М.: Наука, 1980, с. 241.

21. А. Мухтаров. История Ура-Тюбе. — М., 1998, с. 5; Истравшан. Фотоальбом. /Редактор- составитель А. Раджабов.-М.: АН РТ, 2002.- 80 с.

22. См.: Древняя Уструшана: города, их локализация и хронология. -Душанбе, 2003; Р.С.Мукимов. История и теория таджикского зодчества. — Душанбе: ТаджикНИИПАГ, 2002, с.86.

23. С. Мамаджанова. История национального зодчества. — Душанбе: Мерос, 1993, с. 25—26.

24. Г. А. Пугаченкова. Шедевры Средней Азии., указ, соч., с. 13—14.

25. Н. Н. Негматов. Государство Саманидов (Мавераннахр и Хорасан в IX — X вв.). — Душанбе: Дониш, 1977.- 279 с., ил.; Н. Н. Негматов. Таджикский феномен: теория и история, указ, соч.; и др.

26. Цит. по Г. А. Пугаченковой.

27. ВИА, в 12-ти томах. — Т. 8. — М.: Стройиздат, 1969, с. 159.

28. Де Клавихо Рюи Гонзалес. Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1403 — 1406 гг. /Перев. И.И.Срезневского. — СПб, 1881.

29. Г. А. Пугаченкова, Л. И. Ремпель. Очерки искусства Средней Азии. -М: Искусство, 1982, с. 8.

30. А. И. Исаков. Саразм. — Душанбе: Дониш, 1991. — 156 с., ил.; Саразм — 5500. — Душанбе: Эчод, 2006. — 96 с., ил.

31. И. С. Николаев. Профессия архитектора. — М.: Стройиздат, 1984, с. 19—25.

32. Д. Уильбер. Персеполь. Археологические раскопки резиденции персидских царей. /Перев. с англ. — М.: Наука, 1977. — 102 с., ил.

33. А. Аскаров Древнеземледельческая культура эпохи бронзы юга Узбекистана. — Ташкент: Фан, 1977, с. 106—107.

34. Б. А. Литвинский. Археологические открытия в Таджикистане за годы Советской власти и некоторые проблемы древней истории Средней Азии // Вестник древней истории. — 1967. -№4.-С. 118—137; и др.

35. Л. И. Ремпель. Цепь времен. Вековые образы и бродячие сюжеты в традиционном искус­стве Средней Азии. — Ташкент: Изд. литер, и искусства, 1987, с.5—11.

Л. И. Ремпель. Цепь времен. Вековые образы и бродячие сюжеты…, указ, соч., 1987, с.5—11.

36. Целый ряд памятников античности представлен в книгах: Б.Я.Ставиский. Кушанская Бакгрия: проблемы история и культуры. — М.: Наука, 1977, с. 243—256; Г. А. Пугаченкова. Искусство Бактрии эпохи Кушан. — М.: Искусство, 1979.- 247 с., ил.; Г. А. Пугаченкова. Искусство Афганистана. — М.: Искусство, 1963.- 248с., ил.; Г. А. Пугаченкова. Искусство Гандхары. — М.: Искусство, 1982. — 195с., ил.; Г. А. Пугаченкова, Э. В. Ртвеладзе. Северная Бактрия — Тохаристан. Очерки истории и культуры. Древность и средневековье. Ташкент: Фан, 1990.-218 с., ил.; Центральная Азия и кушанская эпоха. — T.I.- М.: Наука, 1974; Е. Е. Кузьмина. Бактрия и эллинский мир в эпоху до Александра // Античность и античные традиции в культуре и искусстве народов Советского Востока. — М.: Наука, 1978; В. Н. Карцев. Зодчество Афганистана. — М.: Стройиздат, 1986. — 244 с., ил.; и др.

37. История таджикского народа. — Том 1. — Душанбе, 1998, с. 435—467.

38. Г. А. Пугаченкова, Л. И. Ремпель. Очерки искусства Средней Азии., указ, соч., с. 9.

39. Художественные сокровища Дальверзинтепе. — Л.: Аврора, 1978. рис. 24—28; и др.

40. Материалы совместной археологической экспедиции на Каратепе. — М.: Наука, 1972, табл. 1—10; Материалы совместной археологической экспедиции на Каратепе. — М.: Наука, 1972, рис. 54—64.

41. Г. А. Пугаченкова. Халчаян. К проблеме художественной культуры Северной Бактрии. — Ташкент: Фан. 1966.- 287 с., ил.

42. Г. А. Пугаченкова. Искусство Туркменистана. Очерк с древнейших времен до 1917 г. — М.: Искусство, 1967. — 327 с., ил.

43. О раннесредневековой архитектуре, градостроительстве, монументальном искусстве и строительной культуре имеется большая литература, из которой автором использовались следующие: ВИА. в 12-ти томах, т.8, указ, соч.; История Таджикского народа. Том. 2. — Душанбе, 1999. — 790с.; В. А. Нильсен. Становление феодальной архитектуры Средней Азии (V — VII1 вв.) — Ташкент: Наука, 1966. — 335 с., ил.; Х. Юлдашев. Архитектурный декор Таджикистана. — Гостройиздат, 1957. — 26 с., ил.; В. Л. Воронина. Черты архитектуры жилища старого Ходжента // Сб. статей, посвященный искусству таджикского народа. /Тр. ИИАиЭ Тадж. ССР. — Т. X. — Сталинабад, 1956. — С.125 — 144, ил.; Б. А. Литвинский., Т. И. Зеймаль. Аджинатеппа. Архитектура. Живопись. Скульптура. — Л.: Искусство, 1971.- 258 с., ил.; С. Мамаджанова. История национального зодчества, указ, соч.; Скульптура и живопись древнего Пенджикента. — М.: АН СССР, 1959.- 192 с., ил.; Б. Я. Ставиский. Ис­кусство Средней Азии. Древний период. VI в. до н.э. — VIII в.н.э. — М.: Искусство, 1974.- 255 с., ил.; Центральная Азия и кушанская эпоха, т.2.- М.: Наука, 1975; и др.

44. Р. С. Мукимов, С. М. Мамаджанова. Зодчество Таджикистана. — Душанбе: Маориф, 1990, с. 53.

45. Н. Н. Негматов, С. М. Мамаджанова. Согдийские традиции в градостроительстве и культуре Семиречья // Тез. докл. Всесоюзной науч, конференции «Культура и искусство Кирги­зии». — Л.: Госэрмитаж, 1977. — С.76—77.

46. М. С. Булатов. Мавзолей Саманидов — жемчужина архитектуры Средней Азии. — Ташкент: Фан, 1976. — 127 с., ил.; С. Г. Хмельницкий, Н.Н.Негматов. Михраб в с. Ашт // СЭ. — 1963. — М. — №2. — С. 192 — 202, ил.; и др.

47. С.М.Мамаджанова, Р.С.Мукимов. Вопросы преемственности традиций в зодчестве Маве- раннахра IX — XI вв. // Абуали ибн Сино и его эпоха. Душанбе: Дониш, 1980. — С. 82 — 90.

48. Е. Diez. Churasanische Baudenkmaler. — Berlin, 1918;A.U.Pope. Persian Architecture. — Lon­don, 1965; Б. В. Веймарн, Т. П. Каптерева. Искусство Ирана // Всеобщая история искусств. — Т. 1, кн. 2. — М.: Искусство, 1961; В. Л. Воронина. Резное дерево Заравшанской долины // Тр. СТАЭ. — Т.1. — МИА СССР. — №15. — М. — Л.: АН СССР, 1950. — С. 210—220, ил.; Н. Н. Негматов. Государство Саманидов, указ, соч.; Л. И. Ремпель. Искусство Среднего Востока. — М.: Советский художник, 1978.- 286 с., ил.; М. А. Рузиев. Резное дерево Чорку. — Душанбе: Дониш, 1975. — 62с., ил.; и др.

49. D. Wilber. The architecture of Islamic Iran. The II Khanid Period. — Princeton, 1955; ВИА, в 12-ти томах, т.8, указ, соч., с. 218—257; В. Л. Воронина. Конструкции и художественный образ в архитектуре Востока — М.: Стройиздат, 1977. — 160 с., ил.; А. М. Прибыткова. Строительная культура Средней Азии в IX — XII вв. — М.: Стройиздат, 1973. — 226 с., ил.; С. Г. Хмельницкий. Мадраса Ходжа Машад // По следам древних культур Таджикистана. — Душанбе: Ирфон, 1978. — С. 117—142, ил.; Художественная культура Средней Азии XI — XIII вв. /Под ред. Л. И. Ремпеля. -Ташкент: Издат. литер, и искус., 1983. — 207с., ил.; и др.

50. Р. С. Мукимов, С. М. Мамаджанова. Зодчество Таджикистана, указ, соч.; Г. А. Пугаченкова. Л. И. Ремпель. Очерки искусства Средней Азии, с. 32—35; Г. А. Пугаченкова. Зодчество Цен­тральной Азии. XV век, указ, соч.; и др.

51. A Survey of Persian Art. II, IV. — London-New York, 1938—1939.

52. С. Мамаджанова. История национального зодчества, указ. соч., с. 113—118; М. С. Булатов. Геометрическая гармонизация в архитектуре…, указ, соч.; В. Л. Воронина. Архитектурные памятники Средней Азии. Бухара, Самарканд. — Л: Аврора, 1969. — 37с., ил.; С. Г. Хмельницкий, А. М. Мухтаров. Средневековое зодчество Кабадиана // По следам древних культур Таджикистана. -Душанбе: Ирфон, 1978, с.55—87, ил.; и др.

53. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 171—176, рис. 30,31,34.

54. В. Л. Воронина. Народная архитектура Северного Таджикистана. — М.: Гостройиздат, 1959. 100 с., ил.; П. Ш. Захидов Самаркандская школа зодчих XIX — начала XX вв. — Ташкент: Наука, 1965. -175 с., ил.; М. Х. Мамадназаров. Традиционное жилище Западного Памира // АН. — 1978. — М. — №26. — С. 146—152, ил.; Он же. Традиционное жилище Западного Памира // АН. — 1978. — М. — №26. — С.146—152, ил.; С. М. Мамаджанова, Р. С. Мукимов. Зодчество Кухистана. — Душанбе: Мерос, 1993. — 101 с., ил.; Они же. Энциклопедия памятников средневекового зодчества Таджикистана. — Душанбе: Мерос, 1993.- 244 с.; и др.

Глава Вторая

Ранние истоки формирования общественных и культовых зданий центральной Азии

— Основы формирования общественных и культовых зданий. Формирование общественных и культовых зданий базируется, прежде всего, на историко-содержательном принципе, моделирующем жизненные процессы, исходя из концепции культуры как обществен­ной деятельности, которой соответствуют определенные типы зданий. Для того чтобы опре­делить внутреннюю сущность общественной деятельности человека, определившая объемно­пространственную структуру первых примитивных построек или сооружений, обратимся к самой архитектуре — древнейшему виду человеческой деятельности. Строительное искусство, начавшееся с устройства простейших укрытий и примитивных культовых идолов, постепен­но приобретает опыт, удовлетворявший различные потребности развивающегося общества и отражавший совершенствование его технических возможностей (Табл. 1, р. 1 — Гл. 2).

Почти все сохранившиеся археологические остатки памятников древности относятся к объектам официальной архитектуры. Это — храмы, погребальные комплексы, дворцы. Однако конструктивные и планировочные принципы, исходные декоративные мотивы были вырабо­таны уже при возведении простейших сооружений, прежде всего жилища.

Действительно, история строительной деятельности человека, послужившей основой для возникновения архитектуры, начинается с того времени, когда древние люди (неодертатьцы), не довольствуясь созданными природой укрытиями (гротами, навесами скал и пе­щерами), стали приспосабливать эти укрытия для временного и постоянного обитания, т.е. строить жилища. Такие укрытия, относящиеся к среднему палеолиту (200—35 тысяч лет на­зад), археологически вскрыты во многих районах Центральной Азии: в Туркменистане (в Центральном Копетдаге), в Узбекистане (пещерные стоянки под Ташкентом и Самаркан­дом), в Таджикистане (многочисленные стоянки в Западной Фергане, в районе Ура-Тюбе — Истравшана, в Гиссарской и Вахшской долинах, в районе Дангары и других местах) 1.

Видный советский теоретик архитектуры А.К.Буров писал, что «… с жилища начинает­ся архитектура. С жилища начинается город»2. Глубокая связь жилой (народной) архитекту­ры с хозяйственным укладом, климатом, строительными материалами, представлениями о комфорте и защищенности определили относительную устойчивость строительных и худо­жественных традиций, создали бытовую и эстетическую среду, в которой воспитывались и строители, и заказчики.

Созданные народом формы глиняных жилищ переводятся в культовые и дворцовые по­стройки при значительном увеличении размеров. Количественный переход к грандиозным мас­штабам — один из главных путей трансформации народных традиций в общественной и культо­вой архитектуре. Необходимость перекрытия внутреннего пространства приводит к формирова­нию стоечно-балочной и сводчато-купольной тектонических систем, в которых начинают возво­диться как жилые постройки, так и общественно-культовые здания и сооружения.

Развитие абстрактного мышления, усложнение социальных отношений (в частности, в неолитических обществах, например, Саразма, древнейшего оседлоземледельского поселе­ния эпохи позднего неолита на севере Таджикистана) отражаются в поисках форм культовых сооружений, роль которых принимают на себя, например, общественные хранилища зерна, расположенные обычно в центре поселений, и святилища тотемных предков.

Середину III тысячелетия до н.э, принято считать началом эпохи бронзы, которая не сразу распространилась по всему земному шару. И когда во всем Эгейском мире, Египте, Двуречье, Сирии, Китае и Индии уже наступил расцвет рабовладельческого общества в большинстве европейских и азиатских странах еще сохранялся первобытнообщинный строй. Главной отличительной особенностью новой эпохи стало освоение древним человеком пер­вого в своей истории металла — бронзы, сплава олова-с медью.

Освоение бронзы сопровождаюсь значительными социально-экономическими собы­тиями в жизни первобытных земледельческих общин. Во-первых, в этот период начинается разложение первобытного родового строя. Во-вторых, в эпоху бронзы происходит общест­венное разделение труда между скотоводами и земледельцами, что ведет в дальнейшем к различиям в экономике, культуре, организации жилой среды, к особенностям в архитектуре. Благодаря использованию бронзовых орудий в архитектуре, особенно при возведении ответ­ственных сооружений — крепостей и храмов, выросла культура строительных работ. Рубящий и режущий инструмент из бронзы открыл самые широкие возможности обработки дерева, в том числе и для строительства. Обрабатывался и камень, что позволило перейти в ряде рай­онов от глинобитных стен к каменной кладке насухо с точной подгонкой стандартных теса­ных блоков (на Ближнем Востоке, Кавказе, Египте и др.) 3.

В земледельческих районах социальные процессы завершаются созданием первых земледельческих государств в Египте, Передней Азии, Индии, Китае, где складываются крупные города, развивается архитектура (например, Мемфис, столица раннего царства в Египте око­ло Ш тыс. до н.э.) 4.

Вместе с дальнейшим ростом этих древнейших очагов культуры происходит взаимопроникновение традиций на огромной территории Ближнего и Среднего Востока, что уско­ряет развитие первобытного общества в Центральной Азии (например, Саразм уже в пору позднего энеолита имел торговые меновые сношения с Юго-Западной Азией, Двуречьем и другими культурными регионами).

В Средней Азии (как срединная часть Центральной Азии) эпоха бронзы — это период интенсивного развития производительных сил и производственных отношений. Помимо это­го, Средняя Азия в этот период являлась ареной взаимных культурных влияний и ассимиля­ции культурных традиций между двумя культурно-хозяйственными зонами: степной (Юж­ное Приаралье, т.е. древний Хорезм, Ферганская долина и горные районы Средней Азии) и оседлоземледельческой (Южный Туркменистан, Южный Узбекистан и Северный Афгани­стан). В долине реки Заравшан происходило смешение этих названных двух культурно­хозяйственных зон и даже имеется версия о прямом влиянии культуры Южного Туркмени­стана в сложении раннеземледельческого оазиса в верховьях Заравшана5. Поэтому культуры Средней Азии, в том числе на территории Таджикистана в эпоху энеолита и бронзы, разви­вались в тесном взаимодействии друг с другом и с культурами близлежащих регионов.

В первой половине I тыс. до н.э. (IX-середина VI вв. до н.э.) в Средней Азии происхо­дит распространение изделий из железа, ознаменовавшее собой начало новой исторической эпохи — раннего железного века, хотя полное вытеснение бронзы изделиями из железа проис­ходит лишь в III — II вв. до н. э. Этот период характеризуется большими социально- экономическими и этническими изменениями, связанными с развитием Арианы. По утвер­ждению академика АН Таджикистана Н. Н. Негматова, в IV — III тысячелетиях до нашей эры (т.е. 6—5 тысяч лет до нас) на территории Центральной Азии происходит полное становление земледелия и ирригации, образа оседлой жизни и труда, формирование оазисов, поселений и ранних городов, их жилищ, общественно духовных и административных центров; формиру­ется первый блок необходимых для полноценного развития общества профессии, т.е. сфор­мировался весь блок ремесленных профессий с сообществом профессионалов, в том числе в сфере строительного искусства, для создания и процветания полноценной цивилизации Арианы в Средней Азии IV — III тысячелетий до нашей эры6.

К концу этапа начинаются миграционные процессы из Арианы в разные регионы Евра­зии. Эти миграции ариев из Прародины, как отмечает Н. Н. Негматов в упомянутой нами книге, имели огромное этноязыковое и культурно-историческое значение фактически для всей Евразии, открывшей также свой новый историко-цивилизационный этап истории с ог­ромным этническим, производственным и культурным наследием, с истечением времени создав поныне здравствующую большую индоевропейскую родственную этноязычную груп­пу современных народов и наций с арийским корнем исторического происхождения.

На появление общественно-культовых зданий и сооружений оказало воздействие появ­ление урбанизированных поселений, т.е. городов. Как отмечено в книге Р.С.Мукимова «Ис­токи зодческого искусства ариев Центральной Азии», город — это порождение целой системы явлений в экономической и социальной жизни общества, он появляется только после форми­рования государства и сложения классов. Города — это центры ремесла и торговли, средото­чие политической власти. Археологическими показателями существования городов являются общественные сооружения, связанные с административными пунктами города, социальное расслоение, документированное структурой самого поселения и неравенством погребального обряда его обитателей, наконец, письменность7.

Мы особо акцентируем внимание на вышесказанное потому, что именно в эпоху брон­зы и раннежелезного века в Центральной Азии формируются предпосылки для появления протогородских поселений, особенно в Маргиане, где наиболее показательна преемствен­ность традиций ранних урбанизированных поселений, привнесенных иноплеменным населе­нием из более развитых районов Ближнего Востока. Уже в энеолитическом поселении Геоксюрского оазиса Муллали-депе появляются черты поселения «протогородского» типа: сово­купность кварталов многокомнатных домов, крепостные стены с башнями, развитие ремесла (керамическое производство), наличие общественных зданий и погребальных сооружений — толосов и др.8. Следует особо отметить, что геоксюрцы впервые в Средней Азии начали хо­ронить умерших в «фамильных склепах» — толосах — круглых в плане купольных постройках из кирпича, и эта традиция, по предположению В.И.Сариаииди, была привнесена инопле­менным пришлым населением из Юго-Западного Ирана9.

Другой примечательной особенностью «протогородских» поселений Геоксюрского оа­зиса являются общественные здания со стенами двойной толщины (относительно жилых строений). По предположению исследователей, сооружения имеют общинный характер (ро­довое святилище или «мужской дом») 10.

Одним из интересных поселений Маргианы поры позднего энеолита и развитой бронзы (2100—1650 гг. до н.э.) является поселение Алтын-депе, которое в эпоху расцвета занимало площадь 46 га с населением 5 тысяч жителей11. В эпоху бронзы Алтын был окружен укреп­ленной линией стен с полукруглыми башнями, где толщина стен достигала от 0.8 до 6 м (прототип оборонительных стен и башен). По словам В.М.Массона, в период расцвета посе­ление имело довольно четкую планировочную структуру, где в архитектуре заметно стрем­ление к монументальности, к строгой геометричности12. Алтын состоял из четырех различ­ных частей, каждая из которых резко отличалась от других планировкой и архитектурой по­строек, а также предметами материальной культуры. В частности, в поселении выделяются кварталы ремесленников, состоятельных горожан, знати и культовый комплекс.

Культовый центр существовал в Алтыне на протяжении нескольких поколений и триж­ды кардинально перестраивался. В конце Ш тысячелетия до н.э. культовый комплекс зани­мал площадь около одного тыс. кв. м. Его архитектурно-композиционным центром была че­тырехступенчатая башня, построенная из сырцового кирпича. Соорудили ее следующим способом: небольшой холм, содержащий культурные остатки времени позднего Намазга IV (середина и вторая половина Ш тыс. до н.э.), облицевали сырцовыми кирпичами и к этому холму пристроили башню. По фасаду в длину она имела 21 м, а её четыре ступени поднима­лись как минимум на 8 м. Башня была украшена пилястрами; своей архитектурой она явно напоминает знаменитые зиккураты Месопотамии.

На севере культовый центр отделялся от остального поселения изолированно стоящим домом с примыкающими к нему подсобными постройками. По предположению В.М.Массона, это было жилище главного жреца, так как она напоминает дома из квартала знати; располагалось же это здание рядом с культовым комплексом. К югу от него найден большой погребальный комплекс, состоящий из ряда помещений. Тут и святилище со свя­щенным огнем, алтарем и предметами культа, и, собственно, гробница13.

Как итог исследованиям Алтын-депе ученые по ряду признаков городской культуры (социальная и имущественная дифференциация населения, производство посуды для мено­вой торговли, наличие различных типов жилища, культового комплекса, мужских и астраль­ных божеств, зарождение письменности в виде знаков и др.) сделали предположение о том, что Алтын-депе мог быть городом, характеризующим городскую цивилизацию древневос­точного типа14 (Табл. 2 — Гл. 2).

Поселение Саразм, как отмечаюсь выше, также является ранним городом (протогоро­дом). Уже в 3000—2000 гг. до н.э. (эпоха ранней бронзы) на Саразме появляются элементы социальной дифференциации, получает развитие культовая идеология, проявившаяся в на­личии культовых святилищ с алтарями, связанными с культами небесных светил Солнца и Луны. Более того, А. Исаков делает предположение о том, что в культовых воззрениях саразмийских общин зарождается зороастрийские религиозные концепции, истоки которых связа­ны с эпохой ранней и развитой бронзы среднеазиатского региона15 (Табл. 3 — Гл. 2).

В III тыс. до н.э. отмечается расширение культурных связей Саразма, простирающегося уже до культур Месопотамии, Хорасана, Белуджистана, Индии и др. В Саразме появляется ряд зданий, носящий общественный характер (храм, зернохранилище с четкой плановой структурой, возведенных из сырцового кирпича) 16.

Раннежелезный век знаменателен и тем, что именно в его недрах зарождались первые крупные объединения племен и формировались первые государственные образования, как, например, Хорезм, объединения восточноиранских племен, Древнебактрийское государство, в состав которого входили Маргиана и Согд. Объединение племен в государственные обра­зования способствовало необходимости укрепления поселений, храмов и отдельных усадеб, появлению фортификационных сооружений для защиты от других воинствующих племен17.

2. Истоки архитектурных форм культовых сооружений. В Европе первыми зачат­ками архитектурных форм, первыми монументами культового характера были сооружения из громадных камней, называемые мегалитическими («мегалит» в переводе из греческого означает «большой камень»): четырехугольные постройки из плит (дольмены), вертикальные столбы, иногда покрытые рельефами (менгиры, к которым относятся «каменные бабы» юга бывшего СССР), и столбы, расставленные вокруг жертвенного камня (кромлехи). Все виды этих сооружений обычно связывают с тем или иным культом почитания предков (менгир, дольмен), огня или солнца (кромлех), тотема (бетиль) и др.18

Мегалитические сооружения, в целом, нашли очень широкое распространение почти повсеместно — от Скандинавии до Алжира, от Португалии до Китая, Кореи и Индии и многих других стран и континентов. Обнаружены они и в Средней Азии, изученные относительно не­давно академиком АН Узбекистана Я. Г. Гулямовым и профессорами архитектуры В.А.Нильсеном и ДА. Назиловым в Нуратинских горах Узбекистана. Так, в урочище Кульфисор высятся три вертикально поставленных каменных устоя, которые несут каменную почти прямоугольной формы плиту. Высота дольмена 120 см и такова же его ширина. По предполо­жению исследователей, это сооружение эпохи бронзы возникло как монументальное выраже­ние обожествления водного источника, давшего жизнь этой местности19 (Табл. 2 — Гл. 2).

Недалеко от села Синтаб на вершине скалы Фазильманто высится большое количество вертикально поставленных камней. Высота их от 30 до 60 см, но встречаются и до 1,5 м. Они, как правило, вбиты в расщелины скалы или отдельных каменных платформ. Более крупные каменные вертикали обнаружены близ села Устук: несколько вертикально установленных ме­галитов, имеющих довольно правильную форму, называемые Санги-Тик (Вертикальный ка­мень). Это настоящие менгиры: их ширина в среднем 30x30, а длина превышает 220 см. По­добные менгиры изучены и в других местах Нуратинскнх гор, и они установлены в память о событиях, происходивших в данной местности в древности, или это тотем племени или рода20.

Рассмотренные среднеазиатские примеры мегалитов, конечно, не сравнимы с мегали­тическими сооружениями Европы, например, Англии, Франции или Крыма, однако суть у них одна — это надгробный памятник, монумент, относящийся больше к природной архитек­туре, чем к произведениям человеческих рук. Правда, среди мегалитов есть исключения, где имеют место некоторые признаки композиционного и иного замысла. К ним можно отнести кромлех в Стоунхендже (Великобритания), сооруженный в 1900—1600 гг. до н. э. Этот памят­ник примечателен тем, что помимо храма служил в качестве астрономического инструмента. В частности, согласно исследованиям астронома Дж. Хокинса, в кромлехе зафиксировано 56 лунок глубиной до 1 м. Это инструмент, пользуясь которым жрецы каменного века могли заранее определить время наступления затмений, поскольку периодичность солнечных и лунных затмений, так называемый сарос, равный 18,11 и 18,61 года, жрецам Стоунхенджа был известен. Дж. Хокинс рассматривает цифру 56 как большой сарос: 19+19+18. С момента затмения жрецы ежегодно переносили шарик из лунки в лунку и после каждой восемнадца­той вели тщательное наблюдение за светилами и определяли момент затмения21.

Подобный астрономический инструмент найден и в Джизакской области Республики Уз бекистан (древняя Уструшана), где до настоящего времени сохранился любопытный комплекс первого века до н.э., состоящий из главного кургана и множества малых курганов, располо­женных шестью концентрическими кругами. Размеры комплекса грандиозны: по оси север-юг 600 м и по оси запад-восток 550 м. Диаметр главного кургана у основания — 84 м, по верху — 30 м при высоте 12 м. Малые курганы диаметром 12—14 метров при высоте от 1 до 1.2 м образуют кольцо шириной до 100 м22. Согласно исследованиям М. С. Булатова (археологические раскоп­ки проводили Л.И.Ремпель и Э. В. Ртвеладзе), это сооружение оказалось сакским календарем в степи, что было вызвано хозяйственной необходимостью, как для оседлого, так и для кочевого населения Средней Азии. Интересно также предположение М.С.Булатова по поводу топонима Джизак, который расшифровывается как «Календарь саков»23.

— Укрепленные поселения Центральной Азии эпохи бронзы и раннего железного ве­ка. Как отмечается в книге «История таджикского народа» (том I), в целом на территории срединной части Центральной Азии в эпоху бронзы выделились Маргиана и Бактрия, пред­ставлявшими собой густонаселенную страну. Расположение и характер поселений отражают высокий уровень социального развития земледельцев, свидетельствуют о бурном процессе урбанизации, появлении административно-идеологических центров и монументальной архи­тектуры, обособление ремесел24.

Во втором тысячелетии до н.э. вместо крупных центров земледельческих оазисов (Геоксюрский, Саразм) появляются новые оазисы с поселениями небольших размеров, часто с выделением крепостей с обводными стенами. Примерами из таких поселений в Шерабадском оазисе (Северная Бактрия) являются Сапаллитепа и Джаркутан, Дашли-1 в Дашлинском оазисе (Южная Бактрия) 25.

Сапаллитепа, вскрытая полностью в начале 70-х годов XX века специальным археологическим отрядом под руководством А. Аскарова (ныне академик АН Узбекистана), представляет собой одним из первых и уникальных памятников протогородской культуры сере­дины II тыс. до н.э. в Средней Азии (о Саразме стало известно в конце 70-х гг. XX в.) 26. Па­мятник площадью 4 га состоит из крепости и находящегося внутри нее поселения.

Все жилые массивы поселения Сапаллитепа — обычные многокомнатные жилища родо­вого поселка, в котором ещё отсутствуют монументальные сооружения для обособленных групп населения, т.е. здесь отсутствует характерные черты древнего градостроения — цита­дель правителя, храмы, дворец и другие атрибуты городской власти. Однако здесь четко вы­деляется собственно жилая часть поселения, разделенная на кварталы отдельных общин с ремесленными мастерскими и окруженная оборонительной стеной, т.е. один из составных частей двухчастного города. Поэтому А. Аскаров справедливо относит Сапаллитепа к прото­городскому типу поселения, где ещё не выделилась родовая аристократия из среды рядовых общинников поселка.

Согласно исследованиям М.С.Булатова, план крепости Сапалли был предварительно «запроектирован» и особо ориентирован по странам света, что было вызвано культовой идеологией жителей Сапалли27. В частности, население укрепленного поселения предпочти­тельно поклонялись Солнцу и огню, этим можно объяснить тот факт, что вход в крепость ориентирован на восход Солнца в день весеннего равноденствия. Место, которое, по мнению М.С.Булатова, могло быть помещением поклонению огню, А. Аскаров условно называет «Дом гончара». Судя по археологическим находкам, здесь обжигали гончарные изделия. М.С.Булатов не исключает факт совмещения священнодействий над обжигом керамики и поклонения священному огню.

В первой половине Ш тыс. до н.э., т.е. в эпоху позднего энеолита, на юге Афганистана и смежных областях Южной Бактрии слагается земледельческо-скотоводческая культура с большим количеством поселений. Поселки этого времени не велики по размерам (в среднем 0,5—1 га) и располагаются отдельными компактными группами, нередко с центральным «сто­личным» памятником, напоминая в этом отношении геоксюрскую группу энеолитических поселений. Как считает В.И.Сарианиди, по крайней мере, два таких памятника — Мундигак и Шахри-Сохте позднее перерастают в подлинные города, знаменуя собой включение Южного Афганистана в зону становления городской цивилизации28.

Жилую протогородскую архитектуру Афганистана характеризует укрепленное поселе­ние Дашлы-1, где была выявлена крепость с внутренней застройкой29. Другой пример крепо­стного сооружения эпохи бронзы и раннего железного века связан с Келлели-4 на террито­рии древней Маргианы (Северная Бактрия) 30. Здесь ясно читается архитектурно­-планировочное решение в виде квадратного дворового пространства, обведенного по пери­метру узкими прямоугольными коридорообразуюшими помещениями.

Следующий памятник, развивающий планировочный принцип Келлели-4 и Сапатлитепа, это — архитектурные остатки крепости Келлели-З31. Памятник в плане представляет квад­рат со стороной в 128 м, образованного двумя рядами сырцовых стен, между которыми за­ключен обводной коридор.

Характерная черта крепости Келлели-З — образование в плане квадрата, строгая сим­метрия всех его сторон и четкое членение фасадов прямоугольными башнями. Все эти каче­ства роднят её с поселением Келлели-4, что объясняется существованием в эпоху бронзы в архитектуре Келлелинского оазиса единого планировочного принципа, в основе которого лежит квадрат и который получит дальнейшее развитие в древнебактрийском зодчестве.

В эпоху раннего железа (первая половина I тыс. до н.э.) центрами оазисов были круп­ные поселения с цитаделями, которые возводились на мощных многометровых кирпичных платформах и дополнительно обводились стенами. Это был период развивающейся урбани­зации и социальной дифференциации общества. Такие поселения являлись прообразами го­родов-государств, где находились резиденции местных правителей. Крупные центры стано­вились средоточием ремесел, играли важную роль в торговом обмене с другими регионами.

Примерами крупных поселений являются Елькендепе и Улугдепе в Северной Парфии, Яздепе в Маргиане, Тиллятепе в Южной Бактрии, Кучуктепе и Кызылча-6 в Северной Бак­трии32. К типу поселений с цитаделями принадлежит также Тиллятепе33.

— Монументальная архитектура эпохи бронзы и раннего железного века. Монументальная архитектура названного периода представлена дворцовыми и культовыми сооружениями, часто совмещенные в одном комплексе. Многие из них изучены на территории раннеземледельческих оазисов Центральной Азии — Бактрии, Маргианы, Парфии, Согда, Хо­резма, древнейших стран на территории формирования городских цивилизаций. Наиболее ранним примером монументальной архитектуры в Средней Азии можно считать монумен­тальное здание, раскопанное на поселении Саразм, относящееся к 3300—3000 гг. до н.э., т.е. к эпохе позднего энеолита34.

Следующий памятник рассматриваемой архитектуры раскопан на Дашлинском оазисе — это круглый храм Дашлы-3, раскопанный и изученный В.И.Сарианиди в Северном Афгани­стане35, где центральное круглое здание, по мнению исследователя, играл сакральную роль (Табл. 7, р. 1,2 — Гл. 2). Второе монументальное здание, выявленное в том же пункте Дашлы-3, В.И.Сарианиди, условно обозначено как дворцово-культовый комплекс с общими габаритами 84x88 м и центральным внутренним двором 38x48 м36. Архитектурный комплекс, в планиров­ке которого есть общие черты с тоголокскими памятниками, выявлен и в поселении Гонур-1, расположенном в 15 км севернее Тоголока-21 (Табл. 3, р.2,3 — Гл. 2). Эта постройка, по мне­нию исследователей, имела, как и тоголокские комплексы, культовое назначение37. Тоголокские комплексы и Гонур-1 характеризуются В.И.Сарианиди как протозороастрийские храмы38.

В эпоху раннего железного века на территории Центральной Азии (Южная Бактрия) возникает ряд оригинальных сооружений, свидетельствующих о развитии тысячелетней традиции монументального зодчества Бактрии и Маргианы. Одним из них является Кутлут-Тепа в Фурукабадском оазисе в Северном Афганистане, раскопанная В.И.Сарианиди и датированная им серединой I тыс. до и.э.39. Следующий монументальный комплекс находится в Дашлинском оазисе и носит название Алтын-10), состоящий из нескольких самостоятельных объектов.

Таким образом, анализ памятников раннего железа на территории Центральной Азии показывает почти тысячелетнюю преемственность в развитии монументальной архитектуры Бактрии и Маргианы, где большое влияние оказывали традиции ахеменидского Ирана (мо­нументальные здания Дахани-Гуламан в Иранском Сеистане). Вместе с тем, все сказанное не исключает, а наоборот, предполагает местные, региональные традиции, что подтверждается такими памятниками, как Кутлут-Тепа или Алтын-10.

Примечания ко второй главе

1. Б. Г. Гафуров. Древнейшая, древняя и средневековая история. — М.: Наука. 1972, с. 12—13; История таджикского народа. — Т. 1.-Душанбе: АН РТ, 1998, с. 61—81.

2. А. К. Буров. Об архитектуре. — М,: Стройиздат, 1960, с. 23.

3. ВИА, в 12-ти томах. — Т. 1. — М.: Стройиздат. 1970, с. 30.

4. А. В. Бунин. Градостроительство рабовладельческого строя и феодализма. — Т. 1. /Изд. 2-е. — М.: Стройиздат, 1979, с. 13—12.

5. А. И. Исаков. Саразм. — Душанбе: Дониш, 1991, с. 107.

6. Н. Н. Негматов. Прародина ариев. — Душанбе, 2005, с. 37—40.

7. Р. С. Мукимов. Истоки зодческого искусства ариев Центральной Азии. — Душанбе: АН РТ. 2005, с. 24.

8. И. Б. Шишкин. У стен Великой Намазги. — М: Наука, 1977, с. 136—137.

9. Н. И. Сарианиди, Г.А.Кошеленко. За барханами — прошлое. — М: Наука, 1966, с. 86—87.

10. И. Н. Хлопин. Геоксюрская группа поселений эпохи неолита. — М.-Л.: Наука. 1964, с. 141.

11. В. М. Массон. Раскопки на Алтын-депе в 1969 г. — Ашхабад, 1970, с. 19.

12. В. М. Массон. Экономика и социальный строй древних обществ. — Л.: Наука, 1976, с. 146—160.

13. И. Б. Шишкин. У стен Великой Намозги, с. 160—163.

14. И. Б. Шишкин. У стен Великой Намозги, с. 173—174.

15. А. И. Исаков. Саразм, с. 126.

16. А. И. Исаков. Саразм — заря цивилизации // Мероси ниегон. — 1992. — Душанбе. — №1, с.24.

17. История таджикского народа, т. 1, с. 238—249.

18. ВИА, в 12-ти томах, т. I, с. 34—36, рис. 25, 26, 27, 28, 29.

19. В. А. Нильсен, Д. А. Назилов. Мегалиты Нуратинеких гор // Маскан. — 1992. — Ташкент. — №5—6, с.9.

20. В. А. Нильсен, Д.А.Назилов Мегалиты Нуратинеких гор, с. 10.

21. Дж. Уайт Хокинс. Разгадка тайны Стоунхенджа. — М., 1973, с. 64, 226.

22. М. С. Булатов. Геометрическая гармонизация в архитектуре Средней Азии IX — X вв. /Изд.

2-е. — М.: Наука, 1988, с. 58.

23. М. С. Булатов. Геометрическая гармонизация…, указ, соч., с. 58.

24. История таджикского народа. /Под редакцией Б. АЛитвинского и В. А. Ранова, — Т.1.- Ду­шанбе: АН РТ, 1998, с. 139.

25. История таджикского народа, т. 1, с. 136—140, рис. на с. 137.

26. А. Аскаров. Древнеземледельческая культура эпохи бронзы юга Узбекистана. — Ташкент: Фан, 1977. — 232 с., ил.

27. М. С. Булатов. Геометрическая гармонизация в архитектуре…, указ, соч., с. 33, рис. 12.

28. Н. И. Сарианиди. Древние земледельцы Афганистана. — М.: Наука, 1977, с. 16—19.

29. Н. И. Сарианиди. Древние земледельцы Афганистана, с. 30—33, рис. 9,10.

30. М. Мамедов. Преемственность архитектурно-планировочных традиций в зодчестве Мар- гианы//Маскан. -1991. — Ташкент. -№12, с. 15.

31. М. Мамедов. Преемственность архитектурно-планировочных…, указ, соч., с. 16—17.

32. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии. — М.: Наука, 1985, с. 258—259.

33. Н. И. Сарианиди. Раскопки Тиллятепе в Северном Афганистане. — Вып. 1. — М.: Наука, 1972; Он же. Храм и некрополь Тиллятепе. — Гл. I. — М., 1989.

34. А. И. Исаков. Саразм — заря цивилизации // Мороси ниёгон. -1992, — Душанбе.- №1. — С.21—24.

35. Н.И.Сарианиди. Древние земледельцы Афганистана, с. 34—39, рис. 1 Г, 12,13, 14.

36. Н. И. Сарианиди. Древние земледельцы Афганистана, с. 41 -50, рис. 15—21.

37. В. В. Струве. Восстание в Маргиане при Дарии 1 //Материалы ЮТАКЭ. — 1949. — М. — Вып. 1; М. Мамедов. Древняя архитектура Маргианы, с.35. 38. В. И. Сарианиди. Древности страны Маргуш. — Ашхабад: Ылым, 1990.

38. В. И. Сариаиидн. Древние земледельцы Афганистана, с. 116—121, рис. 55—57.

Глава Третья

Архитектура дворцов центральной Азии

— Происхождение и эволюция дворцов древности и средневековья. Как мы уже при­водили цитату из труда теоретика советской архитектуры А.К.Бурова о том, что с жилища начинается город1, появление дворцов, крепостей и замков мы связываем с наиболее ранни­ми этапами формирования протогородских центров Востока. Здесь территорией формирова­ния ранних городов являлись древний Египет, Ассирия, Месопотамия и древняя Индия. К этим древним цивилизациям тяготели также древняя Анатолия, Урартское государство, на­родности и племена на территории Центральной Азии. Наш рассказ мы начнем с краткого анализа дворцового строительства с древних берегов Нила, где уже в начале III тыс. до н.э. существовали наиболее ранние рабовладельческие государства, в частности, Раннее царство древнего Египта.

Ранние дворцы Египта были жилищами фараонов Раннего царства. Они возводились из бревен. Представление о таком «дворце» даёт найденное в Абидосе изображение на стеле фараона первой династии Джета2. Основу здания составляют вертикально врытые в землю бревна, к которым прикреплены горизонтальные бревна. Простые по своей архитектуре дворцы фараонов Раннего царства имели строгий и внушительный вид. В городах Абидосе и Нехенс обнаружены также дворцы, сложенные из кирпича-сырца. Дворцы в Абидосе имели дворовую планировку с двойными рядами стен.

Примером более развитого города является Кахун, сформировавшегося в Среднем цар­стве Египта (первые века II тыс. до н.э.). Он был построен по единому плану на площади 10 га (260x380 м) с внешней кирпичной стеной. Дома царя и знати находились на главной ули­це, идущей от главных ворот. В конце этой улицы на некотором возвышении располагался укрепленный толстой кирпичной стеной царский дворец дворовой композиции.

Дома знати часто делились на мужскую и женскую половины с отдельными дворами. Жаркое египетское солнце заставляло домовладельцев отгородиться от пыльной улицы и ис­кать прохладу в тени внутренних галерей4.

Дворцовое строительство Нового царства древнего Египта (1600—1100 гг. до н.э.) харак­теризуется тремя дворцами, принадлежавшими самому фараону и членам его семьи. Дворец Эхнатона в центре столицы государства — Ахетатона (Тель эль-Омарна) был построен вдоль берега Нила, два других дворца находились на северной и южной окраинах города.

Главный дворец, прямоугольный в плане (по длинной стороне равен 700 м), делится на две дворовые части: восточную и западную, где первая половина была парадной частью, вос­точная — жилой. Обе части были обнесены кирпичными стенами и между собой соединялись перекинутым через дорогу-двор трехпролетным мостом. Вход во дворец оформлялся пило­ном, за ним находились постройки дворовой планировки, примыкающие к главному двору. В парадный комплекс дворца входили несколько залов различного назначения, украшенных красиво декорированными колоннами, открытый, вымощенный алебастром, двор и другие помещения. В восточной, жилой части дворца находились подсобные помещения, кладовые, сады, многочисленные залы, в том числе колонный зал, пол которого был покрыт росписью.

Названные пригородные дворцы также имели дворовую композицию5. Южный дворец с огромным бассейном (60x120 м), окруженный садом, был оконтурен стенами. Во дворе со­хранились колонные приемные залы, в том числе тронный.

Третий, Северный дворец Ахетатона занимал прямоугольный участок с размерами 112x142 м. Он также был окружен кирпичной стеной. В нем было два двора, в центре одного из них находился бассейн, окруженный деревьями. Дворец имел парадные колонные залы, залы для пиршеств, спальни, умывальные. При дворце находился зверинец и птичник.

Примером отдельного дома вельможи является особняк визиря Нахта. Площадь его равняется 910 кв. м. В плане дом имеет правильный прямоугольник с небольшим выступом комнаты привратника6. В планировке дома выделяются крупные многоколонные залы. Ство­лы колонн были вырезаны из дерева, а базы — из белого известняка. Стены были расписаны. Приемный 4-х колонный зал с расписными стенами располагался в центре дома. Другой приемный зал имел продолговатую форму плана с 8-мью колоннами, устроенными в два ря­да. На западной стороне дома находился еще один зал с шестью колоннами. Помимо колон­ных залов в доме располагались несколько спален с альковами для кроватей, ванная комната, различные подсобные помещения. Освещение залов осуществлялось через верхнебоковые окна за счет повышенного уровня кровли.

Интересна планировочная композиция дворца Рамсеса III в Мединет-Абу, построенно­го в 1200—1167/8 гг. до н.э. в составе крупного храмового комплекса. Дворец состоит из 8-ми колонного портика, на оси которого располагались 12-ти колонный вестибюль и далее — 4-х колонный приемный зат. Помимо официальных залов во дворце устроено множество слу­жебных и подсобных помещений7.

На территории древнего Двуречья (Тигра и Ефрата) дворцы появились в середине III тыс. до н.э., представлявшими многокомнатными домами с рядом внутренних дворов, иногда с наружной отдельно стоящей крепостной стеной. Примером служит дворец «А» в Кише (се­редина III тыс. до н.э.) 8. К началу II тыс. до н.э. относится дворец в Мари с помещениями, где стены были расписаны на религиозные сюжеты. В отличие от более ранних дворцов, рези­денция правителя в Мари имела очень большие дворы, украшенные росписью. Характерной особенностью домов зажиточных горожан был внутренний световой двор с двухэтажной об­стройкой и деревянной галереей, огибающей этот двор на обоих уровнях9. Конструктивной основой домов было сырцовое строительство с частым употреблением сводчатых покрытий.

В архитектуре Ассирии (I тыс. до н.э.) сформировался хеттский тип здания «бит- хилани», который стал основой для дворцов. Бит-хилани — это отдельный жилой дом с не­сколькими комнатами, с главным залом, растянутым в ширину, находящийся на главной по­перечной оси. Фасад состоит из двух башен и открытой террасы посередине, кровля которой опирается на две-четыре колонны10.

Примером ассирийского дворца служит дворец Саргона II в Дур-Шаррукине (712—707 гг. до н.э.) 11. Он состоял из трёх частей: собственно дворца, жилых покоев царя и его семьи, хозяйственных и служебных помещений. По сторонам входов во дворец были установлены гигантские статуи крылатых быков — добрых духов-хранителей. Во внутренних помещениях дворца были открыты остатки панели, сложенной из разноцветных поливных изразцов с изо­бражениями священных предметов и следы стенных-росписей. Помещения дворца, как пра­вило, были узкими, длинными и высокими. Нижние части стен парадных залов облицовыва­лись рельефными каменными плитами — ортостатами12.

На новую высоту архитектуры поднялось дворцовое строительство в Нововавилонском царстве (VII — VI вв. до н.э.). В частности, монументальностью отличается Южный дворец Новуходоносора П в Вавилоне (VI в. до н.э.). Севернее, отделенный от Южного дворца город­ской стеной, находился Северный дворец. Южный дворец представлял собой в плане непра­вильный прямоугольник и имел пять внутренних дворов (главный из них площадью 55x60 м). В северо-восточном углу дворца, по-видимому, было расположено знаменитое в древно­сти сооружение — «висячие» сады Семирамиды — одно из чудес света, построенное, по преда­нию, Новуходоносором II для жены-мидянки13.

Раскопки в поселениях II тыс. до н.э.. в Малой Азии (Анатолия) выявили здесь мощное государство — Древнее хеттское царство, расцвет которого приходил во второй половине П тыс. до н. э. Хеттские жилища состояли из внутреннего дворика с двумя комнатами в глуби­не14. После временного упадка в начале I тыс. до н.э. начинается новый подъем сиро-хеттской архитектуры. Для дворцового зодчества сиро-хеттского периода характерно бит- хилани, оказавшее влияние на формирование дворцового строительства Ассирии13. Как уже отмечалось выше, бит-хилани состоял из двух длинных узких помещений, параллельные, главному фасаду здания. Удлиненные неглубокие парадные помещения составляют основ­ной элемент бит-хилани. Первое помещение является портиком с одной-тремя колоннами, к которому ведет лестница. Портик фланкирован двумя выступами — башнями. Длинная комна­та позади портика является тронным залом. С трех сторон тронного зала находится ряд не­больших, комнат: спальная, ванная, лестница на второй этаж и др.

Древнейший и наиболее величественный бит-хилани открыт в Тель-Халафе и датируется IX в до н. э. Раскопки в Ачане (древний Аллах) в Северной Сирии позволяют утверждать, что целый ряд элементов, свойственных бит-хилани, имелся уже в зданиях XVIII в. до н.э., но го­раздо более четкой форме он выступает в здании XV в. до н.э. — дворце Никмена в Ачане16.

В долине реки Кара-Су в Северной Сирии, были исследованы остатки города Самаль, современный Санджирли, где на вершине холма найдены Верхний и Нижний дворцы. Здесь были построены пять бит-хилани, связанные между собой крытыми аркадами и открытыми двориками.

Бит-хилани привлек внимание ассирийских царей, и они использовали этот тип здания при постройке своих дворцов. Например, в надписи Саргона о постройке дворца в Хорсабаде написано: «Портик, украшенный подобно дворцу хеттов, который они называют на своем аморитском языке бит-хилани, я построил перед их (дворца) воротами»17.

Одним из древнейших цивилизаций Востока было Урартское государство, возникшее во II тыс. до н.э. на территории Армянского нагорья. Своего наивысшего расцвета государст­во достигло в VIII в до н.э.18. Генетически связанные с культурой местных племён, урарты создали новую культуру, влияние которой распространялось не только на территории Малой Азии и Месопотамии, но и Ирана. Дня нашего повествования наибольший интерес представ­ляют крепостные и дворцовые сооружения. В частности, цитадели городов занимали господ­ствующую над окружающей местностью возвышенность и в большинстве случаев помеща­лись с краю города (например, цитадель Тейшебаини). Они возводились по заранее состав­ленному плану с четкой организацией помещений вокруг внутренних дворов, в чем просле­живается хеттские и ассирийские традиции. Цитадели строились с расчетом на длительную оборону, поэтому по периметру они ограждались толстыми, местами в два (Тейшебаини) и даже в три (Эребуни) ряда стенами, усиленными часто расположенными контрфорсами и башнями. Главные ворота обычно фланкировали квадратные в плане башни. Цитадели воз­водились одноэтажными (Эребуни) или в два этажа (Тейшебаини), с расположенными в не­сколько рядов прямоугольными в плане помещениями.

Эребуни имел сложную планировку. Его цитадель представлял собой большой ком­плекс дворцовых, культовых, жилых и складских помещений, располагавшихся вокруг не­большой парадной площади, ограниченной с продольных сторон храмом бога Халди и двор­цам Аргишти19. Цитадель Тейшабаини была задумана как единое монументальное здание, получившее «П» образную форму плана с примыкающим к нему с западной стороны двором, отделенным от города мощной крепостной стеной. Первый этаж здания занимали мастерские по обработке продукции сельскохозяйственного производства и многочисленные кладовые. Жилые и парадные комнаты, а также культовые помещения находились на втором этаже20.

Композиционным ядром обособленных многокомнатных домов (особняков) состоя­тельных ураргов служил главное, общее помещение, вокруг которого группировались дру­гие. Освещение помещений осуществлялось в основном сверху или через верхнебоковые устройства на плоской кровле.

Согласно рельефному изображению на бронзовой табличке из Топрак-Кале в Ване можно предположить о строительстве урартами монументальных трехэтажных жилищ21.

Дворцы урартских правителей, как правило, располагались в цитаделях и представля­лись более монументальными и роскошными, чем дома состоятельных горожан. Дворцы со­стояли из жилых, парадных и служебных помещений, занимая до 50% всей территории ци­таделей. Планировка дворцов четкая с геометрически правильной, в основном, прямоуголь­ной формой помещений. Парадные залы отличались цельностью пространственного по­строения и богатым убранством.

Приблизительно параллельно цивилизации древнего Египта на территории Индостана существовала другая, в некотором отношении более совершенная и высокоразвитая город­ская цивилизация раннеклассового общества в городах Мохенджо-Даро и Хараппа (называе­мая археологами культурой Хараппы). Эта культура процветала между XXXIII — XV вв. до н. э. Она обнаруживает близость к шумерской и предполагает возможные связи древнейшей Индии с древним Египтом и Эгейским миром. Как предполагает А.А.Короцкая, по уровню своего культурного развития в некоторых отношениях Хараппа превосходила культуру на­званных стран22.

Крупные города, например, Мохенджо-Даро, в середине II тыс. до н.э. насчитывали свыше 40 тысяч жителей и занимали площадь свыше 2,5 кв. км. Над городом на искусствен­ной платформе возвышалась (высотой от 9 до 15 м от земли, шириной 190 м, длиной 380 м) цитадель, укрепленная двойными стенами (толщиной в основании 12 м, а высотой 10,7 м), с мощными башнями и воротами23. Предполагают, что цитадель являлась одновременно адми­нистративным и религиозным центром государственного значения. Наиболее крупное зда­ние, предположительно, дворец имеет размер 170x230 м.

Дома зажиточных горожан Хараппы имели несколько дворов различного назначения. Парадный двор в этом случае отделялся от хозяйственного. Самостоятельный дворик имелся для женской половины. Кухня обычно устраивалась в одном из углов двора под навесом, где имелось углубление для очага. На первом этаже, как предполагают исследователи, распола­гались различные хозяйственные и служебные помещения, склады, мастерские, лавки и др. На верхних этажах (дома могли иметь до трех этажей) располагались жилые помещения спа­лен и гостиных с нависающими балконами, которые связывали комнаты между собой. Ши­роко использовались, по-видимому, плоские кровли в качестве террас, как это обычно при­нято на Востоке. Почти в каждом доме Мохенджо-Даро имелось вентиляционное устройст­во, система воздушного отопления, мусоропроводы, водоснабжение и канализация24.

Согласно данных археологических изысканий на территории Центральной Азии, нахо­дящейся на пересечении древнейших транзитных торговых путей из Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, в частности древней Индии, на Ближний Восток, на этой территории в Ш- II тыс. до н.э. властвовала доклассовое общество. Во второй половине II тыс. до н.э. на территории будущей Бакгрии и Маргианы возникает высокоразвитая культура, названная археологами «Бактрийско-Маргианским археологическим комплексом»25.

Обнаруженные археологами поселения (Гонур в Маргиане, Джаркутан в Бактрии и др.) были разделены на два основных типа: неукрепленные и поселения с крепостями. Если в первом типе невозможно выделить монументальных построек, в том числе дворцов, то вто­рой тип представлен уже упомянутыми выше монументальными крепостями, построенными «с соблюдением законов симметрии»26. К ним относят Келлели-3, Гонур I, северный холм Тоголок-21 и другие в Маргиане, Сапаллитепа, Дашлы-1, Дашлы-3 в Бактрии.

Появление крепостей связывают с их функцией убежища в случае военной опасности, а также с активным процессом социального расслоения в обществе древних земледельцев27. Есть мнение о связи монументальных конструкций с индоевропейской концепцией устрой­ства мира28.

Именно в это время в крепостях появляются дворцы местных правителей (например, в крепости Гонур-1).

В вопросе о происхождении названной культуры (бактрийско-маргианской) имеются различные мнения. Так, по предположению В.М.Массона, появление ранних поселений свя­зано с «экспансией урбанизированной культуры с подгорной равнины Копетдага на вос­ток»29. В то же время В. М. Массон считает, что тип квадратных в плане крепостей Маргианы и Бактрии сложился под влиянием хараппской фортификации30.

Французский ученый П. Амье отмечает особую роль культуры Элама в создание эклек­тичной культуры Бактрии31. В.И.Сарианиди связывает появление крепостной архитектуры с влиянием архитектурных традиций Месопотамии н Ирана32.

Есть ещё одна концепция о местном происхождении комплексов эпохи бронзы, которая поддерживается и таджикскими учёными Б.А.Литвинским и В А Рановым и др. В частности, Л.Т.Пьянкова в книге «История таджикского народа» пишет, что каноны монументальной архитектуры были выработаны в местной среде и явились достижением местной цивилиза­ции. использовавшей и развившей культурные традиции ряда других регионов (Южного Туркменистана, Северо-Восточного Ирана. Индии и др.) 33.

Один из самых ранних памятников Маргианы, датируемый начатом II тыс. до н.э., Келлели-4 имеет архитектурно-планировочное решение в виде квадратного дворового простран­ства, обведенного по периметру узкими прямоугольными коридорообразными помещения­ми. Во дворе расположено несколько самостоятельных домов-секций. Это крепостное со­оружение, как считает туркменский архитектор М. Мамедов было предназначено для прожи­вания одной крупной многосемейной общины34. Схема в виде квадратного внутреннего дво­рика вокруг которого расположены прямоугольные помещения, известна и на территории Двуречья, примером этой схемы является жилой дом в Уре начала II тыс. до н.э.35.

Планировочная схема Келлели-4 прослеживается и на памятнике Бактрии — Сапаллитепа36. Здесь указанный композиционный принцип вылился в оригинальную систему форти­фикации крепости. В частности, на Сапаллитепа, также как и на Келлели-4, внутренний квадратный двор застроен самостоятельными многокомнатными домами. Как на Келлели-4 в Сапаллитепа соблюдается четкая ориентация по странам света, вход расположен также в центре южного фасада.

Следующий памятник, развивающий планировочный принцип Келлели-4 и Сапаллите­па, является «дворец» Дашлы-3 в Южной Бактрии. Здесь тот же квадрат, заключающий внутренний двор. Однако на Дашлы-3 уже вводится новый архитектурно-планировочный элемент — обводной коридор. Вытянутые прямоугольные помещения, располагающиеся во­круг квадратного двора на Келлели-4 и вынесенные за пределы квадрата на Сапаллитепа, во «дворце» Дашлы-3 видоизменены в «Т» и «Г» образные коридоры, соединяющиеся с обвод­ными. Фасады на дашлынском памятнике оформлены прямоугольными пилястрами, широко известными как в архитектуре Месопотамии, так и на некоторых памятниках Маргианы.

Как отмечает М. Мамедов. подквадратная планировка, являющаяся одним их опреде­ляющих планировочных принципов бакгрийско-маргианской архитектуры, используется и при возведении больших крепостных сооружений. Примером может служить планировка «дворца» на Гонур-1 и Келлели-3 в Маргиане37. В плане «дворец» на Гонур-1 имеет почти квадратную форму (120x125 м), строго ориентированную по странам света. Углы квадрата оформлены прямоугольными башнями. Наружная стена с внутренней стороны оформлена прямоугольными пилястрами 110x90 см, расположенными на расстоянии трех метров друг от друга. За крепостной стеной внутри «дворца» расположилась достаточно плотная за­стройка, состоящая из ряда прямоугольных помещений и отделенная от крепостной стены свободным пространством.

На рубеже П-1 тыс. до н.э. появляются укрепленные поселения, включавшие цитадель. Таковы Язтепа, Изаткули, Мадауттепа и др.38. Несколько позднее появляются поселения, имеющие целую систему укреплений. Так, городище Алтын-Дильяр-Тепе в Северном Афга­нистане имело три линии укреплений с округлыми башнями. Внешняя из оборонительных стен окружает городище в виде кольца, тогда как внутренние укрепления, также как и цита­дель, представляют прямоугольный обвод стен, вписанных друг в друга.

В первой трети первого тыс. до н.э. (доахеменидский период) продолжается строитель­ство поселений с цитаделями. Примером является Тиллятепе в Южной Бактрии, где хорошо изучена крепость-цитадель, сооруженная на 6-метровой платформе39. По углам и периметру она фланкирована семью круглыми в плане трехчетвертными башнями, главный вход нахо­дился на северном фасаде. Первоначально в центре крепости располагался зал с обводным коридором, впоследствии зал реконструируется и его перекрытие покоится на 9 квадратных кирпичных столбах. В южной части крепости располагается «малый» зал вытянутой формы плана. В. И. Сарианиди определяет назначение этого сооружения как храм для совершения культовых церемоний, связанные с огнем. Позже здание было вновь реконструировано и стало светским сооружением — дворцом местного правителя.

Кызылча-6 в Северной Бактрии является примером сельской усадьбы, имеющее квад­ратное в плане здание с центральным внутренним двором и расположенными по его пери­метру прямоугольными помещениями жилого, производственного и хозяйственного назна­чения40. Толщина внешней стены усадьбы достигает 3 м. Часть внутреннего двора имела ай- ванное перекрытие, опирающееся на 6 колоннах, установленные в два ряда.

Особое место в формировании крепостной архитектуры Центральной Азии занимает Пенджикентский оазис с его раннеземледельческим поселением Саразм, расцвет которого относится к позднему энеолиту и ранней бронзе (3250—2200 гг. до н.э.). Общая площадь по­селения достигает 100 га. Уже в III периоде существования (начало III тыс. до н.э.) в поселе­нии появляется монументальная постройка дворцового-культового характера41. Дворец со­стоял из входного коридора, приемной или прихожей, двух или трех залов и ряда вспомога­тельных комнат. Площадь дворца превышает 250 кв. м. Как считает основной исследователь памятника А.И.Исаков, древняя цивилизация, созданная в долине Заравшана, была связана с древневосточным миром — культурами Южного Двуречья, Ирана, Юго-Западной Средней Азии, Белуджистана и Хараппы42.

Хотя история свидетельствует, что первые государственные образования, в частности, Хорезм, Бактрия сложились в Центральной Азии в первой половине II тыс. до н.э., однако эти сведения в большем случае имеют зачастую сказочный характер43. Поэтому наш разго­вор об архитектуре дворцов мы начнем с середины VI в. до н.э., когда Хорезм, Бактрия, Согд и другие местные государственные образования вошли в состав огромной Ахеменидской державы. К этому времени Иран уже обладал относительно развитой строительной культу­рой, подпитанной культурами Мидии и сопредельных стран — Ассирийского, Уратского, Сирохеттского государств.

Однако, несмотря на сложившиеся архитектурные традиции Ирана, на территории Центральной Азии к приходу ахеменидских войск, оформилась местная архитектурно­художественная школа. Примерами этому являются дворцовые сооружения, раскопанные в Северном Афганистане и датируемые серединой I тыс. до н.э.44. Первый из них — архитек­турный комплекс на поселении Алтын-10 в Северном Афганистане, называемый летним дворцом местного правителя. Он представляет огромный прямоугольник стен, разделенный внутри анфиладой поперечных помещений на две равные части. Внутри двух, образовав­шихся таким образом, внутренних дворов вдоль стен располагались массивные колонны, поддерживающие крытый айван. Другой же памятник в этом же поселении (аналогичный Алтын-10, но более сложной планировки) являлся «зимним дворцом» и вместе, с летним со­ставлял дворцово-административный комплекс всего оазиса.

Говоря о местных, бактрийских традициях в середине I тыс. до н.э. в связи с рассмот­ренными примерами, необходимо отметить строго симметричную планировочную компози­цию зимнего дворца, где организующим центром является внутренний двор с обводным ко­ридором и центральным входом на западном фасаде, хотя здесь исследователи усматривают, линии связей с монументальной архитектурой Передней Азии, налицо преемственность тра­диций с дворцово-культовыми сооружениями эпохи бронзы, т. е. Бактрийско-Маргианским археологическим комплексом, который сформировался под сложными факторами взаимо­действия культур, как со стороны древней Индии, так и древнего Двуречья. А архитектура Ахеменидского Ирана вошла в историю мирового зодчества в основном своими дворцовыми сооружениями, среди которых первое место занимают гражданские парадные многоколон­ные залы и жилые зимние дворцы (дворцы Кира в Пасаргадах, дворцовые сооружения Персеполя, построенные Дарием и Ксерксом, дворец в Сузах) 43.

Жилой дворец с плоской кровлей в Пасаргадах состоял из центрального 30-ти большого колонного зала (24x22 м), где с торцовых сторон примыкали небольшие жилые комнаты, соединенные между собой. С северо-западной стороны сооружения находился колонный портик, зажатый между угловыми комнатами. А во всю длину юго-восточного фасада тянулся парад­ный входной портик с 20-тью деревянными колоннами в два ряда и антами по бокам.

Дворцовые сооружения Персеполя размещались внутри крепости на высокой террасе (455x300 м). Весь комплекс состоял из 9 основных зданий, главная из которых, была ападана — парадный приемный зал с парадными же лестницами (Табл. 1, р.1 — Гл. З). Колонны, кото­рые поддерживали кровлю зала и портиков, насчитывали 72. Стены были сырцовые с после­дующей декорировкой. Помимо ападаны был тронный зал — зал «Сто колонн» с колонным портиком, дворцы Дария и Ксеркса, сокровищница и другие сооружения46. В архитектуре интерьера значительную роль играл цвет, в качестве отделочного материала используются изразцовые облицовки, техника которых была заимствована из Вавилона.

Хотя на территории Центральной Азии археологически изучено множество памятников (Бактры, Курушкада, Худжанд, Мараканда и др.), сведения о дворцовых сооружениях перио­да Ахеменидского Ирана здесь весьма скудны и отрывочны. Так. крупнейшим памятником VI — IV вв. до н.э. на территории Южного Туркменистана было городище древнего Мерва — Гуяркала. периметр которого достигает 7,5 км. Сердцем ахеменидского Мерва была цитадель (Эрккала). Около середины I тыс. до н.э. цитадель была окружена высоким земляным валом, вдоль которого с внутренней стороны тянулись какие-то постройки. В центре Эрккала рас­полагался крупный архитектурный ансамбль, по-видимому, дворец правителя, возведенный из сырцового кирпича. Единственные ворота цитадели были обращены в сторону города. К воротам вдоль стен вел покатый подъем-пандус.

В Хорезме ахеменнидского периода известен недостроенный дворец сатрапа в Калалы- гыр I — крупный архитектурный ансамбль с многоколонным залом и святилищем47. К по­стройкам Пасаргад и Персеполя восходит также дворец («Большой дом») на Бабишмулла 1. На городище Калаимир в низовьях реки Кофарнихон (Северная Бактрия) раскопан много­комнатный дом со стенами, сложенными из крупного кирпича-сырца48.

В 330 г. до н.э. после разгрома ахеменидских войск Центральная Азия вошла в состав государства Александра Македонского, которое, однако, просуществовало недолго. Уже по­сле смерти македонского царя в 323 г. до н. э. Согд, Бактрия и Парфия становятся частью го­сударства Селевкидов. Именно в этот период многие элементы греческой культуры прони­кают в архитектуру и искусство народов Центральной Азии, где она переплетается с восточ­ной, местной культурой. В целом, как отмечается в «История таджикского народа», в разви­тии эллинизированной культуры определенная роль принадлежит народам Центральной Азии49. Ярким примером сказанному является храм Окса — выдающийся эллинистический памятник на юге Таджикистана50.

Селевкидская держава простиравшаяся от Средиземного моря до Индии, оказалась не­прочной. Поэтому в Ш-П вв. до н.э. на территории Центральной Азии образовались Греко- Бактрийское и Парфянское государства. Временем образования последнего является 280 г. до н.э.. когда государством стали править представители династии Аршакидов. Уже во П в. до н. э. Парфия стала одним из крупных государств Передней Азии, охватившим земли от Двуречья до Каспия и Амударьи. Правители Парфии, считая себя преемниками Дария и Ксеркса, все же в целом опирались на эллинистическую культуру.

Парфянские жилища дворцового типа (например, в Дура-Европас) основываются на дворе, куда открывались приемные комнаты с примыкающими помещениями. Стены домов украшались росписью «цветочного» и «коврового» стиля. Резиденции знати Хатры отлича­лись сводчатыми айванами на просторном прямоугольном дворе. Айваны, примкнутые бок о бок, были ориентированы всегда на восток.

Наиболее грандиозным ансамблем был дворец в Хатре, построенный из блоков извест­няка. Территория дворца (442x320 м) делилась на три двора: передний, южный и северный. Основное дворцовое здание состояло из двух громадных сводчатых айванов (29,95x14,8, 29,95x14.6 м), фланкированными комнатами в два этажа51. Несколько иную плановую композицию имеет дворец в Апппуре (I в. н.э.): помещения окружают замкнутый четырехугольный двор с 4-мя айванами32. Главный айван обращен на север. Фасады оформлены трехъярусным ордером (ложный) из полуколонн. Во дворце при­влекает внимание перистильный двор и 4-х колонный зал.

Парфянский дворец обнаружен и в Кухи-Ходжа, на востоке государства, с галереями вокруг двора, парой айванов и входом с юга. Здание было оформлено прекрасным резным стуком, росписями на стенах, в проемах и на сводах. Сюжетная живопись выполнена как в греко-бактрийском, так и местном стиле.

В греко-бактрийском государстве один из первых дворцов был открыт в городище Айханум на левом берегу Пянджа. Он был расположен в административном квартале наряду с герооном, гимнасией и другими общественными сооружениями. С северной стороны дворца находилась прямоугольная площадь с колонным портиком по периметру (136x108 м) и юж­ным портиком-айваном родосского типа, небольшим квадратным задним двором с порти­ком-колоннадой, восточной квадратной площадью громадной южной площадью, не считая многочисленных внутренних двориков дворца».

Как отмечает Б.Я.Ставиский, дворец представляет типичный восточно­эллинистический перистельный двор родосского типа54. Колонны всех портиков, равно как и зала, были выполнены в классических греческих традициях, целиком из камня: стволы ко­лонн опирались на базы аттического типа, их венчали коринфские капители. Однако много­колонная структура зала, плоскокровельная конструкция помещений, применение кирпича из сырца являются местной, восточной традицией.

Примером жилого дома III в до н.э. в Бухарском оазисе (Согдиана) является Кызыл- Кыр. Этот квадратный дом (23x23 м) имеет центральное квадратное помещение с попереч­ной перегородкой, вокруг которого лежат четыре коридорообразные комнаты55.

Крупный дворец строится во II в. до н.э. в южной части Митридатокерта, «царского го­рода» парфянских царей в Нисе (Южный Туркменистан). Он состоял из обширного двора с портиками на кирпичных колоннах, вокруг которого находились разнообразные покои и подсобные помещения. Композиционным ядром дворца был квадратный аудиенц-зал (20x20 м) с четырьмя мощными четырехлопастными колоннами, поддерживающие балочный пото­лок со световым фонарем в центре56.

Г.А.Кошеленко выдвинул другую идею назначения изученного Г.А.Пугаченковой ау­диенц-зала57, а именно: 4-х колонный зал воспроизводит тип целлы типичного иранского храма огня, известный еще с ахеменидских времен58 (Табл. 1, р.2 — Гл. 3).

С рубежа II — I вв. до н.э. до конца IV в.н.э. в Центральной Азии начинается кушанский пе­риод, когда местными правителями осваиваются достижения культурных иноземных и худо­жественных традиций с их приспособлением для местных нужд. Параллельно в юго-западных районах Центральной Азии продолжало существовать Парфянское царство. Севернее Гиссар- ского хребта находилась Согдиана, а за Туркестанским хребтом -Канпойское государство и Фергана, в низовьях Амударьи продолжало существовать Хорезмийское государство. Само кушанское царство в период расцвета охватывало территорию с юга на север от низовьев Ган­га до южных склонов Гиссарского хребта. В этот период в Кушанской империи распространя­ется религия буддизм, оказавшее определенное воздействие на архитектурно-художественную культуру народов Центральной Азии, в том числе, на облик дворцовых сооружений.

В указанный период продолжает функционировать эллинистический город Айханум, который начинает активно взаимодействовать с Кушанской Индией59. В традициях дворцо­вого строительства возводились богатые жилые дома, из которых два раскопаны в Айхануме, уступающие дворцу лишь по размерам и богатству декоративного убранства60.

Дворцово-культовый комплекс кушанской Бактрии был открыт на городище Саксанохур, к северу от Пархара Хатлонской области Таджикистана, возведенного в конце греко-бактрийского периода61. Композиционным центром комплекса был квадратный в плане двор (27.5x27,5 м) с обводным коридором с запада, юга и востока. С запада и юга коридор соеди­нялся с помещениями различного назначения. На южной стороне двора располагался откры­тый айван-портик на колоннах. За айваном через обводной коридор находился двухколон­ный зал, что находит параллель с жилыми домами Айханума. Это сходство усиливает обна­руженные каменные архитектурные детали, аналогичное айханумским.

Прекрасный образец дворцовой архитектуры I в. до н.э. представляет постройка, от­крытая Г. А. Путаченковой в Халчаяне близ Термеза62. Это небольшое здание (35x26 м) вклю­чало три группы помещений: парадную в центре и вспомогательные по краям. В парадную часть входят три помещения, расположенные на центральной продольной оси: шестиколон­ный портик-айван, большой (17,6x6,1 м) вытянутый поперек оси входа зала и расположенная в глубине двухколонная комната. Стены зата были украшены сюжетной монументальной живописью. Поверху стен тянулись два барельефных панно.

В древнем Хорезме (нынешняя территория Каракалпакской автономной республики Узбекистана) раскопан грандиозный памятник поздней античности — дворец последних ша­хов Топраккала (III в.н.э.) 63. В целом дворцовый участок занимал территорию 180x180 м и был укреплен стенами с внутренним стрелковым ходом. Дворец был поднят на высокой платформе (около 20 м). С первого взгляда на план раскопанных помещений можно усмот­реть большой тронный зал с колонными айванами со световым двориком, малый приемный зал также с колонными айванами, 4-х колонный квадратный в плане зал, два удлиненных в плане с одним рядом колонн помещения (залы Воинов и Победы). По периметру весь ком­плекс помещений имеет обводной коридор.

Во внешнем облике топраккалинского дворца господствовал суровые объемы башен, чьи плоскости стен членил равномерный ритм пилястр, а верхнюю линию — зубчатый карниз. Интерьеры залов были насыщены настенной скульптурой, горельефом и живописью.

Архитектуру монументальных зданий светского характера кушанского периода в Ин­дии характеризует дворцовый комплекс в Сиркапе (I — II вв.) площадью 107x126 м со сложной внутренней планировкой. В комплекс входили несколько дворов, обширных залов по 100 кв. м каждый и большое число различных помещений64.

К началу III в.н.э. на территории Ирана создается государство под предводительством новой династии Сасанидов. Центром государства оставались, как и прежде, города Двуречья — Селевкия и Ктесифон. Основатель династии Арташир расширил владения государства на вос­ток — до реки Кабул, на север — до низовьев Амударьи, захватил Азербайджан и часть Армении.

Жилища Сасанидского Ирана были сводчатые в два этажа. Помещения окружали пря­моугольный двор с айванами на оси. Последних могло быть от одного до четырех. Дом де­лился на две части: парадную, внешнюю и внутреннюю. Дворцы отличаются монументаль­ностью и симметричностью. Как и в парфянский период, решающая роль во дворцах при­надлежит айвану. Обширный лицевой айван служил для публичных приемов и церемоний.

Примером могут служить дворцы в Фирузабаде (224 г.), Ктесифоне (III или V в.). Сар- вистане (V в.) и др. Всех их характеризует строгая плановая симметрия, сводчатые айваны, обращенные во внутренний двор и купольные залы65. Дворец в Ктесифоне поражает сказоч­ным убранством тронного зала Хосрова и чудесными мозаиками. В Касри Ширине (между Багдадом и Тегераном) также раскопано дворцовое сооружение на платформе с открытым на восток тронным айваном, аудиенц-залом и двором с примыкающими на западе двумя мень­шими дворами в окружении жилых и служебных помещений66. Дворец был снабжен парком (670x600 м).

Известны и другие дворцовые постройки сасанидского периода: на Тепе-Хиссаре в Дамгане, V — VI вв., в Кише, в Айване-Карка, IV в. и др. Их отличает великолепие парков со всевозможными гротами и садово-парковыми элементами, бассейнами, фонтанами.

В Центральной Азии переход к эпохе феодализма происходил без особо крупных по­трясений общественного уклада, которые могли бы затронуть сферы строительства и куль­туры, в том числе дворцового строительства. Более того, на этой обширной территории, как считает Н.Н.Негматов, зафиксировано сосуществование общинно-сословных и государственно-общинных социально-экономических укладов67. Поэтому традиции древности служи­ли основой для развития культуры последующих веков и, в особенности, архитектурно­художественных традиций. Искусство Центральной Азии с гибелью древних государств не исчезло. Оно вошло в искусство раннего феодализма как образец, как питательная среда, на почве которой поднялись ростки нового искусства, отвечавшего содержанию жизни фео­дального общества поры раннего средневековья. Все это в полной мере относится и к архи­тектуре, в частности дворцового строительства.

— Закономерности развития дворцовых сооружений раннего средневековья. Основ­ные направления архитектурной типологии были выработаны ещё во второй трети I тысячеле­тия до н.э.: западное направление (Ахеменидский Иран) и восточное (Бактрия, Хорезм). Ха­рактерными типами восточного, т.е. центрально-азиатского направления, становится двор в обводе или навесов, или помещений, или коридора и помещения: зал в обводе помещений при двух вариантах плана — круглом или квадратном. В эпоху феодализма на основе преемственно­сти традиций древнего восточного направления сформировалась, например, широко распро­страненная плановая композиция замков-дворцов с центральным залом в обводе помещений.

Преемственность древних традиций имела место и в архитектуре, которая в раннем средневековье продолжает отличаться гармоничным соединением со скульптурой, живопи­сью, резьбой по ганчу, дереву. Например, алебастровый декор, примененный в интерьерах варахшинского дворца, своими корнями уходит в очень отдаленные времена, в эпоху зарож­дения на территории Центральной Азии первых государственных образований. В монумен­тальном раннесредневековом искусстве нашло отражение главное содержание древнего ис­кусства — художественные предания, героический эпос и притчи. Так, живописный сюжет на древнеиранскую легенду о борьбе сил Добра и Зла — на стенах дворца афшинов древнего Бунджиката — воскрешает Фаридуна и народного вожака кузнеца Кова, выступивших против поработителя Зохкаха68. Преемственность и устойчивость традиций сохраняются и в выборе строительных материалов и конструкций при перестройке сооружений, в том числе, дворцо­вого назначения. В частности, глина, кирпич-сырец, дерево, камень, ганч долгое время гос­подствуют в строительной культуре раннего и развитого средневековья. А традиции возво­дить здания и даже целые дворцовые комплексы на старых фундаментах сохранялась на всех этапах развития центрально-азиатского зодчества вплоть до Нового времени69.

Согласно исследованиям ученых, в Средней Азии в период раннего средневековья не наблюдалось ни резкого ослабления международных связей, ни упадка торговли, ни наруше­ний культурных контактов общества. Уже давно существовавший Великий Шелковый путь позволял регулярно поддерживать торговые и культурные связи с Ираном. Византией, Кав­казом, Индией, Восточным Туркестаном, Китаем. Эти связи отразились в памятниках куль­туры и искусства (например, изображение эмблемы Рима -волчицы, кормящей человеческих младенцев, в росписях стен дворца Калаи Кахкаха I в Шахристане или находка византийско­го брактеата с эмблемой Рима в Древнем Пенджикенте) 70.

Преемственность древних традиций замечена и в трактовке экстерьера замков, крепо­стей, дворцов, где характерными чертами остается суровый облик глухих плоскостей сырцо­вых стен, оживленных редкими проемами вентиляционных продухов, частый метрический ряд зубцов поверх стен и др.71.

Конечно, не все идеалы древности — архитектурные, художественные, духовные — были восприняты раннесредневековой архитектурой. Как пишет Р.С.Мукимов, отжившие свой срок и не отвечающие более интересам феодализма, эти идеалы, однако, не были преданы забвению, а стали благодатной почвой, на которой выросла новая культура, в том числе ар­хитектура и монументальное искусство72.

В политическом плане в V — VII вв. Центральная Азия включалась частично в террито­рию Сасанидского Ирана (Ш-УП вв.), Северная и Южная Бактрия — Эфталитского, затем тюркского Каганата. В целом же вся территория региона была разделена на ряд полусамостоятельных историко-культурных областей: Тохаристан, Уструшана, Согд, Фергана, Ход- жентская область, Пенджикентское владение, Чаганиан, Чач и др.

Основными объектами зданий дворцового назначения в период раннего средневековья были замки богатых землевладельцев, крепости-дизы раннесредневековых городов, а также жилища богатых горожан — загородные виллы и коттеджи. Рассмотрим некоторые примеры из дворцового строительства на территории Центральной Азии, а также сопредельных регионах.

В своей кандидатской диссертации, а также последующих статьях и научных сообщени­ях мне приходилось писать о том, что воплощением крупных дворцовых сооружений древно­сти в Иране была айванно-дворовая система, позже, в период раннего средневековья, оказав­шая заметное влияние на сложение средневекового культового и дворцового зодчества Сред­него и Ближнего Востока73. Комплексы и здания этого типа были названы многими учеными дворово-айванным74. Здесь мы имеем сочетание центрально расположенного двора со сводча­тым залом, лежащим на оси двора и целиком, раскрытым в его сторону одним торцом. Этому ядру сопутствуют меньшие помещения, фланкирующие зал-айван и раскрытые во двор.

Зачатки архитектурного выражения дворово-айванной композиции усматриваются уже в зодчестве древнего Востока, например, во дворце Мари (II тыс до н.э.) и ассирийском Дур- Шаррукине (VIII в. до н.э.) 75. Подавляющее большинство сасанидских дворцов имеют айванно-дворовую структуру: таковы дворцы в Фирузабаде, Ктесифоне, Дамгане, Касри Ширине76. В них сводчатый, раскрытый во двор, зал-айван, играет роль композиционной доминанты, и своей фасадной аркой определяет величественную «государственную» образность сооруже­ний. Дворово-айванная структура сасанидских дворцов будучи строго функциональной, с большой художественной выразительностью воплощает собой идею могучей централизован­ной монархии. В силу именно этих качеств она была заимствована зодчеством арабского Ха­лифата и воплощена без каких-либо изменений в арабских дворцовых ансамблях, таких как Мшхата, Ухайдир, дворец в Куфе и огромный дворцовый комплекс Балкувана в Самарре77.

В отличие от Ирана, земли Центральной Азии в доарабскую эпоху не составляли единого государства, о чем писалось выше. Поэтому дворово-айванная композиция воплотилась здесь в менее грандиозные сооружения. Древнейший из ныне известных центрально-азиатских па­мятников этого типа — дворцовый комплекс II — I вв. до н.э. в Туркменистане. Весьма широко и разнообразно дворово-айванная композиция применялась в раннесредневековом зодчестве Центральной Азии, причем, в постройках дворцово-общественного и жилого назначения (дво­рец в Варахше, «малый дворец» в Шахристане, приемные залы дворцов Пенджикента и Шах- ристана и другие памятники Центральной Азии, о которых речь пойдет ниже78.

Исламизация Центральной Азии не уничтожила причин жизнестойкости дворово- айванных систем. Прямым потомком сасанидских дворцов выглядит дворец правителей Термеза ХХ1-ХП вв.79, каравансарай Дая-хатын в Туркменистане80, дворец в Шахрияр-Арке в Мерве81, дворец Тимура в Шахрисябзе82, жилой дом XI века в Чильдухтароне83 и ряд других зданий, генетически восходящих к жилому зодчеству. Наконец, дворец ханов Коканда, по­строенный в середине XIX в., дает поздний пример варианта дворово-айванной структуры84.

Таким образом, дворово-айванная композиция являет собой пример историко- культурных связей архитектур Ирана и Центральной Азии, наиболее полно проявившая себя в архитектуре дворцов и Мадраса85.

Как уже указывалось выше, одним из наиболее характерных проявлений дворцового строительства было городское жилище, причем состоятельной части горожан, а также сель­ские усадьбы и замки землевладельцев. Городское жилище периода раннего феодализма можно охарактеризовать на примере застройки Древнего Пенджикента и Бунджиката. Так, городской жилой дом пенджикентского шахристана состоит из жилых комнат, парадного квадратного зала вестибюля при входе, коридоров и пандусов, дающих выход на верхние этажи и плоскую кровлю. Площадь жилых помещений колеблется от 9 до 30 кв. м и с высо­той комнат до 5 м. В интерьере главного парадного зала мы видим суфы вдоль стен и следы четырех опор, поддерживающих балочный потолок. Стены очень часто украшались росписью, деревянные части дома покрывались искусной резьбой. Айваны-навесы представляли собой неглубокую лоджию с парой колонн по фасаду86.

Городское жилище Бунджиката, уструшанской столицы, в основном было одноэтаж­ное. Так, секционная планировка объекта V в центре городища Калаи Кахкаха 1 включала входные айваны, парадные залы и комнаты с богато оформленными интерьерами — входны­ми тамбурами, суфами-эстрадами, внутренним колонным пространством и полихромной стенописью87.

Наиболее полно содержание главы раскрывают дворцовые здания и цитадели, пред­ставляющие сложный комплекс построек различного назначения, т.е. оборонного, админист­ративного, светского.

Положение цитаделей в плане города зависело от их функционально-политического на­значения, а также от рельефа и направления основных подводящих магистралей. В некото­рых городах цитадель находилась отдельно, рядом с шахристаном (Бухара, Пенджикент), иногда внутри города (Самарканд). В большинстве же случаев ее возводили на краю города, вводя в систему городских укреплений (Бунджикат) 88.

Бунджакатский арк с дворцом афшинов занимал восточную часть шахристана — города на плоской вершине холма. Дворец, площадью 38x47 м, возвышался на 57 м над руслом сая, протекающего у подножия холма (Табл. 9 — Гл. 3). Стены здания, сложённые из пахсы и сырца, были покрыты в интерьере глиносаманной штукатуркой. Дворец включат около двух десятков помещений, в том числе главный парадный трехярусный зал с тронной лоджией (17,65x11,77 м), малый зал приемов (9,65x9,50 м), жилую башню-донжон, несколько жилых и хозяйственных помещений, целую систему связующих их широких и длинных коридо­ров89. В число главных частей комплекса входили храм и арсенал. В частности, большой ин­терес представляет арсенал, где обнаружены более 5000 камней от четверти до двух-трех пу­дов весом каждый и большое количество ядер величиной с кулак для камнеметных пращей90.

В середине здания высилась жилая квадратная башня, от которой сохранился лишь мас­сивный пахсовый цоколь. Если не считать башни, здание было одноэтажным, окруженное с юга и севера двором и обнесенное крепостной стеной. Со стороны города имелись ворота, прорезанные в западной стене арка. Залы, комнаты и коридоры дворца имели суфы, тамбуры с деревянными стенами-ширмами, которые в сочетание с настенной живописью, резьбой дере­вянных колонн, фризов и потолков придавали интерьеру помещений парадный вид91.

Большой интерес представляет многоколонный зал дворца, где широкий входной про­ем, в свое время обшитый резным деревом и украшенный великолепным резным деревянным тимпаном, находился в северной стене, напротив тронной лоджии (Табл. 7, р. 2ж — Гл. 3). Большой зал дворца по планировке напоминает базилики древнего Рима. Здесь та же струк­тура зала с центрально-осевым входом и выделенной тронной лоджией, где некогда восседал правитель. Не менее поразительные параллели увидели исследователи дворца в сюжетах росписей, украшавших западную стену центрального коридора. Это — шестиметровая компо­зиция, где изображена волчица с двумя младенцами, припавшими к ее соскам. Открытая ар­хеологами СТАКЭ композиция с волчицей, несомненно, как считают Н.Н.Негматов и В.Л.Воронина, является воспроизведением известного сюжета бытовавшего в древней мифо­логии народов и канонизированного в античном Риме. Сюжет варианта древнеримской ле­генды, заключают названные ученые, появился вследствие культурного теснейшего и торго­вого обмена Средней Азии с Западом, особенно в эпоху эллинизма и в период византийско- согдийских связей в раннем средневековье92.

Цитадель Варахши (Бухарский Согд) расположена в южной части города: наиболее вы­сокая часть занята кешком, приподнятым на восьмиметровой пахсовой платформе, а приле­гающая к южной городской стене местность — дворцовым комплексом. Постройки кешка со­стояли из сводчатых и коридорообразных помещений, связанных между собой узкими прохо­дами. Стены с восточной стороны были оформлены полуколоннами, называемыми в специ­альной литературе гофрами, от которых сохранились их основания. Дворец состоял из комплекса больших и малых помещений, примыкавших с запада к обширному открытому «трон­ному» двору. Они располагались в один ряд, примыкая с юга торцами к внешней городской стене. Основанием дворца служил невысокий стилобат, состоящий из послойных засыпок рыхлой земли и остатков стен более ранних сооружений. Весьма интересным было архитек­турное оформление «тронного» двора, представляющего собой открытую прямоугольную площадку размером 30x9 м. Двор был вытянут с юга на север и выложен жженым кирпичом93.

Пенджикентская цитадель в плане очень близка к варахшинской и состоит из двух час­тей: замка (внутреннее укрепление) и примыкающего к нему с востока дворца (наружный двор). Каждый из них укреплен отдельной крепостной стеной, причем замок с юга и запада окружен двойной линией стен (Табл. 7 — Гл. З). Дворцовый комплекс пенджикентских владе­телей состоит из парадных, жилых и подсобно-хозяйственных помещений. К парадным зда­ниям относится тронный зал площадью около 250 кв. м и три почти одинаковых по размерам (10x7; 10x9,5; 10x11 м) зала. К залам дворца примыкают парадный айван, коридор и сводча­тое помещение. По сохранившимся па поверхности их стен остаткам краски можно предпо­лагать, что все парадные помещения были некогда украшены многокрасочными росписями94.

Городище Кафыркала (Северный Тохаристан) в плане квадратное, площадью 355x355 м. Цитадель занимала северо-восточный угол городища и возвышалась над окружающей ме­стностью на 12 м. По краям цитадели прослеживается вал крепостных стен с угловыми баш­нями. Кроме того, цитадель с запада и юга отделена от собственно города широким глубо­ким рвом. В северо-восточном углу найдено здание дворцового назначения с тронным залом размером 19,5x10 м. Зал этот окружен с юга и запада парадными коридорами. Три других зала дворцового комплекса связаны между собой парадным коридором и расположены к югу и западу от последнего. Большой интерес представляет раскопанная на цитадели Кафыркалы буддийская часовня95.

По планировке и убранству интерьеров фактически к категории городских дворцов и бо­гатых аристократических домов относится часть кешков (замков), кстати, многие из которых располагались недалеко от городских центров. Будучи жилищем земледельца-феодала, кешки. как и цитадели в городских поселениях, являлись крепостными сооружениями, обеспечиваю­щими безопасность землевладельца. Поэтому в своей структуре они имеют общие элементы с цитаделями. В Центральной Азии в настоящее время раскопано большое число кешков (Табл. 8 — Гл. 3). Это — Балалыктепа (Северный Тохаристан), Джабартепа в Мугкала в Южном Тоха- ристане, Уртакурган и Чильхуджра в Уструшане, Гардани Хисор и Кум в верховьях Заравшана. Тудаи Калон в Аштском районе, Калаи Боло близ Исфары и многие другие96.

Раннесредневековый памятник Джабартепа расположен к югу от древнего дофеодаль­ного города Камсар в Северном Афганистане. Это хорошо укрепленный пункт размером 120x120 м. Стены фланкированы на углах четырехугольными башнями, причем одна из них — примкнутая к углу, а две другие выступают по биссектрисе угла. Въезд располагался с юж­ной стороны, т.е. в направлении на Балх, откуда вела основная дорога. Он выделен огром­ным донжоном. Крепостные стены включат два этажа сводчатых галерей, проходящих по всему периметру усадьбы97.

Балалыктепа представляет собой отдельно стоящую усадьбу (30x30 м), сооруженную на пахсовой платформе высотой 6 м. Жилые покои в виде отдельных коридорообразных по­мещений группировались вокруг центрального дворика размером 15,5x14,5 м. В парадных помещениях, устроенных позднее вместо внутреннего дворика, обнаружены остатки стенных росписей98.

Замок Уртакурган расположен недалеко от райцентра Шахристан Северного Таджики­стана (Табл. 8, р.З — Гл. З). Это двухъярусное поселение замкового типа, в центре которого расположен донжон размером 18x16 м. Замок укреплен крепостной стеной и угловыми баш­нями. По планировочной структуре он организуется системой жилых помещений вокруг цен­трального зала-вестибюля. Примечательностью Уртакургана является его приемный зал, наиболее крупное помещение здания — донжон (9,55x7,90 м). Планировка этого помещения отличается от других особой линией суфы, устроенной по северной стороне в виде двухсту­пенчатого помоста-эстрады со следами тронной тахты. Отверстия на полу от вертикальных стоек у эстрады указывают на наличие матерчатого балдахина над тронам, известного по изображениям на росписях дворца афшинов. Четыре выемки в середине и отпечатки баз ко­лонн помогают реконструировать этот парадный зал с колоннами, на которые опирались балки перекрытия, и световой люк — рузан с балдахином над тронной лоджией владетеля зам­ка, суфами для гостей и очагом в центре помещения. Эти элементы архитектурного убранст­ва интерьера в сочетании с резьбой по дереву, красочными росписями свидетельствуют о пышности проходивших здесь приемов99.

Двухэтажный уструшанский замок Чильхуджра представляет собой особый тип укрепленного жилища, включавшего парадные залы, жилые покои, святилище-капеллу, хозяйственные и коридорные помещения. Анализ композиционных особенностей планировки этажей, произведенный С. ММамаджановой, говорит об использовании удивительного, на пер­вый взгляд, метода пропорционального построения как отдельных помещений, в частности, так и первого и второго этажей, в общем. Этот факт позволил ей предположить возможность предварительного «проектирования» здания методом пропорционирования (Табл. 8, р. 2 — Гл. 3). Так, анализ С.М.Мамаджановой построения плана первого и второго уровней, а также отдельных помещений методом пропорционирования показал, что зодчие Уструшаны при­меняли приемы гармонизации архитектурных сооружений для придания им монументально­сти, неприступной мощи облика, соответствующих социально-историческим требованиям раннесредневекового периода100.

Говоря об архитектурно-художественном синтезе периода раннего средневековья, сле­дует сказать, что архитектура Центральной Азии, в том числе Тохаристана и Мавераннахра IV — VIII вв. подвела черту под античным наследием эпохи кушан и с необычайной серьезно­стью и блеском отразила вновь возникшие в местной среде связи и контакты Центральной Азии с Сасанидским Ираном, Византией, Индией и Китаем. Благодаря им, старые земле­дельческие культуры юга пришли в прямое взаимодействие с культурами Сырдарьи, Таласа, Семиречья и кочевничьим искусством Южной Сибири и горного Алтая.

Общение мастеров Сирии, Месопотамии, Византии и Дальнего Востока отвечало усло­виям хозяйственно-политической жизни страны, расположенной на Великом Шелковом пу­ти, и имело своим результатом появление ряда блистательных монументальных памятников. В качестве примера можно привести богатый пластический и живописный декор в ранне­средневековом Тохаристане, который представляется в памятниках дворцового строительст­ва: в оформлении парадных залов, жилых покоев, домашних святилищ и др. Материал скульптуры, как правило, глина, иногда с верхним гипсовым слоем, обычно с окраской. Имеют место и деревянные скульптуры, как, например, в замке Чильхуджра.

Свежую струю в раннесредневековое искусство Тохаристана внесла живопись, хотя она, как признает Г.А.Пугаченкова, уступает здесь поразительным творческим свершениям, которыми ознаменована была в эту пору живопись Согда и Уструшаны101. В целом же, ран­несредневековая живопись Тохаристана отражает процесс становления нового стиля, в кото­ром вырабатываются иные, чем в античности, художественные эталоны, которые иллюстри­руются в светской живописи (в Кафыркале, Джумалактепе, Балалыктепе и др.).

Самыми блистательными памятниками согдийского искусства можно назвать росписи во дворце правителей Самарканда на Афрасиабе102, роспись и резное дерево в богатейшем комплексе храмовых, дворцовых, жилых и других сооружений V — VIII вв — в Пенджикенте103 и во дворце правителей Уструшаны в Шахристане104. В настенных росписях Варахши, Са­марканда, Пенджикента и Шахристана ведущее место занимает сюжетная живопись, но она так насыщена элементами, присущими также и архитектурному декору эпохи, что мотивы эти нельзя не признать общим достоянием архитектуры, изобразительных и прикладных ис­кусств Согда. То же относится и к скульптуре из Варахши или резному дереву из Джумалак-тепа, Пенджикента, Уструшаны. Одним из источников многих мотивов архитектурного декора, как и художественного металла эпохи, были, видимо, произведения текстильного про­изводства (прославленные согдийские ткани).

Запас мотивов архитектурного декора IV — VIII вв. кажется неисчерпаемым: розетки, пальметты, сердцевидные листья и их половинки, стилизованные виноградные листья, лото­совидный тюльпан, спаренный побегун, вертуны, падающая волна, перлы и астрагалы, моти­вы геральдики, символы и атрибуты в форме крылатых существ (крылатый верблюд, грифон, гиппокамп, рыбы, птицы, смешанные существа) и фигурные создания архитектурной фанта­зии (кариатиды) неотделимы от мотивов собственно изобразительных. Общая черта архитек­турного декора IV — VIII вв., таким образом, это нарастание узорности и появление строго ор­ганизующих рисунков геометрических сеток, целостно построенных систем.

3. Дворцы исламского мира. Появление исламского мира, отразившегося на судьбе многих народов Ближнего и Среднего Востока, в том числе Центральной Азии, связано с эпохой возникновения и распространения одной из наиболее общепризнанных в мире рели­гии — ислама (время халифской династии Омейядов в 661—750 гг.). Именно в этот период на территории нынешних государств Иордании, Ливана, Палестины и Сирии зарождается пер­вая сильная и воинственная мусульманская империя. При Омейядах арабы завоевали Север­ную Африку, большую часть Пиренейского полуострова, Среднюю Азию и другие террито­рии, распространив своё политическое влияние, культуру, религию, а также концепции фор­мирования архитектурной среды в соответствии с догматикой ислама. И для того, чтобы по­нять архитектуру дворцов средневековья на территории распространения религии ислам не­обходимо вкратце остановиться на особенностях формирования дворцов исламского мира, начав наш рассказ с Ближнего Востока. При этом необходимо особо отметить, что в период возникновения и развития Арабского халифата как таковой арабской архитектуры не было. Арабы не принесли с собой опыта капитального строительства, наоборот, как пишет В.Л.Воронина, они сами учились строить у покоренных народов. Они использовали местных зодчих — коптов, греков, сирийцев, иранцев, привлекая для отделки зданий художников- христиан — живописцев и мозаичников. Заимствовали мраморные колонны из римских и ви­зантийских построек103.

Как пишет арабский архитектор-ученый Хамед Халид Мухаммед Забен, изначальным прототипом мусульманской дворцовой архитектуры была мечеть — дом пророка Мухаммада в Медине (623 г.), основанный на традициях персидского зодчества — арабских купольных и греко-римских атриумных жилых домов106.

На Аравийском полуострове в целом не было каменных материалов, поэтому при по­мощи куполов и арок из сырцового кирпича создавались большие пространства помещений, умерявшие их жаркий микроклимат. Многим крепостям Ближнего. Востока присваивались названия «Антар» (араб, «мощь», «сила»). Примерами тому являются укрепленные дворцы периода династии Сасанидов (224—651 гг.) — Аль-Хорнаг и Аль-Саддер — последний, по пред­положению Г. Стерна107, протоисламский дворец был впоследствии (около 778 г.) достроен и известен под названием Ухайдир в 200 км южнее Багдада ни территории нынешнего Ирака.

Традиции возведения укрепленных дворцов-замков, как считает Хамед Халид, восходит к планировочной организации жилищ арабов-кочевников: в центре прямоугольного или квад­ратного обнесенного усиленной оградой двора размещались загоны для скота, а мобильные жилые постройки вокруг них образовывали почти правильное кольцо108. Подобным же обра­зом в военное время создавались и ставки арабов-военноначальников109. По мнению Афифа Бхенси, определяющее влияние на возведение и архитектурный облик омейядских дворцов оказывали три могущественные державы: Римская империя, государство Сасанидского Ирана и Византия110. Среди причин размещения дворцов в пустынных местностях Бхенсн называет традиционное мировоззрение и нравы арабских халифов, избегавших городов и густонаселен­ных мест, санитарно-гигиенические соображения безопасности от возможных эпидемий, не­обходимость установления тесных контактов с арабами-бедуинами, которые вели кочевой образ жизни, являясь оплотом халифской власти; стремление к уединенности от шума и город­ской суеты для созерцания, размышления, также военных упражнений и охоты; благоприят­ность пустынной среды для воспитания будущих преемников халифа (физических упражне­ний, игр, об1цения за пиршественным столом, духовного развития).

Вначале дворцы были приспособлены исключительно для сезонного, периодического проживания халифа и его преемников. Затем дворцы для жилья стали постепенно дополнять­ся мечетями, баней, бассейном, а также строительством объектов для ведения сельского хо­зяйства и содержания домашних животных. Примером может служить дворец Аль Хир аль Гарби в Палестине (730-е годы).

Подобно Сасанидским, омейядские дворцы также возводились на обособленной терри­тории, вдали от городов и других населенных мест, одновременно выполняя функции крепо­стей. Структурным планировочным ядром дворца всегда служил «сахн» — открытый внут­ренний двор атриумного типа: практически все помещения были ориентированы в сторону двора. Ограждением дворца служила замкнутая массивная наружная стена (граница между внешней, знойной, пустынной и часто враждебной) средой и внутренним пространством дворца Стены укреплялись массивными высокими башнями многоцелевого назначения (для наблюдения, охраны, обороны, а также длительного хранения съестных припасов в нишах — углублениях толстых стен за счет циркуляции восходящих потоков прохладного воздуха из- под земли). Как правило, дворцы были одно- и двухэтажными.

Первый дворец арабо-исламского мира — аль-Хадра был возведен в Дамаске (660—661 гг.) на основе разрушенного старого дворца. Новый дворец строился по приказу халифа Муавия из обработанного камня (вначале возводился из кирпича). Вокруг здания дворца был разбит сад, территория была обводнена и благоустроена. Купол имел зеленый цвет (аль- хадра, в переводе с араб., «зеленый») — цвет (символ) ислама. Во дворце располагался трон халифа. В настоящее время на месте этого дворца находится дворец Азема, построенный в период османского владычества (XVIII в.) — один из шедевров исламской архитектуры, вос­становленный современными французскими и сирийскими реставраторами.

В плане дворец Азема представляет собой комплекс окруженный колоннадами аркад внутренних дворов с мраморным покрытием площадок вокруг групп бассейнов и садов с апельсиновыми деревьями. Четко выявлены планировочные группы помещений «садамлак», т.е. место приема гостей, «харамлак» — женская часть со спальными помещениями, кухней, мастерскими для рукоделия и другими, закрытых ванн и обслуживающего двора с северо-западной стороны комплекса. Стены 2-3-х этажных дворцовых зданий облицованы горизон­тальными полосами контрастных по цвету мраморных плит и богато декорированы. Сложное и богатое переплетение оконных переплетов, дверей и ставней из дерева, деревянной обшив­ки потолков и роскошная раскреповка стен интерьеров помещений свидетельствуют об ин­дивидуальности стиля и высоком мастерстве зодчих.

В целом, в период с 660 по 750 годы омейядскими халифами в Шамиском (Аль-Шам) регионе построены 19 дворцов, положивших начато мусульманской дворцовой архитектуре111.

Охотничий дворец-замок Хусейр-Амра стоит в 65 км восточнее Аммана (Иордания). В постройках из красноватого известняка различаются аудиенц-зал (6,5x7,5 м) с альковом, фланкированным двумя апсидальными помещениями спален, и связанная с ним баня-хаммом. Постройки сохранились вплоть до сводчатых конструкций покрытий. Интересна система цилиндрических сводов аудиенц-зала, лежащих на двух поперечных арках слегка стрельчатого очертания. Два помещения были покрыты сводами, цилиндрическим и кресто­вым, третье — куполом. Мировую известность получила фресковая живопись эллинистиче­ского характера Кусейр-Амра, нанесенная по штукатурке над мраморными панелями: изо­бражение правителя под балдахином (альков), сцены охоты, музыканты и т.д.112.

Раскопки великолепного замка Каср (дворец) аль Хир аль Гарби (727 г.) дало множест­во фрагментов стукового орнамента скульптуры и фресковой росписи. В отличии от дворцов Иордании его помещения равномерно распределены в два ряда с выделением на оси более крупных залов. Двор был обнесен портиком. Стены, выведенные из сырца на каменном цо­коле, не сохранились (лишь ворота были целиком каменными). Плоские деревянные покры­тия лежали на подпружных арках113.

Комплекс дворцовых зданий и сооружений аль Хир аль Шарки (727—729 гг.) представля­ет собой два смежных здания. Они располагались в самой возвышенной части долины Пальмирских степей и были окружены обшей стеной из условий формирования большого благоус­троенного парка для игр и развлечений. Оба здания в плане образуют несколько искаженные квадраты (почти параллелограммы). Если само здание дворца имеет четыре входных портала в центре каждой из четырех наружных стен, усиленных восемью башнями каждая (включая уг­ловые), то здание с одним входом имеет совершенно иную функционально-планировочную организацию и иденцифицируется как каравансарай. В комплекс дворца входили также поме­щения военного лагеря и мечеть с минаретом. По всей видимости, дворец как место жительст­ва халифа в военное время вполне мог вести функцию укрепленного форта.

Как считает Хамед Халид, оба комплекса дворцов представляют омейядскую архитек­туру в состоянии развития и совершенствования так называемого «стиля Хира», следуя ко­торому возводились многие последующие дворцы, замки и усадьбы в течение достаточно длительного периода на территории как Шамиской империи, так и широко за ее пределами в завоеванных областях от Северной Африки до Средней Азии (каравансарай Манагельды XI- XII вв., Таш-Рабат XIV в. на территории нынешнего Кыргызстана и др.). При этом сопоста­вительный анализ планировочных структур первого дворцового здания — аль Гарби и второго (аль Шарки) показал его значительное сходство с каравансараем, что ни в коей мере не умаляет достоинств данного планировочного приема114.

Замок-дворец Хирбет аль Мфаджар в долине Иордана (в 2.5 км к северу от Иерихона) может быть отнесен к самым замечательным из всех омейядских замков. Своеобразие форм, богатство, разнообразие и изящество деталей с трудом поддаются описанию. Стены с баш­нями связаны в единый ансамбль со зданиями бани, мечети и особым передним двором. По­мещения из тесаного камня-известняка были покрыты кирпичными сводами, дворы замоще­ны каменными плитами. Помещения внутри каре размером 76x63 м огибали двор в два эта­жа. Вдоль восточной и западной сторон дворца они разбиты на два ряда, к северной стороне примыкает длинный шестистолпный зал. Среднее южное помещение с апсидой служило предположительно мечетью, а рядом на высоком выступе стоял минарет. Дворцовые фасады затенялись аркадами. Вестибюль имел вид башни, гладь фасада которой подчеркивали рез­ные медальоны и завершали ступенчатые зубцы. К северу от дворца, через двор, находилась баня — квадратный зал около 30x30 м с полукруглыми экседрами вдоль каждой стены. Свод­чатые покрытия этого величавого здания посредством арок опирались на 16 мощных устоев с колоннами по углам, в центре высился купол на парусах, демонстрируя явное влияние ви­зантийского храмового зодчества115.

Между дворцом и баней находилась мечеть 23x17 м, её строительное покрытие опира­лось на восемь поставленных в два ряда мраморных колонн. На внешнем дворе, над прудом, стоял павильон с куполом на четырех арках и внешней оградой восьмиугольного абриса. Се­вернее бани сохранились остатки какого-то здания, возможно, каравансарая. К востоку от дворца простирался окруженный стеной сад. Дворец и его угодья снабжались водой из Иор­дана и других речек: вода подводилась при помощи акведуков (римское влияние).

Дворец аль Харана, согласно данным археологии, относится к последним из омейядских дворцов, предпоследними же были построенные халифом Валидом II дворцы аль Туба и аль Мшатта (743—744 гг.). Квадрат каменных стен замка дворца Мшатта 150x150 м заполняли рас­черченные с удивительной логикой и симметрией залы, дворы, комнаты. Две параллельные стены выделяли среднюю официальную часть дворца группой вестибюля впереди и аудиенц- залом (диваном) в глубине, их разделяет квадратный двор, утлы которого лежат на диагоналях внешнего квадрата стен. Большой базиликальный зал официальной части заканчивался купольным триконхом. Это соединение трехнефного сводчатого айвана с купольным залом, ха­рактерное для сасанидских дворцов, созвучно формам Рима и Византийской империи.

Руины дворца аль Туба располагаются в 60 км на юго-восток от Аммана в Сирийской пустыне на территории нынешней Иордании. Изящную планировку комплекса демонстрирует дворец. Территория дворца-крепости 140x73 м обнесена мощной стеной с круглыми башнями. Входные ворота располагаются между двух квадратных в плане башен с северной стороны. Здание дворца сложено из камня и красного обожженного кирпича (внутренние стены). По ут­верждению А. Кресвела, дворец был построен одновременно с дворцом аль Мшатта116.

В 20 км от Аммана в том же направлении расположен дворец-«гостиница» аль Харана. В нем предположительно халиф собирал представителей племен, узнавая от них новости и решая их проблемы, а также предоставляя им возможность безмятежного отдыха. В каждом из четырех углов прямоугольного здания (36x34 м) располагались круглые башни и ещё по одной башне в центре каждого из трех фасадов: вход с южной стороны образован пилонами из двух полубашен. Стены сложены из небольших известняковых камней и необожженных кирпичей. На высоте 7 м находился декоративный фриз, опоясывающий парапет и все семь башен дворца. Широкий коридор входа между двух больших затененнных помещений (12x8 м) ведет в квадратный атриумный двор (12x12 м) с восемью столбами, несущими навес, под которым размещались конюшни. Справа и слева от двора при входе расположены лестницы, ведущие на второй этаж восточной и западной частей дворца соответственно. Узкие проемы окон второго этажа были устроены в виде амбразур, напоминая «колчан со стрелами», что указывает на замковый характер здания. Стены интерьеров были отделаны блестящей из­вестковой побелкой и резными украшениями из гипса. Планы дворца аль-Харана демонстри­руют высокую степень логичности и четкости компактной симметричной функционально­планировочной структуры здания как показатель немалых достижений исламской дворцовой архитектуры омейядского периода.

В 750 году утвердилась новая династия Аббасидов (потомков дяди пророка — Аббаса). В своих взглядах и политике Аббасиды придерживались иранской ориентации, что обусло­вило сложный синтез арабской и иранской культур, отразившийся и на архитектуре дворцов, особенно в период правления первых трех халифов этой династии — Мансура, Харуна ар­Рашида и Мамуна.

Одним из первых аббасидских дворцов следует считать дворец со сводчатым айваном Куббат аль-Хадра или «Зеленый дворец» (764 г.) в Багдаде, столице арабского Халифата. Плановая композиция этого дворца, как считает В.Л.Воронина, отвечала принципам саса- нидского дворцового строительства117. Размер дворца в плане составлял около 200x200 м, центральный большой айван 15x10 м с залом 10x10x10 м был перекрыт куполом зеленого цвета. Этот дворец в новой столице исламского мира стал своеобразным прототипом боль­шинства дворцовых зданий, имевших дворово-айванную композицию, о чем говорилось в предыдущем разделе.

Раннеаббасидский замок Ухайдир (778 г.) был выстроен в 200 км южнее Багдада и был окружен крепостными стенами 175x160 м с четырьмя входными воротами по середине стен. Дворцовый ансамбль с симметричной композицией плана примыкал с севера к внешним стенам. Главная его часть -парадный двор, окруженный аркадами на полуколоннах. На главной оси дворца выделяется зал-вестибюль (15,5x7 м) — самое большое сводчатое помещение ансамбля, на южной стороне двора размещен аудиенц-зал в виде сводчатого айвана. обращенного во двор. Жилые помещения разбиты вокруг четырех малых дворов с портиками и айванами118.

Квадрат толстых внешних стен дворца аль Куфа (Ирак, 800 г.) свыше 170 м длины по одной стороне обрамляет внутреннее каре дворцового здания, включающего сгруппирован­ных вокруг внутренних дворов помещений. Единственные внешние ворота соединяются с парадным двором, куда открывается, обращенный к северу, трехнефный айван, связанный, в свою очередь, с купольным тронным залом. Как отмечает Ф.М.Шафий, многие дворцы Ира­ка того времени отличались наличием внешнего двора, где размещались жилища челяди, склады, гарнизон и др.119.

Ансамбль дворца Балькувара (848—858 гг.) в южной части Багдада в плане представляет квадрат стен 1250x1250 м, укрепленный башнями. Для того, чтобы попасть в крестообраз­ный в плане тронный зал нужно было миновать три двора и трое ворот. Зал располагался на верхней точке рельефа и через арки открывались великолепные перспективы на четыре сто­роны горизонта. По другую сторону зала лежал сад, спускавшийся к реке с пристанью. С южной стороны зала размещались жилые постройки, разбитые по прямоугольной сетке и разделенные на кварталы120.

Один из крупнейших, аббасидский дворец Мутассима Джаусак (900 г.), представлял собой целый город, подобно дворцу Балькувара (175 га), включал официальную часть, гарем, сокровищницы, казармы, бани, крытые цистерны, площадки для поло, сады и павильоны. Крестообразный в плане тронный зал был перекрыт высоким куполом. Дворец выходил к реке Тигр трехарочными воротами Баб-аль-Аима, откуда к воде спускались ступени широкой лестницы. Средняя арка ворот была высотой 11.1 м121.

На территории нынешнего Афганистана в X веке близ города Буста возводится обшир­ный дворцовый комплекс — аль-Аскар или Лашкаргах. Вытянутый вдоль обрывистого берега реки Гильменд, грандиозный ансамбль дворцов и казарм, мечетей и садов распадается на три разновременных группы, среди которых выделяется южная — летняя резиденция Масуда III. Дворец задуман как прямоугольник (130x74,7 м), где сырцовые постройки на фундаменте из обоженного кирпича окружают двор 80x48 м. Вход укрыт в айване, за ним лежит крестооб­разный в плане вестибюль. Во двор обращены четыре айвана; северный ведет в аудиенц-зал и примыкающие к нему помещения: зал приемов, зал ожидания, канцелярия и т. п. По мне­нию В.Л.Ворониной, черты архитектуры Лашкаргаха связывают его со строительной культу­рой Ирана и Средней Азии, единой школой зодчества того периода122.

В Центральной Азии в рассматриваемый период (1Х-Х вв.) формируется качественно новый стиль, отличный по своему содержанию (внутреннему и внешнему) от стиля, слагавше­гося в условиях предшествующего общества. Вступление Тохаристана и Мавераннахра, разви­тых стран Центральной Азии на территории Исторического Таджикистана, на путь интенсив­ной феодализации не только породило новые формы общественной идеологии, но и коренным образом отразилось в области архитектурного творчества. И даже насильственный захват Цен­тральной Азии арабами VIII веке не мог изменить поступательное развитие культуры. Более того, войдя в состав Халифата, народы Центральной Азии включились в орбиту мировой кара­ванной торговли, накапливались предпосылки к качественным изменениям в архитектуре и планировке городов, в том числе в архитектуре общественных зданий и комплексов. В IX — X вв. на обширной территории Центральной Азии (Хорасан и Мавераннахр) создается государ­ство местных династий Тахиридов и Саманидов. Этот период формируется как время форми­рования феодального города, возникающего и развивающегося на базе значительного экономического подъема вызванного к жизни ростом внешней и внутренней торговли123.

Говоря об арабах, необходимо заметить, что в культурном отношении они, как замечает Г. А. Путаченкова, стояли гораздо ниже завоеванных ими народов, но они обладали тем, чего этим народам не хватало — единства власти и единство идеологии, каковой был только что народившийся ислам124. Именно ислам, как и всякая иная «большая» религия, оказав серьез­ное, а порой и определяющее воздействие на характер развития культуры воспринявших его народов, вызвал к жизни новую культовую архитектурную типологию — мечети, минареты, мавзолеи, Мадраса и другие сооружения. Однако ислам не сумел создать унифицированных форм художественной выразительности. Несмотря на появление новых типов построек, зод­чие Центральной Азии продолжали использовать местные традиции архитектуры и градо­строительного и строительного искусств.

Вместе с тем, нельзя отрицать и положительного результата вхождения Центральной Азии в состав арабского Халифата. В частности, вслед за окончательным утверждением ислама происходит сближение архитектуры и искусства Центральной Азии с архитектурой и искусством народов арабских стран. Преемственность и взаимообогащение традиций были двигателями архитектуры и искусства на всем протяжении древности, раннего и развитого средневековья. Рассмотрим в связи с вышесказанным некоторые примеры дворцового строи­тельства, где наиболее ярко проявляются традиции местного зодчества и искусства.

В X веке крупным городом Тохаристана являлся Хульбук, столица историко- культурной области Хутталь. Достопримечательностью этого города был дворец хуттальского правителя с квадратным двором посередине. Пол дворца искусно был вымощен жженым кирпичом, а в его центре находился глубокий колодец с небольшим устьем, предназначен­ным для стока талых вод. С четырех сторон двора проходила крытая галерея с колоннами, куда выходили двери и окна помещений дворца Особенно красиво и богато были украшены стены и потолки. От этих украшений остаюсь немного — лишь небольшие куски резного рас­писного алебастра. Архитектурный декор дворца некоторым образом дополняют фрагменты колонного ордера с капителями из резного алебастра с воспроизведением изображений львов, а также трехчетвертные алебастровые колонки, алебастровые же плахи с надписью куфи и др. Дворец под полом имел крытый кирпичный канал, выводящий нечистоты за пре­делы сооружения. Центральная отопительная система, расположенная также под полом в ви­де соединенных между собой керамических труб, нагревала кирпичи пола дворца и, тем са­мым, отапливала его помещения.

Цитадель Хульбука расположена в юго-западной части городища и далеко выдвинута в долину. Выбор места, как считает археолог Э. Гулямова, был предопределен тем, что фасад­ная плоскость, на которой портал смотрится как михраб, был открыт в сторону густо насе­ленного Уртабоза, где находятся большие памятники: Золи-Зард, Сайед и Гулистон, а как бы за спиной Хульбука — не менее значительные памятники Манзара, Кайнар, Даштидили, Ион- Али и др. Срединное местонахождение и размещение столицы в излучине Сурхоба, с трех сторон окруженного рекой, делает город защищенным.

Реконструированный на основе фрагментов входной части сооружения портал имеет общую высоту 13,25 м, ширину — 8,6 м с шириной входа в 2,85 м. Рама пеиггака «П» — образная и состоит из нескольких дорожек: в один ряд кирпич с чередованием целого и половинки, спа­ренный кирпич, поставленный на ребро и образующий узор лиандры, спиральные кирпичи с вырезанными до обжига куфической надписью. Архивольт поддерживает трехчетвертная ко­лонка. Тимпан украшен кирпичной кладкой геометрического узора: штрих на квадратной сет­ке, нал дверью лопатка, сложенная из кирпичей с куфической надписью. Кирпичи в два ряда по семь штук в ряду. В отличие от надписей, обрамляющих раму портала, которые отличаются строгостью размера, буквы на лопатках несколько суженные и сильно вытянутые. Общий вид портала на плоскости, расчлеценной прямоугольными и округлыми пилонами и контрфорса­ми, смотрится монументально126. В августе 2006 года, к празднованию 2700-летия города Ку­ляба, реставраторами ТаджикГУОП Министерства культуры Таджикистана был сдан государ­ственной комиссии крупный фрагмент реконструированной крепостной стены с внутренней боевой галереей, монументальным порталом, угловой башней и др.

Весьма примечательна графическая реконструкция портального входа в цитадель Хульбука, так как она демонстрирует один из первых примеров в Центрально-азиатском зод­честве появление портала вообще, который, как известно, начал формироваться после X ве­ка, в частности, в зданиях культового назначения (мавзолеи Араб-Ата в Тиме, Мир-Саид Ба­хрома в Кермине и др).

Облик городского жилого дома Хутталя можно представить на основе жилища богато­го горожанина, раскопанного Э. Гулямовой на территории городища Сайед на берегу Пянд­жа127. Так, этот дом (50x50 м) состоял из квадратного двора (26x26 м), вокруг которого рас­полагались прямоугольные в плане помещения. Пол двора местами был выложен жжеными кирпичами в определенном орнаментальном мотиве. Стены помещений, обращенных во двор, были украшены резным штуком (стуком). Такой же декор обнаружен и в парадных помещениях. Заслуживает внимания отделка суф, поверхность которых покрыта толстым сло­ем белого алебастра, а боковины покрыты красной краской. Пол помещений выкладывался жженым кирпичом. Одной из примечательных особенностей помещений является наличие в западной стене михрабной ниши, углы которой оформлены трехчетвертными резными ко­лонками. Обычно помещения в доме располагались группами: в центре -парадная, кухня, комната для омовения с возвышением и ванночкой со стоком для воды и комнаты с суфами.

Одним из крупных городов Мавераннахра в саманидский период оставался Самарканд. Предметом особой гордости правителей Самарканда были их прекрасные резиденции, окру­женные роскошными садами и парками. По историческим сведениям, западная часть Самар­канда активно застраивалась монументальными дворцами Саманидов, а восточная — усадьбами знатных вельмож и военноначальников. В 1911 году в западной части Афрасиаба археологами был обнаружен ряд больших помещений, украшенные резными ганчевыми па­нелями. Как определили ученые (И.А.Ахраров, Л.И.Ремпель), это были фрагменты саманидского дворца, который был реконструирован Л. И. Ремпелем128. Первый зал имел размеры 6,29x13.4 м и имел три дверных проема, обращенных во двор, а две других — на торцах. Уче­ный предполагает, что главное предназначение просторного и достаточно светлого (над дверьми были устроены световые проемы, забранные ганчевыми решетками и цветным стек­лом) зала, украшенного тонкой резьбой из ганча — прием гостей, т.е. он служил своего рода мехмонхона — гостиной, известной ещё в доарабское время129.

Как пишет С. Рахматуллаева, замечательным явлением в архитектурной декорации Мавераннахра IX — X вв. является композиция резного орнамента гостиной дворца Саманидов, где в изящном узоре можно увидеть более древний, заметно переработанный вьющийся сте­бель виноградной лозы, столь излюбленный и часто изображаемый в резном дереве Пенджи­кента и резном ганче Варахши130. Резной орнамент панелей Афрасиаба находит близкие па­раллели в пластическом убранстве дворца аббасидских халифов в Самарре (IX в.), мечети Наина (Иран. X в.), мечети Тарих (Ну-Гумбад) в Балхе (Афганистан, IX — X вв.) и др.131.

Близ раннесредневекового Термеза расположен Кырк-Кыз, связанный со сказанием о девушках-амазонках, проживавших в укрепленном замке. Как считает Г.А.Пугаченкова, Кырк-Кыз был огромной дворцовой усадьбой, принадлежавшей династии Саманидов из ме­стности близ Термеза под названием Шахри-Саман (по предположению ученых, именно здесь находилось родовое селение дома Саманидов) 132. По-видимому, эта была летняя рези­денция царствующего рода, выполненная в монументальных архитектурных формах.

Здание имеет центрическую композицию, оно квадратное в плане (54x54 м), крестооб­разно рассеченное по осям сводчатыми коридорами, которые ведут в центральный квадрат­ный дворик (I 1,5x11,5 м) с глубокими сводчатыми айванами на осях, позволявших доступ к многочисленным помещениям. Они располагались в два этажа в четырех секторах здания, охваченных узкими сводчатыми кулуарами. Общее число помещений Кырк-Кыза достигало полусотни, в том числе обширный трехколонный зал — гостиная-мехмонхона. Углы здания фланкировали полые, круглые в плане башни. Материалом постройки служит сырцовый кирпич, стены оштукатурены глиной. Фасады Кырк-Кыза почти однозначны: гладь стен, ритмически разделенная вертикальными щелями световых проемов, массивные башни на уг­лах и глубокий айван со стрельчатым сводом в центре. Щипцовые стены этих айванов имеют более детализированную архитектурную разработку за счет фигурных нишек, выложенные ступенчатым напуском кирпичей.

В интерьерах Кырк-Кыза поражает разнообразие сводчатых систем, выведенных из сырцового кирпича, поэтому здание ученые называют своего рода музеем строительно­технических поисков и конструктивных экспериментов раннесредневековых зодчих Тохари­стана. Таким образом, Кырк-Кыз — это крупная феодальная усадьба дворцового типа, при­надлежавшая правящей династии, где летом после духоты густо заселенного шахристана Термеза можно было отдохнуть среди тенистых садов и журчащих арыков133.

Облик городского жилого дома Уструшаны IX — X вв. можно уяснить на примере жилой части комплекса каменных сооружений Чильдухтарон в Шахристанском районе Республики Таджикистан, изученный Н. Н. Негматовым и С.Г.Хмельницким134. Это квадратный в плане многокомнатный жилой дом центрического типа с центральный квадратным залом и расположенными вокруг него помещениями с анфиладной организацией по главной оси входного вестибюля-зала. Семикомнатная жилая ячейка этого комплекса по своей планировочной структуре родственна многим современным ему жилым домам Термеза и Хорезма135.

Обращает на себя внимание сам принцип организации центрического дома. В отличие от домов рядовых горожан, возводивших их своими руками (поэтому в них отсутствует стро­гая осевая разбивка, имеет место не параллельность стен и непропорциональность помеще­ний в плане), дому этого типа присущи четкость планировочной схемы, строгая осевая ком­позиция и выделение центрального ядра. Такое композиционное решение плана семиком­натного дома в комплексе Чильдухтарон напоминает структуру центрических зданий обо­ронного характера, в частности, ряда замков в Хорезме.

Подробное рассмотрение центрических замков, а также жилищ с распределительным холлом в центре позволяет говорить о широком распространении этого приема с древнейших времен до XIX в. Как выясняется исследованием, подобная схема жилого дома с централь­ным распределительным помещением сформирована под влиянием природно-климатических условий, ландшафтных характеристик горных, предгорных и долинных районов Переднего и Среднего Востока136.

Политическая история Центральной Азии XI — XII вв. ознаменована вторжением с севера тюркских завоевателей и формированием обширных и сильных государств, управляемых враждовавших друг с другом тюркскими династиями. Наиболее значительный из них — сул­танат Газневидов, владевший в первой половине XI века югом Средней Азии, но затем вы­тесненный Караханидами, которые захватили к началу XI века Мавераннахр, и Сельджуки- дами, овладевшими Хорасаном и распространившими затем свою власть вплоть до Малой Азии. В XII веке постепенно усиливаются правители Хорезма — хорезмшахи. Они на рубеже XI — XII вв. владеют почти всеми центрально-азиатскими землями. Однако беспрестанные войны, внутри династийные распри и сепаративизм удельных владетелей приводит к ослаб­лению внутреннего единства, и в 1220—1221 гг. в Среднюю Азию вторгаются монгольские орды, предав страну полному опустошению.

Однако в целом во времена тюркских династий Хорасан и Мавераннахр характеризу­ются дальнейшим развитием феодализма, расширением внутренней и внешней, торговли, дальнейшим расширением строительной деятельности, в том числе в области дворцового строительства. В частности, в усадьбах богатых землевладельцев ещё сохраняются элементы и формы замковой архитектуры, но замкнутости былых кешков в них уже нет. В области Мерва (Южный Туркменистан) высятся руины таких домов с тремя и четырьмя входами, центральным залом и двумя этажами жилых помещений. Гофры на стенах почти исчезают, фасады гладкие или оформлены настенными арками. Жилые дома богатых горожан в Мерве — многокомнатные, многие украшены резным штуком137.

Монументальными были дворцы в Термезе, Мерве, для композиции которых характе­рен обширный двор с айваном на осях и в обводе одного-двух этажей помещений. Особенно параден был дворцовый аудиенц-зал. Так, в Термезе он был выделен снаружи портиком с мощными устоями, поддерживающими арки, за которым расположен трехпролетный сводча­тый зал; все его стены и устои покрывала богатейшая резьба по ганчу, а кое-где живопись138.

Дворец сельджукидского времени в Мерве, руины которого находятся в цитадели горо­дища Шахрияр-Арка, представляет собой двухэтажное здание с размерами 45x39 м, сложен­ное из сырца на глиняном растворе. Общая композиция дворца — пример развития среднеази­атских планировочных приемов. Комнаты компактными группами распределяются по пери­метру вокруг внутреннего двора 16x16 м. На его оси размещаются четыре глубоких айвана, один из которых служит входом. Большое количество фигурных кирпичиков в залах у стен дворца говорит об их использовании в отделке наружных стен139.

Архитектура и архитектурный декор Мавераннахра XI — начала XIII вв. развивались в тесном взаимодействии с зодчеством сопредельных территорий современного Афганистана и Ирана. Тесные экономические и историко-культурные связи и обмен мастерами способствова­ли слиянию художественных течений в общий поток средневековой культуры этих стран.

После тяжких последствий монгольского завоевания заметный подъем наметился лишь во второй половине XIV века, связанный с восхождением на мировую арену Тимура — уро­женца области Кеш-Шахрисябза. Сложившаяся в Мавераннахре ещё до Тимура местная ар­хитектурная школа в результате притока плененных мастеров с завоеванных Тимуром стран получила приток новых творческих сил и новых идей, привнесенные мастерами Ирана и Азербайджана, Ирака и Сирии, Хорезма и Индии. Это взаимопроникновение и слияние раз­ных творческих направлений обусловило подъем архитектуры XIV — XV вв. на новую ступень. Итогом творческого содружества местных и пришлых мастеров явилось то, что в этот период сформировался новый стиль, который можно считать высшим достижением архитектуры и монументального искусства. В результате этого в монументальном строительстве, в частно­сти, дворцовом, исключительных успехов достигло приёмы выведения сводов и куполов, пе­ресекающихся подпружных арок и щитовидных парусов, сложившиеся во второй трети XV века. Как отмечает Г.А.Пугаченкова, в системе самих архитектурных масс и форм XIV — XV вв. были заложены строгие пропорции и геометрические закономерности как простого, так и внешнего порядка, в практике зодчества были заложены основы архитектурной теории140.

Небывалого разнообразия и высокого художественного эффекта достиг многоцветный архитектурный декор. Во внешнем оформлении зданий применялись цветные глазурованные кирпичи, поливная резная терракота многоцветные майоликовые плиты, наборная резная мо­заика. называемая Кашин, нередко в сочетании с резьбой по мрамору, а в интерьерах также орнаментальная роспись.

Многочисленные дворцы были возведены Тимуром в столице своего государства — Самарканде. В пределах крепости высился четырехэтажный Кук-Сарай. Из описаний совре­менников141, известно, что Кук-Сарай служил местом хранения государственной казны, торжественных церемоний, связанных с венчанием на царство подставных монгольских ханов, местом заточения, а иногда и вероломных казней тех членов тимуридской династии, которых опасались как возможных претендентов на трон. Все это определил суровый замкнутый ха­рактер архитектуры Кук-Сарай. Название Кук-Сарай («Синий дворец») указывает на исполь­зование в его декоре синих и голубых изразцов.

Главный правительственный дворец в Герате был возведен в саду Баги-Шахр в 1400 году Тимуром для Шахруха и считается одним из великолепных в мире, но сведения об его архитектурном облике не сохранилось.

Одним из величественных монументальных сооружений в Шахрисябзе, родине Тимура, возведенный по распоряжению эмира, является дворцовый комплекс Ак-Сарай в северо- восточной части шахрисябского хисара, который включал площадь, сам дворец Ак-Сарай и хорошо распланированный сад. До наших дней от него дошли руины портальной части, час­тично отреставрированных в начале 90-х годов прошлого столетия142.

Название «Ак-Сарай» переводится как «Белый Дворец», но он не был белым, а лазоре­во-синим. Как пишет Г А. Пугаченкова, эпитет «ак» употреблен здесь не в прямом значении, но в переносном, «благородный», «аристократический». Биограф Тимура Шарафеддин Али Иезди, говоря, что подобного здания, вознесшего вершину от земли на высоту небосвода, не видовал мир, добавляет: «Стало его почетным именем Белый Дворец — Ак-Сарай»143.

Г.А.Пугаченкова. проанализировав описание дворца очевидцами (Рюи Гонзалес де- Клавихо, Захириддин Бабур, Низамеддин Шами, Шарафеддин Али Йезди) с изучением руин дворца, реконструирует Ак-Сарай. В частности, на главном фасаде выделяется портал, увен­чанный аркатурой и зубчатым парапетом. Между его устоями, на граненом основании башнями в углах, был переброшен стрельчатый свод 22,5 м, на щековых стенах были устроены ниши для ожидания посетителей, а в щипцовой стене располагался высокий арочный вход. Он вел в продолговатый, просторный двор с бассейном посередине. На главной оси лежал квадратный купольный зал заседаний дивана с огромным сводчатым айваном, в тимпанах которого было изображение льва и солнца; на поперечной оси располагались меньшие по размерам купольные залы с айванами. По периметру двор был охвачен арочной галереей, за которой размещались в двух этажах богато оформленные большие и малые покои, гостиные и пиршественные залы. Позади дворца располагатся сад144.

На территории современного Таджикистана известна крепость Худжанда, описанная Захириддином Бабуром в 1493—1494 гг. во время своего посещения. В своих мемуарах он пишет: «Крепость Ходжента стоит на возвышенном месте. Река Сайхун течет мимо Ходжен- та с северной стороны, на расстоянии полета стрелы от крепости. К северу от крепости и ре­ки стоит гора, называемая Муту-Гил: говорят, на этой горе находятся бирюзовые месторож­дения и другие рудники… «145 (Табл. 4, р.1: 5, р.1: рис. 2Б — Гл. 3).

Образцом крепостного строительства в Северном Таджикистане является крепость Ка- лаи Боло в Исфаринском районе. Построенная в IV — VIII вв. и разрушенная в X в., в Х1-ХП вв. она была значительно укреплена и перестроена. Система обороны была усилена двумя пря­моугольными башнями. Полностью перестраивается жилой комплекс на платформе. Комна­ты перекрываются сырцовыми сводами, остекляются оконные проемы, устраиваются ямы для мусора и канализации146.

С падением дома Тимуридов на политической арене центрально-азиатской истории вы­ступают узбекские династии Шейбанидов (XVI в.) и Аштарханидов (XVII- начало XVIII вв.). Политические неурядицы во многом определяют постепенный экономический упадок во всем регионе. Великие географические открытия и переход европейской торговли на мор­ские пути, приводят к упадку караванной торговли, в частности. Великого Шелкового пути, в результате чего сокращаются международные связи.

В XVI — XVII вв. рычаги культурной деятельности в Центральной Азии сокращаются, концентрируясь в немногих крупных городах. Тем не менее, этот период ознаменован опреде­ленным подъемом строительной деятельности. Архитектурные достижения этой поры связаны с дальнейшим развитием сводчатой техники, обогащающей восприятие интерьеров. В целом же развитие архитектуры, в том числе дворцов и богатых усадеб в XVI — XVH веках шло по пу­ти закрепления ряда традиционных решений, разработанных в предшествующие века.

От рассматриваемой эпохи дошло ограниченное количество монументальных построек жилого и дворцового назначения. Но некоторое представление о них можно составить по изображениям богатых домов на миниатюрах XVI — XVII вв.147 (Табл. 18 — Гл. 1). Преобладает двухэтажный дом с балконами и окнами в верхнем ярусе, резной дверью и узорными окнами в нижнем. Крыша плоская: по ее краю нередко проходит зубчатый карниз. Фасад, обращен­ный во двор, выделен сводчатым или колонным айваном. Во внешнем декоративном убран­стве таких домов вводились глазурованные кирпичи, цветные фризы, а помещений — настен­ные росписи.

Как отмечает Г.А.Пугаченкова, пригородные дома и, особенно, дворцы правителей и знати располагались среди зелени садов. Обычно это был регулярно спланированный архи­тектурный сад-чорбог, разделенный большими аллеями на четыре части. За стенами Бухары при Шейбанидах особенно славился чорбаг Баги-Хани.

В XVIII веке Средняя Азия пережила жестокий социальный кризис, способствовавший упадку ирригации, земледелия, строительной деятельности и городского строительства. Лишь в конце ХУШ — начале XIX вв. намечается возрождение архитектурной деятельности в пределах Бухарского эмирата и Кокандского и Хивинского ханств. Во второй половине XIX века Средняя Азия насильственно включается в состав Российской империи.

Дворцовое строительство в основном сосредотачивается в столичных городах Бухаре, Хиве, Коканде, Ташкенте, Андижане и др. Здесь сохранились образцы высокого зодческого искусства местных архитектурно-художественных школ. Так, например, дворец Алла-Кули- хана Таш-Хавли (1830—1838 гг.) относится к выдающимся памятникам Центральной Азии, характеризующим Хивинскую школу зодчества. В частности, в архитектуре дворца органи­чески слиты формы и орнамент монументального зодчества с чертами легкой и пространст­венной архитектуры народного жилища. Здесь план неправильной конфигурации делится на две половины: жилую половину — харам с большим прямоугольным двором, приемные дворы — Арз-хаули для официальных аудиенций и Ишрат-хаули для частных приемов. Каждому из хаули предшествует передний двор с конюшнями и службами148.

Дворцовое строительства Кокандского ханства характеризует Урда, построенная Худояр-Ханом в 1871 году. Главный фасад урды из жженого кирпича, поднятый на высокий цо­коль и фланкированный башенками, сплошь покрыт пестрой изразцовой облицовкой. Поме­щения дворца украшены хорошей настенной резьбой по ганчу и резьбой по дереву149.

Бухарский арк был резиденцией правителей феодальной Бухары и за весь период сво­его существования (с I в.н.э.) неоднократно перестраивался Самая старая (Нового времени) часть арка — приемная бухарского эмира, двор которого был окружен с трех сторон крытой галереей на деревянных колоннах. Напротив входа помещается трон под балдахином на че­тырех резных колоннах из мрамора: базы колонн изображают львов.

Загородный дворец эмира Ситора-и-Мохи-хосса находится в 4 км к северу от Бухары, и строился, начиная с конца XIX века. Апартаменты эмира, приемные, службы размещаются среди садов. Архитектура в основном европеизирована, особенно в главном корпусе с анфи­ладой комнат. Заслуживает внимания «Белый зал» с резным стуковым орнаментом по зер­кальному фону и предшествующее помещение с настенными росписями (1912 — 1914 гг.). Резьбу по стуку выполняла группа из народных мастеров под руководством Ширина Мура­това. росписи — Хасан Джана150.

О дворце хакима Ура-Тюбе (сейчас Истравшан) мы можем узнать по описанию очевид­цев и рисункам конца XIX века, данные А. Мухтаровым в своих книгах151. Основываясь на данных зарисовок и описаний очевидцев в книге «Кирополь-Истравшан-Ура-Тюбе» дан об­лик этого дворца152. В частности, дворец хакима представлял монументальным сооружением, построенным по традициям средневековых крепостей Мавераннахра. Так, на высокой воз­вышенности Муг четко выделяется симметричная композиция монументальных ворот с глу­бокой арочной нишей и высокими 3/4-ными стройными башнями-минаретами, фланкирую­щими наружные углы портала. По верху портала устроен ряд арочных проемов-равак. За порталом, на его оси, виднеется купол на высоком барабане. Высокие глухие стены оканчи­ваются на углах поворота массивными трехчетвертными башнями без верхней галереи.

В нижней террасе, под стенами, виднеется ряд одноэтажных построек с аркатурой на фасадах и подпорными стенами, ограничивающими площадки, уступами спускающиеся к подножию возвышенности.

Планировка дворца также основывалась на традициях дворцового строительства, т.е. она состояла из нескольких дворов различного назначения: парадного, приемного, хозяйст­венного и внутреннего, интимного. Каждый двор окружали однорядные постройки в один- два этажа. Внутреннее убранство приемных помещений поражают обилием декоративной отделки. Именно о них пишет русский офицер М. Зиновьев: «… Внутренность некоторых из этих саклей (помещений, С.М.) представляла роскошь, не виданную мною доселе в средне­азиатских городах… Большая часть из них имела стены, выложенные эмалированным разно­цветным кирпичом, расположенным по весьма красивым, восточном вкусе рисункам»153.

Ориентируясь на вышеуказанные источники, к празднованию 2500-летия Ура-Тюбе- Истравшана (10—11 сентября 2002 г.) истравшанские мастера выполнили свободную реконст­рукция входной части дворца хакима, которая предваряет обширную концертную площадку на вершине Муг-Тепа, где и проходили праздничные мероприятия перед гостями древнего города; в сентябре 2002 года в городе Душанбе был проведен Международный симпозиум «Роль Истравшана в истории цивилизации народов Центральной Азии» с публикацией тези­сов сообщений, в том числе и автора настоящей монографии154.

Об облике дворца в цитадели Худжанда можно также узнать по рисункам русских художников, побывавших в Северном Таджикистане в 1886 году. Одним из них был Д. Вележев. Его рисунки с видами крепостных стен и укреплений Худжанда вошли в книгу П.И.Пашино и в «Военный сборник» 1916 года155 (Табл. 4, р. 2а). Богатый материал по Худ­жанду содержат фотографии С. Дудина, снятые на рубеже XIX — XX вв. Несколько рисунков (улица Ходжента; бекский дворец в Ходженте; Ходжентский базар; Ходжент со стороны Сырдарьи и др.) вошли в известный альбом «Живописная Россия» (раздел Средняя Азия) 156. Достаточно разнообразны и публикации о позднесредневековом Худжанде (Табл. 5, р. 1е, ж — Гл. 3), где можно почерпнуть сведения о дворце157.

В XVIII — XIX вв. во многих районах Таджикистана строятся укрепленные феодальные крепости, бекские дворцы. К таким памятникам можно отнести бекскую крепость Бешкент- кала в Шахритусском районе, крепость XVI [-XIX вв. на краю крутого утеса в ущелье Сарво- ди в долине реки Пасруд, на Памире от XVII — XVIII вв, сохранился ряд небольших крепостей местных князей и крупных чиновников Калаи Пандж, Рошткала в Шугнане, Бар-Панджа в Вахане, Калаи Бомар в Рушане и др.158.

Множество небольших крепостей построено на территории Северного Таджикистана: крепости Костакоз, Сари Хисор, крепость-усадьба исфаринского правителя и др. Все они имели массивные стены с воротами. Внутри размешались жилые и хозяйственные построй­ки. В этих крепостях часто получали защиту жители прилегающих селений во время смуты и междоусобных войн.

Все вышеприведенное — это лишь небольшая часть всего разнообразия жилищного и дворцового строительства на обширной территории Центральной Азии, которая дошла до нашего времени и является объектом исследования современных ученых. Использование по­ложительных традиций прошлого не бесполезно и для современного зодчества, несмотря на то, что оно не сравнимо с историческими памятниками ни по масштабу, ни по степени бла­гоустройства и строительной техники.

Примечания к третьей главе

1. Л. К. Буров. Об архитектуре. — М: Стройиздат, 1960, с.23.

2. ВИА, в 12-ти томах. — Т. 1. -М.: Стройиздат, 1970, с. 43. рис. 9.3.

3. А. В. Бунин, Г. Ф. Саваренская. История градостроительного искусства. — В двух томах. — Т. 1. — М: Стройиздат, 1979, — с. 19, 24—26.

4. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ. соч.. с. 72, рис. 49.

5. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ. соч.. с. 100—102. рис. 89, 91.

6. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 102. рис. 91; И.М.Муръе. Египетский дом времени Нового царства // Труды Госрмитажа. — Т. 11. — Л., 1958.

7. ВИА, в 12-ти томах, т. I, указ, соч., с. 116—118, рис. 105, 107.

8. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., 202—203, рис. 10.

9. ВИА. в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 203, рис. 12.

10. ВИА, в 12-ти томах, т. 1. указ, соч., с. 207, рис 207.

11. А. В. Бунин, Т. Ф. Саваренская. История градостроительного искусства. — Т.1, указ, соч., с. 37; Ллойд Сетон. Археология Месопотамии. / Перев. с англ. — М.: Наука, 1984; Д. Ч. Садаев. История древней Ассирии. — М.: Наука, 1979; Оппенхейм А. Лео. Древняя Месопотамия. /Перев. с англ. — М.: Наука, 1980; Э. Кленгель-Брандт. Путешествие в древ­ний Вавилон. /Перев. с немец. — М.: Наука, 1979; и др.

12. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с.210—211, рис. 22, 23, 24.

13. Ллойд Сетон. Археология Месопотамии. /Перев. с англ. — М.: Наука, 1984. — С. 238.

14. Дж. Г. Маккуни. Хетты и их современники в Малой Азии. /Перев. с англ. — М.: Наука. 1983, с. 61—65, рис. 14, 15, 16.

15. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 200.

16. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 245, рис. 33.

17. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 248.

18. О. Х. Халпахчьян. Строительная культура Армянского нагорья с древнейших времен до VII в. до Н.Э.//АН. — 1983.- М.- №31, с. 112.

19. С. И. Ходжаш, Н. С. Трухтанова, К. Л. Оганесян. Эрибуни. — М: Искусство, 1979, с. 15—19, рис. 13,18.

20. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, с. 263, рис. 19,22.

21. О. Х. Халпахчьян. Строительная культура…, указ, соч., рис. 38 на с. 127.

22. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, с. 380.

23. Э. Маккей. Древнейшая культура долины Инда. /Перев. с англ. — М., 1951.

24. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 387—388, рис.9,10.

25. История таджикского народа. /Под ред. Б. А. Литвинского и В. А. Ранова. — Т. 1. — Душан­бе: АН РТ, 1998, с. 136.

26. История таджикского народа, т. I, указ, соч., с. 188.

27. З. А. Аршавская. Заметки об архитектуре Бактрии в эпохи бронзы и раннего железа (к ха­рактеристике типологических схем) // А. С. Сагдуллаев. Усадьбы древней Бактрии, — Таш­кент, 1987.

28. Б. Брентьес. Квадратура круга как проблема истории культуры // Информационный бюл­летень МАИКЦА. — Вып. 1. — М.: Наука, 1981.

29. В. М. Массон. Процесс урбанизации в древней истории Средней Азии // Тез. докл. — Таш­кент, 1973, с. 36—37: Он же. Формирование древней цивилизации в Средней Азии и Индо­стане // Древние культуры Средней Азии и Индии. — Л., 1984, с. 61—62; и др.

30. В. М. Массон. Фортификация Средней Азии в бронзовом веке // Этнография и археология Средней Азии. Сборник статей. — VI. — 1979, с. 32—33.

31. История таджикского народа, т.1, указ, соч., с. 145.

32. В. И. Сарианиди. Древние земледельцы Афганистана. — М.: Наука. 1977, с. 34—50.

33. История таджикского народа, т. I, указ, соч., с. 146.

34. М. Мамедов. Преемственность архитектурно-планировочных традиций в зодчестве Мар­гианы //Маскан. — 1991. — Ташкент. — №12, с. 15.

35. ВИА, в 12-ти томах, т. I, с. 203, рис. 12.

36. А. А. Аскаров. Сапаллитепа. — Ташкент: Фан, 1973.

37. М. Мамедов. Преемственность архитектурно-планировочных традиций.., указ. соч., с. 15.

38. Р. С. Мукимов, С.М.Мамаджанова. Зодчество Таджикистана. — Душанбе: Маориф,1990, с. 15, 39. История таджикского народа, т. 1, указ, соч., с. 204, реконструкция Тиллятепе.

39. История таджикского народа, т. 1, указ, соч., с. 208, реконструкция усадьбы.

40. А. И. Исаков. Саразм. -Душанбе: Дониш, 1991, рис. 49; История таджикского народа, т. I, с. 157, рис.; А. Раззоков. Саразм — поселение протогородского типа в Пенджикенте // Ма­териалы междун. Симпозиума «Роль Истравшана в истории цивилизации народов Цен­тральной Азии», 10—11 сентября 2002 г., г. Душанбе. — Душанбе: АН РТ, 2002, с. 112.

41. А. Исаков. Саразм — заря цивилизации// Мероси ниёгон. — 1992. — Душанбе.-Вып. 1.-С.21—24.

42. История таджикскою народа, т. 1, с. 239.

43. В. И. Сарианиди. Древние земледельцы Афганистана, указ, соч., с. 121—127, рис. 59, 60, 61.

44. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 297—307, рис. 7—17.

45. Д. Уильбер. Персеполь. /Перев. с англ. — М.: Наука, 1977. — 102 с. ил.

46. Ю. А. Рапопорт, М. С. Лапиров-Скобло. Раскопки дворцового здания на городище Калалы- гыр I в 1958 г. // Материалы Хорезмской экспедиции. — Выл. 6. — М., 1963, с.141—156.

47. Н. П. Забелина. Раскопки на городище Кала-и Мир // МИА СССР. -1953. — №37. — С. 294—301.

48. История таджикского народа, т. 1, указ, соч., с. 337.

49. Б. А. Литвинский, И. Р. Пичикян. Эллинистический храм Окса. — Т. 1. — М.: Наука, 2000. — 503 с., ил.

50. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 320, рис. 31, 32.

51. ВИА, в 12-ти томах, т. I, указ, соч., с. 323, рис. 35.

52. История таджикского народа, т. 1, указ, соч., с. 390.

53. Б. Я. Ставиский. Кушанская Бактрия: проблемы истории и культуры. — М.: Наука, 1977, с. 146, рис. 15.

54. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, с. 356, рис. 10.

55. Памятники архитектуры Туркменистана. -Л., 1974, с. 44.

56. Г. А. Пугаченкова. Архитектурные памятники Нисы // Труды ЮТАКЭ. — Т. 1. — Ашхабад, 1949. — С. 209—230; Она же. Реконструкция квадратного зала парфянского ансамбля Ста­рой Нисы // Труды ЮТАКЭ. — Т. 2. — Ашхабад, 1953. — С. 143—146.

57. Г. А. Кошеленко. Культура Парфии. — М., 1966, с. 20—21.

58. Б. Я. Ставиский. Кушанская Бактрия, указ, соч., с. 152.

59. Б. Я. Ставиский. Кушанская Бактрия, указ. соч.. с. 147—151, рис. 17а, 176.

60. Б. А. Литвинский, X. Мухитдинов. Античное городище Саксанохур (Южный Таджикистан) // СА. — 1969. — М. — №2. — С. 160—177.

61. Г. А. Пугаченкова. Халчаян. К проблеме художественной культуры Северной Бактрии. —

Ташкент, 1966; Г. А. Путаченкова, Э. В. Ртвеладзе. Северная Бактрия-Тохаристан. Очерки истории и культуры. Древность и средневековье. — Ташкент, 1990, с. 86—89, рис.; и др.

62. Топраккала. Дворец // Труды ХАЭЭ. — Т. XIV. — М.: Наука, 1984, Рис. 5.6.

— ВИА, в 12-ти томах, т. 1, с. 409, рис. 35.

65. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 335—337, рис. 43, 44, 45.

66. ВИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 338—339, рис. 46.

67. Н. Н. Негматов. Таджикский феномен: теория и история. — Душанбе: Оли Сомон, 1997, с. 30.

68. В. Л. Воронина, Н. Н. Негматов. Открытие Уструшаны // Наука и человечество. Междуна­родный сборник. 1975 г. — М.: Наука, 1975, с. 55.

69. Р. Мукимов. Преемственность традиций античного зодчества Средней Азии в эпоху Бор- бада // Борбад и художественные традиции народов Центральной и Передней Азии: исто­рия и современность. /Тез. докл. и сообщений. — Душанбе: Дониш. 1990, с.79.

70. В. Л. Воронина, Н. Н. Негматов. Открытие Уструшаны // Сквозь века. — Вып. 2. — М.: Знание, 1988. — С. 95—97, рис. на с. 94—95.

71. С. Мамаджанова. Архитектурные памятники Уструшаны V1-X вв. (исследование и рекон­струкция). — Дисс… канд. архит. — М., 1982, табл.6, 13, 14, 15; и др.

72. Р. Мукимов. Преемственность традиций античного зодчества…, указ, соч., с. 90.

73. С. Р. Мукимова. Историко-архитектурные аспекты развития Мадраса в условиях исламско­го мира. — Дисс… канд. архит. — Душанбе. 2000, с. 88; Она же. Композиционная структура общественных сооружений Среднего Востока // Архитектура и градостроительство Тад­жикистана: традиции и современные проблемы. Сборник, науч, трудов. — Вып: 2. — Душанбе, 2001. — С. 27—30; Она же. Роль дворово-айванной композиции в становлении ар­хитектуры средневековой Центральной Азии // Вклад таджиков и персоязычных народов в мировую цивилизацию. Материалы междун. Симпозиума, 8 сентября 2002 г., г. Душан­бе. — Душанбе, 2002. — С. 344—347; и др.

74. Б.А.Литвинский, Т.И.Зеймаль. Аджинатепа. — М.: Искусство, 1971, с. 50—56; Е. Херцфельд. Дамаск: исследование в архитектуре. — Часть 2: Искусство ислама. — Т. X. -Лондон, 1943, на англ, яз.; А. Годар. Искусство Ирана. — Париж, 1962, на франц, яз.; Г.А.Пугаченкова. Пути развития архитектуры Южного Туркменистана поры рабовладения и феодализма // Труды ЮТАКЭ. — Т. 6. — М. — 1958, с. 341; С. Г. Хмельницкий. Роль народной жилой архи­тектуры в развитии монументального зодчества Средней Азии эпохи феодализма. — Авто- реф. дисс… канд. искусств. — М., 1963, с. 12—15; и др.

75. Сетон Ллойд. Археология Месопотамии. /Перев. с англ. — М., 1984, с. 178—180; Д. Ч. Садаев. История древней Ассирии. — М., 1979, с. 106—115; МИА, в 12-ти томах, т. 1, указ, соч., с. 200, рис. на с. 208. рис. 20; и др.

76. ВИА, в 12-ти томах, т. I, указ, соч., с. 337—341, рис. 44—46, 48.

77. ВИА, в 12-ти томах, т. 8. — М.: Сгройиздат, 1969, с. 26, 30, 32, 33, 35.

78. В. А. Нильсен. Архитектура Средней Азии V — VIII вв. — Ташкент: Фан, 1966, с. 19;

Н. Н. Негматов, С. Г. Хмельницкий. Средневековый Шахристан. -Душанбе: Допит, 1966, табл. II, III; ВИА, в 12-ти томах, т. 8, с. 191, рис. 12, 13.

79. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 226, рис. 6.

80. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 228, рис. 8.

81. ВИА, в 12-ти томах, т.. 8, указ, соч., с. 225, рис. 5.

82. Термез. Шахрисябз. Хива. Художественные памятники I — XIX вв. — М., 1976, с. 62—69.

83. С. Хмельницкий. Между арабами и тюрками. Архитектура Средней Азии IX — X вв. — Берлин-Рига, 1992, с. 177.

84. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 345—346.

85. А. К. Мирбабаев, Р. С. Мукимов, С. Р. Мукимова. Мадраса Мавераннахра и Хорасана. — Ду­шанбе, 1998, с. 57—68; А. Мирбабаев, С. Мукимова. К. Усманов. Средневековая городская культура Центральной Азии. — Душанбе, 2001, с. 22—43.

86. А. М. Белепицкий. Древний Пенджикент //СА. — 1959. — М. — №1, с. 195.

87. Н. Н. Негматов. Государство Саманидов (Маверанахр и Хорасан в IX — X вв.). -Душанбе: Дониш, 1977, с. 107—116; Р. Мукимов. С. Мамаджанова. Зодчество Таджикистана, указ, соч., с. 49—51.

88. А. И. Исаков. Цитадель древнего Пенджикента. -Душанбе: Дониш, 1977, с. 42.

89. В. Л. Воронина, Н.Н.Негматов. Открытие Уструшаны, указ, соч., с. 50—71.

90. Р. З. Авзалов. Из арсенала Бунджиката //Коммунист Таджикистана. — 1980. — 22 ноября.

91. Р. Мукимов, С. Мамаджанова. Зодчество Таджикистана, указ, соч., рис. нас. 41.

92. В. Л. Воронина, Н.Н.Негматов. Открытие Уструшаны, указ, соч., с. 50—71.

93. В. А. Нильсен. Архитектура Средней Азии V — VIII вв., указ, соч., рис. 18.

94. А. И. Исаков. Цитадель древнего Пенджикента. — Душанбе: Дониш, 1977, с. 119, 120, рис. 31,32: Он же. Древний Пенджикент. -Душанбе.: Ирфон, 1982, рис. 31.

95. В. Соловьев. Древняя столица Вахшской долины //Мероси ниёгон, — 1992-Душанбе.- Вып.

— — С.25—27,рис.

96. В. А. Нильсен. Архитектура Средней Азии V — VIII вв., указ, соч., с. 183; С.П.Толсгов. Древний Хорезм. Опыт историко-археологического исследования. — М., 1948, с. 151; Н. Н. Негматов, У. П. Пулатов, С. Г. Хмельницкий. Уртакурган и Тирмизактепа. — Душанбе: Дониш, 1973; Е. А. Давидович. В Исфаре // Археологи рассказывают. — Сталинабад: Тад- жикгосиздат, 1959. — С 129—144, рис.; и др.

97. Древняя Бактрия // Материалы Советско-Афганской экспедиции 1964—1973 гг. — М.: Нау­ка, 1976.

98. Л. И. Альбаум. Балалыктепа. — Ташкент: Фан, 1960; В. А. Нильсен. Архитектура Средней Азии V — VI1I вв., указ, соч., с. 154—153.

99. Н. Н. Негматов и др. Уртакурган и Тирмизактепа, указ, соч., с. 37; С.М.Мамаджанова. Ис­тория национального зодчества. -Душанбе: Мерос, 1993, с. 71—72, рис. 87.

100. У. П. Пулатов. Чильхуджра. — Душанбе: Дониш, 1973. — 194с. ил.; С. Мамаджанова. Неко­торые вопросы архитектуры раннесредневекового замка Чильхуджра // АСУ. — 1985. — Ташкент. — №5. — С. 35—38; Она же. Вопросы реконструкции архитектурных памятников Уструшаны (па примере замка Чильхуджра) // МКТ. — 1987. -Душанбе. — Вып. 4. — С. 284- 302; и др.

101. Г. А. Пугаченкова, Э.В.Ртвеладзе. Северная Бактрия-Тохаристан, указ, соч., с. 156.

102. И. А. Ахраров, Л. И. Ремпель. Резной штук Афрасиаба. -Ташкент: Фан, 1983. — 158 с.; С. Рахматуллаева. Дворцовая архитектура эпохи Саманидов // Мероси ниёгон. — 1999. — Душанбе. — Вып. 4. — С. 91—101.

103. Скульптура и живопись древнего Пенджикента. — М.: АН СССР, 1959. -180 с, табл.

104. Н. Н. Негматов. Шедевры и загадки Шахристана //Наука и жизнь. -1967. — М. — №11, с. — 36; Он же. Поэма в дереве // Наука и жичнь. — 1970. — М. — №4. — С. 54—55; Он же. Эмблема Рима в живописи Усгрушаны и древневосточная мифологическая традиция // Изв. АН Тадж. ССР. ООН. — 1974. — №1 (75). — С. 3—10; и др.

105. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 17.

106. Хамед Халид Мухаммед Забен. Арабско-Исламская дворцовая архитектура //Приложение к журналу «Наука и новые технологии». — Бишкек: Технология, 2000, с. 3.

107. Генри Стерн. Искусство Ислама. — Лондон, 1936, на англ. яз.

108. Хамед Халид Мухаммед Забен. Арабо-Исламская дворцовая архитектура, указ, соч., с. 4.

109. Афиф Бхенси. Арабо-Исламское искусство // Архитектура. Этап возникновения. — Дамаск, 1983, на араб. яз.

110. Афиф Бхенси. Арабо-Исламское искусство, указ. соч.

111. Фарид Махмуд Шафий. Арабо-Мусульманская архитектура: ее прошлое, настоящее и будущее. — Эр-Рияд: Изд. Мусульманского архитектурного университета Саудовской Аравии, 1982, на араб. яз.

112. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 25, рис.4.

113. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 27, рис. 6.

114. Хамед Халид Мухаммед Забен. Архитектура дворцов исламскою мира (на примере стран Ближнего Востока) — Автореф. дисс… канд. архит. — Бишкек, 2000, с. 12—13.

115. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 27, рис. 7.

116. Л. Кресвелл. Ранняя мусульманская архитектура. — Оксфорд, 1932, на англ. яз.

117. ВИА, в 12-ти томах, т. 8, указ, соч., с. 31.

118. ВИА, в 12-ти томах, т. 8. указ, соч., с. 32, рис. 10.

119. Ф. М. Шафий. Арабо-мусульманская архитектура…, указ, соч., с. 30.

120. Аль Бинаи. Центры-комплексы-здания. — Дубай: Изд. Ун-та в ОАЭ, 1993, на араб. яз.

121. Аль Дор аль Г. Саккания. Жилые здания. — Эр-Рияд: Изд. Ун-та Саудовской Аравии, 1995, на араб. яз..

122. В. Л. Воронина. Архитектура Афганистана // ВИА, в 12-ти томах. — Т. 8. — М.: Стройиздат,1 969, с. 356,

123. Н. Н. Негматов. Государство Саманидов, указ, соч., с. 88—127.

124. Г. А. Пугаченкова. Шедевры Средней Азии. — Ташкент: Изд. Литер, и искусства, 1986, с. 13.

125. Э. Гулямова. Хульбук — столица Хутталя. -Душанбе: Ирфон, 1969, с. 42—44.

126. Э. Гулямова. У ворот столицы Хутталя // Мероси ниёгон. — 1992. -Душанбе. — Вып. 1. — С.94—95, рис.

127. Э. Гулямова. Дом богатого горожанина IX — XI вв. и его ганчевый декор // Информацион­ный бюллетень МАИКЦА. — Вып. 17. — М.: Наука, 1990. — С. 61—112, рис. 1—8.

128. ИА. Ахраров, Л. И. Ремнель. Резной штук Афрасиаба. -Ташкент: Фан. 1983. — С. 30—31.

129. И. А. Ахраров, Л. И. Ремпель. Резной штук Афрасиаба, указ, соч., с. 42—48.

130. С. Рахматуллаева. Дворцовая архитектура эпохи Саманидов // Мероси ниёгон. — 1999. — Душанбе. — Вып. 4, с. 93.

131. С. Рахматуллаева. Дворцовая архитектура…, указ, соч., с. 93—94.

132. Г. А. Пугаченкова. Термез. Шахрисябз. Хива, указ, соч., с. 23—30.

133. З. А. Аршавская, Э. В. Ртвеладзе, З. А. Хакимов. Средневековые памятники Сурхандарьи. — Ташкент: Изд. литер, и искусства, 1982, с. 88—89; Б. Н. Засыпкин. Архитектура Средней Азии. — М.-Л.: АН СССР, 1928; А. М. Прибыткова. Здание Кырк-Кыз как образец строи­тельной техники IX в. //АН. — 1961. -М. — Вып. 13. — С. 169—180; и др.

134. Н. Н. Негматов. Исследования в Северном Таджикистане в 1970 г. // APT. — Вып. X (1970 год). — М.: Наука, 1973, с. 79; С. Г. Хмельницкий. Обидаи Чильдухтарон // Мероси ниёгон. — 1995. -Душанбе. — Вып. 2. — С. 68—69, рис.

135. С. М. Мамаджанова. Архитектурные памятники Уструшаны VI — X вв., указ, соч., табл. 11, рис. А, Б.

136. Р. С. Мукимов. Своеобразие архитектуры традиционного таджикского жилища в горных селениях Верхнего Зеравшана // СЭ. — 1979. — М. — №3, с. 108.

137. Памятники искусства Советского Союза. Средняя Азия. Справочник-путеводитель. -М.: Искусство. 1983, с. 26, рис. 152.

138. Г. А. Пугаченкова. Термез. Шахрисябз. Хива, указ, соч., с. 28—30, рис. 8—13.

139. А. М. Прибыткова. Архитектура сельджукского периода в Туркмении. — Автореф. дисс… канд. архит. — М., 1951.

140. Памятники искусства Советского Союза, указ, соч., с. 33.

141. Де-Клавихо Рюи Гонзалес. Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1403- 1406 гг. /Перев. И.И.Срсзневского. — СПб., 1881.

142. Л. Ртвеладзе, Э. Ртвеладзе. Мусуль­манские святыни Узбекистана. — Ташкент: Гл. ред. Энциклопедий, 1996, с. 78.

143. Г. А. Пугаченкова. Термез. Шахрисябз. Хива, указ, соч., с.65—69.

144. Г. А. Пугаченкова. Зодчество Центральной Азии. XV век. -Ташкент: изд. литературы и искусства. 1976, с.43.

145. Бабур-Наме. Записки Бабура. /Перев. М. Салье. Изд. 2-е. — Таш­кент: Гл. ред. Энциклопедий, 1993, с. 31.

146. Е. А. Давидович, Б. А. Литвинский. Археологический очерк Иефаринского района // Тр. ИИАЭ. — Т. 35. — Сталинабад: АН Тадж. ССР, 1955. — С. 70—137.

147. Г. А. Пугаченкова. Восточная миниатюра как источник по истории архитектуры XV — XVI вв. // АНУ — 1960. — Ташкент. — С. 111—161; О. И. Галеркина. Среднеазиатско-индийские связи в миниатюре XVI -начала XVIII вв. // Культура и искусство народов Средней Азии в древности и средневековье. — М.: Наука, 1979. — С. 105—112. С. Рахматуллаева. Средневе­ковое зодчество в миниатюрах Мавераннахра XV — XVII вв. — Душанбе: Дониш 1997. — 158 с. ил.; и др.

148. ВИА, в 12-ти томах, т. 8. указ, соч., с. 338, рис. 11,12.

149. И. М. Азимов. Памятники архитектуры Ферганской долины. -Ташкент: Узбекистан, 1986. 72 с., на узб. яз.

150. Л. И. Ремпель. Далекое и близкое. Бухарские записки. — Ташкент: Изд. литер, и искусства, 1982.

151. А. Мухтаров. История Ура-Тюбе. — М, 1998, с. 192—195; Он же. Курушкада-Истравшан- Уротеппа. -Душанбе, 2000, с. 23—30; и др.

152. Р. Мукимов, С. Мамаджанова. Кирополь-Истравшан-Ура-Тюбе. -Душанбе: Мерос, 1993, с. 47—48, рис. 41.

153. М. Зиновьев. Осада Ура-Тюбе и Джизака // Журнал «Русский вестник». — №3. -1868, с. 339.

154. С. Мукимова. Архитектура учебио-образовательных учреждений средневекового Ура-Тюбе-Истравшана // Материалы междун. Симпозиума «Роль Истравшана в истории циви­лизации народов Центральной Азии», 10—11 сентября 2002 г., г. Душанбе. — Душанбе: АН РТ, 2002. с. 131—132.

155. П. И. Пашино. Туркестанский край в 1866 году. Путевые заметки. -СПб, 1868.

156. Живописная Россия. Том. 10. Русская Средняя Азия. — СПб, 1885, рис. на сс. 163, 164. 165,431.

157. Н. Н. Негматов. Ходжент во второй половине XIX — начале XX вв. (вопросы реконструк­ции города, количество и этнический состав населения) ///Изв. АН Тадж. ССР. ООН. — 1967. — №1. — С.39—53, рис; С. Марофиев. Крепостные сооружения равнинной части Се­верного Таджикистана XVIII — XIX вв. (историко-археологический очерк). — Автореф. Дисс… канд. истор. наук. -Душанбе. 1967. — 27 с.

158. В. С. Соловьев. Археологические и архитектурные памятники Шахритусского и Кобади- анского районов. — Душанбе: Знание, 1980; М. А. Бубнова. Древние памятники ГБАО (За­падный Памир). — Душанбе: Дониш, 1998. — 162 с., ил.; Н. О. Турсунов. Сложение и пути развития городского и сельского населения Северного Таджикистана XIX — начала XX вв. Душанбе: Ирфон, 1976; В. Л. Воронина. Народная архитектура Северного Таджикистана. М.: Госстройиздат, 1959, с. 7—9; и др.

Глава Четвертая

Архитектура научных центров востока в древности и в средневековье

Высокий уровень культуры земледелия, строительство наземных и подземных иррига­ционных сооружений и дамб в Хорезме, Бактрии-Тохаристане, Парфии — Хорасане, Согде, низовьях Заравшана, Фергане, сложные монументальные сооружения, развитие ремесленно­го производства, потребность во внутренней и транзитной торговле обуславливали необхо­димость расширения научных знаний в области астрономии, математики, геометрии, разви­тия вычислительной и измерительной техники. К приходу арабов и исламизации народов Хорасана и Мавераннахра они обладали достаточно прочным запасом знаний по многим от­раслям точных наук1. Историк Денавари писал: «Народ, не владеющий навыками искусства орошения, рытья арыков и каналов, возведения преград на пути паводков и отвода их к без­водным землям, наращивания стока воды в нужное время года и не имеющий представления о вычете цикла Луны и измерении площади треугольника квадрата и многоугольника, не умеющий строить мосты, возводить понтоны, поддерживать исправными водяные колеса на реках, не знающий сложности счета, тот народ бессилен чего-либо добиться в наук»2.

В «Уложении Тимура» основу государства составляли двенадцать классов, где ученые входят в первый класс3. Об обширности научных знаний зодчих средних веков мы можем узнать в следующих стихотворных строчках Алишера Навои и Абдурахмана Джами:

«Он все основы зодчества постиг.

Он вещих звезд пророчества постиг,

Он изучил законы Птолемея.

Евклид смущался, спорить с ним не смел».

(Абдурахман Джами)

«Мудрец, который знанием богат,

На страже стал у следующих враг.

Перелистал он сотни древних книг,

Он тот, кто крепость шахскую воздвиг»4.

(Алишер Навои)

Вышесказанное позволяет утверждать, что наука в древности и средние века была на особом положении, и людям науки были созданы все условия в специальных зданиях науч­ного направления. Вот почему так важно для нас знания о научных учреждениях средних ве­ков, где люди листали книги, проводили исследования, занимались естественными науками, создавали «проекты» храмов, дворцов, инженерных сооружений и отражали в своих произ­ведениях уровень культуры своего народа, эстетические идеалы своей эпохи. И эти знания, как показывают современные исследования, оказываются полезными для современной науки и творчества.

Автор настоящей монографии поставила перед собой цель в данной главе попытаться раскрыть не только архитектуру зданий научно-просветительского назначения, но и понять творческий метод зодчих прошлого на историко-культурном фоне древнего и средневеково­го Востока. При этом она стремилась использовать как можно больше источников, представ­ляемых как средневековыми авторами, так современными учеными — археологами, архитек­торами, искусствоведами и другими. Среди последних можно выделить несколько имен, чей вклад в исследуемой нами проблеме неоспорим — это Н. Н. Негматов, А. М. Мухтаров, А. К. Мирбабаев, М. С. Булатов, Л. С. Бретаницкий, И. С. Николаев, П. Ш. Захидов и многие другие.

1. Научные центры Востока эпохи античности и средневековья. Когда мы говорим о научных центрах древнего и средневекового Востока, в первую очередь на память прихо­дят величайшие ученые, прославившие многие народы средневекового мира. К ним мы от­носим Мухаммада ибн-Муса ал-Хорезми, Абунасра Мухаммада ибн-Мухаммада ал-Фараби, Абуали Хусаина ибн-Абдаллаха ибн-Сина, Абурайхона Беруни, Мухаммада ал-Рази, Абува- фа Бузджани, Мухаммада Наршахи и многих других, которые в современной литературе именуются учеными-энциклопедистами. Каждому из этих ученых IX — XI вв. принадлежит выдающаяся роль в нескольких областях знаний. Так, ал-Хорезми, по словам ибн Надима, принадлежат самые выдающиеся результаты в области точных наук, он стоял у истоков формирования новой «арабоязычной» научной традиции, сложившейся в IX веке в результа­те творческого соединения достижений наук иранских народов, а также греческого, сирий­ского и собственно арабского.

Здесь необходимо отметить, особую роль ираноязычных народов, в том числе таджи­ков Мавераннахра и Хорасана в становлении названной новой цивилизации. Именно они со­ставляли ядро научных обществ «Ахвон ал-Сафа» в Басре, «Байт ул-Хикмат» в Багдаде, «Ихвон-ус-Сафа» в Бухаре и других городах на заре становления Халифата. Известный анг­лийский востоковед Э. Браун писал: «… если из того, что именуют «арабской» наукой уда­лить работы, написанные иранцами, самая её лучшая часть оказалась бы утерянною»5.

Научно-образовательные и культурные центры Востока6 начали складываться VI — V вв. до н. э. Например, такие центры формировались в Экбатане, Сорде, где группа ученых зани­малась составлением словарей, перепиской и комментированием Авесты7 и других письмен­ных памятников. В частности, в Авесте упоминается врач, который организовал школьный кружок и обучал детей медицине8. В Авесте назван и первый врач-целитель иранских наро­дов, которого звали Трита.

По преданиям, он знал все целебные растения, умел готовить все отвары, имел пред­ставление о различных методах лечения больных9. К слову сказать, местом хранения Авесты, написанная на коровьих шкурах, являлось специатьное сооружение Кааба Заратуштра, на­против горы Накши Рустам10, известное в архитектуре как здание гробницы времени Ахеменндского Ирана11.

Средоточием научных знаний были также библиотеки. Известна библиотека Дастнабишт в Персеполе, Ганчи Шепекон в Азербайджане, Экбатане и других городах Ахеменидского Ирана. Библиотека Дастнабишт была сожжена Александром Македонским, уцелели лишь глиняные таблички12.

После похода Александра Македонского в городах с преобладающим греческим насе­лением были открыты гимнасии и университеты (например, университет в Александрии в Египте, гимнасий в Вавилоне, Делосе, Айхануме и др.) 13.

Следующий этап развития высшей школы и научных центров связан с созданием Сасанидского государства, а также с распространением христианства и миссионерской деятельности сирийцев в Западном Иране. Ко двору сасанидских царей приглашались ученые и музыканты из Индии, городов Римской империи. Города Александрия, Антиохия, Хирон, Нисибин, Эдесса, Рев Ардашер, Ганди Шапур (Гундишапур), Селевкия-Ктесифон, Мерв, Хо­резм, Балх, Мараканда и другие издавна являлись крупными центрами эллинской и персо­таджикской культуры.

Греческая, сирийская и иранская наука распространилась в мусульманской среде ис­ключительно посредством университетов Александрии, Хирона, Нисибина, Ганди Шапура, а также дабиристанов — одного из известных форм высшей школы в Восточном Иране14. Эти университеты были не только центром учебы, но также и общественными научно­культурными центрами городов. Они в значительной мере задавали тон интеллектуальной жизни общества в целом. Коротко дадим некоторые сведения о наиболее крупных научных центрах городов Среднего и Ближнего Востока, ориентируясь на данных А.К.Мирбабаева15.

Александрийский университет был основан греками в IV в. до н.э. во времена правле­ния Птоломея Сотера (323—282 гг. до н.э.). Этот университет, расположенный на южном по­бережье Средиземного моря, был наследником распространителей греческой науки на Вос­токе. Здесь греческая наука, обогащенная более древней и развитой восточной наукой и культурой, достигла высшего расцвета: в нем обучались Эвклид, Клавдий Птоломей и другие комментаторы трудов Гиппократа, Платона, Аристотеля. Особенно велика была роль уни­верситетов в развитии медицины, философии, математики, других естественнонаучных дис­циплин. Со II в. до н.э. университет стат оплотом новоплатонианских учений. Александрий­ский университет располагал большой библиотекой, насчитывающей более 800 тыс. томов, обсерваторией, а также собственной клиникой16. После захвата Египта арабами 642 г. препо­даватели и ученики разъехались по разным странам. При Халиде ибн Сейд ибн Йазиде (720—724 гт.) отдельные труды ученых Александрийского университета были переведены с грече­ского на арабский язык. В основном многие преподаватели университета переехали в Анти­охию — город на восточном побережье Средиземного моря. В IX веке университет перено­сится из Антиохии в Хирон, известный своими богатыми научными традициями как столица Халифата при омейядском халифе Марвана (744—750 гг.). Именно с университетом Хирона была связана жизнь Фараби, где он преподавал с 908 по 941 гг.

Одним из центров высшей сирийской школы была «Академия Эдессы», известная в науке как «школа персов» (донишгохи эрони). Город Эдесса располагался на границе элли­нистического мира, в центре Междуречья, на месте античного княжества Осроена17. Свое название «школа персов» Одесская школа получила из-за иранцев, перешедших в христиан­ство и обучающихся здесь. Школа славилась своей библиотекой и архивом. Здесь работала целая плеяда переводчиков во главе руководителя школы Иве, которая переводила с грече­ского на сирийский язык философские труды Аристотеля. В 457 году, после смерти Ивы, школа была закрыта византийским императором Зеноном, а философы были изгнаны из это­го и других научных центров. Многие ученые перешли работать в Нисибинский университет Сасанидского Ирана, где была продолжена работа по распространению трудов древнегрече­ских философов, некоторые из которых были переведены на пехлеви, а в VIII веке — на араб­ский. Город Нисибин являлся крупным торгово-экономическим центром раннесредневеково­го Ирана в пограничной зоне с Византией.

Сирийские источники самыми лестными словами прославляют университет в Нисибине, называя его «матерью ученых», «матерью наук», «городом образованности» и т. п. Нисибин­ский университет сплотил вокруг себя политически и оппозиционно враждебных в Византии людей, и потому он поддерживался Сасанидскими царями. После ректора Нарсая, который увеличил число учеников университета до 800 человек18, его главой стал Авраам (ум. в 569 г.). При нем численность слушателей возросла до тысячи человек. Авраам дополнительно постро­ил 80 худжр, разделив их на три двора, возвел две бани: одну для учеников, другую — для го­рожан. Доходы от последней поступали в пользу больницы, существовавшей при университе­те. Учебное заведение было трехгодичным. Два семестра в году отделялись каникулами, кото­рые ученики использовали для заработка. В программу занятий наряду с толкованием Свя­щенного Писания включались также светские предметы: грамматика, риторика и философия. При университете был дом писцов. Все учебные и научные работы руководил ректор, которо­го обычно называли «наш учитель». В VII — VIII вв. деятельность Нисибинского университета продолжалась, но в связи с арабским завоеванием и утратой экономической базы он пришел в упадок, а его ученые перешли в Багдад -новый центр арабской культуры.