Альманах «На Святой Земле»

Альманах «На Святой Земле» издается на общественных началах группой творческой интеллигенции Израиля и Палестины.

Публикуемые материалы не обязательно отражают точку зрения редакции.

Редакционный совет:

Исраэль Адам Шамир, Ирис Зимбицка, Влад Ривлин, Слава Ильяев, Артём Кирпичёнок, Йоэль Матвеев

Оглавление

Предисловие 3

Беседы

Интервью с Исраэлем Адамом Шамиром (Влад Ривлин) 5

Проза

И были они смуглы и рыжеволосы (Артём Кирпичёнок) 16

Брат мой Иуда (Игорь Масленков) 19

Литературная критика

Суровая правда войны Иона Дегена (Владимир Бондаренко) 28

Публицистика

Израильские мифы (Михаил Ошеров) 41

История и жизнь

Имя Розы (Йоэль Матвеев) 59

Этот мир придуман не нами (Йоэль Матвеев) 62

Почти по Шолом-Алейхему (Влад Ривлин) 69

Песни Палестины: о палестинском фольклоре (Влад Ривлин) 74

Записки иностранки, часть 3. Карак (Ирис Зимбицка) 81

Газетные статьи и книги об Израиле (Борис Дубсон) 87

Художники Палестины и Израиля

Мазен Дюфиш 100

Навахель Машарка 106

Александра Ильяева 124

Вячеслав Ильяев 133

Предисловие
Выход в свет третьего выпуска нашего альманаха позволяет подвести определённые итоги

Во-первых, наш творческий проект успешно развивается. Во-вторых, нам удалось объединить не только творческих людей разных конфессий и национальностей, но и, что не менее важно, собрать наиболее талантливых поэтов, писателей, художников и публицистов Израиля и Палестины. Читатели легко смогут в этом убедиться, читая произведения Исраэля Адама Шамира, Артёма Кирпичёнка, Йоэля Матвеева, Ирис Зимбицкой, Михаила Ошерова, израильских и палестинских художников.

Впереди, как всегда, очень много работы и это не может не радовать. Нам предстоит развивать творческое сотрудничество с палестинцами и, надеюсь, что в следующих выпусках нам удастся представить гораздо полнее творчество именно деятелей культуры из Палестины.

С гордостью можно констатировать, что по содержанию, по качеству, наш альманах — это лучшее из литературно-публицистических изданий, выходивших в Израиле или на израильскую тему на русском языке. Главным критерием при отборе материалов для нашего альманаха всегда является прежде всего художественная ценность произведений. При этом наша цель — сблизить людей разных национальностей и конфессий через творчество во всём его многообразии. Насколько удалось нам достичь или хотя бы приблизиться к поставленной цели — судить, конечно, читателям.

В следующем выпуске альманаха, в дополнение к картинам, красноречивым не меньше слов, мы планируем опубликовать интервью с нашими художниками.

Беседы

Исраэль Адам Шамир

Этот выпуск мы открываем интервью с выдающимся израильско-российским писателем, публицистом и переводчиком Исраэлем Адамом Шамиром, человеком, опередившим наше с вами время.

От редакции альманаха вопросы писателю задавал Влад Ривлин.

Редакция

― Вы уехали в Израиль по сионистским убеждениям, служили в элитных частях израильской армии. Как и когда начался перелом, если можно так выразиться, в Вашем мировоззрении? Что послужило толчком?

Шамир

― Перелома, может быть, и не было. Моя любовь к палестинцам началась еще до моего приезда в Израиль. Если искать начало, возможно, это была встреча с палестинскими студентами на борту лайнера Сочи-Ялта в 1968 году. (все даты, цифры и места тут и далее — примерные).

Мне было 20 лет, я был молодым студентом, диссидентом, революционером, я дружил с Даниэлем и Якиром, размножал самиздат и увлекался сионизмом заодно. Лето я проводил в приятных путешествиях — из Ялты потом поплыл в Одессу, где собирался сионистский летний лагерь на Лимане.

А до этого, на борту корабля я разговорился с несколькими симпатичными палестинскими ребятами, они учились в Москве, хорошо говорили по-русски, светловолосые и светлолицые ребята, что нередко для палестинцев и сирийцев. Я им сказал, что я собираюсь в Израиль. Они мне сказали (по-моему, одного из них звали Таха), что они тоже хотели бы, но их не пускают, им не разрешают вернуться.

Я, правда, не знал, что палестинские беженцы хотят вернуться. Не отвоевать, а просто вернуться домой. Для меня это был большой шок. И я помню, что я ответил — это неправильно! Я буду требовать, чтобы вас пустили обратно! Для меня, юного борца за права человека, поклонника Сахарова и антисоветчика, такое положение дел казалось неприемлемым — как это можно не пускать человека обратно на Родину?

Потом, уже в Израиле, я попал в ульпан в Назарете, то есть оказался среди палестинцев. На вторую неделю в стране моя хайфская кузина пригласила меня на палестинскую свадьбу — было очень интересно.

Потом я пошел в армию, а по выходным — когда отпускали, обычно раз в две недели — я ехал в Иерусалим.

Западный Иерусалим закрыт по субботам, поэтому я и субботы проводил в восточном городе. По вечерам сидел в «American Colony», в те времена — самое чудесное место в сонном Иерусалиме. Когда я женился, мы жили сначала в арабском доме в Иерусалиме, потом — в арабском доме в Яффе, в палестинском окружении.

В свободное время я бродил по Западному берегу, иногда — пешком, иногда — верхом на ослике, бывал во многих дальних палестинских селах. Мне палестинцы нравились, да и нравятся по сей день. Очень приятный, гостеприимный, умный народ. Мне и ландшафт их нравится, и дома, и кухня.

Особой радикальности у меня не было, да и сейчас нет — как в юности, так и сейчас я верю в равенство граждан перед законом. Идея «титульной нации» мне не близка, и уж точно не в израильском случае.

До 1991 года не было границ между Западным берегом и старым Израилем, и так уж я привык воспринимать нашу страну — от реки до моря. И палестинцы были мне ничуть не более чужими, чем марокканские евреи, которые в те времена нас, выходцев из России, терпеть не могли.

Я писал об этом: «Я родился, как и ты, мой читатель, в холодной стране ржи, картошки и молока, и нет у меня удела в стране маслин, смоквы и винограда. Молодым парашютистом я бегал по закрытой со всех сторон долине Мардж-Саннур, где белый туман лежит по утрам на земле новогодней оконной ватой, и за колючей проволокой военного лагеря видел крестьянина, боронившего сохой землю круг масличных деревьев.

Ах, как я завидовал ему, Дауду из Бет-Лахма, Элиасу из Хизмы, Ибрагиму из Абуда! Почему мне не было дано родиться в доме у источника, на склоне холма, но которому разбегаются козы, рядом с виноградником! Почему мне было суждено оказаться в городских гетто? Если б можно было перебежать — от поселений и городов, застывших в круговой обороне, к этим селам, славным маслинами и виноградом, — клянусь, я стал бы перебежчиком.»

Очень повлияла на меня и жизнь в Японии. До Японии я, как и многие еврейские дети и юноши, чуждался природы и ей не интересовался. Всё книги да книги да разговоры. Япония открыла передо мной новый мир — природа, источники, традиции.

И в Палестине я нашел природу, источники, традиции. Так что перемены в моем мироощущении были очень медленными, очень постепенными, а основные параметры остались неизменными.

Я как тогда, так и сейчас стою за равенство евреев и неевреев, за всеобщее избирательное право, за право на возвращение палестинских беженцев. Короче — за то, чтобы палестинцы и израильтяне жили мирно и дружно в одном едином государстве. В пересчете на русские реалии, я — как дворянин за отмену крепостного права в первой половине 19-го века.

Редакция:

― Если позволите, такой вопрос: как Вы пришли к Православию и почему именно Православие?

Шамир:

― Мой путь ко Христу тоже начался издалека. Я переводил Агнона, известного израильского писателя, и обнаружил у него мотивы, которые иначе как крипто-христианскими не назовешь. Я написал об этом пространный комментарий — его можно прочесть на моем сайте:

www.israelshamir.net/ru/agnon.htm

Издавался он и книгой несколько раз, последнее издание было довольно давно, в московском издательстве «Республика». Потом я часто думал о судьбе палестинского народа, страдавшего, как страдал Христос. Я писал об этом по-английски:

TAKE TWO

Easter greetings to you from Israel Shamir

Today is a beautiful day, a day of new hope and new promise. Two thousand years ago, the first joust of two spirits, the spirit of brotherhood of Man and the spirit of Master-Slave domination, was over. Jesus taught, love your neighbour as yourself, even if he is a traditional enemy of Jews, a Samaritan. That is why he was hated by the Jewish supremacists of his time. He said: you can not worship God and Mammon, the god of greed, you have to choose. That is why he was hated by supply-side economists and bankers of his day. They sentenced him to death and the Empire obliged and carried out the execution, in order to keep peace with these all-important forces. Our fathers did not dare to speak against their leaders. The spirit of domination scored a victory, but the spirit of brotherhood did not vanish.

I received the Easter message of Naim Ateek, a priest from Jerusalem. He writes, «Here in Palestine, Jesus is again walking the Via Dolorosa. It only takes people of insight to see the hundreds of thousands of crosses throughout the land, Palestinian men, women, and children being crucified. Palestine has become one huge Golgotha, the place of the skull’.

The Jewish supremacy forces and the greed worshippers united again to crucify Christ. The US, this New Rome, again gives hand and agrees to become the executioner. Now it is our turn to decide.

History gave us an incredible luxury, Take Two, as they say in the movie production. We can now repeat the mistake of our fathers and silently connive with the plans of our self-appointed leaders. We can correct this mistake now, and stop the crucifixion.

In the Jewish Passover narration we say, each one of us has to see oneself as if he personally was liberated from bondage. I say to you, each one of us has to see oneself as is he personally stands on Via Dolorosa, and decides, whether the execution will be carried out. If we keep our mouth shut, we deserve to be called «Christ killers’. If we stop it, we shall change history. The scarlet as blood sins of past will become white as snow.

Two thousand years ago, the spirit of brotherhood rose again, to give hope for the second joust. If he is defeated again, we all shall become forever slaves to our faceless masters. They will destroy the Mother Earth herself, turn her into waste lands of Mordor. They need this victory to bind us together by the dark forces of domination. Let us deny them, this time.

Share with me wine and bread of Palestine, my brothers and sisters, as the sign of new covenant of Brotherhood of Man, as an oath of our decision: this time, Christ will not die on the cross.

Русский перевод: ДУБЛЬ ДВА

Пасхальные поздравления от Израиля Шамира

Сегодня прекрасный день, день новых надежд и новых обещаний.

Две тысячи лет назад начался первый бой двух духов, духа братства людей и духа господства — хозяина и раба. Иисус учил, любите своего ближнего, как самого себя, даже если он традиционный враг евреев, самаритянин.

Вот почему его ненавидели еврейские супрематисты того времени.

Он сказал: «Вы не можете поклоняться Богу и Маммоне, богу жадности, вы должны выбирать. Вот почему Он был ненавидим дельцами и банкирами своего времени. Они приговорили его к смертной казни, и Империя была вынуждена выполнить этот приговор, чтобы сохранить мир с этими всемогущими силами.

Наши отцы не смели противоречить своим лидерам. Дух господства одержал победу, но дух братства не исчез.

Я получил послание от Наима Атека, священника из Иерусалима.

Он пишет: «Здесь, в Палестине, Иисус снова идет по Виа Долороза. Это касается людей по всей стране, распятых палестинских мужчин, женщин и детей. Палестина стала одной великой Голгофой, местом жертвоприношения.

Еврейские силы верховенства и поклонники жадности снова объединились, чтобы распять Христа.

США, этот Новый Рим, снова дают руку и соглашаются стать палачом. Теперь настала наша очередь решать.

История дала нам невероятную роскошь, вторую попытку, как говорится в кинопроизводстве. Теперь мы можем повторить ошибку наших отцов и тихо потворствовать нашим самозваным лидерам. Но мы можем исправить эту ошибку и прекратить распятие.

В повествовании еврейской Пасхи мы говорим, что каждый из нас должен увидеть себя как лично освобождённого от пут рабства. Я говорю вам, что каждый из нас должен как будто снова встать на пути Виа Долороза и решить, будет ли осуществлена казнь. Если мы будем держать язык за зубами, мы заслуживаем того, чтобы нас называли «убийцами Христа». Если мы остановим казнь, мы изменим историю. Алая, как кровь грехов, она станет белой, как снег.

Две тысячи лет назад дух братства поднялся, чтобы дать надежду на второй поединок. Если он снова будет побежден, мы станем вечными рабами наших безликих хозяев. Они сами разрушат Мать-Землю, превратят ее в пустынные земли Мордора. Им нужна эта победа, чтобы связать нас вместе под властью темных сил.

Давайте отринем эти тёмные силы. Разделите со мной вино и хлеб Палестины и, как знак Нового Завета Братства людей, как клятву нашего решения: на этот раз Христос не умрет на кресте.

За эти слова меня самого только что не распяли — но наехали так, что мало не показалось. Вот после этого меня и назвали антисемитом.

Затем я много водил христианских паломников по Иерусалиму и Святой Земле — а когда тысячу раз пройдешь по Крестному Пути, что-то запомнится.

Так шел этот процесс у меня понемногу — а ведь в самом начале я и в церковь-то войти опасался.

А потом в Великую Субботу было мне видение. Откровение, Эпифания. И тут я стал христианином, приобщился к Христу. И стал я думать — к Христу я пришел, надо придти в Церковь. В какую? Это было не очевидно, потому что в тот год совпали Пасха православных и Пасха латинян. И не мог я решить, в чью честь мне было дано это чудо.

Рассудил я так: местная церковь Палестины это православная Церковь Иерусалимская, с византийских времен. А католическая — она все же не местная. И я решил принять православие.

Обратился я к отцу Феодосию Аталле Ханне — тогда он еще был священником, а с тех пор стал архиепископом Севастийским, он меня выслушал и крестил в церкви св. Иакова брата Господа, она же церковь Сорока Мучеников Севастийских что дверь в дверь рядом с Храмом Воскресения, то есть Храмом Гроба Господня в Иерусалиме.

Большая была для меня радость!

Я писал об этом тогда:

I would like to share with you my elation: today, on Tuesday, 8 October 2002, 2 Heshvan, the day twice blessed by Lord, I was received into the Mother Church of the Holy Land, and became a Palestinian Christian.

The baptism was a happy, joyous and festive occasion, and it took place in the wonderful ancient cathedral of Mar Yakoub, the old see of St James, the brother of Lord and the first Bishop of Jerusalem. It is adjacent to the Golgotha and to the great Church of Resurrection, and it is the home church of local Arab-speaking Palestinian community.

I was baptized in the old deep octagonal Byzantine font so many saints and bishops of the Holy City were baptized in. My skin still feels the touch of olive oil and myrrh, soft, supple, fragrant. I was anointed before the full immersion, and the water in the font also felt like precious olive oil, this main substance of the Holy Land.

I was brought into the church by the Archimandrite Attalla Hanna, Father Theodosius, the highest-ranking native Palestinian priest of the Mother Church, who was released from his captivity. Instead of Israel, the father of Jews, I was given the name of Adam, the father of all men. It was midday when I stepped out into the atrium, feeling like a groom in his wedding day, and was met by the bells of the Holy Redeemer. It reminded me of this dream of Theodore Herzl, to bring the Jews into Church on midday with all bells a-ringing. The monks and parish folk blessed me «mabruk’ and indeed I feel myself much blessed to join my Palestinian brothers and sisters in their church.

I share my witness with you, and make it known to my brothers the Jews: there is no joy greater than to be in communion with God and with the people of the land. Now, I can repeat after John, «for the Law was given through Moses, grace and truth came through Jesus Christ’.

Русский перевод

Я хочу разделить с вами свою радость: сегодня, во вторник, 8 октября 2002 года 2 Хешвана я был крещён в Церкви Богородицы на Святой Земле и стал палестинским христианином.

Крещение было счастливым, радостным и праздничным событием, и это произошло в прекрасном старом кафедральном соборе Мар-Якуба, брата Господня Иакова и первого епископа Иерусалима. Собор соседствует с Голгофой и Церковью Воскресения, и является родиной арабоязычной палестинской общины.

Я был крещен в просторном восьмиугольном византийском храме, в котором крестилось много святых и епископов Священного города. Моя кожа все еще ощущает прикосновение оливкового масла и мирры, мягкой, эластичной, ароматной.

Я был помазан до полного погружения и вода ощущалась как оливковое масло, это главная субстанция Святой Земли. Меня крестил архимандрит Аттала Ханна, отец Феодосий, ставший самым высокопоставленным священником из числа уроженцев Палестины, который впоследствии покинул свой поста.

Вместо Израиля, отца евреев, мне дали имя Адама, отца всех людей.

Был полдень, когда я вышел в атриум, чувствуя себя женихом в день свадьбы и был встречен колоколами Святого Искупителя. Это напомнило мне мечту Теодора Герцля привести евреев в церковь в полдень под звон колоколов.

Монахи и прихожане благословили меня «мабрук» (благословен), и я действительно чувствовал, что благословен, присоединившись к моим палестинским братьям и сестрам в их церкви.

Я свидетельствую вам и сделаю это известным для моих братьев-евреев: нет большего наслаждения, чем быть в согласии с Господом и людьми на земле. Теперь я могу повторить за Иоанном Богословом: «Ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа»).

Со временем, когда я стал чаще бывать в России, оказалось, что я убил двух зайцев — оказался единоверцем не только палестинцам, но и русским. Но правду говоря, раньше я об этом не думал.

Редакция:

― Ваш выбор повлиял на отношения с близкими и друзьями?

Шамир:

― Да, конечно. Родная мать от меня отреклась, видеть не хочет. Мало кто остался со мной из старых друзей и знакомых. Но появились новые друзья-знакомые. И вера становится лучшей опорой со временем. Есть и палестинские друзья — так что я провожу немало времени в Вифлееме и других городах и весях за зеленой чертой. Да и с израильской стороны есть друзья — но заметно меньше.

Редакция:

― Самый простой вопрос: Вы не боитесь открыто высказывать свои взгляды в стране «единственной демократии»?

Шамир:

― Нет. Одно время побаивался, а потом подумал — двум смертям не бывать, одной не миновать, надо говорить и писать то, что думаю. Пока это угодно Богу, Он меня хранит, а когда решит, что мне пора — попрощаюсь и спокойно уйду.

Редакция:

― Как Вы расцениваете перспективы мира между Израилем и палестинцами в обозримом будущем?

Шамир:

― Я оптимист. Верю, что это произойдет, и быстрее, чем думают. Мнение народное переменчиво, я помню, как быстро изменилось положение в ЮАР. Они были сильнее всей Африки, но в какой-то момент решили — хватит апартеида, давайте жить вместе. Это же произойдет и в Израиле/Палестине.

Редакция:

― Расскажите, пожалуйста, о Вашем видении пути или бесконечного кровопролития в Палестине?

Шамир:

― Я сторонник One State, одного государства для всех жителей бывшей подмандатной Палестины. Я писал об этом:

Like many of my Israeli contemporaries, I did my time in the army. I remember the smell of cordite, jeep’s flight in the desert, the green sky of night vision, shrieks of shrapnel, Suez crossing, twin tents, fellowship of arms. As a young soldier in a crack unit, I was proud of my red boots and paratroops wings, I listened with a wistful heart to the stories of the brave deeds of Arik Sharon and Meir Har Zion. (Yes, it was before Sabra and Shatila). I am not ashamed to admit I cherish them together with the courage of Karame fighters and that daredevil Leila Khaled. Soldiers can understand other soldiers. Together we form Palestine.

The majority of Israelis disagree with the notion of separation, call it Hafrada in Hebrew or Apartheid in Afrikaans. The majority does not want the country to be partitioned again, and this idea failed. Nobody below the age of 40 in the country remembers the separate existence of «small Israel’. We have to go forward, not back. That is the way of normalization, not separation.

Whenever the beautiful green Palestine would be united, all her communities will bring their best achievements into the common cause of making this special land the best place on earth, as it should be. The Palestinians will contribute their art of growing olives and tending the springs, their peasant love of the land and unbroken spirit of Intifada. Our Israeli contribution won’t include Einstein’s theory or Wall street wizardry, as we do not understand it, but the military exploits worthy of Crusaders’ glory. In Palestine, we don’t need peace. We do not need separation, even on the best of terms. We need love and compassion, and life together. This solution ended Maori wars in New Zealand, it would work here as well. On the position of the prime minister, we do not need a de Gaulle. We need a de Klerk.

Русский перевод

Как и многие мои израильские современники, я служил в армии. Я помню запах кордита, полет джипа в пустыне, осколки шрапнели, форсирование Суэца, палатки, братьев по оружию. Будучи молодым солдатом в десантном подразделении, я гордился своими красными ботинками и формой десантника, с замиранием сердца слушал рассказы о смелых делах Арика Шарона и Меира Хар Сиона. Да, это было до Сабры и Шатилы.

Мне не стыдно признаться, что я лелею эти рассказы и воспоминания вместе с мужеством бойцов Карамэ и этой сорвиголовой Лейлой Халед. Солдаты могут понять других солдат. Вместе мы формируем Палестину. Большинство израильтян не согласны с идеей разделения, будь она названа Хафрадой на иврите или апартеидом на языке африкаанс. Большинство не хочет, чтобы страна была разделена, эта идея провалилась. Никто младше 40 лет в стране не помнит существование «маленького Израиля». Мы должны идти вперед, а не назад. Это путь нормализации, а не разделения.

Когда прекрасная зеленая Палестина будет объединена, все общины привнесут свои лучшие достижения в лучшее место на земле, как и должно быть. Палестинцы привнесут свою крестьянскую любовь и нерушимый дух Интифады, искусство выращивания маслин и уход за родниками.

Наш израильский вклад не будет включать теорию Эйнштейна или волшебство Уолл-стрит, поскольку мы этого не понимаем, но военные подвиги, достойные славы крестоносцев.

В Палестине нам не нужен так называемый «мир». Нам не нужно разделение, даже на лучших условиях. Нам нужна любовь, сострадание и жизнь вместе. Решение жить вместе привело к окончанию войн маори в Новой Зеландии, оно сработало бы и здесь. На позиции премьер-министра нам не нужен де Голль. Нам нужен де Клерк.

Редакция:

― И в заключение, Ваши творческие планы в обозримом будущем?

Шамир:

― Я продолжаю наблюдать за событиями, каждый месяц пишу по несколько статей и надеюсь на лучшее для Палестины и Мира.

Проза

Артём Кирпичёнок

Артем Кирпиченок (р.1975) В 1993—2003 годах учился в Иерусалимском университете, где защитил докторскую диссертацию. Автор монографии и ряда статей.

Историк и известный публицист. Постоянный автор альманаха «На Святой Земле». Член редакционного совета.

И были они смуглы и рыжеволосы

«И были они смуглые и золотоглазые»

Рей Бредбери

— Я поведу тебя в музей, — сказала Халилу сестра. — Сегодня день Накбы и Героизма.

В этот нежаркий майский день Халилу не хотелись идти ни в какой музей. В его планах значился гироскутер, море и возможно, если очень повезет, вечерняя прогулка с Захирой вдоль пардеса. Но отсутствие в музее в такой день, конечно, будет заметно. Учитель скажет об этом директору, директор — родителем, вообщем, надо было идти…

Музей Накбы в Маджале располагался в самом центре города, на проспекте Ясера Арафата, между театром и больницей, там, где магистраль устремлялась с холма к синеющему внизу Средиземному морю. Музей был невелик, и внешне напоминал типичную палестинскую деревню, устроенную на склоне холма. Постройки окружали оливы, а каждый дом был посвящен десятилетию борьбы палестинцев с израильским владычеством.

Вместе с одноклассниками Халил шел из дома в дом, от десятилетия к десятилетию, и слушал рассказ про историю своего народа, о приплывших из-за моря жестоких колонистах, которые больше века огнем и мечем пытались покорить и изгнать палестинцев. Голограммы транслировали портреты героев — Жоржа Хабаша, Лейлы Халед, Ахед Тамими, видеокадры с разгонами демонстраций и ковровыми бомбардировками. Но сегодня Халила интересовали не они. Его взгляд привлекали образы врага.

Израильтяне, кто они? Закованные с головы до ног в доспехи фигуры волокут арестованных подростков. На их головах шлемы с забралами, в которых отражаются лица жертв. Агенты спецслужб в балаклавах. Темные, зловещие силуэты на заднем плане. «Лица, где их лица?» — думал Халид. Не первый раз его интересовал этот вопрос. Когда-то он даже задал его наставнику, и тот улыбнувшись ответил, что задача музея показать, что палестинцы вели борьбу прежде всего против людоедских идей колониализма, расизма и империализма, в которых нет ничего человеческого. Конечно, когда он будет старше, он легко сможет найти в книгах и в Интернете все изображения, которые сочтет нужным увидеть. «Даже израильтян?» — Спросил Халид — «Даже израильтян» — улыбнулся наставник.

Мысль посмотреть на врагов не оставляла Халида и по возвращению домой. Он уже собирался развернуть планшет и войти в сеть, как снизу раздался призывный свист и мальчик вспомнил о своих обязательствах перед Захирой. «Картинки никуда не убегут. Я посмотрю их завтра. Или послезавтра. Или зимой, когда пойдут дожди, и я буду сидеть дома. Иншалла». Захлопнув планшет Халид выскочил за дверь, и кубарем скатившись по лестнице, побежал на улицу к подружке.

…Несколько лет назад, забравшись в шкаф в спальне родителей, Халид нашел коробку с бумагами на незнакомом языке. Наверное, если бы Халид знал русский, он бы смог прочитать приглашение семье Поляковых приехать на постоянное место жительства в Государство Израиль, удостоверение к медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и переписку Сары Соломоновны Цинклер из Ленинграда с уехавшими в Ашкелон внуками. Но Халид не знал этого языка и просто сложил бумаги обратно в коробку, закрыл ее и убрал подальше в шкаф.

Игорь Витальевич Масленков

О себе. Выпускник исторического факультета Харьковского Государственного университета. Работаю на стыке жанров — истории, мистики, фантастики, фэнтези. Автор четырех фантастических романов, десятка рассказов и нескольких научных работ по археологии.

Брат мой, Иуда

Последняя беседа Иуды Симонова с Иисусом из Назарета. Альтернативно-исторические измышлизмы.

Жизнь прожита, дорога пройдена.

Одинокого странника охватило дурное предчувствие. Сердце трепетало, ноги ослабли, страх объял душу. «Господи, Господи…», — шептал он, едва шевеля обветренными губами.

Босоногий мальчишка скрылся во тьме дома.

Старик остановился.

Скрюченные хворями пальцы коснулись рваной каменной кладки. Стены дышали полуденным зноем. Город погрузился в липкую дремоту. Люди прятались от гнева небесного светила по дальним углам. Южный ветер — вестник смерти, витал всюду, властвовал над миром.

Пришелец огляделся. Ничто не радовало утомленный взор. Все вокруг, включая изувеченную временем смоковницу, сиротливо ютившуюся в тесном дворике, источало усталость и печаль. Рябая колченогая собачонка несколько раз хрипло тявкнула, но тут же успокоилась, лениво подошла к гостю, обнюхала его, завиляла облезлым хвостом.

— Отче, отче…, — любопытные детские глазенки блеснули в дверном проеме.

Путник колебался, мучаясь сомнениями. Много дней он провел на дорогах иудейских, самарянских и галилейских. Стерлись подошвы сандалий, сума опустела. Настал час, которого он ждал и боялся. Что-то нашло на Иуду, предательски кольнуло в груди. Захотелось бросить посох в пыль, схорониться в пещере, пропасть в объятиях каменного утеса. В полдень солнце зашло в утомленной душе. Свет дня обратился в ночь. Силы ушли прочь, оставили его, как воды речные древнее русло в летнее время.

Старик застонал, сделал шаг, другой и, превозмогая себя, переступил порог, погрузился в душную тьму.

— Мир дому сему, — прокряхтел сын Симонов.

— Мир тебе, отче.

Усталые глаза не сразу разглядели хозяйку ветхой лачуги. Бесплотным призраком парил ее силуэт в полумраке. Старцу иерихонскому на мгновение показалось, что выцветшая латаная накидка женщины излучает ангельский свет. Неведомая сила едва не вырвала вопль из груди Иуды. Но он сдержал себя, не вскрикнул, не упал ниц.

Мальчик обнял мать и внимательно, с опаской разглядывал старца. Нечесаная борода, грязный хитон, длинные растрепанные волосы испугали маленького Луку.

— Не ты ли Анна, вдова каменщика Елеазара? — уже спокойно произнес гость.

— Я, отче.

— Не ты ли посылала за мной в Иерихон Иакова, сына Закхея?

— Да, отче.

— Так веди меня скорее к тому, ради которого я пренебрег покоем и уединением.

— Он здесь, в соседней комнате, — Анна взяла гостя за руку и подвела к проему, занавешенному куском шерстяной ткани.

Сердце старика яростно забилось, разгоняя по жилам стылую кровь. Тошнотворный запах человеческого пота мешался с благоуханием лавра и мирта. Сквозь решетку единственного окна едва пробивался дневной свет, тускло освещая тесную комнатушку. Всюду на стенах висели пучки сушеных трав. В дальнем углу на соломе под козьей шкурой лежал человек. Рыжая с проседью борода его топорщилась, словно царский обелиск земли египетской. Уста иссохли, как дальний колодец в месяц Ав. Волосы слиплись. Лицо избороздили глубокие морщины, щеки впали. Полуоткрытый рот чернел бездонным провалом.

— Раввуни! Ты ли это? — старик бросился к больному, упал на колени, обнял изможденное недугами тело. Заливаясь слезами, он целовал лицо и бороду немощного и радостно твердил: «Учитель, Учитель».

— Ты…, — простонал умирающий и улыбка, полная добра и света, прочь отогнала смерть.